Читать книгу Золото Ригаса - Виталий Денисов - Страница 1

На утреннем небе, над бескрайними просторами Черного моря всходило солнце. Дул «турок» – так в Крыму называют предвестника шторма. Теплые июньские волны бились о гладкий скальный выступ.

Руслан, юноша лет семнадцати, зачарованно смотрел на одинокое облако, плывущее с востока. Следом, словно отара овец за вожаком, тянулись темно-серые облака. Бронзовое от загара тело юноши, сидящего на коленях с бамбуковым удилищем в руках, сильно подалось вперед. Казалось, наклонись он еще немного, тут же свалится в воду.

Ветер усиливался. Руслан по-прежнему не сводил глаз с облака. Одиноким путником представлялось оно ему. Облако плыло к солнцу. Золотилось. Переливалось радужным светом. Неожиданно превратилось в блестящий шар с ободком посредине. Казалось, шар этот совсем рядом. Восхищение и изумление сменялись на лице юноши. Внизу шара вспыхнул свет: вначале красный, затем желтый и потом голубой. Сердце у Руслана учащенно забилось. Он увидел, как шар медленно погружается в море. Парень вскочил на ноги и стал поспешно сматывать удочку.

Покончив с этим занятием, Руслан хотел бежать, но спохватился: следовало забрать одежду и ведерко, в котором трепыхалось с десяток рыбешек.

Наспех надел футболку и шорты, подхватил ведерко и удочку, и отступил к скале, нависшей над ровной площадкой, на которой находился.

Покинуть площадку можно было, лишь пройдя по узкому каменистому карнизу, который серпантином извивался по отвесной скале и тянулся к берегу метров на сто пятьдесят.

Руслан стоял у его начала, держа в руках удочку и ведерко. Его взгляд был устремлен в ту сторону, где опустился шар. Юноша даже не заметил, как на небо наползли штормовые тучи. Он думал о шаре: «Привиделось – или, правда?» Внезапно в воде, в полусотне метров от него, показался яркий свет. Охватившее Руслана волнение было настолько сильным, что ведерко и удочка едва не выпали из его рук. Юноша повернул голову к спасительной тропе, потом опять к подводному свету. Свет приближался к утесу, который местные жители, так же как и эту небольшую бухту, окрестили именем легендарного средневекового пирата Драгид Раиса.

Когда гроза Черного и Средиземного морей объявился здесь – неведомо никому. Как гласит предание, в этой бухточке, на этой ровной каменистой площадке, под прикрытием утеса, он трапезничал со своей командой после удачного набега на прибрежные земли. Скрытость площадки от посторонних глаз и удаленность от населенных пунктов, большая глубина у подножия утеса, – видимо, все это пришлось по душе Драгид Раису.

Яркий подводный свет застыл в десятке метров от Руслана, почти под самой вершиной утеса. «Что это? – металось в голове юноши. – Гигантский светящийся скат?… Такой и в море затянуть может. А если подводная лодка и террористы… О них сейчас много говорят». Свет исчез, но тут же появился снова. Через минуту – погас опять. Руслан, охваченный страхом, распластался на камне. Затаил дыхание. Минуты превратились в вечность. Вместе со страхом появилось неодолимое желание подняться и бежать. Но знал: бежать ему некуда. Площадка и утес были западней: по узкой тропе не разгонишься. К этим нерадостным мыслям прибавилась еще одна – забота о больной бабушке. Сегодня утром следовало продать рыбу, чтобы купить бабушке сердечные лекарства «нитроглицерин» и «корвалол». Мысль о бабушке придала решимости. Руслан подполз к началу карниза. Передвигаться мешали ведерко и удочка. Ведро нельзя было оставлять – там рыба. Удочку тоже жалко – на новую не хватало денег. Поднялся на ноги, затравленно поглядывая на море, – свет пропал. Осторожно выглянул из-за скалы, чтобы посмотреть на берег, и чуть было не вскрикнул: из воды поспешно выходили двое в облегающих белых блестящих костюмах, какие бывают у аквалангистов. Незнакомцы держались за руки. Один был высокого роста, широкий в плечах, похоже, мужчина. Другой выглядел ниже и значительно щуплее с женскими формами тела.

Когда тот, который был ниже и щуплее, споткнулся о невидимый в воде камень, и чуть было не упал, широкоплечий подхватил напарника на руки и стал быстро бежать к берегу.

На песке, у самой кромки воды, не опуская ноши, он повернулся к морю. В тот же миг из воды показался третий, в точно таком же блестящем одеянии. Он вскинул руку в направлении стоящих лиц на берегу. Те упали. При этом широкоплечий накрыл своим телом меньшего товарища.

Осторожно, не опуская руки, двигался к ним третий. Он почти полностью вышел из воды, когда рука лежащего на берегу широкоплечего субъекта взметнулась вверх.

Третий согнулся, схватился руками за живот и боком упал в воду. Высокая волна накрыла его, выскочила на берег и разъединила тела, неподвижно лежавшие на песку.

Руслан, потрясенный увиденным, притаившись за скалой, долго приходил в себя. Вспомнились слова бабушки: «Не ходи никогда на пиратский выступ Драгид Раиса. Гиблое то место. Много с ним связано нехорошего. То белые сбрасывали с него в море красных, то красные расстреливали там белых. Отчаявшиеся люди сводили там счеты с жизнью. Заколдованное оно злыми силами». – Голос бабушки был тихим и ласковым. Он же недоверчиво улыбался.

«Смейся, смейся, – гладила бабушка по его голове теплой рукой. – Дай-то Бог, чтобы там с тобой ничего плохого не сталось».

Пока Руслан, охваченный воспоминаниями, стоял, прислонившись к скале, небо затянулось темными зловещими облаками. Стало совсем темно. Поднялся ветер. Море взбурлилось. Полил дождь.

«Так и на рынок не успею», – с опаской думал парень.

Когда взглянул на берег, но на песке уже никого не было. Только белые от пены гребни волн катились по нему. Надо как можно быстрее выбираться отсюда!

Ноги скользили по мокрому камню. Ветер вырывал ведерко. Руслан крепко держал его дужку в руке.

Для подстраховки еще раз взглянул на море, откуда ранее исходил непонятный свет: но там, только волны штормовые неслись к уступу Драгид Раиса.

Руслан решительно ухватился свободной рукой за знакомый выступ камня, прижался грудью к скале и, нащупывая ногой мокрый карниз, двинулся к спасительному берегу.

Каждый шаг давался с трудом. Вниз старался не смотреть. Знал, что там свирепые волны создавали жуткое зрелище: не дай бог сорваться.

За последние годы много раз он преодолевал этот путь, но в такую непогоду рисковать, никогда не доводилось. Всем естеством Руслан ощущал, что знакомый переход стал до крайности опасным: один неверный шаг или внезапный сильный порыв ветра – и он очутится в ревущих яростных волнах.

Передвигаясь по скользкому карнизу, Руслан ожидал встречи с двумя самыми опасными участками этой тропы: высокий, в его рост, гладкий камень и широкая расщелина, которую нужно будет перепрыгивать, несмотря на то, что сейчас они были скрыты пеленой холодного дождя. Стиснув зубы, он двигался вперед.

Ноги стали дрожать от напряжения и волнения, но отдыхать было некогда. Предстояло взобраться на огромный мокрый и от того скользкий валун.

Левой рукой нащупал вверху над собою знакомую трещину, засунул в нее пальцы левой руки. Правой рукой перекинул удочку и ведро на вершину камня. Стал подтягиваться, помогая большим пальцем правой ноги, упиравшимся в углубление скользкого гладкого камня.

– Еще немного, еще чуть-чуть! – подбадривал себя, взбираясь на вершину огромного круглого голыша.

Уже лежа на камне, вспомнил отца и мать.

