Читать книгу 9 Правил Барыги - Виктор Свободолюбов - Страница 1

Громкоговоритель звонко затрещал командным голосом: «Воеводин, срочно прибыть в дежурную часть на освобождение! Повторяю! Олег Воеводин, пятый отряд, срочно прибыть в дежурную часть на освобождение!»

От локального участка отряда номер пять в сторону дежурной части не спеша шёл мужичок. Он не был старым, но и не был молодым. На вид ему было около тридцати пяти, но в его карих глазах отражался огромный опыт, который он уже успел накопить к своим годам. Несмотря на большое количество отсиженных лет, взгляд у него не потускнел, а по-прежнему светился любознательным карим огоньком. Это шёл Олег Воеводин.

Дойдя до дежурной части, Олег увидел, что там его уже ждал сотрудник, которого сам он называл Глебыч. На самом деле у Глебыча было другое отчество, просто Олег помнил его ещё с тех времён, когда молодой сотрудник по имени Глеб только устроился на работу в колонию обычным «ключником», в чьи обязанности входило открывать и закрывать локальные участки разных отрядов, выпуская осуждённых по их делам согласно распорядку дня. Глеб видел, как вёл себя в зоне Олег, а именно то, что он не лез в блатные дела, хоть и мог себе это позволить, и то, что он никогда не начинал без повода какой-то конфликт ни с сотрудниками администрации, ни с зеками. Олег же, в свою очередь, обратил внимание на нового ключника и видел, что, несмотря на его продвижение по карьерной лестнице, тот не прогнил и не стал типичным «вертухаем», ненавидящим всех находящихся в исправительной колонии. Пока Олег сидел, Глеб за эти годы сделал себе карьеру в этом исправительном учреждении и дослужился от обычного ключника до заместителя начальника колонии по оперативной и воспитательной работе. Поэтому Олегу уже было как-то не с руки называть его просто по имени, и он стал называть его Глебычем. Их отношение друг к другу можно было охарактеризовать, скорее, как уважительное. На это очень сильно повлиял тот факт, когда несколько лет назад Глебыч получил очередное повышение и вместе с этим получил доступ к личным делам осуждённых. И, конечно, он не удержался от соблазна взглянуть на дело Воеводина. Он узнал, что Олег был профессиональным спортсменом, а так же узнал о череде событий, которые привели его в колонию строгого режима, поэтому сейчас он хотел попрощаться с ним лично.

– Здорово, Олег! Дождался, наконец? – поприветствовал Воеводина Глебыч.

– Привет, Глебыч! Срок не резиновый, а, значит, рано или поздно должен был закончиться, – стараясь не показывать своё волнение, ответил Олег.

Глебыч дал распоряжение младшему инспектору принести личные вещи Воеводина, и тот стрелой помчался выполнять указание старшего по званию. Уже через мгновение белый мешок с вещами стоял в дежурной части. Ну как белый – это был уже, скорее, жёлто-бежевый цвет, так как от времени, в течение которого этот мешок простоял на складе, его белый цвет, мягко говоря, сильно потускнел. Олег вспомнил, как несчитанное количество лет назад в этот, ещё белоснежный, мешок сложили все его вещи, в которых он прибыл в колонию по этапу. Взамен ему дали уродливую полосатую робу, не подходившую ему по размеру.

В это время младший инспектор уже открыл мешок, от белоснежности которого остались лишь воспоминания. Из него вырвался резкий запах, заставив инспектора отвернуть голову подальше от мешка. Выбора у инспектора не было, и он, просунув руку в источник зловония, вытащил оттуда штаны и брезгливо бросил их на стол. Олег развернул штаны и не сразу узнал их, не веря, что когда-то он ходил в таких. К тому же, за долгие годы моль так сильно их изъела, что на штанах было столько дырок, словно в них стреляли в упор из дробовика. Затем на столе оказалась спортивная кофта, и всем в дежурной части стало понятно, что именно от этой кофты с капюшоном исходит основной неприятный запах. Видимо, от влажности, которая была на складе, кофта покрылась какой-то зелёно-желтоватой слизью. Смотрелась она так, будто весь долгий срок, пока сидел Воеводин, в неё высмаркивалась рота солдат. За кофтой на столе оказалась белая футболка с воротником. Белой, конечно, она была ровно настолько, насколько мешок, где она хранилась, можно было назвать белоснежным. Кроме того, она вся была покрыта зелёными пятнами, по-видимому, передавшимися ей от кофты. А вот дорогих фирменных кроссовок в мешке не оказалось. Младший инспектор с удивлением изучил протокол изъятия личных вещей Воеводина – в нём кроссовки числились, затем ещё раз осмотрел мешок и был вынужден признать пропажу.

– Жалобу составлять будете? – спросил тут же Глебыч.

– Глебыч, ты же сам знаешь, мужики не жалуются! – стараясь избегать слова «неприемлемо», ответил Олег.

– Вещи забирать будешь? – уточнил Глебыч.

– А сам-то как думаешь?! Лучше сожгите их, пока какую-то заразу здесь не разнесли, – сказал Воеводин, а затем будто сам себе добавил. – Похоже, придётся освобождаться так, в робе.

Справедливости ради, надо сказать, что вещи, в которых сейчас был Олег, лишь едва напоминали тюремную робу. За пару блоков сигарет в швейном цеху на промзоне умельцы отшили полоски со спины, а так же со штанов. При этом они подогнали всю эту одежду под нынешний размер Олега, который изменился за его срок, так как он похудел более чем на десяток килограммов в связи с недостаточным питанием и нервами, потраченными на судах. В общем, сейчас его одежда мало отличалась от обычной зимней куртки и штанов, лишь бирка на правой груди с фамилией, именем, отчеством и номером отряда выдавала тюремное предназначение данного одеяния.

Вообще, ходить в таких куртках в зоне было не положено. В них ходили только блатные, и то у них регулярно их изымали при обысках. А Олег свободно расхаживал в такой одежде по зоне, даже не скрываясь. Это вызывало зависть, и блатные однажды позвали Олега на разговор, задаваясь вопросом, почему со всех подобную робу снимают, а с него – нет? На что он с усмешкой ответил, что, наверное, он просто фортовый! Конечно же, в глубине души Олег догадывался, что, скорее всего, это Глебыч, поднявшись по карьерной лестнице, дал младшим сотрудникам распоряжение не трогать Воеводина. Но говорить об этом блатным было сравнимо с тем, чтобы самому залезть в петлю на виселице, так как пояснить по понятиям, каким образом у них с замом начальника колонии сложились такие отношения, было крайне проблематично. Поэтому, ограничившись одной фразой, он «убил» этот вопрос раз и навсегда, поскольку предъявить ему было нечего.

В целом отношения Олега и блатных можно было назвать стабильно напряжёнными. Это уже не были «смотрящие» старой формации. Это было скорее сборище деградантов и вымогателей. Они всячески старались создать некие сложные ситуации вновь прибывшим, чтобы те сделали какую-то ошибку или сами попросили помощи у «блат-комитета». После чего, так или иначе, они вытягивали все деньги из попавшегося к ним на крючок, а, когда деньги заканчивались, «вешали» долг на этого зека, и он отрабатывал его весь срок. Такие же сети не раз выставлялись на Олега, но он прибыл в зону, отсидев в камерной системе более четырёх лет, и уже успел понабраться опыта в таких делах. Кроме того, он успел посидеть в одной камере со многими серьёзными преступниками, от которых тоже черпнул опыта тюремной жизни. Когда блатные поняли, с кем имеют дело, и, увидев в Олеге ещё молодого сообразительного парня, попытки выставить его на деньги прекратились. Взамен им начались попытки иного характера. Им захотелось взять Олега в свою команду. Они предлагали ему всяческие блага и даже хотели назначить его смотрящим за общими делами в одном из бараков. Но Олег ценил свою независимость и понимал, что такой путь явно не его. На смену этим предложениям пришли новые… Против Олега стали плести интриги, блатные специально старались создавать для него сложные ситуации, чтобы поймать на свой крючок, но каждый раз Олег грамотно избегал все острые углы. После чего тактика блатных обычно менялась, и они предпочитали действовать руками лояльных к ним сотрудников администрации колонии. Те обычно выписывали на Воеводина рапорт о нарушении режима и далее либо закрывали его в штрафной изолятор на несколько суток, либо заносили взыскание в личное дело, что отрицательно сказывалось на возможности освободиться условно досрочно. Девяносто процентов зеков после такого сами бежали к блатным с просьбой решить их проблемы с администрацией и тем самым становились им обязаны, но Олег был не из таких. Он «читал» всю эту не шибко хитрую схему и предпочитал просто терпеть все эти невзгоды, понимая, что сотрудникам администрации это ситуация тоже быстро надоест.

Так продолжалось годами, но с каждым новым годом интенсивность таких попыток шла на убыль, а к середине срока и вовсе прекратилась, поскольку Глебыч к тому времени дослужился до чина, позволяющего пресекать произвол нечистых на руку сотрудников колонии. Многие блатные уже освободились, а заменившие их предпочитали не трогать старосидящего зека по фамилии Воеводин, так как не были уверены, что сами смогут вывезти с ним разговор по понятиям. Ведь многие из них сидели вдвое, а то и втрое меньше него.

Но сейчас это всё уже позади, потому что он наконец-то дождался своего дня освобождения. Он стоял в дежурной части, и его сердце бешено колотилось от волнения. Как ни старался Олег это скрыть, но даже Глебыч это заметил.

– Руку тянуть не буду, чтобы тебя не подставлять, Олег. До встречи! – сказал Глебыч.

– Нет уж! Давай прощаться, – поправил его Олег. – Сюда я больше не вернусь!

– Хорошо-хорошо! – заулыбался Глебыч. – Иди в бухгалтерию, там тебе выдадут положенные деньги на билет до дома.

Олег неспешной походкой побрёл в сторону бухгалтерии, где его уже ждал сотрудник с неприятно звонким голосом. Сотрудник выдал Олегу деньги на билет до Москвы и объяснил, что ему ещё полагаются суточные, которые он ему не даст, так как на него наложено денежное взыскание за порчу казённого инвентаря. Олег не помнил ничего подобного… Разве только, когда он сидел в одиночной камере, он выкрутил саморез из перекрытия в прогулочном дворике, а позже этим саморезом просверлил маленькую дырочку в соседнюю камеру, чтобы иметь возможность передавать туда записки. Но это тоже сейчас уже не имело никакого значения… Сотрудник бухгалтерии протянул Олегу акт о получении денежных средств. Он прочитал акт, потому что с детства привык читать всё, что подписывает. В акте была указана полная сумма билета, а так же суточные.

– А почему тут указано, что я и суточные получил? – поинтересовался Олег.

– Воеводин, ты чего выёживаешься?! Подписывай как есть!

– А то что?! В карцер посадишь? – ещё не привыкнув к статусу свободного человека, спросил Олег.

– Ну в карцер я тебя уже посадить не могу, у нас тут всё в рамках правового поля, – язвил сотрудник. – Могу предложить тебе написать жалобу. Бланк дать?

– Да подавись ты этими суточными! – подписывая акт о получении денег, сказал Олег.

Стараясь поскорее уйти от этого крохобора, Олег добрался до КПП. Там он получил свой паспорт, развернув который, он не сразу узнал свою фотографию, которую сделал в восемнадцатилетнем возрасте. Автоматические ворота колонии заскрипели, и Олег, наконец, перешагнул порог этого богом забытого места. Он столько лет не мог это сделать, что сейчас его переполняли эмоции. Он вздохнул полной грудью, и воздух ему показался каким-то чистым и свежим. Это было, наверное, странно. Ну как? Как этот воздух мог быть более чистым и свежим? Ведь по сути это тот же самый воздух, что и в колонии, что была в десяти метрах за спиной Олега, но, тем не менее, этот воздух почему-то его пьянил. Олег посмотрел по сторонам с крохотной надеждой, что кто-то его будет встречать. Хоть кто-нибудь, хоть один человек из того множества людей, которым он помогал на свободе. Но никого не было! Ни-ко-го! А, хотя, кто его должен был встречать? Отец его умер практически сразу после оглашения приговора суда. Пока он сидел, умерла и бабушка. Жена ушла, а друзья быстро его забыли. Лишь старший брат остался у него на свободе, но у него уже была своя собственная семья, состоящая из жены и детей. Плюс работа, которую он не мог отложить, и вырваться из этой кабалы было нереально. Олег и не надеялся, что его кто-то будет ждать за воротами, поэтому он уверенной походкой пошёл к автобусной остановке. Она находилась аккурат напротив больших ворот ненавистного ему учреждения.

