Читать книгу Второй президент Чехословакии Эдвард Бенеш: политик и человек. 1884–1948 - Валентина Марьина - Страница 1

Историки, которые пытались, опираясь на архивные и опубликованные документы, воспоминания современников президента, существующую на этот счет литературу, создать портрет Бенеша как политического деятеля и человека, признают трудность выполнения поставленной задачи. «Когда я занимался его биографией, – пишет 3. Земан, – мое отношение к Бенешу колебалось. Чрезвычайная похвала, которая раздавалась главным образом во время его нахождения у власти, загнала меня в ряды критиков Бенеша; в то же время острые нападки, которые появились преимущественно после 1989 г., вызвали во мне защитную реакцию. Как бы то ни было, писать о Бенеше как о политике, а, возможно, еще более как о человеке, решительно нелегкая задача. До тех пор пока чехи будут интересоваться своим прошлым, личность Бенеша останется предметом споров»[1].

О неоднозначности и сложности фигуры Бенеша, противоречивости и, подчас, необъяснимости на первый взгляд его политики, пишет и известный чешский историк Карел Каплан: «Э. Бенеш относится к тем немногим политикам, которые несколько раз оказывались в ситуации, когда решалась судьба государства, а в случае Бенеша – государства, одним из созидателей и творцов которого он являлся. Его решения в сентябре 1938 г. и в феврале 1948 г. многие осуждают и считают Бенеша ответственным за трагическое развитие Чехословакии. Другие его защищают, поскольку эти судьбоносные решения президента понимают как неизбежные и как меньшее зло по сравнению с еще большей трагедией».

Ответ на вопрос о том, чем обуславливались позиции Бенеша на жизненно важных перекрестках республики, в большинстве случаев усматривается, как пишет Каплан, в «неправильной политической концепции, ошибочных предположениях, в излишних дипломатических калькуляциях, в личных особенностях и, не в последнюю очередь, в его болезни». «При этом недооценивается, – по мнению Каплана, исследовавшего последний год жизни президента, – что политические шаги Бенеша отмечены и предопределены и самим положением малого, по сути, еще "нового" государства в центре Европы в период обостренной борьбы великих держав за овладение этим пространством». Тот же исследователь пишет: «Президент, который в 1938 г. покинул республику, утратив доверие большинства населения, в мае 1945 г. возвратился как политик, имеющий высокий авторитет, особенно в чешском народе. Всеобще признано, что он страдал мюнхенским комплексом. Из факта Мюнхена он сделал для внешней и внутренней политики некоторые выводы, которые стали составной частью его политического мышления, а затем и принципами его политической практики. С ними он возвратился снова на родину. Внешнеполитическая ориентация Бенеша на Советский Союз (следовало бы добавить: с одновременной ориентацией на Запад. – В. М.) была мотивирована, прежде всего, поведением западных союзников в 1938 г., а также ожиданием постоянной угрозы со стороны Германии»[2].

