Читать книгу Пекло. Катастрофа - Вадим Белотелов - Страница 1

Все события вымышлены, а совпадения случайны.

Ужасным станет день упавший:

Погибель всем несет огонь.

В пучине гневной дух восставший

Возьмет тебя, сожми ладонь:

В ней часть души, осколок веры,

Надежда жизни, просьба, страх,

А боль, как передатчик кары.

Ты понимаешь, это крах!

– За что? Ответ тебя пугает.

Ведь суть известна и изложена в веках,

Все человечество печально угасает

С ножом в руках, мир снова на курках.

Морали, принципы, устои – все забыто,

Мы деградируем и катимся на дно,

За это неизбежность. Все! Закрыто!

И с дикой мукой человечеству дано…

Недалекое и вполне возможное будущее…

Россия. Иркутск. Институт солнечно-земной физики.

В пустых и погруженных в мрачный полумрак коридорах института, гулко и от этого несколько зловеще, звучало эхо торопливых шагов. Заведующий лабораторией мониторинга солнечной активности торопливо шел по коридору и явно куда-то спешил. После двадцати лет работы в этом здании Жаров знал все помещения вдоль и поперек, поэтому слабое, дежурное освещение его нисколько не смущало. Озадаченно хмуря брови, Виктор Степанович не отрывал сосредоточенного взгляда от свежеполученного результата обработки данных.

Мелкие столбики цифр, несколько графиков и черно-белых диаграмм, а также какие-то сложносоставные формулы и вычисления. Эта малопонятная простому обывателю информация, как сильное магическое заклинание, полностью овладела разумом ученого и буквально погрузила его в себя. Мозг ученого уже полностью осознал масштаб надвигающейся катастрофы, но простая человеческая сущность активно сопротивлялась и не хотела принимать столь ужасающую действительность.

"Тяжело, больно и не хочется верить… Но совпадений слишком много, а факты, как известно вещь упрямая."

Мысли о правдивой и пугающей реалистичности полученной информации не давали покоя. Все остальное само собой бесследно испарилось, уходя на дальние, второстепенные планы. Так бывает, когда по-настоящему значительное и важное нарастающим тревожным набатом непрерывно стучит в голове и настойчиво требует выхода.

Вот и сейчас Жаров внезапно остановился в середине слабо освещенного коридора, словно в одну секунду забыл, зачем и куда шел. Неспешно осматриваясь, он понемногу пришел в себя и удивленно понял, что проскочил мимо своего кабинета. Еще через мгновение осознанность вернулась к нему, а так сильно беспокоящие мысли чуть отступили в сторону, давая возможность действовать. Виктор Степанович немного вернулся и резко шагнул в знакомый ему поворот. Проходя мимо внушающего уважение своим исполинским размером старого фикуса, ученый заметил тонкую полоску света из-под двери своего кабинета.

"Точно помню, что выключал", – с некой внутренней тревогой подумал Жаров.

Ему совсем не хотелось отвлекаться на ненужные сейчас разговоры или объяснения. Но в то же время мучительная ноша страшной информации давила с такой колоссальной силой, что ученому просто жизненно необходимо было с кем-то ею поделиться.

В кабинете, удобно устроившись в гостевом кресле и нервно потирая руки, его с нетерпением ждал Костя Василенко. Точнее, Константин Михайлович Василенко, свежеиспеченный доктор физико-математических наук, его заместитель, первостепенный помощник и главный соратник во всех научных начинаниях.

– Ты же к даме сердца ушел. Свидание не состоялось? – аккуратно прикрывая за собой дверь, с показным интересом спросил Жаров.

Всего полтора часа назад он бы развил эту тему до невиданных, недосягаемых простым людям высот. Колкая и жгучая, зачастую с признаками юмористического яда ирония считалась отличительной чертой Жарова. В этом он значительно преуспел, а по институту ходили разговоры, что без насмешек, язвительности и ироничного сарказма, разговаривать Жаров уже не умеет. Но нужно отдать ему должное, он никогда не шутил зло, не тыкал людям в больные места и вообще был хорошим человеком. отзывчивым и добрым, без задранного до небес самолюбия, неприятной для людей гордыни или высокомерия. Хотя именно сейчас, после полученной информации, Жарову было на самом-то деле абсолютно наплевать на несостоявшееся свидание холостого зама.

– Нормально все, мы встретились. Я ей объяснил, что моя работа очень важна для человечества и иногда требует безотлагательного, личного присутствия. Ты же меня знаешь, насколько убедительно и веско я могу иногда говорить, – кривовато улыбаясь, Василенко даже сжал ладони в небольшой импровизированный шар.

Он пытался неумело пошутить, но давалось ему это с явным трудом. Голос предательски дрожал от нервного возбуждения, а руки едва заметно подрагивали. Поддельная улыбка, лишь на несколько секунд возникшая на его тонких губах, также поспешно пропала, а лицо выражало настороженное ожидание. Василенко изрядно волновался, и скрыть это возбужденное беспокойство у него не получалось.

– Волнуешься? – с долей сочувствия спросил Виктор Степанович, всматриваясь взъерошенному заму в глубину его серых глаз.

– Очень, – честно признался тот, понимая, что скрывать свою естественную реакцию особого смысла нет. – А вы?

– Уже нет. Я получил данные…

Изо всей силы стараясь сдержаться и выглядеть максимально спокойно, Василенко до тупой боли в немеющих пальцах, сжал кулаки. С усилием загоняя в легкие воздух, он натужно разлепил побелевшие от мучительного напряжения губы.

– А мне. Скажите мне…

Не сводя угрюмого взгляда с потемневшего от времени скола на блестящем полу, Жаров некоторое время драматично молчал. Его руки в это время противоестественно двигались, пытаясь расстегнуть маленькую пуговицу на рубашке. Зажатый в кулаке лист бумаги изрядно мешал, а упорная пуговица явно не хотела так просто сдаваться. После третьей попытки Виктор Степанович тихо матюгнулся и энергично дернул рукой. С приглушенным щелчком очаг сопротивления был побежден, а виновница торжества отправилась по длинной баллистической траектории в свой последний и единственный полет. Как только ученый услышал звук падения маленького кусочка пластика на пол, в его голове будто что-то переключилось и аномальный ступор прошел. С облегчением освобождая легкие, Жаров шумно выдохнул и без дальнейшего промедления передал зловещий лист бумаги коллеге.

Без ненужных слов Василенко порывисто отвернулся к стене и с нездоровым выражением лица сосредоточенно погрузился в текст.

Пять минут, пока возбужденный мозг Василенко, с жадностью и тревогой насыщался информацией о проведенном их программой анализе данных, оба ученых терпеливо молчали. Жаров, к которому сейчас пришло состояние повышенной нервозности, безостановочно ходил из одного угла кабинета в другой и непрерывно курил. Постоянно борясь со своим внутренним демоном, он так и не смог победить эту мерзкую и отравляющую жизнь слабость.

– Хватит дымить как паровоз. Что будем делать?

Первые слова зама, сказанные им с особой остервенелостью, Жаров проигнорировал, пропуская их мимо ушей. А вот вопрос… Этот вопрос он и сам задавал себе уже много раз, но так и не решался дать на него ответ. Огромная ответственность чудовищным грузом ложилась на уже немолодые плечи ученого. Его первоочередное решение в эту секунду может погубить не одну сотню жизней, а может быть, и спасет миллионы.

– Выскажи сначала ты свое мнение, – спокойно и бесстрастно, словно он уже сделал выбор и знает правильное решение, Виктор Степанович обратился к заместителю.

Без особых раздумий, тот бегло затараторил, иногда заикаясь и проглатывая от излишнего возбуждения некоторые звуки.

– Я не верю! Шанс – один на сто тысяч. Почему именно в этот момент должен произойти выброс? Ведь для э-т-т-того сотни факторов должны сойтись вместе. В одной м-м-микроскопической точке пространства и времени. Н-не верю! Так не… бывает!

– Знаешь, Костя, больше всего это сейчас похоже на некую попытку засунуть голову поглубже в песок. Поверь мне, я первые десять минут думал и рассуждал точно так же, – уже полностью контролируя свои чувства и эмоции, с каменным лицом египетского сфинкса, сдержанно и невозмутимо заговорил Жаров. – Наше человеческое сознание, отчаянно и упорно, не желает верить даже в теоретическую вероятность кардинальных изменений в мироустройстве. Все идет привычно, ровненько, без серьезных сбоев – и тут бац… Жизнь, если она еще сохранится, в один страшный миг перевернется с ног на голову.

– Если сохранится? – встряхнул болезненным вопросом сам себя Василенко.

Его глаза, и без того довольно большие и круглые, сейчас превратились в две огромные, с туманным налетом светло-серого цвета, линзы телескопа. Главный вопрос, который буквально сорвался с губ Василенко, оказался настолько насыщен разными чувственными переживаниями, что небольшое помещение мгновенно наполнилось неощутимым ароматом этого странного букета. Пугающий страх за свою жизнь, злость на всех и вся, возмущение от факта, что это происходит именно с ним, досада по поводу отсутствия возможности хоть что-то изменить и общее недовольство ситуацией. Именно первобытный страх от опасности потерять жизнь, этот изначально врожденный инстинкт самосохранения, крикливо звучал громче всего, многократно перекрывая все остальное.

– К сожалению, такая вероятность существует, – с силой сдавливая пальцами виски, глухо и отрешенно произнес Жаров.

– Я чего-то не знаю? – совсем упавшим голосом спросил Василенко у стоящего перед ним начальника.

– Костя, все ты знаешь. Знаешь досконально точно и наверняка. Вот только поверить не можешь.

– Не могу, – нервно покусывая нижнюю губу, понуро помотал головой Василенко.

Невнятно бормоча и не обращая больше внимания на руководителя, он ткнул локти в колени и с видом умирающего лебедя обреченно уронил взлохмаченную голову в раскрытые кверху ладони.

Стараясь пока не обращать внимания на потерявшего самообладание товарища, Жаров выбил из пачки очередную сигарету и жадно закурил. С неподдельным удовольствием он во весь объем легких вдыхал отравленный дым. Жаров до фанатизма любил курить, а больше всего ему нравились сигареты с ментолом.

Сладковато-приторный вкус, специфичный аромат, а главное, сам процесс употребления табака. Достать эту ядовитую палочку, чуть размять двумя пальцами, не касаясь носом, обязательно понюхать и эффектно щелкнуть серебряной зажигалкой. Каждый раз именно так и никак иначе. Этот особый ритуал имел для него некую психологическую ценность и поэтому он оставался неизменным уже почти тридцать лет. В силу возраста, полученных знаний и умения рассуждать здраво, Жаров прекрасно понимал все негативное влияние столь пагубной привычки. Замечая внутри себя начинающую проявляться болезнетворную симптоматику, он несколько раз пробовал бросить. Безнадежно пил горстями таблетки, обматывался антиникотиновыми пластырями и давился противным на вкус спреем. Но увы и ах… Самое крупное его достижение не дотянуло и до трех месяцев. Как отчаянно он потом себя ругал! Сердился, краснел, ходил по квартире кругами и читал сам себе лекции о вреде курения. Не менее получаса его эрудированный мозг сыпал вредными для человека элементами из таблицы Менделеева, сложносоставными смесями и ядами. Затем он затихал, медленно садился в любимое кресло-качалку и бережно, как величайшую ценность, брал в руки… сигарету.

"Какая все-таки гадость!", – самокритично подумал Жаров, тщательно разминая очередной окурок в пепельнице.

Противный, горьковатый привкус химии во рту от невероятного множества выкуренных натощак сигарет лишь подтвердил его мысли. Из этого случайно возникшего калейдоскопа достаточно безнадежных мыслей и воспоминаний его вернули в реальность странные звуки поблизости. Оглядываясь, Виктор Степанович внимательно, словно видит первый раз в жизни, посмотрел на сгорбившегося зама. Тот начал тихонько всхлипывать, а буквально через пару секунд и жалобно поскуливать.

– … мы все … умрем, все умрем, – лишь эти слова можно было отчетливо разобрать сквозь нагромождение неприятных для Жарова звуков.

– Поверил…

Ничего больше не говоря, руководитель лаборатории налил из стеклянного кувшина на столе полный бокал воды. Особо не церемонясь, он дернул наотмашь рукой и порывисто выплеснул содержимое точно в лицо Василенко. От неожиданности тот нелепо замахал руками перед собой, сдавленно закашлялся и вскочил на ноги.

– Виктор Степанович, что за глупая выходка?

Ответа не последовало. Полминуты тишины и напряженного взгляда глаза в глаза. Затем голос Василенко изменился, а тональность обрела более позитивный окрас.

– Спасибо, шеф, – честно, от души, поблагодарил он Жарова и напоследок, немного по-детски шмыгнул носом.

– Иди умойся и приведи себя в порядок. Начинаем работать, у нас полно дел…

Через пять минут Василенко вернулся в кабинет совершенно другим человеком. Нервозные проявления минутной слабости окончательно покинули молодого человека, а вместо них появились понимание и предельный самоконтроль.

– Ну вот, совсем другое дело, – одобрительно хмыкнул Жаров, нехотя отрывая глаза от многоступенчатой цветной диаграммы на мониторе. – Сейчас ты похож на того Константина Василенко, которого я брал к себе в лабораторию четыре года назад. А до этого здесь присутствовал совершенно незнакомый мне человек.

– Спасибо вам еще раз! Если бы не…

– Стоп! – предостерегающе поднимая руку, Виктор Степанович не совсем вежливо оборвал зама на полуслове. – Не продолжай, это уже лишнее. Все эмоции, чувства и переживания сейчас будут нам только мешать. Холодный разум и ничего лишнего.

– Согласен с вами. Что мне делать?

На лице молодого ученого, как на агитационном плакате времен Советского Союза, появилось явственно читаемое выражение решительности и желания быть полезным. Внутренний эгоизм скукожился до микроскопического размера и торопливо, иногда с опаской оглядываясь, спрятался в самом дальнем углу человеческой души. Вместо него на передовую этой невидимой глазу войны, изредка постукивая себя кулаком в грудь, вышла победоносная смелость. Подлинное стремление и готовность помочь читались так отчетливо, что Жаров невольно улыбнулся. Всего на одно мгновение, но этого вполне хватило для возврата симпатии к своему молодому коллеге.

– Так…, – Жаров на секунду задумался. – Твой английский на порядок лучше моего, поэтому ты общаешься с иностранцами. За тобой все международные контакты и связи. Бери мою записную книжку и начинай звонить. Марку Стивенсу из НАСА, Роджеру Кауфману в Национальную академию наук США, Ху Вею из Китайской национальной обсерватории, Дине Равчевой в Болгарию и Михаэлю Мейеру во Фрайбург. Я, конечно, неоднократно с ними уже говорил и консультировался по этому вопросу, но сейчас все изменилось…

– А вы?

– Мне достаются все ученые, говорящие на русском. А затем… Затем, для особо важного разговора, мы будем пробиваться на самый верх.

В завершение своих слов, Жаров с видом тайного заговорщика показательно поднял вверх глаза и указательный палец правой руки.

– Мы будем звонить президенту? – инстинктивно, чуть снижая голос, поинтересовался Василенко.

– Тут пригодны и хороши любые способы, средства, методы. Может быть, не сами, а может, и не звонить, но этот разговор обязательно должен состояться. Чем раньше мы сможем его осуществить, тем лучше.

На несколько секунд Жаров завис, мысленно пробегая по будущему разговору с президентом, но быстро вернулся в действительность.

– Тебе все ясно? Вопросы есть?

В ответ на обращение руководителя Василенко лишь показал сжатые до боли кулаки и безмолвно кивнул головой.

– Тогда поехали…

США. Вашингтон. Белый дом.

Немногочисленная делегация высокопоставленных представителей НАСА через нескольких минут после начала доклада испытала на себе праведный гнев американской администрации. Солидные ученые мужи, имеющие множество наград и регалий, подобно провинившимся после плохо сданного экзамена школьникам, понуро стояли и молчали перед высшим руководством своей страны.

Самые болезненные и душещипательные эмоции уже прошли. Первая новость о том, что очень скоро их родная планета подвергнется самому тяжелому за всю историю человечества испытанию, ударила каждого из присутствующих по-своему…

Президент принял ее очень достойно и хладнокровно, без видимой потери самоконтроля. Как истинный военный, имеющий настоящий боевой опыт, спокойно и без излишних переживаний отреагировал на небывалое известие и министр обороны. Лишь вице-президент возбужденно ходил по кабинету взад и вперед, безудержно ругаясь и исступленно матерясь. Его глаза злобно сверкали неприкрытой яростью, а в уголках рта начала некрасиво собираться пена. В одном из особо острых порывов собственного страха он исступленно схватил с президентского стола небольшую статуэтку Авраама Линкольна и попытался швырнуть ее в кого-то из представителей НАСА. К счастью, рядом с ним в этот момент стоял начальник службы безопасности. Секунда… – и хлипкая рука вице-президента оказалась зажата в могучем хвате главного президентского телохранителя. Понадобилось не менее трех минут, прежде чем накал страстей сбавил свой градус и атмосфера в кабинете стала приемлемой для продолжения разговора.

– Как такое вообще возможно? – все еще гневно сотрясая в воздухе сжатым кулаком, истерично кричал вице-президент. – Почему мы так поздно узнаем об этом? Почему русские опять первые? Да и как…

– Помолчите Роберт! От ваших криков у меня разболелась голова, – жестко осек своего заместителя президент. – В корне не те вопросы. Не об этом нужно думать.

– Да? Ну тогда разговаривай с ними сам, я умываю руки, – безрадостно и как-то совсем обреченно отмахнулся тот и бесформенной тушей опустился в одно из пустующих кресел.

– Насколько сильный ожидается ущерб и как мы можем его минимизировать? – уравновешенно, даже чуть флегматично обратился президент к стоящему первым руководителю космического агентства.

Последующая реакция оказалась совершенно не той, которую ожидал глава государства. Руководитель НАСА глупо и довольно нелепо улыбнулся, пытаясь скрыть неловкость от недостатка информации, да и научных знаний в целом.

– Господин президент, мы не можем с достоверной точностью дать сейчас такой прогноз. Это очень сложная и многоступенчатая проблема. На проработку и увязку всех данных нужно время и дополнительные кадровые ресурсы, – чиновник начал активно плавать и вилять, пытаться выйти из ситуации не потеряв лицо.

– Я вас понял. Можете встать где-нибудь позади. А мы лучше послушаем людей, которые более подкованы в этом вопросе. Не обижайтесь, но сейчас, как нельзя лучше подходит пословица про козла, который никогда не сможет дать молока.

Директор просто и без лишних слов спешно отошел назад и скромно встал за спинами ученых.

– Можно мне? – высокий мужчина в крупных, с толстыми линзами, очках сделал маленький шаг вперед.

– Я помогу тебе, – следом отозвался еще один и, встряхнув взъерошенной копной седых волос, смело встал рядом с первым.

– Можете сказать хоть что-то внятное, дать обоснованную и объективную информацию? – министр обороны, решительно прострелил мужчин тяжелым взглядом и шагнул им навстречу.

– Я Марк Стивенс, директор программы "Око" в центре Годдарда. А это профессор Роджер Кауфман из Национальной академии наук.

– Рассказывайте, но попроще, – вставил свое веское слово президент, аккуратно присаживаясь на краешек письменного стола.

Мужчины переглянулись, быстро обменялись взглядами и первым начал говорить Стивенс.

– Многолетние наблюдения за солнечной активностью так и не дали каких-либо системных закономерностей по вспышкам и выбросам на Солнце. Подтвердить их цикличную регулярность или абсолютную случайность со стопроцентной гарантией мы тоже не можем. Да, есть подвижки и некоторые наработки в области прогнозирования. Имеются хорошие результаты по наблюдению и фиксации солнечных пятен, вспышек, корональных выбросов. Ранее выявленный одиннадцатилетний цикл не дает никаких условных гарантий, – видя в глазах людей перед собой непонимание, Стивенс сделал успокаивающий жест рукой. – Я сейчас объясню. Существует период относительного спокойствия солнечной активности, а есть период, когда она значительно возрастает. Пятен становится больше, количество вспышек и выбросов возрастает, а их мощность увеличивается. Но даже в условно спокойный период всегда имеется вероятность выброса солнечной энергии. Временное уменьшение солнечной активности, не является гарантом спокойствия для нас, жителей Земли.

– Мы уже поняли это, – глядя на говорящего исподлобья, вполголоса прошипел вице-президент.

Совершенно не обращая внимания на прозвучавшие слова, ученый продолжил говорить предельно спокойно:

– Мои слова к тому, что полноценно работающего механизма прогнозирования вспышек и выбросов, именно на ранней стадии возникновения, фактически не существует. Мы наблюдаем, делаем теоретические раскладки и каждый раз ждем.

– Звучит как неутешительная отговорка, – с горьким сарказмом в голосе заметил отошедший к массивным часам у стены министр обороны. – Вы тратите миллиарды долларов в год. Неужели нельзя заранее вычислить такие колоссальные вещи?

– Вы тоже тратите миллиарды, а эффективной системы ПРО у нас до сих пор нет, – вице-президент не преминул воспользоваться ситуацией и лишний раз напомнить о сложных отношениях с министром обороны.

– Прекратите оба!

Долготерпению президента все-таки пришел конец, и он гневно повысил голос.

– Что вы тут устраиваете! Стоит только вам пересечься, сразу превращаетесь в двух сварливых старух, которые постоянно стараются друг другу подгадить. Мир стоит на грани возможной планетарной катастрофы, а вы двое ведете себя как полные идиоты.

Возникла напряженная тишина. Два государственных мужа, наделенные огромной властью, сейчас стояли с опущенными головами и молчали. Очень влиятельные люди с огромным багажом знаний и опыта в эту минуту были больше похожи на провинившихся малолетних хулиганов, которых поймал за руку и пристыдил проходящий мимо полицейский.

– Ладно не обижайтесь. Сами виноваты, – с примирительной интонацией изрек президент, а через секунду добавил: – Прочь из голов всю мимолетную чепуху. Давайте говорить только по делу.

После этого он стремительно повернулся к группе ученых и, приглашая продолжить беседу, дружелюбно развел в стороны руки.

– Рассказывайте дальше, Марк.

