Читать книгу Город смерти - Виктор Глумов - Страница 1
Часть I
Вариация
1. Туман
Оглавление– Ва-а-а-адик, тебя Кощей вызывает!
Совсем не то, что хочется услышать в пятницу, за полчаса до окончания рабочего дня. Вадим кивнул телефонной трубке. Интересно, вызов к начальству связан с издевательской картинкой на мониторе? Вместо родного профиля и красивой аватарки в социальной сети на него смотрел президент, грозил пальцем. И подписано было: «Я вас вижу, вы не работаете». Вадик такие шуточки знал – админ страдал прободением чувства юмора. Свернул окно браузера, крутанулся на стуле. Никто из сотрудников даже не обернулся: избегают, как прокаженного, боятся заразиться «везением».
Ну и что ему надо, старому пердуну?
– Вызывали, Богдан Данилыч? – только так, только с должным уважением.
Старикан взял паузу. Или заснул сидя, хрен его разберет. Наконец пробасил:
– Что у нас по трезвому образу жизни?
Вадим жил грядущей деловой встречей, и его мысли текли в предсказуемом направлении, поэтому он не сразу сориентировался и отрапортовал:
– На работе – ни капли, вы же знаете!
– Дурак ты, Вадик, и уши у тебя холодные, – это была любимая присказка Данилыча. – С плакатом что?
– Как – что?! – Вадим вытянулся во фрунт и уставился на потолок. – Дорабатываю. Последние штрихи. В понедельник сдам.
Дался ему этот плакат! Уже четвертый раз Вадим переделывал «трезвый образ жизни»: то шрифт не тот, то слова не те, то ошибку старикан выискал – тире ему не понравилось. А Вадик спрашивал у интернет-знакомой в «Одноклассниках», учительницы русского: подкатил к ней типа с вопросом, она аппетитная, по фоткам видно…
– Покажи-ка, что вы там навертели.
«Навертели». Этот пережиток коммунизма ничего не понимал в современном дизайне. Зато он умел придираться! Он был въедлив до рези в глазах, навязчив, как секреция клопа-вонючки, обидчив, как климатеричка! И считал себя гением, без преувеличения, отцом социальной рекламы. Стены кабинета он украсил всякими «Родина-мать зовет» и воссел, дабы стращать и поучать.
– Не успеем до конца дня, Богдан Данилыч, – решился Вадим.
И посмотрел на Кощея. Парткомовская лысина плавно качнулась. Очки блеснули. Вадик съежился.
– Если бы вы не бездельничали весь день, успели бы. Не только поправить, но и сделать заново.
Перешел на «вы», значит, будет разнос. В благостном настроении Богданыч сотрудникам «тыкал», ему возраст позволял даже главбухше «тыкать». Ископаемое. Бесполезное.
– Пришлите мне немедленно по корпоративному и-мейлу и возвращайтесь сюда.
«И-мейлу»! Вадик кивнул и вышел прочь. «И-мейлу»! Блин, ну за какие грехи, кем, скажите на милость, в их конторе «поставлен» этот тираннозавр?! Чей он прадед?!
Отыскал в документах плакат: зареванная девочка с фингалом, разбитый стакан и подпись «Папа – не пей!». Подумал, не исправить ли, но махнул рукой: все равно Кощей сидит с часами, по секундам следит, заметит сразу. Зато, вполне возможно, в понедельник Вадим положит перед ним два документа: заявление об увольнении и больничный лист. И в следующий раз в контору придет за трудовой. Но для этого нужно уйти без пятнадцати пять, в ровно – край. Лучше не тянуть, вытерпеть разнос, лишиться премии, но сбежать вовремя.
Файл ушел, и Вадик отправился к деду вслед за ним. Лысина Данилыча горела. Сверкала рубином. Вадик нерешительно притормозил на пороге: или прямо сейчас сбежать? А если не выгорит? Вдруг не получится и придется возвращаться в понедельник? Дед, похоже, близок к инфаркту, бедный старикан. Доведут его молодые талантливые сотрудники.
– Вадим. Присаживайтесь. Скажите, юноша, вас в институте русскому языку учили? Вас вообще чему-нибудь учили? Что это?
– Это плакат, Богдан Данилович.
– Вы его видели? Вы же обещали исправить, Вадим!
– Я исправил, но у меня не сохранилось.
– Премия у вас не сохранилась! Тридцать процентов премии, запомните, Вадим! Итого, с учетом прошлых ошибок, в этом месяце получите голый оклад! И расчет, да-да, я позабочусь об этом!
– Но Богдан Данилович…
– И при чем здесь стакан? Отец-алкоголик СТАКАНОМ поставил дочери синяк? И синяк! У нас – кампания за трезвый образ жизни или против домашнего насилия, напомните мне, пожалуйста.
Дед бушевал сдержанно, кричать ему здоровье не позволяло. Вадим прикидывал, чем закончится на этот раз: валокардином, «Скорой» или просто выговором? Кажется, выговором. Кощеи, они бессмертные.
– Вадим, я устал повторять: вы работаете за деньги. Будьте добры выполнять свои обязанности или я вас уволю! Я не понимаю, как вы умудрились закончить институт! Впрочем, современные институты… – дед махнул рукой. – Идите. Идите вон. Я не знаю, какие меры принять. Буду думать до понедельника.
