Читать книгу Кармическое погружение - Валерий Аркадьевич Ильичев - Страница 1

Глава I.

Визит к Звездочету.

День начался неудачно. Набрав номер телефона редакции, Думов услышал очередной отказ в приеме на работу и в отчаянии заметался по комнате. После развода с женой он уже три года жил один и довольствовался малым. Но прошедшие после увольнения месяцы значительно опустошили его кредитную карту, и надо было срочно устраиваться на работу.

Заглянув в пустой холодильник, Думов осознал неизбежность похода в магазин. Едва он вышел из подъезда на раскаленную от палящего солнца улицу, как его атаковал со злобным лаем огромный доберман. Хозяин пса даже и не подумал вмешаться и с насмешкой наблюдал за испугом соседа по дому. Это еще больше вывело Думова из себя:

– Уйми своего кобеля! Сам недавно вылез из грязи в князи, а уже дерьмо за своей собакой убирать ленишься. Во двор скоро не выйдешь.

– А зачем мне этим заниматься, если ты за пятьсот целковых за моим псом все тут подчистишь? Я не шучу: бери деньги и приступай к делу.

«Сбить бы его сейчас с ног и попинать, ломая кости!», – мелькнуло в затуманенном злобой мозгу. Но благоразумно отказавшись от схватки с разбогатевшим на продаже мебели здоровяком, Думов в бессильном гневе покинул двор.

Зайдя в магазин, он купил свой обычный холостяцкий набор: сыр, колбасу, хлеб. Немного подумав, направился в винный отдел. Купив бутылку водки, Думов вышел на улицу. Но идти домой и пить одному не хотелось. Оглядевшись по сторонам, Думов направился в видневшийся неподалеку сквер и присел на скамейку. Внезапно из-за ствола старого тополя вывернулся мужчина лет сорока в серых брюках, зеленой армейской рубашке с перекинутой через плечо спортивной сумкой. Он вполне мог сойти за собравшегося за город дачника, если бы не темно-синие татуировки на крепких загорелых пальцах. Незнакомец приветливо улыбнулся:

– Чего пригорюнился, земляк?! Жизнь наша, как зебра. Сегодня у тебя темная полоса, а завтра в светлую с головой окунёшься. Я лучше любой цыганки предскажу, что скоро тебе масть попрет и сорвешь крупный «банк». Меня, кстати, Георгием кличут, а тебя? Ну вот, Петя, и познакомились. У тебя случайно выпить не найдется? А то со вчерашнего вечера трубы горят. Есть? Я так и думал. Только пить будем в другом более укромном месте. Шагай за мной и не отставай.

Невольно подчинившись властному тону, Думов послушно последовал за подвернувшимся собутыльником. Подойдя к бетонному забору, бродяга раздвинул кусты и нырнул в открывшийся пролом. Чуть поколебавшись, Думов последовал за ним и очутился в заброшенном садике с заросшим трясиной небольшим прудом. Указав на груду деревянных ящиков, бродяга приветливо пригласил:

– Прошу в наш отель. Доставай свое угощение. Да и я напросился не на халяву.

Георгий извлек из сумки два пластиковых стаканчика и кусок сала, который начал резать ножом с наборной рукояткой. Заметив направление взгляда Думова, усмехнулся.

– Вижу тебе «финочка» приглянулась? Это зря: таким слабонервным как ты, таскать с собою – опасно. Я в зоне насмотрелся: один жене в ссоре живот проткнул, а другой приятеля по-пьяному делу до сердца лезвием достал. Ну, разливай, Петя, а то разговор на сухую плохо идет. Так за что выпьем?

– Есть у меня один тост еще со студенческих времен. Когда с однокурсниками встречаемся, то всегда под него пьем: «Ты и я одной крови».

– Знаю, читал в детстве о Маугли, выросшем в джунглях. Решив сказать мне приятные слова, ты не ошибся. Я ведь тоже вырос в интеллигентной семье и сам в школе отличником был. Только однажды поехали после выпускных экзаменов в лес на пикничок с девчатами. А тут гроза, ливень. В поисках укрытия забрели в дачный поселок. Взломали дверь в большом доме, чтобы переночевать. Продукты из холодильника съели. А рано утром нас милиция повязала. Ради высоких показателей уголовное дело за кражу со взломом завели и осудили. Пока на зоне парился, родители от горя умерли. Освободился, а идти некуда. С тех пор еще четыре раза в зону приземлялся, но уже за более серьезные дела. О детстве своем благополучном уже и не вспоминаю, словно не со мной было. А вот за то, что мы с тобой одной крови с удовольствием выпью.

