Читать книгу Злополучная красота, или Резидент снова в деле - Василий Вячеславович Боярков - Страница 1

Часть первая. Злополучная красота

Глава I. Квартира сверху

На «дворе» стоял октябрь 2003 года. В стране «набирали обороты» грандиозные крупномасштабные перемены. Преобразования, наступающие в политической и социальной жизни России, способствовали улучшению благосостояния населения и укреплению авторитета государства во всем мировом сообществе и проводились только-что пришедшими к власти молодыми и здоровыми силами.

Ветрова Екатерина Сергеевна, успешно и непринужденно поменяв свою фамилию на Вернер, управляла не только столичным, но и всем Российским модельным бизнесом. В этой сфере деятельности она была одной из самых значимых фигур наступившего времени.

Это была молодая тридцатилетняя женщина. За пятилетний промежуток времени в ее внешности мало что изменилось. Такие же большие голубые излучающий невероятный ум глазки – только взгляд сделался более жестким, и в нем «сквозила» большая уверенность; коралловый цвет ротика сменился более алым и еще более стал подчеркивать ее необыкновенную женственность; волосы пока не претерпели значительных изменений: густые точно так же, как и раньше, спадающие на лоб элегантной челкой, единственное, они были теперь острижены и уложены в прическу «Каприз»; ее овальное лицо выражало в большинстве случаев надменность и, конечно, сравнение с чем-то божественным к нему, как в давние времена, больше не подходило. Продолжая оставаться стройной, при своем невысоком росте она, как и прежде, казалась высокой. Смуглый оттенок кожи днем становился более золотистым. Одеваться она предпочитала в строгие костюмы светлых тонов. Свои восхитительные маленькие ножки она помещала в изящные остроносые туфельки, теперь уже всегда бывшие на завышенном каблуке. В ее нежном голосе появились «стальные» нотки, что, однако, ничуть не оттеняло его притягательной звонкости.

Как и полагается, при таком общественном положении у нее была масса поклонников. Все, чего только желала от жизни, Ветрова-Вернер к этому времени получила: и власть, и уважение, и признание. При всем том многообразии богатых и успешных предпринимателей, склоняющихся к ее ногам, свое предпочтение Екатерина отдала одному очень высокопоставленному чиновнику – заместителю директора Федеральной службы безопасности Российской Федерации генерал-лейтенанту Корнилову Эдуарду Владиславовичу.

Он являл собой человека властного. При его сорокасемилетнем возрасте, имел стройную атлетически сложенную фигуру, совершенно стандартной формы голову, сверху украшенную редкими аккуратно остриженными волосами рыжего цвета. Выдающийся лоб, с мощными надбровными дугами, плавно переходил в узкие въедливые глазки, излучающие уверенность и целеустремленность. Лицо по своей форме больше походило на пятиугольник, с длинными продольными ямочками. При таком своем описании оно все же было достаточно приятным, не лишенное привлекательности. Одевался он обычно в строгие отливающие костюмы, в основном черного цвета, но также Эдуарда Владиславовича можно было увидеть и в форменном обмундировании высокопоставленного сотрудника ФСБ РФ.

Не смотря на свою видимую строгость и напыщенность, в обществе «Катеньки» Корнилов просто преображался. Он становился настолько ласков и предупредителен, что производил впечатление скорее слуги, чем любовника. Однако и сама госпожа Вернер в его присутствии сбрасывала с себя маску безразличия и надменности и становилась покладистой и вполне душевной собеседницей. В самом ближайшем будущем они планировали поженится и уже объявили о своей непременной помолвке.

В это же самое время из мест лишения свободы освободился небезызвестный Глеб Туркаев – близнец покойного Олега Туркаева, так жестоко уничтоженного вместе со всей своей бандой в августе 1998 года на территории Соединенных штатов Америки. Его самым горячим желанием было расквитаться за смерть безжалостно убитой «братвы».

Что же это был за человек? Если вспомнить описание его брата, то внешность у них была вполне схожая. Пятилетний срок нахождения под стражей добавил ему определенные изменения. Давайте представим человека тридцати пяти лет от роду, с атлетической накаченной фигурой, исхудалым сделавшимся треугольным лицом, однако, не потерявшим при этом своей какой-то данной от природы приятности. Его глаза «светились» огнем, передавая вполне определенное желание «хозяина» – занять очень активную жизненную позицию. Рот, с подчас широкой улыбкой, открывал (в отличии от золотых зубов брата) ряд светящихся естественной белизной определенно ровных зубов. Короткая стрижка черных волос и пепельного цвета глаза, с метающим «молнии» взглядом, заканчивали внешний портрет Туркаева, довершающийся синими джинсами и кожаной черного цвета курткой. Всем своим видом Глеб показывал, что не собирается сидеть без дела, но, при этом, если он что и соберется перебирать, то уж точно не мучное печенье, а скорее всего прочные человеческие косточки.

Еще будучи в тюрьме, Туркаев по телевизору увидел Ветрову Катьку и, зная про ее связь с Олегом и о том, что она вместе с ним улетела в Америку, где впоследствии все погибли, очень удивился такому ее чудесному воскрешению. Он еще тогда подумал, что это возможно ему показалась, тем более что у той женщины фамилия была Вернер, но впоследствии, когда невероятная красотка, удивительно похожая на пассию его брата, стала все чаще «мелькать» на телеэкране, у Глеба уже не оставалось никаких сомнений: кто стал виновником провала всей той операции. У него родилось совершенно естественное в таких случаях желание отомстить. По его словам: «Воздать по заслугам».

Вот так, оказавшись на свободе, «народный мститель» прямиком отправился в город Москву, откуда, если, кроме всего прочего, вспомнить, он и был родом. Проследить за Екатериной Вернер у него труда не составило, и так он очень быстро узнал, где она проживает. Это оказалась многоэтажная новостройка, имевшая отличные застекленные большие балконы. Интересующая его квартира располагалась на двенадцатом этаже.

Туркаев прекрасно понимал, что Ветрова-Вернер его хорошо знает, и вряд ли пожелает с ним вести какие-либо переговоры, а тем более откровенничать. Подкараулить ее на работе, либо в пути? Такие перспективы ему совершенно не «улыбались», поскольку ее постоянно сопровождали два здоровенных охранника, а чтобы подготовить мало-мальски стоящее покушение нужны были финансовые средства. Вот как раз с этим, Глеб, в части своего плана-мести, и испытывал серьезные затруднения. Однако, бывший заключенный продолжал наблюдать и ему удалось установить, что телохранители провожают хозяйку только до дверей жилища, после чего покидают здание и уезжают. Возвращаются они только утром, поднимаются на двенадцатый этаж, встречают свою госпожу и далее не покидают ее в течении всего дня, пока цикл не замкнется.

Туркаев решил действовать наверняка. У своих старых знакомых он раздобыл оружие: мелкокалиберный десяти-зарядный пистолет Марголина, специально переделанный под установку глушителя. Кроме того, он посчитал, что будет правильнее взять с собой побольше боеприпасов.

Вооружившись таким образом, он поднялся на тринадцатый этаж здания, где, под видом сантехника, свободно зашел в квартиру, располагающуюся над апартаментами, которые занимала Ветрова-Вернер. Он сослался на то, что хозяйка снизу жалуется на течь, и даже какое-то время осматривал коммуникационные системы верхнего помещения. Когда он установил, что в этом жилище проживает молодая семья с родителями – не то мужа, не то жены – Глеб начал осуществлять свой коварный замысел. С этой целью он позвал в ванную доверчивого супруга:

– Хозяин, зайди посмотри, кажется у вас трубу надо менять.

– Да, мы, вроде, только-что сделали ремонт? – оправдываясь и заходя в ванную, сказал моложавый владелец.

В дверном проеме показался совсем еще юный парень – лет не более двадцати двух, очевидно, еще не успевший закончить ВУЗ. Его худощавое телосложение, довольно красивое лицо с хлопающими длинными ресницами и чуть смущенными голубыми глазами позволяли угадать в нем человека достаточно миролюбивого и довольно интеллигентного. Одет он был, по домашнему, в серый однотонный халат.

– Не может быть, – воскликнул «ремонтник», – значит вас обманули и «впарили» брак.

– Возможно, – констатировал молодой человек.

Между тем более он сказать ничего не успел, так как в этот момент Туркаев достал из сумки пистолет с глушителем и произвел выстрел, приставив дуло к подбородку своей жертвы, выбрав направление вверх. Далее он подхватил его за туловище, чтобы звук от падения был, как можно более тише, и помог опуститься на пол.

Как ни старался злодей осуществлять свой замысел тихо, но все-таки не смог исключить: щелчок по ударнику, движение затвора и характерный, в подобных случаях, звук движения воздуха. На такой совсем непривычный для слесарных работ шум в ванную забежала супруга уже покойного мужа.

Молодая симпатичная девушка в коротеньком ситцевом халатике, при виде произошедшего, гневно «стрельнув» прекрасными глазками, пронзительно закричала:

– Помогите, меня убивают!

В таком, казалось бы, хрупком теле, с великолепно сложенной фигурой и прекрасным лицом светловолосой блондинки, оказался достаточно зычный голос. Туркаеву ничего не оставалось делась, как прекратить жизнь всего этого великолепия, тем более что он и так собирался это сделать. Уверенно вскинув оружие, он произвел выстрел в грудь восхитительной девушки. Ее почти прозрачная одежда немедленно обагрилась темной густой кровью. Оседая, она успела крикнуть еще раз, но уже несколько тише:

– Помогите!

В этот момент, выстрелом в голову, Глеб прервал ее безмятежное до этого трагического момента существование.

Закончив с молодыми людьми, он прошел в небольшую комнату, где сидели пожилые родители только-что убитых им еще юных супругов. Отец, находившийся в возрасте, перевалившим за пятьдесят лет, производил впечатление человека, могущего еще оказать достойное сопротивление. Его, хоть и худое, но достаточно жилистое, тело дышало уверенностью и энергией. Седеющие волосы, в сочетании с гневным взглядом, придавали его облику вид дополнительной решимости и отваги. Кроме всего перечисленного, услышав крик девушки, он бросился отпирать сейф, где у него хранилось оружие. Однако, пока мужчина возился с замками, в комнату вошел Туркаев и предупредительным выстрелом «выбил из головы» противника какие-либо помыслы о самозащите.

Убить оставшуюся в квартире и находившуюся уже в одиночестве пятидесятилетнюю седовласую женщину, малоподвижную из-за явных проблем с ожирением, для бывалого преступника никакого дополнительного труда не составило.

Закончив свое «грязное» дело, он надежно запер входную дверь и принялся обследовать помещение. Найдя крепкую длинную веревку, он привязал ее к перилам балкона и по ней же спустился на нижний этаж. Ставни в балконе были не заперты, и нежданному гостю не пришлось разбивать звонкие стекла. Оказавшись в интересующей его квартире, Туркаев внимательно ее осмотрел и нашел спокойно хранящиеся в чемодане долларовые ассигнации, доходящие своим номиналом до невероятной суммы, равной полмиллиона. Найдя дорожную сумку, он переместил деньги туда и, проследовав в спальную комнату, спокойно принялся ждать хозяйку. Время было еще только около двух часов пополудни, и мститель решил предварительно выспаться.

Взломщик до такой степени набрался наглости, что решив отдохнуть, удобно развалился в кровати хозяйки, совершенно не задумываясь: понравится ей это либо же нет. Как уже говорилось: всю «грязную работу» в своей бывшей банде делал именно Глеб, поэтому убивать людей стало для него делом совершенно обыденным, и он ничуть не переживал из-за случая наверху.

Глава II. Покушение

Примерно за неделю до описываемых событий Корнилов Эдуард Владиславович пригласил свою невесту поужинать в один из замечательнейших ресторанов Москвы. Расположившись на удобных стульях за изыскано накрытым столом, жених и невеста обсуждали намечающиеся праздничные мероприятия, связанные с их бракосочетанием. Жили они пока отдельно, но после росписи планировалось, что нынешняя невеста переедет жить к мужу, пока же тот приставил к ней двух профессиональных телохранителей.

В ходе разговора они обсуждали обыденные в таких случаях вопросы, как вдруг Екатерина озабоченным тоном произнесла:

– Послушай, Эдуард, меня в последнее время не покидает какое-то чувство тревоги. Мне кажется, что должно произойти что-то страшное.

– Перестань, Катенька. У девушек перед свадьбой всегда бывает такое чувство, – уверенно отвечал Корнилов.

– Нет, тут что-то другое – как будто из прошлой жизни. Что-то неотступно преследует меня и не дает успокоиться.

– Не переживай, – убеждал генерал невесту, – тебя охраняют двое охранников. Они свое дело знают и не подпустят к тебе даже муху, если, конечно, та наберется смелости приблизится.

– Я знаю, – отвечала Ветрова, – но все равно переживаю и не могу нормально работать.

– Хорошо, – очевидно посчитав опасения суженой небеспочвенными, сделал заключение Эдуард Владиславович, – с этого дня, пока тебя не покинет чувство опасности, ты будешь носить легкий, но достаточно прочный, бронежилет. Под одеждой его не заметно, так что каких-либо серьезных изменений в твоей внешности не наступит. Считай, что это корсет.

– Да, так, пожалуй, будет намного спокойней, – согласилась Екатерина и посчитала уместным тут же задать еще один волновавший ее серьезный вопрос, – а что Бестужев? Может быть это как-то связано с ним?

– Уверен, что нет. «Барон», вернувшись тогда из Америки, был представлен к очень значимой награде, а узнав: какую официальную версию выдвинуло Правительство, вообще заткнулся и даже не пытался никого переубеждать, что было как-нибудь по-другому. Тем более сейчас он находится на нашей стороне и верно служит нашему государству, напрямую подчиняясь твоему будущему супругу.

– Да, но он может начать что-нибудь раскапывать и по собственной инициативе.

– А вот это вряд ли, – душевно улыбнувшись от подобной мысли, заявил Корнилов, – инициатива у нас дело наказуемое, и никто без ведома руководства ничего делать не рискнет и не станет, а как я уже говорил: вся агентура, в том числе и Бестужев, находятся в прямом моем подчинении. Кроме того, его нет в городе: он выполняет очень опасное и ответственное задание, и, я думаю, его хватит еще года на три, а может даже и на четыре.

