Читать книгу Другие правила - Валерия Климова - Страница 1

Пролог

дон Хуан Медина дону Антонио Медина

Дорогой брат,

я не перестаю восхищаться твоим умом и прозорливостью. Все случилось именно так, как ты и предсказывал. Так, как ты меня и предостерегал. К сожалению я не хотел слышать твоих слов. Ты говорил, что Валери де Флуа выйдет за меня замуж только в одном из двух случаев – либо если другого выхода у нее не будет, либо она будет беременна. Ты говорил, что дело не в доне Родриго, не в том, что Валери любит его, а в том, что она безразлична ко мне. Мне не хотелось верить в это, а твои слова казались мне ненужной жестокостью. Но все случилось именно так. Дело было не в доне Родриго. Ты говорил, что Валери обязательно найдет способ обидеть меня так, что я уйду. Так и случилось, хотя раньше я не верил, что что-то может быть больнее, чем ее связь с другим мужчиной. Но нет. Все можно пережить, все можно простить, кроме откровенных издевательств, причин для которых как ни старался, я не сумел обнаружить. Она делала это просто потому, что была уверена, что ей все позволено. Со мной можно поступать любым способом, я все равно буду целовать руку, побившую меня. Но всему есть предел. Поступок Валери в один миг раскрыл мне глаза не только на ее отношение ко мне, но и на ее характер. Я покинул ее сразу после ссоры, и впервые за это время почувствовал себя свободным. Я свободен от нее. И, находясь во Флуа, я готов начать жить заново.

Дорогой брат, я оказался в сложной ситуации. Моя супруга беременна от дона Родриго, которого уже нет в живых. Я знал, что она носит его ребенка, когда женился на ней, и готов был этого ребенка принять. На данный момент я размышляю о подаче иска об аннулировании брака Святому Престолу на основании того, что невеста скрыла от меня свою беременность. Слово Валери будет ничем против моего слова. Мне нужен твой совет: есть ли способ сделать все тихо, чтобы наше имя не запятналось в громком бракоразводном процессе? Пока что я не считаю необходимым сообщать обо всем этом матери. Я планирую ехать в Рим и самостоятельно обсудить все с уполномоченными лицами. Возможно, мне понадобятся крупные суммы денег.

Твой брат Хуан.

Дон Антонио Медина дону Хуану Медина

Дорогой брат,

прошу тебя, не спеши. На данный момент ты так же сильно обижен на Валери, как сильно раньше любил ее. Возможно, ты не исцелился полностью. Я понимаю твое желание как можно скорее развестись с неверной женой и забыть все, как страшный сон. Но предлагаю тебе пока что не ездить в Рим, а дать себе несколько месяцев на размышления, заняться делами графства и присмотреться к местным сеньорам. Тебе никогда не было равных в деле соблазна.

Жорж, граф де Безье дону Хуану Медина

Дорогой дон Хуан,

Ваша супруга и ее сестра прибыли в Париж пятого числа этого месяца. Я оказал ей помощь в покупке дома, чек за который высылаю вам. Чек должен быть оплачен не позднее ноября. Валери чувствует себя вполне сносно не считая того, что она сильно похудела и испытывает дискомфорт во время еды. Ей понравился Париж, она купила ложу в Опере и постоянно бывает там. Я несколько раз сопровождал ее, и среди ее знакомых встретил многих своих друзей. Валери де Медин становится популярна в Париже, ее желают видеть в Версале, она интересуется делами света. Думаю, что в скором времени ее положение не позволит ей выезжать, но на данный момент я не могу чинить ей никаких к этому препятствий. Через несколько дней Валери едет в Версаль и будет представлена королеве в Трианоне в узком кругу. К сожалению дела зовут меня обратно в графство, и я отбываю через день и уже не смогу оказывать Валери услуги и сопровождать ее в ложу и в Булонский лес.

Дон Хуан Медина дону Антонио Медина.

Дорогой брат,

Вчера я получил письмо от Жоржа де Безье, которое взбудоражило мое воображение. Всю ночь я размышлял о нем, цепляясь к каждой строчке. Валери в Париже, Валери ведет светский образ жизни и опять окружена поклонниками, как было это в Мадриде, как было это везде, куда бы она не приезжала. Мысли мои метались от желания отомстить ей, сделать большой показательный бракоразводный процесс, даже не смотря на собственные репутационные издержки, ославить ее на всю Европу, чтобы никто не смел даже приблизиться к ней. Хотя вряд ли, узнав, что она свободна, не найдется смельчака, который бы не поспешил жениться на ней, даже ценою своей репутации. Потом маятник качался в другую сторону, и я понимал, что необходимо срочно ехать в Париж, чтобы показать, что женщина эта замужем и находится в положении, но это означало бы полную капитуляцию перед нею. На такое я не согласен. Я больше не люблю ее, и ревную только по старой памяти. Во Флуа много красивых женщин, и, хотя материальное положение их достаточно шатко, они умеют преподнести себя. Сегодня я впервые пригласил даму на свидание, но не почувствовал пока былой радости. И даже ночь с этой женщиной не принесла мне удовлетворения. Хоть я не люблю Валери, я думал только о ней, и чуть было не назвал даму ее именем. Скорее всего я пока воздержусь от новых знакомств. Рана слишком свежа, чтобы теребить ее постоянно. Мне нужно отдохнуть и перестать думать о Валери, составить правильный иск Святому Престолу. Через несколько месяцев я поеду в Рим, чтобы навсегда освободиться от Валери де Флуа, не только физически, но и психологически. Я не желаю зависеть от нее, и, целуя другую женщину, вспоминать ее поцелуи.

Хуан

Сафи Фараш дону Хуану Медина

Дорогой мессир,Я желаю сообщить вам, что Валери находится в сложном положении, будучи замужем, но не имея супруга, который мог бы защитить ее от посягательств других мужчин. Начинают ползти разные нелестные для вас слухи, и я бы хотела узнать, появится ли законный супруг, чтобы быть рядом с супругой, которую он сам избрал и которую практически силой заставил выйти за него замуж? Валери ничего не знает об этом письме, и не должна узнать.

С пожеланиями всяческих благ, Сафи

Дон Хуан Медина Жоржу, графу де Безье

Дорогой граф,

Благодарю вас за заботу о моей супруге. Чек за дом будет оплачен во время. Могу вас уверить, что Валери вполне взрослая женщина, чтобы самостоятельно посещать Оперу и другие увеселения света. Я достаточно доверяю ей, чтобы позволить ей одной быть представленной королеве. К сожалению дела в графстве настолько запущены, что в ближайшее время у меня не будет возможности появиться в Париже. Как только я освобожусь, я сразу же отправлюсь в Испанию, а потом в Рим по срочному делу. И только к следующему лету планирую ехать в Париж. Надеюсь, что сумею побывать на вашей свадьбе с мадемуазель Катрин и ничто не задержит меня более.

С уважением, дон Хуан Медино

Дон Хуан Медина дону Антонио Медина

Дорогой брат,

К сожалению должен констатировать, что ты снова прав. Рецидивы моей болезни заставляют меня усомниться в полном исцелении. Несмотря на то, что я целыми днями занят делами графства, а вечера провожу в светском обществе, мысли о Валери одолевают меня с утра до вечера. Я даже начал писать ей письма… нет, я не отправляю их, я их сжигаю. Но выплеснув на бумагу свои эмоции, я чувствую себя лучше. Вряд ли твои советы могут мне помочь. Я не знаю, что делать, но я никогда к ней не вернусь. Надеюсь, что смогу переболеть ею. Главное, никогда больше не видеть ее.

Жак, барон де Шатори дону Хуану Медина

Дон Хуан,

Прошу обратить ваше высочайшее внимание на поведение вашей супруги в Париже, которое переходит все возможные границы. Поскольку вы не спешите заниматься ею и другими своими домочадцами, я срочно выезжаю в Париж, чтобы разобраться на месте и как-то унять свою кузину. Слухи о ее похождениях достигли даже Тюрени и моего скромного замка. Жорж де Безье так же планирует ехать в Париж. Было бы прекрасно, если бы вы все же выполнили свои обязательства перед супругой и обществом и явились в лоно семьи пока не поздно.

Мадемуазель Сафи Фараш дону Хуану Медина

Дорогой мессир,

Я понимаю, что все разговоры бесполезны и вы не желаете ни ответить мне, ни явиться в Париж, где вас ждут. Но мне придется рассказать вам нечто, что, возможно, изменит ваше решение. Это не угрозы и даже не предостережение. До меня дошли слухи, что вы планируете бракоразводный процесс, поэтому мне хочется предупредить вас. Во первых есть несколько человек, которые так же прознав о ваших намерениях, ждут не дождутся, когда же вы ославите Валери по всему свету, чтобы спасти ее от жестокости и осуждения общества. Среди этих господ есть и весьма знатные и могущественные особы. И, во-вторых, не спешите с разводом. У Валери весьма неблагоприятные прогнозы на предстоящие в скором времени роды. Возможно, вам не придется пятнать свое и ее имя, все разрешится само собой. Вам осталось подождать всего четыре месяца.

Сафи

Дон Хуан Медина мадемуазель Сафи Фараш

Дорогая моя Сафи,

Я не хотел отвечать тебе, но сейчас ты переходишь границы дозволенного. Не надо угрожать мне, я не планирую ехать в Париж в любом случае, и обязательно отправлюсь в Рим. Я знаю, что Валери не ждет меня, и если бы она хотела, она бы непременно написала мне сама, не привлекая к этому тебя или других людей. Поэтому оставь себе свои угрозы. Я знаю, ты всегда была на моей стороне, но на данный момент я не нуждаюсь в твоей помощи, т. к. не испытываю больше страсти к мадам Валери. Единственное мое желание – это больше никогда ее не видеть.

Дон Хуан Медина Жаку, барону де Шатори

Уважаемый барон,

Как я понимаю, вы и месье де Безье вполне способны справиться с мадам Валери, поэтому мое присутствие в Париже не необходимо. К сожалению на данный момент дела не позволяют мне бросить все и мчаться сломя голову на помощь вам, тем более, что эта помощь вам и не понадобится. Я всецело доверяю вам и месье де Безье.

Дон Хуан Медина дону Антонио Медина

Дорогой брат,

Я получил письмо от Сафи, и хочу узнать твое мнение об этом послании. Мне непонятно, почему все эти люди настойчиво требуют моего присутствия в Париже, возможно, это Валери заставляет их всех писать мне? Единственное, что сейчас может сподвигнуть меня отправиться в Париж, это ее личная просьба. Хватило бы только одной строчки, и я, как обычно, бросился бы к ней. Но мне написали все, кроме нее. Насчет моего исцеления – я двигаюсь в обратном направлении. С каждым письмом мое состояние только ухудшается. Письмо Сафи окончательно лишило меня сна и спокойствия. Возможно, бракоразводный процесс – не лучший способ свести счеты с Валери де Флуа.

