Читать книгу Шаш - Валерий Бардаш - Страница 1

Моему городу и его обитателям

1

Диск Солнца, просиявшего целый день в дымке безоблачного неба, приближался к ломаной линии горизонта, прочерченной силуэтами крыш домов и макушек деревьев. С его заходом на вечерний город быстро опустится чувствующий себя всё вольготней с каждым днём холодный воздух середины осени. Удлиняющиеся тени бесстрастно поглощали дневные краски.

Пересекая утихающий город из одного конца в другой, молодой шаш покачивался в сиденье и подставлял лицо нагревшим пыльное окно автобуса последним лучам. От обилия света его глаза прищурились, а по нахмуренному лбу пролегли глубокие морщины. Закаты родного города всегда захватывали чувства этого шаша, однако в тот момент завершающегося дня на просторном лбу насчитывалось на одну-две морщины больше, чем можно было объяснить яркостью окружения.

Дополнительные морщины образовали волновавшие с самого утра мысли. Они одолели его сразу же после пробуждения и немедленно привели молодой мозг и тело в состояние сильного возбуждения. Не совсем желанного сорта. Возможно, они пришли из его сна.

Воскресным утром он стал ходить кругами по своей небольшой комнате и пытаться привести в порядок свой разрушающийся мир. Он будто очнулся от состояния забытья, в котором находился в течение нескольких последних недель. Вернулась ясность мысли. А следом за ней тревога от осознания того, что поступки и слова периода забытья действительно произошли и вернуть их назад уже невозможно. Он мучительно ясно понимал, что совершает большую ошибку. Постукивало сердце, верный признак. Они ведь совсем ещё непуганые, эти молодые шаши.

К кульминации переживаний здоровые инстинкты и разум одержали верх. Он стал набираться решимости, чтобы исправить ситуацию, остро осознавая, что сделать это безболезненно будет невозможно. Он носил на плечах вполне светлую голову, хотя временами поверить в это было трудно. Впрочем, кто не совершает ошибок в жизни?

Наконец он нашёл в себе силы поднять трубку телефона и набрать ставшую привычной комбинацию цифр. Стараясь не обращать внимание на то, как весёлые интонации нежного голоса на другом конце провода сменились на напряженные и тревожные, он договорился о встрече через час в небольшом, хорошо знакомом им обоим парке.

К этому парку его и привёз полупустой воскресный автобус. Безнадёжно опаздывая, шаш вышел на остановке и заспешил по неровным дорожкам парка мимо неказистых кустов к их скамейке, подгоняемый чувством двойной вины. В напряжённом сердце покалывало от несправедливости и даже жестокости того, что он намеревался сделать. Некому было в тот вечер отдать должное его мужеству и решимости, он знал уже достаточно в жизни, чтобы опасаться рассерженных чувств молодой шаши. Бог свидетель – он думал о благе обоих.

Она, конечно же, уже сидела на скамейке. Сердце шаша привычно застучало громче при виде её, но в этот раз в его стуке прослушивались непривычные ритмы. Заметив приближение шаша, она обратила к нему своё грустное лицо. Шаш вдруг обрадовался, что ему не нужно будет долго объясняться. Он, разумеется, ошибался.

Она была, как всегда, привлекательна в своих обычных, тёпло-коричневых тонах, несмотря на то что в её внешности, объяснимо в такой вечер, отсутствовала надлежащая тщательность. Мягкие черты чистого, обрамлённого каштановым волосом лица, как всегда, освещали искристые умные глаза и тёплая, хоть и неуверенная, улыбка. На скамейке сидела, плотно сдвинув коленки, молодая цветущая шаша.

Попробуй объясни это её напряжённому возлюбленному. Эти глаза и улыбка утратили над ним казавшуюся совсем недавно неодолимой силу. Несмотря на уменьшающийся свет, незатуманенный взгляд шаша обнаруживал незнакомые ему ещё детали внешности притихшей подружки. Он, казалось, впервые заметил темный пушок над верхней губой и тщательно скрываемую родинку под правым ухом.

– Что случилось? – спросила она, первой прервав чрезмерную паузу. Он с облегчением высвободил из себя заранее заготовленную фразу.

– Мне нужно время хорошо подумать. Давай не будем торопиться.

– Ты передумал?

– Я ещё не знаю. Просто мне нужно время подумать хорошо одному.

И в этот раз он заморочил голову хорошей, умной шаше. Она и не думала напоминать о недавних, почти необратимых событиях в их отношениях. О том, что они несколько дней назад обменялись признаниями, оповестили родителей и почти назначили день их свадьбы. Вместо горьких и вполне заслуженных упрёков, она стала тихо плакать. Крупные слёзы покатились по побледневшим щекам, обтекая тщательно скрываемые несовершенства кожи. Она оплакивала свежую обиду и, наверно, старые, нанесённые в другие времена другими шашами.

Напряжение на скамейке быстро растворялось в сумерках парка. Нормально чувствительное, сердце молодого шаша охватило сострадание к стучащему рядом, разбитому. Он был готов на всё, чтобы утешить свою несчастную подружку. Почти на всё. Он пустился в многословное объяснение, ободряемый признаками ослабления потока слёз. Она, казалось, слушала его всё более внимательно.

Несколько фраз спустя назад дороги уже не было. Затаив дыхание, он продолжал, не зная, куда объяснение заведёт его. Дело было, разумеется, в нём, а не в ней. Он без стыда переложил на себя всю вину и не остановился на этом. К концу монолога на его лице закрепилось неуверенно-виноватое выражение и он покорно ожидал жалости и сострадания. Жалость и сострадание были предложены.

В потемневшем парке становилось всё прохладней. Остывающие тела бывших влюбленных запросились в тепло. Слёзы совсем обсохли, на лицах появились слабые улыбки. Наступил момент подняться со скамейки. В это время живот шаши вдруг заволновался. Только не это – затаил дыхание шаш. Слабые волны прокатились одна за другой под плотной тканью платья и затихли к несказанному облегчению единственного свидетеля. В пустом парке, по счастью, не оказалось больше ни одной шаши, неподдержанное, волнение угасло. Это было бы совершенно неуместным осложнением, молодой шаш испустил незаметный вздох облегчения, слегка напуганный безошибочным проявлением глубоко растревоженных чувств. Они встали и направились к выходу из парка.

Через некоторое время городской транспорт понёс их домой в противоположных направлениях. Подавленную шашу – к недоплаканным слезам и родителям, которых ей предстояло огорчить, Вара, утомлённого, но вполне довольного собой – обратно, в привычный и понятный ему мир.

Серые вязкие сумерки опускались на город Шаш, растворяя почти без следа свет уличных фонарей и фигуры редких прохожих. Ни одной звезде не удалось ещё пробиться сквозь их неодолимую густоту, в которую, казалось, погрузилась вся вселенная. С приятной грустью на сердце Вар созерцал картины родного города, прислонишись лбом к прохладному стеклу окна автобуса.

*

Истоки зарождения долины города Шаш покоятся в недоступной глубине бытия. Этот факт, впрочем, всегда ускользал от внимания большинства обитателей долины. Всевозможные истории принимались и принимаются ими на веру из поколения в поколение. В разные времена разные истории, ни одна, пожалуй, не лучше других. Кому оспорить их правдивость? Они продолжают служить хорошо. Случаются, разумеется, в долине и ссоры из-за этих историй. Порой кровавые. Но винить истории в этом нельзя. По всяким поводам поднимают друг на друга руку обитатели этой земли. Не одно – так другое.

На самом деле не так уж важно, как всё это произошло. Главное, что получилось неожиданно хорошо. Неожиданно, потому что непосвящённый глаз, при беглом осмотре, обнаружит в долине лишь сухую глинистую, мутящую воды рек землю. Покрытая неказистой растительностью и всепроникающей пылью, плоская земля расстилается во все стороны до горных гряд. Куда бы ни обратился взгляд. Нет спасения от пыли в долине. Сильные ураганы поднимают её в воздух порой в таких количествах, что она заслоняет собой могучее Солнце, приводя в отчаяние всё живое.

Солнце – одна из самых главных сил в долине. В ясный летний день только неразумный решится спорить с его мощью. Неудержимый поток лучей выжигает землю, забирает жизнь у неосторожного, неухоженного растения и заставляет живые существа искать укрытие. Далеко, за горами, есть потерянные для шашей, совсем опустошённые Солнцем пространства, где земля превратилась в песок, где удержалась лишь поглощённая выживанием, кажущаяся скудной жизнь. Немало шашей горячо оспорят употребление здесь слова “потерянные”. Их можно понять. Умеющее чувствовать сердце, умеющие видеть глаза никогда не будут равнодушными к томительной красоте тех удивительных мест, но, боги свидетели, жить на такой земле не сможет ни один шаш.

Не стоит, однако, преувеличивать разрушительную силу Солнца, не за это его почитают в долине. Солнце также участник волшебства, которое возникает там, где оно встречается с водой и заботливыми руками. Благодаря этому волшебству, глинистая земля покрывается растительностью, пышной и щедрой, а вслед за растительностью приходит цветущая жизнь. Существует мнение, что, до того как людям этих краёв стали являться боги в человеческом обличии, здесь почитали Солнце. Отголоски тех чувств по сей день оживают в потомках, когда над долиной зависает огромный красный закатный диск.

Можно с уверенностью утверждать, что ничто не ценится в долине так, как вода. Она приносится сюда мутными полными реками, которые начинаются в ущельях отдалённых гор. Запасы снега и льда никогда не иссякают на белых пиках, растворяющихся порой вдали в густоте жаркого воздуха. Даже к концу самой сухой осени с них продолжают стекать холодные струи, которые добираются до глубин долины и приносят жизнь.

Струя прозрачной талой воды вырывается на свет из-под языка ледника или снежника, стремительно спадает по острым камням в быстрый ручей ущелья, набирает силу, пробираясь вдоль пастушьих троп, мимо альпийских лугов, ниже встречается с другими ручьями, прокатывается с шумом и брызгами по оглаженным валунам русла горной реки, оставляет позади ухоженные террасы молчаливых селений и выходит, утихая, из предгорий. Окрашенная в цвета глины, затерянная в полноводии реки, нагреваемая Солнцем, струя послушно следует поворотам русла, затем проходит между прямыми берегами большого канала, направляется по маленькому каналу в борозду поля, просачивается в почву и достигает благодарного семени.

В одном из таких мест, где встретились люди, вода и Солнце, образовался и расцвёл в незапамятные времена благословенный город Шаш. Из маленького поселения – в большое скопление людей. Он подвергался многочисленным разрушениям. От стихийных бедствий, от рук пришельцев и от рук своих. Разрушался и отстраивался опять. Люди не хотели покидать это место даже в самые трудные для города времена. За что им благодарность и понимание в сердцах потомков.

Природа, за редкими исключениями, благосклонна к этому городу. Времена года, каждое по-своему прекрасное, приходят и уходят в заведённом порядке. Расцветает и увядает растительность, идут дожди, падает снег, дуют ветра, и светит Солнце. В каждом дне обязательно найдётся уголок, в котором глаза и чувства истинного шаша отыщут что-нибудь наполняющее сердце беспричинной радостью и надеждой.

