Читать книгу Я – Спартак! Час расплаты - Валерий Атамашкин - Страница 1

Книга 3

Пролог

– Сворачиваем! – скомандовал я.

– Что-то не так, Спартак? – насторожился Рут.

– Просто делай, как я говорю!

Времени на споры не было.

Нарок и Митрид не стали возражать и спустились на лошадях с Аппиевой дороги вслед за мной. Рут со своей передвигающейся из последних сил кобылой сошел последним. До Капенских ворот, отправной точки Аппиевой дороги, расстилающейся на многие стадии поперек Апеннинского полуострова, оставалось не больше мили. Еще немного, и караульные на посту непременно заприметили бы нас.

Первым съехав с дороги, я тут же взял курс к небольшой рощице в нескольких сотнях футов севернее. Остальные, не понимая, что происходит, двинулись следом, пока еще удерживаясь от вопросов, которые, казалось, витали в воздухе. Добравшись до рощицы и заведя меж деревьев кобылу, я оглянулся, удостоверился, что вокруг нет ни души, спешился, достал гладиус и тут же перерезал животному горло. Лошади моих ликторов при виде умерщвления кобылицы заржали, начали испуганно фыркать и постукивать копытами по земле.

– Ты что творишь? – не выдержал Нарок, которому с трудом удалось усмирить рванувшуюся лошадь. Будь на месте старой кобылы породистый жеребец, он наверняка скинул бы моего ликтора наземь.

– Умертвите лошадей, – приказал я.

– Ты уверен? – переспросил Митрид.

– Немедленно! – рявкнул я.

      Ликторы спешились и обнажили клинки. Вышло дрянно. Если Рут справился с первого удара, то Нарок и Митрид, видимо, никогда не делавшие этого раньше, только покалечили животных, которые начали ржать, вставать на дыбы и чуть было не зашибли незадачливых ликторов. Мне и Руту пришлось помочь им довершить начатое. В результате наши тоги перепачкались в крови несчастных животных.

Нарок, которого, похоже, ничуть не смутило происшедшее, спокойно вытер свой меч о край тоги и спрятал его в ножны.

– Может, теперь скажешь, в чем дело, Спартак? В таком виде нас точно не пустят в город!

Он усмехнулся, но вышло совсем не весело.

– Да, мёоезиец, как ты собрался проходить стражников? – поинтересовался Митрид.

Рут молчал, ожидая моих объяснений. Признаться, сейчас я слушал ликторов вполуха. Гораздо больше меня заботило увиденное у городских стен. Ворота были наглухо закрыты, снаружи выставлен караул. Я не знал, сколько стражников должно быть в обычные дни, но сегодня у римских ворот стояла целая центурия солдат. Хорошо вооруженные профессионалы, сменяющиеся каждые несколько часов дежурства. При таких условиях речь о том, чтобы попасть в город, не шла. Я готов был биться об заклад, что стража получила приказ не впускать и не выпускать из города людей, или в Риме действовал комендантский час. Будь иначе, решетка на воротах была бы поднята, а караульные не были бы столь бдительны. Стоило понимать, что мы подошли к римским стенам днем.

– Мы не пройдем, – сухо ответил я. – Можешь хоть перепачкаться в крови с головы до ног, но в город нам не попасть!

– Конечно, кто же нас теперь пустит! – воскликнул Митрид.

– Я еще думал, как ты собираешься заходить, если потратил последние деньги на лошадей! – нервно заметил Нарок.

В словах ликтора была доля правды. Сестерции, отложенные на подкуп стражи, были потрачены на покупку лошадей втридорога. Шансов попасть в город с оружием в руках, без необходимости сдавать мечи или проходить въездной контроль, у нас отныне не было. Я решил, что смогу разобраться с проблемой на месте, но теперь она отпала сама по себе.

– Посмотри на ворота внимательно! Нас не пустят, даже если ты поднесешь туда мешок серебра! – заверил я.

– Поясни, – вклинился в разговор гопломах Рут.

Я коротко истолковал ликторам свои наблюдения. Выслушав, никто не стал спорить. Все было настолько очевидно, что выводы напрашивались сами собой. Следовало в спешном порядке искать другой вход, чтобы попасть в город, но уже минуя стражу.

– Может, проскользнем через ворота, как стемнеет? – предложил Нарок.

Митрид расхохотался в полный голос.

– Серьезно, Нарок? Вчетвером, против целой центурии?

– А почему бы и нет? Если получалось раньше, почему не должно выйти сейчас?

Нарок гордо распрямил плечи.

– Раньше это где, в Беневенте? – приподнял бровь Митрид.

– Да хотя бы в Беневенте! – выпалил Нарок с жаром.

– В Беневенте ты не унес бы свою задницу без помощи брата Тукрана, а в Риме в стражу не набирают нелепых идиотов, никогда не участвовавших в настоящем бою!

– Хватит! – пресек я перепалку, видя, что оба начинают закипать и спор очень быстро может перерасти в нечто большее.

Возможно, Митрид был прав, сейчас мы были не в Беневенте, рядом больше не было Тукрана, сумевшего самоотверженно прикрыть наши спины. В Риме в стражу были выставлены совершенно другие люди, как заверял Рут, среди них встречались опытные ветераны и даже рудиарии – бывшие гладиаторы, получившие свободу на арене цирка. Рисковать, лезть на рожон, рассчитывать на авось я не мог. Однако озвучить эти мысли значило занять чью-либо сторону в конфликте.

– Хорошо, что вы предлагаете? Как попасть в город, если не через городские ворота? – не унимался Нарок, который не любил проигрывать ни в чем.

Ему никто не ответил. Зная вспыльчивость ликтора, можно было предположить, что любой ответ, какой бы ни был дан Нароку, не устроит его, а только обострит ситуацию.

– Красс завел свои легионы в город, – пробурчал Рут.

Я насторожился.

– С чего ты взял?

– А куда же они делись? – ответил вопросом на вопрос гопломах.

– И вправду… – Митрид задумчиво почесал щетину. – Где легион, Спартак?

Только сейчас я увидел, куда обращены взгляды моих ликторов: они смотрели на небольшой пятачок, скрытый под пепелищами от костров, словно под угрями на нездоровой коже. Не оставалось сомнений, что здесь еще несколько дней назад располагался лагерь римского легиона. Я лихорадочно соображал, что все это может значить. Выходит, Красс завел войско в Рим, закрыл все ходы и выходы в город… Но, спрашивается, на кой черт? Какие цели при этом преследовал Марк Лициний? Быть может, переговоры с сенатом зашли в тупик, Красс решил продавить сенаторов, играя мускулами теперь уже не из-за городских стен, что вселяли в сенаторов некую уверенность, а уже в непосредственной близости от курий? Хочешь не хочешь, а ты примешь любое решение, когда в город введены войска, готовые сравнять сенаторские курии с землей по одному только щелчку Красса. Впрочем, гадать было бессмысленно. Не попав в город, правду мне все равно не узнать. Марк Лициний ставил передо мной задачи, я должен был решить их до завтрашнего утра. Все просто: уже на рассвете Красс должен быть мертв.

Я понимал, что за несколько дней нашего пути в Апулии многое могло измениться. Реализуй Тирн наш план от начала и до конца, то не сегодня завтра галл откроет врученный ему конверт. К моменту, как он сделает это, Марк Лициний должен будет числиться среди покойников, чего бы мне это ни стоило.

– Зачем он это сделал, Спартак? – спросил у меня Рут, видя, что я погрузился в размышления. Признаться, вопрос гопломаха поставил меня в тупик. Ответа на него у меня не было. Я вполне логично объяснял действия проконсула для себя, но ничего не мог сказать Руту и только пожал плечами.

– Странно все это, – произнес Рут, задумавшись.

Мы переглянулись. Возможно, действия Красса были действительно странными, но делиться своими домыслами с Рутом я не хотел. Стоило проявить осторожность. Красс наверняка держал ухо востро и в первую очередь позаботился о том, чтобы надежно контролировать все входы и выходы из города, увеличив число стражников на постах. Могло случиться так, что за время нашего отсутствия расстановка сил кардинально изменилась в чью-то пользу, и Красс чего-то остерегался, раз выставлял усиленный караул. Нельзя было исключать вмешательства одного из полководцев Республики, способного низвергнуть Марка Лициния, чьи действия многие могли счесть устремлением захватить власть. Вполне вероятно, сенат желал, чтобы в ситуацию вмешались Лукуллы. Я поймал себя на мысли, что, рассуждая подобным образом, нахожу ответы на поставленные вопросы. Красс, продавливая необходимые ему решения, попросту изолировал сенат от связей с внешним миром. Для того и был поставлен тройной караул на ворота по периметру. На время этих самых переговоров Рим закрылся для посторонних, что вполне вписывалось в мою теорию.

Осознавая все это, я понимал, что мой первоначальный план попытаться подкупить стражу, гордо войти в город с высоко поднятой головой, теперь полетел ко всем чертям. Даже если на секунду предположить, что в моих руках окажется мешок, набитый сестерциями под завязку, я каким-то чудом договорюсь со стражей и попаду в город с оружием в руках, то тысячи легионеров Марка Лициния не дадут мне вздохнуть на беспокойных улочках Рима. Мы были слишком подозрительными типами, чтобы никто не обратил на нас внимания. Да и Рим был отнюдь не Беневент. Среди людей Красса каждый второй легионер знал меня в лицо. От этой мысли неприятно запершило в горле, во рту появился привкус горечи. Я поколебался, но решил не делиться размышлениями с ликторами. Знание это совершенно не обогатит моих бойцов, а лишь добавит тягости. Видя, что ликторы устали, я объявил привал.

Был полдень, мы расположились неподалеку от места бывшего лагеря римского легиона. До заката оставался не один час мучительного ожидания. Пытаться что-то предпринять до наступления темноты не имело никакого смысла. Если у нас и оставался шанс проникнуть незамеченными в Рим, то сделать это можно было лишь под покровом ночи. Сейчас же моим ликторам стоило восстановить силы, подкрепиться кониной, согреться и по возможности выспаться. Я же после перекуса и короткого отдыха намеревался отправиться на поиски лазейки, которая привела бы нас этой ночью в город.

Стоило понимать, что мы должны добраться до Красса не позже следующего утра. Действовать нужно было немедленно. Красс играл по-крупному, обстоятельства менялись на глазах. Многое теперь зависело не только от меня или Марка Лициния; казалось, в нашу игру вступил весь Рим. Красс будто чувствовал нависшую над ним опасность и сделал все, чтобы защититься, заставляя меня искать в его обороне брешь.

Я покосился на своих ликторов. Сегодня нам предстояло сделать все возможное, чтобы оказаться внутри города. Если входа в Рим не существовало, нам следовало его создать.

Глава 1. Спартак Гладков в стенах Вечного города

Коварный друг страшнее сильного врага?

Стемнело, когда я вернулся к нашему костру, проведя весь день у городских стен в поисках лазейки, позволяющей нам попасть на территорию города. Давно остыла моя порция конины, от которой я все равно не стал отказываться и буквально целиком проглотил предложенный мне кусок. Мясо было жестким, жилистым, но после часов, проведенных на ногах, показалось мне нежнее куриной грудки. Ликторы, обеспокоенные моим длительным отсутствием, тут же начали задавать вопросы.

– Где ты был, Спартак?

– Все в порядке?

Самым наблюдательным из них, как всегда, оказался Рут, заметивший, что я промок.

– Куда ты влез, мёоезиец? – спросил он, с любопытством рассматривая меня.

Не хотелось расходовать силы на пустой треп, поэтому я пропускал их вопросы мимо ушей, но, едва покончив с трапезой, поднялся на ноги, велел ликторам затушить костер и следовать за мной. После целого дня в разведке мне было что им показать. Теперь Вечный город не казался таким уж неприступным, как прежде. Под покровом ночи мы вчетвером очень скоро оказались около городских стен. Я велел не приближаться к воротам, чтобы ни в коем случае не попасться на глаза караульным и не привлечь их внимание.

– Куда ты нас ведешь? – не унимался Нарок, которого так и распирало от любопытства.

– Мы обойдем город и выйдем к Тибру, – бросил я, не оборачиваясь.

– Зачем?

– Потом, брат, – отрезал я.

Нарок что-то недовольно пробурчал, по всей видимости, мой ответ не удовлетворил его любопытства, но сейчас было не до разговоров, мы должны были подобраться к Тибру, не попав в поле зрения стражи. Все вопросы стоило отложить. Предположение, что ночью город станет гораздо более безопасным, не оправдывалось. Рим напоминал настоящий мегаполис, где жизнь кипела круглосуточно. Казалось, из-за стены Вечного города доносятся пьяные крики горожан, для которых дня оказалось мало. Ясное дело, что на ночь никто не стал поднимать ворота, никуда не делась стража, к еще большему моему удивлению напомнившая мне английских солдат у Тауэра, недвижимых, непроницаемых, но твердо знающих свои обязанности. Однако темнота развязала нам руки. Днем добраться незамеченным до места, обнаруженного мной во время обхода, было сродни безумию. Слишком близко оно находилось от городских стен и любопытствующих взглядов стражи. Сейчас же, в темноте, у нас появлялся шанс, и я собирался им воспользоваться в полной мере.

