Читать книгу Двадцать три часа - Валерий Данилов - Страница 1

Любой уездный городок похож на другой такой же уездный городок. В центре любого уездного городка – площадь с круговым движением, посередине площади – скверик с Ильичом, уверенно смотрящим в светлое будущее, аккуратные лавочки, клумбы с гвоздиками и доска почета. Ныне скверики уцелели далеко не везде, на лавочки и клумбы не всегда хватало городского бюджета, доска почета служила доской объявлений, и только Ильич продолжал убежденно указывать за леса, как бы намекая, что счастье где-то там, надо только немного потерпеть и не падать духом. На голову Ильичу садились голуби, ворчливо оценивали перспективу далекого счастья и, как правило, выдавали однообразную резолюцию, проявляя, таким образом, к Ильичу крайнюю непочтительность.

Юрка Токарев за свою короткую жизнь успел побывать уже не в одном уездном городке, поэтому ему было с чем сравнивать. В его родном Селезнево были площадь с круговым движением, скверик, лавочки, клумбы и заботливо подновленный Ильич, только что на доске почета вместо объявлений о продаже домов были наклеены фотороботы, а голубей с головы Ильича этим вечером согнал снегопад.

Селезнево не был средоточием вселенского зла, и Юрка знал это лучше, чем кто бы то ни было. За три года работы он повидал всякое: кражу кошельков и поросят, бытовые слезливые драки, жестокие ДТП с пострадавшими курами и козлами, при этом куры и козлы имели непосредственное отношение к фауне, а вовсе не были оценочной характеристикой несознательных граждан обоего пола. Летом Селезнево наводняли дачники из ближайшего федерального центра, и тогда случались преступления посерьезней, но зимой городок засыпал. В будние дни в Селезнево народу оставалось немного. Около десяти тысяч человек давно перебрались в соседний райцентр Глебово – покрупнее и побогаче, а то и в сам федеральный центр, поближе к рабочим местам, и в Селезнево появлялись довольно редко. Селезневцы жили мирно, умудряясь находить компромиссы, поэтому серьезных преступлений здесь не фиксировали. Этому обстоятельству, конечно, были очень рады и начальник ОВД, и глава администрации, и местные жители, и дачники.

Чтобы напоминать расслабившимся горожанам о том, что где-то есть другая жизнь, начальник ОВД полковник Красин и распорядился вывесить на доску почета фотороботы. На доске написали крупными буквами: «Их разыскивает полиция», но Ильич, постамент которого доска прикрывала, хитро щурился, потому что знал правду. Ни одно из лиц, находящихся в федеральном розыске, скорее всего, даже не подозревало о существовании Селезнево на карте.

«Жизнь в городе N. была тишайшей», – хмыкнув, процитировал Юрка и повернулся к старому компьютеру.

Может быть, потому, что Селезневский район считался самым благополучным по области и журналисты центральных каналов до него никогда не добирались с критикой, а может, по какой-то другой причине, но обновлять технику, чтобы похвастаться на всю страну с экранов телевизоров, никто не спешил. Перед Юркой стоял монитор, списанный года три назад из автобусного парка, а под столом урчал системный блок, подаренный местной редакцией и хранивший где-то в уцелевших файлах, наверное, еще сообщения о путче девяносто первого года. Системный блок был стар и обидчив, на любое новое программное обеспечение незамедлительно откликался то синим экраном, то еще чем-нибудь таким же неприятным, и Юрка потому и пришел сегодня в отдел, что к понедельнику ему нужна была работающая техника. Назревали отчеты, а в Юркины обязанности входило их печатать. Просто потому, что год «на программиста» – это не просто так, а почти квалификация.

Процесс очередной переустановки затягивался, и перспектива была у Юрки нерадужная. Андрей Ермолаев, заглянувший с утра в кабинет, бунт компьютера предрек и даже обещал притащить из дома печатную машинку. Давно стемнело, наступил снежный вечер, дороги почти замело, а конца установке Юрка не видел, поэтому сидел, качал ногой и напевал мелодию из «Kill Bill».

