Читать книгу Бегал заяц по болоту… - Валерий Петков - Страница 1

«Роман – это зеркало, с которым идёшь по большой дороге. То оно отражает лазурь небосвода, то грязные лужи и ухабы. Идёт человек, взвалив на себя это зеркало, а вы этого человека обвиняете в безнравственности! Его зеркало отражает грязь, а вы обвиняете зеркало! Обвиняйте уж скорее большую дорогу с её лужами, а ещё того лучше – дорожного смотрителя, который допускает, чтобы на дороге стояли лужи и скапливалась грязь».

Ф. Стендаль «Красное и чёрное»

Офис опустел. Сергей маялся у компьютера, глаза болели от серебристого песка, сыпавшегося с экрана монитора. Он незряче смотрел в экран, вновь открывал новостные сайты, чтобы тотчас же их закрыть. Знал, что в такой ситуации ругаться с Виталием бесполезно.

Сергей злился и ждал, когда же они всё-таки поедут в унылый спальный район, в ветхую бабушкину однушку, доставшуюся по наследству бывшему сотруднику, а теперь сдаваемую им по очень умеренной цене.

Сергея подташнивало. Мозг шкварчал на раскалённой, пустой сковородке голода в последней, невыносимой стадии, когда уже ни о чём не думается, даже и о еде. Раздражение нарастает, бесполезный желудок доедает себя, а разумные доводы подменяются эмоциями. Хочется лишь одного – поскорее убежать из этого места, пусть и в чужую квартиру, ночлежку в многоэтажном бетонном бараке, наскоро съесть горячую еду, не особенно заботясь о том, какая она, лишь бы поскорее была перед ним тарелка с дымящимся варевом.

– Консервированные мозги! – подумал он. – Нет! Мозги в желудочном соке! И пока желудок не даст команду мозгам – думай, они этого делать не будут! После еды оживут, команды пойдут к рукам, ногам, те станут тёплыми, задвигаются.

Какие-то мечты могут появиться, простые от сытости, вроде бы ты сам этого хочешь. Так этим залюбуешься и не заметишь, что совсем не то делаешь. И вдруг увидишь перед собой – получилось такое неказистое изделие, «разбитое корыто». Почему всегда изображают золотую рыбку размером с ладошку? Из-за стоимости золота? Ну вот – старик у Хемингуэя поймал огромного марлина, и что? Едва не погиб. Емеля со щукой. Так ли важен размер того, кто дарит чудо! Важен масштаб, то есть начинка самого чуда! Хотя вот премудрый пескарь был мелким, но изворотливым. Однако не спасла его сверхосторожность. Словили и сожрали. Удача! Н-да-а!

Зажарить бы сейчас щуку, чтобы кончики плавников хрустели на зубах, отдавали аромат натуральной, речной свежести. Сварить уху из пескарей. А на что гожа золотая рыбка? Её и не представить на раскалённой сковородке.

Мелкие, сорные мысли, но правильные в своей бытовой, приземлённой неоспоримости и вызывающие дополнительное раздражение новым витком возврата к еде.

Напоминать Виталию Петровичу о том, что пора трогаться, было рискованно: могло закончиться криками. Раздражение внутри от этой бессмыслицы усиливалось, копилось фиолетовым нарывом, готовым прорваться скандальным выбросом по самому пустяковому поводу. От безобидной фразы, сказанной даже шепотком. Но более всего удивляло неприятие Виталием еды в рабочее время.

Он оправдывался боязнью тотчас уснуть.

– С ума сойти! Как хочется есть, – подумал Сергей и пошёл на кухоньку. Выпил из кулера воды. – Хоть чего-нибудь! Хоть луковицу куснуть, выменянную за обрезки цветной бумаги Папой Карло, теряя сознание, зубы вонзить в неё, как Буратино! И брызги кусачего сока, слёзы из глаз, временный обман желудка, себя, но хоть краткое, на миг облегчение.

Он посмотрел с ненавистью на кружки, чай в пакетиках, молотый кофе в здоровенной фирменной банке, ощутил горечь и сухость во рту.

Потом от нечего делать выдвинул из-под стола напольные весы – любимую забаву секретаря Марины. Глянул под ноги.

Красная стрелка не шелохнулась, осталась на ноле. Ужасная мысль посетила воспалённый, идущий вразнос мозг. Он слез с весов, наклонился, обнаружил сбоку кнопку включения. Разозлился на себя, поставил весы на место.

Долго пил воду, досадуя, что налил кружку доверху, но и в раковину выливать не стал.

Цедил безвкусную сквозь зубы и тотчас пожалел о том, что заполняет пустоту желудка пресной водой.

Тошнота стала явственней. В желудке громко ворчала, переливаясь, вода. Он прикрыл глаза, представил, как она скользит по извивам кишечника. Мгновенно ощутил спазм, подкативший к горлу, проглотил его с усилием, вспотел и подумал:

– Мозг посылает мне отчаянные сигналы, будоражит, пытается мобилизовать. Даже не мозг, а жалкие проценты мозга, в лучшем случае то, что освоено от килограммов серой массы и хоть как-то работает. А остальные? Ладно бы ему не хватало этих килограммов, и от недостатка серого вещества сходил бы с ума! Всё зависит от того, что в мозгах, а не от их количестве, – подумал, – от того объема который заполнен. А что с третьим глазом? Его куда «пристроить»? В левое полушарие или правое? Или точно по центру! Два глаза, чтобы лучше видеть, а третий, чтобы лучше слышать!

Вернулся к своему столу. Через приоткрытую дверь увидел Виталия. Тот мрачно хмурился на дисплей, следил, как наливаются красным цветом извивы кольцевой от Юго-Запада до Юга, противным пузырём, тяжелеющим к низу, ждал хоть небольшого просвета, молча курил, давился дымной горечью тонкой пахитоски-зубочистки. Под столом вздыхала овчарка Пальма – прикрыла глаза, положила красивую морду на вытянутые изящные лапы.

Шибануло в нос резким запахом настоявшейся псины, кислятиной табачного дыма. Сергей физически ощутил его давящую плотность, невольно придержал дыхание.

– Пора ехать, Виталий Петрович, – не выдержал Сергей.

Самого гендиректора из-за высокого бюро видно не было. Лишь макушка лохматой головы, да светился голубоватым мерцанием, в сумерках экран компьютера.

И река на большой фотографии за его спиной – зажатая в узкой горловине между коричневых валунов, чёрных в тени нависающих скал зажатая в узкой горловине между коричневых огромных валунов, черных в тени нависающих скал – на большой фотографии за его спиной, сверкала настоящей водой, искрилась белой пеной, бесновалась неукротимо. Порог шестой категории, по которому сплавлялась, вжавшись в настилы, перехватив вёсла наперевес, отважная четвёрка спортсменов. И крайним слева был молодой тогда ещё Виталий. Но все были в касках, спасательных ярких жилетах, крохотные на фоне белого безумия яростной воды, и узнать его было невозможно.

Алтайские пороги. Фотография откуда-то с верхней, немыслимой для человека точки: скалы? гнезда? – выхваченный точным, орлиным прицелом мгновенный блиц. Грубая, непридуманная россыпь пойманных деталей перехватывала дух реальной опасностью. Виднелась река с высоты, где можно лишь летать, имея крылья, и от этого жутко, страх сбивает, останавливает дыхание, будто обычный вздох покачнёт тело, такое неустойчивое в тугих потоках воздуха. Высоко, и вполне реально рухнуть вниз, успев защититься лишь последним криком, безумным и бесполезным, перед тем как ударится тело о камни, исковерканное твердью. Это предощущение заставляет оцепенеть, и тотчас отгоняешь саму мысль, убеждая себя в нереальности происходящего.

Как-то Виталий рассказывал об этом. Скупо, но Сергей запомнил, а сейчас неожиданно взыграла голодная фантазия какими-то бредовыми извивами.

– Куда ехать! Ну, куда! – закричал Виталий Петрович, ткнул кривоватым пальцем в экран, да так, что тот закачался, – глянь, сплошной пожар! Краснота! На одном сцеплении ехать… опять ногу сведёт судорогой!

– Движение – жизнь! Ну, уж ты-то знаешь! – примирительно ответил Сергей. – А мы возимся, и чего-то ждём, и жизнь затухает. Протухшая жизнь у нас. Вот что я тебе скажу! Есть такая притча, про лягушек. Сказали им – заберётесь на высокую скалу, и начнётся новая жизнь! Куда нам – лапки маленькие, мы сами маленькие! Нет, не дойдём! Так сказали старые, мудрые лягушки-аксакалы и тихо умирали своей смертью. А молодые лезли, гибли во множестве, но лезли. А старики укоряли, говорили – вот видите, без толку вы этим занимаетесь! Но одному молодому лягушонку всё-таки удалось добраться!

Лицо Виталия исказилось в экранных бликах резкими тенями, его посекло штрихами злой гримаски. Он махнул рукой, отвернулся, несколько минут сидел, бездумно глядя в экран.

– Ну и почему?

– Он был – глухой!

– Кто?

– Конь в пальто! Лягушонок этот был глухой!

– Ну и где тут мораль?

– Да не верь ты этим… иероглифам на сайте! Не слушайся их!

Виталий хмыкнул, отвернулся, однако выключил компьютер, встал, прикрыл окно.

Пальма мгновенно выскочила из-под стола, прогнулась, поворчала, села, навострила уши и приготовилась двигаться.

Она лучше Сергея знала, что сейчас они поедут на ночлег.

Сергей промолчал, стерпел, понимая нервозность Виталия. Он ходил за ним следом, молча, надеясь этим ускорить отъезд, не обижаясь, отрешённо, продолжая обдумывать прежнюю мысль:

– И что же на самом деле источник безумия, где оно укореняется, в какой части мозга вьёт гнездо эта беда? А может быть, это освобождение? Счастье от неведенья? Ведь пока мы не знаем, нас ничто не тревожит! Всё начинается с беспокойства в тех жалких процентах мозга, которые худо-бедно всё-таки освоены, или таится в остальном объёме, в который пытается углубиться эта малая, продвинутая часть? Слабый разум не в состоянии одолеть остальную часть! Силы очень неравны. Сколько пустоты в этой костяной коробке! Пустота – не всегда космос. Но ведь, возможно, некий Высший Разум запрограммировал нас так, что мы носим в своих черепушках серое вещество… кстати, а почему оно серое, а не розовое, там же сосудики, кровь… или – зелёное, например? И вот мы носим мозги, как пластины аккумулятора, которые надо зарядить, а когда уходим из этой жизни, то эта энергия забирается от нас. Концентрируется в ноосфере. Этакий инкубатор энергии. А все наши жилы, мышцы, кривошипы суставов, сухожилия – это приводные ремни для подзарядки! Колёсики-шестерёнки. Мысли какие-то, физиологически странные! Господи, как хочется есть! Хоть собачий корм похрумкать, запустить руку в шуршащее нутро пакета с фирменной собачьей жрачкой, что ли! Вон её сколько!

Что за жизнь!

* * *

К началу марта фирма рассчиталась с долгами за прошедшую зиму. Так бывало и прежде, зима время сонное.

Погасили аренду, выплатили в срок зарплату и с оптимизмом смотрели вперёд.

А впереди было лето красное, обилие заказов и надежда выплатить отпускные, чуть-чуть сберечь денег, к зиме. И к следующему лету можно будет вновь дело поправить. Сезонные колебания.

Охотники-промысловики живут в таком режиме.

Вот так, по синусоиде, фирма двигалась почти пятнадцать лет. Три последних года на этой фирме трудился Сергей Васильевич Петраков.

Родилась фирма необычно, из туристского увлечения. Для сплава по рекам на плотах нужны были понтоны. Лёгкие, прочные, надёжные и компактные. Виталий с друзьями остановились на ткани автомобильных полуприцепов. Мешки из ткани ПВХ, проваренные высокой температурой специального фена по швам, были именно такими.

Потом для науки распороли списанный автомобильный тент, изучили крой. И стали предлагать за умеренную цену новые, из ткани различных цветов. Где тент – там и каркас. Понадобились сварщики, слесаря, оборудование, станки.

Так несколько друзей-туристов придумали бизнес.

Производство вместе с перестройкой набирало обороты. Штат увеличивался, организовали несколько отделов, склад, стали предлагать фурнитуру, комплектующие.

Дело процветало и на удивление, во времена дефолтного безумия – выжило.

Ядром коллектива было шесть-восемь рабочих, при необходимости их число увеличивалось. Был толковый молодой мастер откуда-то с Кубани, зацепившийся в Москве. Опытный главный бухгалтер, отдел продаж, секретарь.

Идея была живо подхвачена, открылось много фирм, предлагавших такие же услуги. Последние два года количество заказов сокращалось, ужималось, как шагреневая кожа. И осталось в большом цехе четверо рабочих, да в офисе Виталий Петрович – генеральный директор, секретарь, менеджер, он же дизайнер-компьютерщик, отдел продаж в лице лишь Сергея. Главный бухгалтер освободила небольшой закуток и справлялась с отчётностью на дому. Суммы за аренду заметно уменьшились.

И вновь наступило лето. Обычное, ничем не примечательное. Ни холодное, ни жаркое. Скучное, пыльное – московское лето. Окружающее не интересовало, потому что время было насыщено томительным ожиданием хороших перемен, нетерпением Виталия, его неожиданными вспышками нервозности – вдруг состоится этот долгожданный контракт и, как счастливый билет, станет пропуском в спокойный рабочий график. Но очередной клиент тихо и бесследно исчезал, оптимизм не оправдывался, вызывая пустую досаду неизвестно на кого.

Так вымаливают спасительный дождь в страшную засуху. Скорее от безнадёги, чем от сильной веры в успех.

Заказы же шли мелкие, чтобы не сказать – издевательские, вроде пологов ларьков для уличной торговли арбузами и дынями. Прибегал очередной златозубый южанин, делал страшные глаза, кричал с порога, что он много лет заказывает изделия исключительно здесь, умолял сделать скидку, торговался самозабвенно, серьёзно. Можно сказать – насмерть! Учитывая такое отношение этой категории клиентов, Сергей заранее слегка завышал цену, потом, после долгих криков и уговоров, уменьшал до обычной стоимости, обозначенной в прайс-листе. Ударяли по рукам. Прайс-лист заказчики не смотрели.

Радости заказчиков не было границ!

Расплачивались наличкой, перегибая посередине пачку тысячных купюр, получая от этого процесса явное удовольствие. Приходно-расходный ордер не глядя совали в карман.

Маленькая хитрость. Почти бесплатная – так, одна лишь возня.

Изредка кто-то из них привозил арбуз-два. Со стороны было заметно трепетное отношение к полосатым ягодам, но были они, как правило, вялые и недозрелые.

Цокали языками, нахваливали свой товар, а сливали какой-то неликвид. Но по ширине светлых полосок не определишь. Сергей принимал очередного кота в мешке, улыбался, подыгрывал, цокал языком. Молчал, стучал согнутым пальцем по полосатому боку. Напряжённо вслушивался, хмурил брови, потом закатывал к потолку глаза, кричал «яхши».

Всё – от великой скуки, хотя втайне надеялся, что этот будет спелым и сахаристым, крупитчато-алым, принесёт немного радости. Но и это ожидание не оправдывалось.

Такая игра. Сергей её принимал, был готов поучаствовать и относился с юмором к шумным, темпераментным людям, настоящим оптимистам, суетливым труженикам прилавка.

Денег этих только и хватало, чтобы с работниками расплатиться. Часто повторяемое и растиражированное слово «кризис», бывшее вроде бы в стороне, далеко, за океанами, надвинулось, стало приобретать реальные очертания беды и обозначилось неумолимо в полный рост. Да вдруг развернулось, стремительно понеслось прямо на них и навалилось всей тяжестью, словно погрузневший в застолье, хмельной, непрошеный гость. И не вздохнуть, и не отползти из-под него.