Бóльшую часть пути мы передвигались трусцой, несколько раз я велел останавливаться, чтобы отдышаться. Местность была холмистой, подъемы чередовались со спусками, что затрудняло переход, сбивало дыхание. По размерам тогдашний Рим был не чета современной столице Италии, но переход все же занял у нас немало времени. Наконец, обогнув стену римских укреплений у Авентина, мы вышли к извилистому берегу Тибра, по ту сторону которого можно было увидеть холм Яникул и знаменитое Марсово поле. Я велел своему небольшому отряду перейти на шаг. Рут внимательно осматривался, догадавшись, что именно в желтовато-белесых водах священной римской реки я промочил ноги. Молчали Нарок и Митрид, обычно любители остро пошутить. Ликторы ожидали, когда я наконец объясню им свой план. Ждать долго не пришлось, впрочем, и объяснять было нечего. Пройдя несколько сот футов вдоль берега, я остановился, вслед за мной остановились ликторы. Мы были на месте. У городских стен Рима в священную реку Тибр из проема, свод и стены которого были выложены камнем, лилась вода. Мутная, вонючая, напоминающая канализационные стоки. В канал, откуда выливалась вода, мог без проблем пройти человек даже такой богатырской комплекции, как Рут. Остановившись у свода, я осмотрел ликторов.

– Вот так я собираюсь попасть в Рим, – сообщил я. – Кто-нибудь что-нибудь знает об этом месте?

Не хотелось лезть наугад в небольшой тоннель, который я обнаружил несколько часов назад после долгих поисков у стены. Если ликторы что-то знали об этом месте, то я должен был услышать это прямо сейчас. Меньше всего хотелось наткнуться на тупик или выяснить, что внутри тоннеля ширина канала не позволит нам пройти насквозь, либо с другой стороны канал выведет нас за городские стены. Все это стоило учесть, прежде чем мы полезем внутрь, промокнем, а судя по неприятному запаху, еще и перепачкаемся в отходах.

– Первый раз вижу, – пожал плечами Рут.

– Не знаю, что это, но пахнет отвратительно. Ты собрался лезть туда, Спартак? – поежился Нарок.

Первым из моих ликторов заметивший проем, он непроизвольно зажал нос рукой. Я коротко кивнул. Возможно, со стороны моя затея выглядела отчасти бредовой, но это был выход, которым мы просто обязаны были воспользоваться.

– Мне кажется, что через тоннель мы пройдем в город в обход городских стен, – заверил я.

Митрид подошел ближе к сливу, внимательно осмотрел свод.

– Это Большая Клоака, – заявил он.

– Большая Клоака? – переспросил я.

– Тоннель, с его помощью римляне осушают болотистую местность между холмами Палантин и Капитолий, – пояснил ликтор. – Вода сливается в Тибр. Если я все правильно понял, это либо сама Клоака, либо одно из ее ответвлений.

– И куда выходит канал? – оживился Нарок, подошедший ближе к своду, откуда стекала мутная вода.

Митрид, который бывал в Риме и не раз выступал на столичной арене, почесал макушку.

– Если не сворачивать, тоннель выведет в низину между холмами, – пояснил он.

– Хочешь сказать, что он ведет на Форум? – уточнил Рут.

– В том числе, – подтвердил Митрид.

Я почувствовал, как по моей спине пробежали мурашки. Где как не на Форуме мог быть сейчас Красс? Именно на Форуме заседал сенат, там располагались курии и там же наверняка развернулись главные события. Стоило выдвигаться немедленно. Впрочем, мой пыл остудили слова Нарока:

– Как ты себе это представляешь? – спросил он.

– Я представляю, что мы залезем туда и окажемся в городе, тебя что-то не устраивает? – улыбнулся я.

– Да мы с ног по макушки перепачкаемся в римском дерьме, Спартак!

– У тебя есть другие варианты? – вспылил я.

Нарок пожал плечами, всем своим видом показывая, что не собирается разжигать со мной конфликт. Рут на пару с Митридом продолжали осматривать свод.

– А потом, мёоезиец? – прищурился Нарок. – Я не против испачкаться в римском дерьме с ног до головы, но что мы будем делать со всем этим потом? Как ты представляешь нас, мокрых и вонючих, в Риме?

Этот вопрос приходил мне в голову, и, признаться, я так и не нашел на него ответа. Главное сейчас было попасть в город, неважно, в каком виде. Если нам удастся добраться до Красса в эту ночь, все остальное не будет уже иметь значения. В конце концов, мы сможем выбраться обратно через этот же отвод. Я высказал свои мысли.

– Может, ты и прав! Если ты все уже решил для себя, чего мы стоим? – Нарок подмигнул мне. – Была не была!

Не дожидаясь приказа, ликтор ловко скинул с себя тогу, которую повязал узлом и перекинул через плечо. Он выхватил меч, воткнул его между камнями, используя лезвие как рычаг, забрался через проем в широкий тоннель Большой Клоаки. Вода чуть было не сбила Нарока с ног, но ликтор изловчился, вытащил меч, ухватился за небольшие расщелины между камнями в стене.

– Чего ждем, Спартак? Догоняйте, я никого не буду ждать! – выкрикнул он.

Его голос заглушал шум падающей воды. Бросив эти слова, Нарок скрылся в тоннеле, оставив нас троих стоять в замешательстве снаружи.

– Я всегда говорил, что вместо головы у него котел!

Митрид скинул с себя тогу, последовал примеру Нарока, перевязав ее в один большой узел, и полез вслед за товарищем в темный вход Большой Клоаки.

Немного поколебавшись, все то же самое проделал Рут, чья широкая спина исчезла под сводом Клоаки. Я огляделся, убедившись, что вокруг нет ни единой души, которая могла бы стать свидетелем нашей совершенно безбашенной вылазки, и, сняв тогу, отправился в тоннель Большой Клоаки вслед за своими ликторами. Каким бы бесшабашным ни казался Нарок, в одном он был прав: у нас не было времени что-либо обсуждать. Если мы хотели покончить с Крассом, действовать следовало немедленно.

Когда мы забрались в тоннель и прошли в бурлящем потоке воды всего несколько десятков футов, над моей головой сомкнулась кромешная тьма. Исчез единственный источник света – тот самый вход, теперь оставшийся за моей спиной. Приходилось идти наугад. Я поспешил убрать гладиус, понимая, что один неверный шаг – и я могу упасть и пораниться, а то и того хуже – наткнуться в темноте на одного из ликторов. Я несколько раз позвал Рута, который вошел в тоннель Большой Клоаки предпоследним и, по идее, должен был услышать меня, но в ответ не донеслось ничего, кроме шума воды, эхом отражавшегося от стен. Приходилось брести по пояс в воде, которая, к нашему огромному счастью, в эту ночь была практически стоячей. Стоило только гадать, что могло происходить в подземном тоннеле, когда в Риме устанавливалась непогода, не зря ведь Большая Клоака была задумана именно таких громадных размеров. Тем не менее вода значительно снижала скорость нашего передвижения, отнимала силы. Я понимал, что стоит сделать шаг в сторону от стены, отпустить камни, в расщелины между которыми я вставлял пальцы, чтобы удержаться, как водный поток медленно, но верно потащит меня обратно к Тибру. Канал был достаточно широк, я старался придерживаться одной из его стен, шел не спеша, чтобы не споткнуться и не свернуть себе шею. Во многом поэтому время здесь несколько замедлило свой ход, и мне казалось, что мы плутаем в канале уже несколько часов, хотя на самом деле мы провели там не больше получаса, но эти несколько стадиев, которые пришлось одолеть в римской Большой Клоаке, были, пожалуй, самыми сложными в моей жизни.

Наконец перед нами появился блеклый лунный свет, после темноты тоннеля показавшийся невероятно ярким, даже слепящим. Мы были на месте. Грязные от нечистот, промокшие и замерзшие. Наверное, при любых других обстоятельствах прямо сейчас я завалился бы спать и проснулся только на следующий день, проспав много часов подряд. Сейчас же нам требовалось идти вперед, раз мы оказались внутри городских стен, а до рассвета осталось не так много времени, другого выбора у нас не было.

Нарок, который первым влез в тоннель Большой Клоаки, первым же выбрался из него. Гладиатор спрятался под сводом системы дренажа и поджидал нас. Не теряя времени даром, ликтор осматривался, я видел, как осунулось его лицо.

– Весело тут, Спартак, – присвистнул он.

Нарок развязал свою тогу, к моему удивлению, оставшуюся почти сухой, кое-как напялил ее, повернулся.

– Тебе бы взглянуть?

Мне, в отличие от Нарока, не удалось сохранить одежду сухой, мокрая ткань неприятно прилипала к телу.

– Что там? – протянул Рут, вылезший из тоннеля последним.

Все вчетвером мы оказались на площади Форума. Я огляделся, чувствуя, как волосы на моих руках становятся дыбом.

– Что здесь произошло? – прошипел я, не веря своим глазам.

– Красс? – предположил Рут, осматривая Форум.

На главной республиканской площади царил настоящий погром. Неужели Марк Лициний не сумел договориться с сенатом и решил прибегнуть к силе, пройтись по Форуму огнем и мечом? Судя по тому, чтó предстало нашим глазам, сомнений в этом не могло быть никаких. Перевернутые столы со съестным, тела римлян, лежащие на холодной земле, кровь… Сожженные дотла здания. Где в таком случае был проконсул со своими легионами, устроивший бесчинства на Форуме, в самом сердце Рима? Что тут, в конце концов, произошло? Как могло случиться так, что ничего этого я не знал, наивно полагая, что Красс вместе со своим войском все это время стоит у городских стен и ведет переговоры с сенаторами? Ведь таковы были данные моей разведки! Ничего не вязалось!

– Что теперь? – осторожно поинтересовался Митрид, видя, что я не в себе от увиденного. Он указал на одно из сгоревших зданий. – Это курии, здесь заседал сенат; как ты понимаешь, если Красс был там, теперь его там уже нет.

– Не знаю, – прошептал я, теряя самообладание.

Я не знал. Что делать дальше, если твой главный враг, которого ты рассчитывал найти в куриях, вдруг провалился сквозь землю? Где я мог искать Марка Лициния? Рим, этот огромный город с населением, ничем не уступавшим настоящему российскому мегаполису, не оставлял мне ни единого шанса. Красс мог быть где угодно. За одну ночь нам было его не найти. В голове крутилось одно-единственное слово – провал. Можно было оправдываться, вспоминать время, упущенное в Беневенте… Но разве это что-то меняло сейчас? Увы, нет! Ловушка для Красса не сработала. В дураках остался я.

– Посмотри.

Митрид, лучше всех ориентировавшийся на площади, указал на подножье какой-то скалы.

– Сенаторы? – спросил Рут.

Митрид кивнул.

– Наверняка.

У подножья лежали окровавленные тела пожилых людей в белых тогах с пурпурной каймой. Не оставалось сомнений, что это были сенаторы, а Красс устроил на Форуме жестокую расправу, утопив площадь в крови. Мы бросились к выгоревшему зданию курий, от которого все еще исходил жар, но внутри на полуразрушенных трибунах не было никого. Я стиснул кулаки, вдруг почувствовав всю свою беспомощность. Стоило признать, что Крассу удалось уйти. Черная полоса, затянувшаяся от нашего провала под Беневентом, продолжалась.

Передо мной вырос гопломах.

– У нас все еще есть время до рассвета! Возьми себя в руки.

– Ничего не выйдет, мы не найдем его, – я сбросил руку Рута с моего плеча. – Мы не найдем Красса, это нереально!

– Ты предлагаешь повернуть, после всего, что осталось позади? – возмутился гладиатор.

– Мне нужно время, Рут!

Я взмахнул руками. У меня не было даже карты города, чтобы я мог понять, где продолжить поиски, куда мог уйти Красс. Слоняться по длинным городским улицам во тьме, воняя канализационными стоками, выглядело полным безумием. Я попытался сосредоточиться. Для начала следовало понять, что здесь произошло! Я еще раз, куда пристальнее осмотрел Форум и вдруг вздрогнул. Из темноты навстречу нам вышел человек, ничем не отличающийся от моего ликтора Рута. Такого же богатырского телосложения, высокий, закутавшийся в красный плащ. Завидев, что я обратил на него внимание, незнакомец приветственно, непринужденно вскинул руку. Мне показалось, что он улыбнулся. Пока он шел, я тут же окинул взглядом соседние здания. Нет, кроме него на площади Форума не было никого.

Судя по тому, что мои ликторы обнажили свои мечи, они также увидели незнакомца, который при виде оружия в их руках остановился и поднял руки. Свой меч обнажил и я. Признаться, пришельцу удалось подобраться к нам незамеченным, застав врасплох не только меня, но и моих ликторов.

– Если бы я хотел, Спартак, то, наверное, пришел бы сюда с войсками, – сказал он.

Наконец удалось увидеть его лицо. Мужественное лицо, на котором застыла усмешка.

– Я пришел поговорить. А если ты посмотришь внимательнее, при мне нет оружия. Поэтому предлагаю опустить ваши клинки и начать разговор.

Незнакомец не соврал, он действительно пришел без оружия. Рут осмотрел его, после чего кивнул мне. Я попросил ликторов опустить мечи, но в то же время не убирать их. Я не знал, кто стоит передо мной, какие цели он преследует. Можно было говорить что угодно, но по факту римлянин, будь он с оружием или без, представлял для меня угрозу. По-хорошему стоило немедленно расправиться с ним, но что-то останавливало меня. А именно, тот факт, что незнакомец назвал мое имя. Задевала нелепая усмешка, не сходившая с его лица. Да и надо было отдать должное римлянину – дорогого стоило выйти к группе рабов безоружным. Он серьезно рисковал, а значит, мне стоило его выслушать.

Видя, что я осматриваюсь, незнакомец, молчавший, пока его обыскивал Рут, вновь заговорил:

– Если ты думаешь, что со мной кто-то пришел, то это не так. А если хочешь найти место, в котором нас никто не увидит, то я в этом заинтересован не меньше вашего, – он улыбнулся; в отличие от моих ликторов, его зубы – в его-то годы – были полностью сохранны, улыбка блистала. – Вряд ли кто-то поймет, если увидит, что я встречаюсь с рабами на площади римского Форума.

