Оглавление
Виктор Таки. Россия на Дунае. Империя, элиты и политика реформ в Молдавии и Валахии, 1812—1834
Введение
Глава 1. Ранние контакты
Российско-османский конфликт
Кючук-Кайнарджийский мир и становление российского протектората
Российская оккупация Молдавии и Валахии в 1806–1812 годах
Церковная политика во время российской оккупации княжеств
Глава 2. Трудности империостроительства в революционную эпоху
«Греческий проект» Иоанна Каподистрии
Бессарабский эксперимент Александра I
Восточная политика России и миссия Г. А. Строганова
Российские дипломаты и вопросы внутреннего управления молдавии и валахии
Каподистрия, Александр I и греческое восстание
Глава 3. Восстания 1821 года и их последствия
1821 год и антигреческие настроения в Молдавии и Валахии
Трения между боярами и их проекты реформ
Молдавские радикалы и консерваторы
Аккерманская конвенция
Глава 4. От Аккермана (1826) до Адрианополя (1829)
Российская империя и элиты Молдавии и Валахии в 1826–1828 годах
Война 1828–1829 годов и занятие княжеств российскими войсками
Составление программы реформ
Министерские инструкции и создание комитета реформ
Адрианопольский мир
Глава 5. Органические регламенты и восточная политика России
Боярская оппозиция органическим регламентам
Дело сиона и его последствия
Принятие органических регламентов ревизионными собраниями
Киселев, дунайские княжества и восточная политика России
Глава 6. «Регулярное полицейское государство» на Дунае
Эпидемия чумы и создание дунайского карантина
Создание земского войска и реформа полиции
Налоговая реформа и крестьянские повинности
Реформа центральной администрации и судебной системы
Иностранные подданные, «преклоненные» монастыри и цензура
Глава 7. Российская политика в Молдавии и Валахии после 1834 года
Россия и проблема объединения княжеств
Политические трения в Молдавии и Валахии во второй половине 1830‐х годов
Молдавия и валахия в 1840‐х годах: «Санитарный кордон» для империи?
Пределы гегемонии
Заключение
Глоссарий
Приложение А. Боярские чины Молдавии в 1829 г
Приложение Б. Боярские чины Валахии в 1829 г
Источники и литература
Отрывок из книги
С момента своего становления в середине XIV столетия Валахия и Молдавия составляли пограничное пространство, оспаривавшееся более сильными соседями – такими, как клонившиеся к упадку Византия и Золотая Орда или восходящие Венгерское и Польское королевства[51]. На протяжении первых 100 лет своего существования княжества испытывали влияние увядающей Византии и соседних славянских народов[52]. Несмотря на то что этнические румыны, по-видимому, составляли большинство подданных валашского и молдавского господарей с самого начала, использование церковнославянского языка в господарских канцеляриях вплоть до конца XVI столетия свидетельствует об уровне славянских влияний на княжества в ранний период их существования[53]. К концу Средневековья Молдавия и Валахия вошли в орбиту Османской империи и оставались в ней вплоть до XIX столетия.
В отличие от славянских государств к югу от Дуная, где османское завоевание сопровождалось истреблением или обращением в ислам местных правящих элит и разрушением государственных структур, Молдавия и Валахия сохранили автономию. Их господари стали вассалами османских султанов, обязуясь выплачивать ежегодную дань, а также оказывать военную поддержку Османам во время кампаний[54]. Со временем Порта ужесточила свой контроль над княжествами, лишив их эффективного войска и независимости во внешних сношениях, а также установив контроль над внешней торговлей. Тем не менее Молдавия и Валахия сохранили свое институциональное своеобразие в системе османских владений и остались православными странами, в которых мусульманам в принципе запрещалось селиться. В рамках исламской правовой традиции статус княжеств регулировался понятием «ахд», или соглашения, что свидетельствовало об их промежуточном положении между Пределом ислама и Пределом войны[55].
.....
Действия валашских бояр в последние месяцы перед заключением Кючук-Кайнарджийского мира свидетельствуют об их реакции на формулы замирения, последовательно предлагавшиеся российской стороной. Так, в июне 1774 года они выразили согласие с уподоблением статуса Валахии Рагузской республике, платившей дань Порте лишь раз в три года и представленной в османской столице консулом[124]. Эта формула впервые появилась в проекте мирного договора, переданного Обресковым Абдур-Резаку при завершении переговоров в Бухаресте в марте 1773 года[125]. Когда стало ясно, что их более смелые предложения о переходе в российское подданство или под коллективный протекторат России, Австрии и Пруссии нереализуемы, Рагузская модель стала для бояр способом добиться, «чтобы не вмешивалось в нашу страну угнетение тирании»[126]. Когда они узнали, что заключенный мирный договор не содержит упоминаний о Рагузской республике и лишь ссылается на «[выгоды], коими пользовались [княжества] во время царствования, достойной памяти, Султана Мегмеда Четвертого», они поспешили предоставить Румянцеву детальное описание этих привилегий. Последние включали избрание господаря из местных жителей, его высшую юрисдикцию в уголовных делах и гражданских тяжбах между христианскими подданными и мусульманами, запрет османским войскам вступать на территорию княжества, а также свободу торговли для валашских подданных[127]. Узнав об обретенном Россией праве «говорить в пользу княжеств», бояре поспешили определить эту прерогативу как право «защищать права нашей страны в соответствии с договорами»[128].
В то же время последовательное реагирование бояр на изменения условий возвращения княжеств под контроль Порты в течение лета 1774 года не означает, что они не сыграли никакой роли в определении этих условий. Вне зависимости от того, предшествовал ли меморандум Михая Кантакузино условиям замирения, переданным Обресковым османскому представителю в марте 1773 года[129], оба этих документа отражают боярский дискурс о правах и привилегиях княжеств. Только валашские и молдавские делегаты могли подсказать Екатерине Великой и ее вице-канцлеру Н. И. Панину мысль о возврате княжеств Османам «на самых тех кондициях их собственных прав и обычаев, с которыми они прежде поддались под турецкую державу». То же самое касается и требования к Порте «дозволить им пользоваться теми же самыми выгодами, коими пользовались они во время царствования, достойной памяти, Султана Мегмеда Четвертого». Хотя Михай Кантакузино и не упоминает Мехмеда IV, этот султан фигурирует в современном ему молдавском меморандуме относительно первоначальных условий принятия княжеством османского подданства. Опять же, вне зависимости от датировки молдавского документа[130], Обресков мог заимствовать отсылку к данному султану только у его автора или кого-либо, кто был столь же заинтересован в восстановлении старых привилегий княжества.
.....
