Читать книгу Человек, который удивил звёзды - Виктория Николаевна Эйлер - Страница 1
ОглавлениеКак много тех, чьи лица в забытье,
Уходят вдаль и образуют тени,
Наш взгляд всегда удерживает тех,
Кого захочет лицезреть в нетлении.
Глава 1.
Египетское солнце в декабре греет, но не согревает. Воздух на улице тяжелый. Вбираешь его грудью и ощущаешь странную нехватку кислорода. Словно кто-то невидимой рукой немного сжал ноздри. Пробуешь вобрать воздух ещё раз. Затем ещё раз. Потом дышишь в пол силы. Как в те минуты, когда случается потрясение в жизни человека. Начинаешь ощущать каждый вздох. Схоже с желанием выйти на улицу из душного пространства клуба, где жар тел смешался с запахом алкоголя и давит духотой. Только здесь выходить некуда.
Когда не можешь смириться с тем, что случилось. Хочешь перемотать время к тому моменту, где мог дышать не задумываясь. Когда еще не знал, как может не хватать воздуха и туманиться сознание. Тогда начинаешь ценить покой и размеренное течение жизни. Долго-долго не хочется заново начинать жить. Нигде не обнаруживается средства, которое может вернуть тебя прежнего. Однажды приходит кристальная ясность. У тебя всего два пути. Признать и смириться. Ты не пережил. Оказался слабей и проиграл свою битву. Или стал сильнее. Горе как шакал, который исподтишка нападает на одинокого путника, когда он менее всего готов дать отпор.
Египетским воздухом не надышаться. Ничем не схож он с тем, что несётся с гор, вливаясь в легкие проворно и живо. Вспоминая об этом, смотришь вокруг себя по сторонам. Снега нет, как и нет дождей. Стоит тоскливая погода. Зябко и неприветливо. С Красного моря дует холодный, противный ветер, от которого хочется укрыться. Временами он пробирает до костей. Очень хочется белого снега и той свежести, которая словно прочищает голову и делает мысли ясными. Этим притягивает снег. Свежестью, чистотой и дыханием в полную силу. Снежная ночь успокаивает, делает мысли тягучим и утягивает человека в сон. Он как море там, где его нет. Синоним счастья, в котором снежинки кружатся и оседают на землю.
Сложно поверить в снег как символ счастье, когда он всё время за окном. Если он выпадает в сентябре, а сходит только в июне. Когда он падает в таких обстоятельствах, то появляется лёгкая грусть. Впереди будет зима, холодная, снежная, с метелями и сильными морозами.
В Заполярье мечта только о лете. Однажды солнце появится после долгих полярных ночей. Однажды сам не узнаешь себя после перенесенного горя. У каждого оно своё. У кого-то оно как смертельный удар стали, холодное и бескомпромиссное. У кого-то как легкий порез. Каждый видит жизнь ограниченно, цепляясь взглядом за свой опыт. Один вопрос общий вопрос остается на всех, какой выбор предпочтёшь сделать. Превратиться в свет или потухшую звезду?
–Это кошмар! – донеслись до меня слова, сказанные с раздражением. Этот же голос саркастически добавил: “Ещё и название придумали: “Тропа Моисея!”. Почти никто не обернулся на него. Все слишком устали, чтобы обращать внимание на чьё-то недовольство.
Это бурчание доносилось от одной из туристок, переутомленной длительным ночным восхождением на Синайские горы. Она ругалась на тех, кто отправил её испытывать на прочность силы ослабленного организма. Выглядела она лет на шестьдесят. Её выкрашенные краской обесцвеченные белые волосы походили на солому. Она ещё какое-то время перечисляла все свои тяготы. Ругала верблюда, погонщика верблюда, и того гида, продавшего эту экскурсию.
Верблюды лежали недалеко от нас. Мальчик-бедуин раздавал им колючки. Они смотрели на нас безразличным взглядом и неспешно двигали челюстями.
Картины с ними продавались повсюду. Они лишь немного напоминали их реальный вид. Мне запомнилась одна. Караван, идущий по пустыне. Ярко-оранжевое солнце садится в закат и длинные тени на песке. Вся картина в оранжево-коричневых красках удивила меня россыпью звёзд опускающихся на пустыню. Их писали золотом. Они ярко блестели на той картине. Утратили ли они блеск позже?
Тени верблюдов с той картины сличались с живыми верблюдами, жующими рядом жвачку, только одним. Обреченностью. Все верблюды там были одногорбыми. Эти же были разными. Одногорбыми и двугорбыми, голодными и изнурёнными от ночного подъёма в Синайских горах.
Время подходило к десяти утра. Зимний ветер, колкий как свитер из жёсткой пряжи, сновал между столами для туристов. Он ворошил бумажные салфетки, подхватывая их своими порывами, вырывая у тех, кто совсем нерасторопен и в мгновение сдувал на землю.
Группа около сорока человек, получившая от остроумного гида название “Али-Баба” с неспешностью утомлённых и обозлённых людей разбирала свои коробки с сухим завтраком. Кто-то ворчал про пропажу полноценного утра в отеле. Кто-то жаловался на тяжелое самочувствие. Бессонная ночь оставила на всех свой заметный след. Большинство предпочитало молчать. Стоянка для туристов около автобусов, выстроенных в ряд, мало напоминала кафе. Это были десятки наскоро сколоченных столов, установленных под навесом и белые пластиковые стулья, которые поскрипывали под туристами.
Тот же голос, с заметными нотками напряженности, снова озвучил претензию: “Я эту поездку никогда не забуду! Целая ночь мучений и какое-то солнце под ногами”. Никто не отозвался, не ринулся поддержать разговор. Снова воцарилась тишина. Многие смотрели в одну точку. Кто-то сидел, подпирая подбородок и потихоньку вздыхал.
В Египте начинаешь мечтать о снеге. Как и в Индии. Да и в других жарких странах. Такая духота и неприятный ветер. Он не приносит прохладу. Только делает всё вокруг неуютным. Как красиво, когда хлопья снега кружатся в свете вечерних фонарей. Снег словно искрится, переливается. Такой белый и чистый. Это почти первозданный мир. Обновление и радость. Всё словно начинается заново. Ведь однажды после долгих-долгих дождей и серой грязи на землю ложится белый снег. Каждый раз падая, он напоминал мне об этой возможности. Начать всё с белой, чистой страницы.
Мы те, в кого поверил первый снег,
Кто не забыл, что есть мы друг у друга,
Есть образ, есть оригинал,
Всё остальное лишь потуга.
Про образ и оригинал я рассказала Максу в прошлом году, пока мы ели суши где-то на Никитской улице в центре Москвы. Декабрь 2019 года оказался невероятным. Очень долго не было снега. И когда он выпал, я вспомнила про Египет. Теперь снег стал счастьем. Не тем, чем он был в моём детстве. Снежным покровом, который держал город в своём холодном плену.
Картины художников с видами тундры и полярной ночи. Холодом веяло от одного взгляда на них. Почему люди восхищались оленьими рогами? Одно время они весели у нас при входе в квартиру. Какому-то оленю представлялось мне, спилили часть головы с этими рогами. Поэтому рогатая вешалка, удерживающая меховые шапки, вселяла в меня ужас. На самом деле, олени сбрасывают свои рога. Хотя, возможно, какие-то изверги могли действовать по сюжету из моих детских страхов.