– Поговорим здесь, и если мне что-то не понравится, ты труп, – категорично заверил я.

– Твое право, – незнакомец невозмутимо пожал плечами. – Впрочем, я не думал, что с тобой придется просто!

– Кто ты такой? – спросил Рут.

– Меня зовут Луций Сергий Катилина, если мое имя вам о чем-то говорит.

Катилина… Я попытался припомнить имя, которым только что представился римлянин, но понял, что слышу его впервые.

– Спартак, – продолжил Катилина. – Знаешь, я тебя представлял иначе…

– Как ты узнал? – перебил его я.

– Что именно?

Римлянин изобразил настороженность, делая вид, что не понимает, о чем я говорю.

– Сейчас снесу его никчемную башку, – прорычал Рут.

Я положил руку на плечо гопломаха, успокаивая его. Расправиться с Катилиной мы успеем, сейчас же следовало выудить из него как можно больше полезной информации. Что если этот самый Луций Сергий знал, чтó тут произошло, и более того, мог подсказать, куда подевался Красс?

– Как ты узнал, что мы будем здесь? – терпеливо повторил я.

Глаза римлянина сузились, он внимательно посмотрел на меня.

– Ты сработал грязно, Спартак, поэтому о твоем прибытии в город мне стало известно задолго до того, как ты появился у городских стен, – мягко, вкрадчиво сообщил он.

– Что ты имеешь в виду? – насторожился я.

– Из Беневента в Рим были посланы вести о твоем туда прибытии, – подмигнул Катилина. – Далее тебя было легко просчитать; уж извини, но это так.

– Как…

– Вот так! Начальник местной стражи, как только ему стало известно, что в его городе находится сам Спартак, послал вести об этом в сенат и лично Марку Лицинию Крассу!

– Что с того? Из Беневента мы могли повернуть куда угодно, да и каков шанс, что наш отряд вообще выбрался бы оттуда живьем? – спросил Нарок.

– В том-то и дело, что не могли, – улыбка Катилины стала еще шире. – Сейчас не стоит делать друг из друга дураков. Спартак вместе со своими ликторами мог покинуть свой лагерь только в одном случае. В каком? Я не буду называть очевидные вещи вслух.

Я вынужден был согласиться с Катилиной, столь уверенно заявлявшим, что у нас не было другого пути, кроме как к стенам Рима, у которых с легионами расположился Красс. Пришлось сдержаться, чтобы не врезать себе ладонью по лбу. Как так? Выходит, Красс знал о моем прибытии задолго до того, как мы подобрались к Риму! Получалось дрянно. Я вздрогнул, обернулся к скале, у подножья которой лежали тела сенаторов. Что если новость о моем приближении ускорила переговоры между сенатом и проконсулом? Ничего нельзя было исключать. Красс знал меня, поэтому боялся. Он понимал, что никакие легионы не уберегут его от лезвия гладиуса, которое я прижму к его шее, чтобы поставить точку в нашем противостоянии.

Катилина поймал мой взгляд.

– Марк ничего не знал, Спартак, – спокойно заверил он.

Повисло молчание. Создавалось впечатление, будто Катилина давал мне возможность переварить сказанное. Признаться честно, за это я был ему благодарен. Мне требовалось время, чтобы пропустить через себя поток обрушившейся информации.

– Как думаешь, бунтарь, знай Красс, что ты будешь в городе, ты все бы еще стоял здесь?.. – Катилина запнулся и обвел взглядом Форум. – Рим – большая крепость, большой дом, как бы ты ни хотел, как бы ни желал, но тебе не пробраться внутрь, если хозяин не откроет тебе дверей. Когда все ворота города наглухо заперты, когда число караульных увеличено втрое, как можно войти в Рим?

Катилина только что макнул меня лицом в грязь, указав на мою оплошность. Я не учел, что провал в Беневенте приведет к тому, что о нас станет известно в Риме, а проникновение в город через систему канализационных стоков окажется столь предсказуемым и очевидным. Но раз так, отчего мы все еще стояли здесь, почему нас никто не схватил? В конце-то концов, почему ничего не знал Красс? Ведь нет сомнений, что Марк Лициний понятия не имел о нависшей над ним угрозе. Видя, что я полностью ушел в свои размышления, Луций Сергий продолжил:

– Думаю, после сказанного ты, Спартак, со своими людьми можете доверять мне?

– Предположим, – выдавил я. – Но каков твой интерес? Почему ты не сказал о нас Крассу?

– Обо всем по порядку, я все расскажу, главное для меня было понять, что мы разговариваем на одном языке, – заверил Катилина. – А Красс… его нет в городе!

Мои ликторы, заслышав эти слова, встрепенулись.

– Как нет? – вскричал Рут.

– Где он? – спросил Нарок.

– Как так? – процедил Митрид.

Я ничего не сказал. Слова Катилины пришлись ударом под дых. Его голос будто эхом многократно отозвался в моей голове. Захотелось убедить себя, что этот человек лжет, что он неправ, и Красс все еще находится в городе, но в глубине души я понимал, что Сергий не соврал. Красса действительно не было в Риме, как не было здесь и его многочисленных легионов. Будь иначе, площадь Форума пестрела бы щеголявшими солдатами. Но ничего этого не было. В следующий миг мне в голову пришла еще более обезоруживающая, страшная для меня мысль.

Тирн!

Что будет с молодым галлом, когда он откроет сверток, который я оставил ему? Моя кожа покрылась мурашками. Если Красса с легионами не было в городе, где тогда они были? Случись так, что Марк Лициний встретится с Тирном, – и римлянин разгромит молодого галла, а все потому, что один из элементов в моей мозаике не совпал… Глаза от этой мысли заволокло серой пеленой.

Катилина вскинул руку, прося внимания.

– В городе больше нет ни Красса, ни его легионов, да и, как вы заметили теперь, прежнего Рима тоже нет. За время, проведенное вами в пути, многое изменилось, – заявил он.

– Тебе лучше рассказать об этом немедленно! – прошипел гопломах.

– Чтобы я мог рассказывать, не перебивайте, слушайте, – охотно согласился Катилина. – Предлагаю прогуляться в мой дом, где вы сможете отдохнуть, выпить и наконец переодеться! Красса нам все равно не догнать, а для вас, друзья, у меня есть крайне любопытное предложение!

Я колебался лишь мгновение, прежде чем принять приглашение римлянина. Похоже, в нашей с Крассом игре появился новый человек, с которым приходилось считаться. Стоило выслушать его, а заодно понять, что вообще происходит. Перед глазами стояло содержание того самого свитка, врученного Тирну перед нашим расставанием. В нем был мой приказ Тирну выводить наш легион повстанцев к Риму форсированным броском. Я полагал, что, как только с Крассом будет покончено, сенат от греха подальше распустит его легионы, а мы в это время ударим по Риму единым кулаком. Ничего не вышло. Красса в Риме не было, он отвел от города войска, теперь мне оставалось только гадать, пересекутся ли пути римлянина и молодого галла… Паршивое ощущение, когда ты оказываешься вне игры и не можешь ни на что повлиять.

Один на один с новой реальностью      

Как бы странно это ни звучало, но успокоил меня разговор с Катилиной. Только после него мне удалось проявить самообладание и по-другому посмотреть на складывающиеся вокруг повстанцев обстоятельства. Теперь, когда я слушал Катилину, мне все больше казалось, что эти самые обстоятельства играют нам на руку, а не наоборот. Я не сумел убить Красса, это, безусловно, ставило под вопрос целесообразность всего затеянного мной предприятия, но отнюдь не деформировало конечную цель, по-прежнему казавшуюся вполне реальной, достижимой. Все дело в том, что Красс увел из Рима войска, по сути, отдав Тирну столицу на растерзание. Я нисколечко не сомневался в таланте своего молодого полководца и полагал, что Тирн с легкостью избежит столкновения с превосходящими его силами противника, тем более галл имел четкий и ясный приказ. Чем дольше я слушал Луция Сергия, тем больше уверенности ощущал в своей душе. Однако ликторам, а Катилине и подавно я не говорил ни слова о действительном положении вещей.

– За ваше здоровье! Не устану повторять этот тост! – хмыкнул Катилина.

Светало. Луций Сергий говорил охотно и много, одновременно он также много пил и ел. На столе у него были только отменные блюда и подавалось лучшее вино. Сам дом Катилины отличался изысканностью и роскошью, несмотря на малые размеры, совсем не подходящие для того статуса, которым, должно быть, обладал этот человек. Луций Сергий жил на широкую ногу и вряд ли собирался отказываться от своих привычек даже в эту ночь, когда за стенами его дома происходило черт знает что. Мы слышали крики, шум и лязг стали. Невзирая на все это, римлянин, любезно разделивший с нами ужин, выглядел умиротворенно и спокойно, не замечая или притворяясь равнодушным к тому, что происходит на улицах города. Вот только, как мне удалось понять, Катилина имел к этому самое что ни на есть прямое отношение. У меня не было оснований не верить, что именно его руками совершено то, что будет записано в историю Рима кровавыми буквами.

Мы опоздали, как выяснилось теперь, затея с вылазкой и попыткой покушения на проконсула была несостоятельной с самого начала. Красс две ночи назад, не сумев найти общий язык с сенатом, попросту стер сенат в порошок, установил в Риме собственную единоличную власть, не оглядываясь на что-либо или кого-либо. Красс не просто уничтожил сенат как таковой, он низверг существующий государственный строй, то есть управление нобилитета, наобещав плебсу, вольноотпущенникам и даже рабам кучу всяческих благ, позволивших проконсулу создать платформу для проведения собственного политического курса. После чего, понимая, что за его спиной теперь стоит целая социальная прослойка, Красс покинул Рим, чтобы окончательно расплатиться с долгами, а долгов этих у Марка Лициния накопилось вагон и маленькая тележка. Вряд ли кого-то из римлян устраивало наличие революционно настроенных рабских масс в юго-восточных областях. Да и наше движение, прозванное Катилиной бунтарским, цвело, в противостоянии Спартака и Красса отнюдь не была поставлена точка. Не следовало забывать и другой, не менее важный факт. Красс отнюдь не был единственным полководцем в Риме, обладающим армией, достаточной для совершения государственного переворота. Смело можно было учитывать, что привязанность легионов к личности конкретного военачальника, а не к абстрактной родине, могло выйти Марку Лицинию боком. Те же братья Лукуллы, в распоряжении которых имелись вышколенные легионы, закаленные в боях и готовые идти за своими полководцами до конца, вполне могли вмешаться в передел власти, чтобы не допустить отстранения от управления Республикой нобилитета, к которому они, безусловно, относились. Красс играл в опасные игры, но, надо отдать должное проконсулу, такая тактика до сих пор приносила ему ошеломляющий успех.

Я смотрел на Луция Сергия Катилину, и мне все больше казалось, что именно этот свалившийся будто снег на голову человек играет во всех происходящих событиях совсем не последнюю роль. Сидя у него в доме, разговаривая отвлеченно на темы, касавшиеся нового государственного устройства, я понимал, что Катилина отнюдь не так прост, каким кажется на первый взгляд. Возможно, именно ему отводилась роль протагониста в развернувшемся спектакле. Но с ходу понять, что собой представляет этот человек, я не мог, требовалось время. Сейчас же я просто слушал, пытаясь осознать, какие цели для себя ставит человек, назвавшийся правой рукой Марка Лициния, и почему он разговаривает со мной, врагом Красса номер один. Впрочем, ждать пришлось недолго. Катилина сам начал тему, волнующую меня и моих ликторов. Причиной тому стал заданный Нароком вопрос.

– Ты не ответил: где Красс? – спросил ликтор.

– Да, Катилина, куда подевался Красс, почему он вдруг решил покинуть город? – поддержал Митрид, едва притронувшийся к вину и ничего не съевший.

Катилина пожал плечами. Его бровь приподнялась, придав ему грозный вид. Он отломил себе сыра, забросил кусок в рот и запил вином.

– Скажу так, – начал он. – Вы наверняка понимаете, что захватить власть и удержать ее в своих руках – очень разные вещи?

– Ближе к делу, – попросил Нарок, сгоравший от любопытства.

Катилина усмехнулся, подвинул ликтору вина.

– Так вот, друзья, я же могу называть вас друзьями? – Он осмотрел нас, никто не ответил, поэтому Катилина продолжил: – То, что нам удалось захватить власть, значит лишь то, что мы оказались в нужное время и в нужном месте. Мы ударили по нобилям, когда они этого не ожидали. – Он задумался, забарабанил пальцами по столешнице. – Знаете что? Будь моя воля, вчерашней ночью я бы вырезал всех до единого этих надменных псов! Увы…

– Что тебе помешало это сделать? – спросил я.

– Хороший вопрос, – улыбнулся Катилина. – Как ни странно, Спартак, если бы я позволил плебсу, вольноотпущенникам и рабам учинить над нобилями расправу, от нас бы отвернулись легионы. Те самые легионы, при чьей помощи нам удалось провернуть весь этот трюк. Думаешь, кто-то слушал бы претора и квестора, собери они толпу плебса на Марсовом поле, не имей они за спиной десятков тысяч легионеров?

