Читать книгу Туман и Молния. Книга 18 - Ви Корс - Страница 1

На левой стороне, да не в людской стране, в бесовском царстве река красная путь меряет.

Да в реке той красной – омут чёрный.

Да в омуте чёрном, страшном, вода чёрная бурлит, кипит, пену метает.

Да в омуте том непотребства людские обитают.

Блудина бес лихой там хозяин.

Истомой телесной омут кипит, закипает, бурлит.

Ты, бес, Блудина, слушай слова мои, ведай, да воду омута чёрного поднимай!

Потоки пусть из краёв выйдут, до людских земель пусть река твоя потечёт, да (имя) в омут тот пусть втянет.

Да в омуте том пусть непотребства людские в (имя) войдут, и блудом пусть день ото дня по мне (имя) страдает, блуда непотребств пусть со мной (имя) желает!

А коли желает, так пусть творит! Страстью сгорает!

Ключ. Замок. Язык.

Глава 1

Армия чёрных и нечистых покинула город. Они увезли из Рудного много добра и драгоценностей, и Лис не препятствовал им в этом, сдержав свое обещание. Груженное добычей войско направлялось в Багровую Скалу. Хищная змея, насытилась и поблёскивая чешуёй, медленно ползла по дороге из красного кирпича, возвращаясь в своё логово. Первыми шли люди, за ними нечистые. И Корса буквально разрывало от злости, если на привалах ему на глаза случайно попадался такой довольный Рагмир Гезария. То, что Рагмир и принц Ариэль посмели освободить его Ника и дать ему вольную, приводило Корса одновременно в ярость и отчаяние. Он не знал, как отомстить им и как сделать так, чтобы они увидели и поняли, что Ник всё равно принадлежал ему.

Корс был влюблен, и это чувство было очень ярким и сильным, он ощущал его со всей ясностью. И в тоже время это чувство было нереальным в своей силе, в своей радости и красоте. Он был счастлив просто так, просто потому что любил. Ему было не трудно мало спать, не скучно проводить много часов в дороге, потому что он ехал и думал о Нике, представлял себе его, и эти эмоции наполняли Корса невероятной энергией. Несмотря на походные условия, он прекрасно себя чувствовал, у него было приподнятое и легкое настроение. Ему казалось, что из него струится какой-то яркий лучистый свет, освещая его изнутри и делая красивым. Эта любовь украшала его. Сейчас он вообще не мог представить себе, как жил раньше без этого чувства, ходил, ел, спал и даже смеялся. Но всё это было не то, всё равно пустое. Тогда он этого не осознавал, а сейчас понял, что жил не по-настоящему, и его жизнь была неполноценной, и сам он был серым и пустым, никаким, и только теперь он дышал полной грудью. Он представлял себе Ника и светился от счастья, тем более что Ник ехал чуть впереди или рядом, и Корс мог бесконечно смотреть на его белые волосы и представлять себе его лицо там, под маской. Корс мог представлять, как на привале обнимет его и наконец, в палатке, когда они останутся наедине, снимет маску с его лица и поцелует. И ещё он знал, что Ник ответит на поцелуй. Корс вспоминал его слова: «Я дам тебе смысл жизни». В тот момент Ник наверняка имел в виду что-то другое, скорее всего, выполнение Миссии, но Корсу теперь было плевать на Миссию. Он больше не заботился об этом. Ник, сам того не желая, подарил ему истинный смысл, дал ему самое ценное, то, что оказалось нужным больше всего. Обретя любовь, Корс был счастлив, радуясь каждому дню, каждой минуте, каждому мгновению, потому что всё было наполнено этим смыслом. Самым важным смыслом. Корс понял, что любовь и была самым главным. Его смыслом жизни оказалась любовь. Он не смог реализовать её с Инесс, и теперь был счастлив, что жизнь подарила ему ещё один шанс полюбить и быть живым благодаря этому.

Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий.

Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто.

При этом Корс замечал, что Нику тоже нравится всё, что происходит между ними, и нравится любовь Корса.

У Ника никогда не было любящих матери и отца, он был сиротой, и Корс чувствовал его ущербность, его одиночество и уязвимость от этого. Ни один человек в этом мире по-настоящему не заботился о нём как о своём ребёнке, как о части самого себя. Ник не знал этого, ведь, по сути, он был никому не нужен, и никого не интересовало, что с ним происходит. Не зная, как бывает по-другому, он не понимал разницы, раньше не понимал, а теперь Корс показал ему, что такое настоящая родительская любовь и забота, внимание и опека. И Ник принял её с радостью, получая удовольствие от нужности кому-то, просто так, просто потому что ты принадлежишь семье. От этой любви и заинтересованности в нём Корса он расцвёл, стал менее дёрганным, стал меньше пить, и принимал восстановитель только чтобы поддерживать организм, погубленный Чёрной водой, только потому, что уже не мог обходиться без стимуляторов, но теперь не ради кайфа. Он был весёлым, расслабленным, у него тоже было хорошее настроение. Он ластился к Корсу и смотрел на него преданными глазами, беспрекословно слушался любого его слова и сам не отлипал от отца ни на минуту. При этом Корс понимал, что Ник уже сильно покорёжен и испорчен, и с ним можно всё же обходиться не совсем правильно, и Ник это безропотно принимает. И сразу, как только Корс изъявляет желание, послушно открывает рот, не испытывая при этом никакой обиды на Корса за то, что тот сексуально использует его. И мягкий характер сына нравился Корсу, нравилось немного властвовать и приказывать. Ему нравилось, что Ник по сравнению с ним маленький, и нравилось чуть надавливать ему на затылок, принуждая опускаться на колени. Ник поднимал на него свои светлые глаза и смотрел как преданный щенок, а Корс выл и кончал ему на лицо, на его губы и кольца полукровки.

 Корс не сомневался, что Ник действительно его полюбил, он был послушен, нежен и покладист. Корсу казалось, что вернулась его счастливая жизнь с Инесс. Инесс была такой же красивой, нежной и любящей. И такой же спокойной, молчаливой и покорной. Но Корс не мог забыть, что было дальше, каким недолгим было его счастье, и сейчас он боялся, что это счастье снова отнимут, боялся панически, до дрожи, и если бы он мог, он бы привязал Ника к себе и не отпускал бы ни на минуту.

Корс очень любил сына, он был абсолютно счастлив рядом с ним, и в тоже время боялся, дико боялся его потерять. Он мучил его своим неусыпным вниманием и контролем, никуда не отпуская от себя, и ходил за ним по пятам, даже когда Нику было нужно отлучится по нужде.

Этот страх потери с каждым днём становился всё сильнее. Если раньше он маячил где-то на горизонте, то теперь приближался так же, как и они сами приближались к Чёрному городу, всё ближе и ближе. Как грозовая туча, страх заволакивал ясное голубое небо, предрекая грозу и становясь бесконечным тревожным фоном, не отпускающим Корса ни на мгновение и отравляя моменты радости.

Ник не выказывал ему никакого недовольства. Абсолютно покорный, как кукла, он и напоминал Корсу куклу своим красивым лицом, которое часто было недвижимо расслабленным, как маска, без эмоций и мимики. Своими прозрачными, как стеклянные серо-голубые бусины, пустыми глазами в длинных, действительно кукольных ресницах. И светлыми длинными прядями обрамляющими белое, словно фарфоровое лицо. Корс не мог отвести от него взгляд и как одержимый спрашивал по сто раз на дню: «Ник, ты любишь меня? Ник, ты со мной?» И Ник неспешно поворачивал голову, и на его лице появлялась легкая, нежная улыбка, обращённая к Корсу, он неизменно отвечал: «Да. Да», и снова замирал.

 И в то же время, когда днём Ник заслонял глаза чёрными очками, надевал маску, и Корс больше не мог видеть его глаз и не мог любоваться на его лицо, когда Ник переставал быть красивой куклой и его сыном от Инесс, Корс любил его ничуть не меньше.

В дороге время от времени к ним подъезжали нечистые. Ник быстро перебрасывался с ними короткими фразами, и часто, общаясь, вдруг начинал хрипло смеяться глухим недолгим смехом, звериным, нечеловеческим. В эти моменты Корс тоже любил его, потому что тогда он слышал и понимал, что его Ник всё же больше близок к нечистым, чем к людям. Что он грязный нечистый, бездумный наркоман и пьяница, преступник и человеческий отброс с осипшим голосом и хриплым смехом. Но он любил его этот сиплый голос и желал его, такого грязного и конченного, ничуть не меньше. Он желал его любым: и послушным человеком, и Демоном, желал и красивую куклу, и грязного наркомана, и злого, и доброго. Корс хотел и того и другого. У него буквально вставал, когда Ник разговаривая с Зафом или Парки, начинал смеяться, и этот недолгий короткий и хриплый смех… а потом Ник оборачивался к Корсу, видимо, чувствуя его эмоции, и говорил:

– Вкхитор, шкхто?

И у Корса всё внутри замирало, от этих его бесконечных «кх» и «шх». Ник это «слышал», он смеялся и разговаривал с нечистыми, а потом, слыша от Корса эту любовь, это безумное вожделение, поворачивался к нему, и Корс понимал, что он смотрит на него сквозь чёрное стекло. Ник прикладывал горизонтально развёрнутый палец в чёрной перчатке к маске на уровне рта и чуть поднимал кисть вверх, и Корс уже привык к этой его «улыбке» и любил её тоже.

 На одном из привалов Корс причесал его, снова заколол волосы в красивый хвост, убрал заслоняющие лицо пряди. Ник терпеливо сидел и позволял ему причесывать себя, хотя и сказал:

– Витор, ну зачем ты тратишь время? Ведь всё равно потом растреплешь меня.

– Нет. Не растреплю.

– Как сегодня с утра, под кустом.

– Нет, нет, я буду осторожным, – горячо шептал Корс, целуя его в пушистую макушку, – я люблю тебя. Ты неправильно понял, я не предал любовь. Я отказался от любви к Инесс, но не отказался от любви совсем. И я предал Инесс ради тебя, потому что хотел любить тебя. Любовь – это летняя ночь с небесами, усеянными звёздами, и с благоухающей землёй. Это ветерок, проносящийся над розами. Это маргаритки, широко распускающие свои лепестки с наступлением темноты. Любовь – это пламенная адская музыка, заставляющая танцевать даже сердца стариков. Она заставляет короля склонять голову до самой земли, так что волосы его метут дорожную пыль. Она может погубить человека, поднять его и снова заклеймить позором. Она тверда, как несокрушимая скала, и горит неугасимым пламенем до самой смерти, потому что любовь вечна!

Любовь – это первое слово, произнесённое создателями мира, первая мысль, осенившая их. Когда Высший произнёс: «Да будет свет!», появилась Любовь. И они увидели, что это так прекрасно, что ничего не стали переделывать. Так появилась любовь и стала первоисточником мира и его властелином. Но все её пути покрыты цветами и кровью. Такова любовь.

И Ник молча слушал, чуть улыбаясь, а через пару дней от его аккуратного хвоста и заколотых волос не оставалось и следа.

 Корс хотел сделать сына ещё лучше, ещё красивее. Его клейма на щеках не давали ему покоя, и Корс взял краситель телесного цвета, смешал его с белым, попытавшись сделать похожим на оттенок кожи Ника, и аккуратно замазал надписи.

– Тебе ведь можно закрашивать их, скрывать, хотя бы ненадолго? – спросил он.

– Вообще, конечно, нельзя, но я сейчас не в Нечистом пределе, – ответил Ник.

– Посмотри, как красиво. Как же тебе хорошо без них! Без этих грязных чёрных пятен на лице!

Ник промолчал, а на следующее утро Корс не выдержал, и, взяв чёрный карандаш, написал на его теперь чистых, закрашенных щеках свои инициалы, на одной «В», а на другой «К», снова загрязнив, пометив и сделав своей вещью.

– Не надевай сегодня маску, – попросил он.

– Хорошо, – спокойно сказал Ник.

– Я ведь не унижаю тебя?

– Нет. Я твой.

И Корс обнял его в порыве чувств и долго целовал.

Корс хотел, чтобы чёрные и особенно Рагмир увидели их. Во время одной из остановок это случилось, Мир увидел их рядом, и для Корса это был триумф. Потому что Мир понял, что, несмотря на то, что он освободил Ника, тот не ушёл и не сбежал от Корса, продолжая принадлежать ему, и Корс с наслаждением почувствовал досаду и гнев своего бывшего соратника.

Схватив Ника, Корс быстро увёл его, отвёл чуть в сторону за холм, и, тяжело дыша, принялся расстёгивать ширинку. Ник всё понял, он уже очень хорошо научился угадывать желания Корса. Он сразу встал на колени и начал ему сосать. Корс хотел кричать в голос, но они всё же отошли совсем недалеко, и он сдерживался, чувствуя, что Ник делает это старательно, с любовью, и сколько бы раз Корс ни приказал это сделать, он сделает. Он сделает это на глазах у чёрных, если Корс этого захочет, и сделает это перед Рагмиром. Но, конечно, Корс не мог себе позволить подобного, он очень любил Ника и не хотел унижать перед другими. Его послушание он не считал унижением, а, наоборот, был очень доволен. И на привалах он по-прежнему часто кормил Ника из своих рук, вкладывая ему в рот кусочки пищи. Ник улыбался и брал еду из рук Корса. Нечистые и Парки, сидевшие с ними у костра, видели, как Корс берёт кусочек мяса и дает его Нику, а тот, прежде чем взять, целует Корсу руки, и потом забирает его пальцы в рот вместе с едой. И Корс кормил его с огромной нежностью. Но в тоже время, несмотря на всю свою безумную любовь и страх потери, Корс бил его, и с каждым днём всё чаще и больше. Он бил его по лицу или под дых, мог дать оплеуху, но только тогда, когда они были наедине и их не видели другие. В их палатке, когда Ник, по мнению Корса, произносил слово неправильно или с сильным акцентом, или если выражался нецензурно, то сразу получал по макушке, несмотря на всю любовь. Корса шатало и мотало из стороны в сторону, он становился всё более нервным. Ник молча терпел его тычки, только сжимался или зажмуривался от удара. А Корс пинал его, целовал, был счастлив и трясся от страха одновременно. Арел не вмешивался в их отношения. Они часто занимались любовью втроём, и Корс выполнял все их желания. Ник и Арел делали с ним всё, что хотели, и Корс по-прежнему позволял им одновременно долбить себя в задний проход, привык к этому и уже не испытывал таких болезненных ощущений, как раньше.

Глава 2

Их маленький мирок был отгорожен от других, всего лишь ненадёжными тряпичными стенками, но в палатке было тепло и уютно. Пахло ароматной смолой, которую Валентин жёг от насекомых, и табаком. Пол в несколько слоёв покрывали мягкие шкуры. Небольшой жёлто-оранжевый каменный цветок, подвешенный под потолком в банке из толстого стекла, мягко освещал окружающее пространство теплым неярким светом.

Вино в кувшине давно закончилось, но они не спали.

– Я схожу от тебя с ума! Схожу с ума! Мой беленький, беленький мальчик, такой светленький! Боги, как я тебя обожаю! Ты словно фарфоровая статуэтка, твои волосы такие густые, и как снег! – твердил Корс, крепко сжимая Ника в своих объятиях, любуясь его аккуратными чертами лица, не в силах успокоиться и заснуть, несмотря на то, что была уже глубокая ночь:

– Я люблю тебя безусловной любовью, ты понимаешь, что это?

– Не очень…

– Я потом тебе объясню. Очень редко в нашей жизни кто-то любит нас безусловной любовью.

– Это значит просто так? Без условий?

– Да! Надень маску! Закрой лицо, я больше не могу видеть твое такое милое лицо, иначе меня сейчас разорвет!

Ник сразу надел маску, и Корс нетерпеливо подождал, пока он это сделает, и снова порывисто прижал его к себе. От переполнявших его чувств и постоянного страха потерять своего мальчика у него началось что-то похожее на истерику, и из глаз потекли слезы:

– Они заберут тебя, заберут тебя у меня! Я знаю! – твердил он, вздрагивая и всхлипывая.

– Нет, нет, я не Инесс, меня никто не украдет!

– Украдет! Леонардо тебя украдет у меня! Он заставит тебя подчиняться и служить ему, – Корс не отпускал Ника, продолжая судорожно прижимать к своей груди его лицо, закрытое сейчас чужой маской нечистого, осуждённого за убийство.

– Я этого не переживу! – Корс принялся раскачиваться из стороны в сторону, слёзы продолжали течь по его щекам, он не мог успокоиться.

Ник чуть высвободился от его объятий:

– Да он и не думает обо мне! Леонардо не знает обо мне.

– Он узнает! Он все узнает, я этого не переживу!

– Витор, Витор, ну пожалуйста, перестань. Не плачь, меня не заберут у тебя!

– Я не могу! Я не выдержу этого!

– Витор, перестань рвать своё сердце, мне ведь тоже больно! Ты и мне сейчас делаешь больно!

– Я боюсь, что не смогу защитить тебя!

– Я сам умею защищаться.

– Да знаю я, как ты умеешь, видел…

– Нас трое, а он один!

