Детский поезд
Описание книги
Неаполь, 1946 год. Семилетний Америго садится в поезд и покидает свой город вместе с тысячами других детей. Ребятишки уезжают без родных неизвестно куда, оставляя здесь хоть и нищенское, но привычное существование. Им страшно и они строят самые отчаянные и ужасные предположения. На самом деле дети с юга Италии пересекут весь полуостров и проведут зиму в приемных семьях на севере страны, в тепле, сытости и, как оказалось, в любви. Вдали от мамы и родных переулков Неаполя Америго видит совсем другую жизнь, и она сулит ему лучшую долю. Какой путь он выберет, разрываясь между любовью к матери и приемной семьей?
Программу временных семей придумали в Италии после Второй мировой войны, чтобы вывезти самых маленьких детей из беднейших областей в более благополучные районы. Были ли еще в истории подобные гуманистические проекты? Что перевешивает в такой идее: спасение детей от голода или травма от длительной разлуки с родными? Каково этим детям потом возвращаться в родной, по-прежнему нищий город?
«КомпасГид» продолжает издавать книги о судьбах детей на фоне малоизвестных страниц истории. Бестселлер итальянской писательницы Виолы Ардоне (р. 1974) встаёт в один ряд с «Сахарным ребёнком» и «Вальхен» Ольги Громовой, «Историей Икбала» Франческо Д’Адамо и повестями Марии Мартиросовой «Фотографии на память» и «Красные, жёлтые, синие».
Отрывок из книги
Мама впереди, я чуть сзади. Переулками Испанского квартала мама ходит быстро: на каждый её шаг – два моих. По дороге я разглядываю ботинки прохожих. Чистые, целые: по очку за левый и правый; дырявые: минус одно очко. Босиком: ноль очков. Но вёхонькие, блестящие лаком: звёздочка, призовая игра. Своих ботинок у меня никогда не было, я вечно за другими донашиваю. И вечно стираю ноги. Мама говорит, шаркаю много. Но разве я виноват? Это всё чужая обувь. Она принимает форму ног, которые носили её до меня, перенимает их привычки, выбирает другие дороги, другие игры. А когда попадает ко мне, сперва не может понять, как я хожу и куда направляюсь. Потом потихоньку привыкнет, но к тому времени нога уже вырастет, обувь станет мала и всё начнётся сначала.
Мама впереди, я чуть сзади. Не знаю, куда мы идём: она говорит, это для моего же блага. Значит, снова какой-то подвох, как со вшами. «Это для твоего же блага» – и вот я лысый, как дыня. Хорошо ещё, мой друг Томмазино теперь тоже лысый, как дыня, – для его же блага. Соседские ребята нас засмеяли: сказали, мы будто два покойника, ползущие с кладбища Фонтанелле. Поначалу Томмазино не был мне другом. Однажды я увидел, как он стащил яблоко у Луня – седого коренщика, торговавшего с телеги на рыночной площади, – и решил, что друзьями мы быть не можем. Моя мама Антониетта не раз говорила: пускай мы бедняки, но не воры. Начнёшь воровать – кончишь побродяжкой в канаве. Вот только Томмазино, заметив меня, спёр ещё одно яблоко. И поскольку сам я это яблоко не крал, а получил в подарок, то и съел его без зазрения совести – по правде сказать, в один присест проглотил. С того момента мы друзьями и стали. Яблоки-друзяблики.
.....
Мы не отвечаем: стесняемся.
– Эй, я с вами говорю! Языки проглотили? Или вам их отрезали?
.....