Я задумался, пытаясь понять, что имеет в виду Луций Сергий, но он не дал мне времени на размышления и сразу продолжил:

– Поверь, бунтарь, они бы не стали и слушать. Страх перед нобилями столь велик, а могущество их настолько воспето, что плебс, который страдает от несправедливости больше всех и довольствуется лишь жалкими подачками сильных мира сего, первый же закидал бы нас тухлыми помидорами, стоило бы нам только заикнуться о том, что существующую систему надо изменить! Но знаешь, чтó самое любопытное, Спартак? – Катилина замолчал и принялся с довольным видом цедить вино, похоже, наконец насытившись сыром.

– Продолжай, я слушаю!

– Ах, да, вино немножечко вскружило голову, да так, что я даже сбился с мысли, – расхохотался Катилина. – Самое удивительное, что легионы Красса, стоявшие в этот миг у стен Рима, дававшие присягу рьяному служке нобилитета Помпею, обожающие его, понятия не имели, чтó происходит, и что только лишь благодаря им стало возможным все, что произошло! Но! Что было бы, устрой я расправу над нобилями, Спартак? Я, будучи нобилем сам, сумел бы возглавить эту отчаянную толпу, которая сейчас явилась гарантом моего могущества? Не думаю, эти люди попросту свергли бы меня в грязь в один миг, поставив на самый верх своих приспешников! Так получилось, что нобили, которые возненавидели меня, стали сдерживающим фактором и заставили плебс поверить мне! – Глаза Катилины озорно блеснули, и он, схватив свою чашу вина, расплескав напиток через края, поднял ее. – Выпьем!

Не стоило забывать, что мы гости в доме этого необычного человека. Я взял свою чашу, пригубил вина и тут же поставил ее обратно на стол. Неохотно, но то же самое повторили мои ликторы. Я внимательно смотрел на Луция Сергия и на блеск в его глазах. Этот человек верил в то, что делал. Безусловно, он жил этим, пропускал через себя. Его история о событиях последних дней, которые буквально перевернули привычный расклад в Республике с ног на голову, не мог оставить равнодушным никого. Настолько стремительно все произошло, что не оказалось никаких шансов ни у сената, ни у нобилей, ни у полководцев, в руки которых были отданы ключи сохранения существующего порядка. Красс вместе с Катилиной сыграли умело, обведя вокруг пальца всех и каждого. Если я все правильно понимал, в дураках остались все, так или иначе причастные к событиям минувших дней. Легионы Помпея, доверившиеся Крассу, которых Марк Лициний умело использовал для достижения собственных целей. Сенат, считавший претора тряпкой, не способным на решительные действия. Нобили, годами верившие в свою неприкосновенность. Наконец, плебс, купившийся на громкие обещания, даже не подозревая, что за спиной тех, кому он верит, на самом деле ничего нет. Катилина и Красс умело сталкивали интересы различных социальных групп. Если убрать все лишнее, получалось, что Красс и Катилина совершили государственный переворот вдвоем. Только они двое понимали, что происходит на самом деле, как легко лопнет раздувшийся до невероятных размеров мыльный пузырь. Я не стал спрашивать у Катилины, почему Рим покинул Красс. Теперь, когда Луций Сергий приоткрыл для меня завесу тайны происшедшего, ответ был очевиден, лежал на поверхности. Красс боялся, что легионы Помпея выступят против своего полководца, узнав истинные цели пребывания в городе проконсула. Я поделился своим предположением.

– Все думал, когда ты догадаешься, – вздохнул Катилина.

– О чем?

– Почему Красс отвел от городских стен свои войска, – пояснил квестор. – Ты прав, если бы в легионах Помпея узнали, чтó здесь произошло, войско в ту же секунду вошло бы в Рим и не оставило от города камня на камне. Сейчас же солдаты, а главное – офицеры – считают, что они борются за правое дело. А по сути, знают то, что должны знать! Не больше и не меньше. Легионер должен воевать и отрабатывать свое жалованье, поэтому-то Красс увел войска от городских стен.

– В легионах считают, что претор получил полномочия продолжить войну с восставшими? – спросил я.

– Понятия не имею, что они там считают.

Катилина развел руками и улыбнулся.

Я задумался, в который раз пытаясь понять, чтó происходит. Для чего вообще мы собрались здесь? Почему человек, называющийся правой рукой претора, выкладывает нам его планы, вместо того чтобы покончить с главным врагом Красса? Все это не укладывалось в голове. Катилина блефовал в открытую, но мне не удавалось его на этом поймать. Словно уж на сковородке, Луций Сергий был чересчур изворотлив и имел в общении с нами какой-то свой собственный интерес. Понять, что за интерес двигал квестором, было не так-то просто.

– Ты говорил, что, захватив власть, необходимо удержать ее? – осторожно начал я, заходя издалека. – Не похоже, чтобы Красс желал сохранить власть в своих руках…

– Ты не дослушал! – Катилина решительно перебил меня, при этом аккуратно положил свою руку на мою. – Чуточку терпения, Спартак, я закончу, а после задавай свои вопросы!

– Продолжай, – согласился я и не дрогнув убрал руку квестора.

– Я остался в Риме, чтобы собрать новые легионы из плебса, вольноотпущенников и рабов, – вкрадчиво проговорил Катилина, чуть ли не пропев эти слова. – У нас будет целая армия, готовая сражаться за идею, а не за пригоршню монет! Люди, которые на себе почувствуют изменения, умрут, но отстоят свои права. Эта армия станет новым оплотом римского могущества, новой прослойкой граждан…

– Что станет с помпеянскими легионами? – перебил я.

Катилина запнулся, загадочно посмотрел на нас, хотел продолжить, но Рут вдруг выхватил свой гладиус и, как пантера, бросился к Катилине, приставив клинок к его горлу. Луций Сергий не шелохнулся, однако, несмотря на всю его напускную невозмутимость, я увидел, что с его щек сошел привычный румянец.

– Зачем все это Крассу? – прошипел Рут. – Зачем ты разговариваешь с нами? Почему не приказал схватить и убить? Говори, или клянусь, я перережу тебе горло прямо сейчас.

– Пока ты не уберешь меч, я не скажу ни единого слова, – прошептал Катилина.

– Рут, отпусти его, – попросил я.

Рут, крепко державший квестора, не сразу внял моим словам. Я чувствовал, как могучий гопломах сдерживает себя, чтобы не натворить беды. Он силой заставил себя убрать холодный клинок от горла квестора, отпустил Катилину, принявшегося разминать шею. В месте, где клинок соприкоснулся с кожей, остался кровавый след.

– Спасибо, но учти, в следующий раз я не посмотрю на то, что ты мой гость, – заверил Катилина. – Тебе придется смириться с тем, что я, как и ты, умею держать меч в руках.

– Вернемся к нашему разговору, – предложил я.

– Вернемся, – Катилина кивнул, хотя все еще был растерян, и посмотрел на гопломаха. – Мне бы ничего не стоило расправиться с вами, ты прав. Тем более, как вы успели понять, я знал о вашем прибытии в Рим до того, как мы встретились на Форуме, но у меня свои цели, и с чего вы взяли, что мои цели совпадают с желаниями Красса?

– Это не так? – холодно спросил я, не отводя своего взгляда.

Этот человек действительно знал многое. На какой-то миг мне в голову пришла мысль, что он мог что-то подозревать о козыре, припрятанном в моем рукаве, а именно, о Тирне, который во время нашего разговора в доме квестора вел к Риму повстанческие войска.

– Нет, – так же холодно ответил Катилина, как обычно насмешливо, надменно. – Это не так, Спартак. Надеюсь, вы слушали меня достаточно внимательно, но разъясню, – Катилина наконец отодвинул от себя чашу вина, сложил руки на столе. – В Риме больше не будет места для Марка Лициния Красса. Все очень просто! Красс выплеснул наружу гниль, копившуюся в нашем государстве веками, при его помощи удалось сломать укоренившиеся устои римского общества. Но что потом? Сумеет ли нобиль удержать власть над плебсом в своих руках? Когда эмоции улягутся, когда люди посмотрят на происходящее трезво, им нужен будет новый вождь, – мягко проговорил Катилина.

– Не сможет, – покачал головой Митрид. – Этот засранец прав, он оставил Красса в дураках, понимаешь, Спартак? Попользовался, как портовой шлюшкой!

Гладиатор показал неприличный жест.

Я покосился на Митрида, ерзавшего на скамье, – настолько его переполняли нахлынувшие эмоции. Ликторы рассмеялись словам Митрида, я же задумался, пытаясь переварить полученную информацию. Катилина не сводил с меня взгляда. Безусловно, в его словах присутствовала логика. Красс всю свою жизнь выжимал соки из плебса, наживался на малоимущих, делая себе многомиллионное состояние, и в глазах сотен тысяч горожан представал настоящим монстром. Могло ли вернуться доверие к нему в один миг, после происшедшего в Риме накануне? Вряд ли… Слишком многих он заставил страдать, слишком многое отнял, слишком много жизней сломал. Бесспорно, проконсул сумел поднять плебс с колен, заставил людей поверить в свои силы, но Катилина рассуждал правильно – веры Крассу не было. Да и плебс на момент появления Красса в Риме, по сути, представлял огромную скороварку, готовую вот-вот лопнуть от давления изнутри. Если нобили до того попросту выпускали пар, то Красс сломал разом вентиль, заставив скороварку взорваться. Другой вопрос, что, окажись на месте Красса тот же Лукулл или любой другой нобиль и поддержи он угнетенный класс так, как это сделал претор, то ничего бы ровным счетом не изменилось. В глазах народа Красс ничем не отличался от свергнутых нобилей. А почувствовав свои силы, плебс вряд ли пожелал бы терпеть этого человека во главе. Марк Лициний мог диктовать свои условия лишь до тех пор, пока имел с собой свои легионы, но, как выяснялось, эти самые легионы отнюдь не разделяли взглядов Красса на происходящие в Риме события. Так или иначе, но Катилина вывел Марка Лициния из большой игры, отведя его от Рима на безопасное расстояние, до того руками Красса расчистив себе площадку для государственного переворота. Вполне возможно, Красс всерьез полагал, что ситуация все еще остается под контролем, тогда как на самом деле мнимого контроля давно не было. Все кануло в Лету. Единственный шанс Марка Лициния держаться на плаву заключался в возможности резко поменять свои политические ориентиры, вновь занять сторону нобилей. В таком случае проконсул мог откреститься от событий минувшей ночи и получал возможность сделать виновником происшедшего Сергия Катилину, который к этому моменту будет готов встретить своего врага во всеоружии. Рокировка могла сработать. Но какую же смачную оплеуху отвешивал Катилина Крассу! Поручив квестору собрать для себя легионы, Красс не подозревал, что собственными руками кует основу политического могущества Луция Сергия, а себя самого опускает на самое дно. Единственная нестыковка, которая не ускользнула от моего внимания и делала план Катилины сырым, заключалась в том, что сам Луций Сергий, как и Красс, был нобилем, но если Красс был плебеем, то Катилина – патрицием, пусть и человеком Марка Красса. Он мог иметь в своей голове тысячу и один план, мыслить поистине масштабно, но фактически со стороны он виделся человеком Марка Лициния и представителем нобилитета, а заодно носителем древней патрицианской фамилии Сергиев. Загвоздка, способная поставить на планах Катилины крест. Чем лучше квестор проконсула в глазах плебса? В том-то и дело, что ничем. Аргументов, заставивших бы плебс, вольноотпущенников, а тем более рабов, получивших свободу накануне, поверить патрицию, у квестора не было. Взять их Катилине было негде. Все время, пока я размышлял, Луций Сергий не сводил с меня глаз, на секунду мне даже показалось, что квестор читает мои мысли.

– Неужели Красс не понимал всего этого? – только и нашелся я после затянувшейся паузы.

– У него был другой выход? – улыбнулся Катилина. – Останься он в Риме, то легионы уже сегодня отвернулись бы от него. Понадобилось бы не так много времени, чтобы в Риме был наведен порядок, а Красса распяли или сбросили с той самой скалы, которую вы так внимательно рассматривали на Форуме.

– А так у него появился шанс расправиться с нами, ты это имеешь в виду? – спросил Рут.

– При упоминании восстания рабов Марк Лициний мучился от изжоги.

– Подавить восстание, задержать Лукулла до того, как в Риме соберутся новые легионы, неплохой план, – резюмировал Нарок.

– Какой еще план, по сути, он самоустранился, – заявил Митрид.

Катилина подался вперед, опершись руками о столешницу.

– Может, он не рассчитал последствий, в которые вылились его дела? – предположил он.

– А может, он и не хотел ничего этого? Что скажешь? – прямо спросил я квестора.

Катилина вновь смотрел на меня. На этот раз его глаза пылали яростью, с губ сошла привычная усмешка, с которой он не расставался ни на миг. Теперь она появилась на моих губах. Впервые за нашу встречу мне удалось переиграть Луция Сергия в его же игре.

– Это неважно, Спартак, – выдохнул он. – Важно, что это уже произошло.

– Ответь мне на один вопрос, Катилина, – попросил я.

Квестор согласно кивнул, показывая, что готов слушать.

– Ты, выходец из знатной патрицианской семьи, не сможешь возглавить плебс, вольноотпущенников и рабов? Так? – спросил я.

Луций Сергий ничего не ответил, но по его виду было понятно, что я попал в точку.

– Чего ты хочешь? – спросил я.

– Удержать власть! – процедил Катилина.

– Чего ты хочешь от нас? – уточнил я.

Катилина напрягся, забарабанил пальцами по столешнице.