На остановке Олег оказался не один. К счастью, там ждал своего автобуса какой-то мужчина. У него-то он и узнал номер автобуса, идущего до железнодорожного вокзала. Нужный автобус подошёл не скоро, но из-за новых впечатлений время ожидания у Олега прошло быстро. Да и вообще, основное, чему учит тюрьма, так это умению ждать. Ты постоянно чего-то ждёшь! Судов, свиданий, окончания срока… Да даже банального обеда и то приходится ждать! Поэтому сейчас дождаться своего автобуса не составило для Олега никакого труда.

Передняя дверь автобуса открылась, и Воеводин впервые за много лет оказался в транспортном средстве. Он протянул деньги водителю, но тот их не взял, заметив тюремную бирку на куртке. Огонёк турникета загорелся зелёным светом, но, несмотря на это, Олегу потребовалось время, чтобы преодолеть препятствие. Ведь в то время, когда он последний раз ездил на автобусе, они ещё не были оснащены подобными турникетами. Тогда можно было входить в автобус через любую дверь совершенно свободно, и этот турникет был первым звоночком Олегу о том, насколько сильно изменилась жизнь, пока он сидел.

Он сел на свободное место у окна и практически всю дорогу смотрел на меняющиеся картинки за его пределами. Только подъезжая к железнодорожному вокзалу, он вспомнил, как был шокирован водитель автобуса, увидев его бирку, поэтому сейчас Олег усилием рук отрывал свой тюремный бейджик. К слову сказать, руки у Олега были сильные. Занимаясь спортом на свободе, он не забыл о нём и в неволе. Конечно, первые четыре года его заключения, которые он провёл в камере размером меньше, чем среднестатистическая российская кухня, были минимальны. Он жил в этой камере семь дней в неделю проводя в ней двадцать три часа в сутки, а один час в прогулочном дворике, который скорее напоминал небольшой бетонный квадрат. Для тренировок в камере Олег использовал вес собственного тела, построив свои тренировки на отжиманиях при разной ширине расставления рук, приседаниях и подтягиваниях на приваренной решётке маленького окошка, которое было размером меньше развёрнутой шахматной доски. Но, так как Олег стремительно терял в весе, то вскоре данная система тренировок стала непродуктивной, поэтому он стал использовать утяжелители, которые делал из подручных средств: бутылок с водой, пакетов с землёй, камни от стен и пола – в ход шло всё! Сотрудники СИЗО регулярно изымали при обысках данные утяжелители, и процесс их создания повторялся вновь. Когда Олег оказался в колонии строго режима, условия занятий спортом упростились, так как в зоне был свой спортзал. Он был небольшой, и поэтому посещать его могли не все осуждённые, но статус Олега позволял свободно туда ходить. Это, конечно, не был фитнес-клуб, но тренажёры, стоявшие там, хоть и были самодельные, но в то же время были изготовлены довольно качественно. К тому же, по сравнению с условиями в камере это был настоящий спортивный рай!

Поэтому Олег без особых усилий оторвал свою бирку, слегка повредив куртку, к которой она была пришита. Но по этому поводу он вообще не переживал, ведь она нужна была лишь для того, чтобы добраться до дома. Приехав на вокзал, он направился к кассам и, отстояв небольшую очередь из трёх человек, он попросил у кассирши билет до Москвы на ближайший поезд.

– Поезд отправится через четыре часа, – сказала женщина за кассой.

– Хорошо. Сколько с меня? – спросил Олег.

– На самое дешёвое сидячее место с Вас полторы тысячи рублей, – ответила женщина.

Денег у Олега едва хватило на этот билет, чему он был несказанно рад. Он отдал деньги в кассу и ожидал получить свой долгожданный билет домой, но работница вокзала взяла деньги и через паузу сказала ему, что он может идти. Она искренне недоумевала, чего ждёт этот мужчина?!

– А билет? – вежливо поинтересовался Олег.

– Вы его купили и можете пройти в зал ожидания, – не понимая, чего от неё хочет этот человек, отвечала женщина.

– Хорошо. Но билет-то Вы мне дадите или нет? – стараясь сохранять спокойствие, спросил он.

Женщина у кассы только сейчас начала понимать, в чём суть проблемы. Она объяснила Олегу, что его данные занесены в базу, и он по своему паспорту может легко попасть на свой поезд. Олег же недоверчиво отнёсся к фантастическому рассказу работницы РЖД, так как когда он был на свободе, то понятие «электронный билет» не существовало вовсе.

– Я сейчас уйду, но если Вы меня обманули, то я вернусь! – грозясь пальцем в кассу, сказал Олег.

– Хорошо-хорошо, – отвечал голос из-за кассы.

Олег Воеводин, шаркая своими сапогами, которые скорее напоминали валенки в стиле «прощай, молодость», пошёл в зал ожидания. Он отчётливо понял, насколько он стал беззащитным перед изменившимся миром. Ведь обмануть только освободившегося человека после длительного заключения было не тяжелее, чем обмануть маленького ребёнка. К тому же, Олег был один. Не было никого рядом, кто мог бы подсказать, что – правда, а что – ложь. Наверное, поэтому принято встречать людей, вышедших из тюрьмы, как принято встречать знакомых в аэропортах или на вокзалах, когда человек приехал в другой город или страну. Ведь человек легко уязвим, когда не знает особенности жизни в том месте, куда прибыл. Это было очень странное чувство, так как Олегу вдруг на мгновение показалось, что мир, в который он сейчас попал, был таким враждебным для него, а знакомая колония строгого режима казалась оазисом спокойствия. Особенно, если учесть последние годы его срока, когда его попросту не замечали ни блатные, ни сотрудники администрации. Казалось даже, что если он спокойно направиться за территорию зоны, ему никто не будет мешать, потому что все понимали, что судья явно переборщила со сроком Воеводину, и он уже своё отсидел.

Эти мысли Олег постарался выкинуть из своей головы. Он сел на железную сидушку в зале ожидания, которая показалась куда легче той, что была приварена к полу в его камере. Оглядевшись по сторонам, он слегка заулыбался, его глаза радовались разнообразной палитре цветов одежды, которая была на людях, проходящих мимо. Дело в том, что в тюрьме разрешён только чёрный цвет одежды, и он уже забыл, как позитивно может выглядеть человек в какой-нибудь яркой куртке или кофте.

Время было уже три часа дня, а все, что съел за сегодня Олег, было ещё завтраком в зоне, точнее, он успел позавтракать в бараке перед освобождением. Это было ранним утром, так как от волнения он плохо спал ночью и, проснувшись в шесть утра на проверку, он уже не смог уснуть вновь. Он выпил чашку чая с несколькими корочками хлеба, которые оторвал заранее от вчерашней вечерней «пайки». Он никогда не ел мякиш тюремного хлеба, потому что он был не пропечён. Если сжать этот мякиш в кулаке, то можно было даже выжать из него воду. Настолько плохо был сделан этот хлеб. И, конечно, сейчас, к трём часам дня, Олег уже стал ощущать чувство голода. Денег у него осталось совсем чуть-чуть, а ему ещё надо было потратиться на проезд в метро. Цен московских он не знал, поэтому решил подстраховаться и потерпеть.

Вообще с чувством голода Олег впервые познакомился только в тюрьме. Как и любой другой человек, находясь на свободе, он, бывало, ощущал, что проголодался, но знание того, что ты сейчас приедешь домой и поешь или заскочишь по дороге в ближайший магазин и что-то там перекусишь, не давало мозгу поводов беспокоиться. Другое дело в тюрьме… Тем более там, где оказался Олег. Суть в том, что ещё из карантинного отделения, куда размещают вновь прибывших, Олега сразу начали гнобить менты. Сначала ему дали пять суток одиночки, затем семь, а по истечении их ещё десять! Никто не понимал, в чём причина такой жестокости со стороны администрации к новичку, и только Олег знал, что, скорее всего, это дело рук его недоброжелателей на воле. Личные дела таких осуждённых, которым нужно оказать столь «тёплый» приём, помечаются маленькой точкой карандашом в левом верхнем уголке рядом с фотографией. Это негласное обозначение из места этапирования в место прибытия, что таких заключённых надо дополнительно наказать. Олег понимал, что на свободе он своими действиями перешёл дорогу серьёзным людям, которые не успокоились, повлияв на его большой срок, а видимо, хотели дополнительной жести. Поэтому он почти не удивился тому, что когда истекли и эти десять суток карцера, его не стали переводить в лагерь ко всем осуждённым, а перевели на строгие условия содержания. Все знают, что существуют колонии общего и строгого режима, но мало кто в курсе, что внутри каждой колонии есть свои условия содержания: облегчённые, обычные и строгие. И вот Олег с лёгкой руки начальника учреждения оказался в колонии строгого режима на строгих условиях содержания. Официальная причина содержания его в таких условиях была в том , что он мастер спорта международного класса и может представлять опасность, находясь в лагере с общей массой осуждённых, но Олег, конечно, знал, что дело тут в другом. Это означало, что теперь Олег будет находиться в камере всё время, за исключением часа прогулки в прогулочном дворике, который от камеры отличается лишь тем, что между крышей и стенами дворика есть небольшая щёлочка, откуда заходит воздух. Кроме того, в пять тридцать утра приходили сотрудники колонии и поднимали его койку, прикрепляя её замком к стене, чтобы он не мог лежать на ней в течение дня. Если не считать крыс, то всё, что было в камере – это приваренный к полу стол и стул, да небольшой умывальник с туалетом. Но главное заключалось в предстоящем знакомстве с голодом, так как осуждённые, находящиеся на строгих условиях содержания, ограничивались в передачках, свиданиях и возможности покупать продукты, используя свой личный счёт в тюремном магазине.

Тюремную баланду, что ему давали через специальное окошко в металлической двери камеры, Олег есть не мог. Ни вкус, ни вид, ни запах не позволяли ему к ней притронуться. Причём, после многих лет, местная баланда ему казалась всё вкуснее и вкуснее с каждым отсиженным годом. То ли её действительно стали лучше готовить, а то ли он просто привык? Но тогда, в камере, он не понимал, как можно из этих продуктов, что были в тюремной пайке, приготовить такой ужас. Как? Действительно надо использовать всё своё кулинарное мастерство, чтобы создать такое эталонное говнище! Даже сам Олег приготовил бы куда лучше, хотя умение готовить было явно не его коньком. Поэтому Олег держался на строгих условиях, по сути, на одной воде и хлебе, точнее, корочках хлеба, так как те были более-менее пропечённые. Иногда он, конечно, ел тюремную похлёбку, но только тогда, когда та была не мутная, а такое было не часто.

Именно там он похудел на двенадцать-пятнадцать килограммов, но сумел отбить три-четыре килограмма от своей первоначально потери. И то было это уже ближе к концу его срока, потому что набирать Олег хотел лишь полезную мышечную массу, регулярно тренируясь в лагерной качалке. Что же касается голода, то первое знакомство с ним было ужасное. Дело в том, что при голоде желудок посылает сигналы мозгу о том, что было бы неплохо в него что-то закинуть. Мозг начинает судорожно искать варианты того, чем можно перекусить, но не найдя решения, он провоцирует у человека что-то наподобие паники. И это решающий момент твоей схватки с голодом! Если ты научишься отличать, где ты, а где потребности твоего желудка, то ты победишь, и тогда этот сигнал SOS от желудка к мозгу будет с каждым днём всё тише, а иногда мозг вообще может блокировать данные импульсы от желудка, сочтя их малозначимыми. Тогда ты вообще по тридцать-пятьдесят часов можешь даже не вспоминать о еде. Это очень важно, когда находишься не на свободе, потому что любая твоя зависимость: в еде, воде, сне, сигаретах, в семье, любви – абсолютно любая зависимость в тюрьме будет использована против тебя! Поэтому там, по ту сторону колючей проволоки нужно тщательно скрывать то, что тебе по-настоящему дорого. Если же ты не сможешь победить подобным образом какую-то свою зависимость, то ты будешь вынужден думать не головой, а желудком. А на зоне подобные люди вынуждены жить как приспособленцы, способные на разные гадкие поступки в надежде, что им что-то перепадёт. За их срок у них происходит деформация личности и, как правило, освобождаются они кончеными контрацептивами. Кстати, это всё касается не только желудка, но и других органов, которые могут повлиять на сознание. Особенно для мужчин, которые иногда думают не головой, а какими-то не предназначенными для такого процесса органами.

