Читать книгу Безгрешная - Виктория Фёрт - Страница 1

Часть 1.

Пролог

1.

Может и так. Может и верно. Это всё больше и больше напоминает мне какие-то сумасшедшие азартные игры. Бежать от книг. Спасаться от книг. Бояться книг. Беспощадность боится книг. Беспощадность боится воды. Беспощадность боится креста.

Не знакомое никому из нас помещение. Тусклый болезненный свет просачивается сквозь единственную крошечную решётку обширной камеры, в которой собрали демонов. Каких отделов тут только нет! Я смотрю на светящиеся значки на левой груди у каждого и всё сильнее и сильнее убеждаюсь в этом. И когда они успели? Неужели за этот же один день, в который мы все, вся наша цивилизация, потерпела провал? Судя по всему, этот день призван стать днём беды всех тёмных созданий из ада. Я не переставая рассматриваю окружающих меня. Их безумные глаза мечутся туда-сюда, перебегая от одного очертания в помещении к другому, будто в какой-то агонии, и с каждой секундой всех нас всё сильнее охватывает своими мерзкими руками паника. Как если бы чума вмиг поглотила отвыкших от всяческих болезней жителей.

Если бы только это никогда не началось и не продолжилось. Может, тогда у меня и не было бы сейчас такого странного чувства. Таких странных эмоций. Хотя, что я могу говорить о чувствах. С недавнего времени они стали мне все знакомы. Я стал слабым и уязвимым.

Дверь широко распахивается, изливая из себя белый свет. Тошнотворный белый свет. Ужасающий белый свет. Разрушительный белый свет. «49», – слышится безразличный голос. Райские благодетели пришли калечить жертв. Я поднимаю голову и смотрю на вошедшего. Странно, а я представлял себе ангелов другими. Мысли в голове так и взрываются от этого ярого противоречия. Вроде как даже на свои прототипы из легенд не похожи – где крылья, улыбки, понимающий взгляд? Ловлю себя на том, что разглядываю одного из них – того, который, судя по всему, управляет всем в этом отделе. Само собой, светлые волосы, голубые глаза. Нестареющий белый смокинг. Взгляд жгучий, проникающий в самое тебя, но выражает то, что и другие взгляды всех здесь присутствующих – поскорее бы всё это кончилось. Этот жуткий апокалипсис, который приходит ко мне в чудовищных снах. Я и сейчас уже, кажется, балансирую на грани жизни и смерти. И зачем мы совершили это вторжение? Но мысли мои сбегаются в голове как-то невпопад. Я – преждевременно сгоревшее неразумное адское существо, попавшее в собственную же ловушку. Я снова поднимаю взгляд, кажется, полный отчаяния, на вошедшего в тёмное помещение ангела, у которого не кипит сейчас, держу пари, в голове целый коллапс чувств, а бессмысленный взгляд лишь подчёркивает его коварные замыслы, а именно – истребление всех исчадий адских. Только вот для него всё закончится совершенно иначе, чем для нас.

Отошёл от двери. Со скамьи рядом со мной поднялся, видимо, тот, чей номер назвали, и подошёл к ангелу; даже издалека я вижу его бледное лицо в свете мерцающих во тьме глаз. Бедный 49-й! Опасность, витающая в воздухе, так и оглушает каждого из нас – этого не избежать. Но чувствительность демона – лишь обман. И внезапно ангел отстранился так резко, точно от этого 49-го несло чем-то похлеще обыкновенного перегара, и жестом указал ему проследовать прямиком в смертельный белый свет. Выражение лица осуждённого – застывший в широко открытых глазах ужас, нервно дёргающиеся кончики рта, дрожащие руки. Кошмар, ловко скрытый паникой. Выдохшийся крик, который теперь не вырвется из груди. Пугающее зрелище. Самое ужасное, что я видел в своей жизни. Или не самое?

Чувствую, как голова сама собой опускается, а руки беспомощно охватывают её, терзая, теребя волосы. Только бы всё это скорее закончилось. Ощущение ли это неотвратимости смерти или что-то иное? И если первое, то почему меня так тревожат мысли о нашем пустом нападении на человечество, о катастрофе, вызванной нами же, о ловко расставленных нами капканах, в которые мы сами же и угодили? А может, не наша в том вина?

Они выходили один за другим. Демоны. Такие же, как я. Мрачные, в своих чёрных костюмах – как палачи среди этих белых и чистых созданий. Чистых и неосквернённых? Да, неосквернённых. Но никак не наивных. Они поменяли свою тактику уже много веков назад. Они утратили всю свою наивность в тот самый момент, как началась Война. Отчасти именно из-за них она и началась.

Толпа редела. И я должен был слышать грохот и стоны, но я был глух. И я должен был кричать и биться в истерике, но я был нем. Это место сводит с ума и уничтожает в тебе последние остатки живого. А они проходили один за другим – такие же тёмные и бледные на лицо, как и я. Здесь не вызывают по алфавиту или в каком-либо другом порядке. Всё зависит от того, какой ты в их списке – списке схваченных за последнее время. Список гибели. Меня поймали последним.

Я ободряюще киваю проходящим мимо меня. «Этот не конец, – говорит мой взгляд. – Совсем не конец». Ну, ещё бы, так они мне и поверили. Это ведь больше, чем конец – это верная смерть. А демоны не настолько доверчивы – даже в такую секунду, чтобы на слово поверить мне.

И внезапно я слышу свой номер.

Вот оно.

Вздохнул. Вздрогнул. Обезумел от собственного номера. «Только бы быстро», – проносится в голове. Ну да. Ухмылка. Не забудь помолиться.

И помолился бы, коли верил.

Но даже страх, кажется, испаряется, когда я медленно встаю и делаю несколько неторопливых рискованных шагов по направлению к существу в белом, остерегаясь и чуть ли не дрожа всем телом.

Мой пыльный чёрный смокинг изрядно отличается от идеальных смокингов остальных – и, в первую очередь, от ангелов. Я смотрю на одного из них – в глазах кроме ярости не вижу ничего. Даже и промелька пощады. Уж не Грешник ли он?.. Нет… Взгляд угрожающий, но не ненормальный, как адские глаза демонов. В них есть что-то иное…

Мысль врезается в голову болью, заставляя забыть её. Обречённо киваю. И кем я стал? В кого я превратился?

Ослеплённый белым светом, прикрываю глаза рукой, пока он прокрадывается в самые дальние уголки моего подсознания…

2.

Обломки. Развалины. Мысль, не дающая мне покоя о том, что мы победили. Они схвачены. Небеса услышали нас.

Небеса, которые были глухи и слепы к нашим мольбам на протяжении многих веков, когда мы просто лишь желали всем добра и счастья, а в ответ получали удары судьбы и пинки неудач. Но мы должны быть благодарны им за это, ведь только благодаря им мы смогли понять, насколько бесстрашны. Теперь всё будет иначе, уж я-то знаю.

Мы снова возрастём и окрепнем. Снова станем сильны и неуязвимы. Снова познаем жизнь, а не Войну.

Война испортила наш род. Изменила наше мировоззрение. Испортила наши мысли и чувства, осквернила наш разум и все наши действия и эмоции. Война заставила нас не только страдать. Всё было намного хуже.

И пока я в обшарпанном своём костюме, который когда-то предназначался для величайших церемоний на балах, банкетах, встречах и переговорах с принцами и принцессами, в наряде, который трудно теперь и узнать из-за пыли, грязи – грязи не только земной, но и Греховной – стою здесь, немного взволнованная, с вот-вот готовыми вырваться из глаз слезами счастья и восторга, меня слушают все эти люди. Эти сотни выживших и спасшихся храбрецов, которые доказали за всю эту Войну, что они – настоящие герои.

Небо упало в нас. Да, упало. Сотни лет назад. Разразилось вспышками и ударами. Это был своего рода падший на землю злой дух. «За что?» – проклинали сначала мы. Но затем стали сражаться. И с каждым днём наша вера всё больше и больше укреплялась в нас. Война помогла нам познать все наши лучшие качества, которые скрывались далеко в нашем подсознании, хотя мы о них могли даже и не догадываться. Наша доблесть, наше мужество, наша надежда, наша отвага, наша смелость и наша сила воли – мы доказали, что достойны этой Победы. Мы осознали, что от природы непокорны, и никаким тёмных силам никогда нас не сразить. Мы осознали, что своей храбростью могли бы с самого первого дня Войны покорить тёмных тварей.

И нам предстояло сражаться. Сражаться не только за жизнь, но и за свободу. За Чистоту, в которой мы будем жить в будущем. За Чистоту, в которой будут жить наши дети и внуки. Ведь зёрна, которые мы посеем сейчас, в будущем произрастут в самое Чистое Добро.

Моя рука с открытой ладонью, на которой чёрная отметина-звёздочка взмывает вверх. Это самый замечательный день в нашей жизни. И четыре таких же левых руки с отметинами также взлетают вверх, отмечая полное со мной согласие. Нам больше не придётся воевать. И даже в воздухе пахнет чем-то магическим и чудесным. Хотя наша сенсационная победа – это разве не самое настоящее чудо?

Нет, никогда. Я улыбаюсь. И смотрю на ликующих и счастливых людей. Этот день посвящён им, и в том не может быть никаких сомнений. Этим потрясающим людям с ошеломляющим внутренним стержнем, сохранившейся человечностью и невероятной смелостью. Многие из них мне не знакомы, но стали мне родными. И их теперь никогда не оторвать от моего сердца. Мы построим новое будущее. И новый мир. Я так хочу верить в это.

Словно в угоду моим словам, на небе проблёскивает одинокий луч солнца. Согласие. Поразительно, но сами Небеса улыбнулись нам. Сами Небеса оценили наш триумф. Этого всего не произошло бы, если бы не тот роковой вечер, в корне изменивший всё. Сейчас все события этих последних дней кажутся мне поистине шокирующими.

Я его навряд ли когда-нибудь забуду, ведь он не только принёс нам победу, но и преподнёс нам столько страданий. Однажды я снова проснусь среди ночи в холодном поту, тяжело дыша, пытаясь вылезти из тёмных объятий сна и не задохнуться от его страшного дыхания. Закричу, вырвусь. Слабая улыбка пробегает по моим губам. И тогда он обязательно будет рядом. Он — моя опора. Он – моя поддержка. Обязательно успокоит и, что-то тихо шепча, прижмёт меня к себе.

Падение и подъём – так это стоит сейчас называть? День Чистоты. Восхитительный день

Сколько времени прошло с того вечера? Мне не вспомнить, но, кажется, будто вечность. И мы смогли сделать то, что, казалось, невозможно было осуществить. Победили.

Я расскажу тебе удивительную историю. Вопрос лишь в том, поверишь ли ты в неё.

3.

Выстрелов не было слышно уже давно.

Ещё во втором часу утра одна-две пули пронеслись над безмолвной равниной и с тихим потрескиванием коснулись деревьев и исчезли в траве. Слишком долго. Ждать было слишком долго. Их намерения были не ясны, и высовываться нельзя было до самого утра.

Так странно случилось, что в эту ночь спокойно спали все. Безмолвие усыпляло любую бдительность. Каждый чувствовал, что нуждается в отдыхе, глотке энергии и жизни, и именно эта ночь принесла каждому хорошие сны.

Кому-то снились родные. Семья, почти навсегда покинутая, дети, которые неизвестно когда ещё увидят своих родителей. Кому-то снились родные, которых нельзя было уже вернуть. Грешники. Те, кто поддался искушению и продал свою чистую сторону самым страшным тварям на земле.

Почему они так поступают, никому из чистых так и не удалось понять. Искусили ли их намеренно – пытками, угрозами и силой, или они пошли на это сами – так и оставалось загадкой. Но совершенно ясно было одно – те, кто способны поддаться искушению, уже считаются предателями.

Никто толком не помнил, когда это началось. Небеса просто перестали слушать людей. Отвернулись от их слов, закрыли себя для их речей. Грехи тогда шастали повсюду в качестве некой простудной заразы, которую можно было устранить лишь совершив как можно больше добрых дел. Мы продолжали верить, и эта вера с каждым днём возрастала в нас, как любовь, порой, может расти день ото дня, когда лучше узнаёшь человека.

Постепенно люди излечились от Грехов. Они перестали переступать закон, творить зло. Жили, не зная бед, не исчисляя свою жизнь по каким-либо промежуткам и вечно оставаясь – потрясающий день для всех ныне живущих… молодыми. Вечность, никогда нам не понятная, не ясная и недосягаемая, вдруг рванула в наш мир, разорвав грань между какими бы то ни было временными промежутками. Это была почти абсолютная свобода, где каждый знал, что хочет делать – и мог это делать.

Однако кроме того, чтобы следить за порядком, нужно было и вести мир к будущему. Светлому, неясному, но такому желанному. Великий день в истории человечества начался вровень с первым днём Войны…

Мир разделился на несколько независимых друг от друга частей – впрочем, при желании они могли сотрудничать. В особом порядке были назначены правители. Пять частей. Пять правителей. Четыре всесильные стихии и анклав в центре, окружённый ими всеми.

Новых правителей народ приветствовал с радостью и трепетом. Это было чувство чего-то нового и прекрасного. Чувство, не похожее на чувство подчинения перед кем-то – скорее чувство знакомства со своими будущими друзьями. И на сей раз люди были согласны подчиняться.

Новых правителей нельзя было назвать идеальными. Они почти сразу же ощутили сладкий вкус роскошной светской жизни, много времени проводили на балах и приёмах, которые сами же и организовывали друг для друга. Но вера в нас оставалась. Мы верили в наших принцев и принцесс, пускай их высокие обещания, когда они обращались к народу в пьяном виде, звоня в колокол после знатного приятного вечера и собирая таким образом людей со всех округов, и были неисполнимы, всего лишь брошены на ветер. Мы продолжали верить. Мы готовы были отдать за них свои жизни. И только местные старосты подбодряли нас, вновь и вновь оживляя нашу веру, со вздохом рассказывая, как вскоре эти великие люди начнут совершать поистине великие дела.

Наши труды становились всё изнурительнее, а средства на содержание – всё меньше. Мы считали, что мир уже идёт к лучшему – конечно идёт, как можно в этом сомневаться! – просто мы не замечаем прогресса. Ведь как может быть иначе, когда нами правят они?

Вот тогда-то это, должно быть, и началось. Не сразу, но довольно скоро нашлись те, кто не были довольны сложившимся режимом. Каждый видел, как страшно блестели их глаза, какие страшные речи наподобие «долой правителей!» они кричали. А, главное – с какой ненавистью и яростью они рвались разрушить всё ими построенное и возделанное, как стремились обрести независимость и свободу. Ведь для них свобода – нечто иное, чем для нас.

Так случалось у одного за другим. Всё больше и больше. И дело было уже не в правлении наших принцев и принцесс. Причины для этого были у каждого разные, и так и осталось неясным, зачем они это делают. Почему? Неужели им не живётся нормально? Тогда и началась Война. И некоторое время не было ясно, когда же придёт её конец.

Но не сегодня. Сегодня даже в воздухе витает такое чувство, точно что-то произойдёт. Что-то обязательно должно произойти – будет ли это что-то невероятное, давно желанное и прекрасное, или же, напротив, ещё более ужасающее, чем то, что мы уже пережили?..

Яркий рассвет ослепил всех своим светом. Разбудил и согрел всех своими тёплыми и радостными лучами, подарил надежду – вновь и, может быть, теперь уже навсегда. Ни одного выстрела, ни одного грома не было слышно всю ночь. Ни один ветер не принёс с собой демона и плохих вестей. Солнце взошло, вновь поднимая на ноги 33-й лагерь.

Глава 1.

1.

Как только дверь за мной закрылась, душная зала тут же перестала давить на меня. Дышать стало значительно легче, хотя плечи ещё вздрагивали от моих всхлипываний, и по щекам медленно текли слёзы, но рыдания прекратились. Свежий воздух стёр все следы страданий с лица, унёс их вдаль вместе с ветром. Я выдыхаю, и волна спокойствия прокатывается по всему телу. Всё. Это глупо. Надо успокоиться.

Осторожно провожу тыльной стороной ладони по лицу, хотя и понимаю, что там всё равно уже всё испорчено от слёз. Они как раз вновь норовят брызнуть из глаз, и, чтобы отвлечься, я подношу своё лицо потоку холодного ветра, упираясь руками в перегородки балкона. Подо мной мир. Целый и огромный. Мир, зажигающий огни, живущий своей собственной жизнью и почти ни от кого не зависящий. Почти абсолютная свобода – то, о которой когда-то могли только мечтать и грезить наяву. Мир, полный надежды. Мир, устремлённый в будущее.

Есть всего одна грань, которая мешает абсолютной свободе – это странное разделение. Разделение нас и Небес. Мы – земные маленькие огоньки, надеющиеся, что нас увидят, и Они – огромные небесные светила, уверенные в том, что их всегда видят.

Я наконец отворачиваюсь от созерцания двух этих прекрасных миров, уже чувствуя, что успокоилась, но внезапно на балкон заходит мой охранник Эдди, и я снова теряю дар речи. По его глазам за очками, по его выражению лица становится ясно, о чём он хочет поговорить, и вздох снова невольно вырывается у меня из груди.

– Только не говори, что ты обиделась, – начинает он, прислоняясь к перегородке рядом со мной. Я отрицательно качнула головой и отвернулась. Почему-то было тошно видеть его сейчас, в этот самый момент, с его этими успокаивающими речами, когда мои глаза только-только успели высохнуть от слёз.

– Эдди, ты не вовремя. Совсем, понимаешь?

Я снова бросила взгляд на мир внизу меня, надеясь, что горечи в моём голосе не больше, чем успокоения – в его.

– Эвелин, послушай, – он слегка тронул мою руку, пытаясь повернуть меня к себе, – ты же понимаешь, что так нельзя всё время. Посмотри, что ты с собой делаешь.

Я повернула голову к нему. Зелёные глаза за очками неотрывно смотрят на изображение на левой ладони – маленькая тёмная звёздочка, чем-то похожая на родимое пятно.

– Разве ты не должна думать в первую очередь о более важных вещах? – продолжает Эдди.

– Например? – смотрю прямо в его глаза, но по его взгляду всё итак понятно. Я вздохнула, убирая свою руку из его. – О, Эдди, ты серьёзно?

Я улыбнулась, но, не получив улыбки в ответ, слегка нахмурилась. Эдди был серьёзен, совершенно без улыбки на лице, не отрывая взгляда от звёздочки на моей руке.

– Это несправедливо, понимаешь? Я совсем ничего в этом не смыслю.

– Несправедливо? – Эдди нахмурился и взглянул на меня. – Тебя выбрали для этого! Тебя, не кого-то другого!

– Подумаешь, выбрали, – я фыркнула и пожала плечами. – Сейлину тоже выбрали, однако, я бы не сказала, что она хоть что-то сделала.

– Сейлину собирались заменять, – Эдди хмурился всё больше. – Более того, в их части сейчас мирное время. Им бояться нечего.

– А у нас, Эдди! – я вспыхнула, отстранившись от перегородки, скрещивая руки, точно пытаясь тем самым закончить наш разговор. – У нас не мирное время?!

– Ты понимаешь, о чём я

– Конечно, понимаю, – я кивнула. – Но ты, что же, собираешься верить этим слухам?

Эдди промолчал. Мои доводы явно были убедительнее его, и он, так же, как и я, чувствовал это.

– Как знаешь, – наконец произнёс он, опустив голову и смотря теперь в мраморный полупрозрачный пол. – Только ты играешь совсем не с теми вещами.

Я фыркнула. Как он может меня чему-то учить? Он, Эдди, почти совсем никто в этой огромной и запутанной цепочке властей и управляющих, который собирается учить меня, что мне нужно делать, а что нет! Я бы могла сделать ему выговор, или просто оскорбиться, или снять его с его итак маленькой должности, но… Но Эдди был мне другом. Самым что ни на есть настоящим – помощником, советником, братом. Другом, который всегда мне мог прийти на помощь.

– Ладно извини, – я тронула его руку. – Я была не права.

Я видела, как он улыбнулся. Поднял на меня взгляд, словно собираясь что-то сказать, и тут дверь вновь открылась, и оттуда повеяло теплом и той самой атмосферой, от которой я так стремилась сбежать полчаса назад. Я практически замерла на месте, когда он прошёл на балкон, прикрыв за собой дверь.

– Эвелин, куда ты пропала?

Расстроенный взгляд, тревога на лице – такой наивный вид, точно совсем ничего не произошло. Мне захотелось поскорее выйти, но Адам тут же преградил мне путь.

– Постой, ты мне не ответила, – сосредоточенность и внимание. Это и пугало, и привлекало одновременно. – Зачем ты убежала? Я тебя везде искал…

– Да ладно, Адам, – я махнула рукой. – Иди, ищи Сейлину, она уже давно тебя ждёт, – с этими словами я, уже не обращая никакого внимания ни на Эдди, ни на Адама, вернулась в душный зал, но по шагам поняла, что последний следует за мной.

Зал. Танцующие люди.

– Эвелин, постой!

Быстрым шагом мимо знакомых и радующихся лиц, мимо танцующих пар.

– Эвелин!

Вниз по лестнице, где витают радость и счастье общающихся друг с другом людей и пьющих шампанское.

– Эвелин, ну подожди же!

Улица, холодный воздух, пробирающий до костей, но я стараюсь не дрожать, а ноги несут меня всё дальше, уже превращая быстрый шаг в бег.

– Постой же!

Я бы так и побежала, если бы Адам не схватил меня за руку, немного грубо дёрнув к себе. Он тяжело дышал, светлые волосы были взъерошены.

– Неужели ты обиделась? – он смотрел на меня, не выпуская руки. – Неужели ты решила, что…

– Нет, Адам, – я вырвалась и скрестила руки перед собой. – Конечно же, я решила, что раз вы с ней там мило проводили время, то это всего лишь дружеская беседа – и ничего более. Ты ведь именно так потом мне и сказал, верно?

– Но ведь это недоразумение, – он покачал головой. – Она была не в себе, я…

– …решил её утешить.

– Да! То есть… – он покачал головой. – Всё совсем не так, как ты думаешь!

– А как, Адам? Объясни тогда мне.

Он замолчал. Я тоже не решалась ничего сказать. Пыл уже почти умерился, но мне не хотелось оставлять всё это так. Адам так много стал мне врать. Врать…

Я вздрогнула, бросив осторожный взгляд на него, выпрямилась, сосредоточилась. Ложь… Если это то, о чём я думаю…

– Адам, – я осторожно улыбнулась, приблизившись к нему. – Ладно, забыли, хорошо?

Он поднял голову, видимо, не веря своим глазам. Я же продолжала улыбаться.

– Я… немного погорячилась. Думаю, нам стоит вернуться к остальным.

Он не отводил взгляда от моего лица, и я легонько коснулась его руки. Левой. Чуть выше рукава.

– Думаю, нам не стоит ругаться по пустякам. Мы же так хотели заключить мир.

Его ладонь. Я внутренне возликовала, когда он сам подал её мне.

– Конечно. Ты права.

Я улыбнулась, медленно поворачивая её к себе. Слабый свет пробежал от его руки ко мне, отразившись, точно электрическим током. Я не смогла сдержать вскрика, быстро отстранившись от него. Я знала, знала… Может, где-то в глубине души… Каждый знает, что обозначает звезда правителя, которая внезапно из светло-серой зажигается бардовым.

– Ты! – только и смогла произнести я. Адам слегка улыбнулся, сделав шаг ко мне. Я почти дрожала всем телом, но не могла сдвинуться с места. «Грешник, Грешник, Грешник!» – одно и то же слово давило на мои мысли, как пресс.

– Теперь ты знаешь, – он продолжал улыбаться и подходить всё ближе. – Знаешь даже больше, чем многие близкие мне люди.

Я отходила всё дальше, задыхаясь от страха, от желания оказаться сейчас далеко от этого места и от всего этого. Далеко от Адама.

– Но это ведь не страшно, Эвелин. Разве я изменился? Скажи мне, я изменился?

Я дрожала. И мой голос дрожал вместе со мной.

– Лжец!

Он всё ещё наступал. Медленно и неторопливо. Как это происходит? Как они это делают?

– В этом нет совсем ничего страшного. И я всё тот же Адам. А это, – он указал на ладонь с горящей тёмной звездой, – метка, и больше ничего.

Метка, и всё? Я не дала себе вскрикнуть, лишь сделала приличный шаг назад. И с ужасом ощутила, что спина прислонилась к стене зарослей.

– Грешник! – вырвалось само собой, но я не смогла удержать это слово в себе. Адам остановился, мрачнея, его взгляд уже не казался таким добрым и безмятежным. Адам, как и я, знал, что может последовать за этим вскриком. Одно нечаянно сказанное слово… Нет. Я нахмурилась. Эти существа уже давно на него не отзывались. Демоны забыли дорогу в наш мир и никогда не явятся сюда.

Тем не менее, Адам нахмурился сильнее и сделал ещё один шаг по направлению ко мне.

– А вот это ты зря, – почти прошипел он, но сильный порыв ветра не дал ему сделать последний шаг ко мне. Я отстранилась, прячась за листвой изгороди. Ужас пробежал муравьиными лапками по спине. Я прекрасно осознавала, что может означать этот резкий ураган. Адам оглянулся, словно ожидая, что ничего не произойдёт, но мощный порыв ветра принёс ещё кое-кого. Я почти замерла, пытаясь не дышать, с ужасом наблюдая за всем происходящим.

Его тёмную одежду нельзя спутать ни с чьей другой. Самый, наверное, чёрный из чёрных оттенков, существующих на земле. И эти страшные горящие глаза. Он не произнёс ни слова. Лишь бросил мимолётный взгляд на метку на руке Адама и быстро приблизился к нему, грубо схватил за локоть. Мерцающие в темноте глаза скользнули по всему вокруг, по изгороди… Я сжалась. Отползла подальше, забивая в самые дальние уголки подсознания своё любопытство, закрывая рот рукой, чтобы не закричать. Я была полностью уверена, что он меня заметил. Но вот вихрь поднялся снова, и затем всё смолкло.

2.

Я долго не могла прийти в себя. Я помнила, как меня нашёл Эдди, когда фонари уже зажглись в саду, как пытался разузнать, что случилось, и успокоить. Всё произошедшее снова и снова прокручивалось в голове, завершаясь тем ужасающим вихрем, так похожим на смерч.

Спустя полчаса прибыли патрульные, с которыми пришлось разговаривать Эдди, так как я ещё была не в себе от пережитого. Завели дело, по которому числилось, что Адам Стинн – уже довольно долгое время Грешник, которого трудно было распознать под его личиной.

– Ты всё правильно сделала, – произнёс Эдди, держа меня за плечи, – хотя и подвергала себя большой опасности.

Я умолчала о том, что прибывший демон мог заметить меня.

Мы направлялись по дороге к отелю, в котором остановились. В этой части города было не так людно, и нас почти никто не мог заметить. Мне хотелось поскорее забыться сном, выбросив из головы всё произошедшее за сегодня. А, может, я проснусь, и Адам будет жив и невредим? Его звонок разбудит меня с утра с просьбой прибыть вечером на бал, дабы окончательно перед всеми заключить мир между двумя частями света. Может, сейчас я вообще сплю, и, как только проснусь, все эти ужасы закончатся?

К сожалению, я не спала. Об этом мне напомнил Эдди, вошедший в комнату без стука с чашкой крепкого чая. Мне не хотелось даже смотреть на него – не то, что пить. Эдди сел в кресло напротив, наклонившись в мою сторону.

– Это пройдёт… Эвелин, это трудно пережить, но это пройдёт. Затем…

– Когда? – я подняла на него взгляд. – Адам… Я даже представить себе не могла! Чтобы он… Я думала, он чище всех нас.

– В любом случае, тебе надо отдыхать сейчас. Завтра тебе предстоит выступить перед народом, чтобы решить, брать тебе на себя обязанности Адама или нет.

Я поёжилась. Чай совсем не помог успокоиться и согреться.

– Его обязанности? Да народ будет в панике, когда узнает, что их правитель – один из них!

– В любом случае, тебе придётся им рассказать.

Эдди был спокоен. Слишком спокоен. Ему всегда удавалось быть очень спокойным в трудных ситуациях. И я всегда жалела, что у меня нет такого же таланта.

– Иначе ты поставишь под угрозу и их.

Я содрогнулась. А ведь Эдди был прав – совершенно прав – по поводу Греха…

– Я знаю. Спасибо, что поддерживаешь меня.

Он встал и улыбнулся.

– Ложись спать поскорее, завтра рано вставать.

Я кивнула, хотя и осознавала, что ещё долго не смогу уснуть. На небе за окном уже высыпали звёзды, мерцая и напоминая, что Небеса следят за нами. Но действительно ли следят, раз допускают такое?

Я горько вздыхаю – уже который раз за этот длинный день – и стараюсь успокоиться, выбросить из головы всё, что накопилось в мыслях за сегодня и больше никогда не думать об этом. Но лицо Адама, его ужасающая улыбка, затем – страшный вихрь и горящие глаза появившегося демона продолжают проноситься в голове. Мне казалось, что я уснула, но я лишь немного задремала в кресле и проснулась от несменяемых картинок в голове.

Темнота. Только тёмные силуэты вещей в комнате блекло освещает луна. За окном – живущий мир, спокойный, радостный, не знающий, что Грешники уже среди них. Бродят мирно и спокойно, наслаждаясь своей странной свободой – не свободой, а её иллюзией! К чему они стремятся? Чего они хотят? Почему они поддаются искушению?..

Я стояла у окна, смотря вдаль, долго. Очень долго. За размышлениями время протекло незаметно. Впрочем, оно – такое великое и властное, давно уже потеряло всю свою ценность и размеренность, и нам было совершенно не важно, летит оно или мчится. Включить свет я так и не решилась – Эдди мог невзначай узнать таким образом, что я всё ещё не сплю. А мне сейчас ничего, пожалуй, так сильно не нужно кроме тишины.

Звёзды, мир, машины. Где-то вдалеке воющие сирены (странно, правда, ведь повсюду должно царить спокойствие?) – и больше ни шума, ни звука, только тихий холодный ветер. Я сильно прижимаюсь руками к окну, но с удивлением обнаруживаю, что оно уже плотно закрыто.

Вздох. Неведомая пустота внутри терзает и мучает. Мне бы надо подумать про завтрашнее утро, речь, которую буду произносить, выражения и фразы, с которыми буду обращаться к людям… Нельзя ведь сказать, что меня этому не учили. Вопрос в другом – училась ли я сама этому?

Нас этому обучали всех, всех без исключения. Ещё тогда Небеса предупреждали о надвигающейся опасности, о хаосе, который может в любой момент поглотить этот мир, чему мы, по детской наивности, не верили. Нам даровали бессмертие и Чистоту. Все мы были Чисты и Безгрешны, все мы жили под солнцем в одинаковых условиях, пока однажды к нам не прислали вестника. Невероятно огромный, Чистый… Я никогда в жизни не видела ангелов. Никто никогда в жизни не видел ангелов. Ведь они приходят только после смерти. Но этот не был даже ангелом, несмотря на свой чистый взгляд, блеск в глазах, ослепляющее сияние, от которого все тут же склонились на землю. Он сказал лишь, что близится Война. Что мы должны быть готовы, и, пока есть время, вести мир к будущему. Он выбрал пятерых из нас – детей, которые совершенно не понимали, в чём дело. Так мир разделился на пять огромных частей, управляемый пятью юношами и девушками, которых обучали по мере их взросления.

Это было совсем не так просто, как могло показаться. Это не были обыкновенные соревнования или что-то вроде турниров – нет, всё заключалось в огромном обучении, которое стоило нам времени, в котором мы не нуждались, сил, которые увеличивались у нас с каждым годом, и маленькой отметины на руке, провозглашающей нас истинными правителями.

И действительно, мы оправдывали надежды Небес. Первые годы шли хорошо, даже очень успешно. Роскошная жизнь – мы и до этого не страдали, но теперь жили совершенно комфортно, владение собственной частью и управление ей, новые знакомства, интересные места… Всё было прекрасно, только что-то произошло потом. Что-то случилось с нами за год до объявления Войны. Может, мы повзрослели?

Я прервала общение почти со всеми. Само слово «война» вызывало у меня истерику и панику, и, хотя мудрые принцы и принцессы тут же начали объединяться с другими, я совершенно перестала общаться с кем бы то ни было. Кроме Адама.

Наша дружба, длившаяся с самого детства, переросла в нечто больше – то, о чём когда-то я могла только мечтать в своих детских фантазиях. Его взгляды стали значить для меня нечто большее, чем просто взгляды друга; его слова превратились для меня в самые необходимые слова на свете. А теперь Адам – Грешник… Я закрыла лицо руками, медленно отстранившись от окна. Сквозняк всё ещё ощущался, хотя до сих пор и не было понятно, откуда он исходит. В комнате было уже довольно холодно. Я осмотрелась. До меня не сразу дошло, что за окном стало уж слишком тихо.

Ни прежнего воя сирены, ни каких-либо голосов в ночи. Тревога медленно подплыла к самому сердцу, я осмотрелась, медленно отходя от окна.

Внезапный грохот заставил меня вздрогнуть. Тут уже началась какая-то шумиха, вдалеке слышались голоса… или это были крики… Ещё один грохот. Я в панике оглядывалась по сторонам, пытаясь понять, доносится ли шум с улицы, или он где-то ещё ближе. Дверь в тот момент со всего размаху открылась.

– Эвелин! – услышала я знакомый голос, но не успела оглянуться, как огромная глыба рухнула откуда-то сверху, став перегородкой между нами. Эдди. Сейчас мне нужно только лишь его увидеть, чтобы перестать паниковать.

– Эвелин! – снова воскликнул он. Я приложилась рукой к необъятной стене, шершавой, каменной, пытаясь по голосу отыскать, где он может быть.

– Эдди! Эдди, что там происходит?

Его невнятный голос. Я в ужасе прижалась поближе к стене, пытаясь понять хоть слово.

– … главное, чтобы ты была в безопасности. Я скоро вернусь, никуда не уходи, – слабый отзвук его слов, и полная тишина после этого. Страх огромными шагами приблизился к горлу, начиная сжимать его и мешая дышать. Ужас наполнял всю меня, тишина пугала, тишину хотелось поскорее убрать.

– Эдди! – снова крикнула я, хватаясь за горло и беспомощно оседая на пол. У комнаты ещё должны были быть охранники, но никаких ни шагов, ни голосов так и не послышалось. Оставалось ещё окно. Я не знала, сколько времени придётся ждать помощи. Действовать нужно было самой.

Стекло было ледяным. Возникало ощущение, что я не дотронулась до окна, а подержала в руках кусочек льда. Я осторожно его приоткрыла. Медлить больше было нельзя.

Я осознала, насколько дурацкой была моя идея, когда высунула голову прямо навстречу холодному воздуху, а там дальше, внизу – километры высоты. Люди всё ещё уязвимы, несмотря на своё бессмертие, и первая их уязвимая особенность – самоубийство. В надежде я вновь оглянулась на каменную глыбу, и внезапно сильный вихрь откинул меня от окна. Это могло означать только одно.

Я прижалась ближе к стене, согнув ноги в коленях и пряча за ними свою голову. «Только бы не выдать себя», – мелькнула в голове первая мысль. Окно с дребезгом рухнуло, и я еле успела закрыться руками от посыпавшихся осколков. Мысли закопошились в голове с невероятной скоростью. Я чувствовала вихрь, знакомое дуновение ветра, но не смела оторвать руки от лица и лишь осторожно шевельнула рукой. Волнение прокатилось с внутренним восторгом по всему телу, когда я наконец нащупала пальцами острый кончик стекла…

– Поднимайся, – раздался хриплый голос где-то рядом со мной. Я на мгновение замерла, но собственное дыхание, должно быть, выдавало меня в ту секунду. А дышала я очень громко от стиснувшего моё сердце страха. Разве они не должны говорить на латыни? Я почти не дышала, ожидая, что будет дальше, и резко, пряча руку за коленями, провела по ладони остриём. Боль стрелой врезалась в голову, и, хотя я старалась не подавать вида, изо всей силы кусая губы, стоявшее надо мной существо явно что-то заподозрило.

– Поднимайся, – повторило оно ещё более резко, чем в прошлый раз, и с силой дёрнуло меня за руку, но это движение дало мне возможность провести осколком по второй ладони. Тварь же, державшая мою руку, неожиданно толкнула меня и выбила осколок из руки.

– Что это? – проскрежетало оно. – Грех тебя уже не спасёт.

Я ощутила, как глаза сами собой закрываются, а ноги обмякают, не в силах пошевелиться.

3.

Голубое небо светило у меня над головой. Я помнила его бездонность и глубину, его яркость и безоблачность. Мне казалось, что ничто не может быть прекраснее его. Чудеснее его. А потом всё покатилось вниз, растворилось в чёрной бездне… И я сама падала в эту бездну.

Мне казалось, я ощущала его отвратительный запах, весь ужас, затаившийся в этом всеми забытом уголке вселенной. Как я здесь оказалась? Нет, вопрос даже в том, как я здесь смогла оказаться?

Запах опустошения витает в этом месте. Запах смерти и вечного забытья. И это самое страшное, чего ни пожелаешь ни одному своему врагу. Мы уже отвыкли так умирать. Мы вообще отвыкли умирать.

Наша жизнь кажется нам большой никогда не кончающейся полосой, полной удовольствий, роскоши, радостей. Умирать суждено только Грешникам – вот наше главное негласное правило. Но мы-то не Грешники. Нам-то смерть не грозит. Мы – те, кто заслуживает счастья и улыбок. Оттого так жутко мне становится в этом месте. Что это? Судилище? Ад? Когда успела стать Грешницей я? Уж неужели всё это происходит именно так?

Затхлый сырой воздух не даёт мне ответа на мои немые вопросы. Стены сжимаются совсем рядом со мной. Ещё мгновение. Мне не избежать смерти.

– Погоди. А здесь что?

Голоса и шаги выводят меня из сна. Теперь я явственно понимаю, что это был сон. Никакого движения стен, никакого затхлого воздуха. Перед моими глазами – комната, уютная и просторная, с таким ярким светом, что я даже от непривычки жмурюсь. Прямо напротив меня – две тёмные фигуры. Они почти загораживают собой свет, но даже и из-за его маленького проблеска их черты трудно различить. Тёмные костюмы, тёмные волосы. Один из них, кажется, улыбается, что-то при этом говоря другому. И оба пристальным взглядом осматривают меня.

– Безгрешная, – слышится голос одного, как в тумане, расплывается, то набирает громкость, то вновь стихает.

– Где её нашли? – суровый тон другого. Его фигура также плывёт у меня перед глазами, никак не желая восстанавливаться в одну ясную картинку. Кто они? Или нет, что они? Эти существа – явно не люди.

Я пытаюсь встать и произнести хоть слово, но во рту ощущается непонятный солёный привкус. Кровь? Слова рвутся на части, образуя лишь непонятное мычание; движения сковываются, точно меня опутали бинтами, а существа, ничего этого не замечая, проходят мимо, обмениваясь улыбками и фразами.

Я проследила взглядом за удаляющими фигурами, пытаясь понять, что с моими глазами и конечностями. Всё до сих пор, включая и светлую комнату, расплывалось, теряло краски и ясность, а в светлой комнате тем временем медленно погас свет.

Я ощущала себя в абсолютной темноте беспомощной и жалкой. Ещё более беспомощной, чем когда бы то ни было: подготовки к правлению и провалы в некоторых испытаниях, первое опьянение от большей доли шампанского, чем обычно, первая в жизни ловля волны и страх захлебнуться – никогда я не чувствовала ещё большего страха. Никогда ещё я не была настолько потерянной. Ведь рядом всегда были люди – нужные, ненужные ли, они были.

Я была не в силах больше сдерживаться. Рыдания всполошили мои плечи, слёзы одна за другой потекли по щекам, падая – то ли мне так казалось, то ли это было на самом деле – на тёмный пол. Я не чувствовала, как снова потеряла сознание.

Глава 2.

«И зло наскучило ему»

М. Ю. Лермонтов «Демон»

1.

Наш отдел славился как самый жестокий отдел в мире. Ни у кого ещё никогда не было таких изощрённых способов пыток. Именно что пыток, ведь убийствами мы не занимаемся. Наблюдать за их рыданиями, ощущать запах их страха и жалоб – самое приятное, что когда-либо мне довелось увидеть. Но не в это время.

Теперь всё несказанно изменилось – не сказать, чтобы уж слишком, но достаточно, чтобы не устраивать каждого работающего. По крайней мере, меня уж точно. Лучше уж мы стали бы работать бесплатно, слово Сатаны!

Так что пришлось принимать крайние, хотя и не самые приятные меры. Большая часть отдела со мной, впрочем, почти сразу же согласилась – в управление лезть нет смысла, да и чревато совсем уж нехорошими последствиями, а вот название самого отдела с начальником можно и обсудить, предложив что-либо на замену. Это должно быть что-то огромное, великое и адское. Только вот решать всё это мне, как и всегда, пришлось самому, и спустя несколько неимоверно долгих минут я смог, наконец, получить ответ.

– Знаешь, не думаю, что нам нужно переименовываться. Задача у нас теперь другая, но обязанности те же, – мой начальник, 45-й, хлопнул меня по плечу и, криво усмехаясь, слегка опередив меня, помчался по коридору довольной походкой. Тошнотворной походкой. Когда босс ликует, мне просто невдомёк становится, точно ли он демон или нет. Прямо четырёхкратные сомнения.

Коридор между тем всё сужается, приводя меня к моему собственному кабинету. Двери, окна. Я бы, может, не чувствовал себя сегодня так паршиво, если бы провёл весь день на работе. Однако сейчас нет ни поручений, ни заданий, а сидеть и перерывать в полной духоте бумаги с Грешниками – самое скучное и нудное, чем можно себя занять.

Сейчас, где-то за пределами отдела, бушует всем своим чередом жизнь (если данное времяпровождение можно назвать этим странным словом). Кипит, идёт, не прекращаясь ни на миг. Да, безусловно, я понимаю, что каждый отдел связан своим делом, но допустить, чтобы мы опустились настолько низко в своём деле? Когда-то мы ведь действительно были лучшими из лучших…

Вздох выводит меня из собственных мыслей, напоминая, что скука продолжает одолевать меня. Моё богатое воображение подсказывает мне столько занимательных дел – не раз уже за эту неделю демоны-стажёры звали меня продолжить наши посиделки! Но на всё нужны деньги, ведь такие удовольствия недешёвые. И хотя перспектива провести остаток дня в окружении алкоголя и демониц кажется мне головокружительной, бумаги так и лежат на столе передо мной, и каждый их кончик помечен разноцветным стикером с пометками «Грешник» и «Чистый». В каждом из них – вся информация о схваченном, начиная от его названия и заканчивая датой и временем, когда его поймали. Величайшее разочарование.

Руки уже сами тянутся перебирать стопку листов, распределяя их по двум не менее толстым папкам, напоминая, что впереди меня ждёт точно такой же «приятный» день, как и вчерашний, и позавчерашний, и ещё неделю назад… Длительный громкий сигнал отрывает меня от занятия, и я машинально нажимаю на кнопку возле уха, наклоняя голову и продолжая перебирать бумаги. И кто там звонит, интересно?

– Слушаю.

– 25-й! – собственное имя разрезает воздух вокруг меня, но я только молча улыбаюсь, с интересом вслушиваясь и ожидая дальнейших слов – всё лучше, чем заниматься ерундой. – Ты как там? Давно от тебя ничего не слышно.

– Всё также, сэр. Лучше не надо о моём самочувствии. У вас есть что-то новое?

669-й звонит не так уж часто, в основном же, по чему-то важному и неотложному. Он никогда не отвлекает по пустякам и почти всегда бывает так занят, что не может нормально распланировать весь свой день. Вот и сейчас получилось точно также.

– Мне надо отлучиться ненадолго, а отсек совсем не на кого оставить.

– Конечно, сэр.

Я надеюсь, я получу дополнительные бонусы от него за это.

– Прекрасно, – чувствовалось, что 669-й улыбается. – Я сообщу твоему боссу, чтобы он тебя отпустил.

Я облегчённо вздохнул, закрывая за собой кабинет, и не переставал предаваться этому невероятному чувству в то время, как быстрой и лёгкой походкой переходил от одного коридора к другому, пока новый дизайн и интерьер не известили меня о том, что я уже в совершенно другом отделе – высшем, и оттого, наверное, наиболее приятном.

Знакомых лиц здесь значительно меньше, зато простора и технологий намного больше, и я ощутил, что улыбка вновь появилась на моём лице. Просто роскошно. Когда-нибудь наши сделки с 669-м доведут меня до того, что все эти сокровища достанутся мне. Причём, в тройном размере. Ещё и с дополнительной прибылью, к тому же. Хоть пока это и попахивает немного безумием. Но всегда ведь приятно ощутить хоть какое-то разнообразие посреди всей ежедневной рутины. Коридоры, однако, пробежали перед глазами также быстро, как и в моём отделе, и уже вскоре я закрывал за собой дверь кабинета 669-го.

669-й, хоть и был намного выше меня по чину, всегда был моим хорошим собеседником, которому я невзначай мог оказать неплохую услугу, а он, в свою очередь – поговорить насчёт моего повышения с 45-м. За недавние, однако, события с хорошей пьянкой в компании высших ни о каком моём повышении не могло быть и речи, но я был уверен, что 669-й договорится хотя бы на снижение наказания, чтобы хоть как-то успокоить босса.

Кабинет 669-го значительно отличался ото всех кабинетов, какие я видел. Демон явно миллиарды на его отделку потратил. Совершенно другая тёмная заштукатуренная отделка с парой окон с видом на другие серые отсеки, огромный, непомерных размеров массивный стол со множеством приборов на нём, о которых я не имел ни малейшего представления… кроме одного.

Маленький предмет цвета слоновой кости, внешне напоминающий подставку с огромной ярко-голубой сферой внутри. На самом же деле, подобные штуки используют для получения сигналов от других демонов о поимке Грешника (а иногда и Чистого, и это самое прекрасное), и я могу только гордиться, что как-то сам наблюдал этот аппарат в действии. Но, по словам 669-го, от подобных машин уже давно не исходило никаких сигналов в последнее время, потому они и были признаны неработающими.

Я отвернулся от сферичной формы, и только я успел это сделать, как кабинет, точно подарок судьбы, залился ярко-голубым светом, мешая глазам различать хоть что-либо в комнате кроме этого невероятного оттенка. Всё остальное происходило как в каком-то непонятном сне, словно все свои действия совершал не я, а кто-то иной за меня. Я резко обернулся и не успел ни подумать о чём-либо, ни опомниться, как моя рука уже крепко вцепилась в сферу, и я уже был не в силах оторваться от неё.

Вдруг появившийся из ниоткуда вихрь всколыхнул всё вокруг, и я ощутил, как меня уносит куда-то вдаль, прочь от всего этого – и от тишины отдела, и от кабинета 669-го, как всё это остаётся где-то позади, а передо мной возникает что-то ещё мне неведомое. Рывок. Замедление темпа своего неживого сердца. И вот я уже снова стою на твёрдой поверхности.

Вихрь прекратился также быстро, как и появился, лишь оставшись слабыми иголочками на моих скрытых рукавами смокинга руках. Я почувствовал свежий, не смешанный ни с какими заменителями воздух, ощутил настоящее тёмное небо над своей головой, а под ногами – прикрытую ночной тьмой влажную землю. Всё было невероятно настоящим, реальным!

Я вдохнул в себя воздух – ночной и оттого приятный, и мгновенно вспомнил, по какой причине я здесь нахожусь. Я нарушил запрет. Нарушил правило. Без спроса использовал поисковик 669-го. Так что перед тем, как придумывать, что мне говорить, чтобы выкрутиться, надо хотя бы забрать Грешника. Или нескольких.       Может, мне улыбнётся удача? Смешно. Тогда надо начинать призывать богов… Что-то вроде Локи и подобных. Но у меня всегда всё плохо было с мифологией.

Только я подошёл ближе, как заметил две тёмные фигуры. Двух людей. Этот запах не спутаешь ни с чем – да, это люди, не поделившие что-то друг с другом и решившие для этого вызвать демона? Не похоже.

Яркий свет заставляет меня на секунду остановиться – в изумлении, в растерянности, или это ещё какое-то чувство, не ведомое мне. По крайней мере, я быстро пришёл в себя, ускоряя шаги и приближаясь к одной из фигур. Теперь я понимаю, что меня так поразило.

Это Грешник, действительно Грешник. И хотя всего-то второй стадии, блеск в его глазах всё равно подтверждает это. Но эта отметина…

Резко дёрнув человека за плечо, я ещё некоторое время в недоумении пытался понять, что не так в этой сложившейся ситуации. Блеск, запах, чувство. Грешник перевёл на меня полный ярости взгляд, я лишь крепче сжал его плечо и улыбнулся. Что ж, неважно, в отделе с ним всё равно разберутся. Я бросил короткий взгляд на вторую фигуру, которая пугливо пыталась спрятаться в тени. Конечно, это глупо, но двух без дополнительной помощи мне всё равно сейчас не схватить, а даже за этого одного наказание непременно последует. Я оторвался ногами от земли и взметнулся прямо в нарастающий вихрь.

669-й, как только узнал о произошедшем, сразу же примчался, отбросив все свои запланированные и незапланированные дела. Я видел любопытство в его взгляде, а потому сразу же предоставил ему усыплённого Грешника. Изумлению его не было границ, а когда он передал его в нужный отдел и вернулся ко мне спустя некоторое время, он вовсю улыбался, и я решил повременить с вопросами о моём скором увольнении.

– Ты не представляешь, какую услугу ты нам оказал. Нам всем, всему отделу! – он потёр руки друг о друга и приземлился в своё кресло. – Мы занимаемся поисками принцев и принцесс вот уже долгое время, но ни разу ещё не вышли ни на одного из них, – я кивнул. Я уже слышал о подобной операции. Занимался этим, между прочим, не только отдел 669-го, но и известный «50-й отдел» – однако, безуспешно. – Так вот, знаешь ли ты, что поймал одного из них? – он снова улыбнулся и на сей раз сложил обе руки вместе, неотрывно глядя на меня.

Я ощутил, как дрожь пробежала по всему моему телу, тут же припомнил странную отметину, от которой исходил яркий свет, и в одну секунду всё осознал. Принц-Грешник. Ну, надо же такое! Кажется, у меня есть слабая надежда на снижение наказания.

Ухмылка пробежала по моим губам. Значит, минус один из пяти. И тут же мои мысли перебежали совсем к другому. А что, если та фигура тоже…

– Думаю, 25-й, при таком исходе событий мы можем простить тебе и то, что ты оставил мой отсек, и то, что брал чужой поисковик, – 669-й довольно улыбался. – А с 45-м я обязательно поговорю насчёт тебя.

2.

День, со всеми его неожиданностями и встречами, домыслами и разнообразием, казалось, был уже закончен, когда я вернулся в свой кабинет, не встретив, к моему облегчению, по пути никого из знакомых и начальника. Бумаги, практически нетронутые, всё также лежали на столе, а за окном уже спустилась искусственная ночь. Я поднялся из-за стола, неторопливо закрывая жалюзи, вспоминая, как прохладно и приятно было дышать воздухом. Воздухом мира людей. Я закрыл глаза, вздыхая и пытаясь отгонять от себя всё ненужное. Я ведь никогда не покидал демоновский отдел, только слышал о подобных вылазках от демонов, с которыми совершаю сделки. Что ж, сейчас бы отпраздновать это, снова не глядя на число своих сбережений, но настроения, если это состояние можно так назвать, не было.

Я вышел из отсека, ощущая, как дыхание искусственно качает ненастоящий воздух в организм. Каким-то странным и до сих пор не ясным нашим учёным способом вызывает имитацию человеческого дыхания, хотя мы-то знаем, что дыхание оставило наш организм уже очень давно.

Постояв с минуту возле металлического портала отсека, я направился в противоположную сторону от той, куда собирался пойти вначале – а именно к отделу 669-го, надеясь встретить несколько знакомых и узнать насчёт новой работы с Безгрешными. Ничего особо важного мне, разумеется, не поручали. Но это происходило ещё и потому, что в последнее время особо важной работы в нашем отделе не находилось.

Я не скрывал своей зависти к отделу 669-го – дела у них, в отличие от нас, шли в гору, а уж теперь-то, когда я предоставил им принца, они точно вырвутся на первое место среди лучших отделов года.

      Раньше наш отдел занимался пытками Грешников. Пожалуй, это было самое время его расцвета, когда завистников у нас было больше всего, а желающих работать – хоть отбавляй. Теперь же Грешников в отделе по пальцам пересчитать (пальцам, разумеется, человеческим, а не дьявольским). В последние месяцы Войны ловить Грешников стало всё сложнее, зато всё чаще нам попадались Безгрешные, потому отдел и пришлось перестроить, чтобы искушать этих «Чистых» созданий. 45-й пошёл на это только потому, что, по его словам, «мы сами упростили себе задачу»: «Людей, которых нельзя было бы искусить, больше не осталось в нашем мире, – говорил он. – Греху может поддаться каждый». И все рабочие подчинялись его словам, искушая пойманных Безгрешных одним из Семи Смертных Грехов одного за другим.

Я начинал как стажёр. Хотя, многие, например, 15-й, который, хоть и ниже меня по статусу, любит задирать меня, что я таковым и остался. Мне не могут поручить важное дело – причина в моей путаной истории. О многом говорит уже и мой значок на груди. Сумма чисел моего имени… Да, мне противно каждый раз напоминать себе это.

Тем не менее, несмотря на то, что профессиональных основных обязанностей мне как не давали, так и не дают, я свыкся. Вспоминал то, чему меня когда-то учили, пусть я и прогуливал большую часть занятий, наблюдал за тем, как мучают Грешников… А теперь? А теперь здесь тоска смертная. То есть, грусть адская.

– Эй, парень, – раздался где-то прямо надо мной хриплый голос, вырывая меня из размышлений. Я молниеносно поднял голову, не подумав, что, задумавшись, я мог забрести невесть куда. Демон был выше меня и явно крепче. «Недорогих баров мне сегодня точно не видать», – мелькнуло в голове.

Его взгляд пробежал по моему смокингу и остановился на ярком значке справа возле плеча.

– 25-й, – произнёс он уже более ровным голосом. На его значке красовалось «1412». О таком отделе я даже ни разу и не слышал – четыре цифры, да ещё и заканчивается на два… Выглядит престижно, но…

– Нам не хватает демона, – он отвернулся и показал руками на свою команду. – А времени совсем мало.

      Ищейки? Я вздрогнул и ощутил, что, должно быть, очень побледнел.

– Давай, 25-й, а то здесь одни безразличные, – он махнул рукой, приглашая меня идти за ним и, судя по его жестам, не принимая никаких возражений. Я стоял и не мог сдвинуться с места, и медленно до меня доходило всё происходящее. Какой-то неизвестный Ищейка только что позвал меня составить их команде компанию по поиску Грешников! Я ощутил, как вмиг что-то всколыхнулось внутри меня. Это чувство уже не впервой посещало меня сегодня. Я кивнул и неторопливо проследовал к ним.

– Мы выследили принцессу, – 1412 ухмыльнулся, легонько хлопнув меня по плечу, но даже от этого лёгкого хлопка я пошатнулся. – Саму принцессу! Посмотрим, так ли она Безгрешна или нет.

      Я наблюдал за демонами, сотворяющими вихрь, решив умолчать о том, что только сегодня уже поймал принца…

      И вновь воздух. Свежий, невероятно свежий и настоящий. Я вздохнул полной грудью, на секунду представив, что и вправду дышу, а затем двинулся за своими новыми знакомыми. 1412, 1242, 1622… Они были неплохими ребятами и всю дорогу шутили о Безгрешных, которых искушала одна улыбка или вид еды.

      Нас перенесли к огромному зданию. Огромному по человеческим меркам, конечно же – размеры наших отсеков превосходили любые небоскрёбы в сотни и более раз. Несколько демонов окружили здание со всех сторон, мы же с 1412-м ворвались внутрь. Ночь своей мглой поглотила весь район и улицу, но я был уверен, что здесь постарались и мои новые знакомые. Вольные, Ищейки – те, у кого нет ни отдела, ни обязанностей. Таких демоны из отделов не то что презирают – они их на дух не переносят.

Я проник в здание, слыша за собой крики и громкие человеческие голоса, не в силах сдерживать улыбку, больше похожую на ухмылку. То, что я оторвался от 1412-го, я понял, только когда проник внутрь.

Окно с дребезгом разрушилось, пропуская меня внутрь. Я так и чувствовал, как Безгрешные – если таковые находятся в комнате – наблюдают за тем, как демонстративно, словно в какой-то постановке, летят осколки во все стороны, как отвратительное существо с горящими глазами крадучись пробирается в тёмную комнату, а они жмутся к стенке, стараясь быть незамеченными (не тут-то было, ведь мы, демоны, можем разглядеть всё до мельчайших подробностей в самой кромешной тьме). Но никакого движения в комнате не было.

Беспорядочно разбросанные вещи – судя по всему, женские, точно кто-то только что покинул комнату, вознамерившись вскоре вернуться. Но запах выдавал то, что пока что было скрыто от моего взгляда – человек был здесь, прямо в это время. А неплохо они тут устроились – я бы сказал, совсем не экономично.

Прямо напротив стола с пустыми кружками чая, в спешке заброшенного вещами и прочей ерундой, огромной глыбой красовалась вырванная и сброшенная откуда-то стена – сразу ясно, чьих рук дело. Я усмехнулся, двигаясь прямо по направлению к ней, уже зная, кого встречу за ней.

– Поднимайся, – мой голос отразился хрипотцой от голой стены, пролетел вместе со сквозившим ветром над столом и вырвался в сломанное окно. На секунду я представил себя самым настоящим Ищейкой, хотя и не зная толком, как себя следует вести дальше.

Девушка. Она на секунду повернула ко мне своё испещрённое ссадинами лицо, которые, по-видимому, нанесли ей осколки стекла, застыла, вновь быстро отвернулась. От меня не скрылось, как её рука легонько скользнула по гладкому полу и тронула стекло. Секунда, и запах крови наполнил комнату, отчего воздух разом хлынул мне в голову, будоража и вызывая мурашки на руках. Она собиралась покончить с собой.

Покончить с собой! В этом заключался один из самых основных Грехов, но у меня не было задания найти Грешника, тем более, мёртвого. Девушка всё ещё не смотрела в мою сторону, когда я сделал два больших шага к ней и сильно дёрнул за плечо.

– Поднимайся, – снова произнёс я, не зная толком, что собираюсь делать дальше. Было совершенно очевидно, что она не пойдёт просто так со мной. Продолжая сопротивляться, она резко провела осколком в свободной руке по ладони. Она Безгрешна, абсолютно, но чего тогда добивается?

– Что это? – слова сами слетели с губ, но остановить их я был уже не в силах, в упор смотря на неё. – Грех тебя уже не спасёт.

И тут решение мигом стрельнуло мне в голову, отчего на лице даже возникла улыбка. Грех! Она же совершенно Чиста, так что может подчиниться любому слабому слову, что будет на неё наложено.

По её глазам я понял, что она недоумевает, почему я быстро схватил её за руку. Я пытался не смотреть, но и без того ощущал, как капли крови проникают на мою кожу, маленькими песчинками забираются в рукава смокинга, а в голове от этого пульсирует только сильнее. И вмиг она стала обездвиженной. Лёгкой. Не сопротивляющейся. Точно кукла, которой оторвали ниточки, слетевшая со своего места на сцене, она рухнула на моё плечо.

– 25-й! – голос вдалеке заставил оглянуться. За окном внизу маячили демоны, чем-то напоминая своими движениями людские фонарики, с которыми эти существа бродят по тёмным проулкам. Я стремглав схватил её и прыгнул вниз.

3.

Разговоры не стихали долгое время. Из-за двери доносились только какие-то невнятные крики, которые трудно было перевести в слова. 15-й сидел напротив и с нескрываемым сожалением смотрел на меня. Если бы он был менее глуп, он бы улыбался сейчас во весь рот какой-нибудь злобной улыбкой, нахально развалившись в кресле и уперев руки в стол. Радовался бы, что скоро избавится от меня, и будет работать на моём месте. Но этот парнишка был на удивление спокоен, хотя я ведь не знал, что сейчас может происходить у него там, внутри. Внутри, где у всех всё гниёт и воняет от Грехопадения и злости.

Крики вмиг смолкли. То ли по случайности (но я в это не верю), то ли по ещё какой-то причине, мы с 15-м тут же переглянулись, а затем синхронно посмотрели на дверь, которая тут же приоткрылась, открывая нашим глазам и 45-го, и 669-го собственными персонами.

– Полюбуйтесь на него, – босс скрестил руки на груди, смотря на меня в упор, чтобы 669-й уж наверняка не перепутал, о ком идёт речь. – Как вам такое развитие событий?

669-й молчал. По его взгляду я понимал всё и без слов, но улыбка не желала сходить с моего лица. Мне было абсолютно плевать на их выговоры и обвинения, на скандал, который они устроили, как только я на другой день вернулся в отдел. 15-й тоже сохранял непоколебимое спокойствие.

– Что скажешь, 25-й? – наконец нарушил тишину 669-й, садясь в кресло рядом. – И зачем тебе только понадобилось связываться с Ищейками?

Когда мы с демонами вернулись в отдел, мою пропажу уже обнаружили, так что самим Ищейкам, будто человеческим уголовникам, пришлось бежать, а меня вместе со спящей девчонкой уволокли в кабинет к боссу.

– И пользоваться сфе… – начал было босс, но 669-й одним движением пальца остановил его, не отворачиваясь от меня. Ярость красной краской хлынула к моему лицу. Почему не умею испепелять взглядом? Я взорвал бы 45-го на месте.

Ищейки. Вольные. Что они о них все знают? То, что это демоны, отбившиеся от дел и не желающие более выполнять свои обязанности? А как же их цель найти Безгрешных? Похоже, я произнёс всё это вслух, потому что 669-й медленно покачал головой.

– Они неуправляемы, 25-й. Они не никому не подчиняются…

– А почему, – я резко поднялся, прерывая 669-го и ощущая почти то же, что и в тот момент, когда сладкий запах крови Безгрешной наполнял все мои лёгкие, – почему, собственно, демоны должны кому-то подчиняться?

Тишина пронзила каждого присутствующего, а взгляд 669-го уже не был таким понимающим. В глазах начальника же читалось, что я веду себя неподобающе. Несмотря на все мои отношения с 669-м, мне следовало обращаться к нему как к старшему по чину. Игнорируя направленные на меня взгляды, я отошёл от 669-го, направляясь вначале к боссу, но затем передумав, начиная ходить взад-вперёд по комнате.

– Раньше для демонов был закон не писан, а теперь… Что произошло теперь?

– Теперь! – 45-й фыркнул, но его голос был задним фоном по сравнению с раздавшимся голосом 669-го.

– Теперь другое время, 25-й. Сядь, – и, заметив, что садиться я так и не собираюсь, вздохнул, поворачиваясь ко мне. – Мир отныне держится только на нас. Весь мир. И если давать волю кому попало, от него вскоре совсем ничего не останется.

Идиотская делёжка, ничем и никем не уценённая. Да нет, просто конформизм какой-то!

– Но это же люди, – я смотрел на 669-го, не переставая размахивать руками. – Всего лишь люди! Кто они? Никчёмные существа во вселенной, и только?

– Не забывай, – тон 45-го изменился, – что ты и сам таким был когда-то.

Я вздрогнул. Бледность огромными пятнами заполонила всё моё лицо, воспроизводя в голове и памяти то, что так хотелось бы навечно забыть. Но что навсегда будет со мной, пока я окончательно не догорю. И почему при всяком удобном случае они напоминают мне о моём прошлом, о котором я и понятия не имею? Едва 45-й поднялся с места, я почти машинально отстранился, но ноги огрубели и не желали делать более ни одного шага. 669-й смотрел на меня из-под своих сдвинутых на нос чёрных очков, а 15-го, наконец-то, судя по всему, стала забавлять вся эта сцена.

– И ты знаешь, по какой именно причине мы тебя ещё здесь терпим, – всё тем же тоном произнёс 45-й, и я без труда понял, что и он, и 669-й смотрят в одно и то же место – на светящийся значок с номером «25» на моей груди. Чёртова цифра. Проклятая цифра. У всех почётные числа на номерах, и лишь у меня одного, как проклятье, номер складывается в святое число. Я сжал руки в кулаки, но был бессилен хоть что-либо возразить, и продолжал молчать.

– Ты уже получил достаточно оповещений о том, что таких, как ты, здесь не держат, и, однако, несмотря на всё на то, ты ещё здесь.

Дрожь пробирала меня до костей, забираясь своей мерзкой лапой прямо мне под кожу и оставляя неприятные рубцы ужаса, которые с каждым надрывом болели всё больше и больше.

– В общем, – 669-й улыбнулся. Его улыбка стала последним рубцом, который порвал всё внутри меня, и ещё, казалось, мгновение, и я упаду замертво (если это возможно) прямо в этой же комнате с тусклым дребезжащим светом, – мы тут решили, что твоей последней задачей будет искусить Безгрешную. Справишься за месяц, – улыбка ещё шире, – получишь должность назад; нет, – он пожал плечами, продолжая улыбаться и давая мне мысленно закончить фразу самому.

– Кто? – практически без единого звука выдохнул я. Искусить Безгрешного – самоё плёвое на свете дело, какое только мне могли поручить. Мне захотелось улыбнуться так же, как 669-й, ведь всё складывалось так превосходно, как и помыслить вначале нельзя было.

– Та, что ты поймал. Сегодня, – разрывая слова, произнёс босс, и запах крови, который я уже чувствовал нынче, пьяняще заплясал на языке.

Глава 3.

1.

Странная вещь – память. Столь же непостижимая, сколь и невероятная, уносящая далеко, в самые пределы сознания. Особенно во время сна, когда все происходящие реальные события смешиваются с уже произошедшими и желаемыми, образуя из этой огромной смеси сны.

Я мало что помнила. Реальность смешивалась со сном, а сны – с реально происходящим. Голова то и дело шла кругом, как если бы я довольно долгое время провела в задымленном помещении, насыщаясь галлюцинациями. Несколько раз я просыпалась, а перед глазами были всё те же прутья, загораживающие собой светлую комнату впереди. Или же, наоборот, именно это и было сном, а реальностью было совершенно иное.

Тёплое зелёное лето раскинулось надо всем городом, объяв собой и сочные кроны деревьев, и чистое голубое небо, и яркие пестрящие жизнью пейзажи. Такого лета мы не видели уже давно – всё заполонила неясная погода, скорее похожая на осеннюю не только своими дождями и пасмурностью, но и настроением. Тот парк, где у нас проводились тренировки, давно уже не играл такой жизнью и радостью, покрывшись вечной и не сползающей пеленой тумана и хмурости. Но не в тот день.

Яркие живые лучи играли на наших лицах. Все смеялись и были счастливы после удачного и не такого уж сложного дня, и даже Сейлина ничего не предприняла, по своей привычке, такого, что могло испортить моё настроение.

Улыбки светились на наших лицах, вторя лучам солнца и настроению погоды в парке, чёрные метки-звёзды непривычно красовались на левых ладонях, напоминая нам о том, что теперь мы – истинные правители этих пяти частей мира, так внезапно лёгших на наши плечи. Остановившись, Чесс предложил на прощание сплотить все наши метки в знак того, что наш мир никогда не разрушится. Мы образовали круг, поднимая вверх левые руки, безмолвной клятвой скрепляя нашу, как мы считали, нерушимую дружбу, которая должна была закрепиться в тот день между нами на века. На минуту опустив руку, я нашла взглядом Адама, и, хотя он не смотрел на меня, улыбнулась ему.

– До скорого, – махнул рукой Чесс, и все мы в тот же момент распрощались, разбрелись по разным зелёным дорожкам – таким мягким от салатовой и немного влажной травы, когда ступаешь по ней босыми ногами. Остались только мы с Адамом. Он кинул последний взгляд на удаляющихся ребят и повернулся ко мне.

– Прогуляемся? – его лучистые голубые глаза были полны света, как и солнечные лучи в тот день. Я кивнула. Немного застенчиво, потупив взгляд, но всё равно зашагав рядом с ним.

Мы спустились к небольшому озеру, над которыми с радостным пением проносились свободные птицы, сели на берегу, ребячески размахивая над кромкой воды ногами, и мне вдруг вспомнилось, что в детстве мы сидели на берегу точно также, бросая в воду камни «кто дальше».

– Эвелин, – раздался его тихий голос над самым моим ухом, и едва я успела обернуться, как тут же была схвачена врасплох, когда он неожиданно притянул меня к себе и, легонько проведя рукой по лицу, убирая с него волосы, нежным поцелуем коснулся моих губ, так что внутри у меня всё всполошилось от чувств, переполнивших всё моё существо.

Он быстро отстранился с застывшим весёлым смехом на лице и упал в траву. Я упала рядом.

Я не помнила, сколько времени в тот день мы так лежали, нежась в лучах солнца и наслаждаясь теплом и уединением. Слабый ветер доносил до нас прохладу с озера, птицы непрестанно щебетали, а вокруг всё жило. Действительно жило.

Адам поднял руку, развернув её ладонью к себе, и я заметила на ней тёмную звёздочку, которая лишь немногим отличалась от моей. Я подняла свою, и он, не задумываясь, схватил её, сцепив обе левые руки вместе.

– Вместе, – тихо прошептал он, улыбаясь и не отводя взгляда от меток на наших ладонях.

– Всегда? – я бросила быстрый взгляд на него и улыбнулась, получив ответ.

– Всегда, – шепнул он.

2.

Боль в голове пронзила меня с новой силой, выводя из всех сновидений и галлюцинаций, или мне только показалось, что они были и преследовали меня неизвестно сколько времени. Я пыталась открыть глаза несколько раз, но переносилась лишь в свои мысли, а они всё сильнее и сильнее погружали меня в бездну всего со мной произошедшего. И внезапно – снова пульсирующий стук в голове.

И меня буквально выдернуло из воспоминаний, снова отбросив волной чего-то ещё более реального, но всё ещё почти неотличимого ото сна. Жмурясь и пытаясь привыкнуть к темноте, я на ощупь нашла стену прямо за собой, прислонилась к ней, тяжело дыша, словно после кошмара. Последние и совсем ещё недавние события всплыли в голове как ещё один хороший сон, которых я увидела уже, наверное, сотню за последние несколько часов. Адам, Эдди, нападение…

Сумрак напрягал и пугал, но я тут же выпрямилась и даже предприняла попытку подняться – правда, из этого всё равно ничего не вышло. Пускай люди и не видят в темноте, но, если они добиваются от меня страха, они его не получат. В моём воображении тут же всплыли люди в чёрных костюмах, которых я видела сравнительно недавно, ещё когда в светлой комнате напротив решётки горел свет. Воспоминания тут же складываются в ясную картинку, и мне удаётся вспомнить, что когда-то здесь действительно были прутья, но теперь даже ни одного тёмного силуэта, похожего на них, нельзя различить.

Тело сковала необъяснимая слабость, даже скорее усталость, но я поднимаюсь, держась одной рукой за стену у меня за спиной, и тут же я чуть не упала обратно, потому что по руке прокатилась боль, отозвавшись в подкосившихся ногах. На ладони испещрённым рубцом покоится рана от стекла. На другой – точно такая же. Я вздохнула. Как же можно было забыть, что я сама намеренно порезала их!

Я попыталась снова сделать шаг, держась за стену и с удивлением обнаружила, что там, где клетка должна была заканчиваться, решёток действительно не было. Я даже провела рукой, чтобы проверить, не сплю ли я ещё, но почувствовала только пустое пространство, поэтому смело сделала ещё один шаг.

Дышать было трудно. Хотя я поклялась себе, что не поддамся страху, ведь именно этого они от меня и ожидают – а я была полностью уверена, что откуда-то сейчас они наблюдают за мной – темнота пугала. Я совсем не была уверена, что могу находиться в комнате одна, что нет поблизости никого, кто жаждал бы убить меня или просто посмотреть, как я страдаю. Не успела я сделать ни шагу вперёд, как яркий комнатный свет пронзил меня и, в первую очередь, мои глаза, которые потихоньку уже начали привыкать к темноте. Комната. Страх, пробежавший иголками по всему телу. Я вздрогнула от неожиданности, оглядываясь по сторонам и наивно надеясь увидеть хоть кого-то.

– Кто здесь? – сорвался глупый вопрос с моих губ, на который я, разумеется, не получила ответа. Комната была пуста, и никого и ничего кроме мебели в ней не было.

Я лишь напрасно оглядывалась по сторонам, считая, что кому-то нужно было прятаться и следить за мной. Диван. Стол. Шкафы. Откуда всё это здесь? Разве меня не схватили и не должны держать в камере?

Сомнение всё нарастало, зато страх отходил уже на второй план и не так сильно теперь тревожил постепенно успокаивающееся сердце. Я осмотрелась.

Мебели в комнате было немного, но это не мешало выглядеть ей довольно уютной и вполне обычной. Большой диван, прямо напротив него – стол с какими-то предметами, рядом же – несколько небольших шкафов и кровать. Я не поверила своим глазам, когда заметила, что именно находилось на столе. Еда?

Наверное, я всё ещё сплю. Я прислонилась к стене, не без опаски сев на кровать, подогнув под себя колени и сцепив их руками. Тишина в комнате странным образом давила на нервы, сомнения всё возрастали, всё увеличивая и увеличивая внутреннее напряжение. Чьи это шутки? Что здесь происходит?

Наверное, я слишком мало знаю о демонах – и в этом был мой провал и в подготовке к правлению, о которых мне всегда только лишь рассказывали как о одной из причин угрозы надвигающейся Войны. О демонах, которые беспощадно издевались над Грешниками, и для которых истинным наслаждением было искушать Чистых. Столько за свою жизнь я слышала предостережений о том, что Грешником можно стать и не заметить, что демоны сильны и всё время норовят втереться в доверие, чтобы таким образом быстрее захватить чистую душу человека. Но такого уж никак нельзя было ожидать.

Или, может, я что-то путаю? Что, если это – не дело рук демонов, но, напротив, какая-то уловка ангела? Может, Небеса снова проснулись и снова хотят помогать нам? Я зажмурилась что было силы и начала тихонько шептать знакомые, кажущиеся сейчас совершенно родными, слова молитвы, но они лишь тонули в этом тёмном помещении, а иной раз даже как будто и не хотели вовсе срываться с языка. Но кто знает, слышат ли Небеса вообще наши клятвы?

Я растянулась на кровати, положив руку под голову и смотря в потолок, пытаясь лишь думать о чём-то и приводить доводы, потому что мысли о прошлом только вызывали слёзы.

Глава 4.

1.

Я быстрым шагом пересёк несколько коридоров, которые бежали передом мной один за другим, держа в руках всё необходимое на эту пойманную. По крайней мере, всё, что я пока что смог узнать. В дальнейшем этот рапорт вместе с самой уже Грешницей нужно будет передать начальству.

Вообще же, прежде чем переходить к делу, на Безгрешную необходимо было собрать всю информацию, потому что была вероятность, хоть и маленькая, что она может оказаться принцессой; но я ограничился тем, что пока узнал о ней сам (и, хотя информации было немного, но достаточно для того, чтобы начать заполнять её дело). Да и к тому же, судя по её поведению, принцессой она быть не могла, пускай меня немного и напрягали глубокие порезы на её ладонях.

Я сидел перед монитором всю ночь напролёт, сначала пил кофе и отмечал всё то, что узнал про неё, потом следил за её реакцией на всё происходящее (которая, впрочем, так совершенно и не менялась).

По идее, демоны не должны сразу же представляться человеку. Но обычно именно этому методу прекрасно поддаются Безгрешные – втираешься в доверие, выведываешь все тайны, с близкого расстояния читаешь все мысли и страхи своего объекта, а затем подгоняешь их в один из Грехов. Некоторые у нас называют это Профанацией. Кстати, о Грехах. Я раскрыл толстую старую книгу и ещё некоторое время с упоением читал о деяниях Люцифера, Вельзевула и прочих своих кумиров.

А потом ко мне снова вернулась эта проблема. Неужели и вправду стоит показываться ей на глаза? Но от этой Безгрешной меня просто воротило (как можно день напролёт рыдать, всхлипывать и снова рыдать?), и с самого же начала, как только 45-й назначил мне её, я решил не заморачиваться с ней и закончить всё как можно быстрее. Грешность этой девушки стоила мне самого дорогого – моей работы в этом отделе, и этого я уж точно не хотел терять.

К еде девушка так и не притронулась. Аппетитная, вкусная, только что приготовленная. Ну, откуда ж мне знать, какие там деликатесы едят люди, но эта на вид показалась мне вполне съедобной. От этих мыслей у меня самого аж слюнки потекли, и я надкусил оставленный про запас сэндвич. Человеческая еда, конечно, не насыщает, зато может порой разнообразить весь наш рацион питания. Хотя, наверное, точно с таким же успехом мы могли бы глотать камни и жевать ветки, но демоны – мастера ностальгии по своей былой человеческой жизни.

Я смотрел в монитор, не отрываясь. Я видел, как время от времени она переворачивается на небольшом диванчике с боку на бок, свернувшись в клубок; засыпает, снова выпутывается из дремоты со стенаниями и слезами и вновь погружается в свои сновиденческие страдания. Субтильная душонка.

Я закатил глаза, цокнув языком. Девчонка в тот момент снова забилась в истерике. Это бесконечное нытьё стало надоедать мне. И при всём при этом – ни единого движения. Возможно, конечно, она подозревает, что за ней наблюдают или что-то вроде этого, но не может же она пролежать на кровати сутки – без еды, воды, перемещений по камере.

Странный факт, но люди никак не могут прожить без движения. Наверное, даже если бы они очень захотели, у них не получилось бы, в отличие от нас, спокойно затаиться в тихом тёмном уголке без единого движения и шороха, без единого дыхания и звука и простоять так вечность. Вечность… Они получили свою вечность, но что толку, если продолжают суетиться и куда-то бежать?

Я глубоко выдохнул, от скуки уже не зная, куда себя деть. Книгу почитать? Может, этот новый способ – не такой уж эффективный и быстрый, как я решил вначале? Я пододвинул ближе к себе журнал и неторопливо вывел в нём «Эксперимент №1», думая, что ещё можно занести в первую графу, но, должно быть, сильно махнул рукой, потому что кружка с кофе опрокинулась, и всё её содержимое коричневыми крупными каплями растеклось по столу.

– Чёрт! – крикнул я, начиная, как мог, растирать лужу, но кофе уже быстро побежал по приборам. – Не мешкай! – проорал я влетевшему в кабинет мохнатому серому существу, резко поднялся со стула, отряхнулся и начал наблюдать, как чёрт возится с оттиранием клавиатуры. Когда же он полез к моим штанам, я грубо отпихнул его и, уже без прежнего удовольствия, снова взглянул на монитор.

2.

Я корил себя и корил свою рассеянность. Если уж не показываться ей, то надо придумать поскорее что-нибудь! А как же тут приступить к Грехам, когда дело не заходит дальше того, что она просто лежит без движения и ревёт?

Ни еда, ни томление взаперти – ничто не действовало на неё. Да и к тому же, к мыслям её я так и не мог прикоснуться – пока человек не доверится демону, он и в сознание его проникнуть не сможет.

Конечно, имей я иной ранг, уровень повыше, я бы давно уже, наверное, перешёл к пыткам и телесным наказаниям. А между тем девушка истощала себя, не сходя почти с кровати и не переставая рыдать.

Дни тянулись. И я уже потерял всякую надежду закончить это дело «по-быстрому».

Однажды за завтраком пока я пил кофе в своём отсеке, а она, судя по камерам,

наконец решила притронуться к утренней еде, на дисплее уведомителя внезапно

возникло письмо от моего старого наставника 95-го (хотя он и не был таким уж старым), в котором значилось:

«Забегай сегодня.

Поймал интересную информацию, тебе должна понравиться».

Оставив слугу приглядывать – на оставлении кабинета пустым, что демонам категорически запрещено, я уже не раз попадался, я быстрым шагом двинулся по полутёмным коридорам к корпусу 95-го. Как и в обычных других, он делился на несколько отсеков (а те – на несколько кабинетов), разделённых друг от друга глухими бетонными стенами. 95-й уже ждал меня.

Он усмехнулся, заметив мой запыхавшийся вид. Давно мы с ним не пьянствовали, да всё не решались повторить после прошлой моей буйной выходки. Точно прочитав мои мысли, он улыбнулся и, предложив присесть, махнул рукой в сторону монитора.

Я увидел человека, прикованного к стулу, руки крепко связаны за спиной. Глаза его были разинуты от ужаса, а на лице отпечатался немой крик. Если бы звук на камере в тот момент был включен, отсек бы переполнил сладкий человеческий вопль. Рядом со смертным вился чёрт – видно, он и послужил причиной такого ужаса у парня.

– Погляди, – усмехнулся. – Ловок «50-й отряд»! Только сегодня притащили. Греха как в чёрством хлебе.

Я пригляделся. 3-я стадия Греха, самая последняя. А затем отвёл взгляд от бледного человеческого лица и уставился на 95-го.

– Что за интересная информация?

– А, – махнул рукой 95-й. – Так, пустяки. Ну, сам знаешь. Принцев и принцесс ищут по всем округам, где только возможно. Говорят, одна принцесса недавно отделилась от всей стаи.

– Да ну? – брови у меня поползли вверх. – А как же тот Грешный принц?

– Да, – 95-й кивнул. – Говорят, в тот вечер он как раз был с принцессой.

Я на секунду задумался. Затем снова посмотрел на 95-го.

– Но, видно, ей удалось сбежать.

– Удалось, – 95-й кивнул. – Да мы думаем, далеко она всё равно не сбежит. Да и с кем? Вся охрана была перебита в тот вечер.

Я кивнул и только тогда поймал себя на том, что задумчиво тарабаню пальцами по столу. Прекратил. 95-й с интересом смотрел на меня.

– Если совет этих малявок распадётся, мы без труда подчиним себе землю… –

он прервался на мысли и вновь взглянул на меня. – Кофе перестал принимать? Или что? Выглядишь изнурённым.

Я еле заметно кивнул.

– Немного. Нелёгкое задание.

– Задание? – 95-й хлопнул меня по плечу. – Хотели спилить с должности?

Я вновь кивнул. 95-й цокнул языком

– Влип ты, парень. С одним человеком долго не намучаешься. Вот этот, – он

указал на экран, – выдал всё и всех почти сразу. Правда, пришлось, откровенно говоря, потрудиться.

– Потрудиться? – не понял я. 95-й закивал и приблизил изображение. И только тогда я понял, отчего человек выглядел таким ошеломлённым. А ведь люди не умеют скрывать свои чувства. Понял, почему он казался мне таким бесчувственным и неживым. Потому что он и был…

– Куда его теперь? В отдел к Грешникам?

95-й удовлетворённо закивал:

– Именно. Очнётся там с совсем другой жизнью.

Демон. Вот, как ими становятся. А я совсем не помнил ни своей человеческой жизни, ни своего перевоплощения.

Я смотрел на парня. Сложенные замком руки за спиной были уже без кистей, а по спине, по двум сторонам от позвоночника, красовались выжженные ярко-бардовые вырезы.

– Крылышки надо подрезать, – задумчиво продолжал 95-й. – Даже людям.

Круглые безжизненные зрачки парня смотрели вдаль. И я теперь смотрел на них совсем по-другому. Чёрт возился на полу, отмывая, как теперь стало ясно, кровавую лужу под стулом. По спине у меня отчего-то пробежал холод.

– Так что если будет совсем трудно, обращайся, – пожал плечами 95-й. – С

людьми разговор короткий. Не можешь ничего выпытать – прикончи.

– А если они будут всё же о чём-то умалчивать? – я покосился на стоявшего рядом 95-го. Ростом он был сейчас выше, потому что не сидел.

– Ну-у, вряд ли человек будет болтать, если ничего не знает, – протянул он. – Ты уже все меры Грехов над ним испробовал? – он поймал мой взгляд и как будто что-то понял, улыбнулся. – Или это она, сынок?

Я не произносил ни слова. Я поглядел на парня с остекленевшими глазами и застывшим ужасом на раскрытых губах.

– О-о, тогда вообще без вариантов, – улыбнулся 95-й. – Знаешь, какая большая человеческая слабость?

– Какая? – спросил я, поворачиваясь к нему.

– Любовь.

3.

Слово из шести букв жгло язык и мысли одновременно. И я должен это делать?!

– Ну, а какие у тебя есть варианты? – смеялся надо мной 95-й в тот день. – Зато она сразу разболтает тебе обо всём. А потом можно и по старой привычке… Знаешь, я замечал, люди легко ведутся на внешность. Это будет твой главный козырь, – он подмигнул мне. – Да не робей! Прикинься бедным демоном, ожидающим ласки и жалости. Они такое любят.

– Я и не робею, – тихо пробормотал я. Мне вообще такое не знакомо.

***

Я долгое время наблюдал за ней. Субтильная душонка. Только так её и называть. Тошнота подкатывала к горлу от одного воспоминания о девчонке.

Тем временем вечерело. Как и все обычные люди, она должна была поужинать и готовиться ко сну. Но девушка не спешила. Как и всегда, она долго глядела вдаль, куда-то сквозь стены, как будто пыталась прожечь их взглядом; затем поднялась, принялась из всей лежавшей перед ней снеди только за хлеб, но тут же отбросила и его. «Ну и дура, – пронеслось у меня в голове. – Считает, что, если заморочит себя голодом, быстрее подохнет».

Как бы не так. Наша система предусматривает в таком случае небывалые страдания. Но никак не смерть. Неужели люди стали забывать, что бессмертны?

Девушка была моим первым заданием. Я мог бы сказать, что ничего в этом не мыслю, если бы раннее не наблюдал за работой 95-го. Помню, мне нравились самые изощрённые способы пыток, в которых я и сам пытался практиковаться. Нравилось смотреть, как люди пожирают всё подряд, давятся от еды, но не могут остановиться. Когда дело доходит до вещей и мебели, их организм просто не выдерживает. Они выпарывают всё одним махом, не прекращая болтать, а потом захлёбываются в собственной рвоте. Такие даже не становятся демонами, разве что слугами при чистилище. Но обыкновенно просто остаются в пекле.

Девчонка тем временем легла на кровать и, перевернувшись на другой бок, уткнулась лицом в подушку. Наверное, снова ревёт.

Я не смог сдержать вздоха, который сам собой вырвался из моей груди, и, оставив черта в отсеке, направился по длинному коридору к камере.

Камера и отсек находились на приличном расстоянии друг от друга, так что, преодолев коридор, я прошёл ещё несколько лестничных пролётов, прежде чем оказался в нужном месте. Лифт, к сожалению, все эти пролёты между собой не соединял – таков уж отдел для демонов нижнего уровня.

Я осторожно приоткрыл дверь и заглянул в образовавшуюся щёлку. Девушка находилась всё в том же положении и не шевелилась.

Я вошёл. Нда, человеческие вкусы своеобразны. Им нравится всё такое светлое, роскошное. Наверное, именно поэтому большинство наших камер для Безгрешных оборудованы подобным образом. Весьма печально, потому что привыкшим в темноте демонам здесь, в комнате с этим ярким светом, делать нечего. А из Безгрешной информацию выпытывать придётся. Я по-хозяйски присел на диван, осматриваясь по сторонам, а потом взглянул на Безгрешную.

– Почему ты ничего не ела?

Она молчала. «Что ж, довольно очевидная реакция», – пришло мне в голову. Обыкновенно жертвы либо кричали от ужаса и бились в истерике, либо брали на себя обет молчания, который, как они считали, они выдержат несколько месяцев и отгородятся таким образом от демонов. Не выдерживали.

Я вздохнул, поднимаясь, оправляя складки на пиджаке. Была бы моя воля, я бы тут же залепил ей пощёчину, но людей, как известно, либо пугай, либо искушай, – а первый вариант мне явно не подходил.

Субтильная душонка присела на кровати, по-прежнему молча и не отрывая от меня взгляда. Либо она никогда в жизни не видела демонов, либо ищет, чем можно прогнать меня из камеры. Возможно и то, и другое. Но она молчала. Эта тишина уже так начала меня раздражать, что я с тихим рыком раз-другой прошёлся по камере, затем снова обернулся к ней.

– Ты считаешь, можешь напугать меня своим взглядом? – тихо произнёс я, исподлобья наблюдая за изменяющимся выражением её лица. – Как бы не так, – я резко приблизился к ней, чего Безгрешная, очевидно, не ожидала и, едва слышно вскрикнув, отстранилась от меня прямо к спинке дивана. – Я почти физически ощущаю твой страх; чувствую запах пота, струящийся по твоему лицу; слышу, как, чуть ли не выскакивая из груди, колотится твоё сердце, – я прекратил мерное рычание в голосе и медленно перешёл почти на шёпот. Это не помогло. Она продолжала дрожать. Я выдохнул, закрывая глаза и прогоняя от себя минутное раздражение, а потом почти спокойно продолжил: – Если ты совсем не будешь есть, твой организм загнётся, и следующие несколько дней ты будешь испытывать нестерпимые непрекращающиеся боли, – она вперилась в меня как сумасшедшая, в то время как я спокойно продолжал: –Твой повседневный сон превратится в сущий кошмар, а уже совсем скоро ты вообще потеряешь возможность нормально спать и будешь только попеременно впадать в какое-то сонное состояние, которое из-за слабости будет требовать твой организм. Регенерационная функция твоей кожи будет слабеть с каждым днём, а возможность заболеть или получить какую-нибудь заразу даже в условиях хорошо защищённых от вирусов будет всё возрастать и возрастать. Это уже не говоря о воспалениях и прочей ерунде, которая может возникнуть от недостатка витаминов из пищи. И самое в этом главное, – я остановился у двери, но не обернулся к Безгрешной, чтобы одарить её последним, как мне представлялось, зловещим взглядом, – что ты не умрёшь, даже перенеся всё это.

Я резко захлопнул за собой дверь и торопливо повернул ключи в замке. «Эксперимент №1» не удался? Или не всё ещё потеряно? «Что ж, – я ощутил, как ухмылка перекосила моё лицо, – она ещё не знает, с кем ей придётся иметь дело».

Глава 5.

1.

Я не знала, сколько прошло часов, или дней, или, может, время давно перевалило уже за несколько лет. По крайней мере, счёт минут я давно же потеряла, когда пыталась отсчитывать их по палкам, скребя ногтем по стене. Это было итак совершенно бесполезно, потому что стены (в отличие от тёмных и мрачных камер, что мне представлялись вначале) были покрыты обоями из такого материла, который сразу затягивался при малейшей вмятине или разрезе. «Если бы здесь был Эдди, – вдруг пришло мне в голову, – он бы нашёл более правильный и, главное, действенный способ отсчитывать время».

Демон появлялся ещё только один раз, но я тут же забросала это существо подушками и подручными предметами и вновь осталась в камере совершенно одна, наедине с самой собой

Зато с огромной силой и в большом количестве нарастали в голове вопросы. Почему он один? Зачем меня держат в таком странном месте? Что им от меня нужно? «Он не догадывается, что я принцесса», – я оглядела свои ладони, глубокие рубцы на которых когда-нибудь заживут, и тогда… но не сейчас. Сейчас, благодаря им, он не знает, кто я и откуда, а, значит, не может ничего против меня применить. Почти ничего.

Я боялась увидеть во сне Эдди, умирающего где-то под обломками гостиницы или схваченного демонами, и, что ещё хуже, я боялась увидеть Адама. Нашу последнюю встречу, блеск в этих голубых глазах, горящую метку. Я видела Грешников всегда только со стороны, когда их, пойманных, уводили в наручниках. Они почти ничем не отличались от обычных людей, разве что взгляд их менялся до неузнаваемости, а глаза, подобно демоновским, начинали светиться в темноте. Грешников мы всё больше и больше стали оставлять у себя, хотя находились и такие чудаки, которые сдавали их демонам, сами потом попадая к ним. Как я. Наверное, меня заметили ещё и в прошлый раз, а забрать решили в этот.

Призывом демонов мы перестали пользоваться. После облавы, которую эти твари совершили на государство Чесса, когда-то в какой-то ссоре один из друзей в шутку вызвал демона, чтобы тот забрал Безгрешного, а в итоге демоны схватили половину народа, устроив кошмар и хаос на всю ночь, было решено, что пользоваться этим способом опасно. Очень опасно. Хотя теперь это стало главным развлечением Грешников.

Вздох вырвался из меня, когда я подложила руку под голову, продолжая размышлять. Эдди… Лицо моего агента с тёмными волосами, свойственной ему улыбкой – почти что робкой, одними кончиками губ, глаз за очками, которые он не снимал никогда, внезапно появилось у меня перед глазами. Он бы точно придумал, как выбраться отсюда. У Эдди, даже в самой непростой ситуации, всегда был запасной план. Если бы не он, я, мягко говоря, совсем не справилась бы с правлением.

Мы познакомились, когда я была ещё совсем девочкой, но мои тренировки уже начались. Он был старше меня всего на два года, однако, был намного старше своих лет и по уму, и по соображению. У всех советники были, как советники (кроме Элди, которая доверяла только самой себе, а потому законы и обязанности составляла, стоя у зеркала и разговаривая сама с собой), и только я, одна из всех, отказалась от своего, потому что у меня был Эдди. Я думала, он будет мне другом, с которым я могла бы разговаривать о чём угодно – особенно в детстве, когда найти понимающую душу было так важно, но Эдди стал для меня не только другом. Раньше, конечно, мы больше времени проводили вместе, решая проблемы, разруливая все государственные и негосударственные дела, пока не началась Война, и ко мне внезапно не пришло прекрасное чувство облегчения, что моей страны она не коснётся никогда.

Я вздрогнула, услышав, как дверь открывается. Да что ему неймётся сидеть там у себя и молча наблюдать за мной? Демон спокойно проследовал в комнату и остановился напротив дивана, скрестив руки на груди и молча наблюдая за мной. Теперь я могла нормально рассмотреть его, прищуривая глаза и, как могла, притворяясь спящей.

У него были такие же тёмные волосы, как у Эдди. Хотя нет, темнее, намного темнее, точно какие-то смолянистые. Смокинг, как и полагается, сидел на нём идеально – чёрный-чёрный, без единого промелька (не дай боже!) белого или светлого. И карие глаза. Цвет глаз мне удалось определить сразу же, хотя я и не рассматривала его очень уж пристально, словно пытаясь запечатлеть каждую деталь в памяти.

– Ты не спишь, – сухо произнёс он, подходя к столу, и, хотя в голове у меня уже стали крутиться ответные фразы, навроде того, что он мог бы идти куда-нибудь ещё со своей очевидностью, а не находиться здесь, я промолчала, лишь открыв глаза и хмуро уставившись на него.

Я боялась всего в нём. Светящихся в полутьме глаз, непроницаемого лица, на котором не отражалось никаких чувств, отчего оно казалось действительно мертвецки-бледным, вечного спокойствия во всех его движениях и жестах. И даже в голосе. Это было то, каким я его запомнила. И именно таким я и боялась видеть его сейчас. Я не смотрела на него, но ощущала, как в полной тишине и – наполовину – темноте бьются два сердца: живое и мёртвое.

2.

– Что, прошло буйство? – громко произнёс я, проходя мимо её кровати и хватая поднос с едой.

На сей раз она не стала в меня ничем бросать. Она лежала на кровати – но не на боку, а смотрела в потолок равнодушным, не замечающим никого вокруг себя взглядом. Я вновь уставился на поднос. От него жутко несло.

Рядом валялись хлебные крошки. Еда ей заменялась автоматически почти каждый день: по расписанию и завтрак, и обед, и ужин – всё как у людей. Меня самого забавлял тот процесс, когда конвейер появлялся из стены и переносил поднос с едой девушке на стол. Появлялся-то он появлялся, но не съеденную не убирал; а накопилось её немало. «Да я бы тоже, наверное, злился, проживая в таком свинарнике, – решил я. – Но она сама виновата. До поры до времени здесь её никто не травит, а, напротив, организует самые что ни на есть отменные пиры».

Я убрал поднос, заменил его, выставил ей хлеб с водой. Пускай поноет. Слишком уже бесит меня то, что мы тратим на неё людские запасы – а найти их не везде можно, а она к ним даже не притрагивается. Субтильная душонка молчала и продолжала смотреть в потолок.

– Ну, молчи, – фыркнул я. – Придёт время, и твоя неблагодарность встанет тебе же боком.

– Моя неблагодарность? – вдруг послышался её голос. Я вздрогнул. Но совсем не от того, что я никогда не слышал, как она говорила – наоборот, я слышал! Я точно где-то слышал уже такой голос. Память встрепенулась, как птица, спугнутая камнем, но я так ничего и не смог припомнить, и оставил ворошение своих мыслей.

– Твоя, – я говорил тем же грубым тоном, что и она. Кто ещё занимается тунеядством? Я, что ли? – я усмехнулся. Субтильная душонка окинула меня изумлённым взглядом. Она поднялась и сидела теперь, согнув ноги в коленях. – А ответить-то нечего, – бросил напоследок я, но ответом мне послужила только подушка, полетевшая вслед, пока я запирал дверь. Я тут же, сам не зная, почему, разразился смехом.

3.

Двойственные чувства одолевали меня. Я была зла, очень зла. Я знала, что во всём виноват он и все эти его дружки-демоны: что я здесь, что рядом нет Эдди, что Адам стал таким… Где он сейчас? Мне снова стали вспоминаться черты его лица, улыбка, глаза – но то, каким он был до того последнего вечера, когда я видела его уже Грешником. Если бы только найти его, увидеть ещё раз, я знаю, я нашла бы способ исцелить его!

И вместе с этим я снова и снова прокручивала нашу недавнюю встречу с демоном. Мне было необычно уже то, что он пытался заговорить со мной. Во время учения нам говорили, что даже если мы вдруг и встретимся с демонами (на то время, учитывая меры нашей безопасности, это было практически невозможно), мы не должны вестись на их уловки, не должны слушать ни слова, что бы они нам ни сказали. Однако этот даже и не пытался вывести меня на разговор, который мог бы происходить между заключённым и тем, кто его держит. Я бы даже сказала, он был довольно… мирный?

Эти мысли не давали мне покоя. Я боялась, что если демон будет скрестись в моей голове, он обязательно все их услышит. Ведь демоны лезут в чужие головы? Но тогда почему, в таком случае, он ещё не прознал, что я – принцесса, а Адам, который, наверное, где-то здесь, может, даже в соседней камере – принц, мой друг?

Пытаясь настроиться на что-то хорошее, я то засыпала, то снова просыпалась, чувствовала усталость, ворочалась с боку на бок, и когда в конец это мне надоело, вновь присела на кровати. И тогда мой взгляд упал на хлеб с водой, который оставило существо.

Живот предательски заурчал. Я только тогда вспомнила, что не ела нормально, по крайней мере, три-четыре дня.

Может, во многом это было состояние паники, потом – нежелание подчиняться принятым здесь нормам: они дают – а ты берёшь, значит, нужно будет что-то отдавать взамен. Но сейчас я смотрела на чёрный в темноте кусок голодными глазами и всё больше и больше ощущала, что сию же секунду не сдержусь, сорвусь и наконец закончу свою голодную забастовку. Однако когда я подумала о том, как будет ликовать демон, вернувшись и заметив, что тарелка на сей раз совершенно пуста, я отвернулась к стене и, сильно сжимая веки, не сразу, но заставила себя погрузиться в сон. «К ним нужно чувствовать злость, – мысленно повторяла я себе. – И ничего больше».

Глава 6.

«Пусть ангелом и притворится,

Да чёрт-то всё в душе сидит»

М. Ю. Лермонтов «Маскарад»

1.

Утро наступило быстро. Я поймал себя на том, что уснул за монитором, хотя обычно сну я предпочитаю более полезные занятия – то же самое чтение книги или мимолётная пробежка в 90-й отдел и наблюдение за их работой. Демоны – не те существа, которым принято спать. Эту привычку многим из нас вселили люди.

Они-то люди любят видеть сны и набираться сил (как они считают), лёжа по ночам в кровати с закрытыми глазами. Мы считаем сон бесполезной тратой времени, часами, проведёнными без работы, слишком расслабляющими, чтобы потом приходить в себя. Поэтому проснувшись, я совсем не удивился, что чувствовал себя паршиво. Пришлось поправлять взлохмаченные волосы и смятый по краям воротник рубашки, посылать чёрта за кофе, в котором я чувствовал особую необходимость, медленно приходить в себя и потихоньку приниматься за работу. Почему, собственно, я заснул? Я понятия не имел, но это было не просто странно, но и совсем мне несвойственно.

Она всё ещё спала. Пока я не заснул, я видел, что ночь выдалась у неё беспокойная. Если бы я только поскорее вошёл к ней в доверие и смог читать её мысли! Я отвлёкся и с головой ушёл в свои желания. Но, по сути, ничего невозможно без действия, так что и там я пребывал недолго и, отхлебнув горячего бодрящего напитка, быстрым шагом покинул отсек и пересёк несколько лестничных площадок.

Нет, ошибся. Субтильная душонка не спала. Я вошёл, оглядел её хмурый взгляд, направленный на меня, и ей назло убрал поднос с завтраком, оставленный конвейером.

– Это тебе на будущее, – хмыкнул я. – Поживёшь на хлебе и воде, может, и научишься манерам.

Конечно же, она молчала. Я и не ожидал от неё другого, раз-другой прошёлся по комнате, осмотрел её. Как же здесь всё же ярко! Мои глаза, видящие в темноте, к такому совсем не привыкли. На себе я чувствовал её любопытный взгляд. Наблюдает. Или мне только кажется?

По прошествии всех дней я убедился только в одном (раз уж лично из неё ничего выудить не смог, приходилось хотя бы собственные доводы строить) – Безгрешная не так проста, как кажется на первый взгляд. Всё это время мы с ней изучали друг друга с разных, враждующих друг с другом сторон. Оба понимали, что это изучение нам противно, но необходимо. Кто-то же должен победить в этой Войне, верно? Я улыбнулся, зная, к чьей стороне склоняюсь больше всего. Да победа уже и очевидна.

Задеть её за живое, мучить, томить, пугать? Что, что с ней сделать, чтобы разговорить? На все уроки, связанные с человеческой психологией, да и в целом с людьми, я не ходил чисто из принципа, исходя из своего отношения к этому роду. Всегда считал их низами, способными только использовать свои чувства, которые делают их слабыми и порой даже беспомощными. Методы 95-го в этом плане были кардинальными. У меня для такого было мало опыта.

– Ну и отлично! – я поднял руки вверх и быстрым шагом покинул камеру. Несвойственная мне злость накипала внутри. Неплохо бы на досуге перечитать том о Семи смертных грехах и начать поскорее применять их к этой субтильной душонке.

***

– Вам, молодым, лишь бы всё как можно быстрее подавай, – корил меня 669-й, когда я на другой день явился к нему на приём. – А здесь, в этом деле, важно терпение, 25-й. Люди без доверия просто так не идут в руки. А доверие надо заслужить.

– Заслужить доверие! – моему возмущению не было предела. – Сэр, да кто они такие, чтобы мы заслуживали их доверие?

669-й усмехнулся:

– В противном случае, ты никогда не достучишься до её мыслей.

Последняя фраза заставила меня успокоиться и задуматься. Несомненно, 669-й был прав. Но я уже просто-напросто выбивался из сил, гадая, чем таким можно угодить девушке, чтобы войти к ней в доверие. И внезапно мне вспомнились слова 95-го, и выход нашёлся сам собой. Так или иначе, пропадать, что ли, нашему с 15-м актёрскому мастерству?

2.

Напрасно я думала, что моё молчание вконец выведет его из себя, и он перестанет приходить. Демон, напротив, стал появляться чаще. Я видела его утром, днём и вечером, и, засыпая, боялась проснуться посреди ночи и, услышав его дыхание, понять, что он всё ещё здесь. Я даже перестала предпринимать попытки прогонять его – мне и самой казалось уже это глупым. При этом, я совершенно не имела понятия, что ему от меня нужно. Всё равно ничего не добьётся.

Мы глядели друг на друга волками – по-другому, впрочем, и не могло быть. Только раз за всё время наши взгляды встретились – когда я невзначай мимолётно посмотрела на поднос с хлебом и водой, а он поймал мой взгляд, но тут же отвернулся, точно давая мне возможность выбирать. Я продолжала голодать.

Демон говорил правду. Живот уже не раз крутило почти до тошноты, так что при всяком любом случае я пыталась засыпать и хотя бы на некоторое время забывать о боли. Но и сон не всегда помогал. Мне снилась моя прошлая жизнь, так что я предпочла бы и не возвращаться в реальность совсем.

Однажды посреди ночи меня разбудили странные звуки. Я неторопливо поднялась, думая, что это демон опять пробрался в камеру, но, когда глаза более-менее привыкли к темноте, не разглядела среди силуэтов мебели никого и мгновенно поднялась. Звуки доносились из-за двери.

Впервые я подошла к наглухо закрытой бетонной двери так близко. На самом её верху виднелось небольшое окошко, через которое слабой струйкой струился свет из коридора. Я приподнялась на цыпочках и, хватаясь за косяк двери обеими руками, чтобы не упасть, выглянула.

За дверью действительно был коридор – и хотя он был полутёмный, на данный момент это было единственное освещение. Я увидела двух демонов. Идеальные тёмные смокинги, чёрные волосы, уложенные в аккуратные причёски и горящие значки у обоих левее груди. Этих тварей ни с кем не спутаешь.

Видимо, между этими двумя случилось какая-то перепалка. Издалека я тут же разглядела демона, приглядывающего за мной. Напротив него стоял другой. По их лицам и жестам было ясно, что они кричат на весь коридор.

Внезапно один из них с лёгкостью схватил знакомого мне демона, точно пушинку, и со всей силы приложил его к стене. Тот пытался отбиваться, как мог, но хватка другой твари оказалась сильнее. Когда руки прижатого к стене в конец опустились, демон резко развернулся и большими шагами побрёл по направлению к моей камере.

Со скоростью молнии я рванула прочь от двери и, чувствуя, как меня пробирает дрожь от страха, забилась в самый тёмный уголок, какой только нашла. Такой отыскать было легко – камера не такая уж большая.

Дверь была распахнута с ноги, а существо – беспощадно брошено прямо в стену. Я видела, как демон сполз по стене, а на обоях позади него остались тёмные густые пятна. Огромное существо с горящими глазами тем временем уставилось в тот угол, где, поджав колени, сидела я. Сердцебиение участилось. Мне казалось, оно сейчас обязательно выпрыгнет из груди. Или же существо опередит его и бросится на меня, а потом одним лёгким движением искрошит на части. Но не произошло ни того, ни другого. Демон развернулся, унося с сиянием своих глаз единственный свет из комнаты. Слышно было только, как звякнул ключ в замке, а затем воцарилась прежняя тишина.

Я сидела в молчании, боясь даже дышать. О том, чтобы включать свет, не могло быть и речи – я и пошевелиться боялась. Колени ныли от неудобного положения в узком тёмном углу, но я почти не обращала внимания на боль и только неотрывно наблюдала за неподвижным телом демона. Прошла минута. Две. Ещё десять. Кое-как уняв дрожь во всём теле, я осторожно подползла к противоположной стене. Любопытство было сильнее страха.

Демон лежал без сознания, но как только я не спеша приблизилась и тронула его руку, дёрнулся. Раздался какой-то хрип.

– Субтильная душонка, – различила я в булькающих горловых звуках. – Ты что делаешь?

До меня не сразу дошёл смысл его слов, но одно я осознавала точно – он теряет самообладание, чего никогда не происходит с теми, кто по-настоящему опасен.

Говорить ему явно было тяжело, и я только легонько прикрыла его рот рукой. Из груди сам собой вырвался вздох. А я-то думала, демоны абсолютно бескровны!

Из бока, который он прикрывал одной рукой, тёмным пятном расползалась кровь. Меня пробрала дрожь, как только я представила, как бы это выглядело, если бы смокинг у него не был тёмный или если бы сейчас не было темно. Про гемофобию мне говорили с самого детства – вида крови я никогда не выносила. Только я дотронулась до его руки, как он зашипел, как вампир из детских ночных сказок.

– Не трогай меня! – он пытался надрываться, но получалось всё также хрипло.

Но я уже ничего не могла с собой поделать. И пускай это какое-то его мысленное колдовство – пусть. Сейчас мне было проще помогать, чем сидеть вдалеке и смотреть на изувеченное неподвижное тело. На полпути к прикроватному столику я резко остановилась. А что сказал бы на это Эдди? Прямо перед собой я увидела своего агента, который, устало сняв очки и протерев их стёкла, корящим взглядом смотрит на меня.

«Ты в своём уме, Эвелин? – раздался в голове его чёткий голос. – Он демон. Он даже не живое существо!»

Я сделала ещё шаг по направлению к подносу с хлебом и водой.

«Он завладеет твоим разумом при первой же возможности! Ты забыла истории о том, как демоны издеваются над своими жертвами?»

Ноги подкашивались от страха. Я тронула подол своего платья и, уже больше не раздумывая, резко дёрнула его. Впервые за всё время я вспомнила, что всё ещё нахожусь в той ночнушке, которую надела после чая с Эдди. Вспомнила и вновь забыла. Быстро смочила тряпку. Вода была прохладной, и я ощутила, как горло сжимается от сухости. Жажда. Голод. Для меня всё здесь было испытанием. Правую руку саднило. Пока я сжимала в ней тряпку, я заметила, как опять начала кровоточить запёкшаяся рана на ладони.

Демон так и не пошевелился. Он только слегка вздрогнул, когда влажная тряпка коснулась кровившего бока. Отнять руку от него он так и не позволил.

Я ощущала, как во мне заглушается ярость. Сейчас я видела в лежавшем передо мной существе забитого щенка, а не безжалостного убийцу, какими нам всегда описывали демонов.

– Глупая, – я видела, как он улыбнулся одним кончиком губ, но, чтобы что-либо предпринять, он был сейчас слишком слаб. Я знала, что если он и соберётся со мной что-то сделать, то уже не сегодня.

Я только легонько кивнула в ответ.

– Доброта обыкновенно губит людей.

3.

Я помнила, в каком волнении я провела ночь. Вначале я долгое время не могла уснуть и, ворочаясь с боку на бок, иногда поглядывала на тёмный силуэт у стены. Мне всё казалось, что демон не торопясь поднимается, вот он встаёт, выпрямляется во весь рост, разминает обе руки – и здоровую, и пострадавшую; не хромая, оборачивается со своим мгновенно стёршимся пятном на боку и вдруг резко устремляется на меня.

Поэтому я просыпалась несколько раз, тяжело дыша, переводила взгляд на стену, но видела только отпечатки вчерашних тёмных пятен и силуэт, лежащий возле. Несколько раз мне приходило в голову, а не умер ли он, но затем я вспоминала: демоны дважды не умирают.

Когда я окончательно проснулась, было уже светло. Демона на привычном месте не было, и я резко отняла голову от подушки, но тут же была мягко опущена обратно. Он стоял рядом со мной, лицо его при этом ничего не выражало.

– Лежи смирно. У тебя слабость.

Я и вправду ощущала странную усталость, растёкшуюся по всему телу. Перевела хмурый взгляд на возившееся рядом существо – не его ли рук дело? Усталость растекалась неторопливо, от головы до самых ног. Мне казалось, я не буду в силах сегодня даже поднять себя с кровати. Мне оставалось только молча наблюдать за его движениями.

– Когда я очнулся, ты была без сознания, – точно отвечал он на мои немые вопросы. – Ты без еды уже десять дней, учитывая то, что до этого дня два питалась только хлебными крошками. Ты не забыла случаем, что голодание тебя не спасёт?

Я ничего не отвечала. Меня интересовала его так внезапно зажившая рана. Или это всё же было только проверкой, которую я по своей глупости не прошла? В горле образовался ком, но даже и без него я была сейчас не в силах что-либо произнести.

– Вчера ты была сговорчивее, – он хмыкнул. – Наверное, стоит почаще давить на жалость.

Я вспыхнула. Я ощущала, как быстро забилось в груди сердце от всё нараставшей злости. Хотелось подняться, рвать и метать, отпечатать его к стене даже сильнее, чем то существо вчера. Но я была в силах только слабо приподняться, при этом демон как-то поспешно подошёл ко мне и вновь уложил обратно.

– Я сказал, лежи смирно, – повторил он по слогам. Я молчала, глядя на него снизу вверх. Впервые его лицо я видела при дневном свете. – А теперь ты откроешь рот и примешь вот это.

Я не разглядела, что он держал в руке. Мне всунули таблетку почти насильно, а затем он тем же жестом влил в меня несколько капель воды из стакана, который держал в другой руке.

Влага приятно пробежалась по горлу. Живот предательски заурчал. Мне показалось, что я будто вновь ожила после какого-то жуткого нескончаемого сна. Все чувства разом обострились. Захотелось и есть, и пить, и перестать держать свой обет молчания. Но я только всхлипнула. Их таблетки! Всё дело в том лекарстве, которое я почти независимо от себя только что приняла. «Впрочем, – пришла в голову мысль. – Такими темпами они могли дать тебе и что-нибудь для сговорчивости. Но демоны до сих пор не знают ни кто ты, ни откуда». Эти мысли заставили меня возликовать. Значит, эти твари не такие всемогущие, какими хотят казаться! Я даже слабо улыбнулась.

– Вот что делает капля воды с людьми, – мне показалось, или в тоне его голоса тоже сквозила радость? – А теперь ты осторожно приподнимешься и поешь.

Но на это я была не согласна. А что потом? Он подчинит меня себе, и мы начнём разговаривать по душам о моей семье? Я молча отвернулась к стенке и услышала позади себя отчётливое цоканье языком.

– Упорство – ещё одна черта человеческая, я так понимаю. Сразу после доброты.

Его шаги стали отдаляться, но он не выходил из камеры. Продолжая копошиться ещё с чем-то, он молчал. Я повернулась к нему.

– Как это понимать?

От неожиданности он резко обернулся и изумлённо взглянул на меня.

– Что «это»?

– Твоя рана.

Я пыталась глядеть ему прямо в глаза, но взгляд то и дело скользил мимо, на стол, где на подносе лежала свежая еда и распространяла по всей камере свой аромат. Неужели это кофе?..

Слюни целой стайкой собрались на языке, и сколько бы я ни глотала, скапливались опять. Сейчас бы встать, подбежать прямо туда и съесть всё до последнего куска!

Существо, казалось, не замечало моего голодного взгляда.

– Обычное дело, – он пожал плечами. – Ты остановила кровь, только это и требовалось. Всё заживает само, – он выразительно посмотрел на меня и, кажется, по моему взгляду мгновенно понял, о чём я думаю. – Также как и у вас, людей. Однако нам не приходится бороться с голодом. В отличие от вас, – он улыбнулся. – Мы можем есть, а можем питаться… более приятной пищей.