Нет города, равного ему, во всей долине. А может, и не только в долине. Во всяком случае так, почти единодушно, считается среди шашей. Только откуда им знать, ограждённым от остального мира горными массивами и обширными пустынями? Путешествия не по карману большинству из них. Истинный шаш никогда не покидает пределы долины. Да и что он может там найти? Что может быть там такое, достойное даже короткого расставания с родным городом? Нет, любовь к новизне совсем не свойственна осторожным жителям. Приносимые издалека волнения мысли и перемены ослабевают над пустынями, теряют силу, задевая за высокие, покрытые льдом и снегом скалистые гряды, и, достигнув черты города, сходят хвала богам почти на нет. Ничего хорошего ждать от них нельзя.

Неизгладимая печать остаётся на каждом, кто хоть немного прожил в городе. Родившийся шашем остаётся им до конца своих дней, куда бы ни занесла его судьба. Его можно легко узнать на улицах чужих городов. Лишь взгляните внимательно в его глаза, вслушайтесь в его неторопливую речь. А если от вашего внимания ускользают эти приметы, это значит, что вы не шаш.

Не много обещаний хранится внутри стен города. Не защитить ему своих горожан от бед, преследующих человеческое племя. Не может он обещать им ни счастья, ни покоя. Лишь только красоту и щедрость земли. И это уже чрезмерная награда.

*

– Двадцать пять монет тому, кто трахнет …

Окончание фразы затерялось в шуме. Тела задёргались на стульях, задрожал стол, зазвенели пивные бутылки и большие кружки. Весёлая компания, опьянённая молодостью и содержимым бутылок, расслаблялась после скучных занятий на открытом воздухе тёплым осенним днём. Из тех, которые для них всегда припасены родным городом. Город и сам с удовольствием расположился рядом. Среди пожелтевших листьев, яркости дня и пыльного воздуха. Ему тоже нравилось посидеть в их компании. А как же иначе?

Друзья были в хорошем настроении. Самая незамысловатая шутка вызывала взрыв веселья, и, уж конечно, никто не мог удержаться от улыбки, глядя на разгорячённого говорящего, который не спеша выплёвывал изо рта перемешанные с брызгами слюны обрывистые фразы. Его естественно выпученные глаза ещё больше расширились и забавно блестели на белом округлом лице.

– Эта сучка выпила всё вино и ушла домой.

Полный смысл многих фраз ускользал от внимания смеющихся из-за шума и необычной манеры изъяснения, свойственной их товарищу, однако хорошо известные обстоятельства не требовали чрезмерных разъяснений. Знакомая всем шаша-обидчица возбуждала ощущение доступности у многих. Своей ли не покидающей лицо игривой улыбкой и неутомимым кокетством, усиленным всегда плотно обтянутой хорошей фигурой? Или ярко прочерченными помадой большими губами и стойким ароматом духов? Те из присутствующих, кто имел привычку задумываться над такими вопросами, затруднялись с объяснением, но в сердце почти каждого или зрело, или уже угасло желание испытать свои шансы. Сообщения об удачных попытках не просачивались.

– Я специально пригласил её посмотреть “Неосторожную соседку”, договорился с братом. До вечера квартира была пустая.

Друзья с удовольствием слушали рассказ об очередной неудачной попытке, по невысказанному мнению многих, одного из наименее вероятных победителей. Вит, пучеглазый шаш, или не догадывался об этой стороне своей репутации, или, скорей всего, просто не обращал на неё внимания. Не так уж легко было прочитать с достоверностью выражения этого круглого лица. Внимательному взгляду нужно только один раз отметить многозначительную полуулыбку уголка его рта, чтобы никогда уже не поддаться обманчивости его внешности.

Большинство веселящихся, разумеется, питало тёплые чувства к рассказчику. По-другому не могло быть. Одним из самых ценных его качеств было неназойливое умение выражать искреннее восхищение другими. Он щедро позволял окружающим чувствовать себя достойными всяческой похвалы в его присутствии. Прекрасное качество для тех, кто испытал его действие. Вит это делал чрезвычайно легко, не теряя при этом ничуть своего достоинства. Обратите внимание на этот уголок рта и уберите со своих лиц снисходительные улыбки.

На беду Вита, наблюдательность никогда не числилась среди многих достоинств молоденьких шаш. Нет. Его едва замаскированные, порой совсем откровенные увлечения и незамысловатая внешность редко льстили утончённым феям. А Вит не бросался на всяких. То есть почти не бросался. Феи частенько задирали свои нежные носики в присутствии столь неподдельного восхищения. Понятно, что коэффициент полезного действия Вита при этом серьёзно страдал. Оставаясь всегда самим собой, он не подозревал о том, как могут улучшить его шансы показные равнодушие и невнимание. А что говорить о силе непоказных.

Друзья ещё были слишком молоды, чтобы знать, что настойчивость и опыт начнут приносить плоды. Вит был на правильном пути. Не могли они также знать, что крепкий орешек, вероятней всего, не удалось расколоть никому из них. Многое они не могли ещё знать. В тот ясный день уверенность и надежда царили за столом, сдобренные непринуждённой атмосферой.

За двадцать пять монет можно хорошо напоить, и не один раз, всю их компанию. Чрезмерность награды отражала меру отчаяния и, возможно, гнева Вита. Никто не знал, как он выглядит рассерженным. Не случалось. Казалось, что изо рта вылетало больше чем обычно слюны и глаза выкатились чуть больше. Наиболее внимательных забавляло подозрение, что Вит совершенно не беспокоился о своих деньгах, уверенный, что никому не удастся их заработать.

Веселье продолжалось. Содержимое бутылок разливалось в большие кружки и с удовольствием отправлялось внутрь вместе с солёными кусочками вяленой рыбы. Через некоторое время поглощённое с таким же наслаждением освобождалось наружу, на столе появлялись новые бутылки. Разговоры теряли и снова обретали вразумительность, сердца наполнялись то беспричинным томлением, то радостью.

Накопилась тяжесть в головах. Ещё оставалось время, чтобы утолить её коротким сном и спасти вечер. Более привлекательный вариант утоления тяжести был, с сожалением, отвергнут после подсчёта оставшихся в карманах денег. Друзья поднялись из-за стола и неторопливо разбрелись по домам.

*

Любовные волнения ранней осени, завершившиеся грустной встречей в парке, не повлияли сильно на настроения Вара. Напротив, ничто теперь не отвлекало его от предпочтительнейшей поры года. Даже просачивающиеся сообщения о расстроенных чувствах светловолосой шаши. Несмотря на его совсем не жестокое сердце.

Прошло немного времени, и исчезла уверенность, что волнения были на самом деле любовными. Такого рода наваждения уже случались с ним. Очнувшись в этот раз, он опять увидел, что спутал свои чувства с чем-то другим, совсем лишённым знакомой ему мучительной и неодолимой силы. Ведь было же с чем сравнить.

Освободилось много времени для самого любимого из осенних занятий – сочинения стихов. При первой возможности он обращал завороженные глаза к уже коснувшемуся линии горизонта огромному вечернему Солнцу и начинал перебирать губами слова, стараясь сложить их в лаконичные рифмующиеся строки, оставляющие сладкий и томительный привкус во рту.

Закатное Солнце, прочти

Неспешные мысли мои.

Вар мог с точностью сказать, когда осень стала его порой года. В раннем детстве это место принадлежало лету. Вместе с друзьями он радовался, когда заканчивалась школа, становилось жарко и можно было целый день купаться в речке и играть в футбол. А с наступлением темноты обдирать вишнёвые деревья округи, наполнять рот их сладко-кислыми пыльными плодами и выплёвывать с силой косточки. Затем пришло его время заметить весну, внезапное цветение природы, белизну кожи молодых и зрелых шаш, мягкое тепло и яркость дня.

Особое чувство к осени медленно зрело в нём и в первый раз сформировалось в слова и мысли, когда он услышал однажды от отца, что тот предпочитает осень остальным сезонам. Из-за тёплой, но не жаркой, устойчивой сухой погоды. Отец ничего, к сожалению, не сказал о красках листвы, закатном Солнце и непредсказуемости сумерек. Это было бы совершенно нехарактерным, хоть и всегда желанным, для него многословием. Вару так и не довелось расспросить его об этом побольше. Помогли бы ещё несколько фраз им объяснить свои чувства точнее?

Пустой полутёмный трамвай по привычке затормозил у безлюдной остановки. Сквозь быстро открывшиеся и закрывшиеся двери внутрь вошёл только прохладный воздух. Трамвай ускорился, прижав Вара к спинке сиденья. Он ехал домой после неудавшегося вечера у Вита дома. Они собрались у него, чтобы посмотреть новый, пришедший из-за гор фильм, при каждом упоминании о котором у его друга начинали блестеть глаза.

Впрочем, Вар хорошо знал, что этот блеск мало о чём говорит. Запечатлённые на движущуюся плёнку истории, выдуманные и невыдуманные, хорошие и не очень, неизменно волновали Вита. Никто в их компании не смотрел столько фильмов и не знал столько связанных с ними имён. После молодых шаш это было самым известным его увлечением. И оно могло бы вызывать усмешки на некоторых лицах, если бы не подкреплялось серьёзной эрудицией. Вит частенько и непринуждённо удивлял звучащими порой оригинально мнениями. Наблюдательным друзьям было всегда интересно узнать, откуда появляются эти мнения. Ведь спорить Вит не любил совсем. Чаще всего он предпочитал высказаться и умолкнуть, разумеется, с загадочной улыбкой в уголке рта. Вар подозревал, что Вит приносит большую часть мнений из других, непересекающихся компаний своих друзей.

Теория непересекающихся, точнее, мало пересекающихся компаний получила ещё одно подтверждение в тот день. В квартире Вита обнаружилась молодая длинноволосая приезжая особа, которая остановилась у него на несколько дней. Совпавшее с очередным отъездом его родителей, это было само по себе многозначительное событие, Вит лоснился от удовольствия, представляя своих друзей.

У молодого трио было в тот вечер мало шансов провести приятно время. Вару редко приходилось иметь дело с представительницами противоположного пола из далёких городов за горами долины. Понятно, что он относился к ним с долей подозрения. Гостья немедленно закурила, и, несмотря на открытые окна и балконную дверь, комнату заполнил неприятный табачный дым. Ничто в её внешности и манере не ускоряло сердцебиение Вара. Можно было с уверенностью сказать, что мужское присутствие её также не возбуждает, хотя с лица Вита не сходила довольная улыбка. Ночью тебя, наверно, ждёт разочарование, – подумал Вар – не в первый раз.

Просмотр фильма отменялся. На предложение Вита гостья ответила, что уже видела его и что не в восторге. Последовало неспровоцированное, длинное и малопонятное Вару мнение, в котором вперемежку с понятными ему словами звучали совсем незнакомые имена и названия фильмов. Вит оказался на уровне, двойка втянулась в продолжающий быть невразумительным для уха Вара спор и, казалось, не обратила внимания, когда Вар вышел из комнаты на балкон.

