Читать книгу Моя Чечня - Вадим Бойцов - Страница 1

Призыв. Начало войны.

Родом я из маленького уездного городка центральной России, что в пятистах километрах от Москвы. Оттуда и призывался. Мои родители обычные люди: мать инженер на заводе гидравлических машин, отец начальник охраны частного охранного предприятия. Я жил, как и многие вокруг. Много двигался, активно занимался спортом. В 1995г. весной мне пришла повестка из военкомата. Нельзя сказать, что я сильно этому обрадовался, но и не огорчился. Идти или не идти особо вопрос не возникал. Я знал, что это будет тяжелое испытание, которое мне нужно пройти. Я хотел увидеть все сам лично. Тем не менее, хотя повестка пришла еще весной, мне удалось каким-то образом протянуть до осени. В те годы о войне в Чечне я имел смутное представление. С интересом смотрел новости по телевизору, читал газеты и никогда не думал, что когда-то сам окажусь в этой гуще событий.

Как известно, 11 декабря 1994 года по указу президента России Б.Ельцина в Чечню были введены войска, встретившие ожесточенное сопротивление со стороны чеченских вооруженных формирований. Боевые действия, террористические акты и зачистки оборвали жизнь от 20 до 25 тысяч солдат, воюющих с обеих сторон, и 60-70 тысяч мирных жителей. Потери российских войск в Чечне уже намного превысили потери в Афганистане. Еще до начала войны 26 ноября 1994 года чеченская оппозиция штурмовала Грозный. У власти тогда был Джохар Дудаев. На рассвете 26 ноября несколько десятков российских танков и БТРов начали штурм. Штурм был легко отбит. На улицах Грозного горели танки с российскими парнями. Их предали. Назвали наемниками. Министр обороны Грачев прилюдно от них открестился. Многие военные специалисты говорили, что штурмовая операция была проведена бездарно. Даже торговцы на рынке знали начало штурма. Знали, откуда танки войдут в город. Очень интересную мысль высказал журналист Иса Тасуев."В бесфеодальной Чечне, – пишет он, – которая многие века отбивалась от попыток покорить ее извне, естественным путем сформировалась каста военачальников. В случае агрессии Чечня вступала в войну без приказов. Соответственно военачальники автоматически обретали властные полномочия, а с наступлением мира теряли их. Этот механизм противодействия узурпации власти срабатывал автоматически потому, что: во-первых, чеченская армия представляла собой народное ополчение, а не регулярное войско; во-вторых, по окончании военных действий ополченцы расходились по своим тейпам, в которых они, в том числе военачальники (полевые командиры), являлись равноправными членами, подконтрольными старейшинам. При этом заключать мир военачальники не имели права и не могли, так как в мирное время их решения не имели силу закона, поэтому мирный договор заключали со старейшинами."

Прибытие.