Виталий провёл ревизию. На складе оказалось большое количество запасных частей. Их список вывесили на сайте фирмы, с указанием цены и броской рекламой – «Реализуем за половину стоимости при закупке оптом!»

Сергей плотно залез в Интернет, отыскал шестьдесят четыре профильных предприятия, которых могли бы заинтересовать запчасти со склада, разослал коммерческие предложения, повторно обзвонил. Большая часть просто отказались, сославшись на безденежье, две московские фирмы и одна питерская пообещали «вернуться к этой теме, если появится серьёзный заказчик», да так тихо и пропали.

Позвонил незнакомец, представился «ИЧП Власов», хриплым голосом спросил, можно ли на месте посмотреть на запчасти. Сергей согласился.

Вскоре приехал на новеньком «Фокусе» синего металлика крупный и рыхлый мордоворот лет тридцати пяти. Оглаживал бритую голову, смотрелся в глянцевую темноту окон своего авто, хмурился, прятал глазки серые, невыразительные под широкими дугами бровей. Был похож на дельфина и у Сергея появилось и странное желание утереть обильный пот с взопревшей лысины.

– Вадик, – вяло, словно, нехотя пожал руку.

– Сергей, начальник отдела реализации.

Вадик что-то хмыкнул в ответ. Осмотрел внимательно всё, что намечалось к продаже. Головой покачал и пошёл к стоянке. Сергей обречённо проводил его до машины.

– Слышь, я чё думаю, – неожиданно сказал Вадик, стоя перед раскрытой дверцей авто, – за восьмёру зелени я бы всё чохом отгрузил. Так и быть, выручил бы вас.

– Мне торговаться в таких масштабах не дозволено. Есть гендиректор.

– Ладно. Ты его уломай на десятку зелёных, а я тебе штукаря подкину за труды. Ну – пару штукарей.

– Нет. Это нас не устраивает. Несерьёзно.

– Ну-ну. Пасите свои железяки. С люминиём. Когда совсем станет «хэ»… «ху» ну ты, понимаешь то есть хорошо, звони. Только тогда ни ты, ни гендиректор столько уже не получите.

Торговаться с барыгами Сергей умел.

– А вы уверены, что больше покупателей не будет?

– Абзолютли! – Вадик сел в машину, захлопнул дверцу, окно приоткрыл: – Пустые хлопоты. Всеобщее обнищание, бля, масссс, тотальное, вот чё те скажу – реализатор!

И уехал, пригазнув на старте, напылил обильно.

– Что у нас нового? – спросил вечером Виталий.

– Да приезжал тут давеча крендель, винтом закрученный. Весь у белом!

– Я у курсе, мастер говорил. И что у сухом остатке?

– Да ерунду предлагал. Десятку зелёных за весь склад, кроме среднего и большого профилей.

– Ну и что ты сказал?

– Пустое, говорю. Лучше уж тогда в цветмет сдать!

– Правильно ответил! А он-то что?

– Говорит, попухнете вы со своим железом!

– Ну, это мы ещё посмотрим! – насупился Виталий.

– Новый герой! – сказал Сергей. – Были тучные года, поднялся на чем-то, мучается, куда бы деньги пристроить. Тесно им у него в карманах. Жирком оброс, сибаритом стал, всерьёз куда-то лезть ему лень. Да он толком-то ничего не умеет – купи-продай! И так новый герой стал старым. Это от возраста никак не зависит.

– Это по твоей классификации?

– Исключительно!

– Дельфины и акулы пасут стаи сардин! – прибавил Виталий загадочно.

Однако Вадик этот залётный словно наколдовал, и никто не звонил, не интересовался запчастями по сходной цене. Так и торчал немым укором на сайте зазывный текст.

Лето пустых ожиданий. Такое короткое и стремительное, почти как северное. И уже холодил затылок надвигающийся зимний ураган, тоскливое ожидание стылого неуюта жизни, безденежья и грядущих разборок-разъездов с мздоимцами.

* * *

К осени накопился солидный долг. Правительство рекомендовало снизить ставки по аренде, но это касалось госпредприятий, а в их случае арендодатель был частной компанией, и на неё эта забота правительства о мелком и среднем бизнесе не распространялась.

Когда же долг перевалил за шестизначную сколопендру с многоколёсными нулями, пустыми и страшными, как глазницы черепа, Виталий, единоличный хозяин, решил фирму закрыть, долг погасить и выйти из игры.

Он представил последствия, и стало страшно.

Он приходил очень рано, открывал большой, гулкий цех, хранивший в глубине своей прохлады запах горячего металла, бодрящий озон сварки, масла, суспензии. Всё родное, чему отдано было много лет. Вспоминал, как когда-то давно полгода ездили по кольцевой, отыскивая приличное помещение под производство. Как проливали «под ноль» бетон пола, стелили по уровню многослойную фанеру, превращая старый армейский разборный ангар в полноценный цех. Завозили оборудование, ещё вполне рабочее, приспособления, сработанные точно под свой проект, как ловкую рукоятку, подгоняя по себе, чтобы не набить мозолей, не занозить.

Трудности эти его не пугали, он был грамотный технарь, досконально знавший своё дело. В собственный бизнес рванул, пройдя строгую школу минсредмашевской оборонки. Он умел с полувзгляда оценить о чем речь и найти решение правильное, разумное, а часто и единственное. Ежедневно в его подчинении были уникальные исполнители шестого-восьмого разрядов, ковавшие «под мелкоскопом» блоху, и самая передовая на тот момент техника, технологии. Для оборонки страна не скупилась в прежние времена. Люди ценили такую степень доверия и работали совестливо, сверхурочно, не считаясь со временем и даже здоровьем.

Техника – смысл его жизни. Неприхотливый в еде и одежде, он частенько забывал даже причесаться, а лишь поправлял шевелюру, пропускал между растопыренными пальцами жёсткие вихры – соль с перцем, как у миттельшнаyцера.

– Чтобы не выглядеть комично, – так пояснял он, словно оправдывая этот жест перед окружающими.

Среднего роста, худощавый, энергичный, глаза карие, живые. Авторитет Виталия был непререкаем. Он требовал дела и заводился, если рабочий не понимал сразу, что надо делать и как к этому подобраться. Он мог вспылить, наорать от нетерпимости к бестолковому исполнителю, лености его мысли, или вообще тупому ожиданию указаний. Но было это не по злобе, ему прощали и шли за разъяснением или с вопросами в самом крайнем случае.

Почти всегда его называли по имени и отчеству. По-иному язык не поворачивался. Даже у Сергея, хоть и был он старше Виталия на восемь лет.

В быту пребывал в состоянии рассеянности, но всё, что касалось «железа» и производства, раскладывалось точно и аккуратно на технологические звенья. В оконцовке рождалось прочное, надёжное изделие. Безопасное и долговечное.

Хотя, может быть, он даже и про себя не выстраивал таких высокопарных фраз, а был профессионалом до кончиков ногтей, делал честно мужскую работу, заведомо зная, что миллионов на этом не сколотишь. Какое-то время прилично пожить, принести в семью чуток больше денег. В лучшем случае – на курорт заграничный съездить раз в пять лет. И не было его вины в том, что распылилось золотое племя созидателей уникальных изделий для «ядерного щита», космоса, или ставилось от безнадёги торгашами, по мере удаления от начала перестройки.

И сейчас всё рушилось, расползалось, как плохо скреплённые доски плота. Они уплывали неуправляемо вниз по реке жизни, теряя красоту, сработанную умело, превращаясь в обычные дрова. И на какой бережок их выкинет, бесполезные доски, о какие валуны разнесёт вдребезги, в щепки для чужого костра.

В лучшем случае.

Всего лишь год назад казалось, что курс на производство больших конструкций, отказ от мелких, трудоёмких изделий выбран правильно, и они выживут. А сейчас всё резко изменилось, сломалось – хоть и ожидаемо, но каким-то иным образом, коварным и непредсказуемым.

Было много звонков из разных банков с заманчивыми, по их мнению, предложениями.

Виталий негромко разъяснял дежурному глашатаю новых горизонтов сотрудничества:

– Мы уплатили все налоги. Так? А теперь из того, что осталось, мы должны отдать вам 28 процентов. Что же останется нам? И заложить нам нечего. Мы про́клятые и забытые всеми производственники. Одни лозунги, а реальной помощи никакой. Вон – в Голландии, сперва гасят все кредиты, ипотеки и прочее, а уж потом на остаток налоги накручивают. Так там все поголовно в банках пасутся. То-о-о-лько один кредит закончился – бегут скорее за следующим. И ставки, заметьте, в разы меньше наших! Конечно, правильно актёр Фоменко на «Русском радио» пошутил – «Чтобы в России был порядок, надо её заселить голландцами»! Да не учу я вас, мил человек, это мысли, подкреплённые опытом и жизненной усталостью. Нет – не злой я! Зло среднего рода, оно лишает женщин женского, мужчин мужского, а я мужчина в зрелой поре и всю жизнь привык работать головой и руками! И приносить пользу своей стране, а не пытаться втюхать дорогую халяву. Чтобы она, как презерватив, извините, сработала на раз! Вот так! Простите за резкость!

Он кинул трубку и пригласил Сергея выйти на улицу. Ходил, курил, мрачнел в каком-то забытье, говорил горячо:

– Ты понимаешь – сейчас нас может спасти только хороший контракт. Даже если мы и объявим себя официально банкротами, всё равно потребуют деньги отдать за аренду. Налоги мы слегка пригасили, там не так страшно. – Отворачивался в сторону, с досадой говорил: – В открытую «козла» забивают! В рабочее время! Представляешь?! Это у меня-то на производстве! В цех тошно заходить. Меня же весь город знает… и не один город! Мне позарез нужен заказ на большой ангар! Для самоуважения, чтобы уйти с поляны по-людски и смотреть людям в глаза! Ты вот это пойми, это ведь самое главное сейчас! Он дорогого стоит, этот ангар!

– Я всё понимаю, Виталий Петрович, – тихо отвечал Сергей, – я уверен, что контракт прорежется. Уверен! Понимаешь! Ссылки на сайте всевозможные навыдумывали, цепляет вроде, посетителей вдвое больше, чем в прошлом, урожайном году, затовариваю всех по полной информацией, буклетов разослали не одну сотню, ни один запрос не оставляем без внимания, разговоры – рекой! Переговоры! А выход – нулевой! Но это так! Мы ничего плохого не сделали! Не за что нас наказывать! Помнишь историю с Котельниками? В мае послали коммерческое предложение, а договор подписали в сентябре!

И показывал куда-то вверх, в серое московское небо.

– А! – махнул рукой Виталий. – Опять твоя… аюрведа. Кто у нас там ещё остался?

Сергей сбегал в офис, вернулся со списком, стал перечислять фирмы, предполагаемые объёмы контрактов, сроки какие-то называл, понимая, что перед ним человек, которого постигло настоящее горе, что он слушает и не слышит, так велика его досада перед неизбежным закрытием фирмы, да ещё и похоже с великими проблемами впереди.

– А что с запчастями, по складу?

– Прочесал всех мало-мальски заинтересованных. Ничего определённого. Ссылаются на кризис и безденежье!

– Ну да! Кризис только у них! А у нас его нет и в помине! – возмущался Виталий.

– Там со спамом прилетело встречное предложение, я тебе перекинул – глянь. Стоит связываться или нет?

– Ты сам-то звонил?

– Да. Двое учредителей – Алексей и Володя. Маленькая фирмочка. Хотят прибыль пустить на закупку запчастей впрок, чтобы к новому сезону расширить ассортимент изделий, немного заработать.

– Ну и что?

– Производственники, не торгаши. Интересно, но предложили забрать всё подчисту́ю, даже то, что мы не указали в прайсе на сайте. Владеют вопросом. Подсчитали, у них выходит четыреста пятьдесят тысяч рублей. За наличку.

– То есть… десятка евро? Совсем охренели, что ли? Может быть, им ещё и приплатить?

– Ты не кипятись, подумай – ну куда мы потом с этим железом? Кому будет нужно. Я понимаю, что оно тебе по-своему дорого, может быть, какие-то планы связаны нереализованные… чёрт его знает, ностальгия, что ли. Но, думаю надо соглашаться!

– Да пошли они в жопу! Стервятники. Вообще хотят нас обобрать!

– Ты для начала пересчитай, подумай. Мы же деньги вернём в оборот – наличку.

И щемила Сергея заноза, виноватило внутри. Грызла совесть, мучительно раня в кровь, словно старые сухари – нежные дёсны, хоть и понимал, что лично он не виноват, ситуация вообще непростая, опасная ситуация, от него не зависящая по большей части. Но как реально помочь, не виделось.

– Но всё ли я сделал так, как и моё ожидание перемен к лучшему лишь дело времени? Где я вообще? На какой ступеньке человеческого развития, социальной лестницы, профессиональной принадлежности? Где моё место? Моё ли оно или я непроизвольно и самонадеянно занял чьё-то чужое и не оправдываю его полностью? В силу каких законов природы, общества я оказался здесь? Или причуды судьбы вытворяют со мной всё, что ей заблагорассудится, совершенно не интересуясь моим мнением на этот счёт! И ведь прежде я не сильно об этом задумывался! Бегал на работу, в отличном настроении, был уверен, что делаю всё правильно, и дело действительно шло успешно! Что же изменилось? Почему я растерялся и просто жду хороших вестей, что реклама принесёт свои полезные плоды, крупные, красивые, и однажды утром посыплется на больную голову неиссякаемая струйка белоснежной манны небесной.

Виталий выслушал доводы Сергея, махнул рукой и слонялся по двору. В цех идти не хотел, потому что знал – закончится всё диким скандалом, а предложить в работу нечего.

– Просто нет денег у народа. Все деньги в банках, и извлечь их оттуда только по суду можно. Да и какие это банки? Конторки меняльные! Ты вот смотри – звонил Юрик – нет ли заказа на покраску узлов? Игорёха интересовался – нужна ли ткань ПВХ, металлобаза трижды на дню любезно интересуется – профиль различный предлагают… А я им ничего не заказываю. Проблемы вырастают в огромный ком, он всё увеличивается, и получается, что наша маленькая фирмочка, уходя на дно, тащит за собой с десяток других. А деньгами в банке играются циничные менеджеры! И глава правительства разводит руками – мол, ничего толком не понимаем, что делать – не ведаем! И банки стыдит, что они медленно как-то разворачиваются лицом к производству, а они воруют и не краснеют! И эта жопа мохнатая заслонила весь горизонт!

Он садился в машину, отъезжал куда-то, вроде бы по делам, но Сергей догадывался, что он просто не может выносить гнетущего безделья, стука костяшек домино в бытовке: как гвозди в крышку домовины.

– Ты звони сразу же, если что. – И отвечал своим мыслям вслух: – Такая вот… политграмота. С политэкономией капитализма.

Без всякого выражения, задумчиво декламировал Сергей детскую считалку, разгуливая в одиночестве по двору.

Мог бы спасти ситуацию контракт миллиона на полтора. Хотя бы один. Жизненно важен он был сейчас. Звонков было много, Сергей толково и доходчиво рассказывал о том, какие замечательные каркасно-тентовые конструкции они понастроили от Ханты-Мансийска до Калининграда и от Кустаная до Архангельска. Он этот текст проговаривал наизусть, слегка актёрствуя. Засылал без устали обширные материалы, коммерческие предложения, фото многочисленных ангаров, эффектно заснятые узлы конструктива, чтобы «разбудить фантазию клиента», как он выражался. Усилия эти не заканчивались подписанием долгожданного контракта, а оставались лишь разговорами, что надо взять кредит в банке и тогда уж подписать договор. Сергей убеждался, что прав Виталий, говоря, что все деньги в банках, а те, как пахан на сходняке, хотят лишь больше содрать с попавшего в беду соседа.