– Прекрасно, – отмахнув от себя одно подозрение, промолвила прекрасная девушка, – хоть с одной стороны неприятностей ждать не приходится. После того случая с долларами я живу, словно бы какая-то не своя. Ведь столько тогда людей погибло.

– Это не люди – это преступные «выродки», – пытаясь успокоить совесть невесты, настоятельно произнес генерал, – ведь ты и сама надеюсь видишь: то, что было сделано, пошло обществу только на пользу, и людям становится жить намного легче и гораздо комфортнее.

– С этим теперь не поспоришь. В любом случае, чем старше я становлюсь, тем больше меня мучает совесть, и мертвые бандиты снятся мне по ночам, – и немного подумав, Екатерина печально добавила, – да и не только одни-лишь бандиты.

Корнилову была известна большая часть жизни Ветровой, поэтому он промолчал. На эту тему разговор тогда закончился и больше не поднимался. Екатерина же стала носить очень удобный бронежилет, кроме всего прочего, согревавший ее тело от октябрьской непогоды.

* * *

Проснулся Туркаев от звука закрывающейся входной двери. На улице уже стемнело, и таким образом спальная комната погрузилась в таинственный полумрак. Глаза Туркаева, видевшие в темноте, как у кошки, не привыкая, различали силуэты находящихся в помещении предметов. В квартире слышался шум, свидетельствующий о том, что владелица жилого помещения пришла совершенно одна.

Она свободно передвигалась, шурша своими одеждами. Глеб сел на кровати, ожидая, когда откроется дверь, и в комнате возникнет хозяйка. Это случилось ровно через минуту. В спальне загорелся свет, и на пороге появилась такая восхитительная и такая ненавистная всему его существу распрекрасная женщина. Она была одета в серый демисезонный плащ. Расстегнув пояс, она еще не успела начать освобождать из петель пуговицы…

– Я дам тебе много денег, – произнесла Екатерина, поняв цель его визита и определенно надеясь, что сможет таким образом купить свою жизнь.

– До твоего прихода я не сидел здесь без дела, и как видишь: взял на себя смелость осмотреть твои помещения, – ответил Туркаев, похлопывая рукой по дорожной сумке, – так что деньги у меня теперь есть.

– Я дам тебе очень много денег, – настаивала хозяйка, нервно перебирая в голове всевозможные варианты спасения.

– Ничто не может сравниться с чувством, когда воздаешь по заслугам врагам, делая это исключительно за смерть своих братьев, – произнес Глеб, извлекая из-за пазухи пистолет с глушителем и сразу же, вслед за этим, производя три прицельных выстрела.

Две пули попали ей в грудь, третья, как и положено, – в голову. Начиная падать от полученных в бронежилет ударов, на третий выстрел Вернер чуть закинула назад свою голову и перед тем, как потерять сознание, успела истерически прокричать:

– Помогите!!!

Телохранители, замешкавшиеся у лифта, услышали призывы о помощи своей хозяйки и немедленно бросились к двери. Не жалея кулаков, они принялись колотить по металлической оснастке, требуя открыть и немедленно пустить их внутрь помещения. В ответ же не слышалось ни единого звука. Один из них, похожий на «терминатора», точно с таким же квадратным звероподобным лицом и, воистину, не по-человечески сложенной атлетической фигурой, но при всем, при этом, во взгляде своем не лишенный рассудка, набрал номер своего «шефа» и дрожащим голосом доложил:

– Эдуард Владиславович, произошло ЧП. Екатерина Сергеевна зашла в квартиру и после того, как за ней закрылась дверь, закричала, призывая на помощь, но когда мы стали стучать, нам никто не открыл. Мы подозреваем, что с ней случилось несчастье.

– Что!? – на том конце сотовой связи заорал в трубку Корнилов, – Да вы что, с ума там все «посходили»!? Немедленно на место спецов с резаками. И, скорую! – потом замолчав и секунду подумав, уже более спокойно добавил, – Впрочем нет. Отставить. Я сам.

Дом располагался почти в центре города, поэтому ровно через десять минут прибыла бригада скорой помощи. По прошествии еще двадцати минут подкатили Федеральные штурмовики, которым предварительно была разъяснена вся важность этого чрезвычайного происшествия. С невероятной ловкостью и проворством они принялись, применяя всевозможные режущие инструменты, нещадно уничтожать металлические конструкции, установленные на входе в квартиру. Их операция заняла еще десять минут. За это время успел прибыть главный руководитель процесса – генерал-лейтенант Корнилов. Нервно расхаживая по коридору, он ожидал, когда спецы закончат свои технические работы.

В это же самое время Туркаев совершенно спокойно, зная, что дверь непростая, и чтобы ее открыть понадобиться значительное время, не спеша привязал к концу веревки сумку со своей просто огромной добычей. Далее, будучи достаточно физически развитым, он легко взобрался на тринадцатый этаж и затем подтянул к себе веревку, на конце которой болталась сумка с добрым полумиллионом американских долларов. Также не торопясь, он проследовал к лифту и на нем спустился вниз. На выходе из здания он, лицом к лицу, столкнулся с Корниловым, но тот был в таком волнении, что не обратил на Туркаева, одетого в сантехническую спецодежду, никакого внимания, как будто его и не было. Глеб же, уступая ему дорогу, машинально отвернул лицо в сторону. Корнилов отлично знал его брата, а потому: заостри он на необычном работнике коммунальных служб свое внимание – мог бы, еще не побывав на месте, с точностью определить, что именно случилось у его красивой избранницы. Тем не менее и он не был лишен человеческих слабостей, поэтому спешил на помощь к своей невесте, ничего не видя перед глазами. Так генерал и появился на месте происшествия, ожидая, что найдет разгадку внутри квартиры.

Как только проем освободился, он первый бросился внутрь, предварительно достав и приведя в боевую готовность свое огнестрельное оружие. Нечеловеческим воплем офицер возвестил о случившейся в квартире трагедии.

– Все сюда, немедленно! – было первое, что он прокричал, после своего будоражащего кровь возгласа.

Первыми зашли медики и стали осматривать пострадавшую. Как и следовало ожидать, сохранявшийся под плащом и следовавшей за ним белой блузкой бронежилет принял на себя первые две пули. Соответственно, внутренние органы да и сама грудь, за исключением легких ушибов, абсолютно не пострадали. Но вот голова!? Во лбу имелось маленькое круглое отверстие, с запекшейся по краям кровью, что не вызывало сомнений о наступлении печальных последствий.

Офицер, относящийся к высшим чинам, не скрывая скорби, бросился на кровать и, рыдая, стал попросту вырвать на себе волосы. Внезапно, один из прибывших на место медбратьев диким не вызывающим возражений голосом заорал:

– Тихо, всем!

И после того, как наступила мертвая тишина, удерживая руку на шее возле самого горла, уже вполголоса произнес:

– Есть пульс, она жива.

После этих слов пришел в себя и Корнилов. Моментально собравшись, он резко скомандовал:

– Немедленно в «Склиф» ее – прямо в отделение нейрохирургии.

Далее, сам помогая медбратьям, стал спускать несчастную на носилках вниз, предварительно отдав оставшимися на месте спецназовцам жесткое указание:

– Обыскать здесь все, чтобы ни одна мышь не выскочила. За информацию отвечаете лично.

– А вы, – обратился генерал к телохранителям, – либо принесете мне голову того, кто это сделал, либо ищите себе другую работу. И можете не сомневаться, что после того, как вы провалили этот объект, вам вряд ли удастся найти что-либо стоящее.

Это была совершеннейшая правда, и возразить охранникам было нечего.

Глава III. Путь до больницы

Скорая «летела» по проспекту Мира, делая это в направлении научно-исследовательского института «им. Н.В. Склифосовского». Внезапно, чуть не доезжая улицы Сельскохозяйственной, машина остановилась.

– Что случилось? – грубо обратился к водителю генерал-лейтенант Корнилов.

За рулем сидел молодой парень, не достигший еще и тридцатилетнего возраста, имеющий круглое довольно симпатичное лицо, с большими голубыми глазами и припухлыми щеками. Начинающая полнеть фигура говорила о его сидячем малоподвижном образе жизни. Облачен он был, как и положено, в форменную куртку, выдававшую принадлежность к организации скорой помощи. Еле сдерживая охватившее его волнение, парень ответил:

– Впереди большая пробка. Произошло крупное ДТП, и вряд ли получится ехать дальше.

– Ну, так разворачивайся и поезжай другой дорогой, – не скрывая своего негодования, «отрезал» Эдуард Владиславович, – и давай пошевеливайся. Если мы ее не довезем, я займусь тобой лично.

– Не могу, – чуть не плача, промолвил шофер, – сзади проезд уже загородили другие машины. У меня даже развернуться сейчас не получиться.

Корнилов вышел на трассу. Действительно, они попали в ужасную пробку, и не было возможности ехать ни вперед, ни возвратиться назад. Он стал нервно ходить вокруг автомобиля, перебирая в уме различные варианты, как же можно побыстрее доставить раненую в больницу. Вдруг, ему пришла какая-то идея, и он вынул из грудного кармана своего пиджака мобильный телефон – те как раз только начинали входить в обиход – и, набрав нужный ему номер, жестким голосом произнес:

– Вертолет, необходимый для транспортировки раненого, пришлите на проспект Мира к пересечению с улицей Сельскохозяйственная.

Потом видимо посчитав, что нужно этот процесс ускорить, гневно добавил:

– Быстро!!!

По тому, как он сразу же убрал телефон обратно, совершенно явно следовало, что на том конце связи отказа он не услышал. Отдав распоряжение, генерал, нервничая, продолжил «мерить» мостовую шагами. То, каким тоном было отдано указание, в общем-то не заставило долго ждать летательный аппарат. Он появился не более чем через двадцать минут после того немногословного телефонного разговора.

Это был многоцелевой маломестный «Бк-117», предназначенный для перевозки пассажиров и грузов и способный выполнять разнообразные задачи – от эвакуации больных и раненых, до участия в антитеррористических операциях, оснащенный дверями, как двумя боковыми, так и одной задней. На вид достаточно небольшой, он легко был способен принять на борт до девяти человек.

Приземляться было негде, и пилот, показывая виртуозность своего мастерства, завис над машинами, недалеко от передвижной скорой помощи, делая это таким образом, что едва не касался их крыш. В принципе при очень большом желании, на вытянутых руках можно было перегрузить носилки из салона спасательного автомобиля в подоспевший по строгому приказанию вертолет.

Такое желание, как нетрудно догадаться, было огромным, и под чутким руководством генерал-лейтенанта Корнилова носилки благополучно переместились в более проходимое – в сложившихся городских условиях – транспортное мобильное средство. Закончив погрузочные мероприятия, Эдуард Владиславович решил не оставлять невесту без своего присутствия и тоже забрался внутрь маломестной «вертушки». Также он посчитал нужным взять с собой и одного из медбратьев – среднего возраста мужчину с седеющими висками и круглым приятным лицом, на котором красовались пышные черные усы. Одежда его, как и у водителя, была специально-предназначенной для работников скорой помощи.

До отделения нейрохирургии НИИ Н.В. Склифосовского они добрались менее чем за пятнадцать минут, и пилот, продолжая показывать исключительный профессионализм своего летного мастерства, благополучно посадил летательный аппарат прямо перед входом в приемное отделение. Генерал тут же спрыгнул на землю и забежал внутрь здания, где, словно пикирующий с огромной высоты коршун, влетел в приемное помещение. Увидев там мирно сидящих медицинских работников, он, не упуская в своем лексиконе нецензурной брани, громким голосом закричал:

– Вы чего тут расселись!? Ну-ка быстро принимать больную! На операционный стол ее – сразу же! И, пошевеливайтесь!

– Да, кто Вы, собственно, такой? – попробовала возразить молодая симпатичная девушка, как и полагается в больницах, одетая в белый халат – И, почему мы Вас должны слушаться?

– Я очень не советую тебе узнавать, кто я такой, – бесцеремонно ответил Корнилов, – и тем более знакомиться со мной поближе. А если вы тут еще на минуту задержитесь, то, поверьте, я создам вам такие проблемы, что вы навсегда забудете о карьере медицинских работников, и, вообще, никуда более не устроитесь.

Как уже говорилось, офицер своим видом внушал к себе уважение и чувство, что ему необходимо следует подчиняться. Поэтому, прекратив дальнейшие расспросы, медики принялись исполнять свои непосредственные обязанности, заторопившись к подлетевшему вертолету.

Пока выгружали носилки, Эдуард Владиславович хлопотал рядом, с откровенной грубостью приговаривая:

– Аккуратнее, олухи! Вас что не учили, как нужно обращаться с больными? Нежнее нужно все делать и деликатнее.

Далее, он проследовал вплоть до операционной, где его остановил собиравшийся проводить спасение жизни девушки нейрохирург. На его «бейджике» значилось: «Винкерт Бронислав Сергеевич». Пожилой уже мужчина, имевший рост чуть выше среднего, своими серыми глазами уверенно выдержал грозный взгляд сопровождавшего раненую высокопоставленного начальника. Было очевидно, что ему уже не раз приходилось сталкиваться с подобным негативно-отрицательным обращением, и он совершенно точно знал, как следует поступать в таких исключительных случаях. Его серьезное вытянутое лицо, украшенное продолговатыми углубленьями на щеках, также свидетельствовало, что он вряд ли соберется уступить кому бы то ни было. Поэтому он спокойно, но при том твердым голосом, произнес:

– Гражданин, Вам придется подождать в коридоре.

– Нет, – гневно возразил Корнилов, – я генерал ФСБ, что дает мне огромные полномочия, и я буду присутствовать при проведении операции.

– Это в том только случае, – настаивал Винкерт, – если Вы перешагнете через мой труп, но тогда Вам самому придется заниматься своей пострадавшей.

– Да, но я хочу присутствовать и все видеть, – уже «сдаваясь», более спокойным тоном произнес офицер.