По-моему, абсолютно правильные мысли. Сколько ж солдат потеряли мы? Согласно официальной статистики в Чечне погибли: в 1999г. – 547ч., в 2000г. – 1397ч., в 2001г. – 502ч., в 2002г. – 485ч., в 2003г. – 299ч., в 2004г. – 162ч., в 2005г. – 103ч. По данным газеты Liberation от 17 февраля 2003года на этот вопрос пытается ответить автор статьи"Guerre des chiffres sur les morts en Tchetchenei"(Война цифр вокруг числа погибших в Чечне). По заявлению представителя штаба Северокавказского военного округа, в 2002году погибло свыше 4700 военнослужащих! Эта цифра опровергается Москвой, которая оценивает общее число погибших (с начала войны 1 октября 1999г.) в 4500 человек. Однако еще больший пессимизм выражает организация «Солдатские матери", которые заявляют, что официальные цифры российских потерь не соответствуют действительности и их нужно помножить на три. Может быть. Но это вторая чеченская. Примерно, батальон в год. Я служил в первую. И нет еще той статистики, посмотрев на которую, я бы сказал – верю! К нам в госпиталь в Ханкале каждый день шли вертушки с убитыми и ранеными со всей Чечни. Я видел сам, я общался с раненными. В том, 95-том году я и не думал, что когда-то сам окажусь в гуще событий. Опасался попасть сюда. Повестка мне пришла еще весной, но я каким-то образом протянул до осени. Дальше уже медлить было нельзя. Идти и хотелось, и не хотелось. Как говорится и хочется, да боязно. Но, я чувствовал, что это приключение, это испытание, мне, почему-то хочется пройти. Несмотря на все страшилки. Не думаю, что сейчас что-то изменилось к лучшему. Я заметил, чем хуже положение вещей в армии, тем больше появляется дебильных сериалов типа"Солдаты", "Блокпост", и т.п. По аналогии, как ни странно, то же и с милицией: чем больше оборотней, тем больше сериалов о добрых, честных, неподкупных. В ноябре меня привезли на призывной пункт в областной город. Никаких прощальных вечеров с баяном и гармошкой не было. Спиртное я практически не употребляю так, за ужином собрались семьей, посидели.

Прибывший за нами на призывной пункт офицер сказал сразу, что забирает нас к себе на Урал в учебную дивизию. Большой радости от этого ни у кого не было, но раз Родина сказала надо… В декабре 1995года нас привезли на станцию г.Камышлов, Свердловской области. Оттуда автобус привез нас в поселок Елань, вокруг которого и базировалась учебная дивизия. Здесь проходили обучение многие роды войск: танкисты, связисты, артиллеристы, мотострелки и т.д. По прибытию нас разместили в огромном актовом зале какого-то клуба и начали распределять по родам войск. Тех, кто имел водительское удостоверение, брали в Автобат (автомобильный батальон); тех, кто был мал ростом – в танкисты; тех, кто имел музыкальный слух – в связисты. Те же, кто не имел вообще никаких достоинств – попадали в пехоту. Меня определили в роту связи, так как я имел музыкальное образование (окончил музыкальную школу по классу фортепьяно). По прибытию в казарму, нам раздали форму. Выдали портянки. Ротный со старшиной лично показывали как нужно правильно наматывать портянки. Гражданские вещи у нас забрали, и я их больше никогда не увидел. Хотя командир роты клялся, что все наше барахло складывается и хранится до нашего отбытия из части. Особенно было жалко зимние сапоги. Но, если родине не во что обуться и одеться, то мы ей всегда поможем.

Учебка.

Зима на Урале холоднее, чем в центральном регионе России, я постоянно мерз. В казарме было очень холодно, очень часто даже на зарядку по утрам не выводили, если мороз был ниже -30. Утром бежишь по плацу, а легкие просто обжигает холодом. Конечно, я к такому климату был не привычен. Как и многие из ребят. Организм ослаблен из-за скудной пищи, так как кормили отвратительно. Перловая "резиновая" каша в которую воткнув ложку тянет на рвоту, жидкая баланда – что-то типа супа и … Одним словом – помои. Сейчас, на гражданке, я расспрашивал своего друга, который работает в тюрьме строгова режима. Так вот он, рассказывал, как кормят заключенных: мясо, масло, котлеты с картошкой, хлеб – который пекут там же на зоне. Причем, говорит, такой сытный хлеб, что зеки от него просто пухнут как на дрожжах. Что же получается, что солдат хуже заключенного? Человека осужденного за преступление? Выходит, видимо, хуже. Всем известно старое изречение древних: "КТО НЕ КОРМИТ СВОЮ АРМИЮ, ТОТ БУДЕТ КОРМИТЬ ЧУЖУЮ". Весной ко мне в часть приехал отец. В первый же день увольнительной, на квартире у бабушки, где остановился отец, съел в течении дня: палку колбасы, батон хлеба, две банки сгущенного молока, 15! плиток шоколада "Альпен Голд" плюс еще какие-то продукты, уже не помню, что. Удивляюсь, как я не лопнул. Но не лопнул – мне было хорошо, как никогда. Уезжая, отец передал мне баночку швейцарских витаминов. По инструкции в них была вся таблица Менделеева, но 80 процентов занимал витамин С. Именно в армии я открыл на личном опыте целебную силу витамина С. Витамины были в коричневых капсулах, принимать их нужно было по одной капсуле в день. Я принимал по две. И уже через два дня я почувствовал эффект. В ледяной казарме, когда на улице минус 30-35 градусов, солдаты спали, укрывшись одеялом с головой, плюс сверху шинель. Я спал совершенно открытым и все равно было жарко. Энергия блуждала по телу. Удвоились силы, повысился иммунитет! Этот витамин я принимаю до сих пор. Он согревает зимой лучше водки, придает силы и повышает иммунитет.

