Читать книгу Проворонили воронье - Валентина Павловна Захарова - Страница 1

Можно долго и много говорить о преимуществах больших городов относительно малых городов. Но бесспорное преимущество малых городов в том, что всё тайное становится явным очень быстро, пусть и в виде сплетен, но тайны утаить не получится. Может потому и сбивается в стаи, в крупных городах со сволочной сущностью люди, чтобы затесаться среди порядочного населения, и вершат свои дела, не чуя под собою ног. Величие крупных городов состоит в великих свершениях людей, если конечно поймёшь, если сможешь поверить в себя и найти себе подобных, если наберёшься огромного терпения измеряющиеся временем и пониманием действительности, когда будешь двигаться своим путём. Бывает так, особенность такая больше распространяется в больших городах, что мечты рождённые детством, наполненные школой, отсеченные взрослыми или такими же твоими ровесниками, которые не понимают ни себя, ни окружающих мир. Чистые, прекрасные мечты, со временем превращаются в свою противоположность, особенно такое, характерно для крупных городов. А в малых городах сводятся до уровня борща с котлетами либо опошливаются до равнодушия. И только найдя свою точку зрения, пусть даже эта точка зрения самого низменного пошиба, начинается создание нового человека, и когда от добра ищут ещё добра, начинается путаница в понимании жизни и отсюда твой путь становится проблемой других людей.

И не надо отчаиваться читатель! Никогда в жизни не поздно делать дела, поздно будет, когда уйдёшь в другие мира. И не надо читать между строк здесь есть то, что есть и не более.

Вера Ивановна шла на рынок в превосходном расположении духа, и выражалось прекрасное настроение и в улыбке так украшающая любого улыбающегося человека, и в виде «волн» разлитых по всему телу. Какое-то предчувствие, чего-то необыкновенного не покидало её, с самого утра, как только она вышла из дому, и направилась на работу, а своей интуиции, она доверяла больше, чем окружающему миру. И если бы ни два дня, которые неизбежно наступали каждый месяц, из года в год, то она могла бы себя считать самой счастливой женщиной в мире. И эти «два чёрных дня», смягчались и компенсировались её умом и сообразительностью. Её «компенсация», лежала в данное время в сумке, и грело её душу безмерно.

О «чёрном» дне, наступающий день с точностью, через каждых пятнадцать дней о нём и пойдёт речь, из-за которого чаще всего и рождаются «тайны». А тайны были, есть и будут до тех пор, пока у человека будут чёрные дни или извращённый вкус, требующий больших финансовых затрат.

Когда ещё утром на «летучке», которая проходила в бытовки, ежедневно за пятнадцать минут до начала рабочего часа, а пятнадцати минутное собрание проводила бригадир, решался вопрос: «кому идти на рынок»? Дружно решили отправить Веру Ивановну, отдавая должное её безупречному вкусу и умению найти что-нибудь удивительное среди обыкновенных вещей.

Из-за дождя, а дождь шёл беспрерывно второй день подряд, она планировала добираться до рынка на транспорте, точнее на двух. Две остановки на автобусе и четыре на троллейбусе, нужная остановка находилась напротив рынка. Но ближе к обеду, дождь стал прекращаться и к обеду вовсе исчез. И мучившая её мысль, «брать или не брать», с собою зонтик, сам собою отпал. И когда Вера Ивановна с напутствующими словами от девчат, чтобы удача улыбнулась ей и просьбу бригадира, чтобы не забыла, она, вышла из душной бытовки, прошла тёмными коридорами по лабиринту магазина, и вышла на чистую умытую дождём улицу, ноги сами понесли её на рынок. И запланированная поездка вылетела из головы, как будто и не думала об этом мыслей.

Солнце, свежий воздух, игра солнечных лучей в лужах, радуга в небе, заставили поменять планы моментально, как добираться до рынка. Да и время, потраченное на дорогу, выходило одинаковое, если ждать не более десяти минут на остановки транспорт. Если хорошо знать переулки и проходные дворы своего города, то порой пешком и проще и быстрей добраться до нужного места, чем ехать на транспорте. Радуга так поразила её, что она не могла отказать себе в такой радости, чтобы полюбоваться игрой природы, да и память не мешало освежить.

Из-за работы, порой ловила себя на мысли, что начинает забывать собственный город. И когда «гости» города, что бывает не редко, спрашивают, как им дойти до той или иной улицы и непременно ещё спросят номер нужного им дома, она начинала путаться и с большим трудом вспоминала и улицу и нужный им номер дома. Благо на помощь всегда можно было призвать кого-нибудь из прохожих, и желательно милую старушку, уж кого-кого, а их на улице встречалось предостаточно. У них на работе вывели интересную закономерность, что город в большинстве своём населяют две категории людей: пенсионеры и туристы вместе с «гостями» заодно.

Вера Ивановна шла не спеша на рынок, находясь под впечатлением удачного дня. Ещё бы появилась возможность убить сразу двух зайцев. «Первый заяц», игрушка «ванька-встанька», поступил к ним в магазин три дня тому назад, в количестве десяти тысяч штук, и был помещён на складе. Не залёживаясь и двух часов, не большая часть пошла в торговый зал, а другая в бытовку. Схема реализации продукции была отработана идеально, выработанная десятилетиями работала бесперебойно. Для сотрудников магазина существовало правила: один человек, один «дефицитный» товар. Но в любом правиле бывают исключения, а исключения имелись для исключительных людей, в него входили люди, проработавшие не менее пяти лет в магазине и очень продуманные в своей работе. В категорию «продуманных» входила и Вера Ивановна, у которых скапливалась до десяти штук «дефицита» на официальном уровне, так как товар надо было вынести из магазина с предоставлением бумажки за подписью бригадира для охраны. А если по десять штук, хотя бы через день? Скапливались игрушки до нужного часа, и час наступил. Она заскочила домой на минутку, забрала весь товар, двадцать штук, который муж аккуратно упаковал в сумку, встретил на пороге квартиры, как и договаривались ещё утром, она поцеловал его в щёчку, и сразу же ушла.

И теперь шла на рынок, гадала мысленно, сколько запросить денег с Аннушки за «дефицитный» товар. То, что она запросит не менее десяти рублей за штуку, знала заранее, а если запросить по пятнадцать рублей, было бы для неё лучше, деньги нужны были для отправления в пионерский лагерь двух своих близнецов. А их она собирала «с нуля», то есть покупала все вещи новые, ни одной вещи не должно быть поношенной, даже если вещь одевалась всего лишь один раз. И носовые платки с носками никогда не стирала, и мужу не позволяла, один день достаточно для использования носовых платков и носков, и к вечеру вещи «улетали» в мусорное ведро. Носовые платки имели двойное назначение: вытирались в течении дня руки платком, а вечером этим же платком вытирались тщательно обувь и «улетали» платки, использованные по самому максиму в мусорное ведро. Пять копеек за платочек, и пятнадцать копеек за пару носков, а в месяц уходило двенадцать рублей только на близнецов, такая мелочь, что она их даже за деньги не считала. А вот сегодня, если Аннушка будет на рынке, она даже мысленно три раза переплюнула, через левое плечо, уже будут не плохие деньги.

Вера Ивановна работала в магазине, который находился на «красной линии», по определению городских властей и естественно магазин работал бесперебойно и «дефицитный» товар, для них был не новостью. Проработав огромное количество дней в своём магазине, и «своим магазином» стала чувствовать с того момента, когда познала многие «ходы и выходы» для достижения своих целей, и одно из многих достижений покоилось в сумке. Игрушка «ванька-встанька» ярко-оранжевого цвета, завёрнутые в мягкую ткань, приятно оттягивали обе руки. Её дети были в восторге от такой игрушки, естественно каждому по одной штуки, чтобы не делились из-за пустяка с самого детства. И от того, как звучит колокольчик, когда ребёнок пытается положить неваляшку на пол, а стоит отпустить руку, как «ванька-встанька», сам поднимается на радость ребёнку. Вера Ивановна, сама любила играть с детьми именно с неваляшкой, вспоминая своё детство, лёгкое и беззаботное. Приятно смотреть на детские забавы, особенно на игры, в которые взрослые сами, когда-то играли в детстве. А у многих во времени, детство оказывается одним из лучших воспоминанием в жизни.

Вера Ивановна, вспомнила «концерт» данный «нашим дорогим гостям», и рассмеялась от всей души при воспоминании о «концерте». Сбор от «концерта» существенно пополнил кошелёк её. Вера Ивановна как «старший товаровед» своего отдела, имела надбавку к зарплате, которая исчислялась в размере двадцати пяти рублей, принимала самое активное участие в «концерте» и вела представление с вдохновением. А начиналось представление с того момента, когда раскупался «дефицит», а «ванька-встанька» был распродан за три часа, оставалось ни мало возмущённых покупателей, которым не достался вожделённый товар и как обычно неслись не лестные замечания в адрес магазина, переходящие возмущения на торговлю вообще. Некоторые договаривались до космических далей, предлагали запустить в космос и продавцов, а чего им здесь землю зря топтать? Вера Ивановна очень внимательно вслушивалась в разно голоске возмущенных людей, и отсортировывала нужных ей «участников» концерта. Выбирала тех, кто готов заплатить любую сумму лишь бы завладеть нужной вещью. Отводила их в сторону, обещая им сделать: « Сделаем в виде исключения для дорогих людей, возможное и не возможное». Одним вопросом: «Вы, куда-то торопитесь», определяла приезжих, только с ними можно было провести «концерт», не думая о последствиях. Собрав, таким образом, человек восемь, препровождала их в бытовку.

А в бытовки их ждала уже Елена Степановна, сервированный стол и вода кипела в электрическом тульском самоваре в ожидании гостей.

В бытовки их удобно рассаживали в кресла, предлагали чай или кофе? Предлагались печенья, конфеты и разные сладости и вёлся разговор: кто да откуда, где работаете, если не секрет? Каким ветром их принесло в наш волшебный город, что понравилось, а у вас, что интересного можно увидеть в городе? И через пятнадцать минут, Елена Степановна, могла определить, кто и какой суммой располагает в данное время и сколько они готовы выложить денег за вожделенную игрушку. И выкладывали деньги за игрушку в трёхкратном размере, зато и покупали коробками товар, переживая только об одном, как перевезти набранный товар до поезда. Ловилось такси, и вопрос закрывался сам собою.