Не дожидаясь повторного приглашения, ученый заговорил сразу и без промедления:

– Как я уже говорил ранее, некоторые явления, происходящие на Солнце, достаточно непредсказуемы и ученые очень далеки от разгадки механизма их работы. Гарантированно прогнозировать каждую вспышку мы пока не в силах. Появившееся, даже крупное пятно, совершенно не обязательно станет вспышкой или выбросом. Пятна возникают постоянно, с бессистемной периодичностью. Турбулентные завихрения, которые рождаются в результате контакта разных солнечных слоев, также неизменны в своем хаотичном порядке уже миллиарды лет. Мы, конечно, знаем фундаментальные основы физических процессов на Солнце, но этого катастрофически мало, чтобы делать гарантированные прогнозы по времени, месту, силе и направлению вспышек или выбросов. Естественно, что мы более активно следим за теми пятнами, которые начинают собираться в группы. Ведь именно в таких группах чаще всего происходит изменение мощных магнитных линий, которые, в свою очередь, имеют разную полярность, и именно они отвечают за глобальный всплеск излучения или солнечную вспышку. Можно, пожалуйста, воды? – делая вынужденную остановку в своем околонаучном эссе, вежливо попросил Стивенс.

Министр обороны протянул руку к скрытой за деревянной фальшь панелью дверце холодильника. За секунду прикидывая в руке вес бутылки, он точным навесом бросил ее Стивенсу. Тот ловко поймал бутылку с живительной влагой, сделал один большой жадный глоток и возобновил свой мини-экскурс в физику Солнца.

– Мы со всем своим научным и техническим потенциалом, на основе анализа магнитных полей Солнца можем лишь примерно высчитать появления вспышки. При совсем явных признаках – за несколько дней до выброса.

– Почему так поздно? – недовольно бросил вопрос вице-президент.

– Магнитная структура нашей звезды крайне неустойчива и непредсказуема. Даже при большом скоплении пятен вспышки может не быть. Но бывает и наоборот. Одинокое пятно за короткое время видоизменяется и рождает выброс. Делать такие прогнозы – это все равно, что стрелять баллистической ракетой в летящего комара.

– Хорошо. В общих чертах понятно.

Президент оторвался от стола, обошел его со стороны министра обороны и устало опустился в свое кресло.

– Расскажите, что все-таки происходит сейчас. Но не в двух словах, как в начале нашего разговора, когда вы просто прибили нас этой новостью, а немного более детально. Как узнали? Сколько у нас времени? И возвращаясь к моим предыдущим вопросам, какие нас ждут последствия?

Ученые снова переглянулись, что-то прочли в глазах друг друга и на этот раз слово взял Кауфман.

– Я уже много лет веду научную деятельность в довольно плотном сотрудничестве с русскими учеными. У них немного космических аппаратов, связанных с Солнцем, но прекрасно оборудованные обсерватории и отличные телескопы. А самое главное, что среди них много замечательных ученых…

– Опять эти русские. Куда ни ткни, везде они, – с чувством особого негодования и досады произнес вице-президент, не в силах сдержать внутренние эмоции.

Он горел желанием добавить еще что-то обидное, но обжигающий и значительный взгляд президента не дал ему закончить.

– Могу продолжить? – с легким налетом иронии обратился Кауфман к президенту.

– Да, да. Конечно, – все еще пристально глядя на своего заместителя, поспешил ответить тот.

– К великому сожалению, не имею возможности с уверенностью сказать за весь русский народ, но их ученые, как люди, достойны огромного уважения. Умные, в основной своей массе честные, постоянно уважительные и всегда готовые прийти на помощь. Понимаю, что мои слова не относятся к делу, но не отметить данного факта просто не могу, – после этих слов ученый выразительно посмотрел на вице-президента, но особого внимания все же заострять не стал. – По своему рабочему профилю чаще других общаюсь с профессором Жаровым из города Иркутска. У нас схожие направления деятельности, мы знакомы лично и неоднократно встречались на научных конференциях. Очень умный, порядочный человек и, бесспорно, один из лучших специалистов в своей области. Его научно-исследовательская деятельность напрямую связана с изучением солнечных пятен, их зарождения, условной жизни и смерти. В своих научных работах Жаров основное внимание уделяет группированию пятен и их, если так можно выразиться, поведению именно в группах.

– Рождение, жизнь, смерть, поведение, группировки… Вы серьезно? Это же просто пятна на поверхности одной из миллиардов звезд во вселенной, – не особо стараясь скрыть насмешливые интонации в словах, еще раз невежливо влез вице-президент.

Но буквально через пару секунд его лицо изменило свое выражение. Видимо, мысли о том, что в науке он является полнейшим дилетантом и в данную минуту выглядит крайне глупо, заняли свое лидирующее место и оказали правильное воздействие.

– Прошу меня простить за торопливые и лишние слова, – глухо прозвучал голос второго человека в государстве. – Впредь воздержусь от ненужных комментариев.

В ответ Кауфман лишь едва заметно кивнул головой, давая понять, что принимает озвученные вице-президентом извинения.

– Как уже говорили в самом начале нашего разговора, на Солнце ожидается мощнейшая вспышка. В интервале от шести часов до суток магнитные линии одной неожиданно появившейся и крупной группы пятен рекомбинируют с линиями другой, которая подошла достаточно близко. По действующему протоколу аварийные службы предупреждены еще два дня назад, но мы не ожидали таких серьезных показателей.

– Какова возможная вероятность этого события? – больше не сдерживая себя, задал острый вопрос министр обороны, едва в словах ученого возникла кратковременная пауза.

– Мы считаем около пятидесяти процентов.

– Так это не страшная цифра, – министр обороны даже выдохнул с некоторым облегчением.

– Жаров твердо убежден, что шанс вспышки не менее девяноста процентов и она будет не одна. Полтора часа назад нам звонил его заместитель и поделился точной информацией после проведения всех расчетов. Двадцать минут назад я разговаривал с Виктором сам. Мне он сказал, что взрыв неизбежен, вспышек будет несколько и нужно готовиться к самому худшему сценарию. Вероятным плюсом к вспышкам, правда, тут наши мнения расходятся, Жаров считает огромный корональный выброс. По его словам, вспышки пересекутся с выбросом и это неизбежно увеличит воздействие на планету. А самое неприятное и, я не могу с ним не согласится в этом, пятна расположены практически напротив Земли. Наша планета находится в самом эпицентре будущего удара и грядущие воздействия пройдутся по ней с максимально поражающей силой…

Если до этого атмосфера в президентском кабинете лишь обжигала своей раскаленной тревожностью, то сейчас драматический эффект многократно усилился, снова загоняя людей в напряженный плен человеческого страха. Во взрывоопасной тишине всеобщего ступора, совсем чуть-чуть перебивая гробовое безмолвие, было слышно лишь натужно монотонное и едва различимое бормотание. Это, стоя позади всех, плотно прикрывая лицо трясущимися от зарождающейся паники ладонями, с особой жадностью и упоением молился директор космического агентства.

– Какие последствия, – без особых усилий, как банку кошачьих консервов, вскрыл тягостное безмолвие президент.

В силу природных качеств, а отчасти под давлением своего положения и присущей ответственности, он не потерял присутствия духа и самообладания. Его голос не дрожал, даже, наоборот, звучал еще более уверенно и непреклонно.

– Мы пока не можем об этом знать точно.

– Не увиливайте! Руководство страны должно быть информировано на сто процентов! – строго, даже немного грозно произнес министр обороны и несколько раз несильно постучал кулаком по боковине кресла, будто в доказательство серьезности своих слов.

– Так этого никто не знает. До момента вспышки все озвученные цифры лишь абстрактные предположения и теории, – медленно перетаптываясь с ноги на ногу, ученый выдавил из себя печальную полуулыбку и как-то разочарованно развел руками.

– Как? Поясните, – не совсем понимая сказанное, командным тоном потребовал вице-президент. – Раньше ведь вы давали такие прогнозы.

– Да, давали, – несколько апатично, на грани каменного безразличия, согласился Кауфман. – Но судить о силе взрыва, пока граната лежит в кармане, крайне сложно и может…

– Что за пустопорожние виляние хвостом тут начались? Скажите свою цифру и точка! – гневным криком приказал министр обороны и на этот раз ударил кулаком по столу со всей силы.

Гладкая столешница антикварного стола стойко выдержала удар, а покушающийся на ее крепость мужчина скривился от боли, отчаянно дуя на отбитый кулак.

– По нашим предварительным прогнозам, сила этого выброса будет в районе семидесяти единиц по классу Х, – наконец выдавил из себя пугающие слова Кауфман. – Если такое случится, то человечество столкнется с самым страшным солнечным штормом за всю историю нашей цивилизации.

– Что значит эта цифра? – абсолютно не стесняясь своего незнания, спросил министр обороны.

– Мне сложно это объяснить… Попробую на примере вспышки 1859 года, которую зафиксировал британский астроном Ричард Кэррингтон. Тогда от изменения геомагнитного фона возросло количество летальных случаев среди людей со слабым сердцем. Под воздействием солнечной плазмы многократно возросла нагрузка на все электроприборы и линии связи. Эффект индукционных токов разогрел провода и приборы до критической температуры. Некоторые из них работали, даже будучи отключенными от общей сети. Северная Америка и Европа совсем остались без связи.

– Какай это был уровень по вашей шкале? – первым обратился к ученому президент.

– Не более двадцати единиц.

Все находящиеся в кабинете мужчины в очередной раз остолбенело замерли, мгновенно погружаясь в собственные, не самые радужные мысли.

– А какую цифру назвал русский? – неожиданно, но в то же время решительно снова раздался громкий голос президента. – Уверен, что он озвучил свой прогноз.

После этих слов главы государства, Кауфман молниеносно переглянулся со Стивенсом и даже успел взглянуть на съежившегося от страха директора космического агентства.

– Говорите! – инстинктивно повышая голос, требовательно призвал к ответу президент.

– Более двухсот… – нервозно шевеля пальцами рук, ученый робко и нерешительно прошептал смертоносную цифру.

Тяжкая тишь, в которую погрузился кабинет, ощущалась крайне болезненно и вполне явственно. Каждому из присутствующих показалось, что можно отчетливо разобрать тревожные звуки усиленной работы их собственного сердечного клапана.

– Этого не может быть… Я не верю… Нет… не верю…

Раздавшийся в гробовой тишине тихий шепот директора агентства на непродолжительное время вернул людей в безрадостную действительность. В данной ситуации страдальческое бормотание перепуганного чиновника прозвучало как нервный и беспокойный набат растревоженного предчувствием надвигающейся беды церковного колокола.

– Звучит пугающе, не скрою. Напряжение достигло апогея, соглашусь. Но… – президент, всем телом шатнулся вперед в своем кресле и с легким хлопком шлепнул обе ладони на стол. – Скажите в общих чертах, что означают эти цифры. Я уже понял, что нас ждет глобальная катастрофа, но дайте больше реалистичных и понимаемых деталей.

Несколько секунд Кауфман собирался с предательски ускользающими мыслями, усиленно группируя их в некое подобие справочной таблицы.

– Возможных сценариев будущих событий несколько. Если случится наш, а вспышка не превысит семидесяти единиц, последствия будут ужасающими, но человечество выживет. Уже понятно, что техногенная катастрофа невиданного масштаба в корне перевернет все дальнейшее существование цивилизации. Погибнут тысячи, а возможно, и миллионы людей. Мощнейшее электромагнитное воздействие не только отнимет множество жизней, оно ослабит естественную защиту планеты и практически откроет защитные ворота в нашу крепость. Губительная солнечная радиация, обжигающий ультрафиолет, инфракрасное излучение и так далее… Но, повторюсь, наша цивилизация выживет и останется жить на этой, пусть и уже измененной навсегда, планете.

– Расскажите более негативный, русский сценарий, – с усилием глотая неприятный ком в пересохшем горле, непреклонно и настойчиво потребовал президент.

– Н-у-у-у… – в некой минорной прострации протянул Кауфман, – тут совсем все плохо.

– Детали! – сурово и жестко президент ампутировал все попытки ученого хоть как-то сгладить страшную и такую отчаянно жгучую правду.

Внезапно ученый встряхнулся, а по его телу пробежала крупная дрожь. После этой аварийной реакции организма на сильный стресс, он выпрямил спину и решительно отбросил все подавляющие психику страхи. Один быстрый взгляд, одно короткое мгновение, и Кауфман заговорил, проворно и поспешно выбрасывая слова, словно не успеет добраться до конца и от этого зависит судьба всего человечества.

– Мы можем лишь теоретически предположить последствия столь грандиозного и губительного действа. Для наглядности разложу их на несколько факторов, но в одном общем ключе. По времени и уровню точно сказать не смогу, но скорее всего это будет неважно. Разница в несколько часов ничего уже не решит, – беря короткую паузу, Кауфман выдохнул, затем глубоко вдохнул и продолжил:

– Итак, проблемы… Первая. Технологическая. Начальный удар примут орбитальные спутники. Тут без особых вариантов. Схождение с орбит, полная потеря связи и отказ любой навигации. Соответственно аварии транспорта на воде, земле, под землей и в воздухе. Общий коллапс всей транспортной инфраструктуры, гибель пассажиров и так далее. Конец связи как таковой вообще: проводная, сотовая, спутниковая, интернет и телеграф. Далее, потеря всей электроники и всех связанных с ней механизмов. Нет энергии, нет света, нет тепла, нет производства. К моему величайшему прискорбию, – здравствуй позапрошлый век. К нам вернется Викторианская эпоха. При условии, что останется к кому возвращаться…

Ученый ненадолго посмотрел окаменевшему президенту в глаза, но с мысли не сбился и сразу заговорил снова.

– Вторая. Природная. Обязательное пробуждение некоторых вулканов и активные тектонические сдвиги. Вулканы – это значит, что в атмосфере будет пепел и большое количество газов. Если плазма в достаточной степени прогнет магнитное поле, то неизбежен нагрев атмосферы и соответственно поверхности планеты. О возможной температуре не возьмусь говорить. От пятисот или тысячи градусов по Цельсию в эпицентре до ста или двухсот на обратной стороне. Даже в теории определить точно не представляется возможным. Отсюда следует нагрев и испарение огромных масс воды. За этим последуют ужасающие грозы. С большой вероятностью это будут постоянно и повсеместно бушующие грозы. В небе вода, пыль, газ. Непременно и многократно возрастут всевозможные ливни, ураганы, смерчи, сели и оползни. Из-за сдвигов земной коры неизбежным явлением станут цунами. Я уверен, что все прибрежные города падут в этой неравной схватке…

Закашлявшись, профессор замолчал. Стивенс протянул руку и пару раз шлепнул его раскрытой пятерней по спине.

– Спасибо, – вежливо поблагодарил его Кауфман и, стараясь сдерживать бушующие внутри эмоции, возобновил свой трагичный рассказ. – Третья проблема. Биологическая. Про насекомых и животных особого смысла говорить нет, так как, вне всяких сомнений, они вымрут полностью. Можно лишь предположить, через какие этапы вырождения они пройдут после первой электромагнитной волны. Сбой всех ритмов жизнедеятельности, нарушение пищевых цепочек, массовый падеж и так далее… Люди, как интеллектуально один из самых приспособленных видов жизни, возможно и сохранятся, укрывшись под землей или под водой. Но стресс для человеческого организма будет колоссальный. Электромагнитный импульс пройдется страшным ударом по сердечной и всей вегетососудистой системе. Особо пострадает вестибулярный аппарат. Необратимые процессы обязательно коснутся нервной и дыхательной системы. Все всяких, сомнений серьезнее всего пострадают люди с хроническими заболеваниями и старики. Хотя… уже будет все равно. Кто не сможет надлежащим способом защититься, неминуемо погибнет.

Едва Кауфман закончил говорить, по присутствующим в кабинете мужчинам прошла рефлекторная (до болезненных колик печальная и мучительная) волна восприятия. Каждый, в силу собственной компетентности, знаний и страхов, нарисовал мысленные картины планетарного апокалипсиса…

Директора НАСА, согнувшегося неестественной дугой в самом дальнем углу, вырвало на дорогой индийский ковер ручной работы. Дэн Джонсон – профессор астрономии из Чикагского университета – застыл с неестественно бледным лицом, похожим на одну из японских, демонических масок смерти. Усиленно массируя виски в тщетной попытке разогнать нарастающую боль в голове, Стивенс отрешенно молчал, прикрывая на время глаза.

Но самое яркое впечатление, сокрушительно бьющее точно в цель, бесспорно, получили люди, далекие от науки. Вице-президент уродливо вытаращил глаза и жадно хватал ртом воздух, словно в одно мгновение его стало катастрофически мало. Противоестественно вытянувшись в струну, одеревенел и вычурно застыл министр обороны. По его сведенному нервной судорогой лицу нескончаемым потоком катились крупные капли пота. Сидящий в своем кресле президент выглядел спокойно и собранно, но под этой внешней оболочкой шла настоящая война чувств и эмоций. Лишь тщательно приглядевшись, можно было заметить, как предательски дергается его правое веко.

– Неужели все так плохо? – в глубине души все еще уповая на иллюзорную надежду, задал вопрос президент.

– Если расчеты Жарова верны, а Земля получит полноценный солнечный ожог, шансы на выживание минимальны. Спастись сможет лишь один процент населения планеты. Цифра очень приблизительная и напрямую зависит от множества разносторонних факторов. Хотя, – замолчавший Кауфман бросил откровенный взгляд на Стивенса, – даже если люди смогут пережить первые удары стихии, дальнейшее их существование под большим, большим вопросом.

– Что это значит? – натужно разлепляя онемевшие губы, через силу спросил министр обороны.

– Воздух, температура, вода, еда, – выражаясь как можно проще, мгновенно дал ответ Кауфман.

– Ну хорошо, допустим мы принимаем этот самый негативный по своему воздействию, сценарий развития событий, – снова взял слово президент. – Как спасать людей? Что, по-вашему, нужно делать в первую очередь и как вообще нам действовать?

– Прятаться! – одно слово, как неизбежный приговор, само собой вырвалось из уст Стивенса и призрачным, легковесным облаком повисло в разогретом драматичными эмоциями воздухе.

Озвученный вердикт, именно в данную секунду времени, более всего имел сходство с заменой смертного приговора на мучительное, пожизненное заключение.

– Куда прятаться? – непонимающе переводя взгляд с одного человека на другого, невнятно пробормотал приходящий в себя вице-президент.

– Глубоко под землю, а еще лучше под воду. И чем глубже, тем больше шансов на выживание.

Далее полминуты полной, озадаченно задумчивой тишины.

– Я понимаю вас, – снова первым заговорил президент. – Может быть, есть какие-то практические советы?

– Специализированные бомбоубежища времен холодной войны. Промышленные шахты по добыче ископаемых с достаточными запасами воздуха внутри. Городские станции метро, которые расположены ниже тридцати метров от поверхности. На крайний случай, можно использовать подвалы, канализационные коллекторы и многоуровневые подземные паркинги.

– В центральных и южных штатах имеется много укрепленных убежищ на случай урагана или торнадо, – поддержал коллегу Кауфман. – Их можно использовать тем, кто живет в сельской местности.

– А под водой? Как спрятаться под водой? – живо поинтересовался министр обороны, но тут же ответил сам себе. – Подводные лодки…

– Да. Это наиболее безопасный, но в то же время и самый малочисленный способ. То есть им сможет воспользоваться лишь очень ограниченное количество людей.

– Есть что-то еще? – продолжил терзать ученых президент. – Что может нам помочь?

– Домашние растения, – впервые с самого начала встречи степенно заговорил профессор Джонсон. – Нужно везде брать с собой живые растения. Они смогут в какой-то степени ослабить нехватку кислорода и немного увеличить шансы на выживание. А еще, в первое время после прохождения электромагнитной волны, нужно будет периодически принимать аспирин. Он поможет сделать кровь менее густой.

– С момента фиксации вспышки у нас будет примерно полчаса, может, чуть больше до первой ударной волны. После нее можно забыть обо всех сложных приборах, оборудовании, механизмах и инструментах, работающих на электричестве. Люди должны это знать, чтобы исключить несчастные случаи. Лифты, эскалаторы, подъемники, ворота и подобные вещи. Но простейшие приспособления, где нет какой-либо электроники, при надлежащей защите, скорее всего, работать будут. По крайней мере, я надеюсь на это.

Ищущим понимания и содействия взглядом Стивенс пристально посмотрел на Кауфмана. Тот прочел беспокойные мысли коллеги, но в ответ лишь удрученно пожал плечами.

– Вы говорите о чем-то вроде дизельных генераторов? – моментально отреагировал министр обороны. – Я тоже думал про отказ электроники и про то, как сохранить источники энергии.

– И вопрос сроков… – Кауфман несколько нервно поправил очки. – Не более суток до первого всплеска активности. Затем по факту возможных вспышек. Если брать русский сценарий, то первая вспышка в течение шестнадцати часов и дальнейший приход плазмы максимум через сутки.

– Значит так… – президент энергично встал и стремительно вышел из-за стола.

Его светло-серые глаза сияли ультимативной решимостью – особой формой бесстрашия, когда человек готов сворачивать горы ради особой, высшей цели.

Это состояние не приходит просто так. Любой индивидуум предварительно должен пройти через разнообразные формы своего собственного страха, соединиться воедино со своей внутренней духовностью, сознательно отбросить приобретенные комплексы и разрушить все запрещающие преграды. Полный самоконтроль, способность отбросить в сторону ежеминутные детали окружающего мира и любые жизненные ситуации. Когда человек берет под полный контроль свои эмоции, его разум работает совсем по-другому, чисто и правильно. Такая личность, обладающая истинной волей и настоящим бесстрашием, в любой момент готова повести за собой остальных людей…

– У вас двадцать минут на список мер и возможностей, которые мы должны задействовать для защиты людей. Я прекрасно понимаю, что всех не спасти, а возникшая истерия и последующая паника могут натворить много бед. Будем стараться контролировать и регулировать процессы спасения. Это целиком ложится на армию и полицию. Уверен, что военным придется несладко.

Президент подошел к министру обороны и медленно положил правую ладонь ему на плечо.

– Я давно тебя знаю Джеймс. Всегда уважал как воина и доверял, как другу. Не подведи свою страну, солдат.

