Великая легкость. Очерки культурного движения

Оглавление

Валерия Пустовая. Великая легкость. Очерки культурного движения

1. История: перезапуск

Теория малых книг[1]

2. Общество: дрейф

Юность перед потопом[52]

Трехпроцентное поколение[53]

Родины дым[54]

Ракета и сапоги[55]

1

2

3

4

5

6

Юркая цитадель[56]

Народное безмолвие[57]

Новый нэп в купеческом городе[58]

Живой, потому что растет[59]

3. Театр: активация

Прометей. doc[60]

Протроллить Тёму[61]

Богиня в валенках[62]

Белый венчик[63]

Антимонополия[64]

С места сойти[65]

Под кубом голубым[66]

4. Вера: повседневность

Святость правильных прабабок[67]

Клейкий классик[68]

1

2

3

Богородица на пне и другие фрески[69]

Молитва улитки[70]

Помимо невроза[71]

Монстры, маски и цветы[72]

Играем в ад[73]

Кроссовки к полу[74]

Огонь на дорогах[75]

Залог успешного общения[76]

Плач по медовым волосам[77]

Соловок-соловок[78]

О пролитой воде[79]

Место силы[80]

Тишина[81]

5. Проза: расслоение

Чувство мимимического[82]

Антология скриншотов[83]

Без заглавных букв[88]

Секреты поделок из мифов[89]

Аквариум для четырех поколений[90]

Отвлеченка[91]

Касты в джунглях[92]

Следователь устал[93]

Правила сказки[94]

Ктулху в небесах[95]

Конфуз фавна[96]

Установленное родство[97]

Эфирный реализм[98]

6. Любовь: прибавление ума

Эросом в небо[99]

Опасное партнерство[100]

Путеводитель для чайников[101]

Животные архетипы женского[102]

Во славу любовной несправедливости[103]

7. Искусство: конец

Дары гробовщиков[104]

Пустой Пастернак[105]

Миг искусства[106]

В движении[107]

Великая легкость[108]

Отрывок из книги

Пастух поколения Роман Сенчин счел это внутренним, корпоративным сюжетом. Вызвав на разбирательство трех стремительно прибавивших в весе молодых писателей, он поставил им на вид уклонение от настоящего, уход в историю. «Пресловутое писательское развитие»[2], – сожалел Сенчин, сам не замечая, как же так исподволь, не подумав, согласился с тем, что исторический роман для подававшего надежды автора – долгожданное оправдание надежд. Логику эту, оказалось, разделяют и критики за рамками поколенческих интересов. Одной из первых отозвавшаяся на прилепинскую «Обитель» Галина Юзефович подвела баланс: новая книга автора, мол, «с большим запасом компенсирует все выданные ему ранее авансы, без малейших сомнений и перемещая его в главные писатели современности»[3]. Нашлись и премиальные доводы. Поглядев, как в минувшем году молодым писателям Ксении Букше, Сергею Шаргунову и Захару Прилепину вручили «НацБест», «Москву-Пенне» и «Большую книгу» за, соответственно, биографию советского завода, сцены девяносто третьего года и соловецкий романс, придешь-таки к выводу, что исторический эпос – вроде тройного тулупа на льду, обеспечившего не первое десятилетие подраставшим авторам «перемещение» в загон для взрослых.

Но стоит перешагнуть загородки, чтобы увидеть: проблема вытеснения настоящего прошлым не этап писательского развития и даже не тренд года, а предмет литературной полемики на всем протяжении ее постсоветского существования.

.....

(Захар Прилепин «Обитель» – Алексей Никитин «Victory park»)

Замкнутый мир, защелкнутый – роман как большая коробка с игрушками, и автор выбирает, за кого играть. «Переход из зоны комфорта в зону кровавых приключений» Мария Степанова показывает как роковое свойство современного общественного сознания, склонного перемещаться из «мирной/ скучной/обыденной жизни» в «красно-черную реальность» истории. Национально восславленный роман Прилепина и поприветствованный узким кругом критиков[20] роман Алексея Никитина причастны к этой ролевой игре в прошлое, которую организуют по сходным правилам. Но – разнозаряжены по смыслу. Соловецкий архипелаг Прилепина и «сады и парки» Никитина – альтернативные места силы советской истории и, главное, альтернативные методы развертывания «большой истории» на компактном пятачке действия.

.....