Такие возможности у Веры Ивановны появились, когда она заняла должность «старшего товароведа», и перспектива увеличить «левые» деньги не имела пределов. Главное, по больше «дефицита», который они искусственно создавали, исходили заявки на товар, который у них залёживался годами и приносил также не малые деньги, но эта сфера доходов была ей не доступна, а стало быть, и голову нечего было ломать. Так примерно «плавая» в приятных воспоминаниях, в предположениях и в фантазиях: «где бы да как бы и быстро и незаметно для других, сделать не малую сумму», шла Вера Ивановна к базару.

Деньги, вырученные от «концерта», перекрыли, как минимум в пять раз её зарплату, точнее ставку в размере ста пятидесяти рублей, работает ли она или находится на больничном листе, вынь и положи её законные сто пятьдесят рублей. Раз в квартал выходило и более, когда начисляли премиальные или за переработку во времени. Магазин работал с девяти утра и до восьми часов вечера, минус один час на обед, но почему обеденный час не зачитывается, обедаешь-то на работе, такой «злой» вопрос у них порою обсуждался, особенно в тот момент, когда на работе появлялись не приятности. На многие вопросы обычно следовал стандартный ответ: «не нами придумано, но нами сказано». Со всеми переработками и премиальными выходило двести сорок рублей, это был потолок, выше которого Вере Ивановне не позволялось подниматься. Потому и приходилось изыскивать разные пути для компенсации за свою недоплаченную зарплату, в чём они были уверенны непоколебимо.

Уж кто-кто, а они умели считать деньги, а появление возможности сделать «левые» умели улавливать на лету. Вера Ивановна чувствовала в себе силы, желание и возможности сделать больше, но как осуществить свои желания? Куда направить свою энергию, чтобы воплотить свою мечту здесь стоял мрак, переходящий иногда в туман. «Кто ищет, тот всегда найдёт» ею любимое жизненное кредо было у неё в крови, и она искала, думала и чутко улавливала происходящее вокруг. Уже были выработаны собственные жизненные постулаты, которыми всегда можно было поступиться, если на горизонте появлялась «мечта». Она точно знала, что нельзя делать, и видела исходя из собственного опыта, что это помогает жить. Само отстранение, собственная волшебная палочка, позволяющая отходить от не понимания и от вещей закрывающих путь. Вера Ивановна умела занять себя деятельностью и хорошо понимала свои возможности, отработала достаточно времени, чтобы прийти к мысли, что здесь не развернуться, просто не дадут, пусть у неё будет хоть «семь пядей во лбу». Знания растянутся во времени, и вбивают в голову смыслы: «ещё молодая девочка покажи себя в работе», «уж больно прыткая» или «молоко на губах ещё не обсохло, а туда же лезет», и кто, из нас положа руку на сердце, скажет честно, что слышали в свой адрес: «молодо зелено». И то, что было рано, не заметно перетекает, почти поздно, и привитая привычка, выработанная с годами, соглашаться с тем, с чем не согласуется желание, утешится мыслью: «на пенсии для себя поживу».

Радуга всё также светилась в полнеба не много левее от Веры Ивановны, блестели улицы чистотой и воздух наполненный свежестью, позволял дышать полной грудью. Идя по улицам, где было расположено множество городских учреждений, она специально сделала не большой крюк, чтобы лишний раз побывать на свежем воздухе, машинально прочитывала некоторые таблички на зданиях, не дочитывая надписи на табличках, проходила мимо. О значении многих учреждений не имела никого понятия, да и не вникала в их предназначения, зато улицы были абсолютно пустынны, будто и не живёт в городе несколько миллионов людей. Крюк, сделанный для длительной прогулки, чтобы поразмышлять о приватности жизни и был её «вторым зайцем».

Ей вдруг вспомнилась Наталья Александровна, может потому что она приходила вчера к ним на работу в обеденный час, после трёхлетнего исчезновения из поля зрения, даже для Аси Валентиновне, знающей всё и вся обо всех работниках и даже о бывших работающих, когда-то в магазине. Наталья Александровна даже не пришла, а приехала на собственных «Жигулях», после её посещении Ирина Сергеевна сказала: «Специально приехала, чтобы похвастаться своей машиной и утереть нам нос». Наталья Александровна занимала должность «старшего товароведа», которую теперь занимала Вера Ивановна, а тогда десять лет тому назад, Вера Ивановна молодая, наивная и всё воспринимающая буквально: белое есть белое, а голубой цвет имеет много оттенков, пришла из техникума и стала работать под руководством Натальи Александровны. Вера Ивановна и сейчас бы не смогла никак себе ответить, что было такого странного в характере Натальи Александровны, что от неё бежали как от чумы. И при всех обстоятельствах Наталья Александровна оставалась непоколебимой как памятник с места не сдвинешь и по лицу ничего не прочитаешь. С одной стороны вежлива, но это обязательный атрибут их работы, очень мягкая в обращении со всеми без исключения. Умела рассказать историю о себе, но её истории не воспринимались в том виде, как она их рассказывала. Там где шла речь о грусти, у слушателей возникало недоумение, а там где шла речь о весёлых моментах её жизни, почему-то хотелось погрустить. Лицом мила, видно было, что перед зеркалом проводила, не мало, времени, и в тот же момент была неряшлива в одежде. Для многих так и осталось секретом, как она вообще вышла в старшие товароведы? Вера Ивановна семь лет проработала под её началом, и как только появлялась возможность скрыться с её глаз, она это делала с большой охотой. Имела, обаяние, смешанное с обветшалостью, может быть такая дремучая смесь в ней, происходила из-за её слабости к спиртному? Если бы кто-нибудь сказал Натальи Александровне, что: «Наталья Александровна, вы, пьяница», у человека, сказавшего такое, появилось бы много проблем. И такая «правду любящая» потом вдруг стала замечать, что у неё по работе стали происходить какие-то неприятности, и будут «неприятности» сыпаться как из рога изобилия до тех пор, пока проронившая небрежно фразу: «правду, режущую глаза» девушка не уволится по собственному желанию. И когда девушка будет исполнять точно такие же обязанности на новом рабочем месте, и не иметь за это никаких неприятностей, для «правду» любящей так и останется тайной её источник головной боли. На глазах Веры Ивановны пять девчат ушли с работы « по собственному желанию» за семь лет, после слов сказанных в лицо Натальи Александровне: – «А не пьянством ли попахивает»? Наталья Александровна любила подчеркнуть, что пьёт исключительно только коньяк «Наполеон», а не как некоторые армянский или грузинский коньяк, и только после рабочего дня, а что в бытовки выпивает, так это чтобы сестра не видела, пьющая молдавское вино из граненого стакана, вместе со своим мужем. Да и тара из-под конька «уж больно симпатичная бутылочка, мой сынок за два месяца собирает по двадцать копеек, и скапливает мою месячную зарплату». Умела обволакивать вниманием, а стоит отойти от неё подальше, так и хочется почему-то руки помыть. Вера Ивановна вспомнила Наталью Александровну со случаем, который произошёл с нею три года тому назад, и запомнилось так, будто вчера всё произошло.

А произошло вот что, когда в конце рабочего дня все собрались в бытовки: кто-то уходит сразу домой, кто-то рассказывает анекдот, услышанный от покупателей, кто-то с кем договаривается о чём-то, как всегда обычная сутолока, в конце дня при всей усталости, как ни странно люди становятся более оживлённые, более разговорчивее, более откровеннее. В этот же самый момент, Наталья Александровна выносила коробки из бригадирской комнаты, у бригадира в этот день был отгул. А расстояние было приличное, от «золотой комнаты», так в шутку называли бригадирский закуток, до машины на которой приехал её муж, и Наталья Александровна естественно торопилась, никто ей не помогал, она не просила, а «инициатива наказуема», да и некогда было проявлять инициативу, каждая старалась, быстрей, уйти домой. «Должно быть, успела сделать свои дела во время рабочего дня», подумали некоторые, кто прекрасно понимал, чем занимается Наталья Александровна. Появилась прекрасная возможность обрушить «непотопляемость» до основания. Кто-то сбегал за милицией, охрана у них присутствовала в магазине круглосуточно, как обычно охрана находилась у себя в бытовки, и только новенький, появившись, на работе впервые из любопытства ходил, осматривая свой объект. И естественно все девушки красавицы казались ему на одно лицо, к нему «самая продуманная» и обратилась. Наталью Александровну задержали до выяснения всех обстоятельств, что было дальше для многих осталось тайной.

На следующий день на стол заведующей лёг акт, со всей описью, изъятых коробок и объяснительная записка Натальи Александровны. Коробки с товаром были развезены по детским домам, вот нечаянная радость для детей наступила. Светлана Николаевна предоставила в милицию документы, что детские игрушки предназначались в детские дома, а так как у них постоянная нехватка с машинами, то практикуется само вывоз продукции, были приложены соответствующие документы. Потом было собрание, обсуждали произошедший, «инцидент», постановили уволить Наталью Александровну «по собственному желанию». Бригадира перевели в другой магазин в должности бригадира, тогда то и появилась у них Елена Степановна, которую молодёжь любила, а взрослые уважали за умение делать дела, так как надо. Вере Ивановне было приятно думать о бригадире, она чувствовала к себе искреннее отношение дружеское участие, пусть и помноженное на денежных «перетрубациях», и всё же культурой поведения, бригадир владела в совершенстве. Что нельзя было сказать о начальнице отдела, и не потому у неё отсутствовала культура оттого, что Светлана Николаевна умела загнуть матом, когда работа выпадала из графика, её внешний вид коробил даже далёких от эстетики людей.

Елена Степановна хорошо наладила “кассу» взаимопомощи, действия которой полностью возлагалась на профсоюзы, но деньги вначале проходили через руки бригадира. Деньги собирались не только на торжественные мероприятия, но и на не предвиденные случаи. А не предвиденных случаев, было предостаточно, например, срочно нужны деньги на покупку машины, очередь подошла не заметно, после трёх, а то и пяти лет «стояния» в списках. И от умения, от щедрости, от нужного совета зависимость шла от бригадира, в какой мере будет оказана помощь. Елена Степановна такие щепетильные вопросы решала один на один, которые ни для кого не были секретом, все друг у друга были как на ладони. Ответ шёл стандартный: «будем думать». И бралась за дело капитально: узнавала всю родословную и личную жизнь той, что желала, приобрести машину. Вера Ивановна сама прошла всю процедуру такой проверки, и конечно же купила машину «Москвич» для отца. Отцу подарила, не только потому, что он мечтал о машине, но и считала уж где-где, а в деревне машина действительно не роскошь, а средство для передвижения. Елена Степановна не раз побывала у неё в гостях, познакомилась со всей семьёй, очаровала детей, очень понравилась её маме. Съездила на электричке к её отцу, набрала грибов целую корзину, самых отборных белых грибов. А места грибные показывал папа, советуя на ходу как лучше грибы просушить без ущерба на качество. После такого тщательного знакомства, Елена Степановна дала добро навынос продукции, которая пользовалась большим спросом, а самое главное пригласили в «золотую кладовую». Дело в том, что их подвал был не большой частью, огромного бомбоубежища, построенного ещё до второй мировой войны, и усовершенственного на случай ядерной войны. Одна из дверей ведущая в коридор убежища находилось в комнате бригадира, бронированные двери удивляли своей основательностью и с большим трудом открывались. И одно из ответвлений выходило в подвале дома, в котором жила Елена Степановна, и ключи от подвала были всегда при ней. Именно этим ходом и пользовалась Вера Ивановна, когда стала исполнять обязанности старшего товароведа. А уж как была рада Аннушка, когда торговала на рынке такой продукцией. У неё очередь стояла на рынке, что было редким явлением для базара. И двадцать процентов были неизменными, и также передавались бригадиру. Естественно предварительно с ней был проведён «инструктаж», что о бомбоубежище «никому ни гу-гу, даже любимому человеку».