Личность Э. Бенеша, тридцать лет проведшего в политике и посвятившего ей всю свою сознательную жизнь, действительно трудно поддается объективной оценке. Для этого необходимо рассматривать его деятельность в контексте истории послеверсальской Европы, происходивших в ней политических процессов, менявшихся направлений внешней политики западных держав Англии и Франции, событий в Германии, оправившейся от поражения в Первой мировой войне и взявшей курс на фашизацию, внутриполитического развития Советского Союза и его внешнеполитического курса; невозможно не учитывать интересы в регионе Центральной и Юго-Восточной Европы всех упомянутых крупнейших «игроков» на европейской политической сцене, а также стремление руководителей молодого чехословацкого государства играть на ней достойную и значимую роль, не вступая, по возможности, в конфликты и осторожно ведя «чехословацкий корабль» меж рифов постоянно бурного европейского политического моря. А лоцманом этого «корабля» был Э. Бенеш, ученик и соратник первого президента ЧСР Т. Г. Масарика, который высоко оценивал его заслуги как в создании Чехословакии, так и в выработке ее внешнеполитической концепции. На протяжении 17 лет, с 1918 по 1935 г., Бенеш занимал пост министра иностранных дел в четырнадцати разных, сменявших за это время друг друга правительствах. Т. Г. Масарик видел в Бенеше своего преемника. В декабре 1935 г. он стал вторым президентом ЧСР, продолжая, по сути, руководить внешней политикой государства. Были ли ошибки и просчеты в его деятельности на этих постах? Как и у всякого долгое время практикующего политика, несомненно, были, в чем Бенеш, кстати, в силу особенностей своего непростого характера, либо не любил признаваться, либо не признавался вообще. Как правило, особой критике подвергаются решения, принятые им во время мюнхенского кризиса 1938 г. и февральского кризиса 1948 г. Все десять лет после Мюнхена Бенеш пытался объяснить и оправдать свои действия (некоторые исследователи называют это «мюнхенским комплексом» или «мюнхенским синдромом» Бенеша), а также опровергнуть обвинения в предательстве, добровольной сдаче власти коммунистам в феврале 1948 г.

Ответ на вопрос о причинах принятых Бенешем судьбоносных решений следует искать в конкретно-политической обстановке того времени, и, прежде всего, во внешнеполитических факторах, расстановке сил на международной арене. На это обстоятельство также обратил особое внимание один из самых серьезных исследователей политики Бенеша в последние годы Йиндржих Деймек, подчеркнув минимальные возможности небольших государств, расположенных по соседству с тоталитарными (и, думается, вообще великими державами), отстаивать свою независимость, свою самостоятельную позицию, свои национальные интересы. Если рассматривать Мюнхен в свете великодержавной политики, считает Деймек, то он предстает «не только как крах чехословацкой государственной идеи или даже продукт личных ошибочных действий второго президента Чехословацкой республики, но гораздо более в виде общей проблемы существования небольших государств в Европе, как и на других континентах, если они (малые государства. – В. М.) становятся объектом своеволия более сильных соседей». Э. Бенеш, «как и большинство политических руководителей малых государств в Европе, временно отступил перед брутальным нажимом, однако благодаря своим систематическим дипломатическим усилиям в конце концов сумел добиться не только включения программы восстановления Чехословакии в планы Антигитлеровской коалиции, но, более того, [восстановления государства] в домюнхенских границах»[3].

Важно отметить, что Бенеш являлся не только политиком, но и ученым. Он считал, что политика должна проводиться на научной основе. Очевидно, к нему можно было бы применить современный термин «политолог». Наукой Бенеш стал заниматься даже раньше, чем политикой, проявив при этом особый интерес к социалистическим учениям[4]. Находясь на высоких государственно-политических постах, он продолжал научную деятельность[5].