Звонившие, не удосуживались перезвонить снова и внятно отказаться от предложения. Возможно, стыдились после такого яростного и красивого рассказа заявить Сергею – нет. Просто замолкали и исчезали, оставляя хоть какую-то краткую надежду, но время шло и приходилось их отлавливать, добиваясь ясности. Сергей злился сначала на себя, на то, что в очередной раз купился на слова, обнадёжил сам себя, не разглядел и не понял вовремя никчёмности ещё одной попытки. Потом успокаивался, принимался звонить, предельно вежливо выговаривал, но это ничего ровным счетом не меняло, а лишь вносило дополнительное раздражение, потому что на том конце провода суть претензии была просто непонятна – ведь договор же не подписан. Какие могут быть претензии!

Каждому не объяснишь, что нужен хороший контракт. Горечь была в остатке.

В офисе повисла гнетущая, мёртвая тишина. Телефоны молчали, словно не было связи.

Фирме установили жёсткий срок – погасить задолженность по аренде до первого октября.

Потянулись дорогие джипы, в цеху стали появляться холёные директора торговых компаний, вокруг которых суетились менеджеры арендодателя. На рабочих никто не обращал внимания. Они приходили в конторку, с тревогой спрашивали – закрываемся или нет? Их успокаивали, объясняли, что перепутали, не в тот склад визитёров занесло. Всё это напоминало нерадивого ученика с двумя дневниками и тайной надеждой – авось проскочит!

* * *

– Я там пересчитал по складу. Звони этим… потрошителям, – хмуро сказал Виталий, – перекинул тебе на почту. Надо что-то делать. Жаль, конечно, отдавать то, что нажито… непосильным трудом. – Улыбнулся криво.

Сергей принялся настойчиво звонить. Энергия бесцельного ожидания требовала выхода.

Договорились, что заедет коммерческий директор, на месте посмотрит, что и сколько, даст окончательный ответ.

Вскоре приехал на стареньком «Терракане» Алексей. Неторопливый, основательный. Лет тридцати, светлый, голос тихий. У него был список, распечатанный с сайта, с подробным расчётом, пометками, что могло бы их заинтересовать в случае, если это есть на складе, но в прайс-листе не указано.

Они вдвоём обревизовали список.

– Ну что ж. Нормально. Можем завтра вывозить? Только вот просьба – на вашей «Газели». У нас легковушки, за габарит вылезет, с ментами не хочется связываться.

– Конечно. Деньги на бочку, и вперёд! Точнее – вперёд деньги, а потом уже бочку!

– А профиль нельзя прибавить? Алюминиевый – ноль пять на тридцать на шесть метров? Я там справа видел, на стеллаже. Очень бы нам подошёл к этой теме.

– Его же нет в предложении.

– Ну, как бонус… оптовикам. – И глянул твёрдо в глаза Сергею.

Вечером Сергей рассказал о своей встрече с Алексеем.

– Ждут нашего звонка.

– На нашей «Газели»? Ну, совсем на халяву хотят проехаться, мародёры… нас мордой об стол… по бедности повозить! – возмутился Виталий и неожиданно спросил: – Чего ты так за них бьёшься?

– Я за нас бьюсь, за тебя! Хоть какие-то дыры заткнуть! На премию я не надеюсь! Мне за державу обидно! – возмутился Сергей и стал звонить Алексею.

Хотя и резанула неприятно фраза, подозрительная интонация Виталия.

На следующий день приехал на старенькой «десятке» Владимир, партнёр Алексея и технический директор. Привёз деньги. Красивые пачки, карминные купюры по пять тысяч рублей.

Марина, секретарь, оформила ордер, выписала накладную. Сергей слонялся рядом с равнодушным лицом, выходил в цех, кофе сварил, пил обжигаясь и беспрестанно курил.

Договорились, что завтра привезут на «Газели» габаритный груз и всё остальное.

Кофе выпили, почти не разговаривали, руки пожали, и он уехал.

Марина тотчас же позвонила Виталию, и вскоре он уже был в офисе.

– Котлетка готова! – встретил его улыбкой Сергей на пороге. – У Марины припрятана.

– Куда её в первую очередь пристроить, эту котлетку, с кем раньше поделить, – угрюмо сказал Виталий.

– Главное – она есть! Завтра надо будет им остальное отгрузить.

* * *

Утром Виталий руководил отгрузкой лично, пропадал долго в цеху. Вскоре позвонил Алексей:

– Что же вы не всё нам отгрузили? Мы разве так договаривались?

– Как не всё?

– Да так! Несколько позиций вообще отсутствуют. – Он стал перечислять. – Вот список передо мной, всё отмечено. Нам чужое ни к чему! Вы нам наше отдайте!

– Надо было на отгрузку кому-нибудь приехать, а то теперь будем по телефону разбираться да машину гонять через всю Москву! Между прочим, денег стоит!

– Ну, мы же вам поверили. А теперь – забирайте всё назад, чего нам с вами бодаться по мелочам! Несолидно как-то!

– Давайте так – сейчас же всё выясню, отгрузкой командовал не я, и перезвоню.

Сергей пошёл в цех и на антресолях действительно нашёл несколько коробок деталей. Он вернулся в офис:

– Виталий, что ж ты меня подводишь! Почему не всё вчера отгрузили? Теперь меня казнят, претензии высказывают, а ты втихаря зажилил какие-то железяки! Что ты за них цепляешься? Детский сад, честное слово!

– Они вообще охамели! Получается больше, чем у нас было в предложении! Плюс ещё отдали им демонстрационные стенды, макеты, ткань, вставки… выгребли полконторы!

– И на сколько превысили?

– Почти триста пятьдесят евро!

– И ты решил утаить, не сказав мне ничего? Что за пацанство! Это же «ловленый мизер», как говорят преферансисты!

– Ты бы знал, как они мне достались!

– Я не понимаю причин твоего возмущения! Ты элементарно посчитай – прибавь к наличке восемнадцать процентов, которые мы выигрываем на налоге! Я днём прикинул, и вот что получается, смотри – ты запчасти и комплектующие закупал в Германии по минимальному инвойсу, оптом, со скидкой, до повышения цен, а это сразу минус пятнадцать процентов. Растаможка была на своей таможне сделана. Это ещё процентов двенадцать…

– Ну и что?

– А то, что на самом деле скидка получается не пятьдесят процентов, как в коммерческом предложении, а реально, дай бог, всего лишнее семь-восемь процентов!

– Угу! А сколько лет пролежали они на складе, деньги были заморожены!

– Я это тоже подсчитал! Так тогда и евро был дешевле, а сейчас он поднялся, и в пересчёте на рубли получается совсем неплохо! Надо радоваться, что люди оптом, за наличку, слышишь – повторяю – за на-лич-ку забирают весь этот… хлам! Извини. Теперь это уже хлам, потому что мы его не сможем использовать после закрытия фирмы!

– Ладно, заступник – иди, порадуй этих… кровососов! Завтра довезём остальное. Меня пару дней не будет. Сорвусь по семейным делам. Ты звони, если что-то срочное.

Виталий уже продал квартиру, купленную под банковский кредит, жену и дочь отправил из Москвы. Сам подселился к Сергею. Вместе с Пальмой. Квартиру эту в спальном районе оплачивала фирма. То есть – Виталий. Пошла третья неделя общего житья-бытья.

* * *

Неделя началась с дурных вестей. Пожилой монтажник Сергей Николаевич Кабунин, или просто – Николаич, опытный и толковый, по уровню квалификации и смекалке стоящий трёх обычных работяг, после обеда, работая на стремянке, развинтил болт крепления каркаса. Не закреплённый на противоположной стороне, болт неожиданно подался вправо, и с высоты трёх метров Николаича смахнуло горизонтальной балкой на асфальт. Он упал на правый бок, побелел мгновенно лицом. Рабочие кинулись на помощь, помогли подняться.

Ступать на ногу он не смог. Поддерживая под руки, довели до раздевалки, усадили, в офис по местному позвонили. Виталий был в отъезде, Сергей примчался в цех:

– Как?

– Херово. Что ещё сказать?

– Нашатырь принесите.

Побежали, принесли вату с ношатырём, возле носа поводил. Николаич вздрогнул, глаза приоткрыл. Лицо белее белого.

– Голова не болит? Нет сотрясения?

– Вроде нет. Бедро как деревянное.

Вернулся Виталий. Отмерял короткие, отчаянные шажки по свободному пространству офиса:

– Наверное, перелом шейки бедра.

– Вот зачем ты это говоришь! – закричал Сергей. – Ты что – не понимаешь? Мысль материальна, а уж слово-то – тем более! Это же так ясно!

– Я что – пацан! – закричал Виталий. – Ничего не видел в жизни, не понимаю, что ли, ничего! Я столько всего насмотрелся в разных передрягах… походах!

Секретарь Марина, она же нормировщик, и дизайнер, он же админ, Миша, молча уткнулись в дисплеи, спрятались за свои бюро, пережидая бурю.

Виталий выбежал, повёз Николаича в травмпункт. Вернулся злой и обескураженный:

– Сделали рентген. Перелом шейки бедра.

– Ну, правильно! Ты это озвучил, ты этого хотел, и нате – получите! – сказал Сергей.

– Да при чём тут это! Аюрведы твои опять дурацкие. Или как они там. Психолог хренов.

– Никакой я не психолог! Не надо ситуацию тащить на себя! Попросил? Вот и пожалуйста – получили! – развёл руками Сергей.

* * *

Виталий вновь уехал в больницу, уговаривать на срочную операцию. Вернулся в конце дня, сидел, сжавшись от отчаянья в комок, с горестным лицом, ждал, когда кольцевая дорога хоть немного разгрузится.

– Ладно, пошли, – встал, ушёл к машине. Сергей закрыл офис. Они молча довезли до электрички Марину, распростились.

– А где Миша? – неожиданно спросил Виталий.

– Он же днём у вас отпросился. Отравился пиццей. Пошёл лечиться.

– Не понос, так золотуха! Извини, Марина, забыл, что ты здесь.

Виталий выехал на трассу. Она была почти пустой. Ехали молча.

– Что там с Николаичем, подробности какие? – спросил Сергей.

– Ну какие могут быть подробности в этой стране? Медицина хвалёная! Через две недели только по плану операцию собирались делать. Говорю, а пораньше если? Буркалами в очках фирменных так это повращал, скалькулировал чего-то, и говорит – восемьдесят семь тысяч. Короче – вернулся в контору, достал из зарплаты девяносто и дал ему. Сегодня у нас что?

– Понедельник.

– Вот! В четверг будут делать операцию, вставлять болты. Хромированные.

Движение после поворота на Бутово оживилось, машины, соскучившись по скорости, побежали быстрее. Каким-то чудом не притёрлись к затрапезного вида «девятке», ворсистой от грязи.

– Ну куда ты лезешь, мудило! – неожиданно заорал Виталий, – Хоть бы поворотник включил! Я тя счас отожму, блин, поучу! Если тебя раньше не научили! Чуркистан грёбаный!

– Ты это кому кричишь? Мне? И чему ты его научишь? – спросил Сергей. – Тому мужику лет сорок! Его уже поздно чему-нибудь учить. – И продолжил с полуулыбкой: – Если его папа с мамой, школа и семья ничему не научили.

– Ненавижу это московское разнузданное… наглое… хищное хамство! И что я теперь – должен всё это терпеть, прощать?

– Ну зачем же? Не обращай внимания. Он не достоин. Твоих нервов, здоровья. Зачем ты эти сокровища бесценные на какого-то сквозного козла расходуешь почём зря? К тому же, какой он москвич? Заезжий южанин, мелкий лавочник.

– Всё равно, хоть три минуты, а пусть себя мудаком почувствует!

– Да ничего он не почувствует, зря ты упираешься!

– Я козлу дал понять, что он козёл. Всё! – Виталий стукнул руками по рулю.

– И с медициной тоже – что ты, Америку открыл? Тебя так удивило, что он деньги взял? Думаешь, что-то изменилось с прошлого века? В советское время надо было бабушке жены срочно ампутацию делать. Тёща помчалась к себе на Псковщину, в Скобаристан солнечный. Суббота – ничего не знаем, говорит районный главврач. Она ему двадцатипятку сунула в карман халата, и через два часа сделали. Это тогда-то вообще об этом пугались думать, не то что сейчас – разнузданность всеобщая и бабло! – завёлся Сергей, но замолчал резко, понял, что поддался на провокацию, громкое возмущение Виталия.

И продолжил уже мысленно, чтобы не обидеть Виталия:

– А Москва попросту мстит тебе… Отвечает на твою ненависть к ней. Отторгает тебя. Москва сломала тебя! Посмотри на себя! Ты же неврастеник. Рассеянный… И это тоже – расплата. И неумеренная выпивка каждый вечер… Ну, а ты, Серёжа, глянь на себя. Ты-то – со светлым лицом смотришь в радостное завтра? Полон сил, созидательных идей и творческих замыслов? И почти не осталось зубов. И скажи спасибо этому человеку рядом. Три года ты худо-бедно сводишь концы с концами, отсылаешь жене. Нет долгов… Какое это счастье, когда нет долгов! Стоп! Но я внутренне свободен! Может быть, именно потому, что Виталий платит мне и это главная часть моей свободы? Нет! Не только. Я изначально хочу быть свободным. И буду. А в нём слишком много комплексов. Их породила именно Москва, весь этот уклад, сумасшедшая жизнь. И она разрушает его изнутри, его бизнес, планы. Она победила. Равнодушно раздавила и покатила дальше. И Виталий, талантливый технарь, от бессилия превратился в болезненно нетерпимого, взрывоопасного и непредсказуемого человека, не умеющего выслушать, временами лишённого выдержки, мгновенно переходящего на крик, истерику. И тотчас же успокаивающегося, словно и не было только что этого ослепляющего смерча. Почему я так думаю и позволяю себе думать именно так? Я ещё не сломался за три года. Многое воспринимаю обострённо… И всё-таки мне – легче. Но ведь я для чего-то оказался здесь. Именно сейчас, в этой конкретной ситуации, не выдуманной, а суровой и жёсткой. Чтобы решить какую-то задачу? Помочь Виталию, да и на себя по-другому взглянуть.

Где-то это всё собиралось, скапливалось у нас обоих, и вот мы влезли на этот неустойчивый плот, надо собраться, очнуться, подумать. Перестать его раскачивать. Так думаю я, а так ли это надо Виталию? Вон он как сопротивляется, временами на крик срывается. А ты, Серёга – должен терпеть. Ради общего и своего блага. Хороших людей к нам посылают тоже ведь не зря! Или нас к ним. А как иначе возлюбить ближнего? Да и без толку гирьки переставлять слева направо и наоборот. Любовь дело обоюдное, требует взаимности, с гирьками здесь самое пустое, бессмысленное дело примериваться – кто больше, кто меньше… Отъезд Виталия из Москвы очень похож на бегство.

– Эх ты, – нарушил молчание Виталий, – я думал, ты меня поддержишь, посочувствуешь, а ты туда же.

– В чём тебя поддержать? Врачи-рвачи берут взятки, попадаются негодяи, спекулируют на человеческом горе. Я с тобой согласен. И что? Предлагаешь начать с нас? Ждать две недели, пока лучшего работника прооперируют? Нет у нас системы реального медицинского страхования. Нету! Поэтому кое у кого и карманы оттопыриваются от пачек с деньгами! Я твой праведный гнев понимаю, ну и что?

– Ни хера! Жопу страховкой подтереть! И всё.

Неожиданно справа, поблизости раздался мощный взрыв. Машину слегка подбросило.

– Что это было? – тревожно спросил Виталий, пригибаясь, мгновенно глянув в зеркало заднего вида, – не у нас?