У меня сохранилось к оленям детское отношение. Маленькие олени и оленята, ищущие мох в тундре. Они вроде пингвинов в Антарктиде вызывают во мне жалость. Я помню эти морозы, от которых вымораживаются глаза. Однажды я утратила способность их выносить. Я стала леденеть на улице. Меня тянуло лечь прямо на снег. Холод сковывал меня, забирая в свой плен. На последних минутах я успела забежать в магазин. Больше я не выносила север.
В Художественный салон с картинами я любила заходить, учась в школе. Тогда я ещё могла гулять в сорок градусов мороза. Запросто пройти пешком несколько кварталов за новыми ручками, красками и наклейками на тетради. Я грелась, рассматривая картины со злой колдуньей-зимой из местных поверий. Кому они могут понадобиться?
Только годы спустя, оказавшись в аэропорту Хельсинки, ко мне пришло понимание. Серое небо Ваантау напомнило мне детство. Особый холодный цвет. Мох, который рос за посадочной полосой. Всё во мне улыбалось моему детству и прошлому. Мне даже вспомнился тот воздух из тунды, который доносился в нашу часть города. Видимо поэтому я покупаю домой свечи со смоляными ароматами. Только до посещения Финляндии такой выбор казался мне случайным.
Командировки в Заполярье. Наш город был экзотикой для приезжих людей. Покрытые инеем дома, туман, застилающий дороги и светящиеся в нём огни. Для посторонних он казался ледяным городом, который удивлял и поражал воображение. Тепло, почти жара в квартирах, в садах и школах, на работе. Потом всё изменилось. Стало холодно.
Они покупали картины со злой колдуньей, с одинокими, скособоченными пихтами. Тогда самым прекрасным в жизни представлялось солнце, море и тепло. Они с победой выходили из сравнения с лютым холодом и полярной зимой, вечной мерзлотой и удушающим газом. Всю зиму мы мечтали вдохнуть чистый воздух. Ещё о настоящей ёлке. У нас их не продавали к Новому Году. Только еловые лапы, которые мы ставили в вазу. Искусственная ёлка порой красивое украшение интерьера. Для нас она значила обделённость по сравнению с теми, кто жил на “материке”. Загадочное слово. Сладко звучит оно для ушей и манит к себе.
Трубы над нашим городом выпускали едкий газ. Порой каждый день. Вовсе не дым как думали приезжие. Запах серы в воздухе проникал в горло, заставлять откашливаться и морщиться от едкости газа. Фенолы оказались ещё хуже. Невидимые для глаз, они давали знать о себе сладким привкусом во рту.
Я мечтала об октябре, наполненном днями с ярко–жёлтыми листьями. Гулять, наблюдая листопад по парку вместе с собакой. Мои мечты простирались дальше вида из окна моей комнаты. В мае на улице ещё лежал снег. В октябре уже стояла зима, порой случались метели и крепкая стужа.
Отчаянные и смелые люди отправляются в путь налегке. Веря в себя, удачу и свои мечты. Некоторым предстоит разбиться. Другим научиться летать.
Макс передавал мне подарок от моей подруги. Саша летела с ним и дальше в Рим. Он же прилетел в командировку и получил от неё задание. Мы встретились. Заказали суши и пообщались. Я поддержала его идею пригласить меня на ужин. Мой новый знакомый лишь немного рассказал о себе. Потом стал говорить про свою бывшую девушку. Есть те, кто слушает чужие драмы. Я много их выслушала. Теперь держусь от них в стороне.
Со временем всё внимательней относишься к тому, чем наполняешь себя. Какой пищей питаешь свой ум. Много ли прока с чужих печалей? Только, если они чему-то могут научить. К таким я прислушиваюсь. Невыдуманные истории как вены самой жизни, пульсирующие на разной частоте.
–Она твой оригинал? – прерывая монолог Макса, я задала ему вопрос.
–Что ты имеешь виду? – удивлённо отреагировал он.
После нашей встречи, он написал Саше о моём глубоком понимании сути его внутренних переживаний.
–У меня есть такая теория. Внутри нас есть память про оригинал. Разумеется, есть вероятность погрешности этой теории – подхватывая суши, ответила я.
Суши настраивают на разговор. Всегда есть время обмакнуть их в соус. Затем добавить васаби и обдумывать следующую фразу. Можно всё делать медленно. Никто не станет торопить.
–Оригинал?! – улыбаясь, довольно мечтательно произнёс Макс. Он положил имбирь в маленькую чашку и добавил соевый уксус.
–Мы порой путаем. Встречается человек, которые имеет черты оригинала. Это может легко смешать мысли. Ты додумываешь его образ. Буквально лепишь его, опираясь на оригинал.
–Только он не оригинал?! – уже расслабленным голосом сказал он. Его желваки как-то сразу сбросили напряженность. Вены на висках стали мягче.
–Такой взгляд меняет подход и исключает драму – добавила я. В это же время во мне сформировалось мнение про суши.
Не самые лучшие на моей памяти, хотя место имеет высокие рейтинги. Москва -удивительный город. В нём есть всё. Как в Лондоне. Только нет королевской семьи. Зато была царская семья. Россия оказалась страной, где книги могут воплощаться в жизнь. “Капитал” Маркса много лет изучался в советской России. По нему строилась экономика и общество. Мы из другого поколения. Саша, Макс, я и прочие. С распада СССР прошло тридцать лет. У нас появились поводы радоваться по самым разным мелочам.
– Суши бывают куда вкуснее этих! – сказал Макс немного растерянно.
–Я тоже про это подумала! К примеру, в Мюнхене суши куда хуже.
–Серьёзно?
–Совершенно точно. Хотя, вдруг, кто-то неизвестный делает их там лучше, чем в одном из лучших японских ресторанов.
–В Японии явно посмеялись бы над нами.
–Это не их лавры. Америка приучила мир к своим “Калифорниям” и “Филадельфиям”.
Потом ужина мы вышли на улицу. Прогуляться до Красной Площади. Под 2020 год её украсили сказочной иллюминацией. Не хватало только снега.
–У нас уже везде снег – сказал Макс, рассматривая карусель. Её установили прямо перед гостиницей “Four Seasons”.
–В Москве пока всё указывает на Новый год без снега. Невероятный декабрь. Прямо указание на невероятный год.
–Сегодня особенный день. Я так рад нашей встречи – стал улыбаться Макс, вглядываясь в моё лицо и добавил: “Так значит оригинал”.
За ним приехала машина, которая увозила его в аэропорт. Он работал со страховыми рисками и приехал в Москву сдать экзамен. В несколько дней он управился с ним. Мы встретились прямо перед его отъездом. До этого у нас никак не получалось.
Практически следом как он уехал, ко мне пришло сообщение от Саши: “Он в восторге от тебя”.
Снег выпал после двадцатого декабря. Потом стал таять. Первый был где-то в начале октября. Он не продержался даже суток. Его сменили дожди. Порой стояла сухая погода. В 2020 год Москва вошла под капли дождя и с яркой иллюминацией огней по всему городу. Я с энтузиазмом поздравляла всех друзей, коллег и знакомых, придумав специальное поздравление. Оно получилось слишком уж радостное, желавшее всем необыкновенного года с цифрами 2020.
Пандемия COVID-19 на самом деле сделала его особенным. Теперь об этом говорят и пишут: “2020 год! Особенный год”. Мне слегка неловко за моё поздравление. Слишком восторженное, неоправданно радостное. Или мне всё же удалось почти невозможное. Побороть в этом году коварство шакала?
