Читать книгу Амория - Валентин Беляков - Страница 1

Глава 1. Осколки сознания.

Наши дни

После того, как увезли очередную партию, я решил было, что можно вздохнуть спокойно. Даже нашёл свободную койку на одном из нижних уровней. Но не тут-то было: через пару часов меня разбудили стенания и нервные вскрики – новичков привезли, сразу ясно.

Я буквально сполз на пол, уступив место молодой женщине, бессильно рухнувшей на кровать. Стянул вместе с собой тонкое синтетическое одеяло, решив прикорнуть на полу, но девушка вскоре начала всхлипывать, уставившись в стену невидящим взглядом.

– Ближайший туалет там, – на всякий случай сказал я, махнув рукой на боковой коридор, перед которым уже столпилась нестройная очередь, накинул одеяло ей на плечи и побрёл, куда глаза глядят.

На станции принудительной эвакуации не было иллюминаторов. Вид оттуда мог ещё больше шокировать людей, а они и так были чертовски напуганы. Кто-то буйствовал, желая вернуться обратно, нападал на служащих станции. Кто-то пытался найти своих близких. Кто-то… Мой блуждающий взгляд наткнулся на подростка неопределённого пола в рваной зелёной кофте. Я не мог понять, что чувствует этот человек. Почему я вообще решил, что он молод? Как я понял, что это человек?

Я видел его лицо – бледный вертикальный овал с двумя овалами поменьше. Горизонтальная складка внизу – это рот. Маленькие складки отходят по бокам, под углом примерно десять градусов к горизонтали… Чёрт, кажется, опять началось!

Когда такое начинает твориться с моим восприятием (все лица превращаются в бессмысленную кашу чёрт), я перестаю понимать окружающих людей: вроде вижу даже больше, чем обычно, даже мельчайшие подробности, которые запомню с фотографической точностью, только вот… Они больше не имеют для меня никакого смысла, не образуют целой картины. Верный признак того, что накрылся имплантат – чудо техники, пронизавшее мой мозг своей нано-паутиной.

Эта мысль удерживает меня на плаву как якорь: "дело в тебе, Яро, дело только в твоей голове, имплантат опять козлит, возможно, помогут обновления или новый антивирус…". Есть вариант просто лечь спать и надеяться, что всё пройдёт, но вот проблема… Я забыл, как спать. Я знаю, что люди ложатся и закрывают глаза, всё их тело расслабляется и сознание выключается. Знаю, что и сам делал так много тысяч раз. Но это – чисто теоретическое знание.

Нужно добраться до ближайшего медицинского сегмента. Мозг услужливо выдаёт объёмную карту, сам, не скачивая из сети. С пространственным восприятием у меня всё в порядке, без контроля имплантата оно даже обостряется.

Только бы добраться до медсегмента. Там мне должны помочь, только придётся объяснить свою просьбу на межпланетном пиджине, который сварганили "на коленке" специально для нас, землян. У меня есть переводчик, вживлён под кожу ладони. Как сформулировать? У них есть слово "имплантат"? Отлично, значит, они знают, как с ними работать. Скорее всего, эти технологии и пришли-то на Землю извне. "Сломался"? А, вот, можно сказать "не исправен".

Почти ползу, перебирая руками по стене. Кругом сотни сотен говорящих тел, все звучат, пахнут, нагревают воздух. Я знаю, что они живые, как я. Но что это значит – "я"? Они все кричат от общей боли, которая чувствуется даже в воздухе, значит ли это, что мне тоже должно быть больно? Может, это я их обидел, они злятся на меня, хотят меня убить? Я ускорил шаг из последних сил.

Переборки, ниши, светящиеся панели непонятного назначения, коридоры, длинные и гофрированные, и люди, люди, люди… Вот, если я правильно запомнил обозначение, и дверь медсегмента. Кругом полумрак, чтобы беженцы могли поспать, но из-за приоткрытой двери льётся холодный свет. Я тоже так хочу спа-а-ать…

Видимо, пытаясь возобновить работу, мои кустарные дополнения выключили что-то важное в мозгу, потому что я перестал чувствовать ноги и медленно сполз по стене. Перед глазами всё поплыло и свечение из медсегмента померкло, но вместо сна разум затопило море воспоминаний…

16 лет назад

–…Куда смотрит зайчик?

Я сижу в помещении, больше похожем на склад, чем на кабинет приличного врача. Мне пять. Я смотрю на голую жёлтую лампу на потолке, вокруг которой бестолково вьётся мошка. Тётя Доктор мягко берёт моё лицо за подбородок и опускает голову так, чтобы я смотрел на картинки.

– Яр, куда смотрит зайчик? – терпеливо, но настойчиво повторяет она. Я без понятия, если честно, куда он смотрит. Даже не сразу понял, что это зайчик. Устал. Надоело.

– Полечи меня Добрым Магнитном, я сразу пойму.

– Нет пока, смысл в том, чтобы ты сам научился. Куда зрачки в глазках сдвинуты, в какую сторону?

– Вниз, – на такой вопрос я способен ответить.

– А что внизу, проследи.

Мне интереснее смотреть на мигающую лампу, но чтобы Тётя Доктор не расстроилась, прилежно провожу пальцем по картинке от глаз проклятого зайца.

– Не знаю, на что смотрит, тут мячик закрывает.

– Так, может, он на него и смотрит?

– Не знаю.

Сколько раз за вечер я уже произнёс это словосочетание? В который раз я уже провожу вечер в этом кабинете? Иногда мне вокруг головы надевают "Добрый Магнит", как назыает его Тётя Доктор, и после него всё становится понятно, правда, ночью потом немного болит голова. Но когда я прихожу в следующий раз, всё повторяется заново.

Вообще я люблю, когда Тётя Мама приводит меня сюда. Здесь нет других детей, которые бы дразнили меня и говорили, что я дурачок и инопланетянин, а ещё Тётя Доктор никогда не кричит. И иногда мы пьём чай. Но лучше бы мы почаще играли в такие игры, где не нужно понимать, кто что чувствует, о чём думает и куда смотрит. Да, я плохо понимаю людей, но даже мне ясно, что Тётя Доктор расстраивается, когда я в сотый раз говорю "не знаю" на её картинки.

– Я тебя расстроил? – на всякий случай спрашиваю, чтобы знать наверняка.

– Нет, что ты, – с улыбкой отвечает женщина, мотает головой.

– Может, Добрый Магнит? – киваю на груду приборов в углу. Она отворачивается.

– Магнит сейчас отдыхает, Яро.

– Он уже две недели отдыхает! Я хочу всё понимать! – от раздражения в голосе звенят слёзы.

Тётя Доктор вздрагивает, откинув за плечо пряди медно-рыжих волос и резко встаёт, так что я пугаюсь. Если бы я тогда уже умел понимать чувства людей, то догадался бы, что она на что-то решилась, хотя решение далось ей очень не просто.

– Магнит не работает, потому что ему не дают электричества. Оно нужнее для освещения нового храма… Но у меня для тебя кое-что есть.

Я снова пялюсь на лампу, но краем глаза наблюдаю, как женщина заглядывает в какой-то непонятный ящичек, роется там и достаёт маленькое серебристое зёрнышко.

– Тебе нужно осторожно засунуть это в нос и вдохнуть. Оно полечит твой мозг.

Кажется, Тётя Мама предупреждала, чтобы я не брал у доктора подобных вещей. Если это то, о чём она говорила, то они делают из человека робота и зомби.

– А это не имплантантантант?.. – я не помню, сколько именно букв должно быть в этом слое.

– Нет, просто таблетка.

Тогда я ещё не мог отличить правду даже от плохо скрываемой лжи. Но если бы отказался в ту минуту, то не смог бы никогда.

– Добрая Таблетка?

– Очень добрая, – отвечает Тётя Доктор почти шёпотом.

Я послушно кладу зёрнышко в нос и вдыхаю, даже не почувствовав, как оно проскальзывает в носовые пазухи и, выпустив синтетические ложноножки, добирается до обонятельного нерва.

– Голова будет болеть?

– Ты не заметишь, – отвечает Тётя Доктор, протягивая ещё одну таблетку, на этот раз – снотворное, и стакан воды. Я снова делаю всё, как она говорит, и ложусь на кушетку в углу.

– Только никому не рассказывай об этом! – вот последнее, что я слышу…

Глава 2. Осознанное отречение.

…В следующий момент я уже погрузился в другое воспоминание, отстоящие от предыдущего всего на пару недель. Ну почему, почему именно это?! Почему, когда наступают тяжёлые времена, я невольно вспоминаю об ещё более тяжёлых?!

После активации имплантата, который прореживал лишние синапсы в коре моегле мозга и контролировал образование новых, я стал лучше взаимодействовать с людьми. А это значит: обманывать, льстить и подмазываться к кому надо, вовремя улыбаться или наоборот хмуриться и, конечно, утаивать информацию. Лучше разбираясь в мотивах окружающих, я понял, что действительно не стоит никому рассказывать об имплантате. Это повредило бы не только Тёте Доктору, но и мне самому. В Союзе Искупления и Воскресения Земли было спорное отношение к медицине, особенно к психиатрии. Большинство манипуляций, дополняющих организм синтетическими деталями, считались вне закона. ББог не одобрял, когда его творения сами творили с собой невесть что. А в Союзе Искупления и Воскресения с большим почтением относились к ББожьей воле, потому что все произошедшие с Землёй за последние столетия катаклизмы подозрительно совпали с всеобщим безББожием.

Так что теперь Союз Искупления и Воскресения Земли пытался наверстать упущенное, приписав ГГосподу сразу две заглавные буквы. Всё это я узнал много позже, в пять лет мне было невдомёк даже, что представляет собой СИВЗ, возникший в двадцатых годах двадцать третьего века на территории некогда огромного государства. Сейчас он и сам стал огромным государством, наряду с закрытым Плэйглэндом на востоке (по-сивзовски – Чумляндией) и далёким не менее закрытым Ворлэндом (Бой-земли, о которых здесь упоминают исключительно в негативном контексте).

В пять лет я знал только то, что вдалбливали экраны и Тётя Мама. Эта женщина не являлась мне ни мамой, ни тётей, равно как и остальным двадцати девяти приёмышам из моей партии. Она просто следила, чтобы мы вовремя ложились спать, отводила на занятия и в столовую, приводила в приличный вид перед важными мероприятиями вроде ББогослужения или… Показательной казни, как в тот день, о котором я невольно вспомнил.

Это была первая показательная казнь, которую предстояло посетить нашей группе, поэтому Тётя Мама недоумевала, чего это я так рыдаю и вырываюсь (странно бояться того, чего никогда не видел). Дважды я пытался сбежать и дважды получил серию крепких подзатыльников.

На главной площади, казалось, собралось всё товарищество. Низкое серое небо с тупым любопытством уставилась на эту плешь посреди тысячи гектаров одинаковых приземистых домов. Посреди площади ровными рядами стояли девять высоких столбов с привязанными к ним людьми, прогневившими ББога или как-то по-иному сильно нарушившими закон. Одним из них была Тётя Доктор – единственный человек, который никогда не повышал на меня голос и не поднимал руку, которого хоть немного интересовала моя судьба. Я так и не узнал, за что именно её приговорили, но моей вины в этом не было – я успешно притворялся, что всё ещё немного не от мира сего, потому что слишком быстрое выздоровление при неработающем Добром Магните показалось бы подозрительным.

В тот день имплантат впервые перегрузился моими эмоциями и забарахлил. А может, просто среагировал на погоду, но оглядываясь назад, я даже радуюсь, что он вырубился в те минуты. Потому что иначе я бы просто сошёл с ума.

Помню так точно, будто записал видео в высоком разрешении да ещё и замедленной съёмке: ритмично бьют записанные барабаны, и священник провозглашает что-то торжественно и нудно. Прелюдия заканчивается быстро – хмурое небо обещает дождь, грозящий сорвать церемонию. Девятеро безликих товарищей одновременно, как роботы, подходят к девяти кострам с зажжёнными факелами.

В этот миг мой блуждающий взгляд отворачивается от действа и натыкается на тысячи людских лиц. Глаза – прищуренные щёлки или огромные белёсые круги, рты – ряды стиснутых желтоватых зубов или бесформенные чёрные провалы. Всё зависит от выражения. Но что они выражают? Радость? Ярость? Удовольствие? Я никогда раньше не видел такого выражения, и не знаю, что должен сейчас чувствовать.

Поворачиваюсь. Пламя уже пляшет на облитом керосином хворосте и мусоре. Никогда не видел, как горит одежда. Я наблюдаю, как от неожиданныго порыва ветра языки огня взмываются и разлетаются волосы Тёти Доктора. Рот её открыт широким овалом, как будто она поёт. Жаль, что я не слышу слов песни – слишком громко шумит толпа. А волосы всё пляшут – рыжие в сияющем рыжем. Так красиво!..

Когда на следующее утро я осознал, что произошло, то решил: если бы оттуда, из-за серого неба, кто-то наблюдал за этим, он бы не допустил казни. А раз этого не случилось, значит, и нет там никого, сколько ни добавляй к его имени больших букв.