Повезло, вот просто повезло!
– Ваш проект я пока передам Светлане. Она сделает в срок, а вы снова «не сохранитесь» или «не успеете»… Ступайте. Свободны.
Вадим поднялся, и ему внезапно захотелось сказать деду что-то доброе. Ведь прав Данилыч, прав: Вадим прошлый проект завалил и над этим не работал, так, видимость создавал.
– Хороших выходных, Богдан Данилович! Отдохните хорошенько. И простите меня, я постараюсь больше вас не подводить.
Кощей зыркнул из-под очков, облизнул губы – ну, точно ящер перед атакой – и что-то пробубнил себе под нос.
Вадим просочился в коридор и отправился в комнату отдыха, выпить кофейку. Из-за приоткрытой двери тянулся запах эспрессо – пахло обеденным перерывом… выходными… В общем, свободой!
На низком кресле сидела, перекинув ногу за ногу, Настя. Сочетание мини-юбки, мини-кресла и макси-сисек Вадиму нравилось. Совершенством Настя не была, но держалась раскованно, и ее формы потрясали. Вадим планировал склеить ее на ближайшем корпоративе, но теперь он собрался увольняться, корпоратив отменялся, и пришла пора действовать. Вадим медленно осмотрел Настю с ног до головы. Настя взгляд заметила, плотоядно улыбнулась. Взрослая девочка, все правильно понимает.
– Привет!
– Привет, Насть. Кофе будешь? – Вадим включил кофеварку и щелкнул пультом телевизора.
Приятная брюнетка-кудряшка (ей бы еще сиськи, вообще бы супер девка была) вела передачу о тайнах дворянских семей.
– Ага, мне с сахарком, – Настя поудобней устроилась в кресле, – две ложечки, пожалуйста. Как дела-то, Вадик?
– Кощей затрахал. Можно просьбу? Вадиком меня не называй…
– Ой, да ладно, да что ты как маленький! У тебя конфеток нет? Ва-а-а-а-адик, Вади-и-имчик, Диму-у-у-улька!
Настя, конечно, понимала, что его это бесит. Играла, как кошка с мышкой, и Вадим привычно включился в игру, расправил плечи, поднес даме кофе.
– Слушай, Настя, давно хотел спросить: ты мотоциклы любишь?
– На покатушки зовешь?
«Нет, – захотелось ответить Вадиму, – на потрахушки». Но он сдержался, конечно же.
– А что? Прокатимся с ветерком. Как-нибудь. А?
– Ой, Вади-и-имчик, я с удовольствием, – Настя рассмеялась, и грудь ее заколыхалась. – Только не сегодня, ладушки? Я побежала, мне еще проект доделывать. Чмоки!
Она поднялась, огладила юбку на бедрах. Схватить бы за задницу и…
– Пока! – упорхнула.
Вадим вернулся за комп. Кощей был занят: устраивал разнос по телефону, начальственные вопли разносились по всему офису. Сотрудники сидели смурные, поглядывали на часы. Вадим тоже посмотрел на часы: было без двадцати пять. И что? Работать садиться? Бессмысленно.
На автостоянке его ждала Эйприл. Притаилась между двумя черными джипами, так сразу и не заметишь. Красавица! Сколько раз Вадим ловил восторженные взгляды тех, кто хотел бы владеть ею! А не светит быдлу такая лошадка. Легкая, грациозная, спортивная. И, что немаловажно, ее недорого содержать. На содержание-то папаня не раскошелился.
Оседлав Эйприл, Вадим надел шлем, перчатки, застегнул куртку и стартанул. Сначала неторопливо выехал со стоянки под завистливые взгляды охранников. Потом прибавил газу. Ему надо было проскочить Третье кольцо, пока пробка не собралась, и он гнал. Не осталось сил думать о том, как решится его судьба. Пусть сомнения выдует ветром. Если выгорит, все будет зашибись. Достойная зарплата. Нормальный босс. Перспектива. Мальдивы, а не Турция. Эх!
На Третьем кольце Вадим выжал газ. Лучшее лекарство от докучливых мыслей – скорость. Мелькают дома-деревья-столбы. Сигналят быдловозы. А слева и чуть впереди – Москва-Сити. Башни зеркального стекла, грохот непрекращающейся стройки – самые лучшие офисы, самые мажорные квартиры. Сверкает в закатных лучах. Манит недосягаемым. Ничего, одна встреча, и мечты могут стать реальностью. Он сегодня будет бухать с нужными людьми, с господами ОТТУДА, и не исключено, что следующую неделю встретит, глядя на реку с высоты семидесятого этажа.
Быстрее! Еще быстрее! Да! Вот это – жизнь.
На середине Шмитовского моста Вадима окутал туман, белый и плотный. И откуда он взялся в начале июля? Пришлось еле-еле тянуться – впереди был нехороший светофор, а дорога стала хуже. Покрытие, что ли, сняли? Вот блин, надо было по Кутузовскому ехать, а не на Большую Филевскую сворачивать. И пахнет тут странно: озоном, как после грозы.
