Читать книгу Убийство из аута - Василий Тучин - Страница 1

Перед самым закатом солнце прорвалось сквозь сплошную облачность, словно гигантский прожектор с кровавым фильтром и высветило серые фигуры уходящих зрителей, ряды синих кресел, зелёный газон с островками коричневатой земли. У восточной, фанатской трибуны топталась в ожидании товарища стайка мальчиков, отработавших матч «Динамо» – «Спартак», подающих мячи. Попросту –  болл-боев. Наконец, Макс, которого они уже начали ругать за опоздание, вылетел откуда-то из стадиона с ураганной скоростью. Его волосы от бега разлетелись в разные стороны, рот приоткрылся навстречу лёгкому ветру, а глаза, впервые увидевшие настоящий человеческий труп, горели от ужаса. Нет, он не струсил, просто его учили играть в футбол и подавать во время матча взрослым улетевший в аут мяч, а не быть свидетелем убийства. Пацаны, конечно же, ничего не поняли и стали смеяться над его слезами: в десять лет важно не быть девчонкой.

Двадцать минут назад вокруг Макса всё было живое, и игроки, и футбольное поле, и весь стадион, и, конечно, мечущийся в ногах мяч. Бабах! Ударили медные тарелки, а комментатор: прозвучал гонг! До конца встречи осталось пять минут! Врёт или динамики искажают? Смешно получилось: динамики на Динамо… Так, а чьи это красные уши? Неужели Гришка? Точняк он. Кто его пустил на стадион? Ха, как будто он будет кого спрашивать. Опять решил чего-то стырить. Как тогда в интернате: шарил по карманам во время тренировки, а я его спалил в аут. Знатно мы с ним тогда зарубились! Его выгнали, и меня тоже бы отчислили, если бы ребята не заступились. Ладно, после матча постараюсь Гришку отыскать. Вот мои кулаки. Чем пахнут? Дракой! Так тому и быть: надо Гришку бить.

К пяти минутам «чистого» времени, судья Савченко добавил две дополнительные, а через семь минут Гришки и след простыл.  Но Макс смекнул, что он прячется где-то в подтрибунных помещениях, и стал его искать там. Нет, Гришка вряд ли затеряется среди покидающих стадион болельщиков, он всегда ставил себя выше толпы. В запале погони Макс забыл, что у него в руках остался мяч, с которым он бегал по длиннющим полутёмным коридорам. Но вот мелькнула небольшого роста фигура, явно мальчишеская, и он бросился за ней, стараясь наступать как можно более тише по скользкому линолеуму казёнными кедами. Макс боялся, что Гришка нырнёт в одну из одинаковых, похожих одна на другую, дверь, но успел-таки нагнать у входа в помещение, где хранился сельхозинвентарь. Гришка стоял к нему спиной и ковырял внутренний замок блестящей отмычкой. То, что это был именно он, бывший одноклассник по спортивному интернату, Макс не сомневался: первое, на что любой человек обратит внимание, глядя на Гришку, – его большие красные уши, объект насмешек не только товарищей, но и тренеров.

– Ты чего тут потерял? За граблями пришёл? Давно не наступал? – начал наступать Макс.

– А, это ты, ёх маёх, – шёпотом ответил Гришка, – опять за мной следишь?

– Я слежу за игрой, за шпаной милиция следит! – Макс подошёл к нему вплотную.

– Ах ты стукач! – Гришка смачно сплюнул под ноги, может у тебя и спички есть?

– Не корчь из себя Джеймс Бонда!

– Пойдём отойдём, я покажу тебе Бонда

– Пойдём! – согласился Макс.

Как только они свернули за угол, Гришка развернулся и сцепленными в замок руками выбил мяч из рук Макса. Тут уж не до драки: Максу серьёзно нагорит, если мяч по его вине потеряется. Он кинулся за скачущим в тёмный угол мячом и замер. От увиденного Макс задрожал всем телом, зажмурился и вновь выпучил глаза: мяч попал в лужу крови рядом с обездвиженным мужчиной.

Точняк, полный аут.

Как добежал до своих он не помнил, да и про тоже Гришку забыл.

***

Катя прошла в огромный, с лепниной на потолке, кабинет главного врача Московской клиники неврозов, который сидел за массивным дубовым столом без каких-либо тяжёлых или острых предметов и почувствовала характерный запах серы. При её появлении Угловский лишь едва шевельнул тонкими губами:

– Что надо?

