Читать книгу Убить бога - Вадим Викторович Тулупов - Страница 1

Предисловие

Здравствуйте!

Эта книга появилась на свет для того, чтобы и написавший и прочитавший ее перестали бояться жить, перестали бояться умирать. Я хочу, чтобы мы воспринимали свою человеческую природу без фальши и лицемерия, такой, какая она есть. Я хочу, чтобы все и каждый, всегда искренне радовались жизни, как бы ни повернулась судьба, оставляя при этом за собой право бороться, дерзать и творить.

Благодарен всем, кто прочитал мою скромную рукопись. Удачи и благополучия вам. Это наш мир. До встречи, друзья.

С уважением, Вадим Тулупов

Памяти нашей вселенной посвящается....

– Черт, Эдвард, не трогай этот провод, пожалуйста.......

Один миллиард пятьсот девяносто два миллиона сто пятьдесят

одна тысяча двенадцать с половиной лет до этого.

Глава 1. Николай Иванович

Николай Иванович спокойно смотрел вдаль, хотя с лавочки в сквере на «Воробьевых» даль представляла собой пространство метров 50 до кустов напротив. Однако это нисколько не смущало преподавателя кафедры психофизиологии факультета психологии МГУ. Мерно покачивая ботинком в знак солидарности с базовыми ценностями галактики, а именно с её излюбленным принципом возвратно-поступательности, Николай Иванович Запольский ждал.

Полуприкрыв глаза от слепившего солнца, иногда он разглядывал проходящих мимо людей и загадочно улыбался непонятно чему. При этом лицо его выражало собой смесь сострадания и безразличия одновременно. В прочем нет, ему не было жаль никого. Только придя к глубокому пониманию этого замечательного чувства Запольский, наконец, научился радоваться жизни. Радоваться всему как ребенок…

Он радовался даже своему плохому настроению, усталости, боли, радовался искренне и восторженно. Неожиданно для самого себя он вдруг стал счастлив. С тех пор мир превратился для него в игрушку – веселую увлекательную игру. В тот момент ему вдруг не стало жаль и самого себя. Он словно сбросил оковы бытия и стал по-настоящему свободен.

Проснувшись сегодня утром, Николай Иванович, долго приходил в себя. Казалось уже руками расталкивая небытие сна, он наконец все-таки обнаружил, что опять уже является профессором московского университета и пора собираться на работу. И только здесь на лавочке он окончательно пришел в себя, слушая, как ветер разговаривает с листвой редких деревьев уютного скверика. Ветер залетал за шиворот рубашки, под отвороты штанов и ему казалось, что он парит в воздухе как старик Хоттабыч, только вместе с лавкой.

Профессору было все равно, сколько ему лет. По человеческому летоисчислению это скорее бы означало лет 20, но фактически ему уже было два раза по 20, однако для Николая Ивановича время как понятие не существовало. Он жил только сейчас. К «психологии» как науке он уже давно относился без должного уважения. Лет пять назад Николай почувствовал как его внутренний человек, его дорогое «Я» начало сбрасывать шкуру словно змея, оно стало тереть и расчесывать больные места. Профессор не спал ночами, ворочался, искал ответы, а тем временем его любимый теплый кокон в котором было так уютно, уже трещал по швам.

И вот в один прекрасный момент все рухнуло, привычный мир перестал существовать, но Николай Иванович уже «знал». Его сердце пело от восторга, он пнул остатки своего былого жилища и почувствовал себя вылупившимся из яйца невиданным существом, может даже драконом. Ощущение времени растворилось как туман поутру. Вдруг пришла вечность, неизмеримая и безмерная, её невозможно было описать и охватить. Она холодком и мурашками бежала по телу, вызывая животный восторг.

Профессор увидел свою жизнь с её ценностями, принципами, желаниями, вещами и событиями как бы со стороны и уже не мог поместиться туда обратно. «Психология» как наука стала видеться ему чем-то вроде клизмы у ветеринара. И в некотором роде профессору даже стало стыдно за то, что он так серьезно к ней относился до этого. Студентам ничего «не говорил» – «пары», семинары, лабораторные – все как обычно. Университетская жизнь стала для него не больше чем игрой… Но и не меньше. Николай будто пришел в песочницу с новой лопаткой… Он не спешил, теперь все стало иначе и он «подумывал», что неплохо бы что-нибудь такое «с этим» сделать…

Глава 2. Андрей и Маша

Андрей спешил. Его плохо заправленная голубая рубашка не была идеально поглажена. Вернее, одного взгляда было достаточно, чтобы понять – молодой человек провел эту ночь не раздеваясь. А еще вернее он даже спал не раздеваясь. Точного ответа Андрей не знал, но судя по глубоким предательским складкам на рубахе – он, как минимум, пытался. «День рожденье Сереги удалось» – шумело в голове…

Несмотря ни на что – настроение было хорошее. Это было простое утреннее студенческое счастье – бежать сломя голову, не думая ни о чем… Бежать, чтобы вовремя успеть к выглаженному, степенному, строгому преподу, ожидающему его где-то в тихих кабинетах универа. Сегодня, правда, был необычный день, и бежать нужно было в уютный тихий скверик, что неподалеку от смотровой площадки воробьевых.

Наступила весна и уже почти ничто не напоминало о холодной и мокрой московской зиме. Здесь даже в лютый мороз, на дорогах жижа, да растаявший от реагентов лед. Пришел веселый добрый месяц май и лишь кое-где затаились небольшие лужицы, а гравий на тропинках еще не стал сухим и пыльным. Город дышал чистым утренним весенним воздухом, пели птицы.

Николай Иванович любил принимать зачеты на свежем воздухе, когда этого позволяла ситуация. Вот и сегодня он не задумываясь назначил «пересдачу» одному из своих студентов Андрею Соломатину на 9-00, а уже в 10-45 ему предстояло читать лекцию. Андрей особого рвения в учении не выказывал, однако иногда довольно охотно беседовал на семинарах, что, безусловно, льстило Николаю. Впрочем, как и любое другое проявление искренней заинтересованности предметом. Еще это означало, что «препод» не заработался до невменяемости, что он не кукла, его уважают и с ним можно «просто поболтать». Да… И до сего дня Андрей еще был на редкость пунктуален, как и сам Николай Иванович. Они не раз сталкивались нос к носу в дверях аудитории, приходя к уроку практически одновременно.

Дрюня, как попросту звали его друзья, стремглав выбежал из вагона метро и петляя, чтобы обогнать идущих спереди пассажиров вихрем понесся вперед, вправо и наискосок вверх по тропинке заказника «Воробьевы горы». Он бежал, бежал, чуть не выронив в непонятно откуда взявшуюся лужу свой реферат на тему «Структура сознания современного человека». Перед глазами у него стояла Машка. Она загораживала собой дорогу и не отпускала мысли Андрея. Со вчерашнего вечера он четко помнил, что они с Машей долго о чем-то говорили, забившись в уголок огромного Сережиного дивана.

Машка, а точнее Мария Рукавишникова прославилась среди однокурсников своей необычно странной способностью иногда видеть будущее. Откуда вдруг это знание появлялось «Рукавичка», как звали ее в компании, не знала. Никто над этим не смеялся, некоторые даже побаивались. Андрюхе же было все равно, он был, как правило, весел, словоохотлив и бессмысленно оптимистичен. Андрюхе Маша нравилась и он даже решил за ней «приударить». Правда она училась в параллельной группе, и они еще не были знакомы. А тут как раз Серега со своей «днюхой».

Однако в тот вечер все пошло немного не так. Маша, одевавшаяся всегда со вкусом, вчера была особенно красива. Ее строгое серое в коричневую клеточку платье не могло спрятать точеную спортивную фигуру. Золотистые каштановые локоны волос падали ей на плечи и её глаза… Огромные, открытые зеленые глаза девушки в тот вечер как будто не замечали больше никого за столом. В тот вечер она смотрела только на него. Андрей шутил, балагурил, танцевал, смеялся, пил шампанское, а Маша сидела напротив за столом и молча смотрела на него. Только на него…

Было что-то неземное и странное в этом взгляде. Внимание такой девчонки… Однако, Андрюха знал себе цену, он не был бабником и никогда никуда не спешил. И тут его будто подменили. В какой-то момент он понял, что тоже замолчал и смотрит тоже только на неё. Вдруг он почувствовал какую-то незримую связь. Что это? – Мелькнуло в голове. Андрею знания не требовались. Он встал и подошел…

Глава 3. Предсказание

– Классно выглядишь, Маша… эти клетки сводят меня с ума. – сказал Андрей совсем не солгав.

