Читать книгу Моя мама – ведьма - Вера Волховец - Страница 1

– Как же он хорош.

– Тинка, ну ты в своем уме? Он же наг. Тварь магическая. Нелюдь проклятущий!

– Праш, ну чего ты! Разве это меняет, что радж просто красавчик? Смотри, какие плечи… А глаза какие! Могучего воина издалека видать.

– Тинка, немедленно прекрати! А если маменька узнает? Рада, скажи ей уже наконец, чтобы перестала.

Раздражающий зудеж прицепившихся ко мне хвостом троюродных сестер стал заоблачно бесячим.

И чего они собственно от меня хотят?

Да просто все. Возможности поплеваться за моей спиной, как и всегда. Хотите? Да не вопрос, выпишу вам отличный повод.

– Хорош, хорош, – отзываюсь я, будто бы даже в прострации. Такой комплимент в адрес нелюдя, пусть даже он и великий змеиный радж Аджит Руадан Тиапшет Махавирский – точно не оставит ведьм нашего ковена равнодушными. Ни старших, ни младших. И конечно же, Золотина и Прасковья все растреплют своей матушке, нынешней старшей ведьме, сглотнув, что именно они и начали этот разговор.

Откуда им знать, что я говорила это совершенно не про великого раджа? Да, он хорош собой, очень хорош, но смотреть на него мне не хочется. Потому что когда смотрю – вспоминаю. То свое сокровенное, что сокрыла внутри, запечатала чарами, замуровала и уничтожила всякие намеки на подходы к баррикадам.

Просто ковену лучше не знать ни об этом, ни о причинах моего внезапного интереса к происходящим столичным стрельбищам. И не подозревать даже. Потому что именно от ковена я и храню свою великую тайну. Именно из-за того, кем являюсь – лишена самого важного, совершенно бесценного…

– А мелкий-то, мелкий… Смотри какой симпатичный змееныш у раджа. Неудивительно, что наша королева присмотрела его как возможного кандидата для договорного брака.

– Он же нелюдь! – возмущается Тинка.

– Как будто нашей Эмире есть до этого дело, – Праша закатывает глаза, – она мужа даже не из дворян взяла. Из чародеев. И тоже нелюдя. Анимага. Так что змееныш им очень даже в тему. Впишется в семью.

Новая причина для пересудов шепотом вызывает у меня только жгучее желание придушить Прасковью не сходя с места.

Мне всего-то и надо – чуть-чуть повернуться…

Но вот что действительно выдаст мою тайну со всеми потрохами – так это такая яркая реакция. Какое мне вообще дело до наследного принца Махавирских лесов, впервые прибывшего в столицу пресветлого Варосса?

Дела мне не должно быть.

Не должно.

А ведь пришла-то на эту площадь я именно ради него. Меня не волнуют стральбища, нет дела ни до удали молодецкой, ни до меткости.

Только до невысокого хрупкого парнишки, сидящего по правую руку от великого раджа.

Тем более, что я гляжу на него и любуюсь, как и свойственно всякой матери – не вижу его недостатков.

Длинноватый нос? Это признак родовитости его отца, между прочим!

Излишняя худоба? Нет в ней ничего излишнего, это первый признак полукровности. От смеси людской и нелюдской крови часто рождаются вот такие вот слегка сказочные, кажущиеся нашему взгляду чуждыми, дети.

Это лишь нам кажется, что что-то в них не так.

Мы просто слишком закостенели.

Не умеем любоваться.

Хотя у меня все-таки это получается. Я, конечно, предвзята, но… Нет, это все-таки объективность.

У сына раджа на диво ясный взгляд, выдающий живой насмешливый ум. Из-под змеиного обруча, обнимающего лоб и позволяющего носителю сохранять человеческую форму тела, торчат непослушные вихры. Такие знакомые – хочется разрыдаться.

Самое обидное, все что мне можно – только смотреть. Не пройтись пальцами по этим растрепанным волосам, не поправить выбившийся из-под белой рубашки серебряный медальон. Не обнять его так, чтобы сразу понял, как я тосковала без него. Нет. Только смотреть. Из толпы явившихся на соревнования по стрельбе из лука зевак. Прикрыв лицо мороком, чтоб, не дай бог, великий радж не узнал, если даже случайно из толпы взглядом выхватит. Даже это – больше, чем мне позволено.

