Читать книгу Пекло. Катастрофа - Вадим Белотелов - Страница 1

Все события вымышлены, а совпадения случайны, кроме одного.

Тем, кто с нами…

Ужасным станет день упавший:

Погибель всем несет огонь.

В пучине гневной дух восставший

Возьмет тебя, сожми ладонь:

В ней часть души, осколок веры,

Надежда жизни, просьба, страх,

А боль, как передатчик кары.

Ты понимаешь, это крах!

– За что? Ответ тебя пугает.

Ведь суть известна и изложена в веках,

Все человечество печально угасает

С ножом в руках, мир снова на курках.

Морали, принципы, устои – все забыто,

Мы разлагаемся и катимся на дно,

За это неизбежность. Все! Закрыто!

И с дикой мукой человечеству дано…

Недалекое будущее.

Россия. Иркутск. Институт солнечно-земной физики.

В пустых и погруженных в полумрак коридорах института, гулко и несколько зловеще, звучало эхо шагов. Заведующий лабораторией мониторинга солнечной активности шел по коридору и определенно куда-то спешил. После двадцати лет работы в этом здании Жаров знал все помещения вдоль и поперек, поэтому слабое, дежурное освещение его нисколько не смущало. Озадаченно хмуря брови, Виктор Степанович не отрывал сосредоточенного взгляда от свежеполученного результата обработки данных.

Мелкие столбики цифр, несколько графиков и черно-белых диаграмм, сложносоставные формулы и вычисления. Малопонятная простому обывателю информация, как сильное магическое заклинание, овладела разумом ученого. Мозг Жарова полностью осознал масштаб надвигающейся катастрофы, но простая человеческая сущность активно сопротивлялась, не желая принимать ужасающую действительность.

Мысли о правдивой и пугающей реалистичности полученной информации не давали покоя. Все остальное бесследно испарилось, уходя на дальние, второстепенные планы. Так бывает, когда по-настоящему важное нарастающим набатом тревожно стучит в голове, настойчиво требуя выхода.

Жаров внезапно остановился в середине слабо освещенного коридора, словно в одну секунду забыл, зачем и куда шел. Неспешно осматриваясь, он пришел в себя и удивленно понял, что проскочил мимо кабинета. Через мгновение осознанность вернулась, а беспокоящие мысли отступили в сторону, давая возможность действовать. Виктор Степанович немного вернулся и шагнул в знакомый поворот. Проходя мимо внушающего уважение своим исполинским размером старого фикуса, ученый заметил тонкую полоску света из-под двери своего кабинета.

"Точно помню, что выключал", – с легкой внутренней тревогой подумал Жаров.

Ему совсем не хотелось отвлекаться на ненужные разговоры или объяснения. Но в то же время мучительная ноша страшной информации давила с такой колоссальной силой, что ученому жизненно необходимо было с кем-то поделиться.

В кабинете, удобно устроившись в гостевом кресле и нервно потирая руки, его ждал Костя Василенко. Точнее, Константин Михайлович Василенко, свежеиспеченный доктор физико-математических наук, его заместитель, первостепенный помощник и главный соратник во всех научных начинаниях.

– Ты же к даме сердца ушел. Свидание не состоялось? – аккуратно прикрывая за собой дверь, с показным интересом спросил Жаров.

Всего полтора часа назад он развил бы данную тему до невиданных, недосягаемых простым людям высот. Колкая и жгучая, зачастую с признаками юмористического яда ирония считалась отличительной чертой Жарова. По институту ходили разговоры, что без насмешек, язвительности и ироничного сарказма, разговаривать он не умеет. Но нужно отдать должное, Виктор Степанович никогда не шутил зло и не тыкал людям в больные места. Он был хорошим человеком. Отзывчивым и добрым, без задранного до небес самолюбия, неприятной гордыни или высокомерия. Хотя сейчас, после полученной информации, Жарову на самом-то деле абсолютно наплевать на несостоявшееся свидание холостого зама.

– Нормально все, мы встретились. Я объяснил, что моя работа очень важна для человечества и иногда требует безотлагательного, личного присутствия. Ты знаешь, насколько убедительно я могу говорить, – криво улыбаясь, Василенко сжал ладони в небольшой импровизированный шар.

Он пытался неумело шутить, но получалось с трудом. Голос предательски дрожал от нервного возбуждения, а руки заметно подрагивали. Поддельная улыбка, лишь на несколько секунд возникшая на тонких губах, также поспешно пропала. На лице появилось настороженное ожидание. Василенко изрядно волновался, и скрыть возбужденное беспокойство не получалось.

– Волнуешься? – с долей сочувствия спросил Виктор Степанович, пристально всматриваясь взъерошенному заму в глубину серых глаз.

– Очень, – честно признался тот, понимая, что скрывать естественную реакцию смысла нет. – А вы?

– Нет. Я изучил данные…

Стараясь сдерживаться и выглядеть максимально спокойно, Василенко до тупой боли в немеющих пальцах, сжал кулаки. С усилием загоняя в легкие воздух, он натужно разлепил побелевшие от мучительного напряжения губы.

– А мне. Скажите мне.

Не сводя угрюмого взгляда с потемневшего от времени скола на блестящем полу, Жаров некоторое время драматично молчал. Его руки противоестественно двигались, пытаясь расстегнуть маленькую пуговицу на рубашке. Зажатый в кулаке лист бумаги изрядно мешал, а упорная пуговица не хотела так просто сдаваться. После третьей попытки Виктор Степанович тихо матюгнулся и энергично дернул рукой. С приглушенным щелчком очаг сопротивления был побежден, а виновница торжества отправилась по длинной баллистической траектории в свой последний и единственный полет. Как только ученый услышал звук падения маленького кусочка пластика, в его голове будто что-то переключилось и аномальный ступор прошел. С облегчением освобождая легкие, Жаров шумно выдохнул и без промедления передал коллеге зловещий лист бумаги.

Василенко порывисто отвернулся к стене и с нездоровым выражением лица сосредоточенно погрузился в текст.

Пять минут, пока его возбужденный мозг, с жадностью и тревогой насыщался информацией, оба ученых молчали. Жаров, к которому сейчас пришло состояние повышенной нервозности, безостановочно ходил из одного угла кабинета в другой и непрерывно курил. Постоянно борясь со своим внутренним демоном, он так и не смог победить мерзкую и отравляющую жизнь привычку.

– Хватит дымить как паровоз. Что будем делать?

Первые слова зама, сказанные с особой остервенелостью, Жаров проигнорировал, пропуская мимо ушей. А вот вопрос… Его он и сам задавал себе несколько раз, но так и не решался дать ответ. Огромная ответственность чудовищным грузом ложилась на немолодые плечи ученого. Его первоочередное решение в одну секунду может погубить сотни жизней, а может спасти миллионы.

– Выскажи сначала ты свое мнение, – сдержанно, словно он сделал выбор и знает правильное решение, Виктор Степанович обратился к заместителю.

Без особых раздумий, тот бегло затараторил, иногда заикаясь и проглатывая от излишнего возбуждения некоторые звуки.

– Я не верю! Шанс – один на мил-л-лион. Почему именно сейчас должен произойти выброс? Ведь для э-т-т-того сотни факторов должны сойтись вместе. В одной м-м-микроскопической точке пространства и времени. Н-не верю! Так не… бывает!

– Знаешь, Костя, больше всего это похоже на попытку засунуть голову поглубже в песок. Поверь, я первые десять минут думал и рассуждал точно так же, – полностью контролируя эмоции, с каменным лицом египетского сфинкса, заговорил Жаров. – Наше человеческое сознание, отчаянно и упорно, не желает верить даже в теоретическую вероятность кардинальных изменений в мироустройстве. Все идет привычно, ровненько, без серьезных сбоев – и тут бац… Жизнь, если она сохранится, в один страшный миг перевернется с ног на голову.

– Если сохранится? – встряхнул болезненным вопросом сам себя Василенко.

Его большие глаза, сейчас превратились в две огромные, с туманным налетом светло-серого цвета, линзы телескопа. Главный вопрос, который буквально сорвался с его губ, оказался настолько насыщен разными чувственными переживаниями, что небольшое помещение мгновенно наполнилось неощутимым ароматом странного букета. Пугающий страх за свою жизнь, злость на всех и вся, возмущение от факта, что все происходит сейчас, досада по поводу отсутствия возможности что-то изменить и общее недовольство ситуацией. Первобытный страх от опасности потерять жизнь, изначально врожденный инстинкт самосохранения, крикливо звучал громче всего, многократно перекрывая все остальное.

– К сожалению, подобная вероятность существует, – с силой сдавливая пальцами виски, глухо произнес Жаров.

– Я чего-то не знаю? – упавшим голосом спросил Василенко у стоящего перед ним начальника.

– Все ты знаешь, Костя. Знаешь досконально точно и наверняка. Вот только поверить не можешь.

– Не могу, – нервно покусывая нижнюю губу, заместитель понуро замотал головой.

Невнятно бормоча и не обращая внимания на руководителя, он ткнул локти в колени и с видом умирающего лебедя обреченно уронил взлохмаченную голову в раскрытые кверху ладони.

Стараясь не обращать внимания на потерявшего самообладание коллегу, Виктор Степанович выбил из пачки очередную сигарету и жадно закурил. С неподдельным удовольствием он во весь объем легких вдохнул отравленный дым. Жаров до болезненного фанатизма любил это медленное самоуничтожение.

Сладковато-приторный вкус, специфичный аромат, а главное, сам процесс употребления табака. Достать ядовитую палочку, чуть размять двумя пальцами, не касаясь носом, обязательно понюхать и эффектно щелкнуть серебряной зажигалкой. Каждый раз так и никак иначе. Особый ритуал имел психологическую ценность и поэтому он оставался неизменным почти тридцать лет. В силу возраста, полученных знаний и умения рассуждать здраво, Жаров прекрасно понимал негативное влияние пагубной привычки. Замечая внутри себя начинающую проявляться болезнетворную симптоматику, он несколько раз пробовал бросить. Безнадежно пил горстями таблетки, обматывался антиникотиновыми пластырями и давился противным на вкус спреем. Но увы и ах. Самое крупное достижение не дотянуло до трех месяцев. Как отчаянно он себя ругал. Сердился, краснел, ходил по квартире кругами и читал себе лекции о вреде курения. Не менее получаса его эрудированный мозг сыпал вредными для человека элементами из таблицы Менделеева, заковыристыми смесями и ядами. Но затем он затихал, медленно садился в любимое кресло-качалку и бережно, как величайшую ценность, брал в руки… сигарету.

"Какая все-таки гадость", – самокритично подумал Жаров, тщательно разминая очередной окурок в переполненной пепельнице.

Противный, горьковатый привкус химии во рту от невероятного множества выкуренных натощак сигарет лишь подтвердил его мысли. Из возникшего калейдоскопа безнадежных мыслей его вернули в реальность странные звуки поблизости. Оглядываясь, Виктор Степанович внимательно, словно видит первый раз в жизни, посмотрел на сгорбившегося зама. Тот начал приглушенно всхлипывать, а буквально через пару секунд и жалобно поскуливать.

– … мы все … умрем, все умрем, – только эти слова можно отчетливо разобрать сквозь нагромождение неприятных для Жарова звуков.

– Поверил…

Ничего не говоря, руководитель лаборатории налил из стеклянного кувшина на столе полный бокал воды. Особо не церемонясь, он дернул наотмашь рукой и выплеснул содержимое в лицо Василенко. От неожиданности тот нелепо замахал руками перед собой, и нервно вскочил на ноги.

– Виктор Степанович, что за глупая выходка?

Ответа не последовало. Полминуты тишины и напряженный взгляд глаза в глаза. Затем голос Василенко изменился, а тональность обрела более правильный окрас.

– Спасибо, шеф, – искренне поблагодарил он Жарова и по-детски шмыгнул носом.

– Иди умойся и приведи себя в порядок. Начинаем работать, у нас полно дел.

Через пять минут Василенко вернулся в кабинет совершенно другим человеком. Нервозные проявления минутной слабости окончательно покинули его, вместо них появились понимание и предельный самоконтроль.

– Ну вот, совсем другое дело, – одобрительно хмыкнул Жаров, нехотя отрывая глаза от многоступенчатой цветной диаграммы на мониторе. – Сейчас ты похож на того Константина Василенко, которого я брал к себе в лабораторию четыре года назад.

– Спасибо вам. Если бы не…

– Стоп! – предостерегающе поднимая руку, Виктор Степанович оборвал зама на полуслове. – Не продолжай. Все эмоции, чувства и переживания сейчас будут мешать. Холодный разум и ничего лишнего.

– Согласен с вами. Что мне делать?

На лице Василенко, как на агитационном плакате времен Советского Союза, появилось явственно читаемое выражение решительности и желания быть полезным. Внутренний эгоизм скукожился до микроскопического размера и торопливо, иногда с опаской оглядываясь, спрятался в самом дальнем углу человеческой души. Вместо него на передовую невидимой глазу войны, изредка постукивая себя кулаком в грудь, вышла победоносная смелость. Подлинное стремление и готовность помочь читались так отчетливо, что Жаров невольно улыбнулся. Всего на одно мгновение, но его хватило для возврата симпатии к молодому коллеге.

– Так… – Виктор Степанович на секунду задумался. – Твой английский на порядок лучше моего, поэтому ты общаешься с иностранцами. За тобой все международные контакты и связи. Бери мою записную книжку и начинай звонить. Марку Стивенсу из НАСА, Роджеру Кауфману в Национальную академию наук США, Ху Вею из Китайской национальной обсерватории, Дине Равчевой в Болгарию и Михаэлю Мейеру во Фрайбург. Я неоднократно с ними говорил и консультировался, но сейчас все изменилось.

– А вы?

– Мне достаются ученые, говорящие на русском. А затем… Затем, для особо важного разговора, мы будем пробиваться на самый верх.

В завершении своих слов, Жаров с видом тайного заговорщика поднял вверх глаза и указательный палец правой руки.

– Мы будем звонить президенту? – инстинктивно, чуть снижая голос, поинтересовался Василенко.

– Сейчас пригодны любые способы, средства, методы. Может не сами, а может, и не звонить, но разговор обязательно должен состояться. Чем раньше сможем его осуществить, тем лучше.

На несколько секунд Виктор Степанович замолчал, мысленно пробегая по будущему разговору с президентом, но быстро вернулся в действительность.

– Тебе все ясно? Вопросы есть?

В ответ на обращение руководителя Василенко лишь показал стиснутые кулаки и безмолвно кивнул головой.

– Тогда поехали…

США. Вашингтон. Белый дом.

Немногочисленная делегация высокопоставленных представителей НАСА через нескольких минут после начала доклада испытала на себе праведный гнев американской администрации. Солидные ученые мужи, имеющие множество наград и регалий, подобно провинившимся после плохо сданного экзамена школьникам, понуро стояли и молчали перед высшим руководством своей страны.

Самые болезненные и душещипательные эмоции прошли. Первая новость о том, что очень скоро их родная планета подвергнется самому тяжелому за всю историю человечества испытанию, ударила каждого из присутствующих по-своему…

Президент принял ее достойно, без видимой потери самоконтроля. Как истинный военный, имеющий боевой опыт, спокойно и без излишних переживаний отреагировал на небывалое известие министр обороны. Лишь вице-президент возбужденно ходил по кабинету взад и вперед, безудержно ругаясь и исступленно матерясь. Его глаза злобно сверкали неприкрытой яростью, а в уголках рта начала некрасиво собираться пена. В одном из особо острых порывов собственного страха он исступленно схватил с президентского стола небольшую статуэтку Авраама Линкольна и попытался швырнуть ее в кого-то из представителей НАСА. К счастью, рядом с ним стоял начальник службы безопасности. Секунда… и хлипкая рука вице-президента оказалась зажата в могучем хвате главного президентского телохранителя. Понадобилось не менее трех минут, прежде чем накал страстей сбавил свой градус, и атмосфера в кабинете стала приемлемой для продолжения разговора.

– Как такое возможно? – гневно сотрясая в воздухе сжатым кулаком, истерично кричал вице-президент. – Почему мы так поздно узнаем? Почему русские первые? Да и как…

– Помолчите, Роберт! От ваших криков у меня разболелась голова, – жестко осек своего заместителя президент. – В корне не те вопросы. Не об этом нужно думать.

– Да? Ну тогда разговаривай с ними сам, я умываю руки, – безрадостно и как-то обреченно отмахнулся тот и бесформенной тушей опустился в одно из пустующих кресел.

– Насколько сильный ожидается ущерб и как мы можем его минимизировать? – уравновешенно обратился президент к стоящему первым руководителю космического агентства.

Последующая реакция оказалась совершенно не той, которую ожидал глава государства. Руководитель НАСА глупо и нелепо улыбнулся, пытаясь скрыть неловкость от недостатка информации, да и научных знаний в целом.

– Господин президент, мы не можем с достоверной точностью дать сейчас такой прогноз. Это очень сложная и многоступенчатая проблема. На проработку и увязку всех данных нужно время и дополнительные кадровые ресурсы, – чиновник начал активно плавать и вилять, пытаться выйти из ситуации не потеряв лицо.

– Я вас понял. Можете встать где-нибудь позади. А мы послушаем людей, которые более подкованы в вопросе. Не обижайтесь, но сейчас, как нельзя лучше подходит пословица про козла, который никогда не сможет дать молока.

Директор агентства без возражений отошел назад и скромно встал за спинами ученых.

– Можно мне? – высокий мужчина в крупных, с толстыми линзами, очках сделал маленький шаг вперед.

– Я помогу, – следом отозвался еще один и, встряхнув взъерошенной копной седых волос, смело встал рядом с первым.

– Можете сказать что-то внятное, дать обоснованную и объективную информацию? – спросил министр обороны, простреливая мужчин тяжелым взглядом.

– Я Марк Стивенс, директор программы "Око" в центре Годдарда. А это профессор Роджер Кауфман из Национальной академии наук.

– Рассказывайте, но попроще, – вставил свое веское слово президент, аккуратно присаживаясь на краешек письменного стола.

Мужчины переглянулись, обменялись быстрыми взглядами и первым начал говорить Стивенс.

– Многолетние наблюдения за солнечной активностью так и не дали каких-либо системных закономерностей по вспышкам и выбросам на Солнце. Подтвердить цикличную регулярность или абсолютную случайность со стопроцентной гарантией мы не можем. Да, есть подвижки и некоторые наработки в области прогнозирования. Имеются хорошие результаты по наблюдению и фиксации солнечных пятен, вспышек, корональных выбросов. Ранее выявленный одиннадцатилетний цикл не дает никаких условных гарантий, – видя в глазах людей непонимание, Стивенс сделал успокаивающий жест рукой. – Я сейчас объясню. Существует период относительного спокойствия солнечной активности, а есть период, когда она значительно возрастает. Пятен становится больше, количество вспышек и выбросов значительно увеличивается. Но даже в условно спокойный период имеется вероятность выброса солнечной энергии. Временное уменьшение солнечной активности, не является гарантом спокойствия для нас, жителей Земли.

– Мы уже это поняли, – вполголоса прошипел вице-президент.

Совершенно не обращая внимания на прозвучавшие слова, ученый продолжил говорить предельно спокойно:

– Мои слова к тому, что полноценно работающего механизма прогнозирования вспышек и выбросов, на ранней стадии возникновения, фактически не существует. Мы наблюдаем, делаем теоретические раскладки и каждый раз ждем.

– Звучит как неутешительная отговорка, – с горьким сарказмом в голосе заметил отошедший к массивным часам у стены министр обороны. – Вы тратите миллиарды долларов в год. Неужели нельзя заранее вычислить такие колоссальные вещи?

– Вы тоже тратите миллиарды, а эффективной системы ПРО у нас до сих пор нет, – вице-президент не преминул воспользоваться ситуацией и лишний раз напомнить о сложных отношениях с министром обороны.

– Прекратите оба!

Долготерпению президента все-таки пришел конец, и он гневно повысил голос.

– Стоит только вам пересечься, сразу превращаетесь в двух сварливых старух, которые постоянно стараются друг другу подгадить. Мир стоит на грани возможной планетарной катастрофы, а вы ведете себя как полные идиоты.

Возникла напряженная тишина. Два государственных мужа, наделенные огромной властью, стояли с опущенными головами и молчали. Очень влиятельные люди походили на провинившихся малолетних хулиганов, которых поймал за руку и пристыдил проходящий мимо полицейский.

– Не обижайтесь. Сами виноваты, – с примирительной интонацией изрек президент, а через секунду добавил: – Прочь из голов всю мимолетную чепуху. Давайте говорить по делу.

Он повернулся к группе ученых и, приглашая продолжить беседу, дружелюбно развел в стороны руки.

– Рассказывайте дальше, Марк.

Не дожидаясь повторного приглашения, ученый без промедления заговорил:

– Как сказал ранее, некоторые явления, происходящие на Солнце, достаточно непредсказуемы и ученые далеки от полной разгадки механизма их работы. Гарантированно прогнозировать каждую вспышку мы пока не в силах. Появившееся крупное пятно, совершенно не обязательно станет вспышкой или выбросом. Пятна возникают постоянно, с бессистемной периодичностью. Турбулентные завихрения, которые рождаются в результате контакта разных солнечных слоев, неизменны в своем хаотичном порядке миллиарды лет. Мы, конечно, знаем фундаментальные основы физических процессов на Солнце, но знаний катастрофически мало, чтобы делать гарантированные прогнозы по времени, месту, силе и направлению вспышек или выбросов. Естественно, что мы более активно следим за теми пятнами, которые начинают собираться в группы. В подобных группах чаще всего происходит изменение мощных магнитных линий, которые, в свою очередь, имеют разную полярность, и именно они отвечают за глобальный всплеск излучения или солнечную вспышку. Можно, пожалуйста, воды? – делая вынужденную остановку в своем околонаучном эссе, вежливо попросил Стивенс.