Снега стало много только в конце января 2020 года. Как я заждалась его. Серые дороги и грязный асфальт под ногами. Сырость и крики ворон под капли дожди. Приятно, когда вместо этого пушистый снег. Всё белое. Синие синицы, которые сидят на ветках. Вороны ходят парами, оставляя за собой ровную дорожку следов. В парке стоит их галдеж. Они словно перебраниваются между собой. Деревья отбрасывают тени на снег. Моя собака зарывается в него. Иногда она его ест. На мою голубую шубу из искусственного меха падают снежинки. Я ловлю их рукой и рассматриваю, пока они не превращаются в капли воды. В Москве стало много искусственных шуб. В своей шубе я выгляжу как “Снегурочка” из сказки. В моём детстве к искусственным шубам относились с иронией.
Свою розовую искусственную шапку я носила весной. Есть фотография, где на 1 мая я стою в черной кроликовой шубе и в этой розово-белой шапке. Пережить зиму с искусственной шубой в Заполярье задача не простая. Можно ездить постоянно на машине. Но в те моменты, когда из неё будешь идти к своему подъезду легко получить воспаление легких. В Москве я ходила в пальто весь декабрь и начало января 2020 года. Почти всё время шёл дождь.
Я не выросла в жаркой стране и не жила в южных городах. Даже Сибирь куда мягче по климату, чем Заполярье. Самый удивительный вывод спустя столько лет. Снег оказывается можно ждать. Когда-то я мечтала жить без него.
Солнце на севере бывает очень холодным. Светит и не греет. Даже не пригревает. Когда заканчивается полярная ночь, то появления солнца ждут с нетерпением. Ведь это уже радость. Хотя, ещё так далеко до окончания зимы. Однажды оно появляется на небе. Тогда в заполярном городе говорят только о солнце. Как схож цвет того солнца с бледным желтком дешёвых яиц.
Это не желтый яркий насыщенный цвет как в упаковках фермерских яиц. Тех, где рассказывается о создании семейной фермы и свободной жизни для куриц. В Майами я покупаю их в магазине экологически чистых продуктов “Whole Foods”. Каждый раз мне приходит одна мысль. Даже у куриц настолько различная судьба. Одни на вольном выгуле и красуются на упаковке рядом с семьей фермеров. Другие не имеют ничего. Северное солнце зимой – это не то деревенское яйцо, где может встретиться в одном яйце два огромных желтка. Такое солнце досталось Майами. Летом оно работает сразу за двоих.
Глава 2.
Бледно желтое, почти бесцветное солнце. Какой-то обездоленный цвет. Тусклый и невзрачный. Как те обделенные курицы с обычных птицефабрик. Всё же это странное сочетание кубометров снега, выпавшего за зиму и такого далекого солнца, цветом похожего на желток дешевых яиц. Словно иллюстрация одиночества. Есть солнце, но оно не греет. Есть кто-то, но это не имеет никакого значения.
Так и выглядели все после той экскурсии на Синайские горы. Словно никого нет рядом. Только ты один и хочешь завернуться в теплый плед. Полежать с закрытыми глазами. В уединении, в отличие от одиночества, глаза хочется держать открытыми. Всё становится куда очевиднее, когда не теряется в потоке слов между людьми. Чужие мнения перестают иметь значение и влияние. В уединении человек обнаруживает себя. Только так он слышит себя истинного.
За четыре дня до завтрака под взглядами верблюдов, представитель туристической фирмы живо рассказывала про эту экскурсию: “Это удивительная поездка!” – говорила светловолосая девушка, рассматривая лица вновь прибывших туристов. Она вышла замуж за местного египтянина и теперь продавала экскурсии соотечественникам. – “Вы пройдёте тропой Моисея. Увидите рассвет на вершине горы. Солнце практически выплывет из-под ваших ног. Вы это никогда не забудете”.
–Долго мы будем подниматься в гору? – спросил звучный мужской голос, позади меня.
–Около четырех с половиной часов. На самом деле там пологая дорога и можно взять верблюдов. Это очень облегчает подъём – добавила она заботливо.– Ещё нужно взять тёплую одежду. Вместо утреннего кофе в отеле, вы получите наборы для завтрака на природе.
Открытки с видами Синайской горы продавались на каждом углу. Они притягивали мой взгляд. Моя первая поездка к монастырю, который выстроен в низине и окружен Синайскими горами, создавала дополнительный интерес. Эти две экскурсии продают раздельно. Тот, кто едет в монастырь проводит там весь день. Выезжают утром, затем выстаивают длинную очередь к “Неопалимой Купине”.
Горящий, но не сгорающий терновый куст, где Бог явился Моисею, который в это время там пас овец. Здесь Бог воззвал к нему, приказав ему вывести народ Израиля из Египта в обетованную землю. Эта святыня находится на территории монастыря “Святой Екатерины”. Службы идут каждый день на греческом языке. Его двери открыты для туристов. У них даже есть небольшая гостиница для паломников.
Сложно усидеть в отеле, находясь рядом с историей, которой тысячи лет. Вот где время ощущается как мелькание сотен лет. Один день, тысяча лет – не всё ли равно для этого куста, к которому протягивают руки все туристы.
После посещения монастыря, подъем “Тропой Моисея” словно продолжение первого впечатления. Эта те самые горы, даже если они уже изменили местами свои очертания. Величие притягательно. Поэтому листая экскурсионные предложения, тянешься к Синайским горам.
Накануне, около одиннадцати вечера, большой экскурсионный автобус забирал зевающих туристов, поджидающих его около своих отелей. Всем хотелось спать. Дорога до подножия горы показалась легкой. Ночью ехать теми дорогами хорошо. Огромные глыбы камней словно растворяются в темно-синем сапфировом египетском небе. В России, да и в других странах мне пока не встречался такой оттенок.
Утром и днём, при ярком свете, земля кажется утомлённой. Её словно тяготит тяжесть каменных нагромождений. Ехать становится неприятно. Кожей ощущаешь опасность, таящуюся в мелькающих за окном горах. Стоит только прийти в движение этому каменному царству, и оно снесёт вокруг себя всё живое.
Ночью автобус ехал проворно. Кто-то переговаривался, но большей частью пассажиры дремали. У подножия Синайской горы к полночи собралось несколько автобусов. Иностранная речь доносилась со всех сторон. Всё сразу пришло в движение.
–Впервые моя группа состоит ровно из сорока человек! Я – настоящий Али-Баба! – деловито, сухим смешком отметил наш гид. Затем он расторопно отвечал на посыпавшиеся вопросы. – Да! Конечно! Можно брать верблюдов!
Все перебивали друг друга, подкидывая разные вопросы. Больше всего спрашивали о стоимости аренды верблюдов для подъема на гору, стоимости чая и кофе, об опасности встречи с бедуинами. Тут же самопровозглашённый Али-Баба несколько раз повторил про время, в которое автобус тронется в обратный путь. Идти такой большой группой оказалось неудобно. Постоянно жаловались на свои жесткие седла туристы, ехавшие на верблюдах. Остальные смотрели им вслед, идя позади и не видя уходящей вперед дороги.
Несколько человек рядом со мной обсуждали все неудобства такого восхождения. Верблюды внезапно останавливались по дороге. Туристы кричали гиду о желании идти ногами и просили снять с верблюдов. Никто им не отвечал. Они заплатили за свой подъем. Погонщики верблюдов шли, не обращая внимания на непонятную речь.