Вера Ивановна удлинила дорогу, чтобы поймать «второго зайца», позволить себе, поразмышлять о приватности в жизни. Нехватка времени чувствовалось ею на каждом шагу. На работе была полностью поглощена вниманием ко всему, что происходило кругом. На постоянных клиентов уходило куда больше времени, чем они того стоили, пока они расскажут анекдот для них свежий, а она на дню один и тот же анекдот слышит в десятый раз, приходиться мило улыбаться и удивляться анекдоту, будто услышанному впервые. Другая расскажет последние новости из личной жизни, меняются только имена в рассказе, а новость «избитая» то отвращения, и варьируется разными голосами с одним и тем же сюжетом, и чаще с дурным запашком. И если у клиента было превосходное настроение, Вера Ивановна ловко предлагала книгу: «Жалоб и предложений», куда вписывались восторженные пожелания в адрес магазина, и особенно продавца, когда клиенты спрашивали её имя и фамилия, то фамилию переспрашивали на несколько раз и с улыбкой вписывали в книгу, восхищаясь услышанной фамилией. И как можно чётко выписывали: «Хочу выразить благодарность Золототрубовой Вере Ивановне ….» и так далее и тому подобное, в её смену книга была исписана одними благодарными отзывами и предложениями одного и того же характера: «Красота и культура обслуживания» только и менялось количество восклицательных знаков и замысловатых подписей. А вне работы, семья полностью поглощала её без остатка.

Свои дела, делала на ходу, чутко улавливая малейшие изменения, происходящие вокруг её работы, которые могли бы хоть на один шаг, приблизить её к одной единственной цели. Интуитивно чувствуя, что где-то рядом находится её «жар-птица», которую надо поймать целиком, а не выщипывать из неё перья, одно из пёрышек покоилось в сумке в виде игрушки «ванька-встанька». Вспомнилась последняя поездка к старшему брату, разница в восемь лет, нисколько не мешала понимать друг друга с полуслова. Жил брат на расстоянии сорока пяти минут полёта самолётом.

У Веры Ивановны появилась привычка за неделю до Нового года, ездить к брату, задерживалась на три дня, она бы и подольше бы оставалась, да вид его жены, вызывали в ней, огромную жалость к брату и не понимание к ней. Вера Ивановна с братом приходили специально на новогоднюю ёлку, расположенную в ЦУМе, поднимались на верхний этаж и любовались ёлкой, беседую о жизни. Ёлка была необыкновенна тем, что её украшали только одни шары, собранные в кучку, увеличивая широту ели, а обильный дождь делал ёлку и краше и выше. Его жена один раз сходила с ними в ЦУМ, сделала не понимающее лицо и сказала: «детский сад», и больше с ними никуда и никогда не выходила. Стоило вспомнить брата, невольно на память пришла и его жена, и начала заползать в душу, тоска, перемешанная с горечью. Такое состояние души, Вера Ивановна не приветствовала, и заставила себя не впадать в уныние. У неё выработалась привычка и умение, переходить быстро в нужное русло, и самый эффективный способ, освежающий быстро голову, просто взглянуть на часы, а время самый лучший друг и помощник для насущных дел. Вера Ивановна взглянула на часы, и подумала: «Да, ползу как черепаха, зато от души надышалась свежим воздухом, когда ещё придётся так отдохнуть. И к чему вспомнилась Наталья Александровна ни уму, ни сердцу. Какая-то каша в голове, а вот и мой рынок, только бы Аннушка была б на месте. Да куда она денется, она бессмертна как Баба-Яга. Интересно, а радуга ещё на месте?» Не дойдя пару шагов до угла, а там поворот пройдёшь метров сто и любимый рынок. Вера Ивановна отошла, с середины тротуара и подняла голову в поиске радуги. Радуга стояла на месте и оказалась у неё за спиной, оттого она и потеряла радугу из виду. Она любила эту часть города за бесшумность, какой-то странный покой окружал её, стоило ей здесь появиться. Редко увидишь проезжающую машину или прохожего, наличие множества различных учреждений, о назначении которых она и понятия не имела, и вовсе делали район пустынным. И только станция метрополитена, оживляли на несколько минут улицу, и тишина вновь наступала до следующего появления не больших групп людей выходящих из метро. Вот и сейчас появилась не большая группа людей, не спеша расходящихся в разные стороны. У неё вызвала улыбку, что люди, проходящие мимо неё, невольно начинали оглядываться в ту сторону, куда она глядела. Двое пожилых, аккуратно одетых людей, остановились неподалёку от неё, переговариваясь о том, куда им с начало зайти. На базар, а потом купить билеты в театр или наоборот поступить. Судя по разговору, в театр они собирались идти завтра, а цветы для актёра купить заранее, а завтра итак полдня уйдёт на сборы в театр, да и вечером цветами уже не торгуют. Их сомнения по поводу, куда вначале идти, перемешивались со словами восхищения в адрес радуги, вынося своё суждение о радуге, что она такая большая и яркая. В это время, с левой стороны её толкнули, и перед нею, оказался смущённый мужчина, не много взъерошенный, ростком, как говорится: «метр с кепкой». Он приложил руку к сердцу и стал извиняться, ввернул несколько раз слово «красавица». Видно было, что извинения, произносимые им, доставляли ему удовольствие. Пока он извинялся, Вера Ивановна, окинула взглядом всю его внешность, про себя отметила: «Умудрился так загореть вначале лето, либо дачу имеет, либо отдохнул на море». Опыт работы с людьми, научил её навскидку определять «кто есть кто». А перед нею стоял человек из породы, как у неё на работе выражались: «вся рубаха в петухах или не хочу в ворота, разбирай забор». У неё, что-то защемило внутри, она почувствовала смятение и неловкость перед ним, и как можно доброжелательнее ответила: «Сама виновата, стою здесь как истукан и вытаращила глаза в небо. Как будто сто лет радуги не видела». А он стоящий перед нею, как громом поражённый и чуть ли не заикаясь, сказал: «Как вы похожи на мою жену, сволочь она. Вы намного красивей, и мою ни за что не упросишь надеть шляпку. Много раз просил надеть для меня. Покупаю разных видов, а она подружкам раздаривала. Наденет панаму самого худшего пошиба и цвета, и разгуливает по саду. Я бы с большим удовольствием, пригласил вас к себе домой, чтобы вы убедились в верности моих слов. Как назло у меня в квартире страшный погром. Я же тот погром и учинил. А может быть, зайдём в кафе»?

Веру Ивановну нисколько не удивило, ни его желание задержать её, ни его предложение сходить в кафе. Она прекрасно знала, какими обладает внешними способностями, и умела тактично отказать, не задевая самолюбие мужчин.

– Вы, когда последний раз смотрелись в зеркало? – улыбаясь, спросила она.

– А что дурно выгляжу? Тысячу извинений, – быстро заговорил незнакомец, видно боясь, что она сейчас уйдёт.

– Да у вас синяк под глазом. И вид у вас, будто от кого-то бежите. Да мне и некогда прохлаждаться, и так ползу как черепаха. А у меня дела на рынке, – и сделала шаг в сторону, давая ему понять, что надо идти.

Он поспешно преградил дорогу, и умоляющим тоном, сказал: – А можно я вас провожу? Смотрел внимательно в её глаза, она отметила, его чёрные глаза, а даже разглядела себя, в его глазах, будто в зеркало взглянула и подумала: – «впервые вижу такие чёрные глаза, как чёрная смородина, надо шляпку поправить…», – и слегка поправила, свою соломенную шляпку. Он, наблюдая за каждым её движением, рассмеялся и сказал: – Вот видите, пригодился как зеркало, а синяк пустяк пройдёт. Всё-таки зацепил меня урод! Не хотите в кафе, пойдёмте я вас провожу, и расскажу вам, какой же я осёл, и как вы прекрасны. Можно?

Да говорите, вам самому легче станет, может быть, и я узнаю, что-то новое для себя. И она, видевшая впереди железные ограждения рынка, пошла не спеша, давая возможность выговориться незнакомцу.

– Я, сам сотни раз травил такие скабрезные анекдоты, и ржал как конь. Воплотил в жизни, себе анекдот! Даже входная дверь не была заперта, ничего себе, как они расслабились. Свою жену с любовником, застал в самый разгар игрищ! Постоял, подождал, когда они закончат свои дела. На меня напал столбняк, от увиденного, потом отвернулся, сказалось культура, и дал им возможность одеться. И началась свистопляска. Моя визжала, как ошпаренная свинья, ударил её один раз. Ни разу в жизни руки не поднимал на женщин, взгляд её мне не понравился, наглый и злой. За взгляд и ударил. И где мои глаза раньше были, уму непостижимо. Ни разу в жизни не видел у неё такого озлобленного взгляда. Я разведусь с нею из-за одного её омерзительного взгляда. А этого жирного борова, отметелил от всей души, если бы не его жена, примчавшаяся на крики моей, идиотки, наверное, убил бы его. Нос всё-таки свернул ему на сторону, будет память ему хорошая. Трудно жирное тело бить, будто ковёр выбиваешь и не понять толи выбил пыль, толи ещё дурь осталась. Нашла себе любовника, стыд и позор. Мой сосед, дверь в дверь квартиры расположены. И жена у него, ещё та стерва, склочная баба, постоянно чем-то не довольная. А сам сосед ходит как муха по стеклу, сонный и запах от него странный исходит, будто никогда он не моется. На весь подъезд кричит, что не будет стирать его грязные, вонючие, носки. Ой! Извините за такие мерзкие подробности. Нашла себе урода! Убила наповал! А ведь я нёс ей подарок, просто так без всяких поводов, ни дня рождения, ни праздника не было у нас. Один товарищ по работе отдал старый долг, о которым я совсем забыл. А давайте я вам его покажу, – он остановился, и достал из кармана брюк, коробочку голубого цвета и открыл. Вера Ивановна из любопытства остановилась и взглянула на раскрытую коробочку. Золотые серёжки с александритом, заиграли своим голубоватым цветом, веселя сердце.