Министр обороны протянул руку к скрытой за деревянной фальшь панелью дверце холодильника. За секунду прикидывая в руке вес бутылки, он точным навесом бросил ее Стивенсу. Тот ловко поймал бутылку с живительной влагой, сделал один большой глоток и возобновил свой мини-экскурс в физику Солнца.

– Мы со всем своим научным и техническим потенциалом, на основе анализа магнитных полей Солнца можем лишь примерно высчитать появления вспышки. При совсем явных признаках – за несколько дней до выброса.

– Почему так поздно? – недовольно спросил вице-президент.

– Магнитная структура звезды крайне неустойчива и непредсказуема. Даже при большом скоплении пятен вспышки может не быть. Но бывает и наоборот. Одинокое пятно за короткое время видоизменяется и рождает выброс. Делать такие прогнозы, как стрелять баллистической ракетой в летящего комара.

– Хорошо. В общих чертах понятно.

Президент оторвался от стола, обошел его со стороны министра обороны и устало опустился в свое кресло.

– Расскажите, что происходит сейчас. Не в двух словах, как в начале разговора, когда вы просто прибили нас новостью, а немного более детально. Как узнали? Сколько у нас времени? Возвращаясь к моим предыдущим вопросам, какие нас ждут последствия?

Ученые снова переглянулись, что-то прочли в глазах друг друга и слово взял Кауфман.

– Я много лет веду научную деятельность в плотном сотрудничестве с русскими учеными. У них немного космических аппаратов, связанных с Солнцем, но прекрасно оборудованные обсерватории и отличные телескопы. А самое главное, что среди них много замечательных ученых…

– Опять русские. Куда ни ткни, везде они, – с чувством негодования и досады произнес вице-президент, не в силах сдержать внутренние эмоции.

Он горел желанием добавить еще что-то обидное, но холодный взгляд президента не дал ему закончить.

– Могу продолжить? – с легким налетом иронии обратился Кауфман к президенту.

– Да, конечно, – все еще пристально глядя на своего заместителя, поспешил ответить тот.

– К великому сожалению, не имею возможности с уверенностью сказать за весь русский народ, но ученые достойны огромного уважения. Умные, постоянно уважительные и всегда готовые прийти на помощь. Понимаю, что мои слова не относятся к делу, но не отметить данного факта просто не могу, – ученый выразительно посмотрел на вице-президента, но особого внимания заострять не стал. – По своему рабочему профилю чаще других общаюсь с профессором Жаровым из города Иркутска. У нас схожие направления деятельности, мы знакомы лично и неоднократно встречались на научных конференциях. Очень умный, порядочный человек. Один из лучших специалистов в своей области. Его научно-исследовательская деятельность напрямую связана с изучением солнечных пятен, их зарождения, условной жизни и смерти. В своих научных работах Жаров основное внимание уделяет группированию пятен и их, если так можно выразиться, поведению в группах.

– Рождение, жизнь, смерть, поведение, группировки. Вы серьезно? Это же просто пятна на поверхности одной из миллиардов звезд во вселенной, – не скрывая насмешливые интонации в словах, влез вице-президент.

Но буквально через пару секунд его лицо изменило свое выражение. Видимо, мысли о том, что в науке он является полнейшим дилетантом, а в данную минуту выглядит крайне глупо, заняли свое лидирующее место и оказали правильное воздействие.

– Прошу простить за торопливые слова, – глухо прозвучал голос второго человека в государстве. – Впредь воздержусь от ненужных комментариев.

В ответ Кауфман лишь кивнул головой, давая понять, что принимает озвученные вице-президентом извинения.

– Как говорили в самом начале нашего разговора, на Солнце ожидается мощнейшая вспышка. В интервале от шести часов до суток магнитные линии одной неожиданно появившейся группы пятен рекомбинируют с линиями другой, которая подошла достаточно близко. По действующему протоколу аварийные службы предупреждены еще два дня назад, но мы не ожидали таких серьезных показателей.

– Какова возможная вероятность события? – больше не сдерживая себя, задал острый вопрос министр обороны, едва в словах ученого возникла кратковременная пауза.

– Мы считаем около пятидесяти процентов.

– Не страшная цифра, – министр обороны выдохнул с некоторым облегчением.

– Жаров твердо убежден, что шанс вспышки не менее девяноста процентов и она будет не одна. Полтора часа назад нам звонил его заместитель и поделился точной информацией после проведения всех расчетов. Двадцать минут назад я разговаривал с Виктором сам. Мне он сказал, что взрыв неизбежен, вспышек будет несколько и нужно готовиться к самому худшему сценарию. Вероятным плюсом к вспышкам, правда, тут наши мнения расходятся, Жаров считает огромный корональный выброс. По его словам, вспышки пересекутся с выбросом, что неизбежно увеличит воздействие на планету. А самое неприятное и, я не могу с ним не согласится, пятна расположены практически напротив Земли. Наша планета находится в самом эпицентре будущего удара и грядущие воздействия пройдутся по ней с максимальной силой…

Если до этого атмосфера в президентском кабинете лишь обжигала своей раскаленной тревожностью, то сейчас драматический эффект многократно усилился, загоняя людей в напряженный плен человеческого страха. Во взрывоопасной тишине всеобщего ступора, едва слышно перебивая гробовое безмолвие, слышно лишь монотонное бормотание. Это, стоя позади всех, плотно прикрывая лицо трясущимися от зарождающейся паники ладонями, с особым упоением молился директор космического агентства.

– Какие последствия, – без особых усилий, как банку кошачьих консервов, вскрыл тягостное безмолвие президент.

В силу природных качеств, а отчасти под давлением собственного положения и присущей ответственности, он не потерял присутствия духа и самообладания. Его голос не дрожал, звучал уверенно и непреклонно.

– Мы пока не можем знать точно.

– Не увиливайте! Руководство страны должно быть информировано на сто процентов! – грозно произнес министр обороны.

Он несколько раз постучал кулаком по боковине кресла, будто в доказательство серьезности своих слов.

– Никто не знает. До момента вспышки все озвученные цифры лишь абстрактные предположения и теории, – медленно перетаптываясь с ноги на ногу, ученый выдавил из себя печальную полуулыбку и, разочарованно развел руками.

– Как? Поясните, – не совсем понимая сказанное, командным тоном потребовал вице-президент. – Раньше вы давали подобные прогнозы.

– Да, давали, – согласился Кауфман. – Но судить о силе взрыва, пока граната лежит в кармане, крайне сложно и может…

– Что за пустопорожние виляние хвостом. Скажите свою цифру и точка! – гневным криком приказал министр обороны и ударил кулаком по столу со всей силы.

Гладкая столешница антикварного стола стойко выдержала удар, а покушающийся на ее крепость мужчина скривился от боли.

– По нашим предварительным прогнозам, сила выброса будет в районе семидесяти единиц по классу Х, – выдавил из себя пугающие слова Кауфман. – Если такое случится, то человечество столкнется с самым страшным солнечным штормом за всю историю нашей цивилизации.

– Что значит эта цифра? – абсолютно не стесняясь своего незнания, спросил министр обороны.

– Мне сложно объяснить. Попробую на примере вспышки 1859 года, которую зафиксировал британский астроном Ричард Кэррингтон. Тогда от изменения геомагнитного фона резко возросло количество летальных случаев среди людей со слабым сердцем. Под воздействием солнечной плазмы многократно возросла нагрузка на все электроприборы и линии связи. Эффект индукционных токов разогрел провода и приборы до критической температуры. Некоторые из них работали, даже будучи отключенными от общей сети. Северная Америка и Европа остались без электроснабжения и связи.

– Какой уровень по вашей шкале? – первым обратился к ученому президент.

– Не более двадцати единиц.

Все находящиеся в кабинете мужчины в очередной раз остолбенело замерли, мгновенно погружаясь в тяжелые, точно не радужные мысли.

– Какую цифру назвал русский? – неожиданно раздался громкий голос президента. – Уверен, что он озвучил свой прогноз.

После слов главы государства, Кауфман молниеносно переглянулся со Стивенсом и взглянул на съежившегося от страха директора космического агентства.

– Говорите! – повышая голос, требовательно призвал к ответу президент.

– Более двухсот, – нервозно шевеля пальцами рук, ученый нерешительно прошептал смертоносную цифру.

Давящая тишина, в которую погрузился кабинет, ощущалась вполне четко и крайне болезненно. Каждому из присутствующих показалось, что можно разобрать тревожные звуки усиленной работы их собственных сердечных клапанов.

– Не может быть… Я не верю… Нет… не верю…

Раздавшийся в гробовой тишине тихий шепот директора агентства на непродолжительное время вернул людей в безрадостную действительность. В данной ситуации страдальческое бормотание перепуганного чиновника прозвучало как нервный и беспокойный набат растревоженного предчувствием надвигающейся беды церковного колокола.

– Звучит пугающе, не скрою. Напряжение достигло апогея, соглашусь. Но… – президент, всем телом шатнулся вперед в кресле и с легким хлопком шлепнул обе ладони на стол. – Скажите в общих чертах, что означают данные цифры. Я понял, что нас ждет глобальная катастрофа, но дайте больше реалистичных и понимаемых деталей.

Несколько секунд Кауфман собирался с предательски ускользающими мыслями, усиленно группируя их в некое подобие справочной таблицы.

– Возможных сценариев будущих событий несколько. Если случится наш, а вспышка не превысит семидесяти единиц, последствия будут ужасающими, но человечество выживет. Понятно, что техногенная катастрофа невиданного масштаба в корне перевернет все дальнейшее существование цивилизации. Погибнут тысячи, а возможно, и миллионы людей. Мощнейшее электромагнитное воздействие не только отнимет множество жизней, оно ослабит естественную защиту планеты и практически откроет защитные ворота в нашу крепость. Губительная солнечная радиация, обжигающий ультрафиолет, инфракрасное излучение и так далее… Но, повторюсь, цивилизация выживет и останется жить на измененной планете.

– Расскажите более негативный, русский сценарий, – с усилием глотая неприятный ком в пересохшем горле, настойчиво потребовал президент.

– Н-у-у-у… – в некой минорной прострации протянул Кауфман, – тут совсем плохо.

– Детали! – сурово и жестко президент ампутировал все попытки ученого хоть как-то сгладить страшную, отчаянно жгучую правду.

Внезапно ученый встряхнулся, а по его телу пробежала крупная дрожь. После аварийной реакции организма на сильный стресс, он выпрямил спину и решительно отбросил все подавляющие психику страхи. Один быстрый взгляд, одно короткое мгновение, и Кауфман заговорил. Проворно и поспешно выбрасывая слова, словно не успеет добраться до конца и от этого зависит судьба всего человечества.

– Мы можем лишь теоретически предположить последствия столь грандиозного и губительного действа. Для наглядности разложу его на несколько факторов, но в одном общем ключе. По времени и уровню точно сказать не смогу, но скорее всего будет неважно. Разница в несколько часов ничего не решит, – беря короткую паузу, Кауфман выдохнул, затем глубоко вдохнул и продолжил:

– Проблемы… Первая. Технологическая. Начальный удар примут орбитальные спутники. Тут без вариантов. Схождение с орбит, полная потеря связи и отказ любой навигации. Соответственно аварии транспорта на воде, земле, под землей и в воздухе. Общий коллапс всей транспортной инфраструктуры, гибель пассажиров и так далее. Конец связи как таковой: проводная, сотовая, спутниковая, интернет и телеграф. Потеря электроники и всех связанных с ней механизмов. Нет энергии, нет света, нет тепла, нет производства. К моему величайшему прискорбию, – здравствуй позапрошлый век. К нам вернется Викторианская эпоха. При условии, что останется к кому возвращаться…

Ученый посмотрел окаменевшему президенту в глаза, но с мысли не сбился и заговорил снова.

– Вторая. Природная. Обязательное пробуждение некоторых вулканов и активные тектонические сдвиги. Вулканы… Значит в атмосфере будет пепел и большое количество газов. Если плазма в достаточной степени прогнет магнитное поле, то неизбежен нагрев атмосферы и соответственно поверхности планеты. О возможной температуре не возьмусь говорить. От пятисот или тысячи градусов по Цельсию в эпицентре до ста или двухсот на обратной стороне. Даже в теории определить точно не представляется возможным. Нагрев и испарение огромных масс воды. Ужасающие грозы. С большой вероятностью постоянно и повсеместно бушующие грозы. В небе вода, пыль, газ. Непременно и многократно возрастут всевозможные ливни, ураганы, смерчи, сели, оползни. Из-за сдвигов земной коры неизбежным явлением станут цунами. Я уверен, что все прибрежные города падут в неравной схватке…

Закашлявшись, профессор замолчал. Стивенс протянул руку и пару раз шлепнул его раскрытой пятерней по спине.

– Спасибо, – поблагодарил его Кауфман и, стараясь сдерживать бушующие внутри эмоции, возобновил свой трагичный рассказ. – Третья проблема. Биологическая. Про насекомых и животных особого смысла говорить нет, так как, вне всяких сомнений, они вымрут полностью. Можно лишь предположить, через какие этапы вырождения они пройдут после первой электромагнитной волны. Сбой ритмов жизнедеятельности, нарушение пищевых цепочек, массовый падеж и так далее… Люди, как интеллектуально один из самых приспособленных видов жизни, возможно и сохранятся, укрывшись под землей или под водой. Но стресс для человеческого организма будет колоссальный. Электромагнитный импульс пройдется страшным ударом по сердечной и вегетососудистой системе. Пострадает вестибулярный аппарат. Необратимые процессы коснутся нервной и дыхательной системы. Все всяких, сомнений серьезнее всего пострадают люди с хроническими заболеваниями и старики. Хотя… все равно. Кто не сможет надлежащим способом защититься, неминуемо погибнет…

Едва Кауфман закончил говорить, по присутствующим в кабинете мужчинам прошла рефлекторная (до болезненных колик мучительная) волна восприятия. Каждый, в силу собственной компетентности, знаний и страхов, нарисовал мысленные картины планетарного апокалипсиса.

Директора НАСА, согнувшегося дугой в самом дальнем углу, вырвало на дорогой индийский ковер ручной работы. Дэн Джонсон – профессор астрономии из Чикагского университета – застыл с неестественно бледным лицом, похожим на одну из японских, демонических масок смерти. Усиленно массируя виски в тщетной попытке разогнать нарастающую боль в голове, Стивенс отрешенно молчал, прикрыв на время глаза.

Но самое яркое впечатление, сокрушительно бьющее точно в цель, бесспорно, получили люди, далекие от науки.

Вице-президент уродливо вытаращил глаза и жадно хватал ртом воздух, словно в одно мгновение его стало катастрофически мало.

Противоестественно вытянувшись в струну, одеревенел и вычурно застыл министр обороны. По его сведенному нервной судорогой лицу нескончаемым потоком катились крупные капли пота.

Сидящий в своем кресле президент выглядел спокойно и собранно, но под внешней оболочкой шла настоящая война чувств и эмоций. Лишь тщательно приглядевшись, можно было заметить, как предательски дергается его правое веко.

– Неужели все так плохо? – в глубине души еще уповая на иллюзорную надежду, задал вопрос президент.

– Если расчеты Жарова верны, а Земля получит полноценный солнечный ожог, шансы на выживание минимальны. Спастись сможет не более одного процент населения планеты. Цифра очень приблизительная и напрямую зависит от множества факторов. Хотя… – замолчавший Кауфман бросил откровенный взгляд на Стивенса, – даже если люди смогут пережить первые удары стихии, дальнейшее существование под очень большим вопросом.

– Что это значит? – натужно разлепляя онемевшие губы, через силу спросил министр обороны.

– Воздух, температура, вода, еда, – выражаясь как можно проще, мгновенно дал ответ Кауфман.

– Хорошо, допустим мы принимаем самый негативный сценарий развития событий, – взял слово президент. – Как спасать людей? Что, по-вашему, нужно делать в первую очередь и как действовать нам?

– Прятаться!

Одно слово, как неизбежный приговор, само вырвалось из уст Стивенса и призрачным, легковесным облаком повисло в разогретом драматичными эмоциями воздухе. Озвученный вердикт, в данную секунду времени, более всего имел сходство с заменой смертного приговора на мучительное, пожизненное заключение.

– Куда прятаться? – непонимающе переводя взгляд с одного человека на другого, невнятно пробормотал приходящий в себя вице-президент.

– Глубоко под землю, а еще лучше под воду. Чем глубже, тем больше шансов на выживание.

Полминуты полной, озадаченно задумчивой тишины.

– Я вас понимаю, – заговорил президент. – Может имеются какие-то практические советы?

– Специализированные бомбоубежища времен холодной войны. Промышленные шахты по добыче ископаемых с достаточными запасами воздуха внутри. Возможно городские станции метро, которые расположены ниже тридцати метров от поверхности. На крайний случай, можно использовать подвалы, канализационные коллекторы и многоуровневые подземные паркинги.

– В центральных и южных штатах имеется много укрепленных убежищ на случай урагана или торнадо, – поддержал коллегу Кауфман. – Их можно использовать тем, кто живет в сельской местности.

– А под водой? Как спрятаться под водой? – поинтересовался министр обороны, но быстро ответил сам себе. – Подводные лодки…

– Да. Наиболее безопасный, но в то же время самый малочисленный способ.

– Есть что-то еще? – продолжил терзать ученых президент. – Что может помочь?

– Домашние растения, – впервые с начала встречи заговорил профессор Джонсон. – Нужно везде брать с собой живые растения. Они смогут в какой-то степени ослабить нехватку кислорода и немного увеличить шансы на выживание. А еще, в первое время после прохождения электромагнитной волны, нужно периодически принимать аспирин. Он поможет сделать кровь менее густой.

– С момента фиксации вспышки у нас будет примерно полчаса, может, чуть больше до первой ударной волны. После нее можно забыть обо всех сложных приборах, оборудовании, механизмах и инструментах, работающих на электричестве. Люди должны это знать, чтобы исключить несчастные случаи. Лифты, эскалаторы, подъемники, ворота и подобные вещи. Но простейшие приспособления, где нет какой-либо электроники, при надлежащей защите, скорее всего, работать будут. По крайней мере, я надеюсь на это.

Ищущим понимания и содействия взглядом Стивенс пристально посмотрел на Кауфмана. Тот прочел беспокойные мысли коллеги, но в ответ лишь удрученно пожал плечами.

– Вы говорите о чем-то вроде дизельных генераторов? – моментально отреагировал министр обороны. – Я тоже думал про отказ электроники и, как сохранить источники энергии.

– Вопрос сроков… – Кауфман нервно поправил очки. – Не более суток до первого всплеска активности. Затем по факту возможных вспышек. Если брать русский сценарий, то первая вспышка в течение шестнадцати часов и дальнейший приход плазмы максимум через сутки.

– Так… – президент энергично поднялся и вышел из-за стола.

Его светло-серые глаза сияли ультимативной решимостью – особой формой бесстрашия, когда человек готов сворачивать горы ради высшей цели.

Подобное состояние не наступает просто так. Любой индивидуум предварительно должен пройти через разнообразные формы своего собственного страха, соединиться воедино со своей внутренней духовностью, сознательно отбросить приобретенные комплексы и разрушить запрещающие преграды. Полный самоконтроль, способность отбросить в сторону ежеминутные детали окружающего мира и любые жизненные ситуации. Когда человек берет под контроль свои эмоции, его разум работает совсем по-другому, чисто и правильно. Личность, обладающая истинной волей и бесстрашием, в любой момент готова повести за собой остальных.

– У вас двадцать минут на список мер и возможностей, которые мы должны задействовать для защиты людей. Я прекрасно понимаю, что всех не спасти, а возникшая истерия и последующая паника могут натворить много бед. Будем стараться контролировать процессы спасения. Задача целиком ложится на армию и полицию. Уверен, что военным придется несладко.

Президент подошел к министру обороны и медленно положил правую ладонь ему на плечо.

– Я давно знаю тебя, Джеймс. Всегда уважал как воина и доверял, как другу. Не подведи свою страну, солдат.

– Не подведу, господин президент, – без тени пафоса, с достоинством ответил министр обороны, – Верь мне, Стивен.

– Хорошо. Через полчаса начинаем большую пресс-конференцию, журналисты уже собрались. За дело…

Китай. Шанхай. 87-й мобильный пункт полиции у станции метро Центральный парк.

Просматривая тренированным взглядом проходящих мимо людей, Вэй Бао не думал о работе. Гнетущие мысли пойманной рыбой неукротимо бились в голове, не давая сосредоточиться. Они нестройным, но целенаправленным хороводом настойчиво кружились вокруг вчерашних новостей. Два события, которые пройдут абсолютно незаметно мимо миллиардов людей, для него имели особое, главенствующее значение.

Первое безжалостно разбило душу на мелкие, остро колющие осколки. А второе, менее страшное, но ошеломившее его так же сильно, собрало оставшиеся кусочки души и немилосердно выбросило в мусорное ведро. Состоявшийся в обед разговор с отцом разделил жизнь Вэя на до и после…

Его мама умирала. Страшная и неожиданная новость застала врасплох всех. Мгновенно проникла в людские сердца и поселилась там навсегда. Рак. Тихий и незаметный убийца. Один из лучших в своем поганом ремесле. Он виртуозно и мастерски убивает, словно профессиональный, готовящийся годами ниндзя. Болезнь перешла в активную фазу, но лучик надежды, призрачным миражом еще просвечивался в непроглядной тьме.