Учили нас работать на радиостанции Р-131 на базе машины Урал. Для работы сначала нужно было развернуть шестиметровую телескопическую антенну. Она выдвигалась из машины как перископ в подводной лодке. Затем нужно было укрепить ее с помощью растяжек, металлических тросов. И только после этого радиостанция была готова к работе. Обычно с утра, после завтрака, мы шли заниматься в классы. Лекции вели обычные сержанты-срочники. Помимо устройства станции, основную массу времени занимала зубрежка Азбуки Морзе. Не всем она давалась легко. У сержанта на столе стоял специальный прибор, он производил сигналы Азбуки Морзе. То есть, сержант включал ее и на весь класс раздавался сигнал точка-тире. Мы, воспринимая ее на слух записывали в тетрадку. Причем скорость передачи можно было увеличить как угодно. Записывать нужно было правильно. Ошибки карались беспощадно, то есть отжиманиями от пола. Выключив прибор, сержант собирал тетрадки и проверял ошибки. Сколько ошибок, столько отжиманий. Ошибки были у всех, только у кого-то меньше, а у кого-то больше. Чаще отжимались всем классом. Я легко переносил эту процедуру, так как на гражданке занимался спортом, а вот некоторым приходилось очень туго. Был у нас один тупой малый, совершенно не воспринимал Азбуку на слух. Как он к нам попал в связь, не понятно. Но на лекциях он только и делал, что отжимался. Сержант злился, матюгался, приходил в совершенную ярость. Но поделать с ним было ничего нельзя. Ну, нет у человека слуха, хоть ты застрелись.

Отъезд в часть.

Чтобы Азбука легче воспринималась на слух, она произносилась вслух напевами. То есть: Буква А:.– Айда-Анна, Буква Б:-… Баки текут, Буква В:.– Видала. Тире произносилась длинно с напевом, точка коротко. Так усваивалось гораздо легче. Для этого и нужен был совершенный музыкальный слух.

В классе была жуткая холодина, толпа сидела в шинелях. Чтобы не замерзнуть приходилось учиться, ну и отжимания бодрили. Все, как в старом анекдоте: – Идет зимой солдат, мороз трескучий. Навстречу бабка: – Сынок, не холодно тебе в шинельке? – Бабушка, она же с начесом! Тот же солдат летом в жару, навстречу та же бабка: – Сынок, не жарко тебе в шинельке? – Бабушка, она же без подкладки!

