Читать книгу Райское Место. Книга 1: Обретение - Виктория Дурова - Страница 1

Пролог

– Имя?

– Лу–го–вой. Данила. Даниэль, по–вашему.

– Допуск?

– Первый уровень.

Привратница подняла бровь, раздражающе громкое клацанье по клавиатуре стихло. В ярком световом пятне настольной лампы, все ее эмоции были как на ладони.

– Четвертый Отдел, я полагаю? – он отчетливо увидел, как ее ноздри шевельнулись, втягивая воздух.

– Так точно.

– Известить вашего главного?

– Необязательно.

– Незаконными субстанциями, запрещенным оружием, Внесторонними тварями владеете?

Данила почувствовал, что пора растопить лед, вальяжно облокотился на высокую стойку, снял капюшон и улыбнулся.

– Я много чем владею… А что, не пропустите?

Женщина неожиданно беззастенчиво подыграла, подавшись вперед и сделав томные глаза. Длинный локон упал прямо в декольте, и Данила показушно проводил его взглядом.

– Такого милашку не пустить? Вот только что мне за это будет, а?

Она захлопала ресницами, а Данила облегченно рассмеялся. О зарытом в ворохе носков откровенно незаконном стволе, насквозь пропитанном заклятиями и Темной магией, можно было больше не беспокоиться.

– Довольно шуток, мадам. Конечно же, у меня нет ничего незаконного. Но есть одна крайне интересная штуковина.

Дружелюбная Привратница явно пропустила бы его и так, но ему непреодолимо захотелось похвастаться. Порывшись по карманам своей кожаной куртки, он выудил молодое, зеленое растение, будто только что выдернутое из земли. Положил на темную поверхность стойки.

Привратница вновь приподняла бровь.

– И?…

Данила остановил ее, приложив палец к губам, всем своим видом призывая к терпению и тишине.

Буквально через несколько секунд, растение зашевелилось. Задвигало сочными зелеными листочками, приподняло стебелек, выгнулось и поползло куда–то вбок.

Привратница приоткрыла напомаженный ротик и выдохнула.

– Древо Жизни…

Данила ухмыльнулся.

– Оно самое.

Где вы его нашли? Они же…

– Вымерли, – самодовольно закончил он за нее.

Женщина в восхищении покачала головой.

– Теперь я понимаю, почему у вас такой высокий доступ. Надеюсь, вас там ценят… Эй, ловите его!

Данила подхватил успевшее выползти из светового круга юное растение и бесцеремонно сунул его обратно за пазуху.

– Сколько времени оно у вас там сидит, без воды, земли и солнца?

– Неделю, – ответил он с подчеркнутым выражением.

– Потрясающе. Сейчас зарегистрирую.

Привратница, явно под впечатлением, вернулась к работе и помучила клавиатуру еще несколько минут.

– Дайте права.

Данила протянул приготовленную заранее розовую пластиковую карточку.

И снова он ее впечатлил. Женщина подняла уже обе брови.

– Россия?

Он снисходительно кивнул и улыбнулся.

– Я тоже не всегда обращаю внимания, когда перехожу на другой язык.

Слегка нахмурившись, Привратница произнесла несколько слов, будто пробуя их на вкус. Хмыкнула довольно – похоже, русский пришелся ей по душе.

Забрав у него водительское удостоверение, женщина просветила его лучом из ручного сканера, присоединенного к компьютеру, и машина утробно заурчала, перерабатывая информацию.

Через пару секунд на вполовину развернутом к нему экране открылось новое окно. Знакомая с детства клыкастая морда с желтыми зрачками, похожая на страшную серую маску с фестиваля фантастических фильмов, хищно скалилась с экрана. Кожистые крылья заканчивались где–то за гранью картинки.

– И здесь красавчик, – промурлыкала Привратница.

Данила неожиданно для себя покраснел и, отодвинувшись, выпал из светового круга лампы. Из принтера полез лист бумаги с пропуском.

– Уж если кто красивым родился, он и в людформе будет неплох, это я вам по опыту говорю… – продолжала болтать Привратница, вытаскивая из выдвижного ящика большую круглую печать и другую, поменьше, с числовым механизмом. Выставила дату на меньшей печати, шлепнула по низу только что распечатанного пропуска, подышала на большую и, картинно размахнувшись, приложила ее рядом с первой. Длинно и заковыристо расписалась, протянула бумагу через стойку.

– Прошу, мой друг.

Данила взял пропуск, сложил его вчетверо и благодарно улыбнулся, пряча ценную бумагу вслед за растением.

– Спасибо.

Если опустить редкие осложнения, женщина у Врат – это всегда замечательно. Какой–нибудь старый черт так просто и не пропустит, и чихать он хотел на Четвертый отдел. Карманы вывернуть, сумку на стол, а то и вовсе трансформироваться потребует, для доказательства личности. А такие вот тетеньки пропускают чуть ли ни автоматом – кто за красивые глаза, а кто и со страху.

Он накинул капюшон на голову, оправил куртку, поднял с пола потрепанную дорожную сумку и кивнул Привратнице.

– Я готов.

Она провела рукой под столом, приводя в работу спрятанное там устройство, и где–то за ее спиной, в глубокой темноте залы ярко обозначился прямоугольный контур, как если бы в смежной комнате, за плотно закрытой дверью, включили сильный электрический свет.

Данила еще раз кивнул, даже слегка поклонился, и направился в сторону двери. Привратница послала ему вслед воздушный поцелуй, который он не поймал и даже и не заметил. За несколько шагов до его приближения дверь бесшумно и широко отворилась, залив темное помещение ярчайшим светом и обнаружив за собой оформленный стеклом и металлом коридор, с одинаковыми серыми дверьми, расходящимися в обе стороны.

Данила решительно шагнул через порог, в окно света, так не вязавшееся с мрачным помещением приемной. Так же бесшумно, дверь закрылась за ним. Прямоугольник дверного проема исчез, в приемной снова воцарилась темнота.

Привратница вздохнула и поежилась, словно от холода. Вытащила откуда–то из недр стола и натянула на голые плечи темную вязанную кофту. Сняла трубку с телефона и набрала короткий номер. Через несколько гудков, трубка неразборчиво квакнула.

– Реджик, говорить можешь?… Ой прости! – прочистив горло, она перешла на английский. – Я тут одного милого Охотничка пропустила… – в трубке явно поперхнулись. – Дэниэль… эмм… Лью–го–вой… Так вот. Он где–то откопал рассаду Древа Жизни… Настоящее. Я сама видела, как оно пытается смыться. Я помню, кто–то тебе недавно заказывал… – в трубке восторженно подтвердили. – Какое удивительное совпадение! Твой заказчик… Ладно, ладно, не мое дело. Моя доля? Отлично. Только, Реджик, – она помедлила, – мне не нужны проблемы с Четвертым, так что… Хорошо–хорошо, я поняла. Сейчас пришлю координаты.

Она аккуратно положила трубку, повернулась к компьютеру и открыла электронную почту. Настрочила пару строк, скопировала картинку с прав только что пропущенного молодого Охотника, присоединила к тексту.

Отправив сообщение, женщина вытащила из стола большой круглый леденец, сунула его в рот и, довольная, откинулась в кресле.

– Ну и ладненько. Хоть заработаем на тебе, красавчик.

Потянувшись к настольной лампе, Привратница нажала кнопку выключателя. Вместе со всей обстановкой, компьютерами и ней самой, приемная Врат медленно растворилась в предрассветной дымке. Бескрайнее колхозное поле, оказавшееся на ее месте, было сплошь покрыто молодой порослью пшеницы. Стрекотали ночные цикады, где–то вдали безудержно лаяла собака. Ровно на том месте, где только что была и бесследно исчезла темная комната, придавленные намертво к земле ростки образовывали четкий и идеально ровный круг.

Глава 1

С самого раннего утра Мэтью Бёрнс (или Матвей, как все упрямо называли его в этой ненормальной стране) не находил себе места. С одной стороны, причина тому была, и весьма серьезная. Шагов сто по тенистой аллее, да несколько этажей лифтом – это все, что отделяло его от самого значимого события с тех пор, как пять лет назад он вошел под своды аэропорта Шереметьево – с одной лишь дорожной сумкой в руках.

Диссертация будет сдана и защищена, вечный кандидат наук уйдет в прошлое, и его место займет доктор наук, профессор – специалист в древнейшей филологии, и чуть ли не единственный в его родной Калифорнии человек, способный пошутить сразу на нескольких разновидностях древнерусского. Именно что профессор, если верить весьма лестному предложению контракта от ставшего уже родным МГУ.

О, это было не предложение, а мечта! Минимум преподавания, шикарная тема для исследования и довольно привлекательная для кандидата зарплата. Мог ли он мечтать об этом, когда пять лет назад сочинял план докторской диссертации? Обнаруженные не так давно хроники Урманских князей, составленные попеременно на двух славянских и трех неизвестных науке наречиях, был лакомый кусочек для многих. Но… увы и ах, знающих два–три языка специалистов много, а истинных полиглотов, осваивающих в год по языку и щелкающих лингвистические загадки, как семечки – единицы. Так что Мэтью не сильно переживал, что занял чье–то место.

Ответив на приглашение восторженным письмом (на архаическом русском), привыкший к гладким дорогам и ухоженным палисадникам американец за один вечер собрал сумку и прилетел в Москву.

Вот тут–то и началось все самое интересное. Во–первых, оказалось, что стипендия, полагающаяся студенту–докторанту Государственного Университета имени Ломоносова, была таких размеров, что ее спокойно можно было, как здесь говорят, свернуть в трубочку и… Ну, в общем, понятно. В крайнем случае, из этих трубочек можно было понаделать косяков и скурить. Потому что больше никакого толку от этой стипендии не было. Хорошо еще, что на первое время деньги у Мэтью все–таки были.

Во–вторых, жизнь в похожем на огромный улей, загазованном и запруженном городе была на удивление опасна и трудна. «Раздели» его еще в первую же неделю, когда, пытаясь найти альтернативу безумно дорогому AirBnB, он поехал смотреть плохонькую, но доступную однушку в Бутово. По требованию хозяйки, Мэтью оставил свои добротные, кожаные ботинки у дверей в квартиру, и там же с ними и распрощался. Пришлось квартиру на первое время снять, чтобы заказать на ее адрес новые ботинки из местного интернет–магазина – не ехать же было обратно в центр в одних носках.

Впредь, он был осторожнее – смотрел в оба. Так что ограбили его всего лишь еще один раз – увели только что купленный, пахнущий новизной велосипед, на котором он собирался ездить, за неимением машины. Позже Мэтью понял, как ему на самом деле повезло – гоняя по Садовому Кольцу на велике, он бы точно не дожил до дня защиты своей диссертации.

Цены в Москве были безумные, собаки злые, люди по большей части неприветливые. Однако последнее его беспокоило менее всего. Мэтью был прирожденный интроверт и с удовольствием отводил взгляд в ответ на равнодушные, холодные взгляды.

А вот с ценами было сложнее. И если бы ни Гоша Липатов, студент–первокурсник, недавно унаследовавший огромную, двухэтажную квартиру в самом центре города, недалеко от Кутузовского проспекта, Мэтью пришлось бы просить в посольстве денег на билет домой. Случайно узнав, что кандидат наук, бесплатно тренирующий весь поток в разговорном английском, ездит по полтора часа на маршрутке домой, Гоша сдал ему замечательную, светлую комнату за сущие копейки.

Но самое сложное началось тогда, когда Мэтью понял, что его русского языка не хватает не то, что на исследование, но и даже на полноценное общение с себе подобными. Особенно с женщинами.

Вообще, его отношения с прекрасным полом за последние пять лет развивались по самому печальному сценарию. Когда Мэтью собирался в Россию, конечно же начитался в интернете, как сильно русские женщины уважают иностранцев, и рассчитывал провести следующие пять лет весело и приятно. Оказалось, все немного… не так. Русские женщины иностранцев, конечно же, уважали, но таких, что прилетают в Москву на частных самолетах, а не нищих студентов, не вылезающих из рваных джинсов и таскающих за плечами рюкзаки с книгами.

Так что с женщинами была беда. С русским тоже – пришлось как следует подналечь на учебные пособия (хоть первую проблему это и не решило).

Однако, все это было позади. Через год его пребывания на «земле господ, земле рабов», американец Мэтью уже даже во сне говорил по–русски. Девушки все–же соблазнились на его высокий рост и поддерживаемую здоровым образом жизни фигуру… в количестве аж целых двух. (Последняя бросила его около полугода назад – и доконала ее, конечно же, хроническая студенческая нищета. Ну, и на том, как говорится, спасибо.) Гоша оказался отличным, хоть и несколько шумным соседом и неплохим товарищем, а амбициозный проект его увенчался таким громким успехом, что на защиту его диссертации сегодня ожидали светило древнейшей филологии, профессора Юлия Владимировича Миллера, аж из самого Оксфорда.

Еще бы! Предложенный Мэтью сравнительный анализ знаменитых Хроник показал безусловное сходство между древнеславянскими названиями животных и именами позднейших Шумерских богов. Он до сих пор не мог понять, как ему удалось расшифровать последовательность лингвистических связок, разорванных тысячелетиями. После защиты диссертации и издания монографии Мэтью грозила мировая известность. В определенных кругах, разумеется.

То есть, чисто теоретически, Мэтью имел полное право пребывать в волнительном душевном состоянии. Однако же – и в этом заключалась самая главная странность сегодняшнего утра – невзирая на самые радужные перспективы, молодой человек чувствовал себя отнюдь не волнительно, а именно из рук вон плохо.

Без пяти минут доктор наук подпирал стену монументального здания МГУ и задумчиво курил. До начала заседания оставалось еще полчаса, и он решил, что сигарета или две его расшатанным нервам совсем не помешает.

В первый раз с самого выпускного бала Мэтью был, что называется, при полном параде. Темно–синий костюм (довольно дорогой, купленный в кредит), начищенные выходные туфли, стильный портфель с бумажным вариантом презентации внутри – на всякий случай, потому что конечно же в конференц–зале его уже ждал приготовленный и настроенный компьютер с презентацией в слайдах. Зачем–то послушав Гошу – и лишь спустя какое–то время сообразив, что сосед над ним просто, как здесь говорят, «прикололся» – вместо обычного галстука Мэтью нацепил под воротничок рубашки черную бабочку в горошек, отчего теперь сильно страдал.

В повседневной жизни он считал высшим пилотажем надеть не совсем рваные джинсы и что–нибудь вроде тенниски вместо футболки. В костюме с бабочкой, при росте под два метра, наверняка бледный и с мешками под глазами, будущий доктор наук чувствовал себя нелепым, грустным клоуном. Хорошо, что пока ему не встретился никто из его учеников…

Мэтью вздохнул и в двадцать пятый раз посмотрел на часы. Нет, костюм и бабочка никак не могли объяснить, отчего так беспокойно сжимается грудь и так тревожно на душе. На простое волнение это было не похоже. Скорей бы уж покончить со всем этим и взять отпуск. Он в последний раз глубоко затянулся, затушил сигарету в огромную каменную пепельницу, решительно распрямил плечи и поднял прислоненный к стене портфель…

Но не успел сделать даже и шага.

Со всей дури, свернув голову куда–то вбок и чуть ли ни назад, в него врезалась запыхавшаяся, огненно–рыжая девица, с картонным стаканом в руке.

– Ах ты ж… – нечаянно выругался Мэтью, отброшенный обратно к стене и немедленно, во всю белизну рубашки, залитый чем–то очень–очень горячим.

Девица отскочила и уставилась на него, хлопая ресницами и переводя взгляд с уродливого коричневого пятна на его груди на опустошенный стакан в своей руке. Другой рукой она прижимала к себе папку с бумагами, тоже забрызганную кофе. Охнув, рыжая осмотрела и себя, но, похоже, ее офисному платью досталось совсем немного. Папка с бумагами и бедный Мэтью приняли на себя весь удар (а точнее взрыв) двойного латте.