Вдруг несколько человек, обсуждавшие наш подъем, очень быстро стали выходить из общей толпы. Я устремилась за ними. Так шесть человек оказалось впереди всей группы “Али-Баба”, рядом с теми людьми. Верблюды теперь шли позади нас. Шум от большой группы стал смолкать.
Ночь блистала в своём великолепии: огромная луна освещала наш путь. Необыкновенная и неожиданная красота открылась моему взору. Внутри меня что-то изумилось и встрепенулось в ответ на это величие. В моей голове прозвучало: “Ночь темна и небо внемлет Богу”. Они вдруг сорвались с губ и прозвучали в Синайских горах. Под небом усеянным звездами. Такая тишина и легкий ветер приветливо касается лица. Не прежде, не потом уже не случалось мне видеть такого неба и таких звёзд. Никакой художник не повторит их. Хорошая фотография зафиксирует. Видеоряд покажет. Только так не ощутить на себе их сияния.
Видимо такие звёзды вошли в восточную поэзию. Они волновали и удивляли своим видом. Под этими звёздами стихами тысячами лет человек подтверждает свою особую роль. Кто-то её не понимает. Поэзия звучит сотнями миллионов голосов. Разве она не симфония жизни? Весь вопрос только в восприимчивости её звучания.
Мне нравится танец слов, которые порой удивляют рисунком своей хореографии. В некоторых обнаруживается особое удовольствие. Вроде превосходного сорта чая или кофе. Они могут быть гурманскими или ординарными. Их роль превышает смысл, который он несут.
Люди столь малы, если соотнести их с солнцем, горами, землей, звёздами и луной. При этом, оказались способны к созданию чего-то нового. Они способны меняться и менять мир вокруг себя. Это остается недоступным для гор и земли. Прекрасные далёкие звёзды, кто знает, не мы ли это в будущем? Вдруг мы устремляемся вверх, продолжая наблюдать за нашим общим домом. Ярко-голубой планетой Земля.
Есть две равные части меня. Одна Марта находит удовольствие в стихах. Другая Марта стоит на осязаемой и прочной основе. Вторая выносит куда больше первой. Её сложно удивить и разбить. Холод в мыслях гарантирует спокойствие в любой ситуации. Пережить боль возможно, если лёд стал частью тебя. Никаких эмоций. Только пронзительный и холодный взгляд.
В этом мы походили с Артуром. Про Близнецов так и пишут. Два человека в одном. Медаль с двумя сторонами. Марта и Артур – история, которая постоянно вторгается в мою жизнь. Через чьи-то слова, фразы, события и сны.
Одна Марта пишет стихи, тоскует о несбывшейся жизни и помнит все прекрасные слова в той истории. Другая Марта помнит ту историю целиком. Она расскажет про насилие и бесправие в мире. На фоне них, утраченная любовь как легкая печаль, мало значима на фоне других страданий в мире.
Сколь велико горе, если оно мелькнет на фоне другого горя? Выпущенная стрела пронзает насквозь. Глубокое как бездна это горе. Бескрайнее как бесконечная ночь. Счастье как солнце. Ужас как кромешная тьма.
Никого не оказалось рядом со мной той ночью на Синайских горах. Ни души. Ни верблюдов, ни людей, ни голосов. Только дорога, уходящая вдаль. Я умудрилась потеряться. Небо удивительное в своей красоте удерживало моё внимание. Мне хотелось запомнить его таким, унести за собой эту прекрасную тишину. Только легкое чувство растерянности, а не опасности озадачило меня.
–Куда все делись? – беспокойно вопрошал голос внутри меня. – Никого нет рядом. Потерялись! Мы точно потерялись. Как так можно идти и ничего ни видеть, ни слышать?
Тот, кто внутри меня испугался. Он тут же стал перебирать варианты. Они тут же отметались им. Он беспокоился, суетился, иногда замолкал на время. Он беспокоился. Физическое тело буквально встрепенулось от такого испуга. Какая-то животная душа суетилась о спасении.
Тут же, впервые в жизни, мне удалось услышать себя. Не того, кто боится, и кто потерялся. Того, кто не сводит глаз с неба, запоминая этот миг. Эта часть меня нисколько не переживала. Более возвышенная душа заявила про себя. Это ей интересны игры слов, сплетающих нежную шаль, уютный плед или кующие доспехи.
В какой-то мере каждый человек Близнец по своей природе. Высшее и низшее начало, смешанное в индивидуальных пропорциях. Оно выдано для применения в течение одной жизни.
В этом есть уникальное свойство природы человека. Ощущать своё тело и его власть. Ощущать жизнь, которая бьётся в тебе особенно сильно в момент опасности, и взять её в руки спокойно и решительно.
Вместе с этой испуганной частью, мы восхищались звёздным небом. Бесподобное очарование сияющих звёзд на синем бархате небес. Под таким небом мне хотелось смотреть в глаза Артура где-то на море. Есть ли такое место? Вдруг нет. Поэтому моё желание оказалось невозможным.
Этот факел как нездешний вестник,
Свет из звёзд, причина из причин,
Он есть жизни вечный проповедник,
Голос истины, который так пленит.
Все суетливые причитания обеспокоенного разума остались в стороне. Умиротворяющая тишина. Синайские горы, звёздное небо, луна. Сколько ответов в тишине. Порой ничего не надо. Просто помолчать, успокоиться и слушать только себя.
Посиди, помолчи в тишине,
Все ответы всегда в простоте:
Ни к чему пустые слова,
Всадник слабый, раз лошадь сильна.
Минут двадцать продолжалась наша странная беседа. Беседа меня, смотрящей на небо и фыркающей на меня лошади. Попробуй, совладай с ней, приручи её. Как легко с ней, если она покладиста. Только нет восхищения к такому всаднику, чья лошадь уже забыла о том, как скакать и только обречённо плетётся.
–Как быть? – беспокоился временами голос и добавлял: “К бедуинам нельзя. Опасно. Ещё опаснее, чем стоять тут на дороге”. Никто раньше не говорил про опасность. Ни экскурсовод, ни гид. Выводы напрашивались на месте сами собой. Прежде, чем затеряться в Синайских горах, я успела увидеть бросающуюся в глаза бедность.
Палатки бедуинов, подсвеченные огнями, вырывались на фоне темноты в горах. На первой остановке туристы, измученные ездой на верблюдах, получили долгожданное избавление. Поводыри сняли их с верблюдов, чтобы они могли купить чай и сладости. Туристы заходили в палатки бедуинов группой и покидали их по знаку своего гида. Он же говорил об их жизни и тех порядках, которыми они живут. Бесправие и нищета. Так можно было описать жизнь на тех бедуинских стоянках. Злой взгляд, который с трудом выносит толпы туристов, идущих поглазеть на рассвет. Их дети выпрашивали деньги, окружая нас на каждой стоянке.
Я оглядывалась по сторонам. Вдали горели огни бедуинских стоянок. Мне не хотелось испытывать судьбу. В полном одиночестве податься на милость людей в тюрбанах и длинных халатах, поджидавших группы туристов в своих палатках.
Вдруг показались несколько теней, отбрасываемых фигурами, появившимися впереди меня. Они оказались такими удивительными. Возникшими из ниоткуда. Они не заметили меня и вздрогнули, когда услышали мой голос позади себя. Мне пришлось немного пробежать, нагоняя их силуэты на дороге. Мы не сразу поняли друг друга. Эти греческие туристы шли частным образом с нанятым проводником. Их сильно удивило мое появление в ночи на пустынной дороге.