Первый и единственный раз радж Аджит при дипломатическом визите взял в пресветлый Варосс своего наследника.

Не взял бы, если бы знал. Он давал мне зарок, что даже имени моего вспоминать не будет при сыне. И именно я и потребовала Аджита дать мне этот зарок. Зная, что в его глазах это будет значить только одно – я не пожелала его принимать, предав все, что между нами было.

Хорошо, что он не знает. Не знает, что десять лет назад, через два года после нашего разрыва моя мать приняла решение о переезде, в составе всего перебравшегося в столицу ковена, не пожелавшего больше жить так близко к землям нелюдей. Долгий был путь.

Не сказать, правда, что путь тот привел мой ковен к тому, чего они так хотели. Нелюдей и в столице было более чем достаточно. Причем самых разных. Правда до коронации нынешней королевы они так не процветали, но… вот сейчас-то… Думаю, застава Теплые воды, на реке Нелюдинке, и та была меньше заполнена нелюдями, чем Завихрад сейчас. Даже при том, что стояла вплотную к границам Варосса с Махавиром.

– Смотри-ка, смотри-ка, змееныш тоже будет выступать, – удивляется Тина, снова отрывая меня от глухого любования.

И правда, сын раджа быстро и легко сбегает по ступеням королевской ложи, чтобы на стрельбище набросить на плечи синюю куртку, поданную одним из распорядителей.

Вот так новости!

А говорили, что радж отказался от участия в соревнованиях. Впрочем, выйди сейчас великий радж, встань в одну шеренгу с именитыми стрелками-людьми – и его выигрыш списали бы на его нелюдскую природу. А сын раджа – полукровка, это не скрывается, просто потому, что очевидно любому, кто хоть что-то знает о полукровках.

И мальчишка-полукровка, встающий рядом со взрослыми стрелками – да, это более продуманный политический ход. На ребенка не будут так злиться, как на взрослого нелюдя. Да и расстановка сил "юный полукровка – взрослые люди" примерно равна. Опять-таки внешнее обаяние играет свою роль. Сын раджа – очаровательный мальчишка. Его видели только в человеческой форме. Потому и шепотки, расползающиеся по зрительским трибунам, в основном – одобрительные.

– Не побрезговал, радж, позволил наследничку снизойти до чужого народа. Может, и у нелюдей есть что-то человеческое, – склоняясь чисто к моему уху шепчет Тинка. По всей видимости, решила, что раз уж Праша не хочет проявлять терпимость – со мной можно пошептаться.

Пусть.

Лишь бы обзор мне сейчас не заслоняла.

Я даже на цыпочки встаю, чтобы не выпустить из поля зрения худенькую фигурку в синей куртке.

– Удачи, солнышко, – шепчу, складывая пальцы в кармане юбки в знак незримого, не запрещенного благословения, – мама за тебя болеет.

– Смотри, смотри, Тинка, а Рада-то ожила. А говорила, не интересны ей, ни стрелки, ни такие толпы людей.

Все замечает Праша – зоркая и язвительная, костистая заноза, торчащая глубоко в моем бытии. Если бы не она – с той же Тинкой я бы провела время куда как приятнее. А перед Прашей – приходится беречься.

– Ну, извини, сестрица, – насмешливо кривлюсь, – сами меня сюда притащили. Мне и в лавке прекрасно сиделось. Вот прямо сейчас будет ужасно глупо, если я начну зевать и прикладываться к тебе на плечо. Я втянулась. Ты не ожидала?

– Ой все, – Праша отмахивается от меня и отворачивается. Вроде бы – потеряла ко мне интерес, но нет, конечно же нет. Она так демонстративно вытирает пот со лба, вздыхает: – Ах, какая духотища! – и зеленое ворожейное свечение формирует в её пальцах тонкий веер.

На меня Праша самодовольно косится, всем своим видом демонстрируя – хочешь, и тебе наколдую. Только попроси.

Еле удерживаюсь от того, чтобы закатить глаза. Снова смотрю на поле внизу, под трибуной. Нахожу взглядом моего стрелка в синей курточке.