– Это не положено, у нас тоже есть свои правила и инструкции. Скажу больше: пререкаясь, мы теряем драгоценные минуты, от которых может зависеть жизнь пациентки, – произнес в своем заключении врач и, захлопнув перед «крутым начальником» двери операционной, отправился на свое рабочее место.

* * *

В то же самое время, пока происходила такая напряженная транспортировка госпожи Вернер, двое охранников начали свои действия, направленные на розыск мерзких преступников. Тот, что имел внешнее сходство с «терминатором», носил имя: Рыков Григорий Михайлович. Имея квадратное лицо и мощную фигуру, он обладал светлыми серо-зелеными большими глазами, излучающими взгляд, не лишенный рассудка. Его коротко остриженная (под ежик) огромная голова была похожа на переросший и готовый лопнуть кочан капусты. Его одежда говорила сама за себя о том, что перед тобой чей-то телохранитель, и включала в себя: черный пиджак, такие же брюки, однотонный темный галстук, и заканчивал его образ такого же цвета плащ.

Второй внешне мало чем отличался от первого. Его звали: Громов Михаил Петрович. Он был чуть крупнее своего напарника и его можно было сравнить с человеком-горой: таким он казался непобедимым и неприступным. Его маленькие серенькие глазки выражали – если не полное, то определенное отсутствие логического мышления. Круглое бесстрастное лицо, сверху имевшее наголо обритую голову, к которой прижимались совсем небольшие ушки, дополняло сходство с так называемой «торпедой» – человеком, лишенным своей воли и привыкшим выполнять приказы, какими бы безрассудными они не казались, и как бы трудно, при этом, не приходилось, мало задумываясь о грядущих последствиях.

Вот такие телохранители были у Вернер Екатерины. Мало бы кому пришла в голову мысль: пытаться вступить с ними в открытое противоборство. В подобных ситуациях на смену силе, всегда выступает хитрость, что и продемонстрировал Глеб Туркаев, только что освободившийся из мест тюремного заключения. Однако, они не знали: кто причастен к нападению на их хозяйку, но поставленную задачу выполнить были обязаны, чтобы хоть как-то искупить свою небрежность при охране вверенной им ценнейшей жизни.

С этой целью они, подключив к розыскам оставленных именно для этой цели спецназовцев, принялись обследовать все имеющиеся в подъезде квартиры.

Глава IV. Обыск дома. Операция

На каждой лестничной площадке располагалось по четыре квартиры. Две соседние – те, что рядом с Вернер – оказались пустующими. В третьей проживала одинокая бабушка восьмидесяти пяти лет. Рыков, узнав, что ее зовут Семечкина Ангелина Ивановна, обратился к ней с интересующим всех вопросом:

– А что, бабушка, не было ли чего подозрительного за последнее время в вашем подъезде?

– Конечно, было, милок, – откровенно отвечала пожилая женщина, – вот сегодня в подъезде собралось много военных, и они изломали дверь молодой женщины. Как же это по-твоему, разве не подозрительно?

– Да, про это мы знаем, – разочарованно заметил Громов, – может что-то еще?

– Например, – добавил Григорий Михайлович, – не заходил ли кто в подъезд незнакомый? Сразу прошу: нас и прибывших с нами спецназовцев во внимание принимать не стоит.

– Да, как же, сынок, – вдруг вспомнила Семечкина, – проходил сегодня днем по подъезду мужчина. На вид сантехник, и инструмент при нем был, но это точно никакой ни сантехник.

– Почему такая уверенность? – ухватился за появившуюся «ниточку» более умный телохранитель.

– Я всех наших ремонтников знаю. А этот чужой.

– Может его прислали на чью-то замену? – продолжал уточнять Рыков, – Или же только устроился?

– Нет, – уверенно констатировала старая женщина, – этот точно никакой не рабочий.

– Почему? – вставил Громов.

– Да потому, что по всему его виду можно определить, что он бандит, а совсем не сантехник.

– Как так? – продолжал удивляться Михаил Петрович.

– Все очень просто, – разъяснила свои наблюдения Ангелина Ивановна, – рожа наглая, взгляд волчий, идет чурается, как на охоте, ни с кем не здоровается. Одно слово – бандит.

– Наблюдение достаточно верное, – вступил в разговор Григорий Михайлович, – а как Вы его сделали?

– Это очевидно, голубчик, я с ним в подъезде встретилась.

– Что же Вы, бабушка, в милицию не просигнализировали? – искренне удивился Рыков, – Если он так на бандита похож?

– Потому что сейчас каждый второй преступник, так что на всех в милицию сообщать? – сделала свое заключение Семечкина, – Я думаю, там про это и так знают. Чего зря людей от важной работы отвлекать.

Замечание тоже было вполне справедливое, и возразить на него было нечем. Преступность тогда в стране – по сравнению с девяностыми – хоть и «сбавляла свои обороты», однако находилась еще на достаточно высоком уровне. Поэтому искренне полагая, что искать у старой женщины угрызения совести – это не совсем то, что им нужно, телохранитель спросил:

– Интересно, куда же, бабушка, этот сантехник делся?

– Наверх, сынок, отправился, – ответила Прасковья Ивановна, – а вот как спустился, извини, я не видела. К кому он пошел и зачем, я не ведаю. Ведь, как я уже сказала, он даже не поздоровался. А при таких странных озвученных мной обстоятельствах затевать разговор с ним я не решилась.

Это тоже было вполне логично, и опять никто из присутствующих не нашелся, что возразить. Поэтому, от души поблагодарив женщину за оказанную им помощь, все поисковая группа перебралась на верхний этаж.

В трех квартирах им благополучно открыли двери, и хозяева дали все необходимые в этом случае подробные объяснения. Четвертая квартира, расположенная как раз над апартаментами Ветровой, оказалась запертой настолько «надежно», что создалось впечатление, что ее обитатели специально не хотят общаться с представителями властных структур. Хотя из объяснений соседей следовало, что внутри обязательно кто-нибудь должен быть.

После десяти минут настойчивых требований, из которых явственно следовало, что необходимо открыть прочные двери, «силовики» приняли самое подходящее в создавшейся обстановке решение – начали, с помощью резаков, уничтожать металлическую конструкцию, надежно закрывающую дверной проем. На это ушло меньше времени, чем в случае с нижней квартирой, так как материал оказался не таким уж достаточно прочным. Когда появилась возможность проникнуть внутрь, телохранители первыми зашли в помещение и сразу же обомлели: внутри находилось четыре трупа. Это были уже известные двое молодых людей и их пожилые родители. От увиденного волосы зашевелились на головах у тех, у кого они были. Та методичная последовательность и жестокость, с какой были уничтожены все обитатели жилища повергли в уныние даже видавших-виды бойцов специальных подразделений.

Внимательно осмотрев квартиру и никого в ней не обнаружив, Рыков высказал своему напарнику очевидную мысль:

– Здесь, явно, мы опоздали.

– Опоздали? – поинтересовался Громов.

– Ты что еще ничего не понял?

– А, что именно я должен понять? – продолжал недоумевать Михаил Петрович.

– Миш, ты серьезно сейчас спрашиваешь или же притворяешься? – удивился более разумный охранник, – Ведь тут же все очевидно: перед нами здесь побывал тот, кто стрелял в Екатерину Сергеевну. Отсюда он спустился к ней в квартиру и там спокойно дождался ее. Затем он точно таким же способом и не спеша вернулся назад, а дальше преспокойно вышел, не привлекая к себе ничьего внимания.

– Да? И, кто это был? – задал вопрос не отличающийся умом неразумный напарник.

– Вот именно это нам и поручено выяснить, – резко ответил Рыков и тут же добавил, – Ну, все, здесь нам делать уже нечего, поехали в «Склиф», доложим генералу и получим дальнейшие указания. Я думаю, что хоть он и грозит, но все равно никуда нас не выгонит. А с его умной «башкой» мы быстрее нападем на след безжалостного преступника.

– Это верно, – согласился Громов.

Закончив свой непродолжительный разговор, неудачливые телохранители направились прямиком в институт Склифосовского. Прибыв в здание нейрохирургии, они без особого труда отыскали Корнилова. Тот уже успел навести там «шороху», и все прекрасно понимали о ком идет речь, когда охранники обозначали цель, ради которой они посетили это здравоохранительное учреждение.

Найдя своего начальника, Рыков, считавшийся в этом тандеме главным, доложил о случившимся в квартире, располагавшейся этажом выше. Далее, он сообщил о том, что злодею удалось уйти, не преминув уточнить, что сделал он это задолго до появления группы-захвата.

Генерал, в принципе, прекрасно понимал, что телохранители Вернер в данном случае совершенно не виноваты, так как по установленному им же регламенту, они должны были только проводить Екатерину до дверей ее жилища, а осматривать его – в их обязанности не входило. Поэтому выслушав их объяснения, он велел им отправляться отдыхать и ждать его дальнейших инструкций.

Получив разрешение, охранники сразу же отправились по домам. Сам же Корнилов остался в больнице, намереваясь находится там, пока не будет сколько-нибудь определенных уточняющих результатов.

Операция продолжалась около семи часов. Эдуард Владиславович все это время просидел в коридоре в мучительном ожидании, так и не сомкнув своих глаз. Вдруг, когда уже усталость начинала брать свое, дверь операционной распахнулась, и на пороге показался врач Винкерт. Утерев вспотевший лоб, он направился в сторону офицера.

– Ну, как, доктор? – не замедлил спросить ожидающий, – Что-нибудь уже ясно? Она будет жить?

– На последний вопрос мне ответить довольно сложно, – отвечал Бронислав Сергеевич, – случай в моей практике уникальнейший. На моей памяти ничего подобного еще не было. Поэтому делать какие-либо заключения пока еще рано.

– Но все-таки, как она? – настаивал генерал, – Ведь что-то вы все равно сказать можете. Например, в каком девушка находится состоянии?

– Состояние ее довольно стабильное. Однако, в себя она прийти не сможет, – констатировал врач.

– Почему? – удивился Корнилов.

– Потому что она погрузилась в состояние глубокой комы. А эта область человеческого состояния наукой еще достаточно ни изучена.

– В каком смысле? Пожалуйста, объясните.

– Пойдемте ко мне в кабинет, я попробую показать на наглядном примере.

После этих слов собеседники проследовали в кабинет доктора-нейрохирурга, находившийся в конце коридора, где медицинский специалист, разложив рентгеновские снимки, принялся подробнейше разъяснять:

– Здесь дело достаточно необычное. Ничего похожего мне ранее видеть не приходилось. Вот посмотрите.

Хозяин кабинета повесил на специальное подсвечивающие устройство изображение человеческого черепа, сделанное под действием рентгеновских лучей. Далее, взяв указку и с ее помощью помогая лучше определить места, которые имеет в виду, врач продолжал:

– Пуля, пробив лобную кость, внутри черепной коробки изменила свое направление и, что очень удивительно, прошла через проем, расположенный между правым и левым полушарием в верхней части мозга, совершенно не повредив нервных окончаний, после чего вышла через темя. Между тем, при всем при этом, сила удара и термическое воздействие оказали разрушительное воздействие на кровеносные сосуды, питающие нервные клетки. Следствием этого стало образование довольно обширно-распространившейся гематомы.

– Удивительно, – вставил Корнилов, – и что же теперь?

– Частично, – продолжил нейрохирург, – разрушительное действие этого образования удалось локализовать, но часть мозга остается без нормальной циркуляции крови. Таким образом, некоторые свои функции он выполняет неправильно, либо не до конца.

– Это и служит основной причиной отсутствия сознания? – попытался угадать высокопоставленный офицер и, в то же время, влюбленный мужчина.

– Совершенно верно. Поэтому и нельзя определенно сказать: будет она жить или нет, вернется к ней сознание, либо же она так и будет в беспамятстве. Сейчас нужно только лишь ждать. Вам же я посоветую идти домой и основательно отдохнуть, а то на Вас смотреть страшно, того и гляди, от усталости Вы сами сознание потеряете, а любое переутомление в вашем возрасте чревато инсультом. Оставьте мне свой телефон, если будут какие-то изменения, я Вам сразу же позвоню.

– Да, Вы совершено правы, – согласился офицер и тут же добавил, – я пришлю к ней на охрану двоих своих людей, и они будут постоянно дежурить возле палаты. А вы, в свою очередь, поместите ее, пожалуйста, в отдельные благоустроенные апартаменты.

– Это вполне осуществимо. Не волнуйтесь, мы именно так и поступим, – закончил разговор опытный доктор.

Эдуард Владиславович вышел из кабинета, позвонил Рыкову и Громову и велел им немедленно прибыть в больницу. Дождавшись их появления, Корнилов выразил им свое пожелание:

– Вот что ребята. С сегодняшнего дня вы переезжаете жить к палате Екатерины Сергеевны, пока она не придет в себя и отсюда не переедет. И смотрите: на этот раз не облажайтесь, а следите так, чтобы ни одна муха не просочилась. Все ли понятно?

Услышав заверения, что телохранители его отлично поняли, и что на этот раз ничего непредсказуемого не случится, генерал, устроив возле палаты Вернер круглосуточный пост, с «тяжелым сердцем» отправился восвояси.

Екатерина же в этот момент находилась между жизнью и смертью. В ее воспаленном мозгу «проносилась» вся ее прошлая жизнь, возникшая в тяжелых воспоминаниях…

Глава V. Неблагополучная семья

Детство Ветровой Катеньки протекало в провинциальном небольшом городке, имеющим население не более десяти тысяч человек. Ее родители имели пристрастие к злоупотреблению спиртными напитками, причем, мать была еще и женщиной достаточно легкого поведения. У них в квартире постоянно находились странные посетители, которые охотно пользовались ее услугами, направленными на предоставление в торговлю своего довольно красивого тела. При этом, плата, в основном, осуществлялась вино-водочными изделиями.

Отец настолько со всем этим смирился, что невольно принимал участие во всех этих непристойностях, ожидая полагающейся ему порции спиртосодержащих напитков. Он давно уже потерял работу, так как хоть и был специалистом высокой квалификации, но сотрудники, страдающие алкогольной зависимостью, никогда и нигде не пользовались значительным спросом.