Он с удовольствием устроился на свежем воздухе и взял в руки журнал, почти всю обложку которого закрывали две редко встречающегося в природе размера груди. У Вита всегда было припрятано несколько таких изданий, он вытаскивал их на свет всякий раз, когда оценивал обстановку как благоприятную, то есть всегда в присутствии молодых особ женского пола. Разглядывая экземпляры, Вар задумался, отчего природа не производит такие в больших количествах. Ведь приятно же посмотреть. Должно быть приятным, наверно, носить. С надеждой и с сожалением он допустил мысль об ограниченности своего опыта и раскрыл журнал. Из комнаты доносился шум спора. Вит!

Меланхоличное настроение овладело Варом, он захотел оказаться дома, в своей комнате, но мысль о дороге домой ещё не вдохновляла. Он оторвал глаза от журнала и стал наблюдать с высоты пятого этажа за оживлением вечернего часа пик.

У автобусной остановки, затрудняя движение, толпились постоянно прибывающие и отбывающие люди и автобусы. Нагруженные до отказа автобусы медленно отъезжали, оставляя после себя дымку выхлопа, который не торопился уходить высоко вверх, а зависал над всей этой суетой, перемешанный с пылью. Частицы гари и пыли проникали в оживлённо работающие лёгкие спешащих горожан и мерно работающие лёгкие наблюдателя, доверчиво вдыхавшего воздух родного города. Вара позвали.

Гостеприимный Вит включил музыку и предложил вино, хотя должен был знать, что приводить подружку в кондицию было рановато. Наверно, не очень-то надеялся сам. Разговор перешёл на книги. Выяснилось, что девушка учится на литературоведа в столичном университете. Вар пропустил этот факт мимо ушей и включился в соревнование, вяло, но самонадеянно, не подозревая, что силы были совершенно неравны. Не удивительно, что ему это стало ясно позже всех.

Подавляющая эрудицией, уверенная, но снисходительная собеседница постепенно опускалась до всё более простых тем. Заметно утомлённая невежественной настойчивостью Вара, она задала, как ей, вероятно, казалось, совершенно простой вопрос:

– Чем тебе нравится этот герой?

Разговор, разумеется, шёл о классике. Вар в очередной раз замялся с ответом и только в этот момент заметил уже давно расположившуюся на лице Вита ухмылку. Мысли не желали формироваться во вразумительную речь.

– Хм, он умный и добрый человек.

– Тем, что он прежде всего романтик и поэт в душе, -

энергично заключила девушка. Эта с уверенностью произнесённая фраза так и осталась неоспоренной. Живот гостьи неожиданно заволновался, как волнуется живот шаши. Удивлённые друзья переглянулись. Поражение казалось ещё более обидным из-за того, что к этому времени девушка, очевидно раскрепостившись, успела переодеться в лёгкое платье, распустила волосы, стала издавать дразнящие запахи и смело встречать взгляд Вара своими большими, умными глазами, в которых было всё, что желало найти его воображение.

Вечер закончился. Курившая на балконе гостья махнула ему на прощание через всю комнату, по-прежнему довольный собой хозяин проводил его к двери. Вар не удивился, когда почувствовал лёгкую зависть.

– Ты заметил её живот?

Вит кивнул головой.

– Она шаша?

Вит многозначительно улыбнулся. Ничего больше не последовало.

– Пока.

– Пока.

Очарование завершающегося дня немедленно вытеснило мысли о наполненной табачным дымом комнате и её обитателях. Вар прибыл домой в приятно-грустном настроении, нуждаясь в карандаше и листке бумаги, предпочтительно чистом. Наедине с карандашом и бумагой, он просидел до наступления ночи, вдыхая запахи, проникающие внутрь вместе с угасающим шумом ночного города сквозь раскрытое окно. На участке неба в проёме окна замерцала неяркая звезда. На листке появились две перечёркнутые строчки. С пользой потраченное время.

Предсонные дрёмы перенесли его в другой мир, в котором он охотно утомлял себя переживаниями чрезмерной силы с середины лета. Он с удовольствием погрузился в горько-сладкую смесь чувства одиночества, горечи. И презрения к отвернувшимся от него людям, которых он считал близкими. Так и не приняли до конца за своего. Чужак, последний из рода. Он вдыхал свежий воздух открытого пространства. Тихо за пределами города. Он знал цену этой тишине. Всё равно лучше, чем там, хоть и под защитой высоких стен. Они всегда строили слишком высокие стены, всегда отгораживались от этой планеты. Он зашагал в темноте, держа оружие наготове. Может, удастся добраться до богатой пещерами скалистой гряды. Там у него есть шансы выжить.

Эпизод сработал безотказно, утомлённый переживаниями Вар заснул, укрытый тонким одеялом, с головой на любимой подушке, совершенно не беспокоясь о том, что его сны подсматривают. Он всегда охотно делился ими со своим городом. Пожалуйста, если интересно.

Корабль упал неподалеку от пещеры. Он услышал, как сработали двигатели аварийной амортизации. Их рёв на мгновение перекрыл шум урагана, затем от столкновения содрогнулась земля. Это было первое событие за всю неделю непогоды. Он подошёл к выходу пещеры и выглянул наружу. Через некоторое время глаза различили проблески огней в серой мгле, как будто внизу по склону что-то горело. Придётся выходить наружу. Лениво-полудрёмное состояние недельной давности не хотело покидать тело. Он вернулся в пещеру и приготовился как мог. В такую погоду хорошо бы иметь защитный костюм.

Далеко идти не пришлось. Корабль лежал прямо у подножья холма, наклонённый набок. По размеру двух-, трёхместный. Он придвинулся почти вплотную и разглядел, что огонь выходит из одного из левых двигателей. Об этом можно было пока не беспокоиться. На округлом носу светилась гравировка незнакомой ему эмблемы. На правой стороне он заметил приоткрытую боковую дверь. Это облегчало его задачу, но вряд ли было полезно для тех, кто находился в корабле. Он подошёл к двери и осторожно протиснулся внутрь.

Авария застала их врасплох. Не успели приготовиться. Пристёгнутый к креслу, без видимых повреждений, пилот был мёртв. Пассажирка, с едва различимым пульсом, лежала неподвижно в узком проходе между креслами, в полуметре от стойки с защитными костюмами. Чуть выше оголённой лодыжки её правой ноги чётко выделялись следы укуса. Он огляделся вокруг. Уже успели проникнуть. Этим тварям нипочём любая непогода. Не теряя времени, он облачил безвольное тело в костюм, поднял его на кресло, отыскал среди медицинских запасов вакцину и сделал укол в укушенную ногу.

Корабль казался мёртвым, функционировало только тусклое аварийное освещение. Он быстро проверил, есть ли радиосвязь. Ничего кроме помех. В такие штормы летать безопасно только на больших высотах. Сбились с курса. Знакомо. Он надел на себя костюм пилота. Мягкая ноша не казалась тяжёлой. Удобно легла на его плечо. Беспокоили ветер и пыль. Ступая медленно и осторожно, он поднялся на холм, вошёл в пещеру, положил тело на ложе у огня. Затем освободил обоих от защитных костюмов, накрыл незнакомку захваченным из корабля одеялом и присел рядом, получив наконец возможность сделать то, что хотелось сделать с момента, когда он в первый раз обратил на неё свой взгляд, – внимательно рассмотреть её прекрасное лицо. Чёрные, блестящие волосы, большие раскосые глаза, переливающаяся в свете огня нежно-жёлтого оттенка кожа. Её пассивное присутствие совершенно преобразило пещеру. Он подумал об эмблеме на боку разбитого корабля. Незнакомка была, несомненно, с южного полушария и принадлежала высокому роду. Погибший, наверно, её пилот.

Жаль, что такой красоте предстояло пропасть. Вакцина не оказывала действия. Он заметил, что укушенная нога распухла, нежное лицо изменилось, покрылось сыпью и потом. На южном полушарии не принято делать прививки. Многоножки там встречаются очень редко. Он осмотрел больную ногу. Время для ампутации поражённой части упущено. Если бы он подумал об этом несколько часов назад, в корабле. Он много раз видел, как умирают от укуса многоножек, и не завидовал ни своей молчаливой гостье, ни себе. Он притих рядом с ней. В глубину пещеры проникали шум шторма и слабые потоки воздуха.

Тревожные грёзы навели на мысль о недавно обнаруженном источнике голубой воды. Почему он не подумал об этом сразу! Отдалённость источника и сила шторма были не в их пользу, но выбирать не приходилось. Только бы не поздно. Он тщательно укрыл девушку и подошёл к небольшой каменной ванночке в глубине пещеры. Как раз для невысокого, тонкого тела. Он провёл ладонью по гладкому дну.

Шторм не думал утихать. Повторный путь к кораблю казался длиннее. Внутри его опять встретило тело пилота. Ничем пока он не мог помочь этому бедняге. Когда шторм утихнет, его нужно будет захоронить по всем правилам. Он быстро нашёл то, за чем пришёл. Контейнеры с водой – стандартная часть аварийных запасов на их сухой планете. Он взял два контейнера с заплечным каркасом для носки, выбрался наружу, вылил воду и направился опять наверх. Как только вход его пещеры показался сквозь пыль, он отклонился вправо от тропы. Источник находился в десяти минутах ходьбы выше, в другой маленькой пещере в середине скального лица холма.

Горячая вода выходила стремительно и бесшумно из скалы, прокатывалась по десятиметровому оглаженному жёлобу и уходила обратно, откуда пришла. Несмотря на спешку, легко узнаваемый запах влажного воздуха пещеры навеял привычные, приятные сердцу ассоциации. Запах детства. Бесконечная череда дней, проведённых с друзьями на озере, подпитываемом сильным источником воды. Им это разрешалось, даже поощрялось, несмотря на то, что озеро находилось за стенами города. Оно хорошо охранялось. Их род, один из старейших на планете, ведущий начало от первых землян, почитал целительные свойства голубой воды. До появления вакцины она была единственным средством от укуса многоножек. Он быстро наполнил контейнеры водой.

Почти идеальная по форме и размеру ванночка была удачной находкой. Обнажённое тело незнакомки поместилось в неё с руками и ногами, как раз вплотную, только откинутая голова расслабленно покоилась на краю. Понадобилось лишь шесть ходок, чтобы нежно-жёлтые плечи покрылись голубой водой. Перед этим, осторожно переворачивая её с одного бока на другой, он снял тонкий обтягивающий комбинезон, белые майку и рейтузы. Густой телесный запах освободился наружу и наполнил его ноздри. Запах и свечение тёплого тела в его руках захватили чувства и отдалили на время от неспокойного окружения – ревущего ветра, пыли и разбитого корабля с мёртвым пилотом.

Он осторожно поднял укушенную ногу и убедился, что опухоль не распространилась дальше. И без этого было видно, что незнакомке гораздо лучше в воде. Сыпь на лице спала, вместо пота на лбу у линии черных волос появилась испарина. Он сидел рядом, неотрывно следя за состоянием девушки, зная, что позже пожалеет о том, что не использовал эти несколько часов для короткого сна. Вода остывала, изменялась в цвете и теряла целительные свойства. Вскоре придётся отправиться за свежей порцией, а через несколько часов ещё за одной. Неутихающий шторм обещал нескончаемое количество ходок. Он не беспокоился об этом, только радовался обнадёживающим признакам улучшения. Лицо расслабила ухмылка, когда он поймал себя на том, что чаще останавливает взгляд на выступающих из воды крупных сосках, чем на укушенной ноге.