наши дни

…Вынырнув из омута памяти, я услышал обрывки инопланетных фраз. Яркий свет светил в глаза, будто пробирался под веки и вгрызался прямо в глазные яблоки. Голова болела нещадно. Почему-то инопланетный язык казался смутно знакомым, хотя пиджин я не учил, пользуясь исключительно автоматическим переводчиком. И тут я догадался: это язык Ворлэнда! Просто с очень необычным акцентом.

– Warland? – спросил я. Голос прозвучал очень хрипло, я начал кашлять и не мог остановиться, пока чьи-то руки не поднесли мне стакан воды, – please… Dim the lights.

Свет притушили, и резь в глазах немного утихла. Я смог разглядеть присутствующих в помещении. Это были двое землян, пожилой мужчина и некто, чей пол я не смог определить, оба в стерильно-белой одежде. Врачи. Значит, я всё-таки добрался до медсегмента.

– Earthglish? – с некоторым удивлением в голосе спросил мужчина.

– Earth… What? I know a few Warland words.

Врач удивлённо переглянулся со своим (своей?) коллегой и снова обратился ко мне. Мы попытались поговорить, но потом всё же были вынуждены прибегнуть к услугам переводчика-имплантата. Дело в том, что я кое-как изъяснялся на ломаном Ворландском, подслушанном тут и там, а врач говорил на так называемом "Земглише", ставшим языком землян, которым повезло свалить с Земли задолго до Эвакуации, даже до Голубиного Инцидента.

– Так вы из бывшей Европы? – уточнил я, когда уже мог нормально соображать.

– Мы? Что вы, я, как и моё коллега, родился на Мире, одной из развитых планет земного типа. Но наши предки – действительно выходцы из Европы, однако, почему вы называете её "бывшей"?

– Сейчас это практически незаселённая часть света, – пояснил я, исходя из своих скромных познаний современной географии, – большинство европейцев эмигрировали в самом начале эвакуации, потому что большинство правительств Европы изначально положительно относились к Контакту.

– Мы практически не получаем информации о Земле. Для межпланетного сообщества это закрытая территория, – сказало человек третьего пола, ставя передо мной непроливаемую миску с каким-то супом. Чёрт, я готов был расцеловать за еду его андрогинную мордашку. Знал бы, что здесь кормят вовремя – давно бы прикинулся больным.

– Что именно представлял собой "Голубиный Инцидент"? Что произошло после?

– Вы, скорее всего, знаете, что не все страны разделяли оптимизм Европы по поводу Контакта. К две тысячи двадцатому она уже потеряла хватку и хотела вернуть выгодное положение, получив монополию на инопланетные технологии. Две другие державы, напротив, не хотели наживать ещё одного конкурента за господствующее положение на Земле. Они объединились против общего врага, прикрываясь тем, что просто не хотят позволить Европе решать за всю Землю. И использовали ядерное оружие. Ответ не заставил себя ждать.

– Да, информация о ядерной катастрофе есть в Астронете, – вздохнуло оно, – а "голуби"?

– В самый напряжённый момент, когда ракеты уже были выпущены, откуда ни возьмись взялись беспилотники – высокотехнологичные дроны, которые перехватили все боеголовки и попытались вывести их за пределы атмосферы. До сих пор не известно, кто их выпустил, но ясно одно – это были миротворцы. Поэтому их назвали "Голуби". Ну, понимаете, типа символ мира и тоже летают. Хотя эти скорее прилипли к боеголовкам, как летучие клещи, и корректировали их курс силами своих двигателей.

– Вы сказали "попытались вывести"? Произошла какая-то ошибка?

– Скорее, диверсия. Кто-то хакнул голубей, и они вырубились в самый ответственный момент. Боеголовки вернулись в атмосферу и взорвались в случайных местах, большинство пришлось на восточную и южную Азию. Одна попала прямиком в крупный спящий вулкан. К тому времени это и так была закрытая зона… С тех пор там вообще творится кромешный ад. В Ворлэнде эта часть света зовётся Плэйглэнд, в СИВЗ именуют Чумляндией.

– Это из-за эпидемии начала двадцать третьего века?

– Да. Как за двести лет до этого она разразилась внезапно, только унесла куда больше жизней и так и не была остановлена. Вообще это было сразу несколько эпидемий, начавшихся почти одновременно в нескольких местах. Наверное, из-за колоссальной плотности населения.

– А что такое Ворлэнд? – продолжало любопытствовать молодое врач. А я и рад был наконец-то поболтать с адекватным человеком и поделиться своими "пиратскими" знаниями.

– Из-за жуткой гражданской войны, начавшейся сразу после…

– Но откуда вы всё это знаете? – прервал меня старший доктор, – неужели на Земле к этой информации предоставили свободный доступ, чтобы больше не совершать таких чудовищных ошибок?

Я рассмеялся коротко и сухо.

– Я раскопал эти знания в интернете, к которому получил доступ единственно благодаря моему имплантату, вживлённому незаконно.

– Кстати, о вашем имплантате… – доктор нахмурил аккуратно подстриженные брови, – его что, на помойке собирали?

– Там, откуда я родом, в СИВЗ, они строжайше запрещены. Мой психиатр раздобыла его на чёрном рынке, когда я был ещё совсем маленьким. А дальше я кое-как добыл ещё кое-какие девайсы, а некоторые собрал сам, из того что не доел дед.

– Какой дед? – опешил доктор.

– Просто устойчивое выражение, – отмахнулся я.

– Так на Земле ещё работает интернет?

– Не то чтобы работает… Скорее это просто гигантская информационная помойка или кладбище, к которой почти ни у кого нет даже доступа. Всё потеряно. Всё погибло.

Среднеродное хотело что-то сказать, видимо, утешительное, но старший коллега опередил его:

– Мишель, у нас пациент, – проговорил он, – к счастью, пара свободных коек ещё осталась.

Мишель кивнуло и помогло мне подняться, а затем перелечь с кушетки на более удобную кровать в соседнем помещении, где уже спали несколько больных.

– Советую поспать, – сказало оно.

– Спасибо… Мишель, – улыбнулся я, с трудом вспомнив, как это делается. С удивлением узнав, что где-то людям ещё дают нормальные имена, и они владеют хотя бы своим телом.

– Серьёзно, тебе конкретно сменили прошивку теменной коры. Пришлось. Потому что все эти девайсы, которые ты себе вмонтировал, без контроля центрального имплантата могут тебя и убить.

– Я прямо полуробот, да?

– Для землянина с Земли, возможно. Жители развитых планет могут себе позволить вживить в организм куда больше электроники и синтетической органики.

– Как только доберусь до них, испробую всё. Только благодаря этим штукам я до сих пор жив.

– Странная цель… Но удачи. У большинства твоих соотечественников и такой нет.

Я ещё раз поблагодарил андрогина и закрыл глаза. Кажется, я вспомнил, как спать…

Глава 3. Новые возможности.

Уснуть… И видеть сны. Земля отпустила моё тело, но всё ещё держала разум в цепком плену. Хотя это лишь глупая метафора – он сам цеплялся за эти воспоминания в стойком Стокгольмском синдроме. Потому что просто не знал пока ничего другого.

Как бы СИВЗ не хотел нас контролировать, мы не были постоянно на виду. В свободное время многие находили лазейки, чтобы заняться каким-нибудь запретным делом, и весь рабочий день жили ожиданием этого. По крайней мере, так было со мной. Впервые я услышал и увидел своих "электронных призраков" благодаря глюку имплантата. По идее, он должен был быть чисто медицинским приспособлением, без выхода в сеть и других мультимедийных функций, но это не изначальная специфика – доктор просто переделала его.

Поначалу я боялся, что имплантат сломается, и я снова стану "глупым", но потом понял, что мелькающие на краю сознания незнакомые слова, слышащееся будто издалека "введите пин-код" или "по вашему запросу ничего не найдено" не причиняют никакого вреда. Несмотря на моё чудесное исцеление, никто из моей группы особо не стремился со мной пообщаться, поэтому не удивительно, что в минуты скуки я пытался обращаться к мимолётным образом в своей голове.

– Включение голосового управления. Введите запрос.

– Кто ты? Можно тебя увидеть? – я отчаянно метался взглядом по всему двору, ещё не понимая, что источник голоса находится у меня в голове. Точнее, голоса вовсе не было – лишь стимуляция слуховых центров мозга, отвечающих за распознавание речи. Я бы слышал его, даже если бы оглох.

– Визуализация интерфейса.

Я вздрогнул, когда вверху и внизу поля зрения появились полупрозрачные панели с разноцветными иконками.

– Вы используете бесплатную сеть, купите pro-версию, чтобы повысить скорость поиска и скачивания.

– Может… В следующий раз, – неуверенно пробормотал я, поспешно отходя в затенённых угол школьного двора, чтобы одноклассники не заметили, как я болтаю сам с собой.

– Введите запрос.

– Какой вопрос?

– Поиск в интернете позволяет найти ответ практически на любой вопрос. Вы можете также воспользоваться медиатекой и скачать файлы во внутреннее хранилище, – услужливо объяснил бесполый электронный голос. Я призадумался. Если честно, из его объяснений почти ни слова не понятно.

– А можно сделать так, чтобы мы не вслух разговаривали?

– Переключение на окулярное управление. Перед вами появится виртуальная клавиатура. Задерживайте взгляд на символах, которые хотите напечатать.

Сначала я, разумеется, был опьянён открывшимися возможностями. Но оказалось, что так называемый "Рунет" более чем мёртв, так что для того, чтобы получить доступ к основному массиву информации, мне пришлось учить язык Ворланда. В этом мне помогали не только старые виртуальные учебники, но и песни, мультики и сериалы, завалявшиеся в закоулках сети ещё с доконтактной эпохи. Было немного дико осознавать, что этим больше никто не пользуется – я чувствовал себя драконом, лежащим в одиночестве на груде сокровищ. Возможно, какие-то пользователи ещё подключались к интернету из Ворланда или Бывшей Европы, но, как бы то ни было, я ни разу с ними не взаимодействовал.

Сложнейшей задачей моего детства стало изображение интереса к реальной жизни. Иногда я не выдерживал и использовал имплантат прямо в школе, пропуская слова учителей из-за музыки или уставясь в однотонную поверхность стены, чтобы детали не мешали смотреть кино. Из такого блаженного состояния меня мог вырвать только окрик над самым ухом или грубый толчок в плечо, но никто так и не догадался об истинной причине моего "витания в облаках", потому что я и без того слыл чудилой. Но моя запретная музыка была гораздо дороже их мнения. Дело в том, что в СИВЗ большинство музыкальных жанров запрещены, так как считаются развращающим чувства порождением дьявола. Здесь можно послушать только церковные хоралы во время службы (куда без них), детские частушки и колыбельные (детям музыка разрешена, так как считается, что она благотворно влияет на умственное развитие) и различные прославляющие СИВЗ военные гимны.

Однажды произошло событие, действительно напугавшее меня и поставившее под вопрос саму возможность новобретённой свободы: хотя бы раз в жизни всем приёмышам полагалось пройти медосмотр, а это включало томографию мозга. Не знаю, могло ли это выявить наличие имплантата, но я стал судорожно искать информацию и инструкции для подключения с помощью нейро-интерфейса к другим компьютерам. С этого и началось моё увлечение взломом. За три недели я кое-чему научился и во время медосмотра сумел заменить свой снимок на чьи-то другие результаты из их местной базы данных.

Я перевёл некоторые функции имплантата в режим так называемого "интуитивного управления", то есть, мне уже не нужно было сознательно формулировать словесные команды. Ощущение наличия любого искусственного интеллекта стало одним из моих чувств, что, разумеется, сначала сбивало с толку, но после долгих тренировок стало очень полезным. Я мог где-то отключить камеру видеонаблюдения в нужный момент и вставить на место вырезанного куска фрагмент другой записи. Где-то вскрыть электронный замок, вырубить свет или даже заставить навигатор показывать владельцу неверное направление. Впрочем, невозможно объяснить, как именно я договаривался с компьютерами, человеку, мозг которого не прошили вдоль и поперёк волокна имплантатов.

Как я доставал свои усовершенствования – тоже отдельная история. Не все граждане СИВЗ, к счастью, свято чтили закон и порядок. Некоторые умники сами собирали, точнее, синтезировали нейродевайсы, а ещё более умные умники каким-то образом закупали их в Ворланде. Уж не знаю, как им их доставляли: на самолётах и внедорожниках, дронами или почтовыми голубями – никогда не интересовался, потому что не собирался включаться в их индустрию. Правда, приходилось трудно, если имплантат требовал индивидуальной доработки: я корректировал его работу химически, помещая в сложные растворы, ингредиенты для которых достать было порой сложнее, чем само биокибернетическое устройство. Или даже вынужден был действовать вручную (с помощью специальных инструментов и микроскопа, конечно). Всю необходимую информацию о нейрокибернетике, хоть и не без труда, я узнавал из Сети и баз данных ворлэндских военных клиник.