Как бы оно ни было, сейчас на вокзале Олег твёрдо решил, что поест лишь тогда, когда доберётся до дома. И слабый импульс из желудка сразу перестал его беспокоить. К тому же часы на вокзальной стене показывали уже почти пять вечера, а, значит, можно было неспешно выдвигаться к своему поезду. Дойдя до нужного вагона, Воеводин протянул свой паспорт проводнице. Та посмотрела на него, отдала обратно и, к большому удивлению Олега, беспрепятственно пустила его в вагон. «Не обманула!» – подумал про кассиршу Олег с нескрываемым облегчением. Багажа у него, естественно, не было, поэтому он быстро разместился в кресле у окна. На улице была ранняя весна, снег почти везде растаял, а кое-где деревья начали покрываться зелёной листвой. Поезд тронулся, и Олег с искренним любопытством смотрел на меняющиеся пейзажи, которые обычному человеку показались бы унылыми, но только не ему. Для него мир обрёл новые краски.

Если спросить у только-только освободившегося человека о том, что он сейчас чувствует, то в девяноста девяти процентов случаев человек ответит, что это неописуемое ощущение. И, действительно, описать то, что сейчас испытывал Олег, было крайне сложно. Всё вокруг ему казалось интересным, как младенцу, узнающему что-то новое. Только в случае с младенцем у большинства людей не остаются подобные воспоминания, когда они вырастают, а здесь остаются! Даже серый вид из окна казался Олегу красочным. Краски были такими яркими, что это можно было сравнить лишь с тем, когда ты меняешь насыщенность цвета в настройках своего телека, и он сразу излучает сумасшедшую палитру цветов.

Поезд подъехал к одной из промежуточных остановок, где внимание Олега привлёк мужичок, ходивший с молоточком и зачем-то стучавший им по железным колёсам поезда. Олег видел подобную картину не раз, так как он часто ездил на спортивные соревнования поездом в другие города. Но ни тогда, ни, тем более, сейчас никто не мог ему объяснить, зачем он это делает. Для чего? Что это за таинственный ритуал такой российских железных дорог? Ну, правда, наверное, через тридцать лет появятся летающие автомобили, а через пятьдесят люди освоят Марс. А этот мужичок всё так и будет ходить со своим молоточком и всё так же с умным видом постукивать по железным колёсам состава. Одно радовало Олега точно, что хоть что-то осталось неизменным за время его отсидки.

Но не только поэтому привлёк внимание этот мужичок. Олег заметил куртку, в которой был одет данный гражданин. Это была типичная форма работника железных дорог. Тёмно-синий верх, светло-синий низ и белая светоотражающая полоса на спине. Именно такие куртки шила зона, от которой Олег хотел уехать подальше и как можно скорее. Мужики на промке выпускали подобные изделия тысячами, а за годы, проведённые им вне воли, количество выпущенных комплектов было невозможно сосчитать. Казалось, что такого количества работников РЖД нет вовсе, и швейный цех в лагере шьёт комплекты на будущее в расчёте на то, что Российские железные дороги захватят Мир! Сам Олег устроился работать на промку сразу после того, как его выпустили из камеры в лагерь, сняв с его личного дела красную полосу как осуждённого, склонного к побегу. Произошло это по невероятному стечению обстоятельств. Суть в том, что начальник колонии, который перевёл Воеводина на строгие условия содержания, попал в какой-то коррупционный скандал и был вынужден уволиться по собственному желанию. А новому временному начальнику учреждения держать спокойно ведущего себя осуждённого взаперти было не с руки. К тому же, все знали, что Олег в своей камере лишь занимается спортом и читает книги. Для того чтобы Олега перевели на обычные условия содержания, ему необходимо было устроиться работать в швейный цех. Олег не стал думать над таким предложением очень долго, потому что свой большой срок он просто «не вывез» бы в камере – уж слишком много здоровья отнимал голод, холод и бетон. Ему, конечно, не хотелось работать по 14-16 часов в сутки за «спасибо», но не принять это предложение означало бы сдохнуть в камере. Поэтому одним солнечным майским днём двери камеры открылись, и он впервые за четыре года вышел на улицу. Вдалеке за многочисленными заборами виднелись зеленеющие деревья, а над головой наконец-то не было никакой крыши. Олег посмотрел на небо, и оно было синим-синим, как на картинках журнала «Discovery». По небу лениво плыли облака, скорее напоминающие сахарную вату. Олег, привыкший за эти годы к тусклому ламповому освещению, жмурился как крот, вылезший из своей норы. Солнце буквально залезало в глаза не только прямыми лучами, но и отблеском от свежей растущей травы. Он вдохнул полной грудью, и от перенасыщения кислородом у него закружилась голова. Чтобы не упасть в обморок, Олег присел на одно колено и одной рукой упёрся в землю, ища дополнительную опору своему телу. Сотрудник, сопровождавший его, сразу начал что-то передавать по рации, но Олег понимал, что с ним всё в порядке. Просто, как он ни старался проветривать свою камеру, сделать это через столь маленькое окошко было невозможно, и воздух в камере оставался сырым и спёртым. Тем не менее, у Олега было такое ощущение, что его амнистировали и выпустили на свободу, хотя, на самом деле, сотрудник колонии вёл его в обычный лагерь строгого режима.

Плюсов пребывания в лагере на обычных условиях содержания по сравнению со строгими было много. Один из них заключался в том, что осуждённые жили не в камерах, а в бараках, которые многим мужчинам могут быть знакомы по армейским казармам. А так же можно было в любое время с шести утра до двадцати двух вечера выходить на улицу на свежий воздух. Но первый месяц пребывания в лагере Олег провалялся в бараке с температурой выше тридцати восьми градусов. Ни три-четыре дня, ни неделю, а целый месяц! Месяц у него была высокая температура! Ничего подобного с ним никогда не происходило, и даже в детстве Олег болел не чаще раза в год. Объяснить этот феномен никто не мог: ни зеки, которые на свободе были так или иначе связаны с медициной, ни, тем более, местный тюремный фельдшер, который издевательски посоветовал Олегу помазать лоб зелёнкой. Сам же Олег понимал, что это связано, скорее всего, с его ослабевшим за четыре года иммунитетом в связи с недостатком питания и витаминов. Он уже начал привыкать к своей температуре, начал считать её нормальной. Просто у всех людей она тридцать шесть и шесть десятых градуса, а у него тридцать восемь и четыре десятых! Но, спустя месяц, температура резко спала и вернулась к норме.

Тем временем, пока Олег боролся целый месяц со своей температурой, в зоне произошло несколько серьёзных изменений. Вслед за старым начальником колонии был уволен начальник службы безопасности, а начальник оперативного отдела переведён работать в другую колонию. Видимо, глядя на такие кадровые изменения, новый временный начальник поспешно ушёл в отпуск, а после вовсе вышел на пенсию. Поэтому выход на работу на промышленную зону для Олега уже не был столь актуальным. Кадровая чехарда в зоне длилась ещё три с половиной года, в течение которых сменилось четыре начальника колонии и множество сотрудников на более мелких должностях. Именно тогда начал своё продвижение по карьерной лестнице Глебыч, заменяя одного проворовавшегося оборотня в погонах за другим.

И, действительно, хищения в зоне имели просто галактические масштабы. Исправительная колония, в которой отбывал своё наказание Олег, была казённым учреждением, а, значит, на её содержание выделялись средства из федерального бюджета страны, хотя, колония давно могла встать на самообеспечение, зарабатывая деньги выполнением заказов на промзоне. Но это было никому не выгодно, так как «распил» бюджета всегда считался в нашей стране любимой игрой власть имущих. Если даже не брать во внимание тот факт, что на питание каждого осуждённого из бюджета выделялось пятьдесят семь рублей в сутки, что было сравнимо с ценой одной шоколадки, а по факту на ту баланду, которая готовилась в ИК, в лучшем случае затрачивалось сорок рублей на человека в день. Такое воровство казалось мелкой кражей, по сравнению с тем, что творилось на производстве учреждения.

Олег не знал всех схем данных мошеннических операций, но то, что они были, он знал точно! Даже одноклеточной амёбе, не имеющей мозга, и то всё было бы очевидно. Это был сплав администрации с блатными. Первые занимались бухгалтерией, а вторые обеспечивали промку рабочей силой всеми правдами и неправдами, заставляя мужиков работать по четырнадцать-шестнадцать часов в сутки. Кроме того, блатные обеспечивали порядок на промке, явно имея какие-то блага за то, что, по сути, выполняют работу администрации. Конечно, эта система была не новой. Её придумали англичане ещё несколько веков назад. Вынужденные поддерживать порядок на своих новых колониях, они давали дубинки и свисток сильным осуждённым, чтобы те держали в страхе остальных, давая им в награду усиленное питание. В случае той зоны, где был Олег, всё было не так очевидно, но всем, у кого были глаза, и хотя бы несколько граммов мозга, это было ясным как день! Блатные, конечно же, прикрывались какими-то понятиями, которые сами не раз нарушали, но для опытного «сидельца» это была лишь пыль в глаза.

Самым очевидным примером коррупции были зарплаты мужиков, работающих на промке. Дело в том, что Трудовой кодекс РФ распространяется на всю территорию России, вне зависимости, находится ли человек на свободе или нет. А это значит, что за восьмичасовой рабочий день работодатель обязан выплачивать сумму равную минимальному размеру оплаты труда, которая уже давно приравнена к прожиточному минимуму и составляет двенадцать тысяч рублей в месяц. А мужики на производстве получали от пятисот до девятисот рублей! И эта сумма ни за час, ни за день или неделю. Это сумма за месяц! При этом они работали почти в два раза больше восьми часов в день в невыносимых условиях, в опасности, что их убьёт током и при отсутствии элементарных норм гигиены. Жадность людей у власти дошла до того в этой зоне, что даже с этих мизерных денег вычиталось шестьдесят процентов, якобы на содержание осуждённых, и в итоге обычный работяга, в лучшем случае, получал четыреста рублей на свой лицевой счёт. Олег же никогда не лез разбираться, почему так, потому что ещё на воле, когда он несколько лет зарабатывал большие деньги, он знал: где большие деньги, там кровь и грязь! По крайней мере, в большинстве случаев было именно так. Помимо этого он видел, что происходило с теми, кто начинал возмущаться положению вещей на промке. К таким людям применялись санкции сразу с двух сторон. С одной стороны их ждала физическая расправа от блатных, которые создавали повод, чтобы избить неугодного, а с другой стороны его ждали репрессивные методы администрации в виде штрафных изоляторов и карцера.

Несмотря на все эти трудности, Олег всё равно вышел работать на промку. Только уже не потому, что обещал это предыдущему начальнику колонии, а потому, что тешил себя надеждами, что там, на промзоне, он своими трудовыми подвигами сможет заработать поощрения, которые прикроют его взыскания, что писали на него сотрудники администрации, оправдывая тем самым факт нахождения Олега в камере на строгих условиях содержания. А сами поощрения нужны были потому, что Олег был в иллюзиях об условно-досрочном освобождении за хорошее поведение. Но сейчас он отгонял от себя эти воспоминания, нахлынувшие благодаря куртке работника РЖД.

К вечеру Олег прибыл в Москву на Курский вокзал. На вокзале как обычно была суета, люди ходили туда-сюда с важным деловым видом. Постоянно находясь в разъездах по сборам и соревнованиям, Олег привык к такому скоплению народа, но сейчас он стоял и смотрел на всех этих людей, и эта картина напоминала ему научную передачу про муравьёв, снующих по своему муравейнику, которую он посмотрел ещё в детстве. Но, быстро взяв себя в руки, он, не выходя на улицу, пошёл по указателям к знакомой буковке «М», обозначающей Московский метрополитен им. В.И. Ленина. Хотя, последней приписки с фамилией лысого вождя революции на указателях не было. Зато появилось дублирование указателей на английском языке. Видимо, на это повлиял чемпионат мира по футболу, проходивший в России несколько лет назад, но спросить об этом Олегу было не у кого, слишком серьёзные лица были у окружающих его муравьёв. Он, наверное, тоже был бы похож на такого муравья, но слишком уж выделялся на фоне остальных из-за своей одежды.

Такое выделение не осталось не замеченным и сотрудниками милиции при вокзале, только те почему-то назывались полицией на иностранный манер, носили скорее чёрную форму, нежели синюю. Олег, конечно, слышал о подобных изменениях, но это всплыло в его голове не сразу. Двое полицейских остановили его:

– Сержант Титюшкин. Предъявите документы, – сказал один из них.

