Читать книгу Львёнок: непокорный духом - Валентина Сергеевна Вилеева - Страница 1

Вторые сутки в Блэкграде шёл снег, белый-белый, словно чистые души детей, и щиплющий холодом, как очерствевшие сердца многих взрослых, позабывших, что они тоже родом из детства. За суетой и рутиной серых будней мы порой забываем о самом важном. Мир наш великий и сложный, где почти стёрлась грань между злом и добром. И всё же он не без добрых людей: мир держится на них – на достойных поступках.

Патриния – могучая страна с нелёгким прошлым; больше трёх веков назад она, будто птица-феникс, возродилась из пепла раздробленного Патринского Царства и больше никогда не становилась на колени. Основанная победоносным князем Андреем Тёмным, прозванным Чёрным Фениксом, в дальнейшем принявшим титул императора Всепатринского, Патриния словно унаследовала несокрушимую волю первого правителя. Проклятые и униженные, став орудием возмездия в руках тёмного колдуна, прямые наследники Андрея I упустили патринский престол. После гибели Чёрного Феникса, которую оплакивала вся страна, как смерть отца, его трон достался династии Светлых. Патриния не пала, а продолжала процветать. Постепенно сделавшись грозой для всех держав, она заставила весь мир признать её и уважать.

Зима 1970 года была для патринцев переломной – страна перешла на новую структуру власти. Последний император Патринии, Геннадий Тимурович Светлый, не только добровольно оставил трон, он лично выступал против давно изживших себя устоев. Геннадий Тимурович не раз повторял, что не бросает свой народ, а желает ему свободы и равноправия. Светлый не побоялся баллотироваться на пост главы государства уже как свободный гражданин. Патринский народ испокон веков любил своих властелинов, как дети любят родителей. Современники Геннадия Тимуровича недалеко ушли от менталитета предков, поэтому из всех кандидатов на выборах президента именно Светлый набрал подавляющее число голосов избирателей.

Прошло почти одиннадцать лет с тех пор, как Патриния стала республикой, но многое в ней сохранилось от старого. Былые повадки, жестокие традиции и бесчеловечные законы. Патринцы – народ консервативный, и посему одиннадцати лет им оказалось недостаточно, чтобы искоренить прежние устои. Но была у патринцев дата, которую любил и стар и млад, – особый праздник – Новый год!

Блэкград – город, воздвигнутый Чёрным Фениксом в качестве новой столицы, при власти Светлых померк; уже в первый год правления первого императора из рода Светлых столица была возращена в прекрасный Сант-Андриад. Пусть Блэкград был уже не тот, в нём продолжало жить наследие основателя. Потомки Андрея Тёмного живут здесь и теперь, одни не ведая, а другие – тщательно храня в секрете правду о зловещем прошлом прародителей и о проклятии, лежавшем на их семьях.

Весь Блэкград начал готовиться к долгожданному празднику ещё в начале ноября. Теперь же, когда до волшебной ночи оставалось восемь дней, разноцветные огоньки, окна зданий, ёлки – всё сияло, сверкало, вторя блеску морозного серебра. Только на Майской улице, единственной из центральных, дух предстоящего празднества пропустил значительную частную территорию, и она была словно нарыв. В изящном трёхэтажном особняке, на протяжении столетий принадлежавшем династии князей Денисовых, нельзя было найти ни малейшего намёка на приближение волшебной ночи. Времени, способного объединить людей всех возрастов, кого угодно, но только не эту семью.

Старший сын князя Денисова, девятнадцатилетний Матвей, несколько дней назад улетел с друзьями в горы, где планировал не только встретить Новый год, но и пробыть все предстоящие праздники. Он родился слабым: почти всё детство Матюши прошло среди больничных стен. С первого вздоха он был окружён трепетной родительской заботой и лаской, которую не ценил, а однажды возненавидел. Так прошли годы полные боли, страха и мучений. Когда же подошла его молодость, парень поверил, что наконец-то исцелился и сможет жить, как другие сверстники, но в начале второго курса страшная болезнь вернулась. Матвей окончательно потерял веру в будущее. Отец с трудом сумел отговорить его от рокового поступка.

Матвей решил обеими руками держаться за ускользающую жизнь! Он продолжил учёбу в институте, но неоднократно пропускал лекции из-за обострений или пребывания в клиниках, специализирующихся на его страшной болезни. Обещая Андрею Георгиевичу не терять надежды и сопротивляться недугу до последнего вздоха, княжич уговорил отца позволить ему встретить 1981 год с друзьями в сильных и несокрушимых горах, которые манили его с детства. Матюша любил тот заветный мир, где ещё сохранилась частичка величия природы, а воздух был свеж и чист. Он часто видел те горы во снах, когда могучим вольным орлом парил высоко над ними.

