Читать книгу Репликация - Валентин Николаевич Пичугин - Страница 1

– Я боюсь, – Рольф смешно таращил глаза, приблизив пухлое лицо к монитору, что не мешало ему справляться с огромной пластиной поджаренного хлеба, на который были старательно уложены кусочки помидоров, перца, оливок и прочей снеди. Над овощным изобилием возлежала жирная копчёная килька с янтарной каплей масла на кончике хвоста, готовой сорваться вниз, добавив колорита пёстрому принту из турецких огурцов на рубашке её помощника.

– Убери, пожалуйста, тост от экрана, иначе ты мне своей камсой всё перепачкаешь, – Мария поморщилась, наблюдая, как анчоус исчезает в широко открытом рту Рольфа. «Он всегда любил хорошо поесть, но здесь налицо какое-то обжорство. Неужели нельзя было потерпеть и слопать свой бутерброд после сеанса?»

– Так хорошо? – он снова поднёс к экрану значительную часть своего гастрономического шедевра, но уже без большей части продуктового груза, покоившегося сверху. – Так что ты мне ответишь?

Алеманнский диалект и кусочки пищи, сложенные в пазухи за щеками, явно мешали его членораздельной речи, получилось забавно:

– Чак чо чы мне очвечишь?

– Не мели чепухи, чего можно бояться в доме, где кроме тебя никого нет? Лучше скажи мне, тебе было страшно, когда ты в детстве забирался в горы, чтобы помочь отцу вернуть овец с пастбища? – она слишком хорошо знала своего помощника, и чтобы отвлечь Рольфа от основной темы разговора, ей требовалось всего лишь напомнить ему о детстве в тирольских Альпах, где он провёл значительную часть своего отрочества до поступления в университет в Инсбруке. Мария приготовилась выслушать историю о том, что дед её ассистента служил горным егерем, который не испытывал страха высоты, и что Рольф никогда не бегал за овцами, а помогал гросфатеру в выгуле лошадей породы Хафлингер, в свободное от учёбы время. Не обошлось бы и без обширных воспоминаний о его отце – профессиональном стеклодуве, коллекцией цветного хрусталя которого он очень гордился, но не в этот раз.

– Я сегодня ночью дважды просыпался: сначала от звука шагов, потом от кашля, словно кто-то наверху покашливает в подушку. Мария, я хочу отсюда уехать, – Рольф подхватил пальцем оранжевую нить корейской моркови и забросил на язык. – Мне придётся заночевать в этой комнате и запереться на ключ.

– Хорошо, если ты считаешь, что тебя это успокоит, то сделай так, как считаешь нужным, – она согласилась только потому, чтобы не обсуждать дальше фобии помощника, который казался испуганным и возбуждённым. Зная Рольфа, как человека трудновозбудимого, а порой непробиваемого по отношению к внешним угрозам, что и побудило её пригласить тирольца на вакантную должность ассистента, Мария была немало удивлена разительным переменам в его поведении после отъезда в Москву. – Скажи мне лучше, как часто ты замеряешь температуру раствора. Отец жаловался вчера, что ему жарко, и он хотел бы переехать в другое место или поменять комнату на менее солнечную сторону. Мой регулятор на нуле, я и подумала, может быть дело в температуре аналога ликвора?

– Ты хочешь, чтобы я сейчас посмотрел датчик? – Рольф поднялся со стула, повернул камеру на соседний стол, где в стеклянной ёмкости плавало нечто, опутанное проводами и датчиками, отчего странный предмет напоминал медузу средних размеров, вишнёвый цвет которой фосфоресцировал светло-бежевыми кляксами, разбросанными по её блестящей поверхности. – Температура нормальная. А здесь что у нас?

Он присел, исчезая из её поля зрения. Мария пристально всматривалась в то, что совсем недавно было для неё самым дорогим человеком после ухода мамы, маленький колючий зверёк шевельнулся в груди, царапая задние стенки лёгких острыми иглами. Она глубоко вздохнула и расправила плечи. Пузырьки газа медленно поднимались со дна сосуда, прилипая к оголённой плоти, срываясь и тая на поверхности прозрачной жидкости стеклянного «аквариума».

– Что там у тебя? – Мария нетерпеливо заёрзала на стуле, ожидая ответ от ассистента, включившего знакомую ей пониженную скорость реакции на порученное задание. – Не молчи, комментируй свои действия, надеюсь, что ты не кнёдели под столом жуёшь?

– Ого! – раздался возглас Рольфа, всё ещё отсутствующего в поле зрения видеокамеры. – Глюкозы меньше единицы и давление 260 миллиметров, сейчас я исправлю.

Спустя минуту его вспотевшее лицо показалось на экране:

– Сладкоежка ваш папа, я держу поступление углеводов на максимуме. Он при жизни гипогликемией не страдал?

– Прекрати, – оборвала Мария шутника, – он жив, и ты это прекрасно знаешь! Возьми салфетку и вытри лоб, кажется, это у тебя переизбыток углеводов, не думаешь сесть на диету?

– В моём роду все были плотными ребятами, назови мне хоть один побудительный мотив, чтобы я похудел? Затея понравиться тебе потерпела фиаско, найти объект для воздыхания ты мне …

– Тихо! – Марии послышался неясный шум за спиной Рольфа, собеседник мгновенно успел прочитать выражение её лица и резко развернуться назад. В повисшей тишине комнаты ей был явственно слышен скрип половиц, словно кто-то на цыпочках крался к двери. – Рольф?

Помощник осторожно поднялся и, тихо ступая, направился к выходу. Внезапно синяя лампа озонатора вспыхнула ослепительно белым светом и погасла, погрузив в темноту окружающие предметы, лишь большая стеклянная колба с плавающим в ней предметом продолжала испускать бледно-розовое призрачное сияние. Тиролец застыл в проёме двери, вслушиваясь в утробный звук, похожий на тот, который издаёт отверстие в переполненной раковине после проглоченной порции воды.

– Рольф? – прошептала Мария в экран, превратившись в исключительный слух.

Он попятился спиной назад, потом повернулся к экрану:

– Ты слышала? Да, ты слышала. Я завтра же уезжаю отсюда к дьяволу, уеду в Ленгенфельд, буду пасти овец, свиней, откажусь от штруделей. Ich habe Angst vor.

Мария знала, как привести помощника в чувство, но ей тоже передалось его смятение, она всматривалась вместе с Рольфом в пульсирующую темноту комнаты и чёрный прямоугольник приоткрытой двери.