В легальной сфере моей жизни всё тоже складывалось довольно удачно. Ещё в школе я проявлял кое-какие математические способности, поэтому не закончил её после семи лет обучения, как большинство моих одногодок из приюта, а был распределён в инженеры и проучился ещё четыре года. Как говорится, стал полезной человеческой единицей для своего родного человейника, Города Номер Восемнадцать, проектируя для его бесконечных бетонных коробочек санузлы, электроснабжение, канализацию, вентиляцию и пожарные выходы. Постепенно мне стало понятно устройство этого города, и в нём обнаружилась, как и в любой сложной (пускай и несовершенной) системе, некая красота. Благодаря фотографической памяти, которая проявлялась во время неисправности имплантата, я в точности запомнил многие его фрагменты. А кое-какие даже сконструировал, согласно своему удобству. Мне было приятно думать, что я делаю Город Номер Восемнадцать чуть более комфортным не только для себя, но и для других его жителей.

Всё бы ничего, но Союз Искупления и Воскресения Земли не был мирным муравейником – крови собственных жителей ему было недостаточно. К востоку от его владений лежали куда более страшные места – Чумляндия, которой мамы пугали своих детей (а "тёти мамы" – воспитанников). Как я уже говорил, никто не знал, что там происходит. Жёсткий специфический естественный отбор из-за множества инфекций, радиоактивное заражение почвы, воды и вулканического пепла, неудачная попытка тамошних учёных спасти ситуацию – что-то из этого, а может, всё вместе, породило уродливых и агрессивных существ, которые лишь отдалённо напоминали людей. Нынешние "чумляндцы" отличались к тому же редкой живучестью. Из Сети я даже узнал ворландский слух о повторном контакте. "Несмотря на изоляцию, в Плэйглэнд продолжают прилетать пришельцы, они и ставят эксперименты над людьми, выводя породу, которая окончательно добьёт цивилизацию, – писали ворландцы в своих локальных форумах, но часто добавляли: – но сначала узкоглазым мутантам придётся сцепиться с орками из СИВЗ, так что будем надеяться, что они сожрут друг друга".

СИВЗ и вправду часто был вынужден отражать атаки монстров с востока. Не совсем понятно, хотели ли они завоевать нас или просто сбежать подальше от того проклятого места, но в какой-то момент в Союзе решили, что лучшая защита – это нападение. ББог, конечно же, одобрял очищение земли от исчадий ада, поэтому ради дополнительной мотивации их участников зачистки приграничных территорий Чумляндии были названы Новыми Крестовыми Походами. Нет, ходили туда не только с мечами, факелами и святой водой. И да, там тоже нужны были талантливые инженеры. Но до рассказа о том, как я чуть не стал воином святого дела СИВЗ, хотелось бы поведать об ещё одном любопытном событии.

***

Это случилось вечером, в выходной день. Я сидел в своей комнате и как раз занимался тем, что вживлял новый нейродевайс, который должен был дать мне способность "видеть" в темноте с помощью эхолокации. Он издавал высокочастотные сиглалы, исходящие из моих ноздрей, и в соответствии с эхом стимулировал зрительную кору так, что мой мозг получал изображение о предметах. Так вот, я уже вживил его и выпил обезболивающее, можно сказать, кайфовал в своей личной комнате, полученной за прилежную работу, как вдруг услышал звонок по внутренней связи, доносившейся из коридора.

Конечно, у нас в комнатах не было камер слежения, как в известной старой книге-антиутопии доконтактных времён. Серьёзно, кто будет тратить столько денег на установку и поддержание исправности этого оборудования? А обрабатывать все полученные данные? Бред. Зато каждую квартиру можно было вызвать по внутридомовой связи с первого этажа. Я с тревогой прислушался и хотел было сам пойти в коридор и ответить, но мой сосед по квартире оказался ближе к переговорному устройству.

– Здрасьте, вам кого?.. Яр, это тебя!

Теряясь в догадках, я на ходу вдел в штаны ремень, натянул свитер поверх майки и вышел в прихожую размером с небольшой шкаф.

– Август Яролист?

– Да. Это я, – сиротское убогое имя из приюта для сирых и убогих. Как номер экземпляра и номер партии: "Август" – фамилия для всех, родившихся в этом месяце. Имя – название растения, потому что так назвали всех сирот Города Номер Восемнадцать в год моего рождения, ну и "Яролист" – на букву "Я", что означает тридцатое число месяца, потому что буквы "ъ", "ы", "ь" по понятным причинам пропущены. Я вообще не знаю, существует ли такое растение, или его выдумали, чтобы не повторяться, потому что нормальные имена закончились? Ну, спасибо хоть не ясень или ягель.

Спускаясь по лестнице, пропахшей мочой и чьим-то капустным супом, я размышлял, что могло понадобиться от меня Органам в такое время. Если бы они прознали или хотя бы что-то заподозрили о моих махинациях, точно не стали бы вызывать меня снизу, давая возможность улизнуть, а просто вломились бы в квартиру. "Приставлен к почётной обязанности за успехи в профессиональной деятельности" – типично СИВЗовская формулировка, которая может означать что угодно.

Когда я спустился и подошёл к окошку, за которым сидел консьерж, меня всё ещё ждали двое. Серая форма (да, чёрт побери, любая униформа в СИВЗ серая, кроме медицинской), а на плечах нашивки в форме… Сердца. Министерство контроля семейной жизни и демографии. И чего этим купидоном понадобилось от меня? С девушками я фактически не общаюсь вне работы, так что докопаться не до чего – дело в том, что в СИВЗ официально запрещён секс вне брака – а для принудительной женитьбы я ещё слишком молод. Я поговорил с этими на редкость приветливыми товарищами, и в итоге выяснилось, что моя "почётная обязанность" состоит в том, чтобы сделать вклад своих генов в будущее Города Номер Восемнадцать, обеспечив прирост населения. Проще говоря, совокупиться с одной из женщин из службы прироста населения. Их дети впоследствии распределяются по приютам, так что ни я, ни даже мать ребёнка не будет принимать участия в воспитании. Как говорится, сделал дело – гуляй смело. Таким образом СИВЗ решил проблему кризиса рождаемости, делопроизводство поставлено на поток в каждом городе, как и любая промышленность. Таким образом появился на свет я и остальные "серийные" дети – с существительным вместо имени и месяцем вместо фамилии. И я в этом образе не желал принимать никакого участия. К счастью, имелась веская причина отказаться от данного "поощрения":

– Прошу прощения, но в органах тщательно проверили мою медицинскую карту? У меня наблюдались некоторые врождённые психические отклонения, они вполне могут передаться потомству.

Один из купидонов, плечистый приземистый мужчина средних лет, достал из кармана пиджака засаленный блокнот и пробежал по одной из страниц скучающим взглядом. Посмотрел на меня, как бы оценивая, насколько критичны мои беды с башкой, и проговорил:

– Да, министерство это учло. Там решили, что при союзе со здоровой женщиной скорее проявится ваш интеллект, чем… Что там у вас было… А если и проявится, вам же это скорректировали, и жить не мешает.

– Ну, вообще-то, иногда…

Коренастый и его напарник, ещё более угрюмый, видимо, из-за того, что приходится работать в вечер единственного выходного, посмотрели на меня с подозрением и лёгкой укоризной. Что-то вроде "его наградили, за то что шибко умный и план перевыполнил, а он ещё и нос воротит" читалось в их выражении. Конечно, я могу отказаться. Насильно меня никто не потащит, как борова на разведение. Но мой отказ точно озадачит, кого не надо, а это очень опасно, прослыть брезгливым или высокомерным, граничит с непатриотичностью. Могут решить, что я чем-то болен, из-за чего не могу выполнить долг по передаче генов… Или, что хуже всего, подумать, что я вообще не по девочкам, а это в СИВЗ – прямая дорога на костёр.

– Просто пытаюсь быть социально ответственным гражданином, – примирительно кивнул я, – но я, конечно же, не медик, так что в министерстве им лучше знать.

Лучше знать, ха-ха! Я даже не уверен, что тамошние медицинские генетики смогут рассказать по памяти законы Менделя! С чего они вообще взяли, что уровень интеллекта передаётся по наследству? Тем более, что мои заслуги обусловлены не столько умом, сколько источником информации, недоступным для других. Хм, кстати, если я кажусь окружающим настолько умным, наверное, я заигрался, и нужно поменьше светиться. Или зря я так парюсь… По поощрениям такого рода наверняка тоже есть раскладка на год, вот и дают под конец сезона кому попало, чтобы не отстать от графика. Вообще, всего этого цирка с конями можно было бы избежать: в Сети и как-то прочитал о такой штуке, как искусственное оплодотворение… Но, видимо, у нас не принято так играться с жизнью, ибо есть в этом что-то от лукавого. Мда, ну и мрак.

Самое забавное, что своё грехопадение я уже совершил. Давно, ещё в четырнадцать лет. И я сейчас не об одном из тех надуманных грехов, вроде «потыкаться в кого-то гениталиями при обоюдном согласии, но при осуждаемых обществом обстоятельствах». Мой грех был куда более тяжким. Непростительным.

Очередное показательное мероприятие: не публичная казнь, но, по сути, то же самое – отправление СИВЗовских солдат в новый крестовый поход. Обстановка более чем торжественная: празднично наряженная толпа (вместо серых костюмов мелькают болотно-зелёные, коричневые, тёмно-синие), солдаты, выстроившись стройными рядами, сверкают начищенными металлическими пуговицами, штыками и глазами, полными воодушевления (или фанатизма?..). Хотя у некоторых я видел и другое выражение – хорошо замаскированный страх. Мне было слишком знакомо это чувство, чтобы не узнать его в других. Люди с таким выражением, скорее всего, не вернутся, потому что сосланы в Крестовый за какой-то проступок. «Интересно, возможно ли во время похода сбежать? – задумался я, – правда, куда потом-то идти?».

– Яролист! – прошипела Тётя Мама, заметив, что я перестал улыбаться, погрузившись в задумчивость.

Пришлось снова напрячь мышцы до боли, растянув уголки рта чуть ли не к ушам, и выкатить грудь колесом. Церемония почти подошла к концу: самые милые, специально отобранные, девочки из нашего приюта вручали военачальникам символические пузырьки со святой водой. А те, что постарше (тоже специально отобранные по индивидуальным предпочтениям) уже давно разместились в сопроводительном транспорте, чтобы привилегированным героям не было скучно в дороге. Это, правда, не афишировалось, но я-то мог получить доступ к камерам и прочим источникам информации. Наша задача была попроще: стоять по бокам дороги, по которой пройдёт торжественный отъезд, улыбаться, приветственно махать, а в финале – петь гимн. Разумеется, Тётя Мама не хотела ставить меня в первом ряду, опасаясь, что я начну чудить, но здесь решала не она: детей сказано было поставить по росту. Я в том возрасте был одним из самых низких ребят в своей группе, поэтому и попал в первый ряд, и всё, что она могла – поставить меня с краю, чтобы оказаться рядом со мной и пресечь любое непослушание.

Но я и не собирался отклоняться от сценария… Пока не начали рассказывать о новых боевых машинах. Речь объявляющего была полна пафоса, и я понял лишь, что маленькие уродливые танки, дюжина которых ехала впереди нормальных машин, были беспилотниками. А вот это уже интересно! Вряд ли они всего лишь радиоуправляемые машинки: механизм должен быть посложнее, наверняка там есть хотя бы примитивный компьютер…

– Яролист Август! – на этот раз я получил затрещину и, поскольку уже начал исследовать с помощью имплантатов «мозг» танков-уродцев и отвлёкся от реальности, был порядком дезориентирован. Затравлено оглядевшись, я столкнулся взглядом с глазами Тёти Мамы, от с трудом скрываемого бешенства превратившимися в щёлочки. От этого её и без того сухое и морщинистое лицо стало похоже на скомканную газету: – только попробуй что-нибудь выкинуть во время проезда. Я тебе голову откручу!

По её шипению понял, что когда доберёмся до приюта – мне не жить. Что ж, Тётю Маму тоже можно понять – ей и самой вставят по самое не могу, если один из её ребятишек облажается на столь знаменательном мероприятии. Но робот… Вот же он, настоящий робот, хоть и не напоминающий по форме человека, вот-вот проедет на грохочущих гусеницах прямо передо мной! Мне отлично было видно и машины, и людей, потому что мы стояли на покатом возвышении, длинном валу из земли, специально насыпанном вдоль дороги. Затянув гимн в нужный момент, после выстрела, ознаменовавшего окончание речей и выступление, и продолжая петь на автомате, я снова выскользнул из своего тела и устремился разумом к танку. Система защиты предстала в мысленном пространстве не кодом, а замысловатой разноцветной головоломкой: такова специфика подсознательного управления моего имплантата. Так как создатели танка на автопилоте даже не предполагали, что кто-то действительно попытается его взломать, это смог сделать даже четырнадцатилетний подросток, самостоятельно усовершенствовавший пиратский имплантат и кое-как научившийся программировать.

И вот я внутри: смотрю его глазом-камерой, слышу ухом-микрофоном. Пилот, точнее, тот, кто следил за действиями автоматики, чтобы она не опозорилась (примерно, как Тётя Мама за нами), ещё не осознал, что одна из его игрушек не подчинится приказу. Впрочем, ехать по прямой было просто, так что он пока ничего и не приказывал. Я не хотел никак обнаруживать своё присутствие, просто немного проехаться вместе с ними. Какое странное чувство: будто это мне аплодируют сотни, тысячи людей, будто это меня считают героем. На глазах у многих слёзы: кто-то плачет от гордости, кто-то от того, что его любимого человека вскоре разорвут мутанты. Если они вообще существуют и это не очередной обман, чтобы избавляться от неугодных.

