Читать книгу Холодное сердце - Вильгельм Гауф, Валерия Гусман - Страница 1

Пересказ с немецкого Ю. Коринца

Художник Ю. Молоканов

© Коринец Ю. И., текст, пересказ, насл., 2022

© Молоканов Ю. А., ил., насл., 2022

© ООО «Издательство АСТ», 2022

Если вы когда-нибудь попадёте в Шва́бию, то не забудьте заглянуть в Шва́рцвальд, что в переводе означает «Чёрный лес». Населяющие эту местность шва́рцвальдцы сильно отличаются от жителей остальной Германии. Они высоки, широкоплечи, у них крепкие руки и ноги.

Всё это даёт им аромат высоких елей, который они вдыхают с детства. Дышат они свободнее, нежели жители окрестных долин, и видят зорче, и характер у них твёрже, хотя и суров.

Красивее всех одеваются жители ба́денского Шварцвальда. Чёрные куртки, спадающие узкими складками шаровары и остроконечные шляпы, обрамлённые широкими полями, придают их внешности нечто чужеземное и вместе с тем серьёзное и даже почтенное. Все они, как правило, занимаются выделкой стекла и часов.

Поодаль от них живут шварцвальдцы с другими обычаями и привычками.

Эти шварцвальдцы торгуют лесом. Они валят и обрубают деревья и сплавляют их далеко-далеко – в Голландию: там, возле моря, хорошо знают этих шварцвальдцев с их длинными плотами. По пути они останавливаются возле городов и важно поджидают покупателей на свои брёвна. Но самые длинные стволы сбывают они голландцам за тяжёлое золото – голландцы строят из них корабли.

Сплавщики носят куртки из тёмного полотна, зелёные, в ладонь шириной, помочи через грудь и штаны из чёрной кожи. Из кармана штанов всегда выглядывает латунная линейка – отличительный знак сплавщика.

Но более всего гордятся они своими огромными сапогами. Таких высоких сапог нет ни в одном уголке земли! Сапоги эти натягиваются выше колен, и сплавщики могут бродить в них по глубокой воде.

Таковы обитатели Шварцвальда.

Ещё недавно все они верили в лесных духов. И духи эти тоже одевались по-разному. Уверяли, например, что маленький стеклянный человечек, добрый лесной гном ростом в три человеческих ступни, не показывается иначе как в островерхой шляпе с широкими полями, кафтане, шароварах и красных чулках. Зато Голландец-Ми́хель, широкоплечий великан, ходит в одежде сплавщика. Говорят, что на его сапоги ушла не одна бычья шкура. «Они такие огромные, что обыкновенный человек влезет в них с головой!» – утверждают шварцвальдцы.

С этим Голландцем-Михелем и со стеклянным человечком связана одна очень странная история. О ней я и хочу вам рассказать.

Жила в Шварцвальде вдова – фрау Ба́рбара Мунк. Муж её был угольщиком, и, когда он умер, вдова стала приучать к этому ремеслу своего шестнадцатилетнего сына.

Как у всякого угольщика, у Петера хватало времени на размышления. И когда он сидел один у потрескивавшего костра, лесная тишина и огромные деревья настраивали его на грустные мысли.

Он словно видел отца сидящим возле дымного костра, где выжигались угли, видел отца чёрным, покрытым сажей, вызывающим у людей отвращение.

В сердце к нему закрадывалась непонятная тоска. Что-то удручало его, злило – он сам не мог понять что!

Наконец Петер понял: звание угольщика – вот что его так угнетало.

– Чёрный нелюдимый угольщик! Нищенская жизнь! – шептал он себе под нос. – Как уважают все стеклоделов, часовщиков, даже музыкантов в воскресный вечер!

Сплавщики леса тоже вызывали у Петера зависть. Увешанные серебряными побрякушками, в богатых одеждах, сидели они в трактире, протянув ноги, и наблюдали за танцующими. Они курили тонкие кёльнские трубки и роняли сквозь зубы заковыристые голландские словечки. Когда Петер на них смотрел, они казались ему самыми счастливыми людьми на земле!

