Отрывок из книги
Очерк основан на двух выступлениях, прошедших в октябре 1928 года на заседаниях Общества любителей искусства Ньюнхемского колледжа и литературного кружка колледжа Гертон1. Поскольку исходные тексты лекций были слишком объемны, их пришлось несколько изменить и дополнить.
Когда я начала рассматривать тему лекции с позиции объединенного подхода (он показался мне наиболее интересным), то обнаружила в нем существенный недостаток. Я не смогу прийти к какому-либо определенному заключению. Я не смогу исполнить первейший долг лектора, который видится мне в том, чтобы после часового выступления вручить каждому слушателю крупицу непреложной истины, дабы она веки вечные хранилась где-то в тетради, брошенной на каминной полке. Единственный вывод, к которому я пришла, касался частного вопроса: «Если женщина собралась стать писательницей, ей необходимы деньги и своя комната». При этом фундаментальные проблемы истинной сути женщины и истинной сути литературы остались бы нераскрытыми. Эти два вопроса – женщины и литература – так и останутся без конкретного вывода. Они, на мой взгляд, не имеют однозначного решения.
.....
Тот факт, что знаменитая библиотека была проклята женщиной, на данном заведении никак не сказался. Спокойная и величественная, надежно хранящая от посторонних глаз многочисленные сокровища, библиотека пребывает в глубоком и, как мне кажется, вечном сне. Вот пусть никогда и не просыпается! Не стану тревожить гулкое эхо в ее коридорах, ни за что не вернусь сюда, чтобы еще раз испытать на себе местное «радушие». Такой зарок дала я, спускаясь в ярости по ступеням.
До обеда оставался целый час. Чем бы заняться? Побродить по лугам? Пойти к берегу реки? Стояло чудесное осеннее утро; с деревьев, тихо шурша, падали багряные листья. Оба варианта казались одинаково привлекательными. Внезапно до моих ушей донеслась музыка: где-то неподалеку шла служба или празднование. Вскоре я приблизилась к часовне. Сквозь распахнутую дверь слышались торжественно-печальные звуки органа. Даже глубокая скорбь христианства в этом полном благостного умиротворения воздухе больше походила на светлую грусть; стоны древнего органа были проникнуты безмятежностью. Я не хотела заходить в часовню, даже если бы имела право. Шагни я внутрь сейчас, наверняка ко мне тут же подскочил бы церковный служитель, требуя предъявить свидетельство о крещении или рекомендательное письмо от декана. В большинстве случаев часовни столь же прекрасны снаружи, как и внутри. Я с любопытством наблюдала, как прихожане входили в часовню и выходили из нее, словно пчелы, роящиеся возле летка улья. На многих я заметила мантии и шапочки, у некоторых даже с кисточками. Кого-то привезли в инвалидных креслах, другие, хоть и не старые, но уже скрюченные в самые диковинные формы, передвигались с огромным трудом, точно крабы и раки, ползущие по песку. Прислонившись к стене часовни, я подумала, что университет похож на заповедник с редкими биологическими видами, которые в нынешнее время просто не выжили бы в борьбе за существование где-нибудь в центре Лондона.
.....