– Ребят, а вы сами-то кто будете? Почему на вас бейсболка вместо милицейской фуражки? Вы, вообще, по форме одеты? – не признав поначалу сотрудников полиции, отвечал Олег.

– Мужик, ты пьяный что ли? Пройдём-ка в отделение! – сказал помощник Титюшкина.

– Спокойно-спокойно! Вот мой паспорт, – Олег протянул паспорт сотруднику полиции.

Те взяли документ и, внимательно изучив его, всё равно предложили Олегу пройти в отделение.

– Пройдёмте! – сказал Титюшкин, показывая в сторону отделения полиции.

– Оно вам надо? – спросил Олег и показал Титюшкину справку об освобождении. – Ребят, я домой еду!

Титюшкин ознакомился со справкой и, постучав паспортом Воеводина себе по руке, пристально посмотрел на Олега. Тот тоже не отводил взгляд от полицейского с умиротворяющей уверенностью, будто он уже знал, какое решение примет сотрудник.

– Счастливого пути! – сказал Титюшкин и вернул документы Олегу.

Олег быстро пошёл в сторону касс метро, заметив, как спорили между собой отдаляющиеся «полиционеры». Наверное, они спорили, стоило отпускать его или нет, но обоим было очевидно, что внешний вид Олега и его справка об освобождении говорили о том, что поживиться у него было нечем. По дороге к кассам Олегу в голову пришла забавная мысль: «Почему все сотрудники с комичными фамилиями типа этого Титюшкина всегда сержанты или рядовые, а со звучными фамилиями типа Колокольцев, Капитанов и тому подобными становятся как минимум высшим офицерским составом? Может, это такая реформа МВД? Или есть какое-то внутреннее распоряжение, в котором указано, что всех Титюшкиных не продвигать по карьерной лестнице, а всем Капитановым дуть в задницу до тех пор, пока они не дослужатся до генералов? А может, всё намного проще, и все эти Титюшкины меняют свои фамилии на более благозвучные по указу МВД перед предстоящим повышением?

Впервые за много лет Олег заулыбался своим мыслям. Он был в родном городе, из-за чего находился в хорошем расположении духа. Правда, улыбка у него была довольно странная, судя по всему, мышцы лица разучились производить подобное действие за много лет заключения, и поэтому она напоминала скорее улыбку злобного клоуна из фильмов ужасов, нежели улыбку счастливого человека.

Когда Олег, наконец-то, добрался до касс, первое, что его удивило – это отсутствие очередей. Он ещё помнил громадные очереди за жетоном метрополитена, особенно на станциях при вокзалах, поскольку там особенно многолюдно и большое количество приезжих. Он подошёл к кассовому окошку и спросил:

– Сколько стоит одна поездка?

– Семьдесят рублей. Дайте мне Ваш номер телефона, – быстро протараторила молодая девушка за кассой.

Олег не понял, зачем ей понадобился его номер телефона? То ли она хотела познакомиться, то ли тут дело в чём-то другом? Чтобы быстро понять ответ на этот вопрос, ему явно не хватало опыта общения с противоположным полом, так как его жена ушла от него, не дождавшись и трети от его большого срока. Он всё понимал и ни в чём её не винил, а даже, наоборот, был благодарен ей за потраченные годы. Тем более, эти годы, когда она была с ним, получились самыми тяжёлыми за весь его тюремный путь. Именно в эти годы он нервничал из-за того, как идёт следствие, а потом и суды. Именно тогда он в итоге получил свой антигуманный приговор. Именно тогда, когда его жена ещё была с ним, умер его отец. И, конечно, именно тогда она ждала, когда его выпустят из камерной системы и снимут ограничения на свидания. Но, видимо, подобные обстоятельства способны победить даже такое сильное чувство как любовь, и на свидания к Олегу ездить стало некому. Все эти мысли множеством картинок пролетели в голове у Олега и, так не найдя нужного ответа, зачем этой девушке у кассы номер его телефона, он решил спросить:

– А зачем Вам мой номер?

– Как зачем? А поездку в метро я как Вам буду зачислять? – с лёгкой возмущённостью произнесла девушка.

– Но у меня нет телефона, – развёл руки в стороны Олег.

Девушка посмотрела на него такими глазами, будто он сказал, что он террорист и под его курткой скрывается бомба, которая сейчас разнесёт здесь всё вместе с этой долбанной кассой.

– Как нет телефона?

– А что, без него сейчас никак? – поинтересовался Олег.

– Дело в том, что Вы оплачиваете поездку. Затем я начисляю количество поездок на Ваш номер телефона, который привязан к Вашей пластиковой карте, на которую Вы получаете зарплату или где лежат Ваши деньги на счёте. А потом, когда Вы подносите телефон к турникету, автоматически происходит списание, – закончила столь подробное объяснение девушка.

Теперь уже была очередь Олега смотреть на кассиршу таким же взглядом, какой он совсем недавно ловил на себе. Он ещё не до конца «переварил» проданный ему на вокзале электронный билет, а тут такое! Олег никогда не был консерватором и всегда выступал за новые технологии, считая, что в них будущее Мира! Но, когда они приходили вот так… неожиданно, чувства он испытывал не столь однозначные. Но незнания каких-то вещей в одной области он всегда компенсировал обильными знаниями в другой. Кроме того, он был человеком сообразительным и знал, что коррупцию в нашей стране можно победить только водородной бомбой. Поэтому он достал из кармана последние сто пятьдесят рублей, что у него остались, и отдал их в кассу, тихо при этом сказав:

– Пропустите меня в метро.

Кассирша взяла деньги и кивнула, а затем произнесла:

– Пройдите к первому турникету. Я передам по рации, чтобы Вас пропустили. У первого турникета Олега уже ждала работница метрополитена и, сразу поняв, что именно он её клиент, нажала на своём пульте какую-то кнопочку, створки турникета тут же открылись. Это уже не были какие-то железные палки, бьющие по носам всех, кто не оплатил свой проезд, как было в том время, когда Олег последний раз был в метро. Это были большие стеклянные дверцы, высотой в человеческий рост, видимо, для того, чтобы не было возможности через них перепрыгнуть. Он тут же вспомнил, как в юности он не раз перепрыгивал через них, когда у него не было денег на проезд, а ему надо было попасть на тренировку. Странное дело, прошло столько лет с тех пор, а денег на проезд у него по-прежнему нет! Правда, тогда, в юности, он чувствовал себя более счастливым что ли. «Да уж, не слабо меня побила жизнь», – подумал Олег и прошёл сквозь турникет. Но главная мысль была не эта. Она заключалась в том, что, если сейчас денег нет даже на проезд, как тогда в юности, то зачем нужно было всё это? Зачем нужно было связываться с криминалом? Ведь в большинстве случаев люди совершают что-то незаконное именно с целью наживы. Конечно же, пока Олег был в криминале, деньги у него были не только на проезд в метро. У него был коттедж в двенадцати километрах от черты города по Дмитровскому шоссе, хорошая отремонтированная квартира в центре Москвы рядом с мэрией и Домом правительства, а под окнами этой квартиры стояла новая немецкая машина мощностью двести пятьдесят лошадиных сил. Счёта в банке у него не было, так как он чувствовал, что скоро за ним могут прийти и, «пробив» его счета, могут их заблокировать. Поэтому вместо банков он использовал своих друзей, давая им денег в долг, вкладываясь в их бизнес-проекты или просто совершая для них дорогие покупки с расчётом, что потом эти люди частями будут с ним расплачиваться. Самая дорогая подобная покупка была по просьбе его знакомой, которой он приобрёл то авто, о котором она мечтала и, в отличие от его более рациональных вложений, эта импульсивная покупка, можно сказать, окупилась, когда его задержали.

Но этого всё равно было недостаточно, чтобы распихать все деньги, которые приходили к нему сотнями тысяч. Поэтому он сделал небольшой тайник у себя в ванной и складывал наличность туда, пока не находил ей более лучшего применения.

Сейчас, когда он стоял в метро в тюремной робе с пустыми карманами, Олегу было странно это вспоминать, поэтому, чтобы продолжить свой путь домой, он решил найти схему линий метро. Ему надо было добраться до метро «Молодёжная», а он был на «Курской». Он помнил, что сделать это можно без пересадок по Арбатско-Покровской линии, отмеченной на схеме метро синим цветом. Но в метро он не был уже очень давно. Даже более продолжительное время, чем его срок, так как, ещё находясь на свободе, он передвигался по городу исключительно на своём чёрном «скакуне».

Вдалеке, за антивандальным стеклом, Олег увидел какую-то карту, которая была прикреплена к стене и подсвечивалась ярким белым цветом. Он подошёл к ней в надежде увидеть схему метрополитена, но увидел что-то странное. Это были карта Москвы, только почему-то Москва была в два-пять раз больше, захватив территорию на Юго-Западе Московской области. Первое, что пришло в голову Олегу, когда он увидел такую карту, так это то, что, пока он сидел, произошла война между Москвой и Московской областью, и, судя по новым границам Москвы, именно она выиграла эту схватку. Но одновременно с этим Олег понимал, что мысль эта бредовая, что он, скорее всего, перечитал слишком много фантастических книг, которые он не очень-то и любил. Просто там, в штрафном изоляторе, ты читаешь не то, что тебе нравится, а то, что есть. Из новостей по радио он слышал, что Москва расширила свои границы, но, что она захватит аэропорт «Внуково» и прилегающие районы, было явной неожиданностью для него.

На противоположной стене от карты города Олег заметил схему метро. Он подошёл к ней и был ещё более шокирован, чем от карты города. На схеме появилось множество новых станций, кроме того, он заметил какие-то новые линии лёгкого метро, которых на старой, знакомой ему карте, никогда не было. Но главное, что бросилось ему в глаза, так это второе кольцо! Оно не было такой правильной формы, как была коричневая ветка метрополитена, но, тем не менее, она соединяла все основные линии. Теперь, чтобы добраться до соседней станции метро, которая находится на другой ветке, не нужно было доезжать до кольцевой, делать пересадку и ехать уже к нужной остановке. Всё теперь происходило намного быстрее. Олег, оцепеневший, стоял у схемы метро и, может быть, поэтому от лёгкого шока его мучал оригинальный вопрос: «Куда дели землю?» И действительно, куда? Прорыв под землёй столько километров, нужно было куда-то девать оставшуюся землю. Где она? Ведь это тонны и тонны земли, и они не могли исчезнуть в никуда. Но тогда где же эти тонны и тонны? Он не был отличником в школе, но даже он знал из уроков физики, что если где-то убыло, значит, где-то прибыло! Так, где это «где-то»? Поймав себя на мысли, что он, наверное, единственный человек, кто сейчас задаётся подобным вопросом, он решил сконцентрироваться на чём-то более насущном. Он нашёл на карте метро станцию «Молодёжная» и, к счастью, она была всё там же, а, значит, по-прежнему до неё можно было добраться без пересадок от «Курской».

Согласно указателям Олег направился к синей линии метрополитена в сторону эскалатора. Встав на него, он тут же ощутил, что тот движется значительно быстрее той скорости, которую ожидал почувствовать Олег. И тут дело было даже не в том, что он давно не ездил на подобных устройствах, а в том, что темп города стал ещё быстрее за время его отсутствия, а эскалатор просто соответствовал этому темпу.

Прибыв на платформу и дождавшись своего поезда, Олег оказался в вагоне метро. Там его тоже ждали некие новшества. Во-первых, в вагоне был Wi-Fi. Об этом он узнал из многочисленных наклеек, которыми был облеплен этот вагон. Только вдуматься… в метро Wi-Fi! Он сразу вспомнил, что в зоне, из которой он сейчас прибыл, еле-еле ловила сотовая связь, и то лишь одного из пяти известных мобильных операторов. Причём связь эта была крайне нестабильной из-за того, что сотрудники администрации регулярно включали «глушители» на полную мощность. Оставить их постоянно включёнными они тоже не могли, так как от них у многих зеков резко начинала болеть голова, будто эту боль включали какой-то секретно кнопкой. Не то, чтобы сотрудники администрации были такими сердобольным людьми, которые так сильно переживали, что от их глушилок у осуждённых заболит голова, просто они боялись, что кто-то из зеков не выдержит и как-то умудрится отправить жалобу в вышестоящие инстанции, которые, к слову сказать, тщательно блокировались всеми возможными способами.