Вот потянулись ряды приютских детей: вытянувшихся в струнку, одетых парадную светло-серую форму, до блеска умытых и причёсанных как никогда тщательно. Они поют. В грохоте машин и сотен тяжёлых сапог слов не слышно, но вроде стройно, хотя глаза их слезятся, а в глотках першит от густого облака пыли. А вот и наша группа… Тут я осознал, что увижу себя.

В тот момент я подумал, что мой мозг взорвётся. Или мой мозг – это компьютер маленького танка на автопилоте, а то худое мальчишеское тело никак ко мне не относится? Может, теперь вместо ног у меня гусеницы, а руки заменяет большая пушка? Теперь я силён, я освободился от приюта, Тёти Мамы и всего этого чёртового города?! Но кто же тогда тот мальчик?.. Моё Я затуманилось, задребезжало, растворяясь в очередной поломке имплантата.

Я видел, как мальчик перестал петь и так и остался с приоткрытым ртом. Глаза его закатились, спина безвольно согнулась, на штанах медленно расплывалось тёмное пятно. Видел, как рука стоящей рядом женщины взметнулась в воздух, как плеть, и ударила мальчика по затылку. Он упал, словно тряпичная кукла. Она попыталась поднять его, поскольку происходящее прекрасно просматривалось с другой стороны дороги – противоположного вала, на котором стояли важные люди из администрации Восемнадцатого города и даже других городов. Интересно, откуда я знаю, что они важные? Как вообще определяется, какие люди более важны, а какие – менее?

Так думал я, маленький нескладный танк, наблюдая, как щуплый подросток, которого в бессильной ярости пнула женщина с морщинистым лицом, вместо того, чтобы, наконец, подняться, кулем катится вниз с двухметровой насыпи. Прямо мне под гусеницы. Мне, в принципе, было плевать на жизнь этого мальчика, как и на любую другую. Я бы спокойно переехал его, если бы не вспомнил, что это я. Так это меня она столкнула? Когда мне в кои-то веки было действительно весело? Вот же стерва! Сейчас я научу её себя вести! Я ведь куда сильнее, так что ничего не помешает мне с ней разделаться. Машины, ехавшие позади меня, уже остановились, так что можно не опасаться, что моё тело раздавят. Угрожающе подняв пушку и направив морщинистой прямо в лицо, я стал карабкаться на насыпь. Как же хочется выстрелить, опробовать на ней свою силу! Я вдруг вспомнил, как рыжие волосы моей старой знакомой, психиатра, развевались в пламени, и как летел пепел, вот бы посмотреть, как тело этой женщины тоже превратится в прах, разлетится, словно салют, вместе с осколками снаряда…

Мои микрофоны улавливали какие-то раздражающие звуки, и я не сразу понял, что это крики людей. Но та женщина не кричала и даже не пыталась бежать, завороженная видом машины, которая держит её на прицеле, замечая каждое движение. Она лишь пятилась маленькими шагами и что-то бормотала, пока я карабкался на насыпь. Молитвы, наверное – она и нас заставляет молиться по три раза в день. Посмотрим, как они тебе помогут сейчас. Я решил, что выстрелить нельзя: это могло меня выдать. Вряд ли атаку спишут на врагов из Ворлэнда или саботажников, если взломанный робот убьёт лишь одну конкретную женщину. Поэтому, несмотря на соблазн, я просто ускорился и переехал её, ничего не почувствовав, ведь корпус танка не способен к осязанию. Затем я решил выстрелить в ближайшую вышку связи, чтобы выдать это действие за свою истинную цель. Но орудие оказалось не заряженным. Так что пришлось просто просить танк, заставив его ехать прямо и сломав связь с координатором. Пусть думают, что враги хотели украсть его. Не знаю, правдоподобно ли это – мне сложно оценивать действия людей, понимать, что они могут подумать, когда мой имплантат отключён. Зато я могу запросто убивать тех, кто мне не нравится.

Я вернулся в своё тело, встал, с трудом координируя движения, и неуклюже побежал подальше от сумятицы. Вскоре всех приютских согнали в одну толпу, чтобы отвести в безопасное место, и я успешно слился в ней. Вернувшись в приют, я испытал сильнейшее желание уединиться, чтобы насладиться своим триумфом. К счастью, мне не удалось этого сделать, потому что имплантат включился. Почему к счастью? Просто, когда я снова стал «нормальным», то испытал такой ужас, такую ненависть к себе за содеянное, что непроизвольно взвыл и схватился за голову, не обращая внимания на недоумённые и брезгливые взгляды других ребят. Не знаю, что я мог сделать с собой, если бы остался один, наедине с этой бездной, из которой уже никогда не смогу подняться.

Глава 4.

Возможное удовольствие

Мои пальцы рук успели окоченеть, пока мы добрались до места, не помогало даже держать их в карманах. Приземистое здание инкубатора нашего человейника не имело никаких украшений и напоминало скорее просто общежитие или больницу. Что логично, ведь детей уже в годовалом возрасте, или около того, развозят отсюда по приютам, и они никогда сюда не возвращаются… Хотя, погодите, я же вернулся.

По идее, я должен был чувствовать какой-то моральный подъём или хотя бы любопытство по поводу своего первого раза. Сексуальное образование в СИВЗ начиналось и заканчивалось одним занятием по биологии на пятом году обучения, но и это скудное знание донельзя искажалось церковью. К моему счастью, руины интернета хранили воспоминания миллионов людей о том, что такое эротика, порно и даже любовь. В своей голове я видел фотографии красивых девушек, фильмы по красивых девушек, нарисованных красивых девушек, короче, в целом составил свой идеал. С серой СИВЗовской реальностью он не имел ничего общего, здесь женщины, впрочем, как и мужчины, были в той или иной степени некрасивыми, усталыми и злыми. Кто-то пренебрегал личной гигиеной, кто-то перебарщивал с алкоголем, некоторые просто были грубыми и откровенно тупыми. Возможно, я просто плохо искал. Если честно, я вообще не искал девушек в реальности, когда вот они: нежные эльфийки, кокетливые горничные, робкие школьницы и заботливые сестрёнки прямо у меня перед носом, точнее, в мозговом имплантате-хранилище на несколько гигабайтов, который я вмонтировал специально для этих целей.

Унылые работники демографического министерства поднялись со мной на нужный этаж и указали номер комнаты. Я несколько секунд простоял в нерешительности перед простой коричневой дверью, одной из десятков в этом длинном, как макаронина, коридоре. Постучал на всякий случай, чтобы предупредить о своём приближении, а потом вошёл. Сначала ничего не было видно из-за скудного освещения в комнате, но потом я разглядел низкую двуспальную кровать и тумбочку рядом. Больше в каморке ничего не было, даже окна. В постели, укрыв ноги тонким одеялом, сидела молодая женщина со слегка волнистыми каштановыми волосами, собранными в скучный хвост. В руках она держала какую-то ткань, возможно, шила или штопала, но тут же отложила своё рукоделие на тумбочку и воззрилась на меня. Выжидающе. Настороженно. Но равнодушно.

– Типа… Привет, – со вздохом проговорил я, закрывая за собой дверь и делая пару неуверенных шагов в сторону девушки. Почему мне так не по себе, если учесть, что в жизни я успел сотворить кое-что гораздо хуже того, что собираюсь сделать сейчас?.. Может, постараться забить на всё и провести этот вечер с удовольствием, как, в общем-то от меня и ожидается? Я присмотрелся получше к девушке, сидящей на кровати.

В принципе, она ничего такая, даже в этой уродливой жёлтой майке в сердечко. Я даже подумал на какой-то миг, что мог бы приятно провести время с ней, но потом, наконец, поймал её взгляд. Человека с такими усталыми глазами хочется только уложить спать. А лучше – вообще не взаимодействовать, слишком уж похож на оживший труп. Такую гремучую смесь из смертельной усталости, скуки, брезгливости и смирения я видел иногда и в собственном зеркале, особенно после смены в двое суток. Она убила и всё впечатление от вида открытых плеч и глубокого декольте девушки (хотя безвкусный казённый наряд и так уничтожил почти всю эстетику).

– Привет. Мне представиться? – бесцветным голосом прошелестела она. В принципе, голос мог быть приятным, хотя девушка и шепелявила немного.

– Ну, можно. Я Яр. Яро, – хотелось добавить "хотя тебе, уверен, насрать".

– А меня зовут Мелисса Май, очень приятно познакомиться, Яро, – спохватившись, она выдавила некое подобие улыбки. Получилось вымученно, тем более, что стало заметно отсутствие одного зуба, из-за которого Мелисса и выговаривала "С" с лёгким присвистом.

– Не ожидала, что я приду? У тебя, наверное, конец смены? – предположил я. Так, если её имя – тоже название растения, значит, мы одногодки. Могли даже быть в одном приюте, но в разных группах. Как бы то ни было, я вижу её впервые.

– Да, уже собиралась спать, – честно ответила девушка. Она достала из выдвижного ящика тумбочки расчёску, распустила волосы, доходящие чуть ниже плеч. Стандартная стрижка, одна из двадцати официально разрешённых в СИВЗ (неодобренные стрижки рассматривались как дисциплинарное нарушение). Градус неловкости нарастал экспоненциально.

– Я присяду, ладно?

Мелисса неожиданно усмехнулась.

– Первый раз что ли?

– Вроде того.

– Мне раздеться?

– Что?! То есть, почему нет, если хочешь…

– Не хочу. Но по правилам обязана спросить и действовать согласно твоим пожеланиям.

Я поёжился. Нехотя снял ботинки, сел рядом с ней поверх одеяла. Чувствовал себя настолько некомфортно, будто мне любезно предлагают съесть горсть опарышей. Главное, чтобы имплантат сейчас не накрылся.

– Выключить свет?

– Да. Да уж… Ну и гадость это ваше повышение рождаемости! – наконец не выдержал я.

– Не парься, – Мелисса махнула рукой, – тебе же не вынашивать их. Не рожать. Не выкармливать, – она будто выплёвывала эти слова, – получил своё и ушёл.

– Но почему именно я? Я даже не здоров.

– А ты думаешь, чадо будет твоё?

– А почему нет?

– На этот счёт не волнуйся, Яр-или-как-там-тебя, я здесь уже две недели и буду ещё, пока это безопасно для плода. Не ты первый, не ты последний в этой комнате. Даже за сегодня.

– Мерзость! Зачем ты мне всё это рассказываешь?!

– А зачем ты спрашиваешь? – сквозь одеяло я чувствовал, как девушка пожала плечами, – обычно с нами не разговаривают, максимум, здороваются и прощаются. Ты, видимо, вообще не в курсе, как тут всё устроено. Странно. Я думала, парни обожают болтать об этом, ведь программа увеличения рождаемости – их единственный шанс на "приключения" и "разнообразие".

– Хм, ну да, – я припомнил бурные обсуждения старшеклассников на последних годах обучения и гостей моего соседа по квартире, – но я как-то не интересовался… И правильно делал, как выяснилось. Они смогут как-нибудь проверить, что мы?.. То есть, что мы не…

– Нет, расслабься, до такого ещё не докатились.

– Тогда предлагаю просто полежать час, который мне выделили на посещение, чтобы точно не вызвать подозрений. Я чертовски устал.

– О, вот за это спасибо, – Мелисса вздохнула с явным облегчением, да и мне уже стало не настолько неловко, как до этого решения. Мы несколько минут пролежали молча: она под одеялом по пояс, я – поверх, на другой половине кровати. Кстати, неплохая возможность опробовать моё ночное видение. Я вгляделся в кромешную темноту, и так как глаза не могли дать требующейся информации, автоматически включился ультразвуковой имплантат. Разумеется, ультразвука мы не услышали, но во всплывающем окне в моём поле зрения появилось довольно чёткое чёрно-белое изображение Мелиссы. Движением зрачка я растянул его на весь "экран". Тело девушки отлично посматривалось под тканью, и хотя ей не было ещё и двадцати двух, оно было совсем не девичьим. Довольно большая и уже начавшая обвисать грудь, широкие бёдра и чуть выпуклый живот странно контрастировали с почти детским лицом. И таким старым взглядом, который мой ультразвук, к счастью, не отображал.

– Это будет не первый твой ребёнок, да? – осторожно спросил я.

– Четвёртый.

– Это как вообще?!

– Мы начинаем работать с шестнадцати лет.

– Т-ты… Не можешь уйти отсюда? Уволиться?! Распределение же не обязывает тебя работать именно в демографической службе! – меня снова начало слегка трясти. Отчаянно не хотелось верить, что человек рядом со мной находится рабстве, это было бы слишком страшно, слишком…

– Ну да, могу. Распределение не обязывает меня быть живым инкубатором, как и тебя не обязывает быть… Кто ты там?

– Инженер.

– Хм, интересно. Я бы тоже хотела быть инженером. Или архитектором.