– Слушай меня внимательно! Включи второй монитор, на него выведены видеокамеры дома. Первая и вторая кнопки – это периметр, четвёртая, пятая и шестая – это обзор внутри помещений. Включи и посмотри, что тебе видно, кстати, ты знаешь о тревожной кнопке? Объект находится под охраной, в крайнем случае вызовешь службу самостоятельно, они приедут минут через десять-пятнадцать. А я сейчас подключу свой видеосигнал, надо понять, что там тебя пугает. Ты всё усвоил, что следует сделать? – Мария немного подумала и добавила. – Если будет совсем туго, заводи свой йодль, уверена, что все призраки не только из нашего дома, но и из соседних тотчас же разбегутся.

Помощник пропустил её последнюю ехидную рекомендацию мимо ушей:

– А что показывает третья кнопка?

– Она тебе не нужна. Эта камера находится в подвале, а он закрыт. Я даже не знаю, работает ли она, ведь с того времени, как слёг отец, туда больше никто не заходил. Так ты понял меня?

– Ок, хорошо, только как я буду иметь доступ к холодильнику? Может быть мне перетащить его сюда? – Казалось, что Рольф озаботился данным обстоятельством не меньше, чем недавним страхом, а это означало, что он возвращается в привычную для него форму.

– Делай как знаешь, только не перегружай электросети. «Бесперебойник» подключен? Имей ввиду, в это время года случаются отключения электричества, так что тебе придётся спуститься в подвал и проверить генератор, код найдёшь в правом нижнем углу двери. Надеюсь, ты помнишь, что тебе будет отпущено на подключение не больше двадцати минут. Канистры с горючим находятся там же, в чуланчике. Ты смышлёный малый, разберёшься что к чему, – Мария вспомнила, что отец часто спускался в подвал и пропадал в нём надолго, несмотря на то что наверху у него был кабинет рядом со спальней. Он объяснял свои причуды отсутствием в подземелье солнечного света, мешающего настроиться на создание атмосферы хоррора, которым изобиловали его последние романы. Возвращение наверх сопровождалось дурным настроением и сумеречным выражением лица, которое бывает у человека, нечаянно забредшего в заросли репейника и обнаружившего, что одежда усеяна мохнатыми пыльными шарами, избавление от которых требует немалого времени и сил. Мама и Мария старались не тревожить его по пустякам, приглашая лишь на завтрак и обед, поскольку ужин отец готовил себе сам, перед тем как улечься в постель во внеурочное время, когда домашние уже спали.

Но были и ясные дни: из кабинета наверху доносилась приглушённая мелодия и ритмичный звук, словно отец вальсировал с невидимым партнёром, подпевая порой в такт движениям в танце. Спускаясь вниз, он много шутил за столом, комментировал свежие газетные новости и казался полным оптимизма и жизнелюбия.

Мария очень любила эти минуты, когда белоснежная тюлевая занавеска на стеклянной двери, ведущей на веранду, трепетала на лёгком летнем ветерке, на мгновения приоткрывая геометрические фигуры голубого июньского неба, а солнце заливало шафрановой волной паркет в гостиной; родители задорно смеялись, забыв об остывающих блюдах, в обилии выставленных на круглый стол, накрытой бежевой скатертью с золотистой бахромой, свисающей до самого пола.

За спиной помощника снова раздались звуки. Это было похоже на стуки целлулоидных шариков от настольного тенниса, если их сбросить в огромном количестве с верхнего этажа, и они, обгоняя друг друга, весело запляшут по ступеням лестницы, ведущей вниз. Рольф вздрогнул и снова устремился к двери, запирая её на ключ. Огурцы на его рубашке приобрели зловещий тёмно-вишнёвый цвет, а сам он напоминал фотографа, приготовившегося заняться таинством проявления фотографий.

– Знаешь что? Пожалуй, я обойдусь сегодня без холодильника, а завтра утром займусь его транспортировкой. Какие, ты говоришь, кнопки транслируют помещения в доме?

– Ты что, собираешься всю ночь просидеть в темноте? Включи дополнительное освещение вместо перегоревшего светильника, мне ничего не видно, кроме твоей красной физиономии, – недовольно ответила Мария. – Четвёртая, пятая и шестая кнопки, надеюсь, мне не придётся повторять это по десять раз.

Рольф сдвинул брови, бормоча что-то под нос и нащупывая на пульте необходимую клавишу.

– Нет, Мари, я не буду включать верхний свет, мне почти всё видно, а тебе нечего здесь рассматривать.

На её экране вспыхнули один за другим квадраты видеоизображений до боли знакомых комнат, где прошла юность, вплоть до поступления в университет, и куда она часто возвращалась по праздникам и выходным, уже работая в лаборатории прикладной кибермедицины.

– Смотри Рольф, нет никаких призраков в доме. Будь добр, включи на пульте подсветку в коридоре и спальной комнате наверху, мне плохо видно, – попросила она ассистента. Два квадрата продолжали оставаться тёмными, обозначая лишь силуэты находящихся в них предметов.

– Они включены, Мари, но эти две комнаты продолжают оставаться без освещения. Я могу проверить неисправность только завтра, – заволновался помощник, опережая её в просьбе заняться починкой неисправного оборудования.

– Успокойся, пожалуйста. Я не собираюсь гнать тебя на растерзание монстрам и вампирам, собравшимся возле твоей двери в большом количестве. Подождём до третьих петухов, когда они рассосутся.

Рольф насторожился, его щёки задвигались, словно он выковырял языком остатки сэндвича из закромов и принялся их пережёвывать. Кончик носа тоже принял участие в ритмичном движении челюстей, двигаясь из стороны в сторону, подобно флюгеру с испорченным подшипником, не позволяющим увеличить амплитуду движения:

– При чём здесь петухи? Речь идёт о Чупа-Чупсе?

– Забудь, это я образно сказала, идиома такая есть в русском языке. Ты можешь увеличить изображение в тёмной спальной комнате и перевернуть его? – Мария всматривалась в тёмный контур на фоне мерцающего окна, не понимая, что могло бы быть расположено на кровати. Объект медленно увеличивался в размерах, меняя своё положение на сто восемьдесят градусов. «Этого не может быть». Силуэт человека опирался головой на поверхность кровати, словно он сидел на прикреплённом к потолку стуле и смотрел в окно. Её сердце ухнуло, свалившись вниз и настойчиво барабаня в диафрагму: голова призрака пришла в движение, прервав созерцание происходящего за окном, медленно поворачивая к ней своё лицо.