Вообще мобильные телефоны в колониях строжайше запрещены, но так или иначе они в неё попадали. Для этого было несколько способов. Наверное, первый способ, который возникает в голове у не сидевшего человека, так это спрятать телефон в продуктах питания при отправке передачки. Возможно, эти мысли возникают у обычных людей благодаря множеству фильмов, где в разных кондитерских изделиях передавались запрещённые предметы, но в реальной жизни, если так сделать и попасться, то сотрудники администрации колонии ещё несколько лет будут крошить все последующие передачки без разбора, превращая их в одно несъедобное оливье. Поэтому в колонии, где сидел Олег, зеки договорились так не делать. Конечно, находились горячие головы, которые считали, что им повезёт, но такие горячие головы быстро превращались в пробитые! Эти же договорённости распространялись и на свидания. Сделано это было для того, чтобы менты не сильно обыскивали людей, пришедших со свободы на свидание к своим близким. И тоже находились горячие головы, которые так же быстро остужали.

Поэтому основных способов попадания телефонов в зону было три. Первый назывался «ноги». Это означало, что тебе нужно было договориться с каким-то сотрудником, который за определённую денежную плату тебе принесёт телефон. Но этот способ быстро стал невыполним простым осуждённым, поскольку блатные запрещали общаться один на один с каким-либо сотрудником администрации, боясь, что человек расскажет им что-то, что администрации знать не следовало. Для того чтобы поговорить с сотрудником, тебе надо было брать кого-то с собой, кто в случае вопросов со стороны блатных мог подтвердить, о чём была речь. Но при общении с лишними свидетелями ни один сотрудник не соглашался пронести телефон, опасаясь, что это какая-то подстава, и после этого он сам уже окажется за решёткой.

Второй способ назывался «дорога». Это означало, что телефон попадал в зону через машину, завозящую материалы для промзоны. Телефоны прятались в тканях, нитках, синтепоне и даже колёсах самого автомобиля. Это тоже был практически нереальный способ не только из-за того, что из такой «заряженной» машины нужно было ещё как-то забрать свой телефон, ведь те непрерывно охранялись сотрудниками колонии. Основная проблема была в том, что мало кто, сидя в зоне, мог как-то договориться с водителем машины о такой движухе. В случае с Олегом этот способ был просто невыполним, так как в том регионе и даже в соседних у него не было ни единого знакомого.

Ну а третий способ назывался «брос». Это был самый лёгкий способ на первый взгляд. Суть его была с том, что телефоны просто перебрасывались кем-то с воли через все заборы в сторону нужного барака, откуда уже готовый к этому зек их быстро забирал и прятал в заранее подготовленный тайник. Кажется, всё просто, но для борьбы с «бросами» в колонии натянули металлическую сетку пятнадцатиметровой высоты по периметру всей жилой зоны лагеря. Перебросить такое ограждение в нужном направлении, да ещё с дальнего расстояния из-за большого количества заборов, мог не каждый человек. И множество свёртков с телефонами застревали в пресловутой сетке, украшая её как игрушки новогоднюю ёлку. Но проблема данного способа была даже не в этом и не в том, что долетевшие до нужного барака телефоны порой превращались в некую кашу из динамика и микросхем от мощного удара об асфальт. Проблема была в том, что всё чаще и чаще сотрудники колонии заранее узнавали о грядущей операции доставки телефонов в зону и уже ждали в назначенный час человека, который должен был забрасывать аппараты в лагерь.

Таких людей они жёстко избивали, угрожали облить мочой или подбросить наркотики. На них возбуждали уголовные дела, мотивируя тем, что телефоны, которые они имели при себе, были краденными. Их закрывали в СИЗО до выяснения, потому что у них не было документов на все аппараты. Когда ты сидишь по ту сторону забора, находясь в зоне годами или даже десятилетиями, тебе кажется смешным отсидеть пятнадцать суток в «обезьяннике» или пару месяцев в СИЗО за такое правонарушение, как «брос». А для обычного человека, который хотел немного заработать или помочь какому-то своему другу, находящемуся в данной колонии, для таких людей это был стресс. И, конечно же, со временем желающих приехать сделать «брос» с воли становилось всё меньше.

Блатные объясняли такую осведомлённость ментов прослушиванием телефонов, что уже были в лагере, но Олегу было понятно, что всё намного банальней… просто среди них есть «сука», а, может, даже и не одна! Что на блатном жаргоне означало «предатель» и «стукачок». За какую-нибудь лишнюю передачку или свиданку этот мерзавец сливал всю информацию о готовящихся «бросах». Из-за всего этого телефонов в зоне было немного и, чем меньше их становилось, тем выше была их цена. Так, к примеру, обычный чёрно-белый телефон-говорилка, который на свободе стоил от силы триста пятьдесят рублей, в зоне его цена была около пятнадцати тысяч! А какой-нибудь аппарат с интернетом от двадцати тысяч и выше. При этом сами телефоны были, мягко говоря, б/у и, скорее, напоминали некую самодельную рацию, которую спаял радист-любитель. Но, главное, не было никакой гарантии того, что на следующий же день после столь дорого для зека приобретения этот телефон не заберут менты при обыске.

Олег не раз покупал телефоны в зоне, тратя на это последние оставшиеся деньги после судов, взяток и трат на адвокатов. Он вынужден был так поступать, поскольку нуждался в общении с женой, и у него остались нерешённые вопросы с его имуществом. Один его телефон был реально некий электронный конструктор. К нему была припаяна батарейка от другого телефона, экран не работал, а динамик держался на отдельных проводах. Чтобы позвонить по такому телефону, нужно было сильно изловчиться, дабы тот не развалился прямо в руках, а ещё нужно было обежать весь барак, чтобы найти место, где этот агрегат ловил сеть. А сейчас он ехал в метро со скоростью восемьдесят километров в час, на глубине нескольких сотен метров, где есть Wi-Fi! Разве это не чудо?

Кроме этого маленького чуда Олег увидел ещё одно изменение. И это не был сам вагон, так как он больше бы удивился тому, если бы вагоны метро остались бы прежними за время, пока он сидел. Нынешние вагоны метро были более комфортабельными и светлыми, но это мелочь по сравнению с тем, что Олег заметил, что все, абсолютно все вокруг смотрели на экраны своих смартфонов. Он даже подумал, что началась война, и сейчас идёт массовое оповещение граждан через сотовую сеть об этом, но тут же понял, что это не так, потому что видел – каждый лазает в своём телефоне по каким-то своим делам. Он помнил время, когда люди в метро смотрели друг на друга. Можно было подмигнуть или улыбнуться понравившейся девушке. Не то, чтобы он так делал, но мог же ведь, если бы захотел… А сейчас это можно было сделать только, если послать ей смайлик через какой-нибудь мессенджер. Олег даже не знал, хорошо это или плохо, но радовало одно: в этом вагоне никому не было до него дела, и он даже перестал комплексовать по поводу того, в какой одежде он сейчас ехал.

Спустя тридцать пять минут двери вагона метро открылись на станции «Молодёжная». Проехав по эскалатору наверх из подземелья, Олег впервые за столько лет вышел на улицу в Москве. То, что сейчас видел Олег, поражало его воображение: кругом всё мигало и мерцало разноцветными огнями, превращая тёмное время суток в какой-то яркий день. Магазины привлекали к себе внимание неоновым светом, повсюду горели рекламные билборды и стояли цифровые мониторы, о чём-то сообщая проходящим мимо гражданам. Олег ощутил себя неким провинциалом, впервые увидевшим столицу, хотя он родился, вырос и жил всю жизнь в Москве. Но, с другой стороны, находясь вне воли в отдалении от Москвы столь продолжительное время, может, он действительно стал провинциалом? Будучи в тюрьме, Олег скрупулёзно следил за тем, чтобы у него не появился говор, присущий людям, жившим в том регионе, где он отбывал наказание. Он боялся, что у него появится это ужасное «яканье» и ревностно отслеживал каждое произнесённое им слово. К счастью, этого удалось избежать, так как его самого сильно коробило, когда он слышал, когда произносят такие слова, как «пЯтнадцать» или «смЯтана». У Олега волосы на руках вставали дыбом, стараясь защитить его от таких слов.

Ещё он внимательно следил за своим лексиконом. С одной стороны он пополнял свой словарный запас, читая книги, что крайне редко ему удавалось на свободе, а с другой стороны, он старался, чтобы к нему не «прилипали» тюремные фразы и жаргонные выражения. Но больше всего он стремился не допускать в своей речи такие провинциальные слова как «ихний», «евожный», «тамошний», «обезбАливающее». С последним словом был полный парадокс. Олег не понимал, откуда люди находили в этом слове букву «а»? Как? Ну как она там оказывалась? Он сам не был грамотен и писал с грубыми ошибками, но даже ему было понятно, что слово «обезболивающее» происходит от слова «боль», где ударение чётко падает на букву «о». Откуда люди находили там букву «а» было такой же тайной для Олега, как тайна зарождения Вселенной. Это была не совсем провинциальная ошибка, поскольку даже некоторые дикторы на телевидении коверкали подобным образом это слово. Защититься от проникновения в его сознание таких слов было крайне сложно. Все! Абсолютно все вокруг регулярно бомбили его мозг такими словечками. Олег выставлял баррикады в своей голове на подобные слова, и ему каждый раз резало слух, когда он их слышал. Войне этой не было конца, и только сейчас, стоя у метро «Молодёжная», он понимал, что она окончена!

Олег осмотрелся по сторонам, чтобы увидеть хоть что-то знакомое на его родной «Молодёжке». Ни-че-го! Вокруг не осталось ни одного магазина, ни одной вывески, которую он бы мог узнать. Единственное, что хоть как-то подсказывало ему, что он вышел в город на нужной ему станции, так это две огромные башни, нависающие прямо у входа в метро. Не то, чтобы Олег помнил эти башни… Он не мог их помнить, так как они были построены в то время, пока он сидел. Но он помнил котлован, который был вырыт для этих жилых зданий. Тогда он не мог и предположить, что это будут столь значительные строения, но, тем не менее, это было хоть что-то.

Сориентировавшись по этим башням, Воеводин понял, что ему надо идти направо, именно там должен был находиться его дом. Он шёл вдоль Ярцевской улицы, и мимо него шумно проезжали машины. Олег поймал себя на мысли, что он не может узнать ни один автомобиль, проезжавший рядом. Только по значку бренда на капоте авто он их как-то классифицировал. Но ни корпус, ни фары, ни что-нибудь ещё у этих машин он не узнавал. Раньше, до своего заключения, он мог мельком взглянуть на тачку и тут же понимал марку и модель авто, а сейчас… Да что сейчас?! «Дом бы свой найти!» – подумал он.

Олег прошёл чуть дальше по улице и там издалека увидел то, что явно не ожидал лицезреть. Это было поистине гигантское здание торгового центра «Кунцево-Плаза». Раньше на этом месте был магазин «Рамстор», затем построили более крупный «Ашан», но то здание, что видел сейчас Олег, было втрое больше прежнего, далеко не маленького «Ашана». «Кунцево-Плаза» мигал ещё более яркими огнями, чем он видел у метро. Вообще, подобные торговые центры и подобная иллюминация в прежние времена, когда он был на свободе, была свойственна только центральным улицам Москвы. Но метро «Молодёжная» всегда считалось окраиной столицы! Он вспомнил новую карту города, что сегодня видел в метро, и усомнился в своём утверждении. Может, «Молодёжка» уже не такая уж окраина теперь? Дискутировать с самим собой на эту тему было бессмысленно – правду он всё равно сейчас не узнает. К тому же ТЦ «Кунцево-Плаза» буквально бил по глазам своими зазывающими огоньками. Он светился буквально весь и первое впечатление, которое он произвёл на Олега, было то, что это большой инопланетный летающий корабль, который приземлился на старый знакомый ему «Ашан» и под тяжестью своего веса расплющил его. А миссия этого корабля была в том, чтобы скрасить досуг всем жившим у метро «Молодёжная» и прилегающих районов. Ему даже на мгновение показалось, что люди, выходившие с пакетами из торгового центра – это гуманоиды, несущие подарки человечеству со своего корабля.