Солнечный луч, прорвавшись через зелёные занавески балконной двери, попал прямо на портрет генсека М.С.Горбачёва.

Ускорение так ускорение.

– Мне надо спасти Петра Терехова, – Катя еле сдерживалась, чтобы не заскрежетать зубами.

– Прелестно! Для этого он здесь.

– Он здесь умирает!

– Кто вам сказал?

– Я сама видела! У него температура, его всего корёжит от боли.

Угловский встал из-за стола, повернулся к окну, отдёрнул тяжёлую с кистями портьеру, посмотрел на выразительный вид крематория кладбища Донского монастыря и жестом приказал Кате сесть в одно из кожаных кресел возле стола.

– Как легко заблуждаться, если взгляд скользит по поверхности, не утруждая себя, постараться заглянуть глубже. Лучше сразу вглубь проблемы.

Тебе бы самому вколоть эту дрянь, да поглубже.

– Да, нам пришлось применить болезненное лекарственное средство…

– Это сера – лекарственное средство? – прервала его Катя.

Угловский поморщился, как будто он увидел кошачий кал на отполированном до блеска паркете кабинета.

– Вы врач, химик?

– Нет, я филолог.

– Вот видите, я же не спрашиваю вас чем лечили Германа из «Пиковой дамы», – Угловский прищурился и одновременно усмехнулся.

– Давайте рассуждать логически. Пётр служил в Афгане. После дембеля у него развилась бессонница, он становился всё более и более агрессивным. Вы обратились к нам за помощью. Мы диагностировали у вашего мужа так называемый «афганский» синдром. Было бы правильнее назвать это явление посттравматическим стрессовым расстройством. Сокращённо ПТСР. Такое расстройство отражается на психике и социализации личности, изменившим личностные качества и отношение к происходящему. Страдает и сам больной и окружающие его люди, особенно близкие.

Катя опустила голову: Угловский был прав. Во всяком случае, пока.

– Лечение предполагает несколько методик лечения. И мягкие, и жёсткие. Мы всегда начинаем с щадящего варианта. Так и поступил доктор Плахов. Появились обнадёживающие результаты. И вы их заметили. Так?

– Так, – кивнула Катя.

– Поэтому доктор Плахов и стал применять метод гипносуггестивной психотерапии. Он вводил пациента в искусственный сон и внушал ему позитивные установки, помогающие выздороветь. Во время сеанса он концентрирован взгляд больного на раскачивающимся металлическом шарике и включал магнитофонную запись шума морского прибоя. Но вовремя последнего сеанса Пётр неожиданно напал на доктора Плахова. Пришлось срочно реагировать и поставить ему возгонную взвесь серы и растительного масла. Применение такого препарата основано на научных данных, подтверждающих, что с ним симптомы психического заболевания быстро ослабевают. Да, болезненно, да поднимается высокая температура, но длительную ремиссию я вам гарантирую.

– Доктор Плахов сказал мне, что он был против применения подобных средств.

– В нашей клинике не доктор Плахов, а я отвечаю за каждого пациента. Вам понятно?

– Но он же лечащий врач…

– Всё. До свиданья, – Угловский сделал жест кистью, означающий «Прочь отсюда!».

***

Катя вышла на улицу, едва сдерживая душившие её слёзы. Она никак не могла избавиться от душащего давления в горле, как будто невидимый плотный шарф обхватил шею и не позволял глотнуть воздуха вдоволь. Первым делом Катя отыскала работающий таксофон у метро «Шаболовская», но дозвониться до Вадима, брата Петра не смогла. Тогда она, чтобы успокоиться, прошлась до Ленинского проспекта, и возле Текстильного института села в троллейбус тридцать третьего маршрута. За те двадцать минут, пока Катя добиралась до конечной «50 лет Октября», ей удалось справиться с волнением и даже внешне преобразиться с помощью помады и крем-пудры Московской фабрики театральной косметики за полтора рубля.

Опорный пункт милиции, где Катя надеялась застать Вадима, располагался на первом этаже дореволюционного дома, недалеко от Консерватории. Она знала, что он любил там работать больше, чем в отделении, в котором всегда кто-нибудь отвлекал и не давал сосредоточиться. Чтобы Вадим её услышал, она сольно постучала в, запертую на внутренний замок, дверь и крикнула:

– Это я, Катя!