– Не подведу, господин президент, – без тени пафоса, абсолютно искренне и с большой долей достоинства ответил министр обороны, – Верь мне, Стивен.

– Хорошо. Через полчаса начинаем большую пресс-конференцию, журналисты уже собрались. За дело…

Китай. Шанхай. 87-й мобильный пункт полиции у станции метро Центральный парк.

Внимательно просматривая тренированным взглядом проходящих мимо людей, Вэй Бао не думал о работе. Гнетущие мысли пойманной рыбой неукротимо бились в голове, не давая ему сосредоточиться. Они нестройным, но целенаправленным хороводом настойчиво кружились вокруг вчерашних новостей. Два события, которые пройдут абсолютно незаметно мимо миллиардов людей, для него имели особое, главенствующее значение.

Первое безжалостно разбивало душу на мелкие, остро колющие осколки. А второе, менее страшное, но ошеломившее его так же сильно, просто собрало оставшиеся кусочки души и немилосердно выбросило их в мусорное ведро. Состоявшийся в обед разговор с отцом разделил жизнь Вэя на до и после…

Его мама умирала. Эта страшная и неожиданная новость застала врасплох всех, кому она была близка. Мгновенно проникла в людские сердца и поселилась там навсегда. Рак… Тихий и незаметный убийца. Один из лучших в своем поганом ремесле. Он виртуозно проникает и мастерски убивает, словно профессиональный, готовящийся к этому годами ниндзя. Болезнь уже перешла в активную фазу, но лучик надежды, призрачным миражом все еще светился в непроглядной тьме. Отец принял решение продать свой небольшой ресторан и отправить маму на лечение в Израиль. Естественно, что Вэй отговаривать его не стал, но, к своему огромному сожалению, сам помочь ничем не мог. Скромная зарплата полицейского не особо радовала возможностями для крупных накоплений, а брать взятки он принципиально презирал. В его обычной зоне ответственности (станции метро “Центральный парк” и прилегающих территориях) работало несколько преступных групп. Профессиональные мошенники, живущие в основном за счет туристов. Карманники, любящие пощипать жертву в метро, особенно в час пик. Мелкие, не связанные с триадой, торговцы наркотиками, для которых огромная сеть станций метрополитена была как дом родной. Вся эта разномастная шелуха, желающая поработать спокойно, без внезапных облав, засад и подобных подлостей со стороны полиции. Но младший сержант Бао не брал. Совсем не брал. Он оставался кристально чист сам и не давал вступить в эти порочные игры другим сотрудникам их отдела. За это, да и не только за это, его уважали не только коллеги. Преступный мир, как это ни парадоксально звучит, признает только сильных и принципиальных полицейских.

Но именно эти его качества очень не нравились Лин… Уже более двух лет они жили вместе, и все это время она каждый вечер ласково и обходительно пела ему свою излюбленную мантру. Нужно больше денег, нужно больше денег, нужно больше денег. Менялись лишь сами сказанные ею слова, причины и суммы. Основная суть, как геометрическая аксиома, не менялась и не требовала доказательств. Хотя два года назад, когда они только познакомились, материальная составляющая жизни ее абсолютно не волновала. По крайней мере, это не озвучивалось так открыто и с такой, непостижимой для Вэя, наглой откровенностью. Сейчас, словно по магическому щелчку неизвестного волшебника, исчезла сдерживающая плотина. Особо жадная натура раскрылась, и огромные реки разлагающихся нечистот вырвались на свободу. Он всей душой любил эту женщину и делал все возможное, чтобы спасти свое чистое чувство, но…

Когда в так обожаемую тобой, кристально-белую рубашку любви регулярно кидают липкий комок придорожной грязи, каждый человек реагирует по-своему. Некоторые люди, не раздумывая, выкинут ее сразу, некоторые после второго или третьего раза, Вэй "чистил и стирал свою любимую рубашку" каждый вечер. Ее цвет уже не был похож на белый. Вся в неприятных разводах и противных пятнах, она постепенно теряла свою красоту. Тут и там торчали гнилые нитки, а сам материал ослаб и во многих местах протерся от постоянных попыток Вэя вернуть ей изначальную чистоту.

И именно вчера, на самом острие душевной боли, в некогда любимую им рубашку Лин бросила последний и самый мерзкий кусок грязи. Узнав, что его мама тяжело больна, а отец собирается продать семейный ресторан, она просто ушла. Несколько ничего не значащих слов, тщательно собранные вещи и холодный, как отталкивающее прикосновение неприятной жабы, поцелуй в щеку. В тот момент он и сам еще не понимал, хорошо это или плохо…

– Вэй! Вэ-э-эй, – басовитый, с небольшой хрипотцой голос Сунь Чао попытался прорваться в голову полицейского сквозь плотную завесу грустных размышлений.

Не дождавшись ответа, Сунь Чао настойчиво потянул напарника за рукав форменной куртки.

– Куда ты улетаешь все утро? Вроде здесь, а вроде и нет. Что с тобой?

За семь последних лет, начиная еще с совместной учебы в полицейской школе, они много времени проводили вместе. Начальство знало об их дружбе и почти на все дежурства они попадали вдвоем. Позднее, когда их назначили на этот мобильный пункт, они вообще перестали расставаться. В их родном участке уже даже шутить на эту тему перестали, привыкли.

– Нормально все. Жизнь продолжается, – совсем сумрачно, на грани неприятной печали, натянуто улыбнулся в ответ Вэй.

– Поделись своей бедой, брат, – заглядывая другу прямо в глаза и словно читая его тяжкие мысли, искренне попросил Сунь.

– Да, наверное, ты прав. Сейчас соберу мысли и расскажу…

Договорить Вэй не успел, так как его взгляд привлек молодой, высокий мужчина с черным рюкзаком за спиной. Стараясь не привлекать к себе внимания, тот торопливо двигался со стороны Музея Науки. Он осторожно осматривался по сторонам, а заметив двух полицейских, резко ускорился и еще быстрее зашагал к входу в метро. Сам до конца не понимая, чем его заинтересовал этот человек, полицейский не отрывал от него изучающего взгляда.

– Что не собираются? Наивно верить, что они вообще у тебя есть? – весело сверкая зубами, Сунь попытался хоть немного растормошить опечаленного друга.

– Посмотри на того высокого, с рюкзаком, – кивая в сторону заинтересовавшего его человека головой, вполголоса попросил Вэй.

– И что?

– Не нравится он мне. Нужно проверить.

– Без проблем, – с легкостью согласился Сунь и первым шагнул через высокий бордюр.

Его торопливое, несколько сумбурное движение оказалось неточным и носок ботинка зацепился за бордюрный камень. Полицейский срубленным деревом рухнул на асфальт, растянувшись во весь рост.

– Зараза. Я кажется, мышцу потянул, – принимая протянутую другом руку, расстроено констатировал Сунь, поднимаясь на ноги.

Потирая поврежденную ногу, он положил вторую руку на плечо Вэя и с усилием сжал ладонь.

– Иди… Догони и познакомься с этим туристом, все равно не успокоишься. Я тебя знаю.

Не теряя драгоценного времени, Вэй развернулся и бегом кинулся вслед за уже скрывшимся за массивными дверями мужчиной. Дистанция в шестьдесят метров, спринтерская скорость, ловкое маневрирование при огибании прохожих людей, и он распахнул входную дверь. Приятная прохлада от работы мощных кондиционеров искусственной свежестью овеяла его с ног до головы. Три шага внутрь – и полицейский озадаченно замер: подозрительного мужчины нигде не оказалось. Слева стоял сотрудник службы безопасности метрополитена и очень усердно пытался что-то объяснить пожилой темнокожей паре. Действуя на автомате, Вэй спешно приблизился к ним и порывисто развернул охранника лицом к себе.

– Минуту назад здесь прошел высокий мужчина с черным рюкзаком. Видел его? – задавая этот вопрос, полицейский в один миг осознал, что напрасно теряет время.

Вниз, к поездам, вел всего один проход и вариантов спуститься у мужчины крайне немного. Не дожидаясь ответа, он стремительно рванул к медленно ползущему вниз эскалатору. Вэй успел заметить мужчину в самом конце первой двигающейся лестницы. Тот стоял спиной к нему, но его голова оказалась повернута вполоборота назад, а взгляд устремлен прямо на него. Едва они увидели друг друга, картина событий в корне поменялась. С силой расталкивая стоящих на пути людей, мужчина рванул вперед, ко второму эскалатору. Полицейскому ничего не оставалось, как действовать таким же наглым и бесцеремонным образом.

– Дорогу! Дайте дорогу! – надрывая голосовые связки, орал Вэй, усердно пробираясь вперед и активно работая плечами. – Полиция! В сторону давай, в сторону!

Прошло не более пары минут, пока он смог спуститься до нижнего уровня, но подозреваемый уже бесследно испарился. Не зная, в каком направлении искать, Вэй бесцеремонно дернул за руку первого попавшегося пассажира.

– Высокий, с черным рюкзаком, куда побежал? – со сбитым дыханием он пролаял вопрос прямо в лицо незнакомому мужчине.

Тот сначала ошалел от внезапного нападения полицейского, а затем, понимая, чего от него хотят, лишь растерянно развел руками, не зная правильного ответа.

Вэй отпустил руку, беззвучно выругался и немного озадаченно огляделся.

– Кто видел высокого мужчину с рюкзаком? – полностью наполняя легкие воздухом, со всей мочи закричал полицейский, пытаясь перекрыть общий шумовой фон.

Ему повезло, что в это время не оказалось поездов и многие из пассажиров смогли его услышать. С дальней стороны платформы раздалось несколько ответных голосов, и он увидел, что люди показывают в сторону зияющей своей бездонной чернотой пасти тоннеля.

– Он в тоннель побежал.

– Туда, туда рванул.

– Осторожнее там, он здоровый гад.

Пробегая мимо уже собравшихся в плотную кучку людей, Вэй услышал их доброжелательные советы. В Китае очень уважали полицию, и каждый законопослушный гражданин искренне хотел помочь по мере сил.

Мрачная темнота тоннеля встретила его траурной хмуростью и не совсем привычной для метро зловещей тишиной. До следующего поезда еще оставалось время, и Вэй достал из поясной кобуры пистолет. Взял во вторую руку фонарь и осторожно двинулся вперед. Он прошел примерно метров семьдесят, пока не услышал звук приближающегося поезда. Прижимаясь спиной к неприятно холодной стене, сержант со всех сил вцепился в толстые, проходящие по стене кабели. Чудовищный свист подземного монстра, оглушающий звук его колес и страх за свою жизнь, намертво сковали молодого полицейского. Едва поезд пролетел мимо него, а в тоннель вернулась относительная тишина, он отклеился от стены и немедленно продолжил преследование, хотя продлилось оно совсем недолго.

Через тридцать метров, из-за почти скрытого от глаз распределительного щита, хищной тенью к нему метнулась высокая фигура. Сверкнула холодная сталь ножа, и его руку в области локти, обожгла острая боль. Пистолет выпал из вмиг ослабевших пальцев, а Вэй инстинктивно отступил назад.

– Ну ладно… Давай еще раз, – гневно вскипая, сквозь плотно сжатые зубы процедил полицейский.

Пистолет отлетел чуть в сторону, но Вэй не успел заметить, куда точно он упал. Высвечивать его фонарем он не стал, чтобы противник не смог воспользоваться чужим оружием. Пытаясь выманить беглеца на себя, полицейский выключил фонарь совсем и чуть сдвинулся в сторону. Реакция мужчины не заставила себя ждать.

Делая широкий шаг вперед, он сначала наотмашь махнул ножом слева направо, но цели не достиг и ударил выпадом, по прямой. Вэй расчетливо уклонился от первой атаки и грамотно принял вторую. Ожидая именно такой выпад, он был к нему полностью готов, а реакция никогда его не подводила. Ножевой бой они с Сунем начали тренировать еще в полицейской школе, и техника этого смертельного искусства плотно забилась в рефлекторную память. Пропуская нож мимо себя на уровне живота, он сильно врезал фонарем по руке противника. И сразу, не оставляя противнику шансов, последовал молниеносный и жесткий удар коленом точно в пах, мощно и беспощадно, как специальная машина, которая забивает сваи в землю при строительстве домов. Противник сдавленно охнул и инстинктивно согнулся от внезапно вспыхнувшей боли ниже живота. Прекрасно зная, чем чревата милость в данных случаях, сержант не собирался играть в благородного рыцаря и финальным ударом уже хотел закончить эту короткую схватку. Но подозреваемый оказался довольно стойким к физической боли. Не разгибаясь, он дернул рукой, в которой все еще был зажат нож, и остро отточенное лезвие коснулось Вэя. Неглубокий и неопасный порез не причинил полицейскому особого вреда, но в секунду разжег испепеляющее пламя ярости. Последовал сокрушительный удар коленом в лицо, и преступник тяжело рухнул на спину. Полицейский шагнул к нему вплотную, склонился и нанес жестокий, на грани запретного фола, удар кулаком в лицо. Разбитый в клочья нос лопнул, как переспевший, начинающий гнить помидор. Отвратительно липким потоком хлынула кровь, заливая рот мужчины. Тот закашлялся, давясь и захлебываясь собственной кровью.

– Сдохни, полицейская тварь! – злобно выплюнул он слова вместе со скопившейся во рту кровью и из последних сил попытался схватить полицейского за горло.

Это агрессивное движение стало последней каплей. Всего на секунду Вэй потерял окончательный контроль. Весь накопленный негатив последних дней взбурлил гневной массой и страшным огнедышащим вулканом ворвался ему в мозг. Лицо перекосило злобной гримасой, пальцы сжались в кулак, а правая рука сама собой оттянулась для нового удара. Но он не ударил… Вместо этого он поднялся, крепко схватил мужчину за воротник куртки и оттащил к стене. Усиливающаяся вибрация на рельсах четко говорила о приближении следующего поезда. Полицейский успел пристегнуть избитого мужчину наручниками к одному из толстенных кабелей. Как только мимо них промчался последний вагон, на его груди ожила молчавшая до этого рация.

– Сержант Бао, вызывает младший констебль Чао. Прошу вас экстренно прибыть на пост.

По стилю обращения и натужным ноткам в голосе друга Вэй сразу понял, что рядом с товарищем находится какое-то высокое начальство и он сейчас стоит по стойке смирно, вытянувшись в тугую струну. Буквально через тридцать секунд рация заговорила еще раз, и в тоннеле снова раздался голос Суня. Напряжение исчезло, но вакантное место не осталось пустым и вместо него появилось отчетливо слышимое волнение.

– Вэй. Вэй. Слышишь меня?

– Конечно, слышу, говори, – правой рукой отжимая тангенту на рации, сдержанно ответил Вэй.

– Тут т-а-к-о-о-о-е… Происходит нечто очень странное. Я не совсем понимаю, но масштабы происходящего впечатляют. Бросай все дела и бегом сюда.

– У меня подозреваемый. И он пока не может ходить.

– Оставь его там. Вообще не до него. Я сейчас…

Это оказались его последние слова. Фраза оборвалась на полуслове, и рация затихла.

– Сунь? – выдерживая небольшую паузу, Вэй нажал клавишу еще раз. – Констебль Чао?

В ответ, лишь пугающее и загадочное, как в далеких глубинах космоса, безмолвие. Полицейский довольно быстро нашел пистолет и нож, а затем без особых раздумий, со скоростью заправского спринтера, рванул в сторону платформы.

Поднимаясь по эскалатору вверх, Вэй сразу обратил внимание, что ему навстречу не двигаются пассажиры. Оба встречных эскалатора ползли абсолютно пустыми, а все пассажиры пропали самым загадочным образом. Перебирая в голове возможные варианты, он пришел к выводу о готовящемся террористическом акте, массовой эвакуации и полном закрытии этой станции. По крайней мере, именно этот вариант выглядел самым логичным и обоснованным.

"Что же случилось", – эта тревожная мысль, первая и наиболее очевидная, отчаянным холодом ворвалась в разогретый адреналином разум.

Все свободное место перед входом на станцию оказалось напрочь забито разнообразной автотехникой. Несколько закрытых тентами длинных грузовиков, два армейских джипа, а самое странное – это три, припаркованных прямо посередине пешеходной зоны больших автобуса. Один из грузовиков, ломая хлипкие защитные ограждения, уверенно и нагло полз задом к входным дверям станции. Многочисленная толпа пассажиров недовольно гудела, насильно оттесненная за мобильные ограждения. Рядом с ними стоял Сунь и, активно жестикулируя пытался хоть как-то успокоить взволнованных людей.

У ближнего джипа открылась передняя дверь, и из него вылез мужчина в военной форме с погонами капитана. Не отрываясь от армейской рации в руке, он махнул рукой застывшему полицейскому, приглашая подойти к себе.

– Старший сержант Вэй Бао. Семнадцатый отдел транспортной полиции, – представился полицейский, четко вскидывая руку к форменной бейсболке.

– Капитан Хань Ци, – мгновенно отреагировал военный. – Четвертая бригада специального назначения.

– Что происходит? – жгучий вопрос вырвался у сержанта сам собой, едва военный успел представиться.

– В стране чрезвычайная ситуация. Все полицейские подразделения переходят под полный контроль армии и оказывают ей всестороннее содействие. У нас есть не более двадцати минут, чтобы разгрузить транспорт и переправить все под землю.

– Война? – не удержался Вэй, мысленно отбросывая версию с террористами.

– Я отвечу, когда будет выполнена поставленная задача, – сурово и непоколебимо отрезал капитан. – Вы знаете, где сейчас находится дежурный электрик?

Немного растерявшись от происходящего вокруг, Вэй лишь молча кивнул головой.

– Найдите его и срочно приведите сюда. А мы пока начнем перемещать грузы.

Все еще находясь в задумчивом ступоре, он так и остался стоять рядом с джипом. Капитан уже отвернулся и отошел чуть в сторону, ведя с кем-то оживленные переговоры по рации.

– Вам не понятен приказ? – повышая голос, спросил Хань Ци, с предельной строгостью глядя на застывшего столбом полицейского.

– Понятен, – наконец ожил Вэй и уже собрался было уходить.

– Постойте, сержант, – остановил его капитан, заметив длинный порез на куртке. – Вы ранены?

– Все в порядке, это небольшая царапина, – стараясь выглядеть предельно спокойным, тут же ответил тот.

– Хорошо, действуйте, сержант…

Вэй спешно спустился вниз и оглядел фактически пустую станцию. Основная масса пассажиров уже уехала, а оставшиеся несколько человек тоже собирались в скором времени ее покинуть. Дежурное помещение электрика находилось в глубине станции, рядом с центральной электрощитовой. Небольшая комната, с минимумом бытовых удобств, оказалась совершенно пустой. Техник работал один на три ближайшие станции, но в этот раз полицейскому повезло. После пятнадцати минут непрерывных поисков электрика он обнаружил в одном из самых дальних технических переходов. Тот ковырялся в насосной, тихонько насвистывая себе под нос. Вэй ему ничего не стал объяснять, а просто взял за рукав и с усилием потянул за собой. Мужчина оказался полнейшим флегматиком, а его ледяной невозмутимости можно было только позавидовать. Пока они шли до платформы, электрик не произнес ни слова, словно к нему каждый час прибегает взбудораженный полицейский и насильно утаскивает за собой.

– Ну ни фига себе! Что за дела? – энергично почесывая коротко стриженный затылок, с изумлением воскликнул техник, выходя на платформу.

А удивиться было чему… За каких-то неполных двадцать минут платформа кардинально видоизменилась. Сейчас она больше напоминала странный грузовой склад, чем место для ожидания поездов. Вдоль несущих колон, практически по всей длине станции, вырос искусственно созданный лес. Радующие глаз, сочно зеленые цветы в больших пластиковых горшках ровными рядами стояли между аккуратно сложенными припасами. Пушистые дихондры, мощные фикусы, торчащие в разные стороны алоэ и еще несколько видов домашних цветов нежданно украсили скучную, однотонную палитру станции. Но основное пространство обширного помещения занял богатый ассортимент провизии и воды. Мешки, коробки, пакеты, бочки, канистры и всевозможные тюки.

– Все-таки война…, – внезапно даже для самого себя, достаточно громко произнес вслух свою версию событий Вэй.

– Да иди ты…

Пораженный таким заявлением мужчина остановился и озадаченно посмотрел на полицейского. В округлившихся глазах электрика читалось очень многое, но заострять на нем внимание Вэй не стал. Он снова взял его за рукав и потянул в сторону эскалатора.

– Пошли, нас ждут.

– Никуда не пойду, пока не расскажешь, что происходит, – упрямо заартачился техник и даже сделал попытку присесть на пол.

Не задумываясь и подчиняясь внутреннему инстинкту, Вэй отвесил парню увесистую, до искрящихся звездочек перед глазами, оплеуху. Голова электрика податливо дернулась, и он мгновенно вскочил на ноги.

– Пойдем, у нас важное задание, – выдержанно и даже несколько смиренно попросил его сержант.

Тот подозрительно посмотрел на стоящего перед ним полицейского, но ничего не сказал, но вперед все-таки пошел. У самого эскалатора они увидели одного солдата, который брал приезжающие вниз коробки и аккуратно запускал их по скользкому полу в общую кучу у левой стены.

– Мы почти закончили, – неожиданно отчитался тот, открытым взглядом осматривая подошедших людей, – только медикаменты осталось спустить.

– Война? – в одно слово задал вопрос Вэй.

– Мы и сами не знаем. Ничего не объясняли еще, только приказывают и все, – просто и приземленно, дал честный ответ молодой парень и нервным движением поправил съехавшую в сторону каску.

Полицейский ничего больше спрашивать не стал, еще раз дернул за руку электрика и ступил на прорезиненную полосу эскалатора. Уже на улице он крепко подхватил мужчину под руку и повел в сторону стоящего чуть поодаль внедорожника.

– Да понял я все. Отпусти, не убегу.

Так, под ручку, они и подошли к автомобилю, из которого уже вышел немного взвинченный Хань Ци.

– С работой аварийных систем знаком? – без подготовительного вступления обратился капитан к электрику.