Девочка росла в жестоких условиях. Мать издевалась над ней, как могла.

Это была молодая еще женщина: ей едва перевалило за тридцать. Тем не менее выглядела она гораздо старше своих полных лет. Ее еще достаточно красивое лицо носило следы длительного беспробудного пьянства, выражавшегося в мешках под глазами, обвисшей и обрюзглой коже, синюшном оттенке. Начинающее полнеть тело довершало печальный образ общественного падения этой некогда красивейшей женщины. Единственное, что еще выдавало в ней желание к жизни – это ее темно-голубые сияющие глаза, «горящие» озорным девичьим блеском. К своей одежде она давно уже относилась небрежно и совершенно не придавала значения тому, как она сейчас выглядит. Имя, которое носила та женщина: Ветрова Людмила Витальевна.

Отец мало чем отличался от матери. Он был старше ее на пятнадцать лет, при том, выглядел далеко за пятьдесят. Его «изрезанное» морщинами лицо мало напоминало того красавца мужчину, с которым познакомилась молодая Людмила Витальевна, когда освободилась из мест лишения свободы и сразу же «увела» его из семьи. За каких-то три-четыре года она сделала из Ветрова Сергея Геннадьевича спившегося старца, потерявшего интерес к добропорядочной жизни. Даже его серые глаза давно уже не показывали какого-либо интереса ко всему, что вокруг него происходит. Ростом он был много выше своей жены, возвышаясь над ней почти на «полторы головы». К тому, как он выглядит, родитель девочки относился совершено равнодушно, одеваясь в старые поношенные обветшавшие вещи.

Вот таким печальным образом выглядели родители маленькой Кати, когда ей только исполнилось четыре года. Отец относился к ней более снисходительно, можно даже предположить, что где-то в глубине души любил прекрасную девочку. Мать же, совершенно не скрывая, что дочка ей в тягость, каждый раз на это указывала. Побои и оскорбления в свой адрес Екатерина терпела практически ежедневно. Редкий случай, когда организм Людмилы Витальевны уставал от пьянства, и она устраивала короткие периоды от опостылевшей пьяной жизни. В такие моменты женщина вдруг вспоминала про свою девочку и, практически, носила ее на руках.

Такие проблески в извращенном сознании матери случались очень и очень нечасто и являлись для дочери лучшими днями ее существования. В основном же в квартире маленькому и несчастному созданию было находится страшно и жутко, но деваться из этого «ада» ей было некуда, и она постепенно привыкла к такому общению, и даже стала считать его абсолютнейшей «нормой жизни».

В детском садике, куда ее определили бесплатно, как дочь малоимущих родителей, давно уже привыкли, что за ней никто не приходит и отпускали Екатерину до дома одну. Однажды, придя таким образом в квартиру, она увидела, как в одной из комнат ее мать ласкается с чужим незнакомым мужчиной. Пьяный отец, в это же самое время, спал в соседней комнате. Девочка «застыла» на пороге родительской комнаты, не в силах двинуться с места.

Через какое-то время Ветрова-старшая заметила, что за ней и ее очередным ухажером внимательно наблюдают и, резко оттолкнув от себя полового партнера, стремительно встала. Подойдя к ничего не соображающей от пережитого шока маленькой дочери, мать схватила ее за длинные волосы и потащила в соседнюю комнату, где спал другой более пьяный родитель. Рассыпав в углу на пол сушенный горох, она поставила девочку на колени и злобно сказала:

– Вот, маленькая дрянь, теперь постой и подумай. Будешь знать, как подглядывать за взрослыми.

«Заливаясь» слезами, маленькая Катя запричитала:

– Мамочка, прости. Я больше не буду. Честно.

Однако женщина была непреклонна. Создавалось впечатление, что она получает удовольствие от страданий собственной дочери, так как видя происходящее, она украдкой улыбалась, и чем больше ревела девочка, тем радостнее становилось выражение на ее опухшем лице.

В первый раз Людмила Витальевна ограничила такое наказание одним только часом, но со временем подобная мера воздействия вошла у нее в привычку, и за малейшую провинность Екатерина, предварительно получив тумаков, вставала на колени в угол на рассыпанный там сушенный горох, который никто оттуда уже и не убирал. Мать от ее мучений испытывала наслаждение, дитя же копило злость и закаляло характер.

Постепенно она настолько привыкла к ежедневным побоям и наказаниям, что научилась не обращать на боль никакого внимания и плакала только для вида, чтобы не раздражать еще больше мучительницу-родительницу.

Когда девочке исполнилось шесть лет, ее родители к тому времени полностью деградировали. На маму ухажеры обращали внимание все меньше и меньше, и ходили к ней только асоциальные личности. Настало время, когда в доме нечего стало есть. Катя к тому времени уже стала ходить в школу и однажды, вернувшись с занятий, спросила:

– Мама, а чего мы сегодня будем кушать?

– Ах, тебе, дрянная девчонка, еще и есть подавай, – заорала Людмила Витальевна, хватая по привычке дочь за волосы одной рукой, а другой «раздавая» ей оплеух, – постой-ка, милая, в углу на горохе, тебе, я вижу, это очень понравилось.

С этими словами, женщина потащила девочку к месту ее наказания, при этом, гневным голосом объясняя:

– А если тебе хочется жрать, так пойди и укради, заодно, и меня накормишь.

Просить пощады было бы бесполезно, и хоть Екатерина боли уже не чувствовала, но она хорошо усвоила, что если не будет плакать, то наказание только усилится, и мать придумает ей что-нибудь более-чем жестокое. Поэтому она исправно рыдала, ненависть ее же от этого только усиливалась.

Чтобы себя прокормить девочка в компании таких же отверженных детей стала заниматься собирательством металлолома, не всегда добывая его только законными способами. Постепенно на их семью стали обращать внимание сотрудники детской комнаты милиции. Семья была поставлена на учет – как неблагополучная.

Так прошел еще один год. Кате исполнилось семь лет. И вот однажды, зайдя в квартиру, она увидела, что ее мать находится с тем же самым мужчиной, с которым она застала ее в первый раз. Они оба голые лежали в комнате на кровати, причем представитель мужского пола был тогда сверху. Отец в это время сидел перед подъездом на лавке, ожидая, когда ему разрешат войти в помещение.

Внутри маленькой семилетней девочки, при виде этой картины, напомнившей ей обо всех ее мучениях и страданиях, все словно «закипело». Чувство ее негодования усиливалось оскорбленным самолюбием за своего уже полностью деградировавшего полупьяного папу. Совершенно спокойно Екатерина зашла на кухню, выбрала там нож с самым длинным лезвием и, взяв его в правую руку, пошла в комнату, где Людмила Витальевна наслаждалась утехами со своим давним любовником.

Униженная и оскорбленная дочь подошла к ним сзади и некоторое время наблюдала за задницей маминого кавалера. Ее нерешительность длилась не больше минуты. Выбрав удобный момент, она всадила нож в промежность мерзавца, сделав это по самую рукоятку. К слову сказать: длинна лезвия была не менее двадцати пяти сантиметров. Выдернув клинок обратно, девочка молча осталась наблюдать за происходящим.

Мужчина дико взвыл, но встать уже не смог. Его словно парализовало. Женщина попыталась столкнуть ухажера, но у нее это не получилось. Так они и застыли. Он – истекая кровью. Она – вереща от испуга и призывая на помощь.

Катя, наблюдая за этой сценой, пыталась побороть в себе желание вонзить ножик и в тело своей мучительницы-родительницы. Пусть и с трудом, но это у нее получилось, хотя искушение девочки было настолько велико, что если бы мать сказала хоть одно грубое слово, то судьба ее была бы в тот миг решена. Однако женщина, глядя в уверенные и жестокие глаза маленькой дочери, словно чувствуя это, только раболепным голосом приговаривала:

– Катенька, дочка, прости, пожалуйста. Не убивай. Я больше тебя никогда не обижу. Я исправлюсь. Честно.

Девочка ничего на это не отвечала, а стояла и мысленно боролась со своим непреодолимым желанием закончить существование ненавистной ей женщины. Постепенно любовник затих, а тело его обмякло. У Людмилы Витальевны получилось сбросить его с себя на пол. Осторожно обойдя дочь стороной, она, так ничем и не прикрываясь – вся в крови, выбежала на улицу с криками: «Помогите!»

Когда приехали сотрудники милиции и увидели то, что случилось, многим даже видавшим-виды стало не по себе. Девочка так и стояла посередине комнаты с ножом в руке, как маленький зверек, готовая в любой момент бросится на очередную жертву. С большим трудом милиционерам удалось отобрать у нее нож.

Когда к ней приблизились с этой целью, Екатерина бросилась на ближайшего сотрудника, желая поразить его в то же самое место, куда чуть ранее воткнула клинок в тело уже мертвого материнского кавалера. Тому удалось увернуться, а девочка стала «метаться» по комнате, словно бы сумасшедшая, размахивая орудием убийства и не давая к себе приблизится. Когда одному из служителей закона все-таки посчастливилось схватить ее за руку, Катя, бешено извиваясь, всех кто был с ней рядом, стала кусать зубами и царапать ногтями. Пришлось ее связывать и колоть успокоительное лекарство.

После этого случая долгое время Екатерина лечилась в психиатрической клинике, а по выходе оттуда была определенна в детский дом в небольшом пригородном поселке. За время отсутствия девочки было проведено расследование. Установлены факты жестокого обращения с дочерью, и принято решение изъять ее из семьи. Родители были лишены родительских прав, и заботу о воспитании затравленного ребенка взяло на себя государство.

Глава VI. Детский дом

Детский дом представлял собой красного цвета двухэтажное кирпичное строение, общей площадью составлявший не менее полутора тысяч квадратных метров. Его территория, где кроме отдельно стоящей кочегарки, располагались еще всевозможные хозяйственные постройки, была огорожена двухметровым металлическим забором, выполненным из сваренных между собой прутьев. Ворота были аналогичными, только чуть выше, и на стыке сходившиеся под конус. Они всегда были заперты, и покинуть территорию учреждения было практически невозможно.

Вот в это здание и прибыла семилетняя Екатерина Ветрова. Встретила ее директор заведения – Злыднева Маргарита Павловна. На вид она была очень строгой женщиной, по возрасту подходившей к пятидесяти годам. Зеленые глаза ее, из-под очков с толстыми линзами, «бросали» гневные взгляды. Вечно нахмуренный лоб говорил о том, что она давно уже свыклась со своей ролью наводить страх и ужас на своих подопечных. Пепельного цвета вьющиеся волосы были аккуратно уложены в короткую прическу: «Каскад». Средняя полнота ее фигуры также придавала образу величавость и внушала дополнительное уважение.

– Ну здравствуй, Екатерина, – строго начала знакомиться директриса, – Меня зовут Маргарита Павловна. Я здесь самая главная, и меня все слушаются. Также должна поступать и ты. Если ты проявишь себя воспитанной девочкой, то мы подружимся. Если же ты посчитаешь возможным, что можешь здесь что-то изменить, тогда жизнь твоя изменится, и ты познаешь всю тяжесть наших принудительных наказаний.

Катя молча слушала наставления, прекрасно понимая, что вряд ли ей здесь будет лучше, чем было дома, но делать было нечего, судьба распорядилась таким образом, что ей теперь необходимо привыкать к новым невзгодам и тяжким лишениям. Между тем Злыднева продолжала и, видя безразличие Ветровой, с интересом спросила:

– Ты меня слушаешь?

– Да, Маргарита Павловна, конечно слушаю, – был четкий ответ маленькой девочки.

– Тогда я продолжу. Живем мы здесь по заведенному распорядку. Подъем в шесть утра. До шести часов десяти минут зарядка, затем до семи тридцати утренний туалет и уборка спален. Далее – завтрак, и с восьми тридцати начинаются занятия, продолжающиеся до пятнадцати часов. В перерыве, в одиннадцать пятьдесят обед. По окончании занятий получасовой сон, после которого с пятнадцати тридцати и до восемнадцати тридцати самоподготовка. В перерыве, в шестнадцать часов полдник. После самоподготовки до девятнадцати часов ужин, за которым следует воспитательный час. С двадцати и до двадцати одного часа свободное время, потом подготовка ко сну и вечерний туалет. В двадцать два часа – отбой. Все ли тебе, деточка, понятно?

– Да, Маргарита Павловна, мне все совершено ясно, – отвечала, не моргнув глазом, новенькая воспитанница.

– Хорошо, тогда иди устраивайся. Займешь койку на верхнем ярусе.

Подхватив свои небольшие пожитки, свернутые в небольшой узелок, Екатерина прошла в комнату, где было в один ряд установлено десять двухъярусных кроватей. Нижние койки были все заняты. Как оказалось, свободны были только две верхние, расположенные почти у самого входа. Девочка решила занять ту, что все же была подальше.

Время было только-что послеобеденное. Все были на занятиях. Катя сложила свои вещи в тумбочку и осталась ждать остальных обитателей ее нового огромного дома. Когда ее невольные соседки вернулись, то оказалось, что все они разных возрастов от шести до шестнадцати лет. К новенькой сразу же стали относится настороженно, никто не хотел брать ее в свою компанию.

Катю такое первоначальное обращение вполне устраивало, так как сама она, хоть и являлась довольно общительной, но в новом кругу чувствовала некое невольное отчуждение.

Так прошел первый день. После ужина, закончив вечерний туалет, все обитатели детского дома стали укладываться спать. Когда все улеглись, и Екатерина закрыла глаза, собираясь отправиться в царство сладостных сновидений, она вдруг почувствовала, как непреодолимая сила тащит ее с кровати вниз вместе с одеялом. Оказавшись на полу, девочка поняла, что ее заворачивают в собственное покрывало. Она попыталась закричать, но тут же почувствовала, как ее тело стало принимать на себя многочисленные наполненные гневом удары.

Пинали ее нещадно. Все обитатели комнаты, а было их восемнадцать девчонок, стремились внести, каждый, свою лепту в истязание новенькой. Успокоились они только тогда, когда Катя перестала подавать какие-либо звуки, и стало очевидно, что она потеряла сознание.