Интерес к колоритной фигуре Э. Бенеша, политика не только чехословацкого, но и европейского уровня, был проявлен еще при его жизни. Благодаря своей политической и научной деятельности он стал популярен в стране, прежде всего, в чешских землях, и известен мировой общественности. Достаточно широко отмечались его пятидесятилетие (1934) и шестидесятилетие (Лондон, 1944). Появившиеся тогда работы носили преимущественно, как и все юбилейные труды, хвалебный характер. Впрочем, некоторое представление о Бенеше как о человеке и политике можно почерпнуть и из характеристик, данных ему современниками. Конечно, нельзя не учитывать их субъективность, но оценки хорошо знавших Бенеша людей добавляют живых красок в его политический портрет. Вот каким видел президента знавший его многие годы Яромир Смутны, сотрудник и единомышленник (в главном) Бенеша, в эмиграции выполнявший обязанности начальника его канцелярии. Это – дневниковая запись марта 1940 г., не рассчитанная на широкое читательское внимание, и тем более ценная: «Бенеш – это выдающийся стратег и тактик, величайший Макиавелли нашего времени, но ему не дано привлечь массы, передать им ощущение радости от труда, сознание единства, совместной борьбы, страданий и радостей. Он не вызывает доверия. Инстинктивно люди, которые к нему приближаются, испытывают постоянное ощущение некоей недоговоренности, ощущение, что Бенеш использует их в каких-то своих планах, о которых им прямо не говорит. Люди уходят от него убежденными, но не привлеченными на его сторону, получившими уверения, но не полюбившие его. Это судьба всех эгоистов: люди считаются с ними, признавая их достоинства, но не любят их. Эгоисты внушают страх и послушание, но когда им плохо, они остаются вдруг в абсолютном одиночестве. И это потому, что когда у них все было хорошо, они не смогли понять других; это – возмездие в моменты их поражения… Мы признаем Бенеша, поскольку он выделяется среди нас своей интеллигентностью, упорством, работоспособностью», но «в его характере отсутствует все человеческое. Это – машина для размышлений и работы, без человеческих эмоций, но с человеческими слабостями… Я не встречался с человеком, который был бы Бенешу по-человечески предан. Я не встречал человека, который мог бы с ним поговорить по-человечески, поговорить о том, что может кого-то огорчать, радовать. Бенеша никогда это не интересовало, и это по отношению к любому. Нет, нельзя сказать, чтобы он не помогал, наоборот, он стремился в этом случае или дать денег (иногда из своих), или походатайствовать за кого-то». Но, по словам Смутного, «он бесчувственен по отношению к другим, как и по отношению к себе… У него нет личных потребностей, он скромен, не пьет, не курит… Ничего в нем не вызывает волнения, я ни разу не наблюдал блеск удовольствия в его глазах, когда он видел красивую женщину. Он никак не проявляет, и, вероятно, особенно не ощущает удовольствия от хорошей еды или напитка. Не курит. Ему не интересно куда-то ездить. Он не любит быть в обществе, любит видеть вокруг себя людей, с которыми можно говорить о политике, дискутировать с ними, но не считает нужным собирать вокруг себя людей ради совместных развлечений. Политика для него – всё…». Я. Смутны отмечал, что, утратив человеческие контакты с людьми, Бенеш часто судит неверно, «когда у них играют роль иные, чем политические, мотивы»[6].

Сравнение Бенеша с Макиавелли, видимо, справедливо лишь отчасти. Как и итальянский политический мыслитель начала XVI в., который хотел видеть Италию сильным, целостным государством, Бенеш стремился сначала к созданию, затем к сохранению, а позже к восстановлению единого Чехословацкого государства и видел в этом единстве (как теперь ясно, ошибочно) залог его прочного будущего. Но, если Макиавелли полагал, что для достижения поставленной цели допустимы любые средства («цель оправдывает средства») и в политике возможно пренебрежение нормами морали («макиавеллизм»), то Бенеш, будучи демократом, выступал, по крайней мере, на словах, против интриганства и лукавства в политике, хотя критики зачастую обвиняют его именно в склонности к интригам и сокрытию правды. Возможно, отчасти это и справедливо: ведь дипломатам и политикам свойственны подобные приемы и методы работы. Во всяком случае, как ученый и теоретик Бенеш отвергал априори политический макиавеллизм и иезуитство, цинизм и аморальность, выступал за тождество целей политики и этики. «В демократии не может быть спора между политикой и нравственностью, – писал Бенеш, – демократия не признает и не может признавать принцип, что скверное политическое деяние, политическое мошенничество и политическая ложь могут быть оправданы патриотизмом и интересами народа или партии»[7]. Конечно, это были декларации. Не всегда они могли стать руководством к действию, о чем свидетельствуют исследования деятельности Бенеша как политика.