– Ваши речи очень льстят мне… «Привет, Андрей!», – весело улыбнулась Машка, подразнив его словами одной известной песни. Но тут же посерьезнев, встала и взяла парня за руку, – пойдем надо поговорить!

Её платье серой птичкой порхнуло мимо стола и уже через минуту они вдвоем с Андрюхой сидели на диване. Народу у Сереги в тот вечер было много, но наступил как раз такой момент, когда все разговоры сливаются в один равномерный гул, никто никого не зовет к столу, тосты сказаны, напитки наполовину выпиты, никто никого не напрягает и границы непонимания окончательно разрушены. Шум разговоров то тихо нарастал, то спадал и стало совсем похоже, что это шумит прибой и что ребята остались совершенно одни на берегу бескрайнего моря.

Казалось, жизнь кипела где-то далеко-далеко, а здесь был самый спокойный уголок на земле.

– Андрюш, я должна тебя кое о чем предупредить…

И тут парнишка вспомнил о недавних ощущениях. Когда они смотрели друг на друга… В тот момент казалось, что воздух между ними можно было потрогать рукой, и что он связан с Машей тысячами невидимых нитей. И еще, то тревожное чувство, что на миг охватило его… Но Андрей Соломатин «не такой» пацан, что принимает в расчет непонятно что. «Мир будет таким, каким я захочу» – всегда с вызовом думал парень… «И если я не хочу переживать, никто меня не заставит». А переживать не хотелось, ведь жизнь классная штука… Особенно когда рядом с тобой красивая девушка.

– Подожди, щас отключу суперспособности, а то знаешь когда я супермен, со мной бывает тяжело…, – пошутил он, но девчонка улыбнулась едва заметно

– Ты лучше их включи, а то вообще ничего не поймешь, – быстро и взволнованно заговорила Машка, – ты ведь завтра утром идешь «хвост» сдавать по психологии… к Запольскому Николай Иванычу?

– Ну, да, нормальный вроде мужик по пустякам не «валит», чеж не сходить, откуда только ты знаешь? Я столько сегодня не пил, чтоб не помнить, что о том не говорил? Или ты его тайный агент? Прокралась под видом смазливой девчонки и хочешь узнать готовлюсь ли я к сдаче? – а, ха ха… –начал было самую малость поясничать Андрей, чтоб подбодрить Машу, но не тут то было – действие оказалось обратным. Мария Рукавишникова вдруг всхлипнула и по ее красивой щеке покатилась слезинка…

– Просто не ходи туда, Андрей… Не ходи туда…

– Машенька, да что же это такое, ну если надо, то и не пойду, ты главное не плачь, – серьезно сказал Андрей и слегка обнял девушку, – Ты знаешь какой я – если надо, на меня вообще можно положиться… Целиком, – шутливо продолжал он. Но это была сущая правда. Андрей был воспитан честным, хорошим парнем, – Ты знаешь, давай выкладывай свои аргументы, посидим спокойно взвесим, окейно? Маш, ну Маш…, – широко и по-доброму улыбнулся пацан

–Ладно, я просто иногда вижу, знаешь… иногда… и в общем… ну это как бы сбывается, слышишь… ну скажем практически все…, ну то есть вообще все… Понимаешь? – скороговоркой бормотала Маша, – а сегодня я посмотрела на тебя… мы ведь не знакомы толком, да, но у меня такое чувство, что мы были всегда знакомы, но не в этом дело…, – девушка замолчала, очевидно подбирая слова…

– …Знаешь… Николай Иванович тебя убьет, прямо там… Здоровенной палкой… – выпалила, наконец, она.

–Да ну на фик, Маш, оторопело выдохнул Андрюха, – он старался слушать серьезно, но не до такой же степени! – ну ты даешь! – Может мне в полицию пора звонить? Спецназ в кустах, а мне дадут свисток… зеленый, – ошалело и бессмысленно продолжал шутить парень… Сознание, очевидно, было не готово к такому повороту…

– Андрюш, и это… не все…, – как то тихо и сдавленно произнесла Маша

– Как не все? Вот сейчас я вообще не понял, – судорожно и недоуменно пожал плечами Андрей…

– Андрей, я не то чтобы вижу… вроде как чувствую всем телом, понимаешь? Как будто я плыву в океане – вверх вниз… волна приходит и уходит и тогда становится видно… Волнами, понимаешь? – очевидно, старалась объяснить Машенька.

– И вот я вижу как вертолет падает на лужайку, скрежет взрыв, обломки летят, всюду крики, мост через Москву реку обрушивается и поезд метро летит вниз, лязг, дым, сирены, машины вдребезги, здание МГУ разваливается, люди бегут…, – быстро лепетала девчушка, – ты меня слушаешь, Андрей?

Молчание… Андрей Соломатин завис… Он не знал как реагировать. Просто не знал, что вообще говорить. Признаков помешательства у Марии он не видел. «Ну, и как верить этому? Ну, знаете ли…» – тарабанила в голове отказывающая логика. Он сидел не шевелясь и молчал…

– И все что ты рассказываешь, стало быть, будет завтра? Во сколько? В 9-00? – наконец, собравшись с духом, спросил он.

– Да, Андрюш…, – она легонько тронула его за плечо и тихо-тихо еле слышно, произнесла, – и… ты знаешь, это…

– Что… опять не все? – уставший и уже слегка с издевкой спросил Андрюха

Молчание, казалось, повисло свинцом…

– Да… И у меня такое чувство, что ты…, замялась девчонка, – будешь во всем виноват…

– … Все, пошли пить, – как то спокойно сказал Андрюха, – пошли пить…, – и чуть покачнувшись, потащил Машу к столу…

Про себя Андрей Соломатин просто решил решить все утром… А на самом деле он знал, что все равно пойдет.

Глава 4. Птица и остальные

Уже почти поднявшись на самый верх склона, Андрей обратил внимание на маленькую черненькую в крапинку птичку. Она высунула свою махонькую головку из дупла и открыв на всю ширь желтенький клювик издала пронзительный свистящий звук. Тут же проворно вылезла на ветку и уставилась на парнишку. А парнишка Андрюша, остановившись от неожиданности, уставился на птичку. Тихонько он подошел ближе, но птица не улетала. Ну, вот «скворцы прилетели», подумал студент. И был совершенно прав. Обладая нешуточной и мгновенной фантазией, он вдруг представил, что скворец это он – Андрей, а сам Андрей – это Николай Иванович Запольский.

– Ну, что? Прилетел, наконец, чернявый? – спросил мысленно профессор Запольский

– Я товарищ профессор, могу не токма летать, но еще и свист издавать, почти, как скрежет метала…, да… Могу разломать Лужнецкий метромост, МГУ, или там вертолет поймать в лапки и на землю шмякнуть… А вообще, товарищ–господин профессор, вы, я слышал, планируете спасти от меня, так сказать, мир… Ну, типа, палкой меня окучить и в заоблачную даль отправить без компаса, правда это, нет…?

– А как же Соломатин, – отвечал Андрей, подражая голосу Запольского, – ежели вы щас мне реферат не защитите свой, то просто не оставите мне выбора. Я как честный преподаватель и вообще хороший человек, вас ухандокаю… Березу для этого с корнем вырву молоденькую и по сельсовету вашему пройдусь, вроде как по Питерской. А Вы вместо того, чтобы скорей отчитаться по задолженности и свалить подобру-поздорову разговариваете со скворцами…, – опомнившись и придя в себя, сказал вслух Андрей, схватил ноги в руки и побежал со всей прыти наверх.

Птица же, открывшая было в недоумении рот при виде беседующего с ней «школьника», так и осталась сидеть на ветке. И её дальнейшее участие в нашей истории осталось неведомо.

