Читать книгу Гостевой дом - Валерий Вячеславович Бодров - Страница 1

Тесная дорожка с дроблёной мозаикой истёртого асфальта, довольно круто забирала в гору. Там, под рельефными ветвями, протянутыми разросшейся акацией, больше походившими на обстриженные курортным мастером-дендрологом бансаи, уже виднелся крашеный розовым под цвет сосновой коры угол гостиницы с названием улицы, заключённым в синюю табличку. Две лавочки перед арочным арматурным входом красно-синих оттенков олицетворяли призовые места для добравшихся живыми посетителей.

Виктор Сергеевич остановился, чтобы вытереть пот со лба. Неприподъемный дорожный баул на маленьких колёсиках тоже замер, и придерживаемый за телескопическую ручку, прекратил своё заунывное дребезжание по иссохшей однопутке. Моментально придорожное пространство обволокла тишина. Белка прыгнула с ветки на ветку в высоких соснах на краю зрения, и к ногам упала ежистая шишка. Покатилась вниз под крутой откос, с бойким прискоком.

Платка в нагрудном кармане рубашки не оказалось, и пришлось смахнуть налившиеся на брови капли пота ладонью. «Куда он делся? Чёртов платок! Когда нужно, его никогда нет!» Он продолжал наговаривать вопросы по инерции раздражения: «Зачем это всё? Нервотрёпка, маята, эта жуткая гора? Дома бы уже давно завтракал за классическим циркульным столом – визуальной радостью перфекциониста. Ах, какой мы купили стол! – Виктор Сергеевич даже сейчас закатил глаза от заново пережитого удовольствия, – Случайно встретили этот шедевр цвета белой яичной скорлупы, с лаковым покрытием, на одной большой резной ноге, с тремя ажурными подпорками в заштатном хозяйственном магазине. Можно сказать, что этот круг семьи, возглавляет кухню в самом её центре». Виктор вдруг почувствовал, как он заскучал вдруг по кофейным утрам за этим столом с обожаемой супругой, непременно щебетавшей в лучах солнца сквозь кисейные кухонные занавеси свою привычную женскую песенку.

Тем более странно было обнаружить себя здесь, в незнакомом и очень неудобном месте. Но, переведя дух, он просто брезгливо вытер мокрую ладонь о шорты, поменял затёкшую руку на пластмассовой ручке баула, и сделал следующий шаг за женой.

Она была уже далеко впереди. Скрылась за такими недосягаемыми воротцами гостиницы. Через несколько тяжких минут до спасительной ровной площадки перед входом на территорию отдыха, дотянул баул и Виктор Сергеевич, но там оказалось, что подъём продолжился. Пусть и не такой крутой, однако, бесконечно длинный, упёршийся своей неизвестностью в крытый бассейн из синей плитки, где вовсю плескались излишне голосистые дети. Две округлые мамаши с гипертрофированными животами возлежали рядом на скрипучих шезлонгах. При любом колыхании просторных тел, пластиковое ложе опасно потрескивало, обозначая свой не бесконечный предел усталости. Каждая держала в руке коричневую бутылку с пивным напитком.

Виктор Сергеевич, на уже напряжённых ногах, остановился на перекрёстке бетонированных тропок, не желая больше делать ни шагу зря, ища глазами жену и какое-нибудь кафе или ларёк, где можно тут же купить только что увиденную, знакомую марку пива. Но он увидел лишь, что сверху, по бетонным ступенькам одной из дорожек, обсаженной густыми кустами жухлого вида, (давно не было дождей) спускается его жена-Ольга с женщиной-менеджером гостиницы, которая уже начала хрипловатым голосом курильщика объяснять заученные слова правил проживания. Эта отельерша в застиранной панамке и с шерстяным платком, повязанным на поясе, Виктору Сергеевичу не понравилась сразу. Она напомнила ему его меркантильную тётку, так же из южных широт, пожелавшую взять с него плату за комнату, когда он однажды приехал к ней в гости. Она даже была похожа лицом и суховатым устройством тела. Все её движения выдавали в ней прижимистость и чванливую ненасытность. Ушам Виктора Сергеевича достались только сказанные со скрытым сожалением фразы о понедельной смене белья и обеде, ожидающем их в скучающей с полудня столовой, нависшей своей открытой верандой над бассейном.

Столовая пустовала всем своим просвеченным солнечным нутром. Пахло настоявшейся едой и сигаретным дымком. За барной стойкой румяная барышня выдала вновь прибывшим два подноса с обедом, заказанным заранее. «Оплата вечером у хозяйки», – произнесла она, томно закатив зрачки, и удалилась, покачивая чрезмерными поварскими бёдрами.