Тем не менее некоторые современники Бенеша ценили в его взглядах именно проповедь этих ценностей. Вот что писал по этому поводу ученый Феликс Уэлч: «Тесная взаимосвязь политики и правды – типичный признак политической школы Масарика. Чрезвычайно показательно, что он в качестве своего девиза избрал [выражение] "Правда побеждает". Отношение Бенеша к правде такое же». И далее он цитирует Бенеша: «Успех, конечный успех может прийти лишь там, где господствует честность, уважительность, правдивость. Но это не означает, что правда побеждает сама. Девиз "Правда побеждает" означает, что ради нее мы должны трудиться, ей помогать, за нее всегда и без устали бороться»[8].

Современники Бенеша, английские и американские политики и ученые, как явствует из материалов книги, подготовленной к его шестидесятилетию (1944), особое внимание обращали на краеугольный камень внешнеполитической деятельности Бенеша – достижение соглашения между Востоком и Западом и на роль Чехословакии в этом деле. Чехословакия должна, писал А. Тейлор, «познакомить западный мир с миром советским и советский мир с миром западным»[9]. Г. Томсон вторил ему: «Чехословаки чувствовали и чувствуют, что их миссия – быть мостом, связующим Запад со славянским Востоком, что они нерушимо связаны с Востоком и Западом и не могут повернуться исключительно в какую-нибудь одну сторону». Бенеш, отмечал Томпсон, с начала своей политической деятельности неустанно подчеркивал необходимость того, чтобы в мировом общественном мнении была признана миссия Чехословакии – соединить Восток с Западом в единое, дееспособное целое. В этом его не всегда понимали как его соотечественники, так и западные державы. Бенеш, однако, ни в благоприятные, ни в неблагоприятные времена не переставал утверждать, что Европа не может жить, будучи разделенной на две взаимно подозревающие друг друга половины». Еще в 1924 г. Бенеш заявлял: «Мы хотим помочь русскому народу и привести Россию как можно скорее как политического деятеля опять в Европу, так как без России не будет в Европе мира»[10]. Не правда ли, как свежо и современно звучат эти слова, как они точно накладываются на нашу действительность, для которой характерно трудное налаживание диалога и сотрудничества между Россией и Западом?

Сетон Уотсон, называя Бенеша «великим европейцем», все же считал, что он, «как до него и Масарик, прежде всего, славянин, и поэтому восточник… Одновременно долголетняя традиция… связывает его с западными демократиями, с Францией, Великобританией и Америкой и укрепляет его в вере, что его народу суждено выполнить благородную миссию посредника и переводчика между обоими такими различными мирами, как славянский и англо-саксонский, которые, хотя иногда и ворчат друг на друга, но все же обречены на взаимопонимание, если хотят, чтобы Европа была защищена от немецкого тоталитаризма (имелся в виду гитлеровский режим. – В. М.)»[11].

О стремлении Бенеша сохранить равновесие между Востоком и Западом говорил и Брюс Локкарт, посол Англии в Чехословакии с 1919 по 1928 г., а затем – английский представитель при временном чехословацком правительстве в Лондоне (до лета 1941 г.). «Было бы большой ошибкой полагать, – считал он, – что, подписав договор с Россией (1943 г. – В. М.), он стал панславистом. Он умеет приспосабливать свою тактику, но никогда не изменит своим принципам и сегодня, как и в 1918 г., обращает взгляд к Западной Европе и еще далее на Запад через Атлантический океан, чтобы найти соответствующее равновесие ради безопасности и самостоятельности своей родины»[12].