Выбежав, наконец, из чащи, Андрей с разбегу окунулся в слепящий солнечный свет. Он зажмурился, ему захотелось чихать, и слезы оросили его молодецкие щеки. Все наваждение Машкиных предсказаний испарилось как утренний туман. Навстречу ему попадались бегущие и красиво одетые в спортивные костюмы девчонки, неспешно прогуливались без дела непонятные люди. «Что они тут делают интересно», – подумал Андрей, «кто они вообще такие, чем занимаются?». Соломатин всегда и без особого стеснения разглядывал людей и строил догадки… Это было интересно.

Тем временем Николай Иванович тоже проводил время, разглядывая посетителей центра культуры и отдыха – «Скверик на воробьевых» – так он мысленно называл довольно пустынное и безлюдное место, охваченное густыми стрижеными кустами. Это была университетская площадь, что тянулась от смотровой площадки до самого МГУ. Фантазии Иванычу тоже хватало, но человеки были и без того чудны. Это он знал и как преподаватель психологии и как всякий случайно озаренный сей гениальной догадкой наблюдатель. Всего таких предмета наблюдения было три. Дама с собакой-болонкой неспешно прогуливалась промеж газончиков. Мужичок азиатской внешности в зеленом полосатом костюме с черной козлиной бородкой и старомодным портфелем на лавке напротив, читал газету. И еще две студентки щебетали на лавке справа метрах в десяти от него.

Для себя девчонок-студенток Иваныч определил как одно целое. Это существо шевелило восемью конечностями и по сути являлось живым воплощением будды, всегда означавшим для профессора самодостаточность. Слышно было, как ручеек их беседы мерно журчал и звучанием своим словно воскрешал бивший здесь давным-давно неподалеку от реки Кровянки родник. Давным-давно здесь – у древнего села Воробьево была излюбленная резиденция русских царей, кипела суета великокняжеского двора. А сегодняшним солнечным утром здесь не было практически никого. Шум города почти не залетал сюда, лишь изредка с грохотом или гуденьем проносились машины по Университетскому проспекту, что для городского жителя означало практически полную тишину.

Собака, породу которой Запольский определил как «болонка», выглядела вполне смышленой в отличие от своей хозяйки. Белое доброе животное семенило от клумбы к клумбе и пускало маленькие смешные фонтанчики на все, что было в пределах её досягаемости. Зоной ответственности смешной собачонки мог стать и Запольский, если бы не упрямый ремешок хозяйки. «Фу¸Фу…», прикрикивала дама на своё питомца каждый раз, когда они проходили мимо. Из чего профессор сделал совершенно недвусмысленный вывод о том, чем считала его эта леди. «Какашкой». И потому Иваныч вынес неутешительный для дамы вердикт – «глупая дура».

Профессор давно заметил довольно странную атмосферу, царившую здесь – в «Скверике на воробьевых». Место, несмотря на известную смотровую площадку очень пустынное. Прямо скажем, фактически здесь нет ничего интересного – обычные зеленые кусты, асфальт, панорама Москвы за «Лужей» – стадионом Лужники на противоположном берегу Москвы-реки и, конечно, возвышающееся в километре от «смотровой» основное здание МГУ. Но ничто здесь не дает душе уюта и спокойствия. Здесь ощущается какое-то тревожное ожидание… и манящая неизвестность обволакивает тебя нитями судьбы. Здесь ощущаешь себя как перед экзаменом у неумолимого и требовательного, чудаковатого, хотя порою и в доску своего преподавателя.

Даже маленькая старая Троицкая церковь приютилась как то сбоку и поодаль на самой кромке склона заказника, словно прячась от невидимых неистовствующих космических лучей, что нескончаемо пронизывают здесь землю. Площадка на Воробьевых словно парит не только над городом Москва, но в мировом космическом океане бытия, в открытой всем ветрам бесконечной мультивселенной. Приходя сюда, чувствуешь себя совершенно голым, незащищенным и целиком предоставленным воле всемогущих сил природы.

С далекого 1453 года стоявшее здесь на «Воробьевых кручах» село Воробьево, стало великокняжеской вотчиной и излюбленной резиденцией русских царей. Здесь стоял и не раз перестраивался до самого XVIII века огромный Воробьевский дворец. С течением времени это место было заброшено и окончательно деревянные хоромы сгорели в грандиозном пожаре 1812 года. И вот спустя еще двести лет именно здесь в 1948 году и началось строительство храма науки – Московского университета – символа просвещения и неизбежности образования.

Тем временем полосатый мужик на лавке напротив громко кашлянул, с хрустом скомкал газету и с размаху бросил её в урну, что благо была рядом. Этим своим диким броском дядька бесповоротно вывел Запольского из транса сочленения с вечностью, и гордо выпятив подбородок, уставился на преподавателя. Николай Иванович направил спокойный, небрежный взгляд на сверхновую «звезду» посиделок и безразлично отвел глаза в сторону. «Еще одним идиотом больше… Наверно, что о добром-вечном почитал», – подумал он, – «Если быть точным, то здесь на этом прекрасном бульваре нормальных людей и нет», – себя профессор не относил ни к кому, и это «никому» давно стало для него самым настоящим осязаемым типом,– «Может наконец-то хоть Соломатин что ли уже подошел…»

Полосатый мужичина вдруг как то натужно крякнул, вскочил и бросив негодующий взгляд на профессора, быстро посеменил к выходу из окруженной зеленой изгородью зоны отдыха. Видимо гражданин вообще имел привычку ненавидеть всех подряд. Проводив мысленно покидающего прекрасный уголок природы отдыхающего, Иваныч сочувственно посмотрел ему вслед и пожелал разного хорошего на всякий случай. Но тут же, как опытный учитель, заметивший ошибку, да и вообще как просто внимательный человек, Запольский уставился на забытый джентльменом на лавке старый портфель. «Террорист не иначе, потому и злой такой», – резюмировал он.

Не успев принять окончательное решение по поводу оставленной «авоськи с бомбой», боковым зрением Николай Иванович поймал летящего на всех парах, в облаке нестабильных кварков Андрюху Соломатина. Тот, влетев в сквер даже не замедлил, как водится, скорость, чтобы принять благообразный вид – спасти ситуацию уже могло только везение или хорошее настроение педагога. В погоне за временем у него совсем вылетел из головы весь бессмысленный кошмар Машкиных прорицаний. Сердце бешено стучало, рубашка на спине прилипла от пота, дышал парнишка как загнанная лошадь. «Дрюня» плюхнулся на лавку рядом с Запольским и не нашел ничего лучше, как сказать «Здр…равствуйте, Ни…кол…ай И…ванович».

Глава 5. Свидание с будущим

Посмотрев на преподавателя, Андрей сразу успокоился – Николай Иванович не выказывал никакого видимого беспокойства насчет его опоздания. Напротив, учитель внимательно и слегка щурясь, разглядывал что-то на противоположной стороне сквера. Пользуясь предоставленной передышкой, Андрюха достал из кармана штанов краешек телефона и украдкой глянул на экран. Когда он уже мчался мимо смотровой площадки, кто-то звонил – это была Машка. «Ах, да Машка, точно…», – в голове мигом пронесся вчерашний разговор. И тут вся серьезность ситуации волной нахлынула на открытого и чистого душой паренька.

Соломатин, несмотря на свою порой бесшабашную решимость знал, что такое осторожность и при необходимости умел уворачиваться от ударов судьбы, правда, часто в последний момент. И сейчас, похоже, это умение ему бы не помешало. Если, конечно, предсказания Маши не были плодом её фантазии. В глубине души Андрей искренне не верил ни в бога, ни в черта и более того ему, как любому хорошему человеку было откровенно наплевать, есть они или нет. Он верил в друзей, метрополитен и часы на руке, и еще он верил, что успеет в жизни все, что захочет и даже может не спешить.

Андрей решил осмотреться на предмет наличия орудия собственного убийства – той самой описанной девушкой палки. Парень перевел взгляд на клумбу напротив, и у него тревожно забилось сердце. Прямо перед ними ровным рядком были высажены саженцы каких-то хвойных деревьев. То ли это туя, то ли можжевельник парень не знал, но не это уже занимало Соломатина. Эти еще относительно тонюсенькие маленькие деревца были подвязаны к высоким, толстым, вбитым в землю кольям. «Да ну на фиг!», – вслух вырвалось у Андрюхи. Он мельком быстро глянул на профессора – не собирается ли тот уже идти выдирать эти палки, вернее палку…

В этот момент учитель, не обращая внимания на своего странно напрягшегося и сжавшегося в комок студента встал и поправив пиджак в синюю клеточку строго сказал:

–Ждите здесь, Соломатин…

Оптимизма это явно не добавляло. «Может убежать, к чертям собачим», – пронеслось в голове Андрюхи, «на всякий случай…» Но профессор уже легкой трусцой пересек сквер в направлении выхода, миновав злополучные колья и даже не взглянув на них. Учитель первоначально хотел проигнорировать лежащую «авоську» злобного незнакомца, но малость помедлив, побежал таки догонять этого мужика. Оставленный же отдыхать на весеннем солнышке Андрюха тоже заметил лежащую ничейную сумку.