– Откуда! Ты бы на руле сразу почувствовал. – Сергей оглянулся. Пальма тревожно заскулила на заднем сидении, завертела головой.

– У фуры колесо взорвалось.

– Мощно получилось. Я подумал – теракт, – успокаиваясь, задумчиво, сказал Виталий.

– На МКАДе не скроешься. Теракты в центре совершают и уходят дворами от погони. – Сергей смотрел в окно, возвращаясь к прежним мыслям.

– Словно горячечный бред, эта запальчивость изменяет зрение, точность оценки того, что попадается на глаза, выпирает лишь какая-то часть. Не самая важная, но вставшая на место главной. А та – размыта, не сфокусирована, и чтобы изменить такой порядок вещей, необходима неспешность с самого начала. И тогда осмысленное прозрение будет началом мудрости, а не сиюминутной тратой сил на глупости за окном.

Они молчали. С трудом пробились на свою улицу с кольцевой автострады. Медленно пробирались через четыре светофора, потом вправо, под виадук.

Пальма навострив уши начала пронзительно скулить.

Сергей вышел из машины, взял на поводок собаку Виталий погнал машину на платную стоянку внутри большого гаражного товарищества.

Пальма нетерпеливо высматривала хозяина, тянула в ту сторону, Сергею было неудобно с тяжёлыми сумками, полными продуктов. Виталий появился неожиданно, овчарка кинулась к нему со всей силой, навалилась передними лапами, пачкая куртку на груди.

– Сидеть! – строго приказал Виталий.

Пальма села, нетерпеливо подметая шикарным хвостом тротуар, раскрыла в улыбке розовую пасть, преданно глядела в глаза хозяину.

Виталий наклонился, достал из пакета банку пива. Пальма успела широким замахом языка увлажнить его лицо. – Прекрати! – посуровел Виталий. Распрямился, вытер рукой лицо: – Мы скоро вернёмся. – И пошёл через дорогу к группе деревьев напротив, одёргивая Пальму на коротком поводке. Там была небольшая полянка и стихийная площадка для выгула собак.

Сергей поднялся на медленном лифте на восьмой этаж. Переложил пакет в другую руку, открыл скрипучую дверь, включил свет.

Среди огромных сумок, коробок, чёрного чемодана на колёсиках и собачьего коврика около кровати, на которой спал Виталий, был небольшой проход. Певучая тахта Сергея находилась левее, напротив старенького телевизора.

На спинках стульев, столешнице живописно разбросаны полотенца, мятая одежда. Было не совсем понятно, как это вывозить потом на миниатюрной легковушке, да ещё с овчаркой, занимающей по-царски всё заднее сиденье.

Их жёны были далеко, в соседнем государстве, вдруг ставшем «свободным».

Сергей обретался в этой квартирке почти три года, фирма оплачивала съём. Виталий с Пальмой переселились недавно, после того как он принял решение о закрытии, его жена уехала домой, в Прибалтику, а дочь поступила в престижный Питерский вуз.

Они уже третью неделю ездили в эту ночлежную нору, терпели неудобства, зная, что это ненадолго. Сергей относился к этому философски, как к временному обстоятельству, а Виталий за рулём негодовал и постоянно ворчал, злился на бестолковость водителей, проблесковые маячки кортежей и хвост, который моментально образовывался вослед машине скорой помощи, чтобы поскорее проскочить забитую машинами многополоску.

По-нормальному, рано утром, по пустой кольцевой они долетали минут за двадцать, вечером же внешняя сторона была забита, и неполных тридцать километров от двери до двери тащились непредсказуемо долго и нудно, гадая, лениво, что же там впереди произошло, из-за чего такая пробка, и уповая на везение и скорое окончание тягомотины. Вернулись Виталий с Пальмой.

Сергей за это время разогрел обед, сделал салат, включил тостер – на кухне запахло свежим хлебом. Расставил приборы, разложил салфетки.

Румяный от осеннего воздуха и пива Виталий погремел цепной вставкой поводка, снял с Пальмы ошейник, погрел мясной отвар, насыпал в миску сухой корм. Пальма терпеливо наблюдала за его движениями. Только тонкие проблески тягучей слюны по краям пасти выдавали её настроение.

– Прежде всего надо скотинку накормить, – проговорил Виталий.

Пальма рванулась к миске.

– Сидеть!

Она опустилась, не касаясь пола.

– Можно!

Пальма кинулась к еде, загремела миской.

Днём, на работе, Виталий весь день пил крепкий кофе из большой керамической кружки, сидел у приоткрытого окна, курил тонкие пахитоски. Доставал их поочерёдно из зелёных или бордовых пачек.

Сергей завтракал геркулесом, через пару часов пил чай с маковыми сухариками, на обед грел в микроволновке три бутерброда с сыром, запивал сладким зелёным чаем.

К вечеру оба бывали сильно голодны.

– Ну что? По чуть-чуть? – спросил Виталий, доставая из морозилки белую от инея бутылку – «Водка на листьях крапивы». – Это вещь добрая, питерского производства, на хорошей, мягкой воде.

– Исключительно по двадцать капель! – согласился Сергей. – Крапивы даже черти боятся.

– Ну – так за что?

– За победу! Всем чертям назло.

– Победа… – вздохнул Виталий. – Красивая сука, над которой потешилось много кобелей.

– Ещё один виток жизненной спирали, которая мешает родить светлое?

– Циник ты, Серёга. Да уж больно мудрёно заплёл.

– Я нормальный парняга, только слегка припоздал по жизни. И чуток принял водочки.

– Ладно! За победу. Цены победа не имеет! Одна радость чего стоит!

Они выпили немного водки. Аппетит стал просто зверским. Вкус ощущался скорее по памяти, инстинктивно: язык онемел от ледяной водки.

Закусили салом с чёрным хлебом, съели гороховый суп из копчёной рульки, рубленое мясо в белом соусе с вермишелью, салат из свежих помидоров. Всё скоренько, без остатка. Перешли к десерту – пряникам. Было тяжко от обилия еды, проглоченной быстро, большими порциями, вдогонку горькой водке.

Виталий мыл посуду, Сергей прибирал на столе, сметал колючие крошки подсохшего хлеба. Так было заведено с момента подселения Виталия.

Виталий остался курить на кухне, погрузился в старое кресло, задымил, налил из плоской бутылочки немного коньяка. Взялся за книжку кроссвордов.

В это время Сергей вполглаза пролистывал программы на старом телевизоре, борясь со сном и обильным поздним обедом, придавившим его к тахте. Вскоре усталость одолела его окончательно.

Он отвечал за готовку и относился к этому очень серьёзно. Хотя Виталий в еде был непривередлив, но хвалил стряпню Сергея. Если бывал доволен, мог задать странный вопрос:

– Почему у тебя свёкла не побелела в борще от варки?

Сергей подробно объяснял, когда и как надо заправлять свёклу, томить на медленном огне, прибавить сока выжатого лимона, чтобы она была красивой, яркой. Задумывался, подытоживал мысленно процесс и делал неожиданный вывод:

– Очень многое зависит от самой свёклы. Но вопрос – уместный.

Вскоре пришёл Виталий, мельком глянул в телевизор:

– Ты всё эту муть листаешь?

– Ничего сегодня путного нет на «Культуре», хотя канал замечательный.

– Терпеть не могу «Брачное чтиво», – сказал Виталий, – низменные инстинкты возбуждают. Многие каналы этим занимаются. Подсовывают, как сутенёры, вперемежку с рекламой, чтобы можно было подороже её продать.

Он лёг на кровать, полистал газету и тихо, почти сразу уснул.

Сергей ненадолго отключился, буквально минут на пятнадцать, проснулся свежий, глянул напротив.

В ногах кровати на коврике спала Пальма, положив морду на лапы. Виталий тоже спал крепким сном праведника. На отлёте, с краю кровати лежала растерзанная газета, исписанная птичьими следками буквиц отгаданного кроссворда.

Сергей выключил лампу, пошёл в кухню, выпил холодного сока и тоже улёгся спать.

Пальма забеспокоилась. Со всех сторон доносились разные подозрительные шумы. Дом жил в круглосуточном режиме, наполненный мелкой суетой, разнообразными звуками, Пальма это улавливала мгновенно, а уж тем более, если на помойке под окном начинали скандалить бездомные вольняшки псы.

После двух ночи Сергей проснулся от того, что Виталий включил лампу и вновь читает газету.

Сергей пошёл в туалет. Следом зацокала по паркету Пальма, пила воду, громко хлебала, проливая обильно влагу вокруг, гремела металлической миской на высокой подставке.

Он пил терпкий яблочно-вишнёвый сок, рад был его прохладе, наблюдал за Пальмой.

Вернулись в комнату вдвоём. Она плотно притиснулась к нему, ластилась.

Улёгся на тахту.

Пальма громко уронила себя на подстилку. Он ворочался, долго не мог уснуть, а сказать Виталию, что свет лампы мешает – не решился.

Смотрел на полуприкрытые окна, несуразные шторы, думал, что же приготовить на ужин? Завтра, нет – уже сегодня. Потом в голову полезли всякие мысли.

Сон подкрался незаметно. Потом он вновь проснулся, но уже от сигаретного дыма, будоражащего аромата кофе. Он не курил и нюхом обладал острым.

Он не понял, сколько проспал.

* * *

На кухне горел свет. Он вышел на кухню.

Виталий бойко и без ошибок заполнял очередной кроссворд, курил. Окно было раскрыто, но дым не успевал выходить: накурено было изрядно, серый, несвежий тюль занавесок растворялся в сизом тумане. причудливыми вытканными фигурками рисунка.

– Ты чего? – вскинулся Виталий, посмотрел огромными за стёклами очков глазами.

Сергей увидел красные сосуды.

– У тебя норма, что ли, – спокойно спросил Сергей, не показывая раздражения, – книжка на сутки?

– Не спится, – оправдался Виталий и показал рукой на кроссворд: – Чтобы мозги не заплесневели. После сорока пяти надо иностранные языки учить или кроссворды отгадывать, чтобы интеллект не скис. Самый большой аванс, который мы получаем и который практически не удается израсходовать, – незагруженные килограммы серого вещества. Огромное, невспаханное пространство мозга. Зачем-то нам это дано?

– Ты поэтому уснуть не можешь?

– Так, подумалось экспромтом, спросонья.

Сергей глянул на часы на холодильнике. Пять часов десять минут. Вернулся в комнату. Сна не было вовсе. Через полчаса Виталий стал одеваться, чтобы выгулять Пальму. Она вертелась от возбуждения, задевала вешалку, шкафчик в крохотной прихожей, гулко стучала хвостом по входной двери, обитой для сохранения тепла чёрным дерматином, тихо поскуливала, улыбалась, разинув влажную пасть.

– Сидеть! – сдавленным шёпотом скомандовал Виталий. – Пальмейда Марковна! Сидеть!

Овчарка сделала пару кругов, наконец-то уселась, разгоняя пушистым хвостом пыль и песок на полу прихожей. Голову опустила, подставила шею под ошейник.

Сергей стоял в дверном проёме комнаты, наблюдал. Пальма подтискивалась под его ладонь, чтобы не валял дурака, а погладил бы её. Он погладил умильную морду, улыбнулся, не удержался. Обоим было приятно.

– Виталь, глубоко интимный вопрос – почему Марковна?

– Ты посмотри, какие у неё чёрные библейские глаза! – в полуулыбке ответил тот. – Восточная красавица!

– А-а-а! И чем она отличается от немецкой овчарки?

– Бестактный вопрос! С «немцем» не сравнить! У них рыжие подпалины, а эта – чепрачная.

– Теперь понятно, почему она – восточно-европейская.

Они вышли в общий коридор. Дверь со страшным скрипом открылась, приржавела за ночь, должно быть, потом на излёте с ещё большим скрипом прикрылась. Звякнули на связке ключи. Зашумел лифт.

Сергей вернулся в квартиру. Заварил кипятком кашу, насыпал чайную ложечку сахара. Пошёл в ванную. Скоренько опростался, попшикал дезодорантом. Почистил зубы, побрился, влез под душ.

Дверь скрипнула громче прежнего. Виталий и Пальма возвратились.

– Ты ещё моешься? – приоткрыл двери Виталий, впуская уличную свежесть во влажное тепло ванной.

Из-под руки высовывалась собачья морда. Пальма громко, недовольно фыркнула.

– С её-то нюхом, всё равно что скрипачу-виртуозу слушать заезженную пластинку! – сказал он радостно.

– Я когда курить бросил, также стал необыкновенно запахи чувствовать, – проворчал Сергей, прикрываясь полотенцем, осторожно вылезая из скользкой ванны, побуревшей на изгибах дна от железистой воды. – Чем-то пахнет? Необычно. Псиной палёной.

– Течка началась! – озабоченно сообщил Виталий. – Счас от кобелей отбоя не будет. Будем гулять с дрыном под мышкой.

– Природа своё берёт! – сказал Сергей и подумал: – Вот и ещё одна нечаянная «радость».

Он оделся, прибрызнулся парфюмом. Присел к столу, помешал кашу столовой ложкой, остужая и пробуя на вкус.

Виталий залез в ванну, долго плескался, фыркал.

Вынырнул из тумана ванной свежий, бодрый. Непокорные вихры пытался щёткой с деревянными зубьями привести в порядок. Быстро закончил эту процедуру.

– Поклевал утренних зёрен?

– Семь минут. Я уже собрался, только кашку метну.

– О! Ты даже и обулся!

– Что потом с полным брюхом корячиться, шнурки путать. А песочек я потом подмету.

Он съел кашу. Стало тепло внутри, потянуло в сон.

Вышли. Утро только высветлилось. Сергей держал на поводке Пальму. Виталий пошёл через дорогу на стоянку, забирать машину. Пальма напряжённо всматривалась в открытые ворота, пропускала другие машины, потом взволновалась, рванула навстречу выезжающей «мазде», кинулась на заднее сиденье, покрытое специальной накидкой, чёрную и пыльную, с налипшей собачьей шерстью. Лизнула неожиданно Виталия в затылок. Он отмахнулся.

Стёкла запотели. Виталий приоткрыл своё и заднее окна. Пальма высунула морду на улицу, широко раздув ноздри.

Набрали скорость. Стало холодно. Сон у Сергея пропал. Виталий закрыл окна. Пальма старательно лизала Сергея в левое ухо.

– А ну-ка прочь, не надо фамильярностей! – засмеялся он. – Усы колючие, из проволоки!

Она улеглась на подстилку, поворчала и затихла.

Выехали на кольцевую. Машины двигались медленно, но двигались.

Виталий курил, по привычке бурчал, поругивал то одного, то другого водителя в соседнем ряду. Потом вспомнил статью о куррупции из газеты, начал что-то с жаром доказывать, но Сергей не включился в обсуждение. Повод помолчать был, он не читал этой статьи. В салоне стало тепло, он согрелся и вновь слегка задремал.

– Я вот еду, вспоминаю, – сказал Виталий, – получается грустная статистика. Все, с кем начинал когда-то давно бизнесовать на Москве, развелись с жёнами.

Он стал перечислять имена, набрался почти десяток.

– Поразметало мужиков. Кто-то в Питер перебрался, но и там новую семью завёл.

– А ты?

– Что я?

– Разве ты в разводе?

– Не совсем понятно пока.

– Как это?

– Уходит вечером в другую комнату, закрывается. Жена!

– Так ты собрался разводиться?

– Не решил ещё. Съезжу домой, поговорю. Буду разбираться.

– К сожалению, в институте брака прогулы невосполнимы, – тихо сказал Сергей, но Виталию про развод не поверил.

– Что? Не слышу! – наклонился к нему Виталий.

– Так. Ничего. Мысля вслух. Проскочили.