Отец, высокий и сильный, держит на руках счастливую, смеющуюся мать. Он, четырехлетний, подбегает к ним и пытается по ноге отца вскарабкаться к нему. Но ручонки слабы и не держат, и он раз за разом срывается со штанины.

Отец подхватывает его. Отец и мама целуют его. Он тыкается губами в их радостные лица.

Вспомнились страшный взрыв на шахте, похороны отца, приезд бабушки из Харькова. Потом мать, врач по профессии, была направлена в Чернобыль, несмотря на то, что у нее был малолетний сын полусирота.

И опять похороны, но уже матери. Так и остались они с бабушкой вдвоем.

После смерти сына и невестки бабушка стала жаловаться на сердце.

Последние пять лет жили на ее небольшую пенсию и отцовскую. За мать пенсию не дали. Как говорила бабушка: «В сумке не хватило какого-то документа, что бы подать его чиновнику».

На душе было горько. Стало жалко отца и мать, больную бабушку и себя. К горлу подступил ком. Не сдерживаясь, заплакал.

Рыдал долго и безутешно на холодном мокром камне. Дождь и ветер хлестали спину, лицо, руки и ноги. Сознание бессилия и одиночества охватило его. Немного успокоившись, стал осторожно сползать с камня. До боли в пальцах держался за выступ над многометровой пропастью. Налетевший порыв ветра оторвал его тело от скалы, и он завис над беснующейся бездной моря. Ветер неистово раскачивал тело, не позволяя упереться ногами в карниз. Следовало разжать руку с ведерком и удочкой и вцепиться ею хоть во что-то. Но жалко удочку и ведерко, которое так просил у бабушки. Пальцы немели. Появилось желание обрести покой в волнах. «Неужели и горняки при завалах, находясь глубоко под землей, так просто сдаются?» – подумал Руслан. И, прилагая неимоверные усилия, все же дотянулся ногой до карниза. Стоя на нем и крепко держась за камень, выругал себя за минутную слабость. С кем бы тогда осталась бабушка? Прижав ведро к животу, чтобы не выскочила рыба, вылил из него воду.

С удвоенной осторожностью двинулся дальше. Длинное удилище мешало идти. Ведро ударялось о камни. Вновь появились мысли о виденных им незнакомцах. Если заявятся другие, то ему не поздоровится. Хотя из моря им сейчас никак не выйти. Волны разобьют их о скалу. На душе стало спокойнее.

Медленно скользил ногами по карнизу. Где-то здесь должна быть коварная расщелина. Только успел об этом подумать, как левая рука с обломком камня отделилась от скалы, а правая нога провалилась в расщелину. Уже падая, повернулся лицом к расщелине, вытянул вперед удочку с ведерком… Внизу, в бурлящей воде мелькнула тень смерти. Скорее с недоумением, чем со страхом обнаружил, что крепкое удилище легло по краям расщелины, и он лежит на нем. Уцелевшее ведерко болталось под ним. Подняться было несложно: прямо перед глазами был выступ. Он облегченно вздохнул.

Когда приближался к концу карниза, дождь начал утихать. На берегу никого не было. Ступив на песок, Руслан почувствовал страшную слабость и упал. В сторону откатилось ведерко. Из него выливались остатки воды вместе с рыбой. Удилище отгородило рыбу от моря.

* * *

Мокрый, со слипшимися на лбу волосами, стоял он у прилавка в крытом павильоне городского рынка. Рядом в опрятном белом фартуке продавала шпроты и майонез полная женщина с аккуратно уложенными волосами пшеничного цвета.

– Попал под дождь? – участливо спросила она.

Руслан, молча, кивнул.

– И почем рыбу свою будешь продавать? – улыбнулась она.

Руслан, не зная установившихся с утра цен, пожал плечами.

Женщина, увидев кого-то в толпе покупателей и продавцов, неприязненно произнесла:

– Ну, вот и дождались крохоборов. Еще не успели ничего продать, а за место уже плати. Деньги-то у тебя есть?

– Нет, – признался он.

– Дашь ей рыбу, – советовала женщина.

– Платите местовое, местовое! – писклявым голосом произносила невысокая худая женщина. На ней был грязный халат. В одной руке она держала квитанции, в другой – сумку, в которой виднелись куски мяса, сала, цыпленок и фрукты.

Светловолосая женщина протянула ей банку шпрот, которая тут же исчезла в объемной сумке сборщицы оплаты за места.

Сборщица местового остановилась напротив Руслана. Маленькими желтоватыми глазками, как у лесной рыси она, не мигая, смотрела на мокрого юношу.

– Деньги! – коротко, словно рэкетир, потребовала она.

Руслан, несмотря на то что ожидал этих слов, смутился, не зная, как предложить рыбу.

– Он только пришел, – пояснила стоявшая рядом женщины. – Видите, еще не обсох. Возьмите рыбу.

– На кой она мне! – воспротивилась сборщица. – Выметайся!

– Пусть поторгует, – просила светловолосая женщина. – После отдаст.

– Я что, дура, ждать! Он, может, и за день не продаст этих заморышей. Лицо сборщицы местового выражало высокомерие.

Женщина с пшеничными волосами протянула сборщице банку майонеза.

Когда сборщица удалилась, женщина не выдержала и произнесла в сердцах:

– Мочи нет от хапуг! Довели страну до ручки. Раньше хоть в райком можно было пожаловаться, а теперь… чем выше сидит начальник, тем больше хапает и ничего для людей не делает.

Она повернула голову в сторону Руслана:

– Скажи, сынок, неужели была необходимость – такому мокрому идти на рынок?

Руслан опустил голову. Он не мог рассказать всего, в том числе и о том, что пережил за это утро.

– Родители есть? – участливо спросила женщина.

– Нет, – краснея, не зная сам почему, ответил он.

– С кем же тогда живешь? – с сочувствием в голосе интересовалась женщина с пшеничными волосами.

– С бабушкой, – сказал и почувствовал, как горький ком подступил к горлу.

– Понятно, – тяжело вздохнула женщина. – У меня двое как ты, а еще двое стариков на руках, которым уже пятый месяц пенсию не платят. Мужа сократили: теперь сидит на моей шее. Завод наш давно не работает, потому сама челноком вкалываю: покупаю и продаю, что придется. – Она показала на свой нехитрый товар. – Тем и живем впятером. Многим сейчас нелегко. Но особенно трудно, – она вытерла кончиком чистого фартука глаза, – сиротам и престарелым. Моя бы воля, – сжала кулак, – я бы их… всех перестройщиков… сделавших нас и государство нищими… – Она со слезами на глазах закусила губу и в расстроенных чувствах резко махнула рукой, будто саблей.

К одиннадцати часам дня у Руслана осталось всего четыре рыбки. Босые ноги от бетонного пола задубели. По телу стала пробегать дрожь.

Это не укрылось от доброй женщины.

– Пора домой, сынок, застудишься. – Она посмотрела на его покрасневшие ноги.

Руслан и сам это чувствовал. Но понимал, что если сейчас вернет женщине деньги за майонез и не продаст рыбу, то ему не хватит на лекарства.

– За долг не беспокойся, – угадывая его мысли, молвила женщина. – Вырастешь, пойдешь работать, как-нибудь вернешь.

– Тогда возьмите рыбу, – несмело предложил Руслан.

Женщина заулыбалась, обнажая ровные белые зубы. Собрала с бетонного под мрамор стола рыбу и положила в ведерко.

– Неси бабушке, сынок. – Ее глаза наполнились влагой. – Иди, родной, – она подтолкнула его к выходу.

Рыночную площадь заливал солнечный свет. Асфальт был теплый. Лоточники с «кравчучками» огибали лужи.

– Ты смотри, кто идет! – раздался насмешливый голос.