Вадим неторопливо катил к светофору. Вокруг было серо и пустынно, будто все ужасы ядерной зимы явились в реальность. Вадим крутил головой, силясь рассмотреть хоть что-то, но – ни машин, ни столбов, лишь на секунду туман приоткрыл купола церкви Покрова Богородицы в Филях и тут же укутал. Ситуация была аварийная, Вадим занервничал.
Из белой ваты тумана выступила темноволосая девушка – вдоль трассы спешила, размахивая руками, ловила попутку, а тут никого – подевались все куда-то. Оп-па! Рывком обернулась и зашагала быстрее. Что она тут делает? Наверное, она с ролевухи, ролевики часто тут шатаются – рядом заброшенный завод ЖБИ, тот еще бомжатник, мечта непритязательного сталкера. Да, скорее всего, и прикид соответствующий: черные брюки с карманами, жилет наподобие броника поверх темной футболки.
Вадим затормозил. Когда мотоцикл поравнялся с девушкой, она шарахнулась в сторону и схватилась за жилет. Порыв ветра рассеял туман, откинул с лица девицы смоляные кудри, и Вадим заметил ссадину над ее бровью.
– Э-э-э, у вас проблемы?
Тонкие брови девушки поползли вверх. Вадим готов был поклясться, что видел ее если не сегодня, то вчера. Интересно где? Мельком? У нее очень запоминающееся лицо.
– Садитесь, подвезу.
Замерла, смотрит взглядом волчицы. Вадиму показалось, что она мысленно выворачивает его карманы, ощупывает его, приподнимает и встряхивает. Но как только он решил закрыть шлем и убраться подобру-поздорову, она заговорила:
– У меня ничего нет, что могло бы быть тебе интересно.
– Ой, ну, вы загнули. Я тут катаюсь, время убиваю. Куда едем?
– Даже так, с доставкой на дом? – бросила она, устраиваясь позади. – Никогда не летала на такой штуке!
– Адрес говорите. Но имейте в виду: у меня час.
– Тут недалеко, на Проектируемом. Ты экстремал, да? Нервишки любишь пощекотать?
– Да не особо, с чего вы взяли? Показывайте, куда ехать, Проектируемых этих – как улиц Строителей. Не помню дорогу.
– Сейчас – прямо. В таком месте один разъезжаешь… Хотя вам же по фиг, погода хорошая, если кто на тебя рыпнется – весь район и накроете.
– Да уж, хорошая, – пробормотал Вадим. – Такой туманище… был.
И опустил забрало. Пропала охота разговаривать с этой сумасшедшей. Он вообще жалел, что остановился. И правда, разве нормальная девушка будет шататься по бомжатникам одна, когда людям положено возвращаться с работы?
Чтобы побыстрее избавиться от странной пассажирки, Вадим выжал газ, но почти сразу же сбавил скорость: асфальт тут был такой, будто по нему туда-сюда катался гусеничный трактор. Кое-где, разворотив бетон, тянулись к солнцу чахлые деревца.
По этой дороге приходилось ездить всего пару раз, года три назад, неужели она испортилась за невероятно снежную зиму? Тут же завод имени Хруничева, Филпарк рядом, престижное место, неужто трудно дорогу сделать?
Вроде тут было строительство… Или дальше? Вместо новеньких домов дорогу обступали, таращась слепыми окнами, двухэтажные бараки. Заблудился, что ли? Пришлось, вопреки желанию, останавливаться.
– Мы правильно едем? – спросил он, не оборачиваясь.
– Да. Прямо, вдоль забора, а там я скажу.
Руки хрупкой девушки зажали бока, как тиски. Только бы ей не взбрело в голову, что рядом – вражеский шпион или инопланетный лазутчик. Говорят, что у шизофреников в период обострения силы утраиваются. Вот так запросто и шею свернет. Не зря ж говорят: добра не делай, плохим не будешь. Захотелось тебе, задница, приключений – вот! Жри!
Забор тянулся и тянулся, потом пришлось свернуть на совсем уж разбитую дорожку, куда-то во дворы. Вадим плелся раненой черепахой, в конце концов затормозил перед ямой. Подождал, пока тиски на его талии разжались. Шею ему никто не свернул.
– Отпадная у тебя штука! Мотоцикл, да? Но ты же ведь лунарь, а не барон! И не гнушаешься же!
– Дальше куда?
– Тут совсем недалеко. Сейчас налево, к пятиэтажкам. Я бы сама дошла, но так хочется еще прокатиться, ощутить себя человеком, прикоснуться к своей прошлой жизни…
Вадим стартанул, полностью уверившись в невменяемости девушки. Нужный двор нашли без труда. Ну и дыра! Вадим и не предполагал, что в его городе остались такие дыры. По сравнению с бараками, конечно, «Алые паруса», но…
До ужаса загаженный двор был зажат тремя пятиэтажками, расположенными буквой П. Складывалось впечатление, что эти дома не ремонтировались с момента постройки, с хрущевских времен. Несмотря на их аварийное состояние (ближний дом пересекала огромная трещина), в них продолжали жить! Ну что за наплевательское отношение?! Куда смотрят коммунальные службы, сами жильцы куда смотрят?!
Девушка слезла, отошла на пару шагов и теперь таращилась на Вадима черными влажными глазами.