Ее так и оставили на полу. С чувством «исполненного долга» ее мучители разошлись по своим местам и спокойно легли отдыхать, предавшись успокоенным сновидениям. Ветрова лежала без чувств около трех часов, после чего, придя в себя, кое-как забралась на свое верхнее место. Ей ужасно хотелось уснуть и хоть на время «уйти» от этой жуткой реальности, но сон к ней не шел. Так она, мучаясь от боли и бессонницы, провалялась всю ночь.

Утром все встали, как ни в чем небывало. Екатерине ужасно хотелось рассказать о случившемся воспитателям, но она решила этого не делать, интуитивно предполагая, что это была ее проверка. Директриса, зная об этом обычае – принимать в свои ряды новеньких, проводя их через жестокое испытание, вызвала Ветрову к себе.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Злыднева, – Не болит ли чего у тебя? Может хочешь на что-то или кого-то пожаловаться.

– Чувствую я себя прекрасно, Маргарита Павловна, – не по-детски совершенно серьезно отвечала маленькая девчонка, – Жаловаться мне не на что. Можете не сомневаться, со своими бедами я сама смогу справиться.

– Ну раз так, – заканчивая разговор, произнесла руководитель воспитательного учреждения, – тогда иди занимайся.

Катя отправилась на занятия, а вечером, когда по расписанию было свободное время, она нашла на улице довольно прочную прямую палку и с одной стороны заточила ее конец. Изготовив такое незаурядное оружие, она дождалась вечера и легла спать, готовая к отражению нападения.

Еще одну ночь Ветрова провела, не смыкая своих маленьких детских глазок. Однако, в этот раз все прошло спокойно, и ее более не тревожили. На следующие сутки молодой организм не выдержал пережитого напряжения, и Екатерина забылась достаточно тревожным наполненным кошмарами сном. Ежечасно она, вздрагивая, просыпалась, «обливаясь» холодным потом, но через секунды «проваливалась» обратно.

Утром Катюша встала совершено не отдохнувшей и после зарядки направилась в моечную комнату. Там уже находились две девочки: девяти и двенадцати лет. Та что постарше обратилась к Ветровой на первый взгляд с совершенно обыкновенным вопросом:

– Эй, новенькая, тебя как зовут?

– Катя, – спокойно ответила вновь прибывшая.

– Слушай, а у тебя какая зубная паста? – вставила та, что помладше.

– «Жемчуг». А что? – поинтересовалась Екатерина.

– Отдай ее нам.

– Это с какой-такой радости?

– Да, все очень просто, – продолжила старшая, – мы тебе сейчас все зубы повыбьем, и она тебе более не потребуется.

И засмеявшись своей шутке, девочки принялись наступать, явно намереваясь осуществить свои требовательные угрозы и отобрать предмет, на который обе «положили глаза». Ветрова встала в защитную позицию, где стиснув зубы и «наполнив» гневом глаза, словно готовящаяся к броску змея «прошипела»:

– Только попробуй.

Хоть Катюша и казалась маленькой девочкой, но она вдруг внезапно стала похожа на разъяренного маленького зверька, встреча с коим не сулила ничего доброго. Наступающие на миг остановились, но вдруг сообразив, что не доведя свои намерения до конца, потеряют авторитет среди остальных воспитанниц детского дома, продолжили яростное сближение.

Как только они оказались друг против друга, более взрослая нападавшая приготовилась нанести удар и замахнулась для этой цели правой рукой. Екатерина, все это время прятавшая аналогичную руку под майкой, где удерживала не заточенный конец приготовленной ранее острой палки, резко извлекла ее наружу и, слегка присев, воткнула острие своего оружия в бедро нагловатой соперницы. Это орудие защиты Катя хранила при себе, прижимая резинкой от трусов к своему небольшому телу.

Удар был настолько силен, что заточенный конец вошел в тело почти-что наполовину. Пострадавшая взвыла от боли и низко присела, опустившись на «пятую точку». Ветрова тут же вытащила «оружие» и принялась ждать действий со стороны второй соперницы. Однако та нападать не спешила, видя, как на полу «извивается» от боли ее настойчивая подруга.

– Ну, что? Есть еще охотники до моей пасты? – произнесла храбрая маленькая «воительница», – Или же еще нужно кому объяснить, что меня лучше не трогать?

– Нет-нет, – произнесла та, что помладше, – мы все поняли и обещаем оставить тебя в покое.

– То-то же, – промолвила Ветрова и спокойным уверенным шагом отправилась к раковине, где неторопливо закончила свой утренний туалет.

После этих событий представительницы детского дома приняли Катю в свою большую семью, посчитав ее достойной быть членом их коллектива. Конечно, и после этого небольшого конфликта между ними многократно возникали всевозможные стычки, но это были уже выяснения отношений между близкими людьми, и надолго никто ни на кого абсолютно не обижался. Кроме того, к побоям и унижениям в таких заведениях все привыкают, потому что они являются делом обыденным, и если не происходит конфликтов с воспитанниками, то обязательно достается от воспитателей.

Глава VII. Зловещий кочегар

Так, в постоянной борьбе за выживание со сверстниками, и непрекращающимися унижениями со стороны старших и преподавателей, прошло четыре года, и Катеньке исполнилось одиннадцать лет. Ее тело, развиваясь, стало набирать довольно привлекательные формы, и старшие детдомовские мальчики уже вовсю засматривались на эту прекрасную девочку. Возможно, что, как раз, по этой причине большую часть своего времени Ветрова проводила именно с ними.

Среди представительниц прекрасной половины заведения она уже давно пользовалось вполне заслуженным авторитетом, как отчаянная и способная постоять за себя отчаянная «пацанка». По большому счету, наверное, только поэтому с Екатериной старались не связываться даже старшие более развитые воспитанницы.

Училась Ветрова довольно неплохо, с легкостью осваивая школьную программу. Кроме своего выстраданного умения защищаться, она получила и дар от природы, которая оказалась не столь равнодушной и одарила девочку острым умом, мгновенной сообразительностью и необычайно восхитительными внешними данными.

Однако, не только мальчики заглядывались на это поистине привлекательное творение, когда-либо созданное Вселенной. Однажды, когда она гуляла со своими друзьями: Петей – мальчиком, чуть старше двенадцати лет, щуплого телосложения с белобрысой головой и Степой – пятнадцатилетним юношей, уже начинающим приобретать мужские очертания развивающегося тела, с черными, как смоль, волосами и такого же цвета глазами. Увлекшись игрой, они забрели к зданию котельной, находившейся в самом дальнем конце территории детского дома.

Само помещение было кирпичное квадратной формы, имевшее размеры шесть на шесть метров. Оно выступало за ограду наружу и граничило с забором той стеной, где было только окошко. Входная дверь и уголь находились снаружи так, что никто из обитателей заведения не смог бы получить к ним доступ. Также и рабочий, поддерживающий тепло, не мог войти на земельный участок, находящийся в пределах этого учреждения.

Внезапно Степа сказал:

– А вы знаете, что в этом доме живет черт: страшный и черный, как вон тот уголь.

– Нет, – не скрывая суеверный испуг, ответила Катя, – а что он там делает?

– Он заманивает туда маленьких девочек и мальчиков, – продолжал рассказчик вкрадчивым голосом, – потом мучает, жарит их в печке, а затем, когда они покроются хрустящей корочкой, жадно съедает.

– Не может быть! – испуганно запротестовал Петя, – Как же он это делает, если в стене нет двери?

– А очень просто, – понижая голос до полушепота, начал Степан свою повесть, – ночью, когда все ложатся спать, он вырывает яму, через которую пролезает в сад. Затем он идет к нашему дому, через окошко залезает внутрь и садится в туалете ждать, пока туда не придет кто-нибудь из детишек. Потом он хватает их и убегает, унося с собой в свою кочегарку, где кидает в печь и обжаривает, а потом ест, потихоньку начиная с ручек и ножек и заканчивая головой, где ему особенно нравятся глаза, а в последнюю очередь он съедает сердце.

Девочка и второй мальчик слушали его, как завороженные, не в силах проронить ни единого слова: так все походило на правду. Вдруг, как-бы в подтверждение слов повествователя в покрытое сажей окно выглянуло лицо настолько страшное, что Екатерина не смогла удержаться и, пронзительно закричав, побежала в сторону детского дома. Ее примеру тут же последовали и ее верные спутники – как старший, так же и младший.

Показавшееся в оконном проеме лицо принадлежало страшному кочегару. Он еще долго смотрел, как убегают неразумные дети, наблюдая за ними глазами полными неутолимого мужского желания.

Об этом человеке стоит сказать особо. Он был не то что непривлекательной личностью, но имел просто отталкивающую наружность: настолько он был страшен и уродлив. Его скривленное на одну сторону лицо было настолько некрасиво, что у всякого, кто видел его первый раз, вызывало безусловное чувство беспричинного страха: над правым глазом у него был необычайный нарост; левая часть лба была намного шире правой; все лицо его было покрыто шрамами от перенесенной ранее оспы; ходил он всегда чуть согнувшись, так как его заставлял делать это имевшийся на спине огромный горб, который ко всему прочему перекашивал его тело, создавая ощущение, что одна часть выше другой. Ко всему сказанному, он обладал небывалой физической силой, и его мускулистые красивые руки никак не гармонировали с приведенными описаниями. Заканчивался облик коротенькими кривыми ножками, делая кочегара больше похожим на отвратительную гориллу, чем на представителя мужской половины нашего человечества. От рождения ему досталось имя: Мухротов Гаврила Спиридонович. Его возраст составлял чуть более тридцати лет.

Именно этот страшный человек был непредсказуемо поражен открывшейся его взору непередаваемой красотой Ветровой Кати. Кочегар долгое время не мог прийти в себя от увиденного и ходил по помещению котельной, обдумывая то, как он станет обладать этой девочкой.

Ничего не подозревающие о произведенном на Мухротова впечатлении, дети прибежали в здание детского дома, где укрывшись в игровой комнате, отдышались и принялись обсуждать увиденное ими страшное наваждение.

– Вы его видели? – спросил более старший мальчик.

– Да, – ответила перепуганная девочка, – ну, и страшила.

– Вот теперь он нас запомнил, – продолжал нагонять ужас Степа, – и обязательно выловит и сожрет.

– Не может быть? – стуча от страха зубами произнес напуганный Петя, – а как он попадет в наше помещение?

– А я уже об этом рассказывал. Подстережет тебя ночью в туалете и утащит, а потом изжарит и точно сожрет.

– Я теперь точно ночью из комнаты никуда не выйду, – сделал свое заключение младший подросток.

– Да ладно, – сказала более рассудительная Екатерина, – в «ДД» ночью никого не пускают, так что никто туда не залезет, и, если честно, то я его и днем-то ни разу не видела – значит ему сюда вообще нельзя заходить.

– Будет он кого спрашивать, – настаивал Степан, – придет ночью, пока все спят, и зайдет так, что его никто и не остановит.

– А дежурная воспитательница? – робко вставил двенадцатилетний ребенок.

– Ха, а они что не люди? – устрашающе ухмыльнулся старший подросток, – они ночью спят еще крепче, чем ты.

– Не слушай его, – произнесла твердым голосом уже давно успокоившаяся девочка, – никто посторонний сюда не придет. Назовите мне хоть один случай и укажите на это, если я не права.

На такое утверждение возразить было нечего, и дети, имея бесценный талант: долго ни на чем не зацикливаться, постепенно забыли обо всем недавно с ними произошедшем.

После этого события, по прошествии примерно месяца, где-то в середине июля, когда стояла достаточно жаркая погода, детей организованной группой повели купаться на небольшой водоем, расположенный примерно в полутора километрах от детского дома. Местность вокруг него была кустарниковая, постепенно переходящая в лесистую. Для захода в воду имелось достаточное пространство, имеющее что-то около двенадцати метров. Само небольшое озерко в своем диаметре едва ли доходило до семисот метров.

Оказавшись в воде, воспитанники, находившиеся под присмотром взрослых, принялись наслаждаться прохладой, при этом, не забывая играть и резвиться. Такие веселые праздники устраивались не часто, и каждый стремился получить от этих забав, как можно большее удовольствие. Вместе с остальными Катя предавалась веселью и безмятежно плескалась в теплом источнике, нагревшемся под лучами нещадно палящего солнца.

По окончании купания все дети с шумом побежали в близлежащие кустарниковые насаждения, чтобы отжать в них предназначенный для плаваний принадлежности, распределившись так, что мальчики отправились в одну сторону, а девочки совершенно в другую. Ветрова, поскольку больше общалась с представителями мальчишечьей половины детдома, устремилась за ними. Оказавшись вне зоны видимости остальных, ребята остановились, а Екатерина углубилась чуть дальше, пока ее друзья не скрылись из видимости. Сняв с себя купальник, она принялась его выжимать, энергично скручивая руками. Вдруг девочка почувствовала, как ее кожа на спине сжалась от непонятного ощущения. В районе позвоночника «пробежал» настойчивый холодок, не предвещающий ничего хорошего. Как уже известно, Ветрова была не из пугливых, но на этот раз сердце ее будто сжалось от неиспытанного ею еще никогда ранее ужаса и на миг даже остановилось.

Не понимая, что явилось причиной такого ее состояния, и не видя перед собой ничего опасного, Катя попыталась обернутся, предположив, что опасность находится сзади и – замерла. Прямо перед ней стоял страшный кочегар – Мухротов Гаврила Спиридонович. Не давая ребенку опомниться, он легко подхватил девочку одной рукой под мышку, другой зажал рот и потащил, углубляясь в кустарники, переходящие постепенно в нескончаемую чащу огромного леса.

Удалившись на приличное расстояние, он небрежно бросил маленькое тельце на землю. Сам же стоял, наслаждаясь страданиями своей юной жертвы и постепенно входя в сумасшедший экстаз. Он был настолько ужасен в своем звероподобном обличии, что вид его совершенно парализовал волю Екатерины. Все же она, действуя где-то на подсознательном уровне, попыталась на локтях отползти от мучителя в сторону, но это обстоятельство только «подогревало» необузданное желание неописуемого «страшилы». Упиваясь беспомощным состоянием малолетней страдалицы, злодей медленно наступал, все больше и больше получая удовольствие от созерцания страданий маленькой жертвы. Глаза его широко расширились и словно «остекленели».

