Оглавление
Вера Мильчина. Хроники постсоветской гуманитарной науки
Отчет о проделанной работе
Эйдельмановские чтения
Первые Эйдельмановские чтения (18 апреля 1991 года)[13]
Вторые Эйдельмановские чтения (18 апреля 1992 года)[16]
Третьи Эйдельмановские чтения (20 апреля 1993 года)[23]
Пятые Эйдельмановские чтения (18 апреля 1995 года)[32]
Шестые Эйдельмановские чтения (18 апреля 1996 года)[44]
Седьмые Эйдельмановские чтения (18 апреля 1997 года)[50]
Десять лет без Эйдельмана. Эйдельмановские чтения 1999 года[58]
Банные чтения
Песня методологической невинности (она же опыта) Первые банные чтения. «Парадоксы литературной репутации» (Музей Вадима Сидура, 21–22 июля 1993 года)[65]
Рефлексии и фиксации. Вторые банные чтения «Дружба/вражда: из истории литературных отношений» (27–28 июня 1994 года)[79]
О политически корректной дефлорации, методологической невменяемости и просто о литературном быте. Третьи банные чтения «Литература и быт: отношение литератора к действительности» (28–29 июня 1995 года)[93]
О чае и матерьях важных. Первоапрельские чтения нло. «Еда и питье в литературе» (1 апреля 1996 года)[114]
Лотмановские чтения
Комментарий умер? Да здравствует комментарий! XI Лотмановские чтения. «Комментарий как историко-культурная проблема» (ИВГИ РГГУ, 18–20 декабря 2003 года)[119]
Печальные, но не последние. XIII Лотмановские чтения. «Числа в системе культуры» (ИВГИ РГГУ, 21–23 декабря 2005 года)[140]
Работа над ошибками. XV Лотмановские чтения. «Qui pro quo, или Семиотика ошибки» (ИВГИ РГГУ, 20–22 декабря 2007 года)[169]
Вещи, о которых да. XVII Лотмановские чтения. «Конструкция дозволенного, или Вещи, о которых не…» (ИВГИ РГГУ, 17–19 декабря 2009 года)[197]
XXIV Лотмановские чтения. «Культура в состоянии „двуязычия“: теории и практики» (ИВГИ РГГУ, 21–22 декабря 2016 года)[222]
ХXV Лотмановские чтения. «Писатель как читатель» (ИВГИ РГГУ, 21–22 декабря 2017 года)[240]
Эткиндовские чтения
Слухи о смерти филологии сильно преувеличены. Четвертые Эткиндовские чтения. «Европейская поэзия и русская культура» (Европейский университет в Санкт-Петербурге, 28–30 июня 2006 года)[248]
Слова свои и чужие. Пятые Эткиндовские чтения. «Ассимиляция „чужого“ художественного текста» (Европейский университет в Санкт-Петербурге, 28–30 июня 2008 года)[270]
Что варится в «беспереводном горшке»? Шестые Эткиндовские чтения. «Переводимое/непереводимое в контактах художественных культур» (Европейский университет в Санкт-Петербурге, 28–30 июня 2010 года)[301]
Гаспаровские чтения
Гаспаровские чтения – 2007 (ИВГИ РГГУ, 13–14 апреля 2007 года)[325]
Гаспаровские чтения – 2009 (ИВГИ РГГУ, 10–11 апреля 2009 года)[339]
Гаспаровские чтения – 2010 (ИВГИ РГГУ, 17 апреля 2010 года)[353]
Гаспаровские чтения – 2011 (ИВГИ РГГУ, 16 апреля 2011 года)[362]
Гаспаровские чтения – 2012 (ИВГИ РГГУ, 20 апреля 2012 года)[370]
Гаспаровские чтения – 2013 (ИВГИ РГГУ, 19-20 апреля 2013 года)[377]
Гаспаровские чтения – 2015 (ИВГИ РГГУ, 18 апреля 2015 года)[387]
Гаспаровские чтения – 2016 (ИВГИ РГГУ, 16 апреля 2016 года)[397]
Гаспаровские чтения – 2017 (ИВГИ РГГУ / НИУ ВШЭ, 21–22 апреля 2017 года)[408]
Спор дискурсов или борьба крокодилов? Международный круглый стол. «Наследие советской школы перевода» (филологический факультет МГУ, 20–21 марта 2015 года)[417]
Конференция памяти Леонида Михайловича Баткина (1932–2016) (ИВГИ РГГУ, 14 июня 2017 года)[422]
Библиография
Отрывок из книги