Дверь открылась, заглянул Ермолаев. Его лысая башка светилась, затмевая блеск капитанских звездочек.

– Ты здесь еще? – спросил он. – Ну, мне дежурный так и сказал… Оставь ты это ведро, пошли к шефу.

– Что-то срочное? – осторожно поинтересовался Юрка.

Никаких неприятностей он не ждал, кроме в очередной раз подвисшего смартфона полковника Красина. Юрка вечно был на подхвате, потому что юрфак он окончил заочно, да и то со специализацией по гражданскому праву, и, хотя без его участия не обходилось почти ни одно дело, опыта самостоятельной оперативной работы как таковой Юрка за три года не получил. Максимум, за что могло ему влететь, – это за не вовремя оформленные бумаги, но таких косяков за Юркой не водилось уже давно.

– Заявление принесли, – уклончиво ответил Андрей. – Пошли, сейчас все узнаем.

Дверь в кабинет начальника ОВД была открыта, там уже собралось человек пять. Юрка заметил перемотанного шарфом зама по розыску – тот болел уже четвертый день, и то, что его вдруг вызвали с простудой, насторожило.

– Проходите, садитесь, – недовольно кивнул полковник. – Не мала баба клопоту…

Стульев было достаточно, но все, кроме температурящего зама, остались стоять. Начало никому не понравилось.

– Значит, так, – сказал полковник. – Прокурору я сразу сообщил, он обещал, что завтра в десять утра явится следователь. Сейчас… – он взглянул на часы. – Почти девять, так что времени, в общем, немного. Всех я вызывать не стал, попытаемся справиться ограниченными силами.

Юрка напрягся. Полковник Красин обычно был краток, длинное вступление говорило о том, что спать сегодня, возможно, и не придется.

– Около девятнадцати часов вечера от магазина в доме номер семь по улице Ленина пропала детская коляска, в которой находился годовалый ребенок.

По кабинету пронесся удивленный гул. Кто-то присвистнул.

– От «Елочки», – пояснил полковник. – Нашего местечкового супермаркета. – Он попытался немного разрядить обстановку, но это не помогло. Все так и стояли как памятники. – Потерпевшая пока у Никольского в кабинете, все равно там ни черта нет, кроме стола и стула… По ее словам, она зашла в магазин за сигаретами буквально на пару минут, а вышла – коляски уже не было.

– Митрич, – кашлянул зам, – она на морозе коляску с ребенком оставила?

– Не такой уж и мороз, – возразил полковник. – Минус три, хотя и намело. Да и всего две минуты, что там покупать-то…

Он был, конечно, прав. Но и вопрос зама был резонен. Юрка вытянул шею и переводил внимательный взгляд с шефа на заместителя.

– Сначала она побегала вокруг, а потом побежала к нам.

– Долго бегала, – опять подал голос зам.

– Слушай, Алексей, – вызверился полковник, – иди болей. Что ты все комментируешь?

– Так моим же ребятам теперь работать, – зам снова закашлялся. – И ты сам меня выдернул. Ладно, валяй.

– Спасибо тебе за разрешение… Обошла она дворы…

– Трщ плквнк, – Андрей даже поднял руку. – Чего обходить? Снег же. Да следы…

– А вот ты у нее и спросишь, – прищурился полковник и протянул ему лист бумаги, видимо, заявление. – Коляску потерпевшая не нашла и в конце концов побежала к нам. Как я уже сказал, прокурору я доложил, следователь даже по снегу успеет к десяти утра. Будет отлично, если к этому времени будут хоть какие-то результаты. Алексей, ты на бумаги сядешь и на общее руководство. Опера пусть побегают на проверке.

