Читать книгу Асанардаль - Вея Нечаева - Страница 1

От автора

Первым читателем «Асанардаль» была моя подруга. Добросовестно прочитав роман, она сделала бровки домиком, бросила на меня полный недоумения взгляд и с обидой произнесла: «А что это у тебя роман с элементами криминала?». Подруга призналась, что ждала от такой восторженной простушки, как я, дамского сентиментального романа. Поздно вечером, когда я собиралась спать, подруга позвонила мне и деловито произнесла: «На всякий случай напиши, что все события вымышленные, а то мало ли…». В общем, пугнула меня, дала волю фантазии. Ясно же, что смотрела новости по телевизору. А я что, я человек впечатлительный, а посему пишу, что события вымышленные, персонажи вымышленные и всё в том же духе; не знаю, как там пишут, сколько книг перечитала, нигде авторы заранее не оправдывались.

Глава 1

Письмо из Италии

Мила шла домой медленным шагом. Утро выдалось погожим, и Мила решила побаловать себя прогулкой на свежем воздухе. Нагулять вдохновение. Она дошла до Адмиралтейства, жмурясь от солнца. Светлые локоны Милы невесомо порхали перед её лицом, ловя солнечные блики. Каблучки звонко цокали по асфальту. Мила чувствовала себе лёгкой, юной, летящей, красивой, и казалось ей, что все проходящие и проезжающие мимо мужчины смотрят на неё с восхищением.

Вскоре улицы заволокло туманом. Подул ветер. Домой Мила шла, обхватив себя за плечи. Она была одета в сарафан из шёлкового муслина и коротенькую кожаную курточку. Начал накрапывать дождь. Пришлось брать такси.

Во дворе дома, где жила Мила, давно не было скамейки с бабульками, этого урочища судного дня, зато сами судьи никуда не делись. Одна из них ошивалась возле подъезда. Увидев Милу, пожилая леди грузно надвинулась на неё.

– Вы, Милочка, легко одеты. Ещё только конец мая, а вы уже в сарафанчике. А я вот утеплилась. Нельзя в таких лёгоньких сарафанчиках ходить под дождём. И курточка на вас несерьёзная. Разве это куртка? Вот у меня куртка так куртка.

Заходя в подъезд, Мила бросила на старушку косой взгляд. Да уж, утеплена она так, что и в десятиградусный мороз не замёрзнет.

Мила крайне редко разговаривала с этой скучающей прилипалой. Старушка первой начинала бестактный разговор, никогда не здоровалась. Для Милы беседа без приветствия была неприемлема.

А ведь не такая уж эта леди и старая, размышляла Мила, поднимаясь в лифте. Кажется, ей пятьдесят с небольшим. И почему бы ей не сходить в парикмахерскую, не сменить стоптанные угги на ботинки. Сейчас так много красивых ботинок, можно подобрать недорогие и добротные. И приодеться ей не мешало бы. Почему никто не скажет этой назойливой женщине, что её пуховик пропах потом? И ведь есть, кому сказать. У старушки муж и два сына.

«В чужом глазу и соломинку видно, – подумала Мила, – зачем я потратилась на такси, если денег в обрез? Нет, чтобы спуститься в метро. Как же, новые босоножки натёрли. И зачем я их надела? Покрасоваться мне захотелось».

Мила посмотрела на свои ноги. В новой обуви они казались тонкими и длинными. Мила вздохнула. Красота требует жертв. Вспомнила, что старший сын назойливой старушки с некоторых пор поглядывает на неё, Милу, довольно пристально.

«Но старушка имеет в планах женить одного из своих отпрысков на моей Сане. Конечно, они вчетвером живут в двухкомнатной квартире, а мы вдвоём в трёхкомнатной. Женить своего ледащего на моей Саночке, а меня вежливо сплавить куда-нибудь в деревню. О, я знаю, что эта старушенция считает меня не от мира сего, едва ли не блаженной, умственно отсталой. Как же, я занимаюсь литературной деятельностью, то есть, по её мнению, бью баклуши, и в свои сорок с хвостиком смею выглядеть на тридцать. Поди, думает, что меня содержит любовник», – не без едкого самодовольства подумала Мила.

Сырая и тёмная квартира встретила Милу угрюмой тишиной. Вот он, долгожданный отпуск. Ни любви, ни вдохновения. Дочь живёт своей жизнью, ревностно охраняемой от матери. За окном дождь, а тут ещё эта противная соседка.

Скучно.

– Почему ты так тяжело вздыхаешь? Мне аж сюда слышно! – крикнула Сана.

Мила заглянула в комнату дочери. Сана сидела за компьютером.

– Что ты смотришь? – ласково спросила Мила.

Бледность и прозрачная худоба дочери ударили Милу по сердцу. Бедный ребёнок! Что он видит? Из академии домой, из дома в академию. Экзамены досрочно решила сдать…

Сточится она в этом колодце. Скоро станет бестелесной и прозрачной, как дождь.

– Какая тебе разница? – резко спросила Сана.

Её глубоко посаженные голубые глаза были мрачны. Под глазами и над верхним веком залегли тени.

Мила отшатнулась, растерянно посмотрела на дочь и прошла в свою комнату.

Долго стояла у зеркала. Права была подруга, радикальный цвет волос старит. Мила выглядела на свой возраст. Стали видны и морщинки, и дряблая кожа на шее. Мила обвернула вокруг шеи волосы. На глазах закипели слёзы. Сначала муж от неё ушёл, а теперь и дочь отдаляется.

Всё же Мила взяла себя в руки, приготовила на обед окрошку и салат из консервированного кальмара.

Сана вышла из комнаты. Мила замерла. Как поведёт себя дочка? Ласково улыбнётся, как в старые добрые времена? Сурово посмотрит и промолчит? Или просто–напросто уйдёт? Отец Саны и бывший муж Милы вроде как не против, чтобы Сана жила у него. Другое дело, проживает он за городом. От его дома Сане неудобно добираться в институт. Да и не против он на словах, а как дойдёт до дела, так сразу в кусты.

Сана зашла в кухню, равнодушно посмотрела на мать и села за стол.

– Обиделась? – спросила Сана.

– Нет, – спокойно ответила Мила, – а почему ты так сказала?

– Как «так»?

– «Не твоё дело», вот что ты сказала!

У Милы задрожали губы.

– Ой, ма, давай не будем, – скривила губы Сана.

– Давай не будем, – ледяным голосом согласилась Мила.

Сана никак не отреагировала на тон матери. А в детстве реагировала. Раньше холодный тон Милы пугал Сану, а теперь как с гуся вода.

– Как дела в академии?

– Сегодня экзамен поставили автоматом.

– Саночка, не переутомляйся.

– Немного осталось.

– Куда тебе спешить?

– Папа берёт меня с собой в поход.

– Охота тебе спать в палатке и таскать на себе баулы?

– А что делать? – пожала плечами Сана.

Она ела безо всякого аппетита.

– Кстати, тебе пришло письмо. Из Италии. Забыла сказать, – уныло проговорила Сана.

– Из Италии? – подпрыгнула Мила.

– Я положила его на твоё бюро.

Мила побежала в свою комнату. С радостным холодком в сердце распечатала конверт.

«Дорогая Мила Морияди!

Прошу простить меня за неловкое обращение. Я извела кучу бумаги, придумывая, как бы к Вам обратиться. Дорогая, уважаемая, почтенная? Госпожа Морияди? Или просто написать «добрый день»?

Мила! Пишет вам поклонница Вашего творчества, Люси Стаффид. Заранее прошу прощения за избитую фразу – Ваш роман «Марино» перевернул мне душу.

Как же я мечтала встретиться с женщиной, написавшей ШЕДЕВР! Но Вы живёте в России, а я в Италии. Я не могу покинуть свой дом. А если бы и могла, то не набралась бы смелости заговорить с Вами. Честное слово, Вы представляетесь мне небожительницей.

Но совсем недавно я узнала, что Вы живёте в Санкт–Петербурге. Мы с Вами землячки. Я родилась в Питере, на Малой Митрофаньевской.

И я подумала, что две питерские души всегда поймут друг друга.

Мила! Я живу в Тоскане, в вилле на берегу Средиземного моря. Я замужем, но детей у меня нет. Здесь, в Тоскане, нет ничего, что бы мне не нравилось, но я чувствую себя чужой. И всё же не могу покинуть свой дом.

И вот что я придумала. Почему бы Вам не приехать ко мне в гости? Вы не подумайте, я не аферистка и не маньячка. У меня большой дом и есть своя яхта. Виды здесь прекрасные. Мы бы могли прогуливаться по улицам Монте-Аржентарио, кататься на яхте. Вы бы рассказали мне о своём творчестве. Ох, как всё неловко получается. Я не знаю, как окончить письмо.

Пишу Вам свой электронный адрес. Если хотите, напишите мне.

Преданная Вам, Люси Стаффид».

Мила влетела на кухню, где Сана сидела, подперев голову рукой, над тарелкой с окрошкой.

– Саночка! Мы едем в Италию! – воскликнула Мила.

У дочери округлились глаза.

– Нас пригласили в Италию? Кто?

– Люси Стаффид! – торжественно провозгласила Мила.

– А кто это?

– Хозяйка виллы в Монте-Аржентарио, – важно проронила Мила.

– В Тоскане, значит. Вау. А кто она тебе?

– В общем-то, никто, – смутилась Мила, – Люси пишет, что она поклонница моего творчества.

– И она приглашает тебя к себе домой?

– Нас!

– Как, она и обо мне знает?

– Нет, но не могу же я бросить тебя на съедение комарам, – заявила Мила, – а глазки-то у нас загорелись!

– Как же им не загореться. Италия! Но у меня экзамены.

– Мы не завтра едем. Люси оставила мне свой электронный адрес. Я напишу ей, потом мы созвонимся. Всё же чужая страна, незнакомые люди.

– А. Значит, всё это вилами по воде писано, – промолвила Сана, с аппетитом принимаясь за окрошку.

Мила всё решила для себя. Едем. Квартиру сдаём на лето. Ничего страшного, если погостим в Италии всего неделю. Лето можно будет провести у бывшего мужа. Живёт он один. Не выгонит же он своего единственного ребёнка и его мать на улицу.

Глава 2

Знакомство со Стаффидами

Рим толком не удалось рассмотреть. Вопреки прогнозам Люси, предрекающей чуть ли не самум, Монте-Арджентарио встретил Милу и Сану на удивление прохладным и лёгким ветром.

По мере приближения к мысу небо затягивалось чистенькими белыми облаками, на первый взгляд невесомыми, но надёжно закрывающими солнце.

От железнодорожного вокзала до виллы «Ночная фиалка» решили добираться на такси.

От Милы не укрылось тревожное настроение Саны. Дочь затравленно зыркала глазами из-под короткой «подстреленной» чёлки.

– Что случилось, Сана?

– А? – встрепенулась Сана, – да так. Предчувствие у меня плохое.

– Не волнуйся, – мягко сказала Мила, – язык мы знаем. Как-никак, у нас целое лето прожила Франческа.

Франческой звали фотографа, долго гостившую у Морияди. Сана с удовольствием знакомила её с достопримечательностями Санкт-Петербурга.

– Всего лишь три месяца, и то давно, – бледно улыбнулась Сана.

– К концу августа ты шпарила на итальянском, как на родном языке. Ты легко его вспомнишь.

– А ты?

– Я училась на переводчика, уж как нибудь разберусь. Было дело, переводила с итальянского. Сана, ну серьёзно. Мы же дома всё обсудили. Если не сможешь говорить на итальянском, не беда. Ты училась в школе с английским уклоном. Здесь Европа, народ должен говорить по-английски.

Сана кивнула.

– Если нам что-то не понравится, мы тотчас уедем, – привела последний аргумент Мила.

– А билеты на самолёт?

– Переселимся в гостиницу. Скажу по секрету, я списалась с одним каучсерфером. Если что, он нас приютит. Не пропадём!

– Обычно дети успокаивают родителей, когда дело касается авантюры, – улыбнулась Сана.

– Что поделать, ты Дева, я Близнецы.

– Это да.

– Мы подъезжаем к вилле «Ночная фиалка», – сообщил таксист, – вон она, на горе.

Мила ещё раз с облегчением убедилась, что хорошо понимает итальянский.

– Вилла похожа на дом культуры в Весёлом Мухоморине, – по–русски сказала Сана и хмыкнула.

– Едете к друзьям? – спросил таксист.

Мила кивнула, искоса поглядывая на Сану. Фигурка тендитная, но ничего. Поправляться – не худеть. Зато лицо породистое, харизматичное и, чего греха таить, чувственное, как у египетской принцессы, но, боже, какое унылое! Раскосым, вытянутым к вискам глазам Саны, её высокому лбу, узкому прямому носу и выпуклым губам, готовым вот-вот сложиться в улыбку, позавидовала бы пациентка самого умелого на планете пластического хирурга. Но не позавидует, потому что все достоинства лица Саны портит гримаса уныния и отчуждённости. Улыбки бывают не только радостными. Порой улыбка Саны производила на окружающих отталкивающее впечатление.