На этом одна история закончилась. Началась другая. С ними я дошла до очередного пристанища бедуинов. Ни на этой, ни на одной из следующих стоянок мы не обнаружили мою группу.
–Такая группа точно существует? “Али-Баба” не вымысел? – спрашивал меня на каждой остановке Димитрус, посмеиваясь в свои пышные усы. Он работал оператором на греческом телевидении. Вместе с Мариной и Петросом, он готовил материал о храме “Святой Екатерины” для цикла передач на каком-то греческом канале. Поэтому им требовался собственный гид, который вёл бы их “той самой тропой Моисея”. На всех стоянках они предлагали мне свои запасы в виде орехов, кураги, инжира, оливок и хлеба. На последней остановке бедуинов, я сделала вывод о своей удачливости.
Опасность миновала. Мы поднимались очень весело и легко. Сейчас уже не помню наши разговоры. На память у меня остались фотографии. На одной из них, четыре смеющихся человека держат в руках сухофрукты. Ещё мне нравится та, где я одна. Веселая и довольная. Я не помню холода, хотя сижу в шапке и тёплом пальто. Уши и нос при этом красные.
Глава 3.
Преждевременные выводы, словно недозревший фрукт. Больше никогда не встречалось мне такое небо как в ту ночь. Словно бриллианты, рассыпанные по яркому синему бархату. Люди не больше бабочек для того огромного прекрасного неба. Наша ценность при этом определяется тем, что может ускользать от нашего внимания.
Мы все включены в одно большое сражение. Только по-разному осознаем свою значимость и важность других в этом действии. Не от этого ли возникает осуждение и желание навешать на всё ярлык своего мнения. Свидетельством тому вся история человечества. Каина не остановило родство с Авелем, а ведь они первые братья на земле. Уже отсюда ясно видно насколько сильно в людях миролюбие.
Он видел то, что прочим не дано,
Мечей над вечностью скрещение,
И бьется доброе со злом,
Не прерывая никогда сражения.
На самой вершине мы оказались за несколько минут до рассвета. На том месте, где Моисей получил скрижали Завета. Это выступ на одной из гор среди каменных холмов Синая.
Солнце внезапно скользнуло полоской в начале рассвета. Один миг. Показался луч света. Темнота стала исчезать. Наш проводник проявлял мало интереса к этому процессу, поглядывая на нас с любопытством. Когда солнце поднималось, мы видели его словно сверху. Пусть недолго, но оно оказалось ниже наших ног.
Такое солнце зачаровывает. Затем оно устремилось выше, уйдя далеко вверх. Горы играли разными цветами в лучах солнечного цвета. Красный, коралловый, персиковый и ярко-жёлтый. Вдруг раздался крик: “Али-Баба!”. Мы вчетвером переглянулись. Моя группа нашлась. Присоединяться к ним для обратной дорогой мне уже не хотелось. Неожиданная встреча принесла много смеха. Радость сделала мой путь к вершине легким, необременительным.
Ошибки как алмазы для тех, кто превращает их в бриллианты. Камень, который не отражает свет, не доведен до совершенства. Тут есть о чём порассуждать, к примеру, все ли ошибки алмазы. Полагаю, нет. Вполне могут быть обычными булыжниками.
Себя напрасно не кори,
Уроки жизни, трезво собирая,
Самих себя бы не создали мы,
Не ошибаясь, и не выбирая.
Обратный путь оказался ещё веселее. Мы делали фотографии на фоне этих гор в лучах солнца. Везде на них я улыбаюсь и явно не в силах скрывать улыбку от счастья. Мы шли проворно, спускаясь по огромным, острым камням. Наш проводник сумел удивить нас на обратной дороге неожиданным заявлением.
–Вот это – сказал он, показывая вниз рукой на резкий спуск между камней, – точно та дорога, по которой ходил Моисей. Она самая короткая с вершины. Это секрет бедуинов. Туристы ходят по сделанной для них дороге.
Он говорил это с сарказмом и улыбался. Ему стало весело от наших счастливых лиц. Радость заразительна. Всего лишь полчаса назад, мы увидели настолько хмурые лица у других людей. В том числе из “Али-Бабы”. Серые и злые, уставшие от своего пути. Способ ли это продать туристам легенду? Подобие балкона Джульетты в Вероне, который привлекает туда туристов со всего света. Только берёт свои истоки в древности. Повод для размышления и чей-то колкости. Причина для определенной гордости. Человечеству удалось создать много любопытных мест.
Эта короткая тропа с вершины горы показалась мне куда опаснее предыдущей. Пройти по ней можно небольшим количеством людей и только при свете. Слишком острые камни и легко слететь вниз, если оступишься.
В конце пути всё показалось мне прекрасным. Горячий кофе, шоколадный кекс из бумажной коробки. Всё оказалось лучше, чем я предполагала. Я успела заглянуть в гостиницу при монастыре “Святой Екатерины”. Там остановились мои греческие спасители. Мы тепло распрощались. Спустя время, Димитрус прислал мне мои фотографии в лучах солнца на той самой вершине Синая.
Хороший кофе бодрит и крепит дух. Как и хорошие стихи. Они про мотивацию сил и духа. Совсем не про страдания и томления. Хотя, у кого как получается. Просто стихи не требуют приобретения кофейных зёрен.
Запах кофе наполнил квартиру,
Мотивируя в утро влюбиться,
Улыбнись полусонному миру,
И начни себя с новой страницы.
На сборах у автобуса уставший гид “Али-Бабы” удивился моему виду. Ещё больше поразились ему в отеле. Видимо, у них вошло в привычку подшучивать над видом взъерошенных туристов, возвращавшихся после “Тропы Моисея”. Мой сияющий вид исключительно удивил их. Тогда я сама была блондинкой. Мне он нравился. Яркий, светлый как я сама в то время. Теперь мне нравится иное. Натуральный пшеничный цвет моих волос. Глубокий древесный аромат смолы, наполняющий мою квартиру. Терпкий аромат пачули, иногда дающий сладкую ноту. В то время я любила только ванильно-пудровые духи.
–Вы точно после экскурсии на Синайскую гору? – спросил меня менеджер, увидев моё довольное лицо. Он заступил вечером и вручил мне перед отъездом коробку с завтраком.
–Точно!
–Вы – первый человек, который просто светится после этой поездки! – сказал он с растерянным видом.
Наш проводник, назначивший себя Али-Бабой, так и не заметил. Один из сорока человек потерялся в самом начале пути. Синайские горы превосходны. Цветные рыбки в Красном море очень яркие. В нём когда-то расступились воды. Как после этого не похвалить страну. Не расступись море, тогда у евреев не было бы Исхода. Если бы не было его, так и не ходили бы по пустыне. Без этого в том числе, в Назарете не родился бы Иисус Христос. Спасибо тому кусту и той тропе. Идёт христианский 2020 год. Пандемия ограничила передвижения по миру.
–Нашла ты место потеряться! – сказала мне по телефону Саша. Я отправила ей рассказ “Человек, который удивил звёзды”.
–Не слишком сказочно вышло в самом конце, где разговор звёзд?
–В жизни сказки не хватает. А ты постоянно создаешь сказку там, где её сложно представить. Поэтому мужчины так ведут себя с тобой. Отзываются на эту сказку. Макс вот отозвался! – смеется она в телефон.