Чехословацкие коммунисты и во время, и в первые годы после войны, когда к власти пришло правительство Национального фронта чехов и словаков и началось строительство народно-демократического государства, находили общий язык с Бенешем, хотя их конечная цель была очевидна – раньше или позже установить свое монопольное господство в стране. Оно фактически и было установлено в феврале 1948 г. После смерти Бенеша, в разгар холодной войны и на пике международной напряженности появились резко критические и очернительные оценки Бенеша, грубо искажающие его деятельность. Вот как писал о нем чешский историк В. Крал: «Целью политики чешской буржуазии и ее агента Бенеша накануне Мюнхена было принесение Чехословакии в жертву гитлеровской агрессии, чтобы можно было уничтожить Советский Союз. Целью политики Бенеша была капитуляция перед Гитлером»[13]. Характеристика второго президента ЧСР, свойственная работам 1950-х гг., кратко сводилась к следующему: это государственный и политический деятель, проводивший антисоветскую и антинациональную политику, ориентировавшийся на сотрудничество с западными империалистическими державами, в годы войны действовавший в соответствии с планами Англии и США, а после освобождения Чехословакии поддерживавший реакционные силы и контрреволюцию в стране. Так характеризовался Бенеш и в СССР[14]. Историки, как советские, так и чехословацкие, смотрели тогда на него через призму классово-идеологического подхода, ставя при этом во главу угла отношение Бенеша к коммунизму, марксизму-ленинизму, идеям социализма в их сталинской интерпретации, советскому строю, который он не принимал как целое, но в котором, кстати говоря, усматривал и ценные, достойные для заимствования в процессе совершенствования западной демократической системы, элементы.

Грубое очернительство, присутствовавшее во взгляде на роль Бенеша в истории Чехословакии, в 60-е гг., когда страна шла по пути подготовки «Пражской весны», сменилось попытками более объективно оценить эту роль. Определенными шагами в этом деле стали две объемные, основанные на огромном архивном материале книги Яна Кржена «В эмиграцию» и «В эмиграции», в которых много места отводится деятельности Бенеша в 1938–1940 гг. как центральной фигуры западной чехословацкой эмиграции. Я. Кржену принадлежала и серьезная статья, анализировавшая позиции Бенеша в годы Второй мировой войны[15]. Мария Лвова рассмотрела в своей книге политику президента в период Мюнхена[16]. Однако успешно начатая в 60-е гг. прошлого века разработка темы, касающейся места и роли Бенеша в истории Чехословакии, прекратилась после подавления «Пражской весны». Никак в ЧСР в 1984 г. не было отмечено и столетие со дня его рождения. Зато в декабре 1985 г. в Нью-Йорке состоялась научная конференция, посвященная этой дате. Ее материалы были напечатаны сначала в американском журнале «Космас»[17], публиковавшем исследования по Чехословакии и странам Центральной Европы, а затем перепечатаны в 1988 г. нелегальным чехословацким изданием «Исторические исследования»[18]. В конце 1990–1991 г. чехословацкий военно-исторический журнал в рамках дискуссии о личности Бенеша познакомил и широкую научную общественность с этими материалами[19]. Как представляется, именно в ходе указанной дискуссии обозначились направления последующих исследований проблематики, связанной с именем Бенеша. Поэтому остановимся на дискуссии более подробно. Ее участники по-разному подходили к личности Бенеша, отмечая, как сильные, так и слабые стороны его деятельности. В основном положительно оценивалась роль Бенеша в создании Чехословацкого государства и его работа на посту министра иностранных дел; более сурово и пристрастно разбирались итоги последнего десятилетия политической деятельности президента и особенно его действия в период Мюнхена и в феврале 1948 г. Бенеша упрекали и критиковали за то, что сначала он не смог и не захотел воспротивиться агрессии гитлеровской Германии, предпочтя капитуляцию, а затем спасовал перед натиском коммунистов и Москвы, за то, что, будучи президентом, он дважды «не сумел защитить демократию и свободу от агрессивности великодержавного соседа»[20].