Руслан повернул голову. У одной из луж стояли двое знакомых ему по школе ребят, с которыми он давно конфликтовал. Один из них – Гена Глотайло по кличке «Конь». Он был из параллельного класса. Как и Руслан, «Конь» неделю назад окончил школу. У него были совершенно белые, как у альбиноса, волосы, узкое вытянутое лицо, длинный нос и тонкие губы. Он был сыном начальника городской милиции, чем несказанно гордился и в школе вел себя развязно как со сверстниками, таки с учителями.

Однажды на виду у всей школы «Конь» издевался над голубенком, который почему-то не мог взлететь. Он целился камнем, стараясь попасть в порхающего по земле голубенка.

Руслан кинулся на Коня. Завязалась драка. На стороне Коня выступил и его одноклассник Евгений Накопляев по прозвищу «Жаба». Их тогда разняла учительница.

Неприязнь со стороны Коня усилилась еще больше после того, как он увидел Руслана с Леной, девушкой, которая, нравилась и ему.

Но Лена на его ухаживания никак не реагировала, предпочитая общаться с Русланом.

Конь не раз из-за этого угрожал Руслану, но он не боялся, ни его, ни «Жабу», и был готов отстоять свою независимость. Но Конь, хотя и хорохорился, остерегался выходить против него один на один.

Сейчас же, после дозы кокаиновой «дури» его тонкая нижняя губа перекрывала верхнюю, выражая самоуверенность и безусловное превосходство. На нем был новенький адидасовский костюм и кроссовки той же заграничной фирмы.

Рядом стоял его приятель и одноклассник Евгений Накопляев. Это был крупнолицый, прыщавый, толстогубый и пучеглазый Жаба, одетый в яркую футболку, малиновые шорты и белые кроссовки. Он хихикал, предвкушая спектакль. Евгений под стать Геннадию был трусливым и подлым. Все норовил делать исподтишка, и всегда чужими руками.

Неожиданная встреча с плохими парнями ничего хорошего Руслану не предвещала. К тому же нужно было срочно бежать в аптеку за лекарством.

Руслан попытался, молча обойти дружков, определив лихорадочно блестевшие глаза Коня и Жабы: «Обкурились травкой», – определил он.

– Ну как твой тухлый бизнес? – небрежно бросил Конь и заступил дорогу. – К Леночке, небось, спешишь, босота. Я тебя предупреждал: отстань от нее, голодрыга несчастный!

С Леною Холодовой Руслан познакомился прошлым летом в спортивно-оздоровительном лагере «Молодая гвардия». Она училась в специализированной музыкальной школе и была на год моложе. Руслан бывал у нее дома и не раз видел настороженно и неодобрительные взгляды родители Лены в свою сторону.

Отец Лены Эдуард Дмитриевич, был начальником городской торговли. Мать, Ирина Петровна, заведовала налоговой инспекцией. На их более чем сдержанное отношение Лена просила его не реагировать. «Они у меня, как барчуки, – говорила она. – Придерживаются только своего круга. Кто ниже – не имеют для них значения».

Сейчас, стоя перед Глотайло, Руслан смело смотрел в его близко посаженные бегающие глазки и, сдерживаясь, как можно спокойнее произнес:

– Я тебе что-то должен?

– Гена, оставь этого бессребреника, – съязвил Евгений. – Видишь, у него даже на ногах ничего нет, – он прыснул смешком. – Но к девкам – ходит.

– Я ведь предупреждал тебя оставить Ленку в покое! – угрожающе сопел Геннадий, надвигаясь на Руслана.

Руслан, сознавал численное превосходство противника, но решил не отступать.

– Ступай своей дорогой, а я пойду своей, – смело заявил он Геннадию.

Глотайло деланно рассмеялся.

– Этот урод учить нас будет, Жека!

Он ударил ногой по ведру, выбивая его из руки Руслана. Ведерко упало в лужу, поднимая брызги, рыба разлетелась в разные стороны.

– Ты ничто! – оскалился Глотайло, довольный содеянным.

Обида и горечь охватили Руслана. Он слышал писклявый смешок Евгения Накопляева. Появилось желание двинуть кулаком в смеющуюся рожу Коня, но удержался – надо было спешить в аптеку. Повернулся было в сторону ведра как неожиданный, и сильный удар сзади толкнул его в лужу.

Евгений смеялся, схватившись за живот, Сдерживаться дальше у Руслана не было сил. Он с разворота ударил бамбуковым удилищем по тому месту, где стоял Геннадий. Громкий шлепок бамбука и вскрик Геннадия были доказательством того, что не промахнулся.

Согнувшись от страха и боль, схватившись за руку, Геннадий завизжал и волчком закрутился на месте.

Евгений испуганно моргал, глядя на приближавшегося к нему Руслана, затем сорвался с места и трусливо побежал по асфальтированной рыночной площади, залитой местами дождевой водой, поднимая брызги.

Остановился метрах в двадцати от Руслана и Геннадия.

Обида отступила. Руслану стало жалко Коня, но раздумывать, а тем более сочувствовать – времени не было. Подхватил ведерко и стал подбирать рыбу.

Не успел выпрямиться, как услышал скрипучий строгий голос:

– Что происходит?

Не расправляясь, поднял голову. Рядом с Конем стоял высокий, худой и не любимый всей пацанвой города сержант милиции Кузьмич. Под его длинным хрящеватым носом с большой бородавкой топорщились редкие рыжие усы.

– Я спрашиваю, что происходит? – грозным голосом спросил он, при этом его усы зашевелились.

«Как у таракана», – невольно подумалось Руслану.

Сержант взял Коня за руку. Тот попытался вырваться, но страж порядка крепко удерживал его.

– Я ничего… это он дерется! – захныкал Конь. По его прыщавому лицу потекли слезы.

– Подойди! – милиционер пальцем подозвал Руслана. – Что произошло?

Руслан отметил, что тараканьи усы сержанта опять зашевелились.

Руслан не знал с чего начать.

Сержант воспринял его молчание как нежелание отвечать.

– Фамилия, имя, номер школы? – требовательно произнес сержант.

Отвечать не хотелось, но Руслан чувствовал, что своим молчанием может озлить сержанта, который, как он знал, многих из городских ребят за пустяки отправил в колонию.

– Миров Руслан, – тихо сказал он. – Неделю назад закончил одиннадцать классов седьмой школы.

Сержант, раздумывая и вытянув вперед губы, смотрел на голые ноги Руслана.

Руслан, предчувствуя недоброе, сглотнул слюну и, надеясь, что сержант отпустит, просительно произнес: – Я не виноват.

– Как не виноват! – брызгая слюной, закричал Конь. – Вон и Жаба подтвердит, как ты ударил меня удилищем.

Жаба все еще стоял в стороне.

– Кто начал первый? – спросил у него Кузьмич.

Глаза Накопляева еще больше выпучились, а зрачки заметались из стороны в сторону. Весь вид его, жалкий и испуганный. Он поднял руку и показал на Руслана.

– Мы шли, никого не трогали. Он первый зацепил нас, ударил Коня.

– Какого коня? – не понял Кузьмич.

– Вон того, – Накопляев показал на Глотайло.

– А жаба кто? – уточнил сержант.

– Я, – без запинки отвечал Накопляев.

– Тебя как по-людски зовут? – обратился сержант к Глотайло.

– Мой отец начальник милиции! – выпалил в тот. – А его, – он показал на Накопляева, – заместитель председателя горсовета, и мы…

– Постой-постой, – остановил его Кузьмич, – какой это такой начальник милиции?

– Твой начальник! – с вызовом выпалил Глотайло и добавил: – Мой отец – полковник милиции Глотайло. – В его голосе слышалось торжество.

Желтоватые, словно кошачьи глаза Кузьмича хитровато сузились. Он стал осматривать каждого из троих, останавливая предвзятый взгляд на Руслане.

– Кто твои родители?

– Сирота он! – с какой-то радостной поспешностью выпалил Евгений Накопляев. – С больной бабкой кукует, рыбку ей носит, – он злорадно рассмеялся.