Сумки не были слабостью парня, он не любил ручную кладь, потому смотрел на сей предмет без должного уважения. Издалека бросались в глаза две большие блестящие железные защелки – они играли на солнце, пуская сверкающие лучики. Андрюха бессмысленно уставился на эти самые железки и вдруг тишину утреннего покоя пронзил какой-то низкий шипяще-дребезжащий звук и яркая вспышка света, вырвавшаяся прям из левой пряжки портфеля на миг ослепила парня. Тело слегка тряхнуло, как будто Андрей сунул пальцы в розетку, побежали мурашки и даже волосы чуть вздыбились, но тут же вместе со звуковой волной эти странные ощущения улетели прочь.

-Что за черт, – чертыхнулся Соломатин. Он только успел потереть кулаками глаза, а рядом с ничейным портфелем уже появился, откуда ни возьмись, и неподвижно сидел мужчина в зеленом полосатом костюме. Мужик сразу не понравился Андрюхе, только не было понятно, что в нем не так. Парня озадачило внезапное появление дядьки, однако не так уж сильно – «мало ли… может спортсмен, к примеру, разрядник… А в костюме, потому что скоро на работу…», – не все вязалось в этой версии происшедшего, но за уши притянуть было можно. И вдруг дикая, необъяснимая догадка ошеломила парня, вот что не так… – мужик вообще не двигался…

Полы пиджака, обшлага брюк, рыжеватые волосы – все чуть колыхались от легкого ветерка, но мужик сидел как истукан. Глаза его не моргая смотрели прямо перед собой, но будто не видели ничего. Мужчина же не двигался совсем, ни один мускул не шевелился на лице этого человека, и казалось, он был целиком изваян из белого камня. Андрей растерялся, сознание не предлагало ни одного хорошего объяснения. Хотелось уже, чтобы мужик побыстрей, что ли уже пошевелился, но вместо этого в сердце парня стал закрадываться первобытный животный страх.

И тут вместо того, чтобы успокоить парня, мужик стал «рябить» словно старый телевизор. Стал частично расплываться и морщиться, – «Да, по ходу я перегрелся, солнце то палит – чай не зима» – вздохнул про себя студент, что еще можно было предположить… Он отвернулся в сторону, надеясь, что дядька за это время окончательно исчезнет. Андрюха закрыл глаза, послушал, как шумит листва, как тявкает собачонка за кустами, как «трепятся» недалеко две болтушки девчонки, потом запрокинул голову и глянул на бегущие небольшие облачка… Посидел так минутку… и… скосил взгляд на лавку с портфелем.

Нет, полосатый мужик никуда не исчез и более того, перестал «рябить». Его идиотский зеленый в белую вертикальную полоску костюм стал как то ярче и живее, а в щеках проявился румянец. Отсюда было видно не очень отчетливо, но мраморная белизна кожи ушла и что самое неприятное, тот по-прежнему не шевелился. То есть абсолютно.

«Да, похоже, у меня крыша съехала совсем, меньше надо пить…» – с неохотой резюмировало сознание Соломатина… – «и Машка мне ничего не рассказывала… И мужик щас не рябил, не морщился… Сидит себе не дергается – это что преступление? Скорей бы Николай Иванович уже вернулся… Куда он побежал-то…»

Реальность стала эфемерна как предрассветный туман. Вместе с мерцающим гражданином пропало точное понимание происходящего вокруг. То, что все ощущения Андрея были лишь плодом его случайных фантазий, бредом хорошо отдохнувшего вчера мозга, тоже было лишь предположением, как и то, что мужчина был по-настоящему реален. Соломатин почувствовал тяжелую внутреннюю борьбу, его сущность раздвоилась, и никто из сторон не хотел мира. Каждый хотел быть прав единолично и низвергнуть соперника, заставив при этом его отречься от претензий на бытие и уйти в призрачный эфемерный мир снов.

Выход был один – встать, подойти к неподвижному истукану и прямо спросить, -«Кто ты, чувак? Сделай выбор – убей одного из этих типов внутри. Они заклятые непримиримые враги и одному из них не место в этом прекрасном мире…»

Прошло каких то пару минут, но для Андрея Соломатина время стало вязким как жевательная резинка – оно стало тянуться бесконечными тяжелыми шажками. Откуда ни возьмись здесь в сквере вдруг стало два Соломатина, два паренька и им было тесно внутри. «Иди, же, уже», – кричал каждый, – «Иди убей самозванца.» И Андрюха начал медленно вставать – а что ему оставалось… Перешагнув свои страхи, парень не спеша поднялся с лавочки. Но тут в скверик быстрым торопливым шагом зашли – забежали два человека…

Одним из них был профессор Запольский. Второй, скажем так, был очень некстати. Андрей бросил на него взгляд, нервно вздрогнул и осел обратно на лавку. Вторым вошедшим в сквер человеком был… тот же мужик в зеленом полосатом костюме. Только этот «зеленый» как то более выгодно отличался от сидящего на лавке. Лицо было более человеческое, что ли – оно характерно нервно подергивалось, мужик семенил рядом с Николаем Ивановичем и чертыхался в полголоса.

«Ладно, посмотрим, ребята… Доброе утро, продолжайте…» – сказал про себя Соломатин и тупо широко улыбнулся.

Между тем профессор, честно выполнив миссию добропорядочного гражданина, сменил траекторию и стал поворачивать, отдаляясь от спутника-растеряхи. Однако боковым зрением Николай Иванович тоже таки заметил чертова двойника на лавке. Учитель еще продолжал идти по направлению к Андрюхе, но голова его была повернута как на параде войск строго налево – на этих странных одинаковых людей. Так он шествовал секунд десять, покуда не остановился как вкопанный.

–Эй, ребята, – недолго думая весело и бесцеремонно крикнул, он, – ну, вы блин даете… Портфель, то как будете делить?

А портфель, и правда, был один. Мужиков два, портфель один. Профессор остановился и уставился на одинаковых дядек. Уставился на дядек Андрюха. И взявшаяся откуда-то дама с собачкой тоже остановилась поодаль и уставилась на них. Только песик что-то не гавкал и даже как-то боком спрятался за хозяйку. Повисла тишина, слышно было только, как недалече щебетали на лавочке две девчонки. Им не было ни до кого дела. Прошло не более трех секунд, как шедший с профессором один из странных мужчин (тот, что выглядел более живо), добрался таки до лавчонки со своим двойником-привидением. Лицо его вытянулось, потом скривилось, опять вытянулось, рот открылся, язык вывалился, рука, было потянувшаяся за сумкой, судорожно застыла в воздухе.

Тело же самозванца в этот момент еле уловимо дрогнуло. Почти незаметным движением правой руки он, не глядя, схватил сумку и размашистым театральным жестом бросил ее в сторону Николая Ивановича. Портфель поддался легко. Казалось, ему всегда хотелось летать и он, обрадовавшись, наконец, предоставленной возможности, кувыркаясь, парил в воздухе, наслаждался полетом и всем мирозданием как, собственно, и принято делать в таких случаях. Но всякому ликованию рано или поздно приходит конец – портфель воткнулся носом в землю, повалился набок и застыл в одном метре от ног профессора.

Звали самозванца Загдир. Его личный номер был примерно равен делению 3 на 17. И недаром вид его вызывал невольный трепет. Загдир не был уроженцем этих мест. В иерархической градации темного мира Уджа-гаара личный номер означал степень фактических полномочий и право их физического использования. Использования всего могущества безграничного мира Уджа в пределах 0,17647… доли единицы. Сам Загдир никогда не встречал более могущественных, чем он сам «проводников», лишь только слышал когда-то в далеком детстве, что в особых случаях доля полномочий доходила аж почти до 0,3 целых. Это была чудовищная сила.

