Читать книгу Звёзды за той темнотой - Виктор Николаевич Пораско - Страница 1
ОглавлениеГлава 1. Все часы когда-нибудь остановятся
Дневник, 10 сентября
«Подумал начать все словами «Если ты это читаешь, значит, меня уже нет», но я все еще тот, кем ты всегда меня знала, и эту сахарную романтику я оставлю для кого-нибудь другого. Моя цель – просто рассказать все как есть. Верить или не верить – это уже твой выбор, но пишу я это все еще в трезвом уме и твердой памяти. Боюсь, местами я могу скатиться до слезных драм, ты уж меня прости за это. А началась эта история со звонка в конце октября. С того самого. Ты знаешь, о чем я…»
Мужчина лет сорока, энергично перепрыгивая через лужи, подбежал к автомобилю, открыл дверь и плюхнулся на водительское сиденье. Как он ни торопился, все же успел немного промокнуть под дождем, но это никак не испортило его настроения. Продолжая разговаривать по телефону, он посмотрел на свое отражение в зеркале заднего вида, слегка взъерошил мокрые волосы и завел двигатель.
– Да, да, да, я тебе говорю, там бизнес-центр в шесть этажей. Шесть! Мы примерно прикинули: туда минимум пятьдесят надо, и это только настенных, в общие залы напольные нужны, но мы не считали – говорю же, примерно все. По вентиляции вообще в километрах!
Он убрал телефон от уха, взглянул на экран и приложил обратно.
– Давай так: там уже отделочные завершают, мы с тобой завтра часикам к десяти туда подкатим, ты своим опытным взглядом все оценишь, составим компредложение, а потом уже с владельцем договоримся о встрече. Там объем, понимаешь? Нельзя упустить… Да, я все помню. Это не проблема, думаю… – Он снова посмотрел на экран. – Слушай, мне тут на вторую линию вроде какой-то клиент стучится. Давай, на связи.
Он отключил вызов и переключился на входящий с незнакомого номера.
– Да, алло, слушаю вас.
– Влад Иванович? – Усталый женский голос был ему не знаком.
– Да, это я, слушаю.
– Центр паллиативной помощи города М. вас беспокоит.
– Какой центр? Нет-нет, девушка, меня не интересует никакая продукция и услуги, простите.
– Сергей Иванович, ваш брат, дал нам ваш контакт.
Неприятный холодок пробежал по всему телу.
– Алло, Сергей Иванович Кравский – ваш брат?
Он не сразу уловил вопросительную интонацию в ее голосе.
– А? Да-да, конечно. Да, он мой брат, а в чем, собственно, дело?
– Он находится в нашем центре паллиативной помощи, по-простому – хоспис. Вы понимаете?
– Хоспис? Да, точнее… – Он заглушил двигатель, посмотрел на свою руку. Она дрожала. – Это же больница?
– Не совсем. Здесь не лечат, а облегчают страдания. В общем, у него, кроме вас, не оказалось родственников, а болезнь уже перешла в критическую фазу… Нам нужно… Надеюсь, вы понимаете… Обычно, если нет родственников, тело отвозят в морг и…
Он грубо перебил ее:
– Я вас понял. Что от меня требуется?
Женщина выждала паузу и продолжила говорить все тем же спокойным тоном:
– Мы можем отправить вам скан соглашения о том, что все затраты по захоронению вы берете на себя, и вы отправите нам скан со своей подписью в ответ. Либо, если у вас есть возможность, вы могли бы приехать к нам.
– Приехать? – Рука продолжала дрожать, он крепко схватился за руль. – Эм-м… девушка, как вас зовут?
– Вероника.
– Очень приятно… Эм-м… я просто…
– Если у вас нет возможности, мы можем ограничиться отсканированным соглашением. Просто вы должны понимать ответственность…
– Нет-нет, я неправильно… – Он снова перебил ее. – Возможность есть, конечно, просто… зачем?
– Что «зачем», простите?
– Приезжать. Это обязательно?
– Ну… – Вопрос явно поставил ее в тупик. – Чтобы проститься. Как минимум.
Он кожей ощущал свою трусость и беспомощность.
– Проститься? – Его якобы искреннее непонимание прозвучало жалко.
– В общем, я так понимаю, в случае с вами мы…
– Я приеду. – Он скорее не сказал, а выдохнул это.
– Хорошо, тогда я сейчас отправлю точный адрес. И… как бы вам сказать… поторопитесь.
– Я сейчас узнаю расписание авиарейсов. Просто я в другом городе. Надеюсь, завтра буду.
– Хорошо. Если появятся вопросы, можете звонить на этот номер.
Еще некоторое время он молча сидел в машине, с неким удивлением глядя на свою дрожащую руку.
Дольше обычного разувался в прихожей – почему-то не хотелось входить в свой дом. Некоторое время молча рассматривал отражение в настенном зеркале. В черных волосах, зачесанных набок, уже очень заметна седина, особенно возле висков. Щеки впалые, обрамлены глубокими мимическими морщинами, как будто только и делал, что смеялся всю жизнь. Он уже и забыл, когда на этих щеках появлялась щетина, – ежедневный ритуал утреннего бритья повторяется изо дня в день уже много лет, в каком бы состоянии он ни был. Чуть заметный шрам на тонком носу с горбинкой – результат падения с велосипеда. Сколько ему тогда было? Кажется, лет семь или восемь. Сергей учил его кататься на велосипеде с рамой. Сергей…
– Дорогой, это ты? – раздался голос из спальни.
Он как бы нехотя отвернулся от зеркала.
– Да, я.
Он вошел в спальню и сел на кровать. Его жена Наташа укладывала вещи в чемодан.
– Ну куда ты так много? Я же сказал, что на один день.
– На всякий случай, вдруг там холодно. А что за срочность? И что это за командировка на один день? Раньше такого не было.
– Да там… – Он взял с тумбочки журнал. – Это не командировка.
– Любовницу, что ли, нашел? – Она, не повернувшись, улыбнулась, продолжая укладывать вещи.
Он молча листал журнал, настроение было далеко от шутливого.
– Ну чего молчишь? – Супруга повернулась к нему, все так же улыбаясь. – Молодую нашел, говорю?
– Наташ, мне из хосписа звонили. Я туда еду.
Улыбку как ветром сдуло.
– Да ты что? Прости. А кто там?
И, как будто зная ответ, быстро отвернулась обратно к шкафу, чтобы не выдать эмоций. Сердце колотилось, чувствуя непонятную тревогу.
– Сергей.
Она замерла буквально на секунду. Он не мог видеть со спины, как сильно расширились ее зрачки. Пытаясь взять себя в руки, она продолжала перебирать вещи. Понимая всю неестественность своего поведения, она все же не решалась повернуться к мужу лицом.
– Вот как?
В этом ее «вот как» прозвучала такая нелепая непринужденность, как будто она услышала новость, что завтра будет дождь. Он ничего не сказал. Повисла неловкая тишина.
– Наташ… – Он наконец нарушил молчание. – Я знаю, о чем ты думаешь…
– Я? – Она снова перегнула с легкостью в тоне. – Я совсем ни о чем таком не думаю. С чего ты взял?
– Мне надо решить вопрос с похоронами, подписать кое-какие бумаги – чистая формальность.
Она повернулась к нему.
– Милый, надо – значит, надо. Не оправдывайся.
И все же дольше сдерживаться она не смогла, а потому повысила голос:
– Надо – значит, надо! Я разве тебе хоть слово сказала?
– Когда я перед тобой оправдывался? Я же знаю, ты сейчас сама себя накрутишь…
– Я смотрю, ты все знаешь!
– Прекрати кричать! Что с тобой?
– Я не кричу. Просто… – Она закрыла ладонями лицо и попыталась выйти, но он успел встать и схватить ее за руку. – Пусти меня! Пусти, мне больно!
– Что «просто»? Ты посмотри на себя! Это мой брат, Наташа!
– Влад, отпусти меня! – Она со злостью посмотрела ему в глаза.
Он успел подумать, что уже и забыл, когда она в последний раз называла его Владом. Для нее он уже давно был либо «милый», либо «Владя».
Он рывком прижал ее к себе и крепко обнял.
– Ну, все, все… – Он нежно гладил ее по волосам. – Все хорошо, все…
Немного постояв с опущенными руками, она все же обняла его в ответ и, прижавшись лбом к груди, тихо спросила:
– Почему ты всегда ставишь меня перед фактом? Всегда решаешь все за нас.
– Во-первых, не всегда, а во-вторых, здесь по-другому нельзя. Пойми.
– Да… – Она подняла голову и посмотрела на него. – Прости меня, пожалуйста.
Он поцеловал ее в губы.
***
Влад шел по коридору за худощавой женщиной лет пятидесяти, стараясь как можно реже дышать – воздух был пропитан едким запахом медицинских препаратов.
– Прошу вас. – Женщина открыла дверь в кабинет и жестом пригласила войти.
– Светлана Матвеевна…
– Можно просто Светлана.
– Конечно, Светлана. После вас.
Влад вошел следом за ней в довольно просторный кабинет и вздохнул с облегчением – здесь не было того тошнотворного запаха.
– Как долетели?
Оба понимали, что вопрос был задан исключительно из вежливости.
– Хорошо, спасибо. – Он оглядел белоснежные стены кабинета. – У вас тут так чисто…
– Не ожидали?
– Нет, я… – Влад замялся. – Я просто никогда не бывал в подобных заведениях…
– И дай вам бог не бывать в них и впредь.
Женщина достала из стола стопку бумажных папок, быстро нашла нужную и открыла.
– Так, что тут у нас? Кравский Сергей Иванович, поступил к нам в начале августа… Так… Метастазы в костных тканях… фентанил…
Молча полистав документы в папке еще несколько секунд, она закрыла ее и посмотрела Владу в глаза.
– Я не буду раскидываться медицинскими терминами, которые, думаю, будут вам малопонятны. Скажу как есть: мне очень жаль, но ваш брат близок к кончине.
– Я все понимаю. Сколько?.. Сколько примерно ему осталось?
– Я не могу вам назвать точный срок, но по моему опыту, ему осталось всего ничего. Неделя, может, меньше. Хорошо, что вы смогли приехать, он еще в полном рассудке.
– Когда я могу его увидеть?
– Да сейчас. Мы подпишем договор. Вы определились: будете хоронить или кремировать?
Владу хотелось как можно быстрее закончить этот разговор.
– Я поговорю с братом, и мы… Как он скажет.
– Хорошо. – Женщина сняла телефонную трубку и набрала короткий внутренний номер. – Аллочка? Проводи к Кравскому в двенадцатую… Ага, брат приехал. У меня. Жду.
Она положила трубку и снова посмотрела на него.
– Сейчас вас проводят.
Полная женщина лет сорока молча провела его по коридору и, остановившись возле одной из дверей, жестом пригласила войти. Влад сделал глубокий вдох. Он уже давно мысленно готовился к этому моменту. Главное, оставаться спокойным, в каком бы состоянии ни был Сергей.
Он открыл дверь и вошел. К его удивлению, в палате было несколько человек, все они лежали на кроватях, кто-то спал, кто-то тихо стонал. Старый сморщенный худосочный мужичок в углу вполголоса крыл всех отборным матом. Влад посмотрел вправо от себя и сразу увидел Сергея. Тот полулежал на кровати и жадно смотрел на него. Как бы Влад ни старался, он не смог сдержать эмоций. Приоткрыв рот, он смотрел на брата и отказывался узнавать его в этом худом, лысом, незнакомом мужчине с катетером в плече. Куда делся тот красивый спортивный парень с густыми волосами и смеющимся взглядом? Почему-то именно таким он остался у него в памяти, хотя последний раз они виделись на похоронах отца и никому там было не до смеха.
Влад все же смог взять себя в руки и попытался улыбнуться. Вышло неубедительно. Он подошел к кровати и сел рядом на стул. Сергей смотрел на него так, что Влад с трудом выдерживал этот взгляд. Сергей явно был очень рад его видеть.
Влад взял его за тонкое запястье.
– Здравствуй, брат.
Сергей улыбнулся, в его глазах показались слезы. Он с трудом сглотнул и тихо произнес:
– Здорово, братишка! Я боялся, что не приедешь.
– Ну что ты… – Влад чуть крепче сжал его запястье. – Я не мог не приехать.
– Хорошо… Отлично выглядишь! – Сергей снова улыбнулся.
Влад промолчал. Ему стало до тошноты обидно и противно, что столько лет он отказывался общаться с родным человеком. Сейчас, сидя перед ним, он отчетливо осознавал, что никакая гордость и никакие обиды не стоили потерянного времени. Времени, которого уже не вернуть.
Влад очень боялся заплакать. Он отвернулся ненадолго, а потом, не зная, о чем говорить, произнес:
– Восемь лет не виделись.
– Восемь? – Сергей попытался приподняться, Влад поспешно встал и поправил под ним подушку. – Уже восемь лет, как отца не стало? Как летит время…
– Не говори…
– У вас все так же дочь или еще кто появился?
– Нет, одна Лизка. Мы уже и не планируем.
– А, да… Лиза. – Сергей отвернулся, грустно улыбнувшись чему-то. – Зря, мальчишку надо, а то род Кравских… того…
– Я тоже думал об этом… Ну, может, еще заделаем пацана. Посмотрим.
Оба замолчали. Наконец Сергей спросил:
– Ты надолго?
Владу стало не по себе, но он не хотел обманывать брата.
– Я на день всего, вечером улетаю обратно. – Он виновато отвел взгляд – Дела, сам понимаешь.
– Понимаю.
Снова повисло неловкое молчание. Мужичок в углу продолжал тихо материться.
– Влад…
– Да? – Он оживился.
– У меня есть к тебе одна просьба… – Казалось, Сергею стало тяжело говорить.
– Конечно, о чем речь?
– Видишь часы на стене? – Сергей слегка кивнул подбородком на стену перед собой.
Влад обернулся. На стене висели часы с белым циферблатом.
– Вижу. – Он снова повернулся к брату.
– Видишь, что они остановились?
Влад снова обернулся и посмотрел на свои наручные часы.
– Да, действительно.
– Я знал, что они остановятся. – Сергей как-то странно смотрел ему в глаза.
«Все-таки бредит», – мелькнула в голове мысль.
– Все часы когда-нибудь остановятся. – Влад решил не заострять внимание на этом странном взгляде брата.
– Ты не понял. Я знал, что они остановятся именно сегодня ночью, именно в половине третьего. Понимаешь? – Он смотрел с какой-то надеждой.
– Понимаю, конечно.
– Не считай мои слова бредом, пожалуйста. – Сергей все так же смотрел на него с надеждой.
Влад не выдержал этого взгляда и отвел глаза.
– Ну, нет, конечно. Такое бывает, не зря же есть термин «вещий сон».
– Это был не сон. Я просто знал.
– Ну, хорошо, не сон – так не сон. Ты о чем-то хотел меня попросить?
– Прошу, задержись, пожалуйста, в городе еще на пару деньков.
Влад, не совладав с собой, сдавленно хмыкнул и заулыбался. Глаза моментально наполнились слезами. Со стороны могло показаться, что ему стало очень весело и он сдерживает смех. Но он, как мог, сдерживал слезы. Он ясно осознал, что его родной брат рассказал про остановившиеся часы не просто так – он чувствует свой скорый конец, который, по его предчувствию, должен наступить через два дня. Поэтому он просит задержаться и похоронить его по-человечески.
Все внутри Влада сжалось. Он постарался взять себя в руки, но голос все равно предательски дрогнул:
– Конечно. Останусь. На сколько скажешь.
– Спасибо, брат. – Сергей положил вторую свою руку на кисти Влада и слегка сжал их. – Я просто не знаю, к кому еще обратиться… В общем, о просьбе… Есть одна девушка, ей грозит опасность. Я прошу тебя ей помочь.
Влад отвернулся и выдохнул. Сморгнув слезы, он снова посмотрел на брата.
«Все-таки рассудок постепенно покидает его. И немудрено – в таком-то состоянии».
Он решил подыграть ему, и это, пожалуй, единственное, что он мог сейчас для него сделать.
– Говори, что за девушка?
– Она живет в нашем городе, в микрорайоне Солнечный. Ты найдешь ее по картинке.
«Совсем плохой…»
– По какой картинке?
– Здесь, в тумбочке. Я нарисовал… для тебя… чтобы тебе было легче… поверить… – Ему стало тяжело говорить.
Влад встал со стула, чтобы позвать кого-нибудь из медсестер, но Сергей ухватился за его рукав.
– Не надо, не зови никого. В тумбочке… рисунок возьми…
Влад открыл прикроватную тумбочку и сразу увидел лист бумаги, на котором простым карандашом был нарисован то ли узор, то ли просто в хаотичном порядке непонятные линии.
– Сергей, этот листок? – Он посмотрел на него, даже не надеясь на другой ответ.
– Этот. Он один там. Видишь девушку? – Брат лежал с закрытыми глазами, все так же держа Влада за рукав пиджака.
Влад снова посмотрел на рисунок.
– Если честно, не вижу.
– Переверни. – Сергей сказал это, не открывая глаз. – В центре, на скамейке, нога на ногу. Теперь видишь?
Влад перевернул листок и с изумлением разглядел рисунок: действительно, если присмотреться, можно было различить женскую фигуру, сидящую на скамейке; ему даже показалось, будто девушка смотрит в телефон. В углу рисунка, по всей видимости, ветка дерева. На заднем плане, стало быть, жилой многоэтажный дом… Как он сразу этого не увидел?
– Ого, теперь вижу… Когда ты научился так рисовать?
– Найди ее… – Сергей обессиленно отпустил рукав. Он говорил очень тихо, Владу пришлось наклониться вплотную к его лицу, чтобы услышать. – Ее зовут Илона, ей четырнадцать, но выглядит старше… Она хочет покончить с собой… из-за отчима… Тот насилует ее… давно…
Сергей умолк. Кажется, заснул. Влад некоторое время еще посидел рядом, но, убедившись, что брат спит, встал и вышел из палаты.
***
– В смысле – Солнечный? – Таксист лет пятидесяти подозрительно покосился на Влада. – А дом какой?
– Да дом не нужен… Нужен сам микрорайон. – Влад в который раз мысленно отругал себя за то, что ввязался в это дело.
– Ну, садись, – вздохнул таксист и почему-то грозным тоном добавил: – Триста будет стоить!
– Хорошо.
Они ехали в полной тишине. Наверняка таксист подумал про Влада, что тот какой-то, мягко говоря, странный. А если бы он рассказал, зачем вообще едет в этот микрорайон, водила бы точно его высадил от греха подальше.
– Ну вот, – таксист припарковал машину. – Вот отсюда он начинается – и до самой Маяковского.
– А до Маяковского далеко?
Таксист обвел Влада хмурым взглядом.
– До улицы?
– Конечно.
Влад был смущен настолько глупым вопросом. Кажется, таксист был не самого высокого мнения о его адекватности.
– Да нет. Туда едем?
– Нет, если пешком?
– Ты, дядя, совсем ту-ту. – Шофер аккуратно сложил деньги за проезд в старое потрепанное портмоне. – Хочешь пешком – дуй пешком. А мне работать надо.
Таксист выжидающе смотрел на Влада, пока тот не открыл дверь и не вышел из старенькой, пошарканной машины.
«Что я ищу? Что хочу найти? Двор с деревьями и скамейкой? Так тут каждый двор такой! Но раз уж начал – пройдусь, хоть совесть будет чиста перед Сергеем».
Он вспомнил, как брат тихо уснул перед его уходом, и на душе заскребли кошки. Безусловно, от невыносимых болей у того немного пошатнулся рассудок, но, слава богу, он хоть успел приехать до того, как Сергей перестал бы узнавать людей. А прогуляться в такой прохладный осенний денек квартал-другой не составит никакого труда. Он еще раз достал из кармана сложенный лист и еще раз поразился тому, как он не разглядел рисунок с самого начала.
«Итак, что нам нужно? Это, скорее всего, тихий двор колодезного типа, заросший большими деревьями».
Он огляделся и, выбрав направление, быстрым шагом устремился туда, где, по его мнению, могло быть что-то похожее.
Он бродил по микрорайону довольно долго, успел поговорить по телефону с Наташей, рассказал про состояние Сергея, долго объяснял, что задержится на денек, потому что брат совсем плох. Вскользь упомянул про то, что тот начал бредить. Она не стала задавать много вопросов, но по тону ее голоса Влад ясно понял, что она расстроена. Потом позвонил компаньону, предупредил, что будет в отъезде пару дней, все объяснил. Тот удивился, что у Влада есть родной брат, а он об этом не знал столько лет.
Спустя пару часов бесцельного хождения по улицам он почувствовал усталость и присел на одну из скамеек в безлюдном дворе. В который раз лениво достал рисунок, огляделся и снова положил листок во внутренний карман. И эта локация не совпадала с изображением. В этот момент он наконец убедил себя, что тратит время впустую. Нет ни такого места, ни девочки по имени Илона, а есть только его смертельно больной брат, чьи бредовые фантазии он проверяет, как полный идиот.
Что сказать Сергею? Может, стоит соврать, что нашел ее? Что убедил не делать глупостей, а после дал хороших лещей ее отчиму? Может, Сергею станет хоть немного легче? Если так, то что ему стоит убедительно соврать брату? Ничего. Он достал телефон и уже почти заказал такси до ближайшей к хоспису гостиницы, но в последний момент отменил заказ. Понятно, что ему надо ехать в гостиницу, оформлять номер на сутки, на это тоже надо время, но… Где-то в глубине души он действительно хотел найти место, нарисованное Сергеем. В его ровно текущей жизни все было настолько распланировано, что совсем не оставалось места чуду. Он ощущал себя как тот ребенок, который знает, что подарки под новогоднюю елку кладут родители, но мысли о седом старике на оленьей упряжке будоражат его сознание, и так хочется верить, а вдруг это может быть правдой? Рисунок, история про девочку – Сергей даже имя ей придумал. Как же тонка эта грань, когда состояние тела и духа доходит до точки невозврата и человек начинает верить в собственные фантазии.
Ладно Сергей, его состояние вполне понятно, но он сам! Как он мог поверить и пойти проверять в прямом смысле больные фантазии брата? Что двигало им самим? Обещание, данное умирающему, и нежелание запятнать свою совесть? Или все-таки абсолютно детское желание поверить во что-то необъяснимое, быть этому свидетелем, прикоснуться к неизведанному? Скорее всего, и то и другое. Но, к сожалению – или к счастью, – чуда не случилось. Он вновь достал телефон и заказал такси.
***
– А как она выглядела? – Взгляд Сергея был настолько пронзительным, что Влад отвернулся. Ему казалось, брат смотрит прямо в его подлую, лживую душонку.
– Ну, как… – Он зачем-то попытался улыбнуться, но лицо свело мимолетной судорогой. – Обычная девчушка… Грустная, но это ж понятно…
– Ты сразу ее узнал?
– Конечно, твой рисунок – это просто мистика, Сергей. Кому расскажешь – не поверит.
Влад посмотрел на брата, отчетливо понимая, что тот совсем не похож на потерявшего рассудок и он не верит ему, неумело притворяющемуся, придумывающему подробности на ходу, со всеми этими ужимками, попытками улыбаться, похлопыванием себя по коленям. Мелькнула мысль сказать брату правду, что он действительно был в том микрорайоне, что пытался найти то место, но не нашел.
– Что ты ей сказал?
– Ну, так и так… – Влад ерзал на стуле. Больше всего он хотел закончить этот разговор. – Говорю, мол, знаю все… ну, про отчима. Не делай, говорю, это… ну, глупости не делай, я сейчас поговорю с ним – и он тебя не тронет больше…
– Потом? – Влад готов был поклясться, что Сергей не верит ни одному его слову, и продолжает задавать вопросы, чтобы помучить его.
– Потом… показала, где они живут. Я этому алкашонку все доступно объяснил, пару затрещин дал, чтоб лучше уяснил. Если бы ты видел, как он испугался, Серег.
Сергей расслабился и наконец отвернулся.
– Спасибо, брат. – Он смотрел на стену с часами перед собой. В них уже заменили батарейки, и они снова отмеряли время.
– Да не за что. Пустяки. – Влад лениво посмотрел на часы на стене и, сделав вид, что что-то вспомнил, хлопнул себя по колену.
– Слушай, я, конечно, помню, ты просил меня задержаться, но если бы ты знал, как много у меня дел дома… Телефон уже горячий от звонков… Может, я…
– Да, конечно. – Сергей отвернулся к стене.
– Нет, ну, если ты хочешь, я, конечно, еще останусь…
– Да? – Сергей снова повернулся, в его глазах блеснул огонек надежды. – Сможешь? На денек?
– Ну, если надо…
«Зачем спросил?»
– Сегодня на городской площади будет концерт местной группы… – Он облизнул сухие губы и говорил словно выдавливая из себя каждое слово. – Там соберется много народа, молодежь в основном. Ты меня слышишь?
– Да-да, конечно, говори. – В этот момент Влад не сомневался, что брат бредит.
– Там один очень несчастный человек хочет совершить теракт. Я знаю его, я… был им… понимаешь? У него уже все готово… бомба… в рюкзаке… Он нездоров. Останови его, это моя последняя просьба… Он будет на площади за пару часов до концерта… в кепке с капюшоном… Ты сразу его узнаешь, он очень… выделяется… Он болен…
Последние слова Сергей сказал чуть слышным шепотом, ему вдруг стало плохо.
– Можешь не сомневаться, я все сделаю. – Влад с тревогой посмотрел на него. – Сергей! Эй, что с тобой?
– Приступ, – еле слышно ответил он. – Позови медсестру.
Влад соскочил со стула.
– Конечно, бегу! Я все сделаю, брат! Ни о чем не переживай!
Он замахал руками медсестре в конце коридора.
– Пожалуйста, здесь человеку плохо!
– Здесь всем плохо. – Полная медсестра прошла мимо Влада, не повернув головы.
– В смысле? Куда вы? – Он опешил от такой невозмутимости.
– Палата какая? – Медсестра остановилась перед открытой дверью в один из кабинетов и замерла, не глядя на Влада, в ожидании ответа.
– В двенадцатой, Кравский Сергей, у него приступ!
Она наконец утвердительно кивнула, хоть как-то отреагировав на него.
– Понятно. Сейчас сделаем обезболивающий.
Медсестра скрылась в кабинете, и в этот момент Влад услышал знакомый голос за спиной:
– Здравствуйте. Что случилось?
Это была Светлана Матвеевна.
– Здравствуйте. Да… тут у Сергея приступ начался… Я позвал медсестру.
– Ясно. – Она чуть заметно кивнула. – Сейчас ему поставят укол, и он уснет.
– Спасибо.
– Пожалуйста.
Она повернулась, чтобы уйти, но Влад остановил ее:
– Простите, можно один вопрос?
– Да, конечно.
– Сергей… как бы вам сказать… Я не увидел в палате ни телевизора, ни радиоприемника…
– Телевизор есть в холле в коридоре. А что?
– Правда, что сегодня в вашем городе планируется концерт какой-то группы?
– «Контрольный в голову».
– Простите?
– Это название группы. У меня дочь-подросток очень ими увлекается, хотя мне такая музыка совсем не по душе. Рок с этими барабанами и электрогитарами, знаете… Мне уже, что называется, не заходит. А почему вы спросили?
– Просто Сергей мне сказал про это. Я вот думаю, откуда он узнал.
– Ну, кроме телевизора и радио, есть такая вещь, как смартфон, а они почти у каждого в палате. Он мог узнать об этом событии от соседей по палате, например. Почему вас это так беспокоит?
– Да нет, это меня вовсе… Я просто становлюсь слишком мнительным. Спасибо вам.
– Не за что. Если что, концерт бесплатный, в честь дня города. Так что, если хотите, сходите, развейтесь.
– Хорошо, спасибо. И кстати, завтра я, скорее всего, уеду. Еще какие-либо бумаги надо подписывать, кроме того договора?
– Нет, больше никаких договоров. До свидания.
Она уже повернулась, чтобы уйти, как внезапно замерла и снова посмотрела на Влада.
– Берегите себя.
– Спасибо. Я завтра еще забегу к Сергею. Попрощаюсь.
Она молча кивнула и ушла.
***
Влад складывал вещи в лежащий на кровати чемодан. Как ни странно, но у него было приподнятое настроение. В конце концов, тоска из-за Сергея не могла длиться вечно. Он и так не остался в стороне, когда узнал, – приехал, попрощался. Завтра надо еще прощения попросить за такую глупую разлуку. Он задумался и сел рядом с чемоданом. В памяти очень четко всплыли детали их давнишней ссоры. Как же все глупо вышло…
– Владик, ты еще совсем молод, зачем тебе это? – Сергей стоял в дверном проеме их общей с самого детства комнаты, прислонившись плечом к косяку. – Тебе учиться надо, у тебя этих баб будет еще как… не знаю… как сейчас перхоти!
Влад рефлекторно провел рукой по густой шевелюре.
– Во-первых, мне не нужны другие, а во-вторых, чем женитьба может помешать в учебе? Детей до окончания института мы планировать не будем. Я вообще не пойму, почему ты так против? У тебя комплексы, что ли?
– Что ты такое несешь? – Сергей слегка напряг руку, рельефные мышцы мгновенно проступили через обтягивающую водолазку.
– Ну, что ты старший – значит, и жениться должен первый.
Влад покосился на свою руку, которую тоже напряг, но ему всегда было очень далеко до формы брата.
– Да не выдумывай. Просто… – Он замолчал.
– Что «просто»?
– Просто… – Сергей почесал переносицу. – Наташа не подходит тебе как жена. Вот что я хотел сказать.
– С чего бы это? Мы вместе уже полтора года почти, я знаю ее родителей, она знает наших. Она очень хорошая и любит меня, а я ее. Почему ты решил, что она не подходит?
– Владик, я прошу, просто поверь мне.
– Да чего ради я должен тебе верить?! – Влад перешел на крик. Сергей как никогда раздражал его.
– Потому что я твой брат и хочу для тебя только лучшего! – Сергей тоже повысил голос.
– Если на то пошло, то она лучшее, что было в моей жизни! Не решай за меня, что для меня будет лучше! Понял?
– Да какой же ты дебил! – Сергей обхватил руками голову. – Да она же вообще тебя не любит, неужели ты не понимаешь?
– Знаешь что, а не пошел бы ты куда подальше!
Влад не помнил, чтобы он прежде разговаривал с братом в подобной манере. Тот всегда был для него непоколебимым авторитетом.
Сергей сел на стул и, не глядя на брата, тихо сказал:
– Она трахалась со мной, пока ты спал. Там, на даче.
Все внутри Влада будто оборвалось. Жгучие, предательские слезы рвались наружу, он как мог сдерживался, чтобы не выглядеть перед Сергеем совсем жалко.
– Ты врешь! – Он скорее прошипел это, чем сказал.
– Нет. Я все надеялся, что она сама все поймет и спокойно расстанется с тобой. А тут ты о свадьбе, и… я не могу дальше… И если она думала, что я буду молчать, то сильно ошибалась. Я понимаю, что поступил очень подло по отношению к тебе, но мы все были пьяные, и она сама меня позвала наверх. Потом… сама все сделала. И она не была в том состоянии, чтобы не отдавать себе отчета и не помнить об этом.
– Ты… врешь…
Не в силах больше сдерживать себя, Влад по-детски громко разрыдался. Сергей подошел к нему и крепко обнял за плечи, но Влад вырвался из объятий брата и, сильно замахнувшись, ударил того в лицо. Сергей сделал шаг назад, прикрыв ладонью рот. Убрал руку и с некоторым удивлением посмотрел на кровь: Влад разбил ему губу. Сергей опустил руку и сделал шаг к брату, взглядом словно бы говоря: «Бей еще». Влад выбежал из комнаты…
– Да он сам ко мне лез почти весь вечер, после того как ты уснул! – Наташа смотрела ему прямо в глаза. – Я не хотела тебе говорить, боялась вас поссорить! А оно вон как вышло! Я в шоке!
Она отвернулась к окну, взяла с подоконника пачку сигарет и спички. Ее руки сильно тряслись, она не без труда прикурила сигарету.
– Что еще он тебе наболтал?
– Наташ… скажи мне правду. Пожалуйста. – Влад стоял рядом с ней, бледный и больной.
– Что? – Она окинула его гневным взглядом. – Что ты сейчас сказал? Правду? Ты, значит, сомневаешься во мне?
Она некоторое время смотрела ему в глаза. Не дождавшись ответа, нервно затушила окурок в пепельнице.
– Ну, знаешь… Если ты так ко мне относишься, то… – Она еще раз смерила его взглядом, полным презрения. – Вали-ка ты вместе со своим братцем, а меня оставь в покое.
Потом были несколько дней как во сне, когда он, словно плывя по течению, звонил дяде Витале, напрашивался к нему в гости, просил помочь найти хотя бы комнату на первое время и помочь с работой. Дядя Виталя, добрый, широкой души человек, был рад помочь. Они с Наташей словно сбежали из города, в котором выросли и в котором остались практически все их друзья и родные. Потом были слезы мамы на вокзале, три сумки вещей на двоих и зудящая мысль, что он поступает неправильно, сам обрубает эти невидимые нити, связывающие его с любимыми и любящими его людьми. А что дальше?
А дальше все было очень и очень нелегко. Такова плата за гордость. Бесконечные съемные квартиры, ссоры на фоне полного безденежья, мучительное желание вернуться обратно в родной город. Потом в финансовом плане все стало налаживаться. Влад работал как проклятый, Наташа тоже старалась. Это уже после произошло знакомство с Толей и его женой, совместные планы, реализация проектов, первое за долгие годы путешествие за границу.
Потом родилась Лиза, жизнь заиграла новыми красками. Редкие поездки теперь уже в гости в некогда родной город, дорогие подарки родителям как демонстрация своего успеха. И полный игнор в отношении Сергея. Кажется, только на похоронах отца они перекинулись парой фраз и зачем-то обменялись номерами телефонов. Никто из них так ни разу и не позвонил другому.
Это сейчас, сидя на кровати в гостиничном номере, он прекрасно осознавал, что все эти годы он мог и должен был общаться с братом. Сергей обязательно признался бы в своей лжи, в своей глупой, никому не нужной выдумке… в самой идиотской на свете шутке. Ему всего лишь нужно было дать шанс. Всего один звонок, одна встреча. Об этом ему придется жалеть всю оставшуюся жизнь. Но будет ли он жалеть о том выборе, который сделал, сохранив отношения с Наташей? Никогда! Она и Лиза – самое ценное, что было, есть и будет в его жизни.
Он набрал номер жены.
– Алло.
– Привет, любимая.
– Привет, милый. Как ты там?
– Да неплохо. Вот собираю вещи, завтра в четыре прилетаю. Встретишь или лучше на такси?
– Давай на такси, мне полтретьего Лизку из музыкалки забирать, пока до аэропорта доеду, уже будет часов пять, наверное. Тем более ты же знаешь, как я вожу. А так дома успею приготовить что-нибудь вкусненькое.
– Хорошо, тогда спокойно такси закажу.
– Как Сергей?
– Плохо. Врачи говорят, счет на дни пошел. Хоть успел, как говорится…
– А что, потом на похороны снова поедешь?
– Нет, я с этим все решил здесь. Лиза как? Балуется?
– Как всегда. Мы по тебе скучаем, давай не задерживайся.
– Я тоже скучаю. Наташ…
– Что?
– Я тебя люблю.
– М-м-м… Так приятно это слышать! Я тебя тоже очень, очень люблю. Слушай, чуть не забыла, тут вчера Толя звонил, спрашивал про какой-то проект – вентиляции школы, что ли, говорит, в прошлом году вы вместе с одной фирмой делали… «Аллонс» вроде… не помню точно. В общем, приедешь – сам разберешься. У Толи, как всегда, все срочно, все горит… Алло, Владь? Алло, ты где там? Алло…
Он слушал ее голос в трубке, но не мог произнести ни слова. Его глаза жадно впились в экран телевизора, включенного без звука. Там шел экстренный выпуск новостей, посвященный какому-то ЧП. Так ничего и не ответив жене, он положил телефон на кровать, нашел пульт от телевизора и добавил громкости, хотя ему казалось, что он и без звука слышит все, о чем сообщала взволнованная ведущая.
«По последним данным, число жертв взрыва составляет пять человек, еще двенадцать госпитализированы в городскую больницу. По словам врачей, трое из них находятся в критическом состоянии…»
Перед оцепеневшим Владом замелькали кадры с места происшествия: обезумевшие от страха лица, много людей в форме, спасатели несут на носилках одного из раненых.
«Возбуждено уголовное дело по статье «Теракт». По информации Следственного комитета, взрывное устройство, сработавшее во время концерта, было начинено металлическими предметами».
Влад попытался проглотить тяжелый ком в горле. Он не мог поверить в то, что видел. Этого просто не могло быть. Наконец, словно очнувшись, он вскочил с кровати, быстро оделся и выбежал из номера.
Вскоре он уже неистово стучал в дверь хосписа, даже не помня, как попал сюда – приехал ли на такси или прибежал. Испуганная медсестра, открывшая дверь, сразу увидела в его лице нечто такое, с чем нельзя спорить. Ее хватило только на один вопрос:
– К кому?
– Сергей… Кравский… Двенадцатая.
Она утвердительно кивнула.
– Второй этаж. Только… пожалуйста, не шумите.
Он забежал в полумрак палаты. Света из коридора было вполне достаточно, чтобы рассмотреть Сергея. Он не спал, словно ждал брата, лежа на боку с открытыми глазами. Влад упал перед ним на колени и уперся лбом в худые запястья. Его трясло от беззвучных рыданий, Сергей, словно все понимая, освободил из-под его головы руку и молча погладил по затылку.
Прошло довольно много времени, прежде чем Влад смог прошептать:
– Прости.
Сергей все так же молча гладил его по голове. А Влад, не в силах погасить рыдания, тихо всхлипывал и снова и снова повторял шепотом:
– Прости… Прости… Прости…
Глава 2. Умереть, исчезнуть, раствориться
Худощавый парень с длинными, давно немытыми волосами поставил чашку чая на компьютерный стол и продолжил внимательно читать очередную сводку новостей. Какое-то дикое веселье, рвущееся наружу, не давало ему посидеть спокойно и пару секунд: он то постукивал по столу длинными тонкими узловатыми пальцами, словно барабанными палочками, то дергал ногами в такт слышной одному только ему ритмичной музыке. Изредка, отрываясь от монитора, он вскакивал с кресла, подбегал к окну, несколько секунд вглядывался вдаль и так же резко возвращался на место. Он был возбужден и пугающе весел. Что-то, о чем он читал в интернете, очень радовало его.
Обведя комнату диким взглядом, он громко хохотнул и, словно вспомнив, схватил кружку с остывшим чаем и отпил. Его веселое настроение улетучилось в долю секунды, с гримасой отвращения он соскочил с кресла, забежал в ванную и выплюнул недопитый чай в раковину. Хорошенько прополоскав рот водой, он прошел на кухню, взял в руки початую пачку с чайными пакетиками и со злостью кинул ее в мусорное ведро. Как он мог не заметить эту огромную красную ягоду на лицевой стороне? И эту надпись «С ароматом клубники»? Воспоминания миллионами невидимых иголок впились в его голову. Он обхватил ее руками, но от них так просто не укрыться. От них никак не скроешься…
– Дети, познакомьтесь, у нас в классе новый ученик – Клюшин Андрей!
Он стоит перед новым классом, руки его новой классной руководительницы у него на плечах. Все с интересом смотрят на него. Ему очень неловко, он стесняется такого внимания, ведь пиджак, купленный с таким трудом мамой, явно на пару размеров больше. Он смотрит на свои потертые туфли – под слоем гуталина новей они не стали.
– Падай сюда! – Его новый, пока что незнакомый одноклассник смотрит на него ярко-голубыми глазами. Какие у него удивительные глаза.
– Андрей! – Он протягивает руку, но голубоглазый почему-то не спешит ее пожать.
Он так и не пожал ее в ответ. Андрею становится очень неуютно рядом с ним.
– Сам откуда? – наконец спрашивает новый одноклассник шепотом, глядя в сторону доски.
– Из области. Малиновка, слыхал? – Андрею не очень-то хочется отвечать этому хаму.
– Деревня? – Тот обращается к нему все так же, не поворачиваясь.
– Ну да.
– Колхозник, короче. – Он чуть слышно хихикает.
Андрей не реагирует. Видимо, ему будет нелегко подружиться с этим типом.
– Пахан кем работает?
«Почему он спрашивает об этом?»
– У меня только мама.
Андрею больше не хочется разговаривать с ним, но он не может просто взять и замолчать.
– Умер?
– Не знаю. Я его никогда не видел.
– А, понял. И мать, небось, не особо рассказывала? – Теперь тот смотрит прямо на него своими смеющимися, удивительно яркими глазами.
– Не рассказывала. – Андрей отворачивается. Голубоглазый раздражает его.
– А знаешь почему?
– Нет.
– Потому что сама не помнит, кому дала по пьяни. Ее там, наверное, всей вашей Малиновкой мужики по кругу гоняли, а потом ты родился – и пойди разберись, от какого алкаша.
Он сдавленно хихикает.
– Прекрати! – Андрею обидно до слез, он сжимает тонкие пальцы в кулаки.
– Ты что, чмо, быковать вздумал? На перемене увидимся за школой. – Он уже не смеется, его глаза наполнены какой-то холодной злобой. Андрей боится смотреть в эти глаза…
– Короче, пообщался с новеньким. – Голубоглазый картинно расхаживает среди нескольких любопытных одноклассников.
Андрей стоит в центре, опустив голову. Что же сейчас будет?
– Рассказал мне немного о себе. Мать, говорит, у него шлюха конченая, залетела сама не помнит от кого.
– Я не говорил такого! – Андрей кричит, горькие слезы застревают у него в горле, он ни за что не расплачется перед ними, ни за что.
– В смысле, не говорил? – Голубоглазый останавливается перед Андреем и смотрит ему в глаза. – Я тебя спросил – ты не возражал. Или ты меня перед всеми фуфлометом хочешь выставить?
– Моя мама не шлюха! – Слезы все-таки наворачиваются на глаза.
– Да ладно, я же пошутил, ты чего? Я, кстати, Лобов Максим, можно просто Макс! – Он протягивает руку.
Опешивший Андрей растерянно оглядывает смеющиеся лица одноклассников.
– Андрей…
Не успев протянуть руку в ответ, он сгибается от звонкой, жгучей пощечины. Все, словно по команде, громко хохочут.
– Ты что, падаль, руку мне собрался жать? Тебя там в этой вашей Малиновке самого, заместо мамки, не пользовали?
Андрей, выпрямив спину, сжимает кулак с твердым намерением ударить обидчика в ответ. У него впереди долгие годы, и он будет ненавидеть себя за этот момент, что не смог, испугался, не ударил.
– А я Ваня Карчин!
К нему подходит большой пухлый парень с прыщавым лицом. Черная челка практически закрывает его маленькие темные глаза. И снова пощечина, только в этот раз он, не удержавшись на ногах, падает на грязный потрескавшийся асфальт. И снова хохот любопытных зрителей. Не в силах более сдерживаться, он закрывает лицо руками и громко плачет. Кто-то больно пинает его по ребрам. За что они с ним так? Что он сделал им плохого?
Он так и не стал для них Андреем Клюшиным.
***
– Шлюхин, ты чего сидишь? – Запыхавшийся Лобов склоняется над ним. – Бегом на ворота, мразь! И попробуй хоть один пропустить!
Они играют с параллельным классом в футбол. Андрей не хочет, но он уже привык к тому, что с Лобовым и особенно с Карчиным спорить нельзя. Они проиграли со счетом 4:6. Его снова ведут за школу, снова толпа любопытных школьников идет следом, среди них и девочки.
– Я тебя предупреждал! – Лобов смотрит на него своим холодным злобным взглядом.
– Пожалуйста, не бей. Мы ведь все проиграли…
Лобов снова расхаживает взад-вперед, рисуется перед внимательными зрителями. Прям прирожденный актер.
– Не бить, говоришь? – Он останавливается и поглаживает большим пальцем подбородок, словно решая какую-то сложную задачу. – Хорошо. Мы не будем тебя бить, если ты принесешь завтра по сто рублей за каждый пропущенный гол. Идет?
Андрей смотрит на свои пыльные кеды. Шестьсот рублей – да это нереально, где столько взять? Он после школы, конечно, помогает маме мыть подъезды, там платят по две тысячи за каждый пролет, но это в месяц. Просить у мамы такие деньги бессмысленно. Где-то глубоко мелькнула мысль сказать, что даже если бы у него было столько денег, он все равно не отдал бы их им.
– Ну, что молчишь, Шлюхин? Будут бабки или нет?
– Нет.
Он стоит, стиснув зубы, все так же смотрит на потертые кеды. Он знает: сейчас Лобов или Карчин его ударят, потом еще и еще. Лишь бы не заплакать. Если они не смогут заставить его плакать, это будет хоть какая-то победа. Хоть в чем-то.
– Да что ты цацкаешься с ним?! – слышится раздраженный голос Карчина сзади.
Он не успевает среагировать, как сильные пухлые пальцы хватают его за трико и резко стягивают вниз вместе с трусами. В сумасшедшей панике он пытается надеть их обратно, сгибается и получает сильный удар коленом в голову от Лобова. Все кругом крутится, как в безумной карусели: смеющиеся лица, серое, вечно равнодушное ко всему небо, желтые листья. Он никак не может сообразить, что случилось, почему все так смеются, их смех доносится словно издалека.
Осознание приходит с новым витком бессмысленной пытки: он лежит на спине, раскинув руки, со спущенными трусами, все смотрят на него, и им очень смешно. Он отчетливо, как никогда, хочет умереть. Исчезнуть из памяти всех, кто его знал. Раствориться, смешаться с этими грязными листьями. И снова одна и та же мысль: за что они с ним так?
– Лобок, ты совсем офигел, что ли?
Он знает этот голос. Ксюша Кислицына. Только она могла так обращаться к Лобову.
Прохладный пакет накрывает его наготу.
– Слышь, ты давай…
– Что? Что «давай»? Ну, скажи!
– Ты так не разговаривай, слышь. Нашла кого защищать. Мы из-за него проиграли, вообще-то.
– Ты, Лобок, решил весь проигрыш на него повесить? А сам больше забивать не пробовал? Может, и тебе штаны пора снимать, а?
Сдавленное хихиканье кого-то из толпы. Лобов молча разворачивается и уходит. Он никогда не сможет нагрубить ей, все это знают, ведь она встречается с Мишей Цыплаковым из одиннадцатого класса. Его боится вся школа.
Ксюша… Как часто он думал о ней перед сном, представлял, будто какие-то бандиты сковали их одной цепью и днем они вынуждены скрываться от них, а каждую ночь засыпают в обнимку, и он будто нечаянно касается ее налитой упругой груди, а она совсем не против…
Она была самой яркой девочкой в классе, а класса с девятого – во всей школе. Уже в седьмом у нее начала формироваться красивая фигура, а в восьмом она по-настоящему расцвела. Даже физрук, старый хрыч, топорщил седые усы и не отрываясь смотрел на нее маслянистым взором, когда та приходила на физкультуру в коротком топе и обтягивающих лосинах. Все в классе хотели с ней дружить, даже толстая дочка директрисы. И все мальчики наверняка тоже думали о ней перед сном.
***
В один из дней он после уроков заглянул в открытые двери спортзала. Ни души – значит, можно открыть кабинет и взять баскетбольный мяч. Он уже несколько раз так делал; за котельной была старая площадка, неизвестно кем и когда построенная, и там висел щит с баскетбольным кольцом. Он брал из открытого кабинета физрука мяч – тот, даже когда видел это, не возражал. Приходил туда и кидал мяч в кольцо, соревнуясь со своими вымышленными друзьями. В этом состязании при любых раскладах он был победителем.
Постукивая мячом об асфальт, Андрей зашел на огороженную металлической сеткой площадку и вздрогнул от окликнувшего его голоса:
– Клюшин…
На перевернутом деревянном ящике сидела Кислицына. Лицо у нее было заплаканным, тушь растеклась темными разводами по щекам, но даже в таком виде она все равно была красива.
– А? Да? Что? – Он растерялся и не знал, как себя вести, ведь за почти два года, которые они проучились в одном классе, она обратилась к нему впервые.
– Есть спички? – Он только сейчас заметил пачку тонких сигарет в ее руке.
– Спички? Нет.
– Могла бы и не спрашивать. – Она разочарованно отвернулась.
– Я сейчас найду!
Он найдет для нее спички, чего бы это ни стоило, лишь бы быть хоть немного полезным для нее, лишь бы она еще раз обратилась к нему…
– Правда? – Она снова посмотрела на него. – Я была бы тебе признательна…
Он изо всех сил рванул в сторону школы. Он знал, где старшеклассники собираются покурить, даже не пытаясь скрыться от учительских глаз. Лишь бы там не было никого из одноклассников. Он выглянул из-за угла. Двое одиннадцатиклассников о чем-то разговаривали, и один из них, докурив сигарету, бросил окурок на землю. Они прошли мимо, не заметив Андрея. Подбежав, он поднял с земли непотушенный окурок. Отлично! Лишь бы Ксюша его дождалась! Он снова забежал на площадку. Она все так же сидела на ящике. Ура!
– Нашел? – Она посмотрела на него так, словно ожидала услышать отрицательный ответ.
– Вот! – Он, улыбаясь, протянул ей дымящийся окурок.
– О, спасибки! – Прикурив сигарету, она подала ему пачку. – Будешь?
– Нет, спасибо.
Он присел на корточки рядом с ней, улыбаясь. Он был доволен собой.
– Ты часто сюда приходишь поиграть? – спросила Ксюша.
Она с ним разговаривает. Какой чудесный день!
– Да нет, когда маме не надо помогать…
Андрей замолчал. Зря он начал про помощь маме, сейчас она спросит об этом, а что он скажет? Что моет подъезды?
– Ты такой молодец! Я, например, терпеть не могу ни готовить, ни убираться, и вообще любая работа по дому меня бесит.
– А… – Он не мог решить, надо ли об этом спрашивать, но пауза слишком затянулась, девушка могла просто встать и уйти. – Что у тебя случилось?
– В смысле?
– Ну, ты плакала… Я просто… может…
– А, ты про это. Да ерунда. С парнем рассталась.
– С Мишей?
– Ну. Урод еще тот. Просто псих. Достал со своими указами: так делай, так не делай. Пусть найдет себе серую мышь и указывает ей.
– А… ну хорошо.
– Что хорошего?
Она с удивлением посмотрела на него, и он поспешно отвел взгляд.
– Ну, я думал, что-то случилось. А это… Мне кажется, об этом не стоит плакать.
– Знаешь, а ведь ты на сто процентов прав! – Она заулыбалась, и его заполнило чувство счастья оттого, что он стал причиной этой улыбки. – Ладно, ты играй, а я пойду.
– А может, вместе? – Он сам от себя не ожидал такой смелости.
– Я бы с удовольствием, но у меня маникюр. – Она растопырила пальчики с длинными накрашенными ногтями. – Боюсь испортить.
– Так они же это… отрастут.
Она молча взглянула на него, он тоже посмотрел в ее смеющиеся глаза и не отвернулся. Это было одно из лучших мгновений в его жизни.
– Да, знаешь, и черт с ними! Во что играем?
– В двадцать одно! – Он вскочил на ноги и подбежал к укатившемуся мячу. – Знаешь?
– Нет, конечно. Научи!
Они по очереди кидали мяч в кольцо. Она совсем не умела играть, но пару раз у нее получилось попасть; она смеялась, закинув голову.
Они поиграли всего минут двадцать, но какие же это были счастливые минуты для него. Уже уходя с площадки, она как бы небрежно сказала:
– Ты хороший, Клюшин. Не позволяй им себя обижать.
Он просто молча кивнул. Как ему это сделать?
На следующий день, зайдя в класс, он сразу заметил ее. Ее темные волосы до плеч превратились в светлое каре. Увидев его, она показала пальцем на новую прическу, и он отчетливо прочитал по губам: «Отрастут». Она снова была веселой и жизнерадостной.
После он много раз приходил на площадку с мячом, надеясь встретить ее там снова. Но никого не было, а играть совсем не хотелось. Он некоторое время ждал чего-то и уходил, так и не сделав ни одного броска.
***
Десятый класс стал для Андрея относительно спокойным. Он очень просил маму найти деньги, чтобы была возможность уйти учиться в колледж после девятого, но она не смогла, и ему пришлось снова идти в ненавистную школу. Он никогда не рассказывал ей о своих взаимоотношениях с одноклассниками, она и так была слишком усталой, чтобы думать еще и о его проблемах.
В тот год к ним в класс пришел новенький – Радик Атущан, маленький, смуглый, с глазами как маслины. Внимание Лобова и Карчина переключилось на него, и ему, как и Андрею раньше, временами было очень нелегко. Сначала они били его, потом заставляли исполнять унизительные роли: то он пес, бегущий на четвереньках и лающий на всех, то обезьяна, то вынужден обматерить учителя географии, вечно потного, жирного и похабного. Однажды они заставили Радика залезть на подоконник и кукарекать в открытое окно. Они громко хохотали – почему-то это казалось им смешно.
Глубоко в душе Андрей тоже радовался, видя чужие унижения, ведь это означало, что он не один такой. Как-то само собой получилось, что они стали дружить – наверное, потому, что с ними почти никто больше не общался. Оказалось, что они жили в одном районе, всего в двух кварталах, поэтому часто ходили в школу и из школы вместе и беседовали о разном. На всех уроках они сидели за одной партой. Радик оказался очень интересным парнем, он показывал удивительные фокусы с картами и научил Андрея играть в шахматы. Андрей, в свою очередь, помогал ему с некоторыми предметами.
А потом все изменилось. Радик стал шутом для всех. Он, конечно, умел шутить и пародировать людей, но то, с каким наигранным удовольствием он смешил своих вчерашних мучителей, дико раздражало Андрея. Зачем он делает это? Не лучше ли получить пару тумаков, но не быть для них клоуном? Тем не менее постепенно отношение Лобова и Карчина к Радику поменялось, они уже не били его, не заставляли унижаться. А вместе с тем изменилось и отношение Радика к Андрею: он больше не хотел сидеть с ним за одной партой, в редкие дни, когда они вместе шли из школы домой, общался как-то нехотя.
В конце года Радик окончательно перестал с ним разговаривать, потому что ему, скорее всего, приказали это сделать. Андрей буквально кожей чувствовал этот виновато-просящий взгляд предавшего его друга. Да и были ли они друзьями? Только если по несчастью. Теперь Радик общался с Лобовым и Карчиным, но Андрей несколько раз видел, как он отдает им свои карманные деньги. Что же это за дружба такая? Окончательно потеряв надежду, он снова оказался забитым, запуганным одиночкой, играющим только лишь со своими вымышленными друзьями.
***
Совсем недавно начался его последний, одиннадцатый учебный год.
Урок химии. Его любимый предмет. Учительница раздает тесты, все они очень легкие для него. Он первым заполняет свой тест и кладет на учительский стол.
– Молодец, Клюшин. – Пожилая учительница всегда хорошо отзывается о нем, особенно после того, как он занял второе место на областной олимпиаде.
Он садится на свое место и слышит шепот Карчина за спиной:
– Эй, Шлюхин, на-ка, мой тоже заполни!
На его парту падает листок с вопросами. Андрей не прикасается к нему. Он не будет заполнять тесты для этого недоумка.
– Слышь, ты оглох, что ли?
Голос Карчина напоминает ему шипение какой-то рептилии. Может, вараны, к примеру, тоже так шипят?
– Шлюхин! Эй!
Шепот уже слышен всему классу, некоторые одноклассники оборачиваются, в их числе и Ксюша. Она смотрит на него и словно ждет каких-то действий. Он медленно оборачивается к Карчину и говорит:
– Меня зовут Андрей. Если хочешь, чтобы я помог тебе, попроси вежливо.
Карчин меняется в лице. Он откидывается на спинку стула и злобно смотрит на него.
– Он не умеет. – Голос Кислицыной. – Он же максимально тупой!
Весь класс взрывается хохотом. Учительница долго успокаивает учеников. Андрей буквально физически чувствует тяжелый взгляд Карчина на своем затылке. Со стороны к нему на парту падает скомканный листок. Он разворачивает его. Прочитав, смотрит в сторону, откуда прилетело послание. Лобов, конечно, кто же еще. Он не смеется. Смотрит на него своим ледяным, полным свирепой злости взглядом.
«Ты труп, Шлюхин». Записка все так же лежит перед ним. Ему вдруг становится зябко. Он успевает придумать извинения, которые скажет Карчину на перемене.
Карчин слишком большой и сильный, Андрей при всем желании не смог бы сопротивляться. Тот тащит его по коридору, рядом Лобов. Они молчат. Словно сговорившись заранее, они открывают дверь в туалет и заталкивают его внутрь.
– Иван, я совсем не хотел тебя…
Он хочет попросить прощения, но Карчин сильно бьет его в живот. Андрей некоторое время не может вдохнуть воздух, ему очень больно. Несколько одноклассников в предчувствии интересного зрелища толпятся позади Лобова. Наконец Андрей, немного отдышавшись, распрямляется. Карчин молча смотрит на него. Почему они ничего не говорят?
– Иван, я серьезно, даже не думал…
Снова короткий удар в живот. Какой же он все-таки сильный. Они снова молча чего-то ждут. Скорее, Карчин ждет чего-то. Ограничится ли он этими ударами? Судя по взгляду – нет.
Андрею очень больно. Если Карчин ударит его так же в третий раз, точно не устоит.
– Чего ты хочешь? Я же прошу прощения, зачем ты бьешь? – Ему, как и в седьмом классе, хочется плакать, но он сдерживается.
Карчин оборачивается к зрителям.
– Там в углу швабра.
Лобов берет у одного из одноклассников деревянную швабру и протягивает ее Карчину. Тот поворачивается к Андрею.
– Сейчас ты окунешься головой в унитаз. Понял?
Андрей стоит на ватных ногах. Он ощущает небывалую слабость во всем теле.
– Я не буду…
– Если не сделаешь, я тебя прям здесь обоссу. Считаю до трех. Понял? – Карчин смотрит на него своими черными глазками из-под челки, и Андрей понимает, что тот совсем не шутит.
Последняя попытка.
– Иван, пожалуйста, я был не прав, признаю. Я прошу… пожалуйста…
– Раз. – Карчин все так же смотрит на него.
Андрей растерянно оглядывает одноклассников.
– Ребят, ну вы чего? – Слезы предательски текут из глаз, он даже не пытается их скрыть. – Ну пожалуйста, не надо!
Он переходит на отчаянный крик, но застывшие ухмылки на лицах никуда не исчезают. Им интересно, сможет ли Карчин сделать это. И каждый из них рад, что это не он сейчас на месте Клюшина.
– Два. – Карчин перехватывает швабру поудобней. Что он хочет ей делать? Бить?
– Я не буду… – Андрей закрывает лицо руками и громко, навзрыд плачет.
Сильные руки хватают его за волосы и толкают в кабинку. Он упирается руками в стенки, но после еще одного удара в область почек падает на колени. Перед ним вонючий нужник. Он не хочет дышать этой вонью. Он почти уверен, что Карчин ограничится этим. Он не заслужил даже этого.
– Головой, пидор! Головой окунись!
Его толкают ногой в спину, и он вынужден упереться руками в холодный и скользкий напольный унитаз с рифлеными боковинами для подошв. Сквозь застилающие взор слезы он видит ржавый след от постоянно стекающей воды на белой керамической поверхности. Он хочет кричать и не может, он задыхается, но не в силах сделать вдох.
Тем временем что-то твердое упирается ему в шею и придавливает его лицо к унитазу. Это Карчин двумя руками держит швабру и давит ей Андрею на затылок.
– На-ка, подержи, чтоб не дергался!
Он отступает в сторону, пропуская Лобова в кабинку. Тот хватает швабру и еще сильнее придавливает Андрея.
– Держи! Только смотри, чтоб не вырвался! – И обращаясь к Андрею: – Я же говорил, что обоссу!
Андрей делает последнюю попытку приподняться, поворачивает голову к Карчину и снова падает от тяжести нависшего над ним Лобова. Швабра поцарапала его щеку, но эта боль – ничто. Он с ужасом смотрит, как Карчин расстегивает ширинку. Он просто хочет его попугать, он не сделает этого. То, что он уже сделал, и так превосходит все ожидания любопытных одноклассников. Это все неправда. Это все не с ним.
Теплая струя мочи ударяется о поверхность унитаза и тут же попадает на его лицо. Он все-таки сделал это. И Лобов хохочет в голос. Он знал. Он даже написал это на листке. Ты труп. Ты умер. И снова это четкое, осознанное желание умереть. Раствориться. Исчезнуть.
Его уже никто не держит. Он сидит на мокром полу, закрыв лицо руками. От понимания всего ужаса положения все тело сотрясает сильная дрожь.
Кто-то другой мочится на его голову – кто-то третий после Карчина и Лобова. Немые рыдания застряли где-то в груди. Он не хочет слышать эти сдавленные смешки и шутливые комментарии. Он унижен, раздавлен и мертв. Он хочет, чтобы ему все стало безразлично. Он слышит эти ненавистные голоса и мысленно проклинает каждого. Была бы его воля, он бы убил их всех. А Лобова и Карчина убивал бы медленно. Очень медленно.
– Хорош, Петросян. Наш человек.
Лобов хвалит того третьего. Андрей знает, кого в классе называют Петросяном. Это его бывший единственный друг. Он убирает ладони от лица и видит испуганное лицо Радика. Тот поспешно прячет маленький сморщенный пенис и застегивает ширинку. Он похож на затравленного зверька, он настолько испуган, что, кажется, еле стоит на трясущихся ногах. Андрей знает, чего он так боится. Он боится оказаться на его месте. И готов ради этого сделать все что угодно. Как же он жалок и смешон.
– Давай, кто следующий? – Лобов словно приглашает одноклассников на бесплатный аттракцион. – Пухин, бегом сюда.
– Я не хочу.
Пухин, долговязый и конопатый увалень, который до потери сознания боится Лобова, отказывается ему подчиниться.
– Не понял? В смысле – не хочешь?
– Я ссать не хочу. – Пухин начинает заикаться.
– Ну, плюнь тогда. Прямо в рожу плюй.
Пухин, подгоняемый собственным страхом, неуклюже подбегает к Андрею и плюет ему в лицо.
– Так… – Лобов отталкивает Пухина обратно. – Следующий. Кто там?
Он заставил каждого плюнуть. В конце концов это должно было прекратиться. Все и всегда когда-нибудь прекращается. И жизнь человеческая, к счастью, тоже.
Андрей как в тумане долго умывается в раковине. Как в тумане идет домой, открывает шкаф на кухне и достает уксусную эссенцию. Зубами срывает пластиковый наконечник. Наливает в кружку – выходит больше половины. Задерживает дыхание и старается выпить все залпом.
Он очнется в больнице. Первое, что он увидит, – заплаканное лицо мамы. Она смотрит на него, по ее щекам текут слезы. Он хочет попросить у нее прощения, но не может. Он еще долго не сможет разговаривать. Он очень жалеет, что выбрал уксус. Надо было залезть через чердак на крышу и броситься вниз. Там бы шансов вообще не было. Ему жалко маму. Она так любит его. Он подвел ее. Вот если бы он и не родился вовсе… Вот это было бы здорово. А сейчас поздно, мама все равно его любит, и она будет очень сильно страдать, если он довершит задуманное. Какой же он эгоист! Просто бестолочь. Опущенная, обоссанная бестолочь.
Потом были долгие бессмысленные беседы с разными психотерапевтами. Ни одному из них он не признался, что произошло. Он просто хотел выпить воды и перепутал бутылки. Не верите? Ну и катитесь к черту. Потом разговоры с мамой. Несколько учителей приходили к ним домой после выписки и настойчиво спрашивали, не обижали ли его в классе. Еще этот тупой участковый с усиками. Он никому ничего не рассказал. Однажды, когда-нибудь он им всем отомстит. Они узнают, кого породили. И да, он будет жить хотя бы ради этого.
***
Время до конца учебного года тянулось так медленно, что Андрею иногда казалось, оно просто остановилось. Его больше не трогали. Не били, не докапывались и не оскорбляли. Только однажды в порыве общего веселья Лобов в присутствии нескольких одноклассников спросил:
– Слышь, Клюшин! У разных людей моча на вкус тоже разная?
И загоготал. Больной ублюдок. Ничего, час расправы близок…
Подходил к концу выпускной. Андрей так и не смог воплотить желаемое: расстрелять, взорвать, сжечь Лобова и Карчина и иже с ними. Не было ни средств, ни какой-либо возможности. Тот складной нож, что он принес во внутреннем кармане пиджака, только рассмешил бы их.
– Ой, дети…
Их классная явно была подвыпившей. Сидя на скамейке и вытянув ноги без туфель, она обвела всех взглядом.
– Вы мой самый лучший выпуск! Клянусь! Лобов… – Она фамильярно провела ладонью по его, как всегда, коротко стриженной голове. – Лобов, ты молодец! А где твой друг, милый друг?
– Кто именно, Тамара Михайловна? – Лобов улыбнулся такому непривычному поведению учительницы.
– А есть у вас что выпить, а? – Она спросила так, будто это обычное дело. Но всем было уже все равно, почти все и так были пьяными и беззаботно веселыми.
– Клюшин, бегом. – Лобов не сказал, он отдал приказ.
Андрей знал, чего он хочет. В кабинете биологии они спрятали несколько пакетов с алкоголем. Он встал и пошел туда. В конце концов, Лобов назвал его по фамилии. Если бы сказал «Шлюхин», он бы не пошел. Точно бы не пошел, даже не поднялся с места.
Темный пустой коридор, он светит фонариком на двери. Вот и нужный кабинет. Он открывает незапертую дверь и включает свет. То, что он увидит, навсегда отпечатается в его памяти. Ксюша Кислицына лежит на парте, раздвинув ноги, а парень из параллельного класса, сын местного бизнесмена, склонился над ней. Его штаны спущены, он держит ее ноги руками.
Как только загорается свет, Ксюша резко поднимается, отталкивая парня. Андрей успевает заметить ее неприкрытые белоснежные ляжки.
– Клюшин? Ты чего здесь? – Она явно смущена, рывками расправляет помятое платье, ее щеки горят. – Мы тут… просто… Ты чего хотел?
Она смотрит на него и догадывается, во что уперся его взгляд. Быстро хватает с парты черные кружевные трусики, нервно поправляет длинное платье бронзового цвета с глубоким разрезом и уходит.
– Эй, подожди, Ксюха. Мы ж не это самое…
Белобрысый парень натягивает брюки и хочет ее догнать. Она отталкивает его и, не поворачиваясь, выходит из класса.
Тогда Андрей видел ее вживую последний раз. На протяжении следующих нескольких лет он наблюдал за ее жизнью через социальные сети, зарегистрировавшись там под вымышленным именем. Не пропуская ни одного дня, она активно меняла статусы, вела микроблоги, публиковала различные кулинарные рецепты и, конечно, свои фото. Она была все так же прелестна, но замуж почему-то не торопилась. Он так и не решится ей написать…
– Ну ты и кайфоломщик, Шлюхин! – Парень с раздражением снимает с вялого члена презерватив. – Чего приперся?
Он со злостью смотрит на него, но Андрей никак не выйдет из шокового состояния. Все произошло слишком неожиданно для него. Он всегда думал, что Ксюша максимально недоступна ни для кого, а тут… так просто… на столе с этим белобрысым… Какие же белые у нее ляжки…
– Ты оглох, что ли, опущенец? – Парень машет перед лицом Андрея рукой. – Ну, ты больной. На, выкини по дороге.
Он кладет ему на голову только что снятый презерватив. Андрей приходит в себя и с отвращением сбрасывает его с головы. Белобрысый гогочет.
Андрей выходит в темный коридор, прислоняется спиной к стене и больно кусает свой согнутый указательный палец. Ему вдруг становится невыносимо плохо, холодно и одиноко. Он ощущает приторно-сладкий запах. Откуда? Подносит к носу пальцы. Догадка – словно удар ножом в сердце: это презерватив, который он скинул с головы, был ароматизирован. С запахом клубники. Теперь этот запах повсюду. Он пытается задержать дыхание и дойти до уборной, но не выдерживает и снова дышит этой вонью. Он забегает в туалет, включает воду и яростно трет пальцы. Ничего не помогает, они все так же воняют. Он садится на пол. Что-то внутри его рвется наружу. Даже не пытаясь сдержать себя, он вдруг начинает смеяться. Как символично! Это ведь тот самый туалет! Воспоминания, словно живое мерзкое существо, зашевелились в его голове. Он уже не смеется, а плачет, лежа на холодном кафельном полу. Нет никаких сомнений: он заранее знал, как закончится для него выпускной.