– Спартак, – прошептал он мое имя. – Не перебивай, послушай меня внимательно. Ты должен понимать, что как бы люди ни хотели свободы, равноправия и возвращения отобранных благ, они не смогут переступить эту черту… – Он замялся, и, судя по тому, как заходили желваки на его скулах, последующие слова дались ему крайне тяжело. – Нобили годами отвоевывали свое право на власть, это стоило им слез, боли и крови плебса, от страха забившегося за эти годы на самое дно. Сейчас, когда невидимая грань нарушена, когда нобили посрамлены, а плебс показал, что все еще в состоянии бороться за свои права, наружу вылезут страхи людей, помнящих, что такое ярость власть имущих и к чему она может привести. Я могу собрать тысячи людей в легионы, мы можем объявить революцию, но стоит Лукуллам подвести к Риму свои войска, стоит нобилям собраться в кулак, пригрозить, как все это многочисленное войско канет! Как только эти люди поймут, что они лишены поддержки, что некому защищать их интересы, они откажутся продолжать борьбу! Эта воистину могучая сила ничего собой не представляет сама по себе, увы, но это так, и ты испытал это на себе, Спартак.

Я молча кивнул, памятуя о печальном опыте прежнего Спартака, когда его войско восставших насчитывало около ста тысяч человек беглых рабов, но даже эта огромная, не обученная военному ремеслу толпа ничего не могла противопоставить искусным легионам, а истинные цели восстания тут же были отодвинуты на второй план. Катилина был прав, с его словами было трудно не согласиться.

– Понимаешь, о чем я говорю, Спартак? – спросил он.

– Говори прямо, Луций Сергий, – заверил я.

Катилина вскочил из-за стола, зашагал по комнате. Я чувствовал, как кипит энергия внутри этого человека, готового сметать все вокруг.

– Я говорю прямо! Куда прямее! Что непонятного в том, что не пройдет и нескольких дней после того, как Красс отвел от Рима свои войска, как до городских стен дойдут первые новости от нобилей, накануне покинувших Рим в спешке? О случившемся станет известно полководцам, и все, что ты видишь сейчас, пойдет прахом! Собранные легионы рассыплются!

– Почему бы тебе не навести порядок в городе при помощи легионов? – попытался вмешаться в разговор Митрид.

– В легионы вступают по большей части рабы и вольноотпущенники, которым взамен даруется римское гражданство! – Катилина взмахнул руками. – Граждане Рима в отсутствие нобилей грабят их виллы и домусы, они сошли с ума! Если я введу легионы в Рим, то столкну лбами два сословия! Я не могу этого позволить, плебс – основная опора наших сил, их большинство! Да и не пойдут вольноотпущенники против плебса!

– Думаешь, они послушают нас, Сергий? – спросил я, понимая, к чему ведет Катилина. – Ты к этому клонишь?

Катилина, продолжавший мерить комнату шагами, вдруг остановился как вкопанный, зыркнул на меня.

– Они послушают сильного, Спартак, а я, после того как Красс отвел войска от городских стен, таковым больше не являюсь! – прорычал он.

Я не смог скрыть усмешки. Логика Катилины хромала, уводя немного в сторону. С чего он взял, что многотысячная толпа народа, не став слушать его самого, вдруг прислушается ко мне? Может быть, одно имя Спартака парализовало плебс и вольноотпущенников, автоматически заставляя подчиняться каждому сказанному мной слову? Вразумить толпу, сравнивающую Рим с землей там, где расселялись богачи и знать, остановить новую социальную прослойку могла некая альтернативная сила, к которой эта самая социальная прослойка бы прислушалась. Таковы были представления Луция Сергия. Но Катилина просчитался. Нас в Риме было всего пятеро, за моей спиной не было нескольких тысяч восставших, мы с ликторами пришли в город одни. Я это высказал, неожиданно для себя замечая, как на лице Катилины вдруг снова появляется немного позабытая усмешка.

– Не ты ли со своими легионами восставших громил тех, кто некогда глумился и унижал людей, вышедших на улицы сейчас? – спросил квестор. – Боюсь даже представить, чтó начнется, когда эти люди узнают, что в городе появился Спартак, готовый протянуть им руку помощи!

– Что с того, если этих легионов сейчас здесь нет? – пожал плечами я.

– Об этом известно только нам пятерым, правда? Кто знает, вдруг эти самые легионы стоят на подступах к Риму? Что скажешь? Мне ведь ничего не стоит пустить по городу такой слух. Я хочу предложить тебе возглавить новые легионы, мёоезиец!

Я задумался над его словами. Предложение Луция Сергия звучало заманчиво и пафосно, будучи целиком в духе этого странного человека. Похоже, Катилина не до конца отдавал отчет в своих словах. Как представлял себе этот человек, что я возглавлю, по сути, революцию плебса? Даже звучали эти слова смешно. Тот, кого в Риме боялись и ненавидели, вряд ли был подходящей кандидатурой для такой роли. Неужели Катилина, казавшийся смышленым и толковым человеком, не понимал, что раб не может вести за собой римского гражданина? Однако вслух я уточнил:

– Предлагаешь разгрести дерьмо за Крассом? Подумай дважды, прежде чем ответить. Мы воюем не первый год и не готовы затягивать нашу войну.

– То, что ты называешь дерьмом, Спартак, я называю желанием обездоленных, несчастных людей вернуть свои права! Плебс, вольноотпущенники, рабы – это все люди, такие же люди, которых возглавил ты три года назад! – вскричал Катилина, не в силах справиться с охватившим его возбуждением.

– Наш враг не нобиль, а римский народ, – процедил Рут. – Мы не хотим иметь ничего общего с вашими разборками!

Я покосился на Катилину. Вполне резонно. Нобили, которым Катилина дал возможность уйти, не отступят и поборются за свои права, только теперь на их сторону встанут силы Лукуллов и других полководцев, в их числе может оказаться сам Марк Красс. Не нужно забывать, что в Апулии я собственными руками вскормил зародыш гражданской войны, когда выпустил на волю латифундийских рабов. Италийские племена, в большинстве своем враждебно настроенные против римлян, лишившись поддержки из столицы Республики, очень скоро самоорганизуются, чтобы противостоять свалившейся на их головы напасти. Когда латифундийские беглецы будут уничтожены, а ополчение италийских племен поймет, что оно по-прежнему представляет угрозу, верхушка италиков обратит внимание на Рим, где начались беспорядки, и попытается либо захватить власть, либо продавить под шум волны свои новые интересы. Ситуация была непростой, лезть в нее – значило бросаться в омут с головой во внутренние разборки римлян. Моя цель заключалась совсем в другом, и Катилина должен был отчетливо это понимать.

– Я не возглавлю тех, кто может приравнять человека к скоту. Какими бы несчастными ни были эти люди. Это твоя война, Сергий! – сказал я, качая головой.

– Глупец! Я предлагаю выстроить Рим заново! – взревел Катилина, ни на миг не собираясь отступать. С каждым словом квестор распалялся все сильнее. – Ты – единственный во всем Риме, кто способен справиться с этим! Я ждал именно тебя! Рабу не поверит никто, Спартак, но назвать тебя рабом не повернется язык! – рычал квестор. – В новом Риме не будет места рабству! Здесь не будет места долгам, неравенству…

– Как ты себе это представляешь? – перебил его я, чувствуя легкое раздражение.

– Как ты представлял себе цели своего восстания, когда поднимал его, а, Спартак? – взвизгнул Катилина. – Считаю, что нет ничего невозможного. Никогда!

В наш разговор, начавший проходить на повышенных тонах, вмешался Рут:

– Пока есть римские полководцы, которые могут противопоставить этому свои легионы, не бывать этому. Ты должен это понимать, квестор, – уверенно заявил гопломах.

– Лукуллы, Красс… – начал было перечислять Митрид, но Катилина грубо перебил его:

– Я знаю своих врагов в лицо, но верю, что вы таковыми не являетесь, потому что у нас с вами общие цели и намерения! Мы сможем идти одной дорогой, – Луций Сергий съездил кулаком по столешнице, да так, что со стола посыпалась посуда. Перевернулись чаши с вином, которое разлилось по полу. – Пока жив хотя бы один нобиль, который не будет готов отказаться от своего имущества, от знатного рода и всего, что возвышает его над остальными людьми, Рим не поднимется с колен!

– Ты хочешь расправы? – спросил я.

– Если это потребуется, я убью каждого, кто встанет на моем пути, – подтвердил Катилина; его глаза сузились, и я нисколько не сомневался, что он говорит правду.

Сказаны эти слова были с такой жестокостью, что от них по моей спине пробежал холодок. Этот человек знал, о чем рассуждал. Вряд ли его слова когда-либо расходились с делом.

– Вы со мной? – тяжело дыша, спросил он.

Я переглянулся со своими боевыми товарищами.

– Выкладывай свой план, – сказал я.

Сергий Катилина раскрывается

– Ты уверен, что ему можно доверять? – шепнул Рут.

– Подозрительный тип, – охотно согласился с гопломахом Митрид.

– Спартак, одно твое слово, и я перережу ему глотку, а мы забудем это недоразумение, – заявил Нарок, потянувшись к мечу, но я тут же одернул его:

– Не стоит, возьми себя в руки, брат. Отступать поздно.

Я пресек болтовню своих ликторов. Мы стояли на Марсовом поле, где Катилина собрал огромную толпу. Я затруднялся сказать, сколько человек пришли сюда, но среди множества мужчин встречались женщины, старики и дети. Римлян было так много, что я вряд ли мог охватить взглядом собравшихся. Несмотря на это, люди продолжали стекаться к Марсову полю, а Катилина не спешил начинать, ожидая, когда подойдут остальные. Большинство горожан были пьяны и с трудом держались на ногах. Понятное дело, что в одиночку Катилине при всех его организаторских способностях вряд ли бы удалось собрать на Марсовом поле всю эту огромную толпу. Народ созывали глашатаи, роль которых сегодня выполняли римские кавалеристы. Я быстро понял, что находившиеся в городе легионеры – всадники союзных войск, имевшиеся в каждом римском легионе. Красс не хотел рисковать и оставил в городе тех, у кого происходящее в Риме не вызовет особого интереса. Факт присутствия здесь целой алы кавалеристов заставлял нервничать моих ликторов и прибавил немало седых волос мне. Нетрудно было догадаться, что эти люди были оставлены Крассом в Риме и подчинялись непосредственным приказам Луция Сергия, велевшего собрать плебс, вольноотпущенников и рабов на поле. Интересно, как он мотивировал свой приказ? Для чего собирал людей? Меня успокаивала простая мысль – знай они, чтó на самом деле здесь произойдет, нас четверых давно бы схватили, а Катилина был бы обвинен в измене. Благо, никто из кавалеристов не обращал на нашу небольшую компанию никакого внимания. Сам квестор, раздававший приказы, выглядел замотанным, до нас ему не было никакого дела. Отступать теперь, когда договоренности с Катилиной достигнуты, было поздно. Мысль об этом вводила в ступор, но я надеялся, что человек, которому мы доверились, знает, что делает. Я вдруг подумал, а пошел бы я на такой серьезный риск, не будь Катилина столь убедителен и красноречив в своих обещаниях? Ответ казался очевидным. Я шел в Рим рисковать, и, если мне не удалось убить Красса, это еще не значило, что я не смогу как-то иначе помочь Тирну, мчавшемуся к столичным стенам на всех парах. Оставалось понять, что я мог сделать для молодого галла. Риск был чрезвычайно велик, но полученное взамен перекрывало все ставки.

У меня на душе было неспокойно. Разговор с Катилиной оставил неизгладимый отпечаток. Сказано было слишком много. Какие-то несколько часов кардинально встряхнули мою жизнь и планы, которые я вынашивал. Казалось, Луций Сергий предлагал что-то невозможное. Его идеи выглядели безумными, идеями совершенного сумасшедшего человека из тех, кто плохо заканчивают. Но одновременно что-то цепляло в его словах. Я не сразу понял, чтó именно, а когда догадался, мысль эта выбила меня из колеи своей простотой. Катилина всего лишь предложил сделать то, о чем мы только мечтали в своих самых смелых снах, квестор же явственно указывал на пути достижения намеченных целей. Пусть он предлагал рубить сплеча, не оставляя за собой пепла и возможности отступить, но в этом крылся тот самый шанс, который люди, доверившиеся идее восстания, искали годами. Катилина ратовал за свободу и равноправие. Это был главный довод, развеявший мои последние сомнения, заставивший слушать квестора внимательно. Я не ведал его истинных побуждений, но знал, что прямо сейчас мы смотрим с ним в одну сторону. Вернее сказать, Катилина показывал мне, как достигнуть своей цели в кратчайший срок. Мою позицию не разделяли ликторы.

– Опасный он тип, – задумчиво протянул Рут. – Дорогого стоит оставить в дураках самого Красса.

– Ловко он его отделал, надо отдать ему должное, – согласился Нарок.

– У меня такое чувство, что Красс еще не понимает, куда он вляпался, – хмыкнул Митрид. – Только вот гляжу я на этих всадников, и мне думается, как бы он не оставил в дураках нас!

– Если бы хотел, давно бы так и поступил, – возразил Рут.

– Ты не думал, что он собрал эту толпу лишь для того, чтобы публично казнить нас? – не унимался Митрид.

Я покачал головой.

– Вряд ли.

Я понимал логику Митрида, опасавшегося за наши шкуры и вполне резонно сомневавшегося в порядочности Катилины, но доводы ликтора казались мне спорными. Пожелай Катилина линчевать вождя восстания, ему вовсе не обязательно было выстраивать столь сложную цепочку, которая могла привести к неудаче. Для подобной задумки Луцию Сергию было достаточно поймать крепко сбитых ребят, похожих на гладиаторов, представить их толпе под нашими именами. Римляне, не знавшие нас в лицо, легко купились бы на подобный трюк, который бы имел некоторый эффект достаточно продолжительное время. Кстати, сейчас, в чистой одежде, любезно предоставленной нам Катилиной, вымытые, выбритые, мы вряд ли походили на восставших. Поэтому нет и еще раз нет. Речи о ловушке, устроенной квестором, быть не могло. Пока я размышлял, разговор между ликторами продолжился.