– Ты чего вытворяешь, козел? – выпучив глаза орал на него какой-то нервный человек, видимо хозяин кожаного свертка, – кто ты такой, мать твою, – не унимался землянин в зелено-полосатой униформе. В целом вид его был жалок и смешон. Никакой реальной агрессии Загдир не чувствовал.

– Привет, туземец, – выпав из оцепенения трансформации, произнес Зак, так звала его мама в детстве, когда он лежал, свернувшись в потоках темного ветра. Она ласково потрепала его за плечо и как раз в этот момент «проводник» слегка кашлянув, очнулся. Очнулся здесь, на вверенном ему участке дежурства – потенциально пригодной для возникновения разумных существ планете.

Жалость не была его слабостью. Покрутив головой, Загдир с удивлением отметил, что практически все немногочисленные присутствующие здесь человечки смотрят прямо на него. Впрочем, это уже не имело значения. Кто-то из них был «виновен».

И Зак ударил… Ударил без замаха, слегка качнув плечом влево и тут же тяжелая протяжная ударная волна ринулась в сторону высотки МГУ. Нижние этажи университета в мгновение ока были стерты в пыль и вся громада со скрежетом и грохотом стала осыпаться вниз, этаж за этажом поднимая клубы пыли.

Загдир резко вытянул правую руку в сторону реки и растопырив пальцы будто что то схватил, сжал кулак и дернул. Со стороны Лужнецкого моста раздался лязг рвущегося искореженного металла, и в небо высоко-высоко взметнулась синей змеей подброшенная невидимой силой электричка. Она, медленно извиваясь, летела прямо сюда на смотровую площадку. И вот уже вагоны тяжело и с размаху с хрустом вонзились в землю на склоне, одним краем дотянув до самого верха – до смотровой площадки. Крики и хаос наполнили спокойное до того солнечное утро.

Все это происходило как в замедленном сюрреалистическом фильме. Где-то там за кустами сквера уже носились обезумевшие от ужаса люди, а здесь внутри царила нелепая тишина. Никто не смел пошевелиться. Все необъяснимым образом понимали, кто режиссер и постановщик происходящего. И в этот момент где-то рядом на улице Косыгина завыла приближающаяся сирена. Резкий прерывистый звук словно пробудил обитателей скверика, и дама с собачкой, было, бросилась наутек. Но та же невидимая рука пришельца легко сдернула приближающуюся пожарную машину с дороги. Та еще прибавив скорости и протаранив кусты, завывая сиреной и громыхая тяжелым железным телом, кубарем прокатилась по скверу, споткнувшись о фонарный столб еще в самом его начале. Красная огромная машина буквально смела собой и профессора и чудаковатого южанина в зеленом костюме и даму с собачкой и девчонок болтушек…

Андрей остался один. Один на один с этой тварью. В прищуренных глазах Соломатина холодным диким блеском сверкнула ненависть.

– Эй, ты урод, подойди сюда, – презрительно крикнул парень

Пришельца не нужно было просить дважды. Загдир легко встал, потянул плечи, словно осваиваясь в новом теле, и не спеша двинулся прямо через клумбу к Андрею. И лишь перешагивая через бездыханное тело рыжего мужчины, Зак заметил, чьё обличие он принял при трансформации. Его чувство прекрасного было жестоко поругано и потому на лице появилась не ярко выраженная, но вполне очевидная гримаса отвращения. Пришельцу не было нужды приближаться, чтобы убить Андрея, он лишь инстинктивно захотел показать свое искреннее расположение этому смелому маленькому человеку. Но не более того.

– Хорошо, приятель, я уже здесь, – спокойно сказал Загди издалека, но не повышая голоса.

В этот момент уже обезумевший от ярости Андрей волком прыгнул вперед навстречу врагу. Где-то в вышине послышался мерный гул – к воробьевым от «лужи» приближался вертолет. Пришелец дернул рукой, и словно поймав комара в воздухе, бросил «вертушку» на землю. Машина стремительно пронеслась прямо над головой Андрюхи, едва не задев его рубящими воздух лопастями и рухнув метрах в пятидесяти, взорвалась, поднимая к небу густые клубы черного дыма. Взрывной волной Соломатина оглушило, он споткнулся и нелепо плашмя растянулся прямо под ногами пришельца.

Загдир же, казалось, мало интересовался происходящим. Заметив под своими ногами лежащую в траве красивую железную авторучку, поднял её. Это была ручка Николай Ивановича. Он поднял ее, полюбовался и вставил в нагрудный карман пиджака. Слегка «зарябил» и тут же принял образ профессора. И вот уже новоиспеченный «Николай Иванович» вырвал из клумбы тот самый злополучный кол, и наотмашь ударил по голове, начавшего было подниматься с земли Соломатина.

– Андрей… эхом разнесся по скверу девичий крик, – это была Машка.

Она бежала к Андрею… Что могла сделать эта маленькая хрупкая девчонка. Слезы блестели на её щеках, а белое с золотом платье делало ее похожей на добрую сказочную фею.

Загдир молча посмотрел на девушку и какая-то тупая усталость вдруг навалилась на него. Он отвернулся, чертыхнулся на своем темном языке и побрел в сторону реку.

Новейший прибор, датчик связанного разума молчал, оставляя «проводника» в неведении, что делать дальше…

Глава 6. Рыба

Пришелец шел не спеша, не обращая внимания на визжащих, бегающих людей. Он подошел к обрыву смотровой площадки и внимательно с интересом посмотрел на панораму Москвы. Сколько лет его не было…

Впервые он прилетел сюда в далеком 1547 году. Тогда в июне он стоял здесь с русским царем Иваном IV Грозным, наблюдая, как горит Москва – это был великий московский пожар. Царь Иван считал себя виновным в происходящем бедствии, а Загдир не стал его переубеждать. Какая разница, что думал этот человек, решил тогда «проводник». Дело было сделано и вернуть ничего было нельзя. Народные бунты, начавшиеся сразу после огромного пожара 21 июня, требовали расправы над царской родней. По Москве поползли слухи, будто город спалили колдовством, а виной всему ближайшая царская родня Глинские. Однако, как только опасность миновала, царь приказал схватить главных зачинщиков и казнить.

Второй раз Зак сжег Москву в 1812 году. В то время была война, и все списали на французов. Руководство, которому напрямую подчинялся «проводник» считало, раз нет возможности точно определить источник «связанного разума», значит нужно бы освободить это «опасное место» от людей. Пускай живут где-нибудь еще. Здесь же уже второй раз сработал датчик превышения фона «связи». Но оба раза везло. Спалив столицу лишь частично и запросив у шефа повторное сканирование, сигнал пропадал. То ли тогда помогли полумеры, то ли это были случайные непродолжительные флуктуации фона, неизвестно. Однако, отправившись домой, и вдоволь наслушавшись споров и различных мнений насчет правильности своих действий, Зак неизменно получал непродолжительный отпуск и благодарность лично от начальника «Инспекции» за хороший результат. Результат всегда был решающим и исчерпывающим ответом любым недоброжелателям. Цивилизация мира Уджа-гаара была прагматична.

Сегодня все обстояло иначе. Великим научным сообществом темного мира был синтезирован новый невиданный доселе прибор. Как вершина технического воплощения, мощи и разума бесчисленного множества вселенных империи – «Крудак ди 8 Спаситель». В эпицентре его действия концентрация энергии достигала 8-ки по 10-бальной шкале контроля событий.

«Вот и посмотрим, че будет», прошептал умышленно криво шевеля губами Зак и вежливо пропустив мимо себя какую-то визжащую толстую тетку, пошагал вниз по склону.

Он шел не оглядываясь и не обращая внимания на суетившихся, кричащих людей. Зак не признавал страдание как сущность, в его мире не принято было обращать внимание на эмоциональную окраску событий. У «них» это было все равно, что подглядывать в замочную скважину – некрасиво. Согласно этикету воспитанный и порядочный «инопланетянин» не должен показывать, что видит ваши эмоции и чувства – они считались запретной и очень личной, интимной частью жизни каждого достойного гражданина империи Уджа.

Здесь же в этом никчемном мире было принято выставлять все напоказ, дико орать, размахивать руками, заставлять друг друга улыбаться. Чувства землян не были неприкосновенной собственностью, а были разменной монетой для политиков, проходимцев и негодяев всех мастей.

