Читать книгу Где-то на даче - Вера Александровна Чистякова - Страница 1

СНТ «Березки»

Я соскучилась, подружка, приходи поговорим,

И за рюмкой чая с сушкой целый вечер просидим.

Мне тебе поведать надо про наряды, про любовь,

И о том, как нынче в моде подводить губу и бровь.

На веранде ночь клубится,

Месяц смотрится в окно,

Карта с шорохом ложится

Для гаданья на сукно.

Будет дальняя дорога,

Прошлое воскреснет вновь,

Постучится у порога,

Всколыхнёт нежданно кровь.

И валет поклон подарит

Даме сердца роковой,

Что в душе свой след оставит

Свечкой желтой восковой.

Сплетни в тюле заплутают

Под звенящий женский смех,

Звёзды небо зажигают,

Наблюдая этот грех.

До рассвета разговоры

Под оркестр из сверчков,

И безудержные споры

Под ворчание часов.

Приходи моя подружка, самовар уже кипит.

Без тебя мне как -то пусто, сердце вечером грустит.

Маленький зелёный домик-вагончик, обитый деревом, с неуклюжим вторым этажом и пристроенной террасой, обвивал дикий виноград, наружный фасад стены, смотрящей на дорогу, украшали цветные мочалки, которые вошли в моду в конце девяностых – начале двухтысячных годов. Их тогда дарили как предмет роскоши, пришедший в Россию вместе с шампунем «Shauma” и гелем для душа « Palmolive». Из окна словно флаг вырывался белый тюль, ветер трепал его, норовил утащить с собой в путешествие по бескрайним полям, начинавшимся за СНТ «Березки».

Где-то недалеко, через пару участков, лаяла собака. Кот, почуяв угрозу, нырнул в крапиву и теперь воровато выглядывал из-под листьев, размышляя, так ли далеко потенциальный враг. Пчёлы, разомлевшие под палящим солнцем, лениво жужжали, перелетая с листка на цветок. Дачи тонули в той самой летней неге, которую так ждёт молодежь, и которую так клянут пожилые – ведь она мешает собирать колорадских жуков и окучивать картошку.

Подскакивая на кочках старой грунтовки, оставляя за собой облако пыли, к забору подъехала машина. Раздался гудок. Из дома вышла женщина, она была в ярком зелёном с красными цветами ситцевом сарафане. На вид ей не дашь больше 35 лет. Рыжие волосы собраны в небрежный пучок. Босые ноги быстро несли ее к воротам, слегка полноватые руки дернули задвижку, створки отворились, и машина въехала во двор. Мотор грустно рыкнул в последний раз, дверца открылась, и навстречу вышла невысокая блондинка в джинсах с модными дырами и булавками.

– Как добралась? – обнимая подругу, спросила рыжеволосая

– Без приключений, -улыбнулась блондинка, – сто лет здесь не была, а словно и не уезжала. Тетя Люся все так же ревностно растит флоксы слева от калитки, а пионы должны быть венцом сада?

– Мама беспощадна в своих убеждениях, вон они -пионы, -рыжая махнула куда-то рукой.

Действительно, в центре участка красовалась круглая клумба, которую когда-то задумывали как альпийскую горку, но теперь в ней росло все, что могло радовать глаз. Царь-пион гордо сидел в самой середине, глядя на мир малиновыми бутонами, томно покачиваясь, распуская свои листья, словно обнимая другие, как будто бы менее красивые цветы.

Тетя Люся выглянула в окно, годы оставили на ней свои отпечатки, но она бодрилась, не подавала вид, что ей уже больше 60. Волосы были безукоризненно окрашены в темный каштан, на пальцах красовался красный маникюр, губы щедро напомажены, несмотря на то ,что она была на даче.

– А, Машуня, -радостно крикнула она и подмигнула из-под челки как у пони, – а я окрошку режу, ты с квасом или кефиром

– Здравствуйте, – крикнула блондинка, – с квасом….

Довольная Люся задернула тюль.

Маша обводила взглядом участок снова и снова, ничего не изменилось на нем. Углы подпирали старые сосны, тени от них ползли к колодцу, около которого притаилась корзина с опилками, к бане, на крыше которой вращался флюгер в виде петуха, краска на нем облупилась, при каждом обороте он издавал тонкий, едва различимый скрип.