– Вы что, с ума сошли? – растерянно забормотал Мэтью. – Что же мне теперь…

Девица опомнилась и, отбросив стакан, подскочила с той же решительностью, с какой и врезалась в него секунду назад. Подхватила Мэтью под локоть, вернула его в вертикальное положение и цепко осмотрела причиненный парадному костюму вред. Покачала головой.

– Вот ведь дура неуклюжая. Простите меня пожалуйста, я не специально.

– Неуклюжая?! – Мэтью отстранился и мокро похлопал себя по груди. – Вы смотрели назад, а шли вперед! Это не неуклюжесть. Это идиотизм.

– По–вашему, я идиотка? – вскинулась рыжеволосая. – Я же извинилась!

– Да, да, извинились…– Мэтью лихорадочно пытался продумать план действий. – Считайте, что я вас простил… Сделайте одолжение, идите куда шли.

Позвонить профессору? Попросить отложить защиту на полчаса… Сказать, что произошло ЧП… Нет, лучше на час… А что если Юлий Владимирович уйдет?!

Он отвернулся, вытащил телефон и стал искать номер.

– Подождите! – воскликнула девушка, перебивая мысленный диалог, который он уже вел с профессором.

Господи, она все еще здесь.

– Ну что вам нужно? – раздраженно спросил Мэтью, оторвавшись от телефона, и с какой–то непонятной злостью отметил, что эта рыжеволосая бестия, при всей своей дури, очень даже ничего. Вся в веснушках, конечно, но это ее не портило.

Девица вызывающе смотрела на него, прищурив глаза.

– У вас, наверное, важная встреча, раз вы так расстраиваетесь?

– У меня защита диссертации через двадцать пять минут, если вам интересно.

Она кивнула, будто что–то такое и ожидала услышать.

– Идемте со мной. Я все исправлю! – Указав пальцем куда–то вверх, ненормальная схватила его за руку и потащила обратно внутрь здания библиотеки.

– Что?… Зачем? Дайте мне позвонить! Я опаздываю! – как умел, сопротивлялся Мэтью, но все было тщетно.

С какой–то фантастической скоростью они миновали полупустое фойе, киоски со съестным, стенды с объявлениями и оказались возле ряда лифтов. Не тратя ни секунды, рыжая нажала кнопку и толкнула его в тут же раздвинувшиеся двери – даже техника играла ей на руку! Освободиться от нее можно было только силой, а силу Мэтью применить постеснялся. Хотя вероятно стоило, потому что не успел он опомнится, как девица надавила кнопку 17–го этажа и двери плотно закрылись.

Немедленно, Мэтью оказался в плену каких–то очень сложных женских запахов, и по непонятной причине вместе с этими запахами его захлестнула волна парализующего спокойствия. Будто кто взял и сказал ему прямо в мозг – «Остынь. Будь что будет». Ну или что–то в этом роде. Даже прилипшая к телу рубашка вдруг перестала раздражать.

Лифт рванул вверх. Мэтью прислонился к стене, закрыл глаза и попытался рационализировать свое неожиданное безразличие. Его выход к комиссии ожидают примерно минут через двадцать. Неминуемо произойдет одно из двух – либо он появится в мокрой и грязной рубашке, что неприятно, но вполне можно будет объяснить (вряд ли такая мелочь будет стоить ему защиты), либо эта экзальтированная дамочка каким–нибудь волшебным образом спасет ситуацию. Готовиться ему не нужно, бумажная копия в портфеле, презентация уже загружена в компьютер и готова к проектировке на большой экран конференц–зала. От здания библиотеки до факультета филологии минут пять–семь пешком, от силы. В любом случае, это лучше, чем звонить и умолять отложить презентацию. И чего он задергался, в самом деле? Нахамил красивой девушке, будто она специально его облила…

– Приехали!

Он вздрогнул и открыл глаза. Двери лифта раздвинулись, и они вышли в фойе хорошо известного Мэтью географического факультета. Повиснув у него локте, девица потащила его мимо закрытых кабинетов.

– Может вы уже скажете, куда мы идем и зачем?

Доверительно приблизившись к его уху (а точнее к плечу, потому что до его ушей еще нужно было дорасти), она громко зашептала.

– У меня здесь парень работает, тоже кандидат… Саша Морозов… Я к нему и шла, кстати, хотя его еще час, как не будет. Так вот, у него свой кабинет на факультете, и он хранит в нем запасную одежду. А у меня есть ключ от его кабинета. Так что чистую рубашку мы тебе точно найдем…

Мэтью предпринял очередную (надо сказать, вялую) попытку к бегству, но она, будто предугадав, вцепилась в его локоть еще сильней.

– А может и пиджак найдем, если размер подойдет. Он не такой высокий, но в общем, вы похожей комплекции.

– Слушайте, это совсем–совсем неудобно…

Но они уже стояли напротив тяжелой деревянной двери, к которой была прибита небольшая табличка с выгравированным незнакомым ему именем – Александр что–то там Морозов. Зачем–то оглянувшись, рыжая порылась в сумочке, достала связку ключей, среди которых был и машинный («Ниссан», уважительно отметил Мэтью). Высвободила тот, что, по всей вероятности, и был от кабинета ее дружка, отперла дверь, шагнула в зашторенную полутьму и, оглянувшись, потянула его за руку.

– Используй редчайшую возможность пообщаться с виноватой мной. Не каждому так везет.

Она многозначительно улыбнулась, а Мэтью решил, что все–таки надо как–то взять и научиться давать отпор, когда им так явно манипулируют. И, как на привязи, шагнул следом.

Попав в душную полутьму, он огляделся. Кабинет как кабинет – места нет вовсе, все, кроме центра комнаты, забито книгами, бумагами, какими–то непонятными приборами и свертками старых карт. На окне – пыльное растение в щербатом горшке, на стенах – репродукции древних развалин. В углу – один на другом железные остовы старых компьютеров. Типичное логово профессора–холостяка. Только дивана или раскладушки не хватает.

И у этого книжного червя такая девушка?

Пока он осматривался, рыжая красотка небрежно бросила папку и сумочку на пол, и, осторожно переступая на своих высоченных каблуках и лавируя между стопками книг, подобралась к узкому шкафу возле окна. Хозяйским движением распахнула дверцы, и Мэтью смутно разглядел висящие на нескольких вешалках мужские рубашки. Девушка на секунду задумалась, перебирая вешалки.

– Мм… Ну что ж, пиджаков здесь, допустим, нет…

Ее тонкий силуэт на фоне затемненного жалюзи окна вырисовывался немного расплывчато, как будто она стояла внутри привидения. Огненные кудряшки, потускневшие в полумраке, спускались почти до талии.

– Как вас… тебя зовут? – ни к месту спросил Мэтью.

Черт, еще несколько таких лет и твои социальные навыки можно будет окончательно похоронить, доктор Бёрнс.

Вытащив из шкафа одну из рубашек – светло–серую, с длинными рукавами – она повернулась к нему, и Мэтью порадовался, что не догадался включить свет при входе. Потому что краснеть он умел до самых кончиков ушей.

Чуть склонив голову, будто что–то прикидывая, она с опозданием ответила.

– Инга.

Ну, разумеется. Такую звезду какой–нибудь Машей или Дашей не назовут. Хотя вряд ли она была звездой уже с рождения…

– Красивое имя, – сказал он вслух, мысленно приказывая себе перестать краснеть. – Необычное.

Не отводя от него пронзительного взгляда серо–голубых глаз, Инга пошла назад, переступая через все те же препятствия и балансируя вешалкой с одеждой. Подойдя на пару сантиметров ближе, чем это было необходимо, она приложила рубашку к его груди.

Мэтью замер, будто кролик перед удавом, не смея даже моргнуть. Она бегло осмотрела его и удовлетворенно кивнула.

– Должно быть в самый раз. Я подожду снаружи.

Оставив добытую рубашку у него на груди так резко, что он еле успел ее подхватить, она картинно вышла, похожая на мифическую огненную цаплю.

Мэтью шумно и долго выдохнул, помотал головой. Наваждение какое–то.

Вскинув руку, он проверил часы. Пять минут до начала презентации. Его директор проекта наверняка уже нервничает. Только бы подошла эта рубашка.

Он отстегнул к чертям глупую бабочку (хоть какая–то польза от всего этого происшествия), снял пиджак и принялся быстро расстегивать пуговицы. Оцепенение сменилось нестройным вихрем мыслей и образов. Надо же было такому случиться за пять минут до защиты. И думать теперь не хочется ни о чем, кроме этих вздорных веснушек…

Отлепив от тела испорченную рубашку, Мэтью вытер сухой частью грудь и живот, с секунду поразмыслил над тем, не выбросить ли ее прямо здесь, в мусорный бак, стоящий у двери. Отказался от этой мысли и сунул рубашку в портфель. Аккуратно снял с вешалки чужую, поднес ворот к лицу, брезгливо понюхал. Вроде бы уловил слабый запах смягчителя для стирки, невозможный уже после одной носки. Мысленно поблагодарил незнакомого профессора, стараясь абстрагироваться от мысли, что хозяин рубашки, по всей видимости, спит с той, из–за которой он сейчас стоит в незнакомом кабинете и в состоянии полного смятения напяливает на себя чужую одежду, вместо того, чтобы спокойно пить кофе в приемной факультета филологии.

Легко просунув руки в рукава (и в самом деле, размер подходящий), Мэтью принялся застегивать пуговицы, одновременно удивляясь, до какой степени не вовремя его угораздило… Что? Он и сам уже не понимал.

Ведь нет чтобы облить его кофе – ну хоть вчера, когда он спокойно возвращался домой после долгого дня в библиотеке… Он на секунду представил себе эту несостоявшуюся встречу. Нет, вчера точно ничего такого не произошло бы. Вчера Инга не привела бы его сюда, чтобы загладить свою неосторожность, да и он с ней не пошел, не будь у него такого важного события на носу… Она бы просто извинилась, он бы пожал плечами, и разбежались бы там же, на месте, раз и навсегда.

Нет, друг Мэтью, это не просто случайность. А с этим кандидатом мы проясним ситуацию… Он–то сам без пяти минут доктор наук, между прочим.

В это самое мгновение что–то очень острое впилось в большой палец на его левой руке. Мэтью вскрикнул, отдернул руку и ругнулся. На подушечке пальца отчетливо проступила круглая темно–красная капля.

Дверь приоткрылась, и рыжая копна волос показалась в светлом проеме.

– Что случилось?

Осторожно, чтобы не запачкаться кровью, он развернул полотно рубашки на изнаночную сторону.

– Укололся чем–то…

Инга зашла обратно в кабинет, и Мэтью продемонстрировал ей висящую рядом с предпоследней пуговицей не застёгнутую булавку.

Она досадливо поморщилась.

– Вспомнила. Саша рассказывал, что носит булавки на всех своих рубашках. Что–то вроде суеверия. Прости, надо было предупредить тебя. Видимо, эта случайно расстегнулась.

Мэтью пососал палец и отмахнулся.

– Ерунда.

Он снял булавку и отдал Инге. Как мог, осмотрел себя, в отсутствие зеркала, руками загладил отросшую, светлую челку назад. Рубашка была современная, чуть приталенная, без необходимости заправляться. Мэтью такие не носил. С другой стороны, он вообще рубашки не носил.

– Шикарно выглядишь, – она подмигнула, и Мэтью подметил, что глаза у нее вовсе не серо–голубые, а совсем почти синие.

Он опять взглянул на часы. Теперь уж точно пора.

– Ну, я пошел.

Она кивнула.

– Удачи.

Мэтью надел обратно свой почти не пострадавший пиджак, поднял портфель с пола и понял, что если прямо сейчас не откроет рот и не скажет то, что сидит комом не то в горле, не то в груди, она пропадет из его жизни раз и навсегда. Все остальное может подождать.

Он обреченно вздохнул и одернул на себе рубашку, стараясь смотреть куда угодно, только не ей в лицо.

– Слушай, а ты не занята после… ну, в смысле, может, кофе попьем…

Он почувствовал, что снова краснеет.

Инга легко рассмеялась.

– Давай–ка я облегчу тебе задачу, – она вытащила из сумочки визитную карточку и сунула ему в руку. – Все равно нам надо встретиться, чтобы ты отдал мне рубашку.

Мэтью страшно захотелось ее обнять и одновременно что–нибудь сострить про олуха–бойфренда, вместе с одеждой лишившегося девушки. Но он удержался и от того, и от другого, и вместо этого просто вышел из кабинета, задержавшись на пороге.

– Пока.

Она снова подмигнула.

– Скоро увидимся.

***

Весь путь до своего факультета Мэтью провел, изучая маленький ламинированный прямоугольник.

Инга Федоровна Соболевская

Консультант по корпоративному образованию

Ишь ты, консультант – а так сразу и не скажешь. С особым упоением он рассматривал обозначенный более мелким шрифтом «мобильный телефон». Он изучал этот заветный номер до тех пор, пока цифры не начали прыгать и раздваиваться у него в глазах. Переизбыток общения с красивой женщиной был налицо.

Чуть ни врезавшись в наполовину стеклянную дверь здания и с трудом вспомнив на какой этаж ему нужно (и, собственно, зачем), Мэтью вызвал лифт и поехал наверх. «Факультет филологии» – пропел металлический голос, и ему вдруг показалось что кабину качнуло чуть сильнее обычного. Даже немного перекосило.

Он замер.

Не хватало еще в лифте застрять, в придачу ко всему случившемуся. Но нет, кажется пронесло. Двери разъехались, он сунул наконец карточку Инги в карман брюк, приказал себе взять себя в руки, и нарочито бодро вышел в просторную приемную факультета филологии.

Миновав стойку пожилой секретарши Анны Михайловны, он по–свойски махнул ей рукой и быстрым шагом отправился в заказанный для его защиты зал для конференций.

И тут случилось это.

Прямо посреди коридора, в двух шагах от поджидающей его диссертационной комиссии, пол под его ногами вдруг накренился и поехал куда–то в бок. Мэтью громко охнул, растопырил руки и ноги, пытаясь найти равновесие, и тут же услышал, как за спиной вскрикнула Анна Михайловна.

«Землетрясение!» – страшное слово пронеслось у него перед глазами… Беспомощно взмахнув портфелем, он полетел в сторону крена, шумно и с размаху влепившись в висящую на стене доску объявлений. Съехал на пол.

– Господи, Матвей, что с вами?

Со всех сторон раздавались приглушенные испуганные возгласы. Мэтью почувствовал, как правое плечо, принявшее на себя удар в стену, начало пульсировать от боли. По наклонной поверхности к нему бежала, мелко перебирая ногами, Анна Михайловна.

«Как это возможно?» – барахталось у него в голове. Он попытался встать, но голова вдруг закружилась так, будто ее засунули в центрифугу. Анна Михайловна упала рядом с ним на колени и звала на помощь.

– Матвей, что случилось? Кто–нибудь, ему плохо! Вызовите скорую!

Пол опять качнуло, но только уже в другую сторону, и он с ужасом понял, что его сейчас стошнит.

– Это что проис…ходит? – мысли вдруг смешались в бессмысленный комок, голос и губы не слушались, будто их заморозили. – Ч–что в–вы сделали с полом, а?

Он неожиданно громко икнул.

Анна Михайловна приблизила к нему лицо, зачем–то понюхала воздух и с подозрением сузила глаза. Ее лицо кружилось и расплывалось, и он махнул на нее рукой, пытаясь прогнать наваждение.

Секретарша встала. И правильно сделала, потому что в ту же самую секунду Мэтью вывернуло довольно плотным завтраком ровнехонько на то место, где за мгновение до этого были ее колени.

Кто–то вскрикнул. Анна Михайловна пропала, из распахнувшихся вдоль коридора дверей выглядывали и выходили люди, знакомые и незнакомые.

– Земля–т–тресение к–кончилось? – заплетающимся голосом спросил Мэтью и с недоумением уставился в лицо руководителя своего проекта, профессора Гуревича, непонятно откуда взявшегося. Профессор почему–то хмурился и качал головой.

– Профес–с–сор… – Мэтью расплылся в улыбке, чтобы задобрить наставника. – Я все–таки п–пришел. А вы разве н–не должны ждать меня в презент… тац..