Зак был в курсе многих вещей, что происходят на земле и знания эти ему не нравились. Отвратительные дикие ущербные создания, считающие себя если не центром мироздания, то уж его лучшей частью точно, вершиной эволюции. Свое благосостояние они отождествляют не с чем иным, как с вселенским «добром». Ни грамма иронии, тупые никчемные фанатики собственных представлений о мире.

Пришелец, погруженный в свои мысли незаметно для себя миновал лесистую часть заказника и вывалился на залитую солнцем набережную. Яркий солнечный свет ударил в глаза.

– Здравствуйте, Николай Иванович, – донеслось откуда то сбоку, – вы же должны были быть там…, – сдавленно, почти шепотом продолжил какой-то незнакомый юнец, указывая пальцем туда, где еще недавно красовалась высотка МГУ.

– Прочь с дороги, тупой ублюдок – спокойно резюмировал Зак, вырванный из своих размышлений. Он догадался, что мальчонка узнал в нем профессора, но вступать в разговор не хотелось. У него на родине считалось нормой называть все своими именами и это не считалось оскорблением, а то, что дикие обитатели этой планеты погрязли в лицемерии не его дело.

Мальчонка ошеломленно открыл рот и отступил в сторону, пропуская профессора. Инопланетянин же, отвесив небольшой поклон в благодарность, не заставил себя ждать и двинулся к воде. Москва река была как всегда спокойна и чиста. «Чиста», в понимании инопланетянина, значило – постоянно обновляемая. Не нетронутая, как считалось в этих ущербных местах, а именно вечно обновляемая и непрерывно рождающая сама себя стихия. Это всегда успокаивало и повергало в смиренный трепет чувства пришельца. Каждый раз, приходя в этот мир, Зак шел к реке, его манила бегущая темная вода. Тянула и манила к себе…

Не спеша, наслаждаясь каждым мгновением, томно закатив глаза, пришелец погрузился в мутную бегущую материю. Квадриллионы атомов воды кружили и перемешивались с другими в бесчисленные дециллионы, создавали вигинтиллионы стаек и журчали, обтекая тело «профессора». Он чувствовал всех их, он мог контролировать их движение, но не делал этого.

В эти минуты он становился самой рекой, своенравной и великой сущностью, чувствовал своим обнаженным телом каждый изгиб берега, каждую ложбинку на дне, каждую плывущую щепку и травинку. Где-то в глубоких недрах земли зарождалась его жизнь, собирались и ждали своего часа мельчайшие крупинки воды, они прорывались через толщу земли и устремлялись вдаль. Туда, откуда и пришли – в бесконечность. Сознание пришельца разлилось нескончаемой чередой блужданий и пузырьков.

Река была словно огромный живой организм, сообщающийся со всем мирозданием каждой своей клеточкой. Зак доверил ей себя, как дитя доверяет себя своей матери. Слился с ней. Добежал с ней до самого устья, к морю, где восторг внезапного расширения пространства пронзил и наполнил каждую клеточку его тела ликованием. Моря и океаны хлынули в открытую душу и наполнили её своим спокойствием и величием. Потом он поднимался к облакам, где парил в вышине над землей, упиваясь легкостью и свободой. И потом долго, будто сложив крылья, безмятежно падал вниз туманом и дождем.

Зак недвижно стоял на дне реки, в самой середине её русла лицом к потоку. Глаза его были закрыты, руки раскинуты, голова плетью упала назад. Казалось, он превратился в зацепившуюся за дно корягу. В этот момент что-то маленькое, холодное и скользкое коснулось его щеки. Милое безобидное создание, трепеща хвостиком, чтобы удержаться на месте, хлопало рядом своими крохотными губками. Оно с интересом смотрело на пришельца широко открытыми, доверчивыми глазами. Зак вышел из оцепенения и почувствовал безграничную нежность. Жизнь в её неповторимых красках пробивалась наружу. Она была рядом, ждала его там – на берегу, была вчера и хотела быть завтра. Нужно было возвращаться на работу. Чуть дрогнув телом «профессор» не спеша двинулся наверх. Ему не нужно было нащупывать дно, он знал каждый камешек и бугорок, он чувствовал весь мир, не касаясь его. Потому он шел уверенно, ступая легко и мягко.

Когда голова «профессора» показалась из воды, на берегу встрепенулась, сидевшая поджав под себя ноги девчушка. Лицо её было красным и заплаканным. Это была Мария Рукавишникова. Она бежала изо всех сил, стараясь успеть за пришельцем, падала и сбила до крови коленки о сучья и корни деревьев, но прибежала сюда лишь когда тот уже был под водой. Знакомый парень из соседнего потока рассказал ей, что видел как её преподаватель Николай Иванович, видимо сойдя с ума от произошедшего, зашел в Москву-реку и «утопился». На фоне всего ужаса сегодняшнего утра это не казалось чем-то слишком уж странным. Машка не стала ничего объяснять, села на берег и заплакала. Так она просидела часа два с небольшим. Она ждала.... Нет, это не была надежда, что все можно исправить. Просто больше она на знала, что делать. Этот ужасный тип, что вселился в тело профессора, был единственной ниточкой. И она буквально канула в воду, будто насмехаясь над обезумевшим сознанием девчонки.

Загдир тихо поднялся на берег, смотря куда-то внутрь себя и не обращая внимания ни на что вокруг. С его синего пиджака свисали водоросли и текла вода. Пройдя всего несколько шагов, он остановился у ног Маши почти наткнувшись на неё и поднял глаза. Он стоял, постепенно превращаясь в большую лужу и молча разглядывал девушку. Она тоже смотрела на него, не решаясь пошевелиться. Слова застряли, запутавшись друг о друга внутри её трепещущего сердца. Заплаканный взгляд был беззащитен и распахнут. Глаза уже высохли от слез, но мука обреченности и вины наполняла её милое личико.

Люди не умеют плакать вечно, не умеют страдать. Даже боль у них имеет свои границы. Она не может быть больше, чем человек может вынести. Загдир знал это еще со школы, случайно наткнувшись в библиотеке на отчеты исследователей расы землян. Но он знал еще, что эти дикари умеют помнить и могут пронести через всю свою жизнь обед верности и наказать обидчика. Такое странное переплетение качеств еще тогда вызывало у Зака смешанные чувства. Как будто недоделанная работа или неправильно собранный механизм. Конструктор, что собрали вслепую.

Её большие зеленые глаза… Где то он уже видел их… Да, точно… Да, эта девчонка словно та рыбка в реке, – вдруг подумал Зак. Маленькое хрупкое живое существо. Она была прелестна в своей уязвимости и бессилии. Инопланетянин поднял ладонь и коснулся её губ. Маленькое милое существо не испытывало страха. Дикарка была целиком в его власти… На что она надеялась? Это было занятно.

– Привет, житель земли. Как дела? – нарушив тишину спросил Зак, выговаривая слова сообразно с местными правилами общения.

Глава 7. Ноу хау

Мгновение спустя Мария резким хлестким движением рубанула обратной стороной ладони по руке пришельца, отбрасывая от себя ненавистные щупальца этого мерзкого существа.

– Кто ты такой, тварь? – Маруся кипела ненавистью. Её тело охватила дрожь, мир вокруг перестал для нее существовать. Сейчас были только он и она. Она вскочила на ноги и изо всех сил толкнув двумя руками в грудь пришельца, ударила его носком изящного фиолетового ботинка между ног.

– Как тебе живется в нашем теле, ублюдок? – крикнула в бешенстве она. Однако нужного эффекта это не произвело. Загдир немного качнулся, скорее от неожиданности, чем от удара и шумно втянул ноздрями воздух. Казалось, ему было даже приятно.

– Бестолковое земное животное, у нас есть малость времени, так-что потрудитесь изложить Ваше дело ко мне, – слегка даже как-бы великосветски и совершенно спокойно проговорил Зак.

За спиной у Марии кто-то кашлянул, пробуя голос, и тихо так спросил:

–А че это вы тут делаете? – это был тот самый, знакомый Маше рыжий паренек с соседнего потока. Его звали Леша Прохоров, он был худощав, имел смешное веснушчатое лицо и взъерошенные волосы, а закатанные по локоть рукава дополняли слегка нелепый внешний вид. Сходство с известным персонажем старого кинематографа сделало свое дело, и эта фраза прилепилась к нему по жизни.

