Читать книгу Они приходят с дождем - Виктор Владимирович Колесников - Страница 1

«Они» пришли с первыми каплями неутихающего ливня. Этот поток воды трудно назвать дождем, скорее, – наваждение, от которого нельзя было скрыться и уж точно его нельзя было остановить. Вода хлынула с черных, закрывших небеса туч. Небо было не просто пасмурным, оно было практически черным. Небосвод разразился внезапно, но не так, как обычно происходит перед грозой, когда поднимается сильный порывистый ветер, нарушая какую-то сверхъестественную и даже незыблемую тишину. Как тогда показалось очевидцам происходящего, животные проявляли тревогу. Особенно беспокойно вели себя собаки. Возможно, их страх был вызван инстинктами – памятью предков. Посаженные на цепь, будто обезумившие метались, пытаясь вырваться из оков. Жившие с хозяином в доме, поджав хвост, забирались в дальний угол под кровать, словно пытались быть как можно дальше от окон и входной двери, а питомцы владельцев двухэтажных коттеджей забивались в дальний угол на верхних этажах.

Стенания небес ощущались все сильнее и еще до первых капель окрестности Мурома содрогались канонадой, напоминающей залпы артиллерийских оружий, работавших перед наступлением основных штурмующих сил. Раскаты грома лавиноподобно нарастали. Тёмно-фиолетовое полотно небес разрывали яркие витиеватые молнии, мелькали зарницы и местами, вдалеке, небо будто вспыхивало, озаряя близлежащие домики. После обеда над Муромом нависли сумерки, набросив тени на улицы и рощу, окружавшую помрачневший город.

Еще до первых дождевых капель я успел заехать в свой магазинчик запчастей для немецких автомобилей, забрать у продавца выручку за несколько рабочих дней, а после, умудрился купить продуктов к запланированному ужину в японском стиле до появления бескрайних очередей на кассах. Будто бы перед стихийным бедствием люди запаниковали и принялись сметать туалетную бумагу, соль и гречку с полок, хотя ничего не предвещало беды. Сам то я терпеть не мог японскую кухню, но моя жена Маша и восьмилетние двойняшки Соня и Даша были искушенными любителями всевозможных блюд из сырой рыбы и риса. Казалось, что возиться часами на кухне, заворачивая ингредиенты в водоросли, походившие на целлофан мусорных мешков черного цвета, было одним из самых любимых занятий моих дочерей. «Ну, а что мне? Плохо что ли? Даже хорошо!», – думал я. В это время я с легкостью мог оккупировать диван и телевизор, открыв холодное пиво, лицезреть, как наша сборная с треском проигрывает мужчинам, чьи деды и прадеды за шесть недель отдали свою страну фашистской Германии.

Мои девочки не обращали внимания на погодные аномалии. Все мы на самом деле очень любили грозы. Проводить вечера с Машей на веранде нашего небольшого домика, вдыхая запах озона и вкушая сухое вино из собственной коллекции, было лучшим занятием для нас в беспощадно знойном августе. Интересно то, что гидрометцентр ни слова не упомянул про надвигающуюся грозу, хотя обычно их прогнозы, на мой взгляд, были весьма правдивыми. Из окон моего домика был виден изгиб реки «Ока». Примерно в шесть вечера над ней нависла белесая пелена из капель. Вода падала с небес плотным потоком. Рябь, создаваемая крупными каплями, была хорошо видна через открытое окно. А на закрытых окнах от потока воды, врезавшегося в стекло, создавался непривычный, искаженный вид всего, что можно было видеть из дома. Разводы растягивали пейзаж, создавая причудливые формы деталей улиц, ставших уже привычными для нас. И пусть дождь нарушил возможность провести вечер на веранде, ведь там уже не было сухого места, все равно я собирался весь вечер проболтать с Машей.

Я любил эти долгие вечера, когда девочки – маленькие чудовища, – выполнив все свои задачи по уничтожению нашего уютного гнезда, наконец-то засыпали. Эти мгновения мы посвящали разговорам, а говорили на разные темы. Иногда я ловил себя на мысли, что веду беседу со своей супругой на весьма мужские темы, но она никогда не уходила от разговора и не меняла тему. «Видимо, умеет спать с широко открытыми глазами», – каждый раз думал я, замечая, что рассказываю ей о деталях двигателя, например, о бендиксе стартера на 535 «БМВ», а она, внимательно слушая, кивала головой. Мои дочки, конечно же, никогда не были обузой для меня. Я искренне любил всех моих девочек, а они – позволяли мне любить их.

Несмотря на наличие электричества в эту аномальную грозу, телевизионные каналы транслировали рябь или синий цвет. Тогда я включил забытый архаичный радиоприемник. Покрутив колесико частотной настройки, не смог найти ни единой работающей радиостанции, кроме местного религиозного радиоканала с тривиальным названием.