Отец принял решение продать свой небольшой ресторан и отправить маму на лечение в Израиль. Естественно, что Вэй отговаривать его не стал, но, к огромному сожалению, сам помочь ничем не мог. Скромная зарплата полицейского не сильно радовала возможностями для крупных накоплений, а брать взятки он принципиально презирал.

В его зоне ответственности (станции метро “Центральный парк” и прилегающих территориях) работало несколько преступных групп. Профессиональные мошенники, живущие в основном за счет туристов. Карманники, любящие пощипать жертву в метро, особенно в час пик. Мелкие, не связанные с триадой, торговцы наркотиками, для которых огромная сеть станций метрополитена была как дом родной. Разномастная шелуха, очень желала поработать спокойно, без внезапных облав, засад и подобных «подлостей» со стороны полиции. Но сержант Бао не брал. От слова совсем. Он оставался кристально чист, не давая малейшего шанса усомниться в своей честности. За это, да и не только за это, его уважали коллеги. И не только они. Преступный мир, как ни парадоксально звучит, признает лишь сильных и принципиальных полицейских.

Но его качества очень не нравились Лин. Более двух лет они жили вместе, и все время она каждый вечер ласково и обходительно пела ему свою излюбленную мантру.

Нужно больше денег, нужно больше денег, нужно больше денег.

Разнились слова, причины и суммы. Основная суть, как геометрическая аксиома, не менялась и не требовала доказательств. Хотя два года назад, когда они познакомились, материальная составляющая жизни ее абсолютно не волновала. По крайней мере, не озвучивалась так открыто, со столь наглой откровенностью.

Сейчас, словно по магическому щелчку неизвестного волшебника, исчезла сдерживающая плотина. Жадная натура полноценно раскрылась, и огромные реки разлагающихся нечистот вырвались на свободу. Он всей душой любил эту женщину и делал все возможное, чтобы спасти свое чистое чувство, но… Когда в так обожаемую тобой, кристально-белую рубашку любви регулярно кидают липкий комок придорожной грязи, каждый человек реагирует по-своему. Некоторые, долго не раздумывая, выкинут ее сразу, некоторые после второго или третьего раза. Вэй "чистил и стирал любимую рубашку" каждый вечер. Ее цвет больше не походил на белый. Вся в неприятных разводах и пятнах, она постепенно теряла свою изначальную красоту. Тут и там торчали гнилые нитки, а сам материал ослаб и во многих местах протерся от постоянных попыток Вэя вернуть былую чистоту.

Вчера, на самом острие душевной боли, Лин бросила последний, самый мерзкий кусок грязи. Узнав, что его мама тяжело больна, а отец собирается продать семейный ресторан, она просто ушла. Несколько ничего не значащих слов, тщательно собранные вещи и холодный, как отталкивающее прикосновение неприятной жабы, поцелуй в щеку. В тот момент он сам еще не понимал, хорошо это или плохо…

– Вэй! Вэ-э-эй, – басовитый, с небольшой хрипотцой голос Сунь Чао пытался прорваться в голову полицейского сквозь плотную завесу грустных размышлений.

Не дождавшись ответа, Сунь настойчиво потянул напарника за рукав форменной куртки.

– Куда ты улетаешь все утро? Вроде здесь, а вроде и нет. Что с тобой?

За семь последних лет, начиная с совместной учебы в полицейской школе, они много времени проводили вместе. Начальство знало об их дружбе и почти на все дежурства они попадали вдвоем. Позднее, когда их назначили на мобильный пункт, они вообще перестали расставаться. В их родном участке даже шутить на данную тему перестали, привыкли.

– Нормально все. Жизнь продолжается, – сумрачно и натянуто улыбнулся в ответ Вэй.

– Поделись своей бедой, брат, – заглядывая другу в глаза, словно читая его тяжкие мысли, искренне попросил Сунь.

– Наверное, ты прав. Соберу мысли и расскажу.

Договорить Вэй не успел, так как его взгляд притянул молодой, высокий мужчина с черным рюкзаком за спиной. Стараясь не привлекать внимания, тот торопливо двигался со стороны Музея Науки. Он осторожно осматривался по сторонам, а заметив двух полицейских, ускорился и еще быстрее зашагал к входу в метро. Сам до конца не понимая, чем его заинтересовал этот человек, полицейский не отрывал от него изучающего взгляда.

– Что не собираются? Наивно верить, что они вообще у тебя есть? – весело сверкая зубами, напарник попытался немного растормошить опечаленного друга.

– Посмотри на того высокого, с рюкзаком, – кивая в сторону заинтересовавшего его человека головой, вполголоса попросил Вэй.

– И что?

– Не нравится он мне. Нужно проверить.

– Без проблем, – с легкостью согласился Сунь и первым шагнул через высокий бордюр.

Его торопливое, несколько сумбурное движение оказалось неточным и носок ботинка зацепился за бордюрный камень. Полицейский срубленным деревом рухнул на асфальт, растянувшись во весь рост.

– Зараза. Я кажется, мышцу потянул, – принимая протянутую другом руку, расстроено констатировал Сунь, поднимаясь на ноги.

Потирая поврежденную ногу, он положил вторую руку на плечо Вэя и с усилием сжал ладонь.

– Иди. Догони и познакомься. Все равно не успокоишься, я тебя знаю.

Не теряя времени, Вэй бегом кинулся за скрывшимся мужчиной. Дистанция в шестьдесят метров, спринтерская скорость, ловкое маневрирование при огибании прохожих людей, и он распахнул входную дверь на станцию.

Приятная прохлада от работы мощных кондиционеров искусственной свежестью овеяла его с ног до головы. Три шага внутрь – полицейский озадаченно замер: подозрительного мужчины нигде не видно. Слева стоял сотрудник службы безопасности метрополитена и очень усердно пытался что-то объяснить пожилой темнокожей паре. Действуя на автомате, Вэй спешно приблизился к ним и порывисто развернул охранника лицом к себе.

– Минуту назад здесь прошел высокий мужчина с черным рюкзаком. Видел его? – задавая вопрос, полицейский в миг осознал, что напрасно теряет время.

Вниз, к поездам, вел всего один проход и вариантов спуститься у мужчины крайне немного. Не дожидаясь ответа, Вэй стремительно рванул к медленно ползущему вниз эскалатору. Он успел заметить мужчину в самом конце первой двигающейся лестницы. Тот стоял спиной, но его голова оказалась повернута вполоборота назад, а взгляд устремлен прямо на него. Едва они увидели друг друга, картина событий в корне поменялась. С силой расталкивая стоящих на пути людей, мужчина рванул вперед, ко второму эскалатору. Полицейскому ничего не оставалось, как действовать таким же бесцеремонным образом.

– Дорогу! Дайте дорогу! – надрывая голосовые связки, орал Вэй, усердно пробираясь вперед и активно работая плечами. – Полиция! В сторону давай, в сторону!

Прошло не более пары минут, пока он смог спуститься до нижнего уровня, но подозреваемый бесследно испарился. Не зная, в каком направлении искать, Вэй грубо дернул за руку первого попавшегося пассажира.

– Высокий, с черным рюкзаком, куда побежал? – со сбитым дыханием он пролаял вопрос прямо в лицо незнакомому мужчине.

Тот сначала ошалел от внезапного нападения полицейского, а затем, понимая, чего от него хотят, лишь растерянно развел руками.

Вэй отпустил руку, беззвучно выругался и озадаченно огляделся.

– Кто видел высокого мужчину с рюкзаком? – полностью наполняя легкие воздухом, со всей мочи закричал полицейский, пытаясь перекрыть общий шумовой фон.

Ему повезло, что не оказалось поездов и многие из пассажиров смогли его услышать. С дальней стороны платформы раздалось несколько ответных голосов, и он увидел, что люди показывают в сторону зияющей своей бездонной чернотой пасти тоннеля.

– Он в тоннель побежал.

– Туда, туда рванул.

– Осторожнее, он здоровый гад.

Пробегая мимо собравшихся в плотную кучку людей, Вэй услышал их доброжелательные советы. В Китае уважают полицию, и каждый законопослушный гражданин искренне хотел помочь по мере сил.

Мрачная темнота тоннеля прикоснулась к нему траурной хмуростью и не совсем привычной для метро зловещей тишиной. До следующего поезда еще оставалось время, Вэй достал из поясной кобуры пистолет. Взял во вторую руку фонарь, он осторожно двинулся вперед. Прошел примерно метров семьдесят, пока не услышал звук приближающегося поезда. Прижимаясь спиной к неприятно холодной стене, сержант со всех сил вцепился в толстые, проходящие по стене кабели. Чудовищный свист подземного монстра, оглушающий звук колес и страх за свою жизнь, намертво сковали молодого полицейского. Едва поезд пролетел мимо, а в тоннель вернулась относительная тишина, он отклеился от стены и продолжил преследование.

Через тридцать метров, из-за распределительного щита, хищной тенью к нему метнулась высокая фигура. Сверкнула холодная сталь ножа, а руку в области локти, обожгла острая боль. Пистолет выпал из вмиг ослабевших пальцев, и полицейский инстинктивно отступил назад.

– Ну ладно. Давай еще раз, – гневно вскипая, сквозь плотно сжатые зубы процедил Вэй.

Пистолет отлетел чуть в сторону, но он успел заметить, куда точно упало оружие. Высвечивать его фонарем не стал, чтобы противник не смог воспользоваться преимуществом. Пытаясь выманить беглеца на себя, полицейский выключил фонарь и чуть сдвинулся в сторону. Реакция мужчины не заставила себя ждать.

Делая широкий шаг вперед, он сначала наотмашь махнул ножом слева направо, но цели не достиг и ударил выпадом, по прямой. Вэй расчетливо уклонился от первой атаки и грамотно принял вторую. Ожидая выпад, он был к нему готов, а реакция его никогда не подводила.

Ножевой бой они с Сунем начали тренировать еще в полицейской школе, и техника смертельного искусства плотно забилась в рефлекторную память.

Пропуская нож мимо себя на уровне живота, он сильно врезал фонарем по руке противника. Далее, не оставляя противнику шансов, последовал молниеносный и жесткий удар коленом в пах, мощно и беспощадно, как специальная машина, которая забивает сваи при строительстве домов. Преступник сдавленно охнул и инстинктивно согнулся от внезапно вспыхнувшей боли ниже живота. Прекрасно зная, чем чревата милость в подобных случаях, сержант не собирался играть в благородного рыцаря.

Но подозреваемый оказался стойким к физической боли. Не разгибаясь, он дернул рукой, в которой все еще зажат нож, и остро отточенное лезвие коснулось Вэя. Неглубокий и неопасный порез не причинил полицейскому особого вреда, но в секунду разжег испепеляющее пламя ярости. Последовал сокрушительный удар коленом в лицо. Беглец тяжело рухнул на спину. Полицейский шагнул к нему вплотную, склонился и нанес жестокий, на грани запретного фола, удар кулаком в лицо. Разбитый в клочья нос лопнул, как переспевший, начинающий гнить помидор. Отвратительно липким потоком хлынула кровь, заливая рот подозреваемого. Тот закашлялся, давясь и захлебываясь.

– Сдохни, тварь! – злобно выплюнул мужчина вместе со скопившейся во рту кровью и из последних сил попытался схватить полицейского за горло.

Агрессивное движение стало финальной каплей. Всего на секунду Вэй потерял контроль. Весь накопленный негатив последних дней взбурлил гневной массой и страшным огнедышащим вулканом ворвался в мозг. Лицо перекосило злобной гримасой, пальцы сжались в кулак, а правая рука сама оттянулась для нового удара. Но он не ударил…

Вэй поднялся, крепко схватил мужчину за воротник куртки и оттащил к стене. Усиливающаяся вибрация на рельсах предупредила о приближении следующего поезда. Полицейский успел пристегнуть избитого мужчину наручниками к одному из кабелей. Как только мимо них промчался последний вагон, на его груди ожила молчавшая рация.

– Сержант Бао, вызывает младший констебль Чао. Прошу вас экстренно прибыть на пост.

По стилю обращения и натужным ноткам в голосе друга Вэй сразу понял, что рядом с товарищем находится какое-то высокое начальство и он сейчас стоит по стойке смирно, вытянувшись в струну. Буквально через тридцать секунд рация заговорила еще раз, и в тоннеле снова раздался голос Суня. Напряжение исчезло, но вакантное место не осталось пустым и вместо него появилось отчетливо слышимое волнение.

– Вэй. В-э-эй. Слышишь меня?

– Конечно, слышу, говори, – правой рукой отжимая тангенту на рации, сдержанно ответил Вэй.

– Тут т-а-к-о-о-о-е… Происходит нечто очень странное. Я не совсем понимаю, но масштабы происходящего впечатляют. Бросай все дела и бегом сюда.

– У меня подозреваемый. Он пока не может ходить.

– Оставь его там. Вообще не до него. Я сейчас…

Последние слова. Фраза оборвалась, а рация затихла.

– Сунь? – выдерживая паузу, Вэй нажал клавишу еще раз. – Констебль Чао?

В ответ, пугающее и загадочное, как в далеких глубинах космоса, безмолвие. Полицейский нашел пистолет и нож, и со скоростью заправского спринтера, устремился в сторону платформы.

Поднимаясь по эскалатору вверх, Вэй обратил внимание, что навстречу не двигаются пассажиры. Оба встречных эскалатора ползли абсолютно пустыми, а пассажиры пропали самым загадочным образом. Перебирая в голове возможные варианты, он пришел к выводу о готовящемся террористическом акте, массовой эвакуации и полном закрытии станции. По крайней мере, этот вариант выглядел самым логичным.

"Что же случилось", – тревожная мысль, как наиболее очевидная, отчаянным холодом ворвалась в разогретый адреналином разум.

Все свободное место перед входом на станцию оказалось напрочь забито разнообразной автотехникой. Несколько закрытых тентами большегрузов, два армейских джипа, а самое странное – три припаркованных прямо посередине пешеходной зоны больших автобуса. Один из грузовиков, ломая хлипкие защитные ограждения, уверенно и нагло полз задом к входным дверям станции. Многочисленная толпа пассажиров, насильно оттесненная за мобильные ограждения, недовольно гудела. Рядом стоял Сунь и, активно жестикулируя пытался как-то успокоить взволнованных людей.

У ближнего джипа открылась передняя дверь, из него вылез мужчина в военной форме с погонами капитана. Не отрываясь от армейской рации в руке, он махнул рукой застывшему полицейскому, приглашая подойти к себе.

– Сержант Вэй Бао. Семнадцатый отдел транспортной полиции, – представился полицейский, четко вскидывая руку к форменной бейсболке.

– Капитан Хань Ци, – мгновенно отреагировал военный. – Четвертая бригада специального назначения.

– Что происходит? – жгучий вопрос вырвался у сержанта сам, едва военный успел представиться.

– В стране чрезвычайная ситуация. Все полицейские подразделения переходят под полный контроль армии и оказывают всестороннее содействие. У нас есть не более двадцати минут, чтобы разгрузить транспорт и переправить груз под землю.

– Война? – не удержался Вэй, мысленно отбрасывая версию с террористами.

– Я отвечу, когда будет выполнена поставленная задача, – сурово отрезал капитан. – Вы знаете, где сейчас находится дежурный электрик?

Немного растерявшись от происходящего вокруг, Вэй молча кивнул головой.

– Найдите его и срочно приведите сюда. Мы пока начнем перемещать грузы.

Еще находясь в задумчивом ступоре, полицейский остался стоять рядом с джипом. Капитан отвернулся и отошел в сторону, ведя с кем-то оживленные переговоры по рации.

– Вам не понятен приказ? – повышая голос, спросил Хань Ци.

– Понятен, – ожил Вэй и собрался уходить.

– Постойте, сержант, – остановил его капитан, заметив длинный порез на куртке. – Вы ранены?

– Все в порядке, небольшая царапина, – стараясь выглядеть предельно спокойным, тут же ответил тот.

– Хорошо. Действуйте, сержант.

Вэй спешно спустился вниз и оглядел фактически пустую станцию. Основная масса пассажиров уехала, а оставшиеся несколько человек тоже собирались в скором времени ее покинуть. Дежурное помещение электрика находилось в глубине станции, рядом с центральной электрощитовой. Небольшая комната, с минимумом бытовых удобств, оказалась пустой. Техник работал один на три ближайшие станции, но полицейскому повезло. После пятнадцати минут непрерывных поисков он обнаружил электрика в одном из дальних технических переходов. Тот ковырялся в насосной, что-то тихонько насвистывая себе под нос.

Вэй ничего не стал объяснять, просто взял за рукав и с усилием потянул за собой. Молодой мужчина оказался полнейшим флегматиком, его ледяной невозмутимости можно было только позавидовать. Пока они шли до платформы, электрик не произнес ни слова, словно к нему каждый час прибегает взбудораженный полицейский и насильно утаскивает за собой.

– Что за дела? – энергично почесывая коротко стриженный затылок, с изумлением воскликнул техник, выходя на платформу.

А удивиться было чему… За каких-то неполных двадцать минут платформа кардинально изменилась. Сейчас она больше напоминала странный грузовой склад, чем место для ожидания поездов. Вдоль несущих колон, практически по всей длине станции, вырос искусственно созданный лес. Радующие глаз, сочно зеленые цветы в больших пластиковых горшках ровными рядами стояли между аккуратно сложенными припасами. Пушистые дихондры, мощные фикусы, торчащие в разные стороны алоэ и еще несколько видов домашних цветов нежданно украсили скучную, однотонную палитру станции. Но основное пространство обширного помещения занял богатый ассортимент провизии и воды. Мешки, коробки, пакеты, бочки, канистры и всевозможные тюки.

– Все-таки война, – достаточно громко произнес вслух свою версию событий Вэй.

– Да иди ты…

Пораженный заявлением мужчина остановился и озадаченно посмотрел на полицейского. В округлившихся глазах электрика читалось очень многое, но заострять на нем внимание Вэй не стал. Он снова взял его за рукав и потянул в сторону эскалатора.

– Пошли, нас ждут.

– Никуда не пойду, пока не расскажешь, что происходит, – упрямо заартачился техник и сделал попытку присесть на пол.

Не задумываясь, подчиняясь внутреннему инстинкту, Вэй отвесил парню увесистую, до искрящихся звездочек перед глазами, оплеуху. Голова электрика податливо дернулась, и он мгновенно вскочил на ноги.

– Пойдем, у нас важное задание, – выдержанно попросил его сержант.

Тот подозрительно посмотрел на стоящего перед ним полицейского, ничего не сказал, но вперед пошел. У самого эскалатора они увидели одного солдата, который брал приезжающие вниз коробки и аккуратно запускал их по скользкому полу в общую кучу у левой стены.

– Мы почти закончили, – неожиданно отчитался тот, открытым взглядом осматривая подошедших людей, – только медикаменты осталось спустить.

– Война? – в одно слово задал вопрос Вэй.

– Мы сами не знаем. Ничего не объясняли, приказывают и все, – просто и приземленно, дал честный ответ молодой парень.

Полицейский ничего больше спрашивать не стал, еще раз дернул за руку электрика и ступил на прорезиненную полосу эскалатора. На улице он крепко подхватил мужчину под руку и повел в сторону стоящего чуть поодаль внедорожника.

– Да понял я все. Отпусти, не убегу.

Вэй промолчал, но руку не убрал.

Так, под руку, они подошли к автомобилю, из которого вышел немного взвинченный Хань Ци.

– С работой аварийных систем знаком? – без подготовительного вступления обратился капитан к электрику.

– Конечно, – тот пожал плечами. – Электроснабжение, система воздухообмена, отопление, вода. Я занимаюсь обслуживанием и…

– Принудительное закрытие внешних ворот в аварийном режиме? – резко перебил его военный.

– Да, могу.

– Спасибо, этого достаточно, – капитан пожал рабочему руку. – На ваши плечи ляжет очень ответственная миссия. А пока подождите здесь.

Он указал рукой на одну из чудом уцелевших скамеек. Обалдевшему от происходящего мужчине ничего не оставалось, как смиренно присесть в паре метров от них.

– Вот что, сержант, – пытливо всматриваясь Вэю в глаза, негромко начал говорить армейский капитан. – Я успел кратко ознакомиться с вашим досье в электронном виде. Лично меня ваша кандидатура вполне устраивает.

– Я вас не понимаю.

– Командование решило, что лучше всего руководить операцией будет человек, который знает работу станции изнутри. Так сказать, местный. Времени совсем мало, нужно действовать решительно и быстро. Все, что ты сейчас услышишь, абсолютная правда, а тебе выпала великая честь. В автобусах сидят дети. Тридцать пять мальчиков и столько же девочек. Лучшие ученики, отличники из олимпийской школы. Плюс шесть женщин-воспитателей. Твоя задача такая. Берешь своего напарника и этого электрика, я дам вам двух своих бойцов: стрелка и штатного медика. Вы вместе с детьми, закрываетесь внутри станции метро. Лично проконтролируешь закрытие ворот и перегородок в тоннелях, после чего уничтожишь систему управления.

Видя естественную реакцию полицейского, Хань Ци поднял вверх указательный палец и предостерег его от лишних вопросов.

– Так нужно! Радикальное решение, но до определенного момента никто не должен выйти на поверхность.

– Все-таки ядерная бомбардировка…

Полицейский не смог окончательно подавить в себе беспокойство и растревоженный мозг сам выдал его мысли.