Что-то треснуло в наушниках, изображение исказилось и исчезло, растворяясь в матовой пелене, испещрённой серыми крупинками электронного снега.

– Прости, прости, – всполошено воскликнул ассистент, – кажется, я плеснул немного кофе на клавиатуру.

– Рольф, ты это видел? – бесчисленная орда маленьких букашек с липкими холодными лапками всё ещё спускалась от её затылка по позвоночному столбу, исчезая в области поясницы.

– Я и завтра не пойду за продуктами, – проблеял помощник. – Устрою себе разгрузочный день. Напомни, где находится тревожная кнопка?

– Рольф, ты что-нибудь видел? – повторила она, холодея от догадки.

– Знаешь, Мари, я, конечно, тебе благодарен за всё, что ты для меня делаешь, но …

Страшный удар потряс комнату, словно наверху уронили на пол тяжёлый шкаф, посыпались куски штукатурки, барабаня по столу и заволакивая комнату молочно-розовым туманом.

– Рольф, спасай ёмкость, накрой её чем-нибудь, -закричала Мария, увидев на экране, как превращается в пластиковое месиво оборудование на столе. Ассистент вскочил с кресла и бросился к «аквариуму», исчезая из поля зрения. Раздался короткий вскрик, последовавшее за этим тихое бормотание и тишина, Мария ещё какое-то время вглядывалась в статичное изображение, надеясь что-то услышать.

– Рольф, ты слышишь меня? Рольф? – повторила она несколько раз. В наушниках, сначала еле различимо, но затем всё громче и громче зазвучали аккорды вальса и уже знакомые ей звуки танцующего человека …

… Звонок из Москвы застал её врасплох. Организаторы симпозиума любезно предложили участникам форума пешую прогулку по январской Вене, но забыли заказать комфортную погоду. С утра зарядил нудный зимний дождь, вынудивший горожан раскрыть зонты и облачиться в тёплые плащи. Температура чуть выше нуля по Цельсию не располагала к экскурсиям, однако народ, уставший от многочасовых пленарных посиделок, затосковал по воле и был готов ко всему, в том числе и к возможности полюбоваться на серые зеркала луж австрийской столицы.

Мария немного опоздала ко времени сбора группы на площади Святого Стефана, обсуждая с лечащим врачом состояние отца, резко ухудшившееся в последние дни. Доктор предлагал перевезти больного в клинику, ссылаясь на то, что оборудование в стационаре несравнимо эффективнее по сравнению с тем, что установлено в доме, одновременно выражая озабоченность в безопасности перемещения. Памятуя о том, что отец, провожая её в командировку, был категорически против госпитализации, а сейчас, находясь в коме, не мог выразить своего мнения, Мария пребывала в глубоком замешательстве при принятии решения.

– Если вы не можете дать мне гарантии, что его состояние не ухудшиться, то какое решение вы ждёте от меня? Я – дочь и не могу своими руками отправить отца на эшафот, – в запальчивости прокричала она в трубку.

– Я вас понимаю, – голос в трубке терпеливо выслушивал её восклицания, – но и вы нас поймите: мы не можем дать гарантий ни в том, ни в другом случае. Наверное, я не должен вам этого говорить, но боюсь, что счёт в нашем случае идёт не на дни, а на часы. Мы можем лишь помочь продлить его борьбу за жизнь, но не сохранить её. А принимать решение о перемещении предстоит только вам.

– Хорошо, – сдалась Мария, – я позвоню вам завтра, вы всё равно не будете транспортировать его в ночь.

– Договорились, завтра утром я буду ждать вашего звонка …

Экскурсанты нетерпеливо топтались на том месте, где располагалась капелла Святого Вергилия, призывая Марию поскорее присоединиться к страждущим познаний коллегам. Они обошли скорым шагом собор, притормозив по настоянию гида у сооружения с авангардной архитектурой, в огромных зеркальных окнах которого отражалось унылое серое небо и её страдания от невозможности принять верное решение, может быть самое важное на сегодняшний день.

Возможно, Мария и отстала бы от изрядно замёрзшей и поредевшей группы, но находиться в квартире, которую она снимала, приезжая сюда на всевозможные научные конференции, и бесконечно думать о больном отце было выше её сил.

Вскоре они миновали Дом Моцарта, прошлись по Блутгассе и остановились перед выбором продолжить ли путь по Кертнерштрассе или свернуть на Грабен. Предпочтение было отдано последнему по одной прозаической причине: отсюда было рукой подать до Гавелки – уютной артистической кофейни, где можно согреться горячим айншпеннером со сливками и вкусными «бухтелями».

Мария окончательно замёрзла и возглавила праздношатающуюся процессию собратьев по науке, значительно ускорив шаг к желанной цели. В кармане завибрировал телефон, замёрзшие пальцы почти не слушались, и она свернула в один из бутиков, задев при входе многочисленные колокольчики, подвешенные на нитях и возвещающие о присутствии посетителя. На проводе снова была Москва.

– Я слушаю, – тревога росла в груди по мере того, как извещающий её абонент подробно объяснял причины отключения больного отца от приборов, поддерживающих обеспечение его жизненных функций.

– Мне очень жаль, – заключил далёкий голос.

– Подождите, вы можете перенести это на завтра? – голос Марии дрожал, сдерживая рыдания, рвущиеся наружу.

– Конечно. Бригада реаниматологов приедет к одиннадцати утра по Москве. Кто-то встретит нас?

– Да, это будет мой помощник. Я не смогу вернуться к этому времени.

– Я всё понимаю, у него будет ровно полтора часа на операцию до приезда эксперта по заключению о смерти. Надеюсь, и вы понимаете о степени ответственности? – ровный голос убаюкивал, не позволяя ей расплакаться.

– Он успеет, это профессионал в своём деле. Насколько надёжен эксперт?

– Мы в нём уверенны не меньше, чем вы в своём помощнике. Я не могу выразить вам свои соболезнования, примите же мои сочувствия. Прощайте.

Мария посмотрела в заплаканное дождливое окно и тихо заскулила. Она попыталась закрыть глаза, но нахлынувшее головокружение едва не свалило её с ног, заставив ухватиться двумя руками за оконную решётку.

– Frau, ihnen geht es schlecht? Вам плохо?

Хозяин лавки подошёл к Марии и участливо поинтересовался, может ли он чем-то помочь гостье.