Думов свою порцию проглотил с желанием и сразу почувствовал, как на душе стало легче. Внезапно из пролома в бетонной стене вынырнула худенькая явно уже подвыпившая женщина лет 30, одетая, несмотря на жару, в сатиновые шаровары, цветастую юбку и красный вязаный свитер:

– А меня, мальчики в долю возьмете? Я сегодня не пустая: одного приезжего лоха развести удалось.

И женщина горделиво поставила на ящик завернутую в газету начатую бутылку дешевого портвейна.

Георгий одобрительно кивнул головой:

– Ну что ж, гостям всегда рады. Тебя как кличут?

– Зови сегодня Ольгой. А завтра видно будет. Только мне больше плесните: догонять буду.

– Мы не против. Вот Паша, предлагает выпить за то, что мы тут все одной крови. Как считаешь?

Девица с готовностью кивнула:

– Он прав: в бане и во время выпивки мы все равны. А то, что наш друг в костюмчике приличном еще ничего не значит. Иногда подобные типы со мной такое вытворяют, что и в голову обычному нормальному мужику не придет. Ладно, не обижайся: я же вижу, что ты не из таких извращенцев. Давай, начнем.

Новая доза пошла тяжелее, и Думов с непривычки почувствовал головокружение и тошноту. Он словно в тумане наблюдал как опьяневшая женщина, кокетничая, перекидывалась незамысловатыми шутками с Георгием. Наконец, решившись, она поднялась и присела на колени к приглянувшемуся ей мужчине. И тут внезапно Георгий, крепко сдавив захрипевшее горло женщины, начал наносить ей удары ладонью по голове и туловищу.

Думов вскочил и попытался вмешаться. Но бродяга легко отбросил его в сторону. На миг получившая свободу Ольга успела сдавленно прохрипеть:

– У тебя, что крыша поехала, придурок? Если есть претензии, то скажи!

– А ты не помнишь, стерва, откуда ветер дует? Год назад меня клофелином на этом самом месте угостила и обчистила как липку. На деньги мне наплевать. Как пришли, так и ушли. Только вот доктора меня тогда еле откачали. Больше месяца в больнице провалялся. За эту подлянку дал клятву рассчитаться. Только найти не мог. А сегодня ты сама на меня выплыла и не узнала. Да и не мудрено: каждый день по несколько мужиков охмуряешь. Каждого ведь не запомнишь.

– Да зачем мне клофелином баловаться? Я баба добрая. Меня и так мужики угощением не обносят. Обознался ты. Я на этой точке всего три месяца кручусь. Небось, мозги свои с того раза подрастерял и собрать назад не можешь.

Думов, потирая ушибленный при падении бок, поспешил вмешаться:

– Ты, Георгий, горячку не пори. Вполне мог обознаться. Мало ли здесь возле вокзала девиц, похожих на неё болтаются.

– Ты, Петя, в наш разговор не встревай. Без тебя разберемся.

Постепенно, побелевшие от ярости глаза бродяги приняли осмысленное выражение. Он шагнул к ящику, и, взяв нож, протянул его Думову:

– Возьми и порубай еще сальца. Пока я эту кралю буду учить уму-разуму.

Думов поспешно схватил нож. В его голове промелькнуло: «Сейчас он убьет эту несчастную девку, а потом возьмется за меня. Живой свидетель преступления ему не нужен. Надо его опередить и всадить лезвие в ямку чуть пониже прыгающего при разговоре вверх и вниз кадыка».

Заметив его взгляд, бродяга, оценив ситуацию, предупредил:

– Даже не думай, Пётр. Сломаю руку, прежде чем приблизишь «перышко» к моей глотке. Да и ни к чему это. Раз ты ей сочувствуешь, то отпущу бабу без возмездия. Дай-ка сюда ножичек. А то еще от перевозбуждения, сам порезаться можешь.

Думов нехотя отдал «финку» хозяину и, все еще опасаясь нападения, сделал шаг назад. Бродяга усмехнулся и, желая успокоить собутыльника, повернулся к нему спиной и начал резать закуску. Обрадованная затишьем Ольга медленно, боясь спугнуть удачу, стала продвигаться к дырке в заборе:

– Вы тут, мальчики, без меня теперь отдыхайте, а я пойду от греха подальше, а то еще прибьете по ошибке.

После того, как женщина скрылась, Георгий медленно допил водку, и задумчиво стал жевать сало. Затем, словно очнувшись, кивнул Думову:

– Все, пора отсюда делать ноги. Эта курва, сейчас сюда своих дружков с вокзала приведет, либо по злобе полицию натравит. Уходим.