Усталость накапливалась. Он уже не упускал и малейшей возможности отдохнуть. О еде беспокоиться было не нужно, припасов должно хватить на самый долгий шторм. Есть не хотелось, только спать. Иногда ему казалось, что он отправлялся за водой, не открывая глаз. Незнакомка продолжала тихо бороться за свою жизнь. В какой-то момент от неё донёсся короткий, едва различимый низкий вздох. Он приблизился и долго смотрел в её глаза, до тех пор, пока она не закрыла их, передав ему своё недоумение и страх. Он положил руку на её влажный лоб и, кажется, что-то тихо говорил. Позже он не был уверен, не пригрезилось ли это ему.

*

Телохранители по знаку остановились у входа, он и принцесса вошли внутрь вдвоём.

– Я помню этот запах, – она вдохнула густой воздух пещеры и огляделась вокруг, – и больше, кажется, ничего… Но нет, я помню это место, – она указала на тёмный угол пещеры.

Они подошли к ванночке. Он молчаливо желал узнать её мысли, почему-то уверенный, что помощь последует. Она небрежно сняла с себя ненужную в тёплой пещере накидку и присела у края ванночки в лёгкой, чуть выше колен тунике – обычной одежде южанок. Тонкая материя плотно прилегала к выступающим деталям её тела. Она дотянулась рукой до тёплого дна ванночки.

– Мне снилось это место, как будто я лежу здесь с закрытыми глазами и чувствую, что меня гладят. Это Вы гладили меня? – она бросила на него быстрый взгляд.

– Да, наверно, когда на Вас находило беспокойство.

Он как будто вдруг заметил, что она уже лежит в ванночке, край туники поднят высоко, к основанию бёдер.

– Покажи как, – край одежды приподнялся ещё чуть выше.

Он посмотрел в сторону входа пещеры.

– Они не войдут, – сказала она и прикрыла глаза.

Вар высунул голову из-под одеяла. Приятная свежесть утреннего воздуха, яркое бесцветное небо и шум улицы от открытого окна. Сон ускользнул. Как всегда – быстро и бесповоротно. Разочарованный, Вар продолжал лежать неподвижно с застывшим взглядом, лениво отдаваясь свободному движению мысли.

Впрочем, как раз свободы его мыслям и недоставало. Начинался ещё один день неутолённого возбуждения. Его преследовала продолжительная череда таких. Он прекрасно понимал, что ничем уже не сможет помочь себе. Нужен живой материал. Обескураживающе далёкий в тот момент от его постели.

Наиболее реальным шансом были упругие груди и гладкий округлый зад Зары. Он стал раздумывать о том, как добраться до них, отгоняя неприятную и назойливую мысль, что утро для этого уже пропало. Часы показывали начало девятого, звонить следовало немедленно, через полчаса уже будет поздно, она станет недосягаемой в суете дня. Ночной звонок не был бы проблемой, они стали часто утомлять друг друга долгими ночными беседами. Утренний звонок будет слишком откровенным, он совсем не хотел этого. Эта шаша была слишком к нему благосклонна, чтобы подавать ей обнадёживающие знаки. Он нередко вспоминал о ней в такие вот интенсивные пробуждения, но ей об этом было совсем необязательно знать. Чревато. Он готовился выстоять ещё одно утро отчаяния.

Зазвонил телефон. Вар неохотно потянулся к трубке.

– Привет, – прозвучал старающийся быть непринуждённым голос.

Хорошо, что никто не мог видеть улыбку, которая, он почувствовал, расплывается на его лице. Нехорошая улыбка, лицемерно раздумывал он, в то же время уверенный в том, что, широкая и самодовольная, она польстила бы многим шашам, и Заре в том числе. Откуда им знать, какие за ней прячутся мысли? Такой вот он представлял себя загадкой природы. Сохранять неудивлённый, лениво-сонный утренний тон мешало также и невыносимое напряжение в плохо поддающихся контролю частях тела.

– Привет. Ты почему ещё дома?

– Мне после обеда.

Память с готовностью предоставила картину не совсем уверенного в себе тела, которое он увидел без одежды в первый раз несколько месяцев назад. Совпадение? Приснился ли ей его сон?

– Ты давно проснулась?

– Полчаса назад. А почему ты спросил?

Наверно, её зад ещё помнит незаметные шероховатости ванночки. Не расслабляйся, он удержался от соблазна продолжить рискованную тему, чувствуя, как нетерпение овладевает им.

– Заходи ко мне по дороге, мне тоже не с самого утра, – самая важная фраза едва начавшегося дня была произнесена со старательной непринуждённостью. В стараниях, вероятно, не было большой необходимости.

– Хорошо, – она даже не затруднила себя паузой. Неоценимое качество, тихо обрадовался Вар.

Эта шаша была кладезем неоценимых качеств. Она не заставила его долго ждать ни со стуком в дверь, ни с раздеванием. Несколько поцелуев – и её тело было в его распоряжении. Так много, казалось, можно было сделать с этим телом, но он сделал с ним то же, что и в прошлый раз. Он нетерпеливо уложил её на живот, в несколько попыток проник между ног и протиснул руки к крепким грудям. Кровать раскачалась, она испустила негромкий вздох как раз перед тем, как он отвалился, утомлённый, на спину.

Вернулись рассудок и наблюдательность. Расслабляющая тишина дома. Он привык предаваться ей наедине. Шаша придвинулась поближе, он ощутил на животе её руку. Неуверенную, как будто знающую, какие чувства вызывают в нём прикосновения подушечек её холодных пальцев. В них нет никакого чувства, они, наверно, совсем не умеют. Он сразу вспомнил, почему не искал с ней давно встречи. Лежащее рядом тело было ещё полно невысказанных и, он догадывался, неутолённых чувств. Непонятных и немного раздражающих. Он боролся с раздражением и подготавливал себя для ещё одного захода, может, двух. Нужно использовать возможность до конца. В этом между ними, несомненно, не было никакого разногласия.

Но что же это висит в воздухе? Он обратил внимание на её откровенно скованную позу. Зара сидела на кровати и обращалась к нему, как ей, наверно, казалось, нежным голосом. Он ему совсем не верил. Он также не верил глазам над произносящими, казалось, чужеродные слова губами. Он знает, как смотрят влюблённые глаза, и не посмел бы обманывать влюблённые глаза, но эти – непонятные. Как тут было не раздражаться?

Она потёрла грудь, на которой оставили красные следы его жёсткие пальцы. Лицо украсила смущённая улыбка.

– Поаккуратней, пожалуйста.

– Извини, – он осторожно и нежно дотронулся подушечками пальцев до соска. Сосок заострился, от окончания пальца искра возбуждения мгновенно распространилась по его телу. Руки снова ухватились за её груди. В этот раз она успела издать несколько вздохов.

Он, пожалуй, променял бы третий заход на быстрое расставание, но Зара не проявляла никаких признаков спешки. Она вышла раздетая из комнаты, послышался шум воды в ванной. Он подошёл к окну и слегка отодвинул занавеску. Глаза прищурились от яркого света. Машины, прохожие, шум. Ему тоже пора туда. Он задвинул занавеску.

Она вернулась в комнату, голая, возбуждающая.

– Хочешь, я приготовлю завтрак? Я ещё не завтракала.

– Уже скоро обед, – он почувствовал резкость слов и приблизился к ней, чтобы загладить их эффект.

Его левая рука ощущала прохладу стены, но Зара не возражала против того, чтобы быть прижатой к стене спиной и задом. Его правая рука ощущала тепло её межбёдрья, язык – телесный вкус груди. Минуты спустя он повалил её на кровать. Было много вздохов.

Всё, пора закругляться. Они лежали рядом, прислонившись головами к стенке. Пришедшее после близости расслабление со знакомой спешкой покидало их тела под напором неспокойных чувств. Вар незаметно поглядывал на её живот. Нет, животы шаш не волнуются слава богу по таким пустякам.

– Ты любишь поглаживать свои груди, – слова прозвучали опасно.

– Ты иногда делаешь больно.

– Вот так?

Зачем он это сделал? Казалось, лёгкий щипок. Щипку такой же силы случалось вызывать в этой груди возбуждение и желание, но этот в одно мгновение отдалил их друг от друга почти на бесконечность. Никогда уже их сердцам не забыть горечи последовавшей сцены. По крайней мере, одному из сердец. Были слёзы, не совсем искренние извинения, искренняя обида и расставание без прощания. Немного спустя слегка нахмуренный Вар вышел на улицу в ослепляющий день, вполне, впрочем, довольный собой.

*

Сердце застучало, когда он услышал шум подлетающего корабля. Он давно ожидал гостей и с волнением наблюдал, как от корабля отделились три фигуры и стали подниматься на холм. Взгляд не мог оторваться от самой маленькой из них.

Он уже видел эти глаза, хорошо, что они ему не приснились. Так бы стоял и смотрел в них. А эти молчаливые двое с сумками? Телохранители.

Никто не торопился заполнить удлиняющуюся паузу. Он улыбнулся. Большие глаза немедленно отозвались, и она улыбнулась в ответ. Какая неразумная щедрость.

– Очень рад видеть Вас здоровой, принцесса. Не уверен,

что Вы запомнили моё лицо.

– Я тоже не была уверена, что Вы мне не привиделись.

– То время вспоминается как один длинный сон, не правда ли? Меня зовут Вар, чем я могу быть Вам полезен, принцесса?

– Я приехала отблагодарить своего спасителя. Можете называть меня Ло, – она протянула ему свою нежно-жёлтую руку.

Они вошли внутрь пещеры, она сделала телохранителям знак остаться у входа.

– Я помню этот запах, – она вдохнула густой воздух. Один предмет нехитрого убранства его жилища сразу заинтересовал её. Они подошли к ванночке.

– Как долго я лежала здесь?

– Несколько дней, я не помню точно.

– Нас нашли через пять дней после аварии.

– Почти всё это время Вы провели в этой ванночке. В голубой воде.

Вот они уже снаружи пещеры, прищуривают глаза от яркого света.

– Я бы очень хотела, чтобы Вы приехали в наш город. Обещайте, что выберете для этого время.

Он пообещал. Из сумок появилась небольшая рация и много продуктов. Продукты были отобраны с тщательностью и заботой, но ничего от главного телохранителя отца принцессы, к сожалению.

В неподвижном воздухе самого тихого часа ночи, под серой темнотой неба над городом Шаш сгущались сны. Над крышами домов, вдоль неразличимых в темноте пешеходных дорожек и пустынных улиц. Над безмолвными площадями, монотонно шумящими фонтанами и едва различимыми силуэтами памятников. Хорошие сны и тяжёлые, простые и замысловатые. Наполненный нежностью скучающего по любви сердца, бродил среди них и сон Вара.