– Конечно, – пожал плечами тот в ответ. – Электроснабжение, система воздухообмена, отопление, вода. Я занимаюсь обслуживанием и…

– Принудительное закрытие внешних ворот в аварийном режиме? – резко перебил его военный.

– Да, могу.

– Спасибо, этого достаточно, – капитан пожал рабочему руку. – На ваши плечи ляжет очень ответственная миссия. А пока подождите тут.

И он указал рукой на одну из чудом уцелевших скамеек. Обалдевшему от происходящего мужчине ничего не оставалось, как смиренно присесть в паре метров от них.

– Вот что, сержант, – пытливо всматриваясь Вэю в глаза, негромко начал говорить армейский капитан. – Я успел кратко ознакомиться с вашим досье в электронном виде. И лично меня ваша кандидатура вполне устраивает.

– Я вас не понимаю…

– Командование решило, что лучше всего руководить операцией будет человек, который знает работу станции изнутри. Так сказать, местный. Времени совсем мало, нужно действовать очень быстро. Все, что ты сейчас услышишь, абсолютная правда, и тебе выпала великая честь. В этих автобусах сидят дети… Тридцать пять мальчиков и столько же девочек. Лучшие ученики, отличники из олимпийской школы Плюс шесть женщин-воспитателей. Твоя задача такая. Берешь своего напарника и этого электрика, я дам вам двух своих бойцов: отличного стрелка и штатного медика. Вы вместе с детьми, закрываетесь внутри этой станции метро. Лично проконтролируешь закрытие ворот и перегородок в тоннелях, после чего уничтожишь систему управления.

Видя естественную реакцию полицейского, Хань Ци поднял вверх указательный палец и предостерег его от излишних вопросов.

– Так нужно! Радикальное решение, но до определенного момента никто не должен оттуда выйти. Отрезаем любую возможность. Все люди, а человеческая реакция в экстремальных обстоятельства бывает крайне непредсказуемой.

– Все-таки ядерная бомбардировка…

Полицейский не смог окончательно подавить в себе беспокойство и растревоженный мозг сам выдал его мысли.

– Хуже сержант. Значительно хуже. Но ты не должен об этом пока думать! – капитан повысил голос. – Твоя единственная цель – спасти нашу нацию в лице этих восьмидесяти человек. Воздуха, еды и воды вам должно хватить на месяц, а если экономить, то и на полтора. Ты в курсе, что на всех станциях метро имеются герметично закрытые спасательные шахты? Минимум через месяц будете выбираться через них. Если нам повезет и все обойдется…

Морща лоб, капитан тяжело задумался и замолчал. Эта томительная пауза длилась всего несколько секунд, но Вэй успел почувствовать, как через него прошла обременительная волна невыносимой ответственности.

– Почему я? Разве нет более подготовленных к этому людей?

Вопрос полицейского вернул капитана в реальность, а на его лице появилось гневное выражение.

– Смирно! Отдать честь!

Громоподобный голос Ханя мгновенно выбил из полицейского все тревожащие его мысли. Каждая мышца в теле полицейского вынужденно напряглась, и он автоматически вытянулся по стойке смирно.

– Сержант Бао, выполняйте приказ! Командование приняло решение, мы его должны исполнить. У меня еще триста детей, и каждый из них должен выжить. Кто им поможет? Ты и я, больше никто! Понимаешь меня?

– Да, понимаю.

– Выполняй! – стальными интонациями в голосе Хань провел последнюю черту.

Четко разворачиваясь на каблуке правой ноги, капитан уже хотел было уйти, но ему в спину прилетел финальный вопрос полицейского.

– Капитан, скажите, чего мы ждем?

– Узнаешь из сводки новостей через три часа, – не оборачивая головы, предельно холодно отчеканил Хань Ци.

– Так ведь с самого утра нет ни интернета, ни телевидения.

– Будет…

Россия. Москва. Гоголевский бульвар.

С того момента, как закончилось экстренное выступление президента, для очень многих людей время изменило свой неумолимый бег. Это отразилось практически на всех, но каждый человек прочувствовал данный психологический феномен особенно, по-своему. Для одних людей обыкновенная минута превратилась в бесконечную вечность, а другим показалось, что час пролетает, как одна, неуловимая секунда…

Почти сорок драгоценных минут Сергей бестолково метался по квартире, совершая нерациональные действия и хватаясь за все подряд. Зашкаливающие эмоции раздирали его душу, не давая думать последовательно и разумно. Он то собирал вещи, которые по факту совсем не нужны, то припадал к жене с детьми и просто безмолвно замирал.

Все это время Наташа пришибленно сидела на диване в гостиной. Пугающие картины в голове с неимоверной силой загнали молодую женщину в панический ступор. Она трепетно прижимала к себе близнецов, постоянно шепча им слова любви, нежно целуя и заливая горячими слезами. Малыши, не понимая, что происходит, плакали вместе с мамой. Но детям в этом возрасте не свойственно надолго одно и то же эмоциональное состояние. Два раза они начинали играть друг с другом, кратковременно забывая о рыдающей рядом матери и нервно суетящемся отце. Их глаза начинали сиять совсем по-другому, а на милые детские мордашки возвращались такие умиляющие улыбки. В эти трогательные моменты взрослые зачарованно замирали рядом с детьми и забывали обо всем на свете. Но жестокая реальность настигала их даже в таких далеких и радужных мирах. Она беспощадно заходила в волшебную сказку и делала свою (подвластную только ей одной) работу: немилосердно, побольнее ударить человека и с садисткой улыбкой вытащить его беспомощного в ужасающую действительность…

– Сережа, делай хоть что-нибудь нужное.

Ослабленный голос жены приглушенным звоночком все-таки просочился Сергею в разум. Вытирая рукавом рубашки раскрасневшееся лицо, он крепко поцеловал супругу в губы, отпустил близнецов и резко поднялся с колен. Посередине комнаты одиноко стояла плотно набитая вещами спортивная сумка, а на столе у окна монументально возвышался его походный рюкзак. Еще раз перебирая в голове собранные вещи, Сергей взглянул на ситуацию по-новому, более критично. Его мозг заработал несколько иначе, а мешающие эмоции чуть ослабили мертвую хватку и временно отступили. Не церемонясь, он перевернул сумку и высыпал содержимое на пол.

– Опять? – едва слышно всхлипывая, подавленно спросила Наташа.

В ответ Сергей погрозил ей пальцем, чтобы не отвлекала и тут же натянуто улыбнулся в попытке сгладить свой жест. Супруга никак не отреагировала, лишь устало прикрыла лицо рукой. Из всей кучи Сергей взял только теплые костюмы детей и вязаный свитер Наташи. Перебирая в руках приятный на ощупь свитер, он вспомнил, как они его покупали. Картинка получилась такой реалистичной и наполненной былым счастьем, что мужчина непроизвольно закрыл глаза.

– Сергей!

Колкий окрик жены мгновенно выбил из него ненужные в данный момент мысли и очередной раз вернул в реальность. Вещи пошли в рюкзак, а остальную кучу одежды он попросту запихнул ногой под стол.

– Все? – удивленно спросила Наташа, указывая глазами на рюкзак.

– Берем только его. Мне нужны свободные руки.

В Сергее словно что-то внезапно переключилось, и он в один миг изменился. Мысли стали более осознанны, а в движениях появилась былая уверенность и четкость. В рюкзаке уже аккуратно лежали документы, все имеющееся в доме деньги, немного драгоценностей, небольшая икона Богоматери, сложенная в непромокаемый пакет домашняя аптечка, его любимый мультитул, большой охотничий нож в кожаном чехле, пара пластиковых бутылок с водой и суточный запас еды. Немного подумав, Сергей вытащил нож и ловко пристегнул его к ремню на джинсах. Еще раз оглядывая квартиру, он кивнул головой и присел на диван рядом с женой и играющими детьми.

Они крепко обнялись, очень многое передавая друг другу без слов.

– Все. Уходим, – первым заговорил Сергей, снимая с себя руки Наташи и поднимаясь на ноги.

– Может быть, все-таки останемся. Ведь возможна ошибка, и ничего не случится.

В кротком голосе жены было столько волнительной надежды, что мужчина опустился перед супругой на колени и взял ее руки в свои.

– Малыш, все слишком серьезно. Они наверняка сто раз перепроверили информацию, прежде чем сообщать такую новость народу. Нужно идти…

Сергей медленно встал, поочередно и очень нежно поцеловал жене руки, после этого потянул ее на себя, помогая подняться с дивана.

– Ты прав. Ты, как всегда, прав, – грустно отметила Наташа, глядя ему в глаза.

Через пять минут семья Троицких в полном составе вышла из подъезда. Город оказался накрыт непривычной для себя тишиной и безмятежностью. Пропал вечный шум беспокойного мегаполиса, на улице почти отсутствовали машины, а постоянные пробки сказочным образом канули в Лету. Прохожих оказалось крайне мало, и они все отдельными ручейками двигались в сторону ближайшей станции метро “Арбатская”. Беря на руки Машу, Сергей озорно подмигнул жене и односторонним движением плеч поправил рюкзак за спиной. Наталья ухватила просительно поднявшего навстречу матери маленькие ручонки Мишку и решительно подняла его в воздух.

– Ну, с Богом, – выдохнул Сергей, и они двинулись в путь.

Ближе к центру, когда до метро оставалось два поворота и не более пары сотен метров, обстановка вокруг разительно изменилась. Истошные звуки автомобильных клаксонов перекрывали многочисленные крики взволнованных людей и неприятно давили на мозг. Неосознанно увеличивая скорость, Сергей поспешил к последнему проходу между домами. Наташа не отставала, нервное напряжение гнало женщину вперед. Они одновременно вышли из-за угла дома и замерли в полнейшем изумлении.

Вся улица до самой станции оказалась забита брошенными автомобилями. Узкий проезд еще оставался по правой стороне, но синий универсал уже ткнулся в маршрутное такси и окончательно перегородил дорогу.

Люди плотной неоднородной массой двигались в направлении станции метро. Большая часть людского потока уходила немного влево и дальше к центу. А часть перетекала вправо, в направлении метро “Кропоткинская”.

– Не отставай от меня, – на ходу бросил Сергей и ускорил шаг.

Не успев приблизиться, они поняли, что станция закрыта, а люди постепенно уходят. Новые группы прибывших вливались в общую толпу перед входом в подземку. Но через некоторое время понимали, что шансов попасть внутрь у них нет, и отправлялись дальше.

– Что будем делать? – стараясь идти рядом с мужем, беспокойно спросила Наташа.

– Идем вперед. Держись как можно ближе.

Поднимая ребенка над головой, Сергей буром врезался в гудящую толпу и, бесцеремонно расталкивая людей, начал пробиваться к входу. Они прошли всего пару метров, как на их пути возник пьяный толстяк.

– Куда прешь, шалава!

Мужчина схватил Наташу за руку и нагло начал оттаскивать ее назад. Толпа вокруг притихла, напряглась и чуть отступила. Всего секунда понадобилась Сергею, чтобы здраво оценить ситуацию и выбрать правильный вариант действий. Он мигом сунул ребенка стоящей рядом незнакомой женщине, а сам развернулся к толстяку. Два прямых удара руками в голову, и мужчина пошатнулся. Размазывая по лицу кровавые сопли, он хотел было ответить, но классический крюк в подбородок сильно встряхнул его разгоряченную алкоголем голову. Попадание оказалось достаточно точным и сильным, чтобы дебошир моментально обмяк и опустился на асфальт. Сергей забрал Машу обратно и уверенно продолжил прорываться вперед. Наконец ему удалось протиснуться прямо к ограждениям, и он с тревогой оглянулся. Тяжело дыша, Наташа сделала еще два шага и оказалась рядом с мужем. Перед ними возвышались двухметровые ограждения, за которыми стояли солдаты с оружием наизготовку.

– Офицер! Офицер! – неожиданно закричал Сергей и привлекая внимание, поднял Машу над головой.

Вдруг оказавшись высоко вверху, девочка громко заплакала. Но нужный эффект был получен, и их заметили. Военный что-то сказал стоящим рядом с ним бойцам и широким шагом спешно приблизился к Сергею.

– Майор, пустите нас внутрь. У нас с женой двое маленьких детей. Вы сами наверняка отец, я не верю, что вы сможете убить ребенка! Вы же прекрасно понимаете, что они погибнут без вашей помощи.

Сергей говорил очень эмоционально, стремясь достучаться до души военного.

– Только дети…

– Что? – опешил от услышанного Сергей.

– Можем забрать ваших детей. У меня такой приказ. Эта станция закрыта для гражданских. Пускаем только детей до десяти лет.

Майор говорил жестко и без эмоций, будто всю свою жизнь только этим и занимался, что забирал маленьких детей от родителей.

– Вы что там… С ума все сошли?! – активно размахивая свободной рукой, начала громко возмущаться Наташа. – Я никому не отдам своих детей! Никому!

– Идите на “Кропоткинскую” или на “Кольцевую”. Все центральные станции, где есть переходы, закрыты.

Люди, стоящие в первых рядах, недовольно зароптали, а откуда-то сзади прилетел первый кирпич.

– Открывайте, сволочи!

– Пустите нас, душегубы!

Задние ряды надавили, поджимая стоящих спереди людей вплотную к забору. Оставаясь предельно спокойным, видимо такое уже происходило раньше, майор сказал несколько слов ближайшему к себе солдату. Тот дернул затвор, досылая патрон и целясь выше орущих людских голов, послушно нажал на спусковой крючок. Короткая очередь из АК, многократно перекрывая общий шум, в один миг отрезвила людей. Толпа отступила немного назад и мгновенно затихла.

– Уходим отсюда, – Сергей, не оборачиваясь легонько толкнул супругу локтем в бок и начал выбираться.

Пока в этой людской мешанине царил сумбур и неразбериха, они относительно легко смогли выйти обратно.

– Что будем делать? – второй раз за последние полчаса задала вопрос Наташа.

Она с такой верой смотрела на мужа, будто по взмаху волшебной палочки он мог в одно мгновение все решить или изменить. Ее красивые, небесно-голубые глаза горели ожиданием чуда, а надежда на спасение не потухла и не умерла.

– Пойдем на “Смоленскую”, – уверенно произнес Сергей, опуская Машу на землю.

– Далеко… Дальше, чем “Кропоткинская”.

Наташа тоже поставила ребенка на ноги и несколько раз встряхнула уставшие руки.

– Ты видела сколько народа туда идет? Почти все. А к “Смоленской” в пять раз меньше.

– Так там и сама станция меньше, – резонно заметила женщина.

– Неважно. Тоннели могут уместить всех.

– Я поняла. Пойдем, – с воодушевлением сказала Наташа, снова беря ребенка на руки.

– Давай поменяемся, я немного затупил, – на лице Сергея даже появилось некое подобие улыбки.

– В смысле?

– Миша тяжелее, а достался тебе. Все руки наверняка отмотал богатырь.

Теплый взгляд любимых глаз и жадный, многоговорящий поцелуй в губы стали ответом на его слова. Они поменялись детьми, еще раз переглянулись и отправились к станции “Смоленская”.

Пока шли, говорили мало. Как-то само собой получилось, что все разговоры о происходящем они подсознательно оставили за мысленным забором. Пару раз, конечно, вспоминали, но сразу категорично пресекали себя. В основном вспоминали прошлое, разделяя эти счастливые мгновение друг с другом. Последние две сотни метров оба напряженно молчали. Чем ближе они подходили к станции, тем сильнее становилось понятно, что все очень даже несладко. Возможность остаться на “Смоленской” катастрофически снижалась с каждым пройденным ими метром. Людские потоки непрерывной рекой текли к станции с разных сторон. На подходе они объединялись в один большой и сокрушительно бушующий океан. Сергей поставил малыша на землю рядом с женой, а сам сноровисто залез на брошенный у края дороги внедорожник.

– Расскажи мне, что там, – с беспокойством в голосе, попросила Наташа.

Скопление людей перед входом в подземку было поистине огромным. Эта внушительная масса жила своей, особенной и пугающей жизнью. Люди, находясь во власти основного человеческого инстинкта, просто сходили с ума. Одновременно в разных местах зарождались мелкие очаги драк, перетекающие в групповые побоища. Ближе к входным дверям давка была такой сильной, что людей буквально размазывало о стены. Никто не обращал внимания на падающих под ноги стариков и затоптанных насмерть детей. Окончательно теряя человеческое лицо, люди рвали друг друга, словно дикие звери. Ужасающие крики смерти и боли сливались в один общий шум. Последней для Сергея каплей стала чудовищная по своему действию картина. В диком порыве ярости от собственного страха один из мужчин поднял мешающего под ногами ребенка и просто выкинул его метров на пять позади себя. Прямо под ноги обезумевших людей, наступавших сзади…

– Мы возвращаемся, – с непререкаемой твердостью объявил Сергей, спрыгивая на землю.

– Как? Почему? И куда?

Вопросы посыпались из Наташи словно переспелые сливы после того, как сильно потрясли дерево. Мужчина не стал ничего объяснять. Он молча забрал у жены Машу и помог женщине взобраться на автомобиль.

– Какой ужас… Жуткое зрелище…

Пораженная увиденным, Наташа с натугой успела сказать несколько слов, после чего нервное потрясение придавило женщину окончательно.

– Тут нам не пройти. Если сунемся, детей точно потеряем, – сдавленно произнес Сергей.

В его словах мелькнули едва различимые нотки обреченности. Он медленно опустился на одно колено и крепко обнял близняшек. Но уже через секунду поднял на жену полные твердой решимости глаза.

– Мы идем дальше? – стоя на крыше машины, задала вопрос Наташа, хотя уже знала на него ответ.

Психологические трансформации, которые происходят с людьми в подобных ситуациях, могут иметь всевозможные формы и последствия. Изначально они оба, после новости о надвигающейся катастрофе и мощного стресса, поникли и находились в состоянии полного оцепенения. Но сейчас, когда пришло понимание, что им реально придется бороться за жизнь своих детей, они словно воспряли духом. Самоконтроль занял свое лидирующее место, появилось четкое восприятие происходящего, а адекватность действий обрела свою закономерную устойчивость.

– Милая, послушай меня. Только не вспыхивай и постарайся принять мои слова максимально обдуманно и спокойно, – начиная говорить, Сергей взял супругу за руку. – Нам придется вернуться на “Арбатскую” и отдать детей военным…

Налитая свинцом пауза, длинною в целую жизнь, разорвала часть внутренних нитей, которые соединяли их семью в однородный монолит. Они смотрели друг другу прямо в глаза, а в это время те самые ниточки, которые совсем недавно держались крепкими стальными канатами, лопались будто невесомые мыльные пузыри. Наташа сильным рывком выдернула руку, а драматичность ситуации достигла своего апогея.

– Нет! – с несгибаемой жесткостью отреагировала она. – Этого не будет никогда!

– Но послуша…

– Я сказала нет!

Ее истошный крик напугал детей, и они одновременно заплакали. Даже некоторые из спешно идущих мимо людей оглянулись на женщину. Мозг Наташи в очередной раз переключился, меняя восприятие и отпуская вожжи эмоционального сдерживания. В секунду тело женщины ослабло, и она рухнула на колени рядом с малышами. Хватая детей в охапку, Наташа крепко-накрепко прижала их к себе и в который раз за день горько разрыдалась. Ожидая такой болезненно острой реакции, Сергей тоже опустился на землю. Его руки обняли самых близких людей, а на глаза навернулись слезы.

– Все будет хорошо… Все будет хорошо, – тихо бормотал он, пытаясь хоть как-то успокоить жену.

Она подняла на него красные от слез, заплаканные глаза.

– Ты, правда, считаешь, что другого выхода нет? – нервно сжимая его плечо, сквозь заливающие лицо слезы смогла она выдавить из себя слова.

– Правда. Иначе мы их не спасем. Сами, может быть, и выживем, но малышей потеряем.

– Как же так, Сереженька, как же так?

Мимо них молча проходили люди, которым они были не интересны и, тем более, не нужны. В столь мучительно сложный для всех час рыдающая семья уже никого не могла удивить.

– Наташ, нам нужно идти. Ради них мы обязаны сделать это, – со вновь появившейся решительностью Сергей оторвался от жены и детей.

– В них вся моя жизнь. Как они будут без мамы…

– Мы их обязательно найдем, когда все закончится, – без грамма сомнения заверил ее Сергей, целуя в губы.

– Ты обещаешь?

Она экспрессивно сжала его руку и с вновь появившейся надеждой заглянула в глаза.

– Клянусь!

В глазах и голосе Сергея появилось столько запредельной решительности, что Наташа безоговорочно поверила мужу. В этот очень сложный для материнской психологии момент в ее внутренней книге перевернулась очередная страничка и в которой раз за день все поменялось. Энергичным движением руки женщина смахнула слезы, крепко поцеловала малышей по очереди и порывисто поднялась.

– Идем! Мы обязаны дать им этот шанс!

Соглашаясь, Сергей кивнул головой и следом за женой быстро встал. Без промедлений он взял Мишу на руки, Наташа подняла притихшую Машу, и семья торопливо двинулись обратно к метро “Арбатское”.

Подходя ближе к станции, супруги отметили, что людей стало гораздо меньше, а толпа у входа значительно поредела. Видимо, информация о закрытии “Арбатской” уже разлетелась по ближайшей округе и люди обходили ее стороной. С верой в чудесное спасение часть народа все еще толпилась перед мобильным заграждением, но с каждой минутой людей у этого входа в московскую подземку оставалось все меньше и меньше. На этот раз, чтобы прорваться ближе к забору, им понадобилось гораздо меньше усилий.

– М-а-й-о-о-о-р! – напрягая связки, во весь голос закричал Сергей.

– Что ты орешь? – откликнулся один из солдат по ту сторону ограждения. – Нет его здесь, он вниз спустился.

– Позови. Мы детей привели.

Словно пытаясь убедительно аргументировать свои слова, Сергей на вытянутых руках выставил Мишу перед собой.

– Чай, не слепые. Но лимит исчерпан, мы больше никого не берем…

– Как так? – только и смог выговорить Сергей.

Слова молодого военного, словно удушливая петля на шее, в долю секунды перекрыли родителям доступ воздуха. Их мир мгновенно рухнул в страшную пучину горестного отчаяния.