Выбравшись на оживленную улицу, Думов вслед за Георгием направился в сквер.

Возле скамейки Георгий остановился:

– Все, братан, здесь разбегаемся. Не знаю куда тебе, а я двину отсюда подальше. Чую: здешний климат становится вредным для моего здоровья. Вот, возьми нож себе на память. Может и пригодиться.

Не смея ослушаться, Думов послушно взял протянутый ему подарок. Бродяга поспешно зашагал прочь. Перед тем как завернуть за угол повернулся и, подняв вверх руку, насмешливо крикнул:

– Ты и я одной крови!

И это приветствие жестокого типа с синими от татуировок пальцами заставило Думова внутренне содрогнуться. Он с отвращением выбросил в кусты опасный подарок бомжа, провожая взглядом сверкнувшую в лучах солнца разноцветную рукоятку ножа.

Едва добравшись до дома, рухнул в постель и погрузился в яркие красочные видения. В своем воображении он плавно кружил над хорошо знакомой ему старой московской улицей, то взмывая вверх к башне, напоминающей голову средневекового рыцаря, то, снижаясь, пролетал в самом низу впритирку к разноцветной брусчатке мостовой между рядами теснящихся кафе и магазинов. В этом районе он родился и вырос. И всегда попадая на Арбат, испытывал тоску по беззаботному детству, когда от будущего ждешь только счастья.

Пробуждение от сна не разрушило ожидания радостного события, способного круто изменить его жизнь. И восприняв видение, как подсказку судьбы, Думов поехал на место своего воображаемого полета. В ожидании чуда прошел всю улицу. Но ничего вокруг не менялось. И вновь безысходность закралась в душу Думова: «Здесь давно уже все не так, как в далеком детстве. В те годы мечталось стать великим и известным. Но мне уже далеко за тридцать, а мало кто знает об авторе многочисленных газетных статей-однодневок. Прошлое полно неудач, а будущее и совсем непредсказуемо».

Внезапно тяжелая рука опустилась на его плечо:

– Ну что, брат, Петруччио, попался с поличным в момент ностальгического путешествия по местам безоблачного детства?!

Думов резко повернулся. Увидев перед собою жизнерадостно улыбающегося школьного приятеля Кольку Дугина радостно заключил того в объятия:

– Привет, Алтын. Вот уж кого не ожидал встретить тут одного и без надежной охраны. Я слышал, ты стал известным бизнесменом, большими делами ворочаешь.

– Преувеличивают завистники. Кое-что, конечно, имею, но с криком «жизнь удалась» в миску с черной икрой лицом не утыкаюсь. Бабло есть, но девать его некуда: больше бутылки водки не выпьешь и двух шашлыков не проглотишь. Даже красивую телку в постель за деньги затащить и то не в радость. Так что завидовать особенно нечему. А вот ты выглядишь совсем уныло. Слушай, у меня в этих местах деловое свидание назначено. Из осторожности мы с компаньоном договорились встретиться с глазу на глаз на этой пешеходной улице, где на «тачке» незаметно не подъедешь и быстро отсюда не оторвешься. Я немного раньше на «стрелку» подъехал, чтобы осмотреться. Так что минут двадцать у нас с тобою есть. Зайдём в ближайшую кафешку, и за чашкой кофе ты мне расскажешь о своих бедах.

Идя вслед за приятелем, Думов скептически подумал: «Неужели встреча с грозой нашего двора, хулиганом Алтыном, промышлявшим в детстве мелким воровством, и есть ожидаемое мною чудо?»

Сделав заказ, Думов строго приказал:

– Ты, Петя, вокруг да около не ходи: излагай свои дела четко и кратко. Сразу предупреждаю – деньги не проси, не дам, ибо убежден, что голодному надо давать не рыбу, а удочку. Человек сам должен уметь выкручиваться. Я тебя внимательно слушаю.

– Если совсем кратко, то жизнь совсем не заладилась. Два раза женился. Но через пару лет уходили от меня бабы. Алименты обеим на детей плачу исправно. Любовницы тоже подолгу не задерживаются. И в профессии не везет. Вроде бы хвалят мои публикации, а как сокращения, так первым меня из редакции за дверь выставляют. Ты, говорят, холостяк, и легче без работы перекантуешься. Сейчас опять на свободных хлебах.

– Все, можешь не продолжать, я тебя услышал. Могу предложить работу тысяч на сорок в месяц. Назовем твою должность референт. Я люблю живую работу с людьми, а с бумагами мне возиться нет желания. Для начала приведешь в порядок мой архив, подготовишь красочный буклет к 20-летию создания моей фирмы. В общем, будешь оправдывать свой оклад.