–В жизни мы чаще живём прозой – заметила я, и добавила: “Как он там?”.
–Заносит его порой. Египет, бедуины и звёзды! Ничего особенного, но как у тебя красиво получилось в самом конце. Ты ведь могла исчезнуть с концами!
–Сказка из ничего – ответила я, – у человека есть логичная потребность объяснить все мучения, лишения в своей жизни. Смысла нет в страданиях без причины.
–С них получается инсульт иной раз. Не надо оставаться там, где не выдерживаешь – серьёзным голосом добавляет Саша, явно довольная собой. Она работает с инсультами. Принимает в приемном покое пациентов “Скорой помощи”. Про работу говорить она полюбила незаметно для себя. Она хороший врач. С сердцем и пониманием.
–Тогда надо уезжать! – завершаю я нашу общую мысль.
Сто раз повторяй городу или месту, какой райский сад в нём видишь. Он захочет тебя в этом убедить. Тогда живешь превосходно в любом месте. Если убедить не сможет, то сам с легкостью тебя отпустит. Работает безотказно. Любой город. Лондон в том числе.
–Ты не представляешь, как мне надоели их английские лавки с мясом, овощами и хлебопекарни – делится со мною по телефону Лиза.
–Зачем ты ходишь в разные места? Ходи в супермаркет!
–Так тут молоко привозят и ставят прямо под двери. Вот такого у вас нет. Настоящее, деревенское. Ты всё продолжаешь закупаться в супермаркете?
–В Москве в пандемию очень развилась доставка. Я не пью молоко – отвечаю я задире. У неё возникает желание немного вредничать. Цеплять того, кто в ответ выдает, сколько появилось разного за последние годы.
После европейских санкций в России появилось много своих отличных продуктов. По отдельным можно даже скучать. По рассыпчатому творогу многих марок. В прошлом не было такого ассортимента и такого замечательного вкуса. По крепким огурчикам, которые так сложно отыскать в магазинах Майами и Лос-Анджелеса. Клубника, арбузы в России куда вкуснее своего заокеанского варианта. Там надо постараться, чтобы найти ароматную, ту самую вкусную клубнику и арбуз. Сравнивая продукты, я всё лучше понимаю трения между Европейским союзом и США. Ещё в бытность администрации Барака Обама разрабатывалось Трансатлантическое партнёрство. Оно предусматривало создание единой экономической зоны от Литвы до Гавайев. Подписать международное соглашение не удалось. Разногласия со всех сторон, в том числе по продуктам питания застопорили международные переговоры. Лиза рассказывала про акции протестов в Британии, связанные с подписанием рамочного формата этого соглашения.
–Совсем? У меня оно в стеклянных бутылках, с фермы. Даже немного есть запах натурального – горделиво замечает она.
–Я не выношу с детства такое молоко. Беру только без запаха.
–Но в нём нет пользы!
–Сомнительное утверждение! Иногда пью миндальное молоко. Есть такие большие бутылки, на которых написано “Калифорния”.
–А, ну Калифорния – говорит Лиза тянущим голосом и вероятно, непроизвольно закатывает глаза. Рефлекс. Города, места и страны. Всё повторяется по кругу. Утром встал, поел, работа, семья. Пора спать. Какая польза от прожитого дня? Кем становишься от своих дел.
Одни мечты сменяются другими,
Журчи проворным ручейком,
Или теки широкой рекой,
Стань морем или кораблём.
Кем стать? Для начала человеком без тысячи масок. Воспитать себя и обнаружить в себе цельность. Тогда шлифуются грани драгоценного камня. Кофе-машина подозрительно шипит. Советую ей собираться на склад старых вещей. Соглашается ещё поработать. Аромат только перемолотых кофейных зёрен и долька лимона. Такое сочетание порой выигрывает у нежного молочного вкуса.
Я ещё раз перечитываю рассказ, который отправляла Саше. С ней я уверена в одном. Она не удержится от критики. Как и многие Девы. Это же их оружие, конёк и даже хобби. Съесть человеку мозг своей критикой. Методично и с аргументами. Особенно страдают домашние. Им приходится защищаться. Но я не в первом круге. Друзьям куда легче, чем родственникам.
Саша меня критикует. Жёстко. Мне это подходит. У неё уже вырабатывается врачебная привычка. Она врач-невролог. Диагноз и лечение. Примерно так она стала говорить обо всём.
–Так тебе понравился Макс? – спросила она по телефону, после той нашей первой и последней встречи.
–Как человек? У меня только первое впечатление осталось – постаралась я уйти от ответа. В первую встречу случается ошибаться. Я допускаю такую вероятность. Хотя, чаще убеждаюсь в верности своего первого впечатления.
Первое – самое верное. Потом я ищу повод убедить себя в ином. Нахожу массу. Первый брак моей подруги Кристины получился именно так. Убеждалась в обманчивости первого впечатления. Затем вернулась к первоначальному мнению.
–Я отправила Макса к тебе для вашего знакомства. Мой подарок – это только повод – смеясь в трубку, пояснила Саша.
–В этом значит смысле… – растягивая слова в ответ и сообщая: “Он как-то замороченный”.
–Есть такое – энергично отвечает она.
Говорим почти ночью. Между делом. Она заполняет истории болезни.
–Понимаешь, он толком меня не знает и пишет: “Жду экспресс в аэропорт. Курить мне или нет?”.
– Советуется – ехидным голосом замечает Саша.
–После часа с момента знакомства? Он видимо ожидал послания: “Пожалуйста, не надо курить. Береги своё здоровье”.
–Куряка! Они после инфарктов, после инсультов, если кто ходячий остается всё равно курят многие – зло говорит Саша.
Порой я прерываю её тяжелые истории о больных. Когда меня не хватает на чужие беды. Тот ещё выбор врача. Стать бездушным к больным, или держать их в голове. Последним занимаемся Саша. За это я её уважаю. К своим больным она относится строго и с душой.
–Наверное, ждут ласковых убеждающих слов – немного саркастическим голосом добавляю ремарку к её словам.
–Им явно не хватает убеждения от своего здоровья – ворчит Саша.
–У знакомых родственнику удалили язык из-за рака гортани. Человек курит всю жизнь. И даже сейчас после операции – добавляю я.
–Макс упустил свой шанс – вздыхая, подшучивает она.
–Его даже не было, если честно – подвожу я итог её инициативе.
–Химии не случилось. Вот, если бы ты была за строительство отношений – иронически замечает она.
–В таком понимании как идеи Карла Маркса и Платона точно нет!
На этом мы заканчиваем разговор про Макса. Идея строительства отношений для меня вроде “Капитала” Маркса. Утопия. Другая такая же утопическая модель в мыслях Платона. Про воспитание образованного поколения. Учёные умы смогут править должным образом. В какой-то части её опробовали нацисты. Многие светлые умы с образованием трудились на благо Третьего Рейха. Справедливости ради, некоторые только делали вид.
Это модели, где не учтён фактор человечности. Разница между живодёром и любящим животных огромна. Как между врачом-коновалом и настоящим хорошим врачом. В этом «между» лежит человечность. Она стоит напротив идеи строительства отношений. Некоторые доказывают на собственном опыте, втягиваясь в эту идею технично и строя семью. Только про такой вариант моя мысль. Когда сам себя собираешься убедить жить без учета своих собственных ощущений. Исходя из каких-то причин. Чаще всего из иллюзий.