Прошу тебя прочесть письмо Сафи и написать мне все, что ты по этому поводу думаешь.

Дон Антонио Медина Жоржу, графу де Безье

Уважаемый граф,

Как я понимаю, ситуация, в которой оказалась Валери Медина такова, что требует вмешательства не только моего брата, но и всей моей семьи. Поскольку отец мой уже множество лет серьезно болен и не встает с постели, я являюсь фактическим главой семейства Медина. Мой брат сообщил мне о своем желании развестись с вашей бывшей подопечной Валери Медина, а так же о ее странном поведении в Париже. Прошу вас сообщить мне подробности происходящего, насколько это возможно.

Заранее благодарен вам…

Дон Антонио Медина донье Валерии Медина

Дорогая моя Валери,

К сожалению должен признать, что мой брат серьезно обижен на вас, но не теряю надежды на возможность примирения между вами. Какие бы намерения он ни выражал относительно вашего будущего, он глубоко переживает произошедшее, одновременно и любя и ненавидя вас. Я бы с радостью пригласил вас к себе в Мадрид, чтобы получше узнать друг друга, ведь теперь вы – член моей семьи, но понимаю, что в вашем положении такие дальние переезды могут быть опасны для здоровья. Поэтому умоляю вас не только беречь себя, но и позволить дону Хуану явиться к вам в Париж и попытаться наладить с ним хотя бы дружеские отношения. Я уверяю вас, что к этому нет никаких препятствий, кроме вашей и его гордости.

Донья Валерия Медина дону Антонио Медина

Дорогой брат,

Меня очень обрадовало ваше письмо. Я благодарю вас за приглашение, как только позволит мое состояние, я обязательно воспользуюсь им, если к тому будет такая возможность. Так же как и вы, я была бы рада познакомиться получше, ведь мы с вами плохо знаем друг друга. Я соскучилась по Мадриду, поэтому буду счастлива снова посетить его.

Касательно вашего брата, я не чиню ему никаких препятствий, он вполне свободен появиться в Париже, я не таю на него никаких обид, и никогда не прогоняла его от себя. Он покинул меня по собственному желанию. Как законный мой супруг, он может поселиться в нашем доме, где будет принят. Но лично я не стану предпринимать для этого каких-либо действий, я не вижу никакой своей вины перед ним. Если же он будет настаивать на аннулировании брака, я не стану ни оправдываться, ни чинить ему препятствий, так как считаю ниже своего достоинства играть в подобные игры. Я поставлю свою подпись под любыми необходимыми документами и признаю любую возлагаемую на меня вину, которая стала бы достаточной для того, чтобы освободить его от уз брака со мной.

Валери

Дон Антонио Медина дону Хуану Медина

Дорогой брат,

Определись со своими желаниями. На днях меня навестил кардинал В., с которым ты вступил в переписку на мой взгляд весьма преждевременно, и который интересовался, насколько серьезны твои намерения и не являются ли они банальной угрозой в семейной ссоре. Пока нет ничего, кроме слухов, и все еще можно повернуть вспять. Если же ты явишься сюда или в Рим, процесс будет запущен и все перипетии вашей связи с Валери станут достоянием общественности. Если ты желаешь пройти через это ради мести своей супруге, то подумай еще много раз, нужна ли тебе подобная месть.

В письме Сафи я не увидел ни реальных угроз, ни чего-то подобного. Если твоя жена плохо переносит беременность, вполне возможны разные эксцессы в родах, это естественный процесс и такова женская доля – платить жизнью за новую жизнь. Вряд ли Сафи стала бы кидаться такими словами, если бы по настоящему не волновалась за Валери. Тем более, что Сафи совершенно права, и желая избавиться от Валери глупо затевать процесс против нее сейчас, если вполне возможно, он и не понадобится, и ты вскоре обретешь желаемую свободу. Я не понимаю, чего ты хочешь, и из твоего письма следует, что ты колеблешься. Пожалуйста, определись со своими желаниями, все происходящее серьезнее, чем тебе кажется.

Жорж, граф де Безье, дону Антонио Медина

Уважаемый дон Антонио,

Я понимаю ваше беспокойство по поводу моей бывшей подопечной Валери Медина. Оказавшись одна в Париже, Валери сумела впутаться в несколько совершенно неоднозначных интриг, которые могут стоить ей и другим людям не только репутации и состояния, но и жизни. На данный момент я нахожусь в Париже, пытаясь разобраться во всех хитросплетениях этих интриг. Валери сейчас в полной безопасности и под моим опекунством, так как ее супруг не пожелал вмешаться. Оставить Валери в Париже одну было безумием, и дону Хуану это известно. Во всем произошедшем есть большая доля его вины. Мне бы хотелось узнать, будет ли инициирован бракоразводный процесс, о котором говорят уже в открытую, чтобы решить, что делать дальше. Если дон Хуан пожелает развестись с Валери, я готов увезти ее в свое имение, где она была бы в полной безопасности и никто в ближайшее время не смог бы приблизиться к ней. Относительно него самого у меня тоже есть некоторые планы, так же как и по защите чести и достоинства моей подопечной. Пожалуйста сообщите мне о его решении, чтобы я мог действовать более решительно.

Жорж, граф де Безье, дону Хуану Медина

Уважаемый дон Хуан,

Вчера я получил письмо от кардинала В. Мне было странно узнать, что все слухи об аннулировании брака – не просто слухи, а что после всего, что произошло, вы готовы оставить Валери, даже не дав ей сказать слова в свое оправдание. Хотя вряд ли она будет оправдываться. Я нахожусь в недоумении от вашего поступка, и, если вы инициируете развод с Валери де Медин, я вынужден буду послать вам вызов. Филипп оставил нас двоих опекунами над своей сестрой не для того, чтобы вы при первых же трудностях (а вы должны были понимать, что женившись на Валери вы обязательно столкнетесь с трудностями) оставили ее, более того, бросили одну в Париже. Вам отлично известно, что Валери необходимо сопровождение и постоянно нужна помощь. За то время, что меня не было (и в этом, конечно же, есть моя вина!) Валери успела натворить столько, что мне не хватит и года, чтобы загладить все разрушения, причиненные ею. Ваш же поступок я не могу назвать никак, кроме как полной безответственностью, а свое отношение к вам – полнейшим разочарованием. Если вы планируете окончательно порвать с Валери, то я останусь ее единственным опекуном, и вынужден буду защищать ее честь не только перед судом присяжных, но и перед судом Божьим. Валери просила меня не вмешиваться и предоставить вам действовать по своему усмотрению, но те обвинения, которые вы предъявляете ей совершенно несостоятельны. Вам было известно все о ее беременности, вы женились на ней осознанно, зная обо всех ее приключениях. Я не могу понять, как после этого вы можете обвинять ее в сокрытии беременности от вас, и как можете позволить себе подобное поведение. Прошу вас как можно скорее сообщить мне о времени подачи иска, чтобы я мог явиться и оспорить его как опекун Валери в девичестве де Флуа. Валери же после рождения ребенка останется в моем имении, где я не позволю вам встречаться с нею. Если будет на то необходимость, я стану настаивать в суде на присвоении ребенку вашего имени. Вынужден так же сообщить вам, что в последнее время состояние Валери сильно ухудшилось, она ничего не ест и практически не выходит из комнаты. Ее отношение к вам и вашей затее с разводом – весьма скептическое. Если раньше мы с Сафи хотели вашего скорейшего возвращения, то на данный момент мы считаем, что в вашем присутствии более нет необходимости.

Жорж

Дон Антонио Медина Жоржу, графу де Безье

Уважаемый граф,

Как я понимаю из переписки, мой брат колеблется, и, скорее всего, все эти слухи о разводе – просто слухи. Если с самого начала он был сильно обижен на свою супругу, то в последнее время практически готов для примирения с нею. Я постараюсь повлиять на него, чтобы склонить его к примирению. Слухи же родились из за его долгого отсутствия рядом с супругой, а так же от недоброжелателей, желающих внести разлад между ними. Как я понимаю, ни у кого не было намерений аннулировать брак, на котором мой брат так настаивал. Я уверен, что как только он закончит свои дела, он тут же появится в Париже в собственном доме и подле своей жены. Благодарю вас за заботу о моей родственнице, ведь если бы ни вы, мне самому пришлось бы ехать в Париж и разрешать все имеющиеся проблемы.

Дон Хуан Медина мадемуазель Сафи Фараш

Дорогая Сафи,

Прости резкий стиль моего предыдущего письма и позволь обратиться к тебе с просьбой: напиши мне подробнее о состоянии Валери. Из письма Жоржа де Безье следует, что она чувствует себя очень плохо, но мне необходимы сведения из первых рук. Я очень переживаю за нее, я прошу тебя, не оставь без внимания мою просьбу.

Мадемуазель Сафи Фараш дону Хуану Медина

Дон Хуан, после того, что вы натворили, я не желаю ни давать вам каких-либо сведений, ни получать писем от вас. Валери сейчас находится в поместье графа де Безье, который заботится о ней, как родной брат. Более я не буду писать вам.

Сафи.

1

Катрин де Шатори стояла у раскрытого окна и смотрела в сад. В замке она была совершенно одна, не считая слуг, то и дело мелькавших, словно тени. Жак так и не появлялся, Валери, Сафи и Жорж де Безье отправились в Париж, куда ей не было доступа, пока она носила траур по своему отцу.

Было очень тихо. Если до приезда Валери и Филиппа де Флуа тишина в замке вполне ее устраивала, то сейчас она бродила по коридорам, из комнаты в комнату и отчаянно тосковала. И дело было даже не в том, что отец и Сюзанна навсегда оставили ее. Нет. Раньше она была удовлетворена своей жизнью, целые дни проводя в обществе книжных героев. Но теперь она спускалась в библиотеку, смотрела на любимые тома, подходила к тому окну, где стоял дон Хуан, когда она пришла сюда в трауре по нему, открывала створки. Книги стали для нее мертвы, и она больше не находила в них ни интереса, ни утешения. Сюзанна была права. Герои ее книг умерли, а она, по странной случайности, была все еще жива.

Ее нареченный граф де Безье уехал вместе с Валери. Он сопровождал ее в Париж, бросив Катрин совершенно одну и толком не попрощавшись. В день их отъезда Катрин стояла поодаль, но Жорж даже не обернулся к ней, и только когда Валери и Сафи стали обнимать ее на прощание, просто кивнул головой.

Это было все, чего она удостоилась. Катрин расстроилась его поведению больше, чем отъезду кузины. Не о такой любви она мечтала. Не о таком муже молилась Богу. За все время прибывания Жоржа в замке они не сказали друг другу и пары фраз, и ни разу не оставались наедине. Да он к этому и не стремился. Катрин хоть и не любила его, но понимала неизбежность брака с ним, и ей хотелось видеть хоть какие-то проявления симпатии от своего нареченного жениха, а не просто изредка ловить на себе его задумчивый взгляд, который он прятал, как только она смотрела в его сторону. Все это никак не вязалось у нее с образом влюбленного мужчины, но когда она рассказала о своих мыслях Валери, та сильно удивилась.