Как Мила хотела порадовать дочь этим путешествием! Сана же сидит, ссутулившись, и равнодушно смотрит перед собой.

– Капитан, капитан, распрямитесь, – тихонько пропела Мила на ухо дочери.

Сана выпрямила спину.

У подножия горы лепились компактные и очень аккуратные, все из себя такие европейские дома.

С лица Саны исчезло уныние. Её льдистоголубые глаза вспыхнули. Мила проследила за взглядом дочери. Рядом с одним из домов стояла красивая девушка, фитоняшка с пышными формами. Волосы девушки у корней были белыми, косы, уложенные в замысловатую причёску – розовыми. Мила растерянно посмотрела на дочь, но взгляд Саны был направлен отнюдь не на девушку. За спиной девушки стоял поджарый брюнет. Сана не отрывала от него глаз, пока такси не свернуло за угол.

Автомобиль взобрался на гору и медленно подъехал к трехэтажному дому в классическом стиле, утопающему в деревьях, среди которых выделялись стройные кипарисы. У дома было две террасы: на втором этаже и на первом. Терраса второго этажа служила не только тентом для террасы первого этажа, но и панорамной, откуда открывался вид на море.

Мила вышла из такси. Солнце прорвалось сквозь тучи, ослепительно дробясь на волнах. Мила так залюбовалась морем, что не сразу заметила темноволосую женщину в платье цвета перванш, стоящую на подъездной дорожке. В женщине Мила узнала Люси Стаффид, хозяйку виллы «Ночная фиалка».

Люси пошла навстречу. Мила встрепенулась, начала суетливо вытаскивать сумки.

«Вдруг я не понравлюсь Люси?», – в панике подумала Мила.

Чем ближе подходила Люси, тем быстрее небо очищалось от облаков. Стремительно теплело. Ветерок стих. Солнце демонстрировало намерение разгуляться не на шутку.

Люси широко улыбнулась и протянула Милу руку.

– Здравствуйте, Мила. Благополучно ли вы добрались?

Она говорила по-русски с лёгким акцентом.

– Да, вполне, – робко ответила Мила, пожимая протянутую руку.

– А вы Асанардаль? Какое редкое имя.

Пожимая руку Люси, Сана обаятельно улыбнулась. И куда только подевались уныние и зажатость.

– Прошу в дом. Дворецкий отнесёт ваши вещи. Мила, знали бы вы, как я рада, что вы приехали! – щебетала Люси, – сейчас я познакомлю вас с мужем. Поль! Поль, где же ты? У нас гости. Проходите, пожалуйста, – Люси открыла перед Милой и Саной дверь своего дома, посторонилась, пропуская их вперёд.

Мила перешагнула порог виллы с лёгким замиранием сердца. Внутри царила приятная прохлада. Мила сразу заметила, что внутренняя отделка дома выдержана в итальянском средиземноморском стиле: светло-коричневые и золотистые цвета, каменная кладка на стенах, складывающаяся в абстракционные изображения не то волн, не то облаков, мозаичный орнамент на полу.

– Поль, где же ты? – волновалась Люси, – проходите, не стесняйтесь.

Да, отделка стен была настоящим произведением искусства. Камни разного размера, формы и цвета, выдержанные в одной цветовой гамме, изящно обтекали фреску, изображающую цветущие абрикосы на фоне заката. В закате изысканно сочетались японский розовый и янтарный цвета.

Мила вздохнула, вспомнив бежевые обои в своей квартире. Сколько она себя помнила, родители всегда обклеивали стены и потолок скучнейшими бежевыми обоями. Повзрослев, Мила автоматически переняла традицию.

Мила задрала голову и почувствовала некоторое облегчение. Потолок уродовали массивные деревянные балки. «А я подумала, что у них потолок не хуже, чем в Сикстинской капелле».

Вышел Поль, высокий плотный брюнет, и поприветствовал гостей с прохладной вежливостью. Лицо Поля имело надменное выражение, как у аристократа с картины Бронзино Анджело.

«Он улыбается, а глаза холодные. Взгляд изучающий и цепкий. Неприятный», – думала Сана, пока Мила исподтишка, как ей казалось, разглядывала дом.

Дворецкий занёс сумки.

– Идёмте, я покажу вам ваши комнаты. Они выходят окнами на море, – щебетала Люси.

После обеда Сана вышла на терассу второго этажа. Поль уехал в гольф-клуб, мама и Люси остались в доме.

До самого горизонта море изливалось нестерпимо зоркой синевой, ослепляло солнечными бликами. Небо излучало безмятежность и радушие. Лёгкий бриз доносил до Саны свежий запах моря, от которого хотелось взлететь, хвои и чего-то пряного, не то цветущей абрикосы, не то духов хозяйки виллы.

Сана так и не сложила впечатление о Люси Стаффид. К зрелости и без того пышные формы Люси поплыли. Лицо сохранило миловидность. Должно быть, в молодости Люси обладала редкой красотой. Она старалась понравиться гостям.

Сана и сама не знала, нравится ей Поль или нет. К девятнадцати годам Сана ходила нецелованная. Мужчины казались ей сейфами, прячущими внутри себя артефакт. Чем окажется артефакт, пустышкой или сокровищем? И как до него добраться?

Сане не понравилось, что Поль ни разу не обратился к ней за столом. Смотрел на неё тяжёлым взглядом, но не сказал ей ни слова.

На горе тут и там росли низенькие кривые деревца. Зато виллу плотным кольцом окружали высокие деревья. По деревьям пробежал ветерок, взъерошил листву. Солнечная рябь моря взметнулась. Господи, как хорошо! Сана взвизгнула и подпрыгнула на месте.

Как люди, живущие в таком раю, могут быть нерадостными, мрачными?

Синева моря манила. Сана представила, как волны упруго обволакивают её тело. Сделала танцевальное па.

Обернулась и вздрогнула от неожиданности.

На неё в упор смотрел худощавый мужчина в сером трикотажном костюме и чёрной бейсболке. Мужчина стоял на валуне. Валун поднимался до уровня второго этажа. Сана узнала, что Стаффидам принадлежит не только вилла, но и клочок горы вокруг неё. Валун находился на территории Люси и Поля.

Поза мужчины была напряжённой. Сана не на шутку испугалась. Ей показалось, что сейчас этот странный человек прыгнет на терассу.

На дорожке показалась блондинка с розовыми косами. Она что-то крикнула мужчине, махнула ему рукой. Мужчина ловко спрыгнул с валуна, скрываясь за деревьями. Вскоре его серый костюм замаячил на дорожке. Блондинка вцепилась в мужчину и потащила его за собой. Они скрылись из виду.

– Сана! Ты здесь? – на терассу вышла Люси, – хочу предостеречь тебя от купания наедине. Заходя в море, можно с лёгкостью вывихнуть лодыжку, поскользнувшись о большие скользкие камни, коих здесь многое количество.

– Я только что видела мужчину. Он стоял на том валуне, – сказала Сана.

– Как он выглядел? – напряжённо спросила Люси.

– Худой, в сером спортивном костюме и чёрной бейсболке.

– А! Опять Ди Луцио вторгся в мои владения. Но я не буду заявлять на него. Бедняжке Симоне Господь и без того воздал испытаний сверх её сил. Этот человек, испугавший тебя, живёт в её доме. Он малость не в себе. Но он безвреден, его не надо бояться. Он внушил себе, что все его домочадцы превратились в зомби и живут, подпитываясь его силами. Если он уйдёт далеко от дома, они моментально сгниют.

– Какой ужас!

– Бесспорно. Жаль мне Симону. Сколько она его не лечила, а всё без толку. Вероятно, он увидел подъезжающее к вилле такси и решил полюбоваться новыми лицами. Пойду, предупрежу твою маму, чтобы не обращала на него внимания.

Ночью Сана спросила у матери:

– Как тебе здесь?

– Ох, Саночка, я и не думала, что всё будет так хорошо! Люси на удивление душевная женщина. Интересовалась моим творчеством. И знаешь что? Её интерес был искренним! Никто ещё не проявлял ко мне столько внимания. Всё спрашивала, как ко мне пришла идея «Марино».

– И как к тебе пришла идея «Марино»?

Мила на мгновение смутилась.

– Я родилась и выросла среди холодных людей. Однажды мама дала мне почитать дневник моей прабабушки. В нём описывалась история любви. Прабабка писала простецким, безыскусным языком, но история её любви была пронзительна до слёз! И что же ты думаешь? На одной странице я плакала от нахлынувших чувств. А на другой странице прабабка пишет, что она пораскинула мозгами и легла под какого-то палача только потому, что у него была жилплощадь и водилась еда. И всё это искренне, холодно, с такой, знаешь, житейской, бабьей мудростью. Потом бабка пишет, что ела на завтрак, как радовалась мясу, какую одежду прикупила, как после первых родов делала аборты, потому что муж не хотел больше детей, в отличие от секса. Как ей дали квартиру, как она похоронила мужа, кого звала на поминки, а кого нет, и что готовила на поминки, и за какую цену покупала продукты, и сетовала, что больше не принято подавать блюда по чинам, как в пушкинские времена. Я спросила у мамы: «Как так можно жить?». А мама ответила, что только так и можно жить. И ещё мама сказала: «Иногда нужно проявлять житейскую смекалку. Если надо, стиснуть зубы и переступить через себя. Жизнь испачкает тебя, как ни берегись, как ни старайся быть совестливой, высоконравственной и высокодуховной. Бахвалиться белым пальто могут только те, у кого папа министр и муж олигарх, а остальным надо иметь ясный ум и холодную голову». «У тебя, у всех вас холодные сердца!», – крикнула тогда я. «Разумные», – со значением сказала мама. «Холодные» и «разумные» для неё – синонимы. И мне стало тоскливо. Все такие холодные, разумные, правильные, гордятся своей житейской мудростью, умением наехать и прогнуться, что захотелось мне окунуться в мир людей с горячей кровью, которые всё сделают ради любви. Тогда шёл итальянский сериал, который очень любили мама и бабушка. Жизнь у них была скучная, правильная, а на экране – страсти кипят, кровь льётся, ошибка идёт за ошибкой, и всё во имя любви. Тогда-то у меня и зародилась идея «Марино», но воплотилась она гораздо позже. Знаешь, чего я боялась, когда ехала сюда?

– Чего?

– Что Люси назовёт меня автором одного романа.

– У тебя были и другие романы.

– Но они не имели такого успеха, как «Марино», – произнесла Мила и замолчала.

Сана подождала, пока мама заговорит. Мила угрюмо молчала. Сана пошла спать.

– Асанардаль.

Сана помрачнела. Мама назвала её полным именем. Значит, сердится.

Сана развернулась с опаской человека, услышавшего за спиной рык бульдога. Мама сидела с лицом великомученицы и сверлила Сану ядовитым взглядом.

– Асанардаль. Люси сказала мне, что, если ты будешь держать себя, как рак в панцире, тебя никто не возьмёт замуж. К тебе попросту побоятся подойти, – сказала Мила и выжидающе уставилась на дочь.

– Люси сказала тебе, что меня никто не возьмёт замуж, если я буду держать себя, как рак в панцире. Зачем ты мне это говоришь?

– Я думала, ты меня успокоишь. Асанардаль, в кои-то веки попытайся подумать не только о себе, но и о мамочке, – со слезами в голосе произнесла Мила, – думаешь, мне приятно быть матерью старой девы, которая не востребована у мужчин?

– Удочери проститутку, – резко сказала Сана, с холодной вежливостью пожелала спокойной ночи и ушла спать.

И чудилось ей, что под её окном крадётся тень смуглого мужчины…

Сана засыпала и думала, что мама не первый раз произносит свой монолог. Зря. Если Люси отслеживает жизнь Милы, то она могла услышать или прочитать монолог в интервью.

Глава 3

Прогулка на яхте

На следующий день женщины купались в уютной бухте, прилегающей к горе Стаффидов, после чего спустились в город.

– Какая вы счастливая! Каждый день купаться в чудесной бухте! Вода такая прозрачная, что дно видно! – взахлёб щебетала Сана.

Люси добродушно рассмеялась.

– Когда я только увидела это место, решила, что буду плавать в море каждый день. Сегодня я зашла в море впервые за последние три года.

– Вот как, – несказанно удивилась Сана.

– Здесь есть парикмахерская? – спросила Мила.

Накануне отъезда она перекрасила волосы в русый цвет. На взгляд Милы, русый делал её лицо простоватым. Мила решила, что ей нужен каштановый цвет и короткая стильная стрижка.

– Не знаю. Я езжу в Рим к проверенному парикмахеру, – равнодушно ответила Люси.

– А маникюр, педикюр? – спросила Мила.

– Зачем? – выгнула бровь Люси.

«Да, нам с мамой надо трепетно ухаживать за собой, чтобы нравиться мужчинам и держать марку перед женщинами. А Люси состоятельная женщина. Раз у неё всё есть, то она сама ценность. Она имеет право плевать на внешний лоск. Она напоминает известную, финансово состоявшуюся актрису, появляющаяся на улице в удобной, несоблазнительной одежде. Да как любая европейка, ставящая себя на первой место, а мужчин и других женщин – на второе и третье», – подумала Сана.