 И в это же мгновение Корс почувствовал на своём горле невидимую руку Арела. Князь едва сжал его шею и отпустил, словно продемонстрировав Корсу, что обладает Силой и сможет использовать её против их врагов. Корс вскинул на него взгляд, и Арел ухмыльнулся.

– Арел! Убей этого чёрного своим прикосновением сразу на месте! К чертям! Давайте не будем с ним церемониться! Давайте убьем его прямо сейчас! Прямо сейчас, Ник!

– Витор… нельзя…

– Его тоже охраняют Демоны? Да? Прикажи его Демону служить тебе!

– Не в этом дело. Есть правила, и первый ход должен сделать человек, а он его ещё не сделал. И, может быть, и не сделает, он не знает про меня. Ему нет дела до меня. Я просто полукровка из Нижнего, простолюдин. Я не интересен Леонардо, совсем! Он не думает обо мне и не воспринимает меня как человека. Я мусор, до которого ему нет дела.

– Хорошо. Если ты не можешь этого сделать из-за жёстких ограничений, в которые тебя поставили твои Высшие надзиратели, пусть это сделает Арел! Леонардо – главный виновник всех его бед! Арел, ты ведь не обязан следовать правилам, которым должен подчиняться Ник, ведь так?

– Не обязан.

– Тебя Высшие Демоны не наказывали, так сделай это!

– Мы слишком далеко от Чёрного города…

– О! Арел, так развивай свой Дар сильнее, чёрт возьми! Тренируйся! Учись!

– У меня теперь больше сил и возможностей, чем было раньше, – сказал Ник.

– Это замечательно, но почему-то не успокаивает меня! – Корс вытер слёзы.

– Не бойся ничего.

– Ник…

– Да что ты так боишься Леонардо?! Он вполне хорошо к тебе относится, ты никогда не вмешивался в его дела, не вступал с ним в конфликт. Видишь, он приглашал тебя на свои тайные собрания, которые только для избранных. Он не считает тебя своим врагом или конкурентом.

– Он заберёт тебя! Заставит тебя исполнять его желания!

– Да он и не думает обо мне. Ты про меня много думал, когда тебе дали задание?

– Нет… совсем не думал…

– Ну вот.

– Но он узнает, что ты не человек, не простолюдин…

– Не узнает. Он решит, что это глупые выдумки.

– Он узнает. Когда я уходил в отставку, я привел в порядок все дела и оставил их своему преемнику. Я не ожидал что это будет он! И твое дело я тоже оставил. Зачем! Зачем я это сделал! Там описано всё! Всё, Ник, в подробностях! Там твои данные, приметы, запротоколированный допрос, мои вопросы и твои ответы, каждое слово, и то, как ты себя вёл. То, какие вещества и лекарства вколол тебе Балтазар. Твой диагноз. Мои личные выводы на основе допроса. Моё заключение о том, что я полностью согласен с королевскими мудрецами и провидцами и, конечно, считаю целесообразным избавиться от подозрительного полукровки. Но сначала предлагаю сделать из тебя посмешище, унизить, выставить шутом, чтобы показать всем, что никакой ты не Сын Дьявола, а обычный жалкий человек. И всё, что говорят про тебя – просто глупые выдумки, придуманные для устрашения дураков, и в них могут поверить только невежественные простолюдины из Нижнего. Чтобы господа развлеклись на балу, и посмеялись. Ну а потом без суда и следствия по-тихому сгноить тебя в каменном мешке, списав смерть на естественные причины. И разрешение короля. Ему понравилась эта идея. И это всё… это всё Леонардо прочитает!

– Да он не читал ничего. Не смотрел. Ему это не интересно. Вот он ровно так и думает, как ты хотел, что я обычный полукровка, и всё, что говорят про меня – это лишь глупые выдумки простолюдинов. И ещё он, так же, как и ты, считает короля старым маразматиком.

– Мы вернемся в Чёрный город, Леонардо заинтересуется тобой, возьмет твое дело и прочтет! Что же я наделал!

– И что он прочтёт? Что я раб-полукровка из команды князя Арела?

– Я описал твою криминальную биографию…

– То, что и так знают про меня Рагмир и все остальные? Это он прочтет? Высшим господам это не интересно. Ты же не написал там, что я Демон в теле человека.

– Нет, конечно, такое безапелляционное заявление я не сделал, – и, видя что Ник смущенно молчит, Корс просто мысленно передал ему своё воспоминание, о том, как он сидит в своём кабинете, и пишет его дело, листает страницу за страницей, подшивает в папку, понимая, что Демон успеет воспринять эту информацию и всё поймет, и увидит, что написал Корс.

Ник молчал. И сердце Корса разрывалось.

– Избавиться как от мусора, больше не привлекая внимания, – тихо сказал Ник, повторив запись Корса из своего дела.

И Корс в отчаянии закрыл лицо руками.

– Ты любишь разложить все по полочкам, ты аккуратный, – сказал Ник, – ну и хрен бы с этим! Он не читал, и не прочитает. Его это не волнует.

– Ты уверен?

– Да, Витор, да. Не переживай так, пожалуйста. Всё будет хорошо.

– Я не могу, – сказал Корс, – не могу…

Страх потерять свою любовь не отпускал его.

Он чуть отстранил Ника от себя, вглядываясь в безликую черноту маски и в узкие щели для глаз. Он видел, как Ник внимательно смотрит на него, как он моргнул, и от этого в щелях маски на секунду стали видны его светлые веки, и ресницы почти терлись о край и мешали ему моргать. Корс практически взвыл и неаккуратно стащил с него маску, и Ник едва слышно зашипел. Теперь Корс видел его белое лицо, и то, как Ник сморщил нос от того, что Корс сдёрнув с его лица маску, невольно больно потянул его за волосы, зацепив их. Длинная чёлка сразу упала Нику на лоб и глаза, заслоняя их. Последнее время волосы Ника всегда были чистыми и расчёсанными, и чёлка, постриженная прядями разной длины, стала ещё более непослушной.

Светлые пряди, которые так любил Корс, были такими густыми и пушистыми, что закрывали Нику не только правый глаз и щёку, как раньше, а буквально всю верхнюю часть лица. И сейчас Корс видел только его проколотые губы с двумя толстыми резными кольцами полукровки.

– Кажется, тебе пора подстричь чёлку, – с умилением и как будто размышляя вслух сказал Корс, – или, может, оставить отрастать…

Чуть сдвигая её назад, он запустил пальцы в корни его волос, наслаждаясь их цветом, их мягкостью и густотой, открывая его светлые преданные глаза, с силой снова прижал своего мальчика к своей груди и в отчаянии принялся раскачиваться из стороны в сторону, таким образом пытаясь успокоиться и в тоже время как бы укачивая Ника. В какой-то момент Корс очень явственно услышал, как Ник резко дернулся в его руках. Так делают люди, когда засыпают, и Ник от ласковых объятий и укачиваний как ребенок засыпал в руках Корса. Корс почувствовал, как Ник любит его. Его не волновало и не задело то, что Корс написал о нём. Ник доверял ему, ничего не боялся, он был со своим крутым и самым лучшим отцом, и он был спокоен и счастлив. И, уловив эти эмоции в голове своего сына, Корс, несмотря на все страхи, почувствовал безграничное счастье. Ник считал его очень смелым, красивым, благородным истинным чёрным, элитой, самым лучшим. Ник гордился им и тем, что он его отец. Не удержавшись, Корс снова заплакал. Не смея разбудить Ника, он неловко утер слезы и глянул на Арела:

– Арел, я очень люблю тебя, ты тоже мой сынок. Если хочешь, называй меня Витор.

Арел встал и накрыл банку с каменным цветком тряпицей. В палатке стало темно. Князь лёг рядом с Корсом, и Корс, аккуратно уложив Ника, обнял Арела. Так он лежал между ними, прижимая своих мальчиков к себе:

– Всё будет хорошо, и нас ждёт великое будущее, – сказал он Арелу, похоже, скорее стараясь убедить в этом не князя, а самого себя.

Арел прижался к нему сильнее, засыпая, и Корс, слыша их размеренное дыхание, тоже провалился в недолгий и тревожный сон. Очень скоро он проснулся. Ему казалось, что он задремал всего на минутку, но уже совсем рассвело, и в серой предрассветной мгле Корс увидел рядом с собой какое-то жуткое существо. Очень худое, как скелет, оно, казалось, состояло из одних острых костей и рёбер, туго обтянутых блестящей черной кожей с плотно прилегающими друг к другу чешуйками, как у змеи. И это мерзкое создание, свернувшись в клубок, нежно прижималось к Корсу, и лежало с ним рядом, близко, близко, обнимая его несколькими длинными членистыми отростками, похожими на паучьи лапы. Еще не до конца проснувшись, Корс невольно вскрикнул, испытав какой-то непередаваемый глубинный ужас, и, отшатнувшись, он бессознательно с силой оттолкнул мерзость от себя, ещё и ударив по торчащим ребрам. В это же мгновение он услышал сдавленный всхлип, и морок спал. Корс во все глаза смотрел на своего мальчика, а тот сидел и смотрел на него. Да, его тело было худым и чёрным от татуировок, но красивым и совсем не мерзким и лицо было таким родным, а сейчас еще и растерянным:

– Папочка… что с тобой? – спросил Ник ошеломлённо и даже как-то немного испуганно, его кисть несколько раз невольно дёрнулась.

– Боги, мне сквозь сон… я, кажется еще не до конца проснулся, и мне показалось, – Корс напряжённо вглядывался в его лицо, не понимая, почему он увидел рядом с собой вместо Ника эту гадость, что на него нашло, неужели нервное состояние и страх дали о себе знать вот таким образом? Ник под его взглядом окончательно смутился и низко нагнул лохматую голову, не позволяя больше Корсу разглядывать себя и заглядывать ему в глаза.

Корс притянул его к себе:

– Прости, мне приснилось черт знает что!

– Ты меня так ударил по ребрам… – голос Ника был расстроенным, – я не понимаю…

– Прости, прости, мой маленький мальчик, – Корс ласково потрепал его по макушке, – ну какой же ты лохматый у меня, – он с нежностью рассмеялся.

– Витор, разреши мне, пожалуйста, вернуть кольца в нос, – попросил Ник, видя, что Корс снова ведёт себя как обычно – ласкает, теребит его и добр. Поэтому он поднял на Корса один свой незаслоненный волосами глаз и смотрел вопросительно-умоляюще.

– Зачем они тебе? Ты все равно не снимаешь маску.

– Снимаю.

– Только когда мы наедине.

– Ну пожалуйста…

– Нет!

Ник закрыл лицо руками, и Корс смотрел на его черные кисти, всё еще невольно пытаясь отбросить свое безумное видение мерзкой сущности.

– У тебя же есть в каждой ноздре по колечку, – сказал он, больше пытаясь отвлечься, чем на самом деле слушая Ника. Он и не собирался разрешать ему снова позорно украсить лицо, и этот разговор был абсолютно бесполезен, только Ник пока ещё этого не понял.

– Они маленькие, они не …

– Не портят тебя, да.

Ник сидел сжавшись и молчал.

– Поедешь сегодня со мной до привала, – сказал Корс и Ник не возразил, они делали так время от времени. Корс сажал его впереди себя на своего коня и обнимал всю дорогу, зарываясь лицом в пушистый затылок, а Ник поворачивал голову чуть вбок и прижимался к его груди.

Глава 3

 Их путешествие продолжалось. И если в Рудном городе Эдриан всё время просидел запертым, то теперь Корс, наоборот, не дал ему ехать в обозе. За длинную цепь он приковал своего раба к повозке, и Эдриан был вынужден всю дорогу идти пешком. После стольких дней, проведённых в тесной клетке, где невозможно было ни встать в полный рост, ни даже просто вытянуть ноги, а лишь сидеть, скорчившись в практически обездвиженном состоянии, бедный Эдриан отвык ходить, а тем более преодолевать сразу такие большие расстояния и идти много часов подряд. Он спотыкался, падал, ему было больно, и часто в конце марша, обессиленный раб просто волочился за повозкой, благо дорога из красного кирпича была ровной, без серьезных выбоин и ухабов. Корс всё же прикрыл наготу Эдриана, но жест этот был скорее чисто символическим, потому что Корс дал Эдриану только грязную рубаху из грубой льняной ткани. Рубаха была короткой, выше колена, и это было унизительно, потому что господин не проявил никакой милости к своему рабу и не дал ему штанов.

Опозоренный Эдриан пытался слишком не нагибаться, постоянно подтягивал короткий подол вниз, чтобы хоть как-то прикрыть голую задницу, а спереди – пояс верности. Он старался двигаться аккуратно, чтобы и так короткая рубаха не задиралась ещё больше. Опустив голову, прикованный цепью за ошейник, босой, с разбитыми в кровь ногами, Эдриан из последних сил плёлся за нарядной повозкой Корса, внутри которой вместе с другими богатствами Рудного города была заперта красная рабыня. Девушке тоже приходилось несладко: в повозке, забитой до отказа различным добром, невозможно было и повернуться, а Корс не изменял своим правилам, действуя в своей привычной манере, он приковал рабыню к стенке, связав её руки за спиной и, надев ей на голову свой излюбленный атрибут унижения – плотный чёрный мешок, как обычно, затянув его на горле веревкой. Девушка была лишена возможности двигаться, видеть и нормально дышать; лишь на уровне рта Корс чуть прорезал ножом небольшую щель, и, если бы не это отверстие, рабыня неминуемо задохнулась бы в невыносимой духоте.

 Раб князя Арела – Валентин, ехал рядом с кучером, мальчик по-прежнему носил шлем, который по приказу Арела, надели на него ещё в Пределе. Тогда Верный, хоть и вынужден был подчиниться, всё же подобрал для своего любимца самый удобный и легкий шлем из материала, немного пропускающего воздух. Но на данный момент Валентина это не спасало. Южные летние дни были солнечными, безветренными; часто с самого утра и до вечера стояла сильная жара. Постоянно оставаться в туго зашнурованном, плотно охватывающем голову шлеме было мучительно. Валентин страдал от жары и под плотным материалом истекал потом. Как ни старался он приподнимать щиток, закрывающий рот, чтобы облегчить своё состояние, солёный пот тёк по его пересохшим, потрескавшимся губам на подбородок, а солнечные лучи невыносимо нагревали чёрный материал и припекали макушку, к концу дня доводя мальчика практически до солнечного удара. Верный редко получал от Арела ключ и не мог расстегнуть шлем и снять его с измученного раба, чтобы тот получил хоть небольшую передышку: смог освежить лицо водой и смыть пот, вымыть и причесать волосы, просто отдохнуть от вечно сжимающих тисков. Валентин был лишён этих простых радостей и оттого постоянно чесал голову в безуспешных попытках унять непрекращающийся зуд. Он скреб жесткий материал ногтями и теребил тугую шнуровку на затылке пальцами, пытаясь хоть как-то оттянуть плотно прилегающую корку шлема от лица и волос. Ему было жарко, душно, неудобно и тяжёлый рабский ошейник на горле не добавлял комфорта. Но бедняга не мог ничего поделать и как бы там ни было, он находился в лучшем положении, чем Эдриан или красная девушка.

 Вечером Валентин ухаживал за ними, закончив с делами, когда господа, наконец, оставляли его в покое, он открывал повозку и давал девушке воды. Рабыня практически не шевелилась, и иногда, когда Валентин пробирался к ней в глубину повозки через нагромождения сундуков и тюков с богатствами, ему казалось, что она умерла. Он окликал её, и тогда несчастная все же вяло шевелилась и делала глоток воды. Корс совсем не кормил своих рабов, чтобы они не испражнялись и не доставляли хлопот в дороге, но Валентин брал с собой кусочек хлебушка, сворованного с господского стола, просовывал его рабыне сквозь щелку в мешке и говорил:

– Ешь, ешь…

Но она не ела. И Эдриан тоже отказывался от еды. И девушка и нечистый были так измучены, что им кусок не лез в горло, им было совсем не до хлеба. Эдриан лишь пил воду, много, торопливо и с жадностью. Напоив лошадей, Валентин всегда оставлял для него воды: приносил в ведерке, по возможности, как можно больше. К счастью для Эдриана, Корс в это время уже был занят «своими мальчиками» и не видел, с каким удовольствием его раб утоляет жажду, иначе тотчас бы лишил его и этой малости. Но Валентин был смышленый и знал, пока господа заняты, нужно все делать аккуратно и по-тихому.

 Корс видел, как на привалах некоторые нечистые подходили к Эдриану. Бывшие друзья смотрели на его обезображенное лицо и едва прикрытое тело с жалостью и молча отходили, но были и такие, которые насмехались, бесцеремонно пялились и отпускали унизительные шуточки. Пару раз Корс наблюдал, как они пинали Эдриана ногами, и один нечистый сильно ударил его в живот. Корс не вмешивался; он знал этих воинов, их звали: Мадор, Талбус и Казул. Несмотря на то, что они как и Ник всегда скрывали свои лица и не снимали маски, Корс всё равно различал их и по своей профессиональной привычке помнил их имена. Он давно понял: то, что считалось позорным среди людей, для нечистых было ровно наоборот. Маска, татуировки и пирсинг совсем не были признаками “низшего”, но Корс не мог принять этого до конца, и ему хотелось, чтобы его сын стал жить по человеческим законам и среди людей. Он также заметил, что часто между собой нечистые делились на группы по десять-двенадцать воинов, и эти трое были как раз из такой десятки. По непонятной для Корса причине, они называли друг друга «ночными герцогами», и этими, по его мнению, неоправданно пафосными титулами только смешили благородного чёрного.

