Читать книгу Наследники по представлению - Валерий Данилов - Страница 1

Игорь Глушаков последний раз затянулся – отсыревшая сигарета поддавалась неохотно, ткнул бычок в давно уже полную пепельницу, вздохнул и выглянул во двор. Там равнодушно мотался на ровном ветру уличный фонарь, освещая холодным, неприятным белым светом обшарпанный подъезд и несколько заляпанных по самые крыши машин.

Март за окном оседал серыми кучами снега и чуть слышно шипел шипами шин. Кашляла за окном ночная ворона, разбуженная ссорой соседей на верхнем этаже, и где-то безутешно плакал совсем маленький ребенок.

Фонарь размеренно скрипел – прошло много лет, везде-нос-сующих бабок на лавочке сменили видеокамеры, поколения котов не знали, что такое сон на пыльном мониторе, давно никого не сажали за хранение валюты, и милиция уже милицией не была, а фонарь оставался все тем же, «брежневским» – проржавевший конус на длинном проводе.

Игорь помнил этот фонарь с самого детства, и он был прежним, а вокруг все менялось с такой быстротой, что удивляться этому все много лет назад перестали. Даже март больше не был колючим и снежным, и Игорь не мог с уверенностью сказать, когда он в последний раз видел ручьи – те самые, в которых пацаном он пускал бумажные кораблики. Весна приходила уверенно и быстро, как наряд ППС, и Игорю все время казалось, что его лишили какого-то чуда.

Впрочем, возможно, он просто вырос – и даже начал стареть.

Игорь отвернулся от окна. Под потолком кухни висели туманные клубы дыма. Дома было тихо – жена давно спала, дети уехали к теще и тестю, те, выйдя на пенсию, продали московскую квартиру и купили отличный коттедж со всеми удобствами, семьдесят километров по Дмитровке, экологически чистый район. Еще одно веяние времени – московская прописка потеряла актуальность.

Только он, Игорь, актуальность со временем не потерял.

– Глушаков, – сказал ему зам по розыску, – поможешь следствию.

Игорь пожал плечами. Ему хотелось возразить, что у него учет, отчетность, мигранты, не поддающиеся ни пресловутому учету, ни хотя бы счислению, мелкие хулиганы, некто, предположительно торгующий травой – его безуспешно ловили уже полгода и так же безуспешно пытались сплавить хоть куда, но, так как торговал он только предположительно, никто им не интересовался, а место жительства тоже не удавалось установить, было лишь понятно, что работает он в их районе… три без вести пропавших человека, из них один несовершеннолетний, несколько грабежей… Все, кто имел на это право, требовали от Игоря содействия и помощи, он и не жаловался – работу свою он искренне любил. Следователь Рысак, как он понял, был молод – иначе бы ему не достался такой пустяк, дела посложнее, которыми можно было потом похвастаться в пресс-службе, давали следакам с опытом, – а потому должен был быть достаточно ретив. Это значило, что делать Игорю ничего не придется, разве только немного побегать там, где лениво будет бегать следаку. И на неуверенный стук в дверь кабинета он даже не обернулся.

Но все оказалось совсем иначе.

– Рысак, Мария Филимоновна, – смущенно сказала следователь, – капитан юстиции…

– Капитан Глушаков, – не по-уставному пробормотал Игорь, глазея на Рысак. – Ох… что же вас… это…

Тяжело дыша, Рысак подошла к заботливо поданному Игорем стулу и села, придерживая огромный торчащий живот.

– Тут же быстро, – беззащитно улыбнулась она. На ее лбу блестели капельки пота.

Игорь вспомнил Наталью в оба ее беременных раза и простонал:

– Вам же рожать вот-вот, товарищ капитан!

– Ничего, на допросе не рожу. – Но по выражению ее лица Игорю было ясно, что она и сама не очень-то в этом уверена. – Три месяца доработаю как-нибудь. Людей не хватает… У меня двойня будет, а так до срока долго еще.

Так Игорь оказался втянут в это проклятое дело целиком.

Смерти Маргариты Ильиничны Дроздовой никто не удивился. Сам Игорь знал ее по давней краже в их подъезде еще с тех времен, когда был зеленым младшим лейтенантом, а товарищ Дроздова, бывший работник советской торговли, – весьма уважаемой моложавой вдовой. Товарищ Дроздова осторожно гнала самогон в промышленных количествах, затыкая дымоходы и распахивая окна двухкомнатной квартиры на первом этаже. Запах первача притягивал внимание местных выпивох и участкового Кузьмича, чьи окна выходили как раз на фасад дома Маргариты Ильиничны.