– Nein, danke, всё хорошо, – она попыталась улыбнуться, – я сейчас уйду.

– Что вы, – он замахал руками, – я вижу, что вы совсем замёрзли. Могу ли предложить чашечку кофе?

– Спасибо, – Мария огляделась по сторонам.

– Идёмте за мной, – мужчина приподнял планку, пропуская её вперёд и указывая на небольшой столик у окна, – присаживайтесь, пожалуйста. Сейчас я сварю нам кофе и вам станет значительно теплее.

Через несколько минут он вернулся, неся в руках джезву и две маленькие фарфоровые чашки. Напиток был крепким и несладким, однако быстро привёл её в чувство. Хозяин лавки внимательно смотрел в её лицо.

– Вы не местная. У нас в Вене много красивых девушек, но ваше лицо отличается, оно attraktives. Когда вы плачете, слёзы смывают вашу привлекательность, – он протянул ей хрустальный колокольчик на длинной серебряной нити. – Когда вам будет плохо, позвоните. И не смейте сомневаться, это работает.

Мария потрясла хрупким прозрачным сувениром и улыбнулась, тонкий язычок колокольчика выдал забавную нежную трель:

– Спасибо, я зайду к вам ещё?

– Конечно, мой магазинчик работает без выходных, буду только рад новым встречам.

Рольф встретил её в дверях, помогая раздеться и суетясь в поисках домашних угги. Он оставался в квартире, чтобы подготовить выступление на заседание секции, от которого во многом зависело, будет ли продолжено финансирование проекта, близившегося к завершению. Не хватало, пожалуй, самого главного: практический опыт на человеческом органе по причине отсутствия донора так и не был осуществлён. Всё, что доставлялось после дорожно-транспортных происшествий или гибели в результате несчастного случая, было деформировано, либо непригодно к исследованию по ряду уважительных причин. Они уже несколько раз просили перенести их презентацию, но время командировки таяло, форум пересёк свой экватор, оставляя позади научные неудачи и лаская в лучах славы прорывные проекты, об успехах которых начали трубить не только австрийские газеты.

– Рольф, ты сегодня летишь в Москву, – с порога заявила Мария, бросаясь к компьютеру, чтобы заказать билет на ближайший рейс. – Собирай инструментарий, всё остальное ты найдёшь в моём кабинете. Единственное, что тебе придётся купить на месте в медтехнике, это стеклянный контейнер с гидрозатвором, не тащить же его отсюда.

– Ты хочешь сказать, что в Москве нам приготовили донора? А вдруг там тоже самое? У последнего было непригодное мозолистое тело, как я могу при визуальном осмотре обнаружить такой дефект. Это риски, Мари, и потом, кто будет редактировать твоё выступление, назначенное на послезавтра? Они больше не будут идти нам навстречу и снимут презентацию с повестки симпозиума.

– Я остаюсь в Вене и сделаю всё сама. За донора не переживай, его мозг в полном порядке. Это мой отец.

Рольф застыл у двери с тапками в руках, которые он хотел предложить хозяйке квартиры:

– Ты шутишь? Ты хочешь, чтобы я трансплантировал мозг твоего отца?!

Мария молчала, она уже приняла решение, и её мысли были далеко от места назревающего спора, нужно было оперативно решать множество организационных вопросов, начиная с погребения и заканчивая … Она не видела конца тому, что ей предстояло впереди.

Рольф продолжал стоять у двери, примеряя в замешательстве её угги на собственные ладони:

– Знаешь, Мари, мне думается, что это не лучшая затея. Я, конечно, поеду, всё-таки для меня твой отец всего лишь донор, объект для эксперимента. Ты всё хорошенько взвесила?

Мария молчала, ещё немного и она пошлёт всех к чертям собачим.

– Рольф, ты знаешь почему я из всех претендентов на должность ассистента выбрала тебя?

Помощник потупился, переминаясь нога на ногу, потом прошёл и присел на краешек софы:

– Знаю, спасибо тебе Мари.

– Ответь, коли знаешь! – она повысила голос, напротив, поднимаясь со стула и шагая к выходу. Мария не сомневалась, что в числе своих преимуществ перед иными претендентами её помощник назовёт отличное знание русского языка, академическое образование по трансплантологии, практический опыт работы в области биокибернетики. Её не удивило бы, если сидящий перед ней сотрудник в числе прочих весомых причин, повлиявших на результат отбора, обозначил способность пения с быстрым переключением голосовых регистров, как это умеет делать Рольф, чередуя грудные и фальцетные звуки, радуя Марию в редкие минуты отдыха своим талантом.

– Потому, что так звали твою собаку, – он поднял на неё свои глаза. «Боже мой, её невозмутимый Рольф готов заплакать?»

– Что?! Что ты сказал? – Мария опешила, не ожидая подобного ответа. – Откуда ты это знаешь?

– Я посмотрел видеозаписи, которые ты часто пересматриваешь. Файл был на рабочем столе в общем доступе. Мне кажется, что я не совершил ничего предосудительного. Ты сердишься на меня, Мари?

– Что ты такое говоришь, Рольф? Как я могу сердиться на своего самого близкого друга и помощника, ведь ты за всё время нашей дружбы и сотрудничества ни единожды не подвёл меня, – она присела к нему на софу и обняла за плечи. – Ты прав, я отдала тебе предпочтение при всех равных, потому что ваши имена совпадали. Надеюсь, что это тебя не обижает?

– Нет, – он погладил её по волосам, – отодвинься от меня, пожалуйста. Или ты думаешь, что тирольцы не мужчины?

– Рольф, настоящие учёные мужи не отвлекаются на такие мелочи, как флирт или секс. Если у тебя возникают напряжения, ты можешь пойти и снять их в известное заведение через два квартала от места, где мы живём, – Мария не отодвинулась, а ещё сильнее прижалась к помощнику.

– Ты меня неправильно поняла, – попытался оправдаться Рольф. – Просто твои волосы пахнут приятно, мне пришлось перенюхать все пузырьки с шампунем, но такой запах не обнаружился. Я лучше сам отодвинусь от тебя, а то у меня кружится голова.