Сейчас этим занимается Кристина. Мне отведена роль инспектора её строительных работ с Гарри в разговоре между Атлантой и Москвой. Никуда не деть эту человечность, которая тянет к одному человеку, и отталкивает от другого. К Саше меня притягивает её человечность. Даже в дружбе без неё предпринимаемое строительство пустая канитель ужимок и уступок. Если бы она отзывалась о своих больных цинично, то мне наскучило слушать её сарказмы.
Всю пандемию Саша постоянно сдаёт анализ на COVID_19. После сдачи радостно звонит мне. Снова ничего не обнаружили. Я радуюсь. Её не зацепило. Всю весну и осень хожу на улице в маске. Она не снимает её с начала марта. Мы ещё не остались без кислорода на Земле, а только репетируем хождение в масках.
Когда жизнь идёт на секунды, то порой случается чудо. Порой про это чудо мне рассказывает Саша. Кто-то выживает вопреки всем показателям и мнению врачей. Она ходит в любительскую театральную студию. Там сбрасывается лишний стресс. Примерить какую-то роль. Потом порадоваться. Роль актёра – роль, а не жизнь.
Саше понравилось окончание рассказа про “Тропу Моисея”. Врачи постоянно сталкиваются с чудом, которое затем растворяется в рутине. Разговор звёзд дописывался в самом конце рассказа. В моём окне тогда показалась луна. Совсем не та, огромная с Синая. Эта выглядела далекой и холодной. Кто мы перед этими звёздами, луной и солнцем?
–Самый конец вышел вроде аллегории – обсуждаю с Сашей свою мысль.
–Чем может человек удивить звёзды? – переспросила она.
–Поскольку нет ничего нового под солнцем – с улыбкой добавила я.
–Звёздам виднее! – сказала ободряюще Саша.
Прежде мне самой нравилась эта выдержка из Екклесиаста. Теперь я всё чаще надеюсь. Новое всё же будет. Слишком маленькой на деле является наша планета. Кто ещё должен сохранить третью планету от Солнца. Разве не люди?
–Может название вычурно звучит? – поинтересовалась я у Саши. Честно говоря, я ждала какой-то едкий комментарий. Про мир, который катиться неизвестно куда. О безответственном отношении людей к самим себе и близким.
–Оно вселяет надежду – задумчиво ответила Саша.
–Люди способны на хорошее! – утверждающим тоном добавила я.
Мне посчастливилось не услышать критическое замечание. Редчайший случай. Исключительный.
–По моему мнению, люди склонны к насилию. Дурь часто живёт в их голове – это я тебе как врач неврологического отделения Пироговки утверждаю.
–Может тогда другое название – предложила я.
–Удивил – это правильное слово! – утвердительно сказала Саша. – Идиоты этот мир поражают.
– Вопрос о сущности звёзд остается открытым – добавила я.
–Вдруг люди превращаются в звёзды, наблюдая за живущими людьми.
–Если Дева одобряет, то с меня довольно размышлений на эту тему названия.
Я дописала это окончание к почти законченному рассказу спонтанно. Теплый вечер августа. Одинокие звёзды смотрелись такими холодными и чужими. С них меня не тянуло на восторги, не тянуло на стихи. Обычная проза. Немного отошли от карантинов и сидения по квартирам. В осень ожидают вторую волну карантина. Какая тут поэзия про маски и перчатки. Только сатира, причём неуместная. Пью горячий чай. Отличной вышла экскурсия на Синай.
Есть такие звёзды, с которых замирает дыхание. Есть любовь, достойная самых прекрасных стихов и легенд. Ужас выражает только одно слово. Его постигаешь как удар чего-то холодного в спину. Невыносимая тупая боль. Вначале растерянность. Потом хаос в мыслях. Если такое возможно, то почему не возможен разговор звёзд?
“Лунной ночью, совершенно один, потерявшийся человек постигал величие Синайских гор. Их горделивое безмолвие и тихий разговор звёзд, сияющих в сапфировом синем небе.
–Какой восторг! – воскликнула новенькая звезда. – Внизу так много людей. Они снова приехали на нас посмотреть!
–Как же! Они боятся свернуть себе шею, если упадут с верблюдов! Им нет до нас дела – ответила ей поучительно другая звезда. Она немного помолчала, а затем продолжила, чуть более надменно: “Остальные смотрят в след верблюдам”.
–И себе под ноги. Верблюды живые существа. У них свои потребности – деловито поддержала разговор ещё одна звезда. Она не говорила прямо, но давала понять. Верблюды оставляют на своём пути не только следы копыт.
–Смотрите-ка, человек потерялся! И он смотрит на нас! – вдруг удивленно произнесла звезда, которая обычно помалкивала. Затем она растерянно добавила: "Он там кому говорит?".
–Читает нам стихи! – изумилась самая древняя звезда. Они все замолчали, вглядываясь в этого человека. Он глядел на них с освещенной лунным светом дороги и восхищался сотворенной красотой. И читал им стихи.
–Этот человек сегодня удивил звёзды! – улыбаясь, сказала Луна”.
Глава 4.
Только закончила говорить с Атлантой. В Москве уже поздний вечер. У них ещё утро. Кристина вроде успокоилась. По существу мало разницы в нахождении на разных концах земли. Вроде всё разное. В итоге, всё про одно. Отрабатываешь шаблон. Значимо в итоге одно. Какая ты личность. Не в глазах окружающих, ведь их мнение бывает ошибочно. А вроде того, как описал Оскар Уайльд. Сбрасывая внешний образ, кто ты внутри. Какой портрет человека прячется за внешним фасадом. Кем оказывается человек после потрясения? Человеком без масок?
Одно время мне казалось именно так. Довольно долго. Слишком тяжело оправиться. Память словно забирает у тебя память про прошлого тебя. Оставляет события, людей, но тебя самого словно блокирует. Ощущение вроде затягивает в болото. Упорно держишься за камыши у берега. За хорошие прежние воспоминания. Самого засасывает.
Упущение в том, что потрясение создаёт маску. Ещё одну. Любая маска всё же маска. Совсем не истинное лицо человека. След нападения от шакала.
Иду по Петровскому парку. Позади Арена Динамо. Старый район Москвы. Уже конец сентября. Разговоры по вторую волну пандемии набирают силу. Снова нервозность, но гораздо меньше, чем в марте, апреле и мае. Удивительная погода. Хочется размышлять и наблюдать за кружением разноцветных листьев. Почти каждый день пишутся стихи.
Осенью особенно дышится. В России воздух такой словно пшеничный хлеб на дрожжах. Тут я подразумеваю хлеб из хорошей пекарни. Он бывает пушистым и лопается пузырьками. Вдыхаю и наслаждаюсь. В прошлый год я впервые поняла тоску эмигрантов про березам. Всегда удивлялась, с чего они по ним тосковали.
В Заполярье берёз нет. Есть немного елок, есть мох, кустарники и кое-где стоят пихты. Когда без чего-то растешь, то не чувствуешь нехватку. Я не понимала причин тоски по березам. Я скучала по лету как по явлению. По обстоятельствам жизни, где можно не носить шубу с октября по май. Мечтала про плащ. В Заполярье это бессмысленный предмет гардероба. Куда лучше пальто на синтепоне.
Потом я так поражалась улицам в центре Париже, засаженными березами. Теперь сама смотрю на них с удовольствием. Какая польза в пальме, качающейся с жары туда-сюда? Кокосовые орехи, которые могут разбить голову при неудачном падении.