Катя, глядя на этого жуткого изувера, совершенно отчетливо понимала, что просить его о пощаде было бы бесполезно, но все-таки решилась на отчаянную попытку и, едва сдерживая слезы, дрожащим голосом молвила:

– Пожалуйста, пощадите меня, не трогайте. Я Вам ничего плохого не сделала.

Эти слова были, как команда к началу ужасного действия. Окончательно «озверев», истязатель набросился на обреченную к страданиям девочку. Схватив ее рукой за шею, он стал сдавливать горло, таким образом еще более парализуя ее детскую волю. Обдавая свою жертву вонючим дыханием, где смешались запахи: алкоголя, сажи, чеснока и еще какой-то непонятной гадости, отвратительный мужчина начал свое «грязное» дело.

Как же ей было жутко и больно! Однако, за все время жуткого истязания, Катя не проронила ни звука, только слезы крупными каплями струились по ее гладким щекам. Задыхаясь от зловонного запаха, исходившего изо рта мелькавшей перед ее лицом страшной «гориллистой» рожи, она отлично понимала, что мучения ее этими действиями совсем не закончатся, и мысленно уже прощалась и с самой жизнью. Через какое-то время девочка потеряла сознание.

В то же самое время мальчишки, обеспокоенные долгим отсутствием своей смелой подруги, несколько раз прокричав ее имя и не получив никакого ответа, побежали назад и рассказали воспитателям об исчезновении маленькой девочки. Все дружно бросились ее тут же искать. Сделать это было не трудно: Мухротов, передвигаясь по высокой траве, оставил довольно отчетливый след.

Успели как раз вовремя. Истязатель, насладившись мытарством над беспомощным тельцем, уже искал предмет с помощью которого сможет «добить» малолетнюю мученицу. За этим занятием его и застала – лично директор детского дома. Она сразу же все поняла и властным голосом прокричала:

– Не смей! И убирайся отсюда, а завтра явишься ко мне на беседу! Ну, быстро!

Увидев свою начальницу, недавний изверг «обмяк», как побитый пес, покорно склонился и быстро засеменил прочь от места своего ужасного преступления. Бездыханное тело девочки перенесли в здание детского дома, где постепенно привели ее в чувство.

Злыднева Маргарита Павловна, естественно, «афишировать» подобное событие нужным не посчитала, дабы не уронить честь своего учреждения. С кочегаром она провела душещипательную беседу, но на работе его все равно оставила. Сделала директриса это лишь потому, что никто из нормальных людей на такой низкий оклад зарплаты не шел, и вряд ли бы она смогла найти замену на эту непривлекательную и грязную должность.

Глава VIII. Ночные прогулки

Прошло еще пять лет. Екатерина расцвела, превратившись в очаровательную и восхитительную шестнадцатилетнюю девушку. Воспитанная на унижениях и постоянной борьбе, она сделалась твердой, наглой, бесстрашной и беспощадной.

В ее память навсегда «врезался» случай с ужасающим кочегаром, а главное – то, как повела себя руководитель их заведения, оставив насильника безнаказанным. Она возненавидела Злыдневу и нисколько не скрывала этого чувства.

– Придет время, и Вы за это ответите, – сказала она ей однажды.

– Поживем увидим, – только и был ответ Маргариты Павловны.

С тех пор она всячески притесняла воспитанницу, не упуская ни одного удобного случая, чтобы если не оскорбить, то обязательно ударить ее. Однако такие методы воспитания только укрепляли характер девушки и воспитывали ее волю, делая злой и жестокой. При всем при этом, она научилась умело скрывать свои чувства и эмоции и, делая непроницаемым свое лицо, никогда не давала «прочесть», что происходит у нее на душе. Катя могла, даже испытывая невероятную душевную боль, мило улыбаться и говорить, как ни в чем не бывало.

Мухротов же, наблюдая за Ветровой из окна своей кочегарки, когда та играла с друзьями неподалеку, не оставлял мысли довершить начатое им в лесу беспощадное дело. Его терзали мучительные развратные грезы, и он вынашивал идею, как сможет осуществить свой ужасный замысел.

Повзрослев, Екатерина была уже почти самая старшая среди девочек. У нее появились совершенно другие интересы, она стала уверенно заглядываться на парней, делая это уже совсем не ради простой дружбы. У нее появились свои секреты и тайны, которыми нужно было с кем-то делится. Поэтому она сдружилась с двумя сверстницами пятнадцати и шестнадцати лет.

Первая – та, что помладше – выделялась довольно пышными формами, была развита не по годам, но была не очень красивой. Ее рыжие густые волосы отбросили свою «тень» и на лицо, усыпав его многочисленными веснушками. Круглое лицо никак не гармонировало с невероятно большим заостренным носиком. Зеленые глазки, при этом, «светились» озорством и лукавством. Единственное, что в ней было особенно привлекательно, так это невероятно красивые ноги. К одежде она относилась неразборчиво и так же, как и Ветрова, одеваясь во что придется, но если Катю с ее превосходными внешними данными это нисколько не портило, то ее подруга выглядела нелепо, словно разряженная капуста. От рождения ей даровано было имя: Дарья.

Вторая была полной противоположностью первой. Она была очень худой и довольно невысокого роста. Однако лицо ее было настолько красиво, что наводило на мысль, что перед тобой находится либо фея, либо нимфа, а возможно даже и коварно-настроенная сирена. Последнее подтверждалось еще и тем, что она имела такой милый, почти ангельский голос, что невольно хотелось, не переставая, слушать его мелодичные тембры. А когда она начинала петь, то помимо воли приходило на ум, что когда-нибудь она станет большой знаменитостью, такой почти ни с чем не сравнимый имела она Божественный голосок. На ее кругленьком личике выступал маленький аккуратненький носик. Большие голубые глазки, при моргании, скрывались за необыкновенно длинными пышными естественными ресницами. Само собой разумеется, она была блондинкой. К своей одежде девушка относилась очень скрупулезно, выбирая себе только лучшие вещи, что при наличии у ее подруг ни предвзятого отношения к своей внешности особых затруднений, в принципе, не вызывало. Она значилась по именем: Анастасия.

В самой Екатерине настолько все было совершенно, что трудно было бы найти хоть какой-нибудь малейший изъян. На ее овальном лице выделялись большие невинные темно-голубые с отливами глазки. В сочетании с этим, подвижный коралловый ротик и густые элегантно захваченные сзади «хвостом» каштановые волосы настолько подчеркивали ее природную миловидность, что казалось – перед тобой находится Ангел, такой поразительной юной невинности, что нетрудно было предположить – вот существо воистину неземное. Она была невысока ростом, имея стройную отлично сложенную фигуру. Ее не по-детски развитые «формы» придавали ей еще больше волшебности и загадочности. Она была чуть смугла, но когда начинало светить солнце у ее кожи появлялся чудесный золотистый оттенок. Маленькие восхитительные ножки были словно выточены из мрамора умелым прославленным скульптором.

Так вот: эти три девушки умудрились подделать ключи от ворот и, сделав каждой по одному экземпляру, тайком, исключительно по ночам, стали покидать расположение детского дома и бегать в поселковый клуб на проводимую в нем дискотеку. В один из таких побегов они, возвращаясь, внезапно столкнулись с ужасающим кочегаром. Ветрова сразу же вспомнила все пережитое ранее, но быстро «взяла себя в руки» и гордо посмотрела на своего проклятого ею врага. Тот сделал вид, что не узнал их и спокойно проследовал мимо. Мысленно же заулыбался, так как теперь он точно знал, что ему следует делать.

По прошествии двух недель подруги снова засобирались на танцы.

– Кто желает сегодня пойти потусить? – спросила Екатерина в субботний вечер у двух других девушек.

– Естественно, я, – ответила Настя.

– И, конечно, же я, – поддержала подруг Даша.

– Тогда, как только стемнеет, по тихому собираемся и выходим, как и обычно, через окошко, расположенное в мальчишечьем туалете, – наставительно промолвила Катя, – да смотрите: не перебудите, как в прошлый раз, младших, а то ишь они тогда «раскудахтались».

Нетрудно догадаться, что в этой троице главной была именно Ветрова, и пользовалась она непререкаемым авторитетом, как, впрочем, и у остальной половины девичьего населения детского дома, относящихся к разряду воспитанниц.

– Ты что собираешься сегодня надеть? – поинтересовалась Анастасия, после того как подруга закончила раздавать инструкции.

– Да, как и обычно, синие джинсы и свою серую куртку, – небрежно произнесла «атаманша», сделав ударение на слове «свою».

Следует понимать, что имея такие красивое лицо и тело, любая одежда к ней подходила безукоризненно, и даже если бы Екатерина оделась какой-нибудь замарашкой, то все равно выглядела бы достаточно приятно и притягательно.

– А ты? – обратилась блондинка ко второй менее красивой подруге.

– Я? – отвечала Дарья, – наверное, короткую черную юбку и красную куртку.

– Хорошо, тогда я надену короткое синее платье, а поверх нашу общую кожанку. Никто с этим не возражает?

– Нет, – хором ответили ее подруги и весело засмеялись.

– Ну, все с одеждой решили, – сделала Ветрова свое заключение, как только закончила предаваться постигшему всех беспричинно веселью, – теперь дожидаемся вечера. И никому не говорите ни слова.

После этих слов девушки отправились ужинать, так-как подошло самое время.

На дворе был уже поздний октябрь, и темнело довольно рано, поэтому эту часть договора выполнить труда не составило. В десять часов вечера, когда все ложились спать, на улице было уже ничего не видно. Подождав еще около часа, пока заснут другие воспитанницы и дежуривший воспитатель, трое «заговорщиц» стали собираться, стараясь делать это бесшумно. Потихоньку одевшись, они друг за другом вышли из комнаты и на цыпочках, держа обувь в руках, направились к туалету, расположенному на первом этаже этого двухэтажного здания.

Там они еще какое-то время молча прислушивались, и, убедившись, что все достаточно тихо, одна за другой вылезли в форточку большого окошка. К слову сказать, отверстие это имело довольно внушительные размеры: примерно сорок пять на сорок пять сантиметров. Администрация заведения, чтобы исключить подобные факты, распорядилась прибить дверцу к раме гвоздями. Наши «авантюристки» оказались хитрее и уже много ранее, отжав ее от окна, перепилили концы гвоздей, оставив только наружные шляпки так, что оставалось впечатление, что все надежно прибито.

Оказавшись на земле, девушки обулись в прихваченные с собой кроссовки и, так же стараясь поменьше шуметь, укрываясь в тени, отбрасываемой зданием, стали пробираться к воротам. Как и обычно, замок отперли ключом Дарьи, после чего оказавшись на улице и свободно вздохнув, весело «щебеча», заговорщицы отправились к поселковому клубу.

– Ну как, развлечемся сегодня? – весело улыбаясь, задала вопрос разодетая Настя.

– А для чего же мы тогда выбрались? – не совсем корректно ответила Катя, – по-моему глупо думать, что я бы стала так рисковать, направляясь на скучные посиделки.

– Лично я собираюсь сегодня развеяться по полной программе, – вставила молодая шатенка, – я на позапрошлой неделе присмотрела такого парня, что при виде его у меня кровь замирает в моих девичьих жилах.

Всем понятно, что девушки уже давно активно жили половой жизнью, и на подобных мероприятиях их знакомства с представителями противоположного пола нередко заканчивались самой настоящей близостью.

– Каждый раз у тебя все какие-то новые, – засмеялась веселая Настя, – я вот уже три недели встречаюсь с одним. Эх, знали бы вы какой он бывает ласковый.

– Три недели – это срок, – иронично заметила Ветрова и тут же добавила, – а чтобы узнать какой он ласковый, так дай мне попробовать.

– Ну, уж нет, – изобразив негодование, возразила блондинка, – я еще сама не насытилась, а вот как надоест, тогда, пожалуйста, пользуйтесь.

– На том и порешим, – согласилась Екатерина.

Так за предвкушением будущих наслаждений подруги постепенно приблизились к дому культуры. Время было около двенадцати часов ночи, и у девушек оставался еще целый час свободного времени до окончания развлекательного мероприятия. Естественно, терять его они не собирались и, проскользнув в общей суматохе в зал бесплатно, принялись энергично танцевать, не забывая выглядывать по сторонам своих знакомых парней.

Почти сразу же к ним приблизились их кавалеры, которые, пристроившись рядом, стали изображать нечто подобие неумелого танца. У Екатерины постоянного друга не было: она, уже тогда зная себе высокую цену, была очень разборчива в выборе и не подпускала к себе никого «ближе расстояния вытянутой руки». То есть она могла пойти только с тем, с кем хотела сама. Местная молодежь уже давно изучила ее жесткий и порой беспощадный характер, и парни старались по возможности не связываться с отчаянной девушкой, хотя, глядя на нее, у большинства молодых людей попросту «текли» похотливые слюнки.

Ближе к концу дискотеки ее подруги в сопровождении своих бойфрендов стали устремляться к выходу из здания поселкового клуба. Катя в этот вечер еще ни на ком не остановила свой выбор, да к ней как-то никто и не подходил, стараясь почему-то активно избегать ее прекрасного общества. Она никак не могла понять причину такого поведения местных парней. Вдруг, все это разрешилось само-собой.

Когда девушка покинула пределы здания, на улице к ней подошел парень, среди своих имевший незамысловатое прозвище: «Бедный».

Глава IX. И снова Мухротов

Этот молодой человек заслужил такое прозвище, так как был из малообеспеченной семьи, однако среди сверстников он пользовался непререкаемым авторитетом, и мало кто из его сверстников отважился бы противопоставить ему свое мнение. Его имя: Александр, практически никогда и никем не произносилось, все давно привыкли называть его по «прилипшему» к нему псевдониму. Он был очень жесток, можно даже сказать безжалостен и беспощаден.