В красивых глазах Наташи появились слезы. Не в силах говорить, она лишь беззвучно открывала рот, как выброшенная на берег рыба. Очередной удар придавил с такой силой, что женщина не смогла устоять на ногах. Тело предательски ослабло, ноги безвольно подогнулись, и она мягко опустилась на землю. Сергей поставил сына на ноги, а сам склонился над теряющей сознание женой.

– Малышка, малышка, не пугай меня… Мне одному не справиться, – он шепотом заговорил с женой, покрывая лицо быстрыми поцелуями. – Я тебя очень, очень люблю. Мы сможем. Вместе мы точно сможем…

Не понимая, что происходит, малыши снова заплакали и дружно прильнули к маме. Своими маленькими ручонками они ласково обнимали ее за шею и что-то лепетали на своем (одной только маме известном) языке.

В это время, будто на небесах услышали их мольбы, двери метро распахнулись и появился уже знакомый им майор. С озабоченным видом он осмотрелся, недовольно покачал головой, но к ним все-таки подошел.

– Поздно вы пришли. Слишком поздно.

– Спаси их, майор. Возьми наших малышей, а мы сразу уйдем, – голос Сергея судорожно дрожал, а по щекам потекли слезы.

– Не могу. Мы уже набрали больше, чем рассчитано. Ни воды, ни еды на всех не хватит, – военный был холоден и непреклонен.

– Я вас умоляю. Вы же человек… Ради всего святого, не дайте нашим детям умереть… – находясь на грани нервного обморока, Наташа говорила совсем тихо, но люди по ту сторону забора ее услышали.

Женщина собрала последние силы, оторвала от себя Машеньку и подтолкнула ее к ограждению. Девочка, сделав два неуверенных шага в сторону ограждения, тут же развернулась и бросилась обратно на шею матери.

– Пожалуйста, майор. Вам всем зачтется это на небесах, – не находя больше других слов, с горьким отчаянием в голосе снова попросил Сергей. – Ради всего святого, сделайте добрый и так нужный вашей душе поступок.

Возможно, что именно в этих словах находился тайный ключ к сердцу этого человека. Никто не узнает, чем в тот момент они смогли зацепить военного за живое и почему он так поступил. Майор как-то странно дернулся и ударил правой рукой себя в область сердца. По его лицу пробежала мучительная гримаса боли, как при сжимающей сердце кардиалгии. Непродолжительное время мужчина молча стоял, закрыв глаза, и с видимым усилием массировал левую грудь. Как только боль оставила его в покое и ушла, он собственноручно открыл проход.

Опасаясь, что военный внезапно может передумать, Сергей без колебаний оторвал Мишу от плачущей матери и в два шага оказался рядом с майором. Пересиливая себя, он трясущимися руками передал сына, а сам развернулся к сидящей на земле жене. Обжигающей лавой по его щекам текли слезы, но он смог продолжить начатое. Мужчина торопливо вернулся обратно и склонился над сгорбленной женой. Моральные силы уже окончательно покинули бедную женщину, безжалостно оставляя ее истерзанную душу наедине с кошмарными мыслями. Она инстинктивно спрятала дочь под себя, пытаясь накрыть и защитить ребенка своим телом. Не в состоянии даже плакать, Наташа лишь напряженно всхлипывала и неестественно вздрагивала всем телом. Истеричный плач детей усугублял ситуацию, невообразимой болью пронзая ее материнское сердце. Превозмогая свою собственную любовь, Сергей резко перевернул жену и силой попытался разжать ей руки. Уже не понимая, что происходит, женщина отчаянно сопротивлялась и даже укусила мужа. Но силы оказались слишком неравны, он без всяких сомнений, конечно, победил.

На подкашивающихся ногах Сергей, словно в тумане, подошел к майору и оглянулся на измученную жену. Исчерпав все внутренние резервы, она обессилено лежала на земле. Опустошенный взгляд был отрешенно устремлен в небо, а из пересохших глаз одиноко катились последние капли слез. Не в силах больше терпеть мужчина с обожанием поцеловал дочку в маленький носик и решительно отдал ее майору. Тот развернулся и торопливо, аккуратно держа детей в обеих руках, двинулся к входным дверям станции.

Тяжело дыша от пережитого нервного стресса, Сергей заторможенно пошел обратно к Наташе. Едва за майором закрылась дверь, безжалостно отрезав лучший кусочек их жизни, он обессилено свалился рядом с женой и изможденно закрыл глаза…

Италия. Рим. Ватикан.

Последние два часа обширные подземелья Ватикана напоминали огромный, растревоженный муравейник. Люди с разными грузами на плечах суетливо сновали туда-сюда, наполняя нижние катакомбы всевозможными припасами. Несколько молодых акколитов, с письменными принадлежностями в руках, вели строгий учет, точно фиксируя каждый принесенный килограмм. Все входы находились под тщательной охраной и были надежно закрыты для посторонних. Правда, сейчас швейцарские гвардейцы не выглядели как разодетые модели на показе новой коллекции Тьери Мюглера. Пестрая, парадная форма и длинные алебарды остались в шкафах, а их место заняли настоящие бронежилеты и боевое оружие.

Папа находился в дальней поездке, и его сопровождал командир гвардейцев, майор Бертье. В отсутствие командира весь груз ответственности за безопасность Ватикана ложился на плечи его заместителя.

Кристоф Леманн, капитан швейцарских гвардейцев, очень спешил. Он торопливым шагом двигался к девятому посту. Срочное сообщение об инциденте у западных ворот застало его в дежурном помещении, где два бойца отказались заступать на свои постоянные посты. Оба, в отличие от основной массы гвардейцев, были наполовину итальянцами, но имели постоянное швейцарское гражданство. Молодые люди в категоричной форме требовали срочно отпустить их домой, мотивируя свое желание тем, что хотят встретиться напоследок с родными, а возможно, и умереть рядом с ними. Самый юный из всех ста четырех гвардейцев, двадцатидвухлетний Витторио Чезаре, начал еще и истерично рыдать. Без зазрения совести и каких-либо особых церемоний капитан приказал посадить обоих под арест. Сейчас абсолютно не хватало времени на разбирательство с ними, и он оставил решение этой проблемы на потом.

За те два часа, что прошли после совместного заявления европейских лидеров по поводу надвигающейся катастрофы, капитан столкнулся с массой разнообразных проблем. Столько неприятностей он не видел за все девять непростых лет службы в охране Ватикана. При этом накопленный опыт и развитая интуиция четко давали понять, что основные сложности еще ждут гвардейцев впереди.

Полчаса назад он поднимался наверх, чтобы осмотреть наполненную людьми площадь Святого Петра. Набитая до отказа верующими, она напоминала огромное поле ярких цветов, непринужденно колыхающихся под легкими порывами летнего ветерка. Но Кристоф точно знал, насколько эта красивая картинка непостоянна и обманчива. В один внезапный момент это скопище народа могло превратиться в неуправляемого и беспощадного монстра. Простой человек, который в обычной жизни является верным сыном церкви и праведным католиком, в силу колоссальной эмоциональной нагрузки и под влиянием бушующей толпы, легко превращался в сумасшедшего разрушителя или кровожадного убийцу. В такие моменты его личностная индивидуальность, каким бы до этого он ни был культурным и интеллигентным, бесследно растворяется в чудовищно безликой массе. Кроме того, всегда найдутся люди, которые будут координировать, направлять и мотивировать остальных, даже не имея на то особых предпосылок или явных целей. Они все равно, в обязательном порядке, станут кричать, пугать, угрожать и вести за собой. И вот именно тогда начнется страшная трансформация…

С психопатической паники, когда объединенная одной общей идеей и страхом толпа превратится в злое и агрессивное, яростно бунтующее стадо. Данный многосоставной организм с ненасытной жадностью будет обрастать все новыми и новыми частицами, подавленная личность которых уже не сможет воспрепятствовать поглощению, а лишь добровольно и безропотно присоединится к коллективному разуму. И вот тогда этого всепожирающего монстра уже практически невозможно будет остановить…

– Капитан… Пожалуйста, подождите, капитан, – раздался встревоженный голос откуда-то из полутемного коридора слева.

Вне всяких сомнений капитан Леманн считался вежливым и воспитанным человеком. Он и был таковым в реальности. Но сейчас Кристоф даже не обернулся в сторону зовущего. В другой ситуации он непременно откликнулся бы на эту просьбу, спокойно выслушал бы человека и обязательно помог бы, а в данную минуту не стал. Инцидент у ворот требовал его экстренного вмешательство, так как запросто мог стать той самой зажженной спичкой, которую поднесли к злосчастной пороховой бочке.

Через толстые входные двери капитан не слышал многоголосого шума толпы, но он очень явственно ощущал его. Сумасшедшая энергетика проникала сквозь любые преграды и насыщала собой все близлежащее пространство. Перед тем как открыть дверь, опытный Леманн сначала нажал кнопку на панели видеонаблюдения. Миниатюрный дисплей услужливо зажегся и показал ему все, что происходило в эту минуту по ту сторону двери.

Спиной к нему в напряженных позах застыли два его гвардейца с оружием наизготовку. Они возбужденно что-то кричали человеку перед собой. Тот натужно замер с закрытыми глазами, одной рукой держа над головой открытую пластиковую канистру с какой-то жидкостью и горящую зажигалку в другой.

"Тут, и правда, все очень серьезно", – подумал капитан, хватая со стены пенный огнетушитель.

Он поставил баллон поближе к двери, быстро вбил код и с некоторым усилием открыл тяжелую дверь. Яркий свет ударил по глазам, а знакомый гул от множества голосов мгновенно проник в уши. В один миг капитан оценил создавшуюся ситуацию, замечая то, чего не было видно через камеру. Мужчина с канистрой в руках оказался сильно пьян, а его разум уже не мог адекватно воспринимать действительность. Его губы что-то торопливо шептали, он нетвердо стоял на ногах и немного пошатывался из стороны в сторону. По всей видимости, он закончил молиться, открыл глаза и сразу увидел капитана.

– Начальство? – мужчина хмыкнул и неприятно скривился в пьяной усмешке. – Ты слишком долго шел. Я уже принял решение…

– Стоп! – неожиданно крикнул Леманн, резко вскидывая руку перед собой. – Давай поговорим… Иначе я просто уйду, а ты останешься лежать прямо здесь безымянной кучкой пепла.

Видя, что мужчина уже не поймет других слов, Кристоф сознательно выбрал конфликтную тактику обострения. В таком состоянии люди редко воспринимают мягкие уговоры, просьбы или доброту. А вот равных по силе они, наоборот, слушают и даже иногда слышат.

– Я уже все сказал, – недовольно фыркнул мужчина и смачно плюнул, попадая себе на брюки.

– Кому? Этим двум молокососам? Да они ничего не решают. Ты со мной поговори…

– Я даже с Богом сейчас разговаривал, а ты кто такой?

– Командир гвардейцев, и у меня прямая связь с верховным патриархом. Скажи, чего ты сейчас хочешь? – слова капитана звучали вполне основательно и серьезно.

– Хочу с Папой увидеться перед смертью. Чтобы он мне все грехи отпустил, – в голосе мужчины на секунду промелькнули нотки раскаяния, но разом пропали, а вместо них вернулась пьяная и крикливая бравада. – Иначе сожгу себя! Прямо здесь и сейчас, у него на глазах!

– Хорошо. Я подойду к тебе, и мы вместе позвоним патриарху. Он даст свое разрешение, и после этого ты встретишься с Папой.

– Солдат! Дай честное слово, что не обманешь меня, – зажмуривая один глаз, громко высказал свое требование мужчина.

– Ну, конечно, дам. Зачем мне тебя обманывать? Какая ерунда. Поверь, все будет, как ты сам захочешь.

На ходу меняя тактику поведения и постоянно говоря, капитан приблизился к возмутителю спокойствия и протянул ему свой смартфон. Тот, не задумываясь, подсознательно поставил канистру на землю и выставил руку навстречу.

Левой рукой Леманн схватил мужчину за ладонь и мощно дернул на себя, грубо ломая ему пальцы. Одновременно он шагнул навстречу и безжалостно всадил согнутые пальцы в незащищенное горло. В самую последнюю секунду Кристоф немного ослабил удар и не стал ломать мужчине гортань. Тот болезненно скрючился, забыв обо всем на свете, и старательно попытался пропихнуть в легкие воздух. Все случилось буквально за одну секунду, и люди вокруг даже не смогли толком понять, что произошло. Пару мгновений назад они с опаской сторонились этого сумасшедшего, а сейчас уже смогли вздохнуть спокойно. Гвардейцы уводили пьяного мужчину с глаз долой.

– Что нам с ним делать? – поинтересовался один из бойцов, когда за ними закрылась дверь.

– Быстренько отведите его к нашим арестантам и возвращайтесь на пост. Потом решим, как с ним поступить. И пусть ему окажут медицинскую помощь.

Леманн оставался верен себе. Его голос звучал твердо и невозмутимо, а на лицо вернулась постоянное выражение непоколебимой уверенности. Как только гвардейцы ушли, он снова включил камеру видеонаблюдения, чтобы оценить возможные последствия инцидента. К счастью, его опасения не оправдались, и он вздохнул с облегчением. Люди просто заняли освободившееся пространство и продолжили усердно молиться. Многотысячное скопление верующих, которые одновременно обращаются через молитву к Богу, всегда навевало на Кристофа особенную, почтительную благодать. Капитан перекрестился, с внутренним благоговением поцеловал висящий на шее серебряный крестик и торопливо направился в соседнее здание.

По пути он еще несколько раз прикасался к маленькому символу христианства на своей шее. Этот жест, уже ставший для него многолетней традицией, всегда помогал и давал некое состояние психологической защищенности. Будучи подлинным католиком, Кристоф с молоком матери впитал в себя истинную любовь к христианству, его священным заветам и заповедям. Да и сам этот старинный крестик имел свою собственную, крайне важную для него историю. В семье Леманна, исключительно по мужской линии, уже очень много поколений этот серебряный крестик, как великая реликвия, передается из рук в руки, от отца к сыну. Это знаменательное событие происходит ровно на двадцать седьмой день рождения. Торжественная часть всегда сопровождается рассказом об их далеком предке, который носил этот крестик почти двести пятьдесят лет назад. Каждый мужчина из рода Леманн знал эту подлинную историю наизусть и от всей души гордился своей фамилией. Конечно, они не все связывали свою жизнь с армией, но Кристоф еще ребенком пообещал себе пойти на военную службу. Он никогда не скрывал, что именно эта семейная реликвия стала для него мощным побудительным стимулом.

История Жерома Леманна, который являлся действительным лейтенантом швейцарской гвардии при дворе французского короля Людовига Шестнадцатого, всегда манила и притягивала юного Кристофа. Отвага, доблесть и безупречная честь – вот те самые качества, что навсегда пленили мальчика.

Много лет назад, в смутное для Франции время, лейтенант Леманн с неполной тысячей гвардейцев защищал замок Тюильри. Восставший народ жаждал королевской крови, а у швейцарцев оказалась непоколебимая, ценившаяся ими превыше всего, воинская честь. Даже зная, что король бежал, они не дрогнули и продолжали сражаться. К атакующим постоянно прибывали свежие силы, у гвардейцев заканчивались боеприпасы, но приказ отступить так и не поступил… Взрывы от палящих пушек. Последние выстрелы ружей. Предсмертные стоны раненых. Залитые кровью стены. Оставшимся в строю швейцарцам пришлось отступить во внутренние покои королевского дворца. На многочисленные крики восставших о сдаче, смело высовываясь в окно второго этажа, коротко ответил именно Леманн:

– Мы гвардейцы! Мы отвечаем перед своей честью, воинским уставом и всем швейцарским народом. Поэтому никогда не сложим оружие!

И ожесточенная мясорубка продолжилась…

Штыки и приклады, пехотные сабли и ножи, кулаки и зубы. Бешеный по своему накалу рукопашный бой шел за каждый зал, лестницу, коридор. К сожалению, исход этой схватки был очевиден, а судьба храбрых гвардейцев предрешена. Огромный численный перевес сказал свое веское слово и поставил жирную точку. Практически все швейцарцы пали в неравной борьбе, но не запросили пощады и не сдались. В конце боя Жером Леманн получил сильный удар по голове и без сознания пролежал до самой ночи. Восставшие еще долго добивали раненых и оттаскивали обезображенные тела во двор. Лейтенанту несказанно повезло: его сочли мертвым, и бесчувственное тело бросили у самого края этой ужасной кучи. Лишь на следующий день ему удалось тайком выбраться из замка, прибыть в Париж и найти последние остатки своего полка…

Не теряя контроля в реальности, Кристоф, погруженный в воспоминания о канувшей в прошлое истории, подошел к входным дверям в противоположной части собора. Открывая толстую деревянную дверь, он уже освободился от отголосков былого и полностью вернулся к своим основным обязанностям.

– Все в порядке? – задавая вопрос стоящему на посту гвардейцу, капитан кинул внимательный взгляд на монотонно гудящую за забором толпу.

Специфичный шум от тысяч молящихся людей, словно гул линии высоковольтных проводов в дождливый день, равномерно заполнял округу.

– Да, господин капитан, – односложно ответил тот, не меняя положения головы.

– Хорошо…

Естественно, что капитан не стал озвучивать свои мысли и опасения. Слишком долго он прослужил в этой огромной обители Бога, чтобы жить без постоянного напряжения и чувства тревоги. Угрозы от многочисленных террористических организаций, сумасшедшие религиозные фанатики, профессиональные охотники за древностями и банальные хулиганы. За эти годы Леманн видел столько, что хватило бы на полноценный приключенческий роман.

Торопливым шагом он прошел между церковью Сан Стефано и Дворцом судов, двигаясь к зданию вокзала. Красота и величие ватиканских построек уже настолько впитались в его разум, что казались стандартной обыденностью и заурядностью. Но к энергетически возвышенной атмосфере этого особенного места, он привыкнуть так и не смог.

Усердно намоленная миллионами людей, она тягучей патокой ласково обволакивала его каждое утро. Верующие душа и сердце Кристофа с превеликой радостью принимали эту божественную благодать. Каждый раз, осеняя себя крестом, он с особым внутренним трепетом чувствовал, как счастливо сжимается сердце, а по телу пробегают теплые волны приятного волнения. Вот и сейчас, оглядываясь на блестящий крест, который возвышается над куполом собора Святого Петра, Леманн сердечно перекрестился. Его христианская вера жила настолько искренне и сильно, что он, не задумываясь, отдал бы за нее свою жизнь.

На подходе к вокзалу Кристоф заметил заднюю часть первого прибывшего автобуса. Его кургузая корма немного торчала из-за здания и явно не вписывалась в окружающий ландшафт. Рядом с автобусом, наворачивая круги по многовековой плитке, прохаживался молодой водитель. Он жадно курил вайпер и, покрывая себя неестественно белесыми облаками, явно нервничал. Как только молодой человек увидел шагающего к нему капитана, то тут же спрятал свой ядовитый агрегат в карман и со всех ног кинулся ему навстречу.

– Отпустите меня, пожалуйста. Меня жена с маленьким ребенком дома ждет. Еще мама больная. Она уже почти не ходит, а мы хотели в подвал спуститься.

Просительные интонации в его голосе переплетались с нотками отчаяния, умноженными на неугасающую надежду и веру.

– Отпустите, ради всего святого, – с мольбой в глазах продолжил свою скороговорку водитель. – Я живу не очень далеко. Всего в трех кварталах. Мне очень нужно и…

Леманн поднял вверх указательный палец на уровень груди, тем самым прерывая эту длинную вереницу слов, и заговорил сам.

– Где остальные? Почему не все вместе приехали?

– В приюте забирал детей только я один, – с недоумением пожимая плечами, ответил водитель и в свою очередь озадаченно спросил. – А разве есть еще автобусы?

– Я точно знаю, что в приют Святого Августина запрашивали четыре автобуса, чтобы вывезти почти двести пятьдесят детей. Сколько ты привез?

– Сорок семь и четырех настоятельниц, – тихо отозвался парень.

– Очень странно, – удивился Леманн, но тут же изменил течение мыслей. – Ты поедешь еще раз, – безапелляционно заявил он, пристально глядя молодому человеку прямо в глаза.

– Ну не-е-е-е-т, – упрямо мотая головой, с неким вызовом в голосе протянул тот. – Отсюда это почти три часа хода, да плюс пока грузиться будут. Я из Фраскати двигался и все равно почти два часа потратил.

– Ты можешь спасти много детских жизней, – попробовал надавить на него Кристоф.

– Нет! – уже более четко отрезал водитель и сверкнул непокорностью в глазах. – Я тоже рисковал и сделал свою работу. У меня есть кого спасать…

Еще несколько секунд Леманн всматривался в его темно-карие глаза, усиленно пытаясь найти в них хоть какую-то зацепку. Но то, что он там увидел, твердо убедило его в обратном. Даже под угрозой оружия, этот молодой парень не поехал бы обратно.

– Иди домой… Нежно поцелуй жену, крепко обними маму, спаси своего ребенка.

После этих слов капитан отвернулся от поникшего водителя и извлек из кармана небольшую рацию. Пара нажатий для выбора канала, и он поднес рацию к губам.

– Бернардо… Капитан Леманн говорит.

– Слушаю вас, капитан, – после короткой паузы послышался хриплый голос сержанта.

– Найди кардинала Томазо и скажи, что автобус уже приехал. Затем выдели несколько человек для встречи.

– Принял.

– Как общая обстановка?

– Пока все спокойно.

Капитан довольно кивнул головой и отключился. Недолго думая, он быстро сменил канал и аккуратно придавил пальцем боковую тангенту.

– Сержант Лори… Леманн говорит.

– Да, капитан.

– Среди тех, кто вчера сменился, срочно найдите мне кого-нибудь, кто может управлять автобусом или грузовиком.

– Можно не искать капитан, рядовой Пикар год работал на автобусе в Берне, – со свойственной ему горячностью тут же отозвался второй сержант.

– Отлично. Через пять минут жду его у входа в библиотечный корпус.

– Так точно.

Заканчивая переговоры, Леманн сунул рацию обратно в карман форменного кителя и уже сделал несколько шагов в направлении библиотеки.

– Спасибо, капитан, – крикнул ему вслед молодой водитель автобуса. – Следующего сына обязательно назову в вашу честь.