Он не смог договорить. Вместо того, чтобы улыбнуться в ответ, профессор Гуревич выпрямился и негромко заговорил с подоспевшим профессором Бибиковым, вторым членом комиссии.

– Несет как… Глаза красные… Он же смертельно пьян… – с трудом расслышал Мэтью, и его вдруг осенило, будто это мысль родилась в голове у него самого.

Ясное дело, он же просто в хлам! Как можно было не узнать эти симптомы – не в первый раз все–таки…

Наконец–то все стало на свои места! Нет никакого землетрясения, он не умирает и вообще никто не умирает. Он просто взял и упился в разноцветную вермишель. Мэтью хотелось смеяться от радостного понимания, но вместо смеха он издал нечто среднее между всхлипом и отрыжкой, и профессора опасливо отступили на шаг назад.

Как сквозь туман, Мэтью разглядел, что вокруг него уже собралась небольшая толпа. Еще бы, ни каждый день можно увидеть валяющегося в луже собственной блевотины кандидата наук. Толпа начала двоится, закружилась в веселом хороводе, и он закружился вместе с ней. Желудок опять сжало спазмом.

Вот только он не пил. Мэтью нахмурился и, как ему показалось, сразу же немного протрезвел. Зачем бы он стал пить перед защитой диссертации? Другое дело – после. Бред какой–то. Он помотал головой. Кружение замедлилось.

– Я н–ничего не пил, – громко и как можно более отчетливо произнес он.

Ему показалось, что слова его были встречены без особого понимания. Раздались даже отдельные смешки.

– Я. Не. Пьян. – повторил он еще громче и решил, что надо обязательно принять вертикальное положение и продемонстрировать, что может и выглядит он пьяным, но на самом–то деле совершенно трезв. Мэтью схватил чью–то ногу в гладком чулке и попытался подтянуться. Кто–то завизжал пронзительным женским голосом.

– Вызовите охрану! – закричало сразу несколько голосов. – Выведите его отсюда!

Толпа схлынула, он потерял опору, повалился обратно на пол, демонстрация трезвости провалилась. Все снова закружилось, желудок возмутился и выдал все то, что в нем еще оставалось.

– Чувак, когда же ты так успел… – сочувственный голос принадлежал кому–то знакомому. Мэтью попытался найти взглядом говорившего, но в глазах все плыло…

Чьи–то сильные руки вдруг схватили его и поволокли в сторону служебного выхода.

– Как вы смеете! – заорал он. – У меня з–защита… вот портфель… диссер..тац..тация!

Мэтью рванулся в сторону, пытаясь высвободиться, и почувствовал, как выстреливают и разлетаются пуговицы одолженной у неизвестного коллеги рубашки. Оказавшись без поддержки, он опять начал заваливаться на стену, его снова подхватили…

И тут он увидел ее. Опершись рукой о стол Анны Михайловны, его загадочная рыжая знакомая стояла, пролистывая какую–то крупную книгу в мягкой обложке – исподволь поглядывая по сторонам, будто не желала привлекать к себе внимание. В поглотившей его хмельной пучине она казалась маяком, подмигивающим ему из прошлой, нормальной жизни, там, где люди не напиваются до потери пульса, даже не притронувшись к спиртному.

– Эй! – фокусируя все свое внимание на золотых кудряшках, позвал он, с отвращением к себе понимая, что забыл, как ее зовут.

Она резко поднял голову и, с нарастающим ужасом, он уставился в чужие, желто–зеленые глаза.

И тут Мэтью понял. Это не имело совершенно никакого логического объяснения, но все же, каким–то особым, свойственным ему с детства чутьем, он понял. Все что с ним происходило, весь этот позор и карьерное уничтожение – все, от начала до конца, было ее рук дело. И уж самым непостижимом образом это имело отношение к тому, что глаза ее теперь были совершенно другого цвета.

– Это ты… – простонал он.

Не реагируя, Инга (вот как ее зовут!) продолжала смотреть на него еще с пару секунд, и что–то вроде жалости промелькнуло у нее на лице. В следующее мгновение – Мэтью даже моргнуть не успел – ее не стало.

Надо догнать ее, решил он. Надо поймать ее и объяснить всем, что все это – какой–то изощренный фокус. Пытаясь стряхнуть с себя осточертевших охранников, он лягнул куда–то ногой, еще раз, и, по всей видимости, попал, потому что кто–то злобно выругался и его повалили лицом в пол, заломив руки за спину. Портфель отлетел в сторону, раскрылся от удара, его содержимое разлетелось во все стороны.

С некоторым опозданием до него дошло, что ему надели наручники, сковав руки за спиной.

Все. Приехали.

– Можете идти? – как сквозь вату, донесся до него незнакомый мужской голос.

Униженный и усмиренный, Мэтью кивнул и тут же пожалел об этом, потому что не смог бы даже и сесть. Он закрыл глаза и попытался отключиться, чтобы все происходившее перестало быть явью и сгинуло, вместе с этой отвратительной каруселью. Оказалось, сделать это было вовсе не трудно.

Глава 2

Ровно в три часа пополудни в дверь старой, двухэтажной квартиры в доме номер двенадцать по Денежному переулку, вежливо и негромко постучали.

Гоша Липатов, студент–первогодка, который и проживал в квартире, был очень занят – после бурно проведенной ночи, он пытался учиться. А точнее, лежа в кровати, пытался постичь смысл заумной статьи, к которой нужно было сочинить комментарий и сдать его электронной почтой сегодня к десяти вчера. Статью нужно было прочитать еще вчера, но вчера у Гоши были дела поважнее.

Стук он хорошо расслышал, и в любой другой день был бы рад поводу отвлечься и поболтать хоть со свидетелями Иеговы, но сегодня день был особенный, и поэтому бежать вниз и открывать дверь Гоша не торопился. Он автоматически глянул на календарь, висящий на стене напротив, хотя и так знал, что сегодня четвертое июня – четыре дня спустя обведенного красным цветом первого числа, ДНЯ СБОРА ДЕНЕГ НА РЕМОНТ ДОМА. Ему хорошо был знаком этот вежливый стук – деньги собирали уже который месяц, по первым числам, в надежде набрать нужную сумму в течении полугода. Гоша, что называется, собаку съел на задержках этих самых денег. Потому что квартира, унаследованная от бабушки, у него была, а вот денег на ее содержание категорически не было.

Как же, откроет он! Как миленькие, просунут уведомление под дверь и подождут еще неделю–другую. Если вообще дождутся.

Стук раздался снова.

Гоша мученически вздохнул, воткнул в уши наушники от айпода, лежавшего тут же под боком, и включил первый попавшийся под руку плейлист. Закрыл глаза и откинулся на подушку. Ясно было, что сама вселенная повелевает ему отложить научные амбиции на неопределенное «потом» и ненадолго вздремнуть. Быть может, ему удастся уговорить молоденькую аспирантку дать ему еще пару дней на это идиотское задание. Припугнуть ее «переутомлением» или что там теперь выдумывают…

Его мысли поскакали вслед за ритмами, мозги затуманило, но с этими басами он явно будет просыпаться каждые три секунды. Возможно, сегодня ему повезло, и товарищ из жил. комиссии уже ушел, решил Гоша, и, не открывая глаз, лениво нащупал кнопку звука на телефоне. Убавил вполовину и почти сразу вырубился, оказавшись в беспокойном сне, где он пытался проникнуть на вчерашнюю зачетную вечеринку у Сонечки и Миранды. Ему снилось, будто здоровенный вышибала (ничего подобного на самом деле там не было) требует от него какой–то секретный пароль, который якобы должны знать все приглашенные. А он ничего такого не знал.

Ну как же, как же, почему–то шепотом вторили здоровяку столпившиеся вокруг гости, как же ты не помнишь, это же так просто – елка, восемнадцать, сорок пять, дельта, двадцать два… Их тихие голоса тонули в пробивающейся из дверей комнаты громовой музыке. Погодите, закричал он – как же такое возможно запомнить! На него сердито зашикали и продолжали бубнить – тринадцать, одиннадцать, пятьдесят пять…

–… двенадцать, тридцать семь, четыре…

– Вот ведь запаролился, гад!

Гоша открыл один глаз и с изумлением понял, что сон продолжается наяву. А точнее… он вытащил из уха наушник и приподнялся… да это же в соседней комнате!

–…Не сбивай меня… – раздраженный женский голос явно не принадлежал ни вчерашним подругам, ни, тем более, соседу, кандидату наук. – Пароли их конек, ты же в курсе… четыре, восемь, пятнадцать. Все.

– Погоди, там было две четверки или одна?

– Черт бы тебя побрал, Дань!

– Солнце, аккуратно – папа все слышит…

– Извращенец твой папа. Давай сначала!

Гоша всегда туго соображал со сна, а теперь и подавно. Однако, ситуация требовала немедленного анализа, оценки и плана действий. Он сделал надо собой волевое усилие и вытряхнул остатки сонного тумана из головы.

Итак. Абсолютно незнакомые ему люди – судя по голосам, мужчина и женщина – каким–то непостижимым образом проникли в его запертую изнутри квартиру, бесшумно поднялись по старой, скрипучей лестнице на второй этаж и расположились в комнате у соседа, кандидата наук по филологии, ушедшего еще с утра на защиту собственной диссертации. Исходя из разговора, на данный момент мужчина и женщина пытаются взломать компьютер соседа. И они явно не подозревают, что в квартире еще кто–то есть.

Вопрос – кому и на кой сдался его сосед, скучнейший из всех кандидатов наук – Гоша решил отложить на потом.

– Есть! Я внутри.

Похоже, попытки взломщиков увенчались успехом.

– Отлично! Я выбью тебе премию за печатание под диктовку.

Раздался звук, подозрительно похожий на шлепок, женщина ойкнула и засмеялась.

– Когда–нибудь, сержант Луговой, я оторву вам руки. На, закачивай сюда.

Похоже, эти двое знали друг друга не первый день. Беззлобно переругиваясь, непрошенные гости продолжали копаться с компьютером, что–то подвинули, что–то уронили – в общем, вели себя так, словно совершенно не опасались быть пойманными с поличным.

Гоша, надо сказать, вырос в не самом благополучном районе, и последнее, что могло бы прийти ему в голову в данной ситуации, это завалиться в соседнюю комнату, возмущаясь, мол «а что здесь, собственно, происходит», да «кто вы такие?», да «что вы делаете в моем доме?».

Вместо этого он вытащил из уха второй наушник и, стараясь не скрипеть пружинами, сполз с кровати на пол. Про то, чтобы проскользнуть мимо комнаты соседа и тихо улизнуть, не могло быть и речи – старый пол в коридоре скрипел не по–детски. Окно? Как вариант, если успеть. Второй этаж все–таки – не так уж и высоко прыгать. Можно вообще залезть под кровать и переждать, пока эти двое закончат свои дела и свалят. Звонить в полицию бесполезно – если у этих ребят есть пушки, его три раза успеют грохнуть, пока приедут менты. Да и как звонить, когда они отделены от него парой тонких стен и приоткрытых дверей?

А может это и есть полиция? Может Мэтью связался с мафией и… Что? Пишет за бандитов любовные письма на латыни? Гоша прыснул бы со смеху, если бы его сердце не колотилось от страха. Нет, эти типы явно не из полиции. В лучшем случае ФСБ–шники. А с тех станется пришить свидетеля ради «благого» дела – ему в универе все рассказали про злобных и беспринципных ФСБ–шников. Подумать только, еще недавно он опасался товарища из жил. комиссии, занимающегося поборами на ремонт!

Гоша решил остановиться на варианте с кроватью. Поднял свисающее покрывало, прикинул, насколько легко будет бесшумно протиснуться в захламленное подкроватное пространство.

Прислушался.

И тут совершенно отчетливо понял, что уже минуты полторы не слышит никаких голосов вообще. В опустевшем доме стояла мертвая тишина, и только из забытых на кровати наушников приглушенно доносилась дискотечная музыка.

Никогда еще Гоша Липатов не сомневался в здравости своего рассудка. Однако теперь пришлось, потому что бесшумно выйти из их с Мэтью квартиры – это было выше любых человеческих способностей. Черт, никто не мог бы даже шагу ступить без того чтобы его не услышали в самом дальнем уголке этой старой развалины – полы здесь, наверное, клали еще до революции! А Гоша явно ничего не слышал.

Он осторожно сел и потрогал ладонью лоб. Побочные эффекты той злобной дури, что ему вчера сунули под язык? А что если все это – продолжение его послеобеденного сна? Он больно ущипнул себя за руку, изо всех сил приказывая себе проснуться. Ничего не изменилось. Как в тумане, Гоша поднялся на ноги, растерянно дошел до соседней комнаты, постоял на пороге и, наконец решившись, толкнул дверь ногой.

Комната была совершенно пустой. Он уже готов был облегченно вздохнуть и списать все на свою взбесившуюся фантазию… Если бы ни компьютерный стул на колесиках, который сосед–аспирант всегда наглухо вдвигал в стол, покидая домашний кабинет. Вместо своего обычного места, стул вызывающе взирал на него с середины комнаты, развернутый сиденьем к двери. У Гоши засосало под ложечкой.

Он пошарил глазами по комнате – дверцы маленького стенного шкафа были распахнуты, спрятаться там не смог бы даже и ребенок, не говоря уже о двух взрослых бандитах. Один из ящиков стола был выдвинут, содержимое частично вывалено на пол. Ни в жизнь аккуратный сосед не оставил бы в своей комнате такой бардак. Да и не было здесь бардака, он раз пять проходил сегодня мимо этой самой комнаты!

Гоша несколько раз крепко зажмурился, силой воли пытаясь задавить карабкающиеся по спине щупальца страха. Больше всего на свете ему хотелось плотно закрыть дверь этой треклятой комнаты, выйти из дома и бежать куда глаза глядят. Напиться, обкуриться, что угодно, только бы вычеркнуть из памяти все эту хренотень. И никогда больше не задаваться вопросом – а куда же девались те, кто еще несколько минут назад в этой самой комнате раскурочивал вещи и взламывал пароль компьютера. Гоша был уверен, что у него все получится – он не раз слышал, что человеческие мозги не любят неразоблаченных фокусов и делают все возможное, лишь бы выкинуть необъяснимое из головы.

Но что–то удержало его. Какое–то явно нездоровое искушение остаться и понять, а что же на самом деле тут происходит. Узнать правду, какой бы невероятной она ни оказалась. А потому Гоша никуда не ушел, а наоборот, сделал шаг вперед – навстречу стулу, брошенному таинственным компьютерным взломщиком.

– Любопытство все–же сгубило котенка, – весело сказал ему прямо в ухо знакомый женский голос.

Сердце чуть ни выпрыгнуло у него из груди, ноги подкосились, и Гоша точно осел бы на пол, если бы ни вовремя подставленные руки…

Когда он пришел в себя, то оказалось, что его усадили на тот самый злополучный стул на колесиках. Гоша поднял глаза. Перед ним стояли ЭТИ.

Стриженный «под десантника» парень в черной кожаной куртке и невероятной красоты рыжеволосая девушка с серыми глазами, в джинсах и какой–то длинной вязанной кофте. Девушка смотрела на него хитро и весело, а парень вдруг наклонился, уперся руками в колени, и резко, по–собачьи, втянул носом воздух перед самым его лицом.

– Смелый пацан…

Красавица подмигнула Гоша.

– Сосед? – чуть повернув к ней голову, спросил парень.

– Сосед, – ответила рыжая.

Он выпрямился.

– Это так ты убедилась, что дома никого нет?

Красавица обиженно надула губки.

– Я стучала. Два раза, между прочим. Ты почему не открывал, хулиган?

Гоша честно попробовал ответить, но, похоже, у его языка были другие планы. Вместо слов его рот сформировал нечто среднее между «как» и «кто», и он смущенно замолк.

– Дадим ему пару минут, Дань, – рыжая красавица положила руку своему напарнику на плечо. – Уверена, Георгий нам все расскажет, раз уж решил остаться. Не так ли, милый?

«Десантник» скептически закатил глаза, сел на корточки и продолжил рыться в вещах профессора. Девушка, скрестив руки на груди, терпеливо ждала.