В свои семнадцать лет Саша имел вполне сформировавшееся мужское тело атлетического сложения, что послужило результатом его регулярного посещения спортивного зала. Коротко остриженные сзади, спадающие на лоб спереди темные густые волосы прикрывали половину его лба и левый глаз, имевший, как и правый, черный окрас своей радужки. Овальное сравнительно красивое лицо выделялось выражением уверенного в себе человека. Ростом он был выше Екатерины чуть-ли на «целую голову», достаточно широк в плечах, имевший, при всем этом, легкую и непринужденную уверенную походку. Одевался он достаточно изыскано, так-как сплотив возле себя небольшую группу отчаянных «отморозков», обложил почти все молодое население поселка непререкаемой данью, которую в те времена предпочитали лучше отдать, чем стать абсолютным изгоем.

Вот такой, среди остальной молодежи, значимый парень предложил Екатерине прогуляться по окончании дискотеки.

– Девушка, можно ли Вас проводить? – пытаясь быть вежливым, начал простую речь Александр.

Ветровой польстило подобное внимание, и она охотно согласилась, небрежно ответив:

– Да конечно, а почему бы и нет.

– Чем бы ты хотела заняться? – сразу же перейдя на неформальное общение, поинтересовался не отличающийся галантным обращением кавалер.

– А, чем по твоему могут заниматься парень с девушкой, да еще темной ночью? – попыталась Катя разыграть удивление, – Не звезды же, наверное, будут считать?

– Согласен, глупый вопрос. Может, тогда, ко мне?

– Да. Давай только быстрее, а то мне до утра надо в «ДД» успеть возвратиться.

После такой непродолжительной беседы они, наконец, назвали друг другу свои имена и проследовали в дом к «Бедному», где в течении часа предавались плотским утехам. Когда все закончилось, Екатерина стала собираться достаточно быстро, партнер же ее вдруг понял, что безумно любит это невероятное Божье творенье.

– Катюш, когда мы увидимся снова? – задал он вполне закономерный вопрос.

Так сложилось, что девушке было совершенно безразлично, что чувствуют другие. Всех и вся она использовала только к своей безусловной выгоде и не позволяла себе ни к кому проникнуться каким-либо теплым чувством, поэтому она твердо ответила:

– А с чего, Саша, ты вдруг предположил, что будет какое-то продолжение?

– Но я подумал…

– Пусть думают лошади, у них головы большие, – весело сказала недавняя любовница и, немного поразмыслив, добавила, – ладно, если будет удобный случай – посмотрим.

Энергично щелкнув молнией куртки, она напоследок поцеловала «Бедного» и заспешила к выходу. Провожая ее глазами, парень понимал, что уже никогда не сможет забыть этой девушки, так она «прожгла» все его существо непонятной энергетикой, наполнив сердце до селе невиданным ему чувством.

В условленном месте подруг не оказалось, время же близилось к подъему, и, решив, что они уже ушли, Ветрова заспешила к детскому дому, находясь в одиночестве. Когда она прошла мост через небольшую речушку, отделяющую основную часть поселка от детского дома, то внезапно вновь ощутила, как стремительно сжалось ее сердце, а по спине побежал знакомый уже «холодок», распространяемый от охватившего ее непобедимого панического, кошмарного ужаса. Тут же в ее воображении возникли детские воспоминания об ужасном кочегаре и его поистине нечеловеческом поступке, совершенном некогда по отношению к ней. Она замерла на короткое время на месте, прислушиваясь к окружающей обстановке, но все вокруг вроде бы было спокойно. Предположив, что опасность находится впереди, она стала пятиться назад, продвигая вперед заднюю часть своего тела, продолжая усилено напрягать взбудораженный слух.

Вдруг, когда она уже собиралась развернуться и бежать назад в расположенный неподалеку поселок, чтобы спокойно переночевать там у своего нового друга, она почувствовала, как на ее пути возникла непонятная прочная преграда, и тут же последовал мощный удар по ее голове, от которого она потеряла сознание.

Нетрудно догадаться, что это был Мухротов Гаврила Спиридонович. Он уже вторую неделю караулил свою жертву, и вот, наконец-то, ему улыбнулась удача. Заметив, что Екатерина возвращается одна, он, когда та прошла через мост, вылез из своего укрытия, чтобы преследовать ее дальше. Однако увидев, что девушка остановилась и, резко изменив направление, пошла на него спиной, просто встал и дождался, когда же она к нему приблизится, чтобы «огреть» ее по голове прихваченной заранее деревянной скалкой.

Легко взвалив обездвиженное тело себе на горбатое плечо, злодей понес Ветрову к себе в кочегарку. Войдя в помещение, он бросил свою ношу на имевшийся в его «закутке» пропитанный вонью и сажей топчан и принялся ждать, когда его жертва очнется. Чтобы получить требуемое ему наслаждение необходимо было видеть страдания мученицы, а бесчувственное тело его совершенно не заводило.

Между делом, изувер принялся подготавливать погребальные принадлежности. Для этой цели, перед самой топкой и исключительно на ее уровне, он установил переносные медицинские носилки так, чтобы они располагались параллельно полу. Если положить на них человеческое тело, оставалось только открыть топку, переложить один конец носилок на ее край, а другой подать вперед и следы преступления навсегда скроются в безжалостном пламени.

За таким занятием его и застала очнувшаяся девушка. Чуть приоткрыв один глаз, она молча наблюдала за приготовлениями безжалостного садиста. То, чем он собирается завершить свое действие, сомнений не вызывало. Екатерину охватил удушающий ужас, она стала стремительно задыхаться. Грудь ее «сдавило» словно тисками, а легким не хватало свежего воздуха. Дыхание ее участилось, что постепенно привлекло внимание Мухротова.

– А, очнулась, – хриплым скрипучим голосом, который Ветрова слышала первый раз в жизни, сказал хозяин отвратительной кочегарки, в полумраке прокопченного помещения наводя своим видом еще больший кошмар, – сейчас мы с тобой позабавимся. В прошлый раз нам помешали, и мы не успели закончить, но теперь не переживай, все пройдет совершенно спокойно.

У Екатерины «кровь стыла в жилах», и действительно было от чего ужаснуться. В потолке мрачной детдомовской котельной горела всего одна покрытая сажей лампочка, излучая свет необходимый только для того, чтобы чуть «разогнать» темноту, создавая легкий сумрачный полумрак. В этой чуть освещаемой темени передвигалось существо, больше напоминающее гориллу, нежели человека, при этом, его перекошенное на одну сторону тело, с точно-таким же деформированным лицом, придавали ему довольно зловещее выражение. При такой декорации и внешних данных этого некого подобия человека чувство страха невольно бы закралось и в сердце видавших-виды достаточно зрелых мужчин. Перед ним же находилась еще до конца не сформировавшаяся, вполне, юная девушка. Его ужасающий образ заканчивало прокопченное лицо, имеющее над глазом нарост, который выглядел, как рог у служителя преисподней.

Обладая недюжинной силой, Гаврила легко поднял свою жертву, как следует, встряхнул ее и, убедившись, что она продолжает находиться в сознании, принялся готовиться к своему «грязному» делу. Как и в прошлый раз, наблюдая страдания угнетенной личности, он постепенно начал входить в состояние ополоумевшего экстаза. Для того, чтобы получит наслаждение, истязателю обязательно требовалось видеть страх своей прекраснейшей мученицы.

Екатерина давно поняла это и решила подыграть немного Мухротову, намереваясь таким образом, как можно дольше оставаться в сознании. Наполнив глаза слезами, что, в принципе, при подобных обстоятельствах было нисколько не трудно, она дрожа всем своим телом запричитала:

– Дяденька, пожалуйста, пощадите меня, я больше так не буду. Я сама буду к Вам приходить, только не убивайте меня.

Делала она это так естественно, что глаза мучителя постепенно загорались, обретая «остекленевшее» выражение. Чем больше Катя плакала и причитала, тем сильнее тот предавался охватившему его кайфу. Расчет девушки был на том, чтобы отвратительный «зверь» не стал ее душить и не оставил тем самым без чувств, но она в это раз просчиталась: очевидно, для наполненного эффекта ему это действие было совершенно необходимо, поэтому Гаврила подошел к девушке, одной рукой сжал ей горло, другой оперся на кушетку и, только услышав, как та захрипела и увидев, как закатываются ее глаза, стал над ней безжалостно измываться.

Ветрова понимала, что вот-вот потеряет сознание, но все же понимала, что ей необходимо дать мучителю войти в состояние своего сумасшедшего транса, потому-то всеми силами стараясь не «отключиться», терпела все его издевательства. Екатерина предоставила «страшиле» полную свободу и только, когда тот полностью погрузился в состояние безудержной эйфории, начала отчаянно действовать.

Она всегда понимала, что если этот «дьявол» положил на нее глаз, и ему не удалось ее убить первый раз, то все равно он не успокоится, и следующей встречи не избежать – вот она к ней и основательно подготовилась. В ее курточке, которую, опять же, по счастливой случайности с бесчувственного тела не снял истязатель, в специальном кармашке, проложенному по самому нижнему ободку, где должен располагаться стягивающий шнурок, находилась игловидная стальная заточка. При возникшей необходимости, она легко, за секунду, извлекалась наружу и была совершенно незаметна постороннему глазу.

Как только тело Мухротова стало энергично дергаться от получаемых в ходе экстаза конвульсий, натренированным движением девушка извлекла свое острозаточенное оружие и стала наносить многочисленные удары в тело мучителя, целясь исключительно в сердце. Тот дико взвыл, как простреленный на охоте свирепый волк. Он понял, что это его конец, но было уже достаточно поздно. Ветрова продолжала вонзать в него свой игловидный предмет до тех пор, пока тело его совсем не «обмякло». Сколько раз она воткнула в него самодельное чуть утолщенное шило, Катя вряд ли ответит. Может двадцать, а может и тридцать. Поскольку орудие убийства было тонким, то кровь из тела не вытекала.

Как только тот «испустил» свой поганый дух, девушка брезгливо сбросила с себя ненавистное отвратительное «животное» и села на кушетку, чтобы отдышаться, успокоиться и собраться с «бродившими» в ее возбужденной голове мыслями. Постепенно приходя в себя, наша героиня, выкурив сигарету, обратила внимание на приготовленные для нее ужасающие носилки.

– Так ты хотел меня поджарить? – произнесла она, обращаясь к убитому ею трупу, – В таком случае хоть я и девушка, но позволь уступлю тебе свое место.

С этими словами она подтащила тело Мухротова к приготовленному для нее ранее ложу. «Гуляющий» в крови адреналин придал отважной «воительнице» дополнительных сил, и она, пусть и с трудом, но затащила ненавистного ей человека на ручное переносное устройство. Далее немного отдышавшись, она открыла топку, из которой ее обдало обжигающим жаром. Находится рядом было вполне возможно, и Екатерина, поставив на край один конец носилок, сама взялась за другой и тычковыми движениями стала продвигать их вперед. Поскольку Гаврила Спиридонович, кроме всего прочего, к нижней части этого устройства привязал две доски, то оно двигалось довольно легко. Практически без особого труда Ветрова затолкала своего врага внутрь огненной топки, совершив там его все-уничтожающую кремацию.

Прощальных слов для злодея у нее не нашлось, и девушка поспешила захлопнуть топочную заслонку. Только после этого она наконец почувствовала, как кружится ее голова, а в области желудка почувствовала неприятные не предвещающие ничего хорошего просящиеся наружу позывы. Она тут же бросилась на улицу, где немедленно освободила свой желудок от накопившихся там рвотных масс от непереваренной пищи. Закончив очищение организма, Екатерина вернулась в помещение кочегарки открыла огромную топку и, убедившись, что кошмар ее детдомовской жизни полностью уничтожен, выбрала себе прямой металлический прут, имевший в диаметре не меньше двенадцати миллиметров и длину около шестидесяти сантиметров, после чего уверенно отправилась к зданию детского дома.

Глава X. Побег

Уже подходя к воротам, девушка поняла, что потеряла ключи. У нее давно созрела идея бегства из детского дома, и сейчас был момент, как нельзя более подходящий. Тем не менее она не могла уйти не поквитавшись с директрисой. Кроме всего прочего, ей необходимо было собрать свои вещи, среди которых были и дорогие ее сердцу предметы. Именно поэтому она решила во что быто ни стало проникнуть на территорию учреждения и, пока «кровь кипит в жилах», исполнить задуманный ею план мести.

Ветрова дождалась, когда к ограде подъехала хлебная машина, и пока ее пропускали, прицепилась к ней сзади и вот в таком совсем неудобном положение, но достаточно легко, пробралась во владения детского дома.

Там она сразу же отправилась в свою комнату, где наспех собрала все, что ей было нужно. Затем зашла в туалет к мальчикам, где в предбаннике спрятала свое металлическое орудие. Утренний туалет уже закончился, и Екатерина не переживала, что кого-нибудь встретит. Злыднева всегда приходила рано, и будучи уверена, что та уже в здании, мстительница отправилась к ней в кабинет, охваченная твердой решимостью. С «выпученными» глазами забежав в кабинет руководителя заведения, тяжело дыша, срывающимся голосом Катя скороговоркой произнесла:

– Маргарита Павловна, идемте быстрей, там мальчишки в туалете дерутся, сейчас поубивают друг друга.

Директор очень удивилась такому странному и необычному поведению именно этой воспитанницы. От кого угодно, но только не от нее заведующая никак не ожидала, что та станет хлопотать за чью-либо безопасность, так-как сама была безжалостной хулиганкой. Однако, размышлять времени не было: вид просительницы и ее слова были настолько серьезны, что не расспрашивая о подробностях, пожилая женщина в ту же секунду промолвила:

– Ну, что ж, пойдем посмотрим, что там случилось.

– Быстрей-быстрей, – не унималась Ветрова, – они убьют один другого, я такой драки еще никогда не видела.

«Купившись» на такой неприхотливый обман, Злыднева пошла вслед за взволнованной девушкой. Когда они оказались в туалете, директриса прошла вперед, а Екатерина чуть замешкалась в смежном помещении.