Десять ночных герцогов отличались дурным нравом и подчинялись вышестоящему нечистому, а тот – Парки и, соответственно, Корсу. Мадор и остальные его товарищи славились свирепостью и звериной несдержанностью даже среди своих не менее агрессивных соплеменников. Они всегда находили малейший повод для драки, а если не находили, то дрались без повода, так как были заносчивы и гневливы. Корс по возможности бесконечно пресекал эти стычки, и нечистые герцоги часто имели удовольствие почувствовать на своих зубах вкус крови после его железного прута. Но в целом Корс был ими доволен, так как, несмотря на небольшие недостатки, они были сильными и бесстрашными воинами и отлично зарекомендовали себя в боях; а в Рудном городе с особым удовольствием совершали казни, пытая мирных горожан, не исполнявших новую законность. Поэтому Корс равнодушно наблюдал за тем, как они издеваются над его рабом: как Эдриан корчится на земле, как пытается сжаться и отползти от мучителей подальше. Корс не вмешивался в эти развлечения и в один из вечеров, просто так, в качестве награды, даже отдал им несчастного Эдриана на пару часов, поощрив, таким образом, герцогов за верную службу.

 Эдриан был сломлен. Он опасливо щемился от любого человека или нечистого, закрывал татуированное лицо ладонями, низко опуская голову. Корс видел, что Эдриан не мог с достоинством переносить унижения, стыдился себя – он был жалок. Но правда, трусишка никогда не просил пощады и не умолял о снисхождении – этим хоть немного заслуживая расположение своего хозяина.

Было утро и нечистые собирали лагерь, готовясь отправиться в дорогу.

– Поправь юбку, сучка, – со смехом бросил один из воинов, проходя мимо повозки Корса и пристёгнутого к ней Эдриана. Тот, сжавшись, попытался натянуть короткий подол рубахи на свои разбитые в кровь колени. Ник, который только что вышел из палатки, зевнул и, скептически посмотрев на происходящее, сказал:

– Одень его что-ли, Витор.

– Нет. Вместе с одеждой и волосами возвращается достоинство, – ответил Корс.

Он посмотрел на своего Ника, отметив, что хотя сейчас ещё утро и Ник только что собрался (и даже, похоже, сделал это старательно), он всё равно выглядел небрежно: каким-то неопрятным и неаккуратным. Корсу казалось, что вот эта бестолковая, дурная натура его сына проявляется во всём: даже во внешнем виде, как бы Корс не пытался облагородить его. Сам Корс, который и во время похода выглядел безупречно, не понимал, как Ник умудряется это делать. И его это раздражало.

Эдриан, поняв, что они говорят о нём, сразу встал на колени перед господами, низко опустив голову и сжимаясь в комок.

– Эдриан, скажи мне что-нибудь гадкое? – попросил Корс. – Скажи, я приказываю! Оскорби своего хозяина; клянусь, ничего тебе не сделаю, просто хочу посмотреть, насколько ты смел, трусишка, а-ха-ха. Жалкий трусишка, ну? Можешь оскорбить меня? Боишься? Я жду!

– Будь ты проклят, – процедил Эдриан сквозь зубы.

И Корс довольный расхохотался:

– Хорошо! Хотел приказать побрить тебе голову налысо, но теперь не стану. Пусть твой благородный отец увидит тебя во всей красе.

– Ты считаешь Эдри сыном Леонардо? – спросил Ник.

– Я заблуждаюсь?

– А если заблуждаешься?

Корс побледнел:

– Кто его отец?!

Ник покачал головой:

– Я могу только подвести к мысли, я не могу этого сказать, прости.

– Чёрт! Тогда он совсем бесполезен!

– Кроме Леонардо есть и другие благородные чёрные…

– И как мне найти его отца?

Ник улыбнулся:

– Так же, как всегда это делаешь – «посмотри» его жизнь.

– Его детство. Да! – согласился Корс, но всё же он был сильно раздосадован тем, что его предположения и связанные с этим надежды и планы на месть оказались неверными и пустыми.

– Ты расстроен? – спросил Ник.

– Да, чёрт возьми! Не хочу смотреть его никчемную жизнь! И зачем мне другой истинный чёрный? Мне нужен Леонардо. Теперь в этом нет никакого смысла!

– А у Леонардо вообще есть дети?

– Насколько я владею информацией, его дети были слабыми и умирали во младенчестве, ни один не дожил до совершеннолетия.

– Печально…

– Нисколько не печально!

– И у Салафа нет детей, и у Рагмира, и у принца Ариэля – только у тебя есть дети, но они не чистокровные.

– Принц Ариэль сейчас, благодаря бриллиантам Рудного, восстановит своё разорившееся поместье, счастливо женится на какой-нибудь благородной чёрной и продолжит свой род, я не сомневаюсь. У Вараха есть сын и две дочери. Правда, девочки близняшки, и это тоже считается признаком вырождения.

– А у Даниэля Красса, есть наследники?

Корс покачал головой:

– Его сын погиб в войне с красными, Даниэль тяжело пережил эту утрату.

– Жаль.

– Да, Ник, истинные чёрные вырождаются, нас становится всё меньше. Мы теряем себя, и растворяемся в общей массе грязнокровок и простолюдинов.

– И ты тоже внёс свой вклад в это смешение.

– Да.

– Ты ставил мне в вину, что я совершал много глупых поступков, но разве твоя связь с Инесс, не такое же безумие?

Корс опустил голову:

– Сейчас я это понимаю и признаю свою ошибку, но, на самом деле, я и не столь благороден, как ты по своей неопытности считаешь. Я не такой чистокровный как князь Арел, принц Ариэль или Салафаэль. В моих жилах не течёт королевская кровь. Да, я из расы господ, из хорошей достойной семьи, но мои предки не соблюдали чистоту столь сильно: иногда случался и мезальянс. Конечно, я не крестьянин и не простолюдин. Но во многом свою карьеру я выстроил сам. Благодаря своему уму и трудолюбию достиг верхов и приблизился к истинным чёрным, стал одним из них и вступил в их Орден Высших.

Ник внимательно слушал его.

– И ещё, ещё, Ник, я был молод и безумно влюблён!

Корс замолчал, задумавшись и уйдя в воспоминания.

– А что бы ты сделал, когда увидел, что у твоего сына светлые волосы? – спросил Ник, вырывая его из прошлого. – Увидел бы, что он такая явная полукровка? Ты избавился бы от него, да? Ты планировал оставлять только темноволосых детей? Таких как Карина? Да?

– Да, – едва слышно ответил Корс. – Светлую девочку, может быть, оставил…

– А мальчика?

– Нет. Нет, прости. Я говорю тебе честно.

– А, значит, вот как ты собирался решить эту проблему. И как бы ты объяснил это своей такой любимой Инесс?

– Маленькие дети часто умирают…

– Получается что твоему сыну, повезло, что красные украли Инесс: они, сами того не желая, спасли ему жизнь.

– Ник…

– Искал своего ребёнка, страдал, а если бы нашёл и увидел, что он светлый, то сам бы от него и избавился! Здорово!

– Не надо…

– Или продал бы в рабство? Зачем убивать, если белый ребёнок стоит хороших денег?

– Ну зачем ты так!

Ник, чуть приподняв голову, быстро глянул вверх: день переставал быть безоблачным, и небо всё больше затягивали серые тучи:

– Кажется будет дождь, – и он положил в сумку на поясе свои чёрные очки, не надев их, как обычно.

Корс смотрел на него, еще немного сонного и помятого, смотрел на его лицо, понимая, что как бы не старался Ник делать безразличный вид, внутри за этой неумелой маской он расстроен и подавлен.

Руководствуясь только своими страстями, Корс, не задумываясь, нарушил законы и правила, вступив в связь с женщиной другой расы, тем самым обрекая своих потомков на пожизненные мучения быть полукровками, людьми второго сорта. И что бы Ник ни делал, он оставался для черных грязью с рождения и до смерти. Да, душа Корса принадлежала Демону, и он был всецело предан ему, но человеческое тело Демона, было телом его сына, и принадлежало Корсу. Демону некуда было вырваться из него, и он ничего не мог с этим поделать.

И Корс невольно улыбнулся, он понимал, что это некрасиво по отношению к Нику и неприятно для него, но сейчас Корс больше не сожалел о содеянном, его удовлетворял такой расклад.

– Надень очки! – приказал он, просто чтобы продемонстрировать свою власть над сыном. И, так как ему показалось, что Ник медлит, резко добавил:

– Ты плохо слышишь, что я сказал?

Ник молча достал очки и надел их. Корсу стало приятно, настроение немного улучшилось:

– Скажи, Мара, эта ведьма – она много заплатила им за тебя?

– Достаточно, – едва выговорил Ник.

Корсу стало его жаль: «Что я делаю? Зачем я унижаю его?!»

– Прости меня, – сказал он поспешно, – прости…

– У меня-то зачем просишь прощения, мне без разницы, – и Ник, закрыв лицо маской, отвернулся и пошёл прочь.

Корс видел, как Ник подошёл к своей Нечистой Силе и, вставив неискалеченную ногу в стремя, уверенно вскочил в седло. Корс расстроенно отвернулся. C досадой он посмотрел на Эдриана – тот тоже смотрел на него, смотрел своими узкими, глубоко посаженными глазами, обведёнными широкими чёрными полосами несмываемых стрелок, глядя на хозяина, как показалось Корсу, даже как-то слишком нагло. И сейчас Корс не почувствовал, как обычно, его внутренних страданий. Ему это совсем не понравилось.

– Я мог бы убить тебя, одним ударом, – сказал Корс. Он погладил свою железную палку, висевшую на поясе, и Эдриан заметил этот жест, то, как он нежно поглаживает её.

И вот теперь Корс с удовольствием послушал его эмоции:

– Трусишка, – он хмыкнул. – Я не стану тебя убивать, потому что тогда ты попадешь на пиршество к своим богам. Не-е-ет, ты еще помучаешься здесь, Эдри…

Эдриан опустил глаза.

– Бесполезная тупая тварь, – со злостью и разочарованием процедил Корс и плюнул ему в лицо.

Глава 4

 Нечистые медленно ехали за основным войском чёрных: они явно никуда не торопились и часто оставались на привале всю ночь и весь следующий день, отставая от людей всё сильнее. Воины Рагмира и Тола ушли далеко вперёд. Корса это не расстроило. Он хотел быть с Ником и не хотел возвращаться в Чёрный город, боялся этого и тоже тянул время. Так было лучше – оставаться с Ником как можно дольше, пока дела в столице не закрутили их в смертельный водоворот. Поэтому Корс готов был ехать по этой дороге бесконечно.

В этот раз они простояли возле небольшого живописного озерца два дня, и, хотя Корс очень этого не хотел, ему всё же пришлось отпустить Ника поиграть в карты с его нечистыми. Корс и Арел остались в их палатке, Валентин принёс им ужин, а потом убрал посуду и сложил небольшой походный стол и стулья, чтобы внутри оставалось больше места и господа могли валяться на шкурах.

– Валентин, пожги ещё этой смолы от насекомых, – сказал Корс. – Меня раздражает её запах, но комары бесят ещё больше!

– Да, господин, – сразу отозвался Валентин и положил плотно спрессованный кусочек угля на маленькую курильницу, стоявшую в углу.

С помощью тонкой свечи он поджег его: уголь задымился, заволакивая небольшое пространство палатки густым серым дымом. Валентин, приподняв, насколько это было возможно, нижнюю часть своего шлема, принялся осторожно дуть на плоский кусочек, пока он не перестал дымиться, раскалившись докрасна. После Валентин положил на него небольшие шарики древесной смолы. Размягчаясь на горячем угольке, смола распространяла по палатке довольно специфический аромат, к которому нужно было привыкнуть; но этот резкий запах хорошо отпугивал насекомых.

– Мне всем нравится южный край, – заметил Корс, – кроме обилия всякой летающей и ползающей нечисти. Терпеть не могу насекомых, и ещё пауков и змей!

– Да, – согласился с ним Арел и хлопнул себя по ноге, пытаясь убить внушительного, но уже вялого от дыма и запаха смолы, комара.

Корс скептически посмотрел на Валентина, который без труда поправил и протер тряпицей банку с каменным цветком, висевшую под самым потолком.

– Арел, почему твой раб стал таким высоким? Он почти с тебя ростом? Я чего-то не понимаю? – спросил Корс, внимательно наблюдая за долговязым Валентином.

Арел не ответил.

– Или я о чем-то не знаю? – Корс посмотрел на него своим профессиональным взглядом, который раньше всегда наводил страх на тех несчастных, которые на свою беду оказывались в его кабинете. – И он продолжает расти. Арел, он скоро догонит тебя и перегонит. Посмотри на его ноги! Какие длинные берцовые кости и голени. Он будет очень высоким, я в этом разбираюсь. Откуда он у тебя вообще взялся?

– Это раб из моего Имения, – явно нехотя, но всё же ответил Арел.

– Сними с него шлем. Я хочу посмотреть на его лицо. Ты всё время тщательно скрываешь его лицо. Сними с него маску.

Валентин очень испугался и невольно замер, вжимаясь в стену подальше от них. Он совсем не хотел, чтобы господа сейчас разглядывали его, так как был вовсе не глуп, несмотря на тяжелые условия жизни и связанные с ними психические нарушения. Валентин все же прекрасно помнил вопросы Арела про господина Честера: он был довольно сообразительным, чтобы понять в тот момент, что является незаконнорожденным ребенком господина Честера от маленькой рабыни; ублюдком, которого не убили только потому, что господин Честер умер раньше. А его хозяин Арел – его сводный старший брат.

Валентин также уяснил, что их отец был очень жесток не только с рабами, но и со своим законным сыном. Поэтому Арел всей душой ненавидел своего отца и никогда не произносил его имя, называя всегда только «проклятым». А Валентин, как назло, подрос и возмужал в Пределе, и если сейчас с него снимут шлем… Вдруг за это время он ещё больше стал похож на проклятого? И увидев ненавистные ему черты… Арел просто убьет его!

Валентина заколотило мелкой дрожью, он панически боялся Арела, и эта неконтролируемая реакция начиналась всегда, когда князь обращал на мальчика чуть более пристальное внимание. Да, Валентин страдал от жары в рабском шлеме, но по крайней мере ему было спокойно.

«Почему я так вырос и изменился?! За что?!»

– Нет, шлем я с него не сниму, – сказал Арел.

– Валентин – бастард Честера? Да? – спросил Корс. – Арел, ты меня хочешь обмануть? Ты забыл, кто я? Мне даже не нужно его лицо, я вижу его телосложение, и это не тело крестьянина и простолюдина. Твой отец развлекался с симпатичными рабынями из Имения?

– Да, – нехотя ответил Арел, понимая, что от бывшего главы службы безопасности вряд ли удастся скрыть этот факт, – и этой девочке было чуть больше десяти.

– Сочувствую, – понимающе кивнул Корс. – Твой отец был очень несдержанным. Скажу больше: Честер был просто напыщенным индюком, уверенным, что только он всегда прав и только его мнение и точка зрения единственно верные. Он умудрился поссориться со всеми! Даже с Леонардо, который изначально очень лояльно и с симпатией относился к нему. Да, твой отец был редкостным дерьмом…

– Я убил его, – спокойно произнес Арел.

От этих слов Валентин замер и сжался еще сильнее.

«Да, теперь хозяин и меня убьет. Точно».

– Убил? – удивился Корс. – Ведь это был несчастный случай, роковое стечение обстоятельств. Честер сгорел при пожаре в вашей родовой часовне, когда возносил молитвы Богам.

– Это было уже после, – сказал Арел, – сначала я убил его, а потом он сгорел в часовне, потому что я её и поджег.

– Но! Арел! Как ты справился с ним? Ведь тебе было на тот момент… ммм… не больше шестнадцати лет, а он был таким здоровым и высоким, опытным воином.

– Он стоял на коленях и молился, всё ныл и жаловался Богам на несправедливость и свою несчастную судьбу, как обычно. Я просто тихо подошел сзади и перерезал ему горло, потом всадил нож ему в спину, по самую рукоятку, а потом ещё и ещё… Он не ожидал этого: хрипел, хватался руками за шею, пытался унять кровь. Он считал меня слабаком и не брал в расчёт, – Арел горько усмехнулся. – Он не успел ничего сделать. И я ударил его со спины. Это было нечестно.

– Я тебя не осуждаю, – Корс протянул руку и ласково погладил Арела по голове, чуть зарывая свои пальцы в густые, расчесанные на прямой пробор пряди, любуясь тем, как золотые перстни на его руке красиво поблескивают в тёмных волосах князя. – Твой отец действительно был самым настоящим дерьмом и заслужил такую смерть. Мне жаль тебя, жаль, что ты был вынужден пойти на это, взять на себя эту ношу, совершить этот неправильный поступок, чтобы спасти свою жизнь. Он виноват, он вынудил тебя замараться в этой грязи, потащил тебя за собой в ненависть.