Опера, включая Юрку, приуныли. Дело показалось ясным: дамочка чудит, поссорившись с мужем. Андрей и Санька, совсем молодой опер-первогодок, видимо, считали точно так же. Особенно Санька, у того на лице была написана вселенская скорбь из-за бессмысленной суеты.

– Преждевременные выводы не делать, – предостерег полковник. – Времени на проверку у нас в обрез. Хлопчаки, гайда к потерпевшей. Алексей, останься на пару минут, позаражаешь.

– Странно, – поделился сомнениями простодушный Сашка, когда они вышли в коридор. – Нафига так бегать бессистемно, Андрей прав.

– Это мне ясно, – махнул рукой Андрей. – А она все-таки баба… Ну, мать. Испугалась.

– И коляску оставила? – не поверил Сашка. – На улице?

– А кому она нужна?

Все быстро шли по направлению к кабинету Никольского, но тут остановились.

– Верно мыслишь, Салага, – хлопнул его по плечу Андрей. Сашка скривился: он и так не слишком любил свою фамилию, совершенно не подходящую бравому оперу. – Я тоже так решил, только сдуру перед полковником ляпнул. Ничего, он мужик отходчивый, простит. Пошли.

Ремонт в кабинете подполковника Никольского начали делать уже давно, но вот закончить смогли только накануне вечером. Постоянное присутствие неугомонного зама мешало, он вообще, казалось, не уходил домой, несмотря на зимнее затишье, и его простуда окончанию ремонтной эпопеи поспособствовала. Сейчас в кабинете пахло свежей краской и, как верно сказал полковник, из мебели имелись только стол и стул – остальное еще не внесли. На стуле, спокойно сложив руки на столе, сидела совсем молодая девчонка. Юрка всмотрелся – ничего примечательного, обычная сельская девочка… Даже и «сельской» ее можно было назвать потому, что до их городка еще не докатились новые веяния: минимум косметики, пуховик, джинсы. Девчонка куталась в дешевую кроличью шубку, тушь на глазах потекла, но Юрка не мог сказать – от снега или от слез. Юрка сделал шаг вперед, и, перебивая запах краски, в ноздри ему вплыл навязчивый аромат контрафактной туалетной воды.

– Добрый вечер, – на правах старшего начал Андрей, вчитываясь в заявление. – Капитан Ермолаев, лейтенант Токарев, младший лейтенант Салагин. Расскажите нам, что случилось. Только подробно.

Юрка вздохнул. Андрей был опытен – никогда не говорил лишнего, начинал с самого главного. Как Юрке ни объясняли, что процессуальные детали потерпевшим не важны, он все никак не мог свыкнуться с мыслью, что можно просто поздороваться, представиться и спросить, а в документах уже уладить все формальности.

Даже спрашивать, как зовут потерпевшего, не обязательно. Можно посмотреть в заявлении.

– Наталья Владимировна, – кивнул Андрей, сверившись с заявлением. – Мы вас слушаем.

Наталья Владимировна быстро посмотрела на оперов и опустила голову.

– Я… зашла в магазин, вышла, а коляски нет.

– Давайте с самого начала начнем, – посоветовал Андрей. Сесть ему было некуда, и он прислонился к свежевыкрашенной стене, на всякий случай проверив ее рукой. – Вы в магазин давно собирались?

– А зачем это? – удивилась Наталья Владимировна. Реагировала она как-то вяло. – Нет… Увидела, что сигарет нет, вышла купить.

– А кто знал, что вы в магазин собрались?

Юрка теперь удивился тоже, но быстро все понял и обругал себя тормозом.

– Никто. А зачем говорить кому-то? Муж в городе, на работе.

«В шоке», – решил Юрка, наблюдая за потерпевшей. Не так он себе представлял потерявшую ребенка мать.

– Вы коляску всегда на улице оставляли?

– Ну… – она запнулась. – Нет, не всегда. Но я же только на минутку!