Женщины поднялись по ступеням на веранду. Возле входа стояло трюмо. Маша оглядела себя, казалось, что она сильно изменилась с тех пор, как украдкой совершала ночные вылазки на свидание всей жизни. Зеркало было единственным свидетелем пунцовых щёк, нервно блестящих глаз, когда она возвращалась с первыми рассветными лучами, стараясь не скрипеть половицами. Теперь взгляд был серьёзный, уставший. Румянец все ещё лежал на яблоках щёк, но нанесён он был профессиональной кистью из дорогой, пахнущей глазурью банки.

«Спросить про него? – подумала Маша, – да нет, как-то неловко, наверняка он давно женат, да и не ездит сюда больше».

В комнате было прохладно, на полу лежали вязаные шерстяные коврики, свет из окна перебирался по стенам, просвечивая старые фотографии. На комоде Тетя Люся обнимала свою старенькую маму, которую Маша помнила очень смутно. Рядом, на ажурной салфетке стояла ваза с букетом полевых цветов. Ромашки, васильки, кашки и колокольчики-такие не купишь в магазине. Ещё одна фотография -Маша узнала на ней себя: они с Катей, ещё совсем маленькие, прыгают во дворе в резиночку, на заднем фоне за ними пристально наблюдает Машина мама. Они с тетей Люсей подруги всю жизнь. А теперь дружат их дочери.

Много лет подряд Маша приезжала на месяц к Кате погостить. Пока не влюбилась в Пашу. Даже сейчас, по прошествии многих лет, при воспоминании о нем, у Маши тоскливо екало в груди. Какой же он был! Высокий, плечистый с голубыми глазами. Паша мастерски гонял на велосипеде, с руками и без, лучше всех плавал, пускал дым из обеих ноздрей, когда курил и потрясающе играл на гитаре. Маша могла часами слушать и тихонечко подпевать. 2 года длилось ее безответное чувство, приезжая на каникулы, она бросала на него полные грусти взгляды, вздыхала, но не решалась порой даже рассмеяться над его шутками.

Маша сильно стеснялась своего невысокого роста, из-за него она выглядела младше. Тонкие черты лица были милыми. Но рядом с Катей Маше сложно было чувствовать себя красивой. Все девчонки СНТ «Березки» завидовали Люсиной дочке.

Катя была настоящей красавицей. Рыжие мягкие кудри падали на плечи, ресницы, удивительно чёрные, качались над большими, бархатными, глубокими, карими глазами. Фигура тоже удалась, на ней легко можно было сыграть, как на гитаре. И Паша успешно сыграл. Они были самой красивой парой на дачах. А Маше оставалось только наблюдать и завидовать.

В то последнее лето, после которого Маша перестала приезжать, ссылаясь на занятость и сессии, Паша все ещё ухаживал за Катей, но их отношения были на излете. Маша знала, что у Кати в городе есть ухажёр, который казался более перспективным. Все чаще она слышала от подруги, что Паша не может определиться, чего он хочет по жизни. Ее крайне огорчало, что он загуливает учебу и того гляди вылетит из института. Пашу привлекали ночные гонки и тусовки в гараже, а Катя собиралась стать врачом. Но пока6 приезжая в «Березки», они вместе ходили на костёр, днём Паша мог зайти и приколотить что-то в доме, вскопать, наладить.

Когда приехала Маша, он как раз колотил забор. Конструкция, с виду простая, никак не поддавалась. Было жарко, капли пота проступали у него на носу, норовя упасть на землю огромными дождинами.

– Привет, -сердито буркнул он, вытирая нос рукой, -помоги, а? Тетя Люся с Катей на станции, в магазин поехали, вечером тебя ждали.

Маша положила сумки на землю и подошла, за два года тайных вздохов она ни разу не оставалась с Пашей вдвоём, всегда был ещё кто-то.

– У тебя с носа капает, пить хочешь? -спросила она, все пристальнее разглядывая парня. Ее взгляд останавливался на руках, перебирался по плечам и массивной, рельефной спине.

Паша с силой ударил молотком деревяшку, она с треском раскололась.

– Ух,…..!– возмущённо ругнулся он,-все , перекур,– он бросил на землю молоток, подошёл к колодцу, зачерпнул ведро и опрокинул его на себя, сел на землю, вытащил сигареты и со вкусом прикурил.

Маша устроилась рядом, хотя не очень любила табачный дым. Молчание ее тяготило, но развязать язык было трудно, он словно окаменел.