Красный борщ и пастельное овощное рагу с индейкой Виктор Сергеевич поглощал с блаженным удовольствием, слушая, как жена расхваливает достоинства номера на самом верхнем этаже, где, если бы не корабельные сосны, заслонившие своими кронами всю крышу, от раскалённого светила, жить было бы невозможно. «А что, никто не мешает. Свой балкон, сверху топать не будут», – Ольга умела найти плюсы.

Потом неизбежно, в тесноватом номере, настали томительные переодевания в купальные костюмы, с поиском позабытых дома пляжных тапочек и вдруг, под обнадёживающие фразы: «Я же помню, что брала», – неожиданно найденные в чреве двухколёсного баула. После чего, подёрнутый лёгкой нервозностью, Виктор Сергеевич просто заставил себя выйти на улицу в этот вечерний уже сосновый воздух, и той же дорогой, только уже под гору, они с женой направились к воде.

Да, вожделенный пляж оказался совсем рядом. Как только кончался ненавистный спуск-подъём. И, подходя к нему всё ближе и ближе, ощущалось ликование, не смотря на проделанный чреватый неудобствами путь. Ликование от долгожданной встречи с синим, изменчивым, пахнущим йодом и солью бескрайним нечто. Нежелание куда-либо двигаться после ночи, проведённой в стеснительном плацкарте, постепенно пропало. Потому что, вот они кинематографические скалы, вот чёрно-белая пляжная галька и гладкие сизые валуны с мокрыми от набегов волн лысинами. Успокаивающее хлюпанье бесконечных плесков. Засиженный чайками бетонный волнорез, подбитый снизу кисеёй из зеленоватой тины, и небольшая пристань на его золотистом от закатного солнца, зализанном морем пирсе. Горизонт,… горизонт уже наполнявшийся вечерним оранжевым светом, прозрачная рябая вода с желинками почти невидимых медузок и ласковое прикосновение аквамариновой влаги. Сначала по колено, потом по пояс. По мере погружения плавок немного прихватило дыхание, но потом отпустило. И когда спина между лопаток тоже получила холодный компресс, всё тело, вся кожа полностью слилась с водой, стала морем и ликовала от упругих плавательных движений, от вязкой консистенции пространства вокруг, от новизны левитирующего положения тела и радости, вылившейся в восклицании: «У-у-ух, хорошо!»

Когда Виктор Сергеевич, словно бывалый тюлень, подгрёб к берегу, цепляясь руками за округлые скользкие камни на дне, и всё ещё не желая покинуть уютную водяную колыбель, колыхался подбородком прямо у края тихого прибоя, несмело пробуя на вкус, попавшие на губы солёные капельки. Он посмотрел на бамбуковую подстилку, где уже сидела Ольга, завернувшись в полотенце, купленное ей прошлым летом в таком же курортном местечке, расшитое авторскими кошками. Она разговаривала с женщиной, расположившейся по соседству. Её, видимо, муж лежал рядом на спине, заложив руки под голову, и через тёмные очки неподвижно разглядывал уходящий уже в холодную красноту горизонт. Виктор Сергеевич нехотя вылез из воды, напомнив сам себе доисторическую рыбу, которая решила выйти на сушу ни с того ни с сего, и прошуршал разъезжающимися ногами по разжиженной прибоем гальке к своему месту.

«Это Агата, – сказала жена, представляя свою новую знакомую, – они живут с нами в одной гостинице». Он взглянул на неё, уловив своим тонким литературным чутьём наивный интерес к обязательному курортному знакомству. Но её экзотический разрез глаз и тонкий прямой нос ему пришёлся по душе. «Очень приятно, Виктор», – произнёс как можно дружелюбнее Виктор Сергеевич, и, поразмыслив секунду, уловил свою выгоду от этого неожиданного поворота событий. Поэтому присел не на свою подстилку, а сразу рядом с лежащим мужем Агаты. «Виктор», – сказал он ещё приветливее и протянул мокрую ладонь. «Саша, – ответил незнакомец, протянул свою сухую руку, и тут же притянув к себе поближе Виктора Сергеевича прошептал, – Коньяк будете?» Виктор Сергеевич нехотя кивнул, будто ему было безразлично эта случайная встреча на курортном пляже, который для этого только и предназначен. И так было всё понятно, что он сразу вступил в этот негласный клуб отдыхающих вопреки всему. А почему нет?