Руслан рванулся было к обидчику, но сержант резко одернул его.

– Значит, говорите, он первым начал избиение? – По поведению Кузьмича было видно, что он явно склонялся на сторону влиятельных отпрысков.

– Конечно! – в один голос воскликнули Геннадий и Евгений.

– Тогда все ясно. – Кузьмич задвигал усами, словно принюхиваясь к правонарушителю, и крепко сжал его руку. – В отделении разберемся.

– Вы меня извините, пожалуйста, – стал проситься Руслан. – У меня бабушка очень больная. Ей срочно нужно лекарство купить. Я приду в милицию, когда скажете, – в юноше таилась надежда на человеческие чувства грозного Кузьмича.

– Да нет, парень, – Кузьмич сделался еще серьезнее. – У нас как – попался, отвечай по всей строгости закона.

«Вот и купил лекарство», – с огорчением подумал Руслан.

– Мы еще встретимся, босоногий! – услышал он вслед торжествующий голос Коня. – Мало тогда не покажется!

* * *

В дежурной части отделения милиции, куда Кузьмич с силой втолкнул Руслана, находилось несколько милиционеров. Они стояли кругом и о чем-то беседовали. Руслан услышал, как кто-то из них произнес: «Таракан – та еще сволочь. Ему бы только выслужиться перед Глотайло. Стал его личной ищейкой».

У стола с тремя телефонными аппаратами, стоял молодой черноволосый, майор среднего роста, милицейская форма ладно сидела на нем. Взглянув на Руслана, влетевшего в дежурное отделение, майор неприязненно посмотрел на Кузьмича.

– А полегче нельзя, сержант?

Из милиционеров, стоявших посредине комнаты, кто сел за свой стол, а кто вышел из дежурного помещения.

Сержант Кузьмич уселся за один из свободных столов, снял фуражку. Провел ладонью по вспотевшему морщинистому лбу.

– Ну и духота, – ни к кому конкретно не обращаясь, произнес он.

Руслан стоял перед его столом с ведерком и удочкой в руках. На сердце был горький осадок: он впервые попал в милицию, к тому же ни за что ни про что. Ему сержант не поверил, рассудив, что правы те, у кого родители занимают высокие посты.

Кузьмич, гордо восседал за столом, скептически рассматривая Руслана.

Чернявый майор, отодвинув бумаги на край стола, повернулся к ним.

– Что, Кузьмич, еще одного рецидивиста доставил? – В его карих глазах заискрились смешинки. – Того и гляди из сержанта в прапорщики возведут за беспримерное усердие. Вон сколько за год малолеток успел оформить. А где же профилактическая и воспитательная работа с несовершеннолетними? За ними ведь будущее страны.

Сержант кашлянул, потом шмыгнул длинным носом, на котором почему-то стала буреть бородавка.

– Вы, товарищ майор, ошиблись, – как можно серьезнее произнес он. – Я сегодня не вора привел, а злостного хулигана, – он довольно потер руки.

– Рыбу или удочку украл? – усмехнулся майор и дружески подмигнул Руслану.

Милиционеры, сидящие за столами, со скрытыми улыбками слушали разговор. Было, похоже, что перед этим они о сержанте Кузьмиче вели речь, называя его «тараканом» и личной ищейкой начальника милиции.

– Ни то ни другое, товарищ майор, – не чувствуя подвоха в осуждающих словах офицера, произнес сержант. Поковырявшись в носу, он вырвал из ноздри волосинку и, держа ее перед глазами как предмет, заслуживающий пристального внимания, повернулся к окну и на свету стал изучать ее. Видимо, удовлетворив свое любопытство, глубокомысленно изрек:

– Сколько себя помню, столько и рву волос в носу, а он, гадость такая, растет и растет. Ох, и живучий. Наверное, корни все же остаются.

– А ты, Кузьмич, отрежь их вместе с носом. Они расти не будут, нос меньше станет и совать его, куда не следует, не будешь, – советовал майор. Его привлекательное лицо с четко очерченными губами и темными бровями вызывало доверие и симпатию. – Тебе при этом, – продолжал майор, – забот поубавится, усам под носом больше места будет, заодно и от бородавки избавишься. Да и вообще, Кузьмич, я бы на твоем месте все лицо одними усами зарастил. Смотри, какие они у тебя шикарные и подвижные.

Кузьмич, повернув голову, внимательно слушал майора, не понимая, шутит тот или говорит серьезно, при этом усы его шевелились, точно живые.

Комната взорвалась громким смехом.

Молоденький младший лейтенант, скрывая улыбку, обхватив голову руками, склонился над столом.

Старшина, хохоча, держался за живот.

Пожилой старший лейтенант, навалившись грудью на стол, смеялся до слез.

Грузноватый капитан, смеясь, ходил по комнате размахивал руками.

Руслану тоже хотелось смеяться, но он не забывал своего незавидного положения. Но, как не держался, глядя на смеющихся милиционеров, не выдержал и тоже заулыбался.

Смех в дежурке не успел стихнуть, как сержант Кузьмич, будто на пружинах, вскочил на ноги, вытянулся и сложил руки по швам, при этом подал голову вперед и «поедом ел» кого-то взглядом.

В дежурной части стало тихо, как в мертвецкой.

– Застоялись, жеребцы! – раздался за спиной у Руслана властный голос.

В дверях стоял коренастый мужчина в милицейской форме и с большим животом. Заложив руки за спину, он, не спеша, по-хозяйски прошелся по комнате.

– Делать нечего? Ржете, понимаешь, на все отделение! Майор Семочкин, ты же дежурный по отделению, почему порядок не наведешь? – обратился он к улыбающемуся симпатичному майору.

– Да тут такое дело, товарищ полковник, – поспешно, дрожащим голосом произнес Кузьмич, от волнения бородавка на его носу запрыгала, – сынка вашего обижали…

– Кто?! – не произнес, а рявкнул полковник и с неприязнью обвел взглядом присутствующих. Маленький покатый лоб полковника и срезанный подбородок делали его похожим на свирепого зубра.

– Да вот… задержал нарушителя, – сержант Кузьмич показал на Руслана. – Думаю протокол задержания оформить.

– Что-то серьезное? – строго уточнил полковник.

– Никак нет, – стушевался Кузьмич, – серьезного не допустим. Удочкой ударил сынка вашего на городском рынке.

– А ты, ядрена мать, не мог его там же отдубасить?! – повысил голос полковник и с презрением посмотрел на босые ноги Руслана, затем через большой живот попытался взглянуть на свои коричневые туфли, создающие скрипящий звук при ходьбе. Лохматые брови полковника спадали ему на глаза.

Руслан уловил запах алкоголя, исходивший от начальника. Ему стало совсем неуютно.

Полковник остановился перед ним и стал покачивать с каблуков на носки, его коричневые туфли жалобно скрипели под ним.

В дежурной настороженно ожидали развязки.

Резко – Руслан даже вздрогнул – зазвонил телефон. Майор Семочкин поднял трубку. Долго и молча, слушал. На его лице появилось презрительное выражение. Он коротко бросил в трубку:

– Понял, передам, – и повернулся к полковнику.

– Валерий Павлович, ваш сын на краже попался на рынке. При обыске у него обнаружен наркотик. Сам он обкуренный или принял дозу.

– Кто звонил? – прорычал полковник и пригнулся, словно ожидая удара.

– Директор рынка. Ваш сын у него в кабинете лежит на диване. Директор спрашивает куда его?

Полковник в большом неудовольствии окинул взглядом помещение, определяя, кто слышал нелицеприятное для него известие, и, взглянув на Кузьмича, показал головою на дверь.

– Дуй на рынок и отвези сына домой.

– Есть! – осчастливленный доверием полковника, клацнул каблуками Кузьмич, пулей вылетая из дежурной части.