– Но девочки же не…

– Поэтому я и сказала "бы"! – Мелисса неожиданно повысила голос, так что я даже вздрогнул. Какой же я идиот – чуть не повторил глупость, которую в меня вдалбливал Тётя Мама и школьные учителя. В СИВЗ закрепилась система обучения "семь плюс четыре". Семь лет общего образования и четыре года специального, но для женщин были доступны только первые семь. Разве что, если они проявляли просто блестящие результаты, то могли пойти учиться на учительниц или детских врачей. В СИВЗ считается, что женщинам лишнее обучение только вредит, отвлекая от их истинных обязательностей, заложенных природой. Но я-то знал, что всего каких-то двести лет назад, до Голубиного инцидента, спустившего курок апокалипсиса, всё было иначе.

Мне вдруг безумно захотелось рассказать Мелиссе об этом. И ещё что-нибудь сказать, например, что она симпатичная, и при других обстоятельствах я бы с удовольствием лишился невинности с ней, просто здесь даже подумать об этом тошно. Хотелось что-нибудь пообещать, что-нибудь предложить, уйти куда-нибудь. Только вот у меня ничего нет, и нам некуда идти. Конечно, она может уволиться с этой работы, но здесь она – ценная человеческая единица, которую обеспечивают каким-никаким жильём и трёхразовым питанием, возможно, между родами и новым зачатием ей даже полагается отпуск. А кому она будет нужна, если уйдёт отсюда? Тем более, она ведь уже "испорчена", пусть и во благо СИВЗ.

– А что с тобой будет, когда ты больше не сможешь… Кхм…

– Рожать детей? Вообще после десяти успешных родов нам полагается бесплатное жильё и большая пенсия.

– И много кто до неё доживает?

– С нашей-то медициной? Не смеши.

Как она может говорить об этом с таким бесстрастием?! Я издал что-то среднее между ругательством и всхлипом и протянул к ней руку, но остановился в нерешительности, представив, как, должно быть, ей осточертели бесконечные человеческие прикосновения.

– Не нужно так меня жалеть, Яро. Я выполнила свой план почти на треть. У меня есть еда и крыша над головой, я избавлена от непосильного труда и физических наказаний. Насилие по отношению ко мне строго наказуемо. Хотя это и не всех останавливает… – в качестве иллюстрации она начала было насвистывать какую-то мелодию через дырку от выбитого зуба. А потом внезапно с шипением выдохнула, натянула одеяло на голову, судорожно съежилась и замолкла, слегка дрожа от беззвучных рыданий. Я замер, молча паникуя. Но тут в комнату громко постучали и донёсся лязгающиц голос:

– У вас пять минут!

Воспользовавшись этим, я включил свет, обулся и встал с кровати, но почему-то чувствовал, что просто физически не могу взять и уйти. Вот сейчас было бы здорово, если бы имплантат отрубился вместе с грёбаной эмпатией.

– Ну… Эм… Типа, спокойной ночи, – я похлопал по свернувшейся девушке там, где предположительно находилось плечо, – спасибо, что не держала меня в неведении, а рассказала всю эту… Адскую хрень, – у меня к горлу уже тоже подкатил комок, я гладил девушку с опаской, словно ежа, – может, мы ещё увидимся, так что надеюсь, что не сдохнем… Ну, или лучше сдохнем, тут уж как посмотреть. Бывай.

С этими словами я бросился вон.

Домой вернулся совсем поздно, хотя в это время года что пять часов вечера, что десять – всё выглядит как глубокая ночь.

– Ну, как она? – поинтересовался сосед по квартире, не успел я даже раздеться.

– Ничего так, – хмуро ответил я, дыша на онемевшие руки, прежде чем заставлять их расстёгивать пуговицы.

– Это не ответ, как так-то, Яр, первый раз всё-таки! – прогундосил он и вкрадчиво добавил: – а я… Чайник поставил.

Это было необычное поведение для Бобра (да-да, это имя, а не прозвище – бедняга родился в год зверей, на три года раньше меня), обычно он не особо интересовался моей жизнью, предпочитая веселиться со своими друзьями. Мы сохраняли сдержано приветливый нейтралитет, но он не мог устоять, желая услышать пикантные сплетни. А я соблазнился кружкой горячего чая, от которого смогу наконец согреться. Правда, теперь придётся выдумвать первый раз, которого не было, я же даже не возбудился в том душном чулане. Конечно, ведь запретное иностранное кино, которое я мог посмотреть у себя в голове, обещало совсем другое: обоюдное влечение, ласку или хотя бы какую-то эстетику. Я взял с блюдца и опустил в кипяток дважды использованный пакетик чайного напитка, отчего вода слегка пожелтела (сверх обычной желтизны нашей водопроводной воды).

– Эй, не отключайся!

– А?..

– Я спросил, чего ты такой унылый, она страшная была? Или старая?

– Нет… Просто устал. Боб, откуда ты вообще знаешь, куда именно я ходил?

– Я, конечно, не такой умник, как ты, но два и два сложить могу. Как звали, может, я её тоже видел? Правда, меня всего пару раз отправляли…

– Мелисса.

– Твоя ровесница, что ли?

– Угу, – я бросил в чай кусочек сахара размером с ноготь и рассеянно наблюдал, как Боб точит бутерброды с маргарином. Самому есть вовсе не хотелось, даже немного подташнивало от вида пиши.

– М-м-м, везучий какой!.. – он явно ждал какого-то продолжения.

– Шатенка. Кудрявая немного.

– Сисястая?

– Относительно.

– Ну, какой размер?

– Я не разбираюсь.

– И? Как оно в целом?

– Ну, так… Тепло, мягко.

– Ггосподи, Яро, ты просто рептилия какая-то! Или овощ. Или робот. Скучно тобой быть, короче, хоть вешайся! – его лицо разочарованно вытянулось, рот приоткрылся, так что можно было увидеть передние резцы (действительно длинные, жёлтые – бобриные, вот так совпадение). Я равнодушно пожал плечами, залпом допил свой недочай, ошпарив нёбо, помыл кружку и ушёл в свою комнату, бесценный оплот личного пространства, появившийся всего год назад.

Формально, я никогда не был один – постоянно находился в одном помещении с людьми: ел с людьми в приютской столовой с сотней человек, спал в приютской спальне с десятком человек, сидел в классах, ходил на работу… Но как давно я не просто обменивался с кем-то словами, а именно разговаривал? Доносил какие-то мысли, испытывал что-либо кроме раздражения и скуки? Много лет назад, с доктором? Никогда? Сегодня вечером, всего пару часов назад? Мне нужно что-то сделать для этого человека. Потому что это не может так продолжаться, такие судьбы не должны существовать, это невыносимо! Нужно было как-то порвать всё это разом: перерезать там всех к чёртовой матери, немедленно пожениться, выйти в окно – хоть что-то, да сделать, или хотя бы сказать. Но нет, мы просто светски поболтали, как двое бесчувственных ублюдков. Мы ведь и есть бесчувственные ублюдки – ведь чувствительные ублюдки в этом мире не выживают.

Подумав так, я размеренно вздохнул и закрыл глаза. Затем съёжился в тугой комок, стиснул зубы так, что свело челюсти, но это не смогло полностью заглушить горестный вой, рвущийся наружу, царапая глотку. Я не рыдал так, как в ту ночь, с раннего детства. Казалось, каждая нервная клетка звенела, переполненная страданием, собственным и чужим. Я плакал по всем, кто живёт на этой проклятой земле, по всем, кто на ней умер, и даже тем, кто ещё не рождён.

Глава 5.

Награда или расплата

Беда пришла, откуда не ждали. СИВЗ нашёл место, где я мог бы служить ему лучше и поспешил переместить меня туда, в своей манере назвав это почётной обязанностью. Готовился очередной Новый Крестовый поход.

Накануне я как раз узнал о новой волне Эвакуации. Раньше я вообще не знал, что она происходит волнообразно, но в последнее время постарался разобраться в этой теме, потому что события последних дней (точнее, одно вышеописанное событие) убедили меня, что пора что-то менять. Итак, Эвакуация всех желающих землян происходила из Эшлэнда, по-сивзовски – Жар-земель, куда каждые несколько месяцев прилетело несколько кораблей Звёздной Конфедерации. Я искренне не понимал мотивов инопланетян: что это – благотворительность? Контракт? У Земли не могло быть никаких контрактов с другими расами, она же официально отказалась от сотрудничества. Может, спасать жителей непригодных для жизни планет предписывает звёздное законодательство? Или они преследуют свою выгоду – делают из землян рабов, экзотических питомцев или изысканные консервы?

Как бы то ни было, до Эшлэнда ещё нужно добраться, а для преодоления сотен километров, на которых природа отвоевала всё, что ей причиталось, годилась только военная техника. И топливо. Угнать у вооружённых сил внедорожник? Или вертолёт… Немыслимо! Однако та волна эвакуации может стать последней, так что если я хотя бы не попытаюсь прорваться, буду корить себя всю оставшуюся жизнь. Что сдохну в СИВЗ от рака или инсульта, а не от выстрела в голову в процессе побега или от чрезмерно большого инопланетного анального зонда. Мда, дилемма.

Точнее, дилемма бы возникла, если бы я не узнал, что меньше чем через два месяца отправляюсь на верную смерть. Письмо пришло мне посреди рабочего дня, так что я сначала не обратил на него внимания, а потом, всё ещё сосредоточенный на своём чертеже, долго не мог понять, что за бумажку такую мне подсунули. "Почётная обязанность", "обслуживание боевых машин", "приказ сегодня же прибыть на курсы переподготовки", "выступление из восточных ворот Города Номер Восемнадцать четырнадцатого января" – бессмысленные отрывки наконец-то сложились воедино: я буду чинить их чёртовы танки и грузовики, по колено в радиоактивной грязи, пока меня пытается сожрать толпа обезумевших мутантов! Нет уж, спасибо! Из Новых Крестовых мало кто возвращается, а тех, кто всё-таки выживает, селят не полгода в карантинные поселения и не зря – ведь большинство притаскивают какую-нибудь жуткую заразу. Именно поэтому в правилах Эвакуации сказано, что принимаются все желающие земляне… Кроме тех, кто хоть раз посещал Плэйглэнд.

Кто подстроил моё "почётное задание"? Меня не могли просто отправить на выброс, ведь Яролист Август – "ценный кадр", "талантливый специалист"… Видимо, слишком уж талантливый. Возможно, кто-то понюхал про имплантаты или просто подсидел меня, потому что ему не понравилось, что я всего за три года (мы начинаем работать с восемнадцати) так продвинулся по службе. Знал же, что не нужно так светиться, но гордыня и желание дистанцироваться от людей взяли своё. Если всего пару дней назад я по сто раз на дню повторял мысленно, как хочу сдохнуть, но сейчас резко проснулось желание жить. Даже не так, слишком возвышенная формулировка, скорее это был тупой, древний и непреодолимый инстинкт выживания, который вопил: "делай что хочешь, изловчись как можешь, из кожи вон лезь, Яро, только выживи, выживи, чёрт тебя дери, не дай им загнать себя в ловушку!". Я стал той самой крысой в углу, и готов был поставить на карту абсолютно всё.

Две недели я действительно проходил на курсы ускоренной профессиональной переподготовки, старательно строя из себя дурачка, который гордится своей будущей миссией. В принципе, других вариантов поведения и не было. Я неплохо разбирался в автомобилях, но на курсах нас учили ремонтировать и настраивать именно боевые машины: вездеходы, танки, вертолёты. Я узнал, как работает огнемёт и другое эффективное оружие против упырей, а главное, где оно хранится. И где паркуется транспорт. Где лежат запасы топлива. В свободное время я взламывал их примитивные компьютеры, подключался к базам данных и скачивал карты, копировал пароли. Вскоре всё было готово к побегу.

Я решил угнать именно маленький самолёт, хоть это и гораздо сложнее, потому что по пути мне встретятся горы и водные преграды. То есть, нам встретятся.

Зима выдалась, хоть и холодная, но бесснежная, так что я одолжил велосипед у Боба, чтобы быстрее добраться до района, где находился "человеческий питомник". Женщины оттуда всё же обладали свободой передвижения, поэтому, когда я спросил на входе Мелиссу Май, мне сообщили, что она гуляет в ближайшем сквере. Я застал её за кормлением стайки нахохленных голубей.

– Эй, привет! Мелисса! – подъезжая, я пытался перекричать ветер, трепавший полы её куцего серого пальто. Девушка повернула голову, и я увидел в её печальных глазах цвета лесного ореха искру узнавания.

– А, привет… Ты же этот…

– Яро.

– Ну да. Приехал просто поболтать или что-нибудь нужно? – её лицо посуровело, наверное, она заподозрила, что я клеюсь к ней, чтобы "наверстать упущенное" за тот вечер. Я фыркнул немного обиженно.

– Нет, это тебе от меня нужно кое-что. Для начала скажи, кто или что тебе здесь дорого?

– Здесь – это где? О чём ты вообще? Ну, даже не знаю…

– Отлично, значит, ничего. Значит, послезавтра в три часа утра будь в пригородном секторе Е-5, возле – я подробно описал Мелиссе место встречи и объяснил, как до него добраться.

– Нам запрещено выходить до четырёх утра.

– Тогда в пять.

– Ббоже, зачем мне вообще там быть?! Что ты задумал?! – она швырнула в голубей последние крошки хлеба, будто картечь, от чего они шарахнулись в разные стороны и разлетелись, – мы знакомы второй день! Нет, мы вообще не знакомы!

