Читать книгу Нежная Сталь/ Колючая Роза - Виктория Падалица - Страница 1

Не надо спорить, кто всему виной.

Не трогай ты измотанную душу.

Ты был бы мой, навеки со мной,

Ведь без тебя я слетаю с катушек.

Ты уходи, я отпускаю,

Остыли чувства, любовь позади.

Я тебя не виню и не прощаю.

Ты не поймешь, не дано, не проси…

Вера Брежнева и Елена Север, "Зла не держи".

Мое имя Роза. Мама в роддоме не прогадала, назвав меня так, ведь я тот ещё цветочек. Острыми занозами, пропитанными змеиным ядом, вдоль и поперек натыкана вся моя сущность.

Из-за гадкого характера и приобретенной из-за вечных пинков судьбы колючести во взглядах и отношению к окружающим меня людям, я все ещё не замужем, хоть и успела к своим двадцать с хвостиком обзавестись ребёнком. А родила я этого ребенка от байкера, моего первого и единственного мужчины. Я думала, что все будет иначе, что я нашла свою вторую половинку, а он лишь сделал свое дело и укатил в закат. Не навсегда, как выяснилось, укатил.

Спустя несколько утомительных лет он вновь объявился в моих сумасшедших, и от того осточертевших буднях. Но не для того вовсе, чтобы стать светом в окошке, который ознаменовал бы окончание этому сумасшествию.

А для того, чтобы навести ещё большую суматоху в моей жизни, поиграться с моими чувствами во второй раз и, в итоге разбив сердце по новой, жениться на другой. Вроде коварный план действий его таков. Если я правильно поняла намерения этого предателя. Подлого… но до дрожи в коленках нежного предателя.

До повторной встречи с ним вся моя жизнь напоминала адский круговорот, в котором я, вся на нервах и в обиде за то, что меня попользовали и выкинули, как только надоела, вертелась без сна и отдыха, стараясь разрываться изо всех сил. Все делала для того, чтобы мой малыш ни в чем не был ущемлён и ни в чем не нуждался. Признаюсь, мне пришлось трудно осуществлять это сразу, как только он родился, и до сих пор, по истечении трёх лет, трудно. Но надеяться на счастливый случай, которого никогда не будет, нет смысла, и просить помощи не у кого, ведь все лежит на моих плечах, и только на них.

Существуя последние несколько лет в кромешной суете, не имея ни единой свободной минутки, чтобы уделить ее себе, частенько вспоминаю то беззаботное время, когда веселилась днями и ночами, гуляла, где хотела, ни в чем себе не отказывая. Сейчас это всего лишь воспоминания, которые вовсе не такие теплые и радостные, как хотелось бы.

Кое-кто омрачал эти воспоминания о былом каждый раз, когда я возвращалась в то время мыслями, представляя себя там, а не здесь. Всего несколько лет назад я любила и была любима. Конечно, я лгу сейчас, причем, сама себе лгу. Просто я так думала, что любима, хотелось верить во взаимность чувств с тем человеком, кто был мне дорог, ведь я никого так не любила, как его. Больше всего на свете я хотела, чтобы он всегда был рядом, а потому колесила по стране вместе с ним, забросив учебу в институте и отложив мечты о переезде в столицу в дальний ящик, который теперь уже не открыть никакими ключами и фомками не распечатать. А его любовь, если можно назвать таковой то, что он испытывал ко мне, была более чем странной. Непонятной для меня та любовь была. Мы с любимым редко виделись на протяжении первых лет нашего, казалось бы, тесного общения, но я закрывала глаза на это, считая его жизненные утверждения всего лишь мимолетными шалостями, которые постепенно ему надоедят. И когда он повзрослеет, то обязательно все будет строиться так, как у всех любящих пар.

Этого не произошло. Он так и не повзрослел.