– Ну а ты, щенок, – полковник больно ткнул пальцем Руслана в живот, – еще раз попадешься на глаза – отправлю в колонию. Заруби это на своем облупившемся носу. Кстати, как твоя фамилия?

– Миров, – произнес обескураженный Руслан.

– В какой школе учишься?

– В седьмой.

– Сообщите в школу, чтобы поставили этого урода на учет как злостного нарушителя общественного порядка, – обратился он к грузному капитану. – Пусть сделают у себя соответствующую пометку. Я уверен, что этот щенок нам еще не раз попадется. Тогда мы и спросим с него по всей строгости закона.

Недовольный полковник развернулся и пошел к выходу, косолапо ставя в стороны свои короткие ноги. Широкая, заплывшая жиром спина была плотно обтянута кителем.

«Как гоголевский Собакевич», – неприязненно мелькнуло в голове Руслана.

Полковник вышел, а Руслан остался стоять на месте, не зная, что делать.

Майор Семочкин озорно подмигнул парню и улыбнулся.

– Иди, рыбачек, домой. Считай, что легко отделался, могло быть и хуже. А удилище, смотрю, у тебя знатное. Не переломилось о спину того наркомана. – Его красивое и доброе лицо расплылись в улыбке. – Держись, брат. В жизни всякое бывает, но за себя всегда умей постоять.

От отделения милиции до аптеки, а затем и до своего дома Руслан бежал, зажав в руке лекарство, нигде не останавливаясь.

Пулей взлетел по лестнице на третий этаж девятиэтажного дома. Дверь в квартиру оказалась не запертой. Толкнул ее и с порога радостно закричал:

– Бабуля! Я лекарства принес!

– Слышу, слышу, – послышался слабый голос. – Я тебя еще на улице из окна увидела, постреленок ты этакий. Все глаза с утра проглядела. Иди на кухню, поешь. Мне что-то с утра нездоровится.

Руслан поставил в уголок прихожей ведро и удочку и поспешил к бабушке. Побледневшая, в халате, чего никогда не было, она лежала на прибранной кровати. Ее глаза были прикрыты. На маленьком носике и верхней губе выступили капельки пота. Русые с проседью волосы разметались по подушке. Пожелтевшей рукой, на которой отчетливо виднелись прожилки, она держалась за сердце.

– Опять был в бухте Драгид Раиса? – спросила она и вздохнула. – Я прошу тебя, внучек, не ходи туда. Далеко опасное то место от города. Чувствует мое сердце, что, может, не кончится это добром для тебя.

Руслан положил лекарства на тумбочку.

– Прими, бабушка, лекарство, а я водички подам. Я и рыбки принес, сейчас поджарю. Тетя одна добрая попалась, спасибо ей. Как начну работать, сразу долг ей отдам.

– Там есть что покушать, – слабым голосом произнесла бабушка. – Немного полежу и покормлю тебя, соколик ты мой ненаглядный. Что так долго задержался? Небось, случилось что?

– Лежи, бабушка, не вставай, я сам все сделаю, – поспешил успокоить ее Руслан. Подумал: «Врать бабушке не могу, а правду расскажу – еще больше расстроится».

– Холодильник поломался, – сообщила бабушка. – Пенсию пятый месяц не несут, не за что и отремонтировать его. Оставь одну рыбку, а остальные отнеси Алеше и Лене. Лена хоть и из богатой семьи, но и они наверняка свеженькой рыбки отведать не откажутся. Наведывались сегодня Алеша с Леной, но так и не дождались тебя.

Алексей Жилавин был другом и одноклассником Руслана. Родители Руслана и Алеши дружили семьями. Сегодня они втроем собирались пойти в Морской клуб, где Руслан третий год занимался в секции юных капитанов, чтобы покататься на катере. Алеша Жилавин жил рядом, в соседнем доме, Лена Холодова – чуть дальше.

– Хорошая она девушка, вежливая, – с усилием превозмогая боль, говорила бабушка. – Называет меня бабушка Мария.

Принимая стакан с водой, бабушка Мария попыталась подняться, но, видно, силы оставили ее. Не желая расстраивать внука своей слабостью, поставила дрожащей рукой стакан на грудь и сказала:

– Сходи-ка ты к Алеше и Лене. Видать, ты им нужен был. Только переоденься, причешись. Вишь, какой лохматый, да и шорты порваны.

Руслан посмотрел на шорты: возле кармана зияла дыра. Подумал: «Видимо, порвал о камни».

Решил, что встретится сначала с Леною, а потом вместе пойдут к Алеше.

Лена жила в двухэтажном особняке по улице Героев Октября. От улицы дом был отгорожен высоким забором из белого кирпича. Рядом с зеленой калиткой была кнопка электрического звонка. Перехватив в другую руку сверток с рыбою, не без волнения позвонил.

В глубине двора залаяла собака.

Руслан видел в щелку между стеной и калиткой, как дверь дома отворилась и на крыльцо вышел сам Эдуард Дмитриевич. Это был в меру полный, среднего роста мужчина с холеным лицом. Его волосы были гладко зачесаны назад и схвачены сеточкой. Руки он держал в карманах полосатой пижамы. Мужчина не спеша ступил с крыльца.

За его спиной Руслан увидел Лену. В коротком белом платьице она была похожа на Мальвину. Отец повернулся к ней и что-то резко сказал. Лена остановилась.

Эдуард Дмитриевич направился было к калитке, но догнала его и схватила за руку. Эдуард Дмитриевич вырвал руку и с потемневшим от гнева лицом решительно двинулся к калитке.

– Папа! Не смей! – крикнула Лена.

Эдуард Дмитриевич открыл калитку. Его брови были насуплены, губы плотно сжаты. Он ступил вперед, преграждая проход в калитку и закрывая собою Лену, посмотрел по сторонам, словно опасаясь, не наблюдает ли кто за ним, потом взглянул на Руслана и его сверток с рыбой и с недовольством произнес:

– О Лене забудь. Не пара ты ей. Мало чего девчонке в голову взбредет! На то мы и родители, чтобы детей на путь истинный наставлять. Понял? – Эдуард Дмитриевич повернулся и раздраженно хлопнул калиткой.

Неловкость и стыд охватили Руслана. «Не пара ты ей!» – звенел в ушах презрительный голос. Стал понятным крик Лены. Она не хотела, чтобы отец говорил ему эти слова. Лена очень нравилась ему, и это он со всей отчетливостью осознал сейчас. Они тянулись друг к другу, обменивались впечатлениями по поводу прочитанных книг, разговаривали, наполнялись новым, непонятным чудесным чувством, которое окрыляло, волновало и влекло их друг к другу. Рядом с Леной он чувствовал себя сильным и уверенным. На выпускном вечере, куда он пригласил ее, она спросила его: «Любишь меня?». В ответ он впервые поцеловал ее. После они долго целовались, пьянея от чувств и поцелуев. «Мы будем всегда вместе?», – заглядывала она ему в глаза. Он прижимал ее к себе, испытывая блаженство и счастье.

Сегодня в один миг все оборвалось. Понурив голову, Руслан брел домой. Невеселые мысли охватили его, и более всего удручало то, что он никогда уже не сможет навещать Лену. «Сколько же сегодня случилось, – обреченно думал он, – и все не в мою пользу». Так хотелось рассказать Лене о том, что видел в бухте Драгид Раиса, но все получилось не так, как предполагал.

Желание поделиться с кем-то увиденным не покидало его, заглушало неприятное чувство от встречи с отцом Лены. «Пойду к Алеше, – решил он. – Рыбу Алеше отдам. Он рисует хорошо, а рыбу ловить не умеет».

Алеша Жилавин жил в пятиэтажном доме на четвертом этаже с матерью, Валентиной Ивановной. Отец его погиб в тот же день, что и отец Руслана, от взрыва на шахте в забое.