Арел грустно улыбнулся и неосознанно чуть сильнее наклонил голову, прижимая её к гладящей руке Корса. Тот смотрел на него с искренней любовью и отеческой нежностью.

– Я почувствовал такое облегчение тогда, – продолжил Арел, – это был один из лучших моментов моей жизни: счастье, и немного страх, что я теперь хозяин огромного Замка и не справлюсь со всеми делами. Но все оказалось не так сложно, как я боялся. Я мог жить, не вздрагивая от его голоса, не шарахаясь за угол от звука его шагов по коридору; я мог громко разговаривать и говорить, что взбредет в голову, смеяться, спать сколько хочется, приказывать слугам накрывать на стол в то время, когда я захочу, и есть и пить, что я хочу. Вообще, я наконец смог иметь своё время! И приглашать в гости своих друзей. Не прятать все постоянно от урода…

Корс в порыве чувств прижал голову Арела к своей груди, надавливая ему на затылок так же, как часто делал с Ником, и с такой же страстью сказал:

– Бедный мой мальчик, и ведь мне на допросе не рассказал ничего, не признался.

– Ты ведь и не интересовался им особо.

– Да. Все поверили, что он сгорел в этой часовне. На тебя никто и не подумал. Но что делать с Валентином, Арел? – вернулся к началу их разговора Корс. – Дай я посмотрю, может не так уж он и похож на Честера?

Арел, и Корс с удовольствием это заметил, с некоторым сожалением отстранился от его руки и, достав из кармана ключ, посмотрел на своего застывшего раба.

– На колени! Ползи сюда! – приказал он, и Валентин тотчас рухнул на пол.

Шлем полностью покрывал его голову и обхватывал шею, он был туго зашнурован и дополнительно закрыт сзади на замок так, чтобы Валентин ни при каких обстоятельствах не смог снять его самостоятельно. Впрочем, Валентин и без этих ухищрений никогда бы не посмел этого сделать. Тем более, что на его горле был надет ещё и железный рабский ошейник, очень похожий на тот, который когда-то носил Ник. Широкий и тяжёлый, закованный наглухо, он закрывал шею, упираясь верхним краем в подбородок, не позволяя Валентину полноценно поворачивать голову.

 Чтобы снять шлем с головы Валентина, Арелу пришлось сначала немного ослабить шнуровку. После того, как он расстегнул замок, он наконец с некоторым усилием вытащил края шлема из-под ошейника.

– Подними лицо и посмотри на господина Корса, – приказал он, открыв своего раба.

Лицо Валентина было грязным, потому что в походе Верному было не до того, чтобы заботиться о мальчишке как следует. Да и Арел редко давал нечистому ключ. Но, несмотря на грязь, глубокие полоски шрамов на щеках и отсутствие одного глаза, явное сходство бедного Валентина с Честером было очевидным, и никакие увечья не могли скрыть этого.

Корс разочарованно покачал головой.

– Да уж… Арел, похоже, ты был прав. Чёрт возьми! Он практически его копия!

Арел молчал.

– Может, закрасить ему лицо чёрной краской? – задумчиво предложил Корс, придирчиво рассматривая чумазого и бледного от страха Валентина. – Втереть краситель так, как это делает со своими рабами Нурхг? Можно попросить у нечистых краску, наверняка у них есть не только синяя, но и чёрная. Натереть его чёрной краской и ммм… отрезать нос, – Корс весело улыбнулся своей идее, представляя себе обезображенного Валентина. – С чёрным лицом и без носа он перестанет быть похожим на Честера. Нет, всё же во мне умер художник, у меня есть этот талант, и это я передал его своему сыну, а не Инесс, – он самодовольно рассмеялся.

Арел промолчал, лишь чуть закатив глаза. Он столько раз в своей жизни слышал эти бесконечные самовосхваления Корса, что давно привык пропускать их мимо ушей.

– Да шучу я, шучу, – продолжил Корс как ни в чём не бывало. – Какой смысл отрезать ему нос? Рост не скроешь, а он будет выше тебя, и, может быть, меня. Арел, он вобрал в себя лучшие черты истинных черных! Ты похож на мать, ты весь в неё. А он… Это неприемлемо! Не проще было сразу быстро и безболезненно избавиться от него, раз Честер не успел этого сделать?

– Да, он не успел, а я… я просто не знал об этом. Когда я приехал в Имение, Валентин был маленького роста, милый и смышленый. Я привязался к нему, а потом в Пределе Верный стал его кормить, лечить, и вот…

– В Пределе он стал тем, чем был всегда, – сказал задумчиво Корс. – То, что в нем спало, в Пределе Демона проснулось, ожило и активно развилось.

– Да, – согласился Арел, – в нём сразу проявилась эта проклятая кровь.

– Сделай это сейчас. Избавься от него.

– Нет, я не могу, я его люблю.

– Что?! Да ты же ему глаза выбил! – Корс, казалось не верил своим ушам.

– Ну и что? Я все равно его очень люблю, – Арел подтянул к себе Валентина. – Ты слышишь, придурок? Я не могу тебя убить.

– Х-хозяин, я н…не достоин вашей любви, я расстраиваю в-вас и похож на п-проклятого, убейте меня! – Как всегда, от волнения Валентин начал сильно заикаться.

– Нет!

Корс был ошеломлён.

– Арел, это так на тебя непохоже. Я думал, тебе легко убивать рабов, – в его голосе сквозило неприкрытое удивление. – Сколько их ты убил в своем Замке, Арел? Мою рабыню, белую полукровку, которую я подарил тебе, ты убил?

– Нет, – покачал головой Арел. – Я очень любил твой подарок – Мину – и берег ее. Я никому её не отдавал. Она спасла жизнь Нику.

– Как?

– Нику нужна была «Черная вода», он потерял сознание и впал в кому. Доктор перелил ему кровь белой полукровки Мины, и Ник не умер. И Мина тоже осталась жива, я берег её. Я никому не позволял еетрогать, ни Лису, ни Энрики.

– Арел! – Корс был растроган. – Я люблю тебя, Арел, очень люблю!

Он снова прижал его к себе.

– Ты мне тоже как сын. Знаешь, почему я разлюбил тебя тогда?

– Потому что я стал грязным.

– Нет, мне так казалось. Но с Ником я понял, что люблю грязь. Да, к сожалению, я люблю грязь. Я тебя разлюбил, потому что ты не слушался меня!

– Я же всегда тебя слушался!

– Ты плохо слушался. Ты не понимаешь, что значит слушаться как следует. Ник более или менее понимает… не до конца, конечно, его ещё тоже нужно воспитывать и воспитывать, но он хотя бы пытается меня слушаться так, как нужно. Может, ты тоже постараешься? – Корс нежно провел пальцами по упрямо сжатым губам князя, чуть с силой нажав своими не коротко остриженными ногтями на его нижнюю губу.

– Нет! – сказал Арел, уворачиваясь.

– Арел! Вот поэтому, именно поэтому я разлюбил тебя! Я люблю послушание. А ты меня бесишь своей упертостью! Просто бесишь!

Арел отвернулся расстроенно, но Корс, придвинувшись, попытался развернуть его к себе и поцеловал в висок.

– Ты постараешься, Арел, постараешься, и у тебя все получится.

Но князь Арел упрямо молчал, и Корс, зная его характер, решил на время сменить тему.

– Хочешь, я помогу тебе? Я сделаю это максимально безболезненно для Валентина.

Арел вздрогнул и резко повернулся к Корсу:

– Нет! Не смей! Между нами всё будет кончено навсегда, если ты посмеешь без моего разрешения притронуться к нему. Не смей причинять вред Валентину!

– Хорошо, хорошо, – обижено пожал плечами Корс, – я хотел тебе помочь, но раз ты не хочешь… да никаких проблем, Арел! Пусть твой раб будет выше тебя ростом, это очень… хм… оригинально! Но ты ведь всегда был не таким как все, не зря же тебя прозвали «глупый красавчик-князь».

Валентин, все это время стоящий перед ними на коленях, зарыдал, не в силах больше сдерживаться, и слёзы текли из его глаз; и из затянутого бельмом, и из вживлённого глаза нечистого. Арел, как ни странно, не разозлился.

– Валентин, я привезу тебя в Чёрный город и отдам своему сводному брату Вилу. Нас трое.

– У отца было три сына, – тихо прошептал Корс и усмехнулся.

– Вил позаботится о тебе, он очень добрый, а я уйду с Ником и Витором в Мир Демонов.

– Нет, пожалуйста, Господин, не оставляйте меня! Заберите меня тоже в Мир Демонов! Я буду прислуживать вам и там, господин, когда вы станете Демоном! Пожалуйста!

– Нет, Валентин, тебе будет хорошо в моём Замке. Нечего тебе делать в мире Демонов.

Валентин продолжал плакать, размазывая слёзы по грязным щекам со следами шрамов. Корс снисходительно смотрел на происходящее, ему явно было скучно; и эта ситуация, и плачущий Валентин хоть немного развлекли его и отвлекли от бесконечных волнений за сына, который ушёл гулять. Корс сейчас не мог его контролировать и поэтому очень переживал.

– Нет, он всё же довольно милый, – заметил Корс, наконец, возвращаясь к обсуждению Валентина. – Честер был далеко не урод, и эта маленькая рабыня, наверное, тоже была хорошенькой. Приятная внешность. Только ты, Арел, не умеешь обращаться со своими рабами. Валентин у тебя слишком дорого одет, ты позволяешь ему иметь длинные волосы, ни в чём не ограничиваешь толком, не следишь за ним. Он ходит, где хочет, делает, что хочет…

– Он никуда не отходит от нашей повозки, – возразил Арел.

– А ты в этом уверен? Ты видел, как ведут себя правильно воспитанные рабы в моём доме? Повар находится на кухне, конюх в конюшне. А рабыня в комнате для развлечений. Каждый на своём месте и не шляется где попало.

– Да. Все распределены, как по камерам в тюрьме.

– Арел!

И Корс уже по привычке, нисколько не сдерживая себя, также, как он шлёпал Ника, влепил Арелу небольшую затрещину; и тот, так же как и Ник, только чуть сжался и проглотил это, не ответив.

– Необходимо надеть на него пояс верности. А то он наделает тебе детей и продолжит порченый род.

– Да кому он нужен!

– Ты шутишь? Его дорогая одежда, длинные волосы и высокий рост прекрасно будут привлекать крестьянок и рабынь, им этого вполне достаточно. Валентин, а ты слышишь мысли? – вдруг спросил Корс, резко переменив тему от неожиданно посетившей его догадки.

И Валентин снова задрожал и робко ответил:

– Да, Господин. Совсем немного, только господина Арела, господина Ника и господина Верного.

Корс покачал головой:

– Да уж… Арел, а всему виной твоя безалаберность и глупость! Боги, что же мне с вами со всеми делать? Как привести в порядок этот бардак?

– Надевай обратно, – приказал Арел Валентину, кивком указав на шлем, и мальчик сразу принялся натягивать его на свою растрёпанную голову, подсовывая твердый кожаный ворот под ошейник. Он не мог сам затянуть шнуровку на затылке – Арел помог ему и снова закрыл сзади на замок.

Корс наблюдал, как Валентин сам надевает на себя рабский атрибут, как показалось Корсу, даже с какой-то радостью или облегчением, как покорно склоняет голову, когда Арел зашнуровывает его.

– Но характер у него совсем не такой как у Честера, – заметил Корс, – или это ты, Арел, выбил из него всю дурь?

– Валентин, убирайся, пошёл вон! – приказал Арел, и Валентин бросился к выходу.

– Нужно было отправить его к Верному хоть лицо умыть, он чумазый как чушка, – сказал Корс.

Арел не ответил, ему явно надоело заниматься рабом. Он протянул руку к Корсу.

– Иди сюда.

Корс отозвался, и Арел повалил его на шкуры, прижимая к себе.

– Арел, ты любишь меня?

– Да, – прошептал Арел, наваливаясь на Корса всем телом и стягивая штаны.

Глава 5

– Зачем ты напился? Я отпустил тебя поиграть в твои долбанные карты! Я разрешил тебе! Пошёл тебе навстречу, потому что знаю, как ты это любишь! А ты нажрался!

Корс кричал на своего Ника, который вернулся к ним в палатку под утро и был изрядно пьян.

– Всё ясно! Тупое молчание! Взгляд как у барана!

Корс с досадой пнул ногой их походный топчан, на котором сидел Ник, и Ник быстро отодвинулся в сторону.

– Я выпил совсем немного…

– Ты себя со стороны видел?!

– Прости…

– Да для тебя сказать «прости» – как поссать сходить!

– Ты же говорил нельзя так выра… выражаться.

– Почему ты опять нажрался? Я не понимаю, объясни мне?

Ник немного подумал:

– Потому что это… это очень приятно.

– Приятно?! Приятно пить и таскаться со всякими непонятными личностями?

– Личностями?

– Со всякими отбросами!

– Это весело…

Корс буквально задохнулся от возмущения:

– Весело?! Ну знаешь! У меня просто нет слов! Твои пьяные дружки тебе голову проломят рано или поздно! Мадор тебе расколет твою тупую башку, вот это будет веселье!

– Нет.

– Да! Этим обычно и заканчиваются подобные похождения, поверь мне, я знаю. И друзей ты выбираешь чётко – самое дерьмо!

Ник сполз с топчана и встал перед отцом на колени, склоняясь перед ним и целуя его сапоги. Он знал, что Корсу очень нравится эта демонстрация покорности и послушания: в самом начале их отношений Корс заставил Ника сделать это, разозлив и унизив его, но теперь, по прошествии времени, он приучил сына к подобному выражению любви и благодарности. Ник привык к этому и часто сам, без приказа, ползал у ног Корса, вылизывая его сапоги, словно преданный пес. Корс всегда с удовольствием позволял ему это делать, но сейчас грубо отшвырнул прочь.

Чуть потеряв равновесие (и от пинка Корса, и от того, что был сильно пьян), Ник повалился набок, но быстро собрался и сел. Он не поднимался с колен и молчал, позволяя отцу ругать себя. Как Корс ни пытался, он не чувствовал от Ника потока страдания, каких-то переживаний. Решив, что всему виной алкоголь, который блокирует сознание сына и не дает ему грустить и в полной мере ощущать груз вины, Корс прекратил его отчитывать:

– Одень маску! Не могу видеть твоё пьяное лицо! Ох, бесовская натура, ну за что мне это наказание – иметь такого сына!

Ник расстроенно, но послушно потянулся к маске и надел её. Он наконец поднялся с колен и лёг на их топчане на бок, отвернувшись к стенке, явно стараясь «не отсвечивать» и не провоцировать Корса. Расстроенный, Корс оставил его одного и лёг рядом на шкуры, демонстративно обняв Арела.

Они проспали почти весь день и только к вечеру проснулись.

– Мне можно снять маску? – осторожно спросил Ник. – Я умоюсь и почищу зубы.

– Что ты меня спрашиваешь?! Когда ты надираешься, то не спрашиваешь! – резко и раздраженно бросил Корс.

Ник сидел перед ним, опустив голову, и Корс видел, что он не притронулся к маске, не снимает её без разрешения.

– Можешь снять!

– Спасибо, папа, прости меня.

– Ох!

Ник снял маску и виновато посмотрел на отца. Он выглядел грустным. Не в силах оставаться серьёзным при виде его такого милого лица, Корс невольно улыбнулся:

– Ну хватит печально хлопать мне своими ресничками!

– Я не специально! Зачем ты потешаешься? Ты сам сделал меня таким, а теперь смеёшься!

– Я сделал красиво!

– Да, ты прямо расстарался! И теперь тебя забавляет, что я такой!

– Я не смеюсь…

– Нет, ты смеёшься.

– Нет!

– Витор, я хочу проводить с тобой время, я твой. Но, пожалуйста, не смейся надо мной. Я не игрушка!

– Я не смеюсь и не играюсь с тобой, моя куколка, моя фарфоровая статуэтка. Да, я могу чуть поругать тебя, но с любовью и для твоего же блага. Так ведь можно?

– Так давай.

– Да, милый, да.

– Пожалуйста, Витор, я открыт перед тобой, понимаешь? Не разбивай мне сердце!

– Я тоже открыт, – горячо поддержал его Корс, – и это ты разбиваешь мне сердце своим поведением! Как я могу доверять тебе, если тебя волнуют только пьянки и гулянки!

– Нет, не волнуют! Я люблю тебя!

– Я тоже люблю тебя! – закричал Корс. – И это делает меня уязвимым перед твоими выходками! Один взмах твоих ресниц, и я на всё поддаюсь тебе!

– Нет, это я поддаюсь тебе! Когда ты ругаешь и бьёшь меня, а я не решаюсь тебе ответить, потому что боюсь потерять твою любовь.

– И это правильно. Я разлюбил Арела именно из-за того, что он плохо слушался меня. Если мне не перечить и слушаться, я не разлюблю, никогда тебя не разлюблю! Мы будем счастливы. Я сделаю тебя счастливым, – Корс протянул руку к его лицу и с нежностью провел пальцами по шраму. – Скорее бы уже заняться твоим лечением! Я уберу тебе этот шрам, я залечу его.