«Апокалипсис начался сегодня. Покайтесь, рабы божие, и вы будете спасены!», – нараспев, глубоко и протяжно вещал некий Отец Андрей. «Они уже здесь! Только праведные могут сохранить свои жизни!», – я, не дослушав, выключил радио, после чего направился к своим девчонкам на кухню, где работа кипела во всю.

Так беззаботно и прошел день. Мы наслаждались круговоротом вкусов навязанной нам маркетологами японской кухни, а в это время дождь все так же интенсивно лил, образуя небольшие лужицы. Они увеличивались. Росли. Становились глубже и уже к восьми вечера по улице и двору текли ручьи. Я выпил пару банок пива, а потом мы с Машей прикончили Каберне-Совиньон. В это время девочки играли на подоконнике в кухне-столовой. Сначала они о чем-то спорили, смеялись и рисовали на запотевшем стекле пальцами, как вдруг, резко притихли. Я это сразу заметил и перевел на них взгляд. Внимание девочек было направленно на что-то, ввергавшее их в леденящий страх, оцепенение, первобытный ужас. Несмотря на то, что я был смелее их на целый литр пива и два бокала вина, оцепенение дочерей меня напугало. Я, конечно, понимаю, что ребенок может испугаться тени раскинутых, качаемых ветром сухих ветвей в окне и даже чего-то, созданного их воображением и наблюдавшего из щели приоткрытого шкафа в детской. Но сейчас их страх был настолько сильным, что даже я почувствовал его. Невольно я перевел взгляд на большой кухонный нож, наточенный мной сегодня, не хуже самурайского меча.

С тех пор, как я заметил испуг своих дочек, прошло несколько мгновений и в подтверждение моей правоты – я услышал протяжное: «Па-а-п?». Их слившиеся в унисон голоса, словно разряд тока хлестнул мое сознание, вернув меня в реальность. Их «пап» стало пощечиной, от которой я даже отрезвел. Обычно я без промедления спросил бы у дочерей, что случилось, но сейчас боялся, что это «что-то» за окном меня услышит. Странная гнетущая тревога поселилась в нас с тех пор, как пришли «Они». Я, стараясь не создавать шума, аккуратно приподняв стул, отставил его и как можно быстрее подошел к окну. За стеклом, сквозь сильные водяные разводы, искажавшие детали пейзажа, я пытался увидеть хоть что-нибудь в палитре темных тонов ночи, но кроме вполне угадываемых очертаний ближайших домов, деревьев и детской площадки с ее многочисленными горками, качелями и лавками – ничего подозрительного не увидел.

– Что вы тут насмотрели, а? – взяв в охапку дочек и покрепче прижав к себе, спросил я.

– Ты что, не видишь? – очень тихо и, как мне показалось, обреченно сказала Соня. – Вон там, под дубом, – тогда я наклонился к стеклу и устремил взгляд под большой одиноко стоящий дуб с раскидистой кроной и двумя веревочными качелями, которые подвязывал к ветвям лично.

Сначала я ничего не рассмотрел. «Их» вообще сложно увидеть в темноте. Возможно, это магическая способность, а возможно – особенность кожного покрова, помогающая охотиться на людей. Первым делом я разглядел качели, толстый ствол дуба и только потом увидел застывшую фигуру. В тот момент, когда я увидел силуэт, округу озарила молния, осветив контур тела. «Нечто» стояло неподвижно. На расстоянии пятидесяти метров я не мог рассмотреть ни глаз, ни «Его» пол, если у «Них» вообще существовала гендерная принадлежность, так же я не мог увидеть деталей гардероба. В блеске очередной зарницы показался еще один силуэт. Второй замер уже намного ближе к нашему дому. Он стоял через дорогу на пустыре. Обзор перекрывала моя машина, но голову и торс было видно хорошо. Следующая вспышка дала рассмотреть «Его» лицо. Тогда, на расстоянии мне показалось, что «Он» прячет голову в узкий глубокий капюшон. Издалека голова напоминала узкую, конусообразной формы фигуру, плавно переходящую в длинную толстую шею.

– Телефон… – едва слышно произнес я, не отводя глаз от силуэта, стоящего через дорогу, напротив залитой водой жижи, где еще вчера была наша лужайки с цветами. – Девочки, телефон… принесите мой телефон. – Так же монотонно произносил я, не отворачиваясь от запотевшего от моего дыхания стекла. Очередная яркая вспышка позволила мне лучше рассмотреть Его. Вместе с зарницей сверкнули и глаза существа. Злой прищур не моргающих даже от попадания крупных капель дождя глаз и полоса – будто бы зловещая ухмылка, разделяющая верхнюю и нижнюю челюсть невероятно большой пасти, ввергли меня в трепет.

Этот взгляд принадлежал существу, неуклонно следующему великой цели. Даже судя по одному взгляду мне было ясно, что намерения Его были недобрыми. Но вот зачем именно он пожаловал – было не ясно.