В казарме, в ленинской комнате стояло старое разбитое пианино. Многие ребята, в том числе и я, подходили вечером до отбоя поиграть. Инструмент был расстроен, некоторые клавиши западали, но поиграв немного все получали неимоверное удовольствие. Как будто домой вернулся. На нем играли на Новый Год. Был какой-то конкурс, пели, играли. А на Рождество я исполнял в Доме офицеров "Лунную сонату" Бетховена. Звук был жуткий, я был не доволен, но сидящим в зале понравилось. Из старого расстроенного инструмента я выжал все, что мог. Так прошла зима 1996г. Наряды, учеба, голодно, холодно. На стрельбище водили только один раз в начале января. Раздали всем валенки, так как мороз был за -30*. Причем, все было как всегда, через задний проход. Около каптерки собралась огромная толпа, каждый подходил в порядке очереди, ему швыряли пару валенок и отходи. Никаких примерок, чтобы подогнать под размер ноги не было. В итоге многие, в том числе и я, стерли ноги в кровь. Потому как до стрельбища был трех километровый марш-бросок. А там, упав в сугроб, каждый делал по три выстрела в туманную морозную мглу. Затем три километра назад бегом со сбитыми в кровь ногами. Но все, рано или поздно кончается.

В конце апреля служба в учебке подошла к концу. Мы все закончили обучение и приобрели воинскую специальность: радиотелеграфист 3-го класса. Всем присвоили звание "младший сержант". В первых числах мая 1996г. к нам в дивизию приехали "покупатели". Молодой лейтенант-осетин забирал нас к себе в часть. На выпуск, к кому могли, приехали родители. Все интересовались, где мы будем служить? Лейтенант развернул перед нами голубые дали с розовыми цветами и заманчивыми обещаниями. Говорил мол, что едем в Северную Осетию – войны нет, тепло, много винограда и персиков, молодое вино и красивые девушки. Все как-то несколько успокоились от такой сказки и взбодрились.

3 мая нас всех погрузили в эшелон, и мы начали долгий путь на юг. Два эшелона по 14-ть вагонов каждом, полностью забитыми солдатами из Уральской учебной дивизии должны были прибыть на станцию города Моздок, Северо-Кавказского Военного округа. Причем вагоны были забиты до отказа. На третьей полке, предназначенной для багажа, тоже спали люди. Я как раз на третью и попал. Ничего, зимой еще ехать можно. Так даже теплее. А вот летом, врагу не пожелаешь. Настроение у всех было отличное, кто-то начал доставать харчи, кто-то с кем-то возбужденно разговаривал, а кто-то уже и спал давно. Мы выехали рано утром и уже к обеду по поезду поползли слухи, что нас везут служить в Чеченскую республику. У всех упало настроение, появился страх, но никто, в том числе и я, своего настроения не выдавал. Наоборот, все шутили черным юмором, бравировали и каждый в душе таил надежду, что может быть все не правда и нас везут туда куда обещали: к молодому вину и девушкам.

В дороге.

Иногда состав останавливался на каких-то станциях, названий которых я уже не помню. На перроне торговали всевозможными продуктами, у кого были деньги бросились покупать пирожки, булочки, шоколад и т.п. Так как сухой паек, данный нам в дорогу, есть было невозможно. На банках стояли просроченные срока годности. Солдатские желудки, конечно, могут переварить даже металл, но кто-то все-таки маялся животом. Бабушки на перроне, торговавшие всякой снедью, смотрели нас с жалостью: молодые, лысые все худющие после казенных харчей выглядели мы, конечно, неважно. В добавок, все голодные, как та саранча. Бабули причитали: – Ой, какие молоденькие, худенькие, куда ж вас диточки везут? Толпа, молодецки крепясь, выдавала: – В Чечню, бабули, на войну! Причитания усиливалось и многие получали совершенно бесплатно: семечки, пирожки, пончики и прочую снедь. А в доказательство, кто-то на листе бумаги написал крупно: "Мы едем в Чечню" и прилепил этот листок на окно нашего вагона. Поздней ночью мы проехали город Миасс, состав приближался к своей конечной точке. В поезде мало кто спал, все смотрели в окно на проплывающие мимо города и тревожно думали, что же нас там ждет, там на Кавказе. Но если бы предложили остаться в учебке, каждый бы отказался. За полгода службы, летая как веники, недоедая и недосыпая, дрожа в холодной казарме каждому до смерти надоел п.Елань. И каждый хотел вырваться отсюда хоть куда: хоть в Чечню, хоть на войну, хоть на урановый рудник. Всем хотелось верить, что в части будет все-таки лучше. 7 мая состав прибыл на станцию г.Моздок. Время было послеобеденное, мы высыпали из вагона на насыпь и блаженно уселись на зеленую траву. В мае месяце на Урале еще холодно, местами лежит снег, а ночью подмораживает. Здесь же вовсю светило теплое ласковое солнце, зеленая трава ласкала взгляд, и моя душа наполнялась радостью и хорошим настроением. Мы сидели на траве в чем приехали: в шинелях, в теплых шапках-ушанках и вещмешками. А на улице было градусов 25 тепла. Все немедленно вспотели как мыши и начали раздеваться. Сопровождающие нас офицеры этапировали нас на аэродром, где мы и просидели на траве до глубокой ночи. И только ночью, нас всех погрузили в большой транспортный вертолет Ми-26, прозванный в народе "коровой" за свою неуклюжую внешность, и подняли в небо.