Праша раздраженно фыркает – ей так хотелось оказать мне большое одолжение с покровительским видом.

Ну вот, а я-то думала, что все наши разборки “кто из нас самая ведьмистая ведьма” остались далеко позади, в детстве. А нет. Вроде как двенадцать лет на моем запястье переплетаются змеи “Ведьмина замка” – браслета, перекрывающего доступ к магии, а сестры периодически любят напомнить мне, что вот они-то хорошие, а я – виноватая. Семейное позорище.

Ну ладно, бывает.

Я уже так привыкла к семейной неприязни, что все, кто так баловал меня в детстве, при встрече могут и под ноги плюнуть, что вот к этому приглашению на стрельбищенскую ярмарку отнеслась настороженно. Если бы сама не собиралась – отказалась бы. А так – глупо было бы сказать, что у тебя в лавке куча дел, а потом столкнуться с сестрами на ярмарочной площади. Глупо и рискованно. Ковен непременно озадачился бы вопросом, почему это я так себя веду и чураюсь семьи.

Это ведь только их право – чураться меня, а мое – раскаиваться.

Простите, но сейчас раскаиваться я не буду.

Все мое внимание принадлежит звонкой мальчишеской фигурке, что примеривается к луку, поданному ему все теми же распорядителями.

– Ситар Викрам Тиапшет Махавирский, – герольд соревнований зачитывает имя сына великого раджа с поданного ему листа, – выступает под восемнадцатым номером.

Ситар Викрам…

Длинное имя. Вычурное.

Выбирай я – выбрала бы что-то свое, покороче. Для сына простой ведьмы – не нужно сложных имен. Но для сына великого раджа – каждое имя в длинном списке что-то да значит.

Будь мы возможны, наверняка я бы добавила к этому длинному витиеватому имени какое-нибудь свое. Чтобы были имена для всякой провинции, принадлежащей Махавиру, и одно для меня. То, которое бы и не знал никто другой.

Увы, у меня нет на это прав. И никогда не будет.

Даже это имя сына я должна буду стереть из памяти, превратить его в ничего не значащий факт, чтобы если ковену вдруг когда-нибудь приспичит допросить меня на алтарном камне – чтобы было нечего вырывать из моих мыслей.

И все же тишком, тайком, для себя, на пару часиков, решаю звать сына Виком.

Вик – и сразу же внутри грудной клетки растекается тепло.

Как чужак, новичок и сын разумного правителя, наследник раджа выступает последним. После всех, кто соберет себе сливки внимания толпы, покрасуется, наиграется мускулами.

В отличие от Джыграмбы, орочьего охотника, Вик не бьет себя кулаками в грудь. Не приосанивается, когда противники попадают в края мишеней, как это делают в равной степени самовлюбленные эльфийские лучники, Саландиэль и Алатриан. Эти двое вообще убеждены, что все собравшиеся – зря тратят время. Что приз за победу на стрелковом турнире надо отдать одному из них. Предварительно бросив монетку, потому что они, конечно же, абсолютно равны.

Ну, в глаза они, конечно, так говорят. А вот когда расходятся по разным тавернам – так тут же возвещают хулу жестоким богам, за то, что они заставили побрататься “с этим косоглазым недоразумением”.

Эльфы… И ведь эти заносчивые выскочки считают себя высшими созданиями вселенной.

Отборочный тур Вик проходит довольно легко. Играючись. Видно, что он еще расслаблен – даже умудряется несколько раз попасть стрелами в крайнее кольцо мишени. Для того, чтобы пройти отбор этого хватает. Для того, чтобы пристреляться – тоже.

Конечно – я не сомневалась.

Его отца зовут Синей Смертью, потому что именно он в свое время истребил в лесах Махавира все кочевные племена, теснящие нагов. В Теплых Водах ходили байки, что воинское искусство Аджита таково, что как-то раз он отбился от двенадцати искусных мечников и одного сопровождающего их чародея.

Понятно, конечно, что у страха глаза велики. Но я помню шершавые руки великого раджа. Руки, в которых одинаково хорошо было и мне, и его клинкам.

Разумеется, Аджит не дал бы сыну вырасти белоручкой, прячущимся за чужими спинами. Разумеется, наследник великого раджа вырастет великим воином, достойным своего отца.