– Гоша, – его голос наконец обрел силу. – Никто не зовет меня Георгий.

Она кивнула.

– Почему ты не открыл дверь, Гошенька? Мы бы не вошли, если бы знали, что ты дома.

Гоша чувствовал, что начинает злиться – ему было стыдно за свой страх и за то, что он сидит тут и отчитывается перед взломщиками.

– А вы кто такие? Зачем вломились в квартиру? И почему вас тут не было, когда я зашел в комнату? И откуда вам известно мое имя?

– Нет–нет, так мы разговаривать не будем, – она посерьезнела. – Как там говорится? Ах да… Вопросы здесь задаем мы.

От злости совсем осмелев, Гоша оценил ситуацию по–новому. Явно превосходящий его по силе Данила находится на другом конце комнаты, у окна. Мало того, отвернулся и увлеченно вчитывается в заголовки на каком–то музыкальном диске. Девушка вряд ли его остановит. Пушек вроде бы он не видел.

Гоша резко крутанулся на стуле, высвобожденной пружиной сорвался с места, ринулся в сторону двери и… с размаху врезался носом в твердую, как железо, руку в черном кожаном рукаве. Отброшенный силой удара назад, он полетел на пол и с размаху приземлился спиной об ковер. Мало того, проехался по полу и смачно приложился затылком об стену, да так, что потемнело в глазах.

– Бедный, бедный мальчик, – зацокала языком красавица, и мягко, как кошка, опустилась перед ним на колени. – Не хотели мы тебя обижать, да, как видишь, не обошлось.

Цепляясь за ускользающее сознание, Гоша мог думать только об одном – никто не смог бы так быстро переместиться из одного угла комнаты в другой. Это была совершенно нечеловеческая скорость.

Девушка щелкнула пальцами у него перед глазами, и этот щелчок почему–то привел его в чувство. Комната перестала плыть, однако последствия удара об пол явно не прошли даром – в затылке все горело, и он физически чувствовал, как там формируется огромная шишка.

– Не пытайся больше убежать, ладно? – дружелюбно посоветовала рыжая.

Гоша угрюмо кивнул и сел, пытаясь прощупать пальцами затылок.

– Ниндзя вы, что ли?

Данила хмыкнул.

– Вот и познакомились.

Он достал откуда–то потрепанную дорожную сумку и начал складывать в нее все компьютерные диски подряд. Девушка встала и вопросительно посмотрела на него.

– Берем все подряд. Иди его пойми, что важно, а что нет – мы же не можем торчать здесь весь день и выбирать. Пускай сам потом копается…

– Ладно, – покладисто ответила она. – А с ним что?

Парень глянул на него так, как если бы Гоша был мелким земляным червяком. Пожал плечами.

– Слушай… Это твой прокол и вообще… – он поводил руками в воздухе в поисках подходящих слов. – По твоей части, что ли… Разбирайся с ним сама, а мне пока есть что делать.

И вернулся к сборам. Гоша напрягся. Эта часть их разговора ему не понравилась. Что значит «разбирайся»?

Инга задумчиво посмотрела на него.

– Послушай, котенок…

– Я тебе не котенок, – сердито перебил ее Гоша, чувствуя, как краснеет.

– Ладно, некотенок. То, что тут произошло, не твоего ума дело. И совсем не то, чем кажется.

– Ну да, – хмыкнул Гоша. – Тырите секреты у академика? Он что, шпион, что ли?

Она посерьезнела и снова опустилась на колени рядом с ним.

– Если ты расскажешь полиции правду, тебе не поверят. А еще могут свалить все на тебя, чтоб облегчить себе работу. Зачем тебе эти проблемы? Давай, я подкину тебе правдоподобную версию, и ты вроде как будешь не причем.

Гоша опять потрогал шишку на затылке и, к своему стыду, чуть не заплакал от боли.

– А сосед? Что я ему скажу, когда он вернется? Он точно не поверит, ни в какую версию. У него на вранье чутье…

Это была сущая правда. Мэтью Бёрнсу врать было бесполезно – всегда расколет.

– Мы знаем, – улыбнулась Инга. – Но Мэтью здесь больше жить не будет.

Не смотря на улыбку, Гоша почувствовал холод от ее слов и вниз по его позвоночнику побежали мурашки.

– Это почему еще? – с замиранием в голосе спросил он.

– Потому что Мэтью поедет с нами, – объяснила Инга таким тоном, каким разговаривают с маленькими детьми. – По очень важному делу. Надолго.

– Какому такому де…

Приглушенная трель телефонного звонка перебила его недосказанный вопрос. Данила поднял руку, чтоб все замолчали, полез во внутренний карман куртки и вытащил на свет мобильник. Ткнул в него пальцем, приложил к уху.

– Луговой.

И тут же отстранил телефон от уха и поморщился – так громко из него заверещали.

– Да погоди ты, не ори… – он вслушался в непонятную истерическую галиматью. – Что? Что ты сказала?! Как такое могло…

Инга вопросительно взглянула на него, в ее глаза отразилась тревога.

– Ясно, уже уходим. – отчеканил Данила в телефон, трубка в последний раз взвизгнула и замолкла. Как в замедленном кадре, он сунул телефон обратно в недра куртки. Гоша увидел, как у Инги побелело лицо, и она прижала заметно подрагивающие руки к груди.

– Это то, о чем я думаю?

Данила кивнул.

– Он идет сюда. Унюхал, что на кампусе уже никого нет.

С ним явно что–то происходило. В мягком полуденном свете его скулы будто бы стали выше и заострённее, лицо посерело, потемнело и… Гоша непроизвольно открыл рот… оскалилось?

Инга быстро шагнула к напарнику и крепко взяла его за локоть.

– Не здесь, – она красноречиво указала головой в сторону пленника.

Данила снова кивнул и выдохнул. Гоша, не в силах оторвать взгляда от его изменившегося лица, выдохнул следом. Что бы это ни было, «десантник» опять стал «десантником».

– В любом случае, надо бежать. Мы должны успеть забрать Бёрнса.

Она кинула взгляд на Гошу.

– Что будем делать?

Он покачал головой.

– Ничего. У нас нет времени.

– Но ведь он придет сюда. Жалко мальчишку.

– Предлагаешь его сразу застрелить, чтоб не мучился?

Ага, значит и пушка у них есть. Гоша переводил взгляд с одного на другого и решил, что ему пора вмешаться в разговор о собственной судьбе.

– Да кто придет–то? И вы же вроде решили меня убивать?

На него явно не обратили внимания.

– Ему это поможет, в некотором роде, а вот нам нет. Мальчик нас видел и знает, что мы хотим сделать. Этот зверь откопает все, что захочет из его мозгов, живых или мертвых, – Инга указала рукой в его сторону.

Как все плохо, подумал Гоша.

– Ладно, – неожиданно согласился Данила. – Повезло тебе, пацан. Поедешь с нами.

Гоша вытаращил глаза.

– Поеду…? Вы ненормальные, да? Мне проект сдавать через три дня…

Инга с жалостью посмотрела на него.

– Мальчик, ты не понял. Не будет никакого проекта. Если ты останешься, в лучшем случае тебя убьют. А в худшем – поработят, используют в каком–нибудь кошмарном ритуале, а потом все равно убьют.

Гоша проглотил слюну. Происходило какое–то явное безумие. Она протянула ему руку.

– Прости, малыш. Но, похоже, без нас тебе не выкарабкаться.

Стараясь выглядеть покладистым, он осторожно кивнул и, ухватившись за прохладную ладонь, поднялся на ноги.

– Можно я хоть куртку возьму? Она внизу, в гостиной.

Инга пожала плечами.

– Пойдем.

Ага. Значит, ему не доверяют. И правильно делают. Вот только Инга ему не помеха. Главное улизнуть от этого скоростного гада, а тот как раз принялся обшаривать последний ящик письменного стола.

Вместе с Ингой Гоша вышел в коридор и стал спускаться по скрипучей лестнице вниз – девушка отставала от него на полшага. Он уже прикидывал сколько секунд у него займет перепрыгнуть через три ступеньки… оказавшись в прихожей, щелкнуть замком… рвануть дверь на себя, перепрыгнуть через порог…

Внезапно Инга обхватила его за плечи, прижала к себе и плотно закрыла ему рот ладонью. От неожиданности Гоша чуть язык ни проглотил. Скосив на Ингу глаза, он вопросительно замычал. Она медленно отняла ладонь от его лица и прижав указательный палец к губам, мотнула головой в сторону прихожей.

– Шш…

Заранее чувствуя, как у него леденеют руки, Гоша перевел взгляд, куда она показывала. И еле удержался, чтоб не вскрикнуть.

В радиусе примерно трех метров от входной двери – практически по всей площади прихожей – вопреки всем законам физики, медленно поднимались и опускались в воздух вещи. Будто кто–то невидимый поднимал по очереди то зонтик, то пару его кроссовок, то ключи с трюмо – рассматривал, вертел в руках… и аккуратно клал на место.

Гоше вдруг совсем расхотелось куда–то убегать, а уж тем более спускаться вниз ради какой–то дурацкой куртки.

Не выпуская его плеча, Инга начала бесшумно отступать, и в тот же момент Гоша отчетливо увидел, как круглая дверная ручка провернулась сначала в одну сторону, потом в другую, и так, из стороны в сторону, закрутилась все быстрее и быстрее, будто с той стороны дверь пытался открыть не разбирающийся в механике замков малолетний ребенок. Как завороженный, несколько секунд он наблюдал за этими поворотами, пока Инга ни дернула его за собой. Тут Гошу словно подбросило на волне ужаса, и они оба ринулись обратно на второй этаж, чуть не сбив с ног выходящего из комнаты Данилу. Дорожная сумка уже висела у него за спиной.

Инга в отчаянии схватила его за руку.

– Мы опоздали, он внизу!

Данила ощутимо напрягся, и его глаза, как показалось Гоша, полыхнули желтым.

– Внутри?

– Нет, но он у двери и Морок ему не преграда!

– Быстро! В ход! – он схватил ее за руку и зачем–то потянул к маленькому встроенному шкафу в углу комнаты.

– Нельзя! Ход общий – он узнает, куда мы ушли.

Лицо у Инги было совершенно белым, даже веснушки побелели. От ее страха у Гоши и самого застучали зубы. Кто бы там ни стоял за дверью, он явно был не самый приятный тип.

Данила обнял ее и прижал к себе.

– Успокойся. У него нет здесь ходов – иначе был он уже был здесь. И вламываться средь бела дня, почуяв Морок и не зная, что ждет его внутри, он не станет. Ему понадобиться минута–две, чтобы тихо разложить замок.

Разложить замок? Гоша не стал даже спрашивать.

– Что же нам делать? Мы ведь на втором этаже! – Инга подбежала к окну.

– Пожарный выход? – быстро спросил Данила у всех сразу.

– Выход! – вышел из оцепенения Гоша. – Есть! Там в ванной, выход на задний двор!

Он выскочил из комнаты и как заяц припустил в конец коридора, не оборачиваясь и не слыша шагов за спиной. Там, в их общей с Мэтью ванной комнате, он подбежал к окну и подпихнул вверх оконную раму–гильотину. Старая рама дошла до половины и застряла, грозно сотрясаясь стеклом в ответ на его отчаянные толчки.

– Не могу, – выдохнул Гоша и обернулся, чтобы позвать на помощь, но оказалось, что Инга и Данила уже здесь, за его спиной. Данила оттолкнул его в сторону, взялся за низ рамы обеими руками и мощно задвинул ее на самый верх.

– Ну ты даешь, чувак, – восхитился Гоша.

Не обращая на него внимания, Данила выглянул в окно.

– Это и есть твой пожарный выход?

Перед ними расстилалась довольно покатая крыша магазина на первом этаже. Гоша пожал плечами и полез в окно.

– Вам обязательно пожарный или просто выход? Если последнее, то это сюда.

Инга хмыкнула. Она уже не выглядела как хорошо выбеленная стена, и Гоше это понравилось. Поднырнув под раму, она перекинула ноги через подоконник и беззвучно спрыгнула вслед за ним на шиферную поверхность. Обернулась к напарнику и махнула ему рукой.

– Прыгай!

Но он будто просчитывал что–то в уме. Гоша, успев уже дойти до края крыши, недоуменно оглянулся – чего он тянет–то?

– Держи!

Резким движением Данила стряхнул сумку с плеча и кинул ее Инге.

Так же быстро скинул куртку, свернул шаром и запустил ею в Гоша. Тот еле удержался на краю крыши, однако оторопело словил тяжелый кожаный сверток.

– За куртку отвечаешь головой, пацан.

– Даня, не смей этого делать! – с ударением на каждом слове приказала Инга.

– У нас нет шанса, если я не отвлеку его хоть ненадолго. Гоните в участок, заберите Бёрнса, любым способом. Я позвоню, если выберусь.

Не говоря больше ни слова, Данила потянул оконную раму вниз, захлопнул окно и пропал внутри дома.

Инга сжала кулаки и что–то прорычала в гневе. Удрать в этот момент было раз плюнуть, но Гоша почему–то не стал этого делать. Вместо этого, стараясь не грохотать ногами по железной поверхности, он подошел к Инге, взял ее за руку и неуверенно потянул.

– Идем, что ли.

Она кивнула и, как ему показалось, шмыгнула носом.

– Двигаем. Пусть хоть не зря.

И спрыгнула с крыши, легко и бесшумно. Гоша бросил ей куртку и прыгнул следом, далеко не так изящно.

***

Лоренс стоял на квартиры номер двенадцать – неподвижный, как полуденный воздух. Склонив голову, он прислушивался к чему–то внутри себя. Могущественное, Первородное существо, в чьих жилах текла самая древняя кровь на земле – глаза его были закрыты, но под тонкими веками можно было видеть трепещущие контуры зрачков, будто он спит и видит беспокойный сон.

Руки он по привычке держал в карманах брюк, светлые, почти белые волосы, удивительно длинные и гладкие, затянуты были в тугой хвост на затылке. Возраст Лоренса трудно было определить – лицо его было молодым, гладким и безбородым, однако комплекция, рост и одежда выдавали в нем вполне зрелого мужчину. Со стороны, в своем легком плаще, накинутом на элегантный серый костюм, Лоренс наверняка выглядел как какой–нибудь торговец воздухом, который никак не может собраться с духом и позвонить в свою очередную дверь. Вот только стучать Лоренс не собирался. Власть над природой вещей, доставшаяся ему в наследство от предков, позволяла избегать подобного рода глупых формальностей. В двух шагах от цели, он не желал более никаких задержек и помех. Он слишком долго его искал.

Замок был прост, как детская игрушка – в любое другое время Лоренс мог в мгновение ока распылить эту штуковину в молекулярную пыль. И все же он потратил на него целых три минуты. Морок, которой он легко почувствовал еще при приближении к дому, говорил о том, что за домом следят – чего и следовало ожидать. Первородная магия – самая заметная во Внестороннем мире и использовать ее здесь и сейчас было все равно, что прокричать – Я здесь!

К тому же, могла сработать Охранная сигнализация.

И все–таки, даже применяя обычную Темную магию, он не должен был возиться так долго. Лоренс вдруг понял, что виной тому была какая–то невнятная неуверенность и… он с легким недоумением прислушался к себе… страх? Сама эта мысль была настолько неожиданной, что он вообще чуть ни потерял контроль над ничтожным содержанием замка.

Непременно, успокоил себя он, как только представится спокойная минута, надо будет отправиться в глубь своей собственной природы и проверить, все ли в порядке в венценосном подсознании. Это здравое решение привело его в полное согласие с металлическими детальками и, покоренный, хлипкий замок послушно разложился на запчасти, разлетевшись по обе стороны двери. Как он и предполагал, более комплексное разложение на элементы не понадобилось.

Встряхнувшись и открыв глаза, Первородный легко толкнул переставшую быть препятствием дверь и переступил через порог. Нетерпение взяло вверх надо осторожностью и, не дожидаясь, пока глаза свыкнуться с полутьмой прихожей, он освободился от плоти и отправился блуждать по квартире. Там, в глубине этого скромного человеческого жилища, его ждала заслуженная награда за годы ожидания и поисков. Пять лет, с тех пор как он потерял то, что было ему дороже всего на свете – и вот он здесь. На пороге.