– Ты стыдишься меня из-за него? Он всё портит, да?

– Я этого не сказал.

– Ты даже когда даёшь мне в рот, все время стараешься пихать в здоровую щеку и никогда – в шрамлёную.

– Да блядь, Ник! Тебя вот иногда действительно нужно затыкать хуем, чтобы ты помолчал! – не сдержавшись, Корс снова повысил голос.

И на лице Ника сразу появилось напряжение, он шарахнулся в сторону и быстро сказал:

– Не надо… пожалуйста, Витор!

– Не читай мои мысли! Ты разве видишь, что я что-то делаю тебе?

– Но ты хочешь… всё время хочешь меня ударить. Я сказал, что люблю тебя, и поэтому ты теперь будешь меня бить? Да?

Корс видел, как Ник побледнел, его губы дрожали от волнения и расстройства, а в голосе сквозили нотки обиды; он буквально запнулся на полуслове, замолк, нервно сглотнув. Его лицо было таким грустным, что на него невозможно было смотреть так, чтобы сердце не сжималось от жалости.

– Прекрати капризно надувать губы, это просто вульгарно! – Корс старался не поддаться, чтобы не начать жалеть его.

– Я ничего не надуваю, – обижено возразил Ник. – Карину ты никогда не бил, а меня постоянно пинаешь! Хлопаешь меня по глазам и губам, которые тебе так нравятся. Бесконечные оплеухи от тебя за каждый «не такой», по твоему мнению, взгляд, за каждое «не такое» слово – ты сразу бьёшь. Да, может быть, не в полную силу, но это унизительно.

Корс видел сейчас, что постоянное ношение маски всё же сказалось на его Нике, и он, как и большинство рабов и простолюдинов, когда его лицо открыто, плохо контролирует мимику, свои эмоции, и если он расстроен, это отражается на его лице в полной мере. Он даже не старается или не умеет как-то сдерживать себя, потому что не привык получать от собеседника обратной связи в зависимости от выражения своего лица, не понимает, что это важно, и не заботится об этом. Корсу невыносимо было видеть эту ущербность.

– Прости! Прости! – он схватился за голову. – Ты вызываешь во мне какие-то низменные чувства! И Карина полная дура, конечно, но она моя единственная девочка. Я берег её, хотя по-хорошему её следовало очень жестко наказывать. Но эта идиотка в итоге хоть нашла себе такого же дурака. А ты ненормальный совсем, понимаешь? Дикий, запущенный. Ну что ты смотришь на меня своими глазками и молчишь? Мой беленький, беленький мальчик! Ох, ох, моя куколка.... Иди сюда, ползи сюда ко мне, немедленно! Вот так…Тебе ведь хорошо со мной? Я ведь так люблю тебя, моя ненаглядная прелесть, глазки, как у куколки, и губки.

– Ты меня бьешь!

– Прости, прости, моя куколка! Я делаю это для твоего же блага. Если бы ты не был таким глупым, ты бы благодарил меня за это. Благодари…

– Спасибо.

– Мой мальчик. Мой глупый мальчик…

– Мне больно, не надо… не трогай…

– Потерпи, ты напился вчера, и как бы я ни любил тебя, ты будешь наказан…

– Ах, ах… Хватит, отпусти!

Корс всё же отпустил его член и яички, перестав их так сильно сжимать и впиваться в них ногтями.

– Только послушание приведёт нас к успеху, любовь моя. Я так люблю, когда твои светлые глазки наполняются слезами…

Ник сжал кулаки и упрямо вытер ими глаза:

– Я не виноват, что у меня такие глаза и ресницы, и что они тебя так возбуждают. У себя спроси, почему тебе так нравятся белые полукровки, что тебя к ним тянет всю жизнь!

– Молчать! Молчать. Открой рот, покажи мне свой позорный дырявый язык.

Ник сразу приоткрыл рот и оттянул зубами свой пирсинг чуть вверх, так, чтобы толстая стальная штанга, которая вертикально протыкала его язык и на которую по краям были навинчены шарики, теперь была хорошо видна.

– О-о-о…конченная шлюха, я тебя действительно сейчас изобью как следует! – Корс рывком подтянул его ближе.

– Нет, нет!

– Подчиняйся мне, бестолочь, которая просрала свою жизнь и стала шлюхой!

– Я рассказал тебе истории из своей жизни, чтобы ты меня потом попрекал?!

– Прости-прости… ложись на спину, ложись, – Корс сел ему на грудь, вдавливая в пушистые шкуры дрожащими от возбуждения руками, поспешно доставая свой давно уже стоящий и сладко ноющий член.

– Дай… дай мне кончить на твои красивые глазки…

Они продолжили, и Корс не ударил его и больше не делал ему больно или плохо, потому что безумно любил его.

Но на следующий день он видел, что его Ник был грустным и ко всему безразличным. Корс понимал, что он хочет уйти гулять, но не понимал, как остановить его.

– Ник, ты обижен на меня? – наконец спросил он.

– Нет, – буркнул Ник. Всё же это прозвучало весьма недовольно, и, как посчитал Корс, недостаточно уважительно.

– Разговаривай со мной нормально! Когда же до тебя дойдёт, что я все делаю только во благо тебе? Если случится так, что ты не сможешь воспользоваться силой Демона, что ты будешь делать?

– Я и без силы справлялся…

– Зачем ты сейчас огрызаешься? Нет никаких сомнений в том, что как человек ты слаб и не умён, к моему большому сожалению. Я видел, как ты «справлялся». Ты не справлялся, Ник! И тебя клали так, чтобы по тебе было удобнее ходить. Только на своей внешности ты выезжал, да и то – заиграли тебя и затаскали, сделали шлюшкой. Понимаю, это звучит прискорбно, и я всё равно очень люблю тебя, даже такого, но нужно развивать твой человеческий разум, он может спасти тебя в критический момент, и для этого ты должен научиться меня слушать.

– Я слушаюсь.

– Ты должен научиться слушаться правильно, без всяких обид и недовольства, а с благодарностью.

– Спасибо, папа, прости…

– Боги, ты произносишь эту фразу без какого-либо понимания! Просто твердишь бездумно одно и тоже. Всё не то… всё не то… – Корс замолк расстроенно, и Ник лёг ничком, уткнувшись лицом в шкуры.

Наконец Корс вскинул голову и улыбнулся, как будто какая-то мысль пришла ему в голову.

– Ник… хочешь сделать мне татуировку? Татуируй меня.

– Что?!

– Хочешь?

– Ты не шутишь?

– Нет, не шучу.

– Ты правда хочешь? – Ник заинтересованно приподнялся на локте, его лицо ожило.

– Да, хочу, – улыбнулся Корс, чувствуя от Ника всплеск интереса и то, что желание пойти гулять ушло на второй план.

– А какую?!

– Не знаю, какую хочешь.

– А где?!

– Да где хочешь!

– Но я не знаю…

– Напиши на мне: «Принадлежит Нику и Арелу». Хочешь, на груди? Напиши, что я ваша вещь, что я дерьмо. Что-нибудь грязное и вульгарное. Напиши: «Я, Корс, истинный чёрный, люблю два хуя в своей заднице одновременно!»

Ник засмеялся, и Корс слышал, что он уже не думает о том, чтобы пойти гулять. Своим нетривиальным предложением Корсу, кажется, удалось затмить все его мысли о нечистых, картах и ночных посиделках.

– Напиши: «отдолбите меня как последнюю тварь» или «сосу у нечистых».

– Витор, ну зачем ты так, не надо, – Ник совсем оживился, и глаза его перестали быть пустыми стекляшками, – я лучше сделаю красивые узоры.

– Ты можешь делать со мной все, что захочешь. А, точно, нарисуй мне свой портрет! На одной стороне груди нарисуй себя, а на другой нарисуй портрет Арела. Так же, как у альбиноса нарисован Салафаэль.

– Ох, Витор! Это очень красиво, но я не смогу…

– Почему? Ведь ты великолепно рисуешь. Ты прекрасно нарисовал князя.

– Да, но делать татуировку… это немного другое. Моя рука не позволит, она подрагивает от усилий, я могу делать аккуратно только несложные узоры.

– Хорошо, сделай узоры, я готов на всё!

– Спасибо, папочка! – сказал Ник, и вот сейчас эти слова прозвучали очень искренне и по-настоящему.

Корс позволил Нику татуировать свое тело так, как тому хотелось. Он снял одежду, лёг на живот и лежал на шкуре полностью раздетый, уронив голову на сложенные руки, а Ник украшал его копчик и боковую часть бедра чёрными узорами. Он больше не хотел идти играть в карты и думать забыл о нечистых.

И Корсу, несмотря на боль, тоже стало хорошо и спокойно.

Глава 6

Ник делал Корсу татуировку.

– Тебе больно? – спросил он с искренней заботой в голосе.

– Нет, – соврал Корс. Но ему было больно, и Ник это понимал, ведь они «слышали» эмоции друг друга.

Корс снова уткнулся лицом в сложенные руки. Он почувствовал, что князь Арел, который до этого как обычно лениво валялся на соседней шкуре, придвинулся к нему. Ощутив дыхание на своей макушке, Корс приподнял голову со сложенных рук и чуть вопросительно посмотрел на князя снизу вверх. Ему нравилось красивое лицо Арела, покрытое тонким слоем светло-серой краски, и его обведённые чёрным глаза. Корс привык, что на протяжении всей своей жизни видел Арела именно таким: раскрашенным, с серым лицом в обрамлении длинных темных волос, расчесанных на прямой пробор, и с безумными карими глазами – яркими от природы и ещё дополнительно подчеркнутыми черной краской. Корс давно воспринимал этот его образ совершенно естественно, и в те редкие моменты, когда лицо Арела было чистым, он, напротив, казался ему каким-то чужим, непривычным и неродным.

Арел приблизил к лицу Корса свои зачерненные губы и поцеловал его, будто утешая. Корс сразу ответил на поцелуй, чувствуя приятное тепло внутри живота и то, как губы Арела отличаются от губ Ника: не такие пухлые, чуть жесткие из-за слоя краски, без колечек, которые вечно позвякивали о зубы Корса, когда он целовал Ника. Арел прижался своими губами к губам Корса, просовывая в его приоткрытый рот свой язык. Они стали целоваться, и Арел обнял голову Корса своими руками.

– Арел, Витор, ну вы мне мешаете, – сказал Ник. Его голос при этом был ласковым. – Витор, у тебя задница теперь покрылась мурашками, – Ник тихо и коротко рассмеялся.

Корс и Арел с явным сожалением разомкнули поцелуй, но ненадолго, потому что Арел продолжал лежать рядом, и они смотрели друг на друга, как смотрят любящие люди. Корс невольно подумал о том, сколько кругов ада прошёл князь, прежде чем обрёл свой Дар и Демон счёл обучение оконченным. Или Демон ещё не закончил и восстановил Арела, просто чтобы дать тому небольшую передышку?

«Какую силу духа нужно иметь, чтобы выдержать все то, что произошло с тобой, бедный мой князь?» – думал Корс, глядя на такое спокойное и ничем не обременённое лицо Арела.

«Ты тоже мне как сын, я очень люблю тебя, и, наверное, всегда любил, даже когда прогонял тебя прочь. Ник мой сын, но и тебе я – отец. Нас трое, и мы будем вместе, потому что в этом единении наша сила». Не удержавшись, Корс снова потянулся к Арелу, и тот сразу отозвался.

– Вы опять?! Хватит елозить туда-сюда, Витор! Ты сказал, что хочешь, чтобы я делал тебе татуировку, а теперь ты не можешь полежать спокойно! – возмутился Ник.

– Прости, прости, – поспешно ответил Корс, отстраняясь от князя.

Арел вздохнул, и, взяв себя за член, немного потёр его туда-сюда, пытаясь таким образом, снять напряжение. Корс, увидев, как Арел, двигая рукой, то полностью обнажает головку своего члена, то закрывает ее крайней плотью, невольно тяжело задышал и сглотнул.

Он пытался не смотреть на Арела, чтобы перестать, как выразился Ник, «елозить».

– Витор, хватит представлять себе мой член, – сказал Ник через некоторое время, – ты делаешь это… эээ… так старательно, что он и у меня теперь стоит перед глазами. Перестань думать всякую ерунду, всё в порядке с моим членом, и я могу дрочить, как Арел.

– Нет, не можешь! – возразил Корс. – Арел двигает свою крайнюю плоть вверх-вниз как хочет, а ты, Ник, обрезал себя.

– Я немного могу, – ответил Ник.

– Я прекрасно знаю, как ты можешь. Я делал тебе это сотню раз и знаю, что не получается полностью закрыть твою головку крайней плотью, её не хватает, и это неудобно. Приходится смачивать руку слюной для лучшего скольжения.

– Ты опять возбуждаешься просто на разговоры, – Ник хмыкнул, – как же ты любишь разговаривать об этом и дрочить мозг.

– «Дрочить мозг»?

– Ну да. Арел дрочит рукой свой член, а ты словами дрочишь свой мозг. Ты все время думаешь только о том, у кого какой член, и все твои мысли не отрываются от этого.

– Отрываются! – закричал Корс.

– Не дальше, чем на длину члена. А-ха… Не переживай так за мою, мм… как ты сейчас подумал? «Позорно неприкрытая головка», аха-ха…

– Она травмируется от этого!

– Нет, – не согласился Ник.

– Она трется обо все!

– Дотрагивается до всего, да? Без твоего разрешения? Ха-ха… Ладно тебе, сейчас, когда у меня продето кольцо, оно сначала обо все трется; кольцо защищает мою плоть.

– Не нужно было этого делать, – заметил Корс с сожалением.

– В этом не было моей воли, – ответил Ник, – это просто традиции.

– Меня удивляет, что ты Арела не покалечил и не обрезал его таким же образом в своем Пределе в угоду вашим диким традициям, – сказал Корс.

Ник посмотрел на красивого Арела:

– Он ведь истинный черный, князь королевской крови. Нельзя слишком искажать тело, данное прародителями и созданное по их образу.

– Слава прародителям за этот закон, – с облегчением заметил Корс.

– Да, вы слишком прекрасны, чтобы в вас хотелось что-то изменить. Высокий рост, красота, долголетие, черная душа…

– Мы безупречны, – согласился Корс, улыбнувшись.

Ник замолк, вернувшись к работе, но через некоторое время снова засмеялся:

– Да хватит уже!

Щёки Корса покраснели. К счастью, Ник этого не видел, но продолжал улавливать его мысли.

– Почему ты смеёшься? – закричал Корс. – Говоришь, что я тебе мешаю, а сам трясёшься не хуже меня. Сейчас, похоже, у меня будет кривая татуировка, как у твоей рабыни!

– Какой рабыни?

– Как у Клер… Помнишь, ты криво обвёл ей губы красным. Да уж, Ник, мастер из тебя так себе…

– А-а-а, Клер, ах-ха…

– Ник, хватит!

– Тогда перестань представлять себе мой член, – Ник улыбался, – ты очень смешно это делаешь, сравниваешь так же, как и рост у всех и каждого. Видишь, я ниже тебя ростом, а член у меня не меньше…

– Ник!

– Тебе не хватает Лиса – вот с кем вы бесконечно радостно мерялись членами.

– Я не меряюсь членами! Тем более радостно!

– Не дёргайся! – Ник продолжал веселиться. – Ну что, мне засунуть в тебя самотык, чтобы ты лежал спокойно и боялся пошевелиться?

– А у тебя разве есть? – спросил Корс с некоторым испугом.

– Прикажу Верному, он найдёт, – Ник склонился к Корсу и нежно поцеловал его в копчик.

– Ах, ах… Ник, не надо, я начинаю хотеть тебя… – Корс едва сохранял самообладание. – Ты щекочешь меня своими волосами.

– Прости, – ответил Ник с нежностью и перестал отвлекать Корса и отвлекаться сам.

– Я позвал Парки, – сказал Ник через некоторое время.

– Зачем? Чтобы он принес для меня самотык?! – замер Корс.

– Не-е-ет, он принесет немного травы. А ты ждал самотык? – Ник засмеялся, и Арел, который в это время курил, засмеялся тоже.

– Да, конечно, именно его я и ждал! – возмущенно ответил Корс.

Князь Арел, улыбаясь, протянул ему наполовину выкуренную сигарету, и Корс сразу её взял.

Парки зашел в их палатку, но Корс не изменил позы, всё также продолжая лежать на шкуре и ничуть не смущаясь, что его капитан видит своего командира лежащим голой задницей кверху. Ник тем временем продолжал татуировать его.

– Командир, можно взять Тютю? – спросил Парки.

Он присел на корточки рядом с Корсом, положил коробку с травкой на шкуры и оскалился в улыбке, демонстрируя свои железные коронки. Он был на самом деле очень веселый, этот нечистый.

– Что взять? – не поняв, переспросил Корс, чуть приподнимая голову со сложенных рук.

– Ну, Тютя, – лабынечка класных, – уточнил Парки.

И Корс засмеялся:

– Парки, не говори ты на черном языке! Я не могу слышать, как ты шепелявишь, это очень смешно!

– Витор, не дрожи! Ты мне мешаешь! – закричал Ник в который раз.

– Что поделать, если он меня смешит!