– У нас действительно была собака, которую звали Рольф. Родители купили её для меня на день рождения, но быть вместе мы могли всего лишь два года. Потом я уехала учиться и навещала пса только тогда, когда приезжала домой на короткое время. Отец рассказывал, что за день до приезда Рольф усаживался на крыльцо и ждал меня. Как он это чувствовал, никто не понимал. Собака прожила вместе с нами долгие семнадцать лет. Два года назад мы похоронили его в дальнем углу сада под старой яблоней. Папа соорудил там скамейку со столиком, иногда я приезжала в гости, и мы шли проведать нашего Рольфа, подолгу вспоминая забавные эпизоды из нашей дружбы.

Когда проекту потребовалось практическое подтверждение, именно мозг моего любимого пса послужил верой и правдой науке, разбив доводы оппонентов и скептиков в пух и прах. Отец всегда поддерживал меня во всех устремлениях, не подавая виду, что ему это может не нравиться. Две недели длился эксперимент, две недели сотрудники смотрели на окружающий мир глазами Рольфа. Мы посылали его мозгу самые разные импульсы, наблюдая за восприятием внешних раздражителей. Собака до последнего дня безупречно и верно исполняла свою последнюю службу. В нашем институте установлен памятный знак в честь её вклада в мировую науку, который уже сейчас имеет широкое практическое применение.

А знаешь ли ты, Рольф, что монохромная картинка, складывающаяся из нервных импульсов мозга, прерывается на доли секунды изображением из памяти собаки. Это напоминает сублиминальный эффект 25 кадра. Иногда на нём появлялась и я, но чаще всего отец, именно он провёл с ним последние годы жизни.

Так что, мой друг, выбор был предопределён, даже если бы ты не умел петь йодль и печь вкусные штрудели, – Мария поднялась и вернулась за компьютер. – Собирайся, Рольф. Я всё решила, это мой грех, мне за него и отвечать. Я – Козерог, если что-то задумала, рога сломаю, но стену разрушу.

– Козерог – это наши альпийские косули? Никогда не слышал о таких животных.

– Твои косули – девочки по сравнению с моим знаком.

– Тогда кони? Ты похожа на белогривого хафлингера, – лицо Рольфа расплылось в широченной улыбке. Помощник казался довольным собой, подыскав подходящее для Марии сравнение.

– Приедешь в Москву и скажешь об этом первой встречной красотке. Уверена, что огребёшь знатную оплеуху, – грустно пошутила она, просматривая расписание рейсов на Москву. – Запомни, дружок, в России сравнивать девушку с лошадью с некоторых пор означает обидеть её. И хватит болтать, через два часа тебе надо быть в аэропорту.

Мария держалась до последнего, но лишь только за Рольфом закрылась дверь, она дала волю чувствам, катаясь по ковру и тихо воя от неизбывного чувства расставания и потери. Белый квадрат окна огромным кубом переваливался над ней, что казалось, ещё немного и он рухнет, вминая в пол и унося вниз сквозь плиты перекрытия все окружающие предметы, оставляя на месте её измученное горем тело. Мария молила забрать её туда, в разверзнувшуюся пропасть, от близости которой кружилась голова, но островок тверди с лежащим на нём беспомощным невесомым телом был незыблем и несокрушим.

Она не помнила сколько времени пролежала на полу, поджав колени к груди и скуля: «Папа прости». Трель телефонного звонка выдернула её из небытия.

– Всё, – Мария поднялась, постояла без движения некоторое время. Отданный самой себе приказ разбежался по телу юркими цветными змейками, спешащими выполнить ответственные поручения. Она подошла к окну: серый унылый вид холодных каменных стен домов напротив, вымоченных дождём, одинокие фигурки людей, ссутулившихся под непогодой, и лужи на булыжной мостовой, безобразные в своей бесформенности, – всё погружало в безысходность и тоску. Выуженный из шкафа халат с пушистыми пальмами на зелёном фоне и яркими апельсинами – то, что надо для декорации уличной безнадёги. Мария забралась на стул, драпируя оконный проём предметом летнего отпускного гардероба: «Дорогой мой человек, ты никогда не был в этих широтах, и я уверенна, что созданное мной, тебе должно непременно понравиться. Но сначала я должна поверить в это сама!»

Комната озарилась светом всех ламп и светильников, аудиодека выдала нечто латиноамериканское похожее на серебряную самбу, плавно переходящую в зажигательное мамбо.

Мария вернулась за компьютер, поколдовала с плоской пластиковой консолью, подключая её к многочисленным проводам, торчащим из толстого, похожего на удава, жгута. Вспыхнули многочисленные радужные огни, осветившие терминал цветной иллюминацией так, что ей пришлось убавить контрастность, экран монитора озарился голубым в ожидании загрузки программы.

– Система к работе готова, – равнодушие голосового помощника всегда успокаивало её, но не в этот раз.

– Итак, – Мария скрестила пальцы рук, усаживаясь поудобнее за столом, – нам надо определиться с местом пребывания. Эквадор, там тепло, пальмы, море, фрукты. Нет, там слишком жарко. А что нам жара, мы убавим температурный режим. И всё-таки нет, надо обойтись без искусственного регулирования климата. Может быть Зимбабве, где-нибудь у побережья? Тоже не вариант, не хватало ещё подцепить какую-нибудь африканскую экзотическую болячку. Стоп! О чём я думаю, какую ещё болячку, если мы в стерильном «аквариуме».

Она поднялась из-за стола, прошлась по комнате и снова подошла к окну.

«В Москве, наверное, сугробы намело по крышу? Интересно, Рольф догадается почистить дорожку к дому?» За серым окном всё также шёл дождь, мечтая из круглых прозрачных капель превратиться в хрупкие красивые снежинки с причудливым узором, сотканным из мельчайших мохнатых белых игл.

– Мы полетим на Фиджи! – Мария опустила полу пёстрого халата, накинутого на перекладину, удерживающую жалюзи на плачущем окне, не садясь в кресло, задала оптимальный температурный режим, исключила на ближайшую перспективу сезон дождей из повестки погоды. – И обязательно домик у моря!

Ей вспомнилось, как в один из отпусков они спешили всей семьёй на песчаный пляж, обегая тёплые лужи, не успевшие высохнуть после летнего дождя, сквозь резные листья каштанов сияли солнечные лучи, слепя глаза, а ещё влажная, в облачках тёплого пара дорожка из известковых плит была усеяна фиолетовыми кляксами упавших плодов шелковицы.

– Папа, папа, поймай мне вон того краба, – кричала она, стоя по пояс в воде и визжа от восторга при виде ракообразного обитателя моря, улепётывающего прочь со всех ног и клешней с тёплого мелководья. Отец надевал маску, погрузив её предварительно в воду, долго полоща и примеряя к лицу, и ей казалось, что он нарочно делает всё так медленно, чтобы позлить её. Кто же будет ждать и желать оказаться пойманным и переданным в цепкие руки восторженной девчонки?