Не встретиться ему со сном Зары в эту ночь. На то, чтобы уснуть, не было никакой надежды. Предметы за спиной растворились в черноте зеркала вместе со стенами, потолком и полом. Пересекающая комнату неподвижная полоска света от уличного фонаря пролегала по гладкой коже выемки груди, по животу и исчезала где-то между бёдрами внизу. Полоска осветила вмятину от прижатого к груди большого пальца правой руки. Остальные пальцы руки тоже охотно отзывались в темноте на упругое сопротивление её плоти. Только соски ощущали движение воздуха от окна. Она посмотрела в свой едва различимый левый глаз. Правый растворился вместе со всем остальным. Сквозь невидимый зрачок, глубоко внутрь себя. Заблестела в слабом свете слезинка. На улице и в доме было тихо. Не забыла ли она закрыть дверь? Справа тикали невидимые часы. Где там маленькая стрелка? Два? Три? Тело не знало, как освободиться от нарастающего неспокойствия, и ожидало испуганно и терпеливо.

Ой, пришло. Зара беспомощно придавила живот обеими ладонями и замерла. За первой мягкой волной сразу последовали сильные, резкие. Остановить их было невозможно, она быстро прекратила своё слабое сопротивление, привалилась к спинке стула и раскинула в стороны расслабленные ноги. С тихим удовлетворением чувствуя, как замирает ночной город. Город знал своих шаш.

Одна за другой неудержимые волны стали выходить из неё, наполняя сердце испугом. Нечего бояться. Они не приносили никакой боли, напротив, облегчение. Зара задышала глубоко и прикрыла глаза, беспомощная и всесильная, выталкивая из себя с силой и сожалением нежеланные чувства. Нежеланные? По щекам покатились быстрые струи.

Она почувствовала, как за спиной, за двумя толстыми стенами квартиры отозвалась во сне её мама. И подружка этажом выше. Еще несколько шаш их многоквартирного дома. Откликнулись в соседних домах. Невидимые волны покатились по безлюдным улицам. Они проникали в тихие жилища, усиливались поддержкой тёплых животов и устремлялись дальше.

Волны быстро поглотили тенистые одноэтажные районы округи, прошли без сопротивления сквозь скопления высотных домов в центре. Достигли окраин города, продолжили движение по селениям вдоль дорог, а затем быстро угасли, неподержанные, в пустоте безлюдной земли. Следом приходили новые.

Ровное, едва различимое гудение наполнило ночной воздух. Не лаяли собаки, не мяукали кошки. Отзывались только дающие жизнь животы. Белые и смуглые. Упругие и не совсем. Неспокойные. Во все времена немало таких в большом городе. Их мучили обиды. Свои и чужие. Прошлые и грядущие. Свежие и уже почти забытые. Обманутые надежды и невыполненные обещания. Есть желающие выслушать? Устало вздыхал Шаш. Уже совсем поздний час. Но сделать ничего нельзя, только переждать.

Давно так много не накапливалось в городе. Большое волнение. Беспокойные сны виноватых стали проникать и в самонадеянные, твердые головы. Заворочались тела, задвигались ноги, напряглись шеи. Поделом. На мокрые щеки Зары легла прячущаяся в темноте улыбка.

Посреди этого смятения, в своей любимой кровати, ещё не забывшей мягкие изгибы зада Зары, под защитой принцессы спал Вар, чувствительные окончания и сердце в приятном расслаблении.

*

Говорят, что пришла однажды шаша к тенистому месту под большим деревом, склонившим ветки над быстрым каналом. Прикрыла руками своё мокрое лицо. И Солнцу не осушить эти солёные струи, куда уж там тёплому ветерку. Капля за каплей они просачивались сквозь прижатые друг к другу пальцы и падали на сухую глинистую землю. Журчала в завихрениях вода. Холодная, спешащая.

Нет во всей долине другого места, куда могла бы шаша принести свою обиду и боль. Ни к родным, ни к друзьям, ни к тому шашу, которому случилось поверить её сердцу. Но верить никому нельзя. Кто возьмётся разубедить в этом молодую шашу? Она подняла свои глаза наверх, в сторону скрытого за густой пыльной листвой Солнца. Она обратила свой взгляд на далёкий горизонт в дымке дрожащего воздуха. Не видно Белых гор. Если идти долго, долго, можно достичь их высот и стать там одной из бесчисленных ледяных глыб. Она легла животом на пыльную тёплую землю. Стать твоей частью. Никто не посмеет обидеть. Никто не пойдёт против твоей силы. Сердце шаши желало силы. В нём было мало места для покорности. И прощения.

Приятна земле тяжесть созревшего тела. Мягкость живота, упругость груди, тепло влажной щеки. Зачем тебе эта сила и эта твёрдость? Слишком тяжёлая ноша для молодой шаши. Зачем она тебе? Выплачь свои обиды и пусти их по ветру. Дай им затеряться в безлюдных землях, раствориться в горячем воздухе пустыни, унестись по другую сторону гор. Так будет легче и тебе, и мне.

В плотной глине отдавался стук непокорного сердца. Оно не верило. Не желало оно мириться, прощать и забывать. Не знало как. Помоги!

Непросто земле. Нельзя так обижать моих шашей. Как не пожалеть непослушную? Трудно тебе будет в жизни. Помоги, стучало сердце.

Возьми от меня, согласилась земля. Мы с тобой одного предназначения. Пришло снизу волнение и достигло распластанного тела. Из самых глубин, неудержимое и неоспоримое. Наполнило тихой надеждой забившееся с новой силой сердце. Заколебался маленький пупок на белом животе. Шаша повернулась на спину, чувствуя, что не в силах совладать со своим телом. Пришёл испуг, пришло облегчение, пришла тихая радость.

*

Сумки в руках тяжелели. Приподнятое настроение, с которым они вошли внутрь через большие ворота, улетучивалось. Пора закругляться. Прохладные, полуденные тени уже легли на грязный асфальт, на большие и маленькие кучи плодов, на торговые прилавки и на лица людей. В осенних запахах базара преобладали сладкие ароматы дынь, персиков и ещё бог знает чего. В это время года настоящий шаш обязательно заглянет по дороге с работы на один из главных рынков города. Или на небольшой местный базарчик. А такой урожайной осенью уж по крайней мере остановится возле торговцев, расположившихся на оживлённом перекрёстке.

Народу прибывало. Старающиеся казаться незаинтересованными, продавцы внимательно следили за обтекающей прилавки деловито-озабоченной толпой покупателей. Многолюдие и шум не раздражали утомлённых к концу дня горожан, наоборот, редкое сердце оставалось равнодушным среди такого изобилия.

Вар тащился позади друзей и не участвовал в выборе и торгах, только в помидорном ряду решил предложить своё мнение, проигнорированное более энергичными друзьями. Наконец они подошли к концу списка, оставалось купить большую дыню, что, теоретически, должно было быть совершенно простым делом. Город завален превосходными дынями. Выбирай любую – не ошибёшься. Но разве за простотой приходят на базар настоящие шаши? Друзья прошли несколько раз мимо большого количества одинаковых на вид груд дынь и неизвестно отчего остановились у одной из них. Устали, наверно, подумал Вар. После непродолжительного торга каждый съел по маленькому кусочку “на пробу”, и тяжёлая дыня нагрузила руки самого высокого из троицы.

Спешить, конечно же, было не нужно, их не ждали раньше шести часов. Они донесли сумки до пивного бара у главных ворот и аккуратно разместили их под одним из высоких столиков. В баре было шумно. Первая кружка прошла без задержки. Они взяли ещё по одной. Лучи Солнца пробивались через густую листву деревьев и слепили Вара. Перемещаться не хотелось, он прищурил глаза, ощущая приятное тепло на веках. Слева донёсся голос невидимого Длинного.

– Ещё по одной?

Вопрос остался без ответа. Нагружаться было рано, вечеринка начиналась в семь часов. Они взялись за сумки, вышли из бара, дотащились до дороги и остановили такси.

Дверь открыла хозяйка квартиры в аккуратном передничке и с подкрашенными глазами и губами. Вместе с несколькими подружками они уже почти завершили приготовления. Сумки были занесены на кухню и разгружены. Вар переместился на балкон и присел на шаткий деревянный стул. Из кухни доносился шум и оживлённые голоса, откуда-то слышалась музыка.

В пользу вечеринки было то, что она организовалась спонтанно, без какого-либо повода или специальной даты. Против – то, что собирались только свои. Ни неожиданных встреч, ни новых впечатлений. Зато можно было рассчитывать на хорошую еду, непринуждённую атмосферу и, возможно, интересный спор. Вар пребывал в хорошем настроении.

Вит всё же удивил тем, что пришёл с броско одетой незнакомой большинству гостей шашей. Мужская и женская реакция на неё, как водится, не совпали, но улыбка на лице Вита вызывала сходные мысли у всех. Уголок его рта характерно оживился, когда он представлял свою подружку. В глаза бросались её короткая юбка и замысловатая причёска, в которую входили чёлка и яркий бантик, молчаливо одобренные Варом. Незнакомка повела себя очень тихо, и через некоторое время о ней забыли. Почти все.

После обычного спора о том, дожидаться ли опаздывающих, пришло время садиться за стол. Задвигались блюда с едой и тарелки, застучали ложки и вилки. Последовала серия быстрых бокалов вина и рюмок водки, дежурные шутки и фразы иссякли, образовалось несколько территориальных кружков разговоров, прерываемых со стороны просьбами передать что-нибудь с другого конца стола. Быстро исчезали с больших блюд салаты и бутерброды, из кухни доносился запах поджаренного мяса, там давно стояли наготове нарезанные картошка и лук.

В их дружной компании протекало совсем немного, хорошо скрываемых к тому же, подводных течений. Ничто не угрожало ожиданиям приятного веселья, они были ещё очень молоды. Вар по привычке боролся с желанием быстро утолить закусками голод и не оставить места для какого-то нового главного блюда, объявленного кухней. Пахло оттуда очень хорошо, что только возбуждало аппетит, он уже почти соглашался последовать совету Длинного и налечь пока на водку.

Растянуть аппетит не удалось. Когда главное блюдо наконец торжественно внесли, Вар находился в состоянии полного насыщения и равнодушно смотрел на испускающие дымок груды на больших тарелках. Его равнодушие осталось незамеченным на фоне возобновлённого возбуждения. За столом сидело много молодых ненасытных желудков. Все выпили ещё.

Ручка громкости магнитофона была повёрнута вправо до упора и потом ещё чуть-чуть, но громкости звука всё равно не хватало. Наверно, потому, что часть звука уходила сквозь раскрытые окна в темноту двора. Навстречу звуку в комнату из темноты проникали благосклонно встречаемые танцующими свежие волны прохладного воздуха. Некоторые из разгорячённых тел соприкасались намеренно, остальные просто натыкались друг на друга в тесноте. Не нужно искать встречи с незнакомыми кокетливыми глазами, наслаждайся музыкой, движениями тела и предавайся своим мыслям. Можно даже делать вид, что не замечаешь чрезмерных стараний своей непрошеной партнёрши. Под заразительный ритм Вар с удовольствием растрачивал накопленную в организме после плотной еды и выпивки энергию. В углу, у окна, Рэм радостно крутился возле незнакомой шаши. Видимо, ему тоже приглянулся её бантик. Трудно было определить, нравится это бантику или нет, но Рэм никогда не обращал внимания на такие пустяки. Его рука уверенно лежала на тонкой талии. Вита не было рядом.