– Хуже сержант. Значительно хуже. Но ты не должен пока об этом думать! – капитан повысил голос. – Твоя единственная цель – спасти нацию в лице восьмидесяти человек. Воздуха, еды и воды вам должно хватить на месяц, а если экономить, то и на полтора. Ты в курсе, что на всех станциях метро имеются герметично закрытые спасательные шахты? Минимум через месяц будете выбираться через них. Если нам повезет и все обойдется…

Морща лоб, капитан тяжело задумался и замолчал. Томительная пауза длилась всего несколько секунд, но Вэй успел почувствовать, как через него прошла обременительная волна невыносимой ответственности.

– Почему я? Разве нет более подготовленных людей?

Вопрос полицейского вернул капитана в реальность. На его лице появилось гневное выражение.

– Смирно! Отдать честь!

Громоподобный голос Ханя мгновенно выбил из полицейского все тревожные мысли. Каждая мышца в теле полицейского вынужденно напряглась, и он автоматически вытянулся по стойке смирно.

– Сержант Бао, выполняйте приказ! Командование приняло решение, мы его должны исполнить. У меня триста детей, и каждый из них должен выжить. Кто им поможет? Ты и я, больше никто! Понимаешь?

– Да, понимаю.

– Выполняй! – стальными интонациями в голосе Хань провел последнюю черту.

Четко разворачиваясь на каблуке правой ноги, капитан хотел уйти, но ему в спину прилетел финальный вопрос полицейского.

– Капитан, скажите, что мы ждем?

– Узнаешь из сводки новостей через три часа, – не оборачивая головы, предельно холодно отчеканил Хань Ци.

– Так ведь с самого утра нет ни интернета, ни телевидения.

– Будет…

Россия. Москва. Гоголевский бульвар.

С того момента, как закончилось экстренное выступление президента, для очень многих людей время изменило свой неумолимый бег. Каждый человек прочувствовал данный психологический феномен по-своему. Для одних людей обыкновенная минута превратилась в бесконечную вечность, а другим показалось, что час пролетает, как одна, неуловимая секунда…

Почти тридцать драгоценных минут Сергей бестолково метался по квартире, совершая нерациональные действия и хватаясь за все подряд. Зашкаливающие эмоции раздирали душу, не давая думать последовательно и разумно. Он то собирал вещи, которые по факту не нужны, то припадал к жене с детьми и безмолвно замирал.

Наташа пришибленно сидела на диване в гостиной. Пугающие картины, нарисованные взбудораженной фантазией, с неимоверной силой загнали молодую женщину в панический ступор. Она трепетно прижимала к себе близнецов, постоянно шепча им слова любви, нежно целуя и заливая горячими слезами. Малыши, не понимая, что происходит, плакали вместе с мамой. Но детям в этом возрасте не свойственно надолго одно и то же эмоциональное состояние. Два раза они начинали играть друг с другом, кратковременно забывая о рыдающей рядом матери и нервно суетящемся отце. Их глаза начинали сиять, а на милые детские мордашки возвращались умиляющие улыбки. В трогательные моменты взрослые зачарованно замирали рядом с детьми, забывая обо всем на свете.

Но жестокая реальность настигала их даже в далеких и радужных мирах. Она беспощадно вторгалась в волшебную сказку и делала свою (подвластную только ей) работу: немилосердно, побольнее ударить человека и с садисткой улыбкой вытащить его беспомощного в ужасающую действительность…

– Сережа, делай хоть что-нибудь нужное.

Ослабленный голос жены приглушенным звоночком просочился Сергею в разум. Вытирая рукавом рубашки раскрасневшееся лицо, он крепко поцеловал супругу в губы, отпустил близнецов и резко поднялся с колен.

Посередине комнаты одиноко стояла плотно набитая вещами спортивная сумка, а на столе у окна монументально возвышался его походный рюкзак. Еще раз перебирая в голове собранные вещи, Сергей взглянул на ситуацию более критично. Его мозг заработал несколько иначе, а мешающие эмоции ослабили мертвую хватку и временно отступили. Не церемонясь, он перевернул сумку и высыпал содержимое на пол.

– Опять? – громко всхлипывая, подавленно спросила Наташа.

В ответ Сергей погрозил ей пальцем, чтобы не отвлекала, но тут же натянуто улыбнулся в попытке сгладить свой жест. Супруга никак не отреагировала, лишь устало прикрыла лицо рукой.

Из всей кучи Сергей взял только теплые костюмы детей и вязаный свитер Наташи. Перебирая в руках приятный на ощупь свитер, он вспомнил, как они его покупали. Картинка получилась такой реалистичной и наполненной былым счастьем, что мужчина непроизвольно закрыл глаза.

– Сергей!

Колкий окрик жены мгновенно выбил из него ненужные в данный момент мысли и очередной раз вернул в реальность. Вещи пошли в рюкзак, а остальную кучу одежды он попросту запихнул ногой под стол.

– Все? – удивленно спросила Наташа, указывая глазами на рюкзак.

– Берем только его. Мне нужны свободные руки.

В Сергее словно что-то внезапно переключилось, он в один миг изменился. Мысли стали осознанны, а в движениях появилась былая уверенность. В рюкзаке уже аккуратно лежали документы, все имеющееся в доме деньги, немного драгоценностей, небольшая икона Богоматери, сложенная в непромокаемый пакет домашняя аптечка, его любимый мультитул, большой охотничий нож в кожаном чехле, пара пластиковых бутылок с водой и суточный запас еды. Немного подумав, Сергей вытащил нож и пристегнул его к ремню на джинсах. Еще раз оглядывая квартиру, он кивнул головой и присел на диван рядом с женой и играющими детьми.

Они крепко обнялись, очень многое передавая друг другу без слов.

– Все. Уходим, – первым заговорил Сергей, снимая с себя руки Наташи и поднимаясь на ноги.

– Может быть, все-таки останемся. Ведь возможна ошибка, и ничего не случится.

В кротком голосе жены обитало столько волнительной надежды, что мужчина опустился перед супругой на колени и взял ее руки в свои.

– Малыш, все слишком серьезно. Они наверняка сто раз перепроверили информацию, прежде чем сообщать новость народу. Нужно идти.

Сергей медленно встал, поочередно поцеловал жене руки, и потянул ее на себя, помогая подняться с дивана.

– Ты прав. Ты, как всегда, прав, – грустно отметила Наташа, глядя ему в глаза.

Через пять минут семья Беловых в полном составе вышла из подъезда. Город оказался накрыт непривычной тишиной и обманчивой безмятежностью. Пропал вечный шум беспокойного мегаполиса, на улице почти отсутствовали машины, а постоянные пробки сказочным образом канули в Лету. Прохожих оказалось крайне мало, они отдельными ручейками двигались в сторону ближайшей станции метро “Арбатская”. Беря на руки Машу, Сергей озорно подмигнул жене и односторонним движением плеч поправил рюкзак за спиной. Наталья ухватила просительно поднявшего навстречу матери маленькие ручонки Мишку и решительно подняла его в воздух.

– Ну, с Богом, – выдохнул Сергей, и они двинулись в путь.

Ближе к центру, когда до метро оставалось два поворота и не более пары сотен метров, обстановка разительно изменилась. Истошные звуки автомобильных клаксонов перекрывали многочисленные крики взволнованных людей и неприятно давили на мозг. Неосознанно увеличивая скорость, Сергей поспешил к последнему проходу между домами. Наташа не отставала, нервное напряжение гнало женщину вперед. Они одновременно вышли из-за угла дома и замерли в полнейшем изумлении.

Вся улица до самой станции оказалась забита брошенными автомобилями. Узкий проезд оставался по правой стороне, но синий универсал ткнулся в маршрутное такси и окончательно перегородил дорогу.

Люди плотной неоднородной массой двигались в направлении метро. Большая часть людского потока уходила немного влево и дальше к центу. А часть перетекала вправо, в направлении метро “Кропоткинская”.

– Не отставай от меня, – на ходу бросил Сергей и ускорил шаг.

Не успев приблизиться, они поняли, что станция закрыта, а люди постепенно уходят. Новые группы прибывших вливались в общую толпу перед входом в подземку. Но через некоторое время понимали, что шансов попасть внутрь нет, и отправлялись дальше.

– Что будем делать? – стараясь идти рядом с мужем, беспокойно спросила Наташа.

– Идем вперед. Держись как можно ближе.

Поднимая ребенка над головой, Сергей буром врезался в гудящую толпу и, бесцеремонно расталкивая людей, начал пробиваться к входу. Они прошли всего пару метров, как на их пути возник пьяный толстяк.

– Куда прешь, шалава!

Мужчина схватил Наташу за руку и начал нагло оттаскивать ее назад. Толпа вокруг притихла, напряглась и чуть отступила. Всего секунда понадобилась Сергею, чтобы здраво оценить ситуацию и выбрать правильный вариант действий.

Он мигом сунул ребенка стоящей рядом незнакомой женщине, а сам развернулся к толстяку. Два прямых удара руками в голову, и мужчина пошатнулся. Размазывая по лицу кровавые сопли, он хотел ответить, но классический апперкот в подбородок сильно встряхнул его разгоряченную алкоголем голову. Попадание оказалось достаточно точным и сильным, чтобы дебошир моментально обмяк и опустился на асфальт. Сергей забрал Машу обратно и уверенно продолжил прорываться вперед.

Наконец ему удалось протиснуться прямо к ограждению, и он с тревогой оглянулся. Тяжело дыша, Наташа сделала еще два шага и оказалась рядом с мужем. Перед ними возвышались двухметровые ограждения, за которыми стояли солдаты с оружием наизготовку.

– Офицер! Офицер! – громко закричал Сергей и привлекая внимание, поднял Машу над головой.

Вдруг оказавшись высоко вверху, девочка заплакала. Нужный эффект был получен, их заметили. Военный что-то сказал стоящим рядом бойцам и широким шагом приблизился к Сергею.

– Майор, пустите нас внутрь. У нас с женой двое маленьких детей. Вы сами наверняка отец, я не верю, что вы сможете убить ребенка! Уверен, что вы прекрасно понимаете – они погибнут без вашей помощи.

Сергей говорил очень эмоционально, стремясь достучаться до души военного.

– Только дети.

– Что? – опешил от услышанного Сергей.

– Можем забрать детей. У меня приказ. Станция закрыта для гражданских. Пускаем только детей до десяти лет.

Майор говорил жестко, абсолютно без эмоций, будто всю жизнь только и занимался тем, что забирал маленьких детей от родителей.

– Вы что там… С ума все сошли?! – активно размахивая свободной рукой, начала яростно возмущаться Наташа. – Я никому не отдам своих детей! Никому!

– Идите на “Кропоткинскую” или на “Кольцевую”. Все центральные станции, где есть переходы, закрыты.

Люди, стоящие в первых рядах, недовольно зароптали, а откуда-то сзади прилетел первый кирпич.

– Открывайте, сволочи!

– Пустите нас, душегубы!

– Вперед!

Задние ряды надавили, поджимая стоящих спереди людей вплотную к забору. Оставаясь предельно спокойным, видимо подобное происходило раньше, майор сказал несколько слов ближайшему к себе солдату. Тот дернул затвор, досылая патрон и целясь выше орущих людских голов, послушно нажал на спусковой крючок. Короткая очередь из АК, многократно перекрывая общий шум, в один миг отрезвила людей. Толпа отступила чуть назад и мгновенно затихла.

– Уходим отсюда, – Сергей, не оборачиваясь легонько толкнул супругу локтем в бок и начал выбираться.

Пока в людской мешанине царил сумбур и неразбериха, они относительно легко смогли выйти обратно.

– Что будем делать? – второй раз за последние полчаса задала вопрос Наташа.

Она с истинной верой смотрела на мужа, будто по взмаху волшебной палочки он мог в одно мгновение все решить или изменить. Ее красивые, небесно-голубые глаза горели ожиданием чуда, а надежда на спасение не потухла и не умерла.

– Пойдем на “Смоленскую”, – уверенно произнес Сергей, опуская Машу на землю.

– Далеко. Дальше, чем “Кропоткинская”.

Наташа тоже поставила ребенка на ноги и несколько раз встряхнула уставшие руки.

– Ты видела сколько народа туда идет? Очень много. А к “Смоленской” в пять раз меньше.

– Так там и сама станция меньше, – резонно заметила женщина.

– Неважно. Тоннели могут уместить всех.

– Я поняла тебя. Пойдем, – с воодушевлением сказала Наташа, беря ребенка на руки.

– Давай поменяемся, я немного затупил, – на лице Сергея появилось некое подобие улыбки.

– В смысле?

– Миша тяжелее, а достался тебе. Все руки отмотал.

Теплый взгляд любимых глаз и жадный, многоговорящий поцелуй в губы стали ответом на его слова. Они поменялись детьми, еще раз переглянулись и отправились к станции “Смоленская”.

Пока шли, говорили мало. Как-то само собой получилось, что все разговоры о происходящем подсознательно оставили за мысленным забором. Пару раз вспоминали, но категорично пресекали себя. В основном вспоминали прошлое, разделяя счастливые мгновение друг с другом. Последние две сотни метров оба напряженно молчали.

Чем ближе они подходили к станции, тем сильнее становилось понятно, что все очень несладко. Возможность остаться на “Смоленской” катастрофически снижалась с каждым пройденным метром. Людские потоки непрерывной рекой текли к станции с разных сторон. На подходе они объединялись в один большой и сокрушительно бушующий океан. Сергей поставил малыша на землю рядом с женой, а сам сноровисто залез на брошенный у края дороги внедорожник.

– Расскажи мне, что там, – с беспокойством в голосе, попросила Наташа.

Скопление людей перед входом в подземку оказалось поистине огромным. Внушительная масса жила своей, особенной и пугающей жизнью. Люди, находясь во власти основного человеческого инстинкта, сходили с ума. Одновременно в разных местах зарождались мелкие очаги драк, перетекающие в групповые побоища. Ближе к входным дверям давка была такой сильной, что людей буквально размазывало о стены. Никто не обращал внимания на падающих под ноги стариков и затоптанных насмерть детей. Окончательно теряя человеческое лицо, люди рвали друг друга, словно дикие звери. Ужасающие крики боли сливались в один общий шум. Последней для Сергея каплей стала чудовищная по своему действию картина. В диком порыве ярости от собственного страха один из мужчин поднял мешающего под ногами ребенка и просто выкинул его метров на пять позади себя. Прямо под ноги обезумевших людей, наступавших сзади.

– Мы возвращаемся, – с непререкаемой твердостью объявил Сергей, спрыгивая на землю.

– Как? Почему? Куда?

Вопросы посыпались из Наташи словно переспелые сливы после того, как сильно потрясли дерево. Мужчина не стал ничего объяснять. Он молча забрал у жены Машу и помог взобраться на автомобиль.

– Какой ужас… Жуткое зрелище…

Пораженная увиденным, Наташа с натугой успела сказать несколько слов, после чего нервное потрясение придавило женщину окончательно.

– Тут нам не пройти. Если сунемся, детей точно потеряем, – сдавленно произнес Сергей.

В его словах мелькнули едва различимые нотки обреченности. Он медленно опустился на одно колено и крепко обнял близняшек. Но через секунду поднял на жену полные решимости глаза.

– Мы идем дальше? – стоя на крыше машины, задала вопрос Наташа, хотя уже знала на него ответ.

Психологические трансформации, которые происходят с людьми в подобных ситуациях, могут иметь всевозможные формы и последствия. Изначально они оба, после новости о надвигающейся катастрофе и мощного стресса, поникли и находились в состоянии полного оцепенения. Но сейчас, когда пришло понимание, что им реально придется бороться за жизнь детей, они словно воспряли духом. Самоконтроль занял свое лидирующее место, появилось четкое восприятие происходящего, а адекватность действий обрела свою закономерную устойчивость.

– Милая, послушай меня. Только не вспыхивай и постарайся принять мои слова максимально обдуманно и спокойно, – начиная говорить, Сергей взял супругу за руку. – Нам придется вернуться на “Арбатскую” и отдать детей военным.

Налитая свинцом пауза, длинною в целую жизнь, разорвала часть внутренних нитей, которые соединяли их семью в однородный монолит. Они смотрели друг другу в глаза, а в это время те самые ниточки, которые совсем недавно держались крепкими стальными канатами, лопались будто невесомые мыльные пузыри. Наташа сильным рывком выдернула руку. Драматичность ситуации достигла своего апогея.

– Нет! – с несгибаемой жесткостью отреагировала женщина. – Этого не будет никогда!

– Но послуша…

– Я сказала нет!

Истошный крик матери напугал детей, и они синхронно заревели. Некоторые из идущих мимо людей оглянулись на женщину. Мозг Наташи в очередной раз переключился, меняя восприятие и отпуская вожжи эмоционального сдерживания. В секунду тело женщины ослабло, и она рухнула на колени рядом с малышами. Хватая детей в охапку, Наташа крепко прижала их к себе и в который раз за день горько разрыдалась. Ожидая подобную, болезненную реакцию, Сергей тоже опустился на землю. Его руки обняли самых близких людей, а на глаза навернулись слезы.

– Все будет хорошо. Все будет хорошо, – тихо бормотал он, пытаясь успокоить жену.

Она подняла на него красные от слез, заплаканные глаза.

– Ты, правда, считаешь, что другого выхода нет? – нервно сжимая его плечо, сквозь заливающие лицо слезы выдавила она.

– Правда. Иначе мы их не спасем. Сами, может быть, выживем, но малышей потеряем.

– Как же так, Сережа, как же так?

Мимо них молча проходили равнодушные к чужому горю люди. В столь мучительно сложный для всех час рыдающая семья никого не могла удивить.

– Наташ, нам нужно идти. Ради них мы обязаны сделать это, – Сергей оторвался от жены и детей.

– В них вся моя жизнь. Как они будут без мамы…

– Мы обязательно их найдем, когда все закончится, – без грамма сомнения заверил жену Сергей, целуя в губы.

– Ты обещаешь?

Она экспрессивно сжала его руку и с вновь появившейся надеждой заглянула в глаза.

– Клянусь!

В глазах и голосе Сергея появилось столько запредельной решимости, что Наташа безоговорочно поверила мужу. Энергичным движением руки женщина смахнула слезы, крепко поцеловала малышей и порывисто поднялась на ноги.

– Идем! Мы обязаны дать им шанс!

Соглашаясь, Сергей кивнул головой и следом за женой быстро встал. Без промедлений он взял Мишу на руки, Наташа подняла притихшую Машу, и семья торопливо двинулись обратно к метро “Арбатская”.

Подходя ближе к станции, супруги отметили, что людей стало гораздо меньше, а толпа у входа значительно поредела. Видимо, информация о закрытии станции разлетелась по ближайшей округе и люди обходили ее стороной. С верой в чудесное спасение часть народа все еще толпилась перед мобильным заграждением, но с каждой минутой людей у входа в московскую подземку оставалось все меньше и меньше. На этот раз, чтобы прорваться ближе к забору, им понадобилось гораздо меньше усилий.

– М-а-й-о-о-о-р! – напрягая связки, во весь голос закричал Сергей.

– Что ты орешь? – откликнулся один из солдат по ту сторону ограждения. – Нет его, он вниз спустился.

– Позови. Мы детей привели.

Словно пытаясь убедительно аргументировать свои слова, Сергей на вытянутых руках выставил Мишу перед собой.

– Чай, не слепые. Лимит исчерпан, мы больше никого не берем.

– Как так? – только и смог выговорить Сергей.

Слова молодого солдата, словно удушливая петля на шее, в долю секунды перекрыли родителям доступ воздуха. Мир, с пугающим треском, рухнул в страшную пучину горестного отчаяния.

В красивых глазах Наташи появились слезы. Не в силах говорить, она лишь беззвучно открывала рот, как выброшенная на берег рыба. Очередной удар придавил с такой силой, что женщина не смогла устоять на ногах. Тело предательски ослабло, ноги безвольно подогнулись, и она мягко опустилась на землю. Сергей поставил сына на ноги, а сам склонился над теряющей сознание женой.

– Малышка, малышка, не пугай меня. Мне одному не справиться, – он шепотом заговорил с женой, покрывая лицо быстрыми поцелуями. – Я тебя очень, очень люблю. Мы сможем. Вместе мы точно сможем.

Не понимая, что происходит, малыши снова заплакали и дружно прильнули к маме. Своими маленькими ручонками они ласково обнимали ее за шею и что-то лепетали на своем (одной только ей известном) языке.

В это время, будто на небесах услышали их отчаянные мольбы, двери метро распахнулись и появился знакомый майор. С озабоченным видом он осмотрелся, недовольно покачал головой, но к ним все-таки подошел.

– Поздно вы пришли. Слишком поздно.

– Спаси их, майор. Возьми наших малышей, а мы сразу уйдем, – голос Сергея судорожно дрожал, а по щекам потекли слезы.

– Не могу. Мы набрали больше, чем рассчитано. Ни воды, ни еды на всех не хватит.

Военный был непреклонен, а от его взгляда веяло арктическим холодом.

– Я вас умоляю. Вы же человек. Ради всего святого, не дайте нашим детям умереть, – находясь на грани нервного обморока, Наташа говорила совсем тихо, но люди по ту сторону забора ее услышали.

Женщина собрала последние силы, оторвала от себя Машеньку и подтолкнула ее к ограждению. Девочка, сделав два неуверенных шага в сторону забора, тут же развернулась и бросилась обратно на шею матери.

– Пожалуйста, майор. Вам всем зачтется на небесах, – не находя больше слов, с горьким отчаянием в голосе снова попросил Сергей. – Ради всего святого, сделайте добрый и так нужный вашей душе поступок.