Виктор Сергеевич осмотрелся вокруг и увидел, что все зонтики, выстроившиеся в ряд, давно закрылись. А последний уходящий восвояси купальщик переодевается в сухое, в общественной фанерной загогулине. В её нижнем просвете были видны две его, по очереди, улетевшие к верху, щиколотки. Александр, же моментально сняв очки, подмигнул своему новому знакомому всё понимающим глазом и незаметно от своей жены протянул руку в лежащую рядом сумку.

И как-то сразу наладился вечер и спуск-подъём в гостиницу уже не казался таким непреодолимым, а номер с пахнущей болотцем водой из крана в кафельной под мрамор душевой просто раем.

Полчаса под анекдоты и маскирующие смешки, серебряная мензурка с позолотой внутри, переходила из рук в руки, пока Агата с Ольгой не заподозрили неладное.

Сначала актуальные подруги по отдыху тихо разговаривали о своём женском путешествии к морской мечте, не замечая тайных выпивох. В рассказ входили: заказные билетные кассы, с интернет сайтами – кто первый нажмёт на кнопку и займёт нижнюю полку; и посадка с низкой платформы в уже тихо поплывшую дверь; и заваренная бесплатным кипятком лапша в вагоне, и её утробный запах; и дорогущее такси от путаного переулками здешнего вокзала до предгорья гостиницы. Но чуть позже, выпитое уже было не скрыть. Пылали щёки, хотелось поцеловать последнюю огненную макушку закатного светила. А когда мужики и вовсе начали разговаривать громче и откровенно ржать на обычные слова, не взирая, на тишину вечера и безмятежность пустынного пляжа. Кто-то из женщин произнёс первый: «Вы что там, пьёте что-ли»?

Потом было ночное кафе. Столик на четверых, меню с отменными ценами и музыка, которую Виктор не переносил ни под каким предлогом и в любом состоянии. Каждая слащаво взятая нота вызывала у него всё усиливающееся раздражение, а повторенный куплет однообразной песенки рвотный рефлекс. Но музыка нравилась Ольге, поэтому он не вдавался в подробности, считая её увлечение обстоятельством. А сегодня, сдобренный приличным количеством выпитого, он героически держался. Ему даже начинали нравиться в некоторых местах заливистые завывания динамиков. «Кто это поёт?» – Спросил он у Александра. «Вы разве не знаете? – Удивился он, – это же «Воскресенье!» И видя, что на собеседника это название не произвело никакого впечатления, добавил разочарованно: «Группа такая из моей юности».

Виктор Сергеевич, уже просохший от морского крещения, теперь в благостном расположении духа, жевал шашлык, участвуя одним ухом в беседе о каком-то здешнем писателе, усадьбу которого они проезжали этим утром. «Я, кстати, тоже писатель», – сказал Виктор, снимая зубами последний кусок мяса с шампура. И добавил утвердительно, отхлёбывая из бокала красного вина: «Вот так вот!». Агата вроде как восхитилась его словами и напором, но на вопрос, что вы написали, Виктор Сергеевич вдруг почувствовал, что уже не может ответить. Стадия алкогольного хвастовства была пройдена. Начиналась стадия – пора спать. Он ответил предельно кратко: «Завтра расскажу» и неприлично громко икнул.

Уже за полночь, изрядно подгулявшие, они вчетвером поднимались в гостиницу по пустынной и единственной дороге из белого света. Ночные бабочки невероятных размеров со своими величественными тенями досадно бились о стеклянные плафоны уличных фонарей. Две летучие мыши просвистели над головами, добавив адреналина в голоса ночи. Ужасно громко выли собаки в оглушительной темноте. Одинокую партию начинала одна чересчур высоким голосом, но через несколько секунд её однообразную ноту, в унисон подхватывали остальные: десять, двадцать особей, потом присоединялись похриплее, побезголосее. Не сосчитать. Казалось, что звуковое их кольцо сжимается неумолимо вокруг человеческих фигур, покачивающихся на подъёме горы.

Жёны смеялись о чём-то своём, придерживая друг друга за локотки. Дружелюбная весёлость витала над ними, не пойманная ещё за свой панибратский хвост. А Виктор и Александр, напротив, шли в обнимку, транслируя сами себе приятную пьяную чушь. И никто не замечал блестящих в темноте опасных звериных зрачков.

Внезапно, где-то далеко в лесу, за гостиницей, на вершине горного массива, разразился, как гром, жуткий пронзительный вой, совсем не похожий на собачий, а потом, наставшую вдруг полную тишину вскрыл далёкий гортанный рык. Ольга схватилась за Виктора и слегка треснувшим голосом, словно китайская пиалка тонкого фарфора, спросила: «Что! Что это?». «А, зверьё какое-то! – Ответила весело Агата, – Оно тут каждый день воет. Лес же кругом. Местные собак дворовых выпускают на ночь погулять. Да они все домашние. Не бойтесь». Но Виктор Сергеевич даже в пьяненьком состоянии почувствовал, как по спине пробежали совсем не дружелюбные мурашки.