В Люси было нечто больше, чем лоск – спокойное осознание того, что она имеет право жить в своё удовольствие.

– Может, парикмахерская есть и в нашем городке. Отчего ей не быть, раз много туристов. Но я не знаю, я уже давно не ходила в город.

– Почему? – брякнула Мила.

– Почему? – переспросила Люси, – не знаю. Наверное, стесняюсь.

Люси была одета в алое декольтированное платье.

Они свернули на кривую улочку, состоящую из компактных двухэтажных домов. Дорога забрала высоко вверх. Взобравшись на пригорок, Мила и Люси остановились, чтобы отдышаться.

Внизу Сана увидела давешнего смуглого мужчину. Он шёл, опираясь на плечо сухопарой, даже несколько костлявой блондинки с усталым лицом.

Внезапно блондинка подняла голову и встретилась глазами с Люси. В глазах блондинки промелькнуло презрение. Она быстро отвела взгляд. Кроме презрения, в её глазах было ещё нечто, схваченное цепким взглядом Саны.

Блондинка и хромающий мужчина скрылись в одном из домов.

– Кто это? Кажется, я где-то видела эту женщину, – сказала Мила.

– Её зовут Симона Ди Луцио, – ответила Люси.

«Та самая Симона. Несчастная жена сумасшедшего. Нет, он слишком молод, чтобы быть её мужем. Скорее всего, сын. Но кто тогда розовокосая девушка?», – подумала Сана.

– Не помню такой актрисы. Симона ведь французское имя?

– О да, – задумчиво промолвила Люси, – во Франции скалы повыше, чем у нас, – и в упор посмотрела на Милу, – не так ли?

– Что? – округлила глаза Мила, – да, я была во Франции. Давно. Но скал там не видела. Не пришлось как-то.

– Нам пора возвращаться, – довольно резко сказала Люси и с явным усилием, как показалась Сане, смягчила тон, – Поль, должно быть, уже вернулся из гольф–клуба. Попросим его покатать нас на яхте, пока он в настроении.

– Разве мы не вечером будем кататься на яхте? – спросила Мила.

– Уже вечер. А после захода солнца мы не покидаем дом, – ответила Люси.

Катание на яхте обескуражило Милу. В фильмах она обожала все эти моменты с яхтами, где все герои вели себя так, будто яхту нисколько не качает на волнах. Яхту Поля качало, да ещё как.

Люси выглядела задумчивой. Только сейчас Мила заметила, как горько изгибаются губы гостеприимной хозяйки. Живые глаза Люси стали перламутровыми, будто из человека вынули душу. Люси перехватила взгляд Милы и натужно улыбнулась.

Сана крепко держалась за поручни, покачиваясь, как травинка на ветру, и с печальной полуулыбкой смотрела на проплывающую гору, увенчанную виллой «Ночная фиалка». «Как бы она не свалилась в море», – подумала Мила.

Один Поль испытывал от прогулки острое наслаждение. С его лица исчезло надменное выражение, уступив место по-детски радостной улыбке. Поль направил яхту вглубь Тирренского моря, навстречу миражам аквамаринового горизонта.

«Ночная фиалка» всё уменьшалась. Её крыша сияла в лучах солнца гранатовым блеском.

Сегодня не удалось посмотреть город. Мила не расстроилась. Это место слишком красиво, чтобы не привлекать туристов. У Милы не было желания бродить среди досужих зевак. Среди туристов сама ощущаешь себя туристкой, жительницей громадного общежития.

Монте-Арджентарио отдалялся, зато «Ночная фиалка» ясно выделялась на фоне бирюзового неба. Миле нравилось тешить себя мыслью, что здесь она почти дома. Такой вот маленький, осознанный самообман.

Она не туристка. Она приехала к близкой родственнице, сестре, например. И может жить здесь столько, сколько пожелает, в доме с гобеленами на стенах и орнаментом на полу, в доме с видом на переливчатый жемчуг неба и моря, в доме, окружённом стройными кипарисами и сумеречными пихтами. Мечтать не вредно, а не мечтать опасно для вдохновения.

Не отрываясь, Сана смотрела на уплывающую гору. Если бы не деревья, гору можно было бы назвать скалой. Скала, а на скале дворец. Скала высокая. Дома нет скал, а во Франции есть скалы. Дома нет скал, а в мамином романе есть скалы. Вокруг глаз Саны залегли тёмные тени. Они опустила голову и закусила губу. Подобные мысли, чёткие, вернее сказать чеканные, и в то же время отстранённые, были не свойственны Сане, привыкшей мыслить образами и ассоциациями. «Почему я думаю о скалах, а не о том красивом мужчине? В романе «Марино» есть скалы. Но откуда я об этом знаю? Я не читала роман и не смотрела снятый по нему фильм. И что с того? Живу не в вакууме. Роман обсуждали, кино тоже не обошли вниманием. Говорили, что в кино упростили сюжет до примитивизма. О чём я думаю?». В висках запульсировала боль, перед глазами потемнело. Сана отошла от борта яхты. Села и запрокинула голову. Небо болезненно резко качнулось в сторону. Сана испугалась. Яхта тонет? Нет. Это головокружение. Всего лишь. «У нас нет таких высоких скал, как во Франции». Кому принадлежат эти слова?

– Саночка, с тобой всё в порядке? – обеспокоенно спросила мама.

«Нет. Путешествие не пошло мне на пользу. Что-то во мне изменилось. Я утратила внутренний покой», – хотела сказать Сана, но промолчала. Мама не любила, когда Сана говорила непонятные, слишком «взрослые» для девятнадцатилетней девушки слова.

– Человек за бортом! – крикнул Поль.

Люси бросилась к борту.

– Постой! Ты что, собираешься прыгать за ним? – всполошилась она, увидев, что муж раздевается.

– Предлагаешь бросить его здесь?

– Брось ему круг, вызови спасателей, – лопотала Люси.

– Не неси чушь!

Люси схватила Поля за руку.

– Это мальчишка Ди Луцио, слышишь? Мальчишка Ди Луцио!

– И что с того?

– Он отличный пловец, он просто решил поплавать…

– Переоценил свои силы и решил махнуть в Джильо?

Люси вцепилась в мужа мёртвой хваткой.

Поль заглянул в её глаза и веско сказал:

– Я не позволю, чтобы на моих глазах умер ещё один человек.

Руки Люси беспомощно повисли. Поль прыгнул в воду и бешеным кролем поплыл к белеющему в воде телу.

Разговор шёл со скоростью автоматной очереди. Сана не разобрала ни слова, но прекрасно поняла, о чём говорили супруги. Мила пыталась вникнуть в разговор, разобрала отдельные слова, потеряла нить разговора, расстроилась и рассердилась. «Неужели я потеряла квалификацию переводчика?», – подумала Мила.

– Какой ужас, – прошептала Мила, – Саночка, тебе плохо?

– Спасибо, уже лучше.

– А мне вот неважно.

– Что с тобой?

– Вчера ты оскорбила меня, – умирающим голосом сообщила Мила.

Не дождавшись от дочери ответа, Мила продолжала:

– Ты назвала меня никому не нужной разведёнкой. Но не вчера, а ещё раньше, – на глазах Мила закипали слёзы, – зачем ты назвала свою мамочку разведёнкой? Зачем, Асанардаль?

– Потому что ты назвала меня невостребованной старой девой.

– И это повод расстраивать мамочку? Неужели ты не подумала, что твои слова могут принести мамочке боль? Что мамочка не будет спать?

Сана смотрела на плывущего Поля застывшим взглядом. Тогда Мила с силой взяла дочь за плечи и развернула её к себе лицом.

– Зачем ты причинила мне боль? Вы с папой только и занимались тем, что причиняли мне боль. Прежде чем говорить, думай, какую боль ты можешь причинить мамочке! Или ты сделала это умышленно? Умышленно, да?

Глаза Милы полны были отчаяния, обвинения, слёз, боли. За всеми её чувствами и эмоциями, как под снежной лавиной, пряталось удовольствие.

Сана затряслась.

– Что тебе от меня надо? Зачем ты взяла меня с собой? – тоскливо воскликнула она.

– Правильно, кричи на мамочку! Бей мамочку!

Сана вырвалась из рук Милы и ударила себя кулаком по лбу.

Мила схватила дочь за руку.

– Что ты творишь? Что люди подумают? – зашипела Мила.

– Что у вас происходит? – повернувшись к ним, спросила Люси.

– А, ничего. Просто Саночку укачало, – с улыбкой ответила Мила.

– Асанардаль, прекрати истерику! Хочешь, чтобы все бегали вокруг тебя? Там человек утонул, а ты всё никак не можешь избавиться от своего эгоизма, – тихо сказала Мила.

Сана вырвала руку из руки матери и подошла к Люси. Сане казалось, что за её спиной стоит изготовившийся к прыжку тигр.

Поддерживаемый Полем, на палубу взобрался стройный черноволосый юноша. У него дрожали руки и подкашивались ноги.

«Это он напугал меня вчера? Но когда он успел доплыть сюда? Пару часов назад он не мог идти без посторонней помощи. Он опирался на плечо тощей блондинки. Каждый день новая женщина. Нет, вчерашний был постарше», – думала Сана.

Туловище юноши было на несколько тонов бледнее, чем его руки, ноги до колен, лицо и шея.

Сана перевела взгляд на лицо Люси. Оно застыло, как камень. Суровый профиль на фоне дружелюбного неба. Поль тяжело дышал. Он не спешил обращаться к спасённому.

Подошла Мила. Сану поразил взгляд, которым мать смотрела на Ди Луцио. Во взгляде был жалость и… неужели гадливость?

У Саны загадочный незнакомец вызвал самые положительные эмоции. Он напомнил ей акробата–канатоходца из фильма «Страшные сказки», спасшего принцессу Диких Гор из пещеры людоеда.

Юношу отказались держать ноги. Он сел прямо на палубу, переводя ошалевший взгляд с Люси на Милу, с Милы на Сану. Поль стоял за его спиной с недовольным и немного растерянным видом.

– Зачари? – спросила Люси.

Юноша кивнул.

Сана увидела, как губы Люси раздвигаются в улыбке. В этот момент синьора Стаффид напомнила Сане геккона.

– Зачари Ди Луцио. Очень приятно тебя видеть, – улыбаясь, произнесла Люси.

Юноша что-то пробормотал.

Улыбка Люси стала ещё шире.

– Знакомься, Зачари. Это Мила Морияди. Автор романа «Марино». Моя подруга.

Люси обняла Милу за плечи. Мила улыбнулась.

– В самых смелых фантазиях я не могла предполагать, что в Италии есть поклонники моего творчества, – со счастливой улыбкой произнесла Мила.

– Мила гостит в нашей вилле «Ночная фиалка», – веско сказала Люси.

– Я очень рад знакомству, – с запинкой ответил Зачари.

– Взаимно, – улыбнулась Сана.

Поль удивлённо посмотрел на неё.

– А это Асанардаль, дочь Милы, – спохватилась Люси.

Мама лучилась удовольствием. Ещё бы, состоятельная итальянка, хозяйка настенных фресок, назвала её подругой.

Поль и Люси застыли с одинаковыми выжидающими выражениями на лице. Зачари поднялся на ноги. С него ручьями стекала вода, как, впрочем, и с Поля.

Подул ветер.

Поль поморщился и отвернулся, а улыбка Люси померкла.

– Я принесу полотенца, – сказала Люси.

– Что с тобой случилось? Где ты оставил свою одежду? – спросил Поль у Зачари.

– На пляже.

– Понятно. Я доставлю тебя на пристань, а дальше поступай, как знаешь, – сказал Поль и повернулся к Зачари спиной.

Люси всё не возвращалась из каюты. Поль начал натягивать на себя брюки порывистыми движениями.

Зачари остался как бы наедине с Саной и Милой.

– Вы далеко заплыли, – сказала Сана.

– Саночка, не разговаривай с этим мальчиком, – шепнула Мила дочери.

«Что–то здесь не так. Он не похож на сумасшедшего. Мы подобрали его далеко от берега, и что с того? Отдыхая на море, я как-то раз переоценила свои силы и заплыла за буйки. Этот Зачари в хорошей форме», – подумала Сана.

Калуя стоял лицом к пропасти. Он не мог обернуться. Калуя знал, что на него устремлены две пары глаз.

Он ощутил всю тяжесть неба. Карие, почти чёрные глаза прожигали ледяной ненавистью. Голубые глаза, играющие лазурным перламутром неба и океана, пылали мольбой, исступлённой надеждой. Калуя не знал, что хуже – ненависть чёрной жрицы или мольба падшего ангела. И то, и другое причиняло боль.

Две женщины, две судьбы. Какую роль он сыграл в их жизнях? Дара или проклятия? Каждая из них что-то взяла от него, но и заплатила стократ дороже.

Разве это справедливо?

Вверху яростно и мощно перекатывались волны, внизу изысканно светилось последождевое небо, убранное сонмом картинных облаков. Откуда берётся этот свет? Ведь запад всё ещё затянут тучами цвета берлинской лазури…

На пристани Зачари поджидала розовокосая блондинка. Для Саны осталось загадкой, как розовокосая догадалась, что Зачари подберёт яхта Поля. Вероятно, ей позвонила Люси.