Будучи спортсменом, Олег много летал по разным странам и своими глазами видел практически все основные столицы мира, но те эмоции, которые он сейчас испытывал, глядя на летающую тарелку под названием «Кунцево-Плаза» не шли ни в какое сравнение с эмоциями от вида достопримечательностей знаменитых городов. Москва всегда была хорошо освещённым городом. Олег даже вспомнил, как, сидя в камере, он читал какой-то научный журнал, где был рассказ одного космонавта, который говорил, что Москву всегда хорошо видно из космоса, благодаря её освещению. И действительно, она как некая яркая звезда на Земле, светящая своими огнями, только, наоборот, в космос. Как маяк для других цивилизаций, что на Земле есть жизнь! «Вот они, похоже, и прилетели, и посадили свою летающую тарелку прямо на бывший «Ашан» – подумал Олег и тут же стопорнул ход своих мыслей: «Да что за чушь у меня в голове? Похоже, я и правда «пересидел»!»

Вообще таких людей, как Олег в зоне дружески называли «пересидок». Это означало, что человек сидит уже очень давно, и его срок несоизмеримо большой по сравнению с совершённым им преступлением. Был ли он «пересидком» на самом деле? Ответ на этот вопрос он не мог дать сам себе. Можно было бы считать, что да! Был! Руководствуясь тем, что говорят люди, мол, со стороны виднее, но откуда им было это знать? Ведь никто, ни одна душа в зоне не знала, за что на самом деле его так надолго упекли в тюрьму. Но сейчас это не имело никакого значения…

Сейчас Олег шёл в сторону торгового центра, так как знал, точнее, помнил, что за зданием, где раньше был «Ашан», должен находиться и его дом. Подойдя ближе к ТЦ «Кунцево-плаза», Олег увидел, что там есть всё! Всё, что обычно нужно рядовому покупателю. Вывески разных магазинов одежды оповещали своим светом людей на улице, что данный бренд присутствует в этом гигантском сооружении. Кроме магазинов одежды в «Кунцево-Плаза» было несколько кинозалов, боулинг, множество фаст-фудовых ресторанов и прочих кафешек, был даже каток на последнем этаже.

Обойдя торговый центр, Олег свернул на Партизанскую улицу, на которой должен был располагаться его дом. Он два раза прошёл эту улицу взад и вперёд, но дома не ней не было. «Неужели его снесли?» – подумал он с испугом. Но в эту же секунду вспомнил истории, которые ему рассказывали в тюрьме о том, что многие зеки, освободившись, приезжали в свои крупные города и не узнавали свои дома, попросту проезжая мимо них. А в таком городе, как Москва, новые здания появлялись так быстро, как трава весной. Олег подошёл к первому попавшемуся прохожему и спросил у него:

– Не подскажете, а где здесь дом номер семнадцать?

– Так вот же он! – ответил прохожий, указав на дом рядом с Олегом.

Было неудивительно, почему он его не узнал – фасад дома был отремонтирован и дом больше напоминал хорошую новостройку, нежели типичную «хрущёвку». Олег быстро пошёл в сторону своего дома, не зная, что его там может ожидать. Он набрал комбинацию на домофоне, чтобы открыть металлическую дверь, какие были установлены во всех подъездах в городе, и дверь на удивление открылась. Не то, чтобы он помнил старую комбинацию цифр домофона, а та не менялась за все эти годы. Нет! Всё было куда проще… Его брат, который иногда наведывался в его квартиру, чтобы убедиться, что там всё в порядке, сообщил в письме ему актуальную комбинацию цифр домофона.

Зайдя в подъезд, он сразу обратил внимание, что его почтовый ящик был сломан и оттуда буквально высыпались разные рекламные объявления. Сам же подъезд показался Олегу отремонтированным, но это могло быть и обманчивое впечатление, так как он уже привык к виду обшарпанных исписанных стен тюрьмы и зоны, что вид не отваливающейся краски от стен мог вызывать иллюзию капитального ремонта. Поднявшись на свой этаж, он нашёл ключи от двери, которые несколько недель назад оставил ему его брат под ковриком, зная о его освобождении. Он открыл дверь и увидел свою квартиру, в которой практически ничего не изменилось в его отсутствие, чему Олег был несказанно рад. Дело было в том, что он успел закончить ремонт до своего задержания, но прожил в этой квартире Олег недолго. Он купил эту квартиру всего за год до своего ареста, а с учётом того, что последующий ремонт шёл в ней около полугода то насладиться комфортом он смог лишь несколько месяцев. Ремонт длился так долго, потому что он всё хотел сделать в этой квартире на «пять с плюсом», так как планировал жить в ней со своей женой, завести детей, но ничему этому не суждено было сбыться. Кроме того, ремонт затянулся ещё и по причине того, что практически вся мебель в его квартире была сделана на заказ по его размерам в Италии и Германии, а на это тоже нужно было время.

Олег зашёл к себе домой, закрыл за собой дверь и, оглядевшись, вспомнил, сколько сил, времени и средств было вложено в эту квартиру. Ему взгрустнулось от того, что он не мог жить здесь всё это время, но зато даже сейчас, через столько времени, квартира выглядела довольно-таки стильно и современно. Ничего в ней не напоминало типичную хрущёвскую двушку. Стена между кухней и одной комнатой была снесена, образуя большое единое пространство из коридора, кухни и комнаты. Зону между кухней и гостиной разделяла барная стойка, над которой свисало два светильника из Дании, привезенные в Россию, благодаря фирме «Бо-концепт». Сама кухня, а точнее пол, был поднят на десять сантиметров по сравнению с полом во всей квартире, тем самым дополнительно выделяя кухонную зону от остальных. Рядом с барной стойкой стояли два высоких чёрных стула, которые Олег специально заказывал у одного ресторатора. В самой же барной стойке скрывалась посудомоечная машина и мини-бар. Хотя, с учётом постоянных гостей, бар этот был далеко не мини! По другую сторону барной стойки расположился большой кожаный диван, напротив которого на стене, словно картина, висел телевизор. Диван этот Олег купил у одной итальянской мебельной фабрики, отдав за него несколько тысяч евро, но, видя то, как хорошо он выглядит сейчас, после стольких лет, он ещё раз понял, за что он отдал такие деньги.

Везде, куда падал взгляд Олега, виднелся толстый слой пыли: кухня, барная стойка, подоконники, диван и даже на чёрной плитке на полу пыль была очень заметна. Олег открыл дверь спальни, и там ситуация с пылью была такой же. Сама спальня была небольшой. В ней была двуспальная кровать, прикроватная тумбочка и большой шкаф во всю ширину и высоту комнаты. Найти шкаф таких размеров даже в Москве было нереально, и Олег для его покупки снова обратился в уже знакомую ему итальянскую мебельную фабрику, а те в благодарность за такую лояльность к их производству даже сделали тридцатипроцентную скидку. Воздух в комнате был спёртый, Олег сразу это почувствовал, так как хорошо помнил такой воздух по маленькой тусклой обшарпанной камере, в которой просидел дольше, чем мог себе когда-либо вообразить. С воздухом в комнате даже не справлялась японская плитка на стене. Хотя, когда он её покупал на Барвихе, его уверяли, что эта плитка впитывает запахи и влагу. В доказательство своих слов продавец брызгал водой рядом с плиткой, и та, будто испарялась, притягиваясь к плитке, словно её туда всасывал пылесос. Конечно, Олег купил эту плитку не за это – ему просто она понравилась, а его знакомая, которая помогала ему с дизайном квартиры, ещё больше убедила его в покупке, сказав, что такая плитка будет классно смотреться на одной из стен в спальне.

Воеводин вышел на балкон и раздвинул окна в стороны. «Свежий» московский воздух мощным потоком хлынул в квартиру. Оставив балконную дверь открытой, он плюхнулся на кровать. Мягкий и одновременно упругий матрас поддерживал осанку Олега в идеальном положении. Он чуть не кончил, впервые за столько лет оказавшись на нормальной человеческой кровати! Всё это время он спал на тюремных нарах, которые по сути своей были лишь спаянными между собой перилами, образующими крупные квадратные дырки, куда постоянно проваливался матрас. Сам же матрас был толщиной чуть больше стандартного одеяла, поэтому, когда Олег лежал на боку, ему, видимо, пережимало вены, идущие от сердца к ногам, и кровь к ним не поступала. Наверное, поэтому ступни его превращались в лёд ночью и были способны разбудить своим холодом Олега лишь от прикосновения к более тёплым икрам. Но самое интересное было то, что, когда его будили сотрудники, чтобы закрыть на замок койку, Олег, не чувствуя ног, падал на пол в попытке опереться спросонья на ноги. Такое у него было раза три за весь срок, и все эти три раза сотрудники не понимали, что с Олегом. И только Олегу было смешно, так как он не ощущал боли, а даже, наоборот, чувствовал лёгкое приятное покалывание по всем ногам, зная, что это кровь, наконец, прорывается в ранее недоступные области.

Оказавшись на столь комфортной кровати у себя дома, Олег сразу отрубился. Он уснул прямо в одежде, и снилась ему тюрьма с её обозлёнными зеками, не реализовавшимися в жизни надзирателями и интригами, которые были похлеще, чем в сериале «Игра престолов». Странная это штука – человеческий мозг. Он чётко помнил, как в тюрьме ему первое время снились такие яркие реалистичные сны про свободу, что ему казалось, что он проснётся в своей красивой спаленке, на своей же кровати, но, открыв глаза, он видел полчища тараканов, бегающих по его тоненькому одеялу в карантинном отделении СИЗО №5, куда поначалу помещали всех прибывших. А сейчас, когда он спит наконец-то в своей кроватке, ему наоборот снится тюрьма со всеми её ужасами. На самом деле это легко объяснить тем, что, когда человек находится столь длительное время вне воли, то ему начинает казаться, что никакой воли нет вовсе! А то, что он помнит о себе до заключения, это был лишь сон. Хороший, красивый, насыщенный сон! Ну или какой-то фильм о возможной его жизни, если бы он жил в параллельном мире. И что на самом деле он родился, вырос и, скорее всего, умрёт в тюрьме.

Проснулся Олег уже утром с мыслями, что он в тюрьме и что его освобождение и путь домой были всего лишь сном. Но, слава Богу, оглянувшись по сторонам, он увидел, что по-прежнему находится в своей спальне. Скинув ненавистную тюремную робу, он остался лишь в штанах и чёрной футболке. Первое, что он вспомнил сутра, так это то, что он забыл поесть! И в этот же момент предательски импульс из желудка в мозг моментально активизировался. Сообщая о том, что уже более суток в него ничего не попадало. Олег направился на кухню, где решил на всякий случай заглянуть в холодильник. Дверца холодильника поддалась не сразу, видимо, настолько сильно прилипла за всё это время, создавая внутри холодильной камеры некий вакуум. А вакууму было от чего создаться, так как внутри, к расстройству желудка Олега, не было ничего! Олег закрыл дверцу холодильника, но через мгновение открыл её снова в надежде, что его подвели глаза, и внутри затерялось что-то съедобное, но, увы! Ничего не было, и холодильник был абсолютно пустой, словно его только что купили. Со злости он хлопнул дверцей холодильника, и при этом вспомнил интересный факт. Оказывается, по статистике в девяти из десяти случаев холодильник открывают просто так, чтобы посмотреть что внутри. И производители холодильников знают об этом, и, создавая свои установки, делают такие дверцы, которые рассчитаны на частое бесполезное открывание и закрывание. Откуда Олег знал это, он не помнил, но то, что сейчас он лишь подтвердил правдивость данной статистики, был факт.

Но сейчас его заботило совсем другое. Сейчас ему надо было обмануть свой желудок. Для этого он поставил кипятиться воду в чайнике, а сам пока пошёл умываться, благо, с собой из колонии он сообразил прихватить свою зубную щётку и пасту. Он зашёл в ванную и поднял рычажок смесителя вверх и слегка влево. Из крана тут же потекла тёплая вода. «Какое же удовольствие чистить зубы тёплой водой!» – подумал он. И правда, долгое время ему приходилось делать это под слабым ледяным напором воды, что лилась из кранов исправительной колонии. Причём, вода эта имела какие-то примеси, потому что очищалась не так хорошо, как в Москве. А ржавые трубы, по которым она текла, придавали ей загадочный рыжий цвет и металлический привкус даже после кипячения. Такая вода очень быстро разрушала зубы осуждённых, и это было не справедливо, по мнению Олега. Ведь ты осуждён на лишение свободы в течение долгих лет, а не на то, что тебе испортят все зубы или будут мучать холодом!