"Ты не знаешь моего имени", – эта мысль возникла неожиданно, но говорить вслух капитан ничего не стал.

Он безмолвно поднял вверх правую руку и, не оборачиваясь, ушел. На пути к библиотеке Кристоф думал о сложившейся ситуации с автобусами. Как? Почему? И кто виноват? Эти острые вопросы болезненно кололись, ледяными сосульками протыкая возбужденный мозг и предательски подергивая за каждый оголенный нерв. Очевидных ответов не имелось, а самая назойливая и неприятная версия казалась настолько ужасной, что он постарался отбросить ее подальше. Но она постоянно возвращалась, будто застряла на кольцевой и все время двигалась по неизбежному кругу.

Выходя из-за поворота, он нос к носу чуть не столкнулся с рядовым Пикаром.

– Капитан, – гвардеец отдал честь в официальном приветствии.

Отвечая, Леманн ответно вскинул руку к фуражке.

– Давно не садился за руль автобуса? – переходя сразу к делу, задал интересующий его вопрос Кристоф.

– Лет пять точно. Но без проблем справлюсь с любой техникой.

– Отлично. У вокзала стоит автобус с детьми. Их сейчас выведут и проводят сразу в катакомбы. Ты бери любого свободного от вахты бойца, я сообщу сержанту об этом, и быстренько езжайте на этом автобусе в ближайший римский интернат. Априлия слишком далеко и в приют Святого Антония вам, скорее всего, уже не успеть. Забираете детей, сколько сможете увезти, и пулей обратно. Приказ понял?

– Так точно, господин капитан! – Пикар вытянулся по стойке смирно.

Несколько непривычно для самого себя, Кристоф положил правую руку на плечо гвардейца.

– Не подведите меня, рядовой…

– Есть, капитан. Не подведу!

Рядовой Пикар лихо крутанулся на каблуке и поспешно удалился в направлении казармы. Еще несколько секунд Леманн смотрел ему вслед, задумчиво перебирая в уме детали своего неоднозначного поступка. Затем энергично тряхнул головой, отгоняя сомнительные мысли прочь, и продолжил путь к библиотеке.

Проходя мимо большого золотистого шара, он, не замедляя шага, коснулся рукой теплого металла. Это простейшее, подсознательное движение неожиданно добавило ему уверенности в предстоящем разговоре. Видимо, мозг сам искал нечто простое, что может взбодрить и порадовать душу. Но буквально через секунду Кристоф замер…

Внезапная мысль ужалила разум и смертельной отравой растеклась по клеткам. Она впрыснутым ядом мгновенно испортила и так не самое радостное настроение. Все разрозненные факторы сошлись в один плотно переплетенный клубок, который до противных мурашек пугал даже его. Боясь распутать этот очень странный сгусток мыслей и превратить его в прямую логическую цепочку, Кристоф взял себя в руки. Прямых фактов у него еще нет, а думать гипотетически он не очень любил.

Заходя в библиотеку, он не сдержался и внутренне улыбнулся, а неприятные размышления мгновенно отошли на второй план. Любой человек еще на входе во внутренние помещения Ватиканской библиотеки мгновенно попадал под волшебное очарование этого чудотворного водопада.

Необычайно яркое, до трепетной дрожи в коленях, сочетание изящной красоты и божественной монументальности повергало каждого в приятный душевный шок. Каждый сантиметр вокруг буквально пропитан одухотворенной красотой и великим таинством. Восхищающая величием архитектура, поражающие своим великолепием сводчатые потолки, колонны, украшенные многочисленными ликами святых, любая деталь, превращенная в отдельное произведение высочайшего искусства. Чудесные мозаики и тончайшие фрески, блистающие в своем великолепии картины и барельефы – все это выглядело прекрасно и органично, без лишнего пафоса и надменной помпезности.

Не останавливаясь перед всей этой красотой, капитан проследовал в правое крыло, прямо к кабинету кардинала Томазо. Стоящий у двери (на своем постоянном посту) гвардеец отдал ему честь и снова замер. В ответном жесте Леманн приветствовал бойца и вежливо постучал по двери костяшкой указательного пальца.

– Входите, – раздался из-за двери сухой, но крепкий голос кардинала.

Капитан решительно распахнул мощную, обитую чеканным железом дверь и прошел внутрь.

– Знал, что ты придешь…

С отеческой улыбкой на губах кардинал поднялся со своего кресла и шагнул навстречу Леманну. Его движения были достаточно неспешны, но в них чувствовалась внутренняя сила и властность.

– У нас не так много времени, но давай присядем и поговорим, – гостеприимным движением руки кардинал указал на небольшой диванчик у стены.

Они одновременно сели на обитый темно-зеленым бархатом диван и замерли в ожидании, кто заговорит первым.

– Я догадываюсь, какие вопросы привели тебя ко мне, – на правах хозяина начал разговор кардинал. – Спрашивай, постараюсь на них ответить.

– Что случилось и почему пришел только один автобус? – без долгих хождений кругами, сразу в лоб спросил Леманн.

Несколько долгих секунд кардинал с усилием массировал лоб, будто усердно размышлял, что можно сказать швейцарцу, а чего говорить не стоит.

– Я отменил автобусы. Так решил совет…

В этот момент в голове капитана взорвалась граната, а пресловутый клубок начал с огромной скоростью раскручиваться в отвратительную спираль.

– Как это? – только и смог вымолвить он, едва дыша.

– Да, возможно, это сложно понять и принять. Но неотвратимость надвигающейся катастрофы вынуждает нас на неординарные и, возможно, не самые правильные, с точки зрения простого человека, действия.

– Не понимаю, – медленно покачивая головой, пробормотал капитан.

– Я сейчас объясню.

Заглядывая Леманну в глаза, отец Томазо хотел дружески накрыть рукой ладонь капитана, но тот резко убрал ее за спину.

– На мгновение давай представим, что катастрофа уже случилась и мир погрузился в страшный кошмар. Что будет потом? После этого… Когда выжившие выйдут из укрытий и выберутся из-под земли на свет Божий. Как ты думаешь?

– Хаос, – с эмоцией ожившего робота, находясь в полнейшей прострации, автоматически ответил Леманн.

– Именно, – тут же схватился за это слово кардинал. – Хорошо, что ты это понимаешь. Нужно с горечью в сердце признать, что люди в такой ситуации превращаются в неуправляемое стадо, и, поверь мне на слово, оно будет необузданно и беззащитно. А это неизбежно приведет его к гибели. Стадо вымрет, как малое неразумное дитя. Но мы же не хотим всеобщей погибели. И что может его спасти?

– Кнут? – предельно холодно высказал свою версию Леманн, так как начал догадываться, куда клонит кардинал.

– Не совсем так. Людей спасет только Вера! А если она сможет опереться на силу, то это, вне всяких сомнений, станет истинным возрождением настоящего, подлинного христианства. Ты понимаешь меня?

– Кнут и пряник. В принципе все достаточно предсказуемо…

– В тебе сейчас говорит разочарование и злость от непонимания высшей цели. Ты просто не знаешь всего, что знаю я.

– Возможно, и не знаю. Более того, я точно не понимаю, чем могли помешать в этой вашей схеме дети? – начиная закипать, с каменной интонацией задал вопрос капитан.

– Занятыми автобусами…

– Что!?

Негодование и злость, разочарование и боль – все это единовременно слилось в коротком, но таком болезненном вопросе Кристофа.

– Не спеши осуждать и презирать, – в голос кардинала вплелись стальные нити. – Мы знакомы много лет, и ты всегда верил мне. Верь и сейчас. Я сам готов остаться и уступить кому-то свое место в убежище с открытым сердцем и без колебаний. Но у меня есть понимание цели. Великой и благой. Кто поможет людям в будущем хаосе? Кто даст им Веру? Кто укажет путь праведности и любви? Только святая церковь! А без истинных, праведных носителей веры она слаба. Только святые отцы могут по-настоящему дать Веру и Божью Любовь людям. Только отцы…

Кардинал задумчиво замолчал, будто давая Кристофу время на осознание его слов.

– Вспомни времена Колумба и Магеллана. Рискуя жизнями, стоически перенося все трудности и невзгоды, а порой и умирая, святые отцы шли в этот чуждый мир, неся с собой истинную Веру. Ведь именно католическая церковь посылала своих любимых сынов на смерть ради лучшего мира. Они несли слово Божье, его Заветы и Любовь. Ты же не будешь отрицать очевидные вещи?

Кристоф молча покачал головой.

– Уверен, что подлинную доброту христианства ты тоже отрицать не станешь.

Безмолвное движение головы повторилось.

– Сын мой, верь мне… От чистоты твоей веры будет зависеть очень многое. А я знаю, насколько истинно ты веришь. Не меньше, чем любой из членов совета. Не меньше меня. Даже не меньше Папы…

Последовала мгновенная реакция на слова. Леманн резко вскинул голову и внимательно посмотрел отцу Томазо в глаза. Эта неосязаемая дуэль длилась всего несколько секунд, но ее хватило, чтобы Кристоф сделал выводы и принял собственное решение.

– Но дети…

– Великая и ужасная жертва… Ты должен понимать, ты же солдат, – тяжело вздыхая, кардинал приложил обе ладони к груди.

– Я все равно приведу в убежище детей! – с гранитной убежденностью в голосе воскликнул капитан.

– Одного рейса хватит! Мы перенаправили автобусы. Они поехали по близлежащим к Риму соборам и церквям. Соберем святых отцов с их семьями. Они станут той самой божественной армией во вновь воскрешенном мире.

– Автобус уже уехал за детьми. И я послал своих людей за ними. Уверен, что они привезут не менее пятидесяти человек.

– Ты осмелился шагнуть против нас? Против Бога и святой церкви?

Глаза кардинала сверкнули обжигающим гневом, а сам он одним движением поднялся на ноги и навис над сидящим капитаном. Его плотно сжатые губы натянули кожу на скулах и от этого лицо приобрело некий зловещий вид.

– Вовсе нет. Я люблю Бога и уважаю святость церкви. Мне очень этого не хочется, но если понадобится, то я смогу пойти против человека по имени Серджио Томазо.

После этих слов Леманн встал и с высоко поднятой головой спешно вышел из кабинета кардинала…

Шотландия. Залив Гар-Лох. Военно-морская база Клайд. Пункт базирования Фаслейн.

После получения информации о солнечной вспышке и экстренного совещания, руководство базы действовало четко и оперативно. Нужно отдать им должное, все вопросы решили за пятнадцать минут и тут же начали осуществлять план эвакуации.

Первое – сняли с работ на лодках весь обслуживающий персонал и оставили только действующий экипаж. В течение получаса все гражданские специалисты оказались отправлены по домам. Лишь потом техники узнали истинную причину таких перемен, но было уже поздно. Пока царило всеобщее непонимание и неразбериха, охрану доков значительно усилили и попасть на охраняемую территорию без спецпропуска стало нереально. Весь следующий час экипажи лодок работали не покладая рук, спешно набивая военные субмарины нужными припасами. Несколько сотен рабочих наблюдали все это, стоя за забором под присмотром вооруженных бойцов охраны. За это время к семейным подводникам по секретному распоряжению командования, пришли их жены с детьми. А оставшимся холостякам в экипажах разрешили вызвать к себе на борт по одной близкой подруге. Чуть ранее на борт одной из лодок поднялся практически весь командный состав базы с семьями.

И только после этого обстановка разом изменилась. Люди напряглись и окончательно поверили в полную серьезность происходящего. Охрана базы, состоящая из спецроты министерства обороны, наблюдая за тем, что происходит, потребовала себе отдельную подлодку для дальнейшей эвакуации. Вполне естественно, что их коварно обманули, быстренько пообещав субмарину типа "Трафальгар", которая не так давно вернулась с ремонта. Лодка действительно стояла в доках, но без топлива.

Дальнейшие события развивались крайне стремительно и полностью спонтанно. К шумной толпе перед воротами в доки постоянно присоединялись все новые и новые группы людей. Атмосфера на базе, подобно включенному в розетку утюгу, неизменно накалялась все сильнее. Экстренный выход в море основного количества лодок стал последней каплей, и на базе произошел стихийный бунт.

Люди наконец осознали, что их бросают, и надежда на спасение тает на глазах. Оставшиеся подводники, совместно с техниками из обслуживания и гражданскими, отчаянно кинулась на бойцов охраны. Солдаты, без долгих раздумий открыли огонь на поражение из автоматических винтовок и пулеметов. Менее чем за минуту передние ряды атакующих оказались выкошены полностью. Но тысячную толпу, ослепленную жаждой кровавой мести, уже было не остановить… Невзирая на ужасающие потери, мятежники прорвали охранный периметр и ворвались в доки. За несколько минут бушующая масса людей смяла немногочисленные посты охраны. Часть оставленных на произвол судьбы военных буквально разорвали на части, а оставшихся утопили в заливе, прямо у пирса. Разъяренные толпы попытались захватить две оставшееся субмарины, но экипажи предусмотрительно успели закрыть люки.

Пока последние оставшиеся лодки под гневные крики людей медленно отходили от причальных стенок, многочисленные толпы людей загнанно метались по пустым докам. Быстро выяснилось, что три резервные лодки использовать невозможно. В две из них даже не было загружено топливо. А в третьей, полностью готовой к отплытию, невозможно запустить систему электропитания без введения особых секретных кодов. Кто-то из офицеров подал мысль, что коды можно найти в штабе, и обезумевшая толпа рванула туда. Не понадобилось много времени, чтобы окончательно понять – все напрасно. Компьютеры заблокированы, а кодов нет. После этого массовая истерия полноценно взошла на свой всемогущий трон. Люди окончательно потеряли всякий контроль и начали громить все подряд…

Шотландия. Залив Гар-Лох. ПЛАРБ класса "Вэнгард"

Скрываясь от остальных членов экипажа в самом дальнем углу торпедного отсека, старшина Мартин Кроунфорд горько плакал. Его худые плечи вздрагивали в такт беззвучным рыданиям, а грудная клетка лихорадочно подергивалась в унисон с судорожным дыханием. Слезы, как обязательная данность, текли сами, подчиняясь скорбным и печальным думам человека. Мартин мысленно прощался с нежно любимыми родителями. Крепко обнять, трогательно поцеловать, сказать последние слова он уже не сможет. Печальная боль отдавала в сердце, а стоящая перед глазами картинка не отпускала…

Такая маленькая, с милым лицом в сеточке мелких морщин всегда добрая мама. И высокий, с напускной строгостью в глазах, но не менее любящий отец. Они стояли, обнявшись перед его глазами и прощально махали ему рукой. Именно так, как это было в день его последнего отъезда на шестимесячную вахту.

Сморкаясь прямо на металлический пол, Мартин смахнул рукавом теплые капли и серьезно задумался. Мысли извивались и перескакивали с одного на другое в мрачной темноте будущей неизвестности. Размышляя о том, как ему повезло, он невольно улыбнулся и поблагодарил Бога за это чудесное спасение. Но перечеркивая радость, тут же появились тяжкие думы о тех, кто остался на берегу. Как жаль людей! Им в одночасье отрезали последнюю возможность жить.

Мартин безуспешно гнал тягостные думы. Они переплетались, наскакивали друг на друга, но не отступали. Мучительные мысли о родителях и младших сестрах тоже не уходили, освежая глаза новыми потоками слез.

Особым направлением его размышлений стал вопрос будущего. И, конечно, не обошлось без страха за свою жизнь…

Холодный и колкий, до сердечных спазмов, он сдавливал его разум, не давая спокойно дышать. По факту дальнейшей жизни Мартин вообще ничего дельного не представлял, только полная муть неизвестности в комплекте с тревожной тишиной неопределенности. Продлевать эту пытку он не стал и постарался отречься от подобных размышлений.

Будучи высококлассным электриком, которого ценил сам капитан, он даже не задумывался о том, что его могли не взять на борт. Плюс, по мнению немногочисленных друзей, он всегда был счастливчиком. Ему везло постоянно, всегда и везде. Хоть в карты, хоть в лотерею.

Сейчас, сидя на небольшом клочке пола, Мартин понял, что гоняет мысли кругами и абсолютно впустую. Нервозно стискивая зубы, он ухватился за стопку коробок с консервированной фасолью и тяжело поднялся на ноги. Отчаянное волнение не отпускало; опираясь рукой о лежащие ящики и коробки, он, немного пошатываясь двинулся по узкому проходу к люку.

– Всем офицерам срочно прибыть на центральный пост! – спокойный голос капитана пробасил из висящего в углу динамика громкой связи.

От неожиданности Мартин вздрогнул и в ответ помахал кулаком, глядя куда-то в пустоту.

– Повторяю. Всем офицерам явиться на центральный пост.

Второе сообщение прошло для него без первоначального эффекта, и он крутанул колесо запорного механизма на люке. Лодка находилась в надводном положении и свободный переход по отсекам пока был разрешен.

– Твою мать, Кроунфорд, аккуратнее, – недовольно возмутился Оливер Блэр, отшатнувшись от раскрытого внутрь отсека люка. – Ты все это время сидел в торпедном? Какого черта?

– Тише, Олли, не ругайся при детях, – попыталась одернуть рыжеволосого мужчину его жена.

Маленького роста, с длинными темными волосами, она одной рукой прижимала к животу двух девочек, примерно семи и восьми лет. Те тряслись от страха и с силой вцепились женщине в ноги.

– Вали отсюда, Кроунфорд, нас здесь и так уже полно. Можешь залезть обратно или поищи себе другое место, – не унимался Блэр и даже попытался схватить Мартина за воротник куртки.

Тот ловко увернулся и торопливо проскользнул вперед. С опаской оглядывая находящихся в отсеке людей, Мартин мысленно отметил, что все пять торпедников собрались вместе. С каждым из них находилась супруга и дети, всего примерно человек двадцать. Тут же расположились два механика из аварийной команды.

Один сидел в обнимку с потертой жизнью блондинкой, а второй беззвучно молился, держа перед собой небольшую книжицу в кожаном переплете. Мартин сразу узнал эту вульгарную особу из местного бара, но сдержанно промолчал и тихонько опустился на пол рядом с Тони. Молодой механик оторвался от книги, без слов кивнул Мартину и вернул взгляд обратно. Официально Мартин тоже числился в аварийной бригаде, но обладал более широкими правами, так как считался специалистом первого класса. Весь экипаж знал, что капитан очень благосклонен к нему, и относился соответственно.

Одни тайно завидовали и побаивались, а другие, наоборот, открыто ненавидели и презирали. По большому счету, ему было на них наплевать, но некоторые вещи Мартина раздражали до безумия. Несколько особо неприятных членов экипажа любили поиздеваться над ним. Злые, а иногда и жестокие шутки порой переходили все пределы дозволенного.

Однажды он сорвался с катушек и попытался ткнуть обидчика длинной отверткой в грудь. К счастью, его вовремя перехватили и сдали вахтенному офицеру. Тогда ему в очередной раз повезло. Лодка не находилась на дежурстве, а стояла на профилактике в доках. Капитан, старый друг его отца, ограничился местным взысканием, и история не выплыла наружу. С тех пор многие сознательно обходили его стороной, а плотно общались лишь единицы. Молодой, добродушный механик Тони Карвин как раз был из числа последних.

– Послушай, Тони, ты знаешь, куда мы плывем и что вообще происходит? – вежливо дождавшись пока механик закончит молиться, вполголоса обратился к нему Мартин.

Тот так посмотрел на него, будто увидел пятисотлетнее приведение из старинного шотландского замка.

– Ты, где был последние два часа?

– Предохранительный блок на электрозамке в нижнем шлюзе менял, – с невинной простотой ответил Мартин и сдержанно улыбнулся.

Нервное напряжение последних часов стало понемногу спадать, и он постепенно начал возвращаться к жизни.

– Ты что совсем ничего не знаешь? – все еще удивленно поинтересовался механик.

– Знаю немного. Мне лейтенант Кроули рассказал в двух словах про гигантскую вспышку, но совсем мало.

– Ну, а что еще знать-то хочешь? Да и зачем тебе? Все равно все сдохнем, – несколько обреченно высказал свою версию светлого будущего Тони.

– Спасибо, успокоил. Кроули, наоборот, говорил, что под водой нас не достанет и мы единственные уцелеем.

В ответ механик махнул рукой и неприятно ухмыльнулся.

– Бабушка надвое сказала. Да, может быть, нам повезет, и мы переживем эту проклятую солнечную бурю, но потом все равно вымрем с голода…

– Да ну тебя. Говоришь так уверенно, будто по этой специальности закончил Оксфорд или уже пережил пару вспышек, – недоверчиво произнес Мартин, но разговор продолжил: – Расскажи, пожалуйста, честно, что знаешь.

– Ты уверен, что хочешь это знать? – на всякий случай спросил тот, зная повышенную эмоциональность товарища.

– Да! – решительно, словно дал торжественную клятву, ответил Мартин и пригнулся поближе.

– Пару месяцев назад читал в журнале статью как раз по теме солнечной активности и там…

– Прости, Тони, что перебиваю тебя, но можешь сначала сказать, что с базой? Я так понимаю, что не все поместились в лодки.

– Марти, ты реально такой наивный или постоянно прикидываешься?

Тони повернулся и внимательно посмотрел на товарища в упор. Тот ничего не сказал в ответ, лишь грустно опустил глаза и предательски покраснел.

– Ладно, ладно, не обижайся. Нормально все, – в подтверждение своих слов механик положил левую руку Мартину на плечо. – Просто иногда ты спрашиваешь такие вещи, которые абсолютно понятны и маленькому ребенку.

На эти слова Мартин тоже не отреагировал, лишь тяжело вздохнул и стеснительно зажал руки между коленей.

– Сам считай, – начал объяснять простую, но по-своему ужасающую математику Тони. – На базе приблизительно тысяча человек из постоянно плавсостава. На лодках с момента начала эвакуации находилось не более шестисот человек, плюс минимум тысячу прибавили женами и детьми. Добавим сюда начальство и приведенных женщин. Это еще сто пятьдесят – двести человек, не более. Отсюда выходит, что в море вышли максимум две тысячи…

– Неужели мы стольких бросили? – в изумлении дернул головой Мартин.