А я, будучи наивной дурой, пошла у него на поводу. Вот и поплатилась тем, что мои надежды не оправдались, а прошлого уже не вернёшь и не исправишь. Я была вынуждена оставить учебу, забыть о планах на будущее, потому что некоторые события с большой легкостью взяли и перечеркнули их. Кто он такой, мужчина, из-за которого моя жизнь в молодые и свежие двадцать с лишним лет пошла под откос? Его зовут Вольф. И фамилия у него необычная – Стальной, – и кликуха среди своих такая же. Стальной он и по паспорту, и для друзей, и ниже пояса… Эх-х… Красивый он был, Вольф мой, видный, темноволосый, зеленоглазый. На момент, когда мы с ним встречались, ему было тридцать с маленьким хвостиком, разница между нами была в десять лет. Вольф был байкером, невероятным авантюристом и заядлым путешественником, который ненавидел сидеть на одном месте больше месяца. Носил кожаные вещи и очки-капельки, вел себя нарочито грубо и пошловато, тем и привлек меня в первый же день, как его увидела в компании. Его грубая брутальность и манеры плохого парня не оставили мне шансов думать головой в тот день. В него, сексуального плохиша, от которого просто разило привлекательностью и шармом, просто непозволительно было не влюбиться. Особенно мне, дурочке, до визга торчащей от самцов-бруталов в кожаных штанах и на дорогущих ухоженных байках, и мечтающей день и ночь, чтобы ее на этих байках прокатили, как поется в одной из песен "Арии", до небес и звёзд любых.

С Вольфом я была согласна и просто до ЗАГСа доехать, не нужно было ни звёзд, ни чего другого. Просто земного счастья хотелось, вот и все премудрости тогдашней меня. Вольф же, в отличие от меня, больше всего на свете ценил свободу и получал ее столько, сколько могло пожелать его сердце. Он любил мчаться на запредельно высокой скорости, чтобы ощущать ветер в волосах. Его любовь к скорости я в шутку называла "аттракционом до больничного". На самом деле, я беспокоилась за него, но не могла повлиять на то, чтобы он искоренил в себе эту любовь. Как упоминалось ранее, Вольф был старше меня аж на целых десять лет, и, как водится среди людей с подобными предпочтениями, как у него, его друзей и товарищей по увлечению байкерским стилем жизни, не обременялся серьезными отношениями.

Такими, какие у нас были. Подобного не случалось ни разу за его годы. По крайней мере, Вольф так говорил мне. Возможно, лгал, я не знаю, но на тот момент я слепо верила ему.

Время, в противопоставление Вольфу и его принципам, было неподвластно никому и вовсе не стояло на месте, оно шло и шло себе без остановки. Некоторые из друзей Вольфа уже обзавелись семьями, сочетали хобби и семью, и вполне успешно это у них получалось. Вольф же не принимал то, что я частенько ставила его в сравнение с друзьями, и считал, активно это проповедуя, что сначала нужно пожить для себя в полной мере, а уж потом, когда то, как он существует сейчас, успеется либо надоесть, либо Вольф сам созреет что-нибудь изменить в себе, пора и начинать думать о браке и детях. А я же боялась, что его уведут у меня, а потому стремительно пыталась подвести его под венец. В общем, байкерство – это не хобби для Вольфа, а образ жизни. Печально, но это факт. Тяжелый, неизлечимый диагноз у него развился под гордым названием "байкер".

Такой вот он, мой Вольф, помешанный на стереотипе свободы, смертник, которому чуждо простое человеческое счастье. Я же его мнения насчёт такого существования не разделяла от слова "совсем". Правда, поначалу я держала это противостояние в себе, боясь его спугнуть излишней напористостью, ну а потом уже, когда наши с ним отношения перешагнули за год, два, три, начала донимать Вольфа бесконечными темами о необходимости совместного ведения хозяйства. Поначалу редко это делала, а потом стала все чаще и чаще. Куда было тянуть, когда ему уже тридцать стукнуло, думала я.

Я не намекала Вольфу на женитьбу прямо, не выпрашивала кольцо и романтичное предложение, но хотя бы жить вместе можно бы и начинать после нескольких лет встречаний как парень с девушкой. Посмотреть надо бы хоть, сможем ли мы притереться друг к другу, ведь гражданский брак очень хорошо помогает узнать недостатки партнера раньше, чем шлепнется прозаический штамп в паспорте. Мало ли, может, я зря потеряла столько времени, потратив его на того, кто никогда не исправится, и с кем я не буду счастлива.

В то максималистское для себя время, я чувствовала себя на вершине горы и способной на любой подвиг. Да, я была очень самоуверенная, а после ощутила себя слабой и униженной самодурой, потому что уж больно сильно понадеялась на то, что Вольф прогнётся под меня и согласится с моими мягкими, но навязчивыми требованиями. Но нет, не смогла я повлиять на Вольфа. По крайней мере, положительно. Стальной он и есть Стальной, хрен сломаешь, очень твердый. И совсем не гибкий. Вроде бы и ясно стало, не сразу, но все же проявилось немного, что я зря теряю время с Вольфом, но… Я настолько его любила, что не в силах была долго злиться на его эгоистичное поведение.