Очень скоро зубы у Олега стали реагировать буквально на всё! На холодное и горячее, на сладкое и солёное, разве что на воздух они пока не реагировали. Своего стоматолога в зоне не было, но официально, по бумагам, он был. На самом же деле он приезжал в лагерь раз в две недели только для того, чтобы вырвать зубы уже у доведённых до сумасшествия зеков. И действительно, мужчины лучше, чем женщины переносят острую резкую боль, даже если она будет довольно сильной, а вот долгую ноющую боль им терпеть гораздо тяжелее. У женщин же наоборот – им легче терпеть периодические ежемесячные женские боли, тупые боли в животе, голове, чем сильную боль от серьёзного пореза, ушиба, ожога или перелома. Олег вспоминал об этом каждый раз, когда его зубы начинали его беспокоить, но к стоматологу он не ходил. На это у него было несколько причин. Во-первых, ему не хотелось вырывать зубы, которые можно было залечить. Но стоматолог, приезжавший в зону, то ли не умел их лечить, то ли просто не хотел с этим возиться, поэтому для любого болящего зуба у него был один приговор: «Рвём!». Во-вторых, делал он всё крайне неаккуратно. Это был молодой врач, который, судя по всему, договорился с начальством приезжать в зону только для того, чтобы набить себе руку, используя зеков как подопытных кроликов. Он мог позволить себе курить во время процесса удаления зубов. Держа сигарету краешками губ, он мог начать что-то напевать, а тебе только оставалось надеяться, что он не начнёт стряхивать пепел в твой открытый рот. Третья причина исходила из второй, а именно, из его неаккуратности. Дело в том, что семьдесят процентов людей, сидящих в зоне, были наркоманами, а это означало, что каждый третий из них был либо заражён ВИЧ-инфекцией, либо гепатитом C. Именно такие люди были самыми частыми клиентами у чудо-стоматолога. Когда они были на воле и употребляли наркотики, то их ничего не беспокоило, а попав в тюрьму, организм сразу начинал показывать им, какой урон они принесли своему здоровью. И, конечно же, сразу у них начинали крошиться зубы. Способ дезинфекции в виде протирания инструментов проспиртованной ваткой, который использовал молодой врач, Олег считал не самым надёжным. Поэтому ему приходилось терпеть эту систематическую боль, а чтобы почистить зубы, ему приходилось кипятить воду и, налив её в стакан, спокойно начать процесс чистки. Но это было уже позже, когда Олега перевели со строгих условий на обычные и переместили в зону. А вот в камере воду вскипятить было нечем. Кипяток давали раз в день и то всего один стаканчик, а пить порой хотелось так, что тратить драгоценную воду на чистку зубов казалось верхом расточительности.

Поэтому сейчас, стоя в своей ванной, Олег чистил зубы с таким удовольствием, что улыбка злобного клоуна сама появлялась на его лице. Вспомнив все эти проблемы, связанные с горячей водой, он не сдержался и, скинув с себя всё, что было, залез под душ. Чистенький и свеженький, он вышел из ванной, будто смыв с себя многолетнюю усталость от тюрьмы и весь негатив, сопутствующий подобным «командировкам». Чайник к тому времени давно уже вскипел и остыл до нужной температуры. Есть Олегу по-прежнему хотелось, поэтому он налил в стакан тёплой воды и выпил её. Желудок его понимал, что в него что-то, наконец, попало, а температура кипячёной воды создавала иллюзию, что это суп. Олег применял это способ не раз, сидя в тюрьме, зная, что его желудку потребуется время для разоблачения обмана.

Теперь, когда у него было несколько десятков минут, Олегу нужно было сходить куда-то поесть, а заодно купить себе пару-тройку вещей. По просьбе Олега его старший брат оставил в тайнике в ванной все деньги, что Олег смог накопить за время своего заключения. Денег там было немного, но на одежду, лечение зубов и несколько месяцев существования ему должно было хватить, чтобы не сразу пришлось устраиваться на первую попавшуюся работу. Он заглянул в тайник – деньги были на месте. Он сразу вспомнил, как во время обыска у него в квартире опера нашли этот тайник и вытащили из него крупную сумму денег. Они присвоили эти деньги себе, указав в протоколе об изъятии лишь одной седьмой части от общей суммы найденных ими средств. Понятые, которые смотрели по сторонам, наблюдая за тем, какой ремонт был сделан в квартире, вместо того, чтобы смотреть, как в этой же квартире роется толпа ментов, поставили свои подписи практически не глядя в протокол изъятия. Так с лёгкой руки правоохранительных органов пять с половиной миллионов рублей превратились в семьсот тысяч. На суде, состоявшемся лишь спустя два года после ареста Олега в связи с чрезвычайной сложностью уголовного дела, длительным следствием и долгим ознакомлением с многочисленными томами преступлений, которые инкрементировала прокуратура в вину Олега, понятые вообще не могли вспомнить, что видели в его квартире. Но зато они дружно заявляли, что ремонт в квартире Воеводина хороший! Для Олега, сидящего на скамье подсудимых за бронированным стеклом, факт того, что понятым понравился ремонт у него дома, служил не сильным утешением.

Но сейчас, к счастью, деньги были на месте. Олег взял пачку, которой, он посчитал, должно хватить на его сегодняшние расходы, и пошёл к шкафу. Там лежали его прежние вещи. Он с лёгкостью влез в свои старые джинсы, которые показались ему на три размера больше, чем было нужно. Накинул кофту, которая висела, словно на него надели мешок, а сверху набросил куртку, которая тоже была не по размеру. Лишь ботинки были у него по-прежнему сорок второго размера и пришлись ему впору. Олег посмотрелся в зеркало и на секунду засомневался – может лучше он пойдёт в своей тюремной одежде? Она была хоть и страшная, но сшита чётко по его фигуре. Он вспомнил, как в детстве постоянно донашивал одежду за своим старшим братом, поэтому он несильно переживал, если в его одежде было что-то не так. Да и моральных сил влезть в эту робу вновь у него уже не было. Поэтому он сложил её в пакет и вышел из дома.

Жёлтый полупрозрачный пакет он выбросил в мусорный бак рядом с домом, в нём находилась роба, с которой он спешил распрощаться. Аккурат на противоположной стороне улицы от дома была какая-то кафешка, недолго думая, Олег Воеводин решил перекусить именно там. Он открыл дверь и сел у понравившегося столика рядом с окном. К нему сразу же подошла официантка:

– Что будете заказывать? – сказала она.

– Девушка, можно мне какого-нибудь мяса с овощами? – ответил Олег.

Официантка была явно удивлена такому заказу, ведь было ещё утро. Заметив это, Олег добавил:

– Я просто не ел целый день!

Девушка не сразу поняла, что речь идёт не о сегодняшнем дне, который только начался, а о сутках и что уже около тридцати часов Олег не принимал пищу. Стараясь скрыть свое удивление, она начала перечислять варианты блюд из мяса, которые данное заведение могло предложить своим гостям:

– У нас есть жаркое по-домашнему, мы можем принести жареную свинину, говяжий стейк…

У Олега заурчало в животе так громко, что он подумал, что девушка может услышать голос его желудка. А при слове «стейк» живот заурчал особенно громко.

– Мне стейк! – сказал Олег, прервав перечисление блюд официанткой.

– Хорошо! – ответила девушка и заулыбалась, видя, как при слове «стейк» у Олега загорелись глаза.

Вообще девушки всегда почему-то улыбались, когда видели, как у Олега светились глаза, и, судя по улыбке официантки, он догадался, что сейчас такой же случай.

– Какую Вам степень прожарки? – уточнила девушка.

Обычно Олег всегда выбирал среднюю, но, соскучившись в тюрьме по хорошо прожаренной еде, он сказал:

– Мне максимальную!

– Но это займёт время, – видя, как он проголодался, сказала официантка.

– Ничего. Уж ждать я научился, – ответил он, а девушка после этой загадочной фразы понесла заказ на кухню.

Тюрьма действительно учит ждать и терпеть, и это, наверное, единственное полезное умение, чему она учит. Поэтому он спокойно смотрел в окошко в ожидании своего стейка. За окном всё казалось ему интересным: проходящие мимо люди, их одежда, машины, что проезжали мимо – всё! Всё казалось ему удивительным. Он обратил внимание на один жёлтый автомобиль, который двигался по полосе с буковкой «А», нарисованной на асфальте. Когда он был на свободе, никаких таких полос не было, но шоком для него их наличие в Москве не явилось, так как подобные полосы он часто видел в других европейских городах, где у него проходили соревнования. По таким полосам обычно движется общественный транспорт, но не только из-за буквы на асфальте данный автомобиль привлёк его внимание. Дело в том, что за его рулём никого не было! Единственной, кто мог управлять этим средством, была женщина, находящаяся в нём, но она сидела на заднем сиденье и сосредоточенно копошилась в своей дамской сумочке.

– Вот дура, она же разобьётся!!! – подумал он и даже привстал со своего места, готовый выбежать из кафешки, чтобы как-то предотвратить катастрофу. Но в это время жёлтая машина спокойно повернула направо без какого-либо участия дамы на заднем сидении.

– Твою ж мать! – вслух сказал Олег и плюхнулся на свой стул, держась за голову.

Гости за соседним столиком обернулись, чтобы посмотреть, что за шум там за столиком Олега. А он в этот самый момент ещё не до конца верил в то, что видел. Это напомнило ему один фантастический фильм со Сталлоне, где преступников замораживали на несколько лет, и один из них случайно разморозился, оказавшись в далёком будущем. Вот и Олег чувствовал себя так, будто он сидел в заморозке всё это время, а сейчас оказался в будущем. Ожидая свой стейк, Олег осмысливал тот факт, что теперь существуют машины, которые ездят сами по себе.

Наконец, официантка принесла его заказ. Данная кафешка не была стейк-баром, но тот стейк, который сейчас видел Олег, казался ему божественным! Тем не менее, даже аромат хорошо прожаренного мяса не смог сразу отвлечь Олега от размышлений, поэтому он спросил:

– Девушка, скажите, пожалуйста, а что, есть уже беспилотные автомобили?

Официантка была удивлена таким вопросом, но, видя, как тревожит это посетителя их кафешки, объяснила, что машины такие появились несколько лет назад, но в городе разрешено перемещаться только беспилотным такси и только по выделенной для общественного транспорта полосе. Ограничение это было связано с тем, что данная функция, которая управляет машиной вместо водителя, была несовершенна. Она с трудом может распознать человека, если тот, к примеру, несёт в обеих руках сумки, или катит детскую коляску, или передвигается в инвалидном кресле. Да и наличие таких машин повсеместно потребовало бы полностью поменять систему движения транспорта. Поэтому, пока в Москве ездят только беспилотные такси.

Такой ответ утихомирил любопытство Олега, и теперь ему нужно было утихомирить свой желудок. Поэтому он поблагодарил официантку за рассказ и набросился на стейк, будто тот мог куда-то деться. Тарелка у Олега опустела довольно быстро и, доедая остатки мяса, он заметил, что официантка стоит у барной стойки и с умилением смотрит, как он ест. Она смотрела так, словно она сама этот стейк приготовила или так, как смотрит жена на своего мужа, когда тот усталый приходит с работы домой и уплетает за обе щёки приготовленный ею ужин.

Не успел Олег положить столовые приборы на тарелку, как официантка была тут как тут.

– Вы видимо действительно были сильно голодны, – сказала она.

– Да, – ответил он.

– Может, тогда что-нибудь ещё?

– Можно мне кусочек какого-нибудь шоколадного торта и кофе? – попросил Олег.

Девушка убрала со стола меню и сказала:

– Вы знаете, может, всё-таки чай? У нас есть отличный чай с бергамотом!

Олег посмотрел на неё прямым суровым взглядом. Таким взглядом, который и на зоне не каждый мог выдержать, и медленно произнёс:

– Девушка, я долгое время находился в таком месте, где пили только чай. Поэтому сейчас мне можно всё-таки кофе?

– Вы были в Индии? – спросила официантка, не понимая, что это за место такое.

– Типа того! – сказал Олег, стараясь не пугать наивную девушку своим ответом.

Так ничего и не поняв, она побежала за кофе с кусочком тортика и практически моментально вернулась с заказанным десертом. Закончив свою трапезу, Олег рассчитался за свой заказ, оставив чаевые в размере десяти процентов от суммы заказа, как обычно это делал. Теперь настало время идти за одеждой и лучшего места, чем ТЦ «Кунцево-Плаза» было не найти. Хотя Олег уже второй раз видел этот торговый центр, но привыкнуть к его размерам ещё не мог. Он направился внутрь, где вежливые автоматические двери тактично распахнулись перед ним. За ними его ожидал охранник, который по своим размерам больше напоминал двухкамерный холодильник. В руках у него был ручной металлоискатель типа того, с которым бегали сотрудники колонии в поисках телефонов и самодельных ножей. Олег с этим устройством был знаком не понаслышке, и он знал, что этот прибор пищит на всё подряд, поэтому он больше подходит для игры в настольный теннис, нежели поиска чего-то конкретного. Рядом с охранником стояла металлическая рамка, вроде той, что устанавливают в аэропортах для досмотра пассажиров.