Что ж, надеюсь, рядом с Виком были те, кто в противовес его требовательному отцу баловали его. Я бы этого для него всей душой хотела.

Весь смак начинается уже во время основных туров. Когда уже мало просто попасть в мишень, нужно вышибить большее количество очков. Когда и те, что на отборочных испытаниях даже в сторону мишени не глядели, начинают примеряться к выстрелу по несколько минут, приноравливаясь к ветру и влажности воздуха.

Тут уже даже дурашливая улыбка сходит с лица сына великого раджа. Он будто сам обращается в стрелу, тонкую, нацеленную в самый центр мишени.

В полуфинале сходятся сильнейшие. Джыграмба – никто и не сомневался, он уже четыре года подряд проигрывал только одному из эльфийской пары названых братьев, Алатриан, умудрившийся рассечь стрелу побратима и тем самым одержавший над ним победу, Борис Каховский – единственный прорвавшийся так высоко человек, неизменно радостно встречаемый на трибунах, и Вик. Мой мальчик. Прекрасный талантливый мальчик, гордилась бы ужасно, имей я право.

Первым выпускают пару Джыграмбы и Каховского, и это на самом деле – интересный расклад. Командор городской немагической стражи первый раз участвует в соревнованиях такого рода, и уже демонстрирует такие блестящие навыки… Прекрасный конкурент орку-охотнику. Так сразу и не скажешь, кто из них окажется метче другого.

Именно в эту секунду где-то под сердцем у меня ощутимо колет созданная тыщу лет назад тревожная чара. И что это значит – я понимаю довольно легко. Чара была конкретная. Та, которая должна была привести меня к нему, если вдруг что-то случится.

Ну вот, случилось. Моему сыну грозит опасность. Вот прямо сию секунду! Вот бы еще понять – откуда она смеет нам грозить!

– Кто-нибудь хочет семечек? Я хочу.

Праша оборачивается на меня и кривится.

– Семечки, фу, ужасно вредно же.

Праша у нас все знает. Конечно же, потому что много читает. Журналов для юных ведьмочек – бессчетное количество.

– Ну, мне замуж не ходить, могу себе позволить, – фыркаю, – Тинка?

– Да, захвати мне горсточку, – лакомка Золотина косится на сестру с виноватым видом. И чего она парится, мне интересно? Ну подумаешь, пышногрудая и широкобедрая. На силе ворожбы это не скажется, да и мужики ей вслед почаще, чем худющей как швабра Праше оборачиваются.

Разумеется, сестрицы не идут со мной. Им не очень хочется проталкиваться к лестнице, спускаться к лотку бакалейщика, торговаться… А потом еще и места на неуклюжей деревянной лавке могут занять, если их оставить без присмотра.

Что ж, на то я и рассчитывала. Компания мне не нужна. Если хоть кто-то из сестер заметит, что я сейчас буду делать – вряд ли ковен обрадуется. Вряд ли после этого позволит мне жить долго и счастливо. Да даже несчастливо, бедно, так, как живу сейчас – и то не позволит. Ковен выразил свою волю по отношению ко мне – не выполнила свой долг, не принесла первенца к семейному алтарю – не смей пользоваться семейной магией.

Откуда же им знать, что я семь лет подбирала руны, для того, чтобы разговорить духов Ведьминого Замка?

А еще два года после вела переговоры, пытаясь сойтись с духами в цене, если я иногда, в исключительных случаях могла прибегнуть к магии.

Цену они, конечно, влупили…

И даже скастить не получилось, змеи не уступили мне ровным счетом ни в чем. А договориться надо было, потому что мать моя уже так близка была к пределу. Хоть и продержалась она больше, чем мы обе с ней ожидали. Только с прошлого года я сама проводила ритуалы, нужные для поддержания моей легенды.

Под сердцем колет все сильнее, тревожнее. Я наконец-то сбегаю к лотку и прячусь от взгляда настойчивой Праши за массивной фигурой торговца. Слава богу, тут еще есть люди, можно будет потом сказать, что ждала свою очередь, а потом – зазевалась, засмотрелась на стрелков.

Поле от трибун отделяет невысокий дощатый заборчик. Попробуй его перескочить – схлопочешь огненный шар под зад. Маги, устанавливавшие защиту, не отличались изящным чувством юмора и оригинальностью мысли.