– Да он не шепелявый, Витор, тебе так кажется, – попытался объяснить Ник, – он просто пытается мягко говорить. Ты меня все время одергиваешь, что я вставляю всюду, как их… эти… согласные. Вот и он просто пытается их не вставлять.

– А ведь ты прав, – задумался Корс, – я сейчас вспомнил, когда первый раз услышал, как ты говоришь, мне тоже показалось, что ты шепелявишь, будто у тебя нет и половины зубов.

– Я просто старался произносить слова мягче, говорить на вашем языке как вы, – заметил Ник, – а ты сразу стал потешаться и унижать меня. Спросил, на месте ли у меня зубы. Помнишь? А я тогда как раз только недавно вставил эти красивые зубы, ты не мог не заметить, что у меня с зубами все в порядке…

– Подай мне мою куртку, Парки, – быстро сказал Корс, пытаясь игнорировать Ника и явно не желая продолжать с ним разговор.

Парки протянул Корсу его куртку, и Корс, достав оттуда ключ, передал его нечистому:

– Держи. Валентин откроет тебе повозку, отстегнешь ей руки и возьмешь, только никому больше не отдавай. Если хочешь, отдай другим Эдриана, но не Тютю!

– Хорошо, командир. Спасибо! – И радостный Парки буквально выбежал из палатки.

– Тютя, – повторил Корс, покачав головой, и все трое снова засмеялись.

До Форта оставалось совсем немного.

Этим вечером они вместе с нечистыми сидели у костра. После захвата Рудного города многие нечистые воины раскрасили себя чёрным и красным красителями, демонстрируя таким образом свой статус победителей. Эти узоры в сочетании с их излюбленным пирсингом делали их лица-морды ещё более жуткими, но Корс за это время уже более-менее привык к таким диким представлениям о красоте и мужественности.

Корс снял со своего Ника маску, и, ничуть не заботясь о том, как это выглядит и что подумают нечистые командиры, непринуждённо покормил сына так, как, любил, давая ему кусочки пищи из своих рук.

После ужина один из нечистых затянул песенку, а другие стали подпевать ему в припеве:

По разным странам я бродил,

И мой сурок со мною,

И весел я, и счастлив был,

И мой сурок со мною!

И мой всегда, и мой везде,

И мой сурок со мною,

И мой всегда, и мой везде,

И мой сурок со мною.

Нечистые улыбались, обнажая внушительного размера клыки, и с интересом пялились на Корса, который сидел возле костра и крепко обнимал своего Ника, поминутно целуя его в макушку. Корс заметил их взгляды и улыбки, ему показалось, что многие буквально давились от смеха, едва сдерживая себя.

– Эй? Чему вы так радуетесь?

– Просто так. Хорошая песенка, командир, – ответил один из нечистых. Клыки на его нижней челюсти были такими длинными, что торчали изо рта, делая его похожим на кабана. Другие же принялись скалиться ещё сильнее.

Корсу это показалось даже каким-то неуважительным, – они будто глумились над ним. Он недовольно фыркнул, чуть отстраняя от себя Ника:

– Пфф, я, видимо, слишком благороден, чтобы испытывать такую незамутнённую радость от этой глупой песенки бедняков.

И Ник смотрел на него с хитрым и чуть лукавым блеском в глазах, улыбаясь.

– Да чему вы так радуетесь, в конце концов! – не сдержался Корс.

Все засмеялись.

– Все хорошо, Витор, – сказал Ник, и прижался к нему сильнее.

Рядом с Парки у костра сидела красная рабыня. Она была без мешка на голове, платье на ней было порвано, а длинные тёмно-рыжие чуть вьющиеся волосы растрепаны. На запястье её левой руки был застёгнут стальной браслет с цепью, и противоположный конец цепи был пристёгнут к ремню на поясе Парки. Но девушка не выглядела такой запуганной и затравленной, как раньше. Тютя наблюдала, как Парки чашку за чашкой пил самогон нечистых, и выражение её лица было скорее недовольным, чем испуганным. В какой-то момент, видя, что Парки уже основательно надрался, но продолжает пить, несмотря на то, что его движения стали путанными, девушка вдруг выдернула чашку из его руки и со злостью выплеснула её содержимое в огонь костра. При этом, в ответ на удивленный взгляд Парки, девушка резко провела ребром ладони себе по горлу, явно давая понять, что её это все достало. Ошеломлённый, Парки замер, а Корс, увидев этот выпад рабыни, сам буквально поперхнулся вином и искренне засмеялся:

– А-ха-ха, Парки, да она тебя строит!

– Тютя… – сказал Парки в полном замешательстве, – Тютя, что ты делаешь?

Но он не выглядел злым и не ударил её, хотя все сидевшие вокруг потешались, смеясь над ним и своенравной рабыней. Девушка, ничуть не испугавшись, демонстративно отвернулась от нечистого, и лицо её было все таким же недовольным.

– Ей не нравится, что ты так много пьешь, – заметил Корс, – и она права, тебе уже достаточно. У тебя есть жена, Парки?

– Нет.

– Ну вот, теперь ты поймешь, каково это – иметь жену, – Корс рассмеялся, – всем известно, что красные имеют дурной вспыльчивый нрав, они агрессивны, и теперь красная Тютя задаст тебе жару!

– Нет, – воспротивился Парки.

– Да, Парки, да, – Корс продолжал потешаться, – они же совершенно не предсказуемы, может, поэтому мужчины и стали их так ограничивать. Всем чёрным это давно известно, и красных женщин никогда не берут в жены. Ни у одного чёрного нет красной жены. А ты влюбился, да?

– Она мне нравится.

– Знаешь историю про красную девушку по имени Иридия?

– Нет.

– Её планировали выдать замуж, но девушка этого не хотела. Когда пришёл её жених, она спросила его: «Зачем ты хочешь взять меня в жёны и доставляешь мне этим столько огорчения и печали?» Он ответил: «Поистине, когда я вижу тебя, Иридия, я весь становлюсь как огненный!» Она спросила: «Что же тебя так прельщает во мне?» И он, как и полагается, вежливо ответил, (правда, не то, что думал на самом деле), он сказал: «Меня прельщают твои прекрасные глаза!» Услышав такой ответ, девушка в то же мгновение выхватила свечу из подсвечника и выколола себе оба глаза.

Нечистые, слушавшие историю, замерли. Увидев, что его рассказ произвёл эффект, Корс довольно ухмыльнулся:

– Таковы красные, так что будь поаккуратнее, Парки.

Парки отвернулся. Он не стал больше пить, вынул из кармана какую-то небольшую деревянную болванку и ножик и стал скрести по деревяшке лезвием. Через некоторое время он протянул девушке вырезанную из дерева птичку. Игрушка была грубоватой, но то, что это именно птичка, угадывалось без сомнений. У неё был маленький клювик и округлое толстенькое тело с небольшим раздвоенным хвостиком. Парки протянул птичку рабыне, и она взяла ее, сжала круглую птичку в кулаке и радостно заулыбалась. Поняв, что Тютя, больше не злится на него, Парки обрадованно схватил девушку в охапку и обнял, прижимая к себе. Так они сидели, она – сжимая деревянную птичку, а он – её саму.

Глава 7

Через пару дней они вернулись в Багровую скалу и на некоторое время сделали остановку в Форте. Как и прежде, люди расположились на правой половине, а нечистые возле зверинца, и Заф очень обрадовался, увидев, что с его любимцем медведем всё хорошо.

Корс, Ник и Арел снова заняли свою комнату с картиной на стене.

Дни проходили лениво и спокойно. Большую часть времени они втроём валялись на кровати, трахались и спали. И князь Арел носился по окрестностям на своём коне.

Корс смотрел, как его Ник на арене в левой части Форта дрался с нечистыми, участвуя в их боях. Корс понимал, что дух воина Колизея силен в нём и никуда не пропал. Нику не нужно было сейчас работать, не нужно было зарабатывать деньги себе на жизнь, а он все равно это делал: дрался на потеху толпе, просто так, просто потому, что сам этого хотел. И потому, что у него это очень хорошо получалось. В минимальной амуниции, по пояс раздетый, с копной белых растрепанных волос и длинной челкой, падающей ему на глаза, Ник совершал точные и мощные удары, побеждая соперника за соперником, некоторых – за считанные минуты, продвигаясь все ближе к финалу.

Корс с замиранием сердца следил за его опасным развлечением, одновременно любуясь и восхищаясь сыном и его умению. Он любовался каждым его движением, его напряженными мускулами на руках, тем, каким сосредоточенным было выражение его лица, когда он дрался.

Раз – и противник уже лежит опрокинутый навзничь, придавленный тяжёлым сапогом, два – и следующий воин с исказившимся от боли лицом держится за свою правую кисть, а выбитый из его руки меч валяется далеко в стороне. Три – в какой-то момент, слишком приблизившись, соперник получает сокрушительный удар кулаком в лицо, падает навзничь и ударяется затылком, теряя сознание.

Нечистые беспрерывно орали. Когда Ник в очередной раз заставлял противника лежать у своих ног, он, улыбаясь, снимал перчатку и обходил круг, подняв руку с открытой ладонью, а его нечистые своими ладонями и лапами били по ней, крича хвалебные слова. Поединки становились все сложнее, воины, победившие других, сражались уже на выбывание между собой, и в конце должен был остаться только один. Очень крупный и мощный нечистый в какой-то момент так ударил Ника под дых, что тот буквально отлетел спиной назад, согнувшись, и врезался в окружающую их воющую толпу нечистых. Они его поддержали, не дав опрокинуться навзничь, как рассчитывал противник, и снова втолкнули в периметр арены. Корс побледнел. Этот нечистый воин был очень большим и сильным, и Корс не представлял, как вообще возможно завалить его. Но, чёрт возьми, его Ник это сделал, несмотря на то, что пропустил ещё несколько ударов. Зрители ликовали, они прыгали, выли и кричали как звери: «Белый Лорд! Белый Лорд!» Ник не уходил с арены, ожидая следующего бойца, чтобы снова одержать верх. И он победил. Снова. В этот раз, правда, так получив по зубам, что кровавые брызги вылетели из его рта. И Корс невольно закричал вместе со всеми. Дальше должен был провести несколько боев другой нечистый, с которым Нику предположительно предстояло встретиться в финале.

Тяжело дыша, Ник подошел к Корсу, лицо которого было буквально перекошено:

– Всё?! Дорогие зубы потерял?

– Нет, – Ник мотнул головой оскалившись и показывая Корсу, что его зубы целы. Корс увидел, что его рот полон крови, и зубы тоже все в крови.

– Возьми воды, – он протянул Нику флягу.

– А что-то покрепче есть?

– Я не дам тебе!

Ник взял флягу с водой, сделал глоток и, прополоскав рот, сплюнул кровь на землю.

– Достаточно на сегодня, пойдём, – сказал Корс.

– Что? У меня финал!

– Ты сражаешься уже несколько часов, ты стал пропускать удары, ты просрёшь свой финал сейчас! – Корс начал заводиться. – Не понимаешь?! Все! Нужно уметь вовремя остановиться!

– Нет!

– Да! Тебе не нужен этот финал, в нем нет никакого смысла!

– Нужен!

– Всё, я сказал! Ты закончил! – Корс закричал это так громко, что его услышали стоящие рядом нечистые. Они повернули головы, глядя на них, и Корс замер. Он накричал сейчас на их командира, их Белого Лорда. Ник опустил голову и вытер рот, из которого продолжала сочиться кровь. Он не смотрел на Корса. А Корса затрясло, но он видел, что нечистые не вмешиваются, и Ник молчит.

– Пойдём, – сказал Корс чуть спокойнее и тише.

– Нет.

– Пойдем! – снова закричал Корс. Он начинал злиться по-настоящему, и упрямство его глупого сына выводило его из себя. Корс чувствовал, что просто не выдержит, если его Ника ударят ещё раз, а его заденут, это понятно каждому, кто хоть немного разбирается в боях – Ник устал. И Корс больше не вынесет этого зрелища, его сердце просто разорвётся.

Корс схватил Ника за предплечье, и дернул:

– Ты закончил, я тебе сказал! Хватит дурить! – он поднял глаза на нечистых:

– Всё! Ваш Белый Лорд закончил на сегодня! Он больше не участвует! Я его отец, и я забираю его! – он потянул Ника за собой, и нечистые расступились, не задерживая их и провожая взглядами. Ник молча шел за Корсом и не пытался убрать его руку, а Корс железной хваткой крепко сжал его предплечье, разрисованное голыми шлюхами и чудовищами, словно боялся, что Ник вырвется. Так, не отпуская ни на секунду, Корс притащил его в комнату, и, не удержавшись, несколько раз ударил: по голове, по лицу и по ребрам. Ник издал глухой звук, похожий на тихое короткое рычание. Корс отшвырнул его от себя. Ник упал – только звякнули стальные поножи-щитки, защищавшие его ноги ниже колен. Корс отвернулся, и, подойдя к столу, принялся яростно размешивать лекарство в чашке с водой. Протянул её сыну:

– Вставай, держи лекарство. Прополощи, как следует рот. Подержи немного во рту, прежде чем сплюнуть. И вымойся, ты грязный, весь в пыли.

Ник молча встал, взял кружку, и так же, не глядя на Корса, ушёл в ванную комнату. Корс тяжело выдохнул. Его продолжало трясти от того, что его Ника побили, и от того, что Корс сейчас сделал на глазах у всех. Но он был уверен в своей правоте.

Корс зашёл в ванную комнату и увидел, что Ник снял защиту и стоял, чуть согнувшись над ванной и держа во рту лекарственное средство. Корс подошел к нему сзади и грубо расстегнул пряжку на его поясе, стягивая штаны вниз, нагнул над ванной, резко дёргая на себя. От сильного толчка Ник только согнулся сильнее, упираясь руками в противоположенный край ванны, и из его рта вылилась лечебная вода вперемежку с кровью. Корс захрипел, задыхаясь от оргазма, и отвалился, тяжело дыша:

– Вымойся и возвращайся в комнату, – приказал он.

Когда Ник вернулся в их комнату, Корс сидел за столом и курил. Он посмотрел на такого грустного и молчаливого Ника:

– Я не прав был сейчас? – спросил Корс и затушил сигарету. – Я неправильно сделал, что увёл тебя?

Ник молчал.

– Отвечай мне!

– Я не знаю.

– Нет, ты знаешь. Ты прекрасно знаешь, что я был прав! И поэтому ты послушался меня!

Ник расстроенно потянулся к бутылке, стоявшей на столе.

– Э, нет! Ну-ка отдай! – Корс резко выдернул бутылку из его рук.

– Витор, дай мне выпить! Я устал!

– Конечно устал! А кто тебя заставлял драться?! Тебе не нужен этот финал и призовые, тебе не нужны! Я дам тебе столько денег, сколько ты захочешь! Всё, Ник! Расслабься, тебе не нужны больше деньги, у тебя богатый отец, который даст тебе всё! И когда мы вернемся в Чёрный город, я куплю тебе много самой лучшей одежды и вылечу тебя у самых лучших докторов. Ты больше не будешь сражаться в Колизее и рисковать своей жизнью на потеху толпе. Забудь об этом!

– Я и сам не бедный! – закричал Ник. – У меня достаточно денег! Мне просто было весело!

– Я понимаю, и я не вмешивался, пока не увидел, что это сейчас плохо для тебя закончится!

Ник, тяжело опустился на край кровати, посмотрел на Корса:

– Пожалуйста, дай мне выпить.

Корс резко встал и налил ему полный стакан:

– На!

Ник сразу в два глотка осушил его, и Корс невольно поморщился и подкурил сигарету:

– И это держи!

Ник взял.

– Ну так, я был неправ сейчас? – снова спросил Корс.

Ник молча курил.

– Как мне это надоело! – Корс дёрнул его что есть силы за волосы, заставив зажмуриться от боли и чуть не выронить сигарету. – Что у тебя в голове? И на голове?! Я же объяснил тебе, как расчесываться! Когда ты будешь вести себя нормально, Ник?

– Никогда, – буркнул Ник.

– Что?! – И Корс снова ударил его, так, что Ник выронил почти докуренную сигарету, и Корс грубо затушил её, вдавив сапогом в дорогой ковер:

– Нет, ты будешь! – Он схватил его за чёлку, сильно запрокидывая голову вверх, чтобы Ник смотрел на него.

– Ты будешь меня слушаться, потому что это правильно, и тебе нужно научиться вести себя нормально, чтобы продвинуться дальше в своей Миссии! Поэтому ты и подчиняешься мне! Ты понимаешь, что я прав и что тебе это нужно!

– Ничего мне не нужно! Я подчиняюсь тебе, потому что люблю тебя! И не хочу тебя расстраивать!

– Я тоже тебя очень люблю, – Корс сбавил обороты и отпустил его, – поэтому я всё это делаю и забочусь о тебе.

– Я понимаю, – сказал Ник.

– Покажи губу. Ох, блять! Опять испортил свое красивое лицо! – Корс сжал руками голову в абсолютно искреннем отчаянии. – Да что же это такое! – он схватил со стола небольшое круглое зеркальце и сунул его Нику:

– Посмотри! Посмотри, что теперь с твоими губами! Мои красивые, милые губы, что ты с ними сделал… чееерт…

Ник совершенно равнодушно глянул в зеркальце на свою теперь кривую и опухшую губу, которая чуть вывернулась вверх от начинающегося отёка.