Утомлённый, Вар вышел в другую комнату, сел на стул и вытер мокрый лоб. За полупустым столом оживлённо беседовали, Длинный разливал вино и водку. Вар взял в руку бокал с вином и подумал, заметно ли остальным напряжение между ним и Зарой. Они совсем не обращались друг к другу.

Обсуждались заполнившие остывающий после летнего зноя город слухи о событиях в отдалённом месте долины. Слухи никогда не иссякают в городе Шаш, лишь заменяются новыми, усиливаются и слабеют. С незапамятных времён они служат горожанам самым надёжным источником сведений о событиях в их мире – окружённом горными грядами уголке земли. Нехитрое умение различать среди них вздорные и достоверные постигается шашами в юном возрасте, когда они привыкают немедленно верить почти всем историям, распространяемым в родном городе. За исключением самых невероятных, которые требуют немного больше времени, чтобы к ним привыкнуть. Слухи передаются на работе, на базаре, в трамвае, редкие передаются только между близкими людьми. Игнорировать их шаш попросту не может потому, что в противном случае ему остаётся полагаться лишь на сообщения, исходящие от правителей города – смешная для здравомыслящего шаша мысль. К тому же горожанам редко предоставлялась возможность услышать что-либо сверху. Чаще всего оттуда доносится молчание. Как будто ничего не произошло.

В этот раз всем, даже самым большим скептикам, было ясно, что произошло что-то ужасное. Убивали людей, сжигали дома.

– Говорят, что сгорело несколько улиц, не щадили никого, даже маленьких детей, насиловали. Это ужасно.

– Я тоже слышал, что погибло около двухсот человек. Никто не пытался их остановить в течение двух дней. Говорят, что были огромные толпы. Соседи убивали соседей.

– Коренные всегда их не любили. Они живут богаче и немного заносятся.

– Одно дело не любить, другое – убивать. Ужасно.

– Я был в тех местах. Они действительно довольно заносчивый народ, и дома у них намного богаче.

– Весь народ не бывает заносчивым, они такие же люди, как все, – не удержался заметить Вар, не рассчитывая на всеобщую поддержку.

Шаши притихли за столом, поглощённые невысказанными мыслями, глубоко встревоженные вторжением из, как им хотелось бы думать, чужеродного мира, бесцеремонно напомнившего о том, что они действительно разные. У них кожа разных оттенков, волосы разного цвета, лица разной формы. Они не привыкли смотреть друг на друга такими глазами, но уже хорошо знали, как много вокруг глаз, от которых никогда не ускользают столь важные детали. Рождённые и воспитанные своими разными родителями, впитавшие в раннем детстве опыт и мудрость своих народов, гордость и обиды, древние и ещё свежие, предубеждения и страхи, они молчаливо признавались, что встречают эти глаза повсюду вокруг себя. Даже среди родных и близких. Им была хорошо знакома и вполне понятна их первобытная природа. На том и держится мир, что родители передают детям всё то, что передали им их родители. Да ведь больше и нечего передавать, пожалуй. И чья это вина, что гордость и самоуважение прорастают на той же почве, что нетерпимость и ненависть?

– В городе это тоже чувствуется. На базаре невозможно торговаться, коренные, особенно молодые, отвечают очень грубо.

– Ерунда, мы были сегодня на базаре и ничего такого не заметили, – возразил Вар и повернулся к Длинному за подтверждением. Длинный был уже совсем хороший и улыбался в ответ.

– Тебе уже хватит.

Длинный продолжал улыбаться.

– Поодиночке они не очень храбрые, но если соберутся вместе, то быстро храбреют, – авторитетно сказал, появившийся из другой комнаты потный Рэм. Вит, наверно, оторвал его от своей подружки. Вар пытался угадать, как глубоко он добрался. Не глубоко, если не удалось вытащить её на улицу. А может, и удалось. На лице обычное самодовольное выражение.

– В толпе все храбрые, не только коренные.

– Они особенно.

– Ты-то откуда знаешь? Ты никогда и не видел такой толпы.

– Я знаю. Кто разливает?

Длинный немедленно засуетился, опрокидывая стаканы.

– А может, хватит, мальчики?

Водка и вино были разлиты и выпиты после короткого тоста. Несколько шуток – и разговор вернулся к волновавшей всех теме.

– Они считают, что будут жить лучше, если мы все уедем отсюда, – произнесла Зара с раздражающей безапелляционностью, замеченной, возможно, лишь одной парой чутко настроенных ушей.

Это неприятное для многих участников разговора утверждение зависло в тишине, неоспоренное. Большинство из друзей были шашами второго поколения, их родители приехали в город из разных мест, по разным обстоятельствам, осели и решили остаться в Шаше навсегда. Дети хорошо понимали родителей. Как можно не любить их прекрасный город? Они привыкли считать родными каждую его улицу, каждое дерево, каждую пыльную дорожку. И полную луну, и прохладу быстрой воды каналов, и неутомимое Солнце. И ласковое прощальное тепло осени, и облагораживающее цветение раннего плодового дерева, и густой аромат колючей розы. В встревоженных сердцах покалывало от несправедливости. Их считают чужаками. Они не имеют такого же права на эту землю, как живущий здесь издавна народ.

– Да не считает так большинство. Чтобы разжечь страсти, нужно совсем немного идиотов, а их любой народ производит в достатке, – устало и немного раздражённо сказал Вар.

Он не чувствовал силы в своих словах, но предложить другие затруднялся. Справедливо или не справедливо, все знают, что так устроен мир.

Невесёлый разговор прервала популярная в то время в городе мелодия. Загремевшая вдруг в соседней комнате, она заставила всех без исключения подняться с места. Они протиснулись поближе туда, где играла музыка, и через некоторое время испытали вместе редкий момент гармонии душ и тел. Струился обильно пот, раскраснелись лица, тела наслаждались свободой движений и родством тесноты. Едва закончившись, мелодия заиграла снова и затем ещё несколько раз. Пришедшая из-за гор, из мест, где её давно вытеснили новые модные мелодии, она наслаждалась своей властью над молодыми шашами.

Пришёл момент, когда все устали удерживать Длинного от откупоривания ещё одной бутылки водки. Пора было собираться домой. Они вышли толпой на улицу и громко согласились, что вечеринка удалась. Приятная свежесть ночи легла на их прикрытые кофточками и пиджаками плечи. Они шагали по разбитому асфальту их города, возбуждённые и усталые. Ночной Шаш с родительской улыбкой прислушивался к их голосам и вместе с ними вдыхал обещания молодой жизни, как будто скинул с себя несколько тысячелетий. Он любил их всех одинаково.

*

– Неужели придётся выпить и эту бутылку? – тоскливо размышлял Вар. “Размышлял”, впрочем, не совсем правильно описывало мучительные процессы, протекавшие в его плохо поддающейся контролю голове. Ситуация усугублялась ещё и тем, что время от времени он переворачивался вверх ногами вместе со скамейкой, на которой сидел, и с трудом возвращался в нормальное положение. Он успешно пока боролся с наваливающейся нагло асфальтной дорожкой парка. Он понимал, что пьян, ругал себя за глупость и надеялся терпеливо переждать, пока всё это закончится. Он понимал, что облегчение придёт.

Слева на скамейке громко спорили Рэм и Ляш. Сущность их спора была понятна Вару как раз настолько, чтобы раздражаться по поводу её неуместности. Он чувствовал себя покинутым. Неоткрытая бутылка стояла на земле, одиноко и угрожающе, почему-то прямо перед ним. Вар боролся с желанием пнуть её ногой. Этого ему бы не простили. Они где-то потеряли Вита.

Вечер начинался хорошо. Дождавшись появившегося на час позже условленного времени Рэма, друзья покинули готовящуюся к закрытию забегаловку и отправились в путешествие по ночному городу, предварительно предоставив опоздавшему возможность “догнать” остальных. Впрочем, догнать их уже было невозможно, так же как и вступить в одну и ту же реку дважды. Рюмки опрокидывались одновременно, только делалось это быстрее, чтобы помочь товарищу войти в атмосферу без ненужной задержки.

Спиртное шло хорошо, слишком хорошо. Вар должен был помнить, чем это заканчивается, но какую глупость не совершишь в хорошей компании? На раздумья не было времени. Посидев немного в одном оживлённом месте утихающего на ночь Шаша, они спешили в другое, шумные, вызывающие то благожелательные, то раздражённые взгляды, чувствующие себя вольготно под покровительством любимого города. Родительские деньги быстро исчезали, становилось очевидным, что в этот вечер рекорда не побить.

– Не надо было покупать водку. Вот бляди!– сожалел Рэм.

– Да, на портвейне протянули бы дольше.

Разумеется, все понимали, что у них не было выбора. В предыдущем месте они приметили двух симпатичных шаш, которые согласились разделить с ними столик. Портвейн отменялся. Стоит ли упоминать, что и в этот раз ни у кого не было времени подумать. Сильно отвлекали две пары ярко накрашенных глаз, две очень короткие юбки и одна пара больших грудей. Шаши охотно и хорошо танцевали, так что нельзя сказать, что деньги были потрачены абсолютно без пользы. Несмотря на то, что парочка вдруг незаметно исчезла.

В месте, которое предполагалось быть последним в тот вечер, они встретили двух знакомых ребят и организовали большой шумный столик. Слишком шумный на вкус некоторых завсегдатаев. Было уже около полуночи, когда их вдруг окружила группа хмурых и большей частью нетрезвых шашей. После серии недоумённых вопросов и раздражённых ответов выяснилось, что один из друзей (вожак группы указывал на Рэма) толкнул кого-то по дороге в туалет и не извинился. Запоздалые извинения отвергались. Вожак, молодой парень с наглыми глазами, вызывал у шестёрки нарастающее раздражение, которое им, благоразумно, удавалось пока удерживать в себе. Их головы слегка протрезвели, Ляш начал осторожные переговоры. Подошла официантка, предупредила не затевать ничего внутри и отошла. Это только придало веса требованиям другой стороны выйти на улицу. Выходить друзьям не хотелось. Хмурых шашей было в два раза больше. Убедившись, что противников не выкурить на улицу, оскорблённая сторона шумно вышла из кафе и расположилась у входа с явным намерением дождаться обидчиков. Веселье возобновилось с подозрительным энтузиазмом. Друзья быстро разлили открытую бутылку и заказали ещё одну. Нерешительные попытки Рэма выйти на улицу решительно прерывались.

Наконец кончилось спиртное и деньги. Было уже совсем поздно, кафе опустело, на другой стороне улицы маячили тёмные фигуры поджидающих. Они, похоже, никуда не торопились. Официантка подошла ещё раз и, поглядывая благосклонно на Ляша, предложила провести их незаметно через служебный вход. Предложение, принятое бы каждым по отдельности, было отвергнуто группой. Они вышли на освещённую тусклым светом улицу и остановились у входа в кафе.

После нескольких глубоких вдохов очистились лёгкие, просветлели головы. В руках противников не было видно никаких предметов. Могли прятать. По виду не очень угрожающие, некоторые, пожалуй, моложе друзей. Но их было многовато. Позади них виднелись ворота потерявшего в темноте очертания парка. Друзьям нужно было пересечь этот парк, чтобы поймать такси или случайный автобус.