– Хорошо, я согласен. Спасибо, тебе. Только не верю я, что надолго у тебя задержусь. Опять что-нибудь да помешает! И почему я такой невезучий?! Я понимаю, когда человек за свои грехи страдает, а ведь я за собой никакой тяжкой вины не знаю. По крайней мере, не воровал, не брал взяток, не убивал!

– Стоп! Не зли меня, братец. Значит, я по-твоему жулик и проходимец, а ты белый и пушистый, сама невинность в белом подвенечном платье? Помолчи, не возражай! Нашел чем гордиться! Он, видите ли, не грабил никого на улице, поскольку страх не давал рискнуть свободою. И взяток ты не брал, поскольку не давали. И человека не убивал, так как подобной необходимости не возникало для спасения собственной жизни. Но, если в твоей жизни не было соблазна крупно согрешить, то и хвастаться нечего.

– Ладно, не сердись. Я не хотел тебя обидеть. О себе лишь говорил.

– Ты меня не обидел, а задел за живое. Но запомни, я тебе больше не Алтын, а Николай Семенович, поскольку я – босс, а ты мой мелкий служащий. Ладно, обижаться на друга детства не буду. Но в дальнейшем за базаром следи. Что же касается твоего хронического невезения, то это не по моей части. Но есть один человечек, способный тебе помочь. Мне он сильно обязан и, если попрошу заняться тобою, то не откажет.

Дугин набрал номер телефона:

– Привет, Звездочет. Это я, Алтын. Придёт от меня человек. Попробуй ему помочь. Деньги с него не бери. В счет твоего долга мне отработаешь. Когда его удобно принять? Хорошо, завтра в восемь часов утра он будет у тебя. Все, до связи.

Взяв бумажную салфетку, Дугин написал адрес Звездочета и протянул приятелю:

– Вот возьми. Ты разговор слышал. Специалист отработает бесплатно. Он тут рядом, в одном из арбатских переулков остаток дней коротает. Завтра с утра тебя ждет. А мне пора. Ты тут еще немного посиди. Попей кофе с пирожным. За все уже заплачено. Держи мою визитку и звони, только не затягивай. В нашем мире судьба переменчива.

Алтын поднялся и направился к выходу. Думов внезапно заметил, как сидящие за угловым столиком в глубине кафе двое молодых мужчин, оставив на столике деньги за недопитый кофе, поспешили вслед за Алтыном. Думов встревожился:

«Похоже, за Дугиным следят. Непонятно только кто: полиция или бандиты. А может мне только показалось и два обычных посетителя, внезапно вспомнив о важном и неотложном деле, покинули кафе? Нечего зря шум поднимать. Алтын человек опытный и сам разберется, кого сумел так сильно заинтересовать. А мне надо в своих делах порядок наводить. Завтра отправлюсь к Звездочету. Интересно, что он мне скажет?»

Предстоящая встреча внушала ему страх и одновременно давала надежду на лучшее будущее.

На следующее утро точно в назначенное время Думов подошел к старому, невысокому зданию. С трудом потянул на себя массивную дверь. Толстая ржавая пружина, недовольно заскрежетала и растянулась, давая возможность посетителю протиснуться боком в полутемный подъезд. Думов зашагал вверх по желтым каменным ступеням, покрытым трещинами, словно причудливо сотканной паутиной. На третьем этаже, перед нужной ему квартирой Думов остановился, восстанавливая дыхание. Едва он успел крутануть механизм старого звонка, как дверь распахнулась, словно хозяин уже прозорливо предугадал приход визитера. В полутьме прихожей Думов не успел разглядеть лица Звездочета и послушно последовал за высокой худощавой фигурой, одетой в длинный красный халат. Открыв дверь в последнюю по коридору комнату, хозяин повелительно указал Думову на кресло, стоящее в углу возле окна. В безмолвии он пристально разглядывал лицо присланного ему посетителя. На голове Звездочёта едва держалась иудейская кипа, с шеи свисал массивный православный крест, а в руках он держал восточные четки. И явно был готов угодить поклонникам любой веры. Крючковатый нос и увеличенные толстыми стеклами очков глаза придавали ему сходство со старым и голодным филином. Казалось, что его обвислая от морщин под кадыком шея сейчас свободно закрутиться как у хищной птицы вокруг своей оси.

Думов настороженно подумал: «Непонятно, чего ждать от этого типа, который пугает и в то же время завораживающе притягивает к себе предчувствием колдовского успеха».