–Жорж влюблен в тебя, можешь не сомневаться. Он только и думает, что о тебе и много о тебе говорит.

Возможно с Валери он о ней и говорил. Катрин немного утешили слова кузины. Она видела, что с Валери Жорж держался гораздо свободнее, но стоило Катрин появиться вблизи, как он тут же замыкался и по большей части молчал. Иногда Катрин, зная кузину, задавалась вопросом, а не был ли он ее любовником. Но ответа на него, конечно, знать не могла. Это раздражало, и Катрин становилась все более нервной, неуверенной и несчастной. Когда же вся компания покинула ее, то разочарованию и тоске ее не было предела.

Появившийся практически сразу же после отъезда Валери, Жак посмотрел на свою сестру, и через пару недель привез ей нанятую в Туре компаньонку. Это была молодая женщина, лет на пять старше Катрин, которую звали Элиза де Сернак. Потеряв средства к существованию, мужа и родив мертвого ребенка, Элиза не потеряла самого главного – желания жить, веселости и оптимизма. Невысокая брюнетка, ловкая, хорошенькая, она привнесла в жизнь Катрин луч света, и немного разогнала ее тоску. Элиза заставила Катрин выйти из дома, принимала за нее приглашения на разные увеселительные мероприятия, которые до этого Катрин не желала посещать. Всегда приподнятое настроение Элизы стало передаваться и Катрин. Она все еще молчала, но теперь у нее появилось желание поделиться с новой подругой своей душевной болью и разделить ее на двоих. Иногда Катрин могла позволить себе упомянуть о Жорже де Безье, но всю историю, которая произошла совсем недавно, так Элизе и не рассказала.

Самой же большой радостью для Катрин было пришедшее совершенно неожиданно письмо от дона Хуана.

Письмо принесла Элиза.

–Кто такой дон Хуан? – спросила она, кладя перед Катрин голубой конверт.

Катрин смотрела на конверт, боясь прикоснуться к нему и не веря своему счастью. Жорж тоже писал ей, причем писал исправно два раза в неделю. Катрин точно знала, в какой день придет его письмо, более похожее на отчет. Оно обязательно будет начинаться с «Дорогая мадемуазель де Шатори», занимать полтора листа, исписанных уверенным правильным почерком, и содержать отчет о проделанной за последние дни работе. Катрин хорошо представляла все, чем занимался Жорж де Безье, даже знала, что он читает, и с чем он согласен или не согласен в прочитанной книге, когда и куда ездил, кто приезжал к нему. Читать его письма было откровенно скучно, и Катрин не всегда дочитывала до конца, и никогда не отвечала, хотя за ответ вполне мог бы сойти просто распорядок ее дня с комментариями. «Сегодня на ужин была щука, запеченная под белым соусом. К сожалению кухарка немного пересолила блюдо, но все равно оно пришлось мне по вкусу»… приблизительно так Катрин представляла себе свой ответ будущему мужу. Иногда она ужасалась тому, что всю оставшуюся жизнь будет вынуждена провести рядом с этим человеком.

И тут пришло письмо от дона Хуана.

У него был наклонный быстрый почерк. По-французски он писал не менее правильно, чем говорил. Катрин не нашла ни одной ошибки за все длиннющее письмо, хотя как иностранцу они были бы ему простительны.

2

Дон Хуан Медина мадемуазель Катрин де Шатори

Дорогая моя мадемуазель Катрин, я очень рад, что во Франции у меня остался такой друг, как вы, да и признаться, больше мне некому написать то, что я могу сказать только вам.

Замок Флуа – это просто груда руин, в которых кое-где можно найти жилые комнаты, обставленные по последнему писку моды. Интересно, кто закупал эту дорогущую мебель? Большей несуразности я не видел никогда! Надо будет выяснить, кто занимался в последнее время замком. Управляющий графством в замке не бывает, и правильно делает. Сквозняки там ходят такие, что в самую жару приходится разжигать камин и одеваться так, будто сидишь зимой у костра. Если до этого я еще пытался как-то там жить, то в последние дни управляющий пожалел меня и пригласил занять несколько комнат в его небольшом доме.

Городок маленький и очень бедный. Если бы вы, мадемуазель Катрин, увидели всю степень бедности живущих тут людей, то были бы поражены не менее меня. Тем более, что теперь я за этих людей в ответе перед Богом. Управляющий ищет только выгоды, но так нельзя. Несколько дней назад я взял целую стопку книг по экономике и теперь постоянно штудирую их. Надо будет найти какого-нибудь успешного торговца, который мог бы из практики подсказать мне, что делать в такой ситуации. Только сдается, что в графстве нет ни одного успешного торговца, все погрязло в беспробудной нищете. Мне кажется, что чтобы что-то заработало в этом городе, чтобы на рынке стали продавать что-то более ценное, чем хлеб, сюда нужно завезти денег и просто раздать людям. Денег ни у кого катастрофически нет и брать их неоткуда. А то, что есть, все уходит на налоги и минимальное пропитание.

Даже вроде бы знатные люди живут в бедности. Платья светских красавиц перелатаны и перешиты по новой моде, которая была новой лет десять назад. Крыши текут, а церкви приходят в упадок. Пока я разбираюсь в системе управления графством. Работы тут очень много, что меня весьма радует.

К сожалению, работа не спасает. Если я раньше думал, что работа может отпугнуть ненужные мысли, то сейчас убеждаюсь в обратном. Можно занять весь день, но остается вечер, да и днем они лезут между строк книг. Особенно ужасны вечера. У меня нет желания принимать участия в местных развлечениях, но в последнее время я стал завсегдатаем балов и музыкальных вечеров. Слушаю домашние концерты и восхищаюсь талантами юных дев. К сожалению музыка действует на меня плохо, тем более та, которая получается у этих исполнительниц. Но похоже их игра устраивает всех. Приходится выбирать – либо давать уроки игры на клавесине (фортепиано тут нет и никто о нем даже не слышал), либо слушать то, что имеется. Последнее время я уже склоняюсь к первому варианту.

Мадемуазель Катрин, помогите мне. Посоветуйте что-нибудь. Я постепенно схожу с ума. Если сначала мне казалось, что я излечился, то в последнее время все становится только хуже. Я понимаю, что не нужно думать, и нельзя задавать себе все время эти три вопроса: где, с кем, что делает? Но я не могу отвязаться от них. А воображение рисует мне разные подробности, которые не способствуют сохранению рассудка.

И еще одна просьба… Не говорите или не пишите ей ничего обо мне. Я хочу порвать все связи. Не просите мне написать, я не хочу получать писем от нее. Особенно, если они будут написаны из жалости или чувства долга. Если она вдруг напишет, пусть это будет ее личное желание, не продиктованное просьбой сестры.

Мадемуазель Катрин де Шатори дону Хуану Медина

Дорогой дон Хуан,

Прошу простить мне промедление, с которым я пишу вам ответ. Я была счастлива получить весточку от вас, но у меня несколько дней заняло обдумывание ответа. Хочу сообщить вам, что здоровье мое и моего брата в хорошем состоянии, и оба мы живем сейчас в замке Шатори. Жак не так давно вернулся в замок, сразу же после того, как моя кузина и мой нареченный жених покинули его стены.

Сразу же после отъезда кузины в Париж, из Тура пришли дурные новости. Виконт де Турне, который после объявления о замужестве моей кузины, заперся у себя в комнате и выходил только чтобы доехать до нашего замка и постоять под ее окнами (встречаться с ней он наотрез отказался), как только кузина покинула Шатори, покончил с собой. Я безмерно скорблю о нем, и сопереживаю его родственникам, ведь он был единственным наследником графского титула, который теперь получит какой-то далекий кузен. Поступок его можно назвать не просто глупым, но и обычным малодушием. Мне грустно от того, что Андре оказался настолько слаб и безумен.

Что до вашей просьбы, то я долго обдумывала как раз этот вопрос. Хочу поделиться с вами своим опытом. Как вы знаете, в моей жизни было одно негативное событие, которое мне хотелось бы поскорее забыть и не вспоминать больше никогда. Когда я старалась не думать о нем, подробности так и вставали у меня перед глазами. Но потом я поняла, что мыслям не прикажешь, как и сердцу. Я разрешила себе думать о нем столько, сколько мне хочется. Вы не поверите, но сейчас уже я очень редко вспоминаю о событиях в башне Фей. Поэтому советую вам не запрещать себе тревожных мыслей. Пусть они текут. Постепенно их количество станет меньше, и вы почувствуете себя несравненно лучше, чем раньше…

Их переписка не прекращалась, и Катрин привыкла ждать писем от него. Более того, она ждала именно писем дона Хуана. Письма Жоржа только раздражали ее и ввергали в тоску. Дон Хуан же писал много, интересно и читать его было одно удовольствие. Он не скрывал от нее ничего, искренне рассказывал о своих чувствах, наблюдениях и переживаниях.

Катрин же щадила его, и вести о Валери щедро разбавляла своими мыслями. Она выбирала из ее писем то, что можно было написать дону Хуану так, чтобы не сильно ранить его чувства, поэтому все ее новые знакомства, времяпровождение и едкие замечания оставались известны только Катрин, но при этом в ее письмах не было ни слова лжи. Она опускала подробности, сохраняя основную линию и не забывая, что дон Хуан достаточно умен, чтобы разгадать ее игру.

3.

Жорж де Безье явился в Шатори без всякого предупреждения, как к себе домой. Катрин как раз сидела в библиотеке, перечитывая недавно полученное письмо от дона Хуана и готовясь писать ответ. Вдруг дверь без всякого стука отворилась и на пороге появился Жорж в дорожном костюме и высоких сапогах. Он явно только что приехал и даже не переодевшись заявился к ней, нарушив ее уединение.

Катрин вздрогнула, испугалась, и выронила письмо. Оно спланировало на пол, Катрин лихорадочно стала искать его рукой, надеясь, что Жорж не обратит на него внимания, свернула и спрятала за широкий пояс.

Граф де Безье некоторое время молча смотрел на нее. Потом сделал шаг вперед и протянул руку:

–Отдайте мне письмо, – вместо приветствия сказал он, и взгляд его не предвещал ничего хорошего.

Катрин сильно перепугалась и окончательно растерялась.

–Не дам, – она встала и отступила к окну, – это мое письмо. Вас оно не касается.

–От кого оно? – спросил он.

Катрин снова попятилась, но решила, что спасение в правде.

–От дона Хуана.

Он нахмурил брови. Катрин побледнела и уперлась спиной в подоконник.

–Вы ведете переписку с доном Хуаном?

–Конечно. Я не понимаю, почему вас это интересует.

–Потому что вы испугались и спрятали письмо, увидев меня. Дайте его мне, чтобы я мог убедиться в вашей невиновности и тогда я не буду запрещать вам с ним переписываться.