Особенно поражали его трое, – Петер не знал, кому из них больше завидовать.

Один из них был толстяк с красным лицом. Он считался первым богачом в округе и был очень везучим. Звали его Толстый Езехиль. Два раза в год сплавлял он свой лес в Амстердам и каждый раз продавал его дороже всех.

Второй был самым длинным и худым человеком во всём Шварцвальде. Его прозвали Долговязый Шаркун.

В тесном трактире Долговязый занимал больше места, нежели четверо каких-нибудь толстяков. Потому что он всегда клал локти на стол. Или залезал с ногами на лавку. И никто ему никогда не перечил, потому что он был тоже баснословно богат.

Третий был красивый молодой человек. Он лучше всех танцевал, и поэтому его прозвали Королём Танцев.

«Если бы я был богатым, как Толстый Езехиль, или смелым и сильным, как Долговязый Шаркун, или таким известным, как Король Танцев!.. – думал Петер. – И где они только деньги берут?!»

Когда жив был отец Петера, к ним в гости часто приходили бедняки. Они подолгу беседовали с отцом о том, кто и как разбогател. В разговорах то и дело поминался Стеклянный человечек, живущий в лесу. Петер даже знал начало заклинания, на которое этот гном откликается.

Начиналось оно так:

Дальше, как Петер ни напрягал свою память, он ничего не мог вспомнить.

Один раз Петер навёл на разговор об этом свою мать, но и она помнила только то, что знал сам Петер. И ещё она сказала, что Стеклянный гном показывается только тем, кто родился в воскресенье, в полдень. Петеру гном наверное показался бы, потому что он родился в воскресенье, ровно в двенадцать часов дня.

Бедный Петер! Когда он об этом узнал, он страшно обрадовался и возгордился.

Знать начало заклинания, да ещё быть рождённым в воскресенье, – разве этого недостаточно, чтобы увидеть Стеклянного человечка?

И вот однажды, продав свои угли, надел он отцовскую куртку, новые красные чулки и воскресную шляпу, взял свою длинную палку и простился с матерью.

– Мне нужно в город, – солгал он.

На самом деле он отправился не в город, а к Большому Еловому Холму. Холм этот – самое высокое место в Шварцвальде. В те времена далеко вокруг не было ни одной деревни, ни одной хижины.

Петеру было жутко в этом лесу – здесь не слышно было человеческих шагов, даже птицы избегали этого места.

Угольщик Петер достиг вершины Елового Холма и стоял теперь под высокой, необъятной елью. За такую ель голландские корабельщики отвалили бы у себя дома не одну сотню гульденов.

«Где-то здесь, наверное, и живёт Хозяин лесных кладов», – подумал Петер.

Он снял шляпу, отвесил перед елью глубокий поклон, откашлялся и произнёс дрожащим голосом:

– Приятного вечера, господин гном!

Ответа не последовало. Вокруг была гробовая тишина.

«Надо прочесть заклинание», – подумал Петер и забормотал:

Тут Петер со страхом заметил мелькнувшую за стволом маленькую стеклянную фигурку. Ему показалось, что он узнал волшебного гнома: узнал чёрный кафтанчик, красные чулочки, шляпу – всё точь-в-точь как люди говорили, даже бледное умное личико гнома померещилось ему в темноте… Но – ах! – как скоро оно появилось, это странное стеклянное существо, так же скоро и исчезло.

– Господин гном! – крикнул, помешкав, Петер. – Будьте любезны, покажитесь! Господин Стеклянный гном! Если вы думаете, что я вас не видел, то вы глубоко ошибаетесь! Я видел, как вы выглядывали из-за дерева!

Но Петер опять не дождался ответа. Ему, правда, послышался хриплый смешок, но потом всё стихло.

– Погоди, малютка! – крикнул Петер, позабыв страх. – Попадёшься ты мне! – и ловко прыгнул в чащу за деревом…

Но не было там никакого гнома, только белочка прошмыгнула вверх по стволу ели.