Я не собирался рассказывать ей детали своего плана на случай, если она задумает сдать меня, чтобы получить награду.

– Если боишься – не приходи. А если нет… Через неделю ты будешь вон там, – я неопределённо кивнул на небо.

– Сдохну что ли? – уточнила она, в голосе звенела недоверчивая напряжённость.

– Нет. Хотя и такой вариант возможен, скрывать не стану.

– Отлично. Я буду, где ты сказал, в нужное время.

Я даже опешил, неужто получилось? Вот так запросто?! В её глазах была странная, обречённая вера в меня, и это настолько пугало, что я сам в себе засомневался:

– Эм… Вообще это абсолютно безумная идея, и, скорее всего, мы оба умрём.

– Я же говорю, отлично. Меня устроит любой расклад.

***

Раннее утро, холод. Час назад я заступил на дежурство – сторожу ангар с милыми стальными птичками, одна из которых, уже загруженная топливом под завязку, станет нашим билетом на свободу. В моей голове уже сохранён краткий курс пилотирования самолёта выбранной модели, и сейчас последние параграфы впитываются в мозг в ускоренном режиме. Перед воротами ангара светлый круг, за ним – непроглядная темень. К счастью, снег по-прежнему не идёт, иначе не знаю, как бы я расчищал взлётную полосу. Вдруг движение на краю поля зрения заставило меня вздрогнуть. Кто-то идёт?.. Нет, всего лишь прошмыгнула драная серая кошка. А может, и другой расцветки, но ночью, как известно, всё кошки серы.

Камеры наблюдения снимают территорию вокруг ангара радиусом всего в несколько метров, но этого достаточно, чтобы никто не мог подобраться. Внутри тоже есть парочка. Смотрю на часы – без десяти пять. Пора. Я закрыл глаза, вошёл в сеть и почти нежно подключился к компьютеру дежурного по безопасности базы. Заставил те из его экранов, которые показывают внутренности и окрестности ангара, а также взлётные полосы, демонстрировать ему видеозапись последних пяти минут снова и снова, а камеры отключил. Пусть себе смотрит, как я-запись переминается с ноги на ногу и клюёт носом, пока настоящий я трусцой бежит к краю огороженной территории, за которым начинается лесок.

Я стоял в роще, возле высокого забора из толстой проволочной сетки, переминаясь с ноги на ногу. Через час база проснётся, так что если Мелисса не придёт в ближайшие десять минут – начну без неё.

Девушка подкралась так тихо, что я и сам не заметил, пока она не подошла к забору на расстояние в пару шагов. Наверху преграда была увита колючей проволокой, но перелезать её и не требовалось – я раздобыл кусачки.

– Разве он не под напряжением? – прошептала девушка, указывая на предупреждающий знак.

– Нет, это только для вида, – пробормотал я, перекусывая железки, чтобы проделать дыру подходящего размера. На самом деле систему охраны я тоже взломал и отключил ток.

Вскоре Мелисса была уже внутри, и мы побежали по промёрзшей земле к ангарам. Она резко остановилась перед тем, как ступить на освещённый круг перед входом.

– Ты что, вон же камеры!

– Тоже не работают, – и в этом тоже была моя заслуга.

– Но разве ангар никто не охраняет?

– Охранник только один, выбирается дежурный из курсантов. И сегодня это я.

Она быстро взглянула на меня со смесью недоверия и уважения. Мы вошли в ангар.

– Ого, никогда не видела столько самолётов сразу! – невольно воскликнула девушка полушёпотом. – Который из них наш?

– Вот этот, поближе к воротам. Топливо уже в нём, загрузил максимально, сколько он сможет поднять. Потому что лететь долго… Всё равно не уверен, что хватит, возможно, какую-то часть пути придётся проделать на своих двоих.

– А куда… Мы летим? – её голос прозвучал хрипло.

– В Жар-земли. Чтобы потом полететь ещё дальше. Сейчас я открою ворота для самолётов, ты уже можешь садиться. Потом вывезу его по дороге на взлётную полосу, тут совсем не далеко, и вперёд!

– Разве на взлётной полосе тоже нет охранников?

– И как они нас остановят?! Представь, стоишь ты, замёрзшая, сонная, с паршивым автоматом, и тут мимо тебя проезжает самолёт! – я уже не мог сдержать лихорадочного возбуждения. К моему изумлению, Мелисса тоже усмехнулась. Это был совсем краткий смешок, немного истеричный, зато в нём чувствовалось искреннее веселье.

Но сейчас не до лирики. Я подошёл к пульту на стене и сделал вид, что жму какие-то кнопки. Делать этого было совершено необязательно, так как они заранее мною взломаны, но нельзя, чтобы Мелисса увидела, как я открываю ворота "силой мысли".

– А где ты научился водить самолёт? – окликнула она. Я обернулся и соврал, перекрикивая грохот железа складывающихся ворот:

– Пилоты же тоже здесь тренируются, готовятся к Крестовому. Вот я и скорешился с одним, выведал все премудрости…

– Яро, сзади!

Я обернулся и столкнулся нос к носу с военным, стоящим за воротами. Он ошалело глядел то на нас, то на них, моргая заспанными глазами. Дежурный по безопасности.

– Я, может, и идиот, но когда одна и та же кошка одним и тем же макаром в третий раз пробегает, – начал он, но сердито оборвал сам себя, – кто вы такие?! Что тут делаете?! Вы камеру сломали?! И какого хрена открыли ворота?! – говоря это, он угрожающе поводил дулом пистолета, направляя его в брюхо то мне, то Мелиссе.

– Август Яролист, инженер-механик, прохожу курсы срочной профессиональной переподготовки… – механическим голосом отбарабанил я, пока мой разум судорожно подавал воротам команду закрыться. Теперь было уже насрать, что подумает Мелисса, так что огромная махина с грохотом опустилась прямо перед носом дежурного, и он успел выстрелить лишь пару раз. Ни одна пуля меня не задела, так что я схватил Мелиссу за руку и бросился к ещё одному служебному выходу в глубине ангара, которым почти не пользовались. Ну, что я за идиот, что не захватил оружия? Хотя я и предположить не мог, что хоть когда-нибудь в своей жизни выстрелю в кого-то. Я даже никогда не дрался! Убегал, прятался от обидчиков, терпел оплеухи, подзатыльники и подножки, отмалчивался на оскорбления – такова участь чудилы. Дать отпор никогда не хватало духу, это просто не в моей природе. Только миру плевать, что в твоей природе, а что нет, когда он собирается перемолоть тебя в фарш.

– Не паникуй, в соседнем секторе есть маленький ангар с парой сельскохозяйственных самолётов. Летают они чуть лучше холодильника, но лучше, чем ничего. Сейчас не сезон, поэтому никто их не охраняет, тупо замок. Но через подвал можно попасть, – бормотал я на бегу, не уверенный даже, что она меня слышит, – я много что проектировал в этом районе, так что запомнил карты. Хорошая зрительная память.

– У-угу, – как-то болезненно проскулила Мелисса.

– Вряд ли он тебя запомнил, так что можешь ещё вернуться, я выведу тебя в тихий переулок…

– Н-не-ет, я с тобой!

Вместо ответа я сжал её руку, и мы, проскользнув в служебный выход, скользнули в темноту подвала.

– Яро… Я ничего не вижу…

– Знаю. Не важно.

Я врубил свой эхолокатор, и началось наше легендарное крысиное бегство. Если вы загнали крысу в угол, она либо откусит вам лицо, либо просто исчезнет. То, что для вас выглядит тупиком, для прошаренной крысы может открыть кучу лазеек. Я, кажется, уже говорил, что знаю этот грёбаный человейник. Знаю его изнанку, знаю, где проходят его сосуды и нервы, потому что сам прокладывал на бумаге их путь и следил за его воплощением. С темновым зрением я был почти неуловимым здесь, правда, приходилось тащить за собой спотыкающуюся Мелиссу и следить, чтобы она ни во что не врезалась. С помощью комбинации имплантатов я сделал себе режим повышенной эффективности: они контролировали посредством гипоталамуса частоту дыхания и сердцебиения, уровень адриналина, тонус наиболее важных мышц.

– Здесь ступеньки. Вниз.

Спускаемся. Сначала я, потом она.

– Здесь выйти на улицу.

Перебегаем участок переулка, в кои-то веки радуясь, что наш город так хреново освещён.

– Здесь придётся протиснуться. Это не коридор – просто пришлось сделать пространство между стенами из-за рельефа. А сейчас постарайся дышать поменьше.

На какое-то время мы спустились в канализацию. Мелисса молчала, слышно было лишь её шаги и дыхание – тяжёлое, с присвистом. Неужто настолько не умеет бегать?..

– Здесь наверх. В стену вбиты скобы. Мы как раз в подвале сельскохозяйственного ангара.

Девушка не двинулась с места.

– Ну же, не время расслабляться!

– Яр, – полушёпот, полуплач, – ты не мог бы помочь мне… Подняться. Меня… Немного задело.

Задело? Пулей того вояки?! И она молчала всё это время?! Ну, что за человек!

– Хм, как бы тебе помочь тут… Ногами хоть сможешь перебирать? Вот я, тут, – я помог ей нащупать свои плечи и обхватить меня руками за шею. Ладони её были мокрыми, тёплыми, липкими, так что меня бросило в дрожь. Явно не пот. Взял себя в руки, обхватил её под грудью и крепко прижал к себе, чувствуя, как мой свитер (зимнюю куртку я сбросил где-то в подвальных лабиринтах, чтобы не мешала) тоже пропитывает горячая влага. Проклятье, сильно же её…

Отчаянно надеясь, что имплантаты не дадут моим мышцам превратиться в кисель в самый неподходящий момент, я стал подниматься по краю скоб, переставляя ноги и держась одной рукой. К счастью, они оказались достаточно широкими, чтобы девушка тоже могла ставить ноги и держаться. Так, бок о бок, мы поднимались, казалось, несколько часов, хотя на самом деле – лишь несколько метров. Её всхлипы и собственное напряжённое сопение гулко отдавались у меня в ушах, но не могли заглушить звенящую песню страха.

Вот и ангар: из содержимого тут два самолёта для рассыпания химикатов, большие канистры с горючим, какой-то карликовый трактор, и валяются всякие мешки. От долгого ультразвука уже течёт из носа, и появилась резь в глазах, но они мне сейчас и без надобности. Хорошо, что есть какой-никакой план "Б". Я посадил полубессознательную Мели в кабину крошечного самолётика, сам набрал канистр топлива, сколько влезло. Затем торопливо заправил и завёл маленький трактор и протаранил им ворота, запертые снаружи на висячий замок – громко, но тут по близости всё равно никого нет. Не хотелось таранить их самолётом, потому что я не уверен даже, выдержит ли этот летающий богомол из фанеры столкновение с вороной.

Бросил трактор. Бегом вернулся в ангар, сел в кабину и осознал, что без понятия, как управлять этой моделью. Внутренний голос сухо констатировал: "мы все умрём", но я мысленно наорал на него и заставил искать в руинах интернета нужную информацию. Мелисса даже не отреагировала, когда я, наконец, завёл самолёт и вывел из ангара на короткую взлётную полосу. Молчала она и когда мы взлетели навстречу серому рассвету.

Глава 6.

Свобода и (или) смерть

От перегрузки забарахлил имплантат, но я справился с экспресс-обучением и поднял вывел самолёт на постоянную высоту, параллельно сканируя окрестности на предмет погони (точнее, сканировали мои имплантаты). Я как бы покинул своё органическое тело, согнувшееся в пилотском кресле, и парил в пространстве вокруг, вбирая информацию с помощью радаров. Теперь я большая металлическая птица, и серый маленький полузаброшенный аэродром в окрестностях Города Номер Восемнадцать остаётся позади, запоздало протягивая ко мне щупальца взлётных полос, и деревья бросаются мне под брюхо…

– К-х-х-к!.. – Мелисса издала какой-то мерзкий звук, и я невольно переключил на неё часть своего внимания. Своими глазами я увидел её впервые с минут, проведённых в ангаре. Девушка скрючилась на сидении, зажимая свою рану, она только что отхаркнула комок сгустившейся крови. Светлые волосы слиплись мятыми сосульками, заскорузлая от крови одежда встала колом. Хорошо, что у меня отключилась способность к эмпатии, а то бы скулил вместе с ней, замирая от страха смерти.

– Ты молодец, Яро.

– Знаю, – сухо бросил я, из-за вышедшего из строя центрального имплантата ощущение брезгливости и страха превалировало над сочувствием, – может, тут есть какая-нибудь тряпка, сзади, чтобы тебя перевязать?

– Ты поищешь или я? – хмыкнула Мелисса.

Некоторое время тишина в салоне прерывалась только её глухими стонами сквозь стиснутые зубы. Внезапно холодные липкие пальцы сжали моё предплечье.

– Что?

– Ничего. Нельзя подержаться? Мне кажется, я скоро сдохну.

– Не сдохнешь, – пробормотал я без особой уверенности, – держись, мне не жалко. Включить тебе музыку?

