Читать книгу Северное сияние - Виктория Мальцева - Страница 1

Vog Beats – Take It Easy

Сейчас я работаю в золотодобывающей компании. Это целый концерн: разработка сосредоточена в Восточной Европе, преимущественно в Сербии и Хорватии, а весь менеджмент, включая финансовый, здесь, в Ванкувере. Корпоративная атмосфера тут так себе, постоянно происходят пертурбации, никогда не знаешь, что тебя ждёт назавтра: либо уволят, либо повысят. В прошлом месяце троих отправили по домам, одного повысили. Но мне это безразлично: во-первых, давно пора уже браться за собственное дело, а во-вторых, совсем скоро я не смогу работать.

Настя – моя подчинённая. Соображает она хорошо, но у неё нет лицензии, в отличие от меня, поэтому я командую, а она выполняет. Однако, невзирая на должностную иерархию, общаемся мы на равных. Настя очень любит рассказывать о себе, России и русских традициях, а я люблю слушать. Настя замужем за парнем, в третьем поколении рождённом в Канаде. Джеймс хороший, но детство у него было вроде моего – в шестнадцать оказался сам по себе, правда на улице не жил, сообразил, как о себе позаботиться. Просто поумнее меня парень оказался.

– Очень хочу, очень! – говорит мне Настя. – Иногда плачу, чтобы он не видел, в ванной закрываюсь. Но как ни заведу разговор, всё одно и то же: «Из таких, как я, не выходят отцы. И я не уверен, что прокормлю вас».

– Почему? Ты же говорила, он хорошо зарабатывает.

– Да, зарабатывает. Но с детьми расходы будут больше. Я готова в чём-то себе отказать, но не Джеймс.

– Ну… – вздыхаю, – я знаю одно: парни терпеть не могут секс в презервативе. Прямо конец света. А это, некоторым образом, сосредоточивает всю власть в принятии решений о воспроизводстве в наших женских руках.

Настя смотрит, вылупив на меня глаза, а я ей подмигиваю для пущего эффекта и проверяю электронную почту. На прошлой неделе сдала анализы и попросила результаты сообщить письмом, а не звонить.

На почте пусто, а до окончания ланча осталось ещё полчаса. И я, конечно, заглядываю в Инстаграм. У Лео теперь ещё один паблик – на этот раз профессиональной модели. Вчера у него были очередные съёмки, наверняка уже получил фотографии и опубликовал в своём профиле.

Открываю – так и есть. Похоже, опять рекламирует трусы. На нём надеты только боксеры и белая кофта, само собой расстёгнутая, поэтому большая часть груди видна. На самом деле, у него нет таких секси-кубиков на животе. Они есть, но не такие очевидные, и я всегда его дразню, что их наверняка ему какими-нибудь тенями подрисовывают, чтобы вкуснее смотрелся в кадре.

Хотя, куда уж вкуснее. Он сидит в полусогнутой позе, водрузив локоть одной руки на колено и смотрит в объектив. Волосы ему уложили в таком беспорядке, в каком они в реальной жизни бывают у него только по утрам, когда он полусонный и растрёпанный нависает надо мной и лезет рукой под майку. В майке и трусах мне можно спать, в пижаме нет.

– Боже, какой красавчик! А смотрит как! Прямо мурашки! – заглядывает в мой телефон Настя.

Самые красивые, самые чувственные, самые проникновенные фотографии получаются у него, когда болит спина. Сам сказал.

Публикация сделана всего час назад, а в комментариях уже сплошные сердечки. Дамы плещут восторгами. Я улыбаюсь и верю с трудом, что сегодня утром парень со снимка стонал мне в ухо, целовал, и снова говорил, что любит. Он всегда мне это говорит, когда находится на пике эмоций. Любых.

– Надо же…, – улыбается Настя. – Представляешь, а ведь кто-то с ним спит!

Ólafur Arnalds, Bonobo – Loom

Вся кухня залита светом заходящего солнца – самое красивое и самое умиротворяющее время в сутках. «Наша сосна» сейчас нарисована реальностью на подложке из апельсиновых лучей, таких же ярких, как человеческая жизнь.

Лео стоит ко мне лицом, к своему любимому окну спиной, и нарезает на кухонном островке овощи соломкой для роллов. Он даже не успевает поднять голову и посмотреть мне в глаза, а я уже знаю – что-то случилось. Нет, у него не опущены плечи, не уронена голова, не трясутся руки, он не лежит – он готовит, но я знаю: что-то не так.

– Что случилось, Лео?

Он поднимает глаза, и в то же мгновение я знаю, что это.

– Из клиники звонили. Вернулись результаты твоих анализов. Ты беременна?

– Фух… – выдыхаю. – Да.

– Но мы ведь не обсуждали это, так? Мы не говорили об этом.

– Мы говорили. Ты сказал тогда, что тоже хотел бы.

– Лея… Лея! Лея, всё это было слишком давно! До того, как изменилось!

– Ты передумал?

Я знаю, дело не в этом, но мне нужно выиграть время, переключить его внимание на чувство вины и придумать что-нибудь.

– Это нечестно.

Он поджимает губы и переводит взгляд на свои руки – я перегнула палку. Сделала ему больно… вернее, ещё больнее, из-за своих тупых манипуляций.

– Прости меня… Я знаю, что дело не в этом, прости, я знаю!

Подхожу к нему, но он не позволяет себя обнять.

– Зачем? Зачем? Зачем, Лея? Тебе плохо так, только со мной?

У него слишком красные глаза. Он вот так плачет, теперь я уже знаю, без слёз, только глаза краснеют. Но никогда настолько сильно, как сейчас.

– Мне просто очень хочется, Лео, стать матерью тоже, – признаюсь ему шёпотом.

– А что мне делать? – он старается проглотить ком с шипами в горле, но тот никак не идёт, застрял. – Что мне делать?

Лео не может одеть в слова свой страх, сказать вслух, что что-нибудь может пойти по плохому сценарию, и «в лучшем случае ребёнок останется, но возможно и такое, что ни ребёнок не выживет, ни мать».

– Ребёнок точно останется. У тебя будет ребёнок, Лео.

– А ты? Ты на моём месте согласилась бы на такой обмен?

Жить без него, но с его ребёнком? Мне не нравится этот вопрос. Это неправильный вопрос, нехороший.

– Я не хочу об этом думать, – говорю.

– Тебе можно не хотеть. А у меня нет выбора!

Я отворачиваюсь – надо перегруппировать мысли. Следовало заранее продумать этот разговор, подготовить все те ответы, которые ему нужно услышать, но у меня просто не было времени, он застал меня врасплох.

– Я люблю тебя! – словно из глубины души своей вынимает эти слова и бросает их мне под ноги.

Johnny Rain – Harveston Lake

Иногда мне кажется, будто бы я сижу на краю глубокой пропасти, спиной к ней, лицом к жизни, и медленно начинаю откидываться назад. И когда теряю равновесие, когда мгновение отделяет меня от падения, где-то между лопаток вдруг появляется ощущение тепла большой, сильной, уверенной ладони. Нельзя сказать, что её силы хватит на вечность, она живая, а потому тоже имеет свой срок, но сейчас, в этом отрезке моего времени, она титанически крепка и непоколебима. Я в безопасности до тех пор, пока ему не захочется вдруг её убрать.

Он не был таким заинтересованным в интиме «раньше». Никогда не желал его так часто и неистово. Сейчас же он словно не хочет терять времени, будто понял и знает, что оно конечно, и не хочет пропустить ни секунды. Поэтому каждое утро он будит меня, но и по вечерам наши руки и губы заняты ласками. У меня никогда не было столько любви, даже в том куске детства, где у меня была мама. Кроме меня у мамы были ещё муж и другая дочь, а у Лео – только я. Теперь только я. Пока только я.

На следующий день промывка мозгов начинается по новой:

– Люди с такой операцией, как у тебя, живут от пяти лет до двадцати.

Я знаю, что ему хотелось бы ещё добавить, но духу не хватает: «Кто знает, сколько тебе осталось?». И я говорю ему:

– Ну смотри. С этой печенью я проживу двадцать лет. И это не просто какая-нибудь там печень! Это твоя печень! Моего человека! А потом, у тебя же вот она отросла на место. Что, не поделишься снова?

В его глазах почти шок, но я точно знаю – это не от жадности.

– Ты издеваешься, да?!

– Ну, раз ты согласен поделиться со мной ещё раз, то смотри, у нас уже сорок лет набежало. Тебе мало, что ли?

– Я нашёл в Инстаграм один случай беременности после пересадки печени: девушка по имени Ольга из России, Санкт-Петербург. Написал ей сообщение. Но ответа нет, и знаешь почему?

– Почему?

– Потому что она три года не заходила в свой аккаунт!

Виснет пауза. Долгая, наполненная размышлениями, страхами, даже паникой, которые всё равно всегда возвращаются к надежде.

– Просто, она не оценила эту социальную сеть. Поищи её где-нибудь в другом месте.

– Уже поискал.

– И что?

– Facebook – здесь её тоже не было более трёх лет. Занималась сетевым бизнесом, поэтому социальные сети для неё были необходимостью. Если всё у неё в порядке, она не могла их забросить.

– Даже если с ней произошло то, на что ты намекаешь, это вовсе не означает, что то же самое произойдёт со мной.

Coldplay – Champion Of The World

Потом звонит Кай. Я знаю, как сильно он занят, и как редко ему удаётся вырвать в графике свободную минуту, и что все их, до единой, он проводит в семье. Поэтому его просьба встретиться, сразу же приводит меня к пониманию, о чем пойдёт речь. Ну и, конечно, я знаю, кто его на меня натравил.

– А ты подумала о Лео? – говорит, как только ланч на моей тарелке подходит к концу. Нет, я знаю какая ты смелая, сильная, решительная – всего этого у тебя не отнять. Но ты подумала о нём?

– А он-то тут при чём? – спрашиваю.

– А при том, что, если вдруг понадобится, он же ляжет под нож, не задумываясь. А вот тебе не мешало бы подумать о том, что не все доноры выживают даже после первой операции. А после второй, когда ему будут кромсать печень во второй раз, его шансы выжить будут уже не так хороши, как в первый. Знаешь, вот я уверен, что ты выкарабкаешься, что всё пройдёт успешно, потому что, я тебе уже говорил это раньше, с тобой по-другому не может быть! Но он… слушай, тебе не приходило в голову, что это не его тебе дали, а тебя – ему. Он не такой, как ты, Лея. В нём нет столько силы, сколько есть у тебя. А если, не дай бог, вас обоих не станет? Ребёнок останется один.

– Его усыновишь ты, – заявляю ему. – Ты же любишь усыновлять. И жена твоя тоже любит. Я могу даже уговорить Лео назначить вас опекунами на такой случай.

Боже… я впервые вижу, чтобы Кай закрывал лицо ладонью. Кажется, я доконала даже его.

– Ты непробиваема, – констатирует.

Лучшая защита – нападение, это моё выверенное жизнью кредо.

– Слушай, как тебя жена терпит? Ты кого хочешь, с ума сведёшь!

Он только довольно скалится в ответ.

– А с женой я другой.

– Да, точно! Весь такой рассыпчатый на ощупь!

– Осторожный. С Викки нужно быть осторожным.

– А со мной?

– Всегда начеку и готовым надрать тебе задницу!

– Да иди ты! Я вообще никогда не рассматривала твою кандидатуру на роль моего папаши!

– Ну, роль второй половины, как ты знаешь, я давно играю в другом театре.

– Да я и не претендую!

– А я это знаю. Так вот, в Вашем театре, миссис, очень давно вакантна отеческая позиция…

– Иди к чёрту!

– … но это не означает, что я буду тебя опекать, только присматривать!

– Да за тобой самим нужно присматривать! Дамы вон только и делают, что слюни пускают! Бедная твоя жена…

– Между прочим, я не такой красавчик, как твой Лео.

– Да, не такой. Это правда, Лео намного красивее тебя, – тут Кай болезненно кривится, – но у него нет этого сексуально-призывного шлейфа!

– Харизма это называется.

Я просто не могу не закатить глаза! Всё-таки этот парень самовлюблённый индюк, как я и предположила в самом начале.

– Слушай, Кай. Конечно, само собой и без всяких там разговоров я никогда не позволю Лео стать донором для моей потенциальной ретрансплантации. Я бы и в первый раз не позволила, если бы меня спросили. Но ты там как-то так всё обстряпал, что моего согласия не потребовалось!

– Ты подписала документы на пересадку ещё до моего появления, так что я тут ни при чём, – перебивает.

– А разве не должны они были ещё раз убедиться в моём решении? Ведь речь шла о пересадке только от умершего донора! Мне сказали, когда печень в таком состоянии, как моя, пересадка доли мне не поможет. А кромсать орган живого донора, кем бы он мне ни приходился, при таких низких моих шансах выжить – это нонсенс! Я знаю, кто там убеждал всех докторов и что им за это обещал!

Кай округляет глаза, но ничего не говорит. Ещё не придумал, что врать дальше.

– Когда я думаю о том, во сколько тебе обошлась моя жизнь, мне становится страшно, – признаюсь.

Он расправляет плечи, приводит свои глаза и выражение лица в норму, подносит стакан с лимонадом ко рту и, прежде чем сделать глоток, напоминает:

– Ключевое слово «жизнь».

Вечером моя модель из рекламы мужских трусов с торчащими от нервных рук волосами на голове штудирует интернет.

– Я нашёл Ольгу, – заявляет.

– Она умерла?

– Нет, она родила. На последних фотографиях мальчик около трёх лет. И это… уже второй ребёнок.

– Ну вот и замечательно! – тут же вспыхиваю я. – Значит, у меня есть все шансы!

На следующий день – суббота, я звоню в хоспис и предупреждаю, что работать пока не буду. Мы с Лео едем в хранилища, где у меня до сих пор лежат старые вещи из таунхауса и… сундуки с сокровищами.

Лео вытягивает из ячейки пластиковый короб, я открываю крышку, чтобы показать ему, что в нём, и когда он видит аккуратно, по-психопатски тщательно уложенные вещи для новорожденных, некоторое время стоит, остолбенев, потом зажимает рукой рот и отворачивается. Я закрываю крышку.

– Там ещё два таких есть. Можешь достать?

Лео отвечает не сразу, через пару секунд.

– Да, конечно.

Когда поворачивается, глаза опять красные. Господи, думаю, когда-нибудь я точно доведу его. Вынимает оба короба, сам открывает каждый, смотрит, что внутри то же мракобесие, как и в первом, закрывает и, стиснув губы и брови, прижимает моё лицо к своей груди. Мы везём домой все три короба разом: два в салоне, один в багажнике. После этого он больше не пилит меня своими страхами – боится молча.