Петер покачал головой. Гном почти у него в руках! Надо вспомнить конец заклинания, и гном появится. Но сейчас Петер напрасно смотрел во все стороны: ничего особенного он не заметил.

Белочка опять выглянула из-под нижних ветвей ели, то ли подбадривая Петера, то ли подсмеиваясь над ним. Это была очень странная белка! То Петеру казалось, что у неё человеческая голова в шляпе с широкими полями, то он видел, что это совсем другая белка, зато в красных чулочках и чёрных туфлях… Короче, это было забавное существо!

Быстрыми шагами пошёл Петер прочь. Темнота под елями всё сгущалась и сгущалась, и деревья выстраивались всё теснее, и ему стало так страшно, что он пустился бежать. Только услышав вдалеке собачий лай и заметив огонёк хижины между деревьев, он опять немного успокоился. Когда же он подошёл ближе и увидел людей, сидевших внутри, Петер понял, что побежал со страха совсем не в ту сторону: он попал в другую часть Шварцвальда – к сплавщикам.

Люди, которые жили в этой хижине, были дровосеками. В хижине сидели: старик, его сын и взрослые внуки, Петер попросил у них ночлега, и они его хорошо приняли, даже не спросив, как его зовут, угостили яблочным вином, а когда стемнело, зажарили на ужин глухаря – лучшее шварцвальдское блюдо.

Когда ужин окончился, хозяйка и её дочери уселись со своими прялками вокруг большой лампы, огонь в ней поддерживали мальчики.

Старик, сын и гость курили, поглядывая на женщин, а мальчики резали из дерева ложки и вилки.

Снаружи выла буря, свистел ветер, там и тут слышались порой громкие удары, – казалось, что ломались и падали с треском огромные деревья.

Бесстрашные мальчики хотели бежать в лес, взглянуть на это зрелище, но старик удержал их строгим взглядом и окриком.

– Никому не советую высовывать носа, – добавил он. – Кто сейчас выйдет из дому, назад не вернётся! Сегодня Голландец-Михель вырубает себе в лесу весло.

Мальчики с любопытством уставились на деда. Они, конечно, не раз уже слышали рассказы о Михеле, но сейчас опять попросили деда рассказать какую-нибудь историю. Петер тоже спросил:

– Кто же он есть, этот самый Михель?

– Он хозяин здешнего леса, – начал старик, – и если вы в ваши годы этого не знаете, то я заключаю, что вы не из наших мест. Я расскажу вам о Михеле всё, что знаю, вернее, так, как о том повествует предание…

Старик раскурил свою трубку и задумался.

– Сто лет тому назад или больше, – начал он, – жил в этих местах один богатый сплавщик, у которого много было работников. Он вёл свою торговлю по далёким путям, вниз по всему Рейну, и дело его шло хорошо. Один раз постучался в его дверь человек, каких он раньше не видывал. Парень был одет, как все сплавщики, но был на несколько голов выше, – трудно было поверить, что существуют подобные великаны!

Он пришёл наниматься на работу. Хозяин, видя, что это человек сильный, годный поднимать тяжести, сговорился с ним о цене, и они ударили по рукам. И действительно, таких работяг, как этот Михель – а это был он, – у хозяина ещё никогда не было. На валке деревьев он работал за четверых, а когда шестеро работников поднимали бревно с одного конца, он один поднимал с другого. Поработав, однако, с полгода, Михель опять пришёл к хозяину. «Я уже достаточно порубил здесь деревьев! – сказал он. – Хочу теперь посмотреть, куда мои стволы уплывают… Пустите-ка меня на плоты!»

«Пусть будет по-твоему», – ответил хозяин.