– Привет! – перед Варом вдруг показалось знакомое лицо.

– Рин! Ты что тут делаешь?

– Вот, гуляю с друзьями.

Вар обратил внимание на троих курящих парней неподалеку.

– Я тебя заметил ещё в кафе. Что, к вам пристала эта шпана?

– Да, козлы какие-то.

Встреча с Рином, с которым они не виделись с окончания школы, была бы приятна Вару при любых обстоятельствах. Он представил своего одноклассника друзьям. Подошли приятели Рина. Они казались старше и матёрей шестёрки, но держались дружелюбно. Один из них знал место, которое закрывалось очень поздно. Было решено немедленно отправиться туда. Вместе с подкреплением они без колебаний приблизились к молчаливой группе. Благоразумный Ляш ещё раз предложил, в этот раз выслушанные с вниманием, извинения. Обе стороны нетерпеливо переждали, пока закончится многословный обмен между Ляшем и вожаком, и, наконец, мирно разошлись.

После этого, следуя тёмными аллеями, компания пересекла парк и уверенно зашагала по безлюдным улицам. В раскрытые окна тихих спален города неожиданно врывался быстро угасающий шум их громкого разговора. Одни бессонные уши слышали начало хмельной фразы, другие – её окончание. Друзья не стеснялись в словах, оставляя после себя где раздражение, где неудовлетворённое любопытство. Никому не приходило в голову говорить тише. На других улицах звуки их голосов отражались от стёкол пустых зданий и наполняли гулким эхом приятный, прохладный воздух ранней осени. Неясные полутона ночи наполняли пьяные головы такими же неясными ожиданиями, немедленно затем испарившимися в душном, прокуренном воздухе места их последней в ту ночь остановки. Они с трудом нашли двери забегаловки и были рады обнаружить там ещё людей и, главное, спиртное.

Рин и его друзья только недавно вернулись из срочной службы, на них ещё была свежа печать армии. Порции водки в стаканах и частота опрокидывания возросли, несмотря на то, что платить за спиртное приходилось уже по ночной цене. Откуда-то всё ещё появлялись деньги. Друзья держались из последних сил.

Вар начал потихоньку халтурить, не допивать, надеясь, что его уловка остаётся незамеченной. Они с Рином успели вполне связно вспомнить свои недавние школьные годы и обсудить одноклассников. И посетовать на то, что не видятся чаще. Рин жил в населённом преимущественно коренными квартале, как раз через дорогу, напротив дома Вара, в десяти минутах ходьбы. Им было по дороге в школу и из школы. Вару всегда нравилась немногословная, уверенная, в то же время немного застенчивая манера Рина. Обоих отличала постоянная готовность гонять мяч. Они всегда старались играть в одной команде и с удовольствием продолжили бы обсуждать памятные игры и моменты, если бы не отсутствие интереса у их нетрезвых товарищей.

В головах участников кутежа, несомненно, появлялись мысли о случайности их компании. По крайней мере, в некоторых головах. Шаши таких разных корней редко оказываются за одним столом. Разве что в молодом возрасте. Впрочем, чужеземцу они наверняка показались бы довольно схожими между собой. Одеждой, речью, манерами. Ведь живут рядом, на одной земле, в одном городе, дышат одним воздухом. Нетренированному глазу непросто заметить отличающие их детали.

Глаза шашей в этом возрасте, разумеется, хорошо тренированны. Все из компании Рина, включая его самого, были коренные. Пьяные языки осторожно обменивались мнениями о погромах в дальнем уголке долины.

– Э-э, правильно сделали. Кто их звал туда? Они очень наглые, не дают коренным прохода. Захватили лучшие земли, понастроили большие дома. Это наша земля, – неожиданно вмешался один из самых молчаливых друзей Рина. Вар не запомнил его имени, но не это беспокоило его.

– Как может быть правильным убивать людей? Говорят, что в домах сгорели дети и старики.

– Пускай уезжают туда, откуда приехали.

Этот шаш был как будто совсем из другого мира. Впрочем, сам факт обсуждения такой темы говорил в пользу взаимопритяжения молодости и родства сыновей любимого города. И теплоты отношений двух хороших друзей.

– Они оказались на этой земле не по своей воле. Их насильно привезли сюда, ты же сам знаешь, – заметил Вар, ища поддержки у Рина. Рин неопределённо кивнул головой.

– Всем слухам верить нельзя. Нас там не было.

– Тоже верно.

– Вот бляди! – Рэм в очередной раз вспомнил об исчезнувших танцовщицах.

Разговор живо переключился на тему, по поводу которой за столом не могло быть никакого разногласия. Рэм предложил немедленно отправиться на поиски шустрой парочки. Так просто им бы уже не ускользнуть. Душам и особенно телам хотелось отыскать кого-нибудь, но ничего, кроме беспокойных снов, этой ночью уже не могло случиться. Поздно. Наконец по-настоящему кончились деньги.

После того как они многословно расстались с компанией Рина, потеряли Вита и оказались на скамейке в парке, Ляш и Рэм душевно разговорились. Бессвязно и горячо, почти не слушая друг друга, они открывали сердца и судьбы своих народов. Вар лишь находил силы раздражаться на то, что друзья не обращают внимания на его страдания, оставив лицом к лицу с угрожающей бутылкой. Мысль о её содержимом вызывала в нём нехорошие чувства. Высказывать недовольство он был не в состоянии, несмотря на большое желание.

Это было последнее, что Вар запомнил о той ночи. Память о последовавших событиях или совсем не задержалась в его голове, или очень быстро покинула её. Чистые ячейки памяти быстро заполнялись, против желания Вара, живым пересказом Рэма, с которым, по словам пересказчика, Вар не разлучался вплоть до нелёгкого пробуждения утром.

Раздражающе бодрый и довольный собой Рэм не скупился на детали, оспорить которые было некому. Рассказ начинался с его усилий поймать такси и одновременно держать Вара в вертикальном положении. После нескольких неудачных попыток он оставил эту затею, уложил неустойчивое тело на скамейке и сумел наконец остановить такси, водитель которого, несомненно, много раз пожалел о том, что посадил их. Вар слушал, болезненно напрягая лоб, о том, как он громко ругался и рвался с заднего сиденья объяснить шофёру что-то из того, что было в его пьяной голове. Как водитель постоянно оглядывался назад, несмотря на заверения Рэма, что его друг совсем безобидный, только немного поддатый.

По требованию Вара такси привёзло их не к его дому и не к дому Рэма. Они высадились в незнакомом Рэму и хорошо знакомом Вару районе города. После этого Рэм, следуя указаниям друга, вел его к заветной двери. Проблема была в том, что указания или покидали уже невразумительными рот Вара, или доходили до этой кондиции в голове Рэма. По оценке Рэма, а больше оценку давать было некому, они нашли нужную дверь по случайности, после того как разбудили и напугали много спящих домов в округе. Из открытой двери показалось сначала сонное и хмурое лицо папаши, затем, после продолжительной паузы, кругло-удивлённое лицо дочки. Таким, по крайней мере, рисовал его себе Вар потому, что он действительно ничего не помнил. Он абсолютно ничего не помнил, но был уверен, что его сердце забилось бешено тогда при виде этого лица.

*

Что было особенного в этом лице? В этом Вару, наверно, никогда не разобраться. Он сам перестал думать о нём как об очень красивом. Тонко выщипанные брови, густо накрашенные ресницы. Хозяйка лица не обладала ни изысканным вкусом, ни особенным изяществом. Сердце Вара согревал вид гораздо более утончённых и привлекательных шаш. Ни одна из них не имела над ним такой власти.

В то время Вар, разумеется, не был способен на подобные рассуждения – здравого рассудка. С момента, когда он впервые заметил это лицо среди зимней толпы на автобусной остановке, прошло много времени, прежде чем рассудительность опять стала задавать тон в его голове.

Первые несколько месяцев он довольствовался тем, что видел её на расстоянии, несколько раз в неделю по дороге на занятия. Им было в одно и то же место. Его настроение в такие дни заметно отличалось от дней, когда встреча не случалась. В автобусе они непременно обменивались взглядами, он знал, что она догадывается. Её лицо казалось ему совершенно прекрасным.

Затем пришло чудесное утро ранней весны, когда он решился догнать её, быстро шагающую от автобусной остановки с группой шаш.

– Извините, можно с вами познакомиться?

Группа остановилась на несколько секунд, бросила на него быстрые взгляды и снова продолжила движение. Они остались стоять вдвоём среди живого потока, на расстоянии протянутой руки друг от друга, испытывая волнение от их первого сближения. Аромат духов, два больших кольца серёжек, тонкая золотая цепочка на белой шее и ни тени смущения в весёлых глазах.

– Меня зовут Вар.

– Лала, – нежные интонации голоса ускорили и без того быстро стучащее сердце. Её улыбка и взгляды говорили о благожелательном приёме. Вар, разумеется, и не ожидал другого. Он без труда развлекал свою спутницу разговором, пока они медленно шли к большому зданию. Толпа исчезла внутри, вот-вот должен прозвучать первый звонок.

– Давайте встретимся после занятий.

– Я заканчиваю сегодня в двенадцать часов.

– Хорошо, я буду ждать вас здесь в двенадцать,– его лекции заканчивались, кажется, в час дня.

– Пока.

Она повернулась и быстро зашагала прочь. Короткая в обтяжку юбка, стройные ноги нет-нет пошатнутся неуверенно на высоких платформах босоножек. Волнующий силуэт. В отличном настроении, Вар направился в свою сторону.

Приподнятое настроение, впрочем, не покидало его с момента пробуждения тем памятным утром. Как было не радоваться жизни, когда в город Шаш пришла весна? Как всегда, неожиданно и стремительно, застав уставшие от зимы тела всё ещё прячущимися в тёплую одежду и обувь. Распахивались или вовсе сбрасывались тяжёлые зимние куртки, со вспотевших голов переходили в руки шапки и платки. Снимались свитера и расстёгивались воротники рубашек.

Только молодых шаш женского пола никогда весне не удаётся застать врасплох. Они уже были давно готовы и с достоинством и с вызовом открыли шеи, плечи, руки и ноги ласковому весеннему Солнцу, тёплому ветру и нескромным взглядам. Среди взглядов попадаются порой и осуждающие, но молодым шашам нет до них никакого дела. Разве возможно всё это скрыть? Белизна женской кожи не уступала ослепительному цветению ранних цветов и деревьев. Нагретый воздух жадно впитывал испускаемые отовсюду дурманящие ароматы.

*

Рэм утверждал, что не присутствовал при разговоре, что оставил их одних, подождал Вара у подъезда, после чего они сразу отправились к Рэму домой. О содержании ночного разговора, если таковой состоялся, можно было узнать только от Лалы. Вар с молчаливым удовлетворением отметил отсутствие в себе сильного интереса. От этой мысли по страдающему телу прокатилась приятная, приносящая облегчение волна. Ещё один признак того, что наваждение сошло на нет. Даже с расстояния почти целого года он не был до конца в себе уверен.