– Телефон, – от голоса Даши я вздрогнул и повернулся к ней, чтобы взять мобильный, а когда вновь посмотрел в окно – существа там уже не было. От созерцания привычной картины – улицы без монстров – к горлу подкатил ком. «Если это не видение, – думал я, – то значит, оно в данную минуту может находиться где угодно и даже во дворе моего дома». Руки дрожали, глаза судорожно выхватывали из темноты некогда знакомые очертания, а сознание превращало детали интерьера в «Них». Я набрал номер «102», но услышал лишь короткие гудки. Потом я ввел «103» и даже «0890», но все абоненты, набираемые мной, были вне досягаемости. Телефон ослепил меня, и теперь, в ночной, таинственной и пугающей до чертей улицы, кроме бликов в глазах от экрана смартфона я не мог разглядеть абсолютно ничего. Какое-то время я всматривался во мрак, пытаясь увидеть хоть что-нибудь, но чудовища ушли. Не дожидаясь развязки, на всякий случай, я попросил дочерей пойти к жене, а Машу – и вовсе решил не нервировать тем, что мы увидели за окном. Но «То», пришедшее сюда, само себя показало.

Окно вдруг раскололось на сотни мелких осколков, устремившихся в кухню, а вместе с ними в мой дом ворвалось то самое создание, которое мы видели у дороги. В этой непередаваемо страшной ситуации я умудрился подумать, как же хорошо, что я отправил своих девочек к жене. Когда я упал на пол, мое хрупкое и трепещущее тело сверху прижал невиданный зверь, подобно изощренному убийце, получающему удовольствие от охоты. Этот монстр напоминал рептилию. Комодского варана или аллигатора, только в разы ужаснее, больше и свирепее. Длинное изогнутое тело – не то змеи, не то ящера – склонилось надо мной. Приблизив свою зубатую вытянутую пасть, темно-зеленая, слизкая и холодная тварь оголила клыки перед сокрушительной атакой, от которой не было шансов уйти. Чудовище выверенным, стремительным движением длинной шеи сделало выпад прямо мне в лицо. В этот миг неожиданно для меня и для «Него» яркая вспышка, сопровождающаяся громоподобным, оглушившим меня звуком, остановила зверя. Монстр выгнул спину кольцом и упал рядом со мной, измазав комнату алой кровью.

– Эй? Ты как!? – по Машиным губам прочитал я, так как в ушах стоял небывалый гул.

«Машка! Золото!» – промелькнуло в голове, и я бросился к ней. Выхватив ружье, я проверил второй ствол на наличие патрона. Оружие было заряжено. На улице у самого окна послышался шум. Как будто шелест травы и потом – громкое шипение. Эти звуки услышала Маша и указала мне на улицу. Мы с женой перевели взгляд на разбитое окно и буквально через мгновение в него влетело второе существо. Зубастая пасть распахнулась и быстро приближалась к моей шее. Я выстрелил. Картечь угодила в торс, но создание проложило атаку. Упав на плитку в метре от меня, оно метнулось ко мне, выставив закрученные, походившие на орлиные, когти. Мое ружье было разряжено, и я сумел лишь выставить его вперед, преградив путь к шее длинным желтым клыкам. Зубы ящера сомкнулись на вороненой стали и я, пока еще целый и невредимый, был прижат к полу тушей, походившей на доисторического ящера или крокодила.

В пылу борьбы я заглянул в глаза хищника. Это чудовище явно не знало, что такое сострадание, оно не ведало о пощаде. Кроме собственного перепуганного лица, источающего ужас и страх в отражении глаз монстра, я рассмотрел жажду терзать; азарт охоты. Создание, вломившееся в мой дом, хотело насладиться убийством. Мне показалось, что ему был важен сам процесс и, разумеется, удовлетворение от логического завершения процесса. Убивал ли этот монстр, чтобы утолить голод? Навряд ли, скорее, он пришел сюда вкусить крови – закрыть потребность в жестокой расправе, от которой чудовище получало удовольствие.

Я боролся недолго. Мои мышцы быстро проиграли чудовищному натиску и руки начали сгибаться, тем самым сокращая расстояние между моей шеей и загнутыми клыками. Я не обращал внимания на липкую кровь твари, стекающую на мою грудь, на гниющий смрад, исходивший из раскрытой клыкастой пасти, я не видел ничего, кроме приближающейся раскрытой пасти. Окружение для меня кануло в густую тьму, а звуки, отдаленно и неразборчиво, сливались в единый фон. Я пытался пошевелить ногами, но одна из массивных лап рептилии прижала их. В этой ситуации ничего не оставалось, кроме как наблюдать за своей смертью. Я смотрел на свое отражение в небольших, но глубоких черных пуговках, и в один миг глаза монстра увеличились в размере, округлились и чудовище ослабило натиск. Потом я увидел Машу, отпихивающую бездыханную тушу ногой. В пропитанной футболке кровью чудовища я, поскальзываясь в багровой луже, поднялся на ноги. Из черепа существа торчал наточенный мною бритвенно-острый нож. Маша, испачканная в слизь и кровь ящера, стояла у стены, а девочки, обняв друг друга, молча уставившись на происходящее, стояли в арке, ведущей из кухни-столовой, и дрожали.