Да, – только и смогла сказать Вера Ивановна, при виде такого подарка. Она, похвалила его за прекрасный выбор, и посоветовала на некоторое время, куда–нибудь, уйти, и там успокоиться, «время лечит». Она, смотрела ему прямо в глаза, и никак не могла налюбоваться чернотой его глаз, у неё было такое чувство, будто он не моргал, и каким-то просящим взглядом не сводил с неё взгляда. Он вздохнул глубоко-глубоко, и сказал: – «Спасибо за совет, обязательно им воспользуюсь, у меня превосходный брат, с моей специальностью, меня везде с руками и с ногами возьмут. А, давайте, я, вам подарю эти серьги! Берите!» И протянул коробочку прямо к её руке. Не сводя своего взгляда от его блестящих чёрных глаз, у неё вертелось в голове желание, сказать ему комплимент по поводу его красивых глаз, а сказала совсем другое: – «Спасибо, пройдёт время, и подарите своей жене. Время лечит».

– Время не лекарь. Время совершенствует технику, а человека превращает в урода. Нет у меня жены с сегоднейшнего дня, я развёлся, а формальности потом решу. Иду по улице, вспомнил о подарке, и решил для себя, отдам первой встречной женщине, которая не только со мной заговорит. Вижу, что вам не нравится моё предложение, получилось оскорбительно, гадко не красиво. Возьмите, пожалуйста – незнакомец, говорил чётко и замедлено. Он так и держал на вытянутой руке коробочку, чувствуя, будто камень держит в руках, а не драгоценную безделушку. Вера Ивановна отвернулась от него и с оскорбительным видом, прошла через распахнутые ворота рынка и исчезла среди многолюдства, чувствуя в душе глубокое огорчение от такой нелепой встречи. Повторяя мысленно одну и ту же фразу: «Какая мерзость, какая мерзость». Она пока не могла точно для себя определить, к чему относится «мерзость»: толи к его рассказу об измене жены; толи к нелепому подарку; толи к самой себе, что позволила выслушать такую мерзкую историю и не прервала его на полуслове. Лёгкий озноб прошёл по всему телу, а это было сигналом к тому, что она нервничает. Вера Ивановна умела собою командовать, и потому заставила себя думать о деле. «Ладно, вляпалась, так вляпалась, и забыла! О! Только бы моя Аннушка была бы на месте. Быстрей гром грянет в ясную погоду, чем Аннушки не окажется на своём излюбленном месте. Сколько с неё взять? Ладно, определимся при виде голубых глаз». Вера Ивановна думала о произошедшим инциденте, и тут же рассматривала разные безделушки, разложенные на газетах, у других на картонках, кто-то на ящиках поместил товар. Как говорила Вера Ивановна своему мужу: «В музеях одно и то же десятилетиями показывают, а на рынке чего только не увидишь и сколько разнообразия, и неожиданных вещей встречается. Магазин «Тысяча мелочей» становится просто «киоском» по сравнению с базаром. В магазине не поторгуешься, а на рынке, отведёшь душу, пока торгуешься, и покупаешь вещь порою из уважения к старости, а не оттого, что вещь мне нужна».

Вера Ивановна чувствовала себя на рынке в своей стихии, в своё время сама приторговывала, когда была в декретном отпуске, и не только из-за нужды в деньгах, торговала товаром, скопленным с годами и ждущий своего часа в подвале, и народ торговавший на рынке был своеобразен и интересен ни только для ума, но и для души с далеко идущими выводами о жизни в стране. Увидела бессменную Наталью Юрьевну, естественно кивнула, ей, в знак приветствия, имевшую группу по инвалидности, любой здоровый человек, работающий в поте лица своего, удивился бы, узнай, какой у неё заработок в день не сравнится с его месячной зарплатой, конечно не пользу рабочего класса. Она каждую неделю ездила с мужем в Прибалтику, скупала там вещи и перепродавала в несколько десятков раз дороже. Около неё стояла дородная женщина и примеряла обувь, явно не подходившую под её комплекцию, но мода видно довлела над её разумом, так как босоножки были куплены ёю. Наталья Николаевна заметила Веру Ивановну, и помахала в приветствии рукою, обернулась и покупательница. Хорошо, что в такой момент широкая мужская спина прикрыла её, и Вера Ивановна шарахнулась в сторону, чтобы исчезнуть с места, где она только что была. За пару секунд промелькнули школьные воспоминания: как учительница немецкого языка ходит по рядам, такая же толстая, как и тогда, у неё была странная наклонность щипать учеников. В один самый ужасный день, который отложился в памяти самым скверным днём, в её школьной жизни, пришёлся на уроки немецкого языка. Учительница, а это она и купила обувь, как обычно подкралась не заметно, и ущипнула за левое предплечье, пальцами унизанными золотыми кольцами, и повернула зажатую кожу так, что Веруся, так её в школе называли друзья, закричала во всё горло, и кричала до тех пор, пока не потеряла сознание. Потом была врач в белом халате задающая какие-то вопросы, переход на уроки английского языка. И отталкивающее чувство к учительнице немецкого языка перешло в глухую ненависть к изучению иностранных языков. Отойдя как можно дальше, Вера Ивановна подумала: «Ох, и везёт мне сегодня на встречи, лучше нигде не задерживаться, и как можно быстрей дойти до моей бабули. Оттого должно быть, и бегут так быстро люди, чтобы не столкнуться с неприятностями». Вера Ивановна надвинула на глаза поля шляпки так, чтобы видеть прохожих от плеча и ниже, чтобы не столкнуться со встречными, и по возможности ускорила шаг.

Вера Ивановна нашла свою Аннушку, как обычно восседавшую на своём излюбленном троне. Очень импозантную бабулю, одевающуюся в светлые одежды, где пре обладали белые и розовые цвета, неизменная шляпка, украшенная мелкими цветочками, сделанные собственноручно, поля шляпки прикрывали лицо так, чтобы загар не портил белизну лица. Троном называлось добротно сделанное кресло, одна тысяча девятьсот пятьдесят четвёртого года выпуска, обтянутое натуральной коричневой кожей, и если предполагался дождь, кресло как можно бережней переносилось в помещение, где Аннушкина дочка работала продавцом. Как только появлялась первая тучка, предвещающая дождь, местные любители выпить не сок, начинали кружить не далеко, ожидая взмаха Аннушкиной руки, и за рубль и двенадцать копеек, именно столько стоило плодово-ягодное вино, готовые нести кресло хоть до её квартиры. А если на службе присутствовал племянник по сестре, «вечный сержант» милиции, то он ради поддержания спортивной формы, взваливал на правое плечо кресло, а сиденье, легко отделяющиеся от каркаса сиденья, нёс в левой руке играючи. Не далёко в мясном отделе работал родной брат, разница в возрасте была в двадцать два года в пользу молодости брата, и махал топором отменно на уровне: «чего изволите». Так что бабуля на рынке была как у себя дома, среди прекрасной родни и не мало, хороших знакомых людей. Перед троном по ранжиру стояли ящики, застеленные цветной скатертью, скатерть дышала чистотой и свежестью в знак уважения к покупателю. И товар, разложенный на скатерти, был не просто дефицитный, а остродефицитный блестел новизной, будто только вчера сошёл с конвейера, что в сущности соответствовало действительности. Около Аннушки постоянно толкался народ, и после не больших сомнений: «брать или не брать», брали. А уж если каким-нибудь ветром заносило на рынок иностранцев, то они с большим удовольствием фотографировались на фоне колоритной Аннушки, и скупали со скатерти почти весь товар. И тогда Аннушка жаловалась своему окружению: «Где, где взять товар»? Хотя превосходно знала, где взять товар, разъезжала на своём «Москвиче» по комиссионным магазинам, при них обычно находились, где-нибудь в дальнем закутке, до которых обычно покупатель не доходит, и скупала конфискованный товар с чистой совестью, и вновь всё шло по кругу. Сидевшие рядышком бабули со своим не хитрым товаром, буквально липли к везучей Аннушки, она у них была вроде «талисмана». Среди бабушек существовала примета, кто ближе к ней сидел, товар распродавался быстрее, чем у тех, кто находился на дальних подступах от трона. И как только расторопная бабуля продаст свой «товарник», и уйдёт довольная восвояси, так тут же пододвигается к трону другая, так что вокруг Аннушки пространство никогда не пустовало. Через пять минут Вера Ивановна отходила от Аннушки с деньгами, сумма которой превысило её двухмесячную зарплату. Они понимали друг друга с полуслова, чтобы поинтересоваться и пожелать благ. Вера Ивановна посмотрела в сторону цветочной площади, которую перекрывал Центральный павильон в три этажа, можно было, и обойти павильон. Она пару секунд поразмышляла о том, через павильон пройти или обойти здание, чтобы попасть на цветочную площадь. Она решилась пройти через павильон, заодно посмотреть, чем торгуют и какие цены на рынке, хотя прекрасно знала, и чем торгуют и каковы цены, однако цены здесь плавали постоянно.

Поднимаясь по степеням Центрального павильона, от здания веяло прохладой, она начала мысленно повторять как заклинание, одну и ту же фразу: «Ничего не покупаю, смотрю и прохожу мимо». Идя среди прилавков заваленных фруктовыми пирамидами и любуясь спелостью и свежестью фруктов, думала: «Нужны свободные руки, сорок пять роз плюс самую шикарную розу для мамы, и для Елены Степановны белоснежную розу, как она и просила. Интересно для кого ей понадобилась роза? Должно быть для мамы, а может быть для дочери? Надо будет спросить у неё». При виде черешни, вспомнила о муже, и свой наказ ему: «Обязательно купи черешни для детей, пусть они у нас вырастут здоровыми и желательно умными». И на тысячный раз задалась вопросом: «Почему, почему не можем в магазинах иметь такие отборные продукты, наверняка берут продукты с одного склада. Интересно продукты из одной оперы, что и «ванька-встанька»? Но нам выгоден дефицит». И так размышляя, незаметно вышла из сумрачного помещения, яркий свет ослепил на миг её глаза. Вера Ивановна остановилась на верхней лестничной площадке вымощенной мраморной крошкой, и окинула взором цветочную площадь. Да было, чем восхититься и на что посмотреть, первое, что определила для себя, обойти всю площадь, просмотреть тщательно все цветы, чтобы не пожалеть, что не заметила самые-самые, а потом уж взяться за покупку цветов. Не спеша спустилась с лестницы и направилась к рядам, где помещались одни розы.