Ну и пусть, важно, что заборчик реагирует на мысль и намеренье – и никто не мешает мне протиснуться между двумя массивными мужиками и ухватиться руками за край забора. Ботинки снимаю как можно незаметнее.

Так как я отрезана от семейного источника магии, приходится тайком прикладываться к общему. И это на самом деле сложно, я ведь ведьма, а не чародей, привыкший к такой магии с детства. Да и колдую я действительно редко. Не хватало еще поседеть раньше положенного и вызвать ненужные вопросы ковена.

Несколько слишком долгих секунд уходит на то, чтобы ощутить вибрирующее огромное ядро магии под ногами. Говорят, продвинутые чародеи стараются носить ботинки на толстой подошве и плотные перчатки, лишь бы хоть ненадолго не ощущать довлеющей связи с магическим ядром нашего мира.

Мне сейчас нужно как раз противоположное. Установить связь, от рождения мне не положенную.

На запястье наливается жаром тяжелый браслет, две переплетающихся змеи, Ведьмин Замок – знак великого разочарования от моего ковена. У металлических змей вспыхивают алым огнем глаза.

– С-с-соглашение в с-с-силе? – только мне различимым шипением в два голоса спрашивают духи моего браслета.

– Разумеется, – морщусь, потому что все эти вопросы – жуткая формальность. Или я подтвержу свою готовность платить за сделку, или Ведьмин Замок сработает как следует и не даст мне установить связь с ядром.

– Прекрас-с-сно, – маленькие головки, одна зеленая, вторая золотая, раскрывают пасти и вонзают длинные тонкие клычки в кожу на моем запястье. Больно. Дальше будет больнее – они будут пить мою кровь, а вместе с ней и дни моей жизни за каждую секунду связи с источником чар.

Впрочем, плата того стоит.

Еще двенадцать лет назад дала себе слово, что жизнь своего сына я буду сохранять любой ценой. И то, что мне пришлось отказаться от него, отдать его отцу и уйти, уничтожив все, что связывало меня и Аджита – было первым шагом на этом пути.

Отступать сейчас с учетом всех принесенных мной жертв – глупость несусветная.

Связь устанавливается. Неприятная, чуждая мне как ведьме связь. Все-таки между чародеем и ведуном целая пропасть различий в плане разности наших магических энергий.

С другой стороны, нет ничего невозможного. Магия в принципе предназначена для работы с любым соответственно одаренным. Это мы с мамой вычитали в одном талмуде, через кучу рук добытом из библиотеки Университета Стихийной Магии – самого известого Велорского магического заведения. В основном потому, что именно стихийников в нашем мире и было больше всего. И нужда в них не прекращалась, как не заканчивались пожары, засухи и потопы.

Подключаясь впервые к незнакомому мне общему магическому ядру, я в первую секунду ощущаю первобытный ужас. Как? Как с этим справляться? Вот только во вторую секунду чара Материнской Вести буквально стискивает мое сердце ледяной ладонью. Почти что на ухо мне орет:

– Быстрее, ведьма, быстрее!

Пара секунд, и незнакомая мне магическая энергия уже послушно тянется к ладони. Обжигает кожу и дополнительные магические чувства, напоминая, насколько мы разные.

Мне некогда разбираться с её упрямством и уговаривать. Я просто переплетаю заклинание наскоро и бросаю его вперед, на поле.

Не адресуя его Викраму, нет, не могу я так выдать себя. Если Аджит поймет, что я тут – и пришла на стрельбища, как только услышала что радж Махавира придет на них с сыном – он меня найдет. И придушить может ненароком. Отнюдь не из приступа страсти.

Чара моя распахивает для меня новое поле зрения – пространство сплетенных над стрельбищем чар. Бог ты мой, Двуединый, сколько же они здесь наплели. Сразу видно, что точно знали заранее об участии наследника правителя другой страны. Для рядовых стрелков обычно и половину заклятий не тратят. Дорого!

А тут…

Плотная светящаяся сеть, которую чуть только тронешь – она взвоет сотнями голодных голосов, и тут же явится отряд боевых магов, чтобы прихватить тебя под белы рученьки и упечь за решеточку, за попытку спровоцировать межгосударственный конфликт.