– Сколько вы в магазине были, Наталья Владимировна?

– Просто Наташа, – попросила она и впервые за все время взглянула на Андрея. – Не знаю, но недолго. Минут пять, не больше.

– Вы одна были?

Наташа опять замялась.

– Нет, там еще мужчина какой-то стоял. Потом, когда я ребенка потеряла, он сразу сказал – в милицию надо, я и пришла.

– Коляску вы просто так поставили?

Андрей немного нервничал, Юрка понимал – он как можно скорее хочет задать главный вопрос.

– Да… Почему вы все спрашиваете такое… странное?

– Вот не странное, – кивнул Андрей. – Коляска у вас была новая?

– Новая? – переспросила Наталья. – Нет, какая новая, нет, совсем нет… Мы ее в Глебово купили, а так ей лет пять уже…

– Парни, – Андрей кивком указал на дверь, – пошли. Мы сейчас, – предупредил он Наталью. – Так. Юра, мухой в «Елочку». Мухой! Если они закрылись уже, хотя не должны… Черт, подниму девчонок, пусть выясняют, где продавщицы живут. У них в налоговой точно есть данные. Если не закрылись, опросишь: кто, когда, во сколько и так далее. Давай, мухой! Не мне тебя учить. Санька, ты…

Юрка не дослушал, бросился в кабинет. Там безнадежно завис с установкой компьютер, но было уже не до него. На бегу натягивая куртку и шапку, Юрка пронесся мимо дежурного, хлопнул дверью, выбежал в ночь.

В больших городах жизнь не замирает с наступлением темноты, а Селезнево давно спал, укрытый пушистым снегом. Снег уже сыпался неохотно, сверкая в белых пятнах фонарей, но навалило его и так более чем достаточно. Юрка выматерился: если и были следы, то сейчас отыскать их непросто, но можно. Сантиметров пять-шесть, много, но не критично. Снегопад был с полудня, так что свежие следы тоже пришлись бы сантиметра на три-четыре, и оставшийся снег мог их только припорошить.

Было тихо, свет во многих домах не горел, только вспышки от телевизоров мелькали в окнах. «Елочка», в отличие от супермаркета, работала. Юрка увидел приоткрытую дверь издалека и обрадовался. Супермаркет закрывался ровно в девять – и все потому, что у них была лицензия на алкоголь, остальные владельцы торговых точек давно махнули рукой на продажу спиртного. Такова была негласная договоренность хозяев супермаркета с властями: вы не торгуете после девяти, провоцируя пьянки, мы не трогаем вас проверками чаще, чем положено.

Юрка забежал в магазин и чуть не взвыл от счастья.

– Танечка! Добрый вечер. Скажи, у тебя тут около семи девочка была, в кролике по колено?

– Юрка, черт ты, хоть бы просто за хлебом хоть раз заглянул! – упрекнула его Таня. – Совсем зазнался с высшим образованием… Даже на день рождения классной не пришел. Была, да. Странное дело. – Она ловко рассчитала старушку с овощами и хлебом, бросила деньги в кассу. – Дверь закройте, пожалуйста, Мария Александровна! – крикнула она. – Зашла за сигаретами, потом вышла, не было ее, я тут с покупателем как раз возилась, ну, из зимовщиков. – Так называли дачников, живших в выкупленных частных домах. – Он кошке корм быстро купил, а потом все чай выбирал, сноб такой! – Таня засмеялась. – Потом девчонка прибежала, растрепанная, говорит – у меня ребенка украли…

– Таня, а дверь у вас так и открыта? – спросил Юрка, хотя и сам не знал толком, зачем.

– Ну да, – с досадой ответила Таня. – Доводчик не работает. Щель небольшая, но сейчас хоть не холодно. Надоело бегать ее закрывать. Только я ничего от кассы не видела. Так вот, прибежала девочка, смотрит, глазами хлопает, а дачник ей говорит – в милицию, ну, в полицию, беги, дура, то есть к вам. Я потом вышла, как дачник ушел, посмотрела – знаешь, думаю, а где она могла коляску оставить, да и зачем? Помещение у нас небольшое, но пандус-то есть.