Наконец, Звездочет облегченно перевел дыхание, словно ему, наконец, удалось поставить посетителю точный диагноз:

– Петр Павлович, насколько я понимаю, речь идет о серии неудач, преследующих вас на протяжении всей пока еще не очень длинной жизни.

– Откуда вы знаете?

– Существует золотое правило: если экстрасенс или колдун задает вопрос, зачем вы к нему пришли, то немедленно бегите от него прочь. Это шарлатан. Поэтому ваше недоумение о моих возможностях проникнуть во внутренний мир человека довольно обидно. Вас прислал весьма уважаемый человек, и я обязан оказать помощь. Но прежде всего, нам надо решить несколько принципиальных вопросов. Почему вы решили, что неудачи в личной судьбе это плохо?

– А кто станет утверждать обратное?

– Скажите, вы человек верующий?

– Я агностик: в церковь молиться не хожу, но и существование Бога не отрицаю.

– Ваша логика понятна: окружающий мир не познаваем, а, значит и доказать существование, как и отсутствие Высшего Разума невозможно. Очень удобная позиция. Но если вы пришли ко мне, значит, верите в предопределенность личной судьбы и чудо. А это уже не материализм. А для истинно верящего православного христианина страдания и несчастья здесь на земле это благо.

– Каким же это образом?

– Все просто: жизнь это подготовка к вечности, а смиренное терпение страданий и лишений и есть прямой путь к радостям Царства Небесного. А вы не желаете страдать, и пришли ко мне с просьбой наладить судьбу и освободить от житейских напастей.

– Да я обычный человек и хочу простых людских удовольствий ещё здесь на земле, а не в мифической загробной жизни, которая, скорее всего и не существует.

– Но я не Хозяин Вселенной, а всего лишь дипломированный психотерапевт и врач- гипнолог, способной помочь пациенту в мобилизации его подсознания. Моя методика достаточно эффективна, но стопроцентной гарантии не дает. Все зависит от вашей собственной воли.

– Я согласен на эксперимент. Но в чем он будет состоять?

– Наши житейские невзгоды обусловлены не только собственными грехами, но еще и вынужденная расплата за нераскаянные ошибки предков.

– Но я не слышал о кошмарных преступлениях в нашей семье. И лично за собой серьёзных грехов не числю.

– Ну, что же давайте для уяснения истины приступим к делу немедленно. Я погружу вас в гипнотический сон, и вы сами узнаете горькую правду о своих предках. За несколько сеансов мы перенесемся из прошлого в наши дни. Глубокое погружение в карму доступно многим медиумам, но точно и правильно истолковать прошлое, увиденное в гипнотическом сне, могут единицы. В том числе, и ваш покорный слуга. Я жду вашего решения.

– Я же сказал, что готов попробовать.

– Тогда еще одно последнее, но крайне важное предупреждение. В дни проведения наших сеансов с вами и вокруг вас будут интенсивно происходить различные крайне неприятные происшествия. Для познания истины, надо будет потерпеть страдания. Если вас это не смущает, то сядьте в кресле удобнее и закройте глаза. Мы начинаем.

Думов послушно выполнил указания, и тут же в ушах зазвучал ритмичный звук метронома. И он ощутил, как его полностью расслабленное тело стремительно, словно на скоростном лифте погружается в темную бездну времени.

… По парковой аллее неторопливо двигалась молоденькая девушка в длинном белом платье. Вокруг распространялся аромат расцветшей акации. Духовой оркестр вдохновенно играл только вошедший в моду грустный вальс «Мокшанский полк на сопках Манчжурии». По рукам молодежи ходило несколько списков текста популярной мелодии, но Дарье Колесовой больше по душе пришлись строки, где автор обещал жестоко отомстить япошкам за почти полностью уничтоженный при прорыве из окружения героический полк. При ее нетерпимости и неудержимом стремлении к всеобщей справедливости Дарья считала единственным достойным возмездием физическое уничтожение врагов. Она бы ушла добровольно на фронт сестрой милосердия, если бы не ее яростная решимость посвятить себя борьбе с ненавистным самодержавием: «Эти сатрапы не хотят добровольно дать нам свободу. Так пусть страдают их сановники. Умоются кровью и вынуждены будут пойти навстречу нашим справедливым и разумным требованиям».

Людям, заполнившим аллеи городского сада, не могло даже придти в голову, что девушка, похожая на курсистку, пришла сюда по заданию организации эсеров. Время приближалось к полудню. Дарья направилась к крайней скамеечке в конце аллеи. Едва она присела и раскрыла новый томик книги госпожи Чарской «Записки институтки», как к ней приблизился подросток лет пятнадцати, одетый в косоворотку, пиджак и фуражку с лакированным козырьком. Запинаясь от волнения, он старательно произнес условную фразу:

– Барышня, а вам кавалер, пожелавший остаться инкогнито, просил передать презент.