Сон Матвея каждый раз обращался кошмаром, когда в нём появлялась огненная птица-феникс: она клевала его, рвала перья, принуждая терять высоту. В странном сне Матвей разбивался о камни, но прежде перед глазами видел образ младшего брата, что сжимал в маленьких руках, покрытых синяками, тяжёлый меч самого Чёрного Феникса. Только в руках его ненавистного брата, маленького Гриши, не считая первого владельца меча, лезвие семейной реликвии князей Денисовых пылало алым огнём.

Андрей Георгиевич опасался отпускать Матвея в такую даль даже в сопровождении доверенных врачей и преданной охраны. Матвей же заявил, что отправится туда с товарищами, которых знает со школьной скамьи, без ненавистных медиков и телохранителей. Князь Денисов не переставал терзать себя за вынужденное согласие: чтобы хоть немного успокоить своё отцовское сердце, он негласно отправил вслед за бесценным первенцем целую делегацию грамотных докторов и обученных бойцов, замаскированных под обычных туристов. Сам Андрей Георгиевич намеревался поскорее разобраться с неотложными делами и тридцатого приехать в горы, чтобы до конца праздников наблюдать за сыном и его компанией на расстоянии. По этой причине глава семьи не видел нужды украшать дом к приближающемуся Новому году. Он был готов лишить младших детей долгожданного праздника, ему не было дела до их чувств и желаний.

* * *

Мрачный коридор третьего этажа остался позади. По лестнице торопливо спускался низкий невзрачный мальчишка, придерживаясь за гладкие перила из красного дерева. Его руки – в синяках и царапинах, с покрасневшими костяшками – были необычно крепки для третьеклассника. Никто в огромном доме и не подумал обработать ссадины на исхудалом теле Гриши – нелюбимого отпрыска господина. Он привык: раны всегда затягивались на нём как на собаке.

Седьмого сентября Грише исполнилось восемь лет, но отец запретил отмечать его день. Дома Гриша ходил в серой футболке и спортивных штанах, выцветших после многочисленных стирок, и походил на ребёнка малоимущих родителей. Не посвящённые во все тонкости взаимоотношений в семье Денисовых гости, видя его, полагали, что перед ними сын кого-нибудь из прислуги, и обращались с мальчиком, как с бродячим щенком беспородной собаки. Отец безмолвно наблюдал за этим, не желая вмешиваться, а если сын осмеливался говорить, что он Денисов, Андрей Георгиевич приказывал охране высечь оборванца. Впрочем, нелюбимое дитя обычно запирали в комнате, скрывая от важных гостей.

Князь Денисов знал, насколько Матвея подавляет тёмно-русая шевелюра брата, которую маленький Гриша любил собирать в небольшой хвост, нехотя лишний раз напоминая юноше о потере собственных волос. Сердце Андрея Георгиевича обливалось кровью, когда первенец судорожно касался своей лысой головы. Глава семьи отдал приказ побрить Гришу налысо. Как бы мальчик ни просил не портить ему причёску, люди отца обездвижили его, невзирая на настойчивое сопротивление, и насильно сбрили волосы под корень, да так небрежно, что задели кожу в некоторых местах.

Горечь и неутолимая боль отражались в детских глазах, что по цвету напоминали спелые кофейные зёрна, стоило Грише увидеть своё отражение. Но становилось в сотню раз больней, когда над лысой головой с кое-как замазанными зелёнкой порезами потешались окружающие. Однако даже после всего пережитого за восемь лет его глаза пока ещё не скрылись за ледяной плёнкой безразличия, в них не пылали искры безжалостности, а их обладатель хоть и пытался заставить себя возненавидеть весь мир и много кричал об этом, когда был рассержен, в действительности ещё не умел ненавидеть по-настоящему.

Матушка Матвея, Гриши и их маленькой сестры Мариши, Диана Алексеевна, ушла в мир иной, за три года до этих событий. При жизни она никогда не заступалась за среднего сына, из-за страха перед мужем. Гриша не смог изгнать из памяти пряди её русых волос, рано появившуюся проседь и мамины глаза, которые напоминали два завядших каштана. Её глаза были полные печали, словно сердце матери разрывалось на части, а по щекам собирались политься горькие слёзы. Гриша тянул к ней ручки, но мать будто бы глядела сквозь него. Сколько мальчик себя помнил, она почти к нему не прикасалась и ни разу не обняла.

