Сознание и творческий акт

Оглавление

В. П. Зинченко. Сознание и творческий акт

От автора

Предисловие

Часть I. СОЗНАНИЕ

Глава 1. СОЗНАНИЕ КАК ПРЕДМЕТ, ДЕЛО И ЗАДАЧА ПСИХОЛОГИИ

§ 1. Сфера сознания

§ 2. Онтологический аспект проблемы сознания

§ 3. Эволюция категории бессознательного в контексте анализа творчества[1]

Глава 2. ОТ ПОТОКА К СТРУКТУРЕ СОЗНАНИЯ

§ 1. Методологические замечания

§ 2. Редукция – бич сознания

§ 3. Общая характеристика сознания

§ 4. Диалогизм и культурно-историческая природа сознания

§ 5. Бытийность (со-бытийность) сознания

§ 6. Смысловые черты сознания

§ 7. Полифония сознания

§ 8. Смысловой персонализм М. М. Бахтина

§ 9. Полифоническое мышление

§ 10. От потока к активному покою

§ 11. От ткани сознания к духовному организму

§ 12. Требования к описанию структуры сознания

Глава 3. ЖИВОЕ ВРЕМЯ (И ПРОСТРАНСТВО) В ТЕЧЕНИИ ФИЛОСОФСКО-ПОЭТИЧЕСКОЙ МЫСЛИ

Глава 4. ГЕНОМ ДУХОВНОГО РАЗВИТИЯ

Глава 5. ХРОНОТОПИЯ СОЗНАТЕЛЬНОЙ ЖИЗНИ[7]

§ 1. Понятие «хронотоп»

§ 2. Мамардашвили открывает Декарта психологам

§ 3. Опыт визуализации хронотопа

Глава 6. СТРУКТУРА СОЗНАНИЯ

§ 1. Глубина восприятия и понимания и уровни активности

§ 2. Еще раз о категории бессознательного

§ 3. Хронотопическая структура сознания: слои и их образующие

§ 4. О духовном слое сознания

§ 5. Структура сознания в целом

Глава 7. ЧЕЛОВЕК И МИР КАК ТЕКСТ. ВАВИЛОНСКОЕ СТОЛПОТВОРЕНИЕ ЯЗЫКОВ

§ 1. Дар языков

§ 2. Мир – политекст. Взаимодействие языков

§ 3. Язык сильнее нас

§ 4. От языка к миру. Проблема предметности

§ 5. Взаимодействие языков

Глава 8. ПОРОЖДЕНИЕ И МЕТАМОРФОЗЫ СМЫСЛА: ОТ МЕТАФОРЫ К МЕТАФОРМЕ

Часть II. ТВОРЧЕСКИЙ АКТ

ВСТУПИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ. Сознание. Культура. Творчество

Глава 9. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ТВОРЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

Глава 10. МЫСЛЬ И СЛОВО: ПОДХОДЫ Л. С. ВЫГОТСКОГО И Г. Г. ШПЕТА

§ 1. Контур проблемы: что такое мысль?

§ 2. Слово как путь к истокам мысли (точка расхождения)

§ 3. Слово и мысль у Л. С. Выготского

§ 4. Слово и мысль у Г. Г. Шпета

§ 5. Слово без слова. проблема остается

Глава 11. МЫСЛЬ И ДЕЙСТВИЕ

§ 1. Испарение действий в умственных действиях

§ 2. Поиск действий в умственных действиях

Глава 12. В НАЧАЛЕ БЫЛО СЛОВО

§ 1. Слово – princip cognoscendi

§ 2. Гетерогенность внутренних форм слова, действия и образа

§ 3. Шепот прежде губ: ранние стадии культурного развития ребенка

§ 4. Некоторые следствия гетерогенеза языков описания реальности

Глава 13. ДООПЫТНАЯ ГОТОВНОСТЬ ОВЛАДЕНИЯ СЛОВОМ И ПРИОБЩЕНИЯ К КУЛЬТУРЕ

Глава 14. ВЫСКАЗЫВАНИЕ И МОЛЧАНИЕ

Глава 15. ГЕТЕРОГЕНЕЗ ТВОРЧЕСКОГО АКТА

§ 1. Возможно ли преодоление дихотомии «внешнего» и «внутреннего»?

§ 2. Метафора плавильного тигля

§ 3. Викарные действия с нереализуемыми вовне моторными программами

Глава 16. НЕПОСРЕДСТВЕННОСТЬ ИНТУИЦИИ И ОПОСРЕДОВАННОСТЬ ИНТЕЛЛЕКТА

§ 1. Интуиция и интеллект

§ 2. Нужно ли преодолевать постулат непосредственности?