Перелет длился минут пятьдесят. Приземлились мы посреди какого-то поля. Все высыпали из машины и, со страхом начали оглядываться. Стояла кромешная тьма, какая бывает только на Кавказе, кроме пустого пространства не было видно абсолютно ничего. Лишь со всех четырех сторон, где-то далеко на горизонте, были видны огромные яркие столбы пламени.

Все стали спрашивать друг у друга: где мы? что это такое и почему горят все четыре горизонта? Сопровождающие либо молчали, либо шутили черным юмором с матюгами и прибаутками. Ночевать нас разместили тут же в большой армейской палатке на 30 человек. Палатка стояла прямо на бетоне, больше в ней не было абсолютно ничего. Толпа стала укладываться спать. Я постелил на бетон шинельку, под голову положил шапку-ушанку и, хотя очень устал, долго еще не мог уснуть на жестком ложе в непривычном месте и со страхом в душе. Думаю, у других были те же ощущения. Одним словом, как бездомных собачек, выкинули посреди поля – поселили в конуру, в которой можно спать, свернувшись калачиком на грязном, пыльном, холодном бетонным полу и даже косточку дать забыли.

Это ЧЕЧНЯ.

Вообще, за всю свою службу, на чем я только не спал: и на голом бетоне, и на броне, на не струганных досках и гладком линолеуме казармы, даже на сырой земле. Русский солдат как бездомная бродячая собака, голодная холодная и никому не нужная. Он сам себе хозяин, никто о нем не заботится. Съев поданную за обедом маленькую косточку, он весь день думает только об одном: где бы взять еще! Видимо они, там на верху, думают, что голодный пес служит лучше, забыв, что мы все-таки не скотина и как они к нам, так и мы к ним. А посему, каждый российский солдат кладет с прибором на всю эту службу, заботится только о себе, не экономит на военном имуществе и старается выжить сам, как может.

Как всегда, в 6-00 утра нас подняли. Я выполз из палатки. Стояло прекрасное южное утро! Было ни холодно, ни жарко, а из-за горного хребта на горизонте был виден край солнца.

Оглядевшись вокруг я понял, что приземлились мы на военном аэродроме (потому и бетон в палатках), а на горизонте вместо ярких столбов пламени, стояли огромные черные столбы дыма. Там что-то горело, а на юге в нескольких километрах от меня лежал какой-то город. Многоэтажные дома пустели черными провалами окон без стекол и рам. Где-то не было крыши, где-то часть дома обвалилась, в общем – город-призрак. Такое я видел только в дешевых американских фильмах, когда на город падает какая-то эпидемия – людей нет, а дома пугают тебя своей молчаливостью.