Диана Алексеевна происходила из родовитой семьи, но её жизнью распоряжалась лишь воля родителя. Молодая, прекрасная и невинная Диана, можно сказать, была продана князю Денисову собственным отцом. Андрей Георгиевич жену не любил, но находил её внешность достойной матери его будущего наследника.

Князь Денисов позволял жене видеться с Матюшей только по праздникам. Поэтому, когда их первенцу было плохо, когда мальчик в слезах звал маму, Дианы Алексеевны не было рядом. Матвей решил, что ничего для матери не значит, и возненавидел её.

Марину, их единственную дочь, о которой Диана столько мечтала, Андрей забрал из рук ослабленной супруги, сразу после родин, и отдал кормилице. Первые полгода жизни малышки, отец не позволял матери видеть дочь. Диане Алексеевне снились большие карие глаза доченьки, и её плачь каждую ночь. Когда всё же муж одобрил их общение в присутствии кормилицы, Мариша не узнала маму… Вскоре Диана сильно занемогла и до последнего дня не покидала спаленки, где князь держал обречённую взаперти.

* * *

Гриша любил ходить в школу и с удовольствием оставался после уроков на продлёнке. Там он не чувствовал себя не нужным и одиноким – рядом были друзья. Олег Волков и Федя Могилевский – единственные существа на Земле, которым он мог доверять как самому себе. Они дружили с первого класса и в школе всегда всё делали сообща, включая домашнюю работу. Тот из них, кто был по тому или иному предмету лучше, обязательно объяснял сложные вещи остальным, чтобы они тоже смогли разобраться.

Олега никто не заставлял оставаться на продлёнке, и если бы он захотел, их с Федей забрали бы по окончании уроков. Однако Волков настоял, чтобы в те дни, когда у него нет тренировок в спортивной секции, за ними приезжали после завершения работы группы продлённого дня. Светловолосый мальчуган лично договорился о таких условиях с Людмилой, которой Иван Николаевич Волков велел присматривать за старшим наследником и приёмышем, в котором предвидел преданного сторонника сына. Делал это Олег ради возможности подольше пообщаться с Гришей, но в этом товарищу никогда не признавался.

Не забывая о клятве, данной ещё в конце первого класса, Денисов и Волков стремились во всём друг друга превзойти. Могилевский же просто не желал от них отставать. Вся их конкуренция возникла, собственно, из-за того, что Гриша желал быть с Олегом на равных, когда Волкову нравилось оберегать лучшего друга как драгоценного младшего брата.

После школы Гриша оставался под надзором суровой няни, которая предпочитала забирать его чуть ли не в семь вечера, вынуждая мальчишку по завершении продлёнки ожидать её прихода возле раздевалки. Его няня, Ольга Захаровна, была высоченной накаченной тёткой срока пяти лет. Помимо совсем неженственной фигуры, она обладала мужеподобным лицом, из-за чего прислуга Денисовых за глаза называла её – «мужик в юбке». Сам же подопечный дал ей прозвище «Надзиратель», что по случайности совпало с прошлой должностью этой женщины.

«Надзиратель» не ведала жалости и сострадания; ей была чужда пощада и грели душу горести других. Но пуще всего Ольгу Захаровну забавляло отчаяние в людских глазах, неважно, взрослого или ребёнка. Вот только ей совсем не повезло с подопечным: ведь как бы с ним ни обращались, даже под тяжестью солёных детских слёз мальчишеский взор не знал той безысходности, что выдавали злосчастные взгляды приговорённых к смертной казни.

Впервые за несколько дней Грише удалось ускользнуть от злобной няни. Пусть он знал – рано или поздно будет пойман и наказан, – но стремился на кухню, надеясь застать там отца. Мальчик вознамерился упросить этого страшного человека позволить ему пойти на Ёлку, которая пройдёт в школе двадцать шестого декабря на пятом уроке. Пусть первые десять попыток закончились плачевно, Гриша не думал сдаваться.

Новогодние Ёлки в «Летописи Знаний» обходились родителям в хорошую монету. Князь Денисов был настолько богат, что для него эта цена была схожа с покупкой порции эскимо. Андрей Георгиевич не хотел пускать среднего отпрыска на праздник из принципа.