– Я от незнакомых ухажеров подарков не принимаю.

– Тогда открою по секрету. Его Ильей Громовержцем друзья называют.

Пароль был назван правильно, и Дарья протянула руку за перевязанным лентой пакетом, напоминающим упаковку дорогих конфет из французской кондитерской. Ощутив тяжесть изготовленной по заказу боевиков бомбы, Дарья строго приказала явно напуганному секретным поручением юнцу:

– Уходите отсюда быстрее. Незачем вам здесь оставаться.

Внезапно духовой оркестр прекратил играть, и гуляющие люди устремились к эстраде в центре сада. Дарья поняла: прибыл городской голова и надо поспешить.

Она направилась к боковой аллее, где должна была встретиться с исполнителем теракта Вороном. Недалеко от угла эстрады у беседки, она заметила высокого худого человека в очках. Приблизившись к ней, Ворон сделал вид, что ухаживает за девушкой и взял у нее из рук увесистый пакет:

– Что так долго возилась? Нельзя было доставить посылку раньше?

– Не злись, Ворон. Я не опоздала и все сделала своевременно. Успокойся сам, а то нервничаешь слишком заметно для окружающих.

– Есть основания. Городской голова приехал на празднество не один. Его сопровождают жена и сын гимназист. Вынося смертный приговор, мы такой ситуации не предусмотрели. Может быть, отменить операцию?

– Я не знаю. Мне только велели передать тебе «гостинец». Ведь не побежишь сейчас к Грому за советом.

– Ладно. Возьму решение на себя. Мы не щадим себя, почему же должны думать о других? Прощай, Дарья. Живи долго и вспоминай меня чаще. Сама знаешь, почему.

Дарья отвела глаза от бледного лица, идущего на смерть товарища. Она знала, что этот студент в нее давно и безнадежно влюблен. Ее раздражало чувство невольной вины перед этим нескладным человеком, словно она вероломно обманула его радужные ожидания. Резко повернувшись, Ворон направился в сторону эстрады. Оркестр заиграл «Боже, царя храни» и она поняла, что торжественное произнесение патриотических речей закончилось, и сейчас свершится возмездие.

В нарушение приказа покинуть сад после передачи бомбы, она осталась стоять возле входа в беседку. Казалось, время приостановило свой бег. Когда, наконец, до нее донесся глухой звук взрыва, Дарья вопреки всем инструкциям поспешила к эстраде.

Эсерка смогла протиснуться к месту теракта сквозь поредевшую толпу зевак. Среди множества трупов она заметила подорвавшего себя вместе с жертвами Ворона. Но она смотрела, не отрываясь, на десятилетнего сына городского головы, корчащегося от боли на земле, рядом с разорванными телами своего отца и лежащей ничком матери. Взгляд подростка, наполненный болью, был обращен именно к Дарье, стоявшей к нему ближе всех. Глаза мальчишки выражали мольбу о помощи, словно она могла облегчить страдания безвинной жертвы. Не в силах дальше выносить зрелище кровавого месива, Дарья поспешила к выходу. Она обреченно знала, что никогда до конца жизни не сможет забыть этот беспомощный, направленный на нее взгляд погубленного вместе с родителями мальчишки.

Недалеко от выхода из сада, Дарья увидела подмастерья, передавшего ей сверток с бомбой. Его испуганные глаза заставили ее понять:

« Этот паренек тоже ослушался приказа и не ушел отсюда. Если он был просто посыльным, не знающим о содержимом свертка, то теперь ему ясна моя роль в этом взрыве. Надо предупредить Грома».

Дарья ускорила шаг, но при выходе из сада остановилась от внезапной догадки, что узнав об осведомлённости подростка о моей роли в покушении, Гром ликвидирует юнца. Но две смерти юных подростков слишком высокая цена даже для блага революции. И Дарья решила умолчать об ослушании курьера.

…Внезапно в воображении погруженного в сон Думова замелькали как в комиксах отдельные картины из дальнейшей жизни Дарьи Колесовой: работа медсестрой, революция, замужество за офицером Красной армии, арест вместе с супругом в 1937 году, и наконец, смерть от голода в лагере. Женщина терпеливо переносила жизненные лишения, уверенная, что всю свою жизнь справедливо расплачивается за невинную смерть сына городского головы.

