Читать книгу Алгоритм судьбы - Валерий Большаков - Страница 1

Евразийский союз, Российская Республика, Восточно-Украинский регион, Самбат. 2027 год

Крупнокалиберная пуля, словно и не заметив витрину кафе, с тупым чмоканьем впилась в бок соседу Бирского. Тот сидел за столиком напротив – весёлый такой, грузный дядька с пшеничными усами, в сорочке с вышивкой у воротничка.

Пуля провертела дядьку насквозь, выбив тёмный фонтан крови, и скинула мёртвое тело на пол. Следом полетела одноразовая тарелочка с недоеденным шашлычком, выплеснулся кетчуп «за счёт заведения».

Бирский замертвел, а пулемёт продолжал строчить, дырявя витрину звёздчатыми зияниями. Стекло не выдержало, пошло мелкой сеточкой трещин и осыпалось с колким звоном. В кафе будто звук включили – завизжали женщины, застонали раненые, а по Днепровской набережной заметались усачи с оселедцами на бритых головах, орать стали и палить очередями. Основательно долбили «Калашниковы», частили «никоновы», ревели, захлёбываясь, новенькие «дюрандали».

На углу проспекта горел канареечно-жёлтый «лесснер» с шашечками по окоёму, таксист свешивался из окна, а на крыше машины весело зеленел огонёчек «Свободен!».

Двое усатых и чубатых вытолкали на улицу седого мужика в растерзанной белой тройке, подвели к парапету. Потом их обязанности разделились – один достал пистолет и выстрелил седому в голову, другой перекинул убитого в Днепр.

А Бирский так и сидел за столиком, таращился на мертвяков, на сверкавшие разливы реки, на Киев, безмятежно блестевший окнами с того берега.

– Это «оранжевые»! – закричала официантка, выглядывая из-за стойки.

Для Бирского её крик прозвучал как сигнал «марш!». Прижимая к груди планшетку компьютера, он вскочил, опрокидывая стол, и ринулся вон. С разбегу, наткнувшись на озверелую морду «оранжевого», пригнулся и шмыгнул мимо, увёртываясь от волосатого кулака с шипастым кастетом. Рванула граната, вышибая стёкла в магазинчике, волной скручивая и срывая полосатые навесы. В окне второго этажа мелькнуло бледное лицо и тут же перекрасилось в алый цвет. Гнусно взвизгнула пуля. Жилец боднул головой стекло и вывалился на тротуар. Не жилец…

А мужчина с компом-планшеткой бежал, и в голове у него прыгала одна и та же мысль: «Пуля – дура! Пуля – дура!» Дуры эти свистели во всех направлениях, прошивая лапчатые листья каштанов, выбивая искры и короткие звоны из фонарей, тюпая по стенам, словно подчёркивая корявые буквы: «Геть, жиды та москали!»

Добежав до Березняковского парка, Бирский юркнул в заросли. Обнял кряжистый дуб и отдышался. Чувствовал он себя странно, будто попал в сновидение. Кстати, позавчера ему приснилось нечто подобное сегодняшнему кошмару, тоже со стрельбой и погонями. Сон в руку? Скорее уж в ногу…

Отцепившись от дуба, Бирский зашагал прочь, продираясь сквозь кусты параллельно аллее. Выстрелы, то одиночные, то сливавшиеся в очереди, не стихали, постепенно смещаясь к Соцгороду[1].

Впереди посветлело, и мужчина, шатаясь, выбрался на обширную поляну. Тут хватало всяких киосков, аттракционов, а также шашлычных, сусичных, пельменных и прочих закусочных да рюмочных с пивными.

– Сюда, сюда! – замахали ему от забегаловки с пышным названием «Колоссеум».

Бирский поднапрягся и чесанул. Народу в «Колоссеуме» собралось человек десять или пятнадцать. У всех на шеях болтались ленточки с карточками приглашённых на 3-й Физмат-конгресс. Приглашённые сидели на полу, привалясь спиной к пластмассовой стене, – сплошь доценты, профессора и прочий вузовский люд.

– Самбат, господа, – рокотал толстяк со штурманской бородкой, – это название первоначальное, стало быть, единственно законное и верное! Дали его месту сему степняки-сарматы – туточки у них была фактория, где они менялись товарами с венетами-лесовиками… А после уж сюда готы переселились, два племени – гревтунги и тервинги. Тервинги, они звались так от слова «терва», то есть лиственное дерево, а гревтунги – от «гревта», что значит «поле». Нестор-борзописец слукавил и перекрестил их в древлян и полян, выдав за славянский этнос…

– Тише вы! – сердито шикнул на него худой и нервный приват-доцент. – Дайте новости послушать!

Толстяк моментально заткнулся и улыбнулся вымученно:

– Нервишки, господа, нервишки…

Худой встал на коленки и дотянулся до телевизора на стене, прибавляя громкости.

– …А также боевики из «Померанцевой Гвардии», – серьёзным тоном вещал диктор. – Так называемый гетман Мазур выступил с заявлением, в котором он отказался признавать договор 17-го года о разделе территории страны и передаче Левобережной Украины под юрисдикцию Евразии…

– Сволочь оранжевая… – пробормотал профессор в круглых очках, похожий на лысого Чехова, и придвинул запотевший кувшинчик. – Отведайте кваску, коллега. Имбирный! В нос шибает почище слезогонки.

Бирский благодарно кивнул и налил себе полный стакан.