Младшая дочь Андрея, пятилетняя Марина, боялась отца как огня и никогда ни о чём его не просила. Глава семьи относился к ней получше, чем к Грише: она была сыта, опрятна, наряжалась в красивые платьица, но чрезмерная строгость со стороны отца и хмурой кормилицы, которая в основном и занималась воспитанием маленькой княжны, сделала девочку молчаливым запуганным существом.

Прошлым летом Гриша брал Марину с собой, когда сбежал из дома и почти четыре недели гостил в особняке Волковых. Воспользовавшись тем, что Андрей Георгиевич улетел с Матвеем на море, Гриша сумел привести план побега в действие.

В гостях девочка также всего боялась, пока не услышала волшебную мелодию, которую исполнял на фортепьяно Евгений, младший сын Ивана Николаевича Волкова. Игра этого одарённого ребёнка показалась Марине особенной. Женя обладал непростым характером, но рядом с ней ему хотелось быть хорошим. Музыка в его исполнении помогла Марине поверить в чудеса и придала уверенности, ещё девочке очень нравилось под неё танцевать. Тем не менее, когда отец и старший брат вернулись из заграницы и первый с огромным скандалом, проклиная Волковых, вернул младших детей домой, кормилица быстро превратила Марину в робкое создание.

На самом деле Гришу не особо волновала Новогодняя Ёлка, и мальчик совсем не горел желанием проводить лишнее время в компании классной руководительницы и одноклассников, которые вечно смотрели на него, как на монстра. Но Олегу очень хотелось с ним там побывать. Зная нрав Денисова, юный Волков пригрозил – если тот не придёт, объявить ему бойкот на двести лет и найти нового лучшего друга. Поэтому Гриша так настырно старался добиться у отца одобрения, невзирая на прошлые неудачи.

* * *

Грише повезло, он смог застать отца на светлой кухне, выполненной в стиле барокко, за чашкой зелёного чая, который тот предпочитал пить без сахара. Но не успел мальчишка сделать и пару шагов от двери, как услышал грозный голос Андрея Георгиевича:

– Ступай в свою комнату.

Андрей замер у стола – солидный джентльмен, одетый в вязаную кофту, застёгнутую на четыре пуговицы из пяти, благодаря чему возможно было рассмотреть ворот аккуратной сорочки; отглаженные брюки и туфли из натуральной кожи. Когда-то бравое, лицо теперь покрылось морщинами, казалось крайне утомлённым, и сложно было не заметить страшных синяков под карими глазами. Короткой тёмно-русой шевелюрой, усами и бородой почти овладела седина. Седеть Андрей начал в двадцать девять, когда врачи сомневались, что новорождённый Матвей дотянет до следующего утра. Потом был срок не больше семи дней, а после месяц, год… Однако, как Денисов-старший многократно заявлял, за всю жизнь он лишь раз был счастлив по-настоящему – когда услышал первое слово своего бесценного малыша – «папа».

Теперь же, в сорок восемь, Андрею Георгиевичу смело давали пятьдесят семь, а иногда и все пятьдесят девять.

Гриша пропустил родительский наказ мимо ушей и, остановившись на безопасном расстоянии от отца, направил на него настойчивый взгляд детских глаз, в которых отражалась отвага.

– Тебе не велено сюда заходить! – Андрей Георгиевич повысил и без того суровый тон.

Сколько Гриша себя помнил, по приказу хозяина в этом доме ему запрещали не только есть за общим столом, но и вообще появляться на кухне. По выходным он питался в чулане под надзором Ольги Захаровны; ребёнка кормили дважды в сутки тарелкой каши на воде и никогда не давали добавки. По будням мальчик получал возможность завтракать и обедать в школе. Андрей Георгиевич ни за что бы не стал оплачивать ненавистному чаду школьное питание, но было одно обстоятельство, заставившее мужчину пойти на это. Федя Могилевский делился с Гришей едой, а юный Волков отдавал лучшему другу всю порцию и даже хотел уговорить Людмилу, чтобы она в следующем месяце заплатила за всех троих. Такого унижения князь Денисов терпеть не стал и с тех пор регулярно оплачивал школьное питание среднему отпрыску, но взамен по будням запретил под страхом увольнения давать тому даже крошку хлеба на территории особняка.