Розовокосая бросилась к Зачари и заговорила заискивающе и преувеличенно – радостно:

– Дурак, что же ты делаешь. Дурачок…

Зачари не удостоил её взглядом. Завернувшись в полотенце на манер римской тоги, Зачари быстро прошёл мимо девушки. Розовокосая бросилась за ним следом.

Глава 4

Зачари

На следующий день после незабываемого круиза Сана узнала любопытное правило проживания на вилле «Ночная фиалка». Оказалось, что хозяева не любят, когда кто-нибудь находится на террасах.

– Придётся нам сидеть в доме, – со вздохом сказала Мила.

– Шутишь! – возмутилась Сана.

– Пойми, дочка, эти люди привыкли к определенному укладу жизни, а мы им свалились, как снег на голову.

– Но они сами позвали нас! Неужели они рассчитывают, что мы будем сидеть по своим комнатам?

Мила пожала плечами.

– Саночка, ты пока молодая… Запомни, в чужой монастырь со своим уставом не лезут.

– Ладно, на террасе сидеть нельзя. А по городу гулять можно?

Мила растерялась.

– Не знаю, Люси ничего об этом не говорила. Думаю, она будет недовольна.

– Я пойду, погуляю, и если она хоть слово скажут, я тотчас улечу домой.

– Куда же ты пойдёшь, позволь узнать? Квартира-то сдана.

– К папе поеду, – просто ответила Сана, – я ещё успеваю в поход.

– Неужели тебе здесь не нравится? Асанардаль! Попытайся усмирить свою гордыню, раз в жизни! Хотя бы ради меня.

– О, ради мамочки я готова на всё. Мила Морияди, хватит уже мной манипулировать, надоело. Я гулять. Или ты мне запрещаешь?

Сана испытывающе посмотрела на мать.

– Сана, здесь чужая страна, много туристов, мигрантов, живущих по своим законам. Я не хочу, чтобы тебя расчленили и распихали по чемоданам.

– Я не уйду далеко. Не буду ни с кем разговаривать, – сказала Сана и ушла.

Мила тяжело вздохнула. Дочь никогда не страдала юношеским максимализмом. Почему же Сана не может понять, что иногда, если того требуют обстоятельства, нужно подстраиваться под людей? Впрочем, у поколения нулевых нет такого понятия – «подстраиваться». Есть уничижительное, пропитанное тюремной романтикой слово «прогибаться».

Ещё бы, оно, новое поколение, выросло в атмосфере балования. Во многих семьях один ребёнок, поздний и долгожданный.

Саночку обожали все – и Мила, и её муж, и родители Милы.

«Какое там – «прогибаться», когда ты центр вселенной», – подумала Мила.

За дочь она не волновалась. Сана формирует вокруг себя сферу из вакуума. Не подпускает к себе людей. От мужчин так и вовсе прячет глаза. Её и не замечают. Красть у Саны нечего, купальник она с собой не взяла. Значит, не полезет в море и не утонет.

Размышления Милы прервало деликатное покашливание Поля. Мила спохватилась – она сидела на террасе.

Сердце забилось. Мила расправила на ногах складки шифонового сарафана. Она знала, какие из своих достоинств подчёркивать. Люси полновата, и у неё широкие ноги. Что ж, сарафан отлично подчёркивает ноги Милы, особенно точёные щиколотки, и её тонкую талию.

Люси знала биографию Милы. Знала, что Мила развелась пять лет назад. Не могла не знать.

Зачем же она пригласила в свой дом, к своему мужу эффектную женщину?

Возможно, ответ в том, что Люси высокого мнения о творчестве Милы. «Она считает меня хорошим человеком. Наверняка она нарисовала в воображении мой идеализированный портрет. Люси не думает, что такая писательница, как Мила Морияди, способна на подлость. Я не буду уводить у неё мужа», – решила Мила.

Но Поль ей нравился, и Мила ничего не могла с собой поделать.

– Куда это направилась ваша дочь? – спросил Поль, присаживаясь на шезлонг рядом с Милой.

– Ушла гулять в город.

– О. Ей у нас нравится?

– Сана в восторге.

– У вашей дочери красивое имя. Вы его придумали?

– Да, – потупилась Мила.

– Вот что значит писательское воображение.

На щеках Милы выступил румянец.

– Вы часто бываете за границей?

– К сожалению, не часто. А вы?

– Я родился в Тичино. Учился в Швейцарии, потом перебрался в Италию. Вот и вся моя заграница.

– Какой вы счастливый! Провести детство в Швейцарии!..

– Детство как детство. Конечно, хорошее было время, но потом пришлось идти работать. Приходишь вечером, а душ принять нельзя. Помешаешь соседям.

Мила не сразу нашлась, что ответить. Человек, живший в Швейцарии, сетует на какие–то глупые мелочи.

– А я всегда мечтала побывать на горнолыжных курортах Швейцарии, – сказала Мила, – вас в школе возили в горы?

– Возили, – кивнул Поль, – я так и не полюбил лыжный спорт. Горы, горы… Они всюду преследуют меня.

– Вы не любите горы?

– Пожалуй, не люблю, – с некоторым удивлением ответил Поль, – хотя, нет. На меня произвели впечатление белые скалы в Па-де-Ко. Есть в них нечто сказочное и космическое. Такого я больше нигде не встречал.

– Па-де-Ко, Этрета! Я тоже была там! – радостно воскликнула Мила.

– В самом деле? – вежливо изумился Поль.

Мила вспыхнула. Раскрученная туристическая достопримечательность, кто там не был…

– Я много путешествовала по Нормандии, а к Известняковому побережью меня привлекла картина Моне.

– Вы поклонница Моне?

– О да. У меня в комнате висят репродукции его картин «Камилла в японском кимоно» и «Камилла на смертном одре». Утром, после пробуждения, я всегда несколько минут смотрю на них. Они вселяют радость к жизни и не дают погрязнуть в иллюзиях.

– Так вам понравились скалы на Известняковом побережье?

– Конечно! – рассмеялась Мила, – ведь они фигурируют в моём романе. Они такие персонажи романа, как и люди.

– Я прочитал ваш роман за одну ночь.

– Это лучший комплимент для писателя, – зарделась Мила.

– Позвольте узнать, не белые ли скалы натолкнули вас на написание романа? Или нечто иное? – Поль внимательно посмотрел на Милу.

– И скалы тоже. Но, видите ли, Поль, я родилась и выросла среди холодных людей. Однажды мама дала мне почитать дневник моей прабабушки…

Если смотреть на мир с виллы Стаффидов, то кажется, что больше домов на горе нет. «Ночная фиалка» парит в небе, а город стыдливо жмётся к подошве горы.

С набережной Сана видела, что на скалах вольготно раскинулся целый город.

«Ночной фиалке» место в каменном городе, свидетеле грандиозных осад и кровавых драм, старом и мрачном. Не в таком живом месте, как Монте-Арджентарио.

Ноги принесли Сану на уже знакомую улочку. Сана заметила на домах налёт времени, вспомнила архитектуру Венеции, Парижа и почему-то Киото. С этими городами Сана была знакома из интернет–дневников блоггеров.

В дверях дома стоял Зачари. Он курил сигару. Его поза была развязна.

– Привет, – сказал Зачари.

– Привет, – без колебаний произнесла Сана.

– Как насчёт поужинать сегодня вечером?

– Не знаю. Если мама отпустит.

– Так ты у нас маменькина дочка?

– Вроде того.

– Тогда давай сходим в бар. Прямо сейчас, – не растерялся Зачари.

– Давай.

Зачари отлепился от двери.

– Нам туда.

Сана кивнула.

– Как тебя зовут, сиамская кошка?

– Меня? Сиамская кошка.

– Нет, а серьёзно? Я Зачари Ди Луцио.

– Асанардаль Морияди.

– Вау. Псевдоним?

– Паспорт показать?

– И откуда ты такая, мадмуазель Морияди?

– Из славного города Санкт-Петербург. И да, моя мать та самая Мила Морияди.

– Меня это не интересует, – сказал Зачари, делая акцент на слове «меня».

Они зашли в бар.

– Что тебе заказать? – спросил Зачари.

– Хотелось бы морепродуктов.

Лицо Зачари выразило брезгливость.

– Фу. Раньше требуху ставили рядом с обедающими, дабы отвлекать мух.

– Тогда закажи на свой вкус.

– Мясо я не люблю, алкоголь не пью.

– Ты скучный. Только не надо говорить о трупах невинно убиенных животных.

– И не собирался.

Зачари заказал два аффогато и семифредо.

– Вкусно, – сказала Сана.

Зачари кивнул.

– Асанардаль, разреши спросить…

– Зови меня Сана. Меня все так называют. И будь добр, говори медленно. Не забывай, что перед тобой иностранка. Скажи спасибо, что я говорю по-итальянски.

– Допустим, по-итальянски ты говоришь плохо, так что благодарить тебя не за что. Сана, скажи честно, ты лесбиянка?

– Вообще-то, я не разрешила тебе задавать вопрос.

– Значит – да?

Сана рассмеялась.

– Милый Зачари, такие вопросы задают перед тем, как сделать заказ. А, поняла! Если скажу, что я лесбиянка, ты откажешься платить за меня. Так?

– Да ладно, я пригласил тебя не за тем, чтобы переспать.

– Зачем же тогда?

– От скуки. Что, умалил твою самооценку?

– Вовсе нет. Ты меня удивил. Мужчины не любят просто так расставаться с деньгами.

– Значит, ты всё-таки лесбиянка.

– Не знаю.

– Что?

– Не спала ни с мужчинами, ни с женщинами. Не знаю, лесбиянка ли я.

– Попробуешь сначала с теми, потом с теми, и решишь, так? Смотри, не скатись таким макаром до извращений.

– Я не отбитая на голову.

– Тебе не любопытно узнать, почему я принял тебя за лесбиянку?

– Зачари, мне безразлично, что ты там думаешь. Мы знакомы всего ничего, – резко ответила Сана.

Зачари пожал плечами и принялся за семифредо.

– Меня вот что удивляет. Неужели две женщины не могут развеять твою скуку? Нужна третья? Может, попробовать мужчину? – спросила Сана.

– О каких двух женщинах ты говоришь?

– Ой, да ладно. Я здесь неполных два дня, а уже видела тебя то рядом с розовокосой блондинкой, то рядом с просто блондинкой.

– Не ревнуй, Сана. Блондинка – моя мать, Симона. Девушка с розовыми косами – моя бывшая невеста.

– Как её зовут?

– Не всё ли равно?

– Нет, мне любопытно.

– Гаетайн. Чтобы полностью удовлетворить твоё любопытство, скажу, что у меня есть отец, Гаэтано.

– Гаетайн и Гаэтано. Да они созданы друг для друга.

– Ага, – небрежно ответил Зачари.

Сана хотела спросить у Зачари, он ли торчал возле виллы, как успел заплыть далеко в море, зачем это сделал, но решила промолчать. Это личное дело Зачари.

В приглушённом свете бара Сана смуглая кожа Зачари казалась золотистой. Прямые чёрные волосы отливали синевой. В утончённых чертах лица мелькала горечь и насмешка.

– Нескромный взгляд, – сказал Зачари.

– Ты не похож на итальянца.

– Ты видела много итальянцев?

Сана пожала плечами.

– Моя мать француженка. А ты не похожа на русскую. Где большой бюст, круглое лицо и вздёрнутый нос?

– Обделила меня природа.

– Не злись на неё. Так твоя мать подруга Люси Стаффид?

– Теперь да. Мама не была знакома с Люси до приезда в Италию.

Зачари посмотрел на Сану долгим взглядом.

– А ты?

– Я?

– Ты впервые видишь Люси и Поля Стаффид?

– Знаешь, Зачари, временами мне кажется, что я с ними знакома. Но где я могла их видеть? Я второй раз за границей. Раньше летала во Францию.

– В Нормандию?

– Откуда ты знаешь? – удивилась Сана.

– Из Италии я выезжал только во Францию, а Нормандию, – Зачари хохотнул, – вернее, из Франции я выехал в Италию. Моё детство прошло в Нормандии. И когда я увидел тебя, мне показалось, что мы знакомы. У тебя запоминающаяся внешность. Льдистоголубые глаза и золотистые волосы…

Зачари переменился в лице. Сана почувствовала, как он напрягся. Сана обернулась. За её спиной стояла синеглазая девушка с розовыми косами. Девушка переводила растерянный взгляд с Саны на Зачари.

– Вы знакомы? – звонким голосом спросила Гаетайн.

– Тебе какое дело? – бросил Зачари.

– Как какое…

В синих глазах Гаетайн закипели слёзы, отчего глаза стали ещё больше. Зачари менялся в лице. Он рванулся к Гаетайн, но потом взглянул на Сану и остановился.

– Не предлагаю тебе присоединиться к нам, потому мне, честно говоря, мне неприятно твоё общество, – хладнокровно произнёс Зачари.

– А её приятно? – визгливо воскликнула Гаетайн.

Её лицо мигом утратило чарующее обаяние.

На них начали оглядываться.