Однако папа нырял, исчезая в лазурной воде, покрытой золотистыми бликами отражённого солнца, а она смотрела вслед, оставаясь неподалёку от берега и тревожась, почему его так долго нет. Мама звала на тёплый песок, соблазняя гроздью винограда, но кто же покинет место подводной охоты ради каких-то вкусностей, которые без сомнения оставят и ей.

Отец выныривал вовсе не там, куда она вглядывалась, обмирая от страха, что акула-каракула выберет на обед именно её папу, постоянно оглядываясь назад и немного успокаиваясь при виде мамы, безмятежно жующей изумрудные шарики, быстро исчезающие с пластиковой белой тарелки. «Так и мне может не достаться», – рождалось лёгкое опасение от новой напасти, тревожившей её детский ум.

Беглец помещался в банку, предусмотрительно захваченной с собой, и смешно двигал клешнями по стеклянным стенкам в прозрачной воде. «Вы что, не видите, он хочет есть». Мария бросала крабу кусочки раздавленного винограда, но пленник не замечал её угощения, продолжая испуганно вращать бусинками глаз и пытаться найти выход из прозрачного заточения.

– Маруся, нам пора отпускать его на волю, ему жарко на солнце, и он может погибнуть. Идём и сделаем это вместе.

Она нехотя поднимала банку над головой, демонстрируя отдыхающим жест своей доброй воли и размышляя о том, что было бы неплохо забрать краба с собой в Москву и поселить в ванной. Они могли бы вместе принимать душ, ведь у неё есть такой душистый шампунь, который пахнет клубникой и ему обязательно понравится. Пока они шли на глубину, Мария с надеждой посматривала на отца, надеясь, что он передумает и прочитает её мысли, однако тот передал ей банку и сказал, задумчиво глядя вдаль, туда, где голубая кромка моря сливается с небом:

– Хорошо птичке в золотой клетке, а того лучше на зелёной ветке…

«Перелёт, надо смоделировать комфортный перелёт, вот росомаха, чуть не забыла, – пальцы Марии уверенно побежали по клавиатуре, задавая необходимые параметры полёта, взлёта и посадки, трансфер от аэропорта. – А таксистом у нас будет Адриано Челентано, только мы загримируем его слегка и научим анекдотам на русском языке».

Она просидела за компьютером до полуночи, стараясь не забыть мелочей, тщательно продумывая детали будущего отдыха для самого дорогого человека на земле после мамы.

Звонок Рольфа оторвал её от занятия, Мария прикрыла клавиатуру, отключила модулятор нейросети и взяла в руки телефон:

– Слушаю.

– Мари, я благополучно приземлился, здесь такая метель, что нас чуть было не приземлили в Нижнем Тагиле.

– Ты хотел сказать в Новгороде?

– Разве это не одно и то же?

– Мальчик мой, из Тагила тебе пришлось бы по такой погоде добираться до Москвы на упряжке с оленями. Чувствуешь разницу? Я заказала машину до Жуковки, она ждёт тебя у пятой стойки, сейчас сброшу номер. Не забудь, пожалуйста, заехать в медтехнику, они работают круглосуточно, если будут сложности, сообщи мне.

– Скажи, а в такую погоду, я могу увидеть северное сияние?

– Не говори чепухи, для этого надо ехать за Полярный круг, – поморщилась Мария.

– Круг, который вокруг Москвы? – Рольф сопел в трубку, ожидая обнадёживающего ответа от своей руководительницы.

– Нет, Рольф, это тот, что вокруг страны. Ещё вопросы есть?

– Да, Мари. В метель могут нам встретиться медведи на дороге?

«Боже мой, дитя предрассудков», – Мария улыбнулась. – Да, Рольф, у них начинается в это время года брачный сезон, и они спускаются с гор, чувствуя иностранцев за версту. Хочу предупредить тебя, что самыми излюбленными для них являются сладенькие упитанные тирольцы, но в окрестностях аэропорта тебе не о чем беспокоиться, группа хорошо обученных горных егерей не допустят насилия над гостями столицы, тем не менее, когда сядешь в такси, не забудь заблокировать дверь, мало ли что.

– Я не всегда понимаю, когда ты шутишь, а когда говоришь серьёзно, но спасибо за совет, непременно им воспользуюсь, – судя по голосу, Рольф немного успокоился и тепло попрощался с Марией.

Утренний подъём никогда не был для неё обременителен. Несмотря на короткий сон, она чувствовала себя выспавшейся и готовой к новому дню. Ассистент молчал, но и ждать его раннего звонка было преждевременно, судя по всему, в их доме сейчас работают реаниматологи, затем приедут эксперты для освидетельствования и выдачи заключения о смерти. Мешать Рольфу в оперативной работе не в её правилах, Мария не сомневалась, что он выполнит поручение безупречно, именно это и никакое другое качество предопределило выбор кандидата на должность помощника в предстоящем эксперименте, который может вознести команду на вершину научного Олимпа. Допустить противоположное направление, в Аид к берегам Амелета, она не могла: через многое уже пришлось переступить, сжигая не только мосты, но и укладывая на жертвенный алтарь друзей, время и саму себя. Без малого двадцать лет подобно Сизифу катить в гору огромный валун амбициозного по своей значимости проекта и остановиться, когда до вершины осталось несколько самых трудных и важных шагов? Нет, этот камень, застрявший на крутом склоне, раздавит не только её и тех, кто помогал в работе, порой отступая в тень, не выдержав нагрузок и лишений. Весь НИИ будет похоронен под тяжестью рухнувшего неудачного эксперимента, за которым брезжила новая эра, где будут стёрты грани между жизнью и смертью. Мария мысли не допускала о паузе, чтобы вздохнуть перед последним рывком, да что там пауза, она лишила себя права даже оглянуться назад, боясь, что закружится голова от невероятной высоты, на которой она сейчас находилась.

«Ты всегда можешь на меня рассчитывать» – сказал как-то отец.

«Прости меня, папа, и не суди строго. Я воспользуюсь этим правом. Кто, как не ты, поможет мне сейчас? Я уверена, что ты меня не подведёшь».

Ближе к полудню, когда большая часть завтрашнего выступления была откорректирована, а раковина заполнилась немытыми чашками из-под кофе, позвонил Рольф. Он сопел в трубку и молчал.