Проходя мимо цветов, обращала внимание, не только на цветы, но и на людей продающих цветы. Продавцы цветов выглядели как то особенно хорошо, одежда под стать цветам, такая же яркая, нарядная и лица светятся, и улыбку видишь на их лицах чаще, чем там за павильоном. Проходя по рядам среди цветов, в памяти вспомнилось, вчерашнее обсуждение по поводу выбора цветов, какие надо купить цветы для именинницы, после долгих обсуждений, пришли к общему согласию: должны быть самые-самые лучшие розы и стебель цветка непременно ни менее пятидесяти сантиметров. А вот какого цвета должны быть розы, к единому мнению так и не пришли, предпочтение отдали пяти цветам: белому, красному, жёлтому и розовому если повезёт, то желательно и оранжевые розы купить. Помня о наказе девчат, Вера Ивановна два раза обошла весь цветочный рынок, рассматривая и ища лучшие и свежие цветы. В уме пере умножила и переделила на сотни раз, сколько и какого цвета купить розы, и чтобы аляписто не выглядел букет, но и богатство цветов также не потерять. Через два часа, букет цветов лежал на левой руке, розы составляли интересный букет: пятнадцать роз зелёного цвета за их редкость; пятнадцать роз жёлтого цвета и пятнадцать роз розового цвета. Все цветы только-только начинали приоткрывать свои бутоны. Приобрела и для Елены Степановны крупную белоснежную розу, а для своей мамы любимую ею оранжевую розу. Вера Ивановна посмотрела на букет, две «левые» розы не много не сочетались с общим видом букета расцветки цветов, «будем радовать прохожих»– подумала она. По деньгам вышло, без сорока пяти рублей, одна тысяча рублей. В эту же сумму входило, две «левые» розы, тридцать рублей такая малость, по сравнению цены букета, что об «такой малости», кому-либо сообщать не стоит, кроме естественно бригадира.

А та, что продала зелёные розы, по двадцать пять рублей за одну штуку, знала цену своим розам, их необыкновенный редчайший цвет, где весь низ бутона, окрасился яркой зеленью и постепенно переходил в бледно-зелёный цвет, перетекая по самому краю лепестка в белоснежный цвет, и высота стебля была нужного размера. Когда Вера Ивановна, увидела такую красоту, она остановилась как вкопанная перед ними. И чем дольше вглядывалась в них, тем сильнее появлялось желание их приобрести. Хозяйка цветов, поздоровалась и с лёгким акцентом сказала: «Цветы из самой Голландии, вчера только привезли в наш город, а сегодня цветы в вашем красивом городе». Разговорились, хозяйка цветов назвала свой город, Кохтла-Ярве, а где находится такой город, Вера Ивановна понятия не имела, но название города запомнила сразу. На её удивлённый взгляд, хозяйка с пониманием уточнила, что Кохтла-Ярве находится в Эстонии, потом начиналась обычная песня:-«Сами понимаете, дорога, везём цветы на собственной машине, а их надо сохранить в первозданном виде. Уверяю вас, цветы простоят целый месяц, их надо только подрезать, а если на один литр воды добавить таблетку аспирина, то простоят ещё дольше». Тут подошёл мужчина высокого роста, узнав, какая цена цветам, сразу купил. Сто одну розу! У, Веры Ивановны аж дух захватило от того, что она увидела. И она тут же купила пятнадцать роз, боясь, что не хватит нужного количества, да и себе потом не простит такую оплошность. Вера Ивановна от души поблагодарила за цветы, зная прекрасно, как приятно услышать слова благодарности от покупателей. И когда отходила от цветочницы, подумала о мужчине так: «Интересно, почему сто одна роза»?

Вера Ивановна вспомнила молодого парня, он был первый из множества покупателей, от кого она услышала, не только слово «спасибо», но и комплимент в свой адрес, светленький с «гагаринской» улыбкой, он купил резиновый мячик для брата. Потом появились ни просто комплименты, а предложения фривольного характера в надежде на «продолжение следует». Впервые, когда она услышала от пожилого мужчины, что он хотел бы встретиться с нею в гостинице, она даже не поняла, о чём идёт речь, хорошо рядом была Алла Альбертовна, она и ответила ему: «Вера Ивановна замужем и дома её ждут четверо детей». Она на то время и замужем не была. А когда Алла Альбертовна в бытовки объяснила ей, что хотел от неё мужчина, Вера Ивановна даже заплакала от обиды. «Да, что предсказала, то предсказала четверых детей» – с улыбкой, вспомнила Вера Ивановна.

Заставила себя выйти из своих блуждающих воспоминаний и сосредоточится на прохожих, чтобы не задели ненароком цветы. Букет оказался большим, чувствовалась тяжесть роз лежащих на правой руке. На выходе из рынка не вольно, услышала разговор торгующих старушек, бабуля громко с восхищением говорила: – «Представляешь, Семёновна, видела собственными глазами, как подошёл мужичок с синяком под глазом и подаёт, нашей, Николаевне голубую коробочку! Николаевна берёт без задней мысли. Наверное, подумала, что мужик продаёт серьги. Дело обычное, стащил дома, и выпить хочется, вот и несут к нам на рынок разнесчастная алкашня утащенные вещи из дома. А мужичок и говорит: «Бери бабуля, дарю. Не бойся брать, они не ворованные, просто у меня сегодня лирическое настроение». И тут же развернулся и исчез, а Николаевна забрала свой скарб, и домой ушла». Бабуля и дальше стала развивать свои домыслы в виде: про мужичка, и про Николаевну, должно быть испугавшуюся, что мужичок вернётся и заберёт свой подарок обратно, потому и ушедшую так быстро домой. Естественно Вера Ивановна, пошла далее и не стала в отличии, от других людей, собравшихся вокруг бабуль и слушающих внимательно необычную историю о подарке. Дорогою думая о незнакомце: «Значит, мой мужичок сдержал слово. Молодец! Жалко мужика, а интересно мой смог бы мне изменить? Какая глупость в голову полезла»,– и она тут же себя оборвала, уж что-то, а обрывать себя и на полуслове, если чувствовала, как начинает развиваться фантазия. И чтобы не думать, сосредоточила своё внимание на прохожих, зная по опыту, как отвлекаешься от не нужных мыслей.

Не возможно было не заметить, как сразу на их лицах появлялась улыбка. Это её позабавило, и она подумала: «…должно быть думают, что мне подарили такую красоту» дальше не стала развивать фантазии. Впереди увидела группу людей, судя по фигурам молодёжь человек семь-восемь, они суетились и передвигались на одном месте, уступая дорогу прохожим , а прохожие старались мимо них пройти как можно быстрей. Народу стало встречаться больше, наступило то время когда народ идёт с работы домой, и лица у людей озабоченные или уставшие на вид, а стоило им заметить роскошный букет роз, появлялась на миг улыбка. «Возможно, деньги стреляют»– отметила про себя, Вера Ивановна, дело обычное, если у неё спрашивали, она, в просьбе не отказывала, всякое бывает. Она ещё подумала о том, что возможно придётся отказать, деньги находились в маленькой сумочке, а большую сумку она упаковала и положила в маленькую. Букет роз помешал бы доставать мелочь, да и не хотелось лишний раз шевелить цветы, которые улеглись удобно и компактно на правой руке, рука начинала понемногу ныть от напряжения. Она взглянула на часы с золотым корпусом, и браслет был позолоченный, ей не нравилось, что корпус в высоту немного великоват и оттого носила их редко, больше из уважения к мужу. Она знала, как он копил на подарок со своей пенсии, знала, где он подрабатывает, иногда его друг Сергей подкидывал ему работку. Она знала о муже всё, и даже сейчас идя по улицы, она точно знала, где он находится в такую чудную погоду, естественно гуляет с малышами в саду. А близнецы в спортивной школе обитают, деньги для них собрала, можно смело отправлять их в пионерский лагерь. Идя не спеша, она дошла до перекрёстка, где так и стояла группа молодых людей. Вера Ивановна почему-то начала их пересчитывать, насчитала шестерых мальчишек и двух девочек, все были одеты в черные одежды, в это же время к ней подошла светленькая девушка и стараясь говорить медленно, спросила: – « Скажите, пожалуйста, где находится магазин с фарфоровой посудой». Девочка говорила очень медленно – чётко выговаривала каждое слово и при этом заглядывала в книжку. Вера Ивановна на слух определила, что перед нею стоят немцы, и стала не торопясь объяснять им, дорогу, ведущую в посудный магазин. Поправила цветы, покрепче прижала, чтобы освободить левую руку держащую цветы, и стала говорить: « Вам надо перейти, на ту сторону улицы»– и показала левой рукой, где именно надо переходить дорогу,– «потом повернуться влево, и пройти вперёд, до троллейбусной остановки, садитесь на любой троллейбус, проедите три остановки, выйдите. И вперёд походу троллейбуса, дойти до другой дороги, дорогу не переходить, а сразу же свернуть вправо, и пройти два дома, будет небольшой переулок, переходите переулок и ваш угловой магазин». «Могли бы написать и повесить вывеску со словом посуда»– эти последние слова вслух не произнесла вслух, а договорила про себя. При объяснении Вера Ивановна постоянно обращалась непосредственно к светленькой девушке, замечая, как очень внимательно слушают её остальные, по взгляду девушки Вера Ивановна поняла, что та ничего не поняла из сказанного, а девушка полистала словарь и спросила:– «Повторите, пожалуйста». Вера Ивановна поняла по недоумённым лицам молодёжи, что объяснять придётся долго и решила их проводить, благо нужный магазин находился неподалёку от её магазина, их интересовала фарфоровая посуда, а в этом магазине был лучший выбор, чем в её магазине.