– …Гетман потребовал вернуть Украине город Самбат, который он упорно продолжает называть Восточным Киевом, – продолжал диктор, – а затем, по очереди, Харьковский, Новороссийский и Таврический округа, то есть весь Восточно-Украинский регион. В противном случае, предупредил гетман, «кацапы узнают силу нашего гнева!». Жерар Виньяль из Секретариата ЕС отказался комментировать выступление «Померанцевой Гвардии», заявив «не для прессы», что принятие Белоруссии и Западной Украины в состав Евросоюза было решением поспешным и вообще политической ошибкой…

– «Оранжевые» устроили беспорядки в Полтаве, Симферополе и Чернигове, – подхватила эстафету хорошенькая дикторша со строгим выражением на личике, – а в Самбате идут настоящие уличные бои. «Померанцевая Гвардия» высадилась с катеров в урочище Предмостная Слободка, проникнув туда по Венецианскому каналу и захватив плацдарм возле станции метро «Гидропарк». Большая группа боевиков заняла Осокорки, а основной удар был нанесён в районе Днепровской набережной, откуда «оранжевые» продвигаются к Соцгороду и Старой Дарнице. Полиция не в силах отразить массированные атаки, и ликвидацией бандформирований займутся десантники генерала Жданова…

На этом передача закончилась – случайная пуля раскокала пластину эйдетического экрана.

– Где же он, десант? – застенал толстяк. – Сколько раз говорено было – нельзя Мазуру верить!

– Да кто ж знал… – буркнул худой.

– Надо было знать! – с силой сказал толстый. – Надо было предвидеть такой вариант событий!

Он сердито засопел и обернулся к Бирскому.

– Простите, – сказал он, – я вас, по-моему, видел на конгрессе…

– Да, – ответил его визави рассеянно, – я выступал с докладом по теории случайности.

– Не знаю, – проворчал худой, – стоило ли математику наизнанку выворачивать, чтобы доказать мнимую закономерность случайных явлений…

– Молчал бы уж, худоба! – фыркнул толстяк.

– Сам молчи, жиропупа, – огрызнулся худой и спросил Бирского: – Вы что, действительно верите в предсказания?

– Я физик, а не гадалка! – сердито ответил тот. – И верю не в судьбу, а в теорию случайности. Материалист я и атеист! И при чём тут вообще вера? Теория моя научна, даже слишком, и выходит по ней, что ничего случайного в мире нет, ничего не происходит просто так, у всего есть причина. А будем мы обладать полнотой информации, вычислим тогда казуативные… э-э… причинно-следственные связи по всем векторам. Понимаете? – Он незаметно увлёкся. – Получается, что если мы соберём всю последовательность случайных процессов воедино, если исчислим направления всех мировых линий и учтём меру воздействия всех факторов, то сможем составить алгоритм судьбы!

Худой допил третий стакан и сказал:

– Переведите.

Бирский склонился к «худобе» и раздельно выговорил:

– Я смогу точно предсказать будущее. Хоть на десять, хоть на сто лет вперёд! Весь вопрос – в достаточности информации. Чем она полнее, тем точнее выйдет прогноз. Тьфу, что я говорю! Какой там прогноз? Предвидение! Научное предвидение, основанное на понятых закономерностях случайных событий.

Он прислушался и неуверенно вымолвил:

– Гудит что-то…

Худой оживился. Подполз на карачках к расколоченной витрине и выглянул.

– Наши! – заорал он. – Наши летят! Ур-ра-а!

Он вскочил, срывая с себя пиджак, изгвазданный в земле и траве, и помахал им, запрокидывая лицо в небо. Коротко грохнул «никонов», посылая две пули зараз. Убойная сила отбросила худого на стенку. Захрипев, он медленно сполз по ней на битое стекло, размазывая по пластику кровь.

А гул в небе сместился в область свистящего рокота. Три стремительных конвертоплана, похожих на вертолёты без винтов, с остроконечными крылышками, разнося низкий вой из «бочек» турбин, замедлили свой полёт. Короткие крылья вдруг стронулись с места, провернулись и закрутились лопастями, сливаясь в мерцающие круги. Конвертопланы пошли вниз, сверкая белыми цифрами да красными звёздами. Машины зависли метрах в двадцати над землёй, и десантники в броне начали прыгать на землю. Экзоскелеты гасили удар, бравые парни в шлемах сгибали ноги в коленях, выпрямлялись и мигом занимали позицию, подстригая из «дюрандалей» кусты и цветики на клумбах. С воплем выскочил боевик с оселедцем, вскинул «никонова»… и полетел в траву, прошитый короткой очередью.

– Так их! Так их! – вскрикивал толстяк, размазывая слезы над телом «худобы».

Десантник, заскочивший в «Колоссеум», поднял забрало шлема и гаркнул:

– А вы кто?

– Мы учёные! – заголосили все разом, поднимая руки и пытаясь встать. – Мы на конгресс приехали…

– Лежать! – рявкнул десантник и добавил помягче: – Потерпите пока, а то тут полно оранжевого дерьма. Щас мы зачистим маленько…

Он опустил забрало и бесшумной тенью скользнул в парк.

Бирский глянул ему вслед, посмотрел на мёртвого худого и пообещал себе, что обязательно выведет свою теорию в плоскость практики. Надо, обязательно надо предвидеть такие вот выступления «оранжевых», «красных», «коричневых», «зелёных» – всего спектра нелюдей! А техногенные катастрофы? Изменения климата? Стихийные бедствия? Локальные войны?

Он погладил планшетку компьютера и прошептал:

– Вот клянусь, я превращу тебя в Вещий Мозг Высшей Определённости. Предиктор из тебя сделаю, и больше ни одна тварь поганая не полезет на нас!