– Только для себя! – с испуганной уверенностью шептала она, прижимая к опавшей груди холеные руки.

Самогон Маргарита Ильинична, разумеется, не пила. Водка продавалась исключительно по талонам – сахар тоже, но Маргарита Ильинична выходила из положения – и была единственной твердой валютой, годной для оплаты мелких бытовых услуг сотрудникам ЖЭКа. ЖЭК соседствовал с отделом, и каждый раз, возвращаясь в кабинет, Игорь перешагивал через слесарей, которым не жалели подношений: товарищ Дроздова была не единственным самогонщиком на вверенной Кузьмичу территории.

Привлекали, разумеется, только тех, кто гнал на продажу. В квартире Дроздовой, в кладовке, был целый склад – вероятно, вдовица планировала сделать капитальный ремонт. В остальном Дроздова хлопот органам не доставляла, разве что писала нечастые жалобы на буйного пьянчугу-соседа, постоянно ломавшего входную дверь в подъезд и почтовые ящики.

Игорь пришел тогда вместе с участковым врачом и кивнул ему, как старому знакомому. Старики на их участке умирали часто – пришло их время. И Игорю каждый раз было грустно: он любил стариков, несмотря на многие создаваемые ими трудности. С каждым уходом старика он чувствовал, что он него словно отщипывают кусочек. Тот самый, который с бесснежной скоротечной весной и навсегда исчезнувшим металлическим звонком телефона – и диском, который надо было вертеть, и вертеть, и вертеть, особенно бесконечно, когда срочно нужно было куда-нибудь дозвониться.

Квартиры стариков никогда не менялись. В основном – однотипные выцветшие обои, вытертый ковер на полу, проеденный молью на стене. Ковры на стенах были атрибутом квартир стариков. Даже те, кто жил с родственниками, сохраняли эти остатки былой успешности в своих закутках. А еще бережно сохранялись польские стенки, немецкие кухни и плитка, убойная плитка, белая или голубая, Игорю она всегда напоминала морг. Единственное, что меняло время, – телевизор, телефон и неизменный провод от дешевого «стариковского» мобильника.

Дроздова жила не одна, и ее квартира была именно такой, какой Игорь ожидал ее увидеть: в проходной комнате, бывшей «гостиной», жила вторая невестка Дроздовой. Она уже тоже была вдовой: три года назад Евгений Дроздов «трагически погиб», как это обычно говорилось, а по факту – замерз пьяным, уйдя с непыльной работы «живым щитом» в разгар рабочего дня. На улице было минус пятнадцать. Нашла его местная сердобольная кормилица кошек три дня спустя в подвале, который почему-то забыли забить.

Сама старуха после смерти сына здорово сдала. Участковый врач, качая головой, указал Игорю на лекарства:

– Канстап. Применяется при повышенном давлении. – Он протянул руку к листу, висевшему на стене, но снимать его не стал, только провел рукой до нужной строчки. – А ей назначили максимальную дозу.

Он нахмурился, какое-то время постоял над телом, потом стянул одеяло, зачем-то сунул руку в перчатке под зад покойницы.

– Записка свежая, – отметил Игорь.

– Сто миллиграмм, – озабоченно пояснил врач. – Такое назначают уже в критических случаях.

Врач решительно натянул одеяло обратно до подбородка Дроздовой, потом указал на ее лицо:

– Похоже на геморрагический инсульт.

Перчатка его была перепачкана в каловых массах, и он осторожно снял ее.

– Я констатирую смерть, а дальше дело за вами.

– Считаете, что она умерла не от… естественных причин? – равнодушно спросил Игорь. – Ей было почти девяносто.

– Считаю, – бросил врач. – Посмотрите на ее лицо. И вот еще, – он кивнул на пластиковую коробочку – в такие раскладывают лекарства. Игорь присмотрелся – коробочка была почти пуста. – Если старуха приняла двойную дозу, это вызвало артериальную гипотензию, за которой последовал гипотензивный криз и геморрагический инсульт. Умерла она часа три-четыре назад, точнее скажет вскрытие. Понимаю, – усмехнулся он краем губ, – как это вам проблематично, но у меня есть выбор между проблемами у вас и проблемами у меня, и думаю, что выбор более чем очевиден.

