Читать книгу О счастье - Василий Брусянин - Страница 1
ОглавлениеПоследняя неделя великого поста на исходе. Скоро наступит светлый весёлый праздник весны – и снова в душе моей проснётся знакомая, безотчётная и непонятная тоска. Отчего это, когда другим весело, – мне скучно? Отчего это, когда другие мне кажутся счастливыми, – на душе становится ещё тоскливей?.. Именно, кажутся счастливыми… Люди, ближние мои, мне кажутся счастливыми, а я не верю в их счастье, и от того, быть может, так невесело и живётся…
Два дня я брожу по улицам Петербурга и присматриваюсь к кажущемуся счастью других. Я нарочно выбираю многолюдные и шумные улицы, чтобы больше встретить кажуще счастливых и довольных людей, и, присматриваясь к их лицам и прислушиваясь к их говору, начинаю убеждаться, что они действительно счастливы, что их счастье – не призрак… Счастливым становлюсь и я…
Все они куда-то торопятся, шумно и толпой двигаясь по широким панелям Невского, спеша на извозчиках или в собственных экипажах – и я незаметно для себя начинаю прибавлять шагу. Люди переполняют многочисленные блестящие магазины, длинной гирляндой теснятся на галерее гостиного двора, и я начинаю протискиваться вместе с ними в двери какого-то магазина, потом быстро соображаю, что в моих действиях нет целесообразности, и возвращаюсь на галерею. Они спешат запастись на праздники нарядами, и меня начинает заботить вопрос, что бы такое купить, чем бы можно было достойно отметить праздник?..
Мои знакомые называют меня «неврастеником», оттого в моём поведении и нет строгой планомерности и устойчивости…
– Купите «счастье»… «Счастье» купите… Барыня хорошая… «Счастье» три копеечки всего, – выкрикивают в толпе чумазые и оборванные мальчуганы, назойливо приставая к прохожим и предлагая купить какие-то небольшие конвертики.
Минута колебания – и я хотел было купить конвертик со «счастьем», потом вспомнил, что я – неврастеник, и спросил себя мысленно: «Зачем?..»
В самом деле, зачем покупать «счастье», если и я, и толпа, меня окружающая, – мы одинаково «счастливы», и бедные мальчуганы, продавцы счастья, вероятно, напрасно промокнут и прозябнут в туманном воздухе весеннего ненастного дня.
Почему-то особенно резко в памяти моей врезался один из них: крошечный, узкоплечий, с узенькими глазками, в которых, словно прячась от взора посторонних, отражалась тихая грусть. Он жалобным тягучим голосом молил прохожих купить его «счастье», и никто не обращал на него внимания, и мне казалось, в глазах его начинали пробиваться слёзы, детские слёзы, чистые, как хрусталь…
Я купил у него один конвертик и, не разрывая его, сунул в карман. Мальчуган почему-то внимательно рассмотрел мою монету, потом поднял глаза и с улыбкой на лице посмотрел на меня: продав мне «счастье», он стал счастлив и сам…
Я медленно пробирался в толпе и всматривался в лица встречных. Всё утомлённые и озабоченные лица, а в глазах ожидание близкой радости! Навстречу мне шли расфранчённые дамы, их сопровождали кавалеры, военные и штатские. Медленно двигались в толпе степенные супруги, с пакетами и свёртками в руках; около них шли дети, нарядные и весёлые и, останавливаясь около игрушечных магазинов, о чём-то просили родителей. Встретился седой батюшка, с бесстрастным лицом, его перегнали два гимназиста и кадет… В толпе я рассмотрел странное худощавое, бритое лицо актёра, из-за него выглянуло молодое цветущее лицо офицера, который всё время, пока шёл, крутил свой тёмный красивый ус… Повстречался ещё священник, низенький, с моложавым лицом… Какая-то седая дама в трауре, обогнав меня, раскланялась с батюшкой, сделала шага два вперёд, обернулась и громко окрикнула: «Надя!.. Надюша!..» Из толпы к ней быстро подошла девушка с курчавыми тёмно-каштановыми волосами, и они обе вошли в какой-то магазин. Пыхтя и отдуваясь, прошёл толстяк в цилиндре и с сигарой во рту. Меня обдало облаком едкого пахучего дыма… В толпе мелькнул мальчуган, продавец «счастья», и быстро исчез. Откуда-то издалека слышался его тягучий просительный голос.