Возможно, что именно в этих словах находился тайный ключ к сердцу человека. Никто не узнает, чем в тот момент они смогли зацепить военного за живое и почему он так поступил.

Майор как-то странно дернулся. По его лицу пробежала мучительная гримаса боли. Непродолжительное время мужчина молча стоял, закрыв глаза, и с видимым усилием массировал левую грудь. Как только сердечная боль оставила его в покое, он собственноручно открыл проход.

Опасаясь, что военный внезапно может передумать, Сергей без колебаний оторвал Мишу от плачущей матери и в два шага оказался рядом с военным. Пересиливая себя, он трясущимися руками передал сына, а сам развернулся к сидящей на земле жене. Обжигающей лавой по его щекам текли слезы, но он смог продолжить начатое. Мужчина быстро вернулся и склонился над сгорбленной супругой. Моральные силы окончательно покинули бедную женщину, безжалостно оставляя ее истерзанную душу наедине с кошмарными мыслями. Она инстинктивно спрятала дочь под себя, пытаясь накрыть и защитить ребенка своим телом. Не в состоянии плакать, Наташа лишь напряженно всхлипывала и неестественно вздрагивала всем телом. Истеричный плач детей усугублял ситуацию, невообразимой болью пронзая ее материнское сердце. Превозмогая собственную любовь, Сергей резко перевернул жену и силой попытался разжать ей руки. Не понимая, что происходит, женщина отчаянно сопротивлялась и укусила мужа. Но силы оказались слишком неравны, он без всяких сомнений победил.

Сергей на подкашивающихся ногах, словно в тумане, подошел к майору и оглянулся на измученную жену. Исчерпав все внутренние резервы, она обессилено лежала на земле. Опустошенный взгляд отрешенно устремлен в небо, а из пересохших глаз одиноко катились последние капли слез. Не в силах больше терпеть мужчина с обожанием поцеловал дочку в маленький носик и решительно отдал ребенка майору. Тот развернулся и, аккуратно держа детей в обеих руках, двинулся к входным дверям станции.

Тяжело дыша от пережитого нервного стресса, Сергей заторможенно пошел обратно к Наташе. Едва за майором закрылась дверь, безжалостно отрезав лучший кусочек жизни, он обессилено свалился рядом с женой и изможденно закрыл глаза…

Италия. Рим. Ватикан.

Последние два часа обширные подземелья Ватикана напоминали огромный, растревоженный муравейник. Люди с разными грузами на плечах суетливо сновали туда-сюда, наполняя нижние катакомбы всевозможными припасами. Несколько молодых акколитов, с письменными принадлежностями в руках, вели строгий учет, фиксируя каждый принесенный килограмм. Все входы находились под тщательной охраной и были надежно закрыты для посторонних. Сейчас швейцарские гвардейцы не выглядели как разодетые модели на показе новой коллекции Тьери Мюглера. Пестрая, парадная форма и длинные алебарды остались в шкафах, а их место заняли настоящие бронежилеты и боевое оружие.

Папа находился в дальней поездке, и его сопровождал командир гвардейцев, майор Бертье. В отсутствие командира весь груз ответственности за безопасность Ватикана ложился на плечи заместителя.

Кристоф Леманн, капитан швейцарских гвардейцев, очень спешил. Быстрым шагом он двигался к девятому посту. Срочное сообщение об инциденте у западных ворот застало его в дежурном помещении, где два бойца отказались заступать на постоянные посты. Оба, в отличие от основной массы гвардейцев, были наполовину итальянцами, но имели постоянное швейцарское гражданство. Молодые люди в категоричной форме требовали отпустить их домой, мотивируя тем, что хотят встретиться напоследок с родными. Самый юный из ста четырех гвардейцев, двадцатидвухлетний Витторио Чезаре, совсем раскис и начал рыдать. Без зазрения совести капитан приказал посадить обоих под арест. Не хватало времени на разбирательство, и он оставил решение проблемы на более позднее время.

За те два часа, что прошли после совместного заявления европейских лидеров, капитан столкнулся с массой разнообразных проблем. Столько неприятностей он не видел за все девять лет службы в охране Ватикана. А накопленный опыт и развитая интуиция четко давали понять, что основные сложности ждут гвардейцев впереди…

Полчаса назад он поднимался наверх, чтобы осмотреть наполненную людьми площадь Святого Петра. Набитая до отказа верующими, она напоминала огромное поле ярких цветов, непринужденно колыхающихся под легкими порывами летнего ветерка.

Но Кристоф точно знал, насколько эта красивая картинка непостоянна и обманчива. В один внезапный момент огромное скопище народа могло превратиться в неуправляемого и беспощадного монстра. Простой человек, который в обычной жизни является верным сыном церкви и праведным католиком, в силу колоссальной эмоциональной нагрузки и под влиянием бушующей толпы, легко превращался в сумасшедшего разрушителя или кровожадного убийцу. В подобные моменты его личностная индивидуальность бесследно растворяется в чудовищной и безликой массе. Кроме того, всегда найдутся люди, которые будут координировать, направлять и мотивировать остальных, даже не имея на то особых предпосылок или четких целей. Они в обязательном порядке начнут кричать, пугать, угрожать и вести за собой. Начнется страшная и неуправляемая трансформация… Психопатическая паника, когда объединенная одной общей идеей и страхом толпа превратится в злое и агрессивное, яростно бунтующее стадо. Многосоставной организм с ненасытной жадностью будет обрастать все новыми и новыми частицами, подавленная личность которых не сможет воспрепятствовать поглощению. Она добровольно и безропотно присоединится к коллективному разуму. Этого всепожирающего монстра практически невозможно остановить…

Из полутемного коридора слева раздался зовущий голос.

– Капитан. Пожалуйста, подождите, капитан.

Вне всяких сомнений капитан Леманн считался вежливым и воспитанным человеком. Он и был таковым в реальности. Но сейчас Кристоф даже не обернулся в сторону зовущего. Инцидент у ворот требовал экстренного вмешательство, так как запросто мог стать той самой зажженной спичкой, которую поднесли к злосчастной бочке с порохом.

Через толстые входные двери капитан не слышал многоголосого шума толпы, но очень явственно ощущал его. Сумасшедшая энергетика проникала сквозь любые преграды и насыщала собой все близлежащее пространство. Перед тем как открыть дверь, опытный Леманн сначала нажал кнопку на панели видеонаблюдения. Миниатюрный дисплей услужливо зажегся и показал все, что происходило по ту сторону дверей.

Спиной к нему в напряженных позах застыли два гвардейца с оружием наизготовку. Они что-то возбужденно кричали человеку впереди. Тот натужно замер с закрытыми глазами. Одной рукой он держал над головой открытую пластиковую канистру, а другой горящую зажигалку.

"Тут, и правда, все серьезно", – подумал капитан, хватая со стены пенный огнетушитель.

Он поставил баллон поближе к двери, вбил код и с некоторым усилием открыл тяжелую дверь. Яркий свет ударил по глазам, а знакомый гул от множества голосов мгновенно проник в уши. В один миг капитан оценил создавшуюся ситуацию.

Мужчина с канистрой в руках оказался пьян, его разум не мог адекватно воспринимать действительность. Губы что-то торопливо шептали, он нетвердо стоял на ногах, немного пошатываясь из стороны в сторону. По всей видимости, он закончил молиться, открыл глаза и увидел капитана.

– Начальство? – мужчина хмыкнул и неприятно скривился в пьяной усмешке. – Ты слишком долго шел. Я принял решение.

– Стоп! – неожиданно крикнул Леманн, резко вскидывая руку перед собой. – Давай поговорим. Иначе я просто уйду, а ты останешься лежать безымянной кучкой пепла.

Видя, что мужчина не поймет других слов, Кристоф сознательно выбрал конфликтную тактику обострения. В таком состоянии люди редко воспринимают мягкие уговоры, просьбы или доброту. А вот равных по силе они слушают, а иногда даже слышат.

– Я все сказал, – недовольно фыркнул мужчина и смачно плюнул, попадая себе на брюки.

– Кому? Двум молокососам? Да они ничего не решают. Ты со мной поговори.

– Я с Богом сейчас разговаривал, а ты кто такой?

– Командир гвардейцев. У меня прямая связь с верховным патриархом. Скажи, чего ты хочешь? – слова капитана звучали основательно и серьезно.

– Хочу с Папой увидеться перед смертью. Чтобы он мне все грехи отпустил, – в голосе мужчины на секунду промелькнули нотки раскаяния, но разом пропали, вернулась пьяная и крикливая бравада. – Иначе сожгу себя! Прямо здесь и сейчас, у него на глазах!

– Хорошо. Я подойду к тебе, и мы вместе позвоним патриарху. Он даст разрешение, и ты встретишься с Папой.

– Солдат! Дай честное слово, что не обманешь меня, – зажмуривая один глаз, громко высказал свое требование мужчина.

– Ну, конечно, дам. Зачем мне тебя обманывать? Какая ерунда. Поверь, все будет, как ты захочешь.

На ходу меняя тактику поведения и постоянно говоря, капитан приблизился к возмутителю спокойствия и протянул ему смартфон. Тот, не задумываясь, поставил канистру на землю и выставил руку навстречу.

Левой рукой Леманн схватил мужчину за ладонь и мощно дернул на себя, грубо ломая пальцы. Одновременно он шагнул навстречу и безжалостно всадил согнутые пальцы в незащищенное горло. В последнюю секунду Кристоф ослабил удар и не стал ломать мужчине гортань. Тот болезненно скрючился, забыв обо всем на свете, и старательно пытаясь пропихнуть в легкие воздух.

Все случилось за одну секунду. Люди вокруг даже не смогли толком понять, что произошло. Пару мгновений назад они с опаской сторонились сумасшедшего человека, а сейчас смогли вздохнуть спокойно. Гвардейцы уводили пьяного мужчину с глаз долой. Капитан подхватил с земли канистру и прошел следом.

– Что с ним делать? – поинтересовался один из бойцов, когда за ними закрылась дверь.

– Отведите к арестантам и возвращайтесь на пост. Потом решим, как поступить. Пусть ему окажут медицинскую помощь.

Леманн оставался верен себе. Голос звучал твердо и невозмутимо, а на лицо вернулась выражение непоколебимой уверенности. Как только гвардейцы ушли, он включил камеру видеонаблюдения, чтобы оценить возможные последствия инцидента. К счастью, его опасения не оправдались, и он вздохнул с облегчением. Люди заняли освободившееся пространство и продолжили усердно молиться.

Многотысячное скопление верующих, которые одновременно обращаются к Богу, всегда навевало на Кристофа особенную, почтительную благодать. Капитан перекрестился, с внутренним благоговением поцеловал висящий на шее серебряный крестик и торопливо направился в соседнее здание.

По пути он еще несколько раз прикасался к маленькому символу христианства на шее. Будучи подлинным католиком, Кристоф с молоком матери впитал в себя истинную любовь к Богу, его священным заветам и заповедям. Старинный крестик капитана имел собственную, крайне важную для него историю. В семье Леманна, исключительно по мужской линии, много поколений этот серебряный крестик, как великая реликвия, передается из рук в руки, от отца к сыну. Знаменательное событие происходит на двадцать седьмой день рождения. Торжественная часть всегда сопровождается рассказом об их далеком предке, который носил этот крестик почти двести пятьдесят лет назад. Каждый мужчина из рода Леманн знал старинную историю наизусть и от всей души гордился своей фамилией. Конечно, они не все связывали жизнь с армией, но Кристоф еще ребенком пообещал себе пойти на военную службу. Он никогда не скрывал, что маленькая семейная реликвия стала для него мощным побудительным стимулом.

История Жерома Леманна, который являлся действительным лейтенантом швейцарской гвардии при дворе французского короля Людовига Шестнадцатого, с самого детства притягивала юного Кристофа. Отвага, доблесть и безупречная честь – качества, что навсегда пленили мальчика.

Много лет назад, в смутное для Франции время, лейтенант Леманн с неполной тысячей гвардейцев защищал замок Тюильри. Восставший народ жаждал королевской крови, а у швейцарцев оказалась непоколебимая, ценившаяся ими превыше всего, воинская честь. Даже зная, что король бежал, они не дрогнули и продолжили сражаться. К атакующим постоянно прибывали свежие силы, у гвардейцев заканчивались боеприпасы, но приказ отступить так и не поступил…

Взрывы от палящих пушек. Последние выстрелы ружей. Предсмертные стоны раненых. Залитые кровью стены. Оставшимся в строю швейцарцам пришлось отступить во внутренние покои королевского дворца. На многочисленные крики восставших о сдаче, смело высовываясь в окно второго этажа, коротко ответил именно Леманн:

– Мы гвардейцы! Мы отвечаем перед своей честью, воинским уставом и всем швейцарским народом. Поэтому никогда не сложим оружие!

Ожесточенная мясорубка продолжилась…

Штыки и приклады, пехотные сабли и ножи, кулаки и зубы. Бешеный по своему накалу рукопашный бой шел за каждый зал, лестницу, коридор. К сожалению, исход схватки был очевиден, а судьба храбрых гвардейцев предрешена. Огромный численный перевес сказал свое веское слово и поставил жирную точку. Швейцарцы пали в неравной борьбе, но не запросили пощады и не сдались. В конце боя Жером Леманн получил сильный удар по голове и без сознания пролежал до самой ночи. Восставшие еще долго добивали раненых и оттаскивали обезображенные тела во двор. Лейтенанту несказанно повезло: его сочли мертвым, и бесчувственное тело бросили у самого края ужасной кучи. На следующий день ему удалось тайком выбраться из замка, прибыть в Париж и найти последние остатки своего полка.

Не теряя контроля в реальности, Кристоф, погруженный в воспоминания о канувшей в прошлое истории, подошел к входным дверям в противоположной части собора. Открывая толстую деревянную дверь, он уже освободился от отголосков былого и полностью вернулся к своим основным обязанностям.

– Все в порядке? – задавая вопрос стоящему на посту гвардейцу, капитан кинул внимательный взгляд на возбужденно гудящую за забором толпу.

Специфичный шум от тысяч молящихся людей, словно гул линии высоковольтных проводов в дождливый день, равномерно заполнял округу.

– Да, господин капитан, – односложно ответил тот, не меняя положения головы.

– Хорошо.

Естественно, что капитан не стал озвучивать свои мысли и опасения. Слишком долго он охраняет огромную обитель Бога, чтобы жить без постоянного напряжения и чувства тревоги. Угрозы от многочисленных террористических организаций, сумасшедшие религиозные фанатики, профессиональные охотники за древностями и банальные хулиганы. За годы службы Леманн видел столько, что хватило бы на полноценный приключенческий роман.

Быстрым шагом он прошел между церковью Сан Стефано и Дворцом правосудия, двигаясь к зданию вокзала. Красота и величие ватиканских построек настолько впитались в разум, что казались стандартной обыденностью и заурядностью. Но к энергетически возвышенной атмосфере этого особенного места, он привыкнуть так и не смог.

Усердно намоленная миллионами людей, она тягучей патокой ласково обволакивала его каждое утро. Верующие душа и сердце Кристофа с превеликой радостью принимали божественную благодать. Каждый раз, осеняя себя крестом, он с особым внутренним трепетом чувствовал, как счастливо сжимается сердце, а по телу пробегают теплые волны приятного волнения. Вот и сейчас, оглядываясь на блестящий крест, который возвышается над куполом собора Святого Петра, Леманн сердечно перекрестился. Его христианская вера жила настолько искренне и сильно, что он, не задумываясь, отдал бы за нее жизнь…

На подходе к вокзалу Кристоф заметил заднюю часть первого прибывшего автобуса. Его кургузая корма немного торчала из-за здания и явно не вписывалась в окружающий ландшафт.

Рядом с автобусом, наворачивая круги по многовековой плитке, прохаживался молодой водитель. Он жадно курил вайпер и, покрывая себя неестественно белесыми облаками, заметно нервничал. Как только молодой человек увидел шагающего к нему капитана, тут же спрятал свой ядовитый агрегат в карман и со всех ног кинулся ему навстречу.

– Отпустите меня, пожалуйста. Меня жена с маленьким ребенком дома ждет. Еще мама больная. Она почти не ходит, а мы хотели в подвал спуститься.

Просительные интонации в его голосе переплетались с нотками отчаяния, умноженными на неугасающую надежду и веру.

– Отпустите, ради всего святого, – с мольбой в глазах продолжил скороговорку водитель. – Я живу не очень далеко. Всего в трех кварталах. Мне очень нужно и…

Леманн поднял вверх указательный палец на уровень груди, тем самым прерывая длинную вереницу слов, и заговорил сам.

– Где остальные? Почему не все вместе приехали?

– В приюте забирал детей только я один, – с недоумением пожимая плечами, ответил водитель и в свою очередь озадаченно спросил. – А разве есть еще автобусы?

– Я точно знаю, что в приют Святого Августина запрашивали четыре автобуса, чтобы вывезти почти двести пятьдесят детей. Сколько ты привез?

– Сорок семь и четырех настоятельниц, – тихо отозвался парень.

– Очень странно, – задумчиво промолвил Леманн, но тут же изменил течение мыслей. – Ты поедешь еще раз, – безапелляционно заявил он, пристально глядя молодому человеку в глаза.

– Ну не-е-е-е-т, – упрямо мотая головой, с неким вызовом в голосе протянул тот. – Отсюда почти три часа хода, да плюс пока грузиться будут. Я из Фраскати двигался и все равно почти два часа потратил.

– Ты можешь спасти много детских жизней, – попробовал надавить на него Кристоф.

– Нет! – более четко отрезал водитель и сверкнул непокорностью в глазах. – Я рисковал и сделал свою работу. У меня есть кого спасать.

Еще несколько секунд Леманн всматривался в темно-карие глаза, усиленно пытаясь найти в них хоть какую-то зацепку. Но то, что он там увидел, твердо убедило его в обратном. Даже под угрозой оружия, этот молодой парень не поехал бы обратно.

– Иди домой. Нежно поцелуй жену, крепко обними маму, спаси своего ребенка.

Капитан отвернулся от поникшего водителя и извлек из кармана небольшую рацию. Пара нажатий для выбора канала, и он поднес рацию к губам.

– Бернардо. Капитан Леманн говорит.

– Слушаю вас, капитан, – после короткой паузы послышался хриплый голос сержанта.

– Найди кардинала Карузо и скажи, что автобус приехал. Затем выдели несколько человек для встречи.

– Принял.

– Как общая обстановка?

– Пока все спокойно.

Капитан довольно кивнул головой и отключился. Недолго думая, он сменил канал и аккуратно придавил пальцем боковую тангенту.

– Сержант Лори. Леманн говорит.

– Да, капитан.

– Среди тех, кто вчера сменился, срочно найдите мне кого-нибудь, кто может управлять автобусом или грузовиком.

– Можно не искать, рядовой Пикар два года работал на автобусе в Берне, – со свойственной ему горячностью отозвался второй сержант.

– Отлично. Через пять минут жду его у входа в библиотечный корпус.

– Так точно.

Заканчивая переговоры, Леманн сунул рацию обратно в карман форменного кителя и сделал несколько шагов в направлении библиотеки.

– Спасибо, капитан, – крикнул ему вслед молодой водитель автобуса. – Следующего сына обязательно назову в вашу честь.

"Ты не знаешь моего имени", – мысль возникла неожиданно, но говорить вслух капитан ничего не стал.

Он безмолвно поднял вверх правую руку и, не оборачиваясь, ушел.

На пути к библиотеке Кристоф думал о сложившейся ситуации с автобусами. Как? Почему? Кто виноват? Острые вопросы болезненно кололись, ледяными сосульками протыкая возбужденный мозг и предательски подергивая за каждый оголенный нерв. Очевидных ответов не имелось, а самая назойливая и неприятная версия казалась настолько ужасной, что он постарался отбросить ее подальше. Но мысль постоянно возвращалась, будто застряла на кольцевой и все время двигалась по неизбежному кругу.

Выходя из-за поворота, он нос к носу чуть не столкнулся с рядовым Пикаром.

– Капитан, – гвардеец отдал честь в официальном приветствии.

Отвечая, Леманн ответно вскинул руку к фуражке.

– Давно не садился за руль автобуса? – переходя сразу к делу, задал вопрос Кристоф.

– Лет пять точно. Но без проблем справлюсь с любой техникой.

– Отлично. У вокзала стоит автобус с детьми. Их сейчас выведут и проводят в катакомбы. Ты бери любого свободного от вахты бойца, я сообщу об этом сержанту, и быстренько езжайте в ближайший римский интернат. Априлия слишком далеко, да и в приют Святого Антония вам, скорее всего, не успеть. Забираете детей, сколько сможете увезти, и пулей обратно. Приказ понял?

– Так точно, господин капитан!

Пикар вытянулся по стойке смирно. Несколько непривычно для самого себя, Кристоф положил правую руку на плечо гвардейца.

– Не подведите меня, рядовой.

– Есть, капитан. Не подведу!

Рядовой Пикар лихо крутанулся на каблуке и спешно удалился в направлении казармы. Еще несколько секунд Леманн смотрел ему вслед, задумчиво перебирая в уме детали своего неоднозначного поступка. Затем энергично тряхнул головой, отгоняя сомнительные мысли прочь, и продолжил путь к библиотеке.

Проходя мимо большого золотистого шара, он, не замедляя шага, коснулся рукой теплого металла. Подсознательное движение неожиданно добавило ему уверенности в предстоящем разговоре. Видимо, мозг сам искал нечто простое, что может взбодрить и порадовать душу. Но буквально через секунду Кристоф замер.