– Именно так, друг. Именно так, – с тихой печалью в голосе, грустно подтвердил Тони. – Примерно четыреста человек из нашего подводного братства, три тысячи технарей и обслуживающего персонала, не меньше четырех тысяч гражданских спецов, плюс оставшиеся семьи и те, кто не живет на базе постоянно.

– Чудовищно…

– Мы бы их так и так не спасли. Это как объять необъятное. Кто-то выживает, а кто-то умирает. Мы или они. Жестоко? Возможно. Но тут нет других вариантов, – уже более холодно, с некой философией серийного убийцы сделал заключение молодой механик.

– О Боже! – в сердцах воскликнул Мартин. – Тони, как ты можешь так говорить.

– А что ты хотел? – терпение Тони кончилось, и он эмоционально взорвался. – Я реалист и не смотрю на мир, как ты… Сквозь сопливую призму розовых очков. Иди сам глянь. Лодка битком набита людьми. Еще неизвестно, осилит ли система регенерации воздуха прокачать такой объем…

Мужчины замолчали. Пару минут каждый думал о чем-то сакральном. В помещении повисла гнетущая, налитая тяжелым свинцом тишина. Остальные люди в отсеке тоже разом притихли и смотрели на Мартина с такой укоризной, словно это он был виноват в сложившейся ситуации.

– Иди отсюда, Кроунфорд! – грубо высказался Блэр. – Неужели ты не понимаешь, что тебе здесь не рады.

– Что ты к нему пристал! – тут же заступился за товарища Тони. – Ты не купил эту лодку, и она не стала твоей собственностью. Не решай за всех…

Блэр порывисто поднялся на ноги и посмотрел на Тони так, словно хотел прострелить безжалостным взглядом насквозь. От плотно сжатых зубов желваки на его скулах заиграли, а лицо стало до невозможности злым. Мужчина сжал кулаки и даже сделал шаг вперед. Реакция Тони не заставила себя ждать. Он моментально вскочил, поднял руки к голове и приготовился к обороне. Дело непременно закончилось бы дракой, но спешно вмешались женщины. Ничто лучше не действует на разгневанного мужчину, чем искренний плач женщин и детей. Четыре из пяти находящихся в отсеке дам, не сговариваясь, истерично заголосили. Их мгновенно поддержали дети, не сговариваясь, они присоединились к этому мокрому хору. По всей видимости, напряжение последних часов искало полноценный выход и этот момент оказался как нельзя кстати. Лишь знакомая Мартину блондинка проигнорировала всеобщее женское "пение". В ее взгляде не отразилось ничего, кроме полнейшего безразличия и презрения. Всем своим видом она уверенно давала понять, что ей абсолютно плевать на все происходящее вокруг.

Закончил этот самопроизвольный спектакль все тот же Оливер Блэр. Без особых колебаний он развернулся и со всего маха отвесил жене здоровенную оплеуху. Голова женщины дернулась так сильно, что могло показаться, будто ее мокрые от слез глаза вот-вот вылетят из глазниц. Видимо, в их семье такое практиковалось достаточно регулярно, так как реакция женщины оказалась на удивление спокойной и мирной. Она тут же затихла, покрепче обняла детей и, размазывая по лицу слезы, отвернулась к стене.

– Пойдем отсюда. Найдем другое место поговорить.

Мартин легонько потянул товарища за рукав и сам уже шагнул к выходу из отсека. Но тот упрямо уперся и не двигался с места.

– Мы сейчас уйдем, но это ничего не значит, – натянуто звенящим, как зацепившееся за дно якорная цепь, голосом произнес Тони. – Если захотим, вернемся и будем жить здесь. Но, скорее всего, мы не захотим…

– Катитесь, голубки, – с издевкой откликнулся Блэр. – Найдите себе другое место для семейного гнездышка.

Гадкая шутка Оливера не нашла поддержки среди других членов экипажа. Все знали, что два месяца назад Тони потерял в автокатастрофе молодую жену и годовалого сынишку.

– Какая ты все-таки мразь, – не теряя самообладания, хладнокровно констатировал Тони и повернулся к Мартину. – Пойдем отсюда.

Тот уже взялся за ручки небольшого баула с личными вещами, но Тони жестом остановил его.

– Пусть остаются пока здесь.

– А если он…

Мартин мотнул головой в сторону пристально смотрящего на них Оливера.

– Не посмеет, – уверенно отрезал Тони и пригибась, первым пролез в отверстие люка.

Не желая отставать, Мартин тоже проскользнул в соседний отсек. Едва товарищи пересекли толстую, огнеупорную перегородку, как попали в разноголосое царство шума и крика.

Первый, самый большой жилой отсек был под завязку набит людьми. В помещении стоял такой гвалт, что отсек АПЛ казался больше похожим на детскую больницу во время массовой эпидемии. Плач малышей, крики и возгласы ребятишек постарше, визг чем-то недовольных, а быть может, и уже голодных детей. Вдобавок к этому ору прибавлялись разные, громкие и не очень разговоры взрослых. Все эти звуки сливались в один плотный звуковой поток. Но неестественно громкий шум стал не единственной новинкой на лодке. Всего за два часа жилой отсек насытился разнообразными и в подавляющем большинстве неприятными ароматами. Воздух в отсеке очень быстро потяжелел от специфических запахов. Острая вонь от человеческой мочи переплелась с гнилостным смрадом нервной рвоты и неприятным ароматом от множества потеющих тел.

– Пойдем дальше, тут не получится поговорить, – приближая голову к голове товарища, громко сказал Тони.

Тот понимающе кивнул головой, и они двинулись через многообразное скопище людей дальше. Пока товарищи пробирались к противоположной стороне, Мартин зачем-то старался запомнить попадающихся на пути людей. Душевное состояние у основной массы было подавленное, а эмоции не блистали радостью. Пугающая неизвестность и паническая тревожность давили колоссально, не давая людям отвлечься и уж тем более расслабиться. Постоянно тут и там рождались небольшие ручьи нервозных слез, перетекающих в мощные и полноводные реки истеричных рыданий. Штатный медик бегал туда-сюда с нашатырем и водой как заправский спринтер-чемпион. На нервной почве у одной из женщин случился приступ острого панкреатита. Скрючившись в позе человеческого эмбриона, она громко и жалобно стонала, лежа на первом ярусе двухэтажной кровати в углу. Рядом, крепко держа ее за руку и глотая слезы, с печальным видом сидел ее муж, не так давно поступивший на лодку, совсем молоденький акустик.

– Почему вы ей не поможете? – Тони поймал за руку пробегающего мимо врача.

Тот устало посмотрел на механика, затем рывком выдернул руку и хотел уйти. Но на его пути возник шедший сзади Мартин.

– Что вы все ко мне пристаете?! Вы думаете, я садист? – с досадной злостью прошипел на них судовой доктор. – Мне нечем помочь. На лодке нет таких лекарств. Минуту назад дал ей спазмолитик и ввел обезболивающее. Сейчас станет легче…

– Простите, доктор. Нервы, – искренне извинился Тони.

– Да уж. А ведь это еще даже не цветочки. Так, первые слабенькие листики.

– Согласен, – несколько угрюмо поддержал врача Тони.

Растрепанная женщина, сидящая рядом с тесным проходом, прямо на грязном полу, случайно услышала их разговор.

– Будет хуже? Что нас ждет?

Ее красные глаза смотрели на мужчин с такой горестной тоской, что им стало не по себе, и Тони попытался немного исправить ситуацию.

– Все хорошо будет. В лодке мы обязательно спасемся. Нужно верить в лучшее и непременно надеяться на Бога.

Но она интерпретировала его слова с несколько иным, более философским и своим собственным пониманием.

– Лучше знать правду! Ожидание смерти всегда хуже самой смерти. А Бог? Я точно уверена, что именно Господь и ниспослал нам такое чудовищное испытание. Невозможно всегда ласкать своих неразумных и избалованных детей. Безнаказанность не должна длиться вечно… Иногда их обязательно нужно выпороть. Наказание за провинность или урок на будущее, не суть важно. Даже, скорее всего, это все вместе. Не прикоснувшись к огню и не испытав при этом жгучую боль, человек никогда не узнает, что больше его трогать нельзя. А все люди…

Она неожиданно замолчала, с силой обняла себя за плечи и, отвернувшись к стене, начала медленно раскачиваться, словно захотела войти в гипнотический транс. Женщина говорила спешно и немного сумбурно, но суть сказанного смогла найти свой отклик в сердце каждого из мужчин.

Не меньше полминуты все трое простояли, застыв на месте, как странная скульптурная группа в Британском музее Лондона.

– Так… Ладно, – разворачиваясь к мужчинам лицом, первым ожил доктор. – Вы чем сейчас заняты? Вахта?

– Нет. Нам пока никто распоряжений не давал, – тут же отозвался Мартин.

– Мы пока свободны, – подтвердил слова товарища Тони и с оттенком горечи в голосе многозначительно добавил: – Думаю, что она в чем-то права…

Медик пропустил его последние слова мимо, а вот за возможность получить четыре свободных руки мгновенно ухватился.

– Нужно перетащить все горшки с растениями из кают-компании сюда. Также пройти по офицерским каютам. Собрать, что есть, и тоже сюда. Капитан в курсе и дал добро. При любых вопросах ссылайтесь на него.

– Думаете, они помогут поднять уровень кислорода? – тут же спросил Мартин, догадываясь о замысле врача.

– Хотя бы поддержать.

Тони утвердительно кивнул, легонько хлопнул Мартина по спине, и они отправились собирать растения…

США. Штат Алабама. Город Рокфорд.

Митчел Чейз не любил и всегда по максимуму сторонился людей. Все жители Рокфорда, за исключением совсем маленьких детей, многое знали о хозяине большого дома на самой окраине города. Каждый горожанин был прекрасно осведомлен, когда, зачем и при каких обстоятельствах в их захудалом городишке появился этот странный отшельник. Необычную историю из жизни Митчела Чейза обязательно рассказывали каждому приезжему гостю, как часть исторической хроники ничем не примечательного городка.

В самый расцвет нефтяного бума, семья Чейзов входила в узкий круг богатых нефтепромышленников Техаса. С начала двадцатых годов прошлого века их семейный бизнес неуклонно рос и стабильно развивался. А в сороковые-пятидесятые годы достиг своего пика. И именно тогда, после войны, на почве политических разногласий Роджер Чейз, отец Митчела, до смертельных обид разругался с его дедом, Саймоном Чейзом. Эта ссора положила начало их непримиримой вражды, которая закончилась только со смертью престарелого главы семейства. Не желая больше жить в Техасе, Роджер продал весь семейный бизнес и перебрался с женой и сыном в столицу штата Алабама, город Монтгомери. Для всех так и осталось загадкой, почему он выбрал именно это место. Роджер Чейз выкупил часть современного индустриального комплекса в Ист-Монтгомери, фабрику по переработке хлопка и несколько магазинов. Жизнь семьи текла довольно спокойно и размеренно до кровавых событий седьмого марта шестьдесят пятого года…

В тот злосчастный день Роджер, его супруга Джозефина, старший сын Томми и десятилетний Митчел поехали на машине к друзьям в гости. Не доезжая пары километров до поворота на Уайт Холл они встали, движение автомобиля остановила огромная толпа темнокожих людей. Демонстранты, наглухо перекрывая движение по шоссе, двигались из города Сельма в направлении столицы штата. Возмущенный такой ситуацией, Роджер попытался проехать по краю дороги и случайно задел несколько человек из числа протестующих. Вмиг озверев, несколько мужчин силой вытащили его из машины и принялись жестоко избивать. Роджер пытался сопротивляться, а вид появившейся крови разозлил бунтующую толпу еще сильнее. Истошно крича, Джозефина выскочила следом за мужем и со слезами на глазах, уговорами и мольбами попробовала остановить бушующую толпу. Окружив мужчину и женщину плотным кольцом, темнокожие демонстранты с удвоенной силой продолжили эту страшную экзекуцию. Томми, которому на тот момент исполнилось неполных шестнадцать лет, не смог оставаться безучастным и кинулся на защиту матери. Но что мог сделать подросток с оравой взбешенных мужчин…

Всего несколько минут – и на залитом кровью шоссе остались лежать три обезображенных тела. Самого Митчела демонстранты не тронули. Выкрикивая грязные ругательства и дико смеясь, они забросили трупы родителей и старшего брата обратно в машину к трясущемуся от пережитого ужаса мальчику. После этого мужчины обступили автомобиль со всех сторон и перевернули его, сбрасывая с дороги в придорожный кювет. Несколько раз машина перевернулась и замерла колесами вверх на дне глубокого оврага. Не останавливаясь ни на минуту, плотный поток людей продолжил свое неспешное движение, а груда покореженного металла осталась лежать внизу, в стороне от дороги.

Невозможно передать тот жуткий кошмар, что пришлось пережить среди окровавленных останков своей семьи раненому мальчику. Лишь через несколько часов его нашли приехавшие полицейские. Много повидавшие на своем веку мужчины онемели от открывшейся им ужасающей картины. Они с большим трудом извлекли полуживого ребенка и доставили в ближайший госпиталь.

Дальше осиротевшего Митчела растил двоюродный брат отца. Дядя Стивен, с презрением относящийся к деньгам, будучи кадровым военным, воспитывал мальчика в суровых, спартанских условиях.

Страшная трагедия детства, конечно, не могла не отразиться на неустойчивой психике ребенка. Мальчик рос крайне замкнутым, с явной нелюбовью к людям и обществу. Но, на удивление многих, он оставался всегда спокойным и хладнокровным в любой жизненной ситуации, будто тогда, в тот кошмарный день, его разом покинули все эмоции и чувства. К шестнадцати годам он успел пройти несколько психиатрических комиссий, но врачи не находили каких-либо серьезных отклонений в психике и признавали его вполне здоровым.

В год совершеннолетия Митчела дядя Стивен скоропостижно и незаметно умер в больнице: старая рана дала о себе знать.

А в двадцать лет, по известным только ему одному причинам, Митчел Чейз добровольцем уехал на войну во Вьетнам. Год активных боевых действий в составе 173 воздушно-десантной бригады, и весной семьдесят второго, во время операции "Нгуен Хюэ", раненный в ногу сержант Чейз попал в плен. Враждебные джунгли. Постоянная клетка. Неминуемые пытки. Два года вьетнамского ада тянулись бесконечно долго и показались молодому солдату одной сплошной, двухсотлетней мукой. Но Митчелу повезло: он попал под договор об обмене военнопленными и смог вернуться на родину. Два месяца реабилитации в военном госпитале, и вот она, свободная жизнь…

На протяжении многих лет они с дядей Стивеном никогда не прикасались к деньгам отца. Дядя обоснованно считал, что деньги портят и ломают истинную сущность человека. Эту главную, по его мнению, мораль он смог привить и совсем юному в те годы мальчику. Но на этот раз повзрослевший Митчел решил поступить по-другому. Почти все деньги он перевел в фонд помощи инвалидам войны, оставляя себе лишь часть, хотя и этой суммы ему вполне хватило бы до конца жизни.

Выбрав уединенное место в самой удаленной глуши Алабамы, молодой человек поселился там. Особые душевные нити, крепко связанные с детством, привели его обратно именно в этот штат. Митч построил себе там странный дом, больше похожий на оборонительную крепость, чем на будущее семейное гнездо.

Строительство шло почти два года за высоким забором и в тайне от посторонних глаз. Правда, он не учел того факта, что Рокфорд совсем маленький городок и утаить информацию окажется невозможно, несмотря на строгие указания о секретности. Проживали мужчины в городе и были самыми обычными людьми, с их естественными слабостями и пороками. По выходным в церкви, днем в продуктовом магазине, вечером в баре, ночью в постели у женщины постепенно (слово за словом и капля за каплей) информация по крупицам все равно расползлась по городу, и со временем все узнали о секретах большого дома на холме. Толстые стены из крупных блоков, узкие окна-бойницы с крепкими металлическими решетками, высоченный забор, увитый по верху колючей проволокой. А самое странное – это многоярусные помещения сложной конструкции глубоко под землей, правда именно в то время нашлось немало людей, которые отнеслись к затее Митчела с долей понимания. Холодная война еще не перешла в состояние тлеющего уголька, и постройка такого серьезного убежища была в чем-то даже обоснованной и оправданной. А с другой стороны, молодой мужчина, у которого явно водятся деньги, должен жить в свое удовольствие, развлекаться и веселиться по полной программе. Но все происходило с точностью до наоборот. Митчел Чейз совсем не показывался в городе и все время проводил в своей крепости. У него было всего два увлечения, которые он любил больше всего на свете, – оружие и собаки.

Сколько у Митчела огнестрельного оружия и собак рассказал шериф после первой проверки дома. Жители города, обеспокоенные странным соседом, написали коллективное заявление в полицию, и шерифу Робинсону пришлось отреагировать. Он взял с собой помощника и рано утром отправился к крепости на холме. Помощника Митч в дом не пустил, а вот с шерифом они разговаривали довольно долго. Вернулся Робинсон крайне угрюмым и распространяться о содержании беседы не стал. В тот же день неизвестный человек сделал крупный благотворительный взнос в городской фонд, и полиция навсегда оставила Митчела в покое. Лишь через нескольких месяцев, в один из своих выходных, подвыпивший шериф поведал своим друзьям об огромной коллекции разнообразных орудий смерти и целой своре охотничьих собак в крепости Чейза.

Год за годом все шло своим чередом, а устоявшийся порядок в городке не менялся, и этот факт всех вполне устраивал. Почти вся американская провинция живет так. Без особо острых конфликтов, размеренно и спокойно. Нет сумасшедшего ритма мегаполисов, почти нет преступности, нет разврата и наркотиков, еще сохранились понятия нравственности и морали. Но в один день все разом изменилось, мир рухнул, а новость о надвигающейся катастрофе разрушила тихую жизнь маленького городка…

На пороге семидесятилетия Митчел Чейз чувствовал себя прекрасно. Здоровый образ жизни, правильное питание и физические упражнения на свежем воздухе всенепременно делали свое дело. Мужчина крайне редко болел, любил много гулять и постоянно ходил на охоту.

Экстренное выступление президента по телевизору застало его дома. Сидя в гостиной, Митч с упоением чистил одно из любимых охотничьих ружей. Как только его мозг освоил полученную информацию, он отложил ружье и спешно направился в гараж. Уже через полчаса Митчел с большой тележкой торопливо, но уравновешенно и без малейшего намека на панику, двигался между рядов с товарами в местном супермаркете. Запасов воды и еды на его подземных складах хватало с избытком. В течение пары недель он вполне мог прокормить не менее пятидесяти человек. А вот с аккумуляторами и батарейками дела обстояли не очень.

"Странно, что в магазине так мало людей", – оглядываясь по сторонам, подумал Митч и следом дал сам себе ответ. "Видимо, еще не поняли, а может, и не слышали новость."

Стараясь уместить весь товар в одну тележку, он аккуратно складывал коробки с аккумуляторами в ровные ряды. В это время со стороны касс послышались громкие, возбужденные голоса людей. Понимая, что сейчас начнется полнейшее сумасшествие, Митчел поспешил к выходу. Однако кассы оказались пусты, а весь народ столпился в отделе электротехники. Дежурный администратор по фамилии Мейзерз, включил самый большой телевизор и весь персонал зачарованно приник к экрану.

"Думаю, этого вполне хватит", – прикидывая приблизительную стоимость покупки, Митч извлек из бумажника три свежих сотенных купюры и аккуратно закрепил их на одной из касс.

Не обращая внимания на входящих в супермаркет людей, он поспешно вышел на парковку. За одну минуту загрузил коробки в багажник своего Шевроле Тахо и поехал обратно домой. Горожане еще только начинали собираться в гудящие кучки и нервно обсуждать последние новости.

"Примерно два-три часа у меня точно есть", – эта мысль появилась и пропала, а вместо нее нарисовался схематичный план дальнейших действий.

На самом выезде из города в него чуть не врезался небольшой грузовичок одного из местных фермеров. Скорее всего, он услышал сообщение по радио и сломя голову спешил домой. Паника понемногу начала просачиваться в этот милый городок, а с ней неизменно придет и безумие…

"Пожалуй, не более двух часов", – мысленно поправил Митч свой внутренний таймер, въезжая в открытые ворота своего двора.

Собаки в вольерах радостно залаяли, приветствуя вернувшегося хозяина, но ему сейчас было точно не до них…

За полтора часа Митчел успел заклеить плотной алюминиевой пленкой все окна и двери. Он понимал, что это полный пшик, а не защита, но для собственного успокоения пленку все же натянул. На основной вход в убежище у него уже был припасен кусок свинцовой плиты, толщиной три сантиметра. Достаточно простая конструкция опускала эту самодельную защиту на толстый входной люк после того, как люк закрывался изнутри.

Из всех своих собак Митч опустил в убежище только молодых Сэма и Шелли. Сэм – лабрадор с прекрасно развитым чутьем, прирожденный охотник. А Шелли – его любимица, умнейшая немецкая овчарка.

После этого он натянул на воротах баннер, сделанный из двух старых простыней, сшитых между собой.

– Только дети! По всем остальным огонь на поражение! -

Эта предупредительная надпись должна была остановить непрошеных гостей. По крайней мере, он очень на это надеялся, так как убивать без нужды никого не хотел. Закончив все приготовления, Митчел взял небольшой рюкзак с запасными магазинами к AR-15, саму штурмовую винтовку с уже прилаженным к ней четырехкратным Акогом, раскладное кресло и поднял все на крышу. Затем быстро спустился, забрал второй рюкзак с магазинами к российскому Тигру, поставил на карабин оптический прицел и сошки. Прихватил скрученный рулоном матрас и тоже отнес все это на крышу. Ему нравилась именно эта версия армейского СВД. Простота и надежность, урон и скорострельность. Да, дальность у карабина средненькая, но ему вполне хватало.

Митч спустился с крыши третий раз, взял несколько бутербродов, фляжку с водой, хороший армейский бинокль и рацию, которая напрямую подключена к мощному громкоговорителю у ворот. Он на несколько секунд замер в задумчивости, что-то решил и спустился на кухню к тайнику. Из замаскированной в стене дыры он извлек пять осколочных гранат и три дымовые шашки, которые купил по случаю у одного знакомого торговца оружием в Далласе. Без колебаний Митч сложил тяжелые овалы в третий рюкзак к биноклю и рации, прихватил с кухни старенький радиоприемник и снова поднялся наверх.