В квартире Алеша был один. Его руки и нос были испачканы краской. Это был юркий, небольшого роста черноволосый юноша с серьезными карими глазами. По всей комнате, куда они вошли, были разбросаны листы бумаги с рисунками. На самодельном мольберте стоял холст, рядом на стуле лежали палитра и кисти. На холсте была изображена масляными красками красивая черноволосая кареглазая женщина. Сходство с сыном было несомненное.

– Мама? – сразу узнал Руслан.

– Да. Три сеанса уже провел, – немного заикаясь, сказал Алексей. – Думал, сегодня закончу, но пришла Лена и, как договаривались, направились к тебе. Маме все равно позировать некогда. Говорит, жить не на что. На заводе уже восьмой месяц зарплату не получают. Отправили их всех за свой счет в отпуска. С утра мама поехала на дачу – огород полоть какому-то бизнесмену, – пояснил он Руслану.

Руслан положил сверток на стол.

– Рыбу принес, – пояснил он. – Слушай, я такое сегодня видел, – поседеть можно!

– Где? Что? – встрепенулся Алексей.

– В бухте Драгид Раиса.

– Из всего города один ты там рыбу удишь. Другие боятся того места, – с гордостью за друга произнес Алеша.

Они уселись. Руслан как можно подробнее рассказал другу об утренних событиях у бухты Драгид Раиса. Вскользь упомянуть о стычке на рынке с Конем и Жабой, а также о своем приводе в милицию. Слушая рассказ друга, Алексей от удивления даже приоткрыл рот.

Потом он вскочил с кровати, подбежал к Руслану, схватил за плечи и, заикаясь от волнения еще сильнее, проговорил:

– Мо-о-жет, схо-о-дим еще раз туда? По-о-смотрим, что это за штука в воде.

– Нет, – остановил его Руслан, – бабушка плохо себя чувствует. Послала меня к Холодовым, рыбой угостить, но Эдуард Дмитриевич прогнал меня. Сказал, чтобы впредь я к ним не являлся.

– Ну и че-е-рт с ним. Бу-у-дете с Лен-ной в дру-у-гом месте встреч-чаться! – горячился Алексей. – Сейчас гла-а-в-ное – тот ша-а-р. Нам следует тща-а-тельно обследовать берег. М-может, что-то от тех ин-нопланетян и осталось что-то.

– Завтра сходим, – пообещал Руслан. – А сейчас мне нужно домой. С бабушкой очень плохо.

– Я с тобой, – заявил Алеша. – Конь может опять появиться на твоем пути.

До квартиры Русланы дошли без приключений.

Руслан, стараясь как можно тише, повернул ключ в замке. Пропустил вперед Алексея и только закрыл дверь, как услышал сдавленный стон бабушки. Кинулся в ее комнату.

Бабушка лежала на постели в неудобной позе: одна нога свисала с кровати. Видимо, бабушка пыталась встать. Ее лицо было искажено болью. На полу валялись «Нитроглицерин» и флакон «Корвалола».

– «Скорую, скорую»… – шептали ее посиневшие и обескровленные губы.

Вдвоем кинулись к ближайшему телефону-автомату. Он, как назло, оказался сломанным. Изо всех сил побежали к другому телефону, что был через квартал: на его месте был только пустой ящик. На бегу вспоминали, где еще поблизости есть телефонные автоматы. Но везде они были сломаны.

– Айда в «Скорую»! Она здесь неподалеку, – сообразил Алеша.

На площадке перед городской станцией «Скорой помощи» стояло несколько санитарных машин. Водителей не было видно.

– Зайдем в средину, – предложил Алеша.

Маленький тамбур отделял основное помещение от улицы. За столом, накрытым простыней, сидели две женщины в белых халатах. Одна была молодая, остроносенькая, другая – пенсионного возраста, с глубокими морщинами на лбу и вокруг глаз. Они вопросительно смотрели на ребят.

– Бабушке очень плохо! – выпалил с ходу Руслан.

– Что с ней? – спросила старшая медсестра.

– Сердце.

– Сколько лет?

– Пятьдесят девять, – поспешно отвечал Руслан.

Женщина вздохнула.

– Ничем помочь не сможем. Бензина нет. Обещают только назавтра. Сходи в регистратуру и запиши вызов на дом участкового врача, – советовала она.

Когда юноши были уже у дверей, работница скорой окликнула их:

– Постойте! Я сама позвоню. Назовите адрес и фамилию.

– Только срочно, прошу вас, бабушке очень плохо! – умоляюще просил Руслан.

Женщина понимающе кивнула.

– Да, – говорила она кому-то в телефонную трубку, глядя на Руслана и Алексея, – ребята здесь. Один светленький, высокий, другой – поменьше, темноволосый, – уточняла женщина. – Хорошо, – сказала она и положила трубку. – Идите к главному входу в поликлинику и там ожидайте. Врач с приема пойдет вместе с вами.

– Спасибо! – с чувством выпалил Руслан, и кинулся к главному входу. Следом за ним, что было духу, бежал Алеша.

* * *

Врач, невысокая средних лет женщина с волосами, собранными за макушкой в пучок, зайдя в комнату, где лежала бабушка, поставила на тумбочку свой чемоданчик и взяла больную за руку.

Бабушка лежала в той же позе, в какой они оставили ее. Глаза были открыты, на лице застыло выражение боли.

– Она уже умерла, – тихо произнесла врач, а Руслану показалось, что взорвался весь мир. От страшного известия он пошатнулся.

– Нет! Не может быть! Вы ошиблись! Мы ее только что оставили! Она была жива! – Он с надеждой заглянул в глаза доктору. – Может, она спит?

– Нет… Бабушка твоя умерла, – тихо произнесла врач. – Родители есть? – как в черном тумане донеслось до Руслана.

Он качал головой, а по лицу сбегали жгучие слезы.

Женщина обняла Руслана за плечи.

– Держись. В этой жизни все проходят через это. – Она зачем-то провела рукой по бледному лицу бабушки. Когда врач отняла руку, Руслан увидел, что глаза бабушки были уже закрытые.

– Паспорт знаешь, где лежит? – спросила врач. – Я его возьму, выпишу справку о смерти, а ты потом заберешь в поликлинике, в первом кабинете. Понял? – она сочувствующе коснулась рукой его головы. – Подумай, к кому можешь обратиться, чтобы помогли с похоронами. Сам ты ничего не сделаешь. Ночью в квартире одному оставаться не советую. – Она посмотрела на Алешу.

– Мы маму мою дождемся, – рыдая, проговорил Алеша, – она подскажет, что делать.

Врач ушла.

Руслан и Алексей с нетерпением ожидали Валентину Ивановну в квартире Жилавиных.

Было уже позднее время, когда, наконец-то, входная дверь квартиры Жилавиных открылась и на пороге появилась мама Алексея с сапкой и сеткой-авоськой в руке. Она, предчувствуя беду, внимательно посмотрела на притихших ребят и озабоченно спросила:

– Что случилось?

– У Руслана бабушка умерла, – сказал Алеша и, заплакав, обхватил мать руками, прислоняя голову к ее груди.

– О Господи! – простонала женщина. Она осторожно отняла от себя руки сына. Поставила в угол сапку.

– У вас кто-то из родственников где-то есть? – спросила она у Руслана.

Руслан покачал головой, давая понять, что нет.

– Тогда вот что, – сказала Валентина Ивановна, – я вас сейчас покормлю и пойду по соседям. Останешься на ночь у нас. До утра обсудим, что и как предпринимать назавтра.

* * *

Одной минутой показался Руслану ночной сон. Поднялся, не соображая, где находится. Чужие белые стены, темный полированный шкаф, однотумбовый стол, мольберт с картоном, а рядом, на кровати, – мирно посапывающий Алеша.

«Что я здесь делаю?» – задал себе вопрос. И тут дошло то страшное, что заставило облиться его сердце горечью: бабушка умерла! Слезы побежали по его щекам.