– Ты можешь говорить на том языке, на котором тебе удобнее общаться, – Мария попыталась побудить помощника к разговору. Наконец он продышался и задал странный вопрос:

– Мари, ты была в Магадане?

– Когда мы с тобой выполним работу, я постараюсь достать тебе путёвку в санаторий на берегу Охотского моря.

– Нет.

– Что, нет? Почему ты спрашиваешь меня об этом вместо того, чтобы рассказать о том, как прошла операция? – сердце учащённо забилось, предчувствуя неладное.

– Он странно на меня смотрел, – Рольф словно разговаривал сам с собой.

– Да кто, чёрт тебя дери? Объясни толком, речь идёт об отце?

– При чём здесь отец? Его мозги давно покоятся в кастрюле. Я говорю про санитара, который на меня подозрительно смотрел.

– А при чём здесь Магадан? – Мария ничего не понимала, и от того нервничала ещё больше.

– Что здесь непонятного? Я думаю, что он замаскированный сотрудник КГБ и может написать на меня донос за противоправные действия с донорскими органами. Между прочим, в одной из азиатских стран за это предусмотрена смертная казнь через обезглавливание. У вас, я читал, ссылают пожизненно на «караганду» в Магадан.

– Ты имеешь ввиду на каторгу? – несмотря на драматизм ситуации, Мария улыбнулась.

– Да, на каторгу, – ассистент обречённо согласился, словно был готов собирать узелок в дальнюю дорогу «за Уральский камень».

– Забудь, этого санитара зовут Роберт. Он на всех смотрит подозрительно, при этом не состоит ни в КГБ, ни в ФБР. Когда-то доктора неудачно скрепили ему челюсть, изменив выражение лица. С тех пор он недолюбливает нашего брата. Лучше расскажи, как всё прошло, и когда ты будешь готов к первому сеансу?

– К приезду реаниматологов твой отец уже несколько минут был в состоянии клинической смерти. Из-за чудовищной метели, они опоздали, и я как мог поддерживал состояние больного, включая компрессию грудной клетки и вентиляцию лёгких, чтобы отсрочить омертвление тканей мозга. Думаю, что Петер Сафар мог бы мною гордиться. Оставалось только надеяться, чтобы они поскорее убрались из дома. Мне даже пришлось подталкивать их к двери, не предложив чая. Как ты думаешь, я поступил не очень учтиво по вашим обычаям?

– Твой поступок отвратителен, но разве у тебя был другой выход, ведь на всё про всё оставался только час-полтора, – Мария успокоила рефлексирующего ассистента.

– Спасибо, Мари. Я был уверен, что ты поймёшь моё состояние. Тем не менее, кислородное голодание мозга сказалось на ряде отделов, к счастью, для нас с тобой незначимых. Во всяком случае, я на это надеюсь. Первый сеанс покажет все плюсы и минусы моей работы. Так ты говоришь, что «робот» не «кэгэбэшник»? – Рольф снова вернулся к беспокоившей его теме.

– Роберт, – поправила его Мария, – нет, он даже не член «Моссад», чего не могу утверждать о его принадлежности к МИ-5.

Ты можешь подключить видеосвязь? Я хочу посмотреть, как всё устроилось.

– Конечно, только у меня здесь небольшой беспорядок, надеюсь, что вид лёгкого рабочего бардака не испортит тебе настроения, – Рольф отключился от аудиосвязи, экран монитора ожил, демонстрируя вид комнаты в перевёрнутом изображении.

– Будь добр, установи, пожалуйста, камеру как следует.

На экране появилась физиономия ассистента с неизменным бутербродом в ладони, другой рукой он сжимал пинцет Шора.

– Убери эту штуку от экрана, – Мария поморщилась при виде хирургического инструмента, – и поверни мне камеру на отца.

В стеклянной ёмкости покоилось то, что совсем недавно было родным человеком, а теперь представлялось куском плоти, ещё живой и по-прежнему готовой помочь ей в последней, может быть самой важной просьбе.

– Мари, ты загрузила программу? – последний кусок бутерброда исчез во рту её помощника, не страдающего отсутствием аппетита в любое время суток. Завитушки волос качнулись на его лысеющем затылке. – В принципе, у меня всё готово к началу сеанса.

– Нет, Рольф. Нам всем надо немного отдохнуть. Давай попробуем всё сделать ближе к вечеру, часов в восемь московского времени, – Мария и сама не понимала эту отсрочку. С одной стороны, очень хотелось апробировать результат немедленно, но что-то удерживало её от поспешного шага, и она решила взять паузу. – Ты отдохни, кто знает, как долго мы сможем продолжать сеанс, а мне надо завершить корректуру завтрашнего доклада. Хорошо?

– Как скажешь, Мари. Я подремлю немного. Этот «робот» слегка напугал меня, но сейчас я в порядке и к вечеру буду полностью готов к началу эксперимента.

Экран потух, она ещё немного посидела без движения, потом встала, подошла к полке и взяла в руки планшет, открыв видеоальбом, где они всей семьёй катаются на лыжах с подмосковных горок. Какое славное было время, и как быстро оно пролетело. Мария прилегла на диван, устраивая подушку под голову. Жаль, что жизнь нельзя поставить на паузу, как видеоролик, чтобы насладиться чудесными мгновениями сполна. Почему это начинаешь понимать только сейчас? Почему мы гоним минуты, часы, дни в погоне за иллюзорным лучшим будущим, оставляя счастье в прошлом? Она положила гаджет на грудь и прикрыла глаза: задорный смех мамы был так осязаем, а заснеженный гулкий лес на вершине холма так близок, что казалось, окунись в это прошлое, и вот ты уже летишь по крутому склону, а папа бежит рядом, боясь за тебя, за твой стремительный разгон, когда ветер свистит в ушах, норовя сорвать лыжную шапку с головы, а макушки занесённых снегом сосёнок цепляют за ноги, стремясь остановить твой стремительный спуск.

– Мари, тут пришли какие-то люди, – звонок Рольфа выдернул её из сладкого видения.

– Что они хотят?

– Они хотят, чтобы я купил у них электрический массажёр, – помощник тяжело дышал, ожидая её совета.

– Зачем тебе массажёр? У тебя что-то болит?

– Нет, со мной всё в порядке. Я ответил отказом, но они говорят, что лучше меня знают, что мне нужно.

– Понятно, а почему ты так дышишь?