Особое внимание привлекла политика Бенеша в период мюнхенского кризиса. Следует отметить, что нападки на принятое им тогда решение начались фактически сразу после Мюнхена и продолжаются по сей день. Причем осуждали действия Бенеша не только его враги – а таких было немало, – но и многие из его сторонников и сподвижников. На сторонников и противников Бенеша разделились и участники указанной дискуссии. Каждая из сторон приводила уже неоднократно высказывавшиеся аргументы и контраргументы. Например: народ был един в своем стремлении защищать страну – единство народа в решимости начать войну преувеличено, существовали достаточно мощные социальные и политические силы, не желавшие этого; чехословацкая армия была оснащена новейшим вооружением и могла, как считало ее командование, противостоять гитлеровским войскам, опираясь на энтузиазм народных масс – среди генералитета не было единодушия в вопросе вооруженного отпора агрессору, среди 1,5 млн мобилизованных в армию было 300 тысяч немцев и 100 тысяч венгров, и неизвестно, как бы они повели себя во время войны, германские войска по своей ударной мощи превосходили чехословацкие вооруженные силы; в войне против Германии Чехословакия могла опереться на Советский Союз, который готов был оказать ей военную помощь – реальная советская помощь была проблематична: при отсутствии общих границ, нежелании Польши пропустить Красную Армию через свою территорию, физической невозможности переброски советских воинских частей через Румынию, наконец, вследствие слабости Красной Армии, обусловленной проводимыми в ней «чистками» и незавершенностью перевооружения, «только безграничный оптимист мог придавать какое-либо серьезное значение этим союзническим отношениям»[21].

«Защитники» Бенешаполагали, чтоонбыл политиком-реалистом, безусловно, взвесившим все «за» и «против» вооруженного столкновения с агрессором. Кроме всего прочего, он учитывал, что не всегда делали его оппоненты, и сложившуюся международную ситуацию. Бенеш хорошо понимал, что вступление Чехословакии в военный конфликт с Германией означало бы начало войны и войны не локальной, а, по меньшей мере, европейской. Осознавая это, мог ли Бенеш пойти на такой шаг? Локализовать конфликт не удалось бы, и мир был бы втянут в войну, которой он так опасался и к которой не был готов. Английская и французская общественность ликовала, приветствуя мирное разрешение конфликта. Политика умиротворения агрессора, конечно, за счет других, прежде всего малых государств, казалась ей тогда меньшим злом, чем пожар новой мировой войны. Всего этого не мог не видеть и не учитывать Бенеш, принимая решение подчиниться «мюнхенскому диктату». Действия президента в сентябре 1938 г., как и в феврале 1948 г., писал А. Климек, нужно рассматривать в международном контексте, в их глобальной взаимосвязи и взаимообусловленности, следует видеть, что «самые настойчивые усилия Бенеша, главы относительно малого, расположенного в чреватом кризисами центре Европы государства, не могли принципиально изменить соотношение сил»[22].

Как истинный демократ, всегда искавший и выбиравший пути мирного решения конфликтов, Бенеш предпочел, чтобы его страна принесла жертву на алтарь дела мира, но выиграла морально в глазах той же мировой общественности. Таков был его выбор. Это решение можно принимать или не принимать, одобрять или осуждать, но сам Бенеш никогда не каялся в содеянном, не считал сделанный шаг ошибочным. Самым страшным злом он считал кровопролитие (тем более напрасное), всегда старался избежать его, в том числе и в феврале 1948 г. Из двух зол, руководствуясь здравым смыслом и политическим чутьем, Бенеш выбирал меньшее. В конце концов, перед таким выбором оказывались и другие чехословацкие политики, попавшие в схожую ситуацию. Теорией «меньшего зла», здравым смыслом («плетью обуха не перешибешь») руководствовался, например, Людвик Свобода, когда отдавал приказ, чтобы чехословацкая армия не оказывала сопротивления войскам «союзников», вторгшимся в страну в августе 1968 г. для подавления свободомыслия в ЧСР. Эти же соображения двигали и рукой Александра Дубчека, подписывавшего так называемый «Московский протокол». Его объяснения своих действий аналогичны тем, которые в свое время звучали из уст Бенеша. И демократ Бенеш, и творец «социализма с человеческим лицом» Дубчек руководствовались одним стремлением: избежать напрасного кровопролития. В конце 1991 г., отвечая на нападки своих оппонентов, Дубчек говорил: «Проявлять героизм перед лицом мира без надежды на успех и ценой тысяч человеческих жизней я и сегодня считаю неприемлемым… Собственной жизнью распоряжаться просто, тяжелее решать вопрос о жизни и смерти других. Поверьте, здесь были бы десятки и тысячи людей, утопленных в крови. Сегодня я больше, чем в ту пору, убежден: выиграть мы могли только морально. Вооруженный отпор, за который ныне многие ратуют, был бы авантюрой и самоубийством»[23].