– Может, зайдешь на бокал чаю? Если уж подвезти не побрезговал… вот мой подъезд, крайний, – она махнула на дом с трещиной. – Третий этаж, квартира пятнадцать. Там рисунок…
Встретившись взглядом с Вадимом, она потупилась, пожала плечами.
– Ладно. Спасибо тебе огромное! Бывают же в жизни чудеса! Все, пока… И еще раз спасибо.
– Ну, до свидания! – пробормотал Вадим и поспешил убраться из этого ужасного места.
Вырулил со двора, проехал метров двести, и ему снова показалось, что он заблудился. Вдоль дороги выстроились типовые обшарпанные хрущобы, перемежавшиеся двухэтажными бараками. Ни одной высотки. Ни одного билборда. Ни единой рекламной вывески. Тут же парк должен быть, завод! Вот ведь пердь, всем пердям пердь!
Накренившиеся серые столбы вдоль дороги. Оборванной струной провис кусок провода. Только сейчас Вадим обратил внимание, что нет машин, как после моста не было, так и нет. Оно, конечно, здорово, но куда все подевались? Что, день борьбы за чистый воздух? Пятиминутка ненависти к двигателям внутреннего сгорания? И биомасса на улицах… господи, ну и рожи! Даже не рожи – рыло, одно на всех. Одинаковые сгустки протоплазмы, семенящие, сутулые, рвань и срань. И все глядят с ненавистью и страхом. Замирают, когда он проезжает мимо, шепчутся. Мальчишки-бомжи бросили свои игры и словно окаменели, вытянув головы на тонких шейках. Словно перед ними не мотоцикл, а летающая тарелка.
Что за дурацкий розыгрыш?!
А впереди – о Господи! – повозка! Нет, телега, наспех сколоченная из досок. Грязная рыжая кляча обмахивается хвостом, прядет ушами. Цирк, что ли, приехал? Ролевики захватили власть?!
А в повозке…
Чтобы не разбиться, Вадим притормозил и вперился в это чудо. В повозке – пятеро лохматых мужиков с ружьями. Один погоняет лошадь, четверо переговариваются. Черный, бородатый, похожий на цыгана, оскалил щербатую пасть и потянулся к карабину, но сотоварищ остановил его, положив руку на плечо.
Какие фактурные типажи, подумал Вадим, достал мобильный, чтобы их сфотографировать, но телефон выключился. Очевидно, разрядился. И часы, «Ролекс», присланные отцом из Германии, стали.
– Это кино снимают, да? – обратился Вадим к проходящей мимо пожилой женщине.
Она отшатнулась, ссутулилась и, оглядываясь, засеменила к домам. Ну, что за народ! Выделив в толпе трех более-менее чисто одетых девчонок, Вадим подкатил к ним и спросил:
– Девочки, – их лица побледнели и вытянулись, говорить Вадиму расхотелось, но он закончил упавшим голосом, – подскажите, пожалуйста, который час.
Ближняя, с отвислым животом и тонкими рахитичными ножками, заблеяла:
– Маленький чпок два эс-грамма, большой – четыре.
– Время сколько? – заорал Вадим и постучал по остановившимся часам. – Да что, неужели у вас ни у кого нет мобильного?!
Две девчонки бочком, бочком стали пробираться к подворотне, рахитичная не двигалась. Она смотрела на Вадима как мышонок на удава, и ее воспаленные глаза наполнялись слезами. Наконец ее ноги подкосились, она села прямо в грязь и заголосила:
– Не трогайте меня! Я жить хочу! Я… я больная! У меня сифилис, он заразный. От него умирают!
Вадим попятился, оседлал мотоцикл и рванул прочь, рискуя разбиться на раздолбанном асфальте. По сторонам он старался не смотреть. Он хотел скорее попасть в более-менее знакомый район, чтобы перевести дыхание. Но трущобы все не заканчивались и не заканчивались. Напротив, начали попадаться дома с проваленными крышами и выбитыми стеклами, там, где квартиры были обитаемыми, из окон торчали ржавые трубы печей. И вдруг. Посреди этого. Невероятно! Ильич! Серебрянкой крашенный. Прямо в бывшем сквере! Вадим остановился. Ильич был родной, знакомый, привет из прошлого. У Горбушки он, что ли, стоял раньше? Вадим смотрел только на него. И пытался рассуждать. Кавардак начался, когда ему встретилась кучерявая брюнетка. Она-то и должна все объяснить.
* * *
Найти ее двор не составило труда. Вадим забежал в подъезд. Там прямо у двери, опершись на облупленную стену, сидя спал вонючий бомж. Под его штанами расползлась лужа. Бомж то и дело всхрапывал и сучил ногами. Косясь на него, Вадим едва не споткнулся о ступеньку. Удержался. Странно, что бомжа никто не гонит.
На площадке по пять квартир, значит, пятнадцатая на третьем этаже, крайняя справа. Ни на одной двери не было номера – приходилось считать, поднимаясь, и мысленно развешивать номера. По идее эта, украшенная схематично нарисованным членом и соответствующей надписью внизу. Н-да-а, девушка, любят тебя соседи!