– Здравствуй, Лоренс.

Он мгновенно вернулся обратно в тело и с досадой поморгал, стараясь не выглядеть изумленным.

Незнакомый молодой демон стоял перед ним, скрестив когтистые лапы на груди и глухо постукивая хвостом по полу, что, по всей видимости, должно было означать, что он зол и непреклонен.

Лоренс подавил желание запустить в голову этого идиота диваном из близлежащей гостиной – это была бы бессмысленная трата времени и сил, ибо все равно он не сможет извлечь никакой пользы из его мозгов (если они у него вообще есть). В отличие от бренной плоти простых смертных, сущности божественных и адских тварей были Первородному неподвластны. Пока.

А еще ему хотелось поболтать на этом новом, только что освоенном им языке.

– Я тебя не помню, – Лоренс покачал головой, всматриваясь в не по возрасту суровую морду с острыми ушами и двумя здоровенными клыками, торчащими из пасти, – Во всяком случае, не в этой форме.

Охотник, подметил он, судя по сложенным за спиной кожистым крыльям и темно–серому оттенку кожи демона.

– Зато я тебя помню, – прорычал демон. – Я был стажером, когда ты уложил половину моего отдела.

Ах, вот оно что. Лоренс решил, что определенно поступил правильно, не убив парня сразу – его захлестывала ностальгия по былым временам. Цель–то все–равно никуда не денется.

– Как звать тебя?

Демон весь подобрался и расцепил лапы – должно быть наслышан о его манере узнавать имя собеседника перед тем, как завладеть его сознанием или даже разложить бедолагу на элементы. Почему–то знание имени значительно упрощало процесс. Лоренс рассмеялся.

– Я, конечно, могу обрушить тебе на голову потолок этого убогого жилища, мой осторожный друг, но увы – силы мои не безграничны. Закинуть тебя на потолок я не смогу, даже если мне этого сильно захочется.

Демон демонстративно сплюнул на пол.

– Я ничего не боюсь. Мое смертное имя – Даниил. А Внестороннее тебе знать не обязательно.

– Ну что ж, будем знакомы, Даниил, – развел руками Лоренс. – Мы были большими друзьями с твоим шефом.

– Это вряд ли, – усмехнулся демон.

– Неужели он ничего вам не рассказывал? – оскорбился Лоренс. – капитан Райли у меня в большом долгу. Надеюсь, он все еще служит в Светлом Граде? Или разочаровался, как твой покорный слуга?

– Служит. И будь уверен, в конце концов надерет тебе задницу.

Лоренс поморщился. Эта беседа начинала ему надоедать.

– В мое время Охотники не были такими тупыми солдафонами, – небрежно, словно прогуливаясь, он сделал несколько шагов в сторону кухни. – О, ваш отдел был элитой Управления… Умные, образованные, с отличным нюхом на опасность…

Отвлекая демона пустопорожней болтовней, он быстро просканировал кухню на наличие острых предметов. Запустить в этого дурня каким–нибудь топориком будет легче, чем двигать мебель, а эффект тот же. И пускай потом еще лет сто обивает пороги, вымаливая себе новое тело. Естественно, Лоренс продолжал наблюдать за врагом – глаза не были его единственным источником зрения. Демон медленно

– Кстати, надеюсь, ты здесь не для того, чтобы помешать мне забрать моего дорогого Мэтью. Если так, твоему шефу стоило бы прислать тебе подкрепление. Хотя может, ты ему не так уж и нужен.

Лишь на долю секунды он отвлекся, чтобы обрести контроль над подставкой с кухонными ножами, вырвать их из тяжелой деревянной основы и, во главе со здоровенным мясным тесаком, отправить всю стаю в ничем не защищенного демона. Смертоносный сияющий дождь просвистел мимо его лица так близко, что не отстранись он на пару миллиметров, ближайший нож отсек бы ему кончик носа. Вот была бы умора.

Лоренс даже успел порадоваться, что вспомнил важную анатомическую особенность – у демонов два сердца! – и в последнее мгновение перед ударом поменял местами один из ножей. Сверкнув в лучах предвечернего солнца, ножи с визгом впились… в оклеенную выцветшими обоями стену, прямо за тем местом, где миллисекунду до этого стояла наглая тварь. Штукатурка вокруг его импровизированных орудий убийства белыми струйками посыпалась на пол.

– А вот это неожиданно, – вслух сказал Лоренс.

– Да ну… – усмехнулся демон откуда–то из столовой, и Лоренс едва успел остановить пулю, выпущенную ему прямо в голову. Пуля, звенькнув, упала и закатилась под плиту.

Лоренс начинал злиться, но успокоил себя и решил временно перейти к более тонкой стратегии. Если этот гаденыш ускользнул от дюжины сверхскоростных ножей, диваном его точно не прихлопнешь.

– У вас теперь все такие быстрые? Или ты особо одаренный?

Ему не столько было интересно это выяснить, сколько услышать голос врага и просчитать его следующий шаг. Демоны тщеславны, особенно Охотники.

Но ответом ему было молчание и тишина.

Решившись на риск, Лоренс оставил свою незащищенную плоть и сгустком чистого духа облетел квартиру, сквозь уставшую, рыхлую материю просочился на второй этаж. И сразу же обнаружил то что искал – приняв человеческое обличие, демон рисовал что–то фломастером на старом деревянном полу. Лоренс присмотрелся – разделенный на секции восьмиугольник с древними рунами по краям и пентаграммой посредине. Ловушка Самаэля, с изумлением понял он.

Гаденыш хочет запереть его в этом доме. Зачем? Первородному не составит труда раскусить любую головоломку… И зачем он обратился? Людформа куда слабее Внесторонней.

И тут до него дошло. Целью демона не было противостоять ему – как мог он быть таким наивным! Четвертый отдел не пошлет одного несчастного демона повязать Первородного на пике своей силы. Его целью было не задержать Лоренса, а отвлечь его, выиграть время! Дать его цели ускользнуть и сбежать самому, если получится. Возможно, на втором этаже был еще один выход.

А это значит, что он опоздал.

В приступе ярости, Первородный ударился в деревянно–цементный пол под ногами демона и разорвал его на атомы. Не успев среагировать, Данила полетел в образовавшуюся в полу большую дыру и обрушился спиной на пол первого этажа. Лоренс понял, что демон потерял сознание – возможно ненадолго – а потому не стал тратить время впустую. Переместив по воздуху один из кухонных стульев, он поставил его поперек груди повергнутого врага и сел сверху.

Спустя всего лишь пару секунд, Данила открыл глаза, явно пытаясь сфокусироваться.

– Надеюсь ты сломал себе хребет, – процедил Лоренс. – Представляю себе удивление местных врачей, когда они сделают тебе кардиограмму.

Демон рванулся вперед и замер, уткнувшись в дуло своего же собственного ствола, приставленного к горлу. Желтым огнем зажглись его глаза, но Лоренс надавил на оружие сильнее, заставляя его затихнуть.

– Даже и не думай. Беззащитным людлингом ты мне нравишься больше. Итак, – он поудобнее устроился на стуле. – Расскажи–ка мне, Данилушка – очень подробно расскажи – где и когда откроются Врата, к которым твои люди везут сейчас моего дорогого брата Мэтью.

Глава 3

В правом виске свербело так, будто там пробили дыру и ковырялись в ней тупой отверткой. В левом тоже ковырялись, но не так активно. Мэтью застонал, повернулся на живот и зарылся лицом в дурно пахнущую подушку. В своей трезвой жизни он был чистюля, однако теперь все это было не актуально. Неизвестно еще, что там внизу, под этой подушкой, и не окажется ли оно еще омерзительнее. А самое главное, станет ли ему от всего этого легче?

Полежав без движения еще какое–то время, Мэтью решил, что пора познакомиться с окружающим миром, где бы он ни находился. А главное, постараться добыть из этого мира воды, чтобы хоть как–то смыть гадостный привкус во рту. Он с трудом приподнялся на локтях и разлепил веки.

О, да. Эта подушка видала виды.

Нащупав ногой пол, Мэтью отполз назад и осторожно сел на узкой, заправленной серым койке. Голова у него сразу же пошла кругом, в ушах противно зазвенело. Сквозь туман в глазах он разглядел толстые прутья, которыми ограничивалось доступное ему пространство. За прутьями галдело, ругалось и лязгало наручниками сообщество, к которому мало какой кандидат наук становился причастен в течении своей жизни. В лучшем случае это сообщество устало курило, опершись о выбеленные кирпичные стены.

– С возвращением, братишка.

Мэтью заставил себя скосить глаза в сторону здоровенного смуглого парня в татуировках, красных трениках, и почему–то босого и голого выше пояса. Парень сидел в соседней камере, на точно такой же, как у него, заправленной серой койке, и дымил чем–то очень гадким.

– Воды нету? – откашлявшись, прохрипел Мэтью.

Парень кинул бычок на пол, задавил его ногой и в развалку пошел к дальнему концу своей камеры.

– Эй, чуваки, – позвал он в сторону невидимого Мэтью центра этой загадочной вселенной, – Тут академик загибается, киньте воды.

Мэтью выпрямился и тут же пожалел об этом. В мозгах отозвалось миниатюрным ядерным взрывом.

– Откуда ты знаешь… – он не договорил, сраженный пронзительной болью.

Играя мускулами, парень словил прилетевшую откуда–то пластиковую бутылку, просунул ее промеж прутьев решетки и толкнул в сторону Мэтью. Бутылка, подскакивая на неровном полу, подкатилась и уткнулась в его весь помятый и в подозрительных пятнах портфель подле кровати. Из не застёгнутого центрального отделения торчали смятые листы бумаги и край белой материи.

Моментально все вспомнив, Мэтью застонал и сжал голову руками.

– Что, братишка, погулял? – деловито спросил его сосед. – Если врезал менту – это хуже всего… Хотя по тебе не скажешь, что ты буйный…

Мэтью никак не мог решить, хочется ли ему, чтобы парень заткнулся, или наоборот, продолжал говорить. Его необычайно низкий тембр голоса одновременно и раздражал, и отвлекал от адской боли в голове. В конце концов он решил, что это не важно, поднял с пола добытую для него бутылку воды и откупорил дрожащей рукой. Приложился и не смог уже оторваться, пока не влил в себя все прохладное содержимое до последней капли.

– Спасибо, – вспомнил он, пытаясь восстановить дыхание. Его сердце стучало молотом, руки тряслись, но боль в висках определенно уменьшилась.

– Да не парься, – ответил смуглый, вытаскивая из пачки новую сигарету, – Хочешь?

Мэтью слабо покачал головой. Только паршивого курева ему сейчас и не хватало. Он лег обратно на койку и, пользуясь относительным улучшением самочувствия, попытался проанализировать вчерашний день.

А вчерашний ли, пронзила его неожиданная мысль.

– Какое сегодня число? – не вставая, спросил он соседа, надеясь, что его услышат.

– Четвертое, – охотно ответил тот, на всякий случай уточнив, – Июня. Пять вечера.

Невероятно. За каких–то несколько часов он успел упиться в хлам, с позором провалить защиту собственной диссертации и оказаться в полицейском отделении. Спасибо, хоть наручники сняли.

Да нет. Кого он обманывает? Удивительное заключалось вовсе не в этом. Каким именно образом рыжеволосая красотка, вскружившая ему голову, сумела СДЕЛАТЬ его пьяным? Вот ведь в чем вопрос. И как ни изгаляйся, как ни выискивай своими академическими мозгами рационального объяснения, не было его. Нет такого гипноза, под которым можно заставить человека выпить ведро водки, а он и не вспомнит. Ерунда все это. Да и вообще, не поддающийся он гипнозу человек – давно уже выяснилось.

И еще. Была у Мэтью одна особенная черта, из–за которой он даже подумывал, а не пойти ли ему работать в полицию. Каким–то удивительным образом Мэтью всегда распознавал с какой стороны правда, а с какой ложь. Будто бы чья–то невидимая рука наставляла его на верный путь, а то и зажигала лампочку над нужным поворотом. Полезное, надо сказать качество, но иногда доводящее до безумия. Вот и сейчас, как ни старался он, как ни придумывал для себя родное, логичное, в голову все время лезла эта чертова не застегнутая булавка и жирная капля крови на подушечке пальца…

– Тебя как звать–то, академик?

Вот теперь он точно был рад зычному голосу соседа, потому что еще немного и его чутье завело бы его в совсем опасную сторону, где никакая логика не работает вовсе.

– Мэтью, – отозвался он почти благодарно.

– Америкос? Неплохо по–русски базаришь. Меня Валера звать.

Он попробовал подняться и обнаружил, что голова уже почти не кружится. Стараясь поменьше двигаться, осторожно сел, облокотившись на стену спиной.

– Я бы сказал, приятно познакомиться, Валера, но в таких обстоятельствах ничего приятного быть не может.

– Да ладно тебе, чего в жизни не бывает, – сосед пренебрежительно махнул рукой. – А ты че, реально, профессор? Я слышал, мусора с тебя ржали. Говорили, ты пол–МГУ разнес.

Мэтью закрыл глаза.

– Это они преувеличивают. Только свою карьеру.

Диссертацию ему вероятно еще позволят защитить – никому не хочется вешать на себя несостоявшегося докторанта, а вот о контракте можно теперь смело забыть. Нехилая расплата за мимолетное увлечение.

– Ужин.

Без каких–либо интонаций в голосе тетка в серой форме провезла по коридору тележку, заставленную подносами, и поставила один из них на подоконник окошка его камеры. Мэтью разглядел три закрытых пластиковых контейнера разных размеров. От запаха казенной еды тошнота вернулась сразу и без компромиссов.

– Заберите… – слабо попросил он, но тетка уже ушла.

Застонав, Мэтью повалился на кровать.

– Если можешь встать, тащи свой поднос сюда, – посоветовал сосед. – Мне б три таких…

Мэтью встал и даже успел сделать пару шагов, прежде чем отвратительный запах встал колом у него в горле и его вывернуло в железную раковину в углу камеры. Хорошо хоть не на пол.

– Мэтью Бёрнс?

Он медленно поднял голову и мутным взглядом посмотрел в сторону двери. За решеткой стоял толстый полицейский с бланком в руке.

– Вам уже лучше?

Если бы он мог, он бы рассмеялся. Шатаясь, Мэтью оторвался от раковины и, держась за стенку, дополз до кровати. Сел, прислушался к себе и вдруг понял, что ему вдруг действительно немного похорошело. Неуверенно, он кивнул.

– Вас вызывают в допросную. Парочка формальностей, и будете свободны.

Перегнувшись через койку, Валера наставительно зашептал – тихо, как ему казалось, наверное.

– Никаких допросов без адвоката, чувак.

Полицейский вздохнул.

– Вот чего ты мутишь воду, Юсупов? Человек выпил и побуянил. Не за рулем, не под наркотой. Какой на хер адвокат?

Валера знающе погрозил полицейскому пальцем.

– Ага, а в допросную тогда зачем? Кому–то скучно стало? Не слушай его, чувак, требуй адвоката.

По большому счету, Мэтью было глубоко наплевать, что с ним собираются сделать. Хоть на костре пускай жгут, вместе с портфелем. Он было отмахнулся от непомерно заботливого соседа – мол, все нормально, как–нибудь сам справлюсь – как вдруг, где–то в глубине души зазвенел хорошо знакомый колокольчик. Тоненько так, осторожно зазвенел – будто давая понять, что может и ошибается он, звоночек этот, может и нет там ничего, однако ж проверить имеет смысл. С полминуты Мэтью решал, прислушаться ему или гори оно все синим огнем. И наконец, извиняющимся голосом попросил.

– Знаете, я, пожалуй, послушаюсь этого джентльмена. Если вам не трудно – мне бы адвоката. Что бы я там ни натворил.

Полицейский ненавидящим взглядом смерил их обоих.

– Что б вас всех…

И удалился, ни сказав больше ни слова.

– Молодца, – похвалил его Валера.

Ну вот и ладненько. Мэтью завалился на обратно койку. Спешить ему теперь было некуда и незачем.