Так или примерно так мог рассуждать и Бенеш, принимая решение в трагические для Чехословакии «мюнхенские дни». И хотя президент был уверен в правильности решения, он шел к нему через большие душевные муки и колебания, понимая, что сделанный им шаг будет непопулярен. Подчинение «мюнхенскому диктату» шло вразрез с национально-государственными интересами страны, оскорбляло национально-патриотические чувства, порождало пессимизм и уныние в обществе. С решением Бенеша не согласились и многие его сторонники, оказавшиеся впоследствии в эмиграции. Так, например, Л. Рашин заявил: «Мы должны были защищаться.

Мы сами отступили… К чужой трусости мы добавили свою. Правда, что другие предали нас, но мы предали сами себя»[24]. Необходима, как полагал А. Климек, справедливая оценка личности Бенеша и его бесспорных огромных заслуг, однако, по его мнению, «медвежью услугу» при этом могла бы сыграть и его «слепая защита»[25].

Чехословацкая историография последнего двадцатилетия в оценке деятельности Бенеша так же противоречива, как и взгляды участников вышеуказанной дискуссии. Спор продолжается. Написаны десятки статей, проведено много научных конференций, в том числе и международных, опубликованы неизвестные ранее документы, касающиеся внешней политики Чехословакии, мемуары, монографии. К сожалению, не все эти материалы, в условиях затрудненного в последнее двадцатилетие книгообмена, доходят до российского читателя. В 90-е гг. прошлого века появились монографии о Бенеше, написанные как чешскими, так и английскими авторами[26]. Внимание к его персоне не исчезло и в XXI в. Деятельности Бенеша в годы эмиграции посвятили свои книги Ян Куклик и Ян Немечек[27]. Чрезвычайно критическим взглядом на политику президента в 1938–1945 гг. отмечена книга Томана Брода[28]. Самая полная политическая биография Бенеша в двух книгах написана, пожалуй, Йиндржихом Деймеком[29]. Опубликованы мемуары Бенеша[30], многие его выступления, связанные с деятельностью и личной жизнью президента документы, воспоминания о нем[31]. Впервые увидела свет (на английском языке) книга Бенеша «Падение и возрождение нации», написанная им в Лондоне в стремлении привлечь англо-американскую общественность к идее реконструкции Чехословакии. Тогда работа не была издана из-за возражений английского МИД и долгое время хранилась в архиве[32]. За два десятилетия существования Чешской республики состоялось несколько международных конференций, посвященных Бенешу. Например, в 110-ую годовщину со дня его рождения в Праге прошли конференции на темы: «Эдвард Бенеш – чехословацкий и европейский политик» и «Эдвард Бенеш и Центральная Европа»[33]. В октябре 2011 г. чешские и немецкие ученые представили взгляд на Бенеша, существующий в политических, дипломатических и интеллектуальных кругах, в средствах массовой информации.

В России нет крупных работ, посвященных Бенешу, хотя о его деятельности непременно говорится во всех трудах, касающихся чехословацкой проблематики 1918–1948 гг. Настоящая книга – это взгляд российского историка-чехословакиста на Эдварда Бенеша, человека, определявшего внешнеполитический курс Чехословакии в течение тридцати лет. Особое внимание обращено на отношение Бенеша к Советскому Союзу. Работа основана на материалах российских архивов, опубликованных в России (СССР) и Чешской республике (Чехословакии) документах, известной автору российской и чешской исторической литературе.