– Я всю четверть учился без двоек и троек… – начал Гриша, но увидев холод в глазах отца, невольно взглянул на руки. – Ну, было несколько замечаний за поведение… – продолжал он, а выражение лица Андрея осталось прежним. – Я очень старался провести декабрь без драк. Правда-правда! Кодрян опрокинул горшок с фикусом, но весь класс показал Варваре Александровне на меня… Учительница велела идти к директору. Олега не было в школе, а Федьку с последних уроков забрала Герда Андреевна на репетицию к новогоднему празднику. Когда я возвращался в класс, увидел, как старшеклассники избивают его… Я не мог не вмешаться! – Лицо мальчишки стало не по-детски серьёзным.

Отец лишь приблизил к устам полупустую чашку чая и осушил до дна.

– Сегодня получил пятёрки по английскому языку и граждановедению и четвёрку по математике. Пожалуйста, посмотрите мой дневник и убедитесь – я всю четверть старался! Он в ранце, – попросил Гриша.

Князь Денисов резко опустил пустую чашку на белоснежную скатерть и собрался вызвать охрану, которой приказывал не мозолить глаза, пока его милость трапезничает.

– Позвольте мне пойти на школьную Ёлку, отец! – сказал мальчик, осознав, что осталось совсем немного времени на то, чтобы спасти эту попытку.

– Куда только смотрела твоя бездельница-няня, коль ты здесь оказался? Что ж, за нарушения ты получишь сполна. А пока прочь с моих глаз, оборванец! – жестоко сообщил Андрей Георгиевич. Каждое слово, произнесённое устами этого человека, подобно сотне игл вонзилось в раненую душу ребёнка, обида и злость переполнили чашу терпения, и эмоции устремились наружу.

– Я инопланетянин? Нет. У меня шесть пар глаз и щупальца вместо рук? Нет! Может, ослиные уши? И снова нет, человеческие. Моя кожа зелёная в красный горошек? Смотри, она обычная! Я нормальный пацан! – нервно выкрикнул Гриша, подойдя к главе семьи слишком близко. – Почему ты меня ненавидишь, отец? Я такой же твой сын, как и Матвей! – В этот момент мальчик не мог объяснить себе, почему вдруг слёзы невольно потекли по щекам.

Последняя фраза сына окончательно вывела Андрея Георгиевича из себя, и он яростно ударил Гришу напряжённой пятернёй по лицу, разбив губы в кровь и оттолкнув мальчишку, отчего тот упал на паркет.

– Если бы Матвей не нуждался в доноре, я бы никогда не позволил Диане рожать второго сына, – молвил мужчина зловещим голосом и, подойдя к ребёнку, грубо схватил за ворот футболки и оторвал от пола. – А когда, казалось, нам удалось произвести на свет после трёх неудачных попыток здоровое и выносливое спасение для нашего сокровища, выяснилось, что ты не подходишь! Позже профессор Емельянов, царствие ему небесное, нашёл другой способ спасти моего ребёнка. А ты остался как бельмо на глазу и все эти годы продолжаешь бесить нас с Матвеем своим бесполезным существованием… – рассказал он, чуть не срываясь на судорожный смех. – Умри же, щенок!

– Андрей Георгиевич! – просторное помещение оглушил ужасный голос Ольги Захаровны, заставив хозяина особняка опомниться и остановиться.

– Где тебя носило? Как ты посмела оставить мальчишку без присмотра и вынудить меня тратить на него время?! – грозно закричал Андрей.

– Клянусь, господин, подобное произошло в последний раз. Зверьё вас больше не потревожит, – произнесла няня обычным тоном.

– Надеюсь, в противном случае я буду вынужден искать новую няню, а ты вернёшься в родную тюрьму, но уже в качестве приговорённой, – пригрозил хозяин и, швырнув Гришу Ольге Захаровне, приказал:

– Отдери щенка как сидорову козу, а после запри в его комнате!

Страшные губы «Надзирателя», безобразность которых не в силах был скрыть не один слой помады, довольно растянулись. Женщина, скрутив исхудавшие руки мальчика, сковала их наручниками и громко ответила:

– Исполню с превеликим удовольствием! А вам советую включить музыку, желательно погромче.

* * *

Пусть детский крик и горький плач продолжались недолго, происходящее в чулане заставило Марину в ужасе забиться под кровать и, крепко затыкая уши, невольно представлять, что может твориться в том помещении, и мысленно просить, чтобы с ней такого никогда не случалось.

Очередной безжалостный удар «Надзирателя» по израненной спине заставил Гришу затихнуть без сознания, но даже после этого увлечённая женщина, не жалея сил, продолжала сечь уже неподвижного ребёнка.

Всё это время Андрей Георгиевич провёл в кабинете, где под звуки любимой пластинки продолжил разбирать накопившуюся стопку с документами.