– Ага, – кивнул Юрка. – Она спокойная была? Или в шоке?

– В шоке? – Таня задумалась. – Не знаю. Я сначала подумала, что она просто шутит.

– Почему? – быстро спросил Юрка.

– Не знаю, – призналась Таня. – Если бы у меня ребенка украли, я бы в слезах вся была. А она как будто сама не то что не верила, а… как розыгрыш неудачный.

– А долго ее не было?

Таня задумалась.

– Нет, не очень. Минут пять, может, десять. Потом она сразу ушла.

– Пойдем, – поманил ее Юрка. – Смотри… Когда ты вышла, не заметила, где следы от коляски были? Ты сказала, что ходила смотреть.

– Вот тут, – уверенно указала Таня. – Сразу возле лавочки.

– А следы самой девушки видела?

Таня посмотрела на него с уважением.

– Ты совсем сыщиком стал, – сказала она, – а был такой технарь-задротик! Вот возле коляски были точно.

– Спасибо, Танюшка, в долгу не останусь. Как мне найти этого дачника, случайно, не знаешь?

– Знаю. Мы ему молоко по утрам приносим. Он на Старой живет. Синий дом, где раньше композитор жил.

Юрка кивнул.

– А девушку саму часто видела?

– Нет. Она же не местная, точно. Сам знаешь, Валюшка в одной школе, Сережка в другой, я всех их ровесников знаю. Мне кажется, она в Селезнево недавно, я ее только с коляской видела, а в нашем магазине так вообще раза два… Да, два раза, и оба раза, если тебе интересно, она заходила с коляской и ставила ее возле двери.

Юрка тепло пожал ей руку и побежал к следам. Таня была хорошим свидетелем, а ее слова, что потерпевшая не из местных, конечно, мало что значили для общего хода розыска, но Юрке сейчас могли помочь. Он верил, что Таня не ошиблась: она росла в семье без матери, а два ее младших брата-близнеца, те еще обормоты, учились в разных школах, куда Танюшку и вызывали постоянно как старшую.

То, что Наталья была не местная, могло значить, что она не стала бы оббегать все возможные и знакомые каждому селезневцу места. Сам Юрка, например, сразу рванул бы на старые свинарники, и плевать, что пройти там зимой нельзя, зато там можно что угодно спрятать. Но Наталья, скорее всего, даже не подозревала о былой славе свиноводов Селезнево и искала бы по следам.

Так и было: следы коляски еще различались, Юрка, присмотревшись, обнаружил две пары свежих следов человека. Коляску катили, следы тянулись цепочкой – того, кто увез коляску, и самой Натальи. В паре мест ему немного пришлось потоптаться, и там, где сам Юрка растерялся впервые, растерялась и Наталья и побежала обратно в магазин. Юрка все-таки отыскал, куда повернула коляска, и дошел до двухэтажного деревянного дома, расселенного еще лет пять назад. Дом был аварийным, но не в плане постройки, а в смысле коммуникаций, и после очередного масштабного прорыва канализации жильцов переселили в новый район: все равно все квартиры в коммерческом доме не раскупили, в страну уже заглядывал кризис, да и город был не самым привлекательным местом для инвестиций.

Юрка смело вошел в подъезд. Он только распахнул дверь, как ему стало понятно, что коляска действительно здесь: в выстуженном доме прямо от порога вели тонкие линии – следы колес – и четкие отпечатки обуви. Кто-то нахорошо оттоптался на пороге, стряхивая снег. Юрка достал смартфон, посветил.

Коляска стояла в углу подъезда, Юрка бросился к ней. Она была закрыта – поднят капюшон, накидка закрывала люльку. Юрка осторожно посветил – коляска была пуста.