Палец лег на кнопку звонка. Надавил – раз, другой, третий. Не работает. Пришлось стучать. Сначала – костяшками пальцев, потом – кулаком. Глухая она, что ли? Или соврала?
– Кто? – наконец донесся недовольный голос.
– Я! Да открывай же!
– Кто это «Я»? Много вас всяких тут шастает.
– Ну, подвозил тебя недавно.
– А-а-а! Добрый лунарик! Никак знакомиться явился? А машинку свою, что, внизу оставил?! Совсем сдурел?
Изнутри донеслись скрежещущие звуки – девушка открывала многочисленные замки. Выглянула в щелку, распахнула дверь… выхватила пистолет и рванула вниз по лестнице. Загрохотали ботинки, девушка обложила кого-то по матушке. Выглянув в оконный проем (без стекол и рам), Вадим сам чертыхнулся. Черноволосая разгоняла бомжей, которые рассматривали Эйприл, решая, потрошить ее или нет. Завидев пистолет, они расползлись по углам. Когда девушка вернулась, Вадим кивнул на пистолет и кисло улыбнулся.
– Только не говори, что у тебя есть разрешение. Ты что, в органах служишь?
Девушка отдышалась, откинула волосы с раскрасневшегося лица, сказала тихо:
– Прости, ты о чем?
До Вадима дошло, что он сморозил глупость, но в чем именно глупость, сообразить было трудно. Думая, что девушка неправильно поняла слово «органы», он уточнил:
– Ну, из полиции.
И тут она запрокинула голову и расхохоталась. Вадим сжал челюсти. Чего она ржет-то? Психическая.
– То есть… ты хочешь сказать, что, – девушка давилась смехом, – что… у тебя нет… оружия? Что… ой, прости… ми-ли-ция только стреляет?! И ты поперся в пекло? Ты бы… еще с голой жопой к пидорам явился!
Похоже, Вадим таки был идиотом, потому что смысл ее речей все больше ускользал. Как будто он разговаривал с инопланетянином. Не выдержав, он заорал:
– Хватит кривляться! – он ударил стену. – Можешь объяснить, что происходит, или нет? Зачем я, по-твоему, приехал?
Узкое лицо девушки вытянулось еще больше, она начала пробираться к квартире.
– Ты сумасшедший, лунарик?
– Боюсь, что да, да! Я – псих, меня надо в дурку, ага. – Он отрешенно смотрел, как с разбитой руки капает кровь.
– Куда? Куда тебе надо?
– В дурдом, – сказал Вадим равнодушно и зашагал вниз по лестнице.
Почему-то девушка догнала его, развернула, заглянула в глаза:
– И куда ты теперь?
– Домой.
– Где ты живешь?
Вадим назвал адрес. Девушка схватила его за рукав и потащила за собой.
– Ну знаешь! Ну и шуточки у тебя! Имя-то хоть скажешь?
– Вадим.
– Я Сандра.
Квартира Сандры напоминала барак в казарме: облупленные стены, панцирная кровать у стены, доисторический колченогий стол и вполне современный шкаф. Паркет на полу вздыбился и жутко скрипел. Усадив гостя на единственный стул, Сандра взяла со стола стремного вида самокрутку, чиркнула «Зиппой» (паленой, китайской, наверное). Завоняло. Не табак, не ганжа – дерьмо сушеное. Вадим уронил голову на сложенные руки. В сознании было пусто и грязно, как в комнате после вечеринки. Он боялся думать и строить предположения. Стоя у порога правды, боялся отворить дверь и узнать.
– Чай или что-нибудь покрепче?
– Мне бы не чаю. Мне бы понять, что происходит, – сказал Вадим жалобно.
– Ничего. Почему ты думаешь, будто что-то происходит? Откуда ты вообще взялся? Ты головой не ударялся случайно?
– Нет.
Не поверила. Ощупала его голову, взъерошила волосы и проговорила:
– Тебе к лунарям надо. Если это просто стресс, то помогут. Если нет… Увы.
– Знать бы еще, кто такие лунари. Слушай, я случайно не сплю, а? Вот, возьми, ткни в меня вилкой.
Сандра швырнула протянутую вилку в угол комнаты.
– Значит, все мы тут спим. Говоришь, что ты живешь на Гоголевском… И где же? Где ты хранишь свою машину? Почему ты еще жив? Это ведь у тебя на пальце – золото? Да там, у Баронства, только торгаши живут, а они не психи, чтобы сюда соваться. Короче, или говори правду, или вали к черту и не пудри мне мозги. Не похож ты на дурика. И что играешь, тоже не похоже. Рассказывай по порядку, с самого начала.
– С рождения, что ли?
– Дурак. С утра. Последовательно.
– Да ничего особенного. Раздолбали на работе, пригрозили уволить…
– Где ты работаешь? Кем?
– Дизайнером.
– Ни фига себе! Дизайнер… это что? Ладно, проехали… Потом?
– Потом меня на Рублевку друган позвал, на пикник к его крестному, который в строительной фирме не самый последний человек. Ну, я думал устроиться…
– Что такое пикник? – с серьезным видом спросила Сандра.