–Запрещать? – задохнулась Катрин, – да какое право вы имеете что-то запрещать мне?

–Дайте мне письмо! – рявкнул он, от чего Катрин чуть не лишилась чувств. Никто никогда не повышал на нее голос. Она выставила руки вперед, будто защищаясь от удара.

–Нет…

Он схватил ее за руку и притянул к себе, пошарил рукой за поясом и вынул голубой конвертик. Катрин смотрела, как он разворачивает письмо, где дон Хуан подробно и насмешливо описывал нравы местного дворянства, а так же завуалировано делился с ней своими переживаниями, смотрела, как он быстро пробежал его между строк, как свернул и бросил на стол. Глаза их встретились.

Казалось, Жорж смутился. Катрин даже могла бы поручиться, что он смутился, и что он готов был попросить прощения. Но он не попросил.

–В следующий раз не заставляйте меня прибегать к насилию, – сказал он, направляясь к двери, – можете продолжать переписку, я даже не буду интересоваться тем, что он вам пишет.

Катрин прислонилась к стене и закрыла глаза, из которых хлынули потоком молчаливые слезы.

4.

Жорж пробыл в замке около двух недель. Посмотрев на то, как управляется поместье, вернее на то, как оно не управляется, он в своем любимом стиле устроил полный разнос Жаку де Шатори и сам взялся за его бумаги. Выяснились не самые лучшие вещи, после чего между ними произошел разговор на повышенных тонах, результатом которого было выделение Жоржем достаточно крупной суммы денег, чтобы залатать дыры в бюджете Шатори, а так же появление нового управляющего, полностью освободившего Жака от забот о наследстве.

Катрин смотрела на все эти перипетии с большим удивлением. Жорж любил совать нос не в свое дело, но то, что он дал Жаку денег совершенно безвозмездно, одновременно порадовало и оскорбило ее. С женихом своим она предпочитала встречаться как можно меньше, тем более, что он тоже не искал ее общества, поэтому мнения своего ему не высказала. Остатки симпатии и уважения к этому человеку постепенно оставляли ее, особенно когда она смотрела, как он хозяйничает в ее доме. Казалось, это он тут хозяин, а она и Жак – жалкие приживалы, которых пустили на порог, чтобы они не умерли с голоду. Катрин знала о бреши в бюджете, проделанной Жаком, но было унизительно, что они оба, и Жак, и она, вынуждены были теперь согласовывать все свои траты с чужим по сути человеком, хоть он и спас их от полного банкротства.

Все ее общение с женихом за этот месяц заключалось в первой сцене, когда он отобрал у нее письмо, и днем перед его отъездом, когда он пригласил ее кататься на лошадях. Вернее не так. Когда он приказал ей поехать с ним кататься.

Граф де Безье ежедневно выезжал на лошади, но никогда не звал Катрин с собой. Поэтому она сильно удивилась, когда он пришел к ней в гостиную, где она сидела с Элизой за вышиванием.

–Вы поедете со мной кататься, мадемуазель де Шатори? – спросил он без всяких вступлений, и голос его звучал твердо и властно.

Катрин встала и сделала реверанс, за ней последовала Элиза.

–Нет, спасибо, – пробормотала она, испугавшись и боясь поднять на него глаза.

–Вы поедете кататься со мной, – повторил он, уже не спрашивая, а приказывая, – жду вас через час у конюшни.

Перепуганная и расстроенная, Катрин в синей бархатной амазонке стояла у конюшни ровно через час и ни минутой позже. О том, с какой скоростью Элиза и служанка одевали ее и причесывали, она старалась не думать. Все равно прическа не удалась и шляпку надевали спешно и плохо прикололи.

Жорж немного опоздал. Он шел спокойно и уверенно, помахивая хлыстиком, а Катрин вся сжалась, и постаралась сделаться маленькой и незаметной. Увидев Катрин, Жорж остановился и поклонился ей, а она снова сделала реверанс. Ей подвели коня, но она от страха и волнения никак не могла попасть в стремя ногой. Когда же уселась наконец в седло, уронила хлыст. Руки ее дрожали и ей казалось, что еще немного, и она просто напросто упадет в обморок. Глупо и неприлично.

Жорж вскочил в седло и кивнул Катрин, приглашая ее следовать за собой. Катрин подчинилась.

Вся прогулка их заключалась в том, что они медленно ехали по берегу реки, Катрин немного впереди него, и молчали. Молчали они, когда Жорж остановил коня, и предложил Катрин спешиться и прогуляться около воды. Она безропотно оперлась рукой о его руку, и так они ходили долгое время, а Катрин многое отдала бы за то, чтобы узнать его мысли. Потом, совершенно внезапно, он остановился и резко притянул ее к себе.

Вскрикнув от неожиданности, она уперлась руками ему в грудь и попыталась отстраниться, но сил ее было не достаточно. Жорж обнял ее и крепко прижал к себе. Катрин зажмурилась, испугавшись, что он последует примеру дАнтуалена, и сделает с ней ровно то же самое просто по праву сильного. Но он, увидев ее испуг, резко разжал руки.

Катрин отскочила, врезавшись спиной в дерево, под которым они стояли. Ее всю трясло от ужаса и бессильной злобы. А он смотрел на нее, будто впервые увидел.

–Почему вы боитесь меня? – спросил он, отступая на шаг, – я клянусь, что никогда не сделаю ничего, что вы бы сами не позволили мне.

–Почему? – откликнулась она, безрезультатно пытаясь унять дрожь в голосе, – а почему я не должна вас бояться? Вы за все время прибывания в моем замке, где вы командуете, как в своем, ни разу не обратились ко мне, и впервые пригласили меня на прогулку! И, первое, что вы сделали, прибыв сюда, это насильно отобрали у меня письмо! Действительно, почему бы мне не полюбить вас после этого?

Жорж выглядел совершенно растерянным. Он смотрел на нее так, будто впервые увидел.

–Я был уверен, что вы не желаете никуда со мной ходить, – сказал он, – и, как видите, я был прав. Вы не желаете меня видеть, не желаете разговаривать со мной. Я не привык навязываться. Вы по какой-то непонятной для меня причине боитесь меня, но я ни разу не давал вам повода, кроме этого проклятого письма. За что прошу прощения.

Она смотрела на него во все глаза. Резкая перемена, произошедшая в нем, когда он за один миг превратился из тирана в просителя, выбила почву у нее из под ног.

–Я вас не боюсь, – неуверенно сказала она.

–Вы только что были уверены, что я поступлю, как дАнтуален. Не отрицайте.

Катрин покачала головой. Она все еще стояла, прислонившись к стволу дерева и только поэтому не упала, так как ноги отказывались ее держать.

–Я знаю, что вы так не поступите, – проговорила она.

–Почему же вы испугались?

Он шагнул к ней, и Катрин вжалась в дерево, надеясь раствориться в нем.

–Я… я…, – она не могла придумать никакого объяснения, и поэтому просто смотрела на него испуганными глазами, на которые уже наворачивались слезы.

–Что мне сделать, чтобы вы не плакали?

Она молчала, а слезы потекли по ее лицу сплошным потоком.

–Хотите, я уйду? Вы можете позвать меня, когда будете готовы ехать обратно, – и не дожидаясь ответа, он ушел, оставив ее одну на берегу реки.

Сев на траву, Катрин закрыла лицо руками. Она вынуждена будет провести с этим человеком всю жизнь. Она никогда не сможет спокойно даже думать о том, чтобы он поцеловал ее. От одной мысли ее охватывал животный ужас. Но ведь он… она… Катрин задохнулась. Она обязана научиться ладить с ним, если не хочет бояться и ненавидеть его всю жизнь. Не самое приятное, провести остатки жизни в страхе. Но как, как заставить его быть с ней хоть немного ласковым, хоть немного… человечным? Ведь он умеет, она знала это. Жорж спокойно разговаривал с Валери, с доном Хуаном, дружил с Филиппом… он не может быть таким уж плохим… Она обязана научиться просто говорить с ним, как умела это делать Валери. Ведь Валери же не боялась его, и даже иногда немного над ним подшучивала.

Вытерев слезы, Катрин встала и обернулась. Жорж стоял на берегу шагах в пятидесяти от нее. Заметив ее движение, он повернул голову. Катрин сделала ему знак, что он может подойти.

–Вернемся домой? – спросил он, а Катрин заметила, что он очень бледен и явно расстроен.

–Давайте еще немного погуляем, – проговорила она, сама поражаясь своей смелости.

Он хотел взять ее за руку, но вдруг замер, не смея тронуть ее и снова увидеть ее испуг. Катрин же некоторое время смотрела на протянутую руку, после чего вложила в нее свою. Он сжал ее, но так, чтобы не причинить ей никакой боли. Контраст с его недавним поведением был настолько сильным, что Катрин стала сомневаться в его вменяемости. Жорж сделал шаг, и они медленно пошли по берегу реки.

–Я должен просить у вас прощения, – вдруг сказал он, нарушив уже привычное между ними молчание.

Она подняла на него глаза.

–Я на самом деле слишком много командую, – он улыбнулся, и Катрин поняла, что впервые видит его улыбку. По крайней мере улыбку, предназначенную ей лично, – и я был очень неправ с письмом.

Катрин остановилась и вырвала руку.

–Простите меня, Катрин. Мне нет никакого оправдания, кроме того, что я ревновал.

–Ревновали? – удивилась она. Если бы он признался, что умеет летать, она не была бы удивлена больше.

–Ну да. Вы же ни разу не ответили мне на письмо, хотя я писал вам постоянно. А тут вы читали письмо, имея перед собой бумагу и чернила для ответа. А увидев меня, спрятали его, будто там было что-то запрещенное.

Она помолчала.

–Хорошо, я буду писать вам. Если вам этого хочется.

–Спасибо, – он снова заулыбался, и ей подумалось, что вот такой вот, с улыбкой, немного смущенный, он совсем не страшен и даже чем-то нравится ей, – я буду очень ждать.

Обратный путь они проделали уже в более приподнятом настроении, чем путь к реке. Катрин все размышляла о новом для нее образе Жоржа де Безье. Она все еще опасалась его, но теперь готова была примириться с судьбой и действительностью. Появилась надежда, что она сможет хоть немного поладить с ним. Ведь иногда же он будет приходить в доброе расположение духа.

5

Жорж де Безье уже однажды был женат. Он женился рано. Мать, после смерти его отца боясь прерывания рода, подобрала ему невесту, и в семнадцать лет он оказался женат на двадцатилетней красавице с черными как смоль волнистыми волосами и пронзительными синими глазами. И имя у нее было из волшебного романа – Бланшефлер. Едкая, насмешливая, любящая жизнь и веселье, Бланшефлер отлично вписалась в роль графини и в интерьеры старого замка, но совершенно не подходила тихому и замкнутому Жоржу. Первым делом она выжила свекровь, которая безропотно переехала в небольшое поместье, оставленное ей мужем как вдовья доля. И Жорж остался с молодой женой один на один.