Он осмотрелся, потом вернулся к порогу, посмотрел повнимательнее. Что-то ему показалось странным еще тогда, когда он шел по следу, сейчас он понял, что именно: следов человека, идущего обратно, он не видел. Куда он делся вместе с ребенком потом?..

Юрка не рискнул подходить к коляске еще раз, он и так уже понял, что, в отличие от похитителя, оплошал с собственными следами, натоптал возле улики, и ему непременно за это влетит. Насколько хватило фонарика, он просветил углы и стены, но так и не понял, куда делся человек. В любом случае ребенок что-то весил, значит, следы человека должны были быть, и должны были быть глубже, но Юрка их на улице не видел, поэтому стоял и самым безбожным образом тупил.

Юрка вспомнил, что в подъезде было окно на лестничной площадке, как раз на высоте первого этажа. Он это знал еще по тем временам, когда приходил к гости к однокласснику, и тот бегал к этому окну курить тайком от родителей. Сейчас Юрка прошел в конец коридорчика, к лестничной клетке, стараясь смотреть под ноги, чтобы ничего не упустить. К окну он не стал даже подходить: раму давно вынесли, на полу намело достаточно, чтобы в свете фонарика смартфона Юрка разглядел утраченную снегом девственность. Кто-то перелезал через подоконник – довольно неуклюже, и, судя по следам, с собой что-то или кого-то тащил.

Он набрал номер. Андрей не отвечал, и, рискнув, Юрка позвонил подполковнику Никольскому.

– Добрый вечер, Алексей Игнатьич, это Токарев… Будьте здоровы. Коляску я нашел. Пустая.

Никольский долго кашлял, потом поторопил:

– Ну? Учись докладывать сам и сразу, я же из тебя не показания тяну.

– На Рябиновой, где выселенный дом, коляска стоит прямо в подъезде. Я не трогал, но подошел близко, посмотреть, там ли ребенок. Колпак, сверху который, поднят, и вообще коляска закрыта. – Юрка поморщился, потому что понятия не имел, как правильно описать найденную улику, но Никольский на такие мелочи внимания не обращал, только слушал. – Следы на дороге были, шел один человек, следы еще четкие, можно попробовать снять хотя бы размер. Когда он заходил в дом, отряхнулся на пороге, может, по привычке. Оставил коляску, взял ребенка и вылез в окно на площадке. Близко к окну подходить я не стал, возможно, он там передал кому-нибудь ребенка, но перелезал совершенно точно с каким-то грузом. Снег характерно смазан.

Если Никольский и удивился акробатике похитителя, то Юрке об этом не сообщил. Он приказал не ждать Сашку и тем более эксперта, а действовать самостоятельно, согласно имеющейся у него оперативной информации. Это было ценное качество начальника – позволять операм проявлять разумную инициативу, и Юрка это понимал, хотя и с трудом представлял, как эту самую инициативу сейчас проявить, с учетом довольно скромного оперативного опыта.

Почему Никольский отпустил его с места, где была обнаружена улика, Юрка понял уже через две минуты: не успел он отойти и на сто метров, как навстречу ему попалась машина с Сашкой за рулем. Зам по розыску умел рассчитывать время. Салагин же был неимоверно горд оказанной честью управлять древним уазиком: вид у него был такой, как будто он вел президентский кортеж.

Юрка посмотрел на часы: половина одиннадцатого вечера. Если он хотел успеть поговорить с зимующим дачником, не рискуя того разбудить, ему следовало поторопиться.