– Хотя мы знакомы всего ничего, – Ди Луцио со значением посмотрел на бывшую невесту, – да, общество синьорины Асанардаль Морияди мне приятно.

– Зачари, прости меня, – тихо произнесла Гаетайн.

– Я не сержусь на тебя. От того, что ты сделала, ты не перестала быть хорошим человеком. Но, повторяю, мне ты больше никто.

Гаетайн всхлипнула, прижала руки к лицу и медленно вышла из бара.

– Прости меня за эту сцену, – сказал Зачари.

– Ничего.

Зачари ждал расспросов, но Сана молчала. Зачари вздохнул с облегчением.

“Какое чудовищное унижение испытала эта девушка, попросив прощение», – подумала Сана, любительница судить других по себе.

Глава 5

Кино и мечты

Туристки хихикали, поглядывая то на Калую, то на Ачиля.

– У вас отличная яхта, – сказала рыженькая туристка, стреляя глазами в Калую.

– Рад встретить в юных леди знатоков яхт, – поклонился Калуя.

Туристки прыснули.

Девушка с длинными пепельными волосами не сводила глаз с Ачиля.

Ачиль скучал.

«Дурак, что же ты медлишь? Она сама плывёт к тебе в руки», – сердито думал Калуя.

Сыну двадцать пять, а ведёт он себя, как монах. Кажется, Ачиль не собирается ловить свою рыбку.

Калуя заглушил мотор и ушёл в каюту с рыженькой, оставив Ачиля и платиновую красотку наедине. Вышли они через полчаса. Ачиль пялился на воду, девушка смотрела в телефон. Всё ясно.

– Ты дал обет безбрачия? – позже спросил Калуя у сына.

– По-твоему, я должен бросаться на каждую встречную женщину? – сердито спросил Ачиль.

Прошёл месяц. Ачиль редко покидал виллу. Калуя подумал, что Ачиль боится женщин, и решил взять сына на съёмную площадку инвестируемого им фильма. Актёрский состав там потрясающий. Одна актриса краше другой.

…Снимали сцену импровизированного танца. Мужчина и женщина стоят в толпе, сморят на профессионалов, исполняющих меренге. Танец закончился. Тогда мужчина и женщина делают шаг навстречу друг другу и неожиданно для самих себя начинают синхронное движение в танце.

Съёмка танца длилась пять часов. Ачиль давно покинул павильон, а Калуя всё никак не мог оторвать глаз от актрисы. Она застенчиво улыбалась, играя глазами, поводила плечами, вращала бёдрами.

Её звали Джулия. Это была её первая серьёзная роль. Начинающая актриса снимала каморку на окраине Рима.

Они познакомились. Джулия была проста в общении и очень мила. Калуя откровенно любовался её живыми тёмными глазами, формой скул, полными губами. От неё тонко пахло ночной фиалкой.

Через два месяца Калуя и Джулия мчались на яхте сквозь ночь. Впереди Джильо. Горит маяк. Над островом сквозит тончайший серп молодого месяца, распространяющий платиновое сияние. И специально для него зажжённый маяк, и месяц кажутся Калуе особенно чистыми, как слёзы. Как Джулия. Она не похожа на других женщин, державшихся за поручни его яхты, всех этих куртизанок и туристочек. Она жена.

В дразнящей темноте её лицо отливает перламутром. В развивающихся волосах путается лунная паутина. В руке Джулия держит бокал с белым вином. Во ложбинке между её полными грудями сумрачно поблёскивает бриллиант – подарок Калуи на свадьбу. А сами …

– Тебе нравится эта марка вина? – спрашивает Калуя.

– Vino tinto, vino blanco, vino rocado, – понижая голос, с придыханием говорит Джулия, прижимаясь к Калуе обнажённой грудью.

Он крепко обнимает её. Бокал падает и бьётся. По ноге Джулии течёт белое вино. Не отпуская Джулию, Калуя садится на корточки, поднимает голову, и в эту минуту на лицо Джулии падает красный свет маяка. Сердце Калуи сжимает холодная рука.

Джулия молода, очень, преступно молода, и Ачиль, его сын, тоже молод.

Чёрные глаза Джулии сияют ярче бриллианта на её груди.

К счастью, Люси не расстроил самовольный уход Саны. После лёгкого перекуса Люси и Мила сели смотреть кино южнокорейского производства. В самом начале фильма героиня становится свидетельницей преступления. Она боится рассказать об увиденном полиции и родителям жертвы. Преступники же лопаются от самодовольства.

– Бывают же такие люди, как эта дама, – сказала Люси, – безмолвный свидетель убийства тот же убийца.

Мила кивнула.

– А как бы ты поступила на её месте? – не унималась Люси.

– Не знаю, – вздохнула Мила, – эту Хэ-Вон видели убийцы. Допустим, я заявлю, а они и меня убьют.

– Их посадят.

– Откупятся.

Люси посмотрела на Милу долгим взглядом.

– Хэ-Вон и дальше будет смотреть и молчать. Там дальше будет показано, к чему приведёт её молчание.

– А ты уже смотрела этот фильм? – удивилась Мила.

– Да.

– Зачем же мы его тогда смотрим?

– А разве тебе не интересно? – растерялась Люси.

– Я комедии люблю. Но тебе же не интересно смотреть одно и то же второй раз.

– Почему же. Интересно. Я люблю фильмы, наталкивающие на размышления. Посмотри на эту Хэ-Вон. Положительная она героиня или отрицательная? На её месте промолчали бы и я, и ты, если бы доподлинно знали, что преступники откупятся. А если и не откупятся, то рано или поздно освободятся и пойдут мстить. Тюрьма не меняет людей к лучшему. Значит, положительная. Но она не умеет сострадать. Дальше это очень наглядно будет показано. Опять-таки, неумение сострадать – хорошая черта или плохая? Мы же не виним человека, если он не может, скажем, слышать. Мы ему сочувствуем. Почему же тогда мы осуждаем человека, не могущего сострадать? С одной стороны, это не физический недостаток, следовательно, всё в руках человека. А с другой стороны, душевные болезни – тоже не физический недостаток, так почему же мы не считаем, что психический больной в силах самоизлечиться? В сущности, мы очень мало знаем о психике человека, чтобы осуждать таких людей, как эта кореянка.

– А мне кажется, что она сочувствует и сострадает, но делает это молча, – возразила Мила.

– Кому есть польза от того, что она молчит?

– А что она может сделать, если таково свойство её личности? Или, допустим, она не умеет перебороть страх перед преступниками. Глупо винить простого человека за то, что он слаб.

– Но каждый человек в силах преодолеть свои слабости.

У Милы не было желания спорить на эту тему. Люси не смотрела на экран. Она смотрела на Милу, и взгляд её был выжидающим.

«Чего она от меня ждёт?», – подумала Мила.

– Я вот вспомнила слова Генри Тейлора: «Случайными добрыми делами слабые люди хотят вернуть себе собственное уважение», – сказала Люси.

– Я помню продолжение этой цитаты. «Тщеславные – возвысить себя в глазах общества», – парировала Мила.

Тем временем, на экране главная героиня стояла и смотрела, как убивают малолетнюю дочь её подруги.

– Нет, Хэ-Вон не положительный персонаж, – сказала Мила.

– Это точно. Если бы она нашла в себе силы…

– Что бы она могла сделать? Подраться с кучей головорезов? Её подруга тоже молодец, сидела на попе ровно и ждала, когда другая женщина придёт, и все беды руками разведёт. Ладно бы на мужчину надеяться…

– По-твоему – лучше соблюдать принцип невмешательства? – воскликнула Люси.

В её голосе звенел гнев.

«Что я сделал не так?», – испуганно подумала Мила.

– Можно и вмешаться, – обречённо вздохнула Мила.

– А можно попытаться извлечь выгоду из ситуации, – вкрадчиво произнесла Люси.

– Как? – удивилась Мила, – можно или наблюдать, или очертя голову кидаться в бой. Третьего не дано.

«Что–то я разошлась. Надо прикусить язык. Люси раздражена. Наверное, ПМС», – подумала Мила.

Люси перевела взгляд на экран, и остаток фильма хранила молчание.

«Что она имела в виду, говоря о том, что можно извлечь выгоду? Шантаж? Шантажируемому проще избавиться от шантажиста, нежели идти у него на поводу. Конечно, можно собрать факты и припрятать их в надёжном месте. Странные у Люси мысли, и сама она сегодня странная. В сущности, откуда я знаю, какая она на самом деле?», – размышляла Мила.

Фильм кончился. В комнате повисло неловкое молчание. Люси сидела, поджав под себя ногу, и пустым взглядом смотрела на чёрный экран.

Мила растерялась. Что делать? Встать и уйти? Невежливо. Навязываться с разговорами? Невежливо.

Прошло пятнадцать минут.

Люси вздохнула и заговорила о погоде. Мила с готовностью поддержала разговор. Казалось, от неловкости не осталось и следа, но Милу не покидало ощущение, что Люси тяготит её общество.

«Сама же меня пригласила», – подумала Мила.

В ней нарастало недовольство.

Будто прочитав мысли гостьи, Люси предложила пойти искупаться. Мила согласилась.

Не без труда преодолев скалистый пляж, Мила опустилась в воду, проплыла несколько метров плохоньким брассом и утомилась. Волны мощно подталкивали её вперёд в открытое море. Мила вынуждена была вернуться. Стоя по пояс в воде, она приставила ладонь козырьком к глазам и посмотрела на море. Море блестело нестерпимо ярко. Солнце так и палило. Ветер крепчал, волны становились выше. Море выглядело непривычно пустынным, только на горизонте горела ядовито-белым светом крошечная яхта. Воздух колыхался, как от пламени. Миниатюрная голова Люси виднелась далеко в море. Люси успела заплыть далеко, и теперь уплывала всё дальше и дальше. Мила замахала ей рукой, закричала. Люси повернула обратно.

Мила подошла к своим вещам. Прямо на её платье лежал придавленный камнем лист бумаги. Мила подняла лист. Не так часто она получала послания на бумаге. Мила вспомнила письмо из Италии.

На этот раз письмо, точнее, записка, была на французском.

«Мила Морияди! Вы храните, нет, вы намеренно искажаете истину и более того, извлекаете из неё пользу. Презренная! Шесть лет назад вы стали свидетельницей страшной трагедии, сломавшей жизни трём людям. Вы в силах помочь им, но не делаете этого. Берегитесь же. Привыкли смотреть на чужое горе свысока? Вскоре вы испытаете такие же страдания, как и мы. Куда бы вы ни бежали, в Санкт-Петербург, в Ла-Пас или в Этрету, да–да, в Этрету, возмездие настигнет вас».

– Мила, что с вами? – с тревогой в голосе спросила Люси, – что с вами?

Мила не реагировала. Ей казалось, что это шумит море. Люси стояла вплотную к ней, облепленная тёмными волосами, полная в своём чёрно-зелёном купальнике, но и она растворилась в солнечных лучах. На миг Милу показалось, что она стоит вплотную к белым скалам, ярко отражающим жгучее солнце.

Люси повторила свой вопрос. Мила не реагировала. Прикосновение холодных пальцев Люси к плечу вывело Милу из оцепенения. С беспомощным выражением лица Мила протянула Люси записку.

– Ничего не понимаю. На каком это языке? Где ты это взяла? – спросила Люси, – я ничего здесь не понимаю, кроме слова «Этрета».

Из глаз Милы закапали слёзы. Мила услышала чужой голос – это она переводила текст. Она ожидала от Люси поддержки, но Люси молчала, и слёзы высохли.

У ног пенился прибой.

– Так это правда? – спросила Люси, – ты…

– Презренная, – прошептала Мила, – пользу… Пользу… Но разве я сама не пострадала? – выкрикнула она.

– Ты пострадала? – прищурилась Люси.

– Да, я! Я…

Горло Мила сжали спазмы. У неё началась тихая истерика. Люси увела её в дом, с помощью служанки уложила в кровать. Хозяйка «Ночной фиалки» была до того заботлива, что самолично напоила Милу чаем. Невкусный чай обладал поразительным эффектом. Миле вдруг стало спокойно и хорошо, в груди разлилось тепло, веки налились тяжестью. Голова стала лёгкой. Мила сладко задремала.

В таком состоянии её застала вернувшаяся Сана.

– Ни с кем не познакомилась? – сладко зевая, спросила Мила.

– Нет, – ответила Сана.

– А я купалась, – произнесла Мила и уснула.

Сана зевнула. Она тоже захотела спать. Сана легла в постель, но сон не шёл. Перед закрытыми глазами витал образ Зачари. Сана удивлялась себе. Впервые она думала о мужчине как о мужчине. Да что там – представитель противоположного пола впервые занял её мысли.

Все её мысли вытиснились образом Зачари, шатким, необъяснимым и заманчивым.

Сана вспомнила его лицо, обрамлённое иссиня–чёрными волосами. В полутёмном баре лицо Зачари казалось совсем бледным, глаза – бархатно-чёрными и глубокими. Породистое лицо. Нос как у Солера с картины Пикассо. Зачари не очень высокий. Это хорошо. Сана не любила долговязых. У него хорошо развиты мышцы, но он не качок.