Да что там говорить, я и долго обижаться была не в состоянии. Если утром мы ругались, вечером я уже сама звонила ему. Первая всегда искала способы наладить отношения, так как не представляла себе жизни без него. Слишком активно вела себя, за что и поплатилась. Мужчины не любят таких, а также не любят, когда над всем, что они делают, существует тотальный контроль со стороны женщины.

Знала же я, что добром моя излишняя прилипчивость и принудительная опека над ним не кончится. Вот и допрыгалась.

Надоело ему первому.

Когда Вольф ушел насовсем, я с трудом нашла в себе силы, чтобы жить дальше, кое-как справилась с тоской, которая быстрыми темпами пожирала меня живьём.

Это было очень тяжелое время, которое шло крайне медленно. Я будто потеряла близкого человека, плакала по Вольфу месяцами напролет, словно он погиб в аварии, а не просто послал меня на все четыре стороны. Вот именно в таком угнетающем для себя контексте, после очередного нервного срыва и желания отыскать Вольфа, хоть из-под земли его достать, я узнала о том, что ношу ребенка. От него ребенка, только Вольф об этом не узнает. А если бы узнал, то не вернулся бы все равно.

И тогда я поняла, что хватит унижаться спьяну и искать повод связаться с ним через знакомых, поскольку номер телефона он сменил. Ничего это не даст.

Вот тогда-то я и поумнела. Ребенком ведь не удержишь мужчину, если ты ему вдруг стала не нужна. Если он не хочет, то его не заставишь это принять ни законом, ни жалостью, ни угрозами.

Ничем его не возьмёшь.

Мама моя так говорила, говорит и будет говорить. У нее в этом деле был собственный печальный опыт. Теперь и у меня такой же. Пошла я по ее незавидным стопам брошенной матери-одиночки. Я не хотела расстраивать маму, а потому держала втайне наши с Вольфом отношения с самого их зарождения, годами скрывала от мамы, что встречаюсь с байкером. Она бы этого не поняла и не приняла бы. Мама хотела для меня совершенно другого будущего. А не такого, какое я от скудного ума и излишнего доверия сама себе организовала. Когда Вольф бросил меня, а потом раскрылась история с беременностью, мне ничего не оставалось, как солгать маме, что отец ребенка погиб в аварии. Ни к чему выслушивать от мамы о том, какая я глупая и наивная. И сама знаю, что была такой.

Но сейчас я другой стала и больше не поведусь на плохих парней. И они на меня тоже. У меня ведь ребенок маленький, а перекидывать его на свою шею мало кто захочет. По крайней мере, за три года никто не изъявил желания, да и я особо не занималась поисками нового папы. Ибо не до того было, и так туго пришлось. С мамой мы товарищи, по несчастью. И грабли нам похожие попались, которыми мы понабивали себе шишек на лбах сполна. Росла я без отца, который как бы есть, жив-здоров и счастлив, а как бы его нет. Живет в другом городе, до сих пор один, не боится умереть в одиночестве. Ему нравится так жить. Его все устраивает. И Вольф, ранее бывший безукоризненным принцем на стальном коне, таким же гадом оказался, как мой биологический отец. И я хороша… Выбрала его из всех претендентов, а попадались ведь и вполне достойные парни, с приличным заработком, квартирами и перспективным карьерным ростом. А я же предпочла байкера по фамилии Стальной, у которого за душой ни черта на тот момент не было, и который кочует с одного мотеля в другой, из одного города в другой, и все обыденное, бытовое, ему чуждо так же, как и мне чуждо его увлечение мотоциклом. Да, покататься вечерок-другой можно, но, чтобы не слезать с него вообще, этого я не понимала и никогда не пойму.

А Вольф не понимал и, полагаю, до сих пор не понимает меня, мои земные требования и вполне бытовые проблемы. Куда ему до своего ребенка, когда байк и путешествия важнее в сотни раз? В столь плотный график колесить по сухопутным странам земного шара в поисках удовольствий и не вписать свидания папы и сына по субботам…Может, и неправильно с моей стороны было умолчать о сыне ещё тогда, когда он был всего лишь молекулой в моем животе. Возможно, я поступила безрассудно, не потребовав с Вольфа средств на содержание ребенка, но во мне на тот момент взыграла и бушевала капитальная обида, что меня, такую бедную, выбросили, потому что много требовала. Как Вольф выразился, когда позвонил в последний раз, я пытаюсь ограничивать его свободу, а он этого не терпит. Вот и все, конец нам. Точку он сам решительно поставил в наших отношениях, в любви, которая казалось мне вечной, и исчез. Испарился, как будто и не было его. Как узнала потом от нашего с ним общего знакомого, Вольф и вовсе смылся из города, чтобы я не дозоляла его звонками и визитами.