Самое странное в открывшейся мне картине – сгусток черноты, висящий в самой высокой точке незримого для простых людей защитного купола чар. И сначала я не понимаю, как эта дрянь умудряется работать, при таком-то количестве сигнальных и выявляющих черномагию плетений. А потом… Да какая разница, как оно работает!

Важно, что оно работает! И ползет по тонким нитям других чар в сторону Викрама. И вряд ли создана она для того, чтобы зажечь над головой моего сына какие-нибудь яркие радуги. Нет. Черномагия никогда не служит для чего-то хорошего. Любое из шестнадцати признанных чермагическими заклятий нацелено только на одно – лишать жизни. Я знаю, конечно. Мой ковен некогда славился именно знанием этих заклинаний. Когда их еще не объявили вне закона – именно к Елагиным ходили за устранением врагов.

А когда объявили… О, эти темные времена до сих пор оплакивают всем ковеном. Как было тогда хорошо, сытно…

Черная дрянь похожа на гусеницу. С сотней маленьких парных ножек, с чем-то вроде острия стрелы вместо головы. И без лишней спешки она ползет вперед, и все заклинания, которых оно касается – темнеют и деактивируются. Вот ведь черт! А ведь наверняка эту дрянь вплетали на стадии создания защитного купола. Замаскировали, убедили соседствующие чары, что эта гадость – одна из них. И теперь ни одна нить не реагирует как положено, даже когда теряет силу и угасает.

Вокруг меня галдят и кричат. Только что Алатриан выбил максимальное количество очков. И выступающему после него нажьему принцу придется пять раз рассечь стрелу противника, воткнувшуюся в яблочко, ради только того, чтоб доказать, что он достоин соревноваться со столь великим соперником. Им дадут дополнительные выстрелы.

Все это меня не волнует сейчас. Я лихорадочно соображаю, припоминая, что мама мне рассказывала о черномагии. Наша ветвь никогда не считалась уж очень надежной, но какие-то общие понятия о семейной специализации у нас были. Хотя бы даже и потому, что оставшись без основного промысла, Елагины быстро перепрофилировались из черномагов в специалистов по защите от черномагии. Это было ценно, разумеется.

Черномагия – всегда адресная. В этом и смысл любых заклинаний. Адресная смертносносная магия, которой не нужен никакой повод для возникновения и действия. Ей нужен не кто-нибудь, а мой сын. И судя по тому, как медленно ориентируется “гусеница” – она ориентируется по своим, скудным магическим чувствам. И вправду. Проникнуть из вне было бы сложнее.

Но ведь магическое чутье вот такого вот субъекта силы можно обмануть.

Не всем, но мне-то можно! Я – мать. И точно знаю, что сын Аджита Махавирского – кровь от моей крови, плоть от моей плоти.

Незаметно свешиваю руку за забор, по-прежнему всей своей душой транслируя защитным заклинаниям мирные намерения.

Их сложно обмануть. Но у меня даже в уме нет обманывать. Я никому не наврежу. Только защищу сына. Все!

Зажимаю запястье, в которое впились две змеиные головки моего браслета.

– Всего две капли, – прошу у духов, что сейчас присосались к моей крови и упиваются сладчайшим лакомством ведьмовской жизни. Такое угощение редко достается примитивным духам вроде этих, обрученным ведьмами в запирающий артефакт.

Духи отвечают мне недовольным шипением. Но все-таки соглашаются, позволяют паре капель моей крови вырваться из проколотых тонкими зубами змей и упасть на землю.

Да, вот так!

Быстрыми магическими головастиками проносятся эти капли в траве стрельбища. Сталкиваются друг с другом в трех шагах от моего сына. Формируют, согласно моему приказу его волшебную копию. Пока еще – незримую. И черная дрянь удивленно замирает, удивленно водя острым жалом из стороны в стороны. Ей не под силу определить настоящего. Обе цели кажутся ей одинаковыми. Однако радоваться мне рано. Я еще не победила.

– Ну же, ну же, – шепчу, наблюдая за гусеницей, – давай, крошка, заглатывай мою наживку.

Сомневается, тварь!