Слишком серьезный и тихий, он не был в состоянии понять красавицу-графиню. Он влюбился в нее с первого взгляда, но был убежден, что она совсем не любит его. Робкого юношу, предпочитающего уединение и тишину, Бланшефлер приводила в смущение. Ей же нравилось дразнить его, насмехаться и всячески выводить из себя. Иногда она делала это по доброму, но со временем, поняв, что юный граф не жаждет балов и развлечений, не стремится ко двору и не планирует ближайшее время никуда ее вывозить, она становилась все более ехидной, колючей и холодной. Их стычки приводили его в отчаяние. Бланшефлер, которая раньше казалась ему воплощением мечты, превращалась на его глазах в злую ведьму. Не менее желанную, но все менее доступную.

Видя, что Бланшефлер скучает в старом замке, он в конце концов согласился давать балы, и на эти балы юная графиня тратила баснословные суммы. Она организовала у себя литературный кружок, и на ее поэтов, к творчеству которых он был совершенно равнодушен, тоже уходили огромные суммы денег.

Бланшефлер нравилось покровительствовать. И вот через год у нее появился и собственный театр с десятью разными актерами, которые давали представления два раза в месяц. Для театра потребовалось отдельное здание в городе, и Жорж молча выдал деньги на его строительство. Денег, конечно же, не хватило. Жорж дал еще, потом еще вдвое больше.

Шел третий год их супружества, и отношения их становились день ото дня все хуже, а увлечения своей жены Жорж не разделял и не очень одобрял. Слишком разные, чтобы ужиться в одном доме, они медленно и неумолимо отдалялись друг от друга. Бланшефлер капризничала, и ее расположение можно было заслужить только богатыми подарками или выделением денег на ее прихоти. Часто его подарки ей не нравились. Она вполне могла отбросить жемчужное ожерелье, если оно не подходило к ее новому платью, и потребовать новое, сапфировое. Если Жорж пытался возражать ей, Бланшефлер с ним не церемонилась. От насмешек она перешла к пощечинам, а от пощечин к унижениям. Она высмеивала его, его интересы, его вкус, его образ жизни. Случалось, что после ссоры они не разговаривали неделями, только на людях демонстрируя хорошие отношения.

Бланшефлер никогда не приходила мириться первой. А когда приходил Жорж, она ждала от него мольбы от прощении, даже если виновата была она. И если все ее желания были выполнены, она вполне была способна придраться к ерунде и не простить.

Даже его любви не хватило на все ее капризы. Он так долго покупал ее расположение, что под конец третьего года просто устал быть всегда и во всем виноватым. Бланшефлер же совсем отдалилась от него, и подступиться к ней было практически невозможно. Деньги и драгоценности перестали открывать доступ в ее спальню, став просто необходимой данью ее хорошему настроению.

На Рождество открылся ее театр. Бланшефлер торжествовала. Тем более, что премьера прошла весьма успешно. А в ночь после премьеры, войдя в спальню графини, Жорж застал ее с исполнителем главной роли.

Впервые он видел испуг на ее прекрасном лице. Оправдаться было невозможно, а Жорж просто молчал. Он не кричал, не обвинял и не лез в драку. Он просто смотрел на женщину, которую до этого так мучительно любил и находил в своей душе только презрение к ней. Потом он вышел, предоставив любовникам заниматься всем, чем они пожелают, а наутро прислал жене предписание удалиться в самое дальнее из своих владений.

Бланшефлер молила о прощении, валялась у него в ногах и рыдала. Она рассказывала, как любит его, и как бес попутал, и почему он не может простить единственную ошибку. Жорж стал подозревать, что ошибка ее была не единственной, и что вся затея с театром была посвящена красавцу-актеру. Он смотрел на женщину у своих ног, и не испытывал к ней ни жалости, ни любви. Только какую-то брезгливость. Потом он проводил ее до кареты и расстался с ней без всяческих сожалений.

Театральный сезон продолжился без сбоев. И любовник графини де Безье продолжал играть главную роль и получать большие гонорары. Выносить свои семейные проблемы на всеобщее обозрение Жоржу совсем не хотелось.

Вскоре пришло известие, что графиня ждет ребенка. Обсуждать, чей это ребенок не имело смысла, так как все интимные отношения Жоржа и Бланшефлер закончились за несколько месяцев до скандала. Он не пригласил ее вернуться в город. Но потом не выдержал, и явился к ней сам.

Жена его была сама доброта и любезность. Она лебезила и заискивала перед ним, от чего ему становилось противно. Бланшефлер прекрасно чувствовала себя, до последнего ходила гулять по парку. Строила планы на будущее. Но Бог рассудил иначе.

Увидев, как она мучается в родах, Жорж простил ей все, и истово молился о благополучном разрешении ее от бремени. Он готов был признать ребенка, готов был на любые отношения с Бланшефлер, только бы она осталась жива. Он пригласил лучших врачей, лучшую повитуху, но это не спасло молодую графиню. Ребенок шел ногами вперед, и, промучившись двое суток, Бланшефлер так и не сумела разродиться. Она умерла, и сын ее, рожденный ценой ее жизни, прожил всего на день дольше матери.

Жорж был совершенно безутешен. Он винил себя в ее смерти, ведь не отошли он ее в медвежий угол, ее, думал он, можно было бы спасти. Теперь все ее прегрешения, включая измену, казались ему обычными прихотями красивой женщины, которые он вполне мог бы потерпеть. Он не сумел понравиться ей, не желал разделить ее страсть к прекрасному, и она отвернулась от него. Он был сам виноват в том, что его возлюбленная не желала иметь с ним ничего общего. Он не был ни красив, ни интересен ей. Ее выдали за него замуж не спросив ее согласия. Неудивительно, что она полюбила другого человека – красивого, всецело преданного ее увлечениям.

В тот год Филипп, с которым Жорж был знаком в детстве и которого не видел лет десять, проезжал мимо его владений и решил проведать старого друга. Он застал Жоржа, убитого горем. Выслушав его историю и все его размышления, Филипп обозвал его дураком и предложил отправиться с ним в Россию. Жорж, которому было терять уже нечего, согласился на путешествие через всю Европу, и спустя три года вернулся домой совершенно другим человеком. Но жениться он больше не собирался никогда.

Катрин, хрупкая, светловолосая и тихая, была полной противоположностью яркой и взбалмошной Бланшефлер. Стеснительная и неуверенная девушка с первого же дня привлекла к себе его внимание. Но его судьба, видимо, была не нравиться женщинам, которых он любил. Ее холодность и страх перед ним ранили больше, чем все издевки и унижения Бланшефлер. Жорж, который настоял на помолвке против ее воли, теперь терзался сомнениями, а прав ли он был, заставив Катрин дать ему слово, и все больше и больше убеждался, что она не просто боится его, но и не желает иметь с ним ничего общего. Он проявил элементарную настойчивость, которой так не хватало ему в отношениях с его первой женой, а Катрин, скромная и пугливая, стала бояться его, будто он был каким-то тираном.

Он не понимал, что же на этот раз он сделал не так. Руководствуясь опытом прошлого, он простил Катрин ее влюбленность в дАнтуалена, простил все, что произошло в башне Фей, убил насильника, но расположения ее заслужить не смог. Наоборот, ему казалось, что она стала относиться к нему только хуже. Он старался не беспокоить ее, не попадаться ей на глаза, не тревожить, как когда-то требовала его первая жена, ждал, когда же она сама проявит инициативу, но Катрин принимала его поступки за холодность и еще больше отстранялась от него. Хотя казалось, что дальше просто некуда.

Наверняка его поведение понравилось бы Бланшефлер. Она научила его быть уверенным и настойчивым так же, как сдержанным и отстраненным, и Жорж знал, что сцена с письмом, которая окончательно сломала его отношения с Катрин, привела бы ту в неописуемый восторг. Он знал, что Бланшефлер была бы довольна, если бы он держался от нее подальше до тех пор, пока она сама не призовет его к себе… Но оказалось, что все, что работало с первой женой, никак не работало с его невестой. Других же путей он просто не знал и совершенно терялся перед Катрин, как раньше терялся перед Бланшефлер.

Размышляя о том, как понравиться Катрин, он вдруг вспомнил, что та сильно сдружилась с доном Хуаном. Подозревать отношения между ними было бы глупо, поэтому он попытался выявить нечто общее, что связывало бы дона Хуана и дАнтуалена, в которого Катрин была влюблена.

Выводы были неутешительны. Катрин нравились люди, прямо противоположные ему самому – открытые, искренние (или кажущиеся таковыми) и общительные. Этот вывод совершенно выбил бы его из равновесия, если бы в тот же день он не получил письмо от Катрин.

Она обещала писать ему и писала. Письмо было невелико. Он подозревал, что Катрин долго и мучительно размышляла над ним, выдавливая из себя каждую мысль, каждое слово. Ведь окрыленный надеждой Жорж никак не мог подумать, что это письмо – просто насмешка над ним самим. Поэтому оно больше походило на отчет. Из него можно было представить весь образ жизни Катрин, ее утренние прогулки с Элизой, когда они болтали о литературе и музыке, а Катрин вспоминала, как прекрасно играл дон Хуан на последнем вечере в Шатори. Она даже попыталась вспомнить ту мелодию. Ведь правда обидно, когда одаренный человек не ценит своего дара, задавала она вопрос. Жорж, который был равнодушен к музыке, но всегда мог оценить мастерство, был согласен с ней. Он радостно зацепился за эту тему и половину ответного письма посветил музыке, в которой понимал весьма мало. Он предложил прислать Катрин лучшего учителя, который бы мог довести ее уровень исполнения до совершенства.

В ответ Катрин писала уже проще. Письмо ее не было похоже на отчет за день. Она благодарила его за предложение и да, соглашалась его принять. Жорж поздравил себя с маленькой победой. Он смог угодить Катрин чуть ли не впервые в жизни. Вдохновленный успехом, он тут же приступил к поиску педагога, и уже через три дня один из лучших музыкантов Парижа отправился в замок Шатори, запросив за это совершенно невероятные деньги. А следом за ним отправился прекрасный белый рояль с вызолоченными ножками и клавишами из слоновой кости.

Письмо от Катрин было весьма осторожным. Она благодарила его и просила больше никогда не делать ей таких дорогих подарков, ведь они не женаты и это неприлично. К тому же она ничем их не заслужила. Белый рояль обнаружился на пороге дома Жоржа в Париже через несколько дней.

Шок, который он испытал, увидев свой подарок, невозможно было передать. Как многие мужчины, обжегшись один раз, он сделал вывод, что все женщины приблизительно одинаковы, поэтому их легко купить, но им трудно угодить как-то иначе. Столкнувшись в другой женщиной, непохожей на предыдущую, он впал в полный ступор. Он не обиделся, нет, это было совсем не то слово и не то чувство. Эмоции его было трудно передать словами. Представив Бланшефлер в ситуации Катрин, он видел, как она садится за столик, и, проводя рукой по драгоценной белой древесине рояля, пишет ему приглашение приехать, чтобы она лично могла выразить свою благодарность. Катрин же швырнула его подарок ему в лицо.