– Думаю, Красс не понимает, что его использовали, и полагает, что все идет по плану, – задумчиво произнес Нарок, внимательно рассматривая толпу, заполняющую Марсово поле. – Впрочем, послушайте этих бедолаг, они все еще выкрикивают его имя! Не думаю, что кто-то из них после попойки понимает, чтó тут вообще происходит!

Нарок был прав, многие люди из толпы выкрикивали имя Красса, возможно, не зная, что Марк Лициний намедни покинул Рим со своими легионами. Возгласы, прославлявшие Катилину, были не столь популярны, но все же некоторые люди выкрикивали и его имя, правда, только тогда, когда видели богатырский силуэт Луция Сергия. Я покосился на взмыленного квестора. Хотел Катилина этого или нет, но своими действиями он как на ладони обнажал передо мной все слабые стороны нынешнего Рима. Рима, пойманного врасплох появлением Марка Красса, расколотого ожесточенной межклассовой борьбой и теперь представляющего собой легкоуязвимый объект. Взять столицу в таком виде не составило бы труда даже самому бездарному полководцу! Я задумался, ища ответ на вопрос – понимал ли это сам Луций Сергий? Наверняка, но у квестора попросту не было иного выхода, как показать нам сегодняшний город во всей красе. Мне показалось, что знай Катилина о приближении к стенам столицы моих войск, то ничего бы не изменилось. Не только Катилина загнал Красса в тупик, но и Красс загнал в тупик Катилину. Вернее сказать, квестора загнали в тупик обстоятельства, в которых он оказался, с которыми был вынужден бороться. Рим со всеми этими необузданными горожанами сейчас представлял собой огромного разъяренного быка, а Катилина был отважным смельчаком, вытащившим красную тряпку. Другое дело, сможет ли Луций Сергий справиться с яростью быка и обуздать город?

– Как он собирается объявлять тебя их вождем, если на устах этих людей имя твоего злейшего врага? – пробурчал Митрид.

– Меня бы больше беспокоили ребята, на поясах которых висят спаты, а что и когда кричит толпа, не так важно, – хмыкнул Нарок.

Мне нечего было ответить. Оба моих ликтора были правы.

– Что думаете о словах Катилины? Как вам его план? – только и нашелся я.

– Наше дело маленькое, мёоезиец, – пожал плечами Рут. – Мы сделаем ровно то, что велишь ты. – Он внимательно посмотрел на меня: – Ты знаешь, что делать дальше, Спартак? Если честно, мне ни капельки не нравится вся эта затея.

– Знаю, – кивнул я.

– Подчинишься ему? – не отступил гопломах, по всей видимости, не удовлетворившись моим ответом. – Правильно говорит Митрид, смотри, как бы вслед за Крассом в дураках не остались мы.

Я смерил Рута взглядом, но ничего не ответил. Себе я сколько угодно раз мог признаваться, что играю на грани фола и иду по самому краю. Но стоило ли об этом знать моим ликторам? Рассказать о Тирне? Так я понятия не имел, где сейчас находились повстанцы…

– Ты не думал, что этот хитрец хочет подольше задержать нас в Риме? – процедил Нарок.

– Если бы он это хотел, то сдал бы нас с потрохами, – возразил Митрид. – Здесь несколько сотен римлян, которые вооружены, ворота города закрыты наглухо, канализация наверняка охраняется с тех пор, как мы пробрались сюда.

– В таком случае рискует он, если готов отдать свои легионы прямо в твои руки.

Нарок пожал плечами, всем своим видом показывая, что совершенно не понимает логики квестора.

– Думаю, у него нет другого выхода, поэтому я склонен ему доверять, – прошептал я.

– А что потом, Спартак? Предположим, Катилина говорит правду, но что потом? Мы останемся здесь? – спросил Митрид.

– Отвратительная затея. Если мы сегодня же не вернемся в Апулию, у Тирна будут крупные неприятности. Красс в нескольких дневных переходах от нашего лагеря у реки, – заявил Рут.

– С другой стороны, если Катилина действительно отдаст нам новые легионы, то мы нагоним Красса, прежде чем он доберется в лагерь! – заметил Нарок. – Что скажете?

Я вздохнул. Катилина казался безумным и безрассудным, но не настолько, чтобы передавать мне в распоряжение свои легионы, а ведь именно так хотел поступить квестор! Я делал вывод, что этот человек не темнил. Он умалчивал о нашем присутствии в Риме, и до сих пор его слова не расходились с делом. Когда я отстранялся, чтобы посмотреть на ситуацию со стороны, становилось понятным, что мы заинтересованы в Катилине не меньше, чем сам квестор заинтересован в нас. Знал ли об этом Луций Сергий? Наверняка! Человек, с такой легкостью вычисливший нашу группу, просто не мог не видеть дальше своего носа, наша же выгода от этого предприятия лежала на поверхности. Для всех, в том числе и для самого квестора, войско Тирна было заперто в лагере у Ауфида, откуда гладиаторам теперь было не выбраться, тем более войска в Апулию выдвинул Красс. Логично было предположить, что квестор проводил параллель между моим согласием возглавить новые легионы Рима и желанием вызволить из ловушки своих бойцов. Сладко да гладко, но существовало здесь одно «но». Катилина не мог знать о свитке с моим приказом Тирну поворачивать в Рим после того, как будет покончено с латифундиями. Квестор просчитался. Мысль приятно грела, но, несмотря на это, глубоко в душе у меня оставался неприятный осадок. Приходилось признать, что просчитаться мог я, и вот почему. Попытка ликвидировать Марка Лициния провалилась, задержка в Беневенте позволила Крассу покинуть Рим, а я не мог со стопроцентной уверенностью говорить о том, как складываются дела у молодого галла в Апулии, над Тирном нависла угроза. Нельзя было исключать, что Тирн не открыл свиток просто потому, что не довел до конца мой предыдущий приказ. В таком случае мои люди в Апулии вмиг оказывались в ловушке. Легионы римлян пройдут по Апулии, не моргнув глазом, сметут препятствия в лице латифундийских беглецов. Как бы не получилось так, что точкой пересечения римлян, наступающих с двух фронтов, станет армия моего галльского военачальника… В этом было очевидное преимущество Луция Сергия. Знал он о свитке, врученном Тирну или нет, со своей тактикой Катилина явно не прогадал. Мой первоначальный план трещал по швам. Я обязан был в срочном порядке вносить в него коррективы. Поэтому я согласился прийти на Марсово поле, поэтому я рисковал, другого выхода у меня не было.

– Мы выдвинемся в Апулию, – заверил я.

– Думаешь, получится? – спросил Митрид.

В ответ я коротко кивнул. Разговаривать не было никакого желания. Одно я знал твердо – шансом, который предоставлял мне Луций Сергий Катилина, следовало воспользоваться, вгрызться в него, не отпускать. Как бы ни развернулась ситуация, я видел в ней только плюсы. Захотят меня увидеть горожане во главе своего войска или нет, но их легионы покинут столицу, упадут на хвост Крассу, а в городе останется так мало людей, что, когда к его стенам подойдет Тирн, Рим будет взят моими повстанцами без боя.

Другой вопрос, чтó мог попросить Луций Сергий взамен? Будучи далеко не глупцом, квестор прекрасно понимал, что, отдавая мне в руки армию плебса, вольноотпущенников и рабов, он лишал себя всяческого права голоса. Имея такую власть, я мог больше не считаться с ним, равно как и с его интересами. Неужто Катилина полагал, что я, как человек слова, выполню взятые на себя обязательства? Или он понимал, к чему приведет передача легионов в мои руки? В таком случае Сергий осознавал последствия, просчитывая наперед. Любопытно, я пока не знал ответов на множившиеся вопросы. Главное было не забывать, что этот человек, выскочивший на римскую политическую арену, будто черт из табакерки, в одиночку обвел вокруг пальца Красса со всеми его легионами и видимым могуществом. С ним следовало считаться и ни в коем случае нельзя было списывать его со счетов.

Пока мы коротали время, перебрасываясь друг с другом ничего не значащими фразами и быстро сводя на нет начинающиеся диалоги, Катилина отдал одному из офицеров приказ, а сам двинулся к нам. Офицер, к моему удивлению, не имел коня и стоял в окружении дюжины таких же пеших солдат. Он тут же принялся выполнять распоряжение квестора, оцепляя толпу, чтобы рядом со статуей Марса, неподалеку от которой стояли мы, появилось свободное пространство. Сам Луций Сергий выглядел запыхавшимся, его широкая грудь вздымалась в частом дыхании, но, несмотря ни на что, он улыбался своей ослепительной улыбкой.

– Спартак! – позвал он меня. – Можно тебя на секундочку?

– Начинаем? – спросил я.

– Сейчас начнем! – бросил он.

– Ты уверен?

Я покосился на кавалеристов, которые на своих жеребцах принялись отодвигать подошедшую вплотную к статуе Марса толпу. Люди беспрекословно подчинялись, хотя над Марсовым полем тотчас разнесся недовольный ропот, в очередной раз послышались выкрики имени Марка Лициния Красса, который, по разумению народа, должен был пресечь подобный беспредел.

– Ты все увидишь сам, – заверил Катилина. Он подошел ко мне ближе, кивнул в сторону одного из римских офицеров, того самого, кто расставлял оцепление. – Вы знакомы? Боюсь, неудобно получится…

Улыбка Катилины сделалась еще шире.

Я всмотрелся в лицо солдата, на которого указал Катилина, медленно покачал головой. В этот миг сам офицер, видимо, почувствовал на себе взгляд, либо же заинтересовался, куда отлучился Луций Катилина, обернулся, посмотрел на меня. Он так и впился в мои глаза, но я потупил голову, а офицер, видимо, также не узнавший меня, выкрикнул:

– Мы готовы!

– Уже иду! – ответил Катилина.

– Вижу его впервые, – сказал я.

– Ну и славно, признаюсь, это меня беспокоило больше всего! – Луций Сергий хлопнул меня по плечу. – Держи ухо востро и скажи своим, чтобы были готовы!

– К чему? Кто он? – спросил я, сгорая от любопытства.

Катилина отмахнулся, развернулся и, не говоря больше ни слова, зашагал к статуе Марса, где как раз таки стоял тот самый офицер.

Я еще раз смерил его взглядом. Он был облачен в торакс и, судя по всему, имел не последний чин в войске Красса. Или уже Катилины? Впрочем, сейчас это было не столь важно. Кто это за человек, я не знал. Катилина, скорее всего, беспокоился, что офицер узнает меня, но пока он даже ни разу не обернулся в нашу сторону. Рут, заметив, что я рассматриваю римского офицера, подошел ко мне.

– Что он хотел? – поинтересовался гопломах.

– Спрашивал, не знаю ли я этого римлянина, – ответил я и кивнул в сторону офицера.

Рут уставился на римлянина, я заметил, как округлились его глаза, а рука непроизвольно потянулась к рукояти гладиуса, и мне даже пришлось схватить гладиатора за запястье.

– С ума сошел? Что ты вытворяешь?

– Ты не узнаешь его, Спартак? – прошептал Рут.

– А должен?

– Лиций Фрост, ликтор Красса! – выпалил гопломах.

Я вздрогнул, чувствуя, как напряглась каждая мышца в моем теле. Лиций Фрост! Еще бы! Это имя я слышал не однажды. До меня не раз доходили слухи о жестокости Лиция Фроста и его умении обращаться с мечом, но, признаться, я ни разу не видел римского военачальника в лицо. Выходит, Красс оставил одного из своих ликторов в городе с манипулой солдат? Похоже, Марк Лициний перестраховывался, не желая оставлять всю власть в Риме в руках Катилины. Безусловно, Луций Сергий был прав, Лиций Фрост мог узнать меня в лицо. Тут стоило остеречься. Я на всякий случай попятился, спрятавшись за спиной статуи Марса, и потянул за собой Рута.

– Будь начеку, – бросил я.

– Что-то не так?

Я ничего не ответил, потому что сам не знал, чтó именно имел в виду Катилина.

Квестор приготовился говорить речь, для чего приветственно вскинул руку. Толпа откликнулась гулом. Мы вчетвером переглянулись.

– Здравствуйте, граждане Римской Республики, – начал Катилина.

Его громкий, поставленный бас разнесся над толпой, заставляя людей мигом замолкнуть и слушать оратора. Мне оставалось только удивляться, как в эти времена политики умудрялись обходиться без микрофона, выступая перед многотысячной толпой. Но не похоже, чтобы Луций Сергий не справился. Казалось, его голос облетал все Марсово поле, словно грянувший посреди ясного неба гром.

– Как будем отступать, Спартак? – шепнул мне Рут.