А ведь я не могу её атаковать. Я и так рискую, потому что во время любых общественных мероприятий колдовать запрещено. Даже Праша с её веером рискует, но за такую бытовую мелочь никто карать не будет, а вот за то, что ты пользовал магию крови на соревновательном поле – за это может немаленький срок на каторгу прилететь. Ну, я, конечно, не дура, потому и работаю через чародейское ядро, потому что это на выходе исказит тот магический след, по которому меня можно отследить.

Но только попробуй я применить что-то стоящее, что-то действительно сильное, равноценное – меня опознают за несколько секунд.

Сползаю за забор. Теперь он для меня прозрачен как чистейшая вода. Сейчас я начну уплотнять свой морок, чтобы убедить эту зачарованную на кровь смертоносную тварь, что настоящий Викрам – это не тот, который сейчас приноравливается к ветру, сменившему направление.

Я буду уплотнять морок, и его увидят все. В течение пары минут поднимут тревогу и удалят соревнующихся с поля. Начнется шумиха, люди ломанутся к выходам, подальше от опасного колдунства.

Тварь не вырвется за пределы купола чар, не сможет, не зря её так хорошо и качественно проплели в защитную паутину заклинаний. Не зря даже сейчас, когда гусеница отдалилась от точки своего появления, за ней тянется длинная тонкая нить, связывающая её с первоисточником. Как только Викрам покинет купол – я смогу встать и просто выйти вместе со всеми.

Отличный план.

Осталось только реализовать!

Зачерпываю пальцами горсть земли, растираю её между пальцев, тихо-тихо, шепчу заговор. Простейший, примитивный – для того, чтобы усилить морок землей и создать иллюзию пропитанной моей кровью живой плоти. Это чуть ли не первые чары, которым учат юных ведьм моего клана.

Пыль на стрельбище приходит в движение. Вся пыль летит к исходной точке моих чар – двум каплям крови, отправленным почти к центру ровной площадки. Конечно же, это не остается незамеченным. Я слышу первые удивленные выкрики и потихоньку двигаю свой морок ближе к Викраму. Гусенице же плевать на галдеж людей, острый нос нетерпеливо подрагивает. А потом её будто подстегивают. Я буквально вижу, как тварь вздрагивает, почти слышу мерзкий леденящий визг, символизирующий боль.

Интересно, кто это такой спец?

Жаль, конечно, что я не глубокий знаток черномагических чар. С ними в нашем ковене знакомили только испытанных ведьм, годных. Принесших ковену пополнение. А со мной всем все давно понятно. Я – негодная.

Получившая по первое число тварь наконец определяется и приходит в движение. Ползет к моему мороку.

Обрадоваться я не успеваю. Потому что именно в эту секунду меня хватает за шкирку грубая рука в латной перчатке. Ткань рубахи трещит. Меня вздергивают на ноги.

– Ты чего это тут творишь, ведьма? – рявкает стражник, разворачивая меня к себе лицом, – чего за мерзость ворожбанишь?

– Ну что же вы с ума сходите, господин, – мило улыбаюсь, с трудом удерживая концетрацию, на происходящем позади меня, – голова у меня закружилась. Присела на минуточку. Не могу я ворожить. Смотрите.

Показываю браслет. Тыльной стороной, чтобы не заметил впившихся в мою кожу змей. Даже такому дураку будет понятно, что это неспроста.

Впрочем, о том, что Ведьмин Замок можно преодолеть, знают буквально единицы магов в нашем мире. И все кто знает – распространяться не спешат.

– Всех бы вас позамыкать, – хмуро сплевывает стражник мне под ноги, – а то одни сглазы да порчи от вас, отродье вы черномажье.

Ох как здорово. Мне еще и убежденный магоненавистник попался. А я-то думала, что они повывелись в просвещенном Вароссе, разделяющем идеи всеобщего равенства и величия разума.

– И вам хорошего дня, господин, – ласково желаю ему вслед и резко разворачиваюсь обратно. Чертыхаюсь – пока меня отвлекали, морок мой взял и потерял в силе и плотности. Перестал быть для хищной дряни внятной наживкой. И она уже целенаправленно рванула к настоящему Викраму, моему мальчику!

А он-то! Что делает, балбес!