«Пойдёмте, я вас провожу», и не оглядываясь пошла через дорогу, с левой стороны пошла светленькая девушка, Вера Ивановна отметила,-«внимательная», остальные ребята пошли за ними. Вера Ивановна стала вспоминать, что есть интересного в немецкой истории:– « Гегель начало немецкой упорядочной мысли, вышел из Аристотеля и ушёл в неизвестное направление. Кант доказывал недоказуемое, заговорил человек так, что вышла одна гадость – фашизм. Фашисты эти «ассенизаторы» человечества, собравшиеся расплодиться на нашей территории, а из нас сделать рабов. Дети не стоит их пугать, итак запуганы на сто лет вперёд. Гёте «Фауст», алхимик мечтатель, из свинца свинец и выйдет ещё сводник Мефистофель, сделка века: « остановись мгновение ты прекрасно», на бессмертную душу старичка повёлся, а сам старичок хорош, вкусить прелести жизни не смог, но рядом постоять не отказался. И только вырастив собственноручно виноградник, познал вкус к жизни, как говориться: «лучше поздно, чем никогда». И когда они завернули на улицу имени знаменитого критика, сумевшего предсказать будущее своей Родины, и всегда почти свободную от прохожих, Вера Ивановна обернулась лицом к девушке и сказала: – У вас превосходные писатели, ваш Гейне это наш Гоголь в прозе, Гессе великолепен в своих фантазиях, и с Гегелем вам повезло, а Карла Маркса «Капитал»– эту вечную книгу никто ещё не продолжил создавать?» – тут Вера Ивановна замолчала и подумала, что говорит что-то не то. Девушка услышала знакомые имена, от удивления остановилась и обратилась, своим спутником на своём родном языке. Ребята окружили их и смотрели удивлённо на неё, она мысленно себя выругала, и девушка, заглядывая в свой словарь, иногда переходила, на заученные фразы рассказала, что они школьники из ГДР, изучают русский язык и по путёвкам приехали в Советский союз, и что они знают Пушкина и любят его сказки. Вера Ивановна похвалила девушку за хорошее знание русского языка и спросила: – «Каким им видится наш город?».

– У вас много земли, а живёте тесно, здания низкие, у нас выше и просторней помещения и светлее. А в магазине им надо купить эмалированную посуду, стали по словарю уточнять «эмалированная или фарфоровая» посуда им нужна, оказалось, что нужно что-нибудь железное, так сказать: «на долгую память о городе». Так разговаривая, они незаметно подошли к саду. Вера Ивановна сразу же увидела своего мужа с детьми около пруда, где плавали два белоснежных лебедя, у лебедей даже был свой домик на пруду. Муж не заметил её и подхватил на руки дочку, другой рукой держа за ручку сына, пошёл вглубь сада. «А я была права, что мой любимый в саду»– с удовольствием подумала она. « Мы, вчера были в этом саду» сказала светленькая девушка. – А как вас зовут? спросила девушку Вера Ивановна.

– Марта.

– Красивое имя, а вам, рассказывали, каким был сад при Петре? Нет, ответила Марта за всех. – Скульптуру Крылова вы видели это отголосок того сада, который был создан Петром 1. При Петре 1 этих зданий вовсе не было, и сад распространялся до зданий стоящих вдоль проспекта. Сад полностью был посвящён Эзопу, вылитого из серебра и с золотою головою стоящего около главных ворот сада, с той стороны сада. А на каждой дорожке сада стояли стенды с написанными текстами из его басен, кстати Пётр1, сам переводил его книги, и около каждого щита стояли фигуры вылитые из серебра и бронзы и усыпанные драгоценными камнями.. Во времена Екатерины 2, умеющая виртуозно одной рукой отбирать, одним росчерком пера и этой же рукой раздавать богатства не выходя из дворца. Люди скрывающие свою алчность при Петре1, получили отличную пищу во времена Екатерины2, именно при её нахождении во власти были разворованы все скульптуры, а после наводнения и скульптура Эзопа исчезла окончательно, хотя такую тяжесть вряд ли водой можно было смыть да ещё перекинуть через гранитный барьер. Пока Вера Ивановна рассказывала о прошлом создании сада, Марта достала из сумочки, которая висела у неё на плече, блокнот и ручку и что-то быстро записывала в блокнот. Про себя Вера Ивановна подумала, но вслух не сказала:– « И как тени деревьев скрывают солнце, так и тени времени скрывают истину». Ребята и так не были разговорчивыми, но после рассказанной истории совсем замерли, казалось, что они даже и не дышат. Вера Ивановна чувствовала себя в ударе, она могла бы рассказать много интересного и о «замке» стоящего напротив сада, но откинула появляющуюся мысль о «замке», зачем лишний раз подчёркивать ничтожество и подлость тех времён, да ещё и перед детьми, вырастут, сами натворят своих дел.

«Пойдёмте, осталось пройти пару минут до вашего магазина», и Вера Ивановна не спеша пошла, а с левой стороны также пошла, Марта, державшая исписанный блокнот и ручку в левой руке. Они свернули в левую сторону, и не прошло и двух минут как они оказались около высокой лестнице ведущую в магазин. Мальчишки первые исчезли в дверях магазина, Вера Ивановна мысленно их пересчитала: «шесть все на месте», а чёрненькая девушка задержалась и чем-то недовольная спросила:– «Вы где купили такие туфли?» Вера Ивановна рассмеялась над таким наивным вопросом и ответила: – «Конечно ж в магазине». Не объяснять же девушке, как покупается дефицитный товар в их магазинах. Самый ходовой товар всегда находится на самом видно месте, но отдельно, и на желание покупателя купить именно этот товар, следует стандартный ответ: «вещь отложенная, ушли за деньгами». Сообразительный покупатель, если вещь стоит до ста рублей, накидывает десять рублей, и просит продавца отпустить ему товар без сдачи и понравившаяся вещичка уходит вместе с покупателем. Не будет ведь Вера Ивановна распространяться о специфическом подходе в советской торговле, тем более перед девчонкой, да ещё и иностранкой. А Герда так звали тёмненькую девушку, интересовалась, потому что была удивлена тем, что у мамы были точно такие же туфли привезённые неделю тому назад из ФРГ, куда она ездила на симпозиум врачей. Оттого Герда и спросила об обуви, получила ответ не тот, который ожидала получить. Она всю дорогу не отводила взгляда с туфлей, и единственное у неё было желание посмотреть на торговый знак, который наносится на стельку как у мамы и убедиться собственными глазами в маркировки: Австрийская обувь или местного производства. Естественно до такой просьбы она не опустилась оттого и хмурилась и чувствовала себя неловко перед русской женщиной с таким шикарным букетом цветов. Марта подала листок бумажки со словами: « Здесь мой адрес будете в Берлине, покажем наш город, а ручка вам на память, чтобы не забыли нас», положила на стебли цветов листочек и ручку, догоняя Герду, вошла в магазин. «Восемь» – мысленно досчитала их Вера Ивановна, и пошла на свою работу.

Не прошло и десяти минут, как Вера Ивановна сидела в кресле и с большим удовольствием расположила на табуретки свои ноги, чувствуя, как уходит боль, дающая покой ногам. А в бытовки шло полным ходом приготовление к праздничному дню, самым тщательным образом промывались полы Еленой Николаевной, которой и двадцати лет не было, и работала в магазине уборщицей. А чтобы не затягивать уборку, все находящиеся в бытовки принимали «активное» участие, держа в руках тряпки не больше носовых платков. Елена Степановна, державшая под контролем всех и вся, неустанно нахваливала Елену Николаевну и за молодость, и за трудолюбие и просто за то, что у неё было прекрасное настроение. Нина Григорьевна любимица всех, вышедшая на пенсию три года тому назад, «пробездельничала полгода»– как она любила говорить, вернулась и продолжила работу на складе. Склад работал до пяти часов вечера, и когда у Нины Григорьевны появлялось желание «приобщиться к молодости», проводила оставшиеся время в бытовки до самого закрытия, а сегодня просто обязывал ей здесь находиться, она перемывала всю посуду и складывала в тазик, а другие кто попадался под руку, уносили в зал для просушки. Алла Альбертовна принесла очередной тазик с посудой и перенесла к серванту, около серванта стояла Надежда Викторовна и тщательно протирала полотенцем промытую посуду, разнообразного вида и тут же составляла в сервант, когда Вера Ивановна вошла в бытовку, половина бытовки было отмыто. Её самым торжественным образом усадили в кресло на чистую половину бытовки. Все кто присутствовал в бытовки при её появлении, сделали кучу комплиментов в её адрес за удачно купленные цветы, Елена Степановна с восхищением взяла букет роз и поставила в заранее приготовленную напольную вазу наполовину залитой водою. Напольная ваза была списана в утиль, какой-то покупатель уронил в своё время вазу, образовалась трещина и естественно была списана, таких ваз со временем скопилось три штуки, могло быть и больше, если бы они не уносились домой. Исходили из разных соображений: «жалко добро пропадает, а унесу домой, авось пригодится», «надо как точно, подходит под мои обои» или «…под мои шторы». Некоторая списанная продукция отправлялась на предприятия изготовителей, что-то по мелочам, если скапливался штучный товар- то оседал в бытовки, отсюда с годами скопилась изрядное количество разнообразной посуды с разнообразными дефектами. Праздновали дни рождения всем, дни рождения группировались по сезонному календарю, а у кого сходилось зимой, праздновали вместе с новым годом; у кого приходило день рождение на весну приурочивали к первому маю; а летние дни рождения приходились на завтра. Как ни как, а восемьдесят восемь человек в коллективе весомое общество в магазине, так это только на первом этаже. А второй и третий этаж не считается для них.

Вера Ивановна подняла по виду чистую тряпку, с пола брошенную кем-то в пылу уборки, и стала тщательно убирать пыль с туфлей, рассмотрела внимательно каблук в девять сантиметров, не поцарапала ли где, туфли выглядели, как новенькие, будто она их ни разу не обувала. Австрийские туфли были ею куплены ещё зимою, уж кому-кому, как не ей знать, когда надо покупать нужные вещи, летом покупаешь зимние вещи, а зимой летние вещи, вот и весь секрет в покупках нужных вещей. Классический стиль туфлей был современен в любое время в моде, и потому Вера Ивановна постоянно выглядела модной и со своей «шкурой», она мысленно была беспощадна и честна к окружающему миру и превосходно понимала « что к чему и почему газеты читать скучно, а кино смотреть интереснее»; вслух старалась выражаться больше вопросительно, что подразумевало под собою и участие в жизни коллектива и позволяло скрывать своё не знание и не понимание многих решений, к действиям которых она стремилась. Вера Ивановна и тогда, когда выслушивала восхищенные слова насчёт букета роз, и когда сидела в кресле и чистила туфли прислушиваясь к ноющей боли в ногах помаленьку, уходящую боль в никуда. И сейчас слушая очередную весёлую историю Аллы Альбертовны, умеющей свои похождения рассказывать с юмором. Менялись лишь имена мужчин, а сами истории были похожи друг на друга неизменно, и только суммы денег варьировались в разных исчислениях, потраченные в очередном ресторане и на разные подарки, и на протяжении всего времени не упускала из виду подарок, который красовался на столе. А красовалось на столе для всеобщего обозрения, чтобы каждый вошедший увидал, на какой подарок скинулись всем коллективом. Кто сколько дал денег на подарок, знала только Елена Степановна, руководствующаяся единственным выработанный годами постулатом: «от каждого по способностям, и от каждого по возможностям».