– Ну, люди едут на природу, жарят шашлык, это мясо, – на всякий случай добавил Вадим, – выпивают…
– Шаш – кто?.. – Сандра хихикнула. – Мясо. Хорошо живешь, раз мясо жрешь. В лесу…
– По-моему, не я псих, а ты. – Вадим поднялся. – Пока ты мне на голову не свалилась, все было хорошо. Ездишь теперь по ушам. Какие-то лунатики у тебя, погони… это… это – мания преследования! – Он ткнул пальцем в потолок. – И вообще… ты мне снишься. Ты и эти сраные трущобы!
– Значит, снюсь? – Сандра отодвинула занавеску, похожую на дырявую половую тряпку, толкнула Вадима к окну. – Полюбуйся. На природу он собрался! Да туда никто не сунется добровольно! Во-первых, земельники, во-вторых, радиация. Мясо… Крыс все жрут, очнись, дружок, крыс! Радиоактивных голых крыс!
– Альтернатива, – пробубнил Вадим и рухнул прямо на пол. – Черт. Лучше бы ты мне снилась! Блин, у вас тут что, война? И угораздило же!
– А сам-то ты откуда? – проговорила Сандра уже без тени иронии.
– Откуда, откуда… Отсюда! Из Москвы… но из другой. Из Москвы, где чисто, мирно, никто не стреляет, можно поехать в лес и пожарить мясо, рыбу в речке половить. Не в городе, конечно, в области… А здесь небось подохла вся рыба… Блин, – он сжал голову, – с кем воюем-то?
– Выходит, ты не тутошний? А ну дай-ка на тебя посмотреть.
Вадим поднялся. Сандра обошла вокруг, разглядывая его как музейный экспонат.
– Да, шмот странный. Ничего подобного я у лунарей не видела, – приговаривала она себе под нос. – И вряд ли за полтора года у них что-то изменилось. Е-мое, какая я легковерная!
Ее лицо понемногу менялось: сначала на нем читалось недоверие, потом – интерес и, наконец, восхищение.
– Как же тебя угораздило?
– Если бы я знал! Ехал, ехал и не заметил… только потом… Думал, просто заблудился, заехал в плохой район. Что мне теперь делать?
– Давай, что ли, хряпнем? – предложила она, пошарила по стене под древним, битым молью ковром.
С легким свистом фальшь-стена опустилась на тросах, открыв взору вполне приличное помещение с мягким уголком, книжной полкой и комодом.
– Ну, что ты косишься? Здесь, если узнают, что у тебя есть что-то интересное, это что-то сразу же отнимают. Иди сюда. Дай посмотрю на твою травму.
Откупорив бутылку водки, она полила ушибленную руку Вадима. Жжется! Пришлось стиснуть зубы.
– Ты хряпнуть предлагала, – проговорил Вадим, разглядывая покрасневшие костяшки пальцев. – Как у нас говорят, без пол-литры не разберешься.
– У нас тоже так говорят.
Вадим отказывался принимать происходящее, теплилась коматозная надежда: сон, психоз. Чтобы выжить, надо закопать трусливые мыслишки, действовать по обстоятельствам… И выпить, естественно.
– Тебе нужно коня спрятать. Иначе до утра его разберут на запчасти… на органы то есть, – Сандра приложилась к горлышку, поморщилась. – Что ты об этом думаешь?
– Что надо выжить. Надо принять происходящее. И при этом не сойти с ума. Слушай, наверно, я умер. Умер и попал в ад?
– Да не кипишуй ты. Все в норме. И твой коняжка нам еще пригодится.
Вадиму не понравилось это «нам», но он промолчал. Девушка продолжила:
– Я же тебя не гоню, ты мне спас если не жизнь, то честь и достоинство, – тут она криво улыбнулась, – точно. Так что я твой должник. Да присядь ты! Маячишь, думать мешаешь.
Вадим закашлялся от едкого сигаретного дыма. Сандра дымила, как коксохимкомбинат.
– Есть тут одно место – бункер. Его знакомый барон к рукам прибрал, сам там редко появляется и разрешил мне жить. Но теперь-то я не одна… А, хрен с ним, поехали. – Она вскочила с дивана и заходила по комнате.
– Барон, в смысле настоящий барон? Ни-че-го не понимаю.
– Бароны – самые хитрые, сильные и злобные, волки среди людей. У баронов дома отапливаются, освещаются… В общем, это бандюганы, которые сумели урвать кусок посочнее.
Вернув на место фальшь-стену, Сандра направилась к выходу. Вадим потащился следом. У двери она стянула с него черную кожаную куртку с красными вставками, напялила и сказала:
– Уж извини, но у нас мужики так не одеваются. И даже у лунарей не одеваются. Смотри, как мне подошла.
– А знаешь, из чего сделана эта куртка? – проговорил он на ходу.
– Не-а.
– Из кожи.
Сандра осторожно ощупала куртку, точно она была из хрусталя.
– Из чьей?
– Из человечьей, из чьей же еще, – сморозил Вадим и тут же пожалел: девушка сорвала с себя куртку и бросила прямо в спящего бомжа, который с недовольством хрюкнул, но не проснулся.
– Пошутил я! Пошутил! – Он бросился спасать дорогую сердцу вещь, поднял и вскинул руки, будто сдаваясь. – Свиная кожа. Ну, свиньи… розовые, с пятаками.