Все равно у него оставались вопросы – не к Никольскому, а к самому себе. Дверь в «Елочке» – играет ли она какую-нибудь роль? Больше нет, чем да, потому что Селезнево, как и многие другие города необъятной родины, озабочен не внешним видом, а содержанием, пока этот внешний вид не несет непосредственной угрозы. Юрка вспомнил рассказ Никольского о торговых центрах в Москве: гранит, яркие огни, лифты с прозрачными стенами… случись пожар, поведал Никольский, который в их ОВД отвечал за пожарную безопасность, один гранит и останется. Да и на памяти Юрки был случай, когда внешний вид сослужил нехорошую службу. В одной из квартир в новостройке хозяева поставили железную дверь, жиличка безнадежно кричала, выбить дверь соседи не смогли, пока сообразили вызвать пожарных, жиличка истекла кровью. Рубила мясо, попала по ноге. Несчастный случай, разумеется, с точки зрения закона, а с точки зрения здравого смысла – вид то ли убийства, то ли суицида. У глупой дамочки совершенно нечего было красть: кому в наше время нужен телевизор, будь он хоть на десять лет взят в кредит?

Следы. Юрка очень хотел внимательней изучить следы, но времени у него не было, он рассчитывал, что ими займутся эксперт и Сашка. Насколько он смог различить – отец-охотник бы порадовался, грустно подумал Юрка, – Наташа пробежала по следам коляски, покрутилась там, где след потеряла, и вернулась в магазин. Следы похитителя выглядели немного странными, и то, что вылез он почему-то в окно, тоже казалось странным. Какая разница, да и зачем было так извращаться, когда все равно легко выяснить, куда он пошел, потому что улицы никто не чистил в субботу вечером?

Но все-таки похитителю нужна была не коляска.

Он завез коляску, вынул ребенка, оставил коляску и с ребенком ушел, и вопрос был не столько – куда, сколько больше – зачем, и что он рассчитывал делать с ребенком. Нищих в Селезнево не водилось: просить было не у кого, селезневцы зарабатывали ровно столько, сколько хватало на житье, бизнесмены были жадными, полиция – беспощадной. В соседнем районе жили цыгане, но промышляли наркотой и мелкими кражами, причем только в соседней области, не ленились мотаться за сто с лишним километров. Месть? Ревность? Но Юрка уже достаточно повидал, чтобы понимать: этот мотив годится только для сериалов. Убийство из мести, убийство из ревности, в общем, все то, что сценаристами подается под глупым романтическим флером, по сводкам проходит под названием «убийство, совершенное на бытовой почве» и к красивой пылкой монтекристовщине никакого отношения не имеет. Если не считать, что Монте-Кристо местного разлива мог быть хронически нетрезв и всегда орудовал тем, что ему подворачивалось под руку. Похищение ребенка мало тянуло на потуги похмельного ума. Вымогательство? Но Красин не сказал, что требовали выкуп. Возможно, еще было просто не время.

Юрка прибавил ходу. До Старой улицы всегда было сложно добираться, а этой зимой особенно – по весне начал уходить асфальт, ямы заделали, однако почва не сдавалась. Отложили капитальный ремонт до лучших времен. На Старой улице имелся свой магазин, но Юрка знал, почему свидетель пошел в «Елочку»: кошачьим кормом в магазинчике на Старой не торговали никогда. Вообще «Елочка» была почти зоомагазином, потому что ее владельцы держали у себя и кошек, и крыс, и птиц, и трех гончих… и ассортимент кормов в магазинчике был довольно широк.

Задумавшись, Юрка споткнулся и чуть не упал. С трудом удержав равновесие, он стал крутить версию вымогательства. Это было уже кое-что, но смущало, что ни шеф, ни зам по розыску не заикнулись о профильниках из отдела по борьбе с оргпреступностью. Ошибиться эти матерые волки никак не могли, значит, требования о выкупе не было и вымогательство они отметали. «Неужели все-таки месть?» – думал Юрка, нащупывая кнопку звонка. Месть как мотив имела свои изъяны: кто бы специально следил, рассчитывал, что Наталья оставит коляску… И что дальше? Ребенка все равно придется вернуть, не съесть же его они там решили…