Паша повернулся к ней, склонил голову набок:

– А Катя болтает бесконечно, иногда мне кажется, что ей все равно, слушают ее или нет, – сказал он, в интонации явно слышалось раздражение и какая-то досада.

– Вы поссорились? – удивленно спросила Маша, ей казалось, что Паша обожает подругу, и все в ней его восхищает.

– А, ерунда, ветер в голове у неё, там и не поссоришься, – Паша пристально уставился на Машу.

Ей стало совсем неловко, его голубые глаза стали тяжёлыми, скользили по ней, словно ощупывали, оценивали. Он ждал хоть какой-то реакции, но Маша только пожала плечами, поднялась и пошла к дому.

Паша тоже встал, собрался было колотить дальше, но заметил сумки, оставленные у калитки. Небрежно поднял их и пошёл в дом.

На террасе висели веники для бани, пучки трав, на них настаивали чай, пахло сеном, на столе, покрытом кружевной скатертью, блестел электрический самовар, рядом с ним, над чашкой, в которой прятались пенки от варенья, летала замученная жарой муха.

Маша стояла около умывальника. Она скинула футболку, ополаскивала водой шею и лицо. Можно было бы пойти в баню, но для этого надо снова пройти мимо колодца, Пашино присутствие во дворе ее смущало и при этом волновало. Где -то в животе поднималось ощущение «американский горок». С одной стороны, не произошло ровным счетом ничего значительного, но при этом Маша точно была уверена, что она нравится Паше. Это невысказанное выскочило неожиданно. Она вдруг отчетливо представила, как он ее обнимает. Ей стало стыдно, ведь Паша был Катиным парнем, но именно этого ей больше всего хотелось.

– Маша, ты все-таки перегрелась? – окликнула подругу Катя, она стояла с чашкой липового чая и озадаченно смотрела на свою гостью. Тетя Люся бодро накладывала окрошку.

Маша непонимающе оглянулась. Неужели воспоминания о Нем заморозили ее посредине комнаты. Да, тогда тоже неловко вышло, она стояла мокрая, а он смотрел на неё, долго смотрел, потом то ли крякнул, то ли хмыкнул, поставил вещи и ушёл, оставив на участке свой инструмент.

– Да, жарко, -растерянно сказала она, садясь за стол.

Катя вытащила откуда-то большую зелёную железную миску и выскочила во двор. Через пару минут внесла ее полную большущими клубничинами.

– Угощайся, -улыбалась она, -сейчас Лизка с Даней придут, и все- не успеешь.

Детям Кати уже 8 лет, они озорные, веселые двойняшки. Радость бабушки и вечный шумный праздник. Сложно понять, на кого они похожи больше, на Катю или ее мужа Женю.

Все сложилось у подруги, а Маша так и не устроила личное счастье. У неё были романы, все-таки она была и хорошенькой, и умной, притягивала к себе приятных, перспективных молодых людей. Но влюбиться не получалось. Каждый раз из глубины души выползала тоска по тому острому всепоглощающему чувству, желанию, которое она испытала с Пашей. Чем старше она становилась, тем отчаянней ей хотелось снова пережить хоть что-то отдалённо схожее с первой любовью. Но ничего подобного не происходило.

Зато Катя шла по жизни легко, парни менялись у ее руки, но на последнем курсе вдруг из другого города перевёлся балагур Женя, ночами он работал на скорой, жил один в небольшом частном домике в черте города. Весь курс побывал у него на праздниках, никто не ждал серьезности от этого парня, и вот на одной из студенческих пирушек, проходя мимо симпатичной девчонки, то ли из хулиганских, то ли из каких -то других соображений, он взял, да и сделал Кате предложение. И она, не думая, покатываясь со смеху, согласилась. Естественно, никто не воспринял это серьезно, но не прошло и недели, как Женя снова повторил своё предложение, но на этот раз как положено, с цветами и кольцом. И Катя вышла за него, несмотря на сомнения мамы и ехидные замечания однокурсниц, побывавших пару раз временными хозяйками на Жениной кухне.

Маша была свидетельницей на свадьбе, потом стала крестной Лизы и Дани. Причина, по которой она приехала на дачу вновь, была именно в двойняшках. Завтра у них день рождения. В багажнике машины прячется гора подарков.

– Хочешь, сходим на реку? -спросила Катя.