Олег прошёл сквозь рамку, и та противно запищала. Охранник жестом показал, что надо пройти сквозь рамку вновь. Воеводин выложил ключи от дома на поднос, что был рядом с рамкой, и снова прошёл сквозь неё. Та снова запищала.

– У меня больше ничего нет, – сказал Олег, разводя руки в стороны.

– Сейчас разберёмся, – сказал басом перекаченный охранник. Он начал водить своей «ракеткой» по одежде Олега, и «ракетка» то пищала, то умолкала.

– Я не могу понять в чём дело, – сказал охранник. – Вроде на Вас ничего металлического нет, но что же тогда пищит?

– Это моя железная воля! – пошутил Олег.

Охранник на миг остановился, а затем неестественно громко захохотал. Даже Олег не ожидал такой реакции на незамысловатую, по его мнению, шутку, но с охранником она прошла на все сто процентов! И тот, держась за живот, показал жестом, что Олег может пройти.

Первые магазины, по каким прошёлся Олег, были магазинами одежды. Он купил несколько футболок, кофт, джинсы и обувь, выбирая всё любых цветов, кроме чёрного. Но! В тюрьме разрешён лишь чёрный цвет одежды и, наносившись чёрного там и насмотревшись на этот цвет на других вокруг, сейчас он хотел чего-то яркого и цветного. Поэтому то, что сейчас купил Олег, было странным для обычного человека. Если бы он сразу надел на себя всё, что купил сегодня, то он бы больше походил на туриста, приехавшего с гавайского пляжа, нежели на человека, откинувшегося с зоны. Только бледный цвет кожи выдавал, что жаркое гавайское солнце не коснулось Олега. А цвет кожи был таким потому, что в исправительной колонии, в которой он сидел, загорать было нельзя. Даже если ты в локальном участке своего барака, занимаясь на турникетах летом, снимешь футболку, то за это мог бы угодить в карцер на несколько суток.

Кроме цвета одежда, которую купил Олег, имела и другую странность. Дело в том, что он действительно слишком много времени провёл в заключении и не знал, что сейчас в моде. Поэтому он подобрал одежду, ориентируясь на свой вкус, который был далёк от современных трендов.

Но и это было ещё не всё… Ещё одной сложностью при покупке одежды был выбор размера. В зоне, где он был, зеки старались подбирать одежду таким образом, чтобы она никак не сковывала движения и уж ни в коем случае нигде не обтягивала. Это, мягко говоря, считалось дурным тоном в колонии. Поэтому после того, как Олег в зоне длительное время носил одежду на размер, а то и на два, больше, ему сейчас было трудно подобрать себе нужный размер. К тому же он сильно похудел. Особенно тяжело было выбрать джинсы. Он крутился у зеркала в примерочной, и подсказать, что это не его размер, было некому! А обращаться к продавцу-консультанту он не стал то ли из-за стеснения, то ли из-за того, что считал, что негоже ему в тридцать три года крутить задом перед смазливой девчонкой-продавцом! Хоть и покупки Олега можно было считать спорными, но в любом случае новая одежда смотрелось на нём намного лучше, чем та, в которой он был изначально.

Бродя в поисках одежды, он снова заметил, что все вокруг не отрываются от своих телефонов. Каждую свободную минуту люди тыкали в свои смартфоны, ища что-то в интернете или зависая в социальных сетях. Даже в ресторанчиках, которых было достаточно в «Кунцево-Плаза», люди сидели напротив друг друга и смотрели в экраны своих аппаратов. И вот это было уже действительно странно. Ведь в чём тогда смысл встречаться, если ни разу не посмотреть в глаза друг другу при встрече? Когда Олег наблюдал за тем, как все люди в метро уткнулись в свои телефоны, стоило только составу тронуться, ему это не показалось таким уж странным. Он и сам, когда много летал и ездил по сборам и соревнованиям, любил в дороге открыть свой ноутбук и скрасить свой путь просмотром какого-нибудь фильма, но, чтобы прийти на встречу и уткнуться в телефон?! Он считал это, как минимум, неуважением к собеседнику. Но к его удивлению это никого не задевало, и люди в ресторанчиках спокойно общались друг с другом, не поднимая глаз от своих смартфонов. «Точно! Наверное, и мне надо купить телефон и ноут заодно» – подумал он.

Найдя нужный магазин, он довольно быстро определился, какой телефон ему нужен. Его, конечно, удивил тот факт, что характеристики телефонов ничуть не уступают компьютерам того времени, когда он последний раз имел возможность прикоснуться к ним. Но в остальном сложности с выбором не возникло. Он подошёл к кассе и указал на понравившуюся модель, а так же попросил продать ему сим-карту. Всё моментом оказалось на кассе. Оплатив свою покупку, Олег вынул телефон из коробки и вставил внутрь симку, а затем рефлекторно убрал телефон в носок правой ноги. Только выпрямляясь после этого действия, он заметил, как все в магазине косятся в его сторону. Одновременно с этим ему в голову пришло осознание того, что теперь ему больше не нужно прятать куда-то телефон. Что теперь он может спокойно ходить с телефоном в кармане, не опасаясь, что сотрудники правоохранительной системы его отнимут.

Его так достали эти постоянные обыски вне воли в поисках телефонов, что у него уже выработался рефлекс – держать телефон в кармане нельзя. И, действительно, если в случае обыска телефон лежит у тебя в кармане, считай, что после обыска он будет в кармане у какого-нибудь сотрудника администрации. А вот, если он у тебя спрятан в носке, что, конечно, тоже не является надёжным местом, то есть хоть какие-то шансы сохранить дефицитный товар у себя, так как многие вертухаи ленятся нагибаться к голеностопам, чтобы прощупать или провести металлоискателем по ногам. Лично у Олега было несколько случаев, когда такой метод ношения телефона спасал его. К тому же, находясь в тюрьме, ты всегда ожидаешь «набега» со стороны администрации. И, правда, они в любой момент могли ворваться с обыском, будь это барак в зоне или камера СИЗО.

Бригада нападающих сотрудников обычно была вооружена металлоискателями-ракетками, разными крючками, отвёртками, зеркалами, а порой и камерой на гибком проводе, которая больше напоминала устройство для проведения гастроскопии. Реже данная команда нападающих была оснащена большими металлоискателями, такими, какие можно увидеть у кладоискателей с рюкзаком за плечами. Такое вооружение было обусловлено изобретательностью зеков при скрывании своих телефонов. Их замуровывали в стены, запихивали под деревянные полы и даже иногда прятали телефоны в потолке. Поэтому неискушённому работнику найти такой тайник было крайне сложно. Это было возможно либо по чьей-то наводке со стороны самих зеков, либо в случае внезапного нападения на барак.

В первом случае зеки сами старались выявлять предателей (по жаргону «сук») в своих рядах, но проблема была не в том, чтобы понять, кто стучит администрации, а в том, чтобы это доказать. Отсюда и появилась жаргонная фраза: «Я знаю, кто сука, но пояснить не могу!» Ну а что касаемо защиты от резких внезапных нападений, то в каждом бараке были люди, которые смотрели в окно двадцать четыре часа в сутки, сменяя друг друга, и оповещали весь барак, что в их сторону бегут менты, чтобы все, у кого есть телефоны и прочие запрещённые вещи, успели спрятать их в тайниках.

Конечно, были и глобальные обыски. Во время таких обысков выводили всех с вещами из бараков или камер, а потом отдельно обыскивали вещи осуждённых и затем сами помещения, в которых они жили. После этих мероприятий всё внутри было разбросано, как будто здесь был не обыск, а перестрелка из гранатомётов: деревянные полы были вскрыты, тумбочки стояли одна на другой, и даже койка могла находиться в совершенно другом углу жилой секции. Это был настоящий произвол, так как по инструкции сотрудники были обязаны проводить уборку за собой, но по факту это делать приходилось зекам.

«Слава Богу, что всё это позади!» – подумал Олег, вынимая из носка свой новый смартфон. Он хотел купить ещё ноутбук, но в этом магазине все так странно смотрели на него, что он решил найти другой. Это не составило проблем, и на покупке ноута Олег решил закончить на сегодня свой шоппинг. Путь домой не занял много времени, поскольку на этот раз он уже с первого раза нашёл свой обновлённый дом.

Оказавшись дома, Олег решил залезть в интернет, а именно, зайти на свою страничку ВКонтакте, которую зарегистрировал очень давно, буквально сразу, как данная социальная сеть набрала свою популярность. Ему потребовалось время, чтобы вспомнить свой пароль, но он использовал три-четыре варианта паролей для любых аккаунтов, где он был зарегистрирован. Перепробовав их все, он, наконец, оказался на своей страничке. Первое, что бросилось ему в глаза, так это количество друзей, которое сократилось в пять раз! А те, что остались, видимо, имели принцип не удалять первыми кого-то у себя из друзей. Этот факт не сильно расстроил Олега, он, скорее, просто подтвердил мнение, что неважно, сколько у тебя друзей в социальных сетях, важно, кто из них придёт на помощь, когда ты в беде!

Второе, на что обратил внимание Воеводин – это безумное количество непрочитанных сообщений. Они были абсолютно разные по своему содержанию. Часть из них была в стиле: «Зачем ты это сделал?», «Зачем тебе это было надо?» и так далее. Такие сообщения были от знакомых и мало знакомых ему людей. Читать подобные сообщения было неприятно. Не потому, что разные люди осуждали его поступок, а потому, что он сам задавал себе эти же вопросы на протяжении всего срока. Но, кроме таких сообщений, были и слова поддержки от близких и хорошо знающих его людей. Ещё были нейтральные сообщения типа: «Куда пропал?», «Почему не отвечаешь?» или поздравления с Днём рождения и Новым годом. Единственное, что объединяло все эти сообщения – дата их послания. Все они были написаны в первые три-четыре года его заключения. Далее все, видимо, поняли, что писать сюда бессмысленно, или попросту забыли о его существовании.

Олег и сам ощутил, как на третий год срока его начали забывать. К тому моменту он уже практически перестал получать письма с воли, а те звонки, которые он иногда делал, всё реже и реже достигали вызываемого абонента. Так, например, он однажды позвонил своему другу Паше, а тот взял трубку и сказал, что не может разговаривать, поскольку находится за рулём. Негодованию Олега не было предела! То есть он, сидя в тюрьме, выковыривая телефон из пола, опасаясь, что менты совершать очередной набег, может разговаривать, а Паша на свободе не может! Ну неужели нельзя припарковать свою машину, когда тебе друг из тюрьмы звонит?! Причём, Олег никогда не просил своих друзей ни о какой помощи, считая, что она должна идти от души по их инициативе. Но за весь его долгий срок инициативы так и не последовало. Ни копейки денег, ни одной передачки он так и не получил. Был всего лишь один человек, который сильно помог Олегу. Это был Вадим. Они были знакомы с детства благодаря спорту, и, когда у Вадима умер отец, Олег одолжил ему определённую сумму денег. Сумма была не особо большой для Олега, так как к тому моменту он уже неплохо получал, потому что рано начал показывать хорошие спортивные результаты. Но для Вадима это была значительная сумма, и он поначалу даже не знал, как будет её отдавать. Так начались их приятельские отношения. Вадим несколько раз думал бросить спорт, поскольку не показывал серьёзных результатов и хотел попробовать зарабатывать в другой области. Но Олег отговаривал его от подобных мыслей. Он даже поговорил с тренерами, чтобы те взяли его в молодёжную сборную Москвы на одни юношеские игры. Тренеры послушали Олега, так как он всегда имел вес в вопросе формирования сборной города. Вес этот держался на уважении среди других членов команды и его спортивных достижениях. Позже они стали тренироваться у одного тренера, а в поездках и на сборах стали жить в одном номере. В олимпийский год сборов было так много, что даже жена Олега в шутку ревновала его к Вадиму, говоря, что он больше живёт с ним на сборах, чем с ней дома. Так вот только Вадим помог Олегу, дав ему в долг денег на освобождение.