Действительность творческого акта (Вместо заключения)

Литература

Отрывок из книги

Человеку и человечеству нужно бодрствующее сознание, а не только бодрствующий мозг. К сожалению, эта, казалось бы, очевидность требует доказательств, в том числе и напоминания о былых аргументах, к которым люди не прислушались. В книге «Возвращение из СССР», написанной Андре Жидом после визита в СССР в 1936 г., мы читаем: «И я не думаю, что в какой-нибудь другой стране, хотя бы и в гитлеровской Германии, сознание было бы так несвободно, было бы более угнетено, более запугано (терроризировано), более порабощено» [Жид 1990: 544]. Порабощение, начавшееся в 1917 г., было ужасным и не предвещало ничего хорошего, о чем писали И. Бунин, М. Горький, Ф. Степун и многие другие. Приведу свидетельство И. Эренбурга, относящееся к 1919 г.: «Большевики не преобразуют жизнь, даже не переворачивают ее вверх дном, они просто ее останавливают. Разложением, гниением они заражают всех и все. Разложили армии свои и чужие. (…) Разложили меньшевиков и эсеров, как только наивные “политики” стали беседовать с ними помимо тюрем и чрезвычаек. Разложили интеллигенцию, превратив ее в какое-то жуткое племя “советских служащих”. Кажется, запах гниения донесся, наконец, до изысканных аллей Версальского парка. Не капитализм или коммунизм, но “жизнь или смерть”. Пусть Европа выбирает» [Эренбург 1919]. Ее выбор, совершившийся далеко не сразу, известен, а мы все колеблемся, потому что у нас порабощение и опустошение сознания длилось еще долгие десятилетия.

Тем не менее нужно признать, что главные достижения в изучении сознания относятся к тем, советским, временам. А. М. Пятигорский как-то сказал, что советское время – это не сезон для мысли. С. С. Аверинцев назвал это время хронологической провинцией, а В. А. Подорога – тоталитарной паузой, выпадением из мирового времени. Однако мысли рождались, в том числе несезонные и далеко не провинциальные. Они приходили не сами собой, не как «божьи дети» (так описывал приход мыслей Гёте), а благодаря духовному усилию, мужественной воле к бытию, позволяющей их удерживать и развивать. Э. Ю. Соловьев в статье, посвященной М. К. Мамардашвили, пишет: «Напряженность этого удерживающего движения особенно высока, если общество, внутри которого пребывает “человек философствующий”, тяготеет к нравственно-волевому оскоплению, деперсонализации и “зомбированию” своих членов». Он же приводит и высказывание Мамардашвили, преподавшего многим урок усилия держания мысли: «Я теперь знаю, что у меня была в общем выгодная точка обзора, позволяющая увидеть те вещи, которые могут пройти мимо внимания европейца» [Соловьев 2009: 202]. Как говорится: не быть бы счастью, да несчастье помогло.

.....

Величие Фрейда состояло в том, что он трактовал бессознательное как вневременное и метапсихическое, и это во многом, на уровне метода и конкретной пластики анализируемых примеров, нейтрализовало его собственные натуралистические предрассудки ученого-позитивиста XIX века. Онтологизация бессознательного, превращение его в какой-то реально существующий глубокий слой психики, своего рода «ящик Пандоры» – гораздо более позднее явление, продукт вульгаризации психоанализа.

Таким же более поздним продуктом является, кстати, и вульгаризация теории установки Д. Н. Узнадзе, сделавшая ее почти неузнаваемой и уж заведомо с психоанализом несопоставимой, хотя именно (и только) в метапсихическом подходе к явлениям душевной жизни и есть между ними что-то общее (а не по выбору и содержанию психологических явлений, изучаемых в контексте этих теорий). Действительно, руководствуясь глубокими философскими побуждениями, Узнадзе интересовался прежде всего особой категорией явлений – актов адекватного поведения, не являющегося целесообразным приспособлением к ситуации (или к «среде») и не анализируемого в терминах целеполагания, выбора средств, рациональной организации их связи и т. п. К фактам достижения подобного рода адекватности он и прилагал аналитические понятия «целого», «установки», «личностного единства», «центральной модификации личности» и т. д., рассматривая их как проявления глубокого бытийного или онтологического, а не психологического уровня. Поэтому «установка» не могла быть для него психическим явлением или, тем более, проявлением «психически бессознательного». Психическим мог быть для него лишь материал, на котором экспериментально могли засекаться вторжения или «эмердженции» этого бытийного или онтологического уровня, и он считал (и в этом видел свое открытие), что нашел такие эмпирические, опытно наблюдаемые явления душевной жизни, на которых экспериментально контролируемым образом могут прослеживаться реальные результаты той деятельности, которая сама по себе вовсе не является психологической или психической. Он как бы по физике хотел «поймать» метафизику (в смысле ее вполне реальных последствий для человеческого существа и, прежде всего, для высших форм его поведения или высших психических функций).

.....