На крыше он раскрыл потрепанный временем зонт от солнца, разложил в тени кресло и, удобно устроившись, приготовился ждать незваных гостей.

Дом стоял на небольшом холме, и на пару километров вокруг было начисто открытое пространство. Прекрасный обзор позволял ему контролировать всю прилегающую территорию, а плоская крыша давала возможность перемещаться и просматривать любую из четырех сторон. Небольшой парапет по краю мог в случае необходимости прикрыть его пост от пуль атакующих. Если рассматривать эту позицию на крыше с военной точки зрения как огневую точку, то можно с уверенностью сказать, что она практически идеальна.

По радио, на всех каналах, передавали сообщения о грядущей вспышке. Шли постоянные дискуссии и споры. Взгляды многочисленных экспертов разительно отличались как друг от друга, так и от мнения реальных ученых. За полчаса он только один раз услышал реальные советы, как лучше подготовиться к общемировому катаклизму. Но для него они уже оказались неактуальны. В конце концов Митчу надоела эта никчемная болтовня, он в сердцах плюнул и выключил приемник.

Прошло еще минут десять, прежде чем со стороны города появились первые облака пыли. Без грамма волнения Митчел поднял бинокль. Не менее десятка автомобилей быстро двигались в его направлении, словно их преследовали невиданные монстры. Он заранее раскатал именно с этой стороны матрас и уже установил на сошки винтовку. Все происходило в точности так, как он и предполагал, даже время появления первых гостей примерно совпало с его прогнозом. Устраиваясь на матрасе поудобнее, Митчел приник к широкому окуляру прицела. Его любимый и проверенный временем Марк 4 из семейства Люпольдов, закрепленный через кастомный переходник, давал отличную и четкую картинку.

Стрелять он умел, любил и делал это с подлинным (на грани некоего эстетического оргазма) удовольствием. Охотничий карабин, доработанный в одной из частных мастерских по его специальному заказу, стрелял цельнооболоченными пулями калибра 7.62, которые имели повышенный пробивающий эффект.

Митч подпустил первый автомобиль до четырехсот метров и мягко надавил на спусковой крючок. На огромной скорости разрезая воздух, смертоносный кусочек стали устремился к выбранной цели.

"Четко попал", – удовлетворенно отметил про себя Митчел, прекрасно видя в прицел результат первого выстрела.

Пуля пробила лобовое стекло полицейского автомобиля и в клочья разорвала подголовник пустого пассажирского кресла. Помощник шерифа Дэн Стоун, а за рулем был именно он, резко ударил по тормозам и крутанул рулем. Визжа резиной, машина ушла в небольшой занос и, перескакивая через водоотводную канаву, съехала с дороги в чистое поле. Без промедления Митч сделал свежий вдох – и грохнул второй выстрел. Мини-снаряд проник через радиатор следующей машины, а за ним разнес переднюю крышку двигателя. Приводная цепь порвалась, мотор заклинил, и автомобиль колом встал прямо посередине дороги. Идущие следом машины остановились, образовывая на дороге беспорядочную кучу. Митчел перевел дыхание и выстрелил еще четыре раза подряд. Грузовой пикап слесаря из местного автосервиса грузно опустился дисками на землю. Три покрышки из четырех рваными лохмотьям устало повисли, оголяя покореженный пулями металл.

"Старею", – лаконичной мыслью прокомментировал свой промах Митч.

Несколько автомобилей, которые двигались позади остальных, постарались переехать небольшую канаву и продолжить путь напрямик через поле. Два появившихся пулевых отверстия в лобовом стекле красного седана заставили его остановиться, а водителя задуматься о преждевременной кончине. Остальные, видя результаты стрельбы, не стали понапрасну рисковать и остановились. Люди высыпали из машин и столпились на дороге, прячась за кучей брошенных автомобилей.

– Зараза, – вслух ругнулся Митчел, замечая среди заметавшихся людей несколько детских фигур.

Пару минут люди усиленно совещались, после чего в высоко поднятой руке полицейского появилась чья-то белая майка, и он снова вышел на дорогу. За ним нестройной колонной потянулись остальные горожане. Подпуская эту группу демонстрантов ближе, примерно метров до двухсот, Митч два раза выстрелил Дэну под ноги, заставляя всех остановиться. Он сноровистым движением сменил опустевший магазин и взял в руки рацию.

– В этот дом зайдут только дети!

Голос старика, многократно усиленный мощной аппаратурой, подобно раскатам весеннего грома пронесся по полям.

– Говорит помощник шерифа Дэн Стоун, – словно желая добавить себе важности, прокричал в ручной громкоговоритель Дэн. – Митч, не сходи с ума… У тебя же полно места, дай нам шанс спастись!

– Я вижу у тебя на шее бинокль. Посмотри, что написано на воротах!

Стоун поднес бинокль к глазам и прочел достаточно красноречивую надпись.

– Митч, дружище, – полицейский попробовал зайти с другой стороны. – Ведь это люди… Неужели ты позволишь им вот так умереть? Я не верю, что, зная о погибших по твоей вине людях, ты сможешь спокойно жить дальше.

– Могу, честно признаться. Мне абсолютно наплевать на твою веру. Гораздо важнее то, во что верю я! И в моей вере вам всем места нет!

Жесткие слова Митчела Чейза, словно вынесенный его личным судом приговор, громким эхом разнеслись по округе. Он говорил с такой непререкаемой решимостью, что каждый из стоящих в отдалении людей поверил ему без всяких сомнений. В окулярах бинокля он отлично видел, как мужчины что-то кричали ему, сжимая в бессильной злобе кулаки. Женщины сбились в отдельную стайку, а некоторые начали плакать. Тем временем Стоун развернулся и, широко шагая, направился к своей машине.

"Не иначе кавалерию вызывать будет", – сделал свои выводы Митч, наблюдая за Стоуном через мощную оптику бинокля.

Словно читая его мысли, Стоун подошел к своей машине, вытащил оттуда рацию и начал разговаривать, при этом активно жестикулируя свободной рукой. Пока он докладывал начальству ситуацию, на дороге появилось еще несколько машин. Они остановились рядом с общей кучей автомобилей, люди вышли и пошли через поле к остальным. Одна машина, старенький грузопассажирский фургон белого цвета, съехала в поле и через двадцать метров остановилась, будто замерла в сомнительной нерешительности.

– Смелее, Мари, – неожиданно для самого себя вслух подбодрил Митчел темноволосую женщину за рулем.

И снова его мысли долетели до адресата, легонько подталкивая в нужном направлении. Фургон выкинул из-под колес комья земли и, набирая скорость, рванул к дому. По пути через поле его трясло и кидало, но женщине за рулем и ее юным пассажирам на это было абсолютно наплевать. Автомобиль встал вплотную к воротам, и женщина вышла из-за руля. Следом высыпали семь ребятишек от четырех до двенадцати лет.

Мари Адамс, крепкая женщина сорока пяти лет, сложила руки вместе и уже приготовилась кричать в этот импровизированный рупор. Она работала в местной больнице дежурной медсестрой и растила малышей одна. Ее муж, местный пьяница и дебошир, три года назад зарезал соседа и сел на двадцать пять лет за убийство.

– Спаси моих детей, Митч! Я сделаю, как ты хочешь, и уеду. Заклинаю тебя всеми святыми, помоги им!

Напряженно уткнувшись лбом в каменный край теплого парапета, Митчел крепко задумался. Он закрыл глаза, а его лоб пересекли глубокие, почти ровные складки. Это продлилось недолго, всего несколько секунд, и рука потянулась к рации. Уже поднося рацию к губам, Митч неожиданно замер и передумал говорить. Медленно, все еще обдумывая в голове последствия своего решения, он положил рацию и поднялся в полный рост.

– Отгони фургон метров на пятьдесят назад, и заходите в дверь. Я заранее открою ее.

– Спасибо, Митч! Спасибо, спасибо, спасибо, – как волшебное заклинание, отчаянно бормотала женщина, снова садясь за руль машины.

Она оставила не понимающих, что происходит, детей у двери. Фургон резко дернулся и торопливо поехал назад.

Остальные люди, стоящие далеко от дома, не слышали слов Митчела, но догадались, что он решил впустить женщину. Несколько мужчин рванулись к дому, в надежде попасть внутрь пока будет открыта входная дверь.

– Остановитесь или вас остановят пули, – неестественно громкий голос Митчела Чейза властным и угрожающим предупреждением пролетел над полем.

Все мужчины мгновенно замерли, кроме одного… Тот продолжал мчаться во весь опор, невзирая на слова Митча.

"Стив Джоунс… Кто бы сомневался, что всех попытается обскакать именно этот эгоистичный засранец", – про себя отметил Митчел, разглядывая мужчину через бинокль. "Ну что же, значит, пришло время первого показательного урока".

Митч снова лег и прилип к окуляру оптического прицела. Старательно целясь в ногу, он выдохнул и плавно придавил спусковой крючок. Громкий звук выстрела напугал детей у ворот, и они разом заплакали. Пуля с цельнометаллической оболочкой насквозь пробила бедро бегущего через поле мужчины, на выходе вырывая здоровый кусок плоти. Джоунс рухнул на землю и, схватившись за ногу, начал судорожно дергаться. Кровь из раны окрасила землю вокруг в неприятный багрянец, а он сам истошно вопил от нестерпимой боли.

Оставшиеся в страхе попадали на землю. Но видя, что Митчел не собирается больше стрелять, несколько человек поднялось для оказания помощи раненому мужчине. Кто-то оторвал рукав рубашки, кто-то побежал к машине за аптечкой. Люди столпились вокруг орущего Джоунса и загородили обзор со стороны дома, хотя Митчелу уже и не на что было смотреть.

Он в секунду потерял интерес к ситуации с раненым и отложил винтовку в сторону. Видя, что Мари подбегает к металлической двери рядом с воротами, Митч достал из кармана джинсовой рубашки брелок дистанционного управления и нажал кнопку открытия. Женщина с детьми быстро прошли во внутренний двор, и он вторым нажатием запер за ними тяжелую дверь.

– Детей пока на кухню, а сама приходи ко мне, – спокойным голосом распорядился Митч и снова взялся за бинокль.

Пока Мари искала путь на крышу и поднималась, он осмотрел застывших в поле людей, мысленно прикидывая их дальнейшие действия. Помощник шерифа, видя, что случилось с Джоунсом, трусливо спрятался за своей машиной. Остальные тоже не геройствовали, стараясь не подниматься и не провоцировать Митча понапрасну.

"Кнут, как действенный способ воспитания, иногда очень полезен и хорош", – резюмировал ситуацию Митч и поднялся с матраса.

Он медленно опустился в кресло и достал бутерброд с копченой ветчиной. Жуя кусок плотного мяса, Митч внимательно наблюдал, как открылся люк и из него, осторожно озираясь по сторонам, появилась испуганная женщина. Прикрывая ладонью глаза от солнца, она смиренно подошла к креслу и замерла в ожидании. Особого страха Митчел в ее глазах не заметил, скорее, читалось уважительное почтение и отчетливая, на грани фанатичного поклонения, благодарность.

– Привет, Мари, – прожевывая последний кусок, мягко поздоровался он.

– Здравствуй, Митч. Спасибо тебе огромное и я…

Переполненная разнообразными эмоциями, женщина хотела сказать многое. Но Митчел бесцеремонно оборвал ее на полуслове.

– Давай ты не будешь продолжать. Я слишком стар, чтобы таять от таких слов. И то, что сейчас происходит у тебя внутри, прекрасно знаю сам… Ты добрая женщина, у тебя хорошие дети. Если смогу сделать так, чтобы вы выжили, я это сделаю. На этом достаточно такого рода слов. Поняла?

Мари молча кивнула темноволосой головой.

– Отлично. Теперь расскажу тебе несколько правил, и ты пойдешь к детям. Первое. Здесь все делается по моему приказу. Второе. Мои приказы выполняются без глупых вопросов и ненужных размышлений. Третье. Мы, скорее всего, возьмем еще несколько женщин. Ты станешь старшей, и спрос, естественно, будет с тебя, и основная ответственность ляжет именно на твои плечи. Ну и четвертое. Можешь оставить детей и уйти, но я бы на твоем месте этого не делал…

– Я все поняла, мистер Чейз, и полностью принимаю ваши условия, – четко, почти по-военному ответила женщина.

Осознанная доля официоза в голосе Мари дала понять, что женщина не глупа и полностью осознает всю реальность происходящего.

– Не сомневался в тебе, – чуть раздвинул губы в улыбке Митчел. – Бери детей, и спускайтесь в убежище, люк под большим креслом в гостиной. Внизу найдешь все необходимое. Успокой малышей и дай им шоколад из большой коробки на кухне. Походи, посмотри, обвыкнись, но ничего пока руками не трогай. Позже будем со всем разбираться. И еще…

Митчел оборвал себя, заметив на дороге большое облако пыли, и протянул руку к стоящему на крыше биноклю.

– Ступай, потом поговорим.

Без слов Мари развернулась и поспешила к детям.

"Посмотрим, кто к нам пожаловал", – сам себе сказал Митч и поднял бинокль.

По грунтовке, поднимая клубы дорожной пыли и сверкая спецсигналами, неслись две полицейские машины, а за ними желтый школьный автобус. Они остановились рядом с затором на дороге, но люди из автомобилей не вышли, оставаясь внутри. Ожидая дальнейшего развития событий, Митчел сделал большой глоток воды и немного крутанул колесик регулировки на бинокле, настраивая резкость. Дэн Стоун что-то сказал в рацию и короткими перебежками приблизился к полицейским машинам.

"Намечается военный совет", – сделал свои выводы Митчел и продолжил наблюдать.

Четыре человека в полицейской форме, с длинноствольными винтовками в руках, разом высыпали из обеих машин и начали расходиться широко в стороны. Стоун тоже вытащил из салона автомобиля привезенную ему винтовку и присоединился к коллегам.

"Окружают", – без тени сомнения решил Митч и подумал, что пора немного изменить ситуацию.

Начинающаяся осада дома могла сильно затянуться, а это не совсем вязалось с его дальнейшими планами.

– Шериф Моррисон, я знаю, что ты приехал. Подходи ближе, поговорим, пока есть время.

Не зная, услышал его шериф или нет, Митчел занял выжидательную позицию, непрерывно наблюдая за передвижениями полицейских. Те спешно огибали дом, охватывая его широким полукольцом, но стараясь не приближаться к зоне уверенного поражения.

Наконец задняя дверь одного из полицейских автомобилей открылась, и из салона выбрался грузный мужчина в широкополой форменной шляпе. Он сказал несколько слов Стоуну, и они вместе пошли к лежащим в невысокой траве людям. Шериф постоял минуту, оценивая ситуацию, после чего двое мужчин потащили раненого Джоунса назад к машинам.

– Митчел Чейз, ты подписал приговор и уже обеспечил себе место в тюрьме, – командным голосом начал говорить шериф, забрав мегафон у помощника. – Но еще можно все исправить, не поздно сдаться и открыть доступ в свой бункер.

Ожидая продолжения, Митч терпеливо молчал.

– Я не так давно тебя знаю, но мой предшественник рассказал немало, и он предупреждал, что рано или поздно ты можешь выкинуть нечто подобное. Зачем обострять? Зачем жертвы и ненужное кровопролитие? Открой ворота, и ты спасешь всех этих людей. Все они до конца жизни будут за тебя молиться и рассказывать своим детям, кому те обязаны своим будущим.

Моррисон замолчал, давая Митчелу время подумать. Три минуты тишины тянулись нескончаемо долго. Казалось, что река времени на эти три минуты покрылась толстым слоем льда и остановила свой неумолимый бег. Понимая, что дипломатическая стратегия потерпела фиаско, шериф тут же сменил тактику.

– Твое окончательное решение? Оно заведомо проигрышное… Ты убийца Митчел Чейз! В данной ситуации мне не остается ничего другого, как отдать приказ на штурм.

Стараясь оставаться под защитой каменного парапета, Митч поднес к губам рацию.

– Подожди… Позови людей из автобуса и дай мне пять минут поговорить с ними, а потом можешь делать свою работу.

После короткого совещания со Стоуном, шериф Моррисон поднял мегафон.

– Хорошо. У тебя будет ровно пять минут…

Помощник шерифа развернулся к автобусу и помахал рукой, призывая сидящих там людей подойти к себе. Двери открылись, и из желтого чрева начали выходить люди. В основном приехали женщины с детьми и человек пять мужчин. Одной торопливой массой они пошли через поле к одиноко стоящим впереди всех полицейским. Как только Митч убедился, что все смогут его услышать, он заговорил:

– Я обращаюсь сейчас к вам, жители Рокфорда. Нас всех ждет великое испытание, и очень немногие смогут выжить после грядущего кошмара. У меня имеется гарантированный шанс спасти ваших детей! Ресурсы не безграничны, и по понятным причинам, я не могу укрыть всех. Это неизбежно приведет к общей гибели, так как возможности кислородной установки ограниченны. Прошу вас всех отнестись к моим словам со всей серьезностью и пониманием. Люди! Я не пущу никого, кроме детей! Дайте им шанс уцелеть…

Вытирая рукавом выступивший от напряжения пот, Митч снова прильнул к окулярам бинокля. Его услышали, а слова явно возымели действие. Народ начал собираться в кучки и оживленно обсуждать дальнейшие действия. Люди активно спорили, что-то усердно доказывая и объясняя друг другу. Видя, что многие готовы согласиться на условия старика, шериф решил вмешаться.

– Митч, я открою тебе секрет. Джим Фергюсон, ты же знаешь его, – это хозяин строительной фирмы. Так вот. Он послал сюда два мощных бульдозера и буквально через час мы просто снесем эти ворота. Затем возьмем дом штурмом и все равно займем твой бункер. Пусть даже погибнут мои люди, но все остальные смогут спрятаться внутри.

– Шериф, ты глухой или тупой? После прихода облака плазмы, солнечный шторм на поверхности будет бушевать не менее недели, а то и больше. Включи наконец мозги! Люди просто задохнуться внутри!

Гневные чувства начали переполнять Митча изнутри. Лет сорок он не испытывал таких сильных и острых эмоций. Он вдруг захотел пустить не понимающему всей ситуации полицейскому пулю в его каменный лоб. Старательно сдерживая себя, Митч немного успокоился и заговорил снова:

– Я тоже открою тебе секрет. В тот момент, как пойму, что не смогу больше вас сдерживать, я спущусь в убежище и дистанционно подорву дом. На каждой несущей балке уже установлены взрывные устройства. Вход в убежище сделан с учетом выдержать и гораздо более мощный взрыв. Там толстенный бутерброд из нескольких десятитонных плит, и попасть внутрь вообще без вариантов, что хочешь делай: долби, ломай, взрывай. Я все продумал еще сорок лет назад.

– А как же вы потом выберетесь сами? – закричал помощник шерифа, вконец теряя субординацию и вырывая мегафон из рук застывшего камнем шефа.

Митч криво усмехнулся, но ответ дал.

– Вы оба просто идиоты. Удивляюсь, как вообще вас в полицию взяли. Подземный ход. Далеко и надежно. Отсюда не видно. Вам его никогда в жизни не найти…

Давая всем прибывшим минуту на осмысление услышанного, Митч снова включил рацию.

– Люди! Вы все слышали. Не позднее, чем через час, я закрою убежище. Решать вам…

– Чейз, ты блефуешь! Мы тебя достанем! – выдергивая громкоговоритель обратно и брызгая от бешенства слюной, яростно закричал Моррисон.

– Я все сказал! Люди, решайте сами! Моя совесть чиста.

С этими словами Митч несколько устало отложил рацию в сторону и тяжело вздохнул. Огромное моральное давление, нервный стресс и большая физическая нагрузка сказывались на нем. Ненадолго он перевернулся на спину, широко раскинул сильные, жилистые руки и на мгновение прикрыл глаза. В душе Митчел все еще чувствовал себя молодым, но солидный возраст постоянно напоминал о себе, изредка тыкая в самые разные части тела. Сейчас снова заныло простреленное почти пятьдесят лет назад бедро, и он с силой сдавил твердый шрам от автоматной пули.

– Ладно. Хватит валяться, – твердо скомандовал Митч сам себе вслух и развернулся к испуганным людям в поле.

Поднимая бинокль, он тщательно всмотрелся, пытаясь отыскать полицейских, которые застыли в ожидании приказа. Из прибывшей четверки Митч нашел троих, последний спрятался очень хорошо или же убрался восвояси.

"Нужно про них помнить…", – решил он и перевел бинокль обратно к людям, так как в общей группе наметилось движение.

Несколько женщин, держа за руки детей, хотели двинуться в сторону дома. Но дорогу им преградили двое мужчин, из числа тех, которые приехали раньше. Митч не слышал, о чем они говорили, но судя по мимике и жестам, споры велись крайне ожесточенные. К первым женщинам присоединились еще три представительницы слабого пола с целой кучей ребятишек. Все вместе они отпихнули мужчин в сторону и целой делегацией направились к дому. Один из мужчин схватил последнего ребенка и попытался вырвать его из рук матери. Недолго думая, Митчел поставил бинокль на парапет и поудобнее приладился к винтовке.

Он поймал цель в перекрестие прицела и уже положил палец на спуск, но внезапно его пронзила неожиданная мысль, и он передумал. Чуть сместил прицел вниз и выстрелил. Разогнанная взрывом пороховых газов пуля ударила в землю рядом с ногой этого, незнакомого ему человека. Мужчина испуганно отскочил и выпустил ребенка из рук. Женщины заметно ускорились и бегом устремились к дому, таща за собой заплаканных детей.

Митч совсем немного отпустил чувства на волю и, поддавшись минутной слабости, в попытке лучше видеть, поднялся на одно колено. Где-то в стороне он успел слева краем глаза заметить вспышку, громыхнул нежданный выстрел. Ему повезло, и пуля прошла совсем близко, лишь немного зацепив его по животу. Две пуговицы на рубашке разлетелись со специфичным щелчком, а на коже появилась кроваво-красная полоса. Всего пара сантиметров в сторону, и он бы сейчас уже лежал, корчась от боли и пытаясь запихать вываливающееся внутренности обратно.