Плохо, что он не из родного Питера. Жил бы по соседству. Они бы встречались каждый день во дворе. Взгляды, приветствия. Нам по пути? Идут рука об руку. Выясняется, что у них много общего. Проходит лето, осень, зима. В новогоднюю ночь они сбегают от семей и уединяются. Свадьба в марте.

А так – сам Зачари, может, и хорош, но его семья для неё тайна за семью печатями. Оно бы ничего, как говорит папа. Выходят замуж за парня, а не за его семью, но и сам Зачари для неё – потёмки. Пожалуй, он не откажется с ней переспать. Этим всё кончится. В сухом остатке у Саны останется лишь ощущение использованности.

С этими безрадостными мыслями Сана уснула. Но всё же образ Зачари не желал испаряться. Преследовал её даже во сне. За окном солнце спряталось за тучи, море приобрело свинцовый оттенок. Комната погрузилась в темноту, и только волосы Саны горели полуденным солнцем на барашках волн.

Глава 6

Сладкий сон

Сане казалось, что она проспала вечер и ночь, но прошёл всего час. Она вышла из комнаты в надежде пойти в столовую и напиться воды. Далеко тянулся широкий тёмный коридор. Стены были увешаны картинами. Сане показалось, что она находится в родной академии.

Вот и лестница. В другом конце коридора было не так темно. Свет проникал сквозь настежь открытую дверь. Из-за двери раздавались голоса Люси и Поля.

Сана и сама не поняла, зачем она миновала лестницу и подошла поближе к комнате с открытой дверью.

– Не могу поверить, что ты повелась на глупейшую провокацию этого идиота! – эмоционально сказал Поль.

– А сам-то? Кто в тот же вечер пошёл и напился абсента?

– Мне надо было расслабиться!

– Бедненький, – насмешливо протянула Люси, – ты, оказывается, напрягался.

– Почему я должен вечно перед тобой отчитываться? Любишь ты перекладывать с больной головы на здоровую, психологиня ты доморощенная. Зачем ты подбросила ей эту записку? А таблетка? Ты видела её медицинскую карту? Вдруг Миле нельзя такое? Ты глупа.

– А сам-то? Лучше скажи, что теперь делать?

– И так всегда. Она наломает дров, а мне потом убирать за ней.

– Э, нет. Пригласить её было и твоей идеей тоже.

До Саны, худо разбиравшей быструю итальянскую речь, непостижимым образом дошёл смысл их беседы. Ступая на цыпочках, она приблизилась к двери.

– Тебе не кажется, что мы стали участниками спланированной провокации Гаэтано? – спросил Поль.

– Теперь кажется. У меня впечатление, что она испытывает меня на прочность. Ещё утром я думала, что всё это – всего лишь случайное совпадение…

– Таких совпадений не бывает! Ясно же, что в этом деле замешаны Ди Луцио.

– Зачем им привлекать к себе лишнее внимание?

– Чтобы смыть с себя подозрения?.. Нет, это нехорошая идея.

– В том-то и дело. Знать бы, что у них на уме.

– Так ты говоришь, что Асанардаль обедала сегодня с мальчишкой Ди Луцио?

Сана вздрогнула. На лестнице стояла маленькая женщина средних лет и смотрела на неё непроницаемо-чёрными, как у вороны, глазами.

Сана была готова сквозь землю провалиться. Женщина молчала и не двигалась.

«Надо упасть в обморок», – с тоскливым страхом подумала Сана. Но она будто окаменела. У неё не было сил ни на одно движение.

Между тем голоса за распахнутой дверью примолкли. И Сана представила, как из комнаты выходят Люси и Поль. Маленькая женщина говорит, указывая на Сану пальцем с изъеденным грибком ногтем: «(ведьма!) Она подслушивала!». Сане казалось, что ногти этой женщины непременно должны быть изуродованы грибком.

Поль и Люси набросятся на Сану с кулаками, побьют её, выбросят на улицу… Или хуже того – посмотрят с недоумением и осуждением. Будут стоять, и смотреть, смотреть…

На негнущихся ногах Сана развернулась и пошла на терассу. Спину жёг взгляд маленькой женщины.

Свежий ветер обжег горящие щёки. На улице немного похолодало. Внизу уныло плескалось ртутное море.

На воздухе мысли Саны прояснились. Она подумала: «Родители с детства вбивали мне в голову, что лгать нехорошо. Подслушивание приравнивалось к лганью. Но разве только что я подслушала? Нет, я услышала. Стаффиды знали, что в доме посторонние. Не могли не знать, что их комната находится рядом с лестницей. Они не заперли дверь. Стаффиды даже мысли не допускали, что их разговор может быть услышан. И я смутилась не потому, что я якобы подслушала, нарушив собственные моральные устои. Я испугалась, что Люси и Поль меня накажут. О, этот страх перед наказанием».

Сердце Саны придавила невыносимая тяжесть. Страх перед наказанием преследовал её всю жизнь.

В самом деле, что будет, если хозяева «Ночной фиалки» вежливо укажут им на дверь? Обратных-то билетов нет. Мамины заверения о коучсёрфере, готовом приютить их в любой момент, не вызывают доверия. Почему-то мама не назвала ни имени этого гостеприимного человека, ни города, в котором он живёт.

Сана удивлялась самой себе. Почему она раньше не поинтересовалась, как мама могла поехать к незнакомым людям, не обсудив с ними срок, который она проведёт у них в гостях? И как рассуждали Стаффиды? На сколько они рассчитывали приютить незнакомую им писательницу и её дочь? На месяц, два? Или здесь, в Европе, к этому относятся проще?

И потом, Люси писала, что ей здесь скучно. У Саны сложилось впечатление, что она зовёт мать от скуки. Но Люси Страффид не производит впечатления скучающей женщины. Она, как никто другой, довольна своей жизнью. Можно предположить, что она хочет новых впечатлений. Опять-таки, Люси явно не из тех, кто любит новизну. Если бы она хотела разбавить скуку, то спускалась бы в город.

«Выходит, Люси горячая поклонница «Марино»», – подумала Сана. Её мысли ушли в сторону от волнующей темы, и тяжесть отступила от сердца. То был защитный механизм. В детстве Сана часто говорила родителям: «Мне плохо. Я всё время думаю о том, как тот человек обидел меня». И мама, и психолог в один голос говорили: «Это всё в прошлом. Гони от себя дурные мысли. Не майся дурью. Тебе тяжело будет жить с таким характером. Люди разные бывают. Если с тобой будет работать гадючная тётка, или муж попадётся с развязанным языком, ты и дальше будешь нюни распускать?». Сана изо всех сил старалась гнать от себя плохие мысли. И чем сильнее она старалась, тем большей силой наливались мысли. Порой Сане начинало казаться, что её мысли обретают собственные голоса, и с садистским удовольствием твердят ей одно и то же. Интуитивно Сана нашла пусть к спасению. Замещай тяжёлые мысли мыслями посторонними, старайся отвлечься, мечтай, фантазируй. Иногда помогало.

Сана ждала, что на террасу выйдут хозяева виллы. Так и вышло. Бесшумно отворилась дверь. Послышались тяжёлые шаги. Поль.

Сана медленно обернулась. Поль смотрела на неё с ухмылкой. Сана испугалась.

– Я так понял, ты говоришь по-итальянски? – спросил Поль.

– Да, – ответила Сана.

– Вижу, ты девочка общительная. И своенравная.

– Прошу прощения за то, что вышла на террасу.

Поль облокотился о дверной косяк.

– Давно ты знакома с Зачари Ди Луцио?

– Со вчерашнего дня.

– Вот как, – иронично прищурился Поль, – вчера познакомились, а сегодня обедаете вместе?

– Да.

– Не лги мне.

– Если вам что-то не нравится в моём поведении, поговорите об этом с моей мамой.

– Прячешься за маменькину юбку, как маленькая.

– Это она привезла меня сюда.

Поль помолчал.

– Зачари подстерегал тебя?

Его тон изменился, стал участливым и мягким.

– Не знаю.

– А я знаю их породу. Что они умеют, как это лить мёд в уши. У Зачари есть невеста, француженка по имени Гаетайн.

– Француженка? – удивилась Сана.

Удивление Саны озадачило Поля.

– Из самой Нормандии. Отдыхала в нашем городе. Зачари за ней бегал, проходу ей не давал. Ради него она бросила всё. Но свадьба не состоялась. Теперь она бегает за ним. Неправильно. Мужчина не должен так поступать.

– Она бросила всё ради постороннего человека? Жених не значит муж.

– Вот видишь, ты уже оправдываешь его.

– Он мне не жених, чтобы его оправдывать. Но и обвинять парня потому, что у него не сложилось с девушкой, я тоже не могу. Я же не знаю, что у него случилось.

– Не знаешь?

– Мы вчера познакомились, – напомнила Сана.

– Такие люди, как Зачари, знают, чем зацепить.

«Шизофреники знают, чем зацепить», – вспомнила Сана слова из какой–то книги.

– Он пошёл в своего отца. Они умеют понравиться, но жить с ними бок о бок нелегко. Симоне можно только посочувствовать. Здесь все её жалеют. Жизнь в такой компании! Ещё и нелепые обвинения…

Поль тяжело вздохнул.

– Какие обвинения? – спросила Сана.

– Глупые слухи. Говорят, что она убила двух писательниц. Всё сплетни. Асанардаль, ты не выходи больше на террасу. Люси нервирует, когда на террасе посторонние. Если соберёшься в город, поставь в известность взрослых. Сейчас в городе много туристов. От них всего можно ожидать. Окей?

– Окей.

Поль вошёл в дом. Сане тоже пришлось покинуть террасу.

В коридоре она столкнулась с Люси.

– Поль не надоел тебе своими нравоучениями?

– Нет, – кислым голосом ответила Сана.

Люси приветливо улыбалась. «Она знает, что я знаю, что за мной следят», – подумала Сана.

– Не думай, Саночка, за тобой не следят. Ты наша гостья. Тебя и Зачари случайно увидела Рика, домработница. Поль успел просветить тебя насчёт репутации семьи Ди Луцио?

– Успел.

– И о Симоне рассказал? Знаю, он не мог обойти вниманием эту тему. Он жалеет Симону. Мужчины склонны прощать преступления таким женщинам, как она. Стоит им взглянуть на её томное лицо, и они тут же тают, как свечки. Гаетайн, её несостоявшаяся невестка, той же породы. Думаю, у них в Нормандии учат в школах играть на мужских сердцах. Что это я разговорилась. Твоя мамочка ещё спит? Скоро ужин.

Голос Люси был спокоен, но глаза тревожны.

Мила проснулась в хорошем настроении. За ужином у неё проснулся зверский аппетит.

Дочь подавленно молчала. Поль отдавал преимущество вину, зато Люси уничтожала еду неторопливо и методично.

После ужина Мила ещё немного подремала, а потом до глубокой ночи чатилась с подругой.

«Как Италия? – спрашивала Вера, – много купаешься? Уже подцепила итальянца?».

Мила отвечала, что из моря не вылазит, не знает, куда деваться от внимания мужчин, но ей нравится хозяин виллы, Поль.

«Не упусти свой шанс, – советовала Вера, – только смотри, как бы хозяйкой виллы не оказалась Люси. Спалит вас на измене и даст пенделя. Иногда хорошая подруга ценнее любовника. И в материальном смысле тоже».

Мила рассмеялась. Верунчику мёду не надо, дай похвалить себя.

«Вот видишь, ты смеёшься. Когда ты дома в последний раз смеялась? И это благодаря подруге, а не мужчине. Люси, а не Поль позвала тебя в Италию», – напутствовала Вера.

Мила ответила, что Люси ей пока не подруга. Вера увещевала Милу подружиться с Люси.

«Ну не знаю. Она какая-то странная», – протянула Мила.

«Любой человек странный, пока к нему не притрёшься. В самом деле, Милка, Поль попользует тебя и отвернётся, а дружба с Люси сулит тебе много ништяков. В Италию будешь мотаться на халяву», – размечталась Вера.

Люси картинно поморщилась – порой цинизм подруги зашкаливал.

«Не кривись, не кривись, – усмехнулась Вера, – я всего лишь направила нашу овечку на пусть истинный. Негоже рушить семьи хороших людей. Он хоть симпатичный?»

«Сейчас фотку кину».

«Он ничего. Возможно, я была неправа. Что тебе Люси? Ты ей надоешь и она тебя ласково попросит, а от грешка с Полем хоть воспоминания останутся».

«Верка, с тобой может общаться только такой ангел, как я. Но мне сейчас так хорошо, что я даже сердиться на тебя не буду».

«Ну и не надо, – легко согласилась Вера, – знаешь, а я ведь вспомнила твою виллу. Она ведь, – Вера назвала адрес, Мило утвердительно кивнула, – это знаменитая вилла, не хухры-мухры. В восемнадцатом веке она была обителем художников Стаффидов – Ди Луцио».

«Как ты сказала?».

«Стаффидов – Ди Луцио. А что?».

«Ничего. Какие новости у нас?», – перевела разговор Мила.