Я точно слышала рожок магической тревоги, я точно вижу, как уже стоят у выхода со стрельбища Алатриан и Джыграмба. Стоят вполоборота, смотрят назад. На одного юного растрепанного балбеса, которому точно в жизни розог мало прописывали!

Тревога?

Опасность?

Какая разница, если у мальчика еще три стрелы на тур, и ему надо уесть соперника.

И он ведь уедает. И первую, и вторую стрелы всаживает точнехонько в яблочко мишени, раскалывая в щепки стрелы Алатриана. Бросается ко второй, падает на колено, даже не подозревает, что сам сократил расстояние между собой и незримой для всех, кроме меня, черной, жаждущей крови твари. И она радостно затрепетала и задрожала всем телом, явно готовясь к броску.

Метится в сердце!

Страх, пронзивший меня – острый и глубокий.

Но не парализующий, наоборот – отшибающий последние остатки осмотрительности.

Испугавшись за сына, я действую грубо и резко – выдираю из земли уже не пыль, а грубый, неотесанный пласт суглинка. Выдираю, бросаю, накрываю им несносного мальчишку как одеялом, запекаю его магическим жаром до каменной твердости.

Тварь, созданная из черной магии, вгрызается в созданный мной камень. Он не может быть ей годной преградой, конечно. Эти твари кости без зубов дробят. Но суть не в этом. Я прицелилась, подгадала, чтобы пара капель моей крови оказались именно напротив сердца Вика. Туда куда целилась тварь. И как только она касается их своим острием-жалом, я уничтожаю заклятие, в мороке иссякает жизнь. Для неразумных тварей это неотличимо от настоящей человеческой смерти.

Кровь – есть, смерть – есть. Миссия выполнена, как сказала бы одна моя очаровательная родственница!

Тварь ликующе верещит и исчезает. А Викрам чертыхается, отряхиваясь от осыпающихся с него градом каменных осколков. К нему уже несется королевская стража и встревоженный нажий радж.

Я промаргиваюсь, оглядываюсь по сторонам – как я и думала, люди, узревшие творящуюся на поле магию, спешат к выходу. О помощи никто не думает – своя шкура дороже. Ну и хорошо. Вон даже бакалейщик бросил свой лоток, и я невозмутимо беру с него кулек семечек. Забиваю мелкую монетку в щель между досками лотка – авось найдет, когда вернется.

Щелкаю змей по головкам ногтем.

– Эй, хватит с вас.

Они нехотя разжимают зубы, я сразу же перестаю ощущать связь с ядром. Пошатываюсь, ощутив резкий упадок сил. Ладно. Лишь бы до дома дойти. А там отлежусь.

Сестер встречаю уже за пределами площади.

– Где ты была, Отрада? – Праша обвиняюще тыкает в мою грудь пальцем. – Ты видела что произошло?

– Кто-то чаровал на змееныша? – с усилием выталкиваю из себя это слово, но для пользы дела – можно. – Видала. Сама в это время у поля у самого стояла.

– Везет, – тихо вздыхает Тинка. По-хорошему вздыхает, значит, гадостей про меня ей Праша наговорить не успела. Хорошо. Значит, и ковен не должен ничего заподозрить.

Будто сглаживаю. Праша подозрительно на меня щурится.

– А где так долго была? Где шлялась?

– Когда толчея началась, я в углу отсиделась, чтобы ноги не оттоптали. Я ж не могу колдовать, чтобы от меня подальше держались, – пожимаю плечами невозмутимо.

Нас учили – своим не врать. Но мне поздно думать об этом – я уже двенадцать лет лгу своим. Первой моей ложью стала ложь о смерти первенца. Сколько вранья уже было с той поры – не сосчитать. От еще одной мелкой хуже не будет. Тем более, что Праша в чарах не сильна, на искренность проверять не будет.

Так. Пару минут посверлила меня взглядом и махнула рукой.

– Идемте по домам. Наша матушка наверняка беспокоится!

– Идемте, идемте, – киваю.

Всеми силами стараюсь игнорировать мысль о том, что в последний раз я колдовала очень спешно и слишком сильно. И вот теперь-то меня, вероятно, найдут. И сошлют.

Да плевать, лишь бы ковен про моего сына не узнал.