– Придурок, – проговорила она, успокаиваясь. – Знаешь, для нас свиная кожа такой выделки более фантастична, чем человеческая. Когда я была лунарем, у нас поймали маньяка. Он брал красивых девушек отсюда, из нижнего города, фотографировал, насиловал и живьем снимал с них кожу. И долго не давал умирать, для этого есть много приспособлений. У него в доме… это была богатая сволочь… стоял огромный шкаф, забитый изделиями из кожи. И на каждом изделии – фотография с именем.
– То есть лунари – это каста? И бароны – каста?
– В некотором смысле. Я тебе все покажу. И расскажу. На вот. – Она протянула миниатюрный пистолет.
Вадим повертел его в руках и вернул.
– Я толком и стрелять не умею… Ну, был на стрельбах в армии от универа. Но чтобы в живого человека…
– Мальчик из Поднебесья, – вздохнула она. – Ты живешь в раю!
– Жил, – сказал Вадим и стартанул, не надевая шлем, чтобы слышать Сандру.
– Едем через мост, на улицу Науки. Знаешь, где это?
– Понятия не имею. Показывай.
Унылые пейзажи тянулись бесконечно. Серые спальные районы чередовались с развалинами. Похоже, здесь уже давно ничего не строилось. Кое-где виднелись высоченные каменные заборы, защищающие десяти-двенадцатиэтажные дома. Ничто не напоминало район Филевского парка.
– Там живут бароны, – прокомментировала Сандра, склонившись над его ухом, когда он притормозил. – Девяносто девять процентов из них – отморозки. У них свои банды. У некоторых – целые недурно вооруженные полки. Бордели, заводики, где дурь делают. И золота там – завались. Кланы между собой раньше враждовали, сейчас вроде все поделили, мирно сосуществуют. Скоро увидишь аккуратненькие пятиэтажки, это жилища барончиков – тех, кто неплохо выслужился перед баронами. В таких домах – бронедвери и взвод охранников. От налетов неудачников защищаются.
– Веселенько, – пробормотал Вадим и тронулся с места. – Девяностые форева!
– Че-го? Говори громче! Ветер же в лицо!
– Да так! Ничего!
Как только выехали на мост, Вадим затормозил.
Там, где, окутанные шапкой облаков, должны были нависать над городом башни Москва-Сити, высились шпили сталинских небоскребов, вроде главного здания МГУ. Мрачные, из темного кирпича, протыкали они серое небо. Вадим слез с мотоцикла и слепо пошел вперед. Одна, две… Семь… Да сколько их там, этих шпилей? Переходами соединены, вся та территория, которая раньше под Сити была, – застроена.
Сандра вытащила из рюкзачка и сунула ему бинокль. Вадим на секунду зажмурился и только потом поднес его к глазам.
Участок Третьего кольца, район Тестовской, был превращен в укрепрайон. Бетонные отбойники, вспаханная, рыхлая земля. Периметр. С небольшого возвышения открывался вид на высоченный забор с караульными башнями, прожекторами, колючей проволокой. За всем этим – забор еще выше.
– Там пять ступеней защиты, – подсказала Сандра.
В горле у Вадима пересохло. Похоже, со стороны суши к высоткам не было доступа, бывший старый райончик, Камешки, что ли, – смешной такой, пятиэтажные кирпичные дома которого казались на фоне новых небоскребов спичечными коробками, – давно сровняли с землей, траншеями изрыли.
Или не строили никогда. Сколько лет этому кошмару? Зачем? Господи, зачем в Москве новый Кремль? Пять заборов, полоса отчуждения… Размах, характерный для прошлой эпохи, помпезность и монументальность совка.
А башни впечатляли. Ни выбитых стекол, ни грязи.
– Что это?
– Дом лунарей. Институт. Город в городе. Сердце страны, честь ее, ум и совесть.
Сандра говорила с горькой иронией, и Вадим решил не уточнять.
– Сколько там живет этих… лунатиков?
– Без малого триста тысяч, из них треть – обслуживающий персонал и солдаты с ограничением в правах. Ровно столько могут позволить себе нормальную жизнь. Ровно на такое количество людей хватит ресурсов. По всему миру то же самое. Китай почти весь вымер. Африка и Австралия превратились в пустыню. Пора убираться: вечереет. Ночью даже страх перед местью лунарей не остановит этих крыс. Трогай!
Вадим отдал ей бинокль, нехотя отвернулся от «Сити». Завел мотоцикл.
К месту добрались затемно: об уличном освещении можно было забыть до лунной ночи. Чтобы не привлекать внимание, Вадим выключил фары. Ехали недолго. По прикидкам Вадима, убежище было частью довоенных бункеров и находилось за дачей Сталина. Вопрос, был ли в этом мире Сталин и случалась ли Вторая мировая, Вадим решил пока не задавать.
Широкий ход начинался из подвала полуразрушенного дома. Сандре пришлось попотеть, прежде чем она справилась со ржавыми замками. Вадим катил Эйприл по темному коридору с небольшим уклоном. Сандра шла следом, светила под ноги синеватым фонариком, работающим на динамомашинке. Толку почти не было, зато шума – предостаточно. Коридор закончился бетонной стеной. Вадим ощупал ее: шершавый бетон, бетон… металл.
– Отойди-ка. – Сандра ухватилась за огромный металлический руль, вмонтированный в стену, и принялась его крутить в разные стороны, как если бы это был штурвал корабля. Раздался щелчок. Скрипнули петли, и дверь с протяжным стоном приоткрылась.
Сандра вошла первой, загорелся свет – она дернула за рычаг, торчащий из стены.
– Загоняй машину. Сюда, к стеночке. Вот так.
Дверь захлопнулась за спиной Вадима. Внезапно нахлынула паника. Что он знает о Сандре? Ничего. Вдруг она охотница за головами? Приволокла к черту на рога, чтобы запереть, сдать своему этому… барону, получить денежки, или что у них там, и жить припеваючи. А его порежут на органы…
– Мне здесь не нравится, – сказал он по возможности бодро. – Если я захочу уйти… Я хочу отсюда выбраться!
Эх, нужно было брать пистолет!
– Куда ты пойдешь ночью один без оружия?
– Я могу, да? Прямо сейчас открыть дверь и уйти?
– Да пожалуйста! Но ты же не идиот!
– Она не заперта?
– Изнутри она открывается просто. Там выемка есть… да, эта. Нажимаешь, и…
Щелчок. Сандра не солгала. Она действительно добрая фея. Все-таки не зря он ее подобрал. Как говорится, делай добро и бросай его в воду.
Сандра не двигалась: ждала. Вадим закрыл дверь и виновато развел руками.
– Правильный выбор! – сказала Сандра и уселась за огромный овальный стол.
Вадим рухнул на разложенный диван, задрал голову, разглядывая сводчатый потолок и вогнутые стены, увешанные странными картинами.
Не удержавшись, Вадим приблизился к стене, чтобы внимательнее рассмотреть картины. Выполнены они были по большей части маслом и вблизи представляли собой беспорядочную мешанину мазков. Пришлось переключиться на акварели.
– Это что? Чье?
– Моего знакомого, Леон, он… художник, несмотря на то что барон. Когда у него начинает сносить башню, он запирается тут и рисует. Он вообще-то хороший парень, хотя и странный. Тут еще вторая комната есть, его мастерская. Туда лучше не ходить.
– Приперлись же, – пробурчал Вадим.
Его влекло к небольшому пейзажу: синеватая гладь озера, переходящая в лиловое небо, посреди которого – сотканное из облаков женское лицо.
Портретов среди картин не было. Одни пейзажи. Фантастические животные. Невиданные цветы.
Зачарованный, слонялся Вадим от стены к стене, от картины к картине. В груди ныло, словно в каждый рисунок было заложено чувство: вот светлая-светлая тоска по несбывшемуся, вот тоска вязкая, хватает за ноги и тянет в зыби, здесь – бессильная ярость разбивается волнами об острые скалы. Хватит, и так кошки всю душу изодрали!
Вадим вернулся на диван. Сжал голову. И что теперь делать? Вот надоест он девчонке, останется один в этом мире, подохнет же… Сандра села рядом, коснулась его руки.
– Эй! Не уходи в мысли. Не думай! Не смей! Свихнешься.
Вадим безучастно покосился на нее. Девушка продолжила:
– Тут есть мой недопитый коньяк. По-моему, пришло время напиться. Подожди, сейчас найду.
Сандра полезла в массивный комод, завозилась. Вадим наконец решил осмотреться. Мебели в помещении было мало: комод, три разнокалиберных стула, овальный стол и книжные полки. Книги громоздились стопками, занимали самодельные полки и валялись на диване.
– Так выпьем или поиграем в цивил?
– Не понял. – Вадим уставился на пузатую пластиковую баклажку.
– Наверное, тебе привычнее пить из хм… рюмки. Во-о-от.
Граненый стакан наполнился на четверть. Вадим поднес пойло к губам и скривился: оно воняло обувным клеем.
– Я точно не подохну от этого? Коньяк, блин! Самогон из резины, а не коньяк!
– Фиг его знает, помрешь, не помрешь, – девушка дернула плечами, – ты же нежный. Коньяк ему не нравится. Знаешь, сколько у Баронства такая бутылка стоит? Ну, у Кремля…
– Хуже не будет. Ну, за… не знаю, что и сказать. За что тут пьют?
– Наверное, за удачу. За встречу, я так понимаю, пить не стоит.
Спирт обжег горло, но Вадим стерпел. Не прошло и минуты, как голова закружилась и внутри потеплело.
– Я тоже была на твоем месте… Я ведь из лунарей, понимаешь? Я преступница оттуда, и я, – она вздохнула, – видишь, жива.
– Что же ты натворила? – Вадим изо всех сил старался не показать, что у него заплетается язык.
– Не подчинилась приказу. Не смогла стрелять в людей. Там были женщины. И дети. Совсем маленькие, с цыплячьими шейками… Я могла бы сделать вид… там же и другие были. А я психанула. Дура. – Она потупилась, мелкие кудряшки зазмеились по лицу. – Хочешь узнать, что лунари делают с преступниками?
Вадим кивнул. И ее прорвало.