Я оглянулся на гопломаха, лицо которого, несмотря на прохладную погоду, покрылось испариной. Не лучше выглядели Митрид и Нарок, исподлобья осматривающие Марсово поле, ища пути отступления. Похоже, никто из моих ликторов не воспринимал происходящее всерьез. Честно говоря, при виде римской стражи, окружившей нас полумесяцем у статуи древнего бога, мне самому становилось не по себе. Всадников, несмотря на то, что их насчитывалась целая ала, объективно не хватало для того, чтобы полностью перекрыть толпу. Катилина приказал оцепить людей, пришедших на Марсово поле, силами немногочисленной стражи. Фрост, скрипя зубами и недоумевая, выполнил приказ – в итоге оцепление зияло брешами и выглядело ненадежным. По-хорошему, задумай эта толпа взбунтоваться или прорваться вперед, вряд ли кавалеристы смогли бы удержать ее. Другое дело, что Катилина зачем-то поставил рядом с собой сразу четырех офицеров, один из которых был лучшим ликтором Красса. И если что-то пойдет не так, времени на отступление у нас было не так уж и много. С офицерами придется вступить в бой, а судя по виду солдат, они неплохо обращались с оружием, поэтому схватка могла затянуться до тех пор, пока на подмогу к ним не прибудут остальные. Я поспешил отогнать дурные мысли. Паниковать раньше времени не стоило. Лучше сожалеть о сделанной попытке спасти своих солдат, чем не сделать вовсе ничего. Это мысль меня ободрила. Я прислушался к Катилине, стараясь не выглядывать из-за статуи, чтобы лишний раз не попадаться на глаза Фроста, все это время сжимавшего рукоять меча. Выглядел ликтор грозно, он то и дело бросал на толпу собравшихся зевак строгие взгляды. Тем временем Катилина узнавал у пришедших на Марсово поле людей, кто из них уже записался добровольцем в легионы. В ответ из толпы показался целый лес рук. Оставшись удовлетворенным, Катилина продолжил, жадно рассматривая толпу:

– Я собрал здесь всех вас, чтобы сообщить важную весть, которая не оставит равнодушным никого!

Судя по тому, как внимательно его слушали римские солдаты, в их числе Фрост, никто не был в курсе происходящего. Цель собрания Катилины на Марсовом поле была сюрпризом для всех.

– Прежде чем сообщить ее, я хочу спросить у вас, граждане Рима, довольны ли вы? – вскричал Катилина.

Толпа ответила громогласным «да». Еще бы! Вряд ли среди всей этой народной массы нашелся хотя бы один недовольный. Нищие плебеи. Вольноотпущенники, едва сводящие концы с концами. Рабы, в один миг получившие шанс стать римскими гражданами. И Луций Сергий еще спрашивал, довольна ли толпа? Да эти люди не могли о таком даже мечтать!

– Тогда у меня другой вопрос, братья, – голос квестора вновь разнесся над площадью, заставляя людей замолчать. – Хотели бы вы большего?

Толпа ахнула, только потом взорвалась еще более громкими овациями, от которых заложило уши. Катилина, искусный оратор, умел зажечь пламя в сердцах обычного народа, не подозревающего, что им, словно куклой, крутит умелый кукловод. Свое брал хорошо поднятый градус. Вина за прошедшие дни было выпито столько, сколько некоторые из присутствующих людей вряд ли выпили бы и за целый год. Причем не просто вина – опустошались запасы нобилей, отнюдь не имевших привычки хранить в своих погребах дурнину.

– Хотели бы, Луций Сергий!

– Конечно!

– Еще!

Самые разные возгласы слышались из толпы за реденьким оцеплением стражников. Я заметил, как Лиций Фрост недоуменно покосился на Луция Сергия, но Катилина даже не повел бровью. Квестору не было дела ни до кого, кроме многотысячной толпы, перед которой он выступал и все внимание которой было приковано к нему. Толпа неистово шумела, не давая возможности Катилине продолжать, поэтому квестор вскинул руку, привлекая к себе внимание.

– Достаточно, я услышал вас! – Он выдержал паузу, ожидая, когда волнение стихнет, и только потом продолжил: – Вы, как и я, как и любой честный человек, несомненно, хотели бы большего! Вы хотели бы жить в равенстве, не разделенные серебром, не оскорбленные гнетом происхождения или несчастьем родиться не гражданином Рима! Все вы, как и я, хотели бы именно этого!

Катилина с особым рвением принялся рассказывать народу о благах, поджидавших Республику на новой странице ее истории. Я слушал вполуха, рука лежала на рукояти гладиуса. Происходящее на Марсовом поле сейчас все меньше нравилось мне. Народ впадал в некое подобие эйфории, слова Катилины все больше цепляли умы горожан, волновали их, будто бы побуждали к действию. Не было сомнений, что Луций Сергий умело подводил свою речь к чему-то конкретному, для восприятия чего следовало довести народ до определенной кондиции. Ждать наверняка осталось недолго.

– Как и обещал, я готов сообщить вам важную весть! Весть эта кажется мне просто отвратительной!

– Нобили?

– Лукуллы?

Из толпы посыпались предположения, Катилина не спешил продолжать, давая народу высказаться. Пуще прежнего напрягся Лиций Фрост, которому происходящее на Марсовом поле явно не нравилось, но Катилина по-прежнему не обращал на ликтора никакого внимания.

– Враги! – выдохнул Катилина. – Наши враги собирают в кулак свои силы, чтобы помешать нам достигнуть целей, которые мы перед собой поставили! Чтобы казнить каждого из нас! Вновь сделать рабами! Вернуть в долговую яму и нищету!

– Что нам делать, Луций Сергий?

– Катилина, как же теперь быть? – вопрошали из толпы.

– Не отступать! Принять бой! Отныне у нас есть легионы, в которые вы вступили, у нас есть силы, и главное, у нас есть желание изменить этот мир к лучшему! – вскричал Катилина.

Толпа замолкла. Похоже, мысль о том, что легионам, которые были собраны накануне, придется вступать с армиями нобилей в бой, не внушала никому из собравшихся оптимизма. Над Марсовым полем повисла давящая тишина. Я видел, как презрительно посмотрел на Катилину Лиций Фрост, когда из толпы послышались выкрики, сначала одиночные, а затем каждый из пришедших на Марсово поле горожан уже голосил вовсю, называя имя проконсула.

– Где Красс?

– Мы хотим увидеть Марка Красса!

– Слава Марку Лицинию и его легионам!

Я заметил, как на лице Катилины проскользнула его фирменная усмешка.

– Марк Красс! – Катилина обвел толпу властным взглядом. – Марк Красс предал нас.

– Катилина, что ты несешь?

Эти слова принадлежали одному из офицеров, стоявших рядом с Луцием Сергием.

Катилина пропустил выпад офицера и продолжил:

– Красс отвел от Рима свои легионы и оставил нас лицом к лицу с нобилями, борьба с которыми не закончена! Красс понял, что рискует лишиться всех своих миллионов, и не готов идти дальше с нами! Он нобиль! Это клеймо поставлено прямо на его лбу.

– Если ты прямо сейчас не закроешь свою пасть, квестор…

Лиций Фрост сделал шаг вперед, но Катилина по-прежнему не обращал на него никакого внимания.

– К победе нас может привести человек, у которого нет ничего за душой, который знает, как побеждать нобилей, и который делал это не один раз! Встречайте первого среди равных, гражданина Новой Республики – Спартака!

Катилина подался назад, открывая перед толпой меня и ликторов, буквально оцепеневших после его слов.

Единственная мысль, успевшая промелькнуть в моей голове в тот миг, была о том, что Катилина, должно быть, окончательно спятил, раз представляет перед толпой, только что прославлявшей Красса и его легионы, организатора восстания рабов! Казалось, тысячи людей, пришедших сегодня на Марсово поле, бросятся на нашу четверку, чтобы разорвать нас на куски и затем предъявить их своему кумиру – Марку Лицинию. Но ничего подобного не произошло. На меня смотрели тысячи удивленных глаз, одновременно испуганных, недоверчивых. Никто и не думал бросаться вперед. В этот миг не было даже перешептываний, толпа будто застыла в оцепенении.

Я спасовал и не сразу понял, чтó произошло дальше. Наверняка квестор добавил бы к своим словам что-то еще, однако стоявший рядом Лиций Фрост при виде меня обнажил меч, но вместо того чтобы броситься на меня, накинулся с клинком наголо на Катилину. Возможно, ликтор рассчитывал одним ударом покончить с выскочкой квестором и только потом вступить в схватку с нами. Не тут-то было. Казалось, Катилина только этого и ждал. Квестор подался назад, выхватил скрытый за складками тоги гладиус и искусно парировал удар ликтора, который по всем правилам боя должен был оказаться смертельным. Однако, как бы ни был хорош Катилина, как бы ни превосходил он Фроста в силе и росте, он ничего не мог противопоставить природному инстинкту ликтора-убийцы. Лиций Фрост, не успев закончить свой выпад, атаковал вновь. Он извернулся, въехал локтем в челюсть Катилине. Удар пришелся с разворота, Фрост вложил в него вес всего своего тела, могучий квестор рухнул наземь, будто подкошенный, роняя из рук гладиус. Фрост же бросился добивать поверженного Луция Сергия, не видя перед собой никаких преград. Я рванулся на помощь обескураженному Катилине, прыгнул на занесшего клинок ликтора, сбил его с ног. Боковым зрением я видел, как к нам с мечами наголо поскакали было кавалеристы, но в этот миг толпа будто сошла с ума. Не обращая внимания на оружие в руках всадников, люди, завидевшие, что ликтор Красса пытается расправиться с Катилиной, бросились кучей малой на несчастную алу, мигом растворившуюся среди толпы. Все вдруг разом позабывали, что еще пять минут назад они восхваляли Марка Лициния Красса, теперь, когда Катилина обвинил проконсула в предательстве, народ был готов разорвать людей Красса на куски. Не стояли в стороне и остальные трое офицеров, попытавшихся атаковать меня со спины, но дорогу им преградили Митрид, Рут и Нарок. Завязалась рукопашная.

Фрост, после того как мне удалось сбить его с ног, перекувыркнулся и встал на ноги в нескольких десятках футах от меня. Он не отпустил свой меч, и оставалось только гадать, как ликтору удалось не пораниться, учитывая, как он кубарем прокатился по земле после моего толчка. Держась за ушибленный бок одной рукой, вторую руку с гладиусом он вытянул вперед.

– Спартак! – процедил он, с уголка его рта стекала слюна, подкрашенная кровью, выглядел он особо зловеще. – Убью!

Я не стал вступать в разговоры и атаковал. Противник, стоящий сейчас передо мной лицом к лицу, был слишком опасен и наверняка пытался отвлечь меня, сбить с толку. Я кинулся к Фросту, который всем своим видом показывал, что ему хорошо досталось после падения, но вдруг бросился мне навстречу, намереваясь в прыжке ударить выпрямленными ногами мне в колено. Уже на ходу, не успевая остановиться, я убрал ногу, понимая, что Фрост хочет прикончить меня до того, как мое тело коснется земли. Обутые в тяжелые башмаки ступни ликтора вспахали землю, я переступил через него, но, когда мне уже казалось, что Фрост окажется за моей спиной, Лиций вдруг подсек мою вторую ногу рукой, опасаясь, что теперь уже я овладею преимуществом в этой схватке. Я рухнул, не успев перегруппироваться. Гладиус отлетел куда-то в сторону, моя рука лишь заскользила по земле. Казалось, что в этот миг я не слышу ничего, кроме собственного тяжелого дыхания и дыхания ликтора с присвистом. Шум толпы, крики сражения – все это осталось где-то на втором плане. Фросту понадобилось мгновение, чтобы подняться на ноги, он атаковал теперь уже сверху вниз, желая пригвоздить меня лезвием гладиуса к земле. Я дождался, когда клинок, занесенный ликтором над своей головой, начнет стремглав опускаться. Чтобы переломить сражение, требовалось не дать Фросту возможности менять по ходу свои решения, что он делал прежде, и весьма успешно. Я крутанулся, почувствовал, как больно обожгло левую руку. Лезвие гладиуса ликтора вошло в землю у моего левого плеча. Но сам Фрост, не поняв, что произошло, попытался выдернуть клинок из земли. Я, все так же лежа на спине, ударил ногой в коленную чашечку ликтора, слыша, как ломается кость Лиция. Фрост зашипел, опустился на одно колено, бросил возиться с мечом и навалился на меня сверху. Я ударил еще раз, на этот раз удар ногой пришелся точно в его челюсть, он медленно сполз на колени и со всего маху ударился лицом о грунт. Я с трудом поднялся. Из руки, в которую по касательной пришелся удар ликтора Красса, ручьем текла кровь. Голова предательски кружилась.

Ко мне подскочил Рут, лезвие его спаты было испачкано в крови. Трое офицеров, попытавшихся расправиться с моими ликторами, лежали без сознания.

– Ты в порядке? Что с рукой? – выпалил он.

Я отмахнулся, хотя кровь из раны просачивалась сквозь пальцы, следовало как можно скорее обработать рану и остановить кровотечение.

– Ерунда! Все целы?

Я осмотрел Рута; внешне на гопломахе не было ни одной царапины.

– Все в порядке, – Рут взглянул на так и лежавшего на земле Фроста. – Неплохо, не думал, что ты так быстро справишься! Фрост – рудиарий и был одним из лучших!

Говоря это, Рут отрезал от своей тоги кусок ткани, которым обернул мою рану. Пока он занимался моим плечом, я покосился на Фроста, лежавшего на коленях враскоряку. Ликтор дал серьезный бой, я едва не оказался на том свете. Повезло, что из схватки я вышел легко раненным, с поврежденным плечом, последствия могли быть гораздо печальнее.

– Такие люди не должны ходить по этой земле, мёоезиец!

Это был голос Катилины, который, прихрамывая, подошел к нам и прямо на моих глазах вонзил свой гладиус в затылок Фроста, прикончив ликтора Красса одним ударом.

Я увидел бушующую толпу за своей спиной. В нескольких десятках футов от статуи бога Марса люди сводили счеты с кавалеристами Марка Лициния. Их сбрасывали с лошадей, избивали, втаптывали в землю. Только сейчас я понял, что толпа горожан теперь, словно обезумев, в унисон кричала мое имя.

– Спартак!

– Слава мёоезийцу!