У гостиницы было людно. Прямоугольным алмазом сиял бассейн с фиолетовой подсветкой. В нём искренне резвились подвыпившие постояльцы. «Каждый день новые, – Агата брезгливо поморщилась, – как можно плавать в этом гадюжнике. Здесь хоть воду то меняют? Сюда местные из соседних городков приезжают за экологией. Видели, как стоянка пляжная забита машинами. Это всё они». «То-то так воняет шашлыками, будто римский полк жарит стадо свиней, разбившись лагерем», – сказала Ольга. «Только евреи не едят свинину. Но ведь шашлык в кафе был прекрасен! – поддержал разговор, качающийся в пространстве Александр, – это я вам, как историк говорю». А Виктор снова громко икнул.

И напоследок, у стеклянных входных дверей гостиницы между двух гипсовых львов, Виктор с Александром спели шёпотом песню, придерживая друг друга за уже дружеские плечи «…под крылом самолёта опёнка поёт». «Какая «опёнка», – спросил медленным языком Александр. Но ещё более медленным языком Виктор Сергеевич ответил: «Опёнка – это под крылом, фигня такая – скорость меряет».

Все разошлись по номерам, довольные собой и друг другом. Виктор Сергеевич сразу провалился в мягкий матрац и уже ничего не слышал и не видел, кроме какой-то точки света в тёмной голове. Эта точка света постепенно увеличивалась, разрасталась и под конец превратилась в светлое солнечное марево, из которого вышла Ольга и сказала: «Завтрак!»

Он открыл глаза и сразу зажмурился. Прямо в лицо бил яркий белый луч с жёлтыми прожилками. «Завтрак, завтрак!» Повторило солнечное привидение жены рядом, напичканное по контуру радужными аберрациями. Виктор приподнялся и тут же почувствовал в затылке тупую боль.

«Ай, – сказал он, придерживая шею ладонью, – ай, я-яй!» «Зачем ты так напился вчера?» – Ольга продолжала ходить в солнечном свете, набирая фигуристую резкость. И когда Виктору удалось вертикально поднять свою чугунную голову и болезненные плески в ней затихли, лицо жены совершенно чёткое, оказалось напротив. «На вот выпей таблетку, а то и встать не сможешь», – сказала она и положила на ладонь мужа шершавый кругляшок. Следом из мутного пространства действительности прилетел стакан с соком, который Виктор Сергеевич осушил до дна, придерживая нетвёрдыми руками.

В столовой ему стало много лучше, особенно после овсяного киселя с терпкой клюквенной подливой и он тут же начал думать мысль, вымученную ещё в тесном поезде под стук колёс и всеобщее покачивание общественного эфира. «Зачем все эти люди вокруг? – Машинально оглядывал он веранду столовой, заполненную постояльцами гостиницы и, посасывая сладкий чай с лимоном, – Кто они такие? В чём их предназначение? К чему все они стремятся? Зачем вон тот молодой человек заткнул уши наушниками? Разве не приятней чириканье вон тех жёлтых пташек на кустах… Интересно, что это за кусты? Или зачем так надушилась вот эта дама, сидящая за мной, неужели распаренный солнцем запах хвои намного хуже? А этот вот джентльмен?» И тут Виктор увидел Агату с мужем, и весь прошлый вечер размотался клубком в его слегка оцепеневшей голове. Он хотел было уйти незаметно, но жена уже подсела к ним за столик и уже призывно махала ему ладошкой. «А, в самом деле, – подумал Виктор Сергеевич, – нужно быть посмелее, пообщительнее что-ли». И переломав себя об невысокую коленку философского уединения, он послушно двинулся на зов.

Сегодня все вместе решили идти на дальний пляж. Вернее всё было решено за Виктора Сергеевича, он лишь принял это как данность судьбы. До него по берегу было чуть больше километра. «Там по дороге только нудисты, но их обычно немного. А так, красота необыкновенная», – сказал Александр. Агата хихикнула, и Виктор Сергеевич заметил, что даже сквозь загар было видно, как она покраснела. «Нудисты? – Переспросила Ольга, – Это что ещё за фокус?» Агата смущённо заторопилась словами: «Им свои телеса негде показать вот они там и собираются. Разложат части тела на горячих камнях и лежат, как мёртвые. Короче: дурь – дурная».