– Скажи, брат – спросил я проходившего мимо солдата, – Что это за город? Куда хоть нас привезли? Тот, ухмыляясь новичку, сказал: – Это Грозный, а мы стоим в поселке Ханкала. Поговорив еще о том, кто откуда и как тут жить солдат, все также ехидно ухмыляясь, побрел дальше. Подошло время завтрака, перекусив тем, что осталось в вещмешках, нас построили и начали распределять по частям. На территории военной базы п. Ханкала размещалось множество частей: здесь был и танковый полк, и артиллеристы, и пехота- точное количество я не знаю, но народу было много. Моих друзей разбросало кого-куда и, в дальнейшем, я потерял с ними связь и больше никогда никого не видел. Сам я попал в 3 Мср роту 2 Мср батальона 205 ОМсБр (Отдельной мотострелковой бригады). В/ч 74819. Этот номер я помню до сих пор, хотя уже прошло 12 лет. Он почему-то не забывается. Меня привели в палатку батальона. Познакомившись со всеми ребятами, дедами и дембелями время подошло к обеду. Пришел наш старшина, всех построил и повел на обед. Военно-полевая кухня была недалеко от палатки: на щебенке накрытая сверху маскировочной сеткой располагалась сама кухня и десяток деревянных столов со скамейками. Все подходили к раздаточному окошку кухни и подавали котелок. – Сколько человек? – спрашивал повар. – На четверых – отвечал каждый второй подававший. Повар наваливал полный котелок каши. Затем солдат отходил, садился и начинал рубать весь котелок сам. Хочу сказать, что съесть полный солдатский котелок каши на 40-градусной жаре это – подвиг! Я этот подвиг совершал часто и жара мне нисколько не мешала. Причем ложек, почему-то было не у каждого. И делали так: у кого ложка была – тот съедал свой котелок и передавал ложку товарищу, тот, доев другому. Я свою ложку сохранил, привезя еще из учебки и всегда носил с собой. Кто же знал, что на кухне ложек не дают и наполнив котелок, можешь есть чем хочешь, хоть спичечным коробком (это я тоже видел). Как говорили древние: Aus Angst und Not Das Heer ward tot От страха и нужды погибают армии

Адаптация.

Меню было однообразным на протяжении всего срока службы: завтрак – каша перловая и чай без сахара; обед – каша пшенная и чай без сахара; ужин – каша гречневая и чай из коры дуба (от дизентерии) тоже без сахара. Каша могла меняться местами, т.е. на завтрак – гречневая, на обед перловая или комбинированная, ужин пшенная. Сахара не было вообще, видимо он просто не доходил до солдат, также, как и все остальное. Потом, отслужив, я в течении пяти лет не мог есть кашу, вообще никакую. Но кто сказал, что я жалуюсь? Нет, я просто пишу то, что было. Однажды, уже на гражданке, смотрел новости по телевизору. Показывали, как взбунтовались американские солдаты на военной базе в Афганистане. В чем же была причина конфликта? Оказывается, на кухню не завезли мороженное. Янки не могут нести службу не поев мороженного. Помню я смеялся. Было и смешно, и грустно.

Наш старшина был мужик веселый и никогда не унывающий. Дай Бог здоровья этому человеку, но я совсем не помню, как его зовут. Он был у нас недолго, но запомнился надолго. По национальности хохол, он говорил с сильным украинским акцентом. Построив роту на обед, он командовал "Шагом марш" и "Песню запевай". Песню мы пели одну и ту же: группы ДДТ "Что такое осень?" Рота, гремя котелками, ревела: – Что такое осень – это небо, Плачущее небо под ногами"… Причем, если исполнение старшине не нравилось, он всех тормозил и говорил с сильным хохляцким акцентом: – Хлопцы?! Шо за х…я?! Хто так поет?! Шо, кушать не хочем?! Приходилось исполнять заново.