– Я с трудом закрыл дверь за ними. Всё-таки их четверо, а я один: двое мужчин и столько же женщин.

– Ты что, пустил их в дом? – Мария рывком поднялась с дивана.

– Они дружно захотели пить, я не мог им отказать. Вдруг у них обезвоживание организма? Мари, кажется, кто-то ещё потерялся в доме. У вас в Москве живут французы? Эти люди похожи на корсиканцев, такие же наглые и шустрые.

– Рольф, немедленно выпроваживай их из дома и пригрози, что если не уйдут, то ты вызовешь полицию.

– Конечно, Мари, я немедленно изловлю оставшегося, помнится, был с ними маленький Гаврош, – помощник замялся, покашливая в трубку.

– Что ещё?

– Они пообещали помочиться на дверь, если я вызову полисменов. Как ты думаешь …

– Рольф, срочно провожай их и закрой уличные ворота. В России, всё, что распахнуто настежь, воспринимается как приглашение войти, и не важно, что это: ворота, двери или душа, войдут и наплюют, или справят нужду. Впредь, будь аккуратнее в этих вещах.

Ближе к обеду позвонил референт, чтобы уточнить степень готовности её завтрашнего выступления. Мария подтвердила заявку, выразила признательность за напоминание и сомнение в том, что соберётся необходимое количество слушателей. Представитель принимающей стороны разделил её опасения, заверив, что с их стороны делается всё необходимое, чтобы представительство делегаций из других стран было максимально полным.

– Вы понимаете, что у нас нет прямого права вынудить их посещать пленарные заседания. Если на секциях рассматриваются вопросы узкой направленности, то тема общего сбора может быть априори кому-то неинтересна. Разве что ваша работа удивит умы европейских снобов, но это зависит только от вас.

– Спасибо, мистер Глуховский, я буду стараться. Пожалуйста, не забудьте приготовить площадку под голограмму, возможно мне потребуется ею воспользоваться.

– Да, конечно, мы уже подготовили оборудование с максимальным разрешением, которое есть в нашем распоряжении, – эдвайзор пожелал ей хорошего вечера и отключился.

«Интересно, Рольф распрощался с незваными гостями?» – Мария снова набрала номер помощника.

– Мари, я уже сплю, все маркитанты изловлены и выпровожены прочь. Ворота и двери закрыты, оборудование готово к сеансу, – по-военному бодро доложил её ассистент. – Корсиканцы оставили на крыльце огромный саквояж, предлагая мне самому выбрать то, что понравится. У вас очень доверчивые, нет, доверительные люди.

– Рольф, сейчас же поднимись и вышвырни их сумку за ворота. Больше к этой теме мы не должны возвращаться.

– Хорошо, я подвешу её на верхнюю планку у входа. Так ты не рекомендуешь мне посмотреть их товар?

– Не беси меня! Всё, что ты облюбуешь, не прослужит и одного дня, так как изготовлено на Малой Арнаутской.

– Ладно, я не буду спрашивать тебя об этом месте, лучше посмотрю в Интеркоме. До связи.

Остаток дня прошёл в томительном ожидании вечернего сеанса связи, от которого зависела вся её дальнейшая судьба. Мария бесцельно бродила по квартире, заходя на кухню, чтобы сварить себе кофе, застывала с туркой в руках, не очень хорошо понимая, что с ней нужно делать дальше, потом плескала остывающую пахучую жидкость в чашку и снова забывала о ней, пока рука не немела от удерживаемой на весу джезвы. Рассеянно сделав из маленького бокала несколько глотков, она продолжала кружить по комнате, словно искала давно утерянную, но такую нужную для неё вещь. В поисках утраченного и неведомого текли минуты, приближая волнительную и тревожную встречу. Вечерние сумерки сгустились, наполнив окружающее пространство серо-фиолетовой дымкой и приглушая яркое свечение разноцветных кнопок и клавиш, усеявших в изобилии приборы, размещённые на рабочем столе.

Вот уже зажглись уличные фонари, свет которых, проникая сквозь жалюзи, окрасил стены в бледные и тёмные полосы, напоминающие решётчатую изгородь, отделявшую её от остального мира. Мария решительно выдернула кресло из-под стола, провела ладонью над пульсирующей поверхностью модификатора, словно совершая магический ритуал и нажала дрожащей рукой на нужную кнопку. Преобразователь вздрогнул, подобно дикобразу, пугающемуся от прикосновения руки, загудел, призывая ожить и другие приборы, молчаливо ждущие необходимой команды. Монитор озарился голубым свечением, сверкая алыми пикселями и напоминая фантастическое дневное небо, усеянное ночными звёздами. На втором мониторе появилось изображение Рольфа без традиционного сэндвича в руках. Было видно, что её волнение передалось толковому помощнику, лицо его было бледным, но возможно, что это была лишь игра света и теней в большой комнате загородного московского дома.

– Я готов, – тихо произнёс он, настраивая невидимый для неё регулятор.

– Ты проверил все параметры среды? Это важно, чтобы не отвлекаться во время сеанса.

– Да, я всё хорошо проверил: температура раствора, давление во всех отделах, параметры гомеостаза, – Рольф перевёл дух. – Мари, у меня к тебе одна просьба, пожалуйста, сделай так, чтобы сеанс не превышал временной диапазон. Учти, что хирургический стресс и риски церебральной ишемии всё ещё существуют, в подобных условиях никто не застрахован от минимальных операционных травм.

Она не ответила, лишь кивком головы согласилась с доводами ассистента, продолжая погружаться в голубую бездну, разверзшуюся перед ней. Это напоминало головокружительный полёт, где теряется само понятие верха и низа, подобно полёту парашютиста в ожидании, когда оранжевая полусфера закроет собой то, что ты считаешь небом, хотя, на самом деле, это земля.

Звук, подобный лопнувшему шарику, прервал её падение, экран заволокло рябью, послышались скрипы и шорохи, вполне вероятно, что это были помехи телесвязи на линии. На мгновенье стало тихо, и она отчётливо услышала голос отца:

– … Стучусь в преддверьи идеала,

Ответа нет … а там, вдали,

Манит, мелькает покрывало

Едва покинутой земли …

Мария вытерла ладонью капельки пота, выступившие на лбу:

– Папа? Ты меня слышишь, папа?

Словно отдёрнули синюю шторку, в глаза хлынул ослепительно жёлтый поток света, и она невольно отшатнулась от сияющего экрана.