Корс отшвырнул зеркальце и сунул ему в руку разжим:

– Вынимай кольца!

– Зачем? Это больно, – не согласился Ник.

– У тебя отёк, они мешают, ты что, не видишь?!

– Сто раз так было, он потом спадёт и всё будет нормально.

– Вытаскивай, блять! – Корс зарычал это с такой злостью, что Ник сразу схватился за разжим, поспешно вынимая украшения из фиолетовой губы.

– Испортил такие нежные губы! Совсем не бережёшь свою красоту!

– Да какая разница. Я не кусок пирога, чтобы на меня все облизывались!

– Причём здесь это? Какой же ты глупый! Не умеешь пользоваться своим преимуществом. Красивая внешность, правильная осанка, речь без акцента и благородные манеры – всё! Ты в дамках!

Ник чуть тряхнул разлохмаченной головой:

– Я не девчонка! Я дрался, и мне немного разбили губу, что такого?!

Корс посмотрел на его красивое, как у девушки, лицо и невольно улыбнулся, понимая, что Ник абсолютно неверно интерпретировал его фразу «ты в дамках», а увидев ещё и снисходительную усмешку Корса, внутри буквально зашелся от негодования, но терпит и молчит.

– Ты меня немного неправильно понял, – всё же попытался объяснить Корс, скорее не потому, что чувствовал, что Нику неприятно, а просто потому, что любил учить:

– «Ты в дамках» – это фраза из игры. На доске для шахмат, ещё можно играть в более простую игру в шашки, и если шашка пересекает всё поле и её не съели…

Ник поднял на него глаза:

– Может хватит? Пожалуйста…

– Ник, ты не понимаешь своих преимуществ и не используешь их. У тебя не только красивая внешность, но и голос, я не шучу. На самом деле, у тебя красивый голос.

Ник глянул на Корса с сомнением.

– Я серьезно говорю. Да, твой голос негромкий и хриплый, но в этом есть что-то возбуждающее. Если убрать грубые ошибки в словах, будет очень хорошо.

Корс немного успокоился:

– Что теперь подумают твои нечистые? Я накричал на тебя при них, это не повредит твоей репутации командира?

– Да ничего они не подумают, всё нормально…

К ним зашёл Заф, он ощерился, как довольный кот:

– Что, мой Лорд, огребаешь от своего борзого папаши? – Заф, не удержавшись, засмеялся. Корс застыл.

– Нет, – сказал Ник.

– Я отлучился покормить Барлу – продолжил Заф, – а когда вернулся, увидел что тебя нет, и мне рассказали, как папаша наорал на тебя и увёл.

Заф обернулся к Корсу:

– Всё правильно сделал. Я никогда не участвую в боях для развлечения, бой – это не игра! А ты?

– Никогда! И ему больше не позволю! – резко ответил Корс.

– Если бы только он тебя ещё слушал, – снова усмехнулся Заф, – он не слушает никого.

И Ник, как будто подтверждая слова Зафа, показал Корсу татуированный палец с изображением перевернутого пикового туза на «перстне».

– И что это значит? – спросил Корс с усмешкой. – Что тебе не хватило денег на настоящие украшения, и поэтому ты их себе нарисовал? – он посмотрел на Зафа. – Ник просто не привык слушаться. Меня не было с ним рядом, и его никто не воспитывал. Но я наверстаю упущенное. Он перестанет вести себя как бездумный мальчишка и станет достойным воином, станет по-настоящему великим, могущественным Демоном, таким, какой он и есть! Я отшлифую этот необработанный алмаз в бриллиант! Вложу в него лучшее!

Заф покачал головой, и Ник сидел понурый и молчал.

– Ви-и-тор, – вдруг сказал Заф ласково, так, как он это делал в Пределе и в Рудном городе, чуть растягивая гласную, и после «в» он не вставлял в его имя этот грубый звук «кх», как делал Ник. У Зафа получалось произносить имя Корса мягче, почти правильно. И Корс замер.

– Ты красивый, – сказал Заф, и он мог уже этого и не говорить. Корс и так прекрасно всё понял, его затрясло, неосознанно и даже в какой то панике. Корс мысленно метнулся к Нику: «Что мне делать?»

«Что хочешь, – сразу отозвался Ник, – ты свободен в своих проявлениях».

А Заф уже расстёгивал ширинку. Ну а на что Корс ещё надеялся и рассчитывал, если сам позволил ему в Пределе делать с ним всё, что Заф хотел? И теперь неудивительно, что Заф продолжал считать его своим. Корсу хотелось отказать ему, но как? После того, как Корс ползал у его ног, как послушный раб, и после всего, что было между ними? Конечно, Заф считает Корса своим, он уверен, что нравится Корсу, и между ними взаимная симпатия. Сейчас он может воспринять отказ как оскорбление. А Корс совсем не хотел обострять отношения с Зафом, поэтому он подошёл к нечистому и встал перед ним на колени, стараясь ни о чём не думать.

– Я соскучился по тебе, – сказал Заф, доставая свой украшенный отросток, – мой красивый следак, пошлифуй мой алмаз тоже…

И Корс взял в рот его член и отсосал Зафу, а тот даже не предполагал, чего ему это стоило. Заф довольно сопел своим изуродованным носом и нежно поглаживал Корса по белой прядке, как и прежде умиляясь её необычности среди темных волос. И Корс сейчас ненавидел эту свою белую прядь за то, что она так привлекала нечистых. Но когда Заф уже был готов кончить, то отстранил лицо Корса и сбрызнул рядом на ковер, не запачкав Корса и не слив ему в рот.

– Красивый чёрный, – сказал он, небрежно потрепав Корса по щеке, – ну почему же ты мне так нравишься?

И Корс подумал, что, не став обострять их отношения, кажется, поступил верно.

– Я подарю тебе дорогие украшения, – продолжил Заф, он выглядел очень довольным.

– Заф, я не шлюшка, чтобы платить мне, – ответил Корс, может быть, даже слишком заносчиво и наиграно, но он всё же ещё не совсем пришёл в себя, – я свободен в своих проявлениях и делаю только то, что сам хочу.

– Я знаю, – ответил Заф и засмеялся, и Корсу почему-то не понравился его смех.

Глава 8

– Когда ты хочешь пойти к доктору, сегодня или завтра? – спросил Корс.

– Завтра, – сразу ответил Ник.

Корс ненадолго задумался:

– Нет. Знаешь что, я подумал, мы пойдём к доктору сегодня. Это будет правильнее.

Ник замер в некоторой растерянности, и Корс добавил:

– Я так решил.

– Зачем тогда меня спрашиваешь?

– Молчать! Я знаю, как лучше.

 И Ник промолчал.

Корс долго его мучил. Он отвёл его в ванную и мыл, потому что, сколько бы он этого ни делал, Ник всё равно казался ему грязным, и от него, как считал Корс, воняло нечистыми. Он бесконечно лил на него воду. Ему не нравилось, как выглядит шрам – казалось, что трещина на щеке его Ника забита грязью, и Корс тёр и тёр его лицо мочалкой, намыленной мылом, пока щека заметно не покраснела. Он снова мыл и сушил ему волосы, и Ник, наверное, за всю свою жизнь не мыл волосы столько раз, сколько вымыл их ему Корс за последнее время. Старательно расчесав спутанные пряди, Корс сделал Нику хвост «как у чёрных» и заколол отросшую чёлку наверх со лба тонкими заколками. Он ещё раз обновил тональный краситель на лбу и скулах Ника, скрывая татуировки, а свои инициалы, наоборот, в который раз подвёл, выделив сильнее. Корс намазал заживляющей мазью ещё чуть припухшую губу Ника без привычных колечек. Корс тискал его, теребил, и долго примерял на него свою одежду. В конце концов он надел на Ника кучу своих вещей: нижнее бельё, дорогую батистовую рубашку, штаны, куртку и сапоги. Корс выкинул его грубые сапоги нечистых и отдал одни из своих. Он также приказал ему выбросить куртку князя Арела и отдал ему свою. Она была великовата для Ника, но Корс посильнее затянул шнуровку на плечах, рукавах и по бокам, и застегнул высокий ворот до самого верха, так, чтобы татуированная шея Ника была максимально закрыта. То, что куртка была Нику длинной, Корсу даже показалось красивым. Он надел ему на руки свои дорогие перчатки из тонкой качественной кожи. Ник был воином, и поэтому в большинстве случаев даже в мирной обстановке носил амуницию, часто доспехи, и всегда оружие. Поэтому поверх куртки Корс надел на его грудь и спину защиту из твёрдой толстой кожи, украшенную рядами драгоценных металлических пластинок. Сейчас в этом не было никакой необходимости, но Корс просто знал, что тогда Ник поневоле будет держать спину ровно и не сутулиться, как обычно. Он пристегнул ему стальные наплечники, украшенные гравировкой, щитки закрывающие предплечья, перетянул его кучей ремней. Всё до мелочей – и одежда, и амуниция – принадлежало Корсу, и он не оставил Нику ни одной его личной вещи, кроме маски. Наконец, он остался более-менее доволен тем, как выглядит его сын. При этом, все то время, пока Корс мыл, расчёсывал и одевал своего Ника, он поминутно обнимал его, целовал и прижимал к себе, то грубо обзывая «глупой бестолочью», то с нежностью называя «самым любимым, своим драгоценным». Корсу казалось, что в такие моменты Ник словно выпадал из реальности, и его вообще не было с ним и не было в этом мире. Не было ни человека, ни Демона, не было ни-ко-го. Но Ник абсолютно не сопротивлялся. Он молчал и беспрекословно слушался отца, вставал, садился и поворачивался так, как ему говорили, и для Корса это было решающим. Он наряжал его, наряжал, и в итоге все равно надел на его лицо маску. Это была маска Ника, которую по возвращению в Форт Корс сразу вернул ему, и в ней уже изначально в щели для глаз были вставлены чёрные стёкла, так, чтобы не приходилось надевать на лицо сначала чёрные очки, и только потом маску. Корс скептически посмотрел на ставшего безликим сына, и, немного подумав, всё же снял с него маску. Еще раз поправил заколки, которые удерживали челку.

– Ты не понимаешь, Ник, насколько я люблю тебя! – произнёс он с вдохновением в голосе. – Ведь любовь – это не только секс. Любовь – это также нежность и забота, сочувствие к переживаниям любимого человека и желание его во всём поддержать.

– Витор, я пойду без маски? – спросил Ник, увидев, что Корс отложил её в сторону.

– Да.

– Тогда мне нужны чёрные очки, на улице слишком светло.

– Нет.

– Ви…

– Я сказал, нет! Только этого дерьма не хватало! Это некрасиво, позорно и тебе не идёт! – отрезал Корс.

– Но мне тяжело без них, – попытался возразить Ник, – от яркого солнца потом болят глаза. У меня переделанные глаза…

– Замолчи, я не желаю это даже слушать!

– Мне солнечный свет – как будто горячим песком глаза засыпает. Потом ещё долго больно, и я плохо вижу…

– Сейчас совсем не солнечно, – Корс покосился на окно, видя, что за неплотно прикрытыми ставнями сияет яркое солнце, – мы недолго будем ходить, потерпишь.

Ник расстроено замолк, а Корс в сотый раз придирчиво осмотрел его:

– Если бы не этот чёртов шрам, сейчас вообще всё было бы хорошо!

– Я… – Ник запнулся, сжался, опустив глаза, уголки его губ непроизвольно поползли вниз, а ещё чуть припухшая нижняя губа забавно выпятилась вперед, и Корса неизменно умиляла эта демонстрация расстройства: то, как мило, по мнению Корса, Ник надувает губы. Поэтому, не сдержавшись, Корс невольно рассмеялся, этим смехом заставив Ника состроить грустную гримасу ещё сильнее.

Продолжая наблюдать за так искренне расстроенным сыном, Корс сглотнул, словно проглотил что-то приятное ему, вкусное:

– Боги, как же это смешно, – продолжая улыбаться, Корс подошел к нему вплотную, и взяв за предплечье, вздернул со стула, поднимая. Ник сразу встал.

Нависая над ним, Корс схватил его свободной рукой за лицо, крепко сжимая, впиваясь ногтями в щеки так, что губы Ника некрасиво выпятились вперед.

Корс чуть отпустил:

– Открой рот, – приказал он, и Ник сразу разомкнул губы.

– Сильнее!

 Ник открыл рот шире, и Корс теперь мог видеть шарик, поблескивающий в его языке. Корс полюбовался на него и сунул свои пальцы в рот Нику, ногтями оттянул шарик вверх, так, что стала видна штанга, на которую он был накручен. Корс потянул украшение к себе, и Ник чуть замотал головой, издав тихое невнятное мычание. Не обратив на это никакого внимания, Корс продолжал тянуть, и Ник из-за продетого сквозь его язык металлического стержня поневоле был вынужден тянуться за пальцами Корса и почти высунуть язык изо рта.

– Ты любишь меня? – спросил Корс, продолжая тянуть за пирсинг. Так как Ник не отвечал, он поторопил его:

– Отвечай мне! Немедленно!

– М-м-м…

– Что? Я не понял! Когда ты научишься говорить нормально!

– Д-да… – каким-то чудом всё же сумел выговорить Ник. И Корс, улыбнувшись, отпустил украшение, но не убрал пальцы, раздвигая ими рот Ника в стороны, сильно растягивая ему губы, так что Нику снова стало больно, и он зажмурился. Корс с понятным лишь ему одному удовольствием просунул палец в дыру на месте выбитого зуба на нижней челюсти Ника, прикрыв глаза и словно вспоминая тот момент, когда выбил его своему сыну. Убрав палец, он подергал стоящие рядом зубы, чувствуя, как сильно они шатаются. Все это время Ник безропотно стоял перед ним с открытым ртом, позволяя Корсу трогать свое лицо, засовывать в рот пальцы и тянуть за язык, расшатывать зубы. Наконец, вдоволь наигравшись, Корс вытащил свои пальцы из его рта. Сжав основание хвоста Ника на затылке, он запрокинул ему голову, подтягивая вверх так, чтобы самому Корсу с его высоким ростом было удобнее. Чуть склонившись, он прильнул к его губам, страстно целуя и просовывая Нику в рот свой язык. Ник сразу ответил на его поцелуй, прижался к отцу, обнимая за талию. Корс продолжал подтягивать его за волосы вверх для своего удобства, и Нику пришлось приподняться на носках. Корс первым разомкнул поцелуй и взял сына за подбородок, не позволяя опустить запрокинутую голову:

– Не смей надувать свои губы и обижаться на меня, ты понял? – Он с силой нажал на его припухшую губу, чувствуя, что Нику больно и он внутри сжимается от боли, но терпит. – Я жду ответа.

– Да, да, – Ник почти закрыл глаза, чтобы не встречаться с отцом взглядом. Корс наконец отпустил его. Он выглядел довольным, вытер рот тыльной стороной ладони и подошёл к шкафу, открыв его своим ключом, достал оттуда бутылку крепкого алкоголя, налил и протянул Нику стакан:

– На. Выпей!

Ник удивлённо вскинул на него взгляд, но сразу взял предложенную выпивку.

– Как же ты смотришь! В тебе есть что-то животное, этот взгляд… – прошептал Корс.

– Почему ты даешь мне выпить? Награждаешь за послушание?

– Мне просто больше ничего не остается. Я заметил, что ты оживаешь, когда выпьешь. Тогда ты не молчишь, не так скован, тебе как будто становиться интересно, но только пока алкоголь в тебе, а в остальное время как будто не интересно ничего. Как будто все равно. Но жизнь ведь интересная! Или нет?

– Да, – сказал Ник и в один глоток выпил содержимое стакана.

– Мало? – спросил Корс, внимательно наблюдая за ним.

Ник недоверчиво покосился на Корса, но всё же ответил осторожно:

– Да.

– Здесь было ровно сто грамм.

– Можно ещё?

– Тебе мало?

Ник промолчал, но всё было понятно без слов.

– Я знаю, что ты даже ничего не почувствуешь сейчас, – грустно заметил Корс, – как будто и не пил. Это привыкание, это очень плохо… ты пьёшь каждый день, каждый день… И я боюсь не давать тебе пить, потому что резкий отказ от алкоголя может привести к нехорошим последствиям.

Корс налил ему ещё столько же:

– На, пей. Боги, что же мне с тобой делать…

– Спасибо, – сказал Ник и выпил.

– В нашем роду никогда не было пьяниц, – покачал головой Корс, – а ты – пьянь.

– Ты сам разве не пьешь свое вино? Ты его так любишь и пьешь каждый вечер…

– Ник, заткнись лучше!

И Ник сразу замолк.

– Кассиэль – очень опытный врач, – сменил тему Корс, – он поможет тебе, как и в прошлый раз.

– Каси…, – Ник сморщился, его буквально передёрнуло, – опять эти имена…

– Да. Он из благородного рода, но при этом не такая выскочка, как этот красный Картмер.

Они направились в ту часть Форта, которую занимали черные наёмники, и где в небольшом двухэтажном флигеле возле походного лазарета принимал своих пациентов доктор.