Несколько дней ушло на то, чтобы успокоиться и привести в порядок мысли. Жорж не поехал к ней в Шатори, чтобы лично выразить ей негодование, как хотел с самого начала. Он не написал ни строчки из того, что все время прокручивал в голове. Она даже не приказал ей отослать обратно учителя музыки. Он промолчал. Белый рояль он приказал установить у себя в доме на половине графини. Оставалось не так много времени до того дня, когда Катрин переедет в эти комнаты.

Дон Хуан Медина мадемуазель Катрин де Шатори

Дорогая моя Катрин, к сожалению ничего не помогает. И ситуация усугубляется. Я схожу с ума. Я думал, что если переждать, спрятаться, возможно, найти другую женщину, то постепенно мне станет легче. Все способы перепробованы. Я загружал себя работой и развлечениями местного света, я клялся себе (и до сих пор клянусь), что не поеду в Париж. Я, каюсь, перебрал несколько женщин – от красоток света до служанок. Брат мой пишет, что я обязан держаться, что ночь темна перед рассветом, что чем мне хуже сейчас, тем скорее закончится это состояние. Но ничего не помогает. В последнее время я отказался от выходов в свет, и целыми вечерами говорю с Валери. Я пишу письма, сжигаю, пишу заново. И нет спасения от этого кошмара. Я целыми вечерами представляю, чем занята Валери. В ее мыслях нет места мне, она в развлечениях, вокруг нее другие мужчины. Она ни разу за это время не вспомнила обо мне, а если вспомнила, то в презрении скривила губы. Я выхожу на улицу и брожу, как потерянный, потому что нет сил больше терпеть эту пытку в четырех стенах. Брат писал, что надо представлять самое худшее, чтобы привыкнуть к этой мысли, тогда, он считает, станет проще. Я несколько раз сделал это. Не знаю, как я это пережил. Ревность сведет меня с ума, я забрался на самую высокую башню и до сих пор не знаю, как не шагнул вниз. Жить мне, по большому счету, все равно не за чем. Но убить себя – это малодушие. И стыдно признаться, я был в полушаге от самоубийства. За мной, угадав мое состояние, поднялась молодая горничная, в последний момент она подошла ко мне и просто положила руку на плечо. Этого было достаточно, чтобы удержать меня от необдуманного поступка, но в то же время склонить меня к очередной измене. Я набросился на нее, как будто она была виновата во всех моих бедах. Я знаю, Катрин, вы осудите меня, но в тот миг я не был в состоянии себя контролировать и что-то соображать. Могу только сказать, что очень благодарен этой девушке за то, что она буквально спасла мне жизнь. С тех пор я перестал следовать советам брата, я всеми силами избегаю думать о Валери, хотя мне это плохо удается. Она повсюду со мной, в каждой строке книги, в каждой мысли, в каждом моем слове. Иногда мне кажется, что она рядом, я оборачиваюсь, но это – мираж.

Прилагаю к этому письму одно из моих бесконечных писем к ней. Оно ничем не примечательно, оно одно из многих. Но когда я пишу ей, мне кажется, что она рядом, что я с ней говорю. Прошу вас, ни в коем случае не передавайте его Валери. Я верю вам, иначе бы никогда не послал вам ничего подобного».

Дон Хуан Медина донье Валерии Медина

Валери, я болен тобой. Эта болезнь не проходит. Никакие старания, никакие лекарства не способны унять эту боль. Я думаю о тебе целыми днями, я ни на секунду не прекращаю грезить тобой. Возможно это когда-нибудь пройдет, но я уже в это не верю. Вечером я поднимаюсь на башню и смотрю в сторону Парижа, стараясь угадать, чем ты занята. Я схожу с ума понимая, что ты не одна.

Мне говорят, что не видя несчастья невозможно оценить счастье. Иногда я думаю, будь у меня второй шанс, согласился бы я познакомиться с тобой? Тот прием, где ты была представлена ко двору, когда на секунду оглянувшись, отвернувшись от прекрасной доньи Исабель, я увидел тебя, готов был бы я снова посетить его или бежал бы как можно дальше, чтобы остаться тем человеком, которым был когда-то?

Ответ мой – я бы пришел. Ты дала мне больше, чем все остальные женщины вместе взятые. Только ты одна способна одним взглядом низвергнуть меня в ад, но только ты способна поднять до небес. Я ни на что никогда не променял бы тот день, когда мы с тобой были у заброшенной церкви. Помнишь, мы вошли в нее, внутри крутил листья ветер, потому что в окнах не было стекол. В церкви обитало эхо. Я крикнул, «я люблю тебя!» и эхо сто раз повторило мои слова. Тогда ты тоже крикнула: «я люблю тебя!» и я был счастлив, слушая, как твой голос отражается от древних сводов. Я думал, что ты не просто повторила мои слова, а что это твое признание в любви. В тот день я хотел сделать тебе предложение, будучи полностью уверенным, что ты примешь его, и что ты любишь меня не меньше, чем я тебя. Но я не решился. Мы целовались на ступенях, как жених и невеста, но я так и не произнес заветных слов. Я хотел сделать предложение красиво, как положено, просить твоей руки у твоего брата. Но в тот день я знал, что ты примешь его, и был совершенно безумно счастлив. Я не замечал других мужчин вокруг тебя. Я видел только тебя и то, что ты расположена ко мне. Я не привык тогда к отказам, я верил, что могу завоевать любую женщину.

Но именно в тот день я был низвергнут с небес в самый ад. Именно в тот вечер я увидел тебя в саду с Диего, мне никогда до этого не было так больно. Потом я уже привык, сейчас, наверно, я бы просто пошел мимо, подумаешь, Валери нашла очередную жертву. Мне было бы больно, но я научился справляться с этой болью. Загонять ее внутрь. Терпеть до самого конца, пока она не станет невыносимой. Совершенно невозможно не ревновать, когда возлюбленная целуется с другим. Тем более, с твоим братом.

Я благодарен тебе, Валери, ты дала мне понять, что означает счастье, как оно мимолетно и как сильно нужно его ценить. И как оно велико, это счастье, которое невозможно, если распуститься, думать только о себе и не держать себя в руках. Теперь я знаю, что любовь – это не ужимки в темном углу, не поцелуи фрейлины, до которой тебе нет дела, но она оказалась красивее, чем недавняя твоя любовница, ставшая уже неинтересной, не игра между мужчиной и женщиной. Я знаю, что любовь умеет убивать. Долго и мучительно. И что эта боль в разы сильнее физической боли, но ты всегда выбираешь ее, потому что и награда во сто крат желаннее.

Теперь я знаю, что право быть любимым надо завоевать. И для этого нужно большое терпение, великодушие, сдержанность, умение отступить в нужный момент, ставить интересы любимого выше своих. Всех этих качеств у меня нет. Я только учусь. Возможно, что я не научусь этому никогда.

Где-то есть грань, которая отделяет любовь и возможность быть любимым от рабства и раболепия. Я не знаю, где эта грань. Возможно, я много раз переступал ее и заслужил то презрение, с которым ты отнеслась ко мне. Сейчас, находясь в добровольном изгнании, я готов отдать все только за то, чтобы получить письмо от тебя. Только за то, чтобы увидеть тебя издали. Если бы я мог коснуться тебя рукой. Я не ценил этих моментов, когда ты была рядом. Сейчас они мне кажутся божественными. Один твой жест – и я у твоих ног. Только сделай этот жест. Только позови. Передай через Катрин. Пришли гонца… Я мечтаю проснуться однажды от твоего прикосновения к моим волосам. Или от голоса слуги, сообщающего, что донья Валерия Медина пожаловала в замок Флуа… но этим мечтам не дано сбыться. Я понимаю это умом, но не могу приказывать мечтам. Я ложусь спать с одной мыслью, что утром проснусь и снова увижу тебя. Сейчас мне все равно, будешь ли ты меня любить. Будешь ли ты изменять. Будешь ли ты разговаривать со мной. Возможно ударишь. Будешь недовольна мной. Но ты будешь просто рядом. И этого вполне достаточно для моего исцеления. Только ты невыносимо далеко».

Мадемуазель Катрин де Шатори донье Валерии Медина

Дорогая кузина, к сожалению я не знаю, как поступить. Я не хочу вмешиваться туда, где меня не спрашивают. Ваши отношения с доном Хуаном – это только ваши отношения. Но я получила от него достаточно большое письмо и приложение для тебя. Вернее так: письмо написано тебе, но послано оно мне, чтобы я оценила степень запущенности его болезни. Я не знаю, как поступить, но все же решила переслать тебе его письмо. Ничем другим я не могу ему помочь, и, хотя он умолял меня ничего тебе не говорить ни о нашей переписке, ни об этом письме, я все же решилась на подобного рода шаг. Тебе лучше знать, что нужно делать. Я не могу судить об этом.

Катрин.

Донья Валерия Медина мадемуазель Катрин де Шатори

Дорогая моя Катрин, я не привыкла читать письма, посланные не мне. Поэтому не стала открывать конверт. Отправляю его тебе обратно не распечатанным. Думаю, что если бы дон Хуан хотел послать мне письмо, он бы сделал это самостоятельно. Это отлично, что он нашел человека, которому может на меня беспрепятственно жаловаться, а его будут жалеть. Но советую не увлекаться. Дон Хуан всегда был эгоистом, им же он и остался. Все не так плохо, как тебе кажется. Карты показывают, что дон Хуан отлично проводит время и вряд ли сильно скучает – сплошные развлечения, азартные игры, женщины и совсем немножко работы.

Валери.

Катрин не верила, что Валери не открывала конверт. Зная любопытство кузины, она была уверена, что та прочитала письмо. Возможно, даже не один раз. Если бы кто-то написал такое письмо ей, Катрин, она бы перечитывала его целыми днями и ей бы не надоело.

С тех пор, как она приказала отослать белый рояль обратно своему жениху, их переписка совсем заглохла. Жорж явно обиделся. И, хотя стиль его писем оставался прежним, сухим и выдержанным, их стало в разы меньше. Если раньше Катрин получала два письма в неделю, то теперь это случалось гораздо реже. Тем не менее, держа слово, она всегда отвечала на них, выдерживая тот же холодный и сдержанный стиль. Это дону Хуану она могла жаловаться на брата, Жоржа или Валери, она могла описать забавный случай и даже то, что окотилась ее любимая кошечка и какого цвета родились котята. Жорж никогда так и не узнал, что у Катрин есть любимая кошка, и Катрин совсем не хотелось поделиться с ним своими радостями или печалями.

…...........

Валери никогда не нравилось быть под надзором. Она ценила свободу, и ей редко в свободе отказывали. Филипп был идеальным опекуном и снисходительным братом, который позволял ей делать все, что угодно. Но прибыв в Париж, Валери оказалась под неусыпным оком Жоржа де Безье.