«Убит и ограблен коллекционер картин, отец крупного чиновника. Аккурат накануне твоего отъезда. Эту информацию особо не афишируют, я бы даже сказала, замалчивают. Оно и понятно, откуда у бедного пенсионера средства, чтобы по аукционам мотаться. А сам чиновник не настолько крупный, чтобы обеспечивать папочке дорогие хотелки».

«Это может быть совпадением», – не слушая Веру, подумала Мила. В её глазах загорелся азарт. Пожелав Вере спокойной ночи, Мила погуглила художников с такой фамилией.

Действительно, художник венецианской школы Калвино Ди Луцио – Стаффид, или, как его чаще называли, Калвино Стаффид, потомок династии малоизвестных художников, чьи работы не сохранились, жил в Тоскане с 1658 по 1688 год. Его знаменитая картина «Египетские принцессы» находится в Лувре. Утверждают, будто бы художник так и не женился, будучи влюблённым одновременно в сестёр Марино. Калвино покончил жизнь самоубийством от невозможности любить сразу двух. После его смерти брат Калвино назвал его замок «Марино» в честь смысла жизни брата. По непроверенным данным, старшая Марино родила от Калвино ребёнка, но брат Калвино, его полноправный наследник, не пустил женщину на порог замка «Марино». Говорят, «Египетские принцессы» – бледное подражание картины «Сёстры Марино», работе того же Калвино. Картина считается утерянной. Остаётся неизвестным, которая из сестёр Марино изображена на картине. Ещё при жизни Калвино ходили слухи, что полотно «Сёстры Марино» принадлежит кисти его отцу, спившемуся безумцу.

Эта информация прошла как бы мимо сознания Милы. Как говорится, в одно ухо влетело, из другого вылетело.

«Как мне хорошо! Чувствую себя человеком, принявшим порядочную дозу морфия», – подумала Мила и… задумалась.

Вечер Сана провела перед компьютером. Она долго бродила по интернету, пока не наткнулась на итальянского бьюти–блогера. Под аккомпанемент беззаботной трескотни Сана погрузилась в бездумную медитацию. Блогер напомнила Сане соседку, ныне покойную. Соседку считали городской сумасшедшей только потому, что она целыми днями бродила по улицам Питера. «Я просто очень одинока. Скитаюсь бесцельно, дабы не почить раньше времени в духоте четырёх стен», – сказала соседка Сане.

«По интернету бродит гораздо больше бесприютных душ, чем по улицам городов, – подумала Сана, – интернет изобрели для того, чтобы не портить лицо города мнимыми сумасшедшими наподобие той несчастной».

Ночью её приснилось, будто бы она смотрит блог, в котором рассказывают о Зачари. Блогерами были Поль и Люси. Их голоса то пели в унисон, сплетаясь, то перебивали друг друга. На Поле был костюм для гольфа. Люси была одета в красный кожаный плащ на голое тело, отдельные пряди её волос были выкрашены в розовый цвет.

– Зачари Ди Луцио появился на свет в семье уроженки Нормандии, которую обвинили в массовом убийстве, – сообщила Люси.

Сана рассмеялась. Из слов Люси выходило, что в массовом убийстве обвинили Нормандию.

Слово взял Поль:

– Матерью Зачари была загадочная леди, «хичкоковская блондинка». Её обвинили в преступлениях, которые они не совершала. Или совершала? Этот вопрос так и останется открытым…

Люси задохнулась от возмущения.

– А отцом Зачари был красавец мужчина, склонен к измене, и к перемене, как ветер мая.

Последние слова были пропеты дребезжащим дискантом. Сана закрыла вкладку с блогом Стаффидов, настроила вебкамеру и стала сама рассказывать о Зачари.

Перед глазами её, спящей, поплыли образы Зачари. Вот он стоит на палубе яхты, воды стекает по его обнажённому телу. Он в баре, его длинные пальца сомкнулись на бокале с соком. Он улыбается, его глаза смеются.

Глава 7

Слуги-конфиденты

Сану разбудил настойчивый голос. Она открыла глаза, с трудом приходя в себя после ярких сновидений.

Комната оцепенела в полутьме. Над Саной нависало белое, как у привидения, лицо матери.

– Вставай, полиция в доме, – отстранённо произнесла Мила.

Сана молчала. Она сразу поняла, что случилось нечто плохое, и пыталась понять, какова её роль в предрассветной драме.

– Вставай, сейчас к тебе зайдут. Документы, документы где? – теперь в голосе Милы слышались тревога и возбуждение.

– Все документы у тебя, – глухо сказала Сана.

– А билеты?

– Зачем они полиции?

– Мало ли… Асанардаль, вставай, одевайся.

– А что случилось?

– Устраиваешь маме допрос? – в голосе Милы послышались истеричные нотки, – молодца! Ничего, посадят меня в тюрьму…

Мила села рядом с дочерью и крепко обняла её. В коридоре послышались шаги.

– Дай я оденусь, – сказала Сана.

– Не отталкивай меня, ты единственная, кто у меня остался, мне жить не хочется, только ради тебя я живу, а так бы я перерезала себе горло, повесилась бы, утопилась, – бормотала Мила.

Шаги приближались. Мила навалилась на дочь и усилила захват. Сана озлилась, сделал резкое движение, высвобождаясь из объятий. Мила с изумлением уставилась на дочь, потирая ушибленную грудь. Сана вскочила и дёргаными движениями принялась надевать на себя первое, что попадалось под руку. Мила с ужасом посмотрела на дверь, приоткрыв рот. Из уголка рта стекала слюна.

«Вот она, Италия. Зачем я сюда приехала», – с тоской думала Сана.

В комнату заглянул Поль.

– Вы здесь? Не выходите, пока вас не позовут.

– А что полиция? Она ещё не ушла? Нет? – с жалкой улыбкой спросила Мила, но Поль уже вышел.

– Зачем ты меня ударила? Я не позволю тебе так со мной обращаться, – ледяным тоном сказала Мила.

На Сану навалилась тоска, будто ей не девятнадцать, а сорок лет, и всё это время она провела рядом с матерью. Успех «Марино» резко изменил Милу в худшую сторону. Она и раньше пописывала, но её романы оставались никем не замеченные. Писала и после «Марино». Работы вызывали недоумение у самых горячих поклонников.

Сана видела, в каком состоянии находится мать, и чувствовала вину. Неуспех новых романов, работа в жёлтой газетёнке, несостоявшиеся амбиции переводчицы, развод с отцом каждый день отравляли жизнь Милы, а чувство вины отравляло жизнь Саны. Во время болезни дочери Мила оставила работу переводчицы, а после её выздоровления так и не смогла «влиться в струю».

Сана надеялась, что Италия вылечит мать. Казалось, «страна телят» оправдывает ожидания. Первые дни Мила была такая же, как раньше, до болезни Саны. Но стоило неприятностям войти в соприкосновение с сознанием Милы, как мать оседлала любимого конька. А конь может и понести. Только теперь Сана начала об этом догадываться.

Сана плюхнулась на разобранную кровать. Мила сурово нахмурила брови. Она всем видом демонстрировала желание игнорировать дочь.

Сана боялась мать в таком состоянии. Но сейчас подступающая к сердцу горечь не оставляла сил на страх. Сана сидела, сгорбившись, и смотрела в стену пустыми глазами. Судя по реакции матери, произошло страшное. Мила решила выдержать характер. Она поджала губы и отвернулась от дочери.

Год назад Сана привела в гости двух одногруппниц.

– Знакомься, мама. Это Аня, её папа преподаёт в нашей академии. А это Таня, у её родителей свой художественный салон. Девочки, это моя мама, журналист газеты «Наш эпатаШ».

Аня продолжала смущённо улыбаться, зато Таня не смогла скрыть своего удивления.

С детства Мила понимала важность социального статуса в жизни человека. Не последнюю роль в формировании её мировоззрения сыграли родители. У матери Милы ещё до родов был порок сердца и проблемы с позвоночником. После родов её здоровье расшаталось, о чём мать не уставала напоминать Миле всю свою недолгую жизнь – она умерла в тридцать девять лет. Перед смертью между неё и Милой состоялся следующий диалог:

– Тебе скучно сидеть со мной. А я пожертвовала жизнью, чтобы родить тебя, – сказала мать.

– Мама, скажи честно, зачем ты меня родила? Моё появление на свет не принесло тебе счастья. Ты не любила меня за то, что после моего рождения испортилось твоё здоровье, и в глубине души страдала от чувства вины за то, что обделяешь меня любовью, и мучилась от того, что другие своих детей искренне любят, а ты нет.

Мать видела, что конец её близок. Вероятно, именно поэтому она решила быть откровенной с дочерью. Впервые в жизни.

– Ты не права, Мила. Я любила и сейчас люблю тебя. Ты досталась мне дорогой ценой. Но у меня не было выбора, рожать или не рожать. Пойми, бездетность сильно понижает статус замужней женщины.

– Ты родила меня ради статуса?

– Ты сейчас сама не понимаешь, насколько жестоки твои слова.

– Если по-другому нельзя, зачем же ты выходила замуж, с таким–то здоровьем?

– Одиночество опускает статус женщины ниже плинтуса. Не выйди я замуж, ходить бы мне оплёванной всю жизнь.

– Неужели социальный статус так важен, что ради него стоило умирать в сорок лет? – с безнадёжным отчаянием спросила Мила.

– Да, – спокойно ответила мама, – лучше умереть с честью, чем жить в позоре, одной с сорока кошками.

Что до отца Милы, то он нисколько не сострадал своей жене. Он жалел себя. Ещё бы, досталась больная. И общество тоже жалело его.

Мать Милы сыграла по правилам общества, что дало ей моральное право презирать бездетных и незамужних женщин. Они, эти ущербные отступницы вызывали у матери Милы глубокое отвращение, но она вонзала когти в их плоть и с наслаждение терзала её, как стервятница.

Со временем Мила поняла, что мать переборщила со своим поклонением статусу, но, в общем и целом, она права.

Сана, как назло, заводила знакомства или с дремучими провинциалами, или с детьми маргиналов. Мила устала уговаривать её дружить с полезными людьми.

Но Сана оказалась не такой дубоголовой, как Мила думала. В один прекрасный день дочь привела в дом злополучных Аню и Таню. Мила понимала удивление Тани. Как может автор «Марино» работать в полупорнографическом жёлтом издании? Газета «Наш эпатаШ» пестрела заголовками типа «Рэпер сказал, что певица плодится без остановки», «Модель раздобрела», «Все обсуждают дряблое голое тело актрисы», фото прилагается.

В тот день у Милы голова пошла кругом от избытка чувств и эмоций. С одной стороны, от стыда она готова была забиться в шкаф. Совсем недавно она была такой же благополучной и обеспеченной, как подруги Саны. Она искренне презирала любого, кто имел малейшее отношение к пошлости. С другой стороны, Мила испытала ненависть к этим чистеньким, богатеньким девочкам. «Вы хоть копейку в своей жизни заработали!? Здоровые кобылы, сидите на шее у родителей и смеете осуждать работающего человека!», – хотела крикнуть Мила в их сытые лица.

Сейчас, сидя в полутёмной комнате «Ночной фиалке», Мила подумала, что дочь в тот день специально макнула её лицом в грязь.

Сана вроде бы и не стеснялась маминой работы, но она постоянно говорила, что нельзя тратить все деньги, заплаченные за издательство и экранизацию «Марино». Говорила, что надо откладывать на чёрный день. Однажды Мила не вытерпела и высказала дочери всё, что она думает о попытках яиц учить курицу.

Сана обиделась. Возможно ли, что она хотела отомстить Миле? Мстить матери!

Мила нахмурилась и сжала зубы. Если Сана считает себя вправе быть коварной, значит, она достаточно взрослая для того, чтобы жить самостоятельно. Конечно, Мила не бросит её в Италии, оплатит ей билет. Но в Питере Сана не получит от матери ни копейки.

Так они и сидели, пока в комнату не заглянула заплаканная Люси.

Опасения Милы не подтвердились. В тюрьму никого не забрали.

Люси выглядела так, будто её приговорили к пожизненному заключению.

– Он гнался за ней с «ножкой Людовика XI» в руках. Его лицо покраснело, глаза вылупились и горели безумием, как у коршуна. Он готов был размозжить ей голову. Как мне это забыть? Мои чувства совершенно расстроены, подобно саду после урагана, – всхлипывала Люси.

– Вам не помешает кружка чая. Того, которым вы угостили меня вчера, – вкрадчиво произнесла Мила.

– Да? Он не помешал бы мне. Шарль! Шарль, чаю! – крикнула Люси, осеклась и заплакала.

– Дорогая, надеюсь, ты не будешь посвящать гостей в наши неурядицы? – спросил Поль.

– Почему бы нет? Я не могу держать это в себе. Какое коварство. Какое предательство! Я ведь доверяла ей.

– Твоя потребность доверять тебя погубит, – сказал Поль.

Полицейские давно ушли, Поль тоже собрался уходить.

– Ты куда? – всполошилась Люси.

– В гольф играть, – пожал плечами Поль.

– Бросишь меня в тяжёлую минуту?

– Что, собственно, произошло? Мы остались без слуг. Да, неприятно. Придётся потерпеть. Кстати, не представляю, чем ты будешь нас кормить.