Сказано – сделано: плот, на котором Михель должен был отбыть по реке, состоял из восьми звеньев и связан был из самых больших брёвен. И что же вы думаете? Накануне вечером Михель притащил к воде ещё восемь стволов, таких длинных и толстых, каких никто никогда не видывал. Каждое дерево он нёс как пушинку! Все просто ахнули! Никто до сих пор не знает, где он их срубил. У хозяина сердце радовалось, когда он на это смотрел, ибо он тотчас подсчитал в уме, сколько эти брёвна будут стоить. Михель же сказал: «На этих брёвнах поплыву я. Потому что ваши прутики меня не выдержат». Хозяин хотел было подарить ему пару новых сапог, но Михель отшвырнул их в сторону и вытащил свои – такие огромные, каких ещё никто не видывал. Мой дедушка говорил, что они весили по сто фунтов каждый!

Плот отчалил. И если раньше удивлялись дровосеки, то теперь пришла очередь изумляться плотогонам. Все думали, что тяжёлый плот Михеля будет ползти еле-еле. Но как только вышли в большую реку, плот Михеля полетел как стрела! Так плотогоны быстро доплыли до города Кёльна на Рейне, где они обычно продавали свои плоты. И тут Михель сказал: «Хорошие же вы купцы! Вы думаете, что кёльнцам самим нужен весь ваш лес? Как бы не так! Они покупают у вас по дешёвке, чтобы продать втридорога в Голландию. Нам надо быть похитрее: сбудем здесь всю мелочь, а на больших брёвнах поплывём дальше. В Голландии мы продадим их намного дороже и лишние деньги положим в карман».

Так говорил коварный Михель, и всем эти слова понравились. Одним потому, что они хотели попасть в Голландию, другим – из-за денег.

И поплыли они дальше вниз по Рейну, и Михель правил плотом и быстро привёл их в Роттердам – главный город Голландии. Здесь им предложили за брёвна вчетверо больше, чем обычно, и особенно много денег отвалили за огромные деревья Михеля. Когда шварцвальдцы увидели столько золота, они от радости совсем растерялись. Делил добычу Михель: одну часть он отложил для хозяина, а три четверти поделил поровну среди всех сплавщиков. Так продолжалось несколько лет.

Когда все эти хитрости раскрылись, Михель куда-то исчез! Никто не мог его разыскать, хотя все знали, что он жив и здоров. Вот уже сто с лишним лет справляет он в лесу свою чёрную работу. Многие с его помощью страшно разбогатели… Но больше я вам ничего не скажу! А в такие вот ненастные ночи, как эта, бродит он по лесу и выбирает себе самые лучшие деревья. Толстенную ель он перешибает топором, как тростинку! Мой отец это сам видел. В полночь стаскивает он деревья к реке, строит из них плот и плывёт со своими людьми в Голландию.

Вот это и есть сказание о Голландце-Михеле. Всё это сущая правда. Правда и то, что всё зло в Шварцвальде идёт от него. О! – вздохнул старик. – Этот Михель может сделать вас богатым! Но я не хотел бы иметь с ним ничего общего. Ни за какие деньги не захотел бы я оказаться в шкуре Толстого Езехиля или Долговязого Шаркуна… Говорят, что Король Танцев тоже продался Михелю…

Старик замолчал. Буря тем временем улеглась, и девушки робко вышли.

Хозяин бросил Петеру на печь мешок сухих листьев вместо подушки и пожелал ему спокойной ночи.

Никогда не видал Петер таких тяжёлых снов, как в эту ночь. То ему снилось, что мрачный великан с грохотом растворяет окно и протягивает Петеру мешок золотых монет. То ему снился маленький Стеклянный гном верхом на зелёной бутылке. Опять слышался Петеру хриплый смешок, раздававшийся в лесу под деревом. То он слышал, как кто-то нашёптывает ему в левое ухо: «Золото, золото, в Голландии много золота!» То звенела в правом ухе песенка о Стеклянном гноме, и нежный голос шептал: «Глупый угольщик! Глупый Петер! Не можешь найти рифму к слову «корнями»! Ты же родился в воскресенье, ровно в двенадцать! Ищи рифму, глупый Петер, ищи рифму!»