До конца мая мы особо ничем не занимались. Привыкали к обстановке, вживались в быт. После недели пребывания у всех сразу появились бельевые вши. Ребята чесались, давили на досуге гадов, но я думал, что у меня их нет. Пока один друг не посоветовал поискать более внимательно. И указал, где они прячутся. Отогнув резинку трусов, я ужаснулся! Там, во швах, сидели маленькие белые существа и бесчисленное количество отложенных яиц. В панике, я снял трусы и выбросил их. И больше за все время службы никогда их не надевал. Также, как и многие другие. Сейчас я по вшам специалист: знаю, где они любят селиться, когда особенно любят питаться, как растут и т.д. А тогда, измучившись, мне пришла в голову идея замочить камуфляж в чистом бензине. Одолжив у кого-то металлический тазик, я попросил водителя БМП налить мне немного чистого бензина. Замочив в чистом АИ-76 бензине вещи, я оставил тазик на часок. Затем отжав, я повесил их сушить на 35-градусной жаре. Предварительно, тщательно изучил все швы, где они прячутся. Ползучие гады перестали двигаться. Когда все высохло я, довольный, нацепил все на себя. Дай, думаю, еще раз гляну на их трупы. Отогнув швы, я обомлел: твари бегали, как ни в чем ни бывало. Как они выжили в чистом бензине я не понимаю. Также выживают они и на сильном морозе. Уничтожить можно только кипячением. Делали так: в железную бочку, посередине которой была решетка, укладывали белье. На самое дно наливали воды и ставили бочку на разведенный костер. Горячий пар убивал и самих гнид, и яйца-личинки. Бани не было вообще. Одежду не меняли. Стирались сами, где придется и как придется. Как известно, с водой на Кавказе большие проблемы. Нам ее привозили машинами и сливали в большую бочку. Из этой бочки мы умывались, обливались и т.п. Наш командир 2Мср батальона – майор Гоча Рустамович Деметрадзе был мужик крепкий, плотный, можно сказать квадратный. Говорили, что бывший боксер. Обычно, построив второй батальон он принимал доклад командиров рот. Повернувшись к моей третьей роте он, суровым басом спрашивал: – Ну, что третья рота, убитые, раненые есть?

Пьянство. Губа.

Наш ротный докладывал: сегодня семь человек убито, столько-то ранено. Причем 80 процентов смертей и ранений приходилось на, так называемые, неуставные взаимоотношения. У всех в руках боевое оружие, выпили-закусили. Потом что-то не поделили. – Ты меня уважаешь? – Нет, я тебя не уважаю! Бац и труп. Кто-то калечил себя сам, чтобы комиссовали раньше срока. Пьянство было повальным. Пили все: офицеры, контрактники, сержанты и рядовые. Даже у летчиков вошло в традицию перед каждым боевым вылетом выпивать стакан водки. Не даром враги окрестили нашу 205 бригаду – "двестипьяная". Поставкой водки занимались летчики. Был у них такой бизнес. Возили, в основном, спирт "Роял" в литровых пластмассовых бутылках. Ужасная гадость, но еще хуже была водка "Асланов" и "Черная Смерть"(Black Death). В жестяных банках по 0,33 литра. Выпив банку, мозги отключаются совершенно. Что там было налито неизвестно, но выпив ЭТО человек превращался в отупевшее животное. Ну и, конечно, море плана, который рос повсюду. Его курили, из него делали кашицу на молоке. Словом, делали все, чтобы этот ужасный мир стал параллельным. Сколько стоила водка я уже не помню, но, если нужно, деньги находились всегда. Так же можно было обменять на что-нибудь полезное и нужное. Покупали, в основном контрактники и офицеры. Так как своих денег у солдат было крайне мало. Солдатам-срочникам платили по 200 000руб. в месяц в качестве зарплаты и еще 1 500 000 руб. за полевые условия (по ценам 1996г.). Контрактники получали по 2 500 000 руб. за полевые плюс зарплата, уже не помню сколько. Чего ж не пить? И хотя выплаты были крайне нерегулярными с большими задержками, деньги у них водились. От них и нам иногда перепадало кое-что.