Внезапная мысль ужалила разум и смертельной отравой растеклась по клеткам. Она впрыснутым ядом мгновенно испортила настроение. Все разрозненные факторы сошлись в один плотно переплетенный клубок, который до противных мурашек пугал его. Боясь распутать странный сгусток мыслей и превратить его в прямую логическую цепочку, Кристоф взял себя в руки. Прямых фактов у него еще нет, а думать гипотетически он не очень любил.

Заходя в библиотеку, капитан не удержался и внутренне улыбнулся, а неприятные размышления мгновенно отошли на второй план. Любой человек еще на входе во внутренние помещения Ватиканской библиотеки мгновенно попадал под волшебное очарование чудотворного водопада эмоций.

Необычайно яркое, до трепетной дрожи в коленях, сочетание изящной красоты и божественной монументальности повергало людей в приятный душевный шок. Каждый сантиметр вокруг буквально пропитан одухотворенной красотой и великим таинством. Восхищающая величием архитектура, поражающие своим великолепием сводчатые потолки, колонны, украшенные многочисленными ликами святых, любая деталь, превращенная в отдельное произведение высочайшего искусства. Чудесные мозаики и тончайшие фрески, блистающие в своем великолепии картины и барельефы – все выглядело прекрасно и органично, без лишнего пафоса и надменной помпезности.

Не останавливаясь перед возвышенной красотой, капитан проследовал в правое крыло, прямо к кабинету кардинала Томазо. Стоящий у двери (на своем постоянном посту) гвардеец отдал честь и снова замер. В ответном жесте Леманн приветствовал бойца и вежливо постучал по двери костяшкой указательного пальца.

– Входите, – раздался из-за двери сухой, но крепкий голос кардинала.

Капитан решительно распахнул мощную, обитую чеканным железом дверь и прошел внутрь.

– Знал, что ты придешь.

С отеческой улыбкой на губах кардинал поднялся со своего кресла и шагнул навстречу Леманну.

– У нас не так много времени, но давай присядем и поговорим, – гостеприимным движением руки кардинал указал на небольшой диванчик у стены.

Они одновременно сели на обитый темно-зеленым бархатом диван и замерли в ожидании, кто заговорит первым.

– Я догадываюсь, какие вопросы привели тебя ко мне, – на правах хозяина начал разговор кардинал. – Спрашивай, постараюсь на них ответить.

– Что случилось и почему пришел только один автобус? – без долгих хождений кругами, сразу в лоб спросил Леманн.

Несколько долгих секунд кардинал с усилием массировал лоб, будто усердно размышлял, что можно сказать швейцарцу, а чего говорить не стоит.

– Я отменил автобусы. Так решил совет…

В голове капитана будто взорвалась граната, а пресловутый клубок мыслей начал с огромной скоростью раскручиваться в отвратительную спираль.

– Как так? – только и смог вымолвить он, едва дыша.

– Да, возможно, это сложно понять и принять. Но неотвратимость надвигающейся катастрофы вынуждает нас на неординарные, возможно, не самые правильные, с точки зрения простого человека, действия.

– Не понимаю, – медленно покачивая головой, пробормотал капитан.

– Я сейчас объясню.

Заглядывая Леманну в глаза, отец Томазо хотел дружески накрыть рукой ладонь капитана, но тот резко убрал ее за спину.

– Давай на мгновение представим, что катастрофа случилась и мир погрузился в страшный кошмар. Что будет потом? После. Когда выжившие выйдут из укрытий и выберутся из-под земли на свет Божий. Как ты думаешь?

– Хаос, – с эмоцией ожившего робота, находясь в полнейшей прострации, автоматически ответил Леманн.

– Именно, – тут же схватился за подходящее слово кардинал. – Хорошо, что ты это понимаешь. Нужно с горечью в сердце признать, что люди в такой ситуации превращаются в неуправляемое стадо, и, поверь мне на слово, оно будет необузданно и беззащитно. Что неизбежно приведет его к гибели. Стадо вымрет, как малое неразумное дитя. Но мы же не хотим всеобщей погибели. А что может его спасти?

– Кнут, – предельно холодно высказал свою версию Леманн, так как начал догадываться, куда клонит кардинал.

– Не совсем так. Людей спасет только Вера! А если она сможет опереться на силу, то это, вне всяких сомнений, станет истинным возрождением настоящего, подлинного христианства. Ты понимаешь меня?

– Кнут и пряник. В принципе все достаточно предсказуемо.

– В тебе сейчас говорит разочарование и злость от непонимания высшей цели. Ты просто не знаешь всего, что знаю я.

– Возможно. Более того, я точно не понимаю, чем могли помешать в данной схеме дети? – начиная закипать, но с каменной интонацией задал вопрос капитан.

– Занятыми автобусами.

– Что!?

Негодование и злость, разочарование и боль – эмоции единовременно слились в коротком, но таком болезненном вопросе Кристофа.

– Не спеши осуждать и презирать, – в голос кардинала вплелись стальные нити. – Мы знакомы много лет, и ты всегда верил мне. Верь и сейчас. Я сам готов остаться и уступить кому-то место в убежище. Но у меня есть понимание цели. Великой и благой. Кто поможет людям в будущем хаосе? Кто даст им Веру? Кто укажет путь праведности и любви? Только святая церковь! А без истинных, праведных носителей веры она слаба. Только святые отцы могут по-настоящему дать Веру и Божью Любовь людям. Только отцы…

Кардинал задумчиво замолчал, давая Кристофу время на осознание его слов.

– Вспомни времена Колумба и Магеллана. Рискуя жизнями, стоически перенося все трудности и невзгоды, а порой и умирая, святые отцы шли в чуждый мир, неся с собой истинную Веру. Ведь именно католическая церковь посылала своих любимых сынов на смерть ради лучшего мира. Они несли слово Божье, его Заветы и Любовь. Ты же не будешь отрицать очевидные вещи?

Кристоф молча покачал головой.

– Уверен, что подлинную доброту христианства ты тоже отрицать не станешь.

Безмолвное движение головы повторилось.

– Сын мой, верь мне. От чистоты твоей веры будет зависеть очень многое. А я знаю, насколько истинно ты веришь. Не меньше, чем любой из членов совета. Не меньше меня. Даже не меньше Папы…

Последовала мгновенная реакция на слова. Леманн резко вскинул голову и пристально посмотрел отцу Томазо в глаза. Неосязаемая дуэль длилась всего несколько секунд, но ее хватило, чтобы Кристоф сделал выводы и принял собственное решение.

– Дети…

– Великая и ужасная жертва. Ты должен понимать, ты же солдат, – тяжело вздыхая, кардинал приложил обе ладони к груди.

– Я приведу в убежище детей! – с гранитной убежденностью в голосе воскликнул капитан.

– Одного рейса хватит! Мы перенаправили автобусы. Они поехали по близлежащим к Риму соборам и церквям. Соберем святых отцов с их семьями. Они станут той самой божественной армией во вновь воскрешенном мире.

– Автобус уже уехал за детьми. Я послал своих людей за ними. Уверен, что они привезут не менее пятидесяти человек.

– Ты осмелился шагнуть против нас? Против Бога и святой церкви?

Глаза кардинала сверкнули обжигающим гневом, а сам он одним движением поднялся на ноги и навис над сидящим капитаном. Его плотно сжатые губы натянули кожу на скулах и от этого лицо приобрело некий зловещий вид.

– Вовсе нет. Я люблю Бога и уважаю святость церкви. Никогда не сделаю шага против них, но, если понадобится, я пойду против человека по имени Серджио Томазо.

После этих слов Леманн поднялся и с высоко поднятой головой торопливо вышел из кабинета кардинала…

Шотландия. Залив Гар-Лох. Военно-морская база Клайд. Пункт базирования Фаслейн.

После получения информации о солнечной вспышке и экстренного совещания, руководство базы действовало четко и оперативно. Нужно отдать им должное, все вопросы решили за пятнадцать минут и начали осуществлять план эвакуации.

Первым делом сняли с работ на лодках обслуживающий персонал и оставили только действующий экипаж. В течение получаса всех гражданских специалистов отправили по домам. Позднее техники узнали истинную причину, но было поздно…

Пока царило всеобщее непонимание и неразбериха, охрану доков значительно усилили. Попасть на охраняемую территорию без спецпропуска стало невозможно. Весь следующий час экипажи лодок работали не покладая рук, спешно набивая военные субмарины нужными припасами. Несколько сотен рабочих наблюдали это, стоя за забором под присмотром вооруженных бойцов охраны. К семейным подводникам по секретному распоряжению командования, пришли жены с детьми. Оставшимся холостякам в экипажах разрешили вызвать на борт по одной близкой подруге. Чуть ранее на борт одной из лодок поднялся весь командный состав базы с семьями.

Только после столь явных приготовлений обстановка изменилась. Люди напряглись и окончательно поверили в полную серьезность происходящего. Охрана базы, состоящая из усиленной спецроты министерства обороны, наблюдая за тем, что происходит, потребовала себе отдельную подлодку для дальнейшей эвакуации. Естественно, что их коварно обманули, быстренько пообещав субмарину типа "Трафальгар", которая не так давно вернулась с ремонта. Лодка действительно стояла в доках, но без топлива.

Дальнейшие события развивались стремительно и спонтанно. К шумной толпе перед воротами в доки постоянно присоединялись все новые и новые группы людей. Атмосфера на базе, подобно включенному в розетку утюгу, неизменно накалялась все сильнее. Экстренный выход в море основной части лодок стал последней каплей, на базе произошел стихийный бунт.

Люди наконец осознали, что их бросают, а надежда на спасение тает на глазах. Оставшиеся подводники, совместно с техниками из обслуживания и гражданскими, отчаянно кинулась на бойцов охраны. Солдаты, без долгих раздумий открыли огонь на поражение из автоматических винтовок и пулеметов. Менее чем за минуту передние ряды атакующих оказались выкошены полностью. Но многочисленную толпу, ослепленную жаждой кровавой мести, не остановить.

Невзирая на ужасающие потери, мятежники прорвали охранный периметр и ворвались в доки. За несколько минут бушующая масса людей смяла немногочисленные посты охраны. Часть оставленных на произвол судьбы военных буквально разорвали на части, а оставшихся утопили в заливе, прямо у пирса. Разъяренные толпы попытались захватить две оставшееся субмарины, но экипажи успели закрыть люки.

Пока последние оставшиеся лодки под гневные крики людей медленно отходили от причальных стенок, бушующие группы людей загнанно метались по пустым докам. В скором времени выяснилось, что три резервные лодки использовать невозможно. В две не загружено топливо, а в третьей, полностью готовой к отплытию, невозможно запустить систему электропитания без введения секретных кодов. Кто-то из офицеров подал мысль, что коды можно найти в штабе, и обезумевшая толпа рванула туда. Не понадобилось много времени, чтобы окончательно понять – все напрасно. Компьютеры заблокированы, а кодов нет. Массовая истерия полноценно взошла на свой всемогущий трон. Люди окончательно потеряли всякий контроль и начали громить все подряд…

Шотландия. Залив Гар-Лох. ПЛАРБ класса "Вэнгард"

Скрываясь от остальных членов экипажа в дальнем углу торпедного отсека, старшина Мартин Кроунфорд горько плакал. Его худые плечи вздрагивали в такт беззвучным рыданиям, а грудная клетка лихорадочно подергивалась в унисон с судорожным дыханием. Слезы, как обязательная данность, текли сами, подчиняясь печальным думам человека. Мартин мысленно прощался с нежно любимыми родителями. Крепко обнять, трогательно поцеловать, сказать последние слова он не смог. Острая боль отдавала в сердце, а стоящая перед глазами картинка не отпускала.

Маленькая, с милым лицом в сеточке крошечных морщин всегда добрая мама. Высокий, с напускной строгостью в глазах, но не менее любящий отец. Они стояли, обнявшись перед глазами и прощально махали ему рукой. Грустно и трогательно. Как в день его последнего отъезда на шестимесячную вахту.

Сморкаясь прямо на металлический пол, Мартин смахнул рукавом теплые капли и серьезно задумался. Мысли извивались и перескакивали с одного на другое в мрачной темноте будущей неизвестности. Размышляя о том, как ему повезло, он невольно улыбнулся и поблагодарил Бога за чудесное спасение. Но перечеркивая радость, появились тяжкие думы о тех, кто остался на берегу. Как жаль людей! Им в одночасье отрезали последнюю возможность жить…

Мартин безуспешно гнал тягостные думы. Они переплетались, наскакивали друг на друга, но не отступали. Мучительные мысли о родителях и младших сестрах тоже не уходили, освежая глаза новыми ручейками слез. Особым направлением размышлений стал вопрос будущего. Не обошлось без страха. Страха за собственную жизнь.

Холодный и колкий, до сердечных спазмов, он сдавливал разум, не давая спокойно дышать. По факту дальнейшей жизни Мартин вообще ничего дельного не представлял, только полная муть неизвестности в комплекте с тревожной тишиной неопределенности. Продлевать пытку он не стал и постарался отречься от подобных размышлений.

Будучи высококлассным электриком, которого ценил сам капитан, он даже не задумывался о том, что его могли не взять на борт. Плюсом, по мнению немногочисленных друзей, он всегда был счастливчиком. Ему везло постоянно. Всегда и везде. Хоть в карты, хоть в лотерею.

Сейчас, сидя на небольшом клочке пола, Мартин понял, что гоняет мысли кругами, впустую. Нервозно стискивая зубы, он ухватился за стопку коробок с консервированной фасолью и тяжело поднялся на ноги. Отчаянное волнение не отпускало; опираясь рукой о лежащие ящики и коробки, он, немного пошатываясь двинулся по узкому проходу к люку.

– Всем офицерам срочно прибыть на центральный пост! – спокойный голос капитана пробасил из висящего в углу динамика громкой связи.

От неожиданности Мартин вздрогнул и в ответ помахал кулаком, глядя куда-то в пустоту.

– Повторяю. Всем офицерам явиться на центральный пост.

Второе сообщение прошло без первоначального эффекта, и он крутанул колесо запорного механизма на люке. Лодка находилась в надводном положении и свободный переход по отсекам был разрешен.

– Твою мать, Кроунфорд, аккуратнее, – недовольно возмутился Оливер Блэр, отшатнувшись от раскрытого внутрь люка. – Ты все время сидел в торпедном? Какого черта?

– Тише, Олли, не ругайся при детях, – попыталась одернуть рыжеволосого мужчину жена.

Маленького роста, с длинными темными волосами, она одной рукой прижимала к животу двух девочек, примерно семи и восьми лет. Те тряслись от страха и с силой вцепились женщине в ноги.

– Вали отсюда, Кроунфорд, нас здесь и так полно. Можешь залезть обратно или ищи другое место, – не унимался Блэр и попытался схватить Мартина за воротник куртки.

Тот ловко увернулся и поспешно проскользнул вперед. С опаской оглядывая находящихся в отсеке людей, Мартин мысленно отметил, что все пять торпедников собрались вместе. С каждым из них находилась супруга и дети, всего примерно человек двадцать. Тут же расположились два механика из аварийной команды.

Один сидел в обнимку с потертой жизнью блондинкой, а второй беззвучно молился, держа перед собой небольшую книжицу в кожаном переплете.

Сидящую рядом с первым механиком вульгарную особу из местного бара, Мартин узнал, но сдержанно промолчал и тихонько опустился на пол рядом со вторым техником. Тони оторвался от книги, без слов кивнул и вернул взгляд обратно. Официально Мартин тоже числился в аварийной бригаде, но обладал более широкими правами, так как считался специалистом первого класса. Весь экипаж знал, что капитан благосклонен к нему, и относился соответственно.

Одни тайно завидовали и побаивались, а другие, наоборот, открыто ненавидели и презирали. По большому счету, ему на них наплевать, но некоторые вещи Мартина раздражали до безумия. Несколько особо неприятных членов экипажа любили поиздеваться над ним. Злые, а иногда и жестокие шутки порой переходили все пределы дозволенного.

Однажды он сорвался с катушек и попытался ткнуть обидчика длинной отверткой в грудь. К счастью, его вовремя перехватили и сдали вахтенному офицеру. Тогда Мартину в очередной раз повезло. Лодка не находилась на дежурстве, а стояла на профилактике в доках. Капитан, старый друг отца, ограничился местным взысканием, и история не выплыла наружу. С тех пор многие сознательно обходили его стороной, а плотно общались единицы. Молодой, добродушный механик Тони Карвин как раз из числа последних.

– Послушай, Тони, ты знаешь, куда мы плывем и что вообще происходит? – вежливо дождавшись пока механик закончит молиться, вполголоса обратился к нему Мартин.

Тот посмотрел на него, будто увидел пятисотлетнее приведение из старинного шотландского замка.

– Ты, где блуждал последние два часа?

– Предохранительный блок на электрозамке в нижнем шлюзе менял, – с невинной простотой ответил Мартин и сдержанно улыбнулся.

Нервное напряжение последних часов стало понемногу спадать, и он начал возвращаться к жизни.

– Совсем ничего не знаешь? – удивленно поинтересовался механик.

– Знаю немного. Мне лейтенант Кроули рассказал в двух словах про гигантскую вспышку.

– Ну, а что знать-то хочешь? Да и зачем тебе? Все равно все сдохнем, – несколько обреченно высказал свою версию светлого будущего Тони.

– Спасибо, успокоил. Кроули, наоборот, говорил, что под водой нас не достанет и мы единственные уцелеем.

В ответ механик махнул рукой и неприятно ухмыльнулся.

– Бабушка надвое сказала. Да, может быть, нам повезет, и мы переживем проклятую солнечную бурю, но потом все равно вымрем с голода.

– Да ну тебя. Говоришь так уверенно, будто закончил Оксфорд или пережил пару вспышек, – недоверчиво произнес Мартин, но разговор продолжил: – Расскажи честно, что знаешь.

– Ты уверен, что хочешь знать? – на всякий случай спросил тот, зная повышенную эмоциональность товарища.

– Да! – решительно, словно дал торжественную клятву, ответил Мартин и пригнулся поближе.

– Пару месяцев назад читал в журнале статью как раз по теме солнечной активности и там…

– Прости, Тони, что перебиваю тебя, но можешь сначала сказать, что с базой? Я так понимаю не все поместились в лодки.

– Марти, ты реально такой наивный или постоянно прикидываешься?

Тони повернулся и внимательно посмотрел на товарища в упор. Тот ничего не сказал, лишь грустно опустил глаза и предательски покраснел.

– Ладно, не обижайся. Нормально все, – в подтверждение своих слов механик положил левую руку Мартину на плечо. – Просто иногда ты спрашиваешь вещи, которые абсолютно понятны и маленькому ребенку.

На эти слова Мартин тоже не отреагировал, лишь тяжело вздохнул и стеснительно зажал руки между коленей.

– Сам считай, – начал объяснять простую, но по-своему ужасающую математику Тони. – На базе приблизительно тысяча человек из постоянно плавсостава. На лодках с момента начала эвакуации находилось не более шестисот человек, плюс минимум тысячу прибавили женами и детьми. Добавим сюда начальство и приведенных женщин. Это еще сто пятьдесят – двести человек, не более. Отсюда выходит, что в море вышли максимум две тысячи…

– Неужели мы стольких бросили? – в изумлении дернул головой Мартин.

– Именно так, друг. Именно так, – с четкой печалью в голосе подтвердил Тони. – Примерно четыреста человек из нашего подводного братства, три тысячи технарей и обслуживающего персонала, не меньше четырех тысяч гражданских спецов, плюс оставшиеся семьи и те, кто не живет на базе постоянно.

– Чудовищно.

– Мы бы их так и так не спасли. Объять необъятное. Кто-то выживает, а кто-то умирает. Мы или они. Жестоко? Возможно. Но других вариантов нет, – более холодно, с некой философией серийного убийцы сделал заключение молодой механик.

– Боже, Тони! – в сердцах воскликнул Мартин. – Как ты можешь так говорить.

– А что ты хотел!? – терпение Тони кончилось, и он эмоционально взорвался. – Я реалист и не смотрю на мир, как ты. Сквозь сопливую призму розовых очков. Иди сам посмотри. Лодка битком набита людьми. Еще неизвестно, осилит ли система регенерации воздуха прокачать такой объем…

Мужчины замолчали. Пару минут каждый думал о чем-то сакральном. В помещении повисла налитая тяжелым свинцом тишина. Остальные люди в отсеке тоже притихли и смотрели на Мартина с укоризной, будто это он был виноват в сложившейся ситуации.

– Иди отсюда, Кроунфорд! – грубо высказался Блэр. – Неужели ты не понимаешь, что тебе здесь не рады.

– Что ты к нему пристал! – заступился за товарища Тони. – Ты не купил лодку, она не стала твоей собственностью. Не решай за всех!

Блэр порывисто поднялся на ноги и посмотрел на Тони так, словно хотел прострелить безжалостным взглядом насквозь. От плотно сжатых зубов желваки на его скулах заиграли, а лицо стало до невозможности злым. Мужчина сжал кулаки и сделал шаг вперед. Реакция Тони не заставила себя ждать. Он моментально вскочил, поднял руки к голове и приготовился к обороне. Дело непременно закончилось бы дракой, но вмешались женщины. Ничто лучше не действует на разгневанного мужчину, чем искренний плач женщин и детей. Четыре из шести находящихся в отсеке дам, не сговариваясь, истерично заголосили. Их мгновенно поддержали дети, не сговариваясь, они присоединились к мокрому хору.