Валери охватило желание развлекаться. Ходить в театр, танцевать, слушать музыку, флиртовать. Она была совершенно свободна – замужняя женщина, не нуждающаяся в опеке кого бы то ни было. Ее беременность еще не была видна, и у нее было несколько месяцево до того, как ее положение станет очевидным.

Все было бы хорошо, если бы ни Жорж.

Жорж был с ней почти повсюду. Он нашел и купил для нее дом с белыми колоннами, с отделанным серым мрамором холлом и прекрасными росписями плафонов. Жорж арендовал на ее имя ложу в Опере, куда исправно сопровождал ее. Валери иногда казалось, что она вышла замуж за Жоржа де Безье, а не за дона Хуана Медино.

Вести о появлении в Париже Валери де Флуа разлетелись, как ветер. Несмотря на то, что в этом городе она была впервые, город знал ее. Слухи о Валери достигли Парижа раньше, чем она подумала впервые посетить его. И теперь, когда она влилась в этот город, привыкала к нему, он тоже присматривался к ней и иногда подкидывал знакомые лица.

В первый же день в Опере Валери столкнулась с Анжеликой де Шабриан. Та самая дама, которая приезжала к ней когда-то в Шатори, умоляя помочь раненому на дуэли пасынку, рыжая, красивая, с блестящими темными глазами и бриллиантами в волосах, она смотрела на Валери и улыбалась.

–Как приятно вас видеть, мадемуазель де Флуа, – Анжелика поклонилась и заулыбалась еще ярче, – вы так много сделали для нас. Я надеюсь, что теперь, когда вы в Париже, мы будем встречаться с вами как можно чаще.

Валери ответила ей в тон тоже что-то приятное. А когда они разошлись, бессознательно оглянулась. Мадам де Шабриан шла по коридору, кивая знакомым, и драгоценные камни в ее волосах сверкали в свете свечей.

–Откуда вы знаете мадам де Шабриан? – спросил Жорж, о руку которого опиралась Валери, прогуливаясь с ним во время антракта.

–Она была замешана как-то в историю с убийством Луи де Лежье. Вы помните, Жорж? В Шатори.

–Саму историю я смутно помню. И ее так называемого пасынка, Шабриана. Он старше мачехи лет на пять.

Валери нахмурилась:

–Я с трудом представляю его. Лечить его я посылала Сафи. Так что моя роль в его судьбе весьма невелика. И причину, почему они сцепились с де Лежье я тоже не знаю. Странно, что тогда мадам Анжелика проявила такую заботу о нем, у нее же есть сын, его сводный брат, если бы ни Сафи, он стал бы новым графом де Шабриан.

Жорж засмеялся:

–Валери, вы всегда думаете о людях самое худшее!

Она посмотрела на него. Жорж улыбался, явно поддразнивая ее.

–Это вы думаете обо мне самое худшее. А ведь и о нас с вами скоро поползут слухи. Мне кажется, что не было ни дня, чтобы мы не выходили куда-либо вместе. Париж не простит нам такой крепкой дружбы.

Заиграла музыка и они поспешили в свою ложу. Но по тому, как Жорж вел себя, Валери поняла, что ее слова достигли цели.

Через два дня Жорж де Безье уехал в Шатори.

2.

Валери радовалась абсолютнейшей свободе. Впервые она была сама себе хозяйкой в большом городе и впервые могла делать все, что только ни пожелает. Они с Сафи весь день после отъезда Жоржа провели в Булонском лесу, гоняясь на перегонки на конях, ходя по самым зарослям, а ночью купались в озере. Валери понимала, что ведут они себя по-ребячески, но сделать с собой ничего не могла. Ей хотелось отвлечься, развлечься и забыть все, что произошло за последние месяцы.

Она старалась не думать о Филиппе.

Она старалась, очень старалась, не думать о Хуане.

Она старалась не думать о том, во что превратила жизнь Катрин.

И она не думала. Она носилась на коне так, что шляпка упала, волосы распустились и метались за ее спиной золотистой спутанной волной. Она прыгала через бурелом, что настрого запрещал ей Филипп, она перемахивала через парковые скамейки и ограды. И в голове тоже был ветер, как и повсюду вокруг, и ей не хотелось останавливаться.

Анжелику де Шабриан она встретила в парке как раз тогда, когда в один из дней они с Сафи уже нагонялись вдоволь и ехали домой, чтобы привести себя в порядок и отправиться в Оперу уже без Жоржа. Анжелика, красивая, аккуратно одетая, степенно шла по дорожке, и ее платье цвета лаванды сидело идеально. С одной стороны ее сопровождал месье де Шабриан, Валери вспомнила его сразу, а с другой стороны – незнакомая юная девушка. Стройная, даже хрупкая, с волосами цвета льна, уложенными в замысловатую прическу под соломенной шляпкой, огромными голубыми глазами и мягкой складкой губ, она казалась ангелом, спустившимся на землю.

Рядом с ними Валери снова почувствовала себя девочкой из леса. Ее растрепанные волосы, спутанные, ничем не прикрытые, рассыпались по плечам, а когда она гнала коня, метались за спиной. Никакие ленты и шляпки не могли удержать их в такой гонке. Черная амазонка была кое-где порвана, а подол полностью промок после их переправки прямо на коне через ручей, который оказался глубже, чем предполагалось. Пыль и грязь, покрывавшие ее одежду и перчатки, были непростительны в таком обществе. Но пролететь мимо было бы невежливо.

Валери остановила коня и поклонилась.

–Какая приятная встреча, – Анжелика сделала реверанс и заулыбалась, было очевидно, что внешний вид Валери доставил ей удовольствие, – мадемуазель де Флуа, я вижу, вы отлично проводите время в Париже.

Пришлось проглотить колкость и улыбаться в ответ. Потом Валери перевела глаза с мадам де Шабриан на ее спутников. Глаза молодого человека блестели так, что Валери в одном мгновение стала ясна причина его дуэли с де Лежье. Этот блеск она видела не раз и отличала с первого же взгляда. Конечно, она видела уже этого человека, он несколько раз встречался ей в Тюрени. Почему она не обратила на него внимания? Высокий, светловолосый и светлоглазый, он обладал вполне запоминающейся внешностью. Тем лучше, что она предстала перед ним в виде лесной феи… не лучше, нет… Валери одернула себя. Она замужем и не имеет больше права на подобные мысли.

Но мысли лезли. Валери хотела спешиться, но передумала. Ей полагалось иметь лакея, но она, конечно же, никакого лакея с собой не брала. Ни один человек, кроме Филиппа и дона Хуана еще не выдерживал их с Сафи бешеной скачки по бездорожью.

–С моим пасынком, Анри де Шабрианом вы знакомы, – продолжала Анжелика, – прошу позволения представить вам свою подругу, Жозефину де Бриенн. Жозе, это Валери де Флуа, о которой я вам рассказывала.

Валери поклонилась, встретившись глазами с Жозефиной. Та улыбнулась и поклонилась в ответ.

–Мадам де Шабриан, – Валери посмотрела на ее спутника и на секунду сжала губы. Было жалко разочаровывать такого красивого молодого человека, – я больше не ношу имя мадемуазель де Флуа. Валери де Медин к вашим услугам.

3.

Жозефина де Бриен была падка на сенсации. В Валери де Медин она видела эту сенсацию и чувствовала зачатки скандала в ее экстравагантной внешности. Жозефина никогда не бывала центром скандала, и даже никогда не была ни в чем замешана, но она всегда была где-то на периферии. Она видела людей, пригодных для раздувания скандалов издалека. И в спутанной гриве волос Валери де Медин ей виделся дух непокорности и свободы. А от свободы и непокорности до скандала рукой подать.

Валери ее заинтересовала. Женщина, посмевшая раскатывать по Булонскому лесу в подобном виде не могла быть обыкновенной. Порасспросив Анжелику и Анри де Шабриан, наведя справки, Жозефина сделала интересные выводы. Она немного подумала и написала в Испанию своей приятельнице, которая должна была знать Валери в ее бытность в Мадриде. Она написала мадемуазель де Турне в Тур, где совсем недавно обреталась Валери. Пока ответы были в пути, Жозефина решила, что в любом случае более близкое знакомство не повредит.

Дом Валери де Медин ей понравился. Белые колонны при входе, прекрасная отделка, небольшой утопающий в цветах сад с фонтаном. Валери приняла ее в этом садике, где сидела на качелях с книжкой в руках. На ней было черное платье. Жозефина вспомнила черную амазонку и сделала заметку в голове.

А потом они качались на качелях. Книжка Валери упала на землю и так и осталась лежать, шелестя страницами в такт их раскачиваниям. Они сидели на качели вдвоем, держась за веревку и друг за друга, и взлетали выше солнца, так, что дух захватывало. Жозефина чувствовала себя девчонкой, нарушающей запреты. Она никогда не качалась так высоко и так опасно. В любой момент они могли упасть и сломать шею, но было безумно весело, они смеялись и взлетали еще выше. Остановив качели, они упали на землю, прямо в цветы, и лежали, разглядывая нависающие над ними бутоны и соцветия на фоне солнца. Валери де Медин умела нарушать правила не только в Булонском лесу, но даже в собственном саду, где благопристойные женщины сидят на скамейке около фонтана и степенно ведут светскую беседу. Валери же лежала в цветах и, закинув руки за голову, любовалась плывущими облаками. И Жозефина, очень воспитанная и правильная Жозефина, тоже лежала в цветах, признаваясь себе, что ей никогда не было так весело. И, конечно же, Жозефина не могла отказать себе в удовольствии навестить Валери еще раз.

4.

Три дня Жозе де Бриенн не появлялась в доме с белыми колоннами. Валери и не ждала ее. Посмеиваясь над своей новой подругой, она понимала, что той нужно время, чтобы переварить новую для нее информацию. Зато появился граф де Шабриан.

Валери знала, что он обязательно придет. И вот он стоял внизу, а Валери смотрела на него с высоты второго этажа, прячась за колонной. Ей нравился этот молодой человек, высокий, светловолосый и немного резкий в движениях. Он изучал картины на стенах холла, а она все никак не могла заставить себя спуститься. Ей и хотелось и не хотелось принимать его. Те отношения, которые она видела между ними, теперь были неприемлемы для нее, а других она не желала.

Спустя какое-то время Валери все же сошла вниз и пригласила месье в сад. Там, среди цветов под раскидистым каштаном, они вели степенные беседы, а Валери размышляла о вреде скоропалительных свадебных церемоний, на которые идут не обдумав до конца последствий своих действий, а под влиянием момента, стресса и романтичного настроя.