Маруся не оборачиваясь повернула назад голову, пытаясь при этом осознать, что мир вокруг продолжает жить своей жизнью, заботами и делами. Жизнь в её сути не обращает внимания на потери и боль, она легко перешагивает упавших и шлепает беззаботно в розовую, наполненную надеждами и наивными мечтами даль.

В этот момент инопланетянин стремительным движением схватил двумя руками парнишку словно бревно и отшагнув назад стал раскручивать его словно спортивный снаряд. Лешка судорожно заорал.

–Вы что, Николай Ива…но…вич? Отпустите....

Но “Николай Иванович” только еще быстрее закрутил беднягу и картинно, как на спортивных состязаниях швырнул Леху в реку, сделал еще один оборот, как будто не может сразу остановиться и приставив ладонь козырьком над глазами посмотрел ему вслед. Леша пулей пронесся метров двадцать прямо над водой и закувыркавшись с большим количеством брызг, наконец, приводнился.

–Низко пошел, к дождю наверно, – скривив лицо, усмехнулся Зак, – ну, так о чем Вы, милая, говорили?

Леха, к счастью плавать умел, однако плыл к берегу тяжело и даже в какой-то момент Маше показалось, что он тонет и она бросилась в воду ему помочь, оставив пришельца одного на берегу. Тот же спокойно, почти без интереса наблюдал за происходящим, усевшись на траву. Наконец, когда таки они выбрались на берег, рыжий мальчик чертыхнулся, поблагодарил Марию и боком, нервно оглядываясь на “профессора” поковылял в направлении деревьев, чтобы поскорее скрыться из виду.

Несмотря на всю тяжесть ситуации, Мария Рукавишникова, где-то в глубине души “юмор” инопланетянина оценила. Она сама всегда была не прочь повеселиться и даже участвовала в команде КВН еще в школе. Здесь же в Москве, поступив в университет, часто скучала по старой шумной веселой компании и подумывала найти похожую “движуху”.

Маруся как-то непроизвольно успокоилась и присела рядом с чужаком, понимая, что иных шансов поговорить по душам, нет. Её мокрое белое платье было измазано илом, но золотистые цветы по окружности и краям рукавов все равно ярко и красиво переливались в уже почти полуденном московском солнце. Было тепло, но, тем не менее, Маша обхватила себя в охапку своими руками и свернулась клубком, чтобы быстрее согреться.

Подсознательно понимая, что существо признающее ценность “прикола” по жизни, не может быть сильно уж плохим, а возможно и не может им быть вообще, Маруся стала слегка коситься на Зака, разглядывая новоиспеченного “профессора”.

–Николай Иванович, – вдруг неожиданно для себя обратилась она так к “проводнику”, – так может, вы пригоните сюда своих дружков и построите универ заново? А то знаете ли – “ломать не строить”…? – продолжила она нарочито назидательным тоном, отчитывая пришельца словно нерадивого школьника, – И че это за понты такие с метанием мальчика? Ты дома тоже так себя ведешь, да?… Поганая морда?

-Все миры держатся на радости, девочка, искренней и одновременно неуловимой, как птичий пух на ветру. Но, тем не менее, нужно всегда стараться дарить её всему живому и неживому, ибо она и есть жизнь – так звучит первый закон всех вселенных. На вашем, конечно косом языке, – снисходительно и одновременно проникновенно заявил Зак, оторвавшись от своих размышлений.

–Слушай, да, ты еще и зануда, как я посмотрю… Чеж ты столько людей положил сегодня утром, да еще поездом размахивал как плетью, – это по твоему значит “дарить радость” да? – надувая щеки и картавя, проговорила Мария, стараясь подражать “проводнику”.

–Совершенно верно, и я имею все необходимые полномочия. И кроме того, должен заметить, что мне не составит никакого труда мигом на сотни километров вокруг все превратить в пыль и даже бабочка крыльями не успеет махнуть. Но я, как добропорядочный гражданин, не могу и не хочу даже на миг лишать вас возможности хорошо провести время – это же просто шоу…, – мягко проговорил Зак, посмотрев Маше прямо в глаза, и чуть помолчав добавил, – сама понимаешь.... Как у вас говорят – “красиво жить не запретишь”.

–Слушай, ублюдок… с полномочиями, че ты несешь? Мне наплевать на ваш закон и на то, что ты там думаешь “по тому”, “по сему”. Наплевать на тебя и твою долбаную вселенную вселенных. Усек, нет? Не ваше собачье дело, сами разберемся, что красиво, что нет....

Маша не знала, что делать дальше. Она сидела, свернувшись калачиком на траве рядом с инопланетным чудовищем, но любой проходящий мимо человек не заподозрил бы ничего особенного. Можно было бы попробовать позвонить 112 и возможно “они” смогли бы его уничтожить, но “Николай Иванович” в любой момент мог буквально раствориться в толпе и исчезнуть без следа. Да и как его убить, каким оружием можно остановить этого монстра? Ответа не было. Жажда мести наполняла истерзанную душу Маши. В голове вертелся старый добрый совет, что слышала еще в детстве: “Когда не знаешь, что делать – делай что-нибудь. Не принимай выбор, навязываемый тебе обстоятельствами.”

–Ты, скотина, пришел в Россию.... И я убью тебя при первой возможности. Крышка тебе, тварь…, – произнесла она кинув при этом на “проводника” презрительный горящий взгляд.

И здесь на Марию Рукавишникову как на древнюю жрицу справедливости снизошло хладнокровие, кипящая жажда мести застыла в сердце холодным, колючим и чистым куском льда.

–Ну, что, чувак, пошли пивка попьем, – спокойно, безмятежно и даже почти весело сказала она и по панибратски сильно дернула Зака за рукав пиджака, – да ты мокрый как лягушка в болоте, вставай, пошли…

–Твоя мятущаяся земная психика порядком мне уже надоела. Что за тупая манера… У вас на земле все такие придурки или только недорощеные самки? Если будет нужно я сам себя убью, это вы уроды цените свою нелепую жизнь превыше всего на свете, не понимая при этом, что теряете. Для вас отдать жизнь за сородичей – героизм, а в цивилизованном обществе такое должно быть нормой. Ваши политики поют оды героям, толкая их на смерть, а сами прячутся за их спинами как трусливые мрази. Хватит лить сопли, детка, – резко закончил пришелец, – пошли, я знаю тут одну хорошую кафешку…

Да, Загдир не был похож на злодея, каких рисуют в кино. Он становился все более симпатичен и Маша ничего не могла с этим поделать. Она встала, отряхнула, как могла еще не просохшее платье и взмахнула своими красивыми каштановыми волосами.

–Пошли… урод…

Зак, не долго думая, быстро, почти вприпрыжку посеменил вверх по склону. Он как ребенок живо скакал по извилистой дорожке, иногда срезая путь по кустам, и совсем не оглядывался на еле поспевающую за ним Марию. Ему было в общем все равно, успеет за ним девчонка или нет. Как существо, тонко чувствующее все грани мироздания, подданный Уджа-гаара не пытался удержать эту красивую девушку рядом с собой. И хотя она была ему симпатична, он искренне давал ей возможность уйти, пропасть и раствориться в море подобных ей землян. Общение с высшим разумом часто не идет им на пользу. Любую “вещь” они переиначивают и перекручивают так, как им нужно, делая бессмысленным любой, казалось бы, конструктивный по началу диалог. Потому Зак и не пытался произвести хорошее впечатление. Каждый имеет право жить так, как он хочет.

Наконец, они поднялись на самый верх. Здесь было шумно, иногда еще завывали сирены на проносившихся пожарках и скорых, смотровая площадка была оцеплена, всюду были полицейские и строгие серьезные люди в костюмах. “Проводник” с Машей взяли вправо и завернули по асфальтовой дорожке за Троицкую церковь. Пришелец шел уверенно, будто ходил сюда каждое утро на зарядку, однако пройдя еще метров двадцать, остановился как вкопанный, уставившись в недоумении на заросли кустов.