– Проснулся? – вошла в комнату Валентина Ивановна. Она села на край кровати и вытерла ладонью ему слезы. Вздохнула.

– Мы все сделаем как надо. – Помолчала… – Деньги есть на похороны?

– Нет, – давясь слезами, сказал Руслан, – пенсию не несут уже полгода.

– А на что же вы жили?

– Рыбу ловил, продавал.

– Придется нам с тобой съездить на шахту, где работал отец, и просить помощи. Я разговаривала с соседями. Денег ни у кого нет. На поминки кое-что из еды соберем, а вот на сами похороны будем просить. Жизнь настала такая, собачья, – расстроено произнесла она. – Никому мы в этом государстве не нужны.

До шахтоуправления добирались на автобусе. Он был заполнен меньше чем наполовину. Вдвоем сели на заднее сиденье.

В открытое окно врывался утренний ветерок.

Руслан, находясь в полузабытьи, прислонил голову к стеклу. Все, что было вокруг, казалось тяжелым сном. Хотелось, чтобы скорее страшный сон закончился. Он проснется – и не будет ни шара, ни убийства на берегу моря, ни толстого начальника милиции, ни смерти бабушки. Все, что произошло с ним, не укладывалось в голове. Словно птичка, пойманная в силки, билась мысль: «Такого не может быть, чтобы он остался один-одинешенек на всем белом свете. Как самому жить дальше!?». Его разум отказывался осознавать происшедшее. Он вновь и вновь возвращался мысленно к бабушке. «Милая, родная, как я тебя любил… Как же ты могла оставить меня одного… Я всегда помогал тебе: полы мыл, рыбу ловил, на рынок ходил и радовал своими оценками. Господи, верни мне бабушку! Сделай так, чтобы это был всего лишь сон!»

Его рука оказалась в мягкой руке Валентины Ивановны. Она крепко сжала ее.

– Не думай ни о чем, – тихо проговорила она. – Ничего уже не вернешь. Отвлекись. Нам многое предстоит сделать за полдня.

Только теперь Руслан услышал, как в автобусе говорили люди.

– Ну, а толку с того, что мы акционеры шахты? – громко говорил впереди седой мужчина. – Крепежа нет, запчастей тоже. И уголь некому покупать. Денег ни у кого нет. Раньше село дралось за хороший уголь, а теперь там давно на солому, подсолнух и дрова перешли. Благо, кому газ в застойные времена провели. Вот и сидим, какой месяц без зарплаты, хотя угля под землей навалом!

– Мукой и сахаром обещают зарплату выдать, – вставил широколицый парень.

– Хотя бы и так, – соглашался седой. – Переходим, так сказать, на товарный обмен: я тебе топор, а ты мне – овцу, как в средние века. Только, сдается мне, не получат ни топора, ни овцы те, кто по году в неоплачиваемом отпуске. Раньше, помните, сколько нас этим автобусом ездило? А теперь, – мужчина окинул взглядом полупустой салон, – раз, два и обчелся. Да и те, что едут сейчас, послоняются по двору, как голодное воронье по кладбищу, и назад, несолоно хлебавши, вернутся. Вот и получается – реформам крах, а помощь Запада, как и ваучеры, которые выдали нам одна фикция.

Автобус, поднимая тучи угольной пыли, подрулил к шахтоуправлению. У больших стеклянных дверей четырехэтажного здания лежала перевернутая урна. Рядом валялся мусор. Ветер гонял по бетонным плитам обрывки бумаги.

Вместе с Валентиной Ивановной Руслан поднялся на второй этаж. Возле высокой белой двери с табличкой «Приемная» остановились. Валентина Ивановна одернула юбку, поправила кофту. Открыла дверь, пропуская вперед Руслана.

Комната, куда они вошли, была светлая и просторная. Возле одной из стен на стульях, выставленных в ряд, сидели двое мужчин – один в шахтерской робе, другой в костюме. Через стул от них восседала женщина броской красоты с накрашенными красным губами. Она была в светлом костюме с коричневой папкой на коленях.

У другой стены, за столом, находилась пожилая женщина. Она поверх очков взглянула на вошедших.

Валентина Ивановна остановилась у двери. Осмотрелась. Подошла к столу и наклонилась к женщине.

– Совещание закончится, и зайдете, – услышал Руслан слова женщины в очках.

– Как это «зайдете»! – возмутилась дама в светлом костюме. – Я битый час ожидаю здесь.

– Дело связано с похоронами, – пояснила женщина-секретарь.

– У меня, может, тоже важное дело, – капризно поджала губы женщина.

Сидящий через стул от нее мужчина в темном костюме и галстуке глубокомысленно произнес:

– Важнее смерти в жизни ничего нет. Она всему голова. Пусть идут, Галина Александровна.

В это время дверь приемной открылась, и вошел элегантно одетый, стройный, с очень смуглым лицом то ли от загара, то ли от природы, молодой мужчина с тонкими черными усиками. Еще с порога он улыбнулся женщине в очках.

– Мария Ивановна, могу попасть? – он показал пальцем на дверь, рядом с которой сидели мужчины и женщина.

– Совещание, Андрей Николаевич, – улыбнувшись, ответила ему Мария Ивановна.

– Что за вопрос на повестке? – деловито справился Андрей Николаевич.

– Профсоюз решает с администрацией, где изыскать средства на благотворительный обед для ветеранов-шахтеров к восьмидесятилетию шахты.

– Вот и дожились, Мария Ивановна, – свободно, как свой, заговорил мужчина. – Раньше к юбилеям ордена давали, премии большие, а теперь, – его тонкие губы вытянулись в презрении, – на благотворительный обед ветеранам шахты изволим средства выискивать. Ну, да ладно, – произнес он и пригладил рукой вьющиеся волосы, – зайду попозже, мне не к спеху. – Мужчина направился к двери.

– Андрей Николаевич, – остановила его Валентина Ивановна, – у меня к вам просьба.

– Слушаю вас, – губы мужчины тронула улыбка.

Валентина Ивановна прошла к двери, толкнула ее, и они вышли. Руслан остался стоять возле самой двери. Она оставалась приоткрытой.

– Андрей Николаевич, – слышал он голос Валентины Ивановны, – вы не можете выдать мне деньги наперед? Огород я дополю. Мне они сейчас нужны.

– Валентина Ивановна, голубушка, о чем речь, конечно, – послышался голос Андрея Николаевича. – Сколько хотите, но при условии, что вы будете моей.

– Нет, – решительно отвечала Валентина Ивановна, – мы с вами уже говорили об этом. Не будем возвращаться.

– Воля ваша, Валентина Ивановна, – обиженно произнес Андрей Николаевич. – Тогда нам и говорить-то не о чем.

Дверь открылась, вошла покрасневшая Валентина Ивановна. Маленькие красивые губы ее нервно подрагивали.

Из кабинета директора послышался шум сдвигаемых стульев. Через минуту стали выходить люди. На их лицах тенью лежала обреченность.

Директор шахты, коренастый мужчина, средних лет, в белой рубашке и галстуке, стоя у тумбочки, наливал в стакан воду из графина. Он даже не взглянул в сторону вошедших в кабинет. Отхлебнул воды и показал рукой на стулья.

– Присаживайтесь.

Поставил стакан рядом с графином и сел в кресло. Широкое лицо его было уставшим.

– Слушаю, – сказал он и протер рукой глаза.

– У вас на шахте десять лет назад шахтер Михаил Миров работал. Он погиб в завале. Кстати, вместе с моим мужем, Иваном Жилавиным. Это, – Валентина Ивановна показала на Руслана, – сын Мирова. У него вчера умерла бабушка. Матери у мальчика нет. Была врач. Умерла после того как была в Чернобыле. Теперь, – Валентина Ивановна повернула голову в сторону Руслана, – круглый сирота. Помогите с похоронами, пожалуйста.

Директор провел ладонью по лицу.