Весь вечер после этого Валери сидела в саду с книгой, но так ничего и не прочитала. Анри де Шабриан не шел у нее из головы, злость на саму себя и обида на Хуана возрастали с каждым часом. Она не могла понизить заявленную планку, Майрут не одобрила бы ее поведения. Но ей совсем не нравилось быть женою дона Хуана Медино, исчезнувшего практически сразу после свадьбы и не планирующего возвращаться. Впрочем, Валери его не ждала. Она долго думала о своей ситуации и решила, что даст своему мужу время. Год. Если ровно через год со дня их легкомысленной свадьбы он не появится в ее доме, она перестает считать его своим мужем. И даже Майрут не сможет уже доказать ей, что она обязана хранить верность тому, кого рядом нет.

Анри де Шабриан стал появляться у Валери с завидным постоянством. Он приходил в гости, ходил вокруг ее дома, неожиданно оказывался на пути в парке, на улице, заглядывал в ее ложу в Опере. Валери была приветлива с ним, но держалась холодно и отстраненно. Примерив новую роль, она с головой погрузилась в нее. Но прошлое неожиданно настигло ее, расставив ловушку там, где Валери ее не ждала.

Оказавшись в Париже Валери не могла не встретиться со старыми знакомыми, которые так же проводили время во Французской столице.

Когда-то давно, когда Валери блистала в Милане, Филипп представил ей красивого молодого человека, с черными бровями вразлет. Григорий Бобрин, известнейший повеса и кутила, незаконный сын русской императрицы, отправленный в Европу с просветительскими целями, но проводившего время совсем не в музеях и не на развалинах древних городов, одно время был увлечен молоденькой сестрой Филиппа де Флуа, которого он откуда-то хорошо знал. Валери не стала интересоваться, где и когда состоялось их знакомство, но Филипп и Григорий были чуть ли не друзьями и Филипп явно потешался, уговаривая Валери принять предложение своего приятеля. Валери отказалась, заподозрив неладное, и даже в более близком знакомстве русскому бастарду отказала. Чем так привлек господин Бобрин ее брата и почему так подходил ей в женихи, Валери не поняла, и теперь уже невозможно было бы это узнать. Но факт оставался фактом – Григорий Бобрин, он же просто сеньор Григор, нравился ей. С ним было действительно весело и увлекательно. Непонятно как образование все же прилипло к нему, а светские манеры, отличное знание языков (лучше, чем знала языки Валери), редкое остроумие и красивые черты лица делали его одним из самых привлекательных людей в Милане.

И вот однажды в Опере Валери вдруг увидела его. Он стоял к ней спиной в окружении дам и своих друзей, которых она так же знала. Его невозможно было спутать с кем-то даже со спины. Валери извинилась перед графом де Шабриан, с которым беседовала во время антракта, и подошла к сеньору Григору. Теперь месье Григору, поправила она себя.

–Как приятно видеть знакомые лица в незнакомом городе, – проговорила она, касаясь веером его руки.

Месье Бобрин обернулся и весь расцвел. Валери показалось, что он готов расцеловать ее.

–Мадемуазель де Флуа? – по-французски он говорил совершенно без акцента, гораздо лучше, чем Валери, – я безумно рад видеть вас. Какими судьбами вы в Париже?

Валери улыбалась. Анри де Шабриан маячил где-то за спиной и она чувствовала, что он готов убить красавца бастарда.

–Франция моя родина, – ответила она, – поэтому я в Париже. Хотелось посмотреть на нее вблизи.

Григор извинился перед своими спутниками и предложил Валери руку. Валери вложила свою ладонь в его.

–Мне кажется, вы стали еще красивее, – сказал он, а Валери усмехнулась, – ну вот, вы смеетесь, Валери, а ведь я совершенно серьезно. Мое предложение в силе, ведь это судьба, снова оказаться рядом в одном театре, только за тысячи миль от места предыдущей встречи. Мы могли бы перемещаться по планете совместно, ведя приятную беседу, а не слоняться по одиночке.

Валери рассмеялась:

–Мне очень жаль, месье, но вы опоздали.

–В прошлый раз в говорили, что я пришел слишком рано.

–Но на этот раз – слишком поздно. Я недавно вышла замуж.

–Только не говорите, что вы вышли за графа Шабриана, который сейчас разорвет меня на куски, если я не выпущу вашу руку.

–Нет, не за него.

–Не томите же!

–Григор, я даже не думаю вас интриговать, но вы не даете мне вставить и слова! Я вышла замуж за испанца.

–Да, я помню предубеждение вашего брата против французов.

–Я вышла замуж за дона Хуана де Медина по настоянию своего брата и благодаря сложившимся обстоятельствам. Но, к сожалению, не могу вам его представить, так как он сбежал сразу же, как только был заключен наш брак. Не спрашивайте почему. Вы и так единственный, кому я могу рассказать подобные вещи, и знаю, что вы не выдадите меня.

–Конечно же не выдам, – он сжал ее руку крепче, – я уверен, что он влюблен в вас и непременно вернется. Вы обидели его? Вы это умеете и делаете легко и непринужденно. Но никто не способен злиться на вас долго. Даже я.

Валери закусила губу, чтобы не рассмеяться:

–Григор, вы всегда можете поднять мне настроение. Я очень рада, что вы в Париже. Я тут совершенно одна. Мне так важно видеть знакомые лица.

–А куда же делся ваш брат?

Валери посмотрела ему в глаза:

–Он погиб на дуэли с доном Хуаном.

–Боже мой, Валери, мои соболезнования! Не может быть такого, чтобы Филипп дал себя убить… и как же получилось, что вы вышли за его убийцу?

Она пожала плечами:

–Филипп придумал какую-то весьма странную дуэль. Поэтому дона Хуана даже нельзя назвать его убийцей. Что-то вроде русской рулетки.

–На мосту?

–Да.

Оба замолчали, потом раздались звуки музыки и Валери сделала шаг в сторону своей ложи:

–Я очень благодарна вам за разговор, Григор.

–Вы даже не представляете, как я рад вас видеть, – отозвался он, – жаль, конечно, что так получилось. Но давайте же почаще встречаться. Наша дружба в Милане не должна прерваться в Париже. Завтра же я навещу вас, если вы позволите.

–Конечно же, приходите.

Месье Бобрин поднес к губам ее руку, широко улыбнулся и скрылся в ложе в окружении своих друзей. Валери же обернулась к Шабриану. На том не было лица.

–Вы знакомы с этим человеком? – спросил Шабриан, когда они заняли свои места в ложе.

–И очень хорошо знакома, – Валери спокойно посмотрела на него, – было время, когда мой брат настаивал на нашей помолвке.

–Вы уверены? Это же месье Бобрин, скандально известный повеса и игрок! Неужели ваш брат был настолько слеп, что готов был выдать вас замуж за подобного человека? Да нет смертного греха, который он бы не совершил многократно!

Валери стукнула веером по руке.

–Месье де Шабриан, я бы не хотела слышать ничего подобного о своих друзьях. Месье Бобрин – мой хороший друг. И останется моим другом. Мой брат был уверен, что он стал бы мне хорошим мужем, а значит этот человек достоин доверия. Мой брат никогда не ошибался в людях, поверьте мне.

–Тем не менее, вам должна быть знакома его репутация!

Она пожала плечами:

–Моя репутация тоже оставляет желать лучшего. Тем не менее, вы находитесь в моей ложе и не стыдитесь этого. Хотя вам наверняка уже поведали обо мне много интересного. Ведь так?

Он вспыхнул, и Валери поняла, что, конечно же, он в курсе событий в Туре. И, наверняка, прекрасная Анжелика добавила красок, приписав ей множество невиданных грехов.

–Все, что вам говорят люди, надо делить на четыре, – сказала она, – тогда, возможно, вы приблизитесь немного к истине.

–Но я не могу видеть, как вы легко болтаете с Бобриным!

–Он не так плох, как вам кажется. Тем более, я хорошо с ним знакома и могу судить о нем не просто по слухам, а из личного опыта.

Она отвернулась и стала смотреть на сцену. Месье Бобрин сидел не так далеко, и Валери периодически поворачивала голову, чтобы увидеть его, и ловила его взгляд. Месье де Шабриан молча бесился, и под конец третьего акта был зол не только на Валери, но и на весь мир. Он молча проводил Валери до кареты и еще несколько дней не появлялся в доме с колоннами. Правда, Валери видела его из окна, когда он слонялся по соседним улицам. Валери же каталась на лошадях с месье Бобриным, с которым она могла говорить обо всем на свете. Прогуливаясь по заросшему кустами берегу Сены, она не сильно вдаваясь в подробности рассказала ему свою историю с доном Родриго, после чего Григор Бобрин обозвал ее дурой и идиоткой.

–Вы, Валери, упустили большой кусок счастья, выйдя замуж за нелюбимого человека и заигравшись в Фемиду.

–Почему? – спросила она, окончательно расстроившись, – этот человек… он не любил меня! он…

–Он убил свою жену ради того, чтобы жениться на вас. Любил или нет – это его дело. Но вы-то любили его. Вы просто обиделись на это письмо и не успели подумать хорошо. Рисковали жизнью вашего Хуана, чтобы только не пачкать свои руки кровью. Вы обязаны были выйти замуж за дона Родриго!

–Вы первый, кто говорит мне подобное, Григор. Все осуждали меня. Даже Сафи.

–Вы поддались чужому мнению. И вышли замуж за того, кого никогда не сможете полюбить. Не потому, что он плох, а потому, что нет такой силы, которая заставит полюбить нелюбимого. Вы можете привыкнуть к нему, уважать его, дружить с ним, но любовь – она либо есть, либо нет. Вот я не влюблен вас, а вы не влюблены в меня, и никогда этого не случится. Просто потому, что наши флюиды не имеют ничего общего. Мы можем захотеть любви друг с другом, но мы от этого не станем друг друга любить. Хотя я вижу только преимущества в браке, построенном на дружбе и взаимном притяжении. Но как я понимаю, ваши отношения с доном Хуаном совсем другого плана.

Валери закрыла лицо руками.

–Зачем вы говорите мне это, Григор? Вы же видите, я и так расстроена! Я сделала неверный выбор. Лучше бы я вышла замуж за любого другого. За виконта де Турне, за вас, за того же Шабриана… мне казалось, дон Хуан любит меня и будет любить всегда. Я должна была понять все раньше, чем надеть ему на палец кольцо. Я ошиблась, и теперь должна всю жизнь платить за свою ошибку!

–Но вы не рассматриваете дона Родриго, – сказал он, – он был единственным, за кого стоило выйти замуж. Между вами была страсть. Была дружба.

Она покачала головой:

–Нет. Я дона Родриго я не хотела бы выйти замуж. И я рада, что он был убит. Я сама хотела этого. Человек, который играет судьбами людей ради денег не достоин того, чтобы тратить на него время.

Месье Бобрин задумался, а Валери смотрела вдаль, сдерживая слезы.

–Действительно, Валери, возможно вы правы, – он взял ее за руку и крепко сжал, – в таком случае вы не могли сделать выбора лучше. Из того, что я сейчас услышал, я могу понять мотивы поступка вашего супруга. Вы обидели его, и он имеет право обидеть вас. Но я уверен, что он вернется.