18 апреля, в день рождения замечательного историка и писателя Натана Яковлевича Эйдельмана (1930–1989), в редакции журнала «Знание – сила» состоялись научные чтения его памяти (выбор места объясняется тем, что Натан Яковлевич был верным и давним сотрудником и поклонником этого журнала; по свидетельству одного из участников чтений, он восхищенно говорил: «Это единственное издание в мире, где в редколлегию входят целых три моих одноклассника»). Убранство зала, в котором проходили чтения, наверняка заставило бы довольно усмехнуться Натана Яковлевича, чуткого ко всевозможным «странным сближениям» в пространстве и времени: дело происходило в просторной мастерской фотохудожника, оформляющего журнал, в окружении всевозможных чудес фотоколлажа, вроде мясорубки, изготовляющей фарш из бумажных денег…
Открывая чтения, один из главных организаторов, историк Андрей Тартаковский, подчеркнул их отличие от предыдущих вечеров, посвященных памяти Эйдельмана; следует, сказал он, попытаться перейти от лирических восхвалений к объективной – по возможности – оценке вклада, внесенного Натаном Яковлевичем в науку и литературу.
.....
Выступление Александра Каменского снова вернуло аудиторию в конец XVIII века. Каменского интересовало присутствие «екатерининского» субстрата в реформах, задуманных и/или осуществленных Александром I в начале его царствования[39]. Ключевым понятием для этого доклада стало понятие преемственности – преемственности в реформах (между деяниями Александра и его бабки Каменский усматривает больше сходств, чем различий) и преемственности в их изучении: с точки зрения докладчика, один из главных недостатков нашей исторической науки – в ее фрагментарности, в том, что каждый исследователь изучает свой конкретный период, общая же история реформ в России до сих пор не написана (тезис, который попытались оспорить некоторые из слушателей).
Александру – а точнее, псевдо-Александру – был посвящен и доклад Александра Архангельского «Самозванство без самозванца (Еще раз о старце Федоре Кузмиче)»[40]. Докладчик начал с изящного сравнения людей, ищущих разгадку этой загадки, с «тайными ферматистами», то есть математиками, в глубине души не теряющими надежду доказать заведомо недоказуемую теорему Ферма. Впрочем, к таким тайным ферматистам от истории принадлежал Эйдельман, который, как точно заметил Архангельский, хотя и не мог до конца поверить в то, что сибирский старец в самом деле был Александром, но все-таки очень этого хотел. Напротив, докладчик решительно отверг возможность тождества между старцем Федором Кузмичом и императором Александром Павловичем, основываясь прежде всего на аргументах, почерпнутых, можно сказать, из исторической психологии. Легенда, сказал он, ведет свое начало от Л. Н. Толстого, не видевшего разницы между русским царем и русским писателем: русский писатель мог мечтать об «уходе» и даже в конце концов его осуществить, но русский царь, божий помазанник, не мог позволить себе бросить на произвол судьбы страну и покинуть престол тайком, украдкой (иное дело – неосуществленные планы Александра провести в России политические реформы, превратить ее в конституционную монархию и уже потом передать бразды правления своему преемнику, планы, о которых напомнил аудитории Андрей Тартаковский). Старец Федор Кузмич не был императором, но старцем он был не самозваным, а самым настоящим, появление же его в 1836 году именно в том районе Сибири, где в тот период упорно ожидали явления некоей особы царской крови (например, «воскресшего» Константина Павловича), было, возможно, обусловлено его стремлением «пострадать»; возможно также, что именно поэтому он столь уклончиво отвечал на прямые вопросы о своем происхождении.
.....