Катилина поймал мой полный изумления взгляд. Я не верил тому, что творилось на моих глазах. Люди, еще несколько минут назад славившие имя моего злейшего врага – Марка Лициния Красса, теперь прославляли меня. Однако в следующее мгновение толпа вдруг замолкла. Я не понял, что происходит. Горожане падали на колени, будто опасаясь чего-то, прячась. Катилина, с ног до головы перепачканный вражеской кровью, ухмылялся совершенно хищным, нечеловеческим оскалом. Он смотрел за мою спину, будто бы сквозь меня, и когда я обернулся, то чуть было не выронил меч. На Марсовом поле маршировали когорты повстанцев, впереди которых на вороном жеребце скакал молодой галл Тирн.

Глава 2. У Марка Крассовского свои планы на Республику

Напряженный разговор

– Ну же, говори скорее, чего ты тянешь?

Марк Робертович окинул взглядом невысокого вояку со свежим шрамом под левым глазом. Центурион одного из помпейских легионов, которого Крассовский успел пригреть регулярными подачками серебра, переминался с ноги на ногу, похоже, не зная, с чего ему следует начать свой доклад. Болван! Однозначно, сейчас перед ним стоял человек бесполезный, только добавляющий никому не нужной суеты. Марк Робертович раздраженно сплюнул на пол. Дорогого стоило решиться оставить в Риме своего лучшего ликтора Лиция Фроста, чтобы терпеть такую лютую некомпетентность остальных, и это сейчас, когда каждый сделанный шаг, каждое действие необходимо продумывать с особой тщательностью. Что говорить, Крассовский сидел на пороховой бочке, и у этой самой бочки был фитиль. Сейчас фитиль тлел, а бочка готова была взорваться в любой миг, возможно, даже тогда, когда этого никто не будет ждать. Не надо быть дельфийским оракулом, чтобы понимать: любое неосторожно брошенное слово могло дестабилизировать обстановку в его легионах к чертовой бабушке. Доверяться же человеку некомпетентному в деле, которое оказалось на него возложенным, было крайне опрометчиво, но другого выхода, увы, у Марка Робертовича попросту не было. Люди, которым он привык доверять, с которыми сработался, находились в Риме, а с собственными военачальниками теперь невозможно было разговаривать без оглядки. В Риме же был и человек, которого Крассовский остерегался всерьез. Катилину нельзя было оставлять в городе без присмотра, а Фрост лучше всех сумел бы вовремя шлепнуть по рукам, которые Луций Сергий возжелал бы протянуть куда не следует, чтобы остудить пыл незадачливого квестора и пресечь его разгулявшиеся фантазии. В том, что Катилина был тот еще фантазер, не было никаких сомнений. Совсем не прост был этот человек. Ох, не прост!

– Как обстоят дела в легионах? – Крассовский приподнял бровь. – Каково настроение солдат, какие разговоры? – приступил он к расспросам.

Центурион встрепенулся, как будто только сейчас понял, чего именно от него хочет олигарх, и затараторил:

– По лагерю гуляют вести, которые принесла разведка накануне, настроены все решительно, беспокойства ни у кого нет, – вояка пожал плечами. – Единственный вопрос, на который хотел бы получить ответ, пожалуй, каждый солдат, так это узнать точное место, где наши армии соединятся с легионами Лукулла…

Центурион не договорил, потому что Марк Робертович вскинул руку, призывая его замолчать.

– Достаточно, – пояснил Крассовский. – Ты сказал достаточно, доблестный. Это все, что я хотел знать.

– Это не все, многие задают вопросы про жалованье, ну вы понимаете, когда мы покончим с рабами… – попытался продолжить центурион.

– В следующий раз, – отмахнулся Марк Робертович. – Пока же можешь смело говорить среди своих солдат, что мои обещания остаются в силе! Все до одного! – уточнил он. – Мы ведь еще не закончили с рабами, так?

– Все понятно! – с довольной миной на лице закивал вояка. – Еще вопросик, Марк Лициний! Ну, если вы, конечно, позволите!

– Свободен, – отрезал олигарх.

В сущности, то, что говорил бы далее солдат, Крассовского мало интересовало. Центурион, не заставляя просить себя дважды, удовлетворенный покинул палатку олигарха. Похоже, волновала сейчас этого человека только весть о сохранении выплат, обещанных Крассовским за подавление бунта рабов. Какой вопрос он хотел задать? Заплатит ли целую тонну серебра Марк Робертович тому человеку, кто принесет ему голову Спартака на блюдечке? Заплатит, в этом можно было даже не сомневаться. Человек, который сумеет это сделать, начнет буквально срать серебром. Марка Робертовича в свою очередь волновало совершенно другое. И в разговоре с этим центурионом он только что удовлетворил свое любопытство, получив ответы на интересующие его вопросы. В легионах все еще ничего не знали о том, что приключилось в Риме на самом деле, каким способом олигарх пришел к власти и чего в действительности ему это стоило. Это успокаивало. Признаться, мысли этого рода забирали остатки сил и прилично изматывали. А ну-ка, попробуй думать о том, что в любой момент вести о римских событиях последних дней доберутся до легиона, который ты возглавляешь? От одной только мысли, чтó произойдет потом, тело олигарха пробирала мелкая дрожь. Наверное, расправе, поджидающей Крассовского, не позавидует и самый последний раб. Думать об этом не хотелось, но мысли все же настойчиво лезли в голову. От них нельзя было избавиться запросто.

Крассовский шумно выдохнул, резонно решив, что по крайней мере на сегодняшний день может успокоиться, не забивать себе голову сторонними проблемами, насущными, но все же имеющими мало общего с настоящим, где существовало ничуть не меньше проблем и решений, которые следовало принять здесь и сейчас. Вот только если раньше он мог свалить всю ответственность за принятие решений на своих легатов и командиров, то теперь действовать приходилось с оглядкой на обстоятельства, сложившиеся накануне. Стараясь держать рот на замке. Легаты, ярчайшие представители римского нобилитета, могли в любой момент превратиться в злейших врагов, способных ударить не хуже самого Спартака. Но тот же Спартак, надо отдать должное этому грязному рабу, ни разу не ударил в спину. А вот римляне могли, и теперь, когда Марк Робертович провел достаточно времени в этом новом для себя мире, он мог говорить об этом с уверенностью. О Спартаке последние несколько недель не было никаких вестей, и движение его, похоже, пришло в упадок, тогда как легаты, в большинстве своем помпейской закалки, представляли собой серьезную угрозу положению Марка Робертовича, угрозу реальную. Чтобы сохранить над ними власть, следовало как можно дольше поддерживать неведение. Крассовский отдавал себе отчет, что берется за раскаленный прут голыми руками и вряд ли сможет удержать его. Другой вопрос, сколько это могло длиться? Когда наконец в легионах станет известно о том, чтó на самом деле произошло в Риме? К тому моменту Катилина должен будет собрать новые легионы, и, чтобы он не ушел в сторону от первоначального плана, в помощь к Луцию Сергию как раз был оставлен профессионал своего дела Лиций Фрост. Крассовский довольно потер руки. Кто-кто, а Фрост уж точно доведет начатое до конца, а если не доведет, то доволочет! Мысль об этом успокаивала. Крассовский привык доверять своему ликтору как самому себе, поэтому сомнений в том, что в Риме в кратчайшие сроки будут собраны новые легионы, которые станут оплотом его власти и военного могущества, не было. Оставалось дождаться этого момента и рубить на корню. Прежде всего необходимо будет расформировать легионы Помпея… Не просто так, нет, вместе с Лукуллом Марк Робертович рассчитывал навести порядок в Италии и поставить точку в своем давнем противостоянии со Спартаком. Только после этого легионы Помпея будут распущены, а затем эти разрозненные группы вояк будут поочередно перебиты уже новыми легионами Крассовского, которые поведет Катилина. Звучало заманчиво, переворачивая сложившуюся и устоявшуюся картину с ног на голову. Ведь тогда никому из этих людей, глаза которых загорались при одном только упоминании о двойном жалованье и о баснословных деньгах за голову Спартака, не придется ничего платить. Лукулл будет застигнут врасплох и будет вынужден смириться с новыми реалиями, а его брат к тому моменту, как все закончится, вряд ли успеет даже вернуться в Италию. Сами же легионы Помпея в один миг перестанут представлять угрозу. Ход конем, шах и мат.

В мыслях все складывалось просто отлично, но Марк Робертович, как человек практичный, прекрасно понимал, что на пути от одной точки к другой всегда возникает целая куча препятствий. Не бывает такого, чтобы цели, тем более сложные, достигались по прямой. Тогда бы они не давали тебе впоследствии множество возможностей и не открывали новые дороги. Нет, дорога предстояла извилистая, со множеством препятствий. Ко всему этому следовало быть готовым. Но Марк Робертович, начиная столь большую игру, прекрасно понимал, что легко не будет. Кому сейчас легко, с другой-то стороны? Спартаку? Который наверняка спит и видит, как бы побыстрее закончилась эта война! Лукуллу? Полководец, оторвавшись от сенаторской соски, все еще не в состоянии принимать самостоятельные решения и медлит. Его же брат вовсе вынужден наблюдать за стремительно разворачивающимися событиями в Риме со стороны, лишь получать скудные вести с полуострова; сделать он ничего не в силах. Меняя привычный республиканский уклад, переписывая римскую историю, сжигая курии, Марк Робертович открывал ящик Пандоры. Но, раз поймав удачу за хвост, он не собирался отпускать ее. Сейчас, подведя войска форсированным маршем к Кавдию, за три дня миновав десятки лиг, Крассовский остановился лагерем у Кавдинского ущелья, чтобы утром, полный сил, начать новый бросок и к полуночи оказаться в Апулии, под Ауфидом. В Апулии, области на юго-востоке Апеннин, кипели нешуточные страсти. Юго-восточный узел являлся основополагающим на пути утверждения новой римской власти. От того, насколько быстро олигарху удастся перерубить его, во многом зависело время, необходимое на утверждение его новой власти. Уже по прибытии в Апулию Марк Робертович намеревался выйти на связь с Лукуллом, разузнать обстановку в регионе в подробностях. Судя по известиям, которые то и дело приносили разведчики, в этих землях было неспокойно. Римские богачи, захапавшие в свои руки бескрайние просторы земли, прочувствовали на себе всю ярость и возмущение взбунтовавшихся рабов. Латифундийские рабы бежали с хозяйских участков и устроили в регионе череду кровавых расправ. Но что удивительнее всего, разведка заверяла, что подавляющая масса беглецов с латифундий отнюдь не спешит в лагерь Спартака! Подобные вести вызывали недоумение, но Марк Робертович полагал, что рано или поздно рабы последуют к лагерю гладиаторов, куда сейчас стекалась лишь малая часть сбежавших невольников. Сам Спартак вот уже несколько недель стоял лагерем у реки и не решался на какие-либо активные действия.

Со всем этим только предстояло разобраться. Крассовский разумно счел, что сделает это на свежую голову, с утра. Во время многочасового перехода у него, несомненно, появится возможность поразмыслить. Он хотел было задуть свечу, стоявшую на столе, чтобы наконец отбросить вереницу мыслей, кружащуюся в голове, как у входа в палатку выросла фигура мужчины, закутанного в плащ.

– Марк, извиняюсь за визит в столь поздний час! – послышался до боли знакомый голос Публия Консидия Лонга.

Крассовский покосился на нежданного гостя.

– Что-то произошло?

Лонг не ответил. Он оглянулся, убеждаясь, что его визит к Крассовскому в столь поздний час останется незамеченным, и наконец вошел в палатку. Уже внутри Лонг подошел к столу, не спрашивая разрешения, уселся на табурет, налил себе вина в чашу, из которой пил Марк Робертович. Олигарх с удивлением уставился на Лонга, с трудом борясь с возмущением, готовым вырваться наружу. Что-то здесь было не так, Публий всегда вел себя подчеркнуто вежливо, во всем следовал уставу, сейчас же он сидел вполоборота и вел себя бесцеремонно. Крассовский наблюдал за ним, пытаясь понять, что происходит. Наверняка Лонг пришел не просто так, ему было что сказать, а если так, то военачальнику самое время было начать свой разговор.

Лонг покосился на олигарха. Его лицо было хмурым, взгляд ничего не выражал. Он сделал несколько внушительных глотков из чаши, поставил ее на место с такой силой, что вино, оставшееся на дне, расплескалось по столу. Наконец полководец вытер усы рукавом и повернулся к Крассовскому.

– Пояснишь, что все это значит? – устало спросил он.

– Что ты имеешь в виду? – осторожно спросил Марк Робертович.

– Не делай из меня дурака, Марк! Давно настало время поговорить, – процедил Лонг.

Марк Робертович пожал плечами, не находя слов и прячась от проникающего взгляда своего полководца, буквально сверлящего его насквозь, уставился на стол.

– Ты можешь делать дураков из солдат, из помпеянцев, но не надо делать дураков из своих офицеров, – отрезал Лонг. – Что происходит? Почему мы покинули Рим, не оставив у городских стен ни единого легиона? Что все это значит? Что произошло там, за городскими стенами? Почему до сих пор не собран совет? – глаза Лонга сузились. – Ты больше не доверяешь своим полководцам, Марк?

Крассовский, видя, что полководец настроен решительно, начал аккуратно подбирать слова:

– Успокойся Лонг, успокойся, право, ты все понял совсем не так, как следовало бы понимать…

– Я не успокоюсь, пока ты не объяснишь мне, чтó все это значит! С каких это пор твои офицеры не в курсе происходящего? – взъярился военачальник, с трудом подавив в себе желание вскочить с табурета.