– Видите ли, – начал он, не поднимая глаз, – шахта пять месяцев стоит. Не успеваем воду откачивать – то и знай электричество за долги отключают. Картотека в банке огромная. Сегодня вместе с профсоюзом на благотворительный обед ветеранам шахты не смогли нужной суммы наскрести. Раньше говорили, каждая копейка на счету, теперь и копейки нет. – Он развел руками.

– Так как же быть? – с болью произнесла Валентина Ивановна.

Директор пожал плечами:

– Ничем не могу помочь…

– Ну, а гроб сделаете? – с надеждой спросила Валентина Ивановна.

– Как ни странно, на шахте нет ни одной доски.

– Горе лыковое ты, а не директор! – возмутилась Валентина Ивановна. – Вот потому страна и гибнет, что вы, так называемые руководители, такие беспомощные.

Она поднялась и пошла к выходу. Возле двери обернулась и в сердцах сказала:

– Если бы меньше было таких бессердечных руководителей у власти, ничего бы подобного у нас в стране не было. О себе, небось, уже позаботились: и дача, и машина – все сделали. С утра и до вечера о себе печетесь, да о чужих женщинах помышляете. – В гневе, она с силой хлопнула дверью.

* * *

Вернувшись с Валентиной Ивановной из шахтоуправления, Руслан увидел в квартире нескольких женщин. Большинство из них он знал. Две сидели у раздвинутого стола, на котором лежала бабушка. Остальные находились в его комнате. Руслан вместе с Валентиной Ивановной подошел к столу, посмотрел на восковое лицо бабушки, узнавая и не узнавая родные черты. Горечь подкатила к горлу и слезы жалости, безысходности и отчаяния покатились из затуманенных глаз.

Валентина Ивановна взяла его за руку, вывела в его комнату, где слышался негромкий разговор.

– Ну что? – спросила у Валентины Ивановны одна из женщин, повязанная черным платком.

– Шахта не может оказать помощи, – устало произнесла Валентина Ивановна и присела на краешек Руслановой кровати. – Придется самим что-то делать. Думала обратиться в больницу, где работала Светлана, но, насколько мне известно, там тоже несколько месяцев зарплату не выплачивают. Говорят, им даже бинты не за что купить.

– А, может, в горсовет обратиться? – подсказала женщина в черном платке, и добавила, – мы же за них голосуем.

Валентина Ивановна посмотрела на стоявшего у двери Руслана.

– Придется, Русланчик, ехать в горсовет. Другого выхода нет.

В приемной заместителя председателя горсовета, кроме секретарши, изящной белокурой блондинки, никого не было. Она вскинула подсиненные веки на посетителей.

– Нам к заместителю председателя горсовета Накопляеву по вопросу похорон, – сообщила Валентина Ивановна.

– Сейчас там начальник милиции, подождите, – ответила секретарь и жестом указала на ряд стульев.

Ожидали долго. Валентина Ивановна не раз посматривала на руку, где были часы.

– Нам же сегодня хоронить! – не выдержала она. – Жара такая стоит.

Секретарь исподлобья взглянула на нее, пожала плечами. Опустила глаза к столу.

Руслану показалось, будто время вообще остановилось. Появилась неприязнь к расфуфыренной секретарше.

– Девушка, – просяще сказала Валентина Ивановна, – не я прошу, сирота, – она показала на Руслана, – бабушка у него умерла. Ни родителей, и ни никого у него не осталось. Сейчас же лето, жара, поймите. Больше суток тело не…

Секретарь взялась указательными пальцами с ухоженными перламутровыми ногтями за виски, потерла их, будто снимала напряжение от долгого умственного труда. Взглянула на опухшее от слез лицо Руслана.

– Ладно, потревожу шефа, – вздохнула она и, решившись, подняла трубку. – Владимир Федотович, – елейным голоском произнесла она, – вас ожидает женщина с мальчиком по вопросу похорон… пусть зайдут?…

Она положила трубку.

– Заходите, – показала на обитую черным дерматином дверь, на которой, в соответствии с модой, была голубая табличка с золотым тиснением: «Накопляєв Володимир Федотович, заступник голови міської Ради».

Большой кабинет был, словно спортзал. В дальнем углу за респектабельным столом сидел лысый мужчина. Глаза его были выпучены. «Отец Жабы…» – определил Руслан. Рядом за приставным столиком развалился в кресле жирный полковник Глотайло. Руслан узнал его.

– А, старый знакомец, – глядя на юношу, неприязненно протянул Глотайло. – Опять что-то натворил?

– Да нет, – произнес Накопляев, – с похоронами связано. Садитесь. – Он смотрел на Валентину Ивановну и Руслана, а сам думал: «Принесла вас нелегкая! Вечно побираются. Не страна, а скопище нищих. Всем помоги. Вроде горсовет «Армия спасения».

Валентина Ивановна, не обращая внимания на недовольство, сквозившее в голосе Накопляева, сбиваясь, рассказала о причине, приведшей их в горсовет. Поведала и о посещении ею и Русланом директора шахтоуправления.

– Пенсию за отца получает? – поинтересовался Накопляев, кивая в сторону Руслана.

– Пенсия-то есть, да не несут ее, – с огорчением произнесла Валентина Ивановна.

– Не только вам, всем не несут, – повысил голос Накопляев. – Ситуацию в стране понимать надо.

Руслан смотрел на холеное и самодовольное лицо начальника, и негодование поднималось в нем.

Накопляев, обращаясь к Глотайло, изрек:

– Чуть что сразу в горсовет бегут, будто мы похоронная команда. У нас тоже средств нет. Можете вы понять: ни одно предприятие в городе не работает… другие люди как-то хоронят?

Лицо Валентины Ивановны взялось пятнами. Она подалась вперед.

– Я куда пришла? – резко и недовольно спросила она у Накопляева. – На партхозактив или в орган советской власти? Что вы мне, бессердечный чиновник, нотации читаете? Я пришла к вам просить за сироту. Вы хотите, чтобы покойница десять дней в комнате лежала по такой жаре? Во всем доме ни у кого денег давно нет. Довели страну до нищенского состояния, демагоги чертовы! Я бы к вам никогда не пришла… слуги народа. Запомните, – категорически заявила она, – не уйду из кабинета, пока не решится наш вопрос. Мне терять нечего, что было, уже все потеряла.

– Не забывайтесь! У меня в кабинете начальник милиции, – пригрозил Накопляев.

– Вы хотите сказать, что выведете нас силой? – Валентина Ивановна окинула хозяев кабинета презрительным взглядом.

Лицо Накопляева потемнело, затем стало отходить от внутреннего недовольства. До него дошло, что он перегнул палку. Следовало исправлять положение.

– Ну ладно, пошумели, и хватит, – нашел он в себе силы миролюбиво произнести. – Будем предпринимать что, разумеется, в наших силах. С кем же теперь жить будешь? – спросил он у Руслана.

– С кем? – все еще взволнованно, произнесла Валентина Ивановна. – Один-одинешенек. И за квартиру бедолаге платить нечем.

– Сколько комнат в квартире? – оживился Накопляев.

– Две, – отвечала за Руслана Валентина Ивановна.

– На каком этаже?

– На третьем.

– Да, – как бы посочувствовал Накопляев, – ситуация не из лучших. Но за квартиру платить придется или пусть отказывается.

– Тут уж как получится, – твердо сказала Валентина Ивановна, – но в любом случае квартира останется за мальчиком. Большая часть горожан за коммунальные услуги давно не платит. Так как нечем платить, а вы с ребенка шкуру готовы содрать!

– А вы за всех не отчитывайтесь! – повысил голос Накопляев. – Оставьте адрес. Будем хоронить за казенный счет как безродную. Но предупреждаю, досок на гроб нет, хоронить будем в целлофановом пакете!

Когда дверь за Валентиной Ивановной и Русланом закрылась, Накопляев отдал по телефону необходимые распоряжения в управление коммