Записки императорского адъютанта
Описание книги
Свои воспоминания о жизни, о службе и своем участии в боевых походах Наполеона оставили после себя многие его старшие офицеры – генералы и маршалы, к примеру, Филипп-Поль де Сегюр, Арман де Коленкур, Марселен де Марбо, etc. Их мемуары – ценнейший источник знаний о наполеоновской эпохе, ибо они подробно и красочно рассказывают и о боевых путях, и о самом их великом вожде – императоре Наполеоне. Но сия книга, автором которой является один из старейших (по сроку службы), и вернейших соратников императора и один из его доверенных лиц и адъютантов генерал Жан Рапп (1773 – 1821) – особая. Его прозвище – "Неустрашимый" – и не зря, – человек исключительного мужества, за время службы – еще с Египетского похода – получил более 20-ти ранений. Он рвался в бой и сражался – и сам, и воодушевляя солдат. Собственно, по духу своему он был больше солдатом, чем придворным. Он лаконичен и ярок одновременно – просто и очень объемно описывает он все, что ему довелось увидеть в своей военной жизни. И как никто другой из своих коллег-генералов, он тепло рассказывает о своих солдатах и офицерах – от барабанщика до полковника. Солдаты платили ему взаимностью, и он, в свою очередь, воспел их в своих мемуарах. Возможно, он может показаться слишком недостаточным, чтобы быть упоминаемым в глобальных работах о Наполеоне, но и он тоже видел нечто, чего не посчастливилось видеть другим. И, возможно, именно эта военная лаконичность и, скажем прямо, некая "солдатскость" его литературного стиля, один раз захватив пытливого читателя сохранит его внимание и интерес до самого конца, как то произошло с его переводчиком. Итак, знакомьтесь – адъютант императора Наполеона генерал Жан Рапп – "Неустрашимый". Перевод Виктора Пахомова.
Отрывок из книги
Я не претендую на звание легендарного героя, но я очень долго был в обществе человека, ставшего причиной многих волнений, и командовал отважными солдатами, заслуги которых не были признаны. Первый осыпал меня милостями, а последние отдали бы за меня свои жизни – этого я никогда не забуду.
Я прослужил в армии несколько лет, иногда был успешен, хотя, как обычно бывает со многими нижними чинами, наград не получал. Наконец мне посчастливилось привлечь внимание генерала Дезэ. Наш авангард, которому было поручено вступить в схватку, очень быстро прибыл на место. С сотней гусар я поспешил вперед – мы атаковали австрийцев и обратили их в бегство. Мало кто из нас не получил ранения, но они вполне стоили тех похвал, которыми нас вознаградили за них. Генерал пообещал позаботиться о моей судьбе и дал мне самую лестную аттестацию, на которую когда-либо мог рассчитывать солдат. Я упоминаю об этом факте не потому, что в результате я обзавелся эполетами, а потому, что он стал основой моей дружбы с этим великим человеком и исходной точкой моей карьеры. Вот эта аттестация.
.....
Я забыл об этом неприятном инциденте, а вот Наполеон – нет. Но он напрасно пытался выглядеть суровым, его врожденное добродушие сметало все его усилия, оно всегда одерживало победу. Он пригласил меня к себе: он рассказывал мне о дворянах и эмигрантах, и внезапно, словно вернувшись к теме вышеописанного разговора, он сказал: «Итак, вы полагаете, что я симпатизирую этим людям, но вы ошибаетесь. Просто они нужны мне, и вы знаете, зачем. А сам я дворянин? Я – когда-то бедный корсиканец?» «Ни я, ни армия, – ответил я, – никогда не интересовались вашим происхождением. И мы считаем, что все, что все, что вы делаете, абсолютно правильно». Позднее я рассказал об этой беседе некоторым моим друзьям, в частности, генералам Мутону и Лористону.
Тем не менее, большинство из этих же дворян утверждает, что они стали ими лишь по принуждению. Это абсолютная ложь. Я знаю только двоих, оставивших приглашение Великого Камергера без ответа. Некоторые отклонили столь выгодное предложение, но за исключением этих немногих, все оставшиеся, упрашивали, умоляли и клянчили. Невероятное соревнование в преданности и усердии. Никакие самые недостойные занятия и унизительные должности не были отвергнуты, – это казалось делом жизни и смерти. Если когда-нибудь чья-то коварная рука залезет в портфели мсье Талейрана, Монтескью, Сегюра, Дюрока и других, какие пылкие выражения, так обогатившие язык преданности, она там найдет! Но теперь те люди, которые тогда говорили на том языке, со всей своей ненавистью поливают друг друга грязью. Если они действительно испытывают к Наполеону чувство столь глубокой ненависти, каковую они ныне демонстрируют, тогда получается, что в течение пятнадцати лет, прижимаясь к его ногам, они ненавидели самих себя. И тогда вся Европа согласится с тем, что вся их неумеренность и несдержанность, сладкие улыбки и смиренное послушание и их услуги, которые они оказывали добровольно, похоже, обошлись им не очень дорого.
.....