Он не отнёсся серьёзно к предложению Рэма выпить вина для облегчения и терпеливо пережидал, развалившись на диване. Диван был самым желанным местом в комнате, Вар оказался на нём первым и не спешил покидать, зная, что он будет быстро занят другим нуждающимся в комфорте телом. К его удовлетворению, Рэм тоже чувствовал последствия вчерашней ночи, события которой были ещё совсем свежи в их несвежих головах. Ленивая беседа прерывалась длительными паузами. Друзья находили облегчение в привычном времяпровождении. Рэм в свойственной ему манере вдруг вспомнил, что, уходя от Лалы, Вар крикнул в открытое окно, что позвонит ей утром. И это воспоминание можно было проверить только одним способом, Вар по-прежнему не был расположен это сделать. Рэм почему-то настаивал. Последовала долгая и маловразумительная перепалка, в конце которой Вар лениво подумал, что на его друга тоже подействовали чары круглого лица. Он немедленно посмеялся над этой мыслью. Скорее подействовало всё то, что располагалось ниже лица. Упругие груди, которые Вару было дозволено подержать в руках только несколько раз, тонкая талия и аппетитные бёдра.

Наконец пришло облегчение. Чтобы убедиться, что он может удерживать вертикальное положение и что шаги перестали отдаваться в голове, Вар оторвался от дивана и сделал пробную вылазку в туалет. Отправляясь домой, он неожиданно для себя решил, что позвонит Лале позже вечером. Сердце застучало возбуждённо и испуганно.

*

Было приятно услышать её голос. Много месяцев прошло с их последней встречи, если, конечно, не считать вчерашней, не сохранившейся в его памяти. Это был голос ласковой, нежной Лалы, который ушам Вара доводилось слышать довольно редко. Так, по крайней мере, он считал. Если бы только было кому спросить у Лалы, что она думает по этому поводу. Возможно, что интересующийся узнал бы много неожиданного. Возможно, что, если бы интересующимся был Вар, он снова бы увидел свою бывшую подружку прежними глазами. Она скучала по тем глазам. Но гордость и разочарование увели Вара далеко в другую сторону, в его голове крутилось… Бог знает что крутилось в его голове. Они договорились сходить в кино, он был уверен, что в этот раз она не опоздает.

Пожимая её мягкую руку, он с удовлетворением ощутил своё преимущество в её присутствии. Неуязвимость незатронутого сердца! Почти. Они разговорились, как будто расстались только вчера. Он отметил короткое платье кремового цвета, туфли в тон и шерстяную кофточку на прямых плечах. Поправилась? На круглом лице присутствовали все признаки тщательной подготовки, донёсся запах духов. Конечно, в прежние времена его сердце уже стучало бы бешено и рассудок прятался бы где-то в недоступных глубинах головы.

Они встали в длинную очередь за билетами. Лала необычно словоохотливо рассказывала ему о его ночном визите. И быстро заверила, что он вёл себя хорошо. За исключением того, что разбудил всех в доме. Оказалось, что они простояли в полутёмном подъезде около часа, пока Вар пытался ей что-то объяснить. Он спросил, о чём же он говорил.

– Я не совсем поняла, – ответила она.

Вар, конечно же, ей не поверил. На её лице была счастливая улыбка. Забудь о том, что я тебе говорил. Подошла их очередь к кассе.

Красавица героиня наконец показалась почти без одежды и прочно овладела самыми стойкими мужскими сердцами. Остальных в зале уже давно покорили её красивые, загадочные глаза. Чувствительным женщинам и мужчинам ещё было рано плакать. Лала привалилась мягким плечом к его плечу и испускала впустую растрачиваемую нежность. Вар мысленно раздевал то страдающее на экране тело, то испускающее рядом, отдавая небольшое предпочтение живому, и, без особого сожаления, думал о том, что ни то и ни другое не случится. По разным, разумеется, причинам.

Его сердце всё же дрогнуло, когда она пожала ему руку и пошла в сторону подъезжающего к остановке автобуса. Он чувствовал, что она хотела, чтобы он проводил её домой, как, без исключения, всегда делал прежде. Он никогда ещё не упускал возможности продлить их встречу, это было всегда её привилегией.

Автобус отъехал, Вар повернулся в сторону своего дома, в глазах – грусть её прощальной улыбки сквозь стекло автобуса, на сердце – тоже лёгкая грусть и облегчение. Прощай, Лала! Он провёл остаток вечера на диване перед телевизором, сердце в неясном томлении, голова в расслабляющей пустоте. В городе ещё не утихла вечерняя суета, когда он положил голову на свою подушку и заснул.

Его растормошили. Он приподнялся и сел на своём ложе, в приятном состоянии, как после хорошего сна. Он уже, наверно, слишком долго спал. Пещера была полна света, ванночка огорожена чем-то вроде ширмы. Перед ним стояли двое. Один из них, невысокий юноша с гневным лицом, обращался к нему. На правом рукаве его костюма виднелась знакомая эмблема.

– Имя? – услышал он уже, вероятно, несколько раз нетерпеливо повторенный вопрос.

Лицо юноши контрастировало со спокойным лицом второго и уютной тишиной пещеры. Он прислушался – шторм закончился. Нашли. Аварийный сигнал корабля? Можно расслабиться. Он ещё раз посмотрел в сторону ванночки, за ширмой была видна чья-то тень. Врач?

– Вода уже потеряла свои свойства, вам нужно поторапливаться.

– Как ты посмел раздеть мою сестру – лицо юноши опять вспыхнуло.

Второй остановил его жестом и заговорил.

– Не беспокойтесь, пожалуйста. Принцесса в надёжных руках. Мы прибыли вовремя. Отец принцессы, правитель города Шаш, и её брат благодарны Вам за спасение. Назовите, пожалуйста, себя.

– Вар, из рода охотников, – он повернул голову к юноше и продолжил:

– У меня не было другого выхода, вакцина не подействовала. Вода спасла… принцессу. Так лечат от укуса многоножек в наших краях.

Второй молча кивнул головой. На лице юноши появилось выражение усталости.

– Вам не о чём беспокоиться, я обращался с Вашей сестрой как со своей родной. Моё слово.

Юноша тоже кивнул и отошёл в сторону.

В пещеру вошла женщина и скрылась за перегородкой. Через некоторое время укрытую девушку быстро унесли на носилках. Вскоре в пещере остался только второй.

– Простите горячность принца. Я сопровождаю его по поручению их отца.

Он назвал себя.

– Мы доставим Вас, куда Вам будет удобно.

– Я останусь здесь.

– Долго в этих местах не протянуть даже северянину. Мы с удовольствием доставим вас домой.

– Здесь мой дом.

Второй внимательно посмотрел на него.

– Я распоряжусь оставить съестных припасов и

генератор.

Вар кивнул головой в знак благодарности и последовал за ним к выходу из пещеры. Начинался первый после шторма спокойный день, первое Солнце уже показалось почти наполовину. Внизу, у холма, было два корабля. У стоявшего уже прямо разбитого копошились люди. У другого, значительно большего по размеру, работали вхолостую двигатели. Процессия с принцессой исчезла внутри большого корабля, закрылись люки, зашумели двигатели, и он быстро скрылся из виду. Оставшиеся люди продолжали работу над разбитым кораблём.

Он расположился снаружи у входа в пещеру с бутылкой южной водки отличного качества (второй ему положительно нравился) и куском копчёного мяса, намереваясь просидеть так до конца дня. К тому времени когда улетел второй корабль, он уже был в хорошем состоянии.

*

Недели необычно дождливой не по сезону погоды завершились неделей необычно сухой, после чего, неожиданно, на ночной город Шаш выпал первый снег. Как часто случается в этих краях – cовсем ненадолго. Украсившая утренние улицы белизна исчезала на глазах, оставляя после себя слякоть и грязь. Затем началось обильное капание с деревьев и крыш, раздражающее прохожих и птиц, было пасмурно и сыро. Только врождённая уверенность в том, что завтра утром на небе появится Солнце и быстро испарит всю ненужную влагу, помогала шашам поддерживать приличное настроение в такой день.

Да и то не всем это удавалось. Зара укрыла плотнее озябшие ноги пледом. Дома было холодно, время начать обогревать свои жилища по календарю шашей не наступило. Ещё ожидались сухие солнечные дни в этом году. Хорошо, что до вечера не нужно выходить из дома. Зара дочитывала большой роман и одновременно готовилась к предстоящей вечеринке. Она была почти уверена в том, что наденет, и уже позаботилась о волосах, которые высыхали под тюрбаном из полотенца. Все домашние, не обращая внимания на хмурый воскресный день, разъехались по своим делам. Тихо, лишь приглушённый шум машин за стёклами плотно закрытых окон. Можно не стараться скрывать своё настроение и замереть от внезапного и неизбежного прихода мучительных мыслей. Легче переждать их волну, сидя неподвижно в большом кресле, чем пытаться отогнать.

Хорошо, что есть на свете такие книги. Заре нравилось верить каждому её слову. Она жила в ней уже несколько дней. Всё в этом многообразном мире казалось понятней и справедливей, чем в её собственном, ничем не примечательном. Зара проникалась доверием и восхищением к его создателю. Этот человек без труда разобрался бы и в её мире. Погружаясь в страницу за страницей, она наслаждалась уверенностью в том, что вместе с писателем и благодаря ему начинает понимать жизнь. Во всей сложности и простоте. Эта уверенность поддерживалась в ней и после того, как она отрывала глаза от книги и возвращалась в действительность.

К сожалению, не долго поддерживалась и не надолго возвращалась. Роман был большой, она растягивала его как только могла. Побывавшая во многих руках книга раскрывалась без сопротивления и удобно лежала поверх греющей бёдра маленькой подушки. Зара аккуратно распрямляла загнутые уголки страниц. Теперь книга принадлежала ей. Зара узнавала, что делает людей счастливыми и что – несчастными, открывала истины отношений между мужчиной и женщиной. Она хотела верить, что эти истины, простые на самом деле, лишь кажутся сложными. Их можно передать на бумаге простыми словами. Человеку, жившему много лет назад совсем в другие времена, это удалось. Наверно, раньше они понимали мир значительно лучше. Заре казалось, что она соглашается с автором во всём.

Это удивительно, если подумать о том, как долго нанизывалась запечатлённая на бумаге бесконечная вереница слов в её руках. Сколько в ней случайных фраз и короткоживущих настроений автора. Огорчений и радостей дня, разочарований и воодушевлений. Перепалок с женой и наоборот. Зара устало отбрасывала эту назойливую и чужеродную мысль, утомлявшую её и напоминающую о её возможном источнике. О том, о ком она хотела не думать.

– Чепуха, у него не было семьи.

Она посмотрела на свой автопортрет на стене возле пианино. Иногда ей удаётся самой проникать в суть вещей и существ, когда в руках она держит карандаш или кисточку, а на столе чистый лист бумаги. Если бы только можно было всегда носить карандаш в руке. Если бы только хватало смелости верить тому, что видишь. На неё смотрели знакомые и в то же время чужие глаза. У той шаши чудесное настроение. Она проснулась солнечным утром с улыбкой на лице и, не переодеваясь, села рисовать себя, готовая посвятить этому занятию по желанию весь день.