В это полуденное время солнце стояло в зените, и ни одно дуновение ветерка не нарушало сонное марево, окутавшее строения и площади Багровой Скалы. Плац перед казармами чёрных наемников был абсолютно пуст, и даже из расположенной неподалеку кузни не слышался привычный звук молота. Стояла мертвая тишина, и вокруг не было ни одной живой души.

Корс нетерпеливо обернулся к Нику:

– Ты можешь так не хромать? Еле ковыляешь позади, боги, не надо так нервничать! – он недовольно и с досадой поморщился.

– Мне как-то не по себе здесь…

– Не говори ерунды! – Корс отвернулся, продолжая идти чуть впереди, и Ник, пытаясь не отставать, смотрел на его безупречную осанку и твёрдую походку, на то, как уверенно Корс вышагивал по мощёному двору Форта, весь в чёрном и обвешанный оружием, которое чуть позвякивало на его поясе при ходьбе. Ник смотрел на его начищенные до блеска сапоги с небольшим квадратным каблуком, от чего и так высокий Корс становился ещё выше. И на то, как на его гордо распрямлённой спине лежит густой чёрный и блестящий хвост длиной по пояс. Хвост Корса был ровный и гладкий, как из шелка, совсем не такой, как у Ника, без торчащих в разные стороны рваных прядей и без закручивающегося вверх крючком кончика, и белая прядка волос, так хорошо видимая на лбу Корса, терялась в этом роскошном хвосте. Ник невольно вздохнул, и Корс, услышав это, обернулся. Он молча подождал, пока сын приблизится, и, взяв его за предплечье чуть пониже стального щитка, сильно сжал, как он любил это делать, и повёл рядом с собой. Они подошли к флигелю. Поднявшись на крыльцо, Корс с силой постучал кулаком в дверь, хотя рядом располагался колокольчик. Доктор Кассиэль очень быстро выскочил им навстречу, вытирая руки не совсем чистым полотенцем. Он стал кланяться и рассыпаться перед Корсом в приветствиях, традиционных для истинных чёрных. Удовлетворённо улыбнувшись краешком губ, Корс снисходительно кивнул и прошёл внутрь, оглядывая помещение. Он увидел приоткрытую дверь, из палаты сильно пахло лекарствами.

– У вас тут больные? Они не заразные?

– Нет, нет, – испугался доктор, – смею вас заверить в абсолютной безопасности.

И в это время из приоткрытой комнаты раздался протяжный и мучительный стон существа, невыносимо страдающего от боли, и Корс изменился в лице, перестав самодовольно ухмыляться. Доктор бросился к двери, поспешно закрывая её.

– Что у вас тут происходит, чёрт возьми?!

– Ничего. Лечение. Это больница, господин Корс.

– Это Камиэль Варах?

– Нет, нет…

– Я хочу увидеть его! – и Корс, не дожидаясь разрешения, толкнул дверь ногой, входя в небольшое помещение. Здесь стояла кровать, на которой лежал мужчина, но сразу было понятно, что это действительно не Камиэль Варах, потому что волосы у этого человека были рыжие, яркие, они разметались по подушке, в солнечных лучах отливая кроваво красным. И на белой простыне, которой было прикрыто его тело, тоже алели кровавые пятна. Корс, явно не ожидав увидеть нечто подобное, застыл в некотором замешательстве.

– Господин Камиэль Варах находится в другой палате, я проведу вас к нему, – поспешно сказал доктор, пытаясь обогнуть Корса и войти. Корс мешал ему, загораживая дверной проём.

– Пощадите, – одним губами прошептал красный. – Убейте, умоляю…

И доктор, наконец заскочив в комнату, встал между ним и Корсом, заслоняя больного от его взора.

– Мерзость, – едва выговорил Корс.

– Это не то, что вы подумали… просто я забочусь… господин Рагмир Гезария попросил позаботиться о своём… ммм…подопечном, он немного ослаб в долгой дороге… – лепетал доктор Кассиэль.

– Подопечном? – скептически переспросил Корс. – Вы имеете ввиду этого пленного красного? Называйте вещи своими именами, доктор, я не люблю, когда со мной в разговоре начинают юлить.

– Д-да…

– Ясно, Мир развлекается.

Корс перевёл взгляд на металлический столик, где лежали хирургические инструменты: скальпель, зажимы. Все было грязным и забрызганным кровью.

– И какие органы вы уже вырезали этому несчастному? – спросил Корс.

Доктор Кассиэль с побледневшим лицом стоял перед ним и молчал.

Корс усмехнулся:

– Да не пугайтесь вы так, меня это вообще не волнует. Я привёл своего… хм… подопечного, и вы сейчас позаботитесь о нём. А подопечный Рагмира подождёт!

И к облегчению доктора, Корс, развернувшись, вышел.

– Да, да, пройдёмте, пожалуйста, в мой кабинет, – произнёс Кассиэль несколько запоздало и невнятно.

Корс и Ник вслед за доктором поднялись на второй этаж и вошли в его кабинет.

Корс кивком указал на стул:

– Ник, садись.

И тот сразу сел на указанное ему место, вцепляясь пальцами руки в ремень на поясе, чтобы не совершать непроизвольных движений.

– Ваш подопечный неплохо выглядит, – заметил доктор. Он уже немного пришёл в себя после неприятного инцидента и смотрел на Ника, а тот опустил глаза и замер.

– Мне нужны лекарства от гепатита, ещё что-то восстанавливающее, полезное для истощенного организма, – сказал Корс безапелляционным тоном человека, который во всём разбирается и прекрасно знает, что ему нужно. Он неспешно прошёлся по кабинету Кассиэля, придирчиво разглядывая шкафы и полочки, на которых стояли лекарства.

– Конечно, конечно, – очень быстро и подобострастно ответил доктор, – вы правы, господин Корс. К сожалению, полукровки из-за смешения кровей разных рас, имеют много дефектов, которые требуют постоянной коррекции. Я подберу вам самые лучшие восстанавливающие лекарства.

Корс замер, но быстро собрался с мыслями. Если Кассиэль позволяет себе подобные высказывания, значит он не знает, что Ник сын Корса, и Рагмир пока сохраняет секрет.

– И ещё я хочу максимально залечить шрам на его лице, – продолжил Корс, успокоившись. «Пока рано представлять Ника остальным чёрным как своего сына, нужно сначала привести его в порядок, вылечить и воспитать».

Доктор подошёл к сидящему на стуле Нику, внимательно разглядывая его:

– Шрам почти затянулся, – заметил он, – воспаления нет. Уже видна положительная динамика.

– Оружие этого красного было смазано ядом, – пояснил Корс, – я хочу вывести этот яд.

– Мы подберём эффективное противоядие, господин Корс. – уверенно ответил Кассиэль. – Думаю, это Ботропс, красные часто используют яд этой змеи. – Доктор рассматривал покалеченную щёку, но не дотрагивался до Ника, видя на его лице инициалы Корса и зная, что не стоит без разрешения трогать вещь благородного чёрного. Но всё же, стараясь получше рассмотреть почти зажившую полоску шрама на нижней челюсти, он слишком склонился над Ником, заставив того вздрогнуть и отшатнуться.

– Вы видите, господин Корс? Эти полосы внизу, следы от скоб. Остались заметные вмятины и следы от дыр, куда были вставлены стальные скобки, – сказал Кассиэль.

– Да.

– На основе «Самы» есть хорошее средство, оно убирает даже застарелые шрамы. Но когда яд змеи начнет выходить из его организма, шрам снова может воспалиться, будьте готовы к этому и не ставьте больше скоб, этот метод нечистых – скреплять разваливающиеся части тела стальными скобками – очень грубый и травматичный, он оставит только новые шрамы.

– Я понимаю, – кивнул Корс, – и я больше не позволю ему сделать этого. Мы достаточно цивилизованы, чтобы не прибегать к таким диким методам лечения.

– Совершенно верно, – снова согласился с Корсом Кассиэль.

– Посмотрите, доктор, вы замечаете, что у него чуть косит глаз? На той половине, где шрам? Видимо, яд змеи и травма так повлияли на зрение, – сказал Корс. – Он плохо видит им. Как, по вашему мнению, это можно исправить?

– Вы очень внимательны, господин Корс, его глаз действительно немного косит, – снова согласился доктор, разглядывая Ника. Тот старался не смотреть на него, отводя глаза в сторону, так что действительно выглядел слегка косоватым.

– Всё ясно, – резюмировал Кассиэль, – Есть простой, но действенный способ, которым пользовался ещё мой отец. Нужно закрыть его здоровый глаз, и тогда правый начнет тренироваться, и он поневоле станет лучше видеть им. Я сделаю ему сейчас несколько уколов, лечебных и стимулирующих, и заклею здоровый глаз. По моим прогнозам, примерно в течение месяца зрение восстановится настолько, насколько это возможно. Вы согласны, господин Витор Корс?

И Корс вдруг понял, осознал со всей отчётливостью, что за всё время их разговора доктор ни разу не обратился к Нику.

Он разговаривал только с Корсом и спрашивал только Корса, хотя Ник сидел рядом. Также делал в начале их знакомства и Салафаэль, и другие. Если рядом с Ником был Корс, все чёрные обращались только к Корсу, воспринимая полукровку как низшего.

В голове Корса всплыло воспоминание:

Свадьба Карины и Лиса в Имении князя. Корс видит, что Ник явно серьёзно болен, он не притрагивается к еде за праздничным столом и быстро уходит с торжества. Корс приходит к нему в комнату, подтверждая свои подозрения, Ник лежит на кровати, ему плохо, и он ни на что не реагирует. Корс дотрагивается ладонью до его лба, чтобы проверить температуру:

– Ты горишь! – кричит он Нику, а тот из последних сил отшатывается от него в полном недоумении, он не привык, чтобы кто-то интересовался его самочувствием:

– Что ты делаешь?!

– Никто, ты весь горишь! У тебя заражение. Ты не можешь с такой температурой и в таком состоянии отправляться в поход! Тебя нужно вылечить. Я не понимаю, почему твои люди не помогают тебе? Разве они не видят, что тебе плохо? Я это сразу заметил. Я сейчас приведу доктора.

Он называл его «Никто», не Ником, как сейчас. А теперь разве повернулся бы у него язык назвать своего мальчика – «Никто»?

 Очень скоро Корс возвращается вместе с доктором Кассиэлем.

– Вот, он весь горит, – объясняет Корс доктору – и, похоже, он не привык, что о нём кто-то может позаботиться.

Доктор смотрит на исколотые руки его сына, качает головой и спрашивает:

– Он «Чёрную воду» принимает?

Кассиэль обращается с этим вопросом не к самому Нику, а к Корсу, и Корса это не удивляет и не смущает, он врёт:

– Да. Насколько мне известно, он попал в рабство к нечистым, и они посадили его на «воду». Его искалечили. Потом он сбежал.

– И когда он последний раз её принимал?

Все эти вопросы доктор задает Корсу, а Корс вопросительно смотрит на князя Арела, и тот теряется под его суровым взглядом и неуверенно отвечает:

– Я не знаю… он старается принимать ее как можно реже. Растягивает сильно время между дозами.

Они разговаривают между собой, они чёрные, а Ник полукровка – никто, и его самого ни о чём не спрашивают. Но всю абсурдность этой ситуации Корс видит и понимает только теперь.

– Всё ясно, – делает свои выводы доктор, – он и сейчас, хотя ему уже нужна «вода», терпит до последнего.

– У вас есть «вода»? – снова обращается Корс к Арелу.

– Д-да.

– Ну, слава Богам!

– Я могу попробовать восстановить его пока без помощи «воды», – предлагает доктор, – эти новые препараты Верхних очень мощные, а он «белая» полукровка, насколько я понимаю, судя по цвету его волос. В нём течёт кровь Верхних?

– Да, – отвечает Корс, ему очень неприятно, что его сын полукровка, но, конечно, в тот момент он уверен, что об этом никто и никогда не узнает.

– Мы поднимем его и оттянем ещё время. Может, даже на пару недель. Или месяц.

– Вы серьёзно? Давайте!

 И врач делает Нику несколько уколов, и потом, обращаясь к Корсу, говорит:

– Мне кажется, ему нужно наложить повязку на шрам.

– Делайте, – разрешает Корс.

Получив разрешение чёрного господина, Кассиэль наносит заживляющую мазь и заклеивает шрам, сильно обматывает голову Ника бинтами. Ник находится в полубессознательном состоянии, он не сопротивляется. Корса это не удивляет, это естественно, что Никто принимает лечение, Корс уверен, что с благодарностью. А как иначе? Ведь благодетель Витор Корс позаботился о нём!

В тот момент Корс не сомневался, что оказывает Нику неоценимую помощь. Он и внимания не обратил на этот небольшой нюанс общения, а ведь Ник наверняка всё заметил. Он понял, что с ним обращаются, как с бессловесным животным, и не возразил. Корс был уверен, что делает доброе дело. Ему и в голову не пришло, что это может быть унизительно. Он искренне считал, что оказывает милость и Никто должен быть ему благодарен и оценить этот великодушный жест. «Каково это, когда рядом с тобой задают вопросы о тебе, но как будто тебя и нет рядом?»

Корс подумал, что, на самом деле, постараться найти себе хорошего чёрного хозяина было единственным шансом для полукровки хоть как-то приподнять голову из дерьма. И Лис, и Ник служили глупому князю Арелу просто потому, что он был выше по праву рождения, а их привилегия заключалась лишь в том, что князь счел их достойными служить себе и этим поднял над другими простолюдинами.

Найти хозяина и быть вещью как можно более высокопоставленного и благородного черного – в этом заключалась карьера полукровок. И сейчас для всех черных Ник был вещью Корса.

Ник больше не был рабом, но он не был и черным, и это не могли изменить ни Рагмир, ни принц Ариэль, ни кто-либо еще. Да, они освободили его, подписав соответствующие бумаги, но не сделали его равным себе. И значит, по правилам этого мира, судьба Ника не предполагала для него других перспектив, кроме как служить, и это была хорошая судьба – рано или поздно стать чьей-нибудь вещью и носить инициалы своего господина там, где хозяин захочет их поставить. А Корсу понравилось рисовать свои буквы ему на щеках, и уже одно только это было достаточной причиной, чтобы так делать.

Корс знал, что вот эта, как он называл её, «убедительность черных», глубоко укоренилась в его сыне, заложенная с самого рождения, как и в любом другом полукровке и простолюдине. Веками и поколениями в низших взращивалось послушание и вера в исключительность истинных чёрных, потомках богов.

Несмотря на всю свою дерзость и на слияние с демонической сущностью, как человек, на глубинном уровне, Ник был сломлен и порабощен, приучен к послушанию, как и все остальные простолюдины.

Поэтому, когда судьба сталкивала его с каким-нибудь благородным чёрным, Ник делал всё, чтобы понравится ему. Он позволял бить себя князю Арелу, исполняя все его прихоти. По приказу князя он, не задумываясь, совершал любое преступление, запугивая мирных горожан. Он участвовал в постановочных боях и махинациях со ставками, делая так, как говорил ему хозяин Верхнего Колизея истинный чёрный Дим Аль. Ник с любовью относился к Салафаэлю. Он общался с Даниэлем Крассом, не обижаясь на его грубые шутки по поводу своей внешности. Он ни разу не дал отпор Камиэлю Вараху, и не мог не ответить Рагмиру, если тот о чем-то его спрашивал.

Каждый день своей жизни с самого детства Ник получал жестокий урок с подтверждением своего низкого статуса. Его выдрессировали, и поэтому он никогда не сможет дать достойный ответ истинному чёрному на равных. Ник говорил Корсу: «Не хочу сближаться с черными, от них одни только неприятности», но только Корс ему больше не верил. На самом деле Ник тянулся к истинным черным и преклонялся перед ними. Потому что полноправными хозяевами этого мира были такие, как он – Витор Корс. И именно поэтому Корс так боялся их встречи с Леонардо, не сомневаясь, что Ник, не зная другого, прогнется.

Корс взглянул на доктора Кассиэля. Тот стоял и смотрел на Корса, ожидая услышать его ответ.

– Спросите у него сами, – сказал Корс, и Ник удивлённо вскинул взгляд. Да, он все замечал и все понимал – и тогда, и сейчас. И он давно смирился со своим унизительным положением, безропотно принимая свой низкий статус в созданной чёрными иерархии, и в большинстве случаев подчиняясь установленным правилам взаимодействия низшего с высшими господами.

Доктор тоже опешил. Он молчал, и Корс, повернувшись к Нику, ласково произнёс:

– Ник, ты согласен принять лечение от доктора Кассиэля? Он может сделать тебе уколы лекарственных препаратов?

– Витор, как ты скажешь… – едва выговорил Ник растерянно, и, услышав этот ответ, доктор кивнул удовлетворённо.

– А глаз? – уточнил Корс. – Ты позволишь закрыть тебе его? Ведь тогда, пока твой правый глаз будет восстанавливаться, ты станешь практически слепым.

– Я вижу им…

– Ну так что? Ты согласен? – снова спросил Корс.

– Если ты считаешь это правильным, Витор… но только… пусть это сделаешь ты. Можно…