***

– Мам, с кем это ты здесь? Это что, маленький Михаель?

– Дай сюда! Где ты нашел эту фотографию?

– В подвале у тети Клаудии.

Мама забирает и прячет старую, потрепанную фотографию в книгу, которую ставит на верхнюю полку книжного шкафа.

– Так я и знала. Черт бы побрал эту тетю Клаудию.

Мэтью удивленно наблюдает за ней. Такой расстроенной он маму еще никогда не видел.

– Кто этот малыш? Это вообще мальчик или девочка?

– Не важно. Мальчик. Ребенок соседки в нашем бывшем городе.

– А зачем ты с ним сфоткалась?

– Просто так. Я с ним сидела, пока он не…

– Что?

– Пока мы не переехали.

– Но он же там совсем–совсем кроха. Его что, мама и папа не любили, раз отдали его тебе?

Мама закусывает губу и отворачивается, будто что–то взять, но Мэтью успевает заметить в уголке ее глаза слезу.

– Да нет, милый, просто его родители… много работали… вот им и пришлось нанять меня, чтобы помочь с малышом. Но потом мы переехали, и я отдала его маме.

– А как его звали?

– Я уже не помню, родной… Это было так давно.

Мэтью усердно кивает. Он очень хочет верить маме и хочет, чтобы у нее опять сделалось хорошее настроение. Но он совершенно точно знает, что все, что она ему сейчас рассказала – полное вранье.

***

– Бёрнс!

Громыхая ключами, реальность выдернула его из глубин какого–то крайне неприятного сна и Мэтью с удовольствием вытряхнул его головы.

– Давай за мной. Мы вызвали тебе общественного адвоката.

Незнакомый полицейский был гораздо приветливее предыдущего, однако прежде, чем подняться и проследовать за ним, Мэтью прислушался к своим ощущениям.

Меньше всего ему хотелось бы, чтобы его скрутило и вывернуло наизнанку посреди полицейского участка. Но нет. Похоже организм справился с последствиями загадочного пьянства. Неожиданно для самого себя, он попробовал прощупать полицейского своим внутренним детектором лжи – до этого момента он никогда еще не делал это осознано. Колокольчики молчали. Мэтью покачал головой, удивляясь самому себе – после всего происшедшего, готовности к восприятию всякого рода странностей у него явно поприбавилось.

Не тратя больше времени, он подобрал с пола помятый портфель, запихнул внутрь вываливающееся содержимое, застегнул три оставшиеся на рубашке пуговицы и оглянулся попрощаться со своим новым тюремным знакомцем. Но в соседней камере было уже пусто.

Жалко, неопределенно подумал он и покинул эти непривлекательные покои, в душе надеясь, что навсегда.

По залитому ярким электрическим светом коридору они вышли в центральный зал управления полицейского участка, и Мэтью внезапно понял, что он даже не знает, в каком именно отделении находится. И не особо интересуется.

– Эй, академик! – окликнули его со стороны проходной. Он обернулся. К нему приближалась дородная тетка в полицейской форме. – У тебя что–то выпало из кармана…

Она протягивала ему знакомый ламинированный прямоугольник.

– Твое?

Мэтью неуверенно кивнул и дрожащей рукой взял порядком уже потрепанную карточку. Вот он, главный элемент головоломки.

– Я могу позвонить? – спросил он у своего проводника.

Зачем? Зачем он хочет ей позвонить?

– Конечно, – ответил полицейский. – Только давай не останавливаться. Общественные адвокаты всегда перегружены и времени у них мало.

Мэтью на ходу вытащил из наружного отделения телефон и начал набирать номер, который, как оказалось, запомнил наизусть. Сердце его колотилось с каждой набранной цифрой все сильней – может от того, что он понятия не имел, зачем звонит и что скажет, если ему ответят. Вряд ли он сумеет выразить цивилизованным языком все то, что крутилось у него в голове при мысли о шальной красотке, непонятно как пустившей всю его жизнь коту под хвост. Набрав последнюю цифру, он отправил звонок.

– Не отставай, – попросил полицейский, уводя его все дальше в глубь полицейского управления. Мэтью послушно подтянулся, считая длинные гудки, отдающие эхом у него в голове. Свернув, они пошли по скучному коридору с одинаковыми дверьми кабинетов и уставленному одинаковыми же длинными скамьями.

Два гудка, три, четыре…

Ответом этим гудкам вдруг стала тоненькая телефонная трель, раздающаяся будто бы из–под какой–то из дверей. От неприятного предчувствия у Мэтью засвербело где–то между ребрами, а трель все приближалась, становилась громче, нахальнее.

Пять гудков, шесть…

– Сюда.

Полицейский подвел его к той самой двери, из–за которой звенело, посторонился и жестом пригласил Мэтью войти. Телефонная трель радостно слилась с гудками в его мобильнике, кровь ударила ему в виски, и он схватился рукой за дверь.

– Твой адвокат.

Небрежно усевшись на письменный стол посреди бедно обставленного кабинета, Инга была так же хороша, как и тогда, в полумраке захламленного библиотечного офиса. Даже еще красивее, хотя и сменила амплуа и зачем–то была в длинной, оливкового цвета кофте и рваных джинсах.

Ее телефон изо–всех сил заливался, ездя по столу. Не сводя с Мэтью холодных серых глаз, она взяла его в руки, провела по экрану пальцем и ответила на звонок:

– Здравствуйте, господин Бёрнс.

Мэтью попятился, беспомощно оглядываясь на оставшегося в коридоре полицейского.

– Она не адвокат… Она…

– Стоять, – коротко приказала Инга.

Задыхаясь от ужаса, Мэтью почувствовал, как ноги его буквально срастаются с полом, превращаясь в одно с ним целое. Теряя равновесие, он беспомощно закачался, обернулся и только и успел увидеть, как захлопывается за его спиной дверь.

Продажная полицейская сволочь! Вот и доверяй после этого внутренним голосам. Он вжался спиной в дверь и так замер.

– Хочешь сесть? – смилостивилась Инга.

Мэтью помотал головой.

– Хочу свалить отсюда и никогда больше тебя не видеть.

– Поверь, мне этого хочется не меньше, чем тебе, – ему показалось, что она как–то очень грустно это сказала. – Но так не получится.

С отсутствующим видом она крутила в руках телефон, будто ждала важного звонка.

– Слушай, мне кажется, тебе сейчас не до меня. Может отпустишь? – попросил он, особо ни на что не надеясь. Даже дернулся – попытка не пытка. Но увы – ноги его все так же были прикованы к полу.

– Ты уже уничтожила мою карьеру. Зачем я тебе сдался?

Резко бросив телефон на стол и закрыв лицо руками, Инга вдруг совершенно по девчачьи разрыдалась. Ее плечи вздрагивали в безмолвном горе, рыжие кудряшки полностью скрывали лицо. Мэтью оторопел. К такому он был не готов. Не зная, что сказать, и надо ли, он молча наблюдал.

Спустя несколько минут, успокаиваясь, Инга наклонилась, достала из потертой дорожной сумки пачку салфеток, вытащила одну и уткнулась в нее носом.

– Инга, – позвал он. – Что, черт возьми, происходит?

Она подняла голову и Мэтью уставился в ее глаза – блестящие, мокрые от слез и… зеленые? Не веря тому, что видит, он помотал головой.

– Это не я должна была тебе все объяснить, – высморкавшись, Инга покачала головой. – Я даже не знаю с чего начать…

– Начни вот с этого, пожалуйста, – сказал он, указывая головой на свои ноги.

– Объяснить или освободить? – улыбнувшись сквозь слезы, спросила она.

– И то и другое, если можно.

Она щелкнула пальцами правой руки и Мэтью немедленно почувствовал, как его ноги перестали быть одним целым с плиткой на полу. К этому он тоже не был готов и медленно, спиной по закрытой двери, съехал на пол.

– Эй, ты в порядке?

Инга спрыгнула со стола, обеспокоенно опустилась перед ним на колени, и Мэтью испугался, что его сейчас опять будет тошнить. Он махнул ей рукой, чтоб ушла, но вместо этого она взяла его за запястье и поводила пальцем по пульсирующей вене. Тошнота немедленно прошла, вместе с головокружением. Мэтью с облегчением выпрямился и вдохнул полной грудью.

– Где ты была, когда я позорил себя перед… ах да, ты там же и была, – он было хотел отвернуться, но она не позволила, крепко взяв его за подбородок.

Лицо ее было совсем близко, и Мэтью явственно увидел, как из зеленых, ее зрачки становятся радужными, а затем, медленно темнея, наливаются голубым.

– Как ты это делаешь? – спросил он, имея в виду все сразу.

Она беззлобно усмехнулась.

– Очень просто. Я – ведьма, дорогой.

***

Четки были дорогие, малахитовые, с тяжелым литым распятием на искусно свитой цепочке. Софья Марковна купила их на распродаже в Люблино и врала всем, что они достались ей в наследство от первых на Руси колдунов, принявших христианство. Гладенькие, увесистые, солидно постукивающие шарики – перебирать их было сплошное удовольствие. А удовольствий, с тех пор как Внесторонним Судом Софью Марковну приговорили к вечному покаянию и лишению ведьминских сил, у нее в жизни оставалось совсем немного. Ни тебе в юную красотку обратиться и вспомнить молодость с каким–нибудь «жеребцом», ни денег из банкомата выколдовать – да так чтоб в кошелек не влезало, ни с любимой кошкой поболтать по душам. Еще и ушла предательница к бывшей подруге, бросив хозяйку в одиночестве доживать отведенные ей короткие годы.

Но это еще ничего, убеждала она себя в минуты отчаяния. По крайней мере, ей досталось не так сильно, как сокамернице, молоденькой шлюшке Элоизе с острова Крит, которую по постановлению Суда уволок в Преисподнюю жуткий Безглазый Демон, на потеху своему папаше. Бедная шлюшка всего–то и натворила, что соткала мантию–невидимку. Она же не виновата, что мантия работает, только если использовать для пошива кожу и волосы своего бывшего. А бывших у Элоизы было не один и не два, и все как на подбор здоровые и волосатые – что ж добру–то пропадать?

Софья Марковна поняла, что опять сбилась со счета и мысленно выругалась, тут же мысленно попросив прощения. Отца–исповедника к ней приставили особенного – ангельских кровей, с таким не пошалишь. Сколько молитв положил, столько и прочитаешь, ни больше ни меньше – иначе с места не встать. А она ох как торопилась.

Еще с позавчера в сообществе Отверженных чувствовалась какая–то непонятная, но очень волнительная движуха. Толкаться по облюбованным Внесторонними кабакам да подслушивать, о чем говорят уважаемые люди города им было запрещено, а потому слухи были неясными, обрывочными и порой совершенно дикими. Не то в город пожаловала сама королева гоблинов и нанимает лишенных сил, но знакомых с Сокрытым, не то объявились давно покинувшие мир древние вампиры и будут одаривать всех желающих вечной жизнью за дневной постой.

Ведьминской мудрости Софье Марковне было не занимать, даже и после лишения сил, и, конечно же, всей этой чуши она не верила. Однако дыма без огня не бывает, и выяснить это можно было только одним способом.

Она вздохнула, закрыла глаза, сосредоточилась, и размеренным речитативом, пощелкивая тяжелыми кругляшками, на память прочитала все пятнадцать положенных на сегодня «Господи помилуй мя» и четырнадцать «Аве Марии». Подождала, поерзала на твердой церковной лавке – превосходно, заклятье отпускало ее. В который раз Софья Марковна порадовалась, что мера ее пресечения пала на старую, добрую Католическую веру. Прочитала молитвы, причастилась, исповедалась и иди себе с Богом. И стоять не нужно, как в Православном храме.

С трудом поднявшись на ноги, она оперлась на клюку – остеохондроз будто мстил за все годы, что ее тело наслаждалось благами Внесторонней природы и долгожительством. Мелко шаркая ногами и на ходу повязывая на шее платок, старая ведьма поспешила вон из церкви. Спустилась вниз по каменной лестнице Храма Святого Людовика, протопала для безопасности квартал пешком и на углу Милютинского Переулка и Мясницкой чудом словила свободное такси.

– В Солнцево пожалуйста, Мещерский проспект.

Смуглый, бородатый таксист набрал адрес на навигаторе и внимательно осмотрел ее в зеркало.

– Это не близко. Будет около восемьсот рублей.

Софья Марковна быстро закивала – в общественном транспорте могли повстречаться знакомые, а она хотела сохранить свой визит в тайне. К тому же она надеялась, что в конце путешествия ей подсобят. С финансами старая ведьма была в последнее время ох как не в ладах.

Таксист пожал плечами, и они тронулись в путь. Именно что тронулись, то есть на первом же повороте утонули в нескончаемом послеобеденном трафике.

– Мать твою за ногу, обезьяна ты вислоухая… – привычно ругался таксист, периодически выставляя из окна средний палец.

Софья Марковна усмотрела брошенную на пассажирском сиденье пачку сигарет с зажигалкой в кожаном футляре.

– Вы бы покурили, – предложила она, – успокаивает нервы.

– А вы не против? – недоверчиво спросил таксист.

– Отнюдь. Но… – ведьма заговорщически подмигнула, – одолжение за одолжение.

Таксист бросил на нее испуганный взгляд в зеркало.

– Забудьте. Потом покурю.

Софья Марковна поняла, что упускает возможность и быстро сориентировалась.

– Нет–нет, вы не поняли. Я хотела вас попросить сделать всего один звоночек. С вашего телефона. И курите себе на здоровье, хоть всю дорогу.

Бородач с пару секунд поразмышлял.

– И что я должен сказать? – наконец спросил он.

– Я поговорю, – улыбнулась ведьма. – Просто поставьте на громкую.

Он опять пожал плечами и ткнул пальцем в экран навигационной системы.

– Диктуйте номер.

О, этот номер Софья Марковна помнила наизусть! Как не знать – это было единственное, что связывало ее с Внесторонним миром и прежней развеселой жизнью.

– 495–532–9749, – продиктовала она на память.

Гудки были такими долгими, что она уже засомневалась, не зря ли все это затеяла. Таксист вопросительно посмотрел на нее в зеркало, готовясь дать отбой, как вдруг, будто решившись, на том конце резко сняли трубку.

– Алло? – ответил острожный женский голос.

– Bonjour ma chérie, – ласково поздоровалась Софья Марковна.

Пусть теперь попробует бросить трубку. На том конце горько вздохнули.

– Я так и знала… Что тебе нужно, мама?

Ведьма улыбнулась – небось жалеет, что решилась ответить на звонок с незнакомого номера.

– Немного. Кое–какая информация. Ходят слухи.

– Тебя все это больше не касается, мама, помнишь?

Как не помнить. Она кинула быстрый взгляд на водителя и снова перешла на французский.

– А еще мне нужно, чтобы ты попрощалась за меня с такси. У меня совсем нет денег.

Дочь ахнула.

– Только не говори, что ты едешь сейчас ко мне.

Это было почти весело.

– Именно так, моя правильная доча. Мамочка едет в гости.

Таксист кинул в зеркало нетерпеливый взгляд, взял с пассажирского сиденья пачку сигарет, выбил одну и закурил.

– Дорогая, надо прекращать, – сказала Софья Марковна, надеясь, что бородатый таксист не понимает по–французски. – Жди меня минут через двадцать у подъезда к дому. Надо будет рассчитаться с водителем.

– Мам…

– Ты знаешь, о чем я… И, пожалуйста, перестань вздыхать. Такое чувство, что это тебя лишили сил и замуровали в умирающую старуху.

Остаток пути они проехали молча. Таксист пыхтел сигаретой, а Софья Марковна мечтала о своей трубке, которую пришлось спрятать от греха подальше – старушечьи легкие надо было беречь.

– На месте, – известил ее наконец таксист.

Старая ведьма опустила окно и помахала дочери, прислонившейся к стене одноэтажного дома с уютным, ухоженным садиком. Усталой тенью Алиса подошла, кутаясь в шаль. Постучала в водительское окно.

– Здравствуйте, – как всегда, вечно извиняющимся тоном поздоровалась она. – Спасибо, что подвезли ее.

– Да, все в порядке, – буркнул таксист, опустив окно. – Давайте, платите. Восемьсот шестьдесят рублей.

– Дороговато что–то, – весело встряла Софья Марковна, и чуть ни подавилась словами, глядя, как дочь достает из кошелька реальные деньги. Совсем сдурела!

– Я предупреждал, – оскорбился бородач. – Платите сколько сказал, одна или другая! Не то сейчас быстро в обезьянник свезу! Обеих!

Рука Алисы замерла, так и не достав деньги.

– Вы не очень–то вежливы, – холодно заметила она.

– И жаден, как и все людишки, – вставила Софья Марковна и наставительно процитировала. – «Делай то, чего требует от тебя кровь»!

– «И ничего боле», – чуть слышно дополнила Алиса и два раза провела рукой перед лицом бородатого таксиста.

Глаза его закатились, руки безвольно упали с руля, и он откинулся на сиденье.

– Вот это моя дочурка! – с гордостью произнесла Софья Марковна и вылезла из такси, опираясь на клюку.

Оглянувшись туда–сюда, она сунулась было проверить, что там заныкано у таксиста под зеркалом – знала куда эти прохиндеи обычно прячут купюры, но дочь шикнула на нее и схватила за руку.

– Скоро муж вернется. Что бы это ни было – говори скорее.

Софья Марковна надулась.

– Неужто и в дом не позовешь?

– И не подумаю.

Зрачки у дочери сузились, пожелтели и вытянулись по–кошачьи. Софья Марковна покачала головой – вот ведь у кого нервы ни к черту.

– То, что мне нужно, находится у тебя под гаражом.

Алиса медленно покачала головой.

– Тебе нельзя.

Она взяла дочь за руку.

– Пять минут. В твоем присутствии.

Алиса вздохнула.

– И потом ты уйдешь?

– И потом я уйду. И, пожалуйста, перестань вздыхать.

Алиса задержала очередной вздох, щелкнула пальцами, и таксист очнулся.

– Жди здесь, – приказала она.

Таксист оторопело кивнул, заглушил мотор и замер, уставившись прямо перед собой.

– Идем.

Мать и дочь обошли дом по узенькой тропинке. Миновав крохотный задний двор, они подошли к темному гаражу с пошарпанной подъемной дверью. Алиса не стала поднимать ее, а вместо этого отперла узкую, незаметную для людских глаз боковую дверцу, за которой обнаружились ступеньки в подземелье. Дочь щелкнула выключателем, и они спустились вниз по крутой лестнице.

– Что тебе нужно?

Софья Марковна благоговейно огляделась – стеллажи с бесконечными, наполненными всякой полезной всячиной банками да бутылками, громоздкий сундук с магической утварью, зеркало обозрения. Часть этого добра когда–то принадлежало ей и подлежало уничтожению, однако в ожидании суда мадам успела подговорить дочь перевезти самые ценные вещи к себе. О чем, та, без сомнения, теперь жалела.

– Мне нужно Зеркало, – налюбовавшись, ответила мадам. – Но не обозрения, а предсказания.

– О, – удивилась дочь. – Мы чего–то ждем?

– Пока не знаю. Но думаю, даже такая пай–девочка, как ты, в курсе, что в городе что–то происходит. Надо быть готовыми, чем бы оно ни было.

Алиса издала неопределенный звук. Она явно была не в курсе, но очевидно, что ей очень хотелось избавиться от матери до прихода своего благоверного. (Это же как надо было ненавидеть собственную натуру, чтобы выйти замуж за одного из ЭТИХ!) Молодая женщина встала на маленькую, двухступенчатую лесенку и осторожно сняла с верхней полки глиняный кувшин. Затем, порывшись в коробке, стоящей на другой полке, вытащила четыре толстые, наполовину прогоревшие свечи. Прихватила банку с чем–то серым и рассыпчатым, похожим на крупную морскую соль.

– Пять минут, – наказала Алиса, сложив все это в центр комнаты, единственное не заставленное стеллажами место.

Дважды приглашать Софью Марковну не было нужды. В мгновение ока опытная ведьма распределила вещи по своим местам – расставила свечи в форме большого квадрата, аккуратными полосками высыпала «соль», соединив четыре угла. Взяла кувшин, открыла крышку, круговым движением помешала содержимое, понюхала.

– Мало осталось, – пожаловать она дочери.

Та скривилась – кому, мол, вообще все это нужно.

Экономя, тонкой струйкой Софья Марковна вылила из кувшина немного полупрозрачной жидкости в обозначенный «солью» и свечами квадрат, прямо на цементный пол. Растягиваясь во все стороны, жидкость медленно заполнила собой очерченное пространство, не проступив ни на миллиметр за зыбкие границы.

Едва слышно, на древнем языке ведьм и оборотней, Софья Марковна произнесла заклинание. Жидкость поколебалась и застыла мутной, грязноватой пленкой.

– Алиса, – позвала она дочь.

Та подошла, дунула на все по очереди свечи и в каждой из них зажглось по ровному синему пламени. Кругами начала водить рукой над мутной, похожей на воск поверхностью.

– Вот оно.

Будто кто–то отогревал заиндевевшее от мороза стекло, зеркало предсказания начало проявляться в такт движениям руки молодой ведьмы – начиная от центра квадрата в стороны, восковая пленка становилась все прозрачней, все чище. Словно в полу темной подвальной комнаты открылось вдруг окно в другое измерение. Опершись о края его, Софья Марковна с дочерью заглянули внутрь.

– Что это? – спросила Алиса.

Ведьма шикнула. Зеркало Предсказаний не какой–нибудь телевизор – временным порталом оно соединяло будущее и настоящее и могло пропускать элементы звуков и материи. При сильном желании туда можно было прыгнуть и оказаться в будущем – хоть и не факт, что не по частям. Показывало зеркало не все, а только то, что считало нужным. Но у Софьи Марковны не было других вариантов.

В повернутом к ним под каким–то странным углом пространстве они увидели огромную комнату с уходящим в темноту потолком с обнаженными вентиляционными трубами и красной кирпичной кладкой по стенам, как бывает в заводских помещениях или на складах. Однако же это была жилая квартира – на дальнем плане видна была ультра–современная кухня со сверкающим стальным холодильником. В паре метров от них, обложившись одеялами, сидела на полу совсем юная девушка с взлохмаченными, иссиня–черными волосами. Искусные, разноцветные татуировки обвивали ее тонкие руки, бледное лицо освещал неровный огонек свечи, которую она поставила рядом с собой, поглощенная в чтение какой–то древней книги. В «будущем» была ночь и огни города лились в комнату сквозь огромные, от пола до потолка окна.

– Сюрреализм какой–то, – шепнула Алиса.

Софья Марковна согласилась. Картина действительно была из ряда вон. Интересно, кто эта юная особа и каким образом пересекутся их пути. Секунды шли, ничего не происходило. Софья Марковна нахмурилась. Неужели это все, что хотело показать ей зеркало?

К счастью, это было не все. В ту секунду, когда Алиса уже готова была дать отбой, в комнате появился еще один персонаж. А точнее, появилась. Молодая, роскошная женщина, темноволосая и чернобровая, одетая в вечернее платье, она появилась из ниоткуда, да так неожиданно, что все – включая девушку внутри зеркала – подскочили на месте.

– Господи, я тут с вами окончательно двинусь мозгами, – пожаловалась девушка, шумно выдыхая. Ее голос звучал так, будто она находилась совсем рядом, а не в неопределенном будущем.

– Что читаем? – неопределенно хмыкнув, поинтересовалась женщина.

– Что дали, то и читаем… – как–то не очень приветливо буркнуло юное создание.

Женщина пожала плечами.

– Не хочешь, не говори, – равнодушно сказала она и ушла в сторону кухни.

Девушка вздохнула и упала животом на подушку. Перевернулась на спину.

– Шарлотта, не злись. Просто мне осточертело здесь сидеть. Когда все это закончится?

Старшая женщина вернулась, небрежно неся два толстых стакана, позвякивающих льдом. Поставила один на пол перед девушкой и уселась в низкое кресло сбоку от одеяльного «гнезда» собеседницы. Покружив стаканом, отхлебнула янтарной жидкости.

– Тебе здесь не нравится. Видела бы ты нашу прежнюю квартиру.

Девушка без особого интереса взглянула на нее.

– Ту, что недалеко от универа?

Шарлотта кивнула и, как показалось Софья Марковна, кинула пристальный взгляд в их с Алиса сторону.

– Да. Денежный переулок, дом три, квартира двенадцать.

На лице татуированной девушки отразилось легкое недоумение – мол, зачем ей точный адрес какой–то там прежней квартиры?

Но Софья Марковна знала зачем. Этот адрес предназначался не юной лахудре, а ей. Лично ей. Это и было ее Предсказание.

Будто в подтверждение ее мыслей, изображение рассеялось зыбким туманом, Зеркало Предсказаний помутнело и треснуло, превращаясь в груду осколков. Алиса взяла стоящую в углу швабру.

– Ты довольна? – спросила она, глянув на ручные часы.

Софья Марковна с жалостью смотрела на дочь.

– Спроси ведьму, зачем нужна метла… – она покачала головой.

– Чтобы ее заточили на веки веков в Преисподнюю? – Алиса сердито мела осколки в угол.

– Но ведь не заточили же… – Софья Марковна пожала плечами.

– Пока. Пока не заточили. Но ты, я чувствую, доиграешься, мама.

Она подошла к дочери и крепко взяла ее за руку.

– Дай–ка я тебе скажу кое–что, пока та не промела дырку в полу. Веришь ли? Еще пару лет такой жизни и мне уже будет все равно, где отбывать наказание.

Подобрав с пола клюку, она направилась к лестнице. На выходе обернулась.

– До которого часа со мной мой личный шофер?

Алиса подумала и махнула рукой – делай что хочешь.

– С первыми петухами очнется.

Глава 4

– Закрой глаза и смотри, – произнесла она бессмысленную по сути своей фразу, взяла его за руку и переплела с ним пальцы.

Чувствуя, что начинает краснеть, Мэтью с радостью закрыл глаза.

– Хочешь знать, зачем ты мне нужен?

Он кивнул и добавил:

– И еще хочу знать, как ты меня опоила.

Инга поморщилась.

– Это совершенно неважно. Не отвлекайся, а то не увидишь сути. Смотри и желай знать.

Мэтью послушался и напряг мозги. Пару минут ничего не происходило, а потом вот так просто, без предупреждения, он вдруг понял, что все это время видел ее лицо – не открывая глаз! – видел, как она морщится, недовольная его праздным любопытством, как меняется в который раз цвет ее глаз. От непередаваемого ощущения у него подкосились ноги, и он оперся рукой о стол.

– Не отступай, – предупредила Инга. – Это еще далеко не все.

Невероятным образом, Мэтью внезапно понял, что видит и себя, будто наблюдает за ними обоими со стороны и немного сверху.

…Опасность. Смерть. Без предупреждения, липкий желтый туман окутал вдруг того, оставленного в стороне Мэтью, его бледное лицо и волосы, поглотил его тело, простерся и проник во все вокруг, оставив в кабинете лишь одно светлое пятно – их с Ингой переплетенные руки. Хватая ртом воздух, Мэтью рванулся вон из затягивающей его желтой трясины и резко открыл глаза.

Значит все–таки гипноз…

– Как ты это сделала? Ты что–то подмешала мне в… – он постарался припомнить, что пил в течении последнего часа. – …В воду?

– Не веришь… – грустно констатировала Инга.

– Инга, послушай, то что ты показала – это… невероятно, но… – он развел руками. – Я взрослый человек… Я не верю в сказки. Не верю в ведьм… Всему есть логическое объяснение и то, что произошло сейчас… и тогда, на кампусе – я знаю, это какой–то очень искусный гипноз…

Инга закатила глаза, вздохнула и сделала непонятное движение руками, словно подтолкнула воздух вверх. Мэтью вдруг почувствовал, что теряет равновесие, закачался, размахивая руками, а затем, к своему ужасу понял, что пространство вокруг него перестает подчиняться законам физики. Словно в кошмарном сне, он взмахнул руками… его ноги одна за другой оторвались от пола, и он тяжело поднялся в воздух – только теперь по–настоящему, а не в виде бесплотной субстанции.

О, это было куда страшнее, чем все, что он пережил до сих пор. Мэтью закричал, но не услышал собственного голоса… Загребая руками воздух, он попытался бежать… куда–угодно, лишь бы окончился этот кошмар – но смог лишь перевернуться вверх тормашками.

– Достаточно? – услышал он сквозь вату в ушах.

Я схожу с ума, подумал Мэтью, глядя на ее перевернутое лицо, и с трудом кивнул. Инга сделала круговое движение руками и каким–то образом это перевернуло его обратно в нормальное положение. Если можно найти хоть что–нибудь нормальное в парении в воздухе в кабинете полицейского участка.

Она щелкнула пальцами. Громыхнув об пол всеми костями и явно набив синяки сразу же в нескольких местах, Мэтью шлепнулся вниз.

– Не похоже на гипноз, правда? – Инга довольно улыбнулась, как будто только что показала удачный карточный фокус, подошла и протянула ему руку, – Ты готов воспринимать меня всерьез?

Мэтью вжался в стену и помотал головой. Она вздохнула.

– Жаль. Потому что я – это малая толика того, что тебе придется сегодня воспринять. И желательно быстро, потому что… – она мельком взглянула на настенные часы. – У нас совсем нет времени.

– Я понял! – Мэтью воскликнул почти радостно. – Ты мне кажешься! Точнее, я сам тебя придумал… Потому, что я был одинок… Э–э… Я переработался и у меня… нервный срыв!

Думать так было легче, чем осознавать, что слетел с катушек.

Инга закрыла глаза.

– Где же ты, напарник? Я ведь сейчас опять наделаю глупостей…

Она решительно взяла Мэтью за руку, заставила его подняться и усадила на первый попавшийся стул. Продолжая убеждать себя, что все это не по–настоящему, а потому больше не сопротивляясь, Мэтью сел и уставился на нее, даже как–то нетерпеливо ожидая, что же она еще выкинет.

Поколебавшись, она вдруг села к нему на колени, обняла руками за шею и поцеловала. Просто, беззастенчиво и сразу в губы.

Весь его мир куда–то поплыл, мысли беспомощно забарахтались в воздухе, и стало совершенно не важно, кто из них настоящий, а кто нет… А кто и вовсе сошел с ума… Спустя несколько долгих мгновений Мэтью наконец среагировал и начал безудержно целовать ее в ответ, тут же услышав одобрительное мурчание. Не прерывая поцелуя, он закопал руку в рыжей гриве кудряшек, другой рукой обнял ее за талию и резко прижал к себе. Она смешно пискнула и укусила его за нижнюю губу… В комнате вдруг стало очень жарко, и, совершенно себя не контролируя, Мэтью потянул в сторону ее дурацкую кофту…

– Ш–ш… – Инга оторвалась от него и, прерывисто дыша, прижалась лбом к его лбу. – Как тебе такая воображаемая подружка?

От потери ее губ Мэтью хотелось плакать. Он провел дрожащими пальцами по ее щеке, пытаясь восстановить свое собственное дыхание.

– Я не против пойти с тобой в психушку…

Она посерьезнела и слегка отодвинулась.

– Мэтью… Ты не сошел с ума. Поверь, я знаю, как выглядит человек, сошедший с ума… И я знаю, что ты отлично чувствуешь ложь. Посмотри на меня… – он посмотрел в ее лучащиеся, совершенно синие глаза. – Ты же *чувствуешь*, что все это правда.

Он тихо вздохнул. Лучше бы они продолжали целоваться, чем снова весь этот дурдом. Причем уговаривать себя, что это все он же сам и придумал, он больше не мог, как бы ему этого ни хотелось. Инга очень убедительно доказала, что она настоящая, живая, теплая и просто невероятно пахнущая… Он закрыл глаза, снова прижал ее к себе и зарылся лицом куда–то между ее плечом и шеей.