В этот момент сознание Думова неудержимо устремилось вверх, пронзая плотные слои времени и пространства. И он очнулся в кресле в квартире старинного дома, расположенного в одном из Арбатских переулков.

Стоящий рядом с ним старик с крючковатым носом требовательно произнес:

– Рассказывайте все увиденное вами в мельчайших подробностях.

Думов начал говорить. Вспоминать было легко: сознание четко запечатлело малейшие детали чрезвычайного происшествия, имевшего место в далеком 1905 году. Думов даже явственно ощущал запах цветущей акации и тонкий аромат женских духов, а в ушах продолжала звучать выдуваемая оркестром грустная мелодия. Окончив рассказ, Думов подвел итог:

– Ума не приложу, что может означать это видение. У нас в роду не было женщин революционерок, участвующих в метании бомб в царских сановников. Это абсолютно исключено.

– Охотно верю. Но ваше погружение в прошлое нельзя трактовать прямолинейно и однозначно. Давайте помолчим, мне надо подумать.

И Звездочет, сев напротив гостя, направил свой взгляд в дальний угол комнаты, где на комоде стояло высокое зеркало в узорчатой металлической оправе. Казалось, что хозяин хочет в отражающем действительность посеребренном стекле найти ответ на заданный клиентом вопрос. Затем, словно очнувшись, Звездочет объявил:

– Как я и ожидал, на основании одного сеанса невозможно поставить диагноз, хотя у меня уже появилась предварительная гипотеза. Для дальнейшей работы мне понадобится колода карт. Попробуем сыграть с потусторонними силами в покер. И в качестве исходной, так называемой, «базовой» карты я предлагаю избрать шестерку бубен. В гадании она означает ближнюю дорогу. К тому же бубновая масть привычно в России изображалась на спине каторжников. А увиденный вами сюжет точно подпадает под этот вид наказания. А сейчас попробуем убедиться в правильности моей догадки.

Звездочет достал из кармана колоду карт, ловко ее перетасовал и, положив перед Думовым, предложил вскрыть верхнюю. Думов быстро перевернул карту: это была шестерка бубен. Звездочет довольно улыбнулся:

– Ну что же, это подтверждает, что мы на верном пути.

Затем, подойдя к зеркалу, обрамленному металлической оправой, показал «волшебному» стеклу вытянутую из колоды шестерку бубен и, словно бросая вызов судьбе, произнес:

– Мы вступаем в игру. Ждите нашего следующего хода.

Затем Звездочет повернулся к Думову:

– А теперь идите домой, и избегайте людных мест, памятуя о возросшей опасности последствий проникновения в потусторонний мир. А потому возьмите с собой в качестве хранящего вас талисмана вытянутую из колоды «базовую» карту.

Выйдя на улицу, Думов зажмурился от яркого солнечного света. Обернувшись, он увидел грязные облезлые стены предназначенного на слом отслужившего людям дома. В этот момент Думову показалось, что чудаковатый Звездочет с его странными атрибутами, картами и зеркалом в кружевной металлической оправе лишь плод его излишне разыгравшегося воображения. Но лежащая в кармане игральная карта отвергала любую возможность усомниться в реальности имевшего места визита к Звездочету и глубинного погружения в карму.

Подчиняясь строгому указанию Звездочета избегать рискованных ситуаций, Думов направился к станции метро, продолжая оставаться под тревожащим впечатлением от совершенного более века назад теракта.

Глава II.

Собачьи бои.

На следующее утро Думов ровно в восемь часов утра поднялся на нужный ему этаж. Он не успел протянуть руку к звонку, как словно видящий сквозь толстые стены Звездочет уже открыл дверь и впустил его в «нехорошую» квартиру. Похвалив Думова за точность, предложил немедленно приступить ко второму сеансу. Казалось, Звездочету самому не терпится получить новую порцию информации из прошлого, и разгадать волнующие его пациента тайны. Думов уже без особых опасений расположился в кресле и послушно закрыл глаза. Воображение, немедленно включившись, закрутило его в водовороте времени, и плавно раздвигая плотные сгустки времени, понеслось вниз, а затем замедлило полет, и спланировала в землянку старшего лейтенанта Родионова, командующего ротой на передовой линии Западного фронта. Было 4 августа 1943г. Родионов с тоской смотрел на капитана Лукина из особого отдела, допрашивающего по очереди его солдат: «Этот особист дело знает досконально. Только все его хитроумные вопросы без толку. Никто из рядовых правду ему не скажет: Никонова из мертвых не воскресишь, а сам Соломатин в преступлении не сознается».