И как только боль слегка отпустила, Вера Ивановна босыми ногами прошла по холодному гранитному полу. Каменный гранит промыли с порошком так, что переливался своим родным цветом. Дошла до своей кабинки, достала тапочки на заячьем меху, и пока возилась с туфлями, смазывая их «детским» кремом, боль как по волшебству отпустила её окончательно. И она с внутренним душевным трепетом, подошла к столу, заставленному подарочным сервизом. У неё представилась возможность рассмотреть посуду во всей её красе, и даже держать тарелку в руках рассматривая все изгибы росписи, так богато разрисованные на посуде. Ведь она более двух лет видела шикарный сервиз только за стеклом и на расстоянии. Сама посуда имела около четырех сот наименований предметов, была выставлена в зале и так была удачно расположена, что просматривалась со всех сторон, и привлекала, невольно, любого кто проходил мимо такой красоты. И такое богатство находилось в самой дальней комнате магазина «Юбилейный», Вера Ивановна ходила в магазин только ради этого сервиза как в музей, и ей думалось, что сервиз никто и никогда не сможет его купить.

Дело в том, что магазин «Юбилейный» предназначался исключительно только для новобрачных, и за покупками должны приходить либо жених, либо невеста со справкой из загса, подтверждающая статус жениха, невесты; кстати о своих возможностях в приобретении товара именно в этом магазине многие молодожёны даже не подозревали, и стало быть такую прекрасную возможность не использовали, оттого магазин «Юбилейный» большее время пустовал от посетителей и товары в нём лежали годами не востребованными. Так же существовало ограничение в приобретении товара, стоимость всех товаров не должно было превышать суммы в размере двух тысячи рублей, как раз стоимость сервиза. Сам магазин находился по выражению Веры Ивановны: «у чёрта на куличках». И чтобы до него доехать, у Веры Ивановны уходило два часа, время исчислялось от её квартиры и до самых дверей самого магазина, и при условии, что она не будет стоять на остановках в ожидании автобуса, а ждать порой приходилось и по пятнадцать, когда подойдёт нужный автобус.

Когда на собрании Вера Ивановна замолвила слово о сервизе. И где находится сам сервиз, то многие усомнились в наличии такого магазина, надо отдать должное присутствующим на том собрании, каждая вторая нашла время съездить в магазин «Юбилейный», дабы убедиться собственными глазами, что где-то есть и лучше и прекрасней чем у них. Убедившись в том что сервиз стоит того чтобы быть подаренным «нашей», под словом «наша» имелась естественно заведующая, Светлана Николаевна, всего первого этажа, а вопрос: «где берём деньги» в размере двух тысячи рублей даже не обсуждался, ибо полностью доверяли своему бригадиру, знали: «Елена Степановна лишнего не возьмёт». А Елена Степановна собирая деньги, исходя из способностей «самых шустрых», и возможностях «самых скромных» набрала нужную сумму и на сервиз и на «летних именинников». Происходило это примерно так, плюс минус на характеры. К одним работникам обращалась, что «и три рубля деньги, а главное не деньги, а участие». В основном такой подход касалось грузчиков за исключением «парочку шустрых», и уборщиц помещения, постоянно нуждающихся, не только в деньгах, но и во внимании: «доброе слово и кошке приятно» так говорится в одном фильме, где плеяда замечательных актёров спасает фантастичность фабулы замешанной на слепом отношении друг к другу. Вторая категория людей самая обширная и разносторонняя в своих проявления к ним обращалась вопросительно: «сколько не жалко для «нашей» и давали такую сумму, на которую она даже не рассчитывала. Такое разделение людей на категории, Елена Степановна составила для себя, и не распространялась на этот счёт с другими. А со «старших товароведов», согласно штатному расписанию было шесть человек по числу отделов находящихся на первом этаже. У старших товароведов, Елена Степановна добрала нужную сумму, чтобы хватило и на подарочный сервиз, и на букет роз, и на сумму в сто рублей для каждого «летнего именинника». И на торты из лучшего кулинарного магазина, благо магазин находился в двух шагах от них, в него очередь занимали за два часа до открытия. Само собой разумеется, чтобы и на стол и каждому по торту с названием «Мишка на Севере». Чтобы домой отнести и пусть родня так же порадуется и будет в курсе событий происходящих в магазине. Пока собирала нужную сумму, сделала распоряжения насчёт праздничного стола, сколько и чего из продуктов надо принести из дому, кто и как умеет лучше всего готовить блюда, которые могут удивить самого изысканного гурмана или самый редкий тип людей знающих, где и желательно в неограниченном количестве «достать» продукты, имеющие повышенный спрос в магазинах. Чёрная и красная икра, должна стоять на столе в избытки, и ещё что-нибудь такое чего в магазине и в помине не бывает, но производится в достатке и «уплывает» за границу как образцы красивой и здоровой пищи в стране. Многие даже не подозревали о существовании такого изобилия на производстве и полного его отсутствия в магазинах, а у них в бытовки возможное появление таких продуктов, если Елена Степановна хорошо постарается. В общем, Елена Степановна соображала и полностью соответствовала занимаемой должности бригадира.

Вера Ивановна взяла со стола самую богатую рисункам тарелку, прошла к креслу, и как можно удобнее расположившись в кресле, стала самым внимательным образом разглядывать роспись, чувствую глубокое удовлетворение уже оттого, что держит в своих руках такую красоту. А Алла Альбертовна с вдохновением рассказывала, о страданиях очередного ухажёра. И как ухажёр цитировал её Александра Блока/ Ночь, улица, фонарь, аптека,// Бессмысленный и тусклый свет//Живи ещё хоть четверть века-//Всё будет так. Исхода нет./. И потупивший взгляд скромненько соврал, что «Мой лёгкий набросок». Естественно она как воспитанная в лучших традициях нашего времени: «молчим, молчим и опять молчим», насчёт Блока ничего не сказала, и даже похвалила за пессимизм в поэзии. Смеялась над своими мужчинами в бытовки, и любила о них говорить в пренебрежительном тоне: «лживые мужчины более интересные в общении, чем правдивые» и «чем старше мужчина, тем более прозрачен он для меня», «щедрость мужчин удерживает меня от мысли, чтобы его сразу бросить и терпеть его дыхание на моей заднице», «мужчины чаще изменяют не потому, что влюблены в женщину, а оттого чтобы насадить ближнему своему». Цинизм её был беспределен, и пищу для своих шуточек находила в ресторанах, не в музей ведь ей ходить и разглядывать картины, от скуки зевая, прикрывая зевоту носовым платком.

Вера Ивановна, подумала: «… при её внешних данных и свободной от семьи, может себе позволить смену «перчаток», а потом рассуждать о пользе или о вредности мужчин… порхает как бабочка от цветка к цветку, а ведь три году тому назад лечилась от древнейшей болезни. Что не говори, а хороший муж, лучше всего на свете». Здесь её вялые размышления прервались Ниной Григорьевной, которая перемыла всю посуду и присела отдохнуть около неё, глубоко вздохнула и сказала: « Да хорошую вещичку подарим «нашей» на сто лет хватит радовать себя и внуков, жаль только, что немецкого производства». Нина Григорьевна была из тех, о которых говорят «дородная женщина», она буквально возвышалась над Верой Ивановной, при росте под метр девяносто плюс вес под сто килограммов, ещё и присела на самый высокий стул. Вере Ивановне пришлось на неё смотреть снизу вверх и она, таким же тихим, как у Нины Григорьевны, спокойным голосом ответила: – Спасибо вам за участие, за помощь без вас мы как без рук. А немцы другие из ГДР, а что мы о них знаем? Кроме их исторического фашизма да то, что культура ничего не значит в этом мире. Так бы и любовалась и любовалась такой красотой, а ведь я себе хотела купить этот сервиз да по деньгам видела, что не потянуть мне на такую роскошь. Какое нежное сочетание цветов. Здесь тебе и розочки красные, и голубенькие незабудки, и колокольчики сиреневые и мои любимые анютины глазки. А, какой насыщенный фон, не поскупились на краски. Не поймёшь, то ли зелёный переходит в синий, то ли наоборот. В том и сила искусство, когда не знаешь, то ли зло порождает добро, то ли добро не даёт спать злу. Много сусального золота, да и чёрный цвет сильней насыщает рисунки. Да, много пришлось вам помудрить, чтобы завладеть такой красотою. Напротив их присела Алла Альбертовна, слушая беседу, сказала:

Два дня выкупали сервиз, пришлось каждую тарелку пересмотреть на десять рядов, отбраковали около тридцати штук, ничего поискали по своим кладовым и нашли точно такие же тарелки, мы ведь им не говорили что мы из той же оперы что и они. И нет ничего мудрёного в том, что ускорили женитьбу. Анна Андреевна, вы, рады, что ваш сын женится? Анна Андреевна вместе с Надеждой Васильевной вытирали намытую посуду, Анна Андреевна в знак согласия улыбнулась и дальше продолжила работу. Он всё равно, собирался жениться осенью, мы только приблизили его счастье. Как он поживает? Анна Андреевна подхватила разговор, какая мама не любит поговорить о своём сыне. Ничто так не украшает мужчину как женщина, а самое главное серьёзней станет, а то на уме одни друзья, можно подумать, что друзья ему детей создадут. Мой Сашенька в восторге оттого, что вы, Алла Альбертовна будете свидетельницей на свадьбе. Может быть, и вас выдадим замуж?