И это в очередной раз обидело меня.

Потому-то и посчитала, не стоит Вольфу знать, что у меня будет от него ребенок, когда он в следующий раз вернется в город. Если вообще вернется. Но наивная надежда в то сентиментальное и неправдоподобное, что Вольф сердцем чувствует, как я нуждаюсь в нем, умирать не хотела, сколько ее не убивай. Она меня мучала, эта надежда, нещадно терзала нервы и не давала соображать, как здравомыслящий человек. И, как оказалось, попусту, ни черта он не чувствовал, сколько не шли ему мысленно свои эмоциональные посылы. Между тем, шли месяцы, затем и годы. Долгие годы ожидания, что Вольф все-таки одумается и позвонит. Но нет. Не одумался он и не позвонил ни разу. А я, между тем, выносила и в срок родила сына, назвала его Кириллом.

По поводу его документов я не заморачивалась: прочерк в графе «отец» поставила, и дело с концом. Своего рода, исподтишка отомстила Вольфу этим поступком. И пусть он не знает, но все равно я это сделала.

На всякий случай.

И даже отчество планировала вписать левое. Правда потом все же изменила свое решение, дав сыну отчество на свое усмотрение. Мама настояла на том, хоть и не знала настоящего имени отца своего внука. Я ее обманула, назвав тогда совсем другое имя.

Тоже на всякий случай. Не знаю почему так сделала, какое-то предчувствие сработало.

С годами я отпустила нереально болезненную любовь к Вольфу. Пусть летит себе на все четыре стороны, сказала себе. Нет смысла любить того, кто никогда не вернется. Да и не заслуживает он моей любви. Сердца моего битого не достоин и не был достоин никогда. Я сама придумала Вольфа таким, каким хотела его видеть, и сама же разочаровалась в результате, потому что идеально состряпанная выдумка оказалась далека от немудрёного и безответственного оригинала. В тот момент, когда это случилось, и я осознала, что все равно не смогу забыть Вольфа, мое сердце вместе с остатками чувств затвердело и превратилось в камень. Я дала себе обещание, что никогда впредь не буду руководствоваться сердцем в выборе партнера по жизни. Всего лишь расчет будет мною руководить. И только расчет. Время утекало впустую, но все равно я мечтала об одном и очень жалела, что Вольф, такой упрямый и своенравный, но любимый и очень родной, совсем не создан для семейной жизни. Не только со мной, вообще не создан. Ни для кого. Но я не жалела, что он когда-то попался на моем жизненном пути. Да, Вольф был классным, пылким, веселым и жизнерадостным, с ним было не соскучиться, но этого слишком мало, чтобы посвящать ему все свои мысли. Вольф многое теряет с каждым годом своего неведения, ведь Кирилл оказался очень на него похож и ни капли – на меня. А Вольф до сих пор не в курсе о том, что у него растет сынишка.

Цветущая роза нашей с Вольфом любви – символическая тату на руке, которую я когда-то давно набила, чуть позже после нашего расставания "обросла" колючей проволокой. Я дополнила рисунок под стать собственной душе, которая стала к тому моменту колючей, словно шип. Настолько колючей и ядовитой, что никто и никогда не вторгнется туда.

Больше никогда…

А ведь я так мечтала распрощаться со своей девичьей фамилией Донцова и быть Стальной Розой. Классно бы звучало, но, увы, не срослось. И, как закон подлости, который точно знает, где нужно всплыть кое-чем нетонущим и непотопляемым, не выбросить Вольфа из судьбы своей, и рядом нам не быть уже никогда. Никогда не говори никогда, как говорят в народе… Но к сложившейся ситуации со мной и Вольфом это вряд ли относится. Для Вольфа все давно решено им же. Для него существует только один смысл слова "никогда". Наверняка, он и думать обо мне забыл уже.

А мне ничегошеньки более не оставалось, как, страдая от чувств, принять его решение как истину в последней инстанции и смириться. Что я и сделала.

Почти что сделала, но ещё не до конца.