Сергею всегда казалось странным, что Виталию звонят из дома жена, дочь. Да, они были. Но в той технологический последовательности и занятости производством, из которых складывалась жизнь гендиректора, подчинённая исключительно интересам и проблемам изготовления очередных изделий или тех, что ещё только планировались, отношениям с людьми в цеху, эти звонки были словно из другого мира. Далеко в стороне, на некой обочине. Совсем редко, в случае крайней необходимости, он звонил сам.

Про семью он вообще редко говорил вслух, но если это и бывало, то, как правило, что-то хорошее, словно он в какой-то момент сильного напряжения или принятия важного решения хотел убедиться, что в том подразделении всё в норме, идёт по плану. Возможно, так он спасался от технократической своей жизни, приберегая тыл на тот крайний случай, когда производства не останется вовсе. Будет только семья, и производство ослабит железный жим своих тисков. И хотя помощь была чисто бытовая, но она держала Виталия в необходимом тонусе. И уж конечно не было скандалов, разборок по телефону. Всегда ровно, в полуулыбке, доброжелательно. Не было предпосылок и разговоров для развода хотя бы чисто внешних.

И теперешнее его неожиданное признание о неурядицах в семье Сергея расстроило. У него самого брак был вторым, поэтому он относился очень чутко к этой деликатной теме.

Остаток пути проехали молча.

* * *

В офисе Виталий спросил:

– Авиаторы не звонили?

– Нет, – ответил Сергей, – хотя обещали. Я думаю, надо подождать часов до четырёх.

– Да пошли они… – взорвался Виталий. – Всем офисом на них уже месяц трудимся, а им, видишь ли, трудно позвонить. Тем более – обещали.

Сергей молча пожал плечами.

Днём позвонила в офис жена Виталия, Тамара. – Как дела у вас? – спросила бодренько, «медоточиво» – подумал Сергей. Он слушал её и не слышал, поспешил отвести от себя разговор: – Тебе Виталий нужен? Нет его, на мобильный звони.

– Я, собственно, тебя хочу спросить – что у Виталия с Мариной?

– С кем?

– Не придуривайся – с Мариной! Что ж теперь – двадцать три года в песок? Вот так – одним махом?

– Ничего у них с Мариной! Работа и работа! Успокойся. Не выдумывай. Нет ничего.

Тамара кинула трубку.

Виталий пришёл с производства.

Подошёл к Марине, чмокнул неожиданно в щёку, засмеялся:

– Ну хоть ты-то меня любишь, гражданка Оськина?

– Вы что? – запунцовела мгновенно Марина, глянула расширившимися тёмными глазами.

– Отличное настроение! Может быть, питерцы передадут небольшой заказ нам.

– А у нас потолок в туалете рухнул! – растерянно сказала Марина.

– Вот! Все женщины такие – ты ей про звёзды, а она говорит, крышу надо починить! – подумал Сергей.

Одной напастью больше, другой меньше! – махнул рукой Виталий.

Он прошёл к столу, что-то считал, рисовал, транспортиром угол размечал. Увлечен был, и Сергей не решился сразу ему пересказать разговор с Тамарой. Подумал:

– Дочь в Питере. Жена далеко. Ещё один, которому нужна любовь. Собаки уже мало. Не думаю, чтобы Тамара была права. Виталий нормальный мужик, спокойный, не ловелас. Такой – домашний молчаливый ёжик. Хотя, чем чёрт не шутит. Философ Ла Боэси сказал: «Как мало любит тот, кто любит в меру»! Вслух сказал: – Марина, какая на вас кофта красивая. Только сейчас заметил. И пушистая! Как в тумане вы, в ореоле – вся такая зовущая и такая… воздушная! Студентка, спортсменка и наконец – просто красавица! Как говорится.

– Нравится? – обрадовалась Марина, встала, прошлась по комнате, как модель по подиуму – нога от бедра. – Ангора, тётя Таня подарила.

– Неплохо, неплохо! – засмеялся Сергей, отметил про себя стройную фигурку, миниатюрность, крепкую ладность попки, вдруг явленную ему изящность. Залюбовался откровенно, вроде бы на кофту засмотрелся, подумал:

– Отчего это я раньше не замечал? Звонок Тамары? Третий месяц воздержания? По возрасту Марина мне в дочки годится. Чем сегодня заняты студенты? Жизнь у них точно другая, не такая, как была у нас! Интересно – так же парни вагоны разгружают по ночам? Сторожами трудятся, лаборантами? Сейчас новых специальностей полно, всякие там мерчендайзеры, менеджеры, креативщики… кто там ещё? Но наверняка есть и общее – волнения, сессии. Влюблённость первая. Немного бестолковые, в глазах преподавателей – так вообще невежды! Очень подкованы по части компьютерной начинки, многих звёзд мирового кино знают, фильмов смотрят очень много зарубежных. Разбираются в марках авто, домов моды… вообще – следят за модой. Парни субтильные по большей части, феминизированные какие-то, не мужественные, «галантерейные», что ли? Но книг точно почти не читают. Особенно технари. Филологи, те по программе обязаны много читать, по будущей профессии. И в переписке делают такие глупые ошибки, за которые меня бы выгнали из класса… Придумали для этого дурацкий «олбанский язык». Но – любовь не выбирает по степени грамотности, она может быть по-другому окрашена, быть богаче по ощущениям, восприятию, но по сути она точно такая же, словно последняя и на всю оставшуюся жизнь! Это из разряда вечного.

Он вспомнил своего замдекана. Человека педантичного, сухаря – даже внешне. Всегда аккуратно одетого, причёсанного, отутюженного. С одного взгляда понятно – правильного семьянина, отца двух деток. «Морально устойчивого». И вдруг на факультете разнеслась весть – влюбился Иван Иванович! В свою студентку Валечку. Тоненькую, глаза синие-синие, большие-пребольшие. Эфирное, эфемерное создание, краснеющее даже от мужского голоса или от того, что рядом стоит мужчина. И всеобщее любопытство, пересуды. Куда от этого деться, спастись? Надо ли? В угоду пуританским принципам и парткомовской железобетонной морали, соображениям о детях, семье… В девятнадцать лет ясно, что делать с любовью, а после пятидесяти? Иван Иванович после парткома остался в семье. И только стихи в институтской многотиражке выдавали его истинное отношение к светленькой, прозрачной до нереальности студентке Валечке.

Хорошие стихи.

Сергей при встрече с ним здоровался и понимал, что он жалеет этого человека. Почему? Потому что сам молод, и кажется странным, что человек в летах так себя ведёт? Словно тот впервые что-то сделал неправильно и в это трудно, невозможно поверить. Но и завидовал он тогда, и не понимал, почему выпало не ему, ровеснику, а тому, у кого есть семья. А у него с Натальей не сложилось, и он безумствовал весь второй курс. Метался в бессильном желании изменить ситуацию, удивляясь, почему ему сказали – нет! И ловил сочувственные взгляды другой сокурсницы. По глупости, от отчаянья и просто назло, стал встречаться именно с ней, надеясь, что будет любовь к этой, другой, чувство, и они оба обретут себя, забудут предыдущие неудачи, станут счастливыми, и чей-то уверенный голос шепнёт – вот эта девчонка будет твоей женой.

Так хочется сказок с добрым финалом, и как жестоко они рушатся, оставляя тоскливое одиночество в душе…

После третьего курса была производственная практика. Валечка вернулась загадочная, а к Новому году вышла замуж за неприметного однокурсника, спортсмена-штангиста, мастера спорта с надбровными дугами питекантропа. И вскоре у них кто-то родился. Она стала матерью – и это самое точное в данной истории.

И только стихи, хорошие, выстраданные, настоящие стихи – в многотиражке. Сергей зауважал замдекана именно после этих стихов и, казалось, очень точно понял его состояние.

– Алхимия поэзии, литературы уводит нас от суровой правды химических процессов, которые скупо, без лирики объясняют состояние любви – высоких чувств, временного поглупления, других пограничных состояний, убеждая в том, что это инстинкты, низводя даже самые яркие судьбы гениев до уровня статистики, лишая их заразительного обаяния индивидуальности, словно говоря: да это же просто, любой сможет! И многие пишут стихи в любовном угаре, да не все они – гениальные.

Молчаливый, замкнувшийся в себе человек. С каким достоинством нёс он себя в этом мещанстве! И такой взлёт духа, интеллигентности, что ли. Откуда? Вот вечная загадка – кто, откуда, зачем пришёл на эту землю, сколько ему отпущено по ней ходить? И если наши места под солнцем распределены однажды высшим разумом бесповоротно, а наше мельтешение – лишь видимость, попытка угадать свой номер, скоренько его занять, то почему через определённое количество типов даже внешне мы повторяемся. Параллельная жизнь. Для чего? Чтобы через какое-то время Творец этих двойников определил бы, кто из них более достоин жить дальше, а кого убрать.

Второй, как запасной дубликат – устраняется. А может быть, они оба ничего себе, приличные получились ребята! И живут тихо, зная, что где-то есть второй, но толком не ведая, где он, чем занят? Потом вместе уходят, минута в минуту, и сразу двойная пустота образуется в мире. Зачем этот дуализм? Какова его цель? Или, как вариант, всё-таки остался один. На время? Потом вновь стало двое? А если первому уже за сорок лет, то как может быстро появиться двойник такого же возраста? Его откуда-то привезут на Землю? Но если представить, что второго нет и быть не может, тогда, возможно, поэтому человек так одинок и, чтобы спастись от одиночества, он выдумывает какого-то двойника, ни разу его не видя в глаза, а только лишь догадываясь о его мистическом существовании – через предощущения, астрал, сны, неясные намёки, образы, дежавю… Нет – одиночество не спасает. И уж совсем невозможно представить, что один из них – ангел, а второй – бес. Как же тогда Каин и Авель? У них один отец, но разные взгляды. Диаметральные. До ненависти, до братоубийства.

Почему он вспомнил сегодня замдекана? Именно сейчас?

Всегда есть кто-то рядом, готовый стать подушкой для слёз. Необъяснимым образом они ощущают свою необходимость даже на расстоянии, с полувзгляда, что ли, каким-то верхним, нечеловеческим, почти на пределе, звериным чутьём. Почему так происходит? Великая загадка. Но несостоявшееся и его разъединённые участники потом тайно сожалеют об этом. Возможно, из-за того, что не состоялось, стало недостижимым, они возвращаются в воспоминаниях к этому. И бывает так, что живут рядом, наблюдают со стороны, как протекает обычная семейная жизнь у бывшего или бывшей возлюбленной, мучаются, но ответа, почему порознь – не находят. И на все ли вопросы ответили они, если были бы вместе? Нет сослагательного наклонения в таких историях.

Сергей авансов никому не раздавал, а так – приударял слегка, не заботясь о том, насколько глубоко это может задеть девушку, и даже вызвать в ней некое чувство. Однако был уверен, что его это не тронет. И только много позже он поймёт всю глубину своей глупости и безответственности.

Как-то он встретил свою, так скажем – симпатию тех времён.

Они сидели на набережной, на лавочке, так оказалось, что на той же самой, где сидели когда-то. Возможно, это было её тайным желанием, через много дней устроить всё так, чтобы они опять оказались на этой лавочке, такой знаковой для неё?

Она вспоминала то, что он ей тогда говорил, стихи, которые он читал. Прикрывала глаза, вспоминала погоду, одежду, причёску, всё до мельчайших деталей, а он удивлялся молча, щурился, якобы от бликов речной воды, улыбался, ушёл в себя, потрясённый такой верностью памяти о ничего не значившей для него встречи, которую он уже и не помнил в таких подробностях. Его тронула трепетность, с которой она, прикрыв глаза, перерасказывала ему весь вздор, которым он тогда заморочил ей голову.

В какой-то момент даже показалось, что она разыгрывает его, он искоса глянул – усомнился. Но нет! Она была искренна, взволнована по-настоящему. Ему вдруг стало неприятно, словно он что-то пообещал, но не сделал, по забывчивости, легкомысленности, ушёл и не сказал куда, а для неё это оказалось самым важным, возможно, единственно важным в дальнейшей жизни, и через много лет продолжает волновать женщину и велит хранить верность этому… нафталину… заставило её помолодеть прямо на глазах чудесным каким-то образом… А он – ветреный и несерьёзный и пустой… но она всё это простила сразу же, только он присел на эту старую, серую лавку, царапающуюся чешуйками отлетающей краски.

Он понимал, что это бескорыстие и есть высшая форма прощения. Молчал, слушал, кивал, вежливо улыбался, но его лишь на короткое мгновение тронуло её волнение, бережное, нежное отношение к тому… к той ерунде, сюру… сору… мусору, который он тогда наплёл.

Ему вдруг стало неприятно, он злился на себя за то, что наговорил тогда чушь вперемежку со стихами. Поза, актёрство, как она этого не увидела, не поняла, и почему это всё в один миг стало так важно и через много лет всплыло сейчас, как наказание для него, тревожащее память и вернувшееся, чтобы пристыдить и усовестить.

Он пересиливал чувство вины, отвечал кратко, тактично, это подвигло её на новые воспоминания. А он и боялся разрушить эту хрустальную безделицу, возведённую ею и ставшую вдруг и для него такой дорогой: чтобы не исказилась после этой встречи, не разочаровали её в будущем.

– Почему это так важно для меня? Я вдруг понял, что выдал нечаянно некий аванс, и теперь никак нельзя его забрать, он уже не принадлежит мне.

Были другие, но почему-то именно эта сумасшедшая, остановившаяся и оставшаяся там, в прошлом веке, словно и не покинувшая с той поры лавочку. Скамью подсудимых, мою скамью. Кой чёрт её прислал ко мне? – досадовал он. Ведь были же наверняка какие-то другие мужики у неё. Почему именно я так потряс воображение той девчонки, этой женщины с короткой стрижкой вьющихся тёмных волос, чуть погрузневшей. Все они, те, другие – были так бесцветны и безлики, а я оставил какой-то след? А я? Кто я? Светоч? Можешь относиться к себе как угодно, но её не заставишь относиться ко мне иначе и тот безобидный флирт, простой трёп о книгах, кино, однокурсниках до сих пор так много значит в её жизни, согревает её душевное одиночество. Впрочем – она взяла в своё одиночество меня, и это её радует. Эту милую, вполне симпатичную женщину.

Так думал он, и это тешило его тщеславие, потому что, кроме грусти, он подарил ей радость. Отраженная, она вернулась к нему, и сейчас эта мысль умаляла, притупляла резкие уколы совести.

Он даже не спросил, замужем ли она, есть ли дети, внуки? Скорее всего, нет, потому что она бы сразу об этом рассказала – ведь она женщина. И как прошли эти годы, как она, где? При том, что она всё время говорила, вспоминала, смеялась, торопясь поделиться, но не спеша остаться вновь одной, со своими мыслями, переживаниями. Даже глаза увлажнились в какой-то момент.

– Мне будет трудно без тебя потом. – Только и сказала, прощаясь.

Не в прошедшем времени – «было», а сейчас, словно её надежда на то, что они будут вместе и уже не будет потеряна, и впереди счастливые дни совместной золотой и тихой осени – сбывшейся, долгожданной мечты. На что надеялась она, почему так уверовала в своей потрясающей безоглядности и доверии к немолодому мужчине на лавочке рядом?

И он, окончательно сбитый с толку галантно поцеловал ей руку. И потом, вспоминая об этой нечаянной встрече, он дивился, как она вообще могла состояться, при этом спрашивал себя – где она теперь, эта женщина? Возникало даже лёгкое волнение, хотя и был уверен отчего-то, что больше они не увидятся никогда.

Почему он ощущал в такие минуты, что это очень важно для него? И потом, когда прошёл какой-то юношеский стыд, стало не так больно внутри, он даже похвалил себя мысленно, что удостоился такого дорогого подарка.

– Надо думать исключительно о заказах! – одёрнул он себя.