Как осознать и воспринять то, о чем, расскажи ему это кто еще вчера, он в лучшем случае посмеялся бы, а в худшем, начал бы серьезно волноваться за психику собеседника? Как осознать то, что его могут напоить при помощи булавки или заставить его ноги прирасти к полу, не говоря уже о недавнем воздухоплавании?

– Что говорит тебе твое чутье, Мэтью? – настойчиво повторила она.

Он поднял голову и послушно прислушался к своим внутренним голосам. Голоса молчали, соблюдая полное спокойствие.

– Что все в порядке, – сказал он.

– А если бы я пыталась тебя обмануть или навредить тебе, оно бы…

– Било тревогу, – нехотя ответил он.

Это была чистая правда. Именно так, пять лет назад, заполняя заявку в этот, самый далекий от его родной Калифорнии, университет, Мэтью знал, что поступает правильно. Как и теперь, голоса тогда умиротворенно молчали – как молчали и потом, спустя три месяца, когда он отвечал на пригласительное письмо согласием.

Она взяла его за руку.

– Я спасла тебя, Мэтью, забрав сегодня в этот участок. И я не могла сделать это по–другому.

– По–другому – это не провалив самый главный проект в моей жизни? Действительно, зачем стараться? – горько спросил он.

Не обращая внимания на его сарказм, она продолжила.

– Некто очень Темный ведет на тебя охоту. Если он завладеет тобой, всех нас ждет большая беда. У него не должно было возникнуть подозрений, что тебе помогают. Хотя, наверное… – она помрачнела. – Наверное, теперь он уже знает…

Мэтью завороженно наблюдал, как из синих, ее глаза стали радужными, затем серо–голубыми, и в конце концов почти желтыми с изумрудными вкраплениями.

«Я готов», внезапно понял он.

– Расскажи мне.

Инга внимательно посмотрела на него и с чувством попросила.

– Обещай, что поверишь… Не мне, своему чутью.

– Я постараюсь, – Мэтью вздохнул.

Она кивнула и встала с его колен.

– Идем, лучше я покажу тебе, – сказала она.

Машинально, он попробовал ее удержать, но она твердо убрала его руки и опять уселась на стол.

– Это требует концентрации. Иди сюда.

Мэтью подошел. Даже усевшись на стол, Инга смотрела на него снизу–вверх. Она взяла обе его руки и положила себе на голову.

– Закрой глаза, сфокусируйся и… очень осторожно, Мэтью… будто трогаешь бабочку… посмотри *в меня*.

На этот раз вместо отделения от собственного тела, Мэтью почувствовал обратную тягу – словно его всасывало внутрь самого себя. Он вдруг увидел свои недавние воспоминания, увидел себя, с позором повязанного охраной университета, увидел Ингу, с осторожным видом листающую журнал на столе у миссис Краймер. А затем произошло невероятное.

Он понял, что рассматривает всю картину воспоминания целиком – в том числе и то, что никак не мог видеть, когда смертельно пьяный, был брошен лицом в пол, с заведенными за спину руками. Он увидел себя со стороны и понял, что может ходить между стоящими вокруг людьми, узнавать их лица, слышать, о чем они говорят. Воспоминание ожило, и он был в нем Богом.

Но вот, картина начала затмеваться чем–то иным, будто внутрь его воспоминаний втягивалась часть чего–то постороннего, чего–то, что было… Ингой? Мэтью вспомнил об осторожности и боясь пошевелиться, дал этой новой сущности разлиться вокруг себя. Внезапно он оказался стоящим перед распахнутой входной дверью в своей же собственной квартире. На площадке горел свет, однако в прихожей было почти темно.

Мэтью поднял глаза и понял, почему – резко очерченный, непроницаемо черный силуэт заслонял собой весь дверной проем. Мэтью ощутил себя повергнутым на пол перед этой зловещей тенью. Медленно шагнув к нему, черный протянул руку. Мэтью попытался ползти, но не мог даже пошевелиться. Было такое чувство, что еще чуть–чуть, и он не сможет дышать…

В тот момент, когда темный силуэт приблизился так, что почти коснулся его, воспоминание растворилось и его снова выкинуло во внешний мир.

– Ничего себе… – только и смог выговорить он, приходя в себя. – Как ты это сделала…

– Это не я, милый… – выдохнула Инга, моргая и зачем–то отодвигаясь от него. Она была одновременно бледна и запыхалась, как после бега.

– Кто это был и на что я ему сдался?

Вытащив из сумки маленькую фляжку из потускневшего серебра, Инга приложилась, поморщившись, отхлебнула и без лишних слов передала Мэтью.

– Первородный. Первый из сотворенных Богом людей. То есть не лично он, конечно, а возродившаяся в нем сущность того, самого первого в мире человека.

– Типа… Адама, что ли? – это даже звучало глупо. Он понюхал содержимое фляжки и решил, что глоток бренди никак не помешает.

Инга покачала головой.

– Нет, не Адама. Адам и Ева – прародители обычных людей, неспособных к познанию сокрытого. Мы называем их – людлинги.

– Людлинги… – автоматом он повторил незнакомое слово.

Инга кивнула.

– Ага.

– Но ведь… – атеист Мэтью не верил, что вообще обсуждает эту тему всерьез. – Адам и Ева вроде как съели запретный плод…

Инга коротко рассмеялась. Видно было, что она уже успокоилась, отдышалась и даже достала откуда–то маленькое зеркальце.

– Да, сколько они там съели… – осматривая свое все еще бледное лицо, она потрогала припухлость под глазами. – Вот, если б они собрали килограммчик, да сварили варенье, тогда может быть и эффект был бы покруче… А от одного яблока на двоих – разве что без трусов по лесу бегать перестанешь.

Пытаясь не представлять себе Ингу ни в трусах, ни без трусов, Мэтью почесал переносицу.

– То есть, ты хочешь сказать, что Бог создавал людей и до Адама?

– Конечно. И не только людей. Но знаешь… – она положила зеркальце обратно в сумку. – Я не очень–то сильна в теологии. Главное из того, что ты должен знать – это чем так опасны Первородные.

– Чем же?

– Они что–то вроде экспериментальной смеси из материальной и божественной субстанций. Первородные имеют власть над любой материей, могут овладевать сознанием людей. И не только людей. Это так просто не объяснишь – они много чего умеют. Разложить человека на молекулы, например. Все, что умеют обычные ведьмаки – это для них все равно, что магия первого уровня, самая простая. А еще они не поддаются наказанию за грехи свои.

Мэтью поднял брови.

– Первородного, даже на пике своей силы, можно убить, если сильно постараться, – пояснила Инга, – но нельзя заточить его душу в Ад. Врата Преисподней отторгают все божественное, и поэтому Первородные после смерти всегда перерождаются. Адский огонь их тоже не берет. Натравливать на них демонов – все равно что собачек на льва.

Мэтью открыл было рот, но Инга остановила его.

– Да, Мэтью – Бог есть. И Дьявол тоже есть. И демоны с ангелами, и Преисподняя, и еще много чего всякого.

Мэтью с минуту помолчал. Переварил, насколько было возможно, суть услышанного и, прочистив горло, продолжил.

– То есть, чисто теоретически, этот, как ты сказала… Первородный может делать, что захочет, а управы на него нет?

– Не теоретически, а именно так, – подтвердила Инга. – Никакой управы. Вот и представь себе – такая страшная сила вкупе с абсолютной безнаказанностью. Неудивительно, что во все времена Первородные Темными становились. Попробуй тут не нагреши, с такими–то исходными данными… Но сегодня, Мэтью, и с ними пытаются работать. Детей, в которых переродилась душа Первого человека, чуть ли ни сразу же после рождения, решено было забирать туда, где у них шансов стать Темными меньше всего – в Райское Место, он же Светлый Град.

– Э… – Мэтью замялся. – Ты, наверное, хотела сказать в рай?

Инга посмотрела на него, как на идиота.

– Если б я хотела сказать «в рай», я бы сказала «в рай». Райское Место – это город. Во Внешней стороне.

– Где? – Мэтью чувствовал, что его мозги начинают слегка закипать.

– Все, что находится вне доступного людлингам физического пространства, называется Внешняя Сторона, – терпеливо объяснила Инга. – Для людей это как… другое измерение, а для Внесторонних – поэтому мы так себя называем – это просто еще один вариант пространства. Ну и, конечно, способ перемещаться, минуя людлингские Земли. С помощью магии мы можем создавать во Внешней стороне коридоры – Ходы, по–нашему – или даже «затаскивать» туда реальные места – дома, например, а иногда и целые острова и даже страны. Такие вот спрятанные от людей уголки мы называем Сокрытые Земли – в основном там живут существа, у которых нет людформы, ну и вообще всякий народ, кому не по нраву с людлингами место под солнцем делить. В вашем мире ведь теперь только ведьмаки с ведьмами остались, да разные перевертыши…

– Пере–что?

– Перевертыши, – повторила она. – Те, кто не колдуют, но у кого две формы… Людская и Внесторонняя. Волколоиды, например, араксуны, полуровусы или вот зумэ – люди, которые в разных животных могут превращаться. Эльфы все еще среди людей живут, но только Серые… Чистые Эльфы давно в своих Землях закрылись, даже Внесторонних к себе не пускают, не то что людлингов. Затянули себе пару больших островов во Внешнюю Сторону и живут… То же и Гоблины с Троллями – у них вообще нет людформы. Они у вас только проездом теперь…

Мэтью открыл рот, закрыл его, открыл снова – пока думал, что сказать, Инга остановила его, приложив палец к его губам.

– Не пытайся осознать все сразу. Большинство людлингов сошло бы с ума еще на том моменте, когда я подняла тебя в воздух. Ах да, – вспомнила она, будто в противовес своим успокоительным словам. – Есть еще демоны… Их где хочешь встретить можно… Очень уживчивый и полезный народ оказался, хоть и Темнее некуда, казалось бы.

– Демоны? – почему–то существование демонов, реальных демонов, шокировало сильнее, чем существование Бога, Дьявола и Преисподней с Раем, вместе взятых.

– Ну, да, демоны, – сказала она обыденно и даже немного удивленно, будто не понимала производимого этим словом впечатления. – У них тоже две формы, но это естественно – они ведь дети Хозяина Преисподней и людских женщин…

Он покачал головой.

– Надеюсь, я такого не скоро увижу…

Неожиданно, Инга разозлилась.

– А вот я надеюсь, что скоро, – и почему–то сжала кулаки.

Мэтью испугался.

– Я что–то сказал не так?

К его ужасу, у Инги в глазах опять выступили слезы. Она покрутила головой.

– Извини, – отобрала у него фляжку, открутила крышку и отхлебнула. – Ты тут не при чем.

Выдохнув, она вытерла глаза тыльной стороной ладони, а Мэтью вдруг понял, как перевести тему разговора и отвлечь ее от печальных мыслей.

– А у тебя… у тебя тоже есть другая форма?

Инга удивилась.

– Конечно, есть.

– Покажи, – потребовал он.

Она неожиданно покраснела.

– Не сейчас. Мне для этого придется… раздеться.

– Я не против, – заявил он, сам в шоке от своей смелости.

Она огляделась и пробормотала.

– Не думаю, что это хорошая идея…

Так он и знал. Мэтью разочарованно помотал головой.

– Мэтью, – Инга подвинулась ближе, и он вдруг очень отчетливо осознал, что все еще держит ее за руку. – Я ведь показала тебе достаточно, чтобы ты мне верил, правда? Мою Внестороннюю форму не так просто показать. Но я обещаю, что сделаю это, как–только будет подходящий момент и… помещение.

Он посмотрел ей в глаза, и к своему изумлению, вот так просто понял, что верит ей – потому что… он вгляделся куда–то промеж ее глаз… потому что она говорит правду. Он покрутил головой, в шоке от самого себя, и продолжил «допрос».

– А ты? Ты живешь среди людей или в этих… Сокрытых Землях?

– Не там, и не там, милый, – она с гордостью выпрямилась. – Я живу в Светлом Граде. И работаю там же, во Внестороннем Управлении Безопасностью – это для нас все–равно что вселенское ФБР…

Мэтью попытался собраться с мыслями и не смог.

– Могу значок показать.

Подняв правую руку, Инга показала ему ладонь.

– Смотри.

На светлой коже, там, где еще секунду назад совершенно ничего не было, проступил вдруг удивительный знак, издали напоминающий песочные часы – два надвинутых друг на друга треугольника, один из которых смотрел острием вверх, другой вниз. Знак был заключен в круг из пылающего огненного кольца, по обеим сторонам которого грозно вздымались когтистые крылья. По низу кольца шла надпись на извивающейся ленте, на каком–то незнакомом ему языке. Он присмотрелся – буквы были заковыристые, похожие на арабские, только с более длинными, закрученными хвостами.

– Это девиз, – объяснила Инга. – На гоблинском. Означает – «Нет Тени Без Света».

«Значок» померцал пару минут, излучая красноватое сияние, и исчез, не оставив на Ингиной ладони и следа.

Мэтью зажмурился, открыл глаза, присмотрелся поближе и решил, что теперь уж точно верит безоговорочно.

– Настоящий рай – он совсем не такой. Он везде и нигде, и там праведные души обретают покой, – продолжала Инга. – Бесплотные души, понимаешь? Я разве похожа на бесплотную?

Она легонько пихнула его бедром и Мэтью мгновенно растерял всю ту кучу вопросов, которые вертелись у него на языке. То ли он хотел спросить, какие же еще есть миры, то ли как попадают в город с райским названием…

Ах да.

– Зачем же в… Райском Месте такие опасные существа, как этот Первородный? – почему–то ответ на этот вопрос был ему крайне важен.

Ее игривость улетучилась в мгновение ока.

– Незачем. Просто там мы держим все под контролем… – она запнулась. – …Вас ведь больше… не убивают в младенчестве, милый.

Мэтью нахмурился.

– «Вас»?

Инга молчала, и тут до него дошло.

Не глядя, Мэтью нащупал за собой стул, сел. Машинальным движением отвинтил крышку на фляге, выпил, не чувствуя вкуса.

Вот оно в чем дело. Как же он раньше–то не догадался, что все это имеет к нему отношение… Понятно теперь, как он мог видеть с закрытыми глазами, как смог увидеть себя самого, отделившись от тела… Как подсмотрел в голове у Инги воспоминание…

Самое ужасное во всем этом было то, что он знал – уже много лет, чуть ли ни с самого детства знал, что с ним что–то не так. Что он… другой. Знал и отодвигал это что–то в самую дальнюю, самую потаенную комнату своего подсознания. Как у него это получалось? Ведь он не смог бы сейчас и сосчитать, сколько раз его выручало загадочное «шестое» чувство. Сколько раз он слышал ставшие уже привычным «колокольчики» опасности и лжи, видел сквозь толщу загадок и бессвязных, на первый взгляд вещей.

– Почему сейчас? И почему я жил все эти годы, как обычный человек? – ровным голосом спросил он.

– Иногда бывает так, что Первая Кровь дает о себе знать намного позднее обычного. В особенности, если в Первородном слишком много от Светлой стороны, – ответила Инга и снова взяла его за руку. – Вот уже много лет мы следим за тобой, Мэтью, и прячем от такого же, как ты… только… Темного. Недавно наши источники разведали, что он подобрался слишком близко к тебе, и стало опасно дальше держать тебя в Общем Мире. Вероятно, он почувствовал тебя – как только твои способности стали проявляться. Я не могу рассказать тебе сейчас всего, но ты нужен ему, и он надеется переманить тебя на свою сторону… Возможно шантажом.

Отлично. Вот так живешь себе тридцать лет, занимаешься своими делами, строишь планы, делаешь карьеру, бегаешь по утрам. А тут оказывается, что ты неудавшийся эксперимент Господа Бога. Ошибка природы, можно сказать.

Мэтью решил, что еще один основательный глоток из Ингиной потускневшей фляжки никак не помешает.

– Есть еще? – хриплым голосом спросил он. – Такие же, как я?

– Только тот Темный, что гоняется за тобой, – ответила, покачав головой, Инга. – Он был первый, кого решено было не убивать в детстве.

– Что ж, этот первый блин у вас явно комом, – горько усмехнулся Мэтью. – Почему же он не «под контролем»?