В противовес, березовый дёготь, который спас столько раненых во время Второй мировой войны. Берёзовый гриб-чага, который можно пить и он полезный. Берёзовые шишки для суставов и легких. Веники. Банное мыло, пахнущее молодой берёзовой листвой. Берёзовый сок. Берёза. Воздух лесов и полей. Тех полей, где растёт пшеница, раскачиваясь со стороны в сторону.
Наберу в себя прохладный воздух,
Грудью целиком, и надышусь:
Чистотой… Невольно вспомню,
Что в берёзах выразилась Русь.
Куда лучше, чем влажный воздух муссонов. Никаких огромных кукарач, термитов и прочей заразы. Я слышу разговор с лавки: “У нас-то целое испытание жизнь. Ни природы, ни климата”. Интересно, знают ли они место, где рай на земле? Или ими владеют иллюзии.
Почти прошла весь парк, как случилось маленькое происшествие. Становлюсь свидетелем сцены. Мальчик лет шести врезается на велосипеде в пожилого мужчину. Тот падает с такой неожиданности. Я к этому моменту ровняюсь с его матерью. Замедляю ход. Удивляюсь происходящему. Мальчик не ударился, удержался. Мужчина еле поднимается. Ребенок начинает кричать: “Куда ты прёшься!”.
Затем разорался ещё больше. Стоит мат-перемат. Я смотрю на мать, которая словно не слышит и не видит ничего.
–Закрой свой рот! Ты виноват! – высказываю ему с гневом.
Он высовывает язык и начинает строить мне кривые рожи.
–Ваш ребенок сбил на велосипеде мужчину! Даже не извинился! – замечаю его мамаше.
Мужчина ничего не говорит. Потихоньку уходит, ковыляя пострадавшей ногой. Той, куда врезался велосипед.
–Невоспитанный! Стыд!– резюмирую итог ситуации.
Тут мать кричит мне: “Да пошла ты …. (тут сплошной мат)!”.
Отвечаю ей, причём без всякого мата: “Отправляйся сама туда и своего невоспитанного забирай”.
Какая тут человечность. Сбил своим велосипедом. Орал матом. Мать такая же. Нравится мне это слово: “невоспитанный”. Ёмкое и себя им не пачкаешь.
Этот мальчик начинается со своей матери и отца. В этом ребенке не было желания извиниться. Не было осознания вины. Только крики и мат, да уродливая гримаса с высунутым языком. После этого думаю про разницу между осуждением и указанием на ошибку.
Вспоминаю историю про одного монаха с Афона. Своего рода редкий вариант среди монахов, которого осуждали сами монахи. Он пил по-черному. Разумеется, это удивляло всех. Всё-таки Афон, опять же монах. Знаю две версии окончания этой истории. В одной из них, в момент его смерти, монахи увидели посещение его Девой Марией со святыми и ангелами. Она же поведала о досаждающих монаху тёмных силах. Монахи получили укор в своём осуждении.
Женщина с Петровского парка и её ребенок – это не монах с Афона. Промолчать, видя признак будущей беды, значит соглашаться с ней. Потакать такому поведению. Тем, кто сбивает на машинах и считает виновной свою жертву. Мать устранилась от воспитания. Мужчина отмолчался, ушёл ковыляя. Я указала на отсутствие воспитания.
Мальчик причинил боль человеку своим велосипедом. Так могло случиться. Беда в безразличии к боли другого человека. Это неправильно. Нет воспитания. Нет наказания. Ни словами, ни действиями, ни примером.
Разве сама она не могла извиниться? Кого она выращивает на самом деле? Может водить его на уроки развития, мотивировать, образовывать. Словом, идея Платона живуча, хотя история уже подвергла сомнению её ценность. Самообман пленяет своим удобством. Самое главное – он объясняет любую ситуацию.
В первый полёт через Атлантику боишься такого длинного расстояния. Потом считаешь, сколько фильмов успеешь посмотреть. Продумываешь, какую еду себе заказать. Сначала летишь до Великобритании. Вдали остается Лондон, потом Исландия. Потом долетаешь до острова Лабрадор. Хоп, уже позади Ньюфаундленд. Потом и Канада. Начинаются Штаты.
В Майами могут бушевать муссоны. Тогда самолёт летит к Бермудам, а затем разворачивается и идёт в грозу с другого края. Бывают и более спокойные посадки. В этой жизни чего только не бывает. Кристина подтверждает это правило. Бывают такие встречи, словно вы уже давно знакомы. Впервые мы встретились в Майами Гольф парке. Он находится напротив мемориала жертвам Холокоста. Там есть корт для игры в теннис.
–Ты во сколько закончила с теннисом? – спросила я, рассматривая её экипировку.
–В 15 лет. Стало ясно насколько я далека от побед – мягко улыбаясь, ответила Кристина.
Нежность Весов пленяет. Мягкость кошки, знающей цену своему спокойствию. Охраняющей её всеми силами. В редких случаях она срывается. С ней я пробовала модель такого подхода к жизни. Когда ничего не имеет смысла, кроме гармонии. Только это мягкая пушистость. На самом деле, мимикрия легкий способ принять чужой способ жизни. Джона подкупила такая мягкость. Мне самой она нравится, но в умеренных дозах. Сахар на самом деле вреден в больших количествах для самого же человека.
В день нашего знакомства с Кристиной состоялось уникальное полнолуние. На темном, почти чёрном, небе появился большой диск Луны.
–Какая она красивая! – восклицала она, идя по дорожкам клуба.
–Невероятно красивая! – поддакивала я, радуясь нашему знакомству.
В каждой дружбе и любви есть фраза, точно определяющее всю суть. Если с Сашей лучше всего подходило сочетание “Сила разума и реальность”, то с Кристиной “Красота и сила подачи”. Встречаясь с Кристиной, я словно переключалась на эту часть себя. Вряд ли между Сашей и Кристиной обнаружилась бы симпатия. Слишком разной была их реакция на любую ситуацию.
– Золушка! Ты рано сдаешься! – смеется Кристина, поднимая бокал красного вина. Она рассказывала про себя. Тяжелая ситуация, над которой она посмеялась. Отбила подачу.
На самом деле это про неё. Про желание прожить сказку в жизни. Бравада юного гусара. Это заразительное качество притягательно. В этой фразе про Золушку вся Кристина. Яркая, летящая блондинка, с которой мы ходили в ночные клубы и обсуждаем всё красивое. Вещи, людей, отношения, любовь, семью и жизнь.
–Вот как ты думаешь, есть ли ответ на такой вопрос: “Что в тебе уникального?”– спросила я как-то её.
–Разумеется! Это моя вера в чудеса! – решительно сказала Кристина.
Я не стала рассматривать с ней этот вопрос дальше. На самом деле он с какого-то тренинга. Его мне задала моя знакомая. С тех пор он иногда занимает меня. Уникально ли просто жить в мире, где живёт ещё 6 миллиардов человек? На фоне этой цифры каждый обладает разным весом и узнаваемостью. Кто-то совсем незаметен. Другие возвышаются среди остальных как буйки на воде. Важна ли эта разница на самом деле?
Вероятно, ещё во времена Сенеки, этот вопрос адресовали начинающим ученикам. Тем, кто пришёл обучиться философии. Слишком он похож на замыкающийся вопрос. Он будет водить ученика за нос. Он же собьёт с толку опытного человека. В то время, когда на Земле древние римляне праздновали Сатурналии, философия как наука качественно проживать жизнь пользовалась особым почётом.