– Яро, у меня в брюхе грёбаная дыра, а где-то в кишках пуля. Только сраных песнопений или детских частушек мне сейчас не хватало.

– Это не песнопения. Такого ты в жизни не слышала. Сейчас, погоди немного.

К счастью, наш самолёт оказался достаточно современным, чтобы установить связь с его динамиком и заставить его играть то, что я скачаю себе на имплантат. Я снова углубился в виртуальное пространство, но связь здесь была не ахти. Тем более, мне нужно было одновременно управлять самолётом и проверять, нет ли за нами хвоста.

– Вот, что-то нашёл. Но придётся выключить, если подоспеют разъярённые военные, чтобы слышать их переговоры.

Мели лишь обессиленно кивнула. Я по-быстрому скачал свой небогатый улов и запустил на весь салон. Как только донеслись знакомые аккорды, я хотел было выключить музыку, потому что данная композиция звучала сейчас как слишком жестокая ирония, уж это и без эмпатии понятно.

– Не выключай! – попросила Мелисса, когда я потянул руку к кнопке "пауза". Я рефлекторно обернулся на голос, но, разумеется, не понял, что выражает лицо девушки. Так свет падает, или её глаза действительно стали поживее? Почему они так расширены, и так высоко подняты брови? Красивые брови, кстати: ровные, тёмно-коричневые. Забавно, что моя фотографическая память запечаталит эту бессмысленную деталь до конца моих дней.

– Ч-что это за песня? На каком языке?

– Песня очень старая: она была известна по всему миру ещё до Контакта. Язык… Можешь считать, что староворлэндский. То есть, бой-земский.

– Её крутят сейчас в Бой-землях? По радио?

– Н-нет, не по радио… Как бы объяснить?.. Знаешь, когда-то все компьютеры были связаны глобальной сетью. Информационной сетью. В ней хранились и через неё передавались книги, картинки, песни. Даже кино. В её остатках можно найти много интересного, если иметь к ним доступ. Эта песня оттуда.

– И… Про что же она?

– В ней поётся о том, что всё, что нам нужно – это любовь.

Мелисса рассмеялась коротко рассмеялась (хорошо для меня, что я не мог почувствовать безумной горечи в её голосе). От этого у неё что-то противно булькало внутри. Всхлипнув пару раз, она тихо произнесла:

– А теперь скажи, только честно, ты волшебник?

– Что? – удивился я.

– Я же не дурочка, я видела, как ворота сами опустились перед тем солдатом, и научиться водить самолёт ты не смог бы за несколько дней. А тем более, видеть в темноте… Ты кому-то продал душу, да? Я бы продала, чтобы купить свободу. Только покупателей не нашлось.

– Не неси дичь, – раздражённо бросил я. Хотя, нет ничего удивительного в том, что гражданам СИВЗ легче поверить в магию, чем в неизвестные технологии, – в детстве психиатр вживила мне в мозг имплантат: специальное устройство, вроде микроскопического компьютера. С помощью него я подсоединился к остаткам всемирной сети и локальным сетям в Бой-землях и много что узнал. Нашёл нескольких подпольных торговцев имплантатами здесь, в Восемнадцатом Городе. Они, конечно, ещё проще и хуже, чем мой первый, но позволяют видеть в темноте, долго не спать и сохранять в голову кучу информации.

– А ты мог бы… Поговорить с кем-нибудь из Бой-земель?

– Конечно. Теоретически. Но это могло меня выдать.

– Значит… – влажный кашель. Она зажала рот рукой, и я уж подумал, что никогда не узнаю, что "значит". – Значит, ты никогда не будешь одинок.

Странный вывод. Такие, как я, всегда одиноки.

–…No one you can save, who can't be saved… – раздавалось из проигрывателя. Я краем глаза взглянул на Мелиссу и подумал, что нужно ей всё-таки что-то сказать, хотя я ничего и не чувствую, чтобы потом не жалеть. Только, чтобы найти нужные слова, хорошо бы понять, что она чувствует. Как же у людей всё сложно! Начнём с базовых потребностей:

– Хочешь воды? Я взял с собой.

– Угу.

Не отрывая взгляда от многочисленных экранов, я достал бутылку воды, глотнул сам, после чего протянул её Мели. Она слабо приподняла руки, и я понял, что даже килограмм она сейчас вряд ли удержит на весу. Поэтому я поднёс бутылку ко рту девушки, наклонил, и дождался, пока она напьётся. Завинтив пробку, я наблюдал, как капли воды стекают по подбородку Мелиссы, а она и не пытается их вытереть.

– Тебе обидно, что ты умираешь, хотя нам и удалось сбежать? – предположил я. В нынешнем состоянии я даже не подумал, что слова "ты умираешь" звучат жестоко.

– Нет, – для убедительности она помогала головой, – я счастлива, что мне удалось вырваться. Что я хотя бы сдохну вне СИВЗ. Что личинка, которую мне иначе пришлось бы вынашивать для них, уже сдохла, – девушка слегка похлопал по своему животу пониже раны, и её губы растянулись в улыбке.

– Возможно, инопланетяне тебя подлатают.

– Звучит обнадёживающе, – она неуклюже отвернулась, чтобы смотреть в боковой иллюминатор, и до меня донеслось: – что он поёт сейчас?

– Ты не сможешь познать непознаваемое, – монотонным голосом я стал дублировать песню, – ты не сможешь увидеть невидимое. Не сможешь оказаться там, где не должен быть…

– …Аминь…

–…Это просто. Всё что тебе нужно, это любовь. Всё что тебе нужно, это любовь. Всё что тебе нужно… – я замолчал и сосредоточился на управлении самолётом.

По крайней мере, до конца этого дня нам ещё нужно опасаться погони, но я позволил своему сознанию посмотреть и на землю. Летели мы не очень высоко, под облаками, потому что этот гроб с крыльями вряд ли рассчитан на большее. Так интересно: я никогда раньше не был за пределами города, в котором родился, казалось, что город, наш человейник – это весь мир. А тут, будто человечества и не существует: леса и леса. Только иногда встречаются деревеньки с клочками распаханных полей.

Только поздним вечером, когда моё измученное тело, несмотря на безжалостные понукания имплантатов, предъявило ультиматум: "поспи или сдохни"; когда на приборной панели самолёта загорелся индикатор "кончается топливо"; когда меня уже тошнило от запаха остывающей, запёкшейся крови, мой "бездушный" мозг догадался, что что-то не так. Люди ведь обычно издают звуки, верно? Я окликнул Мелиссу, потряс за плечо, так что её голова пару раз безвольно стукнулась о стекло, вгляделся в остекленевшие глаза, наклонил лицо почти вплотную к приоткрытому рту, в котором тускло поблёскивали окровавленные зубы, на месте одного из которых чернела дыра… Попытался уловить дыхание. И понял, что остался совсем один.

настоящее время

Задумчиво перемешивая жидкую белковую кашу, я снова вспоминал свой побег с Земли. А что ещё мне вспоминать? Уж точно не годы существования в СИВЗ. Перед глазами стояли бесконечные серо-бурые равнины, которые потянулись, когда лес сошёл на нет. Я приземлился там, чуть не угробив самолёт, и тут же отключился, прямо на сидении. Проснулся через несколько часов от кошмара, что меня догнали и окружили.

Заправил самолёт, съел один из украденных в дорогу сухих пайков (теперь на мою долю их придётся в два раза больше). Завернул Мелиссу в кусок брезента, найденный в салоне самолёта, и опустил в наскоро вырытую могилу. В той степи не нашлось даже приличного камня для надгробия или какой-нибудь палки. Может, так даже и лучше – призраки прошлого никогда не найдут её.

Почему я продолжаю вспоминать об этом? Почему меня так доконала гибель не моей девушки, носившей не моего ребёнка? Я знал её два чёртовых дня.

– Простите… – обратился кто-то на ломаном ворландском, –…вы не будете это доедать?

– Что? – встрепенулся я. Обернувшись, увидел лысоватого мужчину, который очень заинтересовано смотрел на еду в моей тарелке, которую я всё это время машинально перемешивал. Остальные беженцы в столовой уже почти закончили скромную трапезу. Нет, нас не морили голодом, просто материальную помощь земля получала от инопланетян, которые, понятное дело, не обязаны иметь запасы земной еды, а тем более разбираться в наших вкусах.

– Нет, не буду, – я подвинул ему тарелку.

– О, вы очень добры.

– Не то что бы. Скорее, мне просто… – я перешёл на свой родной язык, чтобы его не расстроить. –… Насрать.

– Что, простите?

– Ничего важного.

Сколько я уже на этой базе? Я потерял счёт дням. Как тогда, когда горючее для самолёта закончилось (его едва хватило для того, чтобы перелететь море, которое когда-то называлось Красным), и мне пришлось идти пешком по пустынному раскалённому побережью Эшлэнда. Когда-то пустыни были лишь в некоторых частях континента, но глобальное потепление, только усугубившееся после голубиного инцидента, когда экономика и промышленность колотились в судорогах, превратило его в горячий безжизненный ад. Как и экваториальную часть материка, некогда называвшегося Южной Америкой, а также всю бывшую Австралию. Я тогда ещё подумал, что у меня глюки, увидев летающий билборд Эвакуации. На нём были написаны координаты ближайшей базы. И вбил их в свой имплантат и побрёл дальше, словно зомби, совсем уже ничего не соображая, и лишь подчиняясь командам навигатора.

Добравшись до "приёмного пункта", я немного оживился: всё-таки вот-вот увижу настоящих инопланетян. И был разочарован, так как там работали люди, потомки европейцев, покинувших землю после первого контакта. Вообще, они много сделали для нынешней Эвакуации: пересадочный городок, где все мы сейчас находились, располагался в поясе астероидов, и был переоборудован из исследовательской базы, принадлежавший когда-то Евросоюзу. Это было государство, ставшее практически единым к концу двадцать первого века, а до этого состоящее из множества мелких государств. Астероидная база Соединённых штатов (ныне – разъединённых и активно воюющих между собой), Китая (ныне поглощённого чумляндской скверной) и России, на окровавленных развалинах которой вырос СИВЗ, сейчас заброшены. Об этом я узнал от здешнего доктора, пока лежал в лазарете.

Инопланетян я увидел чуть позже, на космическом корабле, хотя и немногие расы рискнули сунуться спасать землян (хотя, подозреваю, что на этой работе им неплохо доплачивали "за вредность"). Непосредственными контактами с нами занимались гуманоидные расы или умеющие хорошо маскироваться под гуманоидов, чтобы меньше нас шокировать. Здесь были "жижики", аморфные бежевые существа, способные принимать почти любую форму, поэтому походящие на нераскрашенных, но детальных манекенов. Просто забавные ребята с золотистой кожей, зелёными волосами и замедленными движениями. Они были немы и общались на языке жестов с помощью пальцев, имеющих четыре фаланги и способных сгибаться во всех направлениях. Также я мельком видел капитана – огромное существо, занимавшее целиком специально отведённое помещение для управления. Я узнал, что представители его расы – профессиональные водители кораблей, так как имеют очень большой и сложный мозг, дающий им огромный объём памяти, колоссальную вычислительную мощность и мгновенную реакцию без всяких имплантатов. Поскольку все говорили о капитане не иначе как во множественном числе, я решил, что личностей в таком мозгу умещается тоже несколько. Вот уж кому точно всегда будет, с кем поболтать…

Как вы понимаете, я не смог устоять перед соблазном изучить технику своих продвинутых спасителей. Тем более, мне было скучно, потому что примитивные имплантаты с чёрного рынка не могли подключиться к информационным сетям других планет, а с земной теряли связь, когда мы отлетели достаточно далеко. Я ненавязчиво подкатил к корабельному компьютеру, но получил строгое "доступ запрещён" на земглише и десятке других неизвестных языков. Мои приёмы, которые прекрасно работали с примитивными компьютерами Земли, здесь оказались бесполезны. Как говорится, против овец – молодец, а против молодца – сам овца. Особенно стало не по себе, когда в каюту, которую я делил с пятью другими землянами, вошёл жижик-служащий и строго спросил, предварительно сформировав себе голосовые связки, подобные земным:

– Отсюда. Исходила. Попытка подключения. К корабельному компьютеру. Пожалуйста. Скажите. Владеет ли. Кто-нибудь из вас. Встроенными усовершенствованиями.

Я, конечно, понял, что речь об имплантате, и решил не отпираться, но притвориться дурачком.

– Ой, это, должно быть, мой медицинский имплантат. Простите, он очень низкого качества, поэтому не всегда находится под моим контролем. Но на Земле лучше не найти, а без него мой мозг не работает нормально…

После сканирования и пары вопросов меня сочли неопасным. Что было правдой – здесь я не смог бы взломать даже детский игровой планшет. А после замены имплантата в лазарете и вовсе потерял способность подключаться к сетям, ведь их оборудование было действительно медицинским кибер-протезом, а не перестроенным на коленке чёрт знает чем. Ничего, как только доберусь до цивилизованных планет, наверстаю упущенное. Как сладко будет наконец-то дрейфовать в межзвёздном киберпространстве, безо всяких ограничений, получая терабайты информации по любому запросу… Возможно, от такого счастья я вообще оторвусь от реальности, даже кушать забуду. Ну и ладно, зато сдохну счастливым.