–Черт побери, давненько я посещал эти благословенные места. Тут же стояла дельная кафешка с открытой верандой и видом на Москву.... Товарища Крынкина, если не ошибаюсь, – При этом он сделал грустный вид и ткнул пальцем вниз, туда, где виднелись остатки фундамента из старых красных кирпичей, – какие же вы люди, сволочи, – наконец, выдохнул он и с мольбой посмотрел в глаза Маруси, – что же теперь делать то?

-“Что делать – что делать”, пошли коляску ловить, на такси поедем, громко крикнула Маруся пришельцу в ухо, словно он был глуховат и пошла к дороге ловить машину. Долго ждать не пришлось – остановилась первая же легковушка.

–Че такие мокрые, ребята? – осторожно и с пониманием спросил водитель, – куда едем?

–Купаться ходили… – без выражения произнесла Маша, – отвезите нас с Колей, пожалуйста, к ближайшей кафешке.

“Коля” же стоял истуканом и не издавал ни звука. Только когда уже подъехали к заведению с понятным названием Биродром, что у метро Ломоносовский проспект, “проводник” наконец, подал признаки жизни и вежливо поблагодарил хозяина машины, помахав при этом рукой в окошко, – спасибо, человек, вы были крайне любезны, – схватил Марию и потащил в кабак.

Официант подошел незамедлительно,

– Что будем пить, господа? – иронично вопросил он. Жизнь здесь, казалось бы, невдалеке от ужасных событий сегодняшнего утра, текла своим чередом. Людям, как водится, было начхать на все, что не касается лично их.

– Коле два пива, а мне, пожалуйста, черный кофе… – Маша была сдержанна и строга, к ней подкралась усталость, но напряжение не отпускало. Хотелось спрятаться с головой в одеяло и закрывшись от всех навалившихся проблем пуховыми подушками просто лежать. Вместо этого она была здесь и от чудовища в человеческом обличии её отделала только коричневая гладь стола.

“Николай Иванович” же напротив, казалось, был наверху блаженства – он отхлебывал пиво, чмокал губами в знак восхищения напитком и довольно поглядывал на свою спутницу.

–Так какие у тебя здесь еще дела? – с тревогой и внутренне собравшись, произнесла девчонка.

–Связанный разум, милая, это очень опасно… – начал было сбивчиво объяснять Зак, но тут подошел официант и забрав пустую кружку вежливо поинтересовался:

–Не изволят ли господа продолжить? Принести еще пива?

–Нет, посчитайте, пожалуйста, – отмахнулась Мария

–У тебя деньги то есть, извращенец? – вспомнила вдруг она о традиционных ценностях цивилизации, обратившись к пришельцу, когда работник заведения удалился. В голове сейчас было все, только не это.

–Какие деньги, дорогуша? – тоже вспомнив о местных обычаях, промолвил Зак. При этом он стал хлопать по пиджаку, вывернул карманы и нашел там только ключи и пластиковый пропуск с фоткой.

–Идиот, – фыркнула Маруся и закатила глаза, – слушай сюда, чтобы без всяких фокусов щас, веди себя как нормальный человек. Просто скажешь так: “Ваше пиво воняет ослиной мочой, мы не будем платить!” и тихо быстро уходим, понял?

–Ладно, звучит не сложно, погоди, а который час? Ой, надо бы запустить “Крудак ди 8 Спаситель” уже 12:28… у нас всего две минуты, – Загдир суетливо дернул рукой в которой тотчас возник маленький блестящий металлический цилиндр с одной кнопкой с торца посередине, – щас Машенька, мы поговорим и с твоими друзьями тоже… Если это сработает… – И Зак изо всех сил вдавил кнопку.

Маша открыла было рот, чтобы переспросить, но ослепительная вспышка пронзила все вокруг. Словно тысячи иголок воткнулись в тело девушки и казалось одновременно весь мир при этом дрогнул и поежился. Биродром растворился и Мария Рукавишникова ощутила себя бегущей к скверику на воробьевых, чтобы успеть спасти Андрюху и мир вообще....

Утренний прохладный воздух приятно пронзал легкие и надежда, что все будет хорошо, улыбалась Маше вместе с весенним солнышком. За кустами вдалеке высился целехонький МГУ и стучал за спиной метромост. Только сейчас она уже знала… Знала, что его зовут Зак и что он ждет их там…

Глава 8. Случайностей не бывает

-Мадам, я смею настаивать, чтобы вы убрали от моих ног ваше чудовище, – почти кричал Зак, наклонившись вперед так, чтобы его нос практически касался носа разъяренной и негодующей тетки с собакой. Это была управляющая банка «Столичный» Лариса Петровна Протасова, женщина властная с заносчивая. Собачка, видимо ухватив настроение хозяйки, вовсю заливалась лаем, скаля зубы и одновременно пытаясь пересилить свой страх, чтобы укусить за ногу инопланетянина.

–Что ты сделал с моим Кирюшей, подонок. Я звоню в полицию, тебя там выведут на чистую воду, чурка постылый – неистово орала она не желая успокаиваться и только еще больше свирепея вместе со своим маленьким смешным питомцем.

Все остальные участники митинга невольно были вынуждены оставаться в роли зрителей – для них просто не хватало тех самых неуловимых мгновений перетекающих одно в другое, что в диких необразованных местах зовут “временем”. Собака с момента первой встречи и вправду слегка изменилась. Из белого пушистого существа с черненьким носом пуговкой оно превратилось в косматое серо-коричневое чудище, напоминающее скорее маленького лешего, чем собачонку. От прежнего милого любимца осталась лишь кличка “Кирюша” и та же весовая категория.

–Это же чистокровная “русская цветная”, практически то же самое, что был, Лариса Петровна.... – тщетно пытался объяснить даме Зак. Ощущалось, что терпению его приходит конец и это вызывало искреннюю озабоченность у всех собравшихся. Каждый из них физически помнил, что произошло буквально “только что” и только сознание не могло расставить точки в понимании произошедшего и оформить хоть мало-мальски пригодную версию.

Видимо только у женщины все обстояло иначе. Она, очевидно, не была готова уместить в голове нечто большее, чем одну эмоцию. Милый песик Кирюша и был для неё олицетворением этой глобальной мировой идеи однозначности. Он принципиально должен был быть очаровашкой и как следствие имел полное право тявкать на всех подряд и метить территорию, ежечасно увеличивая сферу влияния и утверждая свое мировое господство. И вот самое святая святых было жестоко поругано. Так, словно у нее отняли саму возможность дальше жить.

–Маша, что же делать?, – страдальчески закатив глаза вдруг обратился инопланетянин к девушке.

–....Маша??? – эхом повторили Николай Иванович и Андрей, посмотрев друг на друга.

– Да, Маша.... Маша … чёрт возьми…, – Мария Рукавишникова решительно вышла вперёд, ухватила орущую тетку за рукав и членораздельно произнесла, – Так.... корыто покидает нашу сказку…

– Корыто?.... , – набирая воздух в легкие рассвирепела дама

– Точно… корыто, – счастливо расцвел Зак, повернул тетку вокруг своей оси и отвесил ей ужасающей силы пинок. На глазах изумленной публики мадам приобрела вторую космическую скорость и превратившись в точку, исчезла в вышине голубого неба. Повисла тишина. Собачонка перестала тявкать и застыла с открытым ртом, осматривая оставленный хозяйкой поводок.

– Черт, Коля.... ты что сделал то, а? – Маруся была в шоке.

Между тем изменения во внешнем виде коснулись не только собаки. Представитель южных регионов по имени Муса Юсупов начальник строительной компании «Инвестстрой», облаченный по прежнему в зелёный полосатый пиджак, нервно трогал подбородок, ощупывая место, где ранее густела черная бороденка. Однако нраву он стал кроткого, от былого раздражения не осталось и следа.

– Ну, и зачем тебе была нужна борода, ты чего бомж? – резюмировал Зак, – ты, видишь какой я красавец?, – и инопланетянин, выпятив вперёд свой голый подбородок, скосил взгляд на притихшего южанина. Ведь были они сейчас абсолютно одинаковые – отражения друг друга в невидимом зеркале.

– Чета зелёного многовато, да, профессор? – обратился тут Загдир к Николаю Ивановичу и театрально вытащив у него авторучку из нагрудного кармана, вставил в свой и преобразился в профессора. Стало два Николая Ивановича, а Муса же, наконец, облегченно вздохнул.