– С удовольствием, а раки все ещё водятся?

– Только у дальнего берега, помнишь, как Паша и Миша ловили их гарпунами из вилок?

– Вот разбойники, – покачала головой тетя Люся, -надо было их сильней крапивой отходить, – ворчала она, протирая чашку голубым вафельным полотенцем.

Маша и Катя прыснули. Случай с крапивой произошёл за несколько лет до того памятного лета.

Маша, как всегда, приехала к Кате, дом ремонтировали. И Кате пришло в голову, что оставшейся краской на заборе можно что-нибудь смешное нарисовать. Почему-то выбор пал на трёх поросят. Девчонки самозабвенно рисовали хрюшек в пиджачках и шляпках. Когда они закончили, на заборе вышла ужасающая картинка. Больше всего поросята походили на Хрюна Моржова. Пока подруги думали, как исправить этот кошмар, наступил вечер. Девочки оставили краски под забором и удалились в дом. Утром их ждал ещё один сюрприз. Ночью кто-то дорисовал Степана Капусту, но это ещё пол беды, одному поросёнку добавили неприличный жест. Тетя Люся ругалась страшно, отец Кати, когда увидел этот шедевр, схватился за живот, долго смеялся и выдал пару неприличных слов, а потом безапелляционно изрёк: «Убрать, немедленно».

Девчонки закрашивали, перерисовывали, поросята стали гораздо симпатичнее, но стоило им закончить, как то у одной, то у другой хрюшки появлялся жест. Они тёрли руку свиньи растворителем, исправляли. Но как только они отходили от забора, так одно из копытц приобретало исходный вид. Это продолжалось неделю. Однажды вечером тетя Люся поздно возвращалась со станции и обнаружила у забора двоих ребят, один был их сосед -Мишка, местный шалопай, а второго она не знала. Они хихикали и прорисовывали копытца. Тетя Люся сорвала крапиву и отходила безобразников. На визг выскочила мама Миши. Увидев шедевры сына, она пришла в гнев и за ухо повела его домой. А второй мальчишка убегал, сверкая пятками, в прямом смысле этого слова, на бегу он потерял пластиковую шлепку. Утром, у калитки тети Люси, появилась суровая дама неопределенного возраста, за руку она вела красного от стыда мальчишку. Это и был Паша. Его притащили не только извиняться, но и исправлять свои художества. Паша, цветной как вареный рак, ковырял носком ботинка землю. Весь день ему предстояло красить забор, от этого его распирало, он фыркал и зло косился на мать. Катя оценила положение несчастного, через полчаса, когда все разошлись, а Паша стоял один и медленно возил кистью по доске, подошла к нему, тоже взяла кисточку и молча начала красить. Паша окинул ее злым взглядом, Катя убрала рыжую копну с лица и весело ему подмигнула, а потом достала из кармана шипучую конфету и протянула обидчику.

Так завязалась дружба. Маша не понимала, как можно дружить с таким вредным мальчишкой. Часто они спорили с Катей о том, что Паша редкий задира. Он постоянно дразнил Машу, на реке непременно брызгал, хватал за ноги, норовил попасть мячом. Миша поддерживал приятеля в этих неприятных для Маши играх.

Так прошло их первое лето.

Через год Паша почти на все каникулы уехал в спортивный лагерь. Он был недалеко. В соседней деревне. Катя таскала Машу с собой на танцы. Однажды к ним присоединился и Миша. Сначала Паша радовался приходу друзей. Но к середине смены стало очевидно, что присутствие девчонок его тяготит. Он старался держаться обособленно от них, оглядывался, а потом и вовсе сказал, что не любит ходить на танцы, что больше не придёт. Возвращались девчонки молча. Катя то и дело вздыхала, а потом сказала, что тоже больше не пойдёт, раз Паши там не будет. Так впервые Маша узнала, что подруга влюбилась. Все оставшееся лето Катя провела в унынии. Мишка сболтнул, что у Паши появилась подружка, с которой он целуется на стадионе. Этого оскорбления Катя снести не могла. Когда Паша вернулся в середине августа, то Маша отметила, что при нем Катя особенно сильно хихикает над шутками Миши. Всячески привлекает его внимание. Тот, будучи от природы простоватым, не мог понять коварного девичьего плана, был уверен, что он мастер юмора и острот. Паша демонстративно отворачивался, игнорировал Катю. Тем и кончилось.