По всей видимости, напряжение последних часов искало полноценный выход и данный момент оказался как нельзя кстати. Лишь знакомая Мартину блондинка проигнорировала всеобщее женское «пение». В ее взгляде не отразилось ничего, кроме полнейшего безразличия, граничащего с презрением. Всем своим видом она давала понять, что ей абсолютно плевать на все происходящее вокруг.

Закончил самопроизвольный спектакль Оливер Блэр. Без особых колебаний он развернулся и со всего маха отвесил жене здоровенную оплеуху. Голова женщины дернулась так сильно, что могло показаться, будто ее мокрые от слез глаза вот-вот вылетят из глазниц. Видимо, в их семье подобное практиковалось достаточно часто, реакция женщины оказалась на удивление спокойной и мирной. Она тут же затихла, покрепче обняла детей и, размазывая по лицу слезы, отвернулась к стене.

– Пойдем отсюда. Найдем другое место поговорить.

Мартин легонько потянул товарища за рукав и шагнул к выходу из отсека. Но тот упрямо уперся и не двигался с места.

– Мы сейчас уйдем, но это ничего не значит, – натянуто звенящим, как зацепившееся за дно якорная цепь, голосом произнес Тони. – Если захотим, вернемся и будем жить здесь. Но, скорее всего, мы не захотим.

– Катитесь, голубки, – с издевкой откликнулся Блэр. – Найдите себе другое место для семейного гнездышка.

Гадкая шутка Оливера не нашла поддержки среди остальных членов экипажа. Все знали, что два месяца назад Тони потерял в автокатастрофе молодую жену и годовалого сынишку.

– Какая ты все-таки мразь, – не теряя самообладания, хладнокровно констатировал Тони и повернулся к Мартину. – Пойдем отсюда.

Тот взялся за ручки небольшого баула с личными вещами, но Тони жестом остановил его.

– Пусть остаются пока здесь.

– А если он…

Мартин мотнул головой в сторону пристально смотрящего на них Оливера.

– Не посмеет, – уверенно отрезал Тони и пригнувшись, первым пролез в отверстие люка.

Не желая отставать, Мартин проскользнул в соседний отсек. Едва товарищи пересекли толстую, огнеупорную перегородку, как попали в разноголосое царство шума и крика.

Первый, самый большой жилой отсек оказался под завязку набит людьми. В помещении стоял такой гвалт, что отсек АПЛ больше походил на детскую больницу во время массовой эпидемии.

Плач малышей, крики и возгласы ребятишек постарше, визг чем-то недовольных, а быть может, голодных детей. Вдобавок к детскому ору прибавлялись разные, громкие и не очень разговоры взрослых. Звуки сливались в один плотный звуковой поток.

Но неестественно громкий шум стал не единственной новинкой на лодке. Всего за два часа жилой отсек насытился разнообразными и в подавляющем большинстве неприятными ароматами. Воздух в отсеке быстро потяжелел от специфических запахов. Острая вонь человеческой мочи переплелась с гнилостным смрадом нервной рвоты и неприятным ароматом от множества потеющих тел.

– Пойдем дальше, тут не получится поговорить, – приближая голову к голове товарища, громко сказал Тони.

Тот понимающе кивнул головой, и они двинулись через многообразное скопище людей дальше. Пока товарищи пробирались к противоположной стороне, Мартин зачем-то старался запомнить попадающихся на пути людей.

Душевное состояние основной массы людей было подавленное, а эмоции не блистали радостью. Пугающая неизвестность и паническая тревожность давили колоссально, не давая отвлечься или расслабиться. Постоянно тут и там рождались небольшие ручьи нервозных слез, перетекающих в мощные и полноводные реки истеричных рыданий. Штатный медик бегал туда-сюда с нашатырем и водой как заправский спринтер-чемпион. На нервной почве у одной из женщин случился приступ острого панкреатита. Скрючившись в позе человеческого эмбриона, она громко и жалобно стонала, лежа на первом ярусе двухэтажной кровати в углу. Рядом, крепко держа ее за руку и глотая слезы, с печальным видом сидел муж, не так давно поступивший на лодку, совсем молоденький акустик.

– Почему вы ей не поможете? – Тони поймал за руку пробегающего мимо врача.

Тот устало посмотрел на механика, затем рывком выдернул руку и хотел уйти. Но на его пути возник шедший сзади Мартин.

– Что вы все ко мне пристаете?! Вы думаете, я садист? – с досадной злостью прошипел на них судовой доктор. – Минуту назад дал ей спазмолитик и ввел обезболивающее. Сейчас станет легче.

– Простите, доктор. Нервы, – искренне извинился Тони.

– Да-а-а. А ведь это даже не цветочки. Так, первые слабенькие листики.

– Согласен, – несколько угрюмо поддержал врача Тони.

Растрепанная женщина, сидящая рядом с тесным проходом, прямо на грязном полу, случайно услышала их разговор.

– Будет хуже? Что нас ждет?

Ее красные глаза смотрели на мужчин с такой горестной тоской, что им стало не по себе, и Тони попытался немного исправить ситуацию.

– Все хорошо будет. В лодке мы обязательно спасемся. Нужно верить в лучшее и непременно надеяться на Бога.

Но она интерпретировала его слова с несколько иным, более философским, своим собственным пониманием.

– Лучше знать правду! Ожидание смерти всегда хуже самой смерти. А Бог? Я точно уверена, что именно Господь и ниспослал нам такое чудовищное испытание. Невозможно всегда ласкать своих неразумных и избалованных детей. Безнаказанность не должна длиться вечно. Их обязательно нужно выпороть. Наказание за провинность или урок на будущее, не важно. Не прикоснувшись к огню и не испытав жгучую боль, человек никогда не узнает, что его больше трогать нельзя. А все люди…

Она неожиданно замолчала, с силой обняла себя за плечи и, отвернувшись к стене, начала медленно раскачиваться, словно захотела войти в гипнотический транс. Женщина говорила сумбурно, но суть сказанного смогла найти отклик в сердце каждого из мужчин.

Не меньше полминуты все трое простояли, застыв на месте, как странная скульптурная группа в Британском музее Лондона.

– Так… Ладно, – разворачиваясь к друзьям лицом, первым ожил доктор. – Вы чем сейчас заняты? Вахта?

– Нет. Нам пока никто распоряжений не давал, – отозвался Мартин.

– Пока свободны, – подтвердил слова товарища Тони и с оттенком горечи многозначительно добавил: – Думаю, что она в чем-то права.

Медик пропустил его последние слова мимо, а вот за возможность получить четыре свободных руки мгновенно ухватился.

– Нужно перетащить все горшки с растениями из кают-компании сюда. Также пройти по офицерским каютам. Собрать, что есть, и тоже сюда. Капитан в курсе и дал добро. При любых вопросах ссылайтесь на него.

– Думаете, они помогут поднять уровень кислорода? – спросил Мартин, догадываясь о замысле врача.

– Хотя бы поддержать.

Тони утвердительно кивнул, легонько хлопнул Мартина по спине, и они отправились собирать растения…

США. Штат Алабама. Город Рокфорд.

Митчел Чейз не любил и всю жизнь сторонился людей. Жители Рокфорда, за исключением маленьких детей, многое знали о хозяине странного дома на южной окраине города. Каждый горожанин был прекрасно осведомлен, когда, зачем и при каких обстоятельствах в их захудалом городишке появился этот странный отшельник. Необычную историю жизни Митчела Чейза обязательно рассказывали каждому приезжему гостю, как часть исторической хроники ничем не примечательного городка.

В самый расцвет нефтяного бума, семья Чейзов входила в узкий круг богатых нефтепромышленников Техаса. С начала двадцатых годов прошлого века их семейный бизнес неуклонно рос и стабильно развивался. А в сороковые-пятидесятые годы достиг своего пика. Тогда, после войны, на почве политических разногласий Роджер Чейз, отец Митчела, до смертельных обид разругался с его дедом, Саймоном Чейзом. Семейная ссора положила начало непримиримой вражды, которая закончилась только со смертью престарелого главы семейства. Не желая больше жить в Техасе, Роджер продал семейный бизнес и перебрался с женой и сыном в столицу штата Алабама, город Монтгомери. Для многих осталось загадкой, почему он выбрал это место. Роджер Чейз выкупил часть современного индустриального комплекса в Ист-Монтгомери, фабрику по переработке хлопка и несколько магазинов. Жизнь семьи текла спокойно и размеренно до кровавых событий седьмого марта шестьдесят пятого года…

В тот злосчастный день Роджер, его супруга Джозефина, старший сын Томми и десятилетний Митчел поехали на машине к друзьям в гости. Не доезжая пары километров до поворота на Уайт Холл они встали, движение автомобиля остановила огромная толпа темнокожих людей.

Демонстранты, наглухо перекрывая движение по шоссе, двигались из города Сельма в направлении столицы штата. Возмущенный ситуацией, Роджер попытался проехать по краю дороги и случайно задел несколько человек из числа протестующих. Вмиг озверев, несколько мужчин силой вытащили его из машины и принялись жестоко избивать. Роджер пытался сопротивляться, но вид появившейся крови разозлил бунтующую толпу еще сильнее. Истошно крича, Джозефина выскочила следом за мужем и со слезами на глазах, уговорами и мольбами попробовала остановить бушующую толпу. Окружив мужчину и женщину плотным кольцом, темнокожие демонстранты с удвоенной силой продолжили страшную экзекуцию. Томми, которому на тот момент исполнилось неполных шестнадцать лет, не смог оставаться безучастным и кинулся на защиту матери. Но что мог сделать подросток с оравой взбешенных мужчин…

Всего несколько минут – и на залитом кровью шоссе остались лежать три обезображенных тела. Митчела демонстранты не тронули. Выкрикивая грязные ругательства и дико смеясь, они забросили трупы родителей и старшего брата обратно в машину к трясущемуся от пережитого ужаса мальчику. Мужчины обступили автомобиль со всех сторон и перевернули его, сбрасывая в придорожный кювет. Несколько раз машина перевернулась и замерла колесами вверх на дне глубокого оврага. Не останавливаясь ни на минуту, плотный поток людей продолжил неспешное движение, а груда покореженного металла осталась лежать внизу, в стороне от дороги.

Невозможно передать тот жуткий кошмар, что пришлось пережить среди окровавленных останков своей семьи раненому мальчику. Лишь через несколько часов его нашли приехавшие полицейские. Много повидавшие на своем веку мужчины онемели от открывшейся ужасающей картины. Они с большим трудом извлекли полуживого ребенка и доставили в ближайший госпиталь.

Осиротевшего Митчела растил двоюродный брат отца. Дядя Стивен, с презрением относящийся к деньгам, будучи кадровым военным, воспитывал мальчика в суровых, спартанских условиях.

Страшная трагедия детства не могла не отразиться на неустойчивой психике ребенка. Мальчик рос крайне замкнутым, с явной нелюбовью к людям и обществу. Но, на удивление многих, он оставался всегда спокойным и хладнокровным в любой жизненной ситуации, будто в тот кошмарный день, его разом покинули все эмоции и чувства. К шестнадцати годам он успел пройти несколько психиатрических комиссий, но врачи не находили каких-либо отклонений и признавали его вполне здоровым.

В год совершеннолетия Митчела дядя Стивен скоропостижно и незаметно умер в больнице: старая рана дала о себе знать.

А в двадцать лет, по известным только ему причинам, Митчел Чейз добровольцем уехал на войну во Вьетнам. Год активных боевых действий в составе 173 воздушно-десантной бригады, и весной семьдесят второго, во время операции "Нгуен Хюэ", раненный в ногу сержант Чейз попал в плен.

Враждебные джунгли. Постоянная клетка. Неминуемые пытки. Два года вьетнамского ада тянулись бесконечно долго и показались молодому солдату одной сплошной, двухсотлетней мукой. Но Митчелу повезло: он подошел под договор об обмене военнопленными и смог вернуться на родину. Два месяца реабилитации в военном госпитале, и вот она, свободная жизнь…

На протяжении многих лет они с дядей Стивеном никогда не прикасались к деньгам отца. Дядя обоснованно считал, что деньги портят и ломают истинную сущность человека. Главную, по его мнению, мораль он смог привить совсем юному в те годы мальчику. Повзрослевший Митчел решил поступить по-своему. Почти все деньги он перевел в фонд помощи инвалидам войны, забрав себе лишь часть, хотя и оставленной суммы ему с лихвой хватило бы до конца жизни.

Выбрав уединенное место в самой удаленной глуши Алабамы, молодой человек поселился там. Особые душевные нити, крепко связанные с детством, привели его обратно в этот штат. Митч построил себе странный дом, больше похожий на оборонительную крепость, чем на будущее семейное гнездо.

Строительство шло почти два года за высоким забором, в тайне от посторонних глаз. Правда, он не учел того факта, что Рокфорд совсем маленький городок и утаить информацию окажется невозможно, несмотря на строгие указания о секретности. Проживали строители в городе и были самыми обычными людьми, с их естественными слабостями и пороками. По выходным в церкви, днем в продуктовом магазине, вечером в баре, ночью в постели у женщины. Постепенно (слово за словом и капля за каплей) информация по крупицам расползлась по городу, и со временем все узнали о секретах большого дома на холме. Толстые стены из монолитных блоков, узкие окна-бойницы с крепкими металлическими решетками, высоченный забор, увитый колючей проволокой.

Но самое странное – многоярусные помещения сложной конструкции глубоко под землей, правда в то далекое время нашлось немало людей, которые отнеслись к затее Митчела с долей понимания. Холодная война еще не перешла в состояние тлеющего уголька, и постройка серьезного убежища считалась вполне обоснованной и оправданной.

С другой стороны, молодой мужчина, у которого водятся деньги, должен жить в свое удовольствие, развлекаться и веселиться по полной программе. Все происходило с точностью до наоборот. Митчел Чейз совсем не показывался в городе и все время проводил в своей крепости. У него имелось всего два увлечения, которые он любил больше всего на свете – оружие и собаки.

Сколько у необычного горожанина огнестрельного оружия и собак рассказал шериф после первой проверки дома. Жители города, обеспокоенные странным соседом, написали коллективное заявление в полицию, и шерифу Робинсону пришлось отреагировать.

Он взял с собой помощника и рано утром отправился к крепости на холме. Помощника Митч в дом не пустил, а вот с шерифом они разговаривали довольно долго. Вернулся Робинсон крайне угрюмым и распространяться о содержании беседы не стал. В тот же день неизвестный человек сделал крупный благотворительный взнос в городской фонд, и полиция навсегда оставила Митчела в покое. Лишь через нескольких месяцев, в один из своих выходных, подвыпивший шериф поведал друзьям об огромной коллекции разнообразных орудий смерти и целой своре охотничьих собак в крепости Чейза.

Год за годом все шло своим чередом, устоявшийся порядок в городке не менялся, и данный факт всех устраивал. Почти вся американская провинция живет так. Без острых конфликтов, размеренно и спокойно. Нет сумасшедшего ритма мегаполисов, почти нет преступности, нет разврата и наркотиков, еще сохранились понятия нравственности и морали.

Но в один день все разом изменилось, мир рухнул, а новость о надвигающейся катастрофе разрушила тихую жизнь маленького городка…

На пороге семидесятилетия Митчел Чейз чувствовал себя прекрасно. Здоровый образ жизни, правильное питание и физические упражнения на свежем воздухе всенепременно делали свое дело. Мужчина крайне редко болел, любил гулять и постоянно ходил на охоту.

Экстренное телевыступление президента застало его дома. Сидя в гостиной, Митч с упоением чистил одно из любимых охотничьих ружей. Как только его мозг освоил полученную информацию, он отложил ружье и спешно направился в гараж. Через полчаса Митчел с большой тележкой, без малейшего намека на панику, двигался между рядов с товарами в местном супермаркете. Запасов воды и еды на подземных складах хватало с избытком. В течение пары недель он вполне мог прокормить не менее пятидесяти человек. А вот с аккумуляторами и батарейками дела обстояли не очень.

"Странно, что в магазине так мало людей", – оглядываясь по сторонам, подумал Митч и следом дал себе ответ. – "Видимо, еще не поняли, а может, и не слышали новость."

Стараясь уместить товар в одну тележку, он аккуратно складывал коробки с аккумуляторами в ровные ряды.

Со стороны касс послышались громкие, возбужденные голоса людей. Понимая, что сейчас начнется полнейшее сумасшествие, Митчел поспешил к выходу. Однако кассы оказались пусты, а весь народ столпился в отделе электротехники. Дежурный администратор по фамилии Мейзерз, включил самый большой телевизор и весь персонал зачарованно приник к экрану.

"Думаю вполне хватит", – прикидывая приблизительную стоимость покупки, Митч извлек из бумажника три свежих сотенных купюры и аккуратно закрепил их на одной из касс.

Не обращая внимания на входящих в супермаркет людей, он вышел на парковку. За одну минуту загрузил коробки в багажник своего Шевроле Тахо и поехал обратно домой. Горожане еще только начинали собираться в гудящие кучки и нервно обсуждать последние новости.

"Примерно два-три часа у меня точно есть", – мысль появилась и пропала, а вместо нее нарисовался схематичный план дальнейших действий.

На самом выезде из города в него чуть не врезался небольшой грузовичок одного из местных фермеров. Скорее всего, тот услышал сообщение по радио и сломя голову спешил домой. Паника понемногу начала просачиваться в тихий городок, а с ней неизменно придет и безумие…

"Пожалуй, не более двух часов", – поправил Митч свой внутренний таймер, въезжая в открытые ворота двора.

Собаки в вольерах радостно залаяли, приветствуя вернувшегося хозяина, но сейчас не до них.

За полтора часа Митчел успел заклеить плотной алюминиевой пленкой все окна и двери. Он понимал, что это полный пшик, но для собственного успокоения пленку все же натянул. На основной вход в убежище у него припасен кусок свинцовой плиты, толщиной три сантиметра. Достаточно простая конструкция опускала самодельную защиту на толстый входной люк после того, как люк закрывался изнутри.

Из всех своих собак Митч опустил в убежище только молодых Сэма и Шелли. Сэм – лабрадор с прекрасно развитым чутьем, прирожденный охотник. А Шелли – его любимица, умнейшая немецкая овчарка.

Затем он натянул на воротах большой баннер, собранный на скорую руку из двух старых простыней.

Только дети! По всем остальным огонь на поражение!

Предупредительная надпись должна остановить непрошеных гостей. По крайней мере, он очень на это надеялся, так как убивать без нужды никого не хотел. Закончив основные приготовления, Митчел взял небольшой рюкзак с запасными магазинами к AR-15, штурмовую винтовку с прилаженным четырехкратным Акогом, раскладное кресло и поднял все на крышу. Затем забрал второй рюкзак с магазинами к российскому Тигру, поставил на карабин оптический прицел и сошки. Ему нравилась версия армейского СВД. Простота и надежность, урон и скорострельность. Да, дальность у карабина довольно посредственная, но ему хватало. Прихватив скрученный рулоном матрас, тоже оттащил его на крышу.

Митч спустился третий раз, взял несколько бутербродов, фляжку с водой, хороший армейский бинокль и рацию, которая напрямую подключена к мощному громкоговорителю у ворот. Он на несколько секунд замер в задумчивости и спустился на кухню к тайнику. Из замаскированной в стене дыры мужчина извлек три осколочных гранаты и пару дымовые шашек, которые купил по случаю у одного знакомого торговца оружием в Далласе. Без колебаний Митч сложил тяжелые овалы в третий рюкзак к биноклю и рации, прихватил с кухни старенький радиоприемник и снова поднялся наверх.

На крыше он раскрыл потрепанный временем зонт от солнца, разложил в тени кресло и, удобно устроившись, приготовился ждать незваных гостей.

Дом стоял на небольшом холме, и на пару километров вокруг простиралось начисто открытое пространство. Прекрасный обзор позволял контролировать всю прилегающую территорию, а плоская крыша давала возможность перемещаться и просматривать любую из четырех сторон. Небольшой парапет по краю мог в случае необходимости прикрыть его пост от пуль атакующих. Если рассматривать позицию на крыше с военной точки зрения как огневую точку, то можно с уверенностью сказать, что она практически идеальна.

По радио, на всех каналах, передавали сообщения о грядущей вспышке. Шли активные дискуссии и споры. Взгляды многочисленных экспертов разительно отличались как друг от друга, так и от мнения реальных ученых. За полчаса он лишь один раз услышал реальные советы, как лучше подготовиться к общемировому катаклизму. В конце концов Митчу надоела никчемная болтовня, он в сердцах плюнул и выключил приемник.

Прошло еще минут двадцать, прежде чем со стороны города появились первые облака пыли. Без грамма волнения Митчел поднял бинокль. Не менее десятка автомобилей быстро двигались в его направлении, словно их преследовали невиданные монстры. Он заранее раскатал с этой стороны матрас и установил на сошки винтовку. Все происходило в точности так, как он и предполагал, даже время появления первых гостей примерно совпало с его прогнозом. Устраиваясь на матрасе поудобнее, Митчел приник к широкому окуляру прицела. Проверенный временем Марк 4 из семейства Люпольдов, закрепленный через кастомный переходник, давал отличную и четкую картинку.

Стрелять он умел, любил и делал это с подлинным (на грани особого эстетического оргазма) удовольствием. Охотничий карабин, доработанный в одной из частных мастерских по его специальному заказу, стрелял цельнооболоченными пулями калибра 7.62, которые имели повышенный пробивающий эффект.

Митч подпустил первый автомобиль до четырехсот метров и мягко надавил на спусковой крючок. На огромной скорости разрезая воздух, смертоносный кусочек стали устремился к выбранной цели.

"Четко попал", – удовлетворенно отметил про себя Митчел, прекрасно видя в прицел результат первого выстрела.