Игорь подождал, пока врач уберется на кухню писать свои справки, и приступил к осмотру трупа. Поначалу делать это с человеком, которого ты не так давно видел живым и относительно здоровым, равнодушно Игорь не мог, но время сгладило эмоции, вытолкав вперед профессионализм. Старуха Дроздова была вполне крепка для своего почтенного возраста, хотя и высохла уже порядком. Последний раз Игорь видел ее полтора года назад на лавочке возле дома – она ждала кого-то из внуков, и уже тогда она была похожа на бесцветную мумию с безжизненными глазами, несмотря на прекрасный, совершенно не стариковский наряд и даже какое-то подобие прически. Сейчас Игорь видел на ней синяки, но подозревал, что они вызваны типичными для ее возраста падениями и нарушением координации движений. Некоторые ссадины не так давно кровоточили, некоторые были заклеены пластырем.

Игорь хотел посмотреть коробочку с лекарствами, но не рискнул. Вместо этого он присмотрелся к листку. Напечатан на принтере, лазерном, на дорогой бумаге, и помещен в плотный, тоже недешевый файл. Потом подошел к старому, не сказать – старинному письменному столу.

Он выдвинул ящик, ни на что особо не надеясь, но первым, что он увидел, была кипа рецептов, скрепленных зажимом – тоже не типовым, дорогим, очень прочным. Похожие вместе с остальным офисным дерьмом как-то «подарили» какие-то «спонсоры», и весь ОВД клянчил у зама по розыску хотя бы парочку. Канстап старухе выписали шестого ноября, и восьмого его получила в аптеке невестка Дроздовой, Елизавета Дроздова. Игорь осмотрелся, увидел под древней газетой не менее древний карандаш, выдвинул ящик посильнее и пошуршал там карандашом – яркая новенькая упаковка попалась ему сразу же. Игорь осторожно ее пододвинул, перевернул, с первого раза не вышло, но потом он плюнул, подцепил упаковку карандашом с одной стороны и кончиком ногтя – с другой и рассмотрел поближе. Два блистера по двенадцать таблеток, каждая таблетка по пятьдесят миллиграмм. Старухе прописали сто – значит, в день она принимала по две таблетки. Игорь подумал, потом все с теми же предосторожностями поддел картонку и открыл упаковку. Один блистер был пуст: Дроздова выпила его за шесть дней, с восьмого по тринадцатое. Сегодня было пятнадцатое, и во втором блистере должно было остаться восемь таблеток, но их было всего четыре.

Игорь сложил все как было, уже признавая, что воплей криминалиста не избежать, и вернулся к коробочке. Врач был умнее, а может, циничнее, и ничего, кроме трупа, не трогал. Игорь наклонился, пытаясь рассмотреть таблетки внутри: три красные – какой-то цизин, отметил он по листу – и одна белая. Канстап.

Три таблетки пропали, и было почти очевидно, что находятся они внутри Маргариты Дроздовой.

Игорь бы сплюнул, если бы мог, но вместо этого просто вздохнул и набрал номер дежурного. Объясняя ему суть дела, он рассматривал лампу, стоящую на письменном столе и вторую – похожую – на тумбочке возле кровати. Трогать он больше ничего не стал, но был уверен, что лампа – тяжелая, может быть, бронзовая, ручной работы, могла бы послужить неплохим орудием убийства, сложись все немного иначе.

«Кому помешала эта чертова бабка?» – подумал он с какой-то кислой тоской. В ее возрасте смерть может быть не вовремя только в случае нового дефолта, и убивать ее имеет смысл, только если об этом дефолте заранее знать.

Игорь вышел из комнаты старухи, плотно прикрыв за собой дверь. В проходной комнате никого не было, только телевизор с выключенным звуком вещал какую-то чушь.

– Не могла она сама оплошать с таблетками?

Врач вздрогнул. Очевидно, он увлекся писаниной и не заметил шагов Игоря.

– Теоретически могла, – пожал он плечами. – Но не тройной же дозой? И учтите еще, бабка сама не вставала… ну, где-то со вчерашнего дня. Памперс полный.

Памперс полный, отметил Игорь, а таблетки достали из блистера из ящика письменного стола. Если бы Дроздова встала сама, перепачкала бы и белье на кровати и, возможно, пол. Было похоже, что старухе действительно выписали билет первого класса прямиком на тот свет, но у него не укладывалось в голове, кто настолько торопился и для кого пара месяцев, недель или дней оказалась настолько решающей.

Игорь поежился. В комнате Дроздовой было тепло – в этих домах всегда отлично топили, – а вот там, где хозяйничала невестка старухи, было холодно. Игорь посмотрел на форточку.

– Не закрывается, – буркнул врач. Видел он, похоже, всеми частями тела. – Здоровье железное нужно – тут, наверное, градусов пятнадцать… – Он демонстративно кашлянул. – Но у старухи тепло. Впрочем, ваши эксперты учтут.

Игорь понял, на что он намекал: время смерти Дроздовой современная экспертиза установит без проблем, но учел ли это тот, кто накормил ее убойной дозой канстапа?

Врач старательно выводил на листе какие-то каракули. Игорь рассматривал кухню, и ему казалось, что и она ничем не отличается от кухонь других стариковских квартир, разве что пара кастрюль на плите была «элитной» – китайская фигня за бешеные деньги, и половина старой газовой плиты, очевидно, половина Елизаветы Дроздовой, была тщательно вымыта.

– Она что, сама готовила? – в никуда удивился он. Врач пожал плечами, решительно закрыл свои записи, собрался и быстро ушел.

Игорь ждал. Все звонки он повесил на отдел – у него уже требовательно пищал, разряжаясь, мобильный.

Игорь последний раз осмотрел кухню, отметил замызганные, не стираные давным-давно белые вафельные полотенца и рядом – пошленький яркий свежачок с «символом года» и вышел в проходную комнату, где на диване – он же застеленная вычурным блестящим покрывалом кровать – теперь сидела Елизавета Дроздова.

– Вы уже сообщили родственникам? – спросил он.

Елизавета медленно подняла голову.

– Почему вы не уходите? – вяло поинтересовалась она.

– Есть кое-какие формальности.

Елизавета пожала плечами. В руках она крутила потрепанный, старой модели мобильный телефон.

– Я позвонила Вите. Это ее младший внук. Младший сын Женечки, – она с тоской посмотрела на фотографию крепкого пропитого мужика, – от первого брака. В последнее время он часто бывал у нее.

– А последний раз? – как бы невзначай спросил Игорь.

– Вчера вечером. Ходил за продуктами и оплачивал квартиру. Вон счета, – она махнула рукой куда-то в сторону телевизора. Как он остался без работы – уже с месяц, – был здесь почти каждый день.

Игорь насторожился.

– А почему не работал?

– Уволили, – сокрушенно вздохнула Елизавета. – Хороший мальчик такой…

Игорь решил, что Евгений Дроздов женился впервые лет сорок назад.

– Вы не подумайте, что если он от другой, – она выделила это слово, – то я к ним плохо отношусь. Дети есть дети. Тасенька, старшая, та не говорила с отцом после того, как он с Мариной развелся. А Витя – он добрый.

– А уволили его за что?

– А то вы не знаете! – возмутилась Елизавета. – Повесили на него кражу этих дерьмовых мобильников. Крадут другие, а он – отвечай…

Игорь машинально кивнул и приготовился слушать.

Елизавета Дроздова была, по меткому выражению Ильфа и Петрова, «существом с воображением дятла». Игорь рассматривал комнату и испытывал сильное желание «развидеть», как говорила Натка-младшая.

Остатки старухиной роскоши советских времен: хрустальная люстра, тяжелая, неудобная мебель явно из комиссионки, вытертый ковер во всю стену, громоздкий буфет с неизменным сервизом «Мадонна» и тьмой теснящегося хрусталя – здесь соседствовали с постсоветской пошлостью. На ковре болтались пухлые валентиновские сердца с глазами, больше похожие на лупастые аппетитные задницы, стены были обвешаны лубочными картинками с тощими блядями – как подозревал Игорь, актрисками из современных мыльных опер, а там, где не удалось закрыть просветы блядями, был представлен ассортимент китайского зоопарка – зайцы, больше похожие на свиней, змеи, котики, коровенки с печальными взорами. Пыльная люстра на этом пестром фоне смотрелась едва ли не краденой. Телевизор – огромный, плоский, но дешевый, стеклянный столик со старухиными вазами, в которых радовали глаз красные и золотые искусственные цветы, и между вазами – не поддающиеся счету китайские поделки.

Игорь невежливо закрыл глаза. Цветовая какофония немного утихла.

– Она что, – спросил он, осторожно приоткрывая глаз и ища в комнате что-нибудь не столь раздражающее, – сама себя обслуживала?

Елизавета кивнула.

– Большей частью.

– И готовила?

– Вчера вечером, – Елизавета поморщилась, – ела. Потом легла спать. Вас же это интересует?

Игорь с неслышным стоном открыл оба глаза и уставился на Елизавету.

– Мне больше интересно, как такой э-э… пожилой человек не доставлял вам никаких хлопот.

Елизавета деланно закатила глаза.

– Как сказать. Месяца два назад Маргарита начала надевать свои памперсы. До этого, простите, она не всегда доносила до туалета.

– Она что, сама надевала памперсы? – удивился Игорь и подумал, что старуха, пожалуй, совершенно не собиралась помирать, и кто-то это очень вовремя понял.

– Не всегда, – Елизавета вздохнула. – Вчера я ей помогла.

– А в котором часу это было?

– Сейчас. – Она отложила мобильник, который так и крутила в руках, и деловито потянулась за программой. – Как раз сериал начался. Где-то в половине восьмого.

Игорь профессионально улыбнулся ей через силу.

– И что, так и не выходила с тех пор?

– Она часто не выходила, пока памперс не пора было менять. Ела она раз в сутки, ближе к вечеру… – Елизавета аккуратно, как драгоценность, положила программу на колени и сложила руки поверх нее. – Я и сегодня бы не стала к ней заходить, но собралась в магазин, хотела попросить у нее деньги. А она уже… – Она вздохнула. – В общем, ей как раз на этой неделе по телевизору советовали за здоровьем последить. Отмучилась. – И перекрестилась.

Игорь вспомнил ставшую набожной тещу, ее постоянную ругань на гороскопы и прочую дребедень, то, что церковь, по ее словам, «ересь» не одобряла, и еле сдержал ухмылку.

– Вы же сказали, что Виктор приезжал вчера, – напомнил он.

Елизавета почему-то взъелась.

– Так вы что, считаете, что он так все и купит, что надо? Ни соли, ни сахара, ни средства для мытья посуды…

Игорь вовремя закрыл сам по себе открывшийся рот.

– Она что, сама могла мыть посуду?

– Могла, – поджала губы Елизавета, – но так заливала всю кухню, что я уже сама за ней мыла. Но средством ее, не моим.

Игорь вспомнил про грязные полотенца.

– Стиральный порошок…

– Нет, – отмахнулась Елизавета, – я ей не стирала, это уж она сама, как сочтет нужным, так выкинет.

– Виктор, выходит, потратил все деньги, которые ему вчера дали? – легко спросил Игорь.

Елизавета опять начала закипать.

– Ну, он… нет, оставил себе сдачу. Она ему разрешала, без работы ведь. Жалко его.

Игорь покивал, на лице Елизаветы отобразилась запоздалая наигранная нежность.

– Как теперь хоронить? – вдруг спросила она. – У нее деньги были, но… вы мне карточки взять разрешите?

– Карточки? – переспросил Игорь. – Нет, комнату мы опечатаем.

Елизавета взволновалась не на шутку, даже привстала. Диван облегченно вздохнул и жалобно крякнул, когда Елизавета опять опустила на него свой внушительный зад.

– А… подождите, а как хоронить?! – она растерянно замотала головой. – Деньги же нужны. У нее похоронные были. И там еще одежда собрана была…

– Одежду с тру… с покойной в морг отдадите, – миролюбиво отозвался Игорь, – а деньги уже наследство.

Елизавета встала, нервно оправила обтягивающие расплывшуюся фигуру лосины. Игорь до сегодняшнего дня считал – таких размеров даже не выпускают.

– В долги же залезать, – она несколько раз провела рукой по лицу, размазав розовую помаду. – Кто же знал-то…

– Знал – что?

Игорь недовольно поморщился, слишком в лоб прозвучал вопрос, но Елизавета не обратила на это внимания.