– Ну, и где тут дерутся? – произнесла гневно заведующая.

– А вот где!

Этот возглас услышала Маргарита Павловна сзади себя и одновременно с этим почувствовала, как на ее голову обрушилось что-то настолько тяжелое, что резкая боль, сопровождающаяся мучительным головокружением, сковали все ее тело, заставляя опуститься медленно на колени. Женщина обхватила руками голову, пытаясь таким образом сконцентрировать свое внимание, но в этот момент почувствовала, как чья-то достаточно сильная рука схватила ее за волосы и потащила к одному из расположенных поблизости унитазов. Там руководительница ощутила еще один мощнейший удар, после чего тело ее, уже не в силах сопротивляться, расслабилось полностью.

Екатерина, а это была именно она, увидев, что Злыднева больше не борется, окунула ее несколько раз головой в унитаз, многозначительно приговаривая:

– Я же говорила тебе, мерзкая «мразь», что ты обязательно за все ответишь, а ты мне не верила, так вот напейся же теперь и сделай это до сыти.

В ходе своей пытки, она поочередно производила спуск воды, пока тело ее врага полностью не обмякло и женщина не потеряла сознание. Только после этого, посчитав, что бывшая «надзирательница» свое получила сполна, отпустила ее и бросила бесчувственное тело на устланный кафелем пол. Подняв с пола упавшую в ходе экзекуции связку ключей, мстительница бегом проследовала в директорский кабинет, где отперла металлический сейф и достала оттуда свои документы. Ни секунды немедля, Ветрова бросилась в детские апартаменты.

Зайдя в комнату, где уже были собраны необходимые для побега пожитки, она резко обратилась к ничего непонимающей Даше:

– Дай мне твой ключ. Срочно!

– Но зачем? – неуверенно попыталась спросить подруга.

– Давай сюда! Быстро! – «метая глазами молнии» произнесла дерзкая «атаманша» и потом более мягко добавила, – сама скоро все узнаешь. Ключ найдешь в траве, возле ворот – справа.

Получив искомый предмет, Ветрова выбежала на улицу, где миновав ограду, выполнила обещание и бросила выручающую отмычку на землю. Далее она направилась к автотрассе, где легко (не удивительно почему) «поймала» попутную машину и отправилась на ней в сторону областного центра Иваново.

Оказавшись в городе, девушка, видевшая его до этого только из окна детдомовского автобуса, когда их возили на различные развлекательные мероприятия и экскурсии, была поражена всему великолепию и притягательной силой, которые, проникая в сознание, завораживали, пленяли и уже больше не отпускали, подчиняя себе все ее существо, заставляя становиться частичкой этого ни с чем не сравненного многообразия.

Какое-то время Екатерина бродила по улицам, восторгаясь величием этого славного «исполина», но постепенно ее помыслы о прекрасном стали сменяться размышлениями о делах земных и насущных. Она вдруг отчетливо поняла, что у нее совершенно нет денег, а город диктовал свои условия, и определенно найти еду, не заплатив за нее, вряд ли бы у нее получилось. Знакомых и родных у Кати не было, и куда податься дальше она совершенно не знала.

Голод становился все более явственней, и в голову беглянки не приходили никакие мысли, как же можно поправить свое положение. Так она ходила, вплоть, до самого вечера, пока не попала на одну из центральных улиц, где прямо у здания местного отдела милиции заметила разряженных и разукрашенных полупьяных девиц. Устав от тяжелого дня, Ветрова села на дорожное ограждение и принялась наблюдать за их неприхотливыми действиями.

На дворе стоял 1989 год, криминальная обстановка внутри страны все больше выходила из-под контроля, стали популярными такие виды заработка, как рэкет, кражи, ну и, конечно же, проституция. «Ночные бабочки» постепенно обзаводились клиентами и расходились, освобождая занимаемое ими пространство.

Екатерина, наблюдая за происходящими на ее глазах метаморфозами, начинала догадываться о профессии, которую представляли собой эти достаточно еще юные «барышни». Вдруг возле нее остановился иностранный автомобиль. Из окна выглянул представительный хорошо одетый мужчина. Он зачем-то спросил:

– Работаешь?

– В смысле? – искренне удивилась ничего не понявшая девушка.

– Я неплохо заплачу, – продолжал настаивать этот водитель.

– А сколько? – начиная догадываться о его намерениях, поинтересовалась еще недавняя воспитанница детского дома.

Ей очень хотелось кушать и заработать на том, чтобы еще и получить удовольствие, по ее мнению было не самой плохой идеей.

– Четвертной, – убедительно произнес незнакомец.

Четверной – это двадцать пять рублей. В те времена это были очень хорошие деньги. Средняя зарплата рабочего составляла около ста рублей, и заработать четвертую часть этой суммы за то, чтобы тебе же доставили удовольствие было, для вырвавшейся на свободу беглянки, делом, превосходящим все ее ожидания.

Однако оказалось не все так просто, деньги действительно пришлось отрабатывать, кроме нормального секса, пришлось заниматься еще и оральным, а это занятие показалось новоявленной жрице любви не совсем приятным, лучше даже сказать, совсем отвратительным, но делать было нечего: другого источника доходов она себе не представляла, поэтому, пусть и с некоторым отвращением, но исполнила все, что от нее тогда требовалось. Венцом ее опыта в этой такой до этого необычной для нее новой «работе» была хрустящая денежная купюра фиолетового окраса.

Молодая девица тут же отправилась в ближайшее кафе, где на полтора рубля наелась до отвала, почувствовав довольно приятную сытость. Переночевать она отправилась на местный железнодорожный вокзал. Там ей также предлагали заработать, но Ветрова посчитала, что одного раза за ночь для нее пока-что достаточно.

На следующий день Екатерина сняла квартиру за десятку в месяц и принялась строить планы на будущее. Каким образом она будет находить себе пропитание новоявленная путана больше не сомневалась, единственное, она решила, что будет выходить работать только тогда, когда у нее закончатся деньги.

Два или три раза Кате удалось отработать чисто на себя, но потом ее заметили, и однажды утром она проснулась от настойчивого звонка в довольно непрочную дверь. Знакомых, как уже говорилось, у детдомовской воспитанницы в городе не было, так что она очень удивилась: кому могла понадобиться, но потом решив, что возможно это хозяева снятой ею квартиры, беззаботно открыла хлипкую дверь. Не успела она до конца щелкнуть замком, как внутрь ее помещения ввалились двое парней.

Один был высокий крепкий здоровый детина, достигший возраста лет двадцати пяти или же двадцати шести, с круглым лицом и наголо обритой головой, напоминавшей своей формой куриное большое яйцо. Его мощные скуловые кости создавали впечатление, что он легко мог перекусывать металлические гвозди или может быть даже прутья. Злобный взгляд оливковых глаз выражал полное отсутствие разума. Его мощное тело давало основание полагать, что его, скорее всего, используют только в качестве физической силы.

Второй являлся полной противоположностью первому. Этот невысокий молодой человек, находящийся в возрасте, приближающемся к тридцати годам, с явно красивым овальным лицом и зачесанной назад аккуратной прической. Его живые «пронзающие насквозь» глазки, расположенные на довольно милом, но при том достаточно «твердом», лице создавали впечатление, что перед тобой находится умный и решительный человек.

В этом тандеме второй явно был главным, поэтому он вежливо, но уверено произнес:

– Что же Вы, девушка, устроились к нам на работу, а трудовой страховки Вашей безопасности не оформили?

– На какую работу? – не совсем еще понимая к чему клонил неизвестный, поинтересовалась временная хозяйка съемной квартиры.

– Ну, как же, Вы обслужили уже нескольких клиентов, а «крышу» себе не заимели, а ведь среди них попадаются различные «крутые» мерзавцы, да и другие девочки недовольны, что Вы вот так бесцеремонно составили им конкуренцию. У нас так не принято.

– Что не принято? – начиная понимать, что от нее хотят, спросила Екатерина.

– А то – что либо Ты работаешь в коллективе, либо пошла прочь из нашего города, – уже достаточно грубо сказал незнакомец.

Ветрова прекрасно понимала, что противопоставить ей нечего, и рассчитывать во всех случаях она может только лишь на себя: обращаться в милицию, по вполне понятным причинам, она не могла, а какой-либо другой силы, могущей справиться с напарником этого наглого посетителя, девушка тогда не знала, поэтому, смирившись со своими положением, совершенно справедливо спросила:

– От меня что-то требуется?

– Да. Отдавать половину своих доходов в общую кассу и спокойно работать, совершенно не переживая о своей безопасности, потому что это будет уже наша забота.

– Хорошо, это меня вполне устраивает, – согласилась новоявленная проститутка.

– На том и порешим, – промолвил посетитель, – меня, кстати, Костей зовут. А тебя?

– А я, Катя.

Глава XI. Путешествие на родину

«Работа» оказалась непыльной, и постепенно наша героиня настолько к ней привыкла, что считала подобный образ своего поведения вполне обоснованной нормой жизни и не представляла себя ни в каком другом виде человеческой деятельности. «Отработав» чуть более полугода, она по своей крайней небрежности потеряла паспорт и ей пришлось ехать в родной городок для его выправления.

Девушка не знала: перестали ее искать, либо нет, но делать было нечего, ведь находится без документов в чужом городе также было крайне неосторожно. Случай с директрисой она считала слишком мелким, чтобы из-за него та взяла на себя ответственность «вынести сор из избы» и объявить основную причину ее побега из детского дома. Куда же делся кочегар – это было известно только лишь ей одной, и, кроме этого, вряд ли нашелся бы человек, которому бы стала интересна судьба той ужасающей личности. Так что Ветрова совершено спокойно отправилась на свою малую родину.

Прибыв в родной провинциальный небольшой городок она с удивлением обнаружила, что в квартире присутствует только отец, находящийся в состоянии среднего алкогольного опьянения. Как же он изменился за это долгое время. Сказать просто, что он состарился – это не сказать ничего. Сергей Геннадьевич превратился в человека, чем-то напоминающего собой страшного черта. Такая же зачерневшая кожа, впавшие внутрь глаза, косматые торчащие нечесаные волосы, пропитанные значительной проседью. Довершала это печальное сходство, со служителем преисподней, грязная засаленная давно не стираная одежда.

Надо сказать, что для встречи с родителями молодая особа надела свое лучшее платье и сделала модную дорогостоящую прическу. Время было весеннее: наступил теплый май месяц, поэтому дополнительная одежда ей не требовалась. Увидев перед собой невероятно красивое почти неземное создание, мужчина спросил:

– Девочка, тебе кого надо?

– Папа, это же я, твоя Катя, – со слезами на глазах промолвила Ветрова, – неужели ты меня совершенно не узнаешь?

Пожилой мужчина попытался сконцентрировать взгляд, рассматривая нежданную посетительницу, и вдруг, как будто яркий луч промелькнул в его давно потухших зрачках, и, орошая свои щеки обильными каплями влаги, он с откровенной радостью произнес:

– Это ты, дочка? Вон ты какая стала, тебя прямо и не узнать.

– А, где мама? – задала гостья свой следующий вопрос.

– Она умерла, – печально ответил хозяин, – ее убили. Два года назад. Мы долгое время пили. К нам все время ходили наши знакомые, ну, ты их всех знаешь. Потом Люда начала слабеть, затухать, и однажды утром я встал, а она лежит в комнате среди кучи пустых бутылок, «блевотины» и других нечистот совершенно мертвая. Я думаю, что ее отравили.

– Да ладно, папа, она просто опилась этого гадкого зелья, – сделала свое заключение дочь, – это же полному дураку будет ясно. Ну, в общем, туда ей и дорога. Мне эту стерву ничуть не жалко, она сломала и мою жизнь, и также твою. Ты лучше скажи: чего продолжаешь пить, ведь ее уже нет? Начни новую жизнь, женись наконец.

– Не могу. Я без нее тоскую, поэтому все время и пью.

Отчасти это была правда, отец и вправду очень тосковал по своей так рано «ушедшей» жене, не смотря на то, что та при жизни ничуть с ним не считалась и жила только для своего удовольствия. Другая же «сторона медали» являла собой то, что он просто привык уже к выпивке, и вряд ли когда уже смог бы остановиться. Вот так Ветрова-старшая, некогда пристрастив супруга к этой пагубной привычке, даже мертвая полностью властвовала над его ставшей никчемной жизнью.

Получив паспорт, Екатерина осталась погостить подольше, чтобы побыть со своим родителем, по которому, если честно, очень соскучилась. Она навела в доме порядок, и даже на какое-то время вывела Сергея Геннадьевича из длительного запоя, но сила привычки взяла свое, и он опять со временем начал активно употреблять спиртные напитки. Сама не замечая как, но Ветрова-младшая тоже стала налегать на выпивку и, понемногу втягиваясь, почувствовала, что ей это стало нравиться.

Привезенные ею с собою деньги постепенно закончились, и нужно было их зарабатывать снова. Конечно, в маленьком провинциальном городке найти обеспеченных клиентов было практически невозможно, но выбирать в том случае не приходилось – лишь бы хватало им на спиртное – и дочка стала продавать свое тело, постепенно «превращаясь» в свою уже умершую маму.

К семнадцати годам она была уже беременная, и, как и полагается, через девять месяцев разродилась чудесным достаточно крепким младенцем. Она так обрадовалась его появлению, что на какое-то время даже хотела отказаться полностью от пагубной выпивки, и месяца два исправно держалась, но потом, каждодневно глядя на отца и его опустившихся мерзких друзей, вновь отправилась во все самые тяжкие пороки существующей жизни. Однако, ребенка она старалась не забывать, по возможности уделяла ему все свое свободное время. Для нормального воспитания этого было конечно же недостаточно, но «природа брала свое», и девушка ничего не могла с собой поделать.

Так прошло чуть более трех месяцев. Однажды, вернувшись домой от очередного клиента, где обзавелась и едой, и выпивкой, дочь обнаружила, что в квартире у них находится не знакомый ей до этого парень – явно неместный. Отец выглядел крайне возбужденным и подозрительно осчастливленным. Хоть он и пытался это скрывать, но у него это совершенно не получалось.