Наконец, капитан закончил бесполезные расспросы и, отпустив очередного солдата, повернулся к Родионову:

– Дело ясное, что дело темное. Этот Соломатин утверждает, что пристрелил своего товарища, пресекая побег дезертира к противнику. Тело Никонова, действительно, нашли на нейтральной полосе с пулей в спине, выпущенной из винтаря Соломатина. Вопрос, зачем этого Никонова понесло в сторону войск противника, выяснить не удалось, а показания Соломатина соответствуют обстоятельствам происшествия. Одно смущает: при обыске в его вещмешке нашли свернутую заметку из фронтовой газеты о подвиге рядового К., застрелившего перебежчика и представленного к награде. Соломатин божится, что эту заметку приберег для самокрутки. А я бы этого корреспондента за подобные статейки в штрафбат отправил. Он ради красного словца соблазн для солдат посеял, как легко в герои попасть. Теперь, полагаю, не раз придется выезжать на передовую и расследовать подобные ситуации. Тем более, ты утверждаешь, что Никонов, прибывший неделю назад с пополнением, труса не праздновал, два раза вместе со всеми поднимался в атаку и не производил впечатления перебежчика.

– Да, и я не верю Соломатину. Скользкий он тип, никогда в глаза не смотрит, все в сторону косит.

– Твоих личных впечатлений недостаточно для обвинения. Кажется мне, что мог бы поведать кое-что интересное молодой веснушчатый солдатик Зубов. Похоже, парень он бесхитростный, но боится этого деревенского здоровяка Соломатина. Придется мне дело закрывать, а тебе писать представление о награждении нашего «героя».

– Все равно, отпуск ему не обломится. Судя по всему, скоро наступать начнем. Идет передислокация, высокое начальство к нам зачастило, да и пополнение, заметь, не из молодняка, а из бывалых частей прибывает. Так что, «солдатское радио» точно доносит: через пару дней в прорыв бросят. Если на Ржевско-Рязанской выступ бросят, то нам кердык. Много ребят уже полегло на этом направлении.

– Похоже, ты прав. Готовится нечто серьезное. Я по своим делам знаю. Участились побеги выздоравливающих раненых из госпиталей. Нам в особый отдел сообщают о дезертирстве, а на самом деле, солдатик к себе в часть стремится попасть, чтобы уцелеть в этой мясорубке. А политруки и газетные писаки эти побеги за героизм выдают.

– Ну, здесь все понятно. Если я, к примеру, с конкретным солдатом, хотя бы сутки под немецкой бомбежкой побывал, то он для меня уже почти родной человек. И в разведку боем, если поступит приказ, прикажу идти не ему, а кому-нибудь из нового пополнения. Незнакомого человека легче посылать на верную гибель.

– Да, знаю я. Почти всех бежавших из госпиталя «дезертиров» нахожу в их прежних подразделениях. Формально, конечно, совершено преступление, и под трибунал подвести можно. А на самом деле солдатик не в тыл, а на передовую сбежал. Хотя хотел, конечно, уцелеть среди своих знакомых вояк.

– Раз, капитан не отрицаешь слухов о наступлении, значит все верно. Надо успеть настрочить письмишко домой.

– Ты прав, ротный, не наше с тобой дело планы высокого начальства обсуждать. Но ты все же, прощупай через верных людей этого Соломатина. Может быть, что-нибудь дополнительно накопаем. Я у тебя до утра останусь: землянка просторная, а мне ещё надо в соседнем взводе побывать. Там явный самострел, чтобы избежать передовой. Два родных брата прибыли из нового пополнения. Ну и решили спасти хотя бы одного. Один из своей винтовки перебил пулей руку брата. Объясняет, что выстрел произошел непроизвольно, в результате неосторожного обращения с оружием и готов по приговору трибунала отправиться в штрафной батальон. Он жертвует собой ради младшего любимца семьи. Доказать иное, видимо, не смогу. Завтра оформлю все по закону, и пусть трибунал решает.

– Не надо мне, капитан, ничего объяснять. Это я, а не ты людей в атаку поднимаю. Сам себя от земли с трудом отрываю, заставляя других за мной, пригибаясь от страха, вперед бежать. И каждый раз после боя удивляюсь, что жив остался. Но для верности своего ординарца Ваську Полухина принуждаю меня прикрывать, чтобы никто из солдат мне пулю в спину не всадил из-за моей чрезмерной активности. И я, заметь, никого не осуждаю: жить всем хочется. Ну ладно, располагайся вон на той койке. Мой комиссар позавчера успел перед наступлением в госпиталь с аппендицитом угодить. Ну, я пойду, дам кое-какие распоряжения.