Пуля пробила лобовое стекло полицейского автомобиля и в клочья разорвала подголовник пустого пассажирского кресла. Помощник шерифа Дэн Стоун, а за рулем находился он, резко ударил по тормозам и крутанул рулем. Визжа резиной, машина ушла в небольшой занос и, перескакивая через водоотводную канаву, съехала с дороги в чистое поле. Без промедления Митч сделал свежий вдох – и грохнул второй выстрел. Проникая через радиатор следующей машины, пуля разнесла переднюю крышку двигателя. Приводная цепь порвалась, мотор заклинил, и автомобиль колом встал прямо посередине дороги. Идущие следом машины остановились, образовывая на дороге беспорядочную кучу. Митчел перевел дыхание и выстрелил еще четыре раза подряд. Грузовой пикап слесаря из местного автосервиса грузно опустился дисками на землю. Три покрышки из четырех рваными лохмотьям устало повисли, оголяя покореженный пулями металл.

"Старею", – лаконичной мыслью прокомментировал свой единственный промах Митч.

Несколько автомобилей, которые двигались позади остальных, постарались переехать небольшую канаву и продолжить путь напрямик через поле. Два появившихся пулевых отверстия в лобовом стекле красного седана заставили его остановиться, а водителя задуматься о преждевременной кончине. Остальные, видя результаты стрельбы, не стали понапрасну рисковать и остановились. Люди высыпали из машин и столпились на дороге, прячась за кучей брошенных автомобилей.

– Зараза, – вслух ругнулся Митчел, замечая среди заметавшихся людей несколько детских фигур.

Пару минут люди усиленно совещались, после чего в высоко поднятой руке полицейского появилась чья-то белая майка, и он вышел на дорогу. За ним нестройной колонной потянулись остальные горожане. Подпуская группу демонстрантов ближе, примерно метров до трехсот, Митч два раза выстрелил Дэну под ноги, заставляя всех остановиться. Он сноровистым движением сменил опустевший магазин и взял в руки рацию.

– В дом зайдут только дети!

Голос старика, многократно усиленный мощной аппаратурой, подобно раскатам весеннего грома пронесся по полям.

– Говорит помощник шерифа Дэн Стоун, – словно желая добавить себе важности, прокричал в ручной громкоговоритель Дэн. – Митч, не сходи с ума… У тебя полно места, дай нам шанс спастись!

– Я вижу у тебя на шее бинокль. Посмотри, что написано на воротах!

Стоун поднес бинокль к глазам и прочел достаточно красноречивую надпись.

– Митч, дружище, – полицейский попробовал зайти с другой стороны. – Ведь это люди… Неужели ты позволишь им умереть? Я не верю, что, зная о погибших по твоей вине людях, ты сможешь спокойно жить дальше.

– Могу, честно признаться. Мне абсолютно плевать на твою веру. Гораздо важнее то, во что верю я! В моей вере вам всем места нет!

Жесткие слова Митчела Чейза, словно вынесенный его личным судом приговор, громким эхом разнеслись по округе. Он говорил с такой непререкаемой решимостью, что каждый из стоящих в отдалении людей поверил ему без всяких сомнений. В окулярах бинокля Митч отлично видел, как мужчины что-то кричали ему, сжимая в бессильной злобе кулаки. Женщины сбились в отдельную стайку, а некоторые начали плакать. Тем временем Стоун развернулся и, широко шагая, направился к своей машине.

" Будет кавалерию вызывать", – сделал свои выводы Митч, наблюдая за Стоуном через мощную оптику бинокля.

Словно читая его мысли, Стоун подошел к машине, вытащил оттуда рацию и начал разговаривать, активно жестикулируя свободной рукой. Пока он докладывал начальству ситуацию, на дороге появилось еще несколько машин. Они остановились рядом с общей кучей автомобилей, люди вышли и пошли через поле к остальным. Одна машина, старенький грузопассажирский фургон белого цвета, съехала в поле и через двадцать метров остановилась, будто замерла в сомнительной нерешительности.

– Смелее, Мари, – неожиданно для самого себя, вслух подбодрил Митчел темноволосую женщину за рулем.

Его мысли будто долетели до адресата, легонько подталкивая в нужном направлении. Фургон выкинул из-под колес комья земли и, набирая скорость, рванул к дому. По пути через поле его трясло и кидало, но женщине за рулем и ее юным пассажирам на это абсолютно наплевать. Автомобиль встал вплотную к воротам, и женщина вышла из-за руля. Следом высыпали семь ребятишек от четырех до двенадцати лет.

Мари Адамс, крепкая женщина сорока пяти лет, сложила руки вместе и приготовилась кричать в импровизированный рупор. Она работала в местной больнице дежурной медсестрой и растила малышей одна. Муж, местный пьяница и дебошир, три года назад зарезал соседа и сел на двадцать пять лет за убийство.

– Спаси моих детей, Митч! Я сделаю, как ты хочешь, и уйду. Заклинаю тебя всеми святыми, помоги им!

Напряженно уткнувшись лбом в каменный край теплого парапета, Митчел крепко задумался. Он закрыл глаза, а его лоб пересекли глубокие, почти ровные складки. Сомнения продлились недолго, всего несколько секунд, и рука потянулась к рации. Поднося рацию к губам, Митч неожиданно замер и передумал говорить. Медленно, все еще обдумывая в голове последствия своего решения, он положил рацию обратно и поднялся в полный рост.

– Отгони фургон метров на пятьдесят назад, и заходите в дверь. Я сейчас ее открою.

– Спасибо, Митч! Спасибо, спасибо, спасибо, – как волшебное заклинание, отчаянно бормотала женщина, снова садясь за руль машины.

Она оставила не понимающих, что происходит, детей у двери. Фургон резко дернулся и торопливо поехал назад.

Остальные люди, стоящие далеко от дома, не слышали слов Митчела, но догадались, что он решил впустить женщину. Несколько мужчин рванулись к дому, в надежде попасть внутрь пока будет открыта входная дверь.

– Остановитесь или вас остановят пули, – неестественно громкий голос Митчела Чейза властным и угрожающим предупреждением пролетел над полем.

Мужчины мгновенно замерли, кроме одного. Тот продолжал мчаться во весь опор, невзирая на слова Митча.

"Стив Джоунс… Кто бы сомневался, что всех попытается обскакать именно этот эгоистичный засранец", – про себя отметил Митчел, разглядывая мужчину через бинокль. – "Что же, значит, пришло время первого показательного урока".

Митч быстро лег и прилип к окуляру оптического прицела. Старательно целясь в ногу, он выдохнул и плавно придавил спусковой крючок. Громкий звук выстрела напугал детей у ворот, и они разом заплакали.

Пуля с цельнометаллической оболочкой насквозь пробила бедро бегущего через поле мужчины, на выходе вырывая здоровый кусок плоти. Джоунс рухнул на землю и, схватившись за ногу, начал судорожно дергаться. Кровь из раны окрасила землю вокруг в неприятный багрянец, а он сам кувыркался, и истошно вопил от нестерпимой боли.

Оставшиеся люди в страхе попадали на землю. Но видя, что Митчел не собирается больше стрелять, несколько человек поднялось для оказания помощи раненому мужчине. Кто-то оторвал рукав рубашки, кто-то побежал к машине за аптечкой. Люди столпились вокруг орущего Джоунса и загородили обзор со стороны дома, хотя Митчелу там не на что было смотреть.

Он потерял интерес к ситуации с раненым и отложил винтовку в сторону. Видя, что Мари стоит у металлической двери рядом с воротами, Митч достал из кармана джинсовой рубашки брелок дистанционного управления и нажал кнопку открытия. Женщина с детьми торопливо прошли во внутренний двор, и он вторым нажатием запер за ними тяжелую дверь.

– Детей пока на кухню, а сама приходи ко мне, – спокойным голосом распорядился Митч и снова взялся за бинокль.

Пока Мари искала путь на крышу и поднималась, он осмотрел застывших в поле людей, мысленно прикидывая их дальнейшие действия. Помощник шерифа, видя, что случилось с Джоунсом, трусливо спрятался за своей машиной. Остальные тоже не геройствовали, стараясь не подниматься и не провоцировать Митча понапрасну.

"Кнут, как действенный способ воспитания, иногда очень хорош и полезен", – резюмировал ситуацию Митч и поднялся с матраса.

Он медленно опустился в кресло и достал бутерброд с копченой ветчиной. Жуя кусок плотного мяса, Митч наблюдал, как открылся люк и из него, осторожно озираясь по сторонам, появилась испуганная женщина. Прикрывая ладонью глаза от солнца, она смиренно подошла к креслу и замерла в ожидании. Особого страха Митчел в ее глазах не заметил, скорее, читалось уважительное почтение и отчетливая, на грани фанатичного поклонения, благодарность.

– Привет, Мари, – прожевывая последний кусок, мягко поздоровался он.

– Здравствуй, Митч. Спасибо тебе огромное и я…

Переполненная разнообразными эмоциями, женщина хотела сказать многое. Но Митчел бесцеремонно оборвал ее на полуслове.

– Давай ты не будешь продолжать. Я слишком стар, чтобы таять от слов. И то, что сейчас происходит у тебя внутри, прекрасно знаю сам. Ты добрая женщина, у тебя хорошие дети. Если смогу сделать так, чтобы вы выжили, я сделаю. Все, достаточно слов. Поняла?

Мари молча кивнула темноволосой головой.

– Отлично. Теперь расскажу тебе несколько правил, и ты пойдешь к детям. Первое. Здесь все делается по моему приказу. Второе. Мои приказы выполняются без глупых вопросов и ненужных размышлений. Третье. Мы, скорее всего, возьмем еще несколько женщин. Ты станешь старшей. Спрос, естественно, будет с тебя, и основная ответственность ляжет на твои плечи. Ну и четвертое. Можешь оставить детей и уйти, но я бы на твоем месте так не поступил.

– Я все поняла, мистер Чейз, и полностью принимаю ваши условия, – четко, почти по-военному ответила женщина.

Осознанная доля официоза в голосе Мари дала понять, что женщина не глупа и полностью осознает реальность происходящего.

– Не сомневался в тебе, – чуть раздвинул губы в улыбке Митчел. – Бери детей, и спускайтесь в убежище, люк в гостиной. Внизу найдешь все необходимое. Успокой малышей и дай им шоколад из большой коробки на кухне. Походи, посмотри, обвыкнись, но ничего руками не трогай. Позже будем со всем разбираться. И еще…

Митчел оборвал себя, замечая на дороге большое облако пыли, и протянул руку к стоящему рядом биноклю.

– Ступай, потом поговорим.

Без лишних слов Мари развернулась и поспешила к детям.

– "Посмотрим, кто к нам пожаловал", – вслух сказал Митч и поднял бинокль.

По грунтовке, поднимая клубы дорожной пыли и сверкая спецсигналами, неслись две полицейские машины, а за ними желтый школьный автобус. Они остановились рядом с затором на дороге, но люди из автомобилей не вышли, оставаясь внутри. Ожидая дальнейшего развития событий, Митчел сделал большой глоток воды и немного крутанул колесо регулировки на бинокле, настраивая резкость. Дэн Стоун что-то сказал в рацию и короткими перебежками приблизился к полицейским машинам.

"Намечается военный совет", – сделал свои выводы Митчел, продолжая наблюдать.

Четыре человека в полицейской форме, с длинноствольными винтовками в руках, разом высыпали из обеих машин и начали расходиться широко в стороны. Стоун тоже вытащил из салона автомобиля привезенную ему винтовку и присоединился к коллегам.

"Окружают", – без тени сомнения решил Митч и подумал, что пора немного изменить ситуацию.

Начинающаяся осада дома могла сильно затянуться, а это не совсем вязалось с его дальнейшими планами.

– Шериф Моррисон, я знаю, что ты приехал. Подходи ближе, поговорим, пока есть время.

Не зная, услышал его шериф или нет, Митчел занял выжидательную позицию, непрерывно наблюдая за подозрительными передвижениями полицейских. Те спешно огибали дом, охватывая его широким полукольцом, но стараясь не приближаться к зоне уверенного поражения.

Наконец задняя дверь одного из полицейских автомобилей открылась, и из салона выбрался грузный мужчина в широкополой форменной шляпе. Он сказал несколько слов Стоуну, и они вместе пошли к лежащим в невысокой траве людям. Шериф постоял минуту, оценивая ситуацию, после чего двое мужчин потащили раненого Джоунса назад к машинам.

– Митчел Чейз, ты подписал приговор и обеспечил себе место в тюрьме, – командным голосом начал говорить шериф, забрав мегафон у помощника. – Но можно все исправить, не поздно сдаться и открыть доступ в свой секретный бункер.

Ожидая продолжения, Митч терпеливо молчал.

– Я не так давно тебя знаю, но мой предшественник рассказал немало, и он предупреждал, что рано или поздно ты можешь выкинуть нечто подобное. Зачем обострять? Зачем жертвы и ненужное кровопролитие? Открой ворота, и ты спасешь людей. Все они до конца жизни будут за тебя молиться и рассказывать своим детям, кому те обязаны своим будущим.

Моррисон замолчал, давая Митчелу время подумать. Три минуты тишины тянулись нескончаемо долго. Казалось, что река времени на три минуты покрылась толстым слоем льда и остановила свой неумолимый бег. Понимая, что дипломатическая стратегия потерпела фиаско, шериф сменил тактику.

– Твое окончательное решение? Оно заведомо проигрышное. Ты убийца Митчел Чейз! В данной ситуации мне не остается ничего другого, как отдать приказ на штурм.

Стараясь оставаться под защитой каменного парапета, Митч поднес к губам рацию.

– Подожди. Позови людей из автобуса и дай мне пять минут поговорить с ними, а потом можешь делать свою работу.

После короткого совещания со Стоуном, шериф Моррисон поднял мегафон.

– Хорошо. У тебя будет ровно пять минут.

Помощник шерифа развернулся к автобусу и помахал рукой, призывая сидящих там людей подойти к себе. Двери открылись, и из желтого чрева начали выходить люди. В основном приехали женщины с детьми и человек пять мужчин. Одной торопливой массой они пошли через поле к одиноко стоящим впереди всех полицейским. Как только Митч убедился, что все смогут его услышать, он заговорил:

– Я обращаюсь к вам, жители Рокфорда. Нас всех ждет великое испытание, и очень немногие смогут выжить после грядущего кошмара. У меня имеется гарантированный шанс спасти ваших детей! Ресурсы не безграничны, и по понятным причинам, я не могу укрыть всех. Это неизбежно приведет к общей гибели, так как возможности кислородной установки ограниченны. Прошу вас всех отнестись к моим словам со всей серьезностью и пониманием. Люди! Я не пущу никого, кроме детей! Дайте им шанс уцелеть!

Вытирая рукавом выступивший от напряжения пот, Митч прильнул к окулярам бинокля. Его услышали, а слова явно возымели действие. Народ начал собираться в кучки и оживленно обсуждать дальнейшие действия. Люди активно спорили, что-то усердно доказывая и объясняя друг другу. Видя, что многие готовы согласиться на условия старика, шериф решил вмешаться.

– Митч, я открою тебе секрет. Джим Фергюсон, ты знаешь его, он хозяин строительной фирмы. Так вот. Он послал сюда два мощных бульдозера и буквально через час мы просто снесем ворота. Затем возьмем дом штурмом и все равно займем твой бункер. Пусть погибнут мои люди, но все остальные смогут спрятаться внутри.

– Шериф, ты глухой или тупой? После прихода облака плазмы, солнечный шторм на поверхности будет бушевать не менее недели, а то и больше. Включи наконец мозги! Люди просто задохнуться!

Гневные чувства начали переполнять Митча изнутри. Лет сорок он не испытывал таких сильных и острых эмоций. Ему вдруг захотелось пустить не понимающему всей ситуации полицейскому пулю в его непробиваемый, каменный лоб. Старательно сдерживая себя, Митч немного успокоился и заговорил снова:

– Я тоже открою тебе секрет. В тот момент, как пойму, что не смогу больше вас сдерживать, я спущусь в убежище и дистанционно подорву дом. На каждой несущей балке установлены взрывные устройства. Вход в убежище сделан с учетом выдержать и гораздо более мощный взрыв. Там толстенный бутерброд из нескольких десятитонных плит, и попасть внутрь вообще без вариантов, что хочешь делай: долби, ломай, взрывай. Я все продумал еще сорок лет назад.

– А как же вы потом выберетесь сами? – закричал помощник шерифа, вконец теряя субординацию и вырывая мегафон из рук застывшего камнем шефа.

Митч криво усмехнулся, но ответ дал.

– Вы оба просто идиоты. Удивляюсь, как вообще вас в полицию взяли. Подземный ход. Далеко и надежно. Отсюда не видно. Вам его никогда в жизни не найти.

Давая всем прибывшим минуту на осмысление услышанного, Митч снова включил рацию.

– Люди! Вы все слышали. Не позднее, чем через час, я закрою убежище. Решать вам.

– Чейз, ты блефуешь! Мы тебя достанем! – выдергивая громкоговоритель обратно и брызгая от бешенства слюной, яростно закричал Моррисон.

– Я все сказал! Люди, решайте сами! Моя совесть чиста.

Несколько устало Митч отложил рацию в сторону и тяжело вздохнул. Огромное моральное давление, нервный стресс и большая физическая нагрузка сказывались на нем. Ненадолго он перевернулся на спину, широко раскинул сильные, жилистые руки и на мгновение прикрыл глаза. В душе Митчел все еще чувствовал себя молодым, но солидный возраст постоянно напоминал о себе, изредка тыкая в самые разные части тела. Сейчас заныло простреленное почти пятьдесят лет назад бедро, и он с силой сдавил твердый шрам от автоматной пули.

– Ладно. Хватит валяться, – твердо скомандовал Митч себе вслух и развернулся к испуганным людям в поле.

Поднимая бинокль, он тщательно всмотрелся, пытаясь отыскать полицейских, которые застыли в ожидании приказа. Из прибывшей четверки Митч нашел троих, последний спрятался очень хорошо или же убрался восвояси.

"Нужно про них помнить", – решил он и перевел бинокль обратно к людям, так как в общей группе наметилось движение.

Несколько женщин, держа за руки детей, хотели двинуться в сторону дома. Но дорогу им преградили двое мужчин, из числа тех, что приехали раньше. Митч не слышал, о чем они говорили, но судя по мимике и жестам, споры велись крайне ожесточенные. К первым женщинам присоединились еще три представительницы слабого пола с целой кучей ребятишек. Все вместе они отпихнули мужчин в сторону и целой делегацией направились к дому. Один из мужчин схватил последнего ребенка и попытался вырвать его из рук матери. Недолго думая, Митчел поставил бинокль на парапет и поудобнее приладился к винтовке.

Он поймал цель в перекрестие прицела и положил палец на спуск, но внезапно передумал. Чуть сместил прицел вниз и выстрелил. Разогнанная взрывом пороховых газов пуля ударила в землю рядом с ногой незнакомого ему человека. Мужчина испуганно отскочил и выпустил ребенка из рук. Женщины заметно ускорились и бегом устремились к дому, таща за собой заплаканных детей.

Митч совсем немного отпустил чувства на волю и, поддавшись минутной слабости, в попытке лучше видеть, поднялся на одно колено. Где-то в стороне слева он успел краем глаза заметить вспышку, громыхнул нежданный выстрел. Ему повезло, пуля прошла совсем близко, лишь немного зацепив по животу. Две пуговицы на рубашке разлетелись со специфичным щелчком, а на коже появилась кроваво-красная полоса. Всего пара сантиметров в сторону, и он бы сейчас лежал, корчась от боли и пытаясь запихать вываливающееся внутренности обратно.

Молниеносно опускаясь ниже, Митчел укрылся за парапетом, и сделал это очень вовремя. За первым выстрелом, отставая всего на пару секунд, последовали еще. Судя по звукам, стреляли с разных сторон.

"Вот и пошла потеха", – неизвестно чему мысленно улыбнулся Митч, но тут же нахмурился и протянул руку к рации. – "Дурак. Старый кретин. Совсем память потерял".

Затем сместил матрас на несколько метров в сторону, поменял на рации канал и зажал тангенту.

– Мари, я знаю, что ты слышишь меня. Бегом поднимайся в дом. В зеленом шкафу, у холодильника, возьми бронежилет, каску и срочно тащи на крышу.

После этого Митч сунул в карман гранату, а за спину забросил полуавтоматическую М-ку. Не поднимаясь, на четвереньках, он перебрался к левому краю крыши. Резким движением встряхнул правую руку и максимально далеко, в примерном направлении затаившегося стрелка, метнул гранату. Тут же выставил ствол винтовки и приклеился к прицелу. На доли секунды он потерял фокусировку. Это произошло в тот момент, когда прогремел взрыв. Ослепительное пламя в убийственном симбиозе с сотней мелких осколков металла и десятками килограммов земли поднялось в воздух. Огонь взрыва отвлек его, но он стал и полной неожиданностью для противника.

Тот заметно дернулся и инстинктивно откатился в сторону от взрыва. Обычный полицейский из провинциальной глубинки, не профессиональный солдат, поэтому ему можно простить столь явную оплошность. Но Митчел не простил…

Он мгновенно прицелился и четко, не менее пяти раз, нажал на спусковой крючок. Винтовка агрессивно, как злобный боевой бультерьер, многократно пролаяла и хлестко выплюнула смертельно ядовитый заряд. Четыре пули достигли цели и, подобно голодной стае собак, впились в слабую человеческую плоть. Полицейский несколько раз дернулся в предсмертных конвульсиях и замер, навсегда простившись с миром.