И засмеялся. Марина и Миша странно посмотрели на него и промолчали. Виталий вообще не обратил внимания.

Так они и сидели в ожидании грядущих неприятностей.

* * *

Днём позвонила жена, попросила Сергея проплатить через Интернет коммунальные услуги.

– Да. Вот жену я увидел и ничего не сказал. Назначил свидание. И когда я вдруг ясно и пронзительно понял – вот она, моя будущая жена?

Одно он мог сказать точно – это было в январе. И год помнил, и какая погода была… А как признался ей в любви – не помнил. Саму сцену объяснения. Ни времени дня, ни деталей, ни места, ни во что был одет. Только какой-то радостный фон и гулкий звон в висках. Переживал, боялся получить отказ. Странно!

Да, он ценил заботу жены о нём, о дочери, труды по дому. Это было удобно и не отвлекало от работы.

В глубине души, по прошествии многих лет семейной жизни он ясно понял, что если бы вдруг она собрала вещи и ушла, он сам бы всем этим занимался. Будет проделывать всю эту многотрудную домашнюю работу: без такого тщания, блеска, реже и без особой охоты, по необходимости, но будет.

Наверное, жена, как и всякая женщина это интуитивно понимала, вдруг срывалась на крик, когда он и не ожидал пеняла на его медлительность, и он удивлялся мелочности причины, хотя догадывался, что кроется она гораздо глубже, чем пыль на компьютере и носки по всему дому. По счастью это бывало крайне редко, и вскоре всё становилось по-прежнему спокойно. Он не особенно переживал из-за этих наскоков.

Осталась стройной, подвижной, разве что морщинок прибавилось, небольшой второй подбородок, но это её не портило, да он их словно и не видел. Обычно после замужества многое теряется во внешнем облике, особенно после рождения ребёнка, новых забот, да и дело сделано – замужество состоялось, и Сергей был готов и мог бы это понять, но жена его словно в какой-то неведомый ему момент сказала – стоп! И всё осталось именно таким, на уровне лет сорока – сорока пяти. Это удивляло его и в минуты хорошего настроения приводило в восторг, он, не объясняя причины, мог просто подойти и чмокнуть её в щеку.

Больше же всего его поражало и на первых порах после свадьбы сбивало с толку её неожиданное желание экстрима. Тогда совместный мир семейной жизни вдруг становился хрупким, ему начинало казаться, что вот так же резко и энергично она оседлает некую «метлу», взовьется высоко и исчезнет навсегда из его жизни в этом насыщенном электричеством и озоном молниевых разрядов пространстве.

Ему становилось тоскливо, и жена, уловив смену его настроения, делалась тихой, ласковой, словно бы жалела его, но было это мягко, и он не подозревал в её действиях игры, расчёта или обычной бабьей стервозности, чтобы обратить на себя внимание. И когда с ним действительно случилось несчастье, настоящая катастрофа, и порушился весь бизнес, он стал нищим в течение недели, она внутренне была готова и к этому экстриму отнеслась философски, спокойно, мужественно.

И он был потрясён этим, взял себя в руки, а вскоре вновь прилично зарабатывал, ожил, стал интересоваться миром вокруг, много читать, и сдвинул себя с мёртвой точки безразличия к жизни.

Сергей считал, что он помогает жене, освободив её от беготни по кассам с оплатой коммунальных услуг.

Он стал набирать код своего счета в интернет-банке, осталось три цифры из шести. Двинул ногой, и компьютер под столом выключился. Он сгоряча сделал несколько попыток – счёт заблокировали.

Он позвонил в банк.

– Сейчас вам надо набрать двадцать четвёртую строку из шести цифр таблицы кодов.

– Я ничего не вижу у себя на экране, – ответил Сергей.

– Значит, надо явиться к нам в офис с паспортом и поменять пароль.

– Но я же далеко, в Москве! Какой паспорт, какой офис!

– Ничем не можем помочь. Порядок для всех один.

– Есть же в Москве представительство вашего банка, там могут меня идентифицировать! Вы же банки одной системы! Давайте, я отсканирую свой паспорт, приду в офис банка в Москве, соединимся по скайпу, менеджер подтвердит мою легитимность! И всё! Сменим пароль и закончим печальную эту историю!

– Нет, это другой банк с таким же названием. Мы не сможем вам так помочь.

Сергей расстроился. Позвонил жене, рассказал. Она его успокаивала.

– Она – молодец! – подумал Сергей.

* * *

Виталий поехал на машине в центр. Позвонил оттуда:

– Слушай, беда! Загорелась красная лампочка генератора.

– Значит, не даёт подзарядку, и машина работает только на аккумуляторе. Что-то с генератором, – предположил Сергей. – Ты что, до базы не долетишь?

– Пожалуй, нет.

Пришлось купить новый. Сделать ремонт в автосервисе Виталий договорился назавтра.

С собой прихватили старый аккумулятор и зарядку, чтобы за ночь подзарядить новый.

Виталий отключил фары. На свой страх и риск они выехали домой на одном лишь аккумуляторе. Лампочка горела красным светом, радио не выключали специально, и перед самым выездом с МКАДа к стоянке звуки поплыли, смазались. Радио пыталось ещё что-то выудить в эфире из последних сил.

Впереди был плотный поток машин, и пять светофоров до стоянки надо было преодолеть.

– Ну всё, задница! – горестно хлопнул руками по рулю Виталий.

– Вот что ты опять гадости начинаешь озвучивать! – возмутился Сергей. – Вместо того, чтобы похвалить своего «коня».

Он нежно гладил пыльную «торпеду» перед собой, приговаривал:

– Ах ты наша ласточка, умница ты наша, вывози нас, хорошая, из этого бедлама.

Виталий нахохлился, вслушивался в работу мотора. Молчал, фыркнул на причитания Сергея.

Радио невнятно бубнило ещё какое-то время, смолкло окончательно. Потом загорелись две красные лампочки. Виталий тревожно завозился, закурил, смотрел на них заворожённо.

Оставалось до стоянки всего два светофора. Враз загорелись на приборной доске четыре красные лампочки. Машина еле двигалась, и казалось, вот-вот остановится.

– Ну – полюбуйся! – щёлкнул по ним пальцем Виталий. – А ты шаманишь! Неизвестно о чём просишь добрых духов внутреннего сгорания и электродвижущей силы!

– Машина, как и человек – тоже агрегатное состояние. То есть у неё есть лёгкие, сердце, почки. И тэ дэ. И можно воздействовать на них!

– Угу! Помассируй «торпеду», сразу отпустит!

Лампочки тревожно мигали, лезли в глаза, будоражили. Но вот машина катилась под уклон, от кругового движения, клумбу большую обогнули и вниз по инерции.

– Если что – тут уже дотолкаем! Считанные метры остались! – засмеялся Сергей.

Они не останавливаясь, сходу вырулили на стоянку, вползли на бугорок, благо цепь лежала на земле, ворота открыты – и мгновенно, намертво встали. Машина превратилась в груду обездвиженного железа.

Прибежал охранник, замахал руками:

– Вы чё сюда-то встали? Вон куда надо. Не спросясь, памаешь!

– Мил человек, – устало ответил Виталий, – у нас аккумулятор сдох. И не один.

– Понял. Бывает. Как-нибудь сговоримся, везде люди есть нормальные, – сразу согласился охранник. – Вы старый достаньте, я его на ночь поставлю на подзарядку.

Псы со стоянки окружили машину, подняли визгливый лай, больше похожий на шакалье тявканье. Пальма вертела головой на заднем сидении, скулила.

– Выводи псину, – приказал Виталий, – я с охраной разберусь.

– Новые джинсы за тобой!

Сергей потащил Пальму со стоянки. Кобелячья свора сунула носы ей под хвост, возбудилась мгновенно, заскулила, засуетилась. Вся кодла двинулась за ними. Сергей отмахивался концом поводка, норовил попасть по разномастным спинам. Псы дворовой закалки ловко изворачивались, скалились, те же, кому всё-таки перепадало, не замечая боли, лезли снова. Пальма топталась по ногам Сергея, скулила, поворачивала морду к кобелям, почти вылезая из широкого ошейника.

Кое-как он перетащил Пальму на противоположную от гаража сторону. Псы осатанело лаяли на тротуаре напротив, вздыбив холки. Машины летели на большой скорости, клаксонили, отгоняли отчаянных псов, те никак не решались перебежать на противоположную сторону, озлобляясь всё больше.

Моросил мелкий, нудный дождь. Было прохладно, но Сергей вспотел от борьбы, изо рта клубился, белый пар.

Пришёл Виталий.

– Ну вот. Поставили на ночь, подзарядим на всякий случай.

Он открыл банку пива, глубоко вздохнул, сделал хороший глоток, зажмурился от удовольствия.

– Я потопал домой? – спросил Сергей.

– Давай, топай. Сумку с новым аккумулятором захвати. Тоже подзарядим. Будем ездить на них по очереди, пока не отремонтируем. Что делать!

Сергей сделал несколько шагов, хлопнул себя по куртке, ключи стал искать. Проверил все карманы, даже вывернул некоторые. Ключей от квартиры не было.

Он вернулся. Виталий сидел на большом камне, пил пиво, кидал тяжёлый мячик, выпачканный землёй и слюнями. Пальма службу несла, возвращала радостно.

– Слушай, – начал Сергей, – с утра они у меня были в кармане, а сейчас нету. Может, выпали под сиденье в машине.

– Может, может, – ворчал Виталий. – На, держи на поводке, а то счас увяжется. Опять кобеляж закрутится, с ума сойдём от этих ухажёров.

Он пошёл на стоянку. Минут через двадцать позвонил на мобильный:

– Слушай! Нет тут ни хера! Поищи в карманах.

– У меня всего четыре кармана, и я их уже десять раз перетряс и вывернул.

– Ну, не знаю! Счас приду.

Виталий вернулся злой:

– И что теперь делать? Ехать за ключами на другой конец Москвы? Я уже пивка попил.

– Молодец! Быстро ты! – похвалил Сергей. – Давай я сяду за руль.

– Скажешь тоже. Да ещё на неисправной машине.

– Ты не кричи. Я прекрасно слышу. Тогда такси, общественный транспорт.

– А я в подъезде с Пальмой на батарейке отопления яйца покамест погрею.

– Не злись! Всё решаемо!

– Да как оно решаемо?

– Без воплей, спокойно.

Мимо мягко проносились машины, в сумерках радужно мигали лампочки габаритов, светили фары, внутри салонов нежно-зелёным приборы мерцали, было на зависть уютно, тепло и беспроблемно. Внутри этих прекрасных, но чужих авто.

Мелкий дождик-сеянец сыпал сквозь ветки дуба, под которым они стояли. Пальма сидела с мячиком в пасти, вертела головой, не понимала, почему остановилась игра.

– Ну, я хоть в подъезд спрячусь, – сказал Сергей, сделал шаг в сторону, въехал ногой во что-то мягкое, жёлтое.

– На глину не похоже, – подумал с тоской, – так и есть, дерьмо-с! Хороший финал наших разборок.

Он наклонился рассмотреть.

– А вот они – родные! – радостно заорал Виталий, доставая из джинсов связку ключей.

– Вот ни хрена себе! – остолбенел Сергей. – Чудеса! Откуда?

– Оттуда! От верблюда! Они у тебя с утра были в кармане?

– Были!

– Кто последний утром квартиру закрывал?

– Ты!

– Поэтому они у меня! А ты говоришь, были в кармане весь день!

– Привычка! Инерция! Извини – махорочку просыпал!

Они долго смеялись, выдыхали облачка белого пара, простёганного мелким дождичком.

– Нет! Ну, ты – артист! Выпали из кармана, я всё помню… весь день под рукой были – улыбался Виталий.

Пальма недоумённо переводила взгляд с одного на другого.

– Да мы оба хороши! Ты-то чё полез под сиденья искать ключи, кверху жопой? – Сергей смеялся долго, громко, от всей души. – Похоже, все наши батарейки разрядились! – сказал он и побежал домой, не чувствуя тяжести пакетов с продуктами.

* * *

Они плотно поужинали. Выпили по сто грамм водки. Согрелись.

– Жена днём звонила, – сказал Сергей.

– Чья?

– Хороший вопрос. Твоя. Тома. По офисному телефону.

– Что же ты молчал весь день! Ну?

– Вот и ну! Подозревает тебя в порочащих связях. С нашей Мариной! Говорит – семейная жизнь ушла водицей в песок, иссякла! Двадцать три года – в никуда!

– Совсем с ума сошла, – вскинулся Виталий.

– Ты только аккуратно, меня не сдавай в разборках, – попросил Сергей.

– Мы своих не сдаём! Но я ей… задам!

Виталий пошёл на кухню, прикрыл двери. О чём-то негромко говорил по мобильнику.

Вернулся угрюмый.

Сергей читал книгу. Виталий по-собачьи мгновенно заснул, накрывшись ворохом газет.

Уютно светила лампа.

– Ёжик устроился на зиму, – подумал Сергей, – хорошо, что есть хотя бы такой дом! Из газетных листьев! – Вспомнил про ключи, улыбнулся и тоже уснул.

* * *

Утром встали пораньше, чтобы успеть проскочить по кольцевой, пока она не замерла в пробках.

Вспомнили, как вчера выцарапывались на последних искорках умирающего аккумулятора, пока не доползли до стоянки. Про ключи, конечно, тоже Посмеялись над собой без злобы.

– День открытых дверей в дурдом на раёне! – сказал Сергей, – полёт над гнездом психушки!

– То ли ещё будет, – помрачнел Виталий, – перегрузки нарастают, экстрим всё жёстче!

– Эх, ты! Опять всё испортил! Так было весело, душевно! – подумал Сергей.

Долетели до офиса за полчаса.

Днём Виталий дождался выездного мастера, и тот быстро заменил на «мазде» генератор. Бэушный, конечно, на новый денег надо много, но и этот ещё крепкий.

В четыре часа позвонили из аэропорта и запросили дополнительно сертификаты на всё, что будет применяться в изготовлении пяти конструкций. Заодно уточнили размеры – длину и ширину. Теперь вроде – для окончательного решения.

– Мы провели мониторинг, осталось три фирмы – финны, шведы и вы, – сообщил главный инженер.

– Неплохая компания, – сказал Сергей.

– А если мы сделаем двойной слой ткани?

– Это реально, – ответил Сергей, – конструкции будут немного тяжелее, но поскольку они устанавливаются внутри склада, не на улице, это возможно.

– Хорошо. Вы пересчитайте калькуляцию, затраты на два слоя, пожалуйста.

Сергей полетел к Виталию в цех.

– Позвонили! Аэропорт позвонил. Извинились, что вчера не смогли! – отрапортовал он. – Просто дико извинялись, – и засмеялся весело.

– Кто?

– Ухи прочисти! Аэропорт звонил, грузовой терминал. Правда, попросили пересчитать на два слоя ткани и прислать новое коммерческое предложение.

– Они с ума сошли! Издеваются, как хотят! – притворно возмутился Виталий.

– Там финны, шведы и мы! Похоже, мы – во главе колонны!

– Н-да? Пока договор не подпишем – не поверю!

– У них тоже цейтнот, заигрались в тендер, сроки поджимают. А сроки иностранцев их не устраивают, потому что здесь у тех представительства: пока они закажут на фирме, сделают, привезут, «расторможат»… евро дорогущий, а мы-то тут! Родные мы, Виталий Петрович, хоть и неказистые! В любой момент – приехал и проверил, как идут дела. Мы иностранцев запросто обставим! По всем показателям! Спынным мозгом чую, командор!

– Счас я приду, – сказал Виталий.

Он пересчитывал проект больше часа, и удорожание получилось почти на 35 процентов.

Сергей погрустнел, решил, что аэропорт не подпишется после такого повышения, но промолчал.