Алла Альбертовна рассмеялась и подняла обе руки вверх, сказала: Не дождётесь, я ни кому на свете не желаю зла, я то, знаю, какая я, стерва, зачем мучить мужика. Я, вольная птица и просторы люблю превыше всего на свете. Носки даже свои никогда не стирала, десять копеек выбросила в мусор, и чистое время посветила себе любимой, а тем более носки мужика. Если уж стукнет в голову такая прихоть, буду выбирать мужика по возрасту и чем старше, тем лучше, и чтобы копейку не считал. А молодёжь одно любопытство, восторг улетучится и останется какая-нибудь ущербность с претензиями на преклонения со стиркой грязных носков. И мужчина хорош в статусе любовника, а самый лучший любовник это женатый мужчина. А откуда вам знать, что лучше муж или любовник? – спросила Анна Андреевна. У нас в отделе куча примеров, что замужество не приносит счастье. Для меня чужой опыт прекрасное подтверждение моего счастливого выбора в любовниках и свободы, да и дети могут народиться эти так называемые цветы жизни, пусть эти цветы жизни цветут в чужом саду. Вот если бы мне повстречался мужчина как у вас, Вера Ивановна, а лицом и статью как актёр Вадим Спиридонов. О! тогда без колебаний выскочила бы замуж за такое чудо. И тогда соглашусь, на сад с цветами. Здесь к разговору присоединилась Елена Степановна и улыбаясь сказала: – Алла Альбертовна, а не уподобляетесь ли вы Агафьи Тихоновне, из гоголевской « Женитьбы»? От всех мужчин понемножку и идеальный муж готов.– Да такие как Подколёсов вымерли как динозавры, в те далёкие времена существовало крепостное право, взбредёт помещику блажь и заставит выйти замуж за идиота, типа Подколёсова и будет всю жизнь женщина из-под него грязь убирать. Да, что не говори, а для нас одинокий женщин райские времена наступили мы нарасхват, мне один на днях сказал: «…плохо, что у нас нет проституток как за рубежом, всё время приходится лгать о любви». Я ему в ответ: « зато нет сифилиса и разных, преступлений с ними связанных ». Елена Степановна сказала: – Подколесов, а точнее Подколёсин самовлюблённые, трусливые мужчины и сегодня не перевелись, мне думается, даже размножились, насчёт проституции оставим для заграницы, они её породили, значит им, нравится так жить. Преступления любое рождается на почве бесконтрольности, нищеты и банальной неистребимой жадности в любой стране, пусть то будут капиталисты или другое глуповатое, недалёкое правительство, существующее под разными лозунгами. Алла Альбертовна любила и умела вести разговоры, и беседую с кем-нибудь, гнула только свою линию и могла бесконечно говорить о мужчинах, потому так и продолжила: – Да чёрт с ним с этим прошлым, только бы прошлое не вернулось. Было бы над чем голову поломать, мы хоть и не нищие, но бедность свою вижу на каждом шагу, и если бы мы сами не решали свои финансовые вопросы, то я бы разорилась на одних ресторанах. Они там за границей как на другой планете живут, и я понятия не имею, как они там прозябают в жизни. А те, что мелькают в нашем магазине, уже определяю по запаху, такое чувство, что мыться они умеют, а чистой водой забывают смыть мыло, оттого и пахнут, чуть ли не стиральным порошком. Эх, вошёл бы к нам в магазин Вадим Семёнович Спиридонов, всё бы ему отдала без остатка счастливая у него жена, такого мужика имеет с таким как за китайской стеной. Не захочешь ни перелазить, ни обходить стороной, живи да радуйся./Мечты, мечты, где ваша сладость/ прав как всегда Александр Сергеевич Пушкин, на верно писал эти строки, думая о не доступности желания.

Вера Ивановна взглянула на часы, перевела взгляд на бригадира, Елена Степановна понимающая с одного движения своих людей, не дожидаясь вопроса, сказала: – Да, конечно идите домой и вашему лучшему мужу на свете мои наилучшие пожелания, ещё раз вам большое спасибо за такой роскошный букет роз, и не забудьте свою розу, и с вас яблочный пирог. Договорились? Вера Ивановна кивнула головой в знак согласия, прошла к столу поставила на место тарелку и сказала, что после такого подарка на следующий юбилей надо дарить как минимум машину, и желательно «Волгу». На что Алла Альбертовна ответила: « …да с удовольствием, если бы эти машины были бы в свободной продаже», и стала рассуждать, как бы она шикарно смотрелась в красной «волге», и почему она ни разу не видела в городе красной «волги» или она не по тем улицам ходит? Вера Ивановна не спеша переобулась в туфли, чувствуя лёгкость в ногах, будто и не болели ноги полчаса тому назад, от австрийских туфель. Взяла свою розу, купленную для мамы, и спросила у Нины Григорьевны, не составит ли она ей компанию, им ведь по пути идти, и «…хочу кое, что у вас узнать». Нина Григорьевна вдруг с возрастом, очень быстро и резко стала уставать, собиралась уже уходить, а предложение от Веры Ивановны только ускорили её сборы. Сборы её были просты, взять сумочку и как Диоген сказать: «всё своё ношу с собою», что она себе мысленно и сказала. «В последнее время стала у себя замечать усталость, иногда в виде шутки спрашивала: «старость временное явление или на всю оставшуюся жизнь?» Пройтись с Верой Ивановной для неё всегда было приятно, но предлагать себя в качестве сопровождающей стеснялась из-за своего возраста, а путь до её дома действительно шёл с Верой Ивановной заодно, они жили друг от друга через два дома. Попрощавшись с оставшимися в бытовки, они вышли из здания, не сговариваясь, пошли дворами, зная заранее, что в это время на проспекте проходит уйма народу и толкотни будет не избежать.

У Веры Ивановны на одной руке висела сумочка, на ладони лежал бутон оранжевой розы, другой рукой поддерживала стебель цветка богатый листвой, мысленно отметила про себя «порадую маму». Нина Григорьевна шла налегке, у неё сумочка, итальянская, маленькая носилась исходя из положения, надо же куда-то руки девать. Она уже перешла тот рубеж жизни, когда всё есть ничего не надо, и внешняя атрибутика воспринималась только чистотой и опрятностью, она заранее знала, о чём будет её расспрашивать Вера Ивановна, так как ни первый и не десятый раз шёл разговор на такую тему, и Вера Ивановна подтвердила её догадку, спросила: – Я всё забываю у вас спросить, а какая часть туши вам тогда досталась?

– Да вы и так всё знаете про лошадь, я, вам десятки, раз рассказывала, мне досталась шея и рёбра. Значит моя вина, что упустила такую подробность, у меня муж спросил, а я не знала что ответить, да и дети в будущем могут спросить о той войне, а я и пересказать то не умею, а главное что лично вас знала пережившую блокаду, на той войне. Да о той войне написано десятки тысяч книг, однако ни в одной из прочитанных мною книг о войне, я не нашла тех людей с которыми лично встречалась, не в смысле имён, фамилий а именно состояния или точнее атмосферы царящей в то время. Может быть, я не те книги читала или о нас ещё скажут в будущем, кто сможет рассказать о той тишине, о том отчаянии, которое меня не покидало вначале войны. Мне на начало войны сорок первого года исполнилось четырнадцать лет, я была уверена, что всё знаю и всех людей понимаю с одного взгляда. А теперь прожив столько лет, отлично понимаешь Сократа, который сказал честно: «Я знаю, что я ничего не знаю». И жизнь со временем, а на войне понимание жизни приходит за пару дней, а во время мирного времени и вовсе не приходит понимание жизни в истинном её значении. И кем мне стать по профессии подсказала война, и это стало моей ошибкой на всю жизни, так что Вера Ивановна мой вам совет не идите на поводу у своих эмоций. И с высоты прожитых лет много видишь и много молчишь, и со временем горизонт жизни сводится до квадратных метров в квартире. И находишь радости под рукою, а знания тонут среди всеобщего потока действительности, где твоё личное мнение растворяется в пожеланиях, будь здоров, и прячешься от человеческой глупости, которой пронизана вся наша жизнь, и только воспоминания упущенных возможностей мучают, в одиночестве. Вера Ивановна не упускайте возможности, даже если они приведут вас к ошибкам, пусть так, зато вы не шли на поводу у действительности. А лошадь мы не упустили только потому, что уже знали, что такое голод и какие последствия от голода. Для меня лично война началась тогда, когда немцы начали бомбить город, и как дурочка радовалась, что не надо будет ходить в школу. По сей день не могу простить себе эту глупую радость, и когда начинаю чему-нибудь радоваться, начинаю сразу же искать какой-нибудь подвох. С первого декабря одна тысяча сорок первого года пошла, работать на завод, хлеб стали давать по карточкам, мама до войны на заводе работала инженером, и сама встала за токарный станок вместе со мною. Сосед наш по коммунальной квартире Павел Семёнович Семченко работал токарем и когда меня обучил азам работы, он добровольно отправился на фронт. Мы с ним переписывались постоянно, а когда он уже был в Югославии, оттуда пришло последнее письмо и всё, больше о нём не было ни слуху, ни духу, что с ним произошло, по сей день не знаю. После войны и то через десяток лет, я стала расспрашивать подробно у мамы имена и фамилии всех тех, кто жил в нашем подъезде и сколько кому было лет на то время. Молодости присуща слепота к людям особенно к тем, кто старше их на десятилетия. Душой понимаешь человека, а умом не постигаешь суть человека. Нашей семье легче было переносить блокаду, отец и брат служили на флоте. Мама каждый месяц ездила в Кронштадт и получала за них паёк, там дала подписку о не разглашении тайны, она даже мне не говорила о дополнительном пайке, боялась за меня, что я молодая и проболтаюсь подружкам, а подруги расскажут другим и понеслось по цепочки. А приезжая из Кронштадта, говорила мне, что это подарок от папы и брата. Зимой не было отопления, и от завода были в квартирах поставлены «буржуйки», такая толстая труба, идущая от нижнего этажа квартиры, и в высоту выходила труба на крышу дома, пронизывая все квартиры насквозь. Дров требовала уйму, а почему называли «буржуйка» не знаю, возможно, потому что от буржуев толку нет. Сгорает много дров, и получается, что греешь больше улицу. Спасибо Павлу Семёновичу, соорудил железную печь, мы, когда садились вокруг печки всегда его вспоминали с благодарностью. Мы и сейчас греем весь мир, а самим чего-то не хватает, а чего не хватает не пойму. С одной стороны у нас всё есть живи да радуйся, и сыты, и обуты, но как всё неказисто. Смотрите Вера Ивановна, на вас красуется японское платье, австрийские туфли и предполагаю, возможно, что и нижнее бельё немецкого производства, за которое на той недели буквально была битва, Сергей рассказывал, что ему пришлось разнимать прилично одетых женщин, очередь не поделили. Вера Ивановна полностью согласилась с нею и добавила: «а что делать, если они там за бугром умеют делать наилучшим образом и красиво и изящно». Помните, я вам показывала, фотографии мамы, сделанные во время войны, и снимок сделан в Кронштадте, фуфайка, перчатки кружевные и шляпа, да ещё и с пером, а на ногах хромовые сапоги отца. Тогда понятно война была и такое «ассорти» никого не коробило. А сегодня, какая война? Что вы, извините меня Вера Ивановна, одевайтесь как вороны. У меня о тех днях сохранилась даже печка, она у меня тумбой прикрыта, а вдруг вновь война? Как там, в трудах Ленина сказано, создадут такое оружие, что методы видения прошлых войн исчезнут, и тогда на смену им наступят другие войны, и война будет называться «экономическая война».