– Я? Кормить? В таком состоянии? – возмутилась Люси.

– Я могу и в ресторане поесть, а ты как знаешь.

Поль ушёл.

– Мой муж в чём-то прав. Другие испытывают потребность любить, заботиться, нежить себя, а у меня главная потребность – доверять. Рика ловко этим воспользовалась.

И Люси поведала Сане и Миле о событиях этой ночи.

Виллу и её хозяев обслуживали два человека: домработница Рика и дворецкий, он же повар, Шарль. Рику Люси приняла на работу три года назад, Шарля – шесть лет назад. Отношения между дворецким и домработницей были прохладными. По рангу дворецкий выше домработницы, но Шарль видел, что Рика в фаворе у хозяйки. Подружиться с Полем, тем самым уравняв силы, Шарль не мог. Поль не обращал внимания на прислугу.

Как уборщица и конфидентка Рика была незаменима. Люси казалось, что на вилле убирает домовой, а не человек. Зато когда Люси хотелось поговорить, Рика появлялась из воздуха, подобно джину.

Этой ночью Люси разбудили вскрик Рики. Люси выглянула из своей комнаты. Рика пыталась бегом взбираться по лестнице. Она сильно хромала. Рика судорожно цеплялась за перила.

– У меня перед глазами стоят её побелевшие от напряжения костяшки рук, – сказала Люси.

За Рикой гнался Шарль, размахивая ножкой от стула. Ухо Шарля было в крови.

Рика обернулась, увидела Шарля и закричала. Люси испугалась не на шутку. Она опрометью бросилась в комнату Поля.

Повторный крик Рики разбудил мужа Люси. Поль собирался выйти. Люси повисла на нём мёртвым грузом.

– Не иди! Шарль взбесился! Он убивает Рику!

Поль заколебался.

– Чёрт возьми, кто здесь хозяин, я или Шарль? – Поль шагнул к двери. Люси продолжала висеть у него на шее.

Синьор Стаффид рвался в бой, но не спешил стряхнуть с шеи Люси. За дверью бушевал осатаневший психопат, а Поль не держал в спальне оружие.

Рика молчала, и Люси решила ослабить захват. Поль выглянул. Рика не подавала признаков жизни. Далеко внизу хлопнула дверь – Шарль сбежал.

– Что же между ними произошло? – спросила Мила.

– Всё началось с того, что Рика получила в наследство старинную картину в плохом состоянии. Рика искала проверенного реставратора. По случайности, жена Шарля – начинающий реставратор. Рика рассказывала, что Шарль упрашивал её отдать картину на реставрацию жене. А сегодня ночью… Я думала, что Рика умерла. Но она пришла в себя. Она решила, что Шарль сошёл с ума. И пойдёт убивать свою жену. Оказалось, что жена Шарля является дочерью Рики. Всё это время Рика и Шарль были заодно. Но зачем? Зачем Рика лгала мне? Лгала всё это время… Невозможно. Я открывала ей все свои секреты, а она… Зачем всё это? Мне надо прилечь. Кошку сгубило любопытство, а меня сгубит доверчивость.

Сана первая вышла из комнаты. Стаффиды остались без слуг. Стало быть, Рика и есть та самая шпионка. Поделом ей.

Но Шарль! Искусный повар, дружелюбный человек. Как он мог избить миниатюрную женщину, пусть даже обладающую глазами вороны?

Сана подумала: «Почему бы и нет. Мог. Просто я ошиблась насчёт него. Приняла коммуникабельность или банальную вежливость за дружелюбие. Я не в первый раз ошибаюсь в людях, взять хотя бы Алёшу. Но одного я не могу понять».

– Почему Поль и Люси бездействовали, пока Шарль избивал Рику?

– А что они должны были делать? Выйти, чтобы он и их избил?

– Закричать на него, припугнуть, швырнуть в него чем-нибудь. Судя по словам Люси, у Шарля был нервный срыв. Любого пустяка достаточно, чтобы обратить его в бегство.

Мила тяжело вздохнула. Похоже, дочка считает себя великим психологом. И не боится демонстрировать свои якобы знания на практике. Однажды Сана стала свидетелем, как мужчина посреди улицы избивает подростка. Прохожие ускоряли шаг. Что сделала Сана? Она запрыгнула мужчине на спину. Подросток убежал, хулиган сбросил Сану на землю и тоже убежал. О геройствах дочери Мила узнала из роликов на YouTube. Видео носили название «Бешеная баба нападает на прохожего» и «Шкура напала на мужчину и была наказана». Ролики выкладывали молодые мужчины.

Между Милой и дочерью состоялся серьёзный разговор. Сана осталась непреклонна. Умру, но мимо не пройду. После броска на землю она долго лечила свою многострадальную спину. За счёт родителей и бабушки. Это само собой. Своих денег у Саны не было.

– Саночка, пообещай мне, что не будешь вмешиваться в драки, – смиренно попросила Мила.

– Я никогда бы не простила себе равнодушия! – невпопад воскликнула Сана.

Тоже вспомнила тот случай.

Из комнаты раздался умирающий голос Люси:

– Мила, можно вас?

– Пойду. Ей нужна поддержка.

Тон Милы враз стал значимым и солидным.

Люси томно возлежала на диване.

– Я случайно услышала твой разговор с Асанардаль. Она храбрая девочка.

– Храбрые долго не живут.

– По-вашему, лучше жить с камнем на душе?

От слёз карие глаза Люси посветлели, в них появился мягкий янтарный оттенок.

– Твоя дочь осуждает меня.

– И она не права! – горячо воскликнула Мила, – человек в первую очередь должен беречь себя. Основным инстинктом для него должен стать инстинкт самосохранения, ведь человек так хрупок! – с болью сказала Мила, – шесть лет назад Сана сломала спину. Врачи говорили, что она встанет на ноги только с костылями. До трагедии у меня были большие планы на дочь. Сана ходила на бальные танцы. Я пророчила ей великое будущее. Вспоминаю те времена. Чего только не было намешано в моей голове! Сана и чемпионка, и доктор наук, и жена миллионера, и мать троих детей. В общем, все мои амбиции… – Мила болезненно поморщилась, – когда дочка была прикована к постели, я корила себя за эти мысли. Пусть она делает, что хочет, пусть ничего не добивается, только бы она ходила! И то, что она была прикована к постели, было не самым худшим. Я… Мне тяжело об этом говорить…

– Если не хочешь, не говори, – быстро сказала Люси.

– Нет, нет. Она жила в другой реальности. Врачи называли её состояние делирием. Говорили, что это защитная реакция. Утверждали, что стать на ноги для неё – вопрос воли. И если она не излечит психику, то всю жизнь пролежит в постели, утопая в галлюцинациях и страхах. Говорили что-то неясное о сосудистом поражении головного мозга, но диагноз так и не поставили…

– О боже, Мила, тебе столько пришлось пережить! Я ничего не знала, об этом не писали!

– Никого не интересует то, что хорошо кончается. К тому же, «Марино» вышел после болезни Саны.

– Но сейчас Сана здорова.

– Здорова. Меньше года назад её кинул об асфальт здоровый мужик. Ещё одного удара Сана не переживёт. А она и слушать не хочет, чтобы беречь себя.

– Ужасно. Её надо закрыть в комнате и никуда не пускать, но она, насколько я понимаю, девочка с характером.

– В том-то и беда.

– Так ты говоришь, Сана сломала позвоночник шесть лет назад?

– Да. Ей было тринадцать. Из её жизни выпал целый год. Когда это случилось… Когда она покалечилась, мы отдыхали в Нормандии. Мы с мужем первый раз вывезли её заграницу. Ей так нравилось во Франции. Я решила никогда не пускать её в чужие страны, – горько улыбнулась Мила, – но полгода назад она рассталась с парнем, и после этого так и не оправилась. Тоже не убереглась. Да и я хороша. «Дай ему второй шанс, дай ему второй шанс». А тут твоё письмо. Я и решила выехать на твоих плечах.

– Ты всё правильно сделала! – горячо произнесла Люси, – Италия пойдёт ей на пользу. Здесь всё забывается.

Глава 8

Сообщение от неизвестного

Сане на телефон пришло сообщение с неизвестного номера. Оно было на итальянском языке. Сана растерялась. Читать и писать по-итальянски она не умела. Пришлось ввести сообщение в переводчик.

«Асанардаль, я скучать по ты. Я арендовал яхту для нас специально».

Дальше следовала абракадабра и подпись – Зачари.

У Саны похолодело сердце. Зачари назначил ей свидание. На яхте. Но что означают слова в конце предложения? И почему Зачари не назначил время свидания?

Сана ещё раз перечитала сообщение. Ничего не понятно. Марина, третья, триумф. Допустим, «Триумф» – название яхты. Логично. Третья – номер яхты? Третий «Триумф»? И при чём здесь Марина? Кто она, хозяйка яхты?

Дать прочесть сообщение маме нельзя, Люси тем более.

Сана упала в кресло. На её лице блуждала пьяная улыбка. Сана не заметила, как выронила телефон. Она просидела без движения двадцать минут, потом вскочила, рывком достала чемодан, вывалила его содержимое на кровать. Побежала в ванную, намылила голову, вернулась в комнате, начала рыться в груде одежды. Боковым зрением Сана увидела себя в зеркале. Выпрямилась и счастливо засмеялась. Уже спокойно отправилась домывать голову.

Неважно, что Зачари не назначил время. Он хочет её видеть, а это главное.

Сану не покидала уверенность, что, если она пройдётся по улице, на которой живёт Зачари, то обязательно его встретит.

Сана уложила волосы во французскую ракушку, подкрасила губы перламутровым блеском и надела лиловый в бледно-розовых разводах сарафан, открывающий колени.

Сана закружилась по комнате. Шёлк приятно холодил тело, из причёски выбилась волнистая прядь. Сана остановилась, закрыла глаза. Провела ладонями по и поцеловала себя в плечо.

Сидеть дома не было сил. Сана подняла с пола телефон, написала маме записку, что ушла завтракать в город, и выскользнула из виллы.

Солнце жарило не на шутку. Сана вышла на улицу Зачари. Здесь жили и другие люди, но Сане казалось, что и узкая крутая дорога, и маленькие висячие клумбы на окнах домов, и пальмочки, похожие на гигантские ананасы с монументальными листьями, и красавцы–кипарисы, и крошечное белое облачко, безмятежно спящее в жарком лазурном небе – всё это принадлежит Зачари.

С тревожно бьющимся сердцем Сана подходила к его дому. Вот и два кипариса перед фасадом. Сердце Саны забилось. Она замедлила шаг. Ноги были лёгкими, в голове звенящая пустота, но каждый шаг давался с трудом, будто она шла по пояс в воде. «Это небо, – мысли проносились с пьянящей лёгкостью, – это не вода, а небо. Ради меня оно спустилось на землю». Сана увидела его. Зачари стоял в дверях своего дома. Его поза была расслаблена.

Зачари увидел Сану и помахал ей рукой. Сана подошла к нему. Зачари молчал. Его чёрные глаза были непроницаемы.

– Привет, – с жалкой улыбкой сказала Сана.

Она ожидала более тёплого приёма.

– Привет, – улыбнулся Зачари, – ты отлично выглядишь сегодня.

– Спасибо.

Для парня, назначившего девушке свидание, Зачари держался холодно.

– Как проходит отдых? Стаффиды не уморили тебя? – спросил Зачари.

– Нет, – растерянно улыбаясь, ответила Сана, – ну, я пойду?

– Э… Если хочешь, давай сходим куда-нибудь вместе.

Куда-нибудь? Поколебавшись, Сана нашла сообщение и протянула телефон Зачари.

Брови Зачари поползли вверх.

– Я не посылал тебе это сообщение.

Сана улыбнулась.

– Прости, я ошиблась. Я пойду.

Надо уходить быстрее, пока из глаз не потекли слёзы.

– Асанардаль, постой! Я бы обязательно пригласил тебя, но позже. Откуда я мог знать номер твоего телефона? Подумай, ты вот-вот станешь жертвой преступления или злой шутки.

– Я никого здесь не знаю, – холодно сказала Сана.

Её настроение упало.

– Зато тебя знают. Твоя мать знаменитость, всё время на виду.

– Так уж и всё время. В последнее время она ведёт уединённый образ жизни.

– Но одно время она пользовалась популярностью. Её видели много людей, а люди бывают разные.

– При чём здесь я? Писали бы ей.

– Ты моложе, – непонятно ответил Зачари.

– Ох, в любом случае, я знаю, как избежать неприятностей. Я никуда не пойду.

– А если тебе преследуют? Они не остановятся. Я знаю хозяина «Триумфа». Он живёт здесь недалеко.

– И Марина с ним?

– Под мариной подразумевается стоянка для яхт. Постой, разве ты не умеешь читать по-итальянски?

– Умею, но плохо. Меня этому специально не учили.

– Понятно. Мы должны пойти к Джованни, владельцу «Триумфа».

– Зачем?

– Пусть скажет, кто снял его яхту, – решительно заявил Зачари.

Сане пришлось подстраиваться под его широкий шаг.