Он написал добротное коммерческое предложение, обосновал новую цену, отправил и позвонил главному инженеру.

– Всё получили. А что ж так удорожилось?

– Считайте, что у вас стало вдвое больше тентовых покрытий. Не пять, а десять, а дороже стало за счёт дополнительного расхода материала, профиль надо усиливать, вес-то увеличивается, трудоёмкость возрастает весьма внушительно. Там всё есть в расчётах.

– Ладно, будем думать. До четверга. Есть возможность посмотреть на готовую конструкцию? Где-нибудь поближе к нам? В Москве?

– Конечно! – Сергей быстро прикинул в уме географию Москвы. – На Волоколамке, напротив метро «Тушинская». Хорошая конструкция. Да мы плохих и не делаем! Несём золотые яйца.

– Если все будут нести золотые яйца, в стране нечего будет кушать! – Главный инженер помолчал, записывая координаты.

– Прогнозы какие-то есть? – небрежно спросил Сергей после короткой паузы. – Нам надо планировать, производство же, подготовка. – Ему очень хотелось ясности, скорой, окончательной и радостной.

– Производство нам известно! Прогноз? Дождливо, плюс двадцать, местами солнышко!

– Самая первоапрельская наука гидрометеорология, – тихо сказал Сергей.

– Вообще-то склоняемся на вашу сторону. – На другом конце провода помолчали. – Но это ещё ничего не значит. Как там генеральный… подпишет или нет? – И неожиданно предложил: – Давайте мы округлим и уберём триста девяносто тысяч. Оставим три с половиной миллиона рублей.

– Бонус? Думаю, что можно решить положительно, но за нами тогда только шеф-монтаж. Техника, люди – ваши. План распишем вместе, наши – пара специалистов. Будут командовать на месте. Пятьдесят процентов предоплата, монтаж по совместному графику.

– Что такое бонус?

– Премия, скидка.

– Так прямо и напишите, по-русски, в коммерческом предложении – скидка такая-то, условия – следующие. И ещё – материалы и комплектующие пока не заказывайте.

– Хорошо.

– Не тяните.

– Что вы! Мигом организуем!

– Договорились?

– Конечно!

Сергей заулыбался, потянулся, крутанулся, на кресле.

– Ну что там опять? – недовольно глянул со своего места Виталий.

Такой вот вариант… я бы сказал – интересный. Даже – заманчивый!

Он рассказал про скидку. Про просьбу главного инженера не спешить с заказом материалов и комплектующих говорить не стал. Виталий быстро прикинул на калькуляторе:

– Нормально получается. Можно пойти на вариант со скидкой и шеф-монтажом.

– Э-э-э-х, Виталий, Виталий, дорогой ты наш Петрович – золотая голова! Перспектива безбедной старости активно замаячила на горизонте! – зажмурился Сергей. – Свежий кефир на ночь, шёлковые кальсоны.

– Пока деньги на счёт не упадут, не поверю. Я стреляный воробей.

– В четверг подпишут и сразу кинут нам 50 процентов предоплаты. В пятницу увидим!

– Ладно, подождём, – нахмурился Виталий. – В пятницу последний срок оплаты аренды. Скорее всего, выгонят нас ко хренам собачьим! – и вышел в цех.

Вернулся не скоро. Стал звонить поставщикам профилей, ткани, в покрасочный цех. Развил кипучую деятельность. К вечеру стало ясно, что с этой стороны всё складывается удачно. И звонки уже пошли с той стороны: поставщики, партнёры, изголодавшиеся по хорошим заказам, проверяли – насколько серьёзная складывается ситуация.

Много людей замерло в ожидании, боясь спугнуть «дичь, бегущую на номера».

* * *

Пришли двое клиентов. Показались странными. С барсетками, глаза бегают. Сказали, что компаньоны. Один невнятно фамилию пробормотал, второй же громко назвался:

– Хабибуллин.

– Не родственник ли, случайно, знаменитого вратаря? – пошутил Сергей, забывая тотчас об их странном поведении, заглушая его предвкушением наличных денег на фирме.

– Нет-нет, – засуетились оба, – мы по торговой части, палатка у нас – расширяем «точку», благоустраиваем!

Что-то в них было ненатуральное, актёрское, но Сергей отогнал эту мысль. Он предвкушал скорую сделку и то, как обрадуется Виталий «живым деньгам», которые, конечно же, растворятся мгновенно и без остатка в бездонном омуте производства. Но дадут импульс, ускорят процесс изготовления, потому что за наличку можно будет и договориться скорее, и сделать: потому что спрос на наличку – другой, и «курс» у этих рублей повыше номинала ценится. Это всякому и не только на Руси – известно.

Главное же – опоры готовы, лежат, только покрасить, подновить. На складе, пылится ещё кое-что из комплектующих. Небольшую конструкцию можно было сделать попутно, за неделю, дней десять.

Приценились к пяти пролётной конструкции. Остановились на ста тысячах рублей. Предоплата – половина. Поторговались вяло, вроде бы нехотя, скорее потому, что так принято. Про скидку заикнулись, но этот заказ был у них первый и о скидке речи быть не могло. Они и не спорили, как-то сразу согласились, и это тоже Сергея не насторожило почему-то, словно был он в лёгком гипнозе и не замечал не всё.

– Завтра же и начнём нарезать металл! – пообещал Сергей. – Считайте, процесс запущен!

Очень скоро Хабибуллин вернулся. Принёс пачку тысячных купюр. Сергей пересчитал, заполнил бланк заказа. И пока расписывал преимущества именно этой конструкции Хабибуллину, второй вышел – вроде бы покурить.

А через две минуты вернулся ещё с одним, одутловатым, рыхлым мужчиной в чёрном костюме. Его прежде не было, стало их уже трое, удостоверения достали и сказали: «Внезапная проверка! Все документы, ключи – на стол. Вызывайте главбуха! Где документация? Склад, приход-расход! Всем оставаться на местах!»

И не давали сосредоточиться, заговорили громко, разом, резко, отрывисто, оглушали скороговорками-вопросами в лоб, сбивая с толку! Профессионально давили, убеждали, что преступники перед ними.

Марина заохала, заахала. Слёзы на глаза стали наворачиваться, помчалась за Виталием Петровичем.

Самый молодой из проверяющих пошёл с ней, не оставил без пригляда. Один из оставшихся: «Вы отданы приказом, имеете право принимать наличность? Кассовый аппарат есть? В налоговой инспекции зарегистрирован? Опечатан?»

– Не помню, – сказал Сергей, хотя знал точно, что не имеет такого права, потому что годовая рабочая виза у него закончилась, продлевать уже не имело смысла, на неё он был сейчас обычным нелегалом, туристом, случайно забредшим в офис. Но всё это ещё надо было доказать.

– Документы на оформлении. То есть оформлен… как бы, но не до конца. Ещё. Но вот-вот буду уже оформлен. – Соврал и сам не заметил как.

Двое оставшихся наперебой стали угрожать предстоящими карами, перечислять статьи законов, характер нарушений.

Потом он вышел на улицу вместе с Толстым, стал разговаривать вокруг да около. Тот суровел одеревеневшим в неприступности лицом. Сергей старался заглянуть ему в глаза, что-то человеческое пытался отыскать, какой-то отклик на такую нечаянную беду, приключившуюся с ним не от корысти, а по обычной глупости.

– Вот интересно получается! В Латвии мы – оккупанты, никому не нужны! И здесь, получается, никому не нужно! – давил на жалость. – Товарищ меня выручил, а теперь выходит, что я его подвёл! Я вас прошу – не наказывайте его! Нет никакого злодейства в том, что произошло. Да и сумма-то – смешная. А уж по московским-то меркам вообще… «два рубля»!

Толстяк выдержал долгую паузу.

– Вы же понимаете, чем это чревато! – сказал, шевеля большими, вывороченными губами ленивого карпа, с каплей пота на кончике носа, выставляя перед Сергеем раскрытую ладонь, с намёком вертел у него перед носом, словно ждал, что сейчас туда положат «котлетку» денег.

– Конечно, понимаем! Ого-го! Ещё как понимаем! – заверил его Сергей.

– Вот и объясните своему начальству! Доходчиво и внятно.

– Странно, – думал потерянно Сергей, – ведь видно же за версту, кто он и что! Кто-то его крышует, если он так нагло весь этот спектакль ведёт, не маскируясь особенно. Да так ли сейчас важно, кто именно?

Пришёл Виталий в сопровождении Марины и проверяющего, молодого, самоуверенно-нагловатого «старшего лейтенанта», как представился он, хотя все были в штатском.

– Па-а-прошу выйти, – с пафосом предложил Толстяк Сергею и Марине, – вас вызовут! Когда надо будет.

Они ушли в цех. Рабочие кинулись к ним и наперебой стали выспрашивать – кто это, зачем и почему?

– Да мы сами толком не знаем! – сказал Сергей. – Проверка! Внезапная проверка.

На взгорке стоял джип «Нисан Патфайндер» чёрного цвета. Нездешний в своём великолепии на фоне зелёного старого цеха.

– Шикарное авто! – восхитился сварщик Володя.

– Император Японии ездит на «Ниссане», – сказал Сергей. – А «патфайндэром» назвали свой «марсоход» ещё американцы.

– Я думаю, это козни Димы! Дима Манцер! Он до тебя был на реализации, – сказал мастер. – Слегка подворовывал. Виталий его выгнал, а когда он уходил, пообещал устроить кордебалет! Вполне может быть. Он тут связями хвастался как-то по пьяне. Раньше на Баковке гандонами торговал. Так, видно, и сам гандоном стал со временем! Такой же жирный, как этот толстый. Может – брата наслал?

Рабочие засмеялись.

Примерно через час поспешила в офис главбух. Вызвали её.

Все приободрились. Алёна Владимировна была бухгалтером грамотным и так просто проверяющим фирму уж точно не сдаст!

Цеховые вернулись к работе. Сергей и Марина сидели в комнатке мастера, томились ожиданием и неопределённостью. Бодро пахло сваркой, металлом, зачищенным шлифовальной машинкой.

Сергей чувствовал великую вину перед Виталием, Алёной Владимировной, Мариной, рабочими. Перед всем миром. Мог же он попросить Марину оформить заказ. Нет – захотел сам обрадовать. Вот и обрадовал. Если бы не безденежье, вся эта нервотрёпка в погоне хоть за каким-нибудь заработком – он бы точно этого делать не стал.

Он чувствовал свою вину за это безденежье, потому что причиной было отсутствие заказов, а это была его зона ответственности.

Вот что было главной причиной: грех замолить захотел. Вот и ослеп там, где не надо, споткнулся незряче на ровном месте, как пацан.

Получалось, что раскатали его на доверии гастролёры-проверяльщики, взяли на живца.

Прошло часа три, может, чуть больше. Наконец-то вся компания, хмурая, с недовольными рожами, под пыхтение «главаря» проследовала мимо.

Толстый взгромоздился на место водителя. Джип покачнуло, как на волне, он завёлся, взревел зло на высоких оборотах, рванул с места.

Уехали.

Потное лицо мелькнуло в копчёной поволоке затемнённого окна.

– Если в нём полтора центнера, причём – девяносто процентов, – подумал Сергей, – значит, воды сто тридцать литров воды! Ничего себе ходячий бассейн! Нет. Просто больной человек, работа нервная, обмен веществ нарушен. Угу – пожалей ещё этого вурдалака! Особая каста – чиновники! Их неторопливая вседозволенность наводит на мысль, что они отмеривают себе и живут по сто пятьдесят-двести лет! Да. Но вот в этой кажущейся замедленной вечности и таится коварная сущность того неторопливого злодейства, которое они неустанно плетут. Желание урвать поскорее побольше, а внешне – неторопливо, обстоятельно, чтобы пожить вкусно. Отдохнуть по-царски, жрать от пуза по-барски. И в какой-то момент «ч» это разъедает их изнутри, им начинает казаться, что уж кто-кто, а вот он, конкретный имярек, чиновник такого ранга, точно проживёт изрядно и аппетитно, как и мечталось. Это их губит раньше времени, потому что построено на двойной морали. Да нет там никакой морали! И вот это подтачивает их организмы, а не тайные хвори железных задниц, мысли-древоточцы дубовых лбов, невидимые каверны сверхпрочных кривошипов локтей, столбняки гибких позвонков и шей, заклинившие на шарнирах диски позвоночников. И вот уже кряжистый, розовощёкий, пышущий здоровьем крепыш сгорает буквально на глазах от сущей ерунды, хотя денег извёл немеряно на таких же прохиндеев-врачей.

Друзья, родня, сослуживцы мобилы палят почём зря, недоумевают, а причина не в банальном каком-нибудь фурункуле на шее, который ему девка в сауне, вырвать с корнем попыталась, посеяв мгновенный сепсис, угасание и странную гибель. Это его гнилая сущность выперла наружу, перевернулась девкой, блядью продажной, а он её и впрямь за такую принял, не разглядел, обмяк при виде здоровенных сисек, не приметил тайного знака. И сгинул временщик. Будто и не было, а ещё вчера шептались вослед его джипу, похожему на трамвай – сечёшь? о, как рулит! И никого другого представить себе не могли на этом месте, так прочно и основательно он на нём утвердился, как вековечная глыба у развилки дорог. И не дай бог на повышение пойдёт, в центр заберут на ещё более важное место! Осиротеем! Однако же ничего! Каким-то чудом – выживаем при новом! Повеселел народ! Воспрял! Новому кланяется «воеводе». Так-то спокойней, привычнее.

– Лёгкий металл алюминий, почти невесомый! – глубокомысленно сказал сварщик Лёха, провожая взглядом джип.

Сергей и Марина поспешили в офис.

– Ну что… решили? – спросил он Виталия. – Ты уж прости, брат, кругом я виноват.

– Двести тысяч налички потребовали. И дело замнут.

– Ни фига себе! – присвистнул Сергей, задохнулся от такой наглости. – А ты?

– А что я – открыл им сейф, достал дохлого мыша. Они согласились на пятьдесят «штук», но вот только я предложил встретиться завтра.

– Они же не дураки, – сказала Алёна Владимировна устало, – а вдруг мы им через Службу службу собственной безопасности подкинем «муляж»! Выписали официальный штраф, зубами поскрипели и уехали злые. Несолоно хлебавши! Нарушение-то пустяковое, толком придраться не к чему.

– Моя вина! – не мог успокоиться Сергей. – Уж больно засуетился, порадовать решил… на безденежье.

– Вы ни причем! – сказала Алёна Владимировна. Свинья грязь найдёт!

– И сколько насчитали трафных денег, официальных? Свиньи.

– Тысяч тридцать-сорок в итоге получится, – сказал Виталий, посмотрел на пыльный приоткрытый сейф в углу, подошёл к нему, открыл настежь.

Сейф был пуст. Только на трёх полочках лежали несвежие листки большого формата. Словно кошелёк украли, вывернули наизнанку нутро и выкинули рядом с урной. Так делают карманники, чтобы не оставлять улики.

– Хоть не двести! – подала голос Марина.

– Да ещё и с обналичкой посчитать! Где и как собрать? – с горечью сказал Виталий. – Как я их не заметил, на такой «телеге»? – Ладно! Проехали опасный поворот! Впереди плавное течение. Я надеюсь. Здоровый, больной, а хлеб сеять надо! А что ты будешь делать, когда закроемся? – задумчиво вдруг спросил Виталий.

– Поеду к дочери, улицы мести заграничные. В Прибалтике вообще беда, остались немощные да дети – «очевидцы истории успеха», а тут, – ответил Сергей, – на свежем воздухе! Красота! – Он зажмурил глаза. – И никакого рэкета. Ни формального, ни официального! Маши себе метлой! Наблюдай людей и природные катаклизмы.

Виталий покачал головой и пошёл в цех.

– Что его жалеть, – подумал Сергей. – У него есть профессия, он про «железяки» всё знает, не пропадёт в Москве, сможет устроиться на хорошую работу, а я – ни-че-го-шень-ки не умею! Только чужое предлагать. Может быть, и впрямь – книжки писать? – Задержал дыхание от неожиданной дерзкой мысли.

– Хороший парфюм у Виталия Петровича, – сказала вдруг Марина. – Мне нравится такой. Хороший. Терпкий! Вот – настоящий!

* * *

На следующее утро поехали устанавливать в ночном клубе на проспекте Мира большую конструкцию над входом.

Работа опять была недорогой, мелкой, всего-то часа на два, хотя въезжать в центр на «Газели» было непросто, сопряжено с повышенным вниманием милиционеров. Для этого Сергею в дорогу Виталий дал три купюры по пятьсот рублей и пять по сотне.

Двое рабочих, Иваныч за рулем, Сергей был старшим. На удивление доехали быстро, без пробок и остановок.

День был солнечный, ясный, но прохладный.

Клуб располагался во дворе современного хайтэковски навороченного офиса банка.

У входа желтела блестящая табличка с фамилией всемирно известного архитектора, осчастливившего проектированием и постройкой этого здания столицу. Смотрелось оно необычно. Зелёно-жёлтые, узкие деревянные дощечки опоясывали его по фасаду. Много стекла, белого металла: среди домов старой московской постройки это выглядело несколько чужеродно, словно посередине деревни одномоментно вставили сверкающий офис из затемнённого стекла.

Проезд был узкий, между карминного цвета забором и банковским офисом.

Вылезли, стали разминаться. Иваныч, лысоватый, энергичный монтажник, среднего роста и упитанности, с мелкими чертами простого лица, по совместительству ещё и водитель, посмотрел минут пять и подал «Газель» назад. Раздался хруст. Все заорали хором: «Стой!»

Машина остановилась. Иваныч вышел. Только теперь стал заметен навес из стекла над входом в подвальное помещение. С торца он был не виден. Пока ходили и осматривали повреждение, прибежал здоровенный секьюрити в чёрном.

– Ну чё, парни? Дорулились? Кто тут у вас за старшего?

– Я за старшего, – сказал Сергей.

– Дак не видно же ни черта! Хоть бы тряпку навесили, флажок какой-нибудь, – виновато сказал Иваныч.

– Счас тебе – тряпку! Ага! Трусы красные! Сексапильные! Ты видел, кто проектировал? Лишнего гвоздя без спросу не вобьёшь!

– Да мне насрать, кто там спроектировал! – взорвался Иваныч, – знак должен быть! Предупреждающий!

– Это мы с вас знаки счас затребуем, денежные, значит, знаки! – недобро ухмыльнулся охранник.

– Давайте не будем препираться, – примирительно сказал Сергей, – вы для начала узнайте, сколько стоит повреждение. Тут же совсем чуть-чуть. Обычное стекло, в несколько слоёв уложено. Может, так договоримся.

– Так уже вряд ли получится, – зловеще сказал охранник, – у нас тут всё застраховано.

– Вы, сходите узнайте, а потом возвращайтесь, и порешаем.

Охранник ушёл.

– Не будем ждать «чёрного человека»? – предложил Сергей.

Рабочие стали выгружать стремянки, упакованные в прозрачную ленту узлы, инструменты, делать замеры, разметку крепёжных элементов.

Вскоре вернулся охранник, отозвал в сторонку Сергея:

– Ну, чё, старшой – «кварт» с вашей фирмы. Наличманом.

– Двести пятьдесят рублей?

– Ну, ты шутник! Двадцать пять тыщ рублей. Или баксами по курсу.

– Крутовато! Счас, подождите.

Он отошёл в сторонку, позвонил Виталию и всё ему рассказал.

Виталий принялся возмущённо ругаться. Сергей подержал некоторое время мобильник на расстоянии от уха, потом приложил снова:

– Ну, на чём порешаем?

– Хрен им, а не денег наличкой!

– Тогда пойдём официальным путём!

– Только так и не иначе!

– Вызывай ментов! – сказал Сергей охраннику.

– Ну, гляди, старшой, как бы дороже вам не обошлось, – хмыкнул охранник.

– Во всяком случае, по правилам, – возразил Сергей. – Закон суров, но таков закон!

Охранник помаячил могучей холкой, неспешно ушёл.

– Чё этот дармоед рассказал? – живо поинтересовался Иваныч.

– Баксы затребовал. Налом. Или двадцать пять тысяч рублей.

– А морда у него не треснет! – возмутился Иваныч. – Это мне и зарплаты не хватит!

– Подожди. Сейчас менты приедут, и начнём ситуацию выправлять.

Вскоре работу закончили, акт приёмки подписали. Рабочие уехали на метро. Сергей и Иваныч остались ждать инспекторов.

Ждали долго. Изредка приходил покурить секьюрити, посматривал недобро, качал головой, снова уходил. Похоже, сейчас это был главный объект его присмотра.

Они сидели в кабине, становилось холодно. Молчали. Потом пошли в вестибюль. Киоск с цветами, сувениры ручной работы от известного дизайнера – куклы тряпочные. Яркие, остроумно скроенные, сделанные со вкусом, Сергею понравились. Цены оказались немыслимыми, однако солидные мужики их покупали и пёрли наверх, в офис банка. Из офиса же прибегали девицы вниз, в небольшое кафе, чтобы встретиться с молодыми людьми.

– Мы тут немного погреемся, – спросил разрешения Сергей, – что-то не едут долго доблестные инспекторы.

– Только недолго, минут десять. Не путайтесь тут, не мешайте, – предупредил охранник, – объект режимный, особо охраняемый.

Пошёл уже пятый час ожидания. Сумерки стали сгущаться. Зимние, неуютные.

Подъехал «Майбах» чёрного цвета. Из него выскочил здоровенный секьюрити, распахнул заднюю дверь, подал руку. Вышла тонкая, изящной тростинкой японка в красивом ярком кимоно, посеменила короткими шажками ко входу. Двери автоматически распахнулись. Человек последовал за ней, оглянулся влево, вправо, окинул озабоченным взглядом проспект.

Оба исчезли внутри здания так же быстро, как и появились.

– О! Смотри, – удивился Сергей, – Никита Высоцкий прошёл следом! Надо же. – Он узнал характерную бородку, слегка удлинённое лицо.

– Точно! Он! Отцов профиль, борода! От – Москва! – восхитился Иваныч, – кого только не увидишь! На каждом углу знаменитости. Плюнуть некуда! Эт-те не Мухосранск задрипанный!

– Да! – согласился Сергей. – Только мы-то ничего не видим, кроме работы. Смотри, смотри, – у него пээмка в руках! Ни фига себе! Пистолет Макарова!

– Кому что, – заметил Иваныч, – у них кино, красивая жизнь, а мы припухаем, ждём у моря погоды.

– Может, муляж?

Неожиданно к зданию на большой скорости подлетел джип, из него высыпалось несколько бойцов в разгрузках, в чёрных масках, митенках. Заняли мгновенно круговую оборону, потом по одному, прикрывая отход, просочились внутрь.

– Счас чё-то будет! Ой, Серёга, не пора ли нам линять? – спросил Иваныч. – Пока яйца не отстрелили.

– Что-то тут не так, – Сергей наклонился к лобовому стеклу, глянул вверх, по сторонам: – Вот оно что! Глянь – точно, кино снимают!

С крыши в люльке плавно спускался человек в синем фирменном комбинезоне с камерой на подвижном шарнире, упиравшемся в широкий ремень, приклеенный к объективу.

– Точно! – засмеялся Иваныч, – это ж надо! Просто цирк и ведьмеди!

Проспект Мира почти встал. Вдруг несколько раз крякнул сигнал, между машин невероятным каким-то маневром проскользнул расписанный «опель». Из него вышел, разминая ноги, сержант.

Сергей подошёл.

– Здравия желаю. Что-то долго вас не было. Дело пустяковое, а прождали почти весь день. – Обычным голосом сказал, хотя внутри уже закипало для скандала.

Сержант, среднего роста, белобрысый, лицо изрыто оспинами, помятый от сидения в машине, козырнул, представился невнятно.

– Присаживайтесь. Работы много. Трупов у вас нет, серьёзных повреждений тоже, значит, в порядке общей очереди, а она в столице вон какая большая. Да вы бы могли и пешком дойти: вон, влево за угол, метров двести и пройти-то всего до отделения.

Они сели в машину. Тепло, уютно. Рация потрескивает, какая-то далекая, нездешняя жизнь врывается без спроса.

– Нам никто об этом не сказал.

– А кто звонил от вас?

– Охранник из офиса.

– Ну, это они так развлекаются. Служба тоскливая, делать особо нечего.

– Знаете, они такую сумму затребовали, что нам стало нехорошо, решили вас вызывать. Помогите честным производственникам-бессребренникам, – сказал проникновенно Сергей, заглядывая в глаза сержанту.

– Сейчас подумаем.

Он достал планшетку из бардачка, стал рисовать схему происшествия. Уточнял что-то, маленькой линеечкой линии чертил.

Дал почитать.

– На место происшествия не выйдем? – спросил Сергей.

– У них это стекло раз в неделю кто-нибудь сносит.

Сергей вчитался:

– Всё правильно! Никаких предупреждающих знаков, ограничений. Трудно заметить стекло с торца. Нормально получилось. Коротко и ясно. Профессионально, в общем. Добавить нечего.

– Тогда вот здесь подпишите, – улыбнулся слегка сержант, – и позовите из офиса. Кто там с вами разговаривал?

– Старший. Охранник.

– Вот его и позовите. Ну или кто там будет, не важно.

Сергей сбегал в офис. Вскоре пришёл недовольный старший. В машину садиться не стал, в окно ввалился грузным торсом, хмурясь, вчитался в текст, молча расписался.

– Вы телефончиками обменяйтесь и договоритесь, когда вместе придёте в управу. Возьмите по одному экземпляру протокола освидетельствования со схемой.

– Угу, – промычал охранник и ушёл, косо сложив листок.

Сергей вновь сел в машину.

– Какие будут указания?

– Мы пошлём официальный запрос – предусмотрены ли архитектурным проектом предупреждающие знаки на этом козырьке, а поскольку они предусмотрены, ваше дело верное, пусть страховщики им оплачивают. Но ждать придётся недели две, пока соберём ответы на запросы. Вы созвонитесь со здешним офисом, договоритесь, когда придёте к нам. Скорее всего, никто от них не придёт. Значит, им зачтётся неявка, а с вас никто уже не станет деньги взыскивать. Ну, прокатитесь на метро, и всех делов-то. Понятно? На метро-то у вас есть?

– Так точно!

– Вы что – отставник, что ли? Через слово – так точно, так точно.

– Пришлось послужить в разные времена.

– Хорошо, когда службу понимают, пальцы для понтов не растопыривают.

– Спасибо вам, товарищ сержант.

Сергей незаметно достал три купюры по сто рублей, тиснул рядом с замком ремня, сбоку сидения сержанта:

– Вы не обижайтесь, у меня больше нет.

– Зря вы так вот, – тихо сказал сержант, глядя на проспект Мира.

– За науку надо платить.

Сержант пожал плечами:

– Заберите деньги, зачем вы так. Можете ехать. И сделайте всё, как я сказал.

– Спасибо вам огромное, товарищ сержант, – уже вылезая, сжав в кулаке три бумажки.

– Всего доброго.

– Ну что? – спросил Иваныч.

– Разошлись миром! Спасибо сержанту, всё правильно заценил.

– Дорого обошлось.

– Нормально. Они, оказывается, тут раз в неделю ловят – «на живца». Во-о-н там, за углом отделение располагается.

Иваныч помолчал.

– Москва. Ети-йё мать! Только и гляди, чтобы не развели… пожиже. Да не обмазали чем-нибудь цвета баклажанной икры. Одни звёзды вокруг.

– Н-да, – задумчиво сказал Сергей. – И все – сплошь в шоколаде.

Оба весело засмеялись.

* * *

В среду позвонил главный инженер, предупредил, что комиссия от аэропорта выехала на Волоколамку, посмотреть на месте ангар для предпродажной подготовки коммунальной техники, сданный почти два года назад. Белый такой, две полосы снизу по стенкам – серая и голубая, цвета «мечты».

Потом приехали в офис. Трое. Особенно не представлялись, кто есть кто. Долго ходили по цеху, слушали пояснения, задавали вопросы. Конкретные, чёткие, по делу. Сергей понял, что это свои люди производственники, не юристы или менеджеры какого-то там звена. Ощущал радостный подъём: чутьё подсказывало, что любопытство не праздное. Спрашивали по существу и, уезжая, даже сделали несколько фотографий узлов, блоков и крепежа на складе.

Договор Виталий подписал уже в офисе. Чаёвничать не стали, заспешили. Оба экземпляра договора гости увезли с собой. Расстались довольные друг другом.

– Нет! Ну это же не просто так! – ликовал Сергей.

Так день и закончился в сосредоточенной тишине, молчании, словно они чутко прислушивались к неким звукам, которые должны были долететь с той стороны сарайчика, из офиса грузового терминала огромного столичного аэропорта.

Боялись порушить это зыбкое начало долгожданного договора, очень важный сигнал к осуществлению заветной мечты, и боялись его пропустить, вострили слух и тихо радовались в душе забрезжившей радостной перемене.

* * *

Первая половина четверга была заполнена суетой. Сергей досылал какие-то справки, делал по просьбе вчерашних визитёров уточнения. Дополнительно – фото узлов, сертификаты: гигиенический, противопожарный на ткань отсканировал – тоже запросили.

– Мы тут в процессе, – сказал главный инженер, – сидим, решаем. Просьба прямо сейчас выслать, чтобы оперативно на стол руководству легло.

– Как в целом? – не удержался Сергей.

– В целом неплохо. Работаем. – Через улыбку ответил, но как-то необидно.

– Мы тоже.

– Ждите ответа! – засмеялся главный инженер, – но пока не предпринимайте решительных шагов по части подготовки! То есть материал, профили пока не заказывайте.

Сергея последняя фраза несколько сбила с позитива, даже немного расстроила. Волнение мешало сосредоточиться. Он попросту ничего не мог делать. Вздыхал, слонялся, прикидывал – пересказать или нет Виталию последний разговор с главным инженером, чтобы не спешил с заказом материалов.

Решил до срока промолчать, потому что язык у него не повернулся бы сказать сейчас об этом Виталию.

– Ложь во спасение. Подожду, – решил Сергей. – Пока пусть будет так.

Смотрел на часы, нарезал круги во дворе цеха, всё не решался позвонить, боялся показаться назойливым, а более всего – зависимым от чужой воли. Выдерживал паузу.

День промчался мгновенно.

– Ну что, не звонили? – хмуро спросил Виталий после трёх часов.

– Нет пока. Я сам позвоню часа в четыре, – быстро нашёлся Сергей.

– Да ты и не звони совсем! – заорал Виталий. – Достали! Небось опять какие-нибудь заоблачные проЭкты! Заёблочные! Тьфу на них!

И поспешил в офис.

Сергей приказ нарушил, вышел во двор, позвонил без свидетелей, ровно в четыре часа.

– Очень хорошо, что позвонили, – засмеялся главный инженер – я тут забегался. Всё подписано. Деньги увидите на счету завтра. Когда монтаж первых двух конструкций проведёте?

– График согласуем, оформим приложением к договору. Нам-то что тянуть! Самим хочется поскорее дело сделать, – тоже засмеялся Сергей.

– Вы конкретно скажите – через сколько недель первые конструкции установим. Первые две нам позарез нужны. Заигрались мы со скандинавами. Остальные три – в спокойном ритме. Там уж бумажками обменяемся, найдём серединку.