Оглавление
В. В. Сербиненко. Русская метафизика ХIХ–ХХ веков
Русская идея: метафизика, идеология, история (вместо предисловия)
I. Метафизическая проблематика в русской культуре ХIХ века
1.1. Шеллингианство и русский философский романтизм
1.2. Славянофильство: опыт метафизики истории и культуры
1.3. Российское западничество: от религиозной метафизики к «положительной философии» и материализму
1.4. Философия российского консерватизма: Н.Я. Данилевский, К.Н. Леонтьев
1.5. Русская литература и русская метафизика
1.6. Метафизическая традиция в духовно-академической философии[127]
II. B.C. Соловьев: проект новой метафизики
2.1. Мировоззрение, жизненный путь, философские принципы (общая характеристика)
2.2. Историко-философская преемственность: П.Д. Юркевич и B.C. Соловьев
III. Владимир Соловьев: Запад, Восток и Россия[194]
3.1. Судьба и творчество
3.2. Смысл истории
3.3. Взгляд в будущее
IV. Судьбы русской метафизики в ХХ веке
4.1. Религиозная метафизика в России: выбор пути
4.2. Возвращение к онтологии: В.Ф. Эрн. Философские воззрения П.И. Новгородцева и Е.Н. Трубецкого
4.3. Философия жизни В.В. Розанова
4.4. Философия свободы Н.А. Бердяева
4.5. Оправдание культуры: метафизический выбор Г. Федотова
4.6. Иррационализм: Л. Шестов против «действительной разумности»
4.7. Личностное бытие истории в метафизике всеединства Л.П. Карсавина
4.8. Личность в системе всеединства: персоналистическая антропология С.Л. Франка
4.9. Философская психология и религиозная антропология В.В. Зеньковского
4.10. Многообразие метафизических путей русской мысли в ХХ веке: С.Н. Булгаков, П.А. Флоренский, Н.О. Лосский, Б.П. Вышеславцев, И.А. Ильин, Г.В. Флоровский, А.Ф. Лосев (обзор)[617]
V. Об историческом опыте и проблемах русской метафизики
5.1. В предчувствии современности (из истории русской мысли)
5.2. «Космизм» и проекты человеческого бытия в русской метафизике
5.3. О религиозно-метафизических мотивах в российском кантианстве: С. Гессен и ВЛ. Соловьев
5.4. Философская модель университетского образования С. Гессена
5.5 Столичные вехи российской истории: Киев – Москва – Петербург (из русской историософии XIX–XX веков)
5.6. А.И. Абрамов о традиции платонизма в истории русской философии
5.7. О русской идее и перспективах демократии в России[674]
Отрывок из книги
История идей не знает никакой строгой и тем более абсолютной границы, разделяющей метафизику и идеологию. Самые сложные метафизические системы нередко подвергались идеологической интерпретации. Так, например, гегелевская философия, несмотря на всю свою, казалось бы, принципиальную непереводимость на упрощенный язык идеологии, тем не менее с легкостью необычайной воспринималась многими радикалами и консерваторами (на Западе и в России) как основание собственных идеологических увлечений. Необходимо подчеркнуть, что в данном случае термины «философия» и «метафизика» используются как синонимические. Только в XIX веке в русле позитивизма, а затем марксизма термин «метафизика» приобрел негативный смысл, будучи противопоставленным в первом случае «научной», а во втором – «диалектической» философии. Но историк философии, даже если он разделяет подобные оценки, не может игнорировать тот факт, что со времен Андроника Родосского (I в. до н. э.) традиционным вторым именем философии была метафизика. Идеологические метаморфозы, которые уже в ХХ столетии произошли со многими философскими учениями (ницшеанством, марксизмом и др.), казалось бы, однозначно свидетельствуют о том, что никаких гарантий от идеологизации философия-метафизика не имеет.
И такого рода гарантий действительно нет: в качестве идеологических символов могут использоваться, в принципе, любые явления культуры, а отнюдь не только философские идеи. Примеров того, как произведения искусства (не обязательно словесного) начинают жить в идеологическом пространстве, можно привести сколько угодно. Однако так же как подлинное искусство никак не может раствориться в идеологии и утратить собственную сущность, так и настоящая метафизика принципиально не сводима к своему идеологическому «отражению». Последнее всегда есть искажение оригинала, его упрощенная схематизация. И это как раз тот случай, когда «простота хуже всякого воровства». Гегелевская «Феноменология духа», переведенная на язык идеологии, – это уже совершенно иной «текст». Философские учения Платона, Гегеля, Ницше, какие бы идеологические эксперименты над ними ни проводились, в своем собственно метафизическом содержании остаются там, где им и положено быть по статусу, – в «вечном» мире платонических идей. Даже марксизм, изначальная идеологическая ориентированность которого вряд ли может вызывать сомнение, не исчерпывает себя, скажем, в идеологии марксизма-ленинизма советского (или любого иного) образца. Так, например, содержащаяся в нем фундаментальная, едва ли не онтологическая критика любых форм идеологии, несмотря на все усилия, поддается идеологическому «переводу» лишь ценой явной и неизбежной вульгаризации.
.....
31 Григорьев А. Собр. соч. Вып. 9. М., 1916. С. 42.
Славянофильство – неотъемлемая часть русской общественной мысли и культуры XIX века. Постоянный и резкий критик славянофилов В.Г. Белинский писал: «Явление славянофильства есть факт, замечательный до известной степени, как протест против безусловной подражательности и как свидетельство потребности русского общества в самостоятельном развитии»[20]. Как общественно-политическое направление славянофильство вместе со своим постоянным оппонентом западничеством составило этап в формировании русского общественно-политического сознания, активно способствовало подготовке и проведению в жизнь реформы 1861 года. В то же время славянофильство – это не политическая партия или группа. Деятели славянофильского кружка не создали и не стремились создать ничего похожего на законченную политическую программу, а смысл их философских и социальных воззрений далеко не всегда может быть выражен понятиями политического либерализма или консерватизма.
.....