Глава 7. Теснота свободы

Только вот, время шло, примерно раз в месяц на станцию поступала новая партия эвакуированных, мест уже не хватало. Я так понял, у каждой планеты есть квота, сколько беженцев она может принять, и на близлежащих планетах земного типа места уже закончились. Поэтому следующие партии землян улетали всё дальше и дальше от родины. Если честно, меня этот факт вполне устраивал, но подвешенное состояние и отсутствие доступа к интернету угнетало. Я пересмотрел по пять раз всё фильмы и сериалы, сохранённые в локальном мозговом хранилище, по сто раз перелистал фото, арты и мемы (интереснейшее явление культуры двадцать первого века), переслушал песни и перечитал книги. Но локальное хранилище теперь оторвано от мира. А я действительно, абсолютно и беспросветно одинок.

Спальных мест на базе катастрофически не хватало. Всех землян разделили на три смены: каждый имел право занимать койкоместо треть суток. Сейчас были не мои восемь часов, поэтому я просто слонялся по бесконечным коридорам. На станции было две прогулочных зоны с живыми растениями и высоченным потолком, имитирующим ясное небо с лёгкими облаками. Но там, понятное дело, толпилось много людей, поэтому я предпочитал исследовать коридоры и галереи, пронизывающие астероид. Частенько ноги приносили меня в "гавань", откуда уходили и куда приходили корабли. Так как я не проявлял агрессии и не пытался сделать что-нибудь запрещённое, а просто молча завидовал отбывающим, служащие станции не обращали на меня особого внимания.

Придя в гавань на этот раз я услышал разговор космо-землянина (то есть, потомка землян, родившегося не на земле) и представителя расы, которую я называл колобками. Колобок разговаривал с помощью голосового имплантата-переводчика. Эти работники станции не участвовали в подготовке к полёту, видимо, у них был перерыв.

– Куда эту партию? – поинтересовался на земглише землянин, кивая на компашку угрюмых людей, которых ещё двое колобков инструктировали для длительного космического перелёта. Колобок пробулькал какую-то тарабарщину, и его имплантат звонким голосом перевёл:

– Амо́рия.

– Опять что ли? Они же уже исчерпали квоту. Я слышал, это маленькая планета.

Снова бульканье, на этот раз более основательное. Снова перевод:

– Поправка. По размерам планета почти не уступает Земле, просто суша составляет менее двадцати процентов. Население: примерно миллиард двести миллионов человек. Поскольку по межпланетному регламенту можно принимать не более ноль целых…

– Да-да, сотая промилле от конечной расы, – перебил космо-землянин, устав слушать его тираду, но имплантат допереводил до конца, ведь это всего лишь устройство.

– …Двенадцать тысяч. Но население Амории с начала Эвакуации увеличилось, и они могут принять ещё пятьдесят человек.

– И аморийцы сразу послали данные об этом? Вот это щепетильность.

– Любят там вашего брата, – уверен, Колобок бы пожал плечами, будь они у него, но тонкие длинные ручки росли прямо из боков под прямым углом. Их милую беседу прервал крик.

Невзирая на увещевание двоих служащих, один из землян пытался убежать в один из боковых коридоров гавани, подальше от шаттла, напоминающего футуристический автобус, который должен был отправить его партию на корабль. К моему удивлению, орал мужик на чистом наречии СИВЗ, которое я узнал по интонации ещё до того, как различил слова. Меня разрывало между желанием подойти и разобраться, в чём дело, и сбежать. Страх почти было победил, но тут мой земляк со всего размаху врезал колобку, попытавшемуся его удержать. Другие земляне, отупевшие от апатии, к тому же не понимавшие ни слова из криков СИВЗовца, испуганно расступились, кто-то побежал звать службу безопасности станции. Землянин тем временем угрожающе навис над колобком, упавшим на сгибающиеся назад колени и зажимавшим окровавленную мордочку, и собрался добавить ему ещё, в качестве иллюстрации своего протеста:

– Не позволю! – ревел он, – только не туда! Вот срань!

Всё ещё борясь с собой, я торопливо подошёл к нему и тоже чуть не получил. Конечно, я не собирался геройствовать и драться с этим буйным, просто хотел потянуть время до прибытия подмоги. Нужно же хоть попытаться, пока он никого не покалечил!

– Ах ты сраный предатель Земли, только сунься ко мне!

– Остынь, я из СИВЗ, – выкрикнул я, едва увернувшись от его тяжёлого кулака. Лысоватый человек вперил в меня маленькие подозрительные глазки.

– Август Яролист. Восемнадцатый город, – пришлось озвучить то, что хотелось бы забыть, как страшный сон, чтобы у него было больше оснований мне верить. Мужик просиял щербатой улыбкой:

– Ты тоже шпион, да?! Меня послали следить за базой этих межпланетных эксплуататоров, этих захватчиков Земли и похитителей землян, и меня засекли. Схватили, притащили в этот адский лагерь, где одни пендосы и…

– Почему вы… Ты так не хочешь лететь на Аморию? – перебил его я.

– Я слышал об этом проклятом ББогом месте, гнезде грехов, планете этих грёбаных тормознутых зелёных извращенцев… Да я лучше позволю отвезти меня на Солнце, чем туда! Ты думаешь здесь ад? Не-ет, это на Амории Сатана правит бал! Моё тело поймали, да, что уж тут поделаешь, пусть издеваются как хотят. Но душу мою им не погубить! – человек кричал, хотя я стоял так близко, что до меня долетали капельки слюны.

– То есть, ты категорически отказываешься лететь на эту планету? – спросил я, стараясь сохранять невозмутимость.

– Во имя Искупления и Спасения Земли и моей души! Человеку из СИВЗ там делать нечего!

Я обратился к одному из колобков (тому, кто не пострадал от рук моего соплеменника) на ломаном земглише, который успел освоить, пока маялся здесь бездельем:

– This man doesn't want to go to Amoria. Can I?

К тому моменту нас обступили ещё несколько служащих-инопланетян, из них пара жижиков. Они ждали, чем кончится наш разговор, надеясь, видимо, что я успокою своего невменяемого земляка. Тот, к кому я обратился, важный жижик с электронным блокнотом, сверился со списками пассажиров и уточнил:

– Хотите полететь вместо него? В принципе, почему бы и нет. Пожалуйста, назовите ваш номер в списке станции.

Я назвал номер, с замиранием сердца наблюдал, как он что-то тыкал в своём планшете, и гадал, неужто я смогу наконец-то улететь отсюда, вместо того, чтобы ждать ещё месяцы или, кто знает, годы.

– Готово. Пожалуйста, пройдите инструктаж вместе с другими пассажирами, – он жутковато улыбнулся бежевыми губами.

СИВЗовец опомнился только сейчас:

– Т-ты знаешь их язык? Что происходит?!

Мне вдруг безумно, непреодолимо, до дрожи захотелось съязвить:

– Поздравляю, ты не летишь на Аморию.

– А кто летит? Что ты им сказал? – недоумённый землянин сбросил с плеча руку колобка. Я обернулся, уже отходя к шаттлу.

– Я лечу.

– Дурак, ты же своей душой жертвуешь. Неужто ради спасения моей? Не стоит, малой, что ты!

Меня охватило раздражение, я вспомнил, почему стал таким мизантропом, живя среди таких же недалёких и суеверных граждан Восемнадцатого города.

– За мою душу не переживай. Я лечу туда, так как убедился, что типов вроде тебя там точно не будет.

– Ах ты, сукин сын! – лысоватый взревел и с неожиданной быстротой бросился на меня. Холодный железный пол ушёл у меня из-под ног и прыгнул под рёбра, в ушах раздался звон, когда землянин приложил меня головой об пол. Но даже сквозь этот звон и собственное судорожное дыхание (туша соотечественника придавила меня к полу) я расслышал его горестный вопль:

– Предатель Земли! Выучил их мерзкий язык и стал их подстилкой, да?! Из-за таких как ты всё это дерьмо и случилось! Если бы не гады вроде тебя, нам было бы нечего искуплять!

И кто меня за язык тянул! Двое жижиков попытались оттащить его от меня, и мужчина от души врезал одному из них прямо в нос, как ранее колобку. Аморфная плоть промялась под его кулаком, словно подтаявший пластилин. Затем выправилась безо всякого вреда. Жижики были углеродной, но не клеточной формой жизни. Их сложную полимерную структуру почти невозможно разрушить механически. Руки инопланетян обтекли руки моего обидчика и отвердели, создав безболезненные, но прочные оковы. Его наконец оттащили от меня, и я вздрогнул, почувствовав тянущие за одежду мохнатые лапы, но это просто колобок пытался помочь мне встать.

– Вам нужно в лазарет!

– Нет-нет, всё в полном порядке, я готов! – в панике ответил я. Пугала сама мысль о том, что шаттл может улететь без меня.

– Ну, как скажете, – колобок бы, уверен, недоверчиво покачал головой, будь она у него. До нас ещё долго доносились исступлённые крики землянина, уводимого жижиками:

– Будь ты проклят! Твоя душа сгниёт, Август, ты летишь прямиком в ад! ГГосподь накажет тебя, так и знай! ПРЕДАТЕЛЬ ЗЕМЛИ!

Делая вид, что ко мне это не относится, и что все в гавани не глазеют на нас со смесью удивления, опасения и сочувствия на лицах, я доковылял до шаттла и стал слушать инструктаж. Его вёл один из "тормознутых зелёных человечков", правда, сейчас скорость его движений и речи была вполне нормальной. Ну, то есть как, "речи": излагал он с помощью жестов и пальцев, мельтешащие движения которых хитроумный имплантат превращал в голос, раздающийся из динамика.

Почему же я часто видел аморийцев замедленными? Может, иногда они просто энергию экономят? Кто ж разберёт инопланетян! Как я понял, он как раз и был представителем коренной аморийской расы. Объяснения правил поведения на космическом корабле дальнего следования сводились, в основном, к тому, что нужно быть адекватным. А не как тот парень, проклявший меня на чём свет стоит. Уже в конце инструктажа, когда люди начали садиться в шаттл, ко мне подошёл колобок с расквашенным, но уже заклеенным (каким-то регенеративным нанопластырем) носом. Из его переводчика донеслось:

– Спасибо, что заступились за меня. Возьмите, пожалуйста, мой друг. Вы можете съесть это. Землянам это не противопоказано.

Он протянул мне маленькую прямоугольную упаковку, в которой позже я идентифицировал пачку жвачки. Хм, надо будет приобрести переводчик покруче и поиграться с настройками, добавив земного сленга, а то получается как-то совсем не натуралистично. Уверен, на самом деле этот парень сказал что-то вроде "держи, братан, можешь схавать это, авось не отправишься". Жвачка по вкусу напоминала смесь малины и хвойного освежителя воздуха, но я жевал её с истинным наслаждением, ведь сладкого на станцию не завозили. Правда, примерно полпачки раздал своим попутчикам, уж очень выразительные взгляды они на неё бросали.

Что ж, может, бывший шпион и прав, и я действительно отправляюсь в ад. Тогда мне будет скучно, ведь я там уже побывал.

Живя на астероидной станции, я вроде бы свыкся с мыслью, что нахожусь не на Земле и вряд ли уже когда-нибудь вернусь на неё. Однако сейчас, стоило задуматься от том, что несёшься в космическом пространстве, не пойми куда, с околосветовой скоростью, и экзистенциальный ужас уже тут как тут. Иногда я даже специально вызывал это состояние, чисто со скуки. Ни с кем из соседей по каюте (мы путешествовали по четыре человека) я не подружился, поэтому их болтовня порядком раздражала. Для этих людей я был просто странным парнем из СИВЗ, получившим на орехи от своего соотечественника перед отлётом.

К моей огромной радости, на корабле было несколько компьютеров с выходом в межпланетную информационную сеть, а ведь раньше я даже не был уверен, что такая сеть существует: вдруг все инопланетяне слишком разные, чтобы пользоваться одним способом представления информации? Оказывается, для слепых и глухих рас существовали пластичные экраны, способные принимать формы, несущие необходимую информацию (что-то вроде шрифта Брайля на максималках), и даже запаховые, интерфейсы, кодирующие данные в виде концентрации разных веществ. Может, есть и ещё какие-нибудь извращения, например, для тех, кто общается с помощью температуры или магнитных полей, просто я о них пока не знаю.

Разумеется, я для начала решил разузнать побольше об Амории. Если честно, не нашёл ничего зловещего: планета из тех, что мы эгоцентрично называем "земного типа", большая часть покрыта океаном, разумная раса одна, гуманоидная. За исключением дополнительной фаланги пальцев, отсутствия голосовых связок и наличием сумки… Так, вот это уже интересно… Аморийцы отличались от землян способностью к фотосинтезу, развившейся у всего типа, к которому принадлежал их вид, и осуществимой при помощи симбиотических бактерий. Чтобы как-то отойти от этих биологических подробностей, я перешёл к разделу о социальной организации и обнаружил там развитые биотехнологии, непонятный социальный строй и групповые браки в придачу. Ладно, по крайней мере, меня не сошлют в крестовый поход, потому что население Амории не делилось на страны. Видимо, подобные признаки отсталости присущи только Земле и другим клоповникам космоса.