Отпуск

Оглавление

Валерий Есенков. Отпуск

Глава первая. Вдохновение

Глава вторая. Служить на диване

Глава третья. Передышка

Глава четвертая. Перед зеркалом

Глава пятая. Прогулка

Глава шестая. Невольная встреча

Глава седьмая. Разбитые мечты

Глава восьмая. Старушка

Глава девятая. Старик

Глава десятая. Причуды анализа

Глава одиннадцатая. О творчестве с разных сторон

Глава двенадцатая. Обед и после обеда

Глава тринадцатая. Как жить?

Глава четырнадцатая. У Вяземского

Глава пятнадцатая. «Молчание господина Гончарова»

Глава шестнадцатая. Лечиться пора

Глава семнадцатая. У Мусина-Пушкина

Глава восемнадцатая. Денег всё равно нет

Глава девятнадцатая. Как нужно рукопись продать

Глава двадцатая. Нечаянный друг

Глава двадцать первая. Перед ужином

Глава двадцать вторая. У Льховского

Глава двадцать третья. Ужин

Глава двадцать четвертая. Дорога к дому

Глава двадцать пятая. Хандра

Глава двадцать шестая. Пробуждение

Глава двадцать седьмая. Здравствуй, Илья!

Глава двадцать восьмая. Чудо Мариенбада

Глава двадцать девятая. Расплата

Отрывок из книги

Шесть изданий было у него на руках: «Пантеон», крикливая «Мода», «Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений», «Журнал министерства внутренних дел», «Вестник императорского русского географического общества», а также любопытный «Журнал коннозаводства и охоты». С декабря ему прибавили «Отечественные записки». Стало их семь, а с истинным удовольствием читал он только один.

Все шесть, то путая значение слов, то небрежно затирая хорошее русское слово, то как попало ставя немецкие и английские термины, не понятные рядовому читателю, из месяца в месяц жевали давно избитые, прогорклые, скудные мысли. Порой он с трудом добирался до смысла, затем с привычной дотошностью выверял сухие периоды, каждое слово и каждую запятую на сотнях и сотнях убористо набранных корректур. В течение года на него сваливалось десять тысяч рукописных и тысяча печатных листов, по тридцать одних и по три других каждый день, однако почти вся работа неизменно приходилась на середину и окончание месяца, сначала рукопись, потом готовый набор, и он тот же текст прочитывал по три, по четыре, а бывало и пять раз, таким образом не менее тысячи рукописных и сотни печатных листов осаждали его в течение десяти-двенадцати дней.

.....

Что ж, лицо его тотчас стало непроницаемым, как и лицо его собеседника. Он ответил с меланхолической вялостью, как должностное лицо, как чиновник исправный, не позволяя даже тени намека на дружеский тон, который приводит к нарушению долга:

– Мои действия могли одно означать, любезнейший Андрей Александрович, что изъясняться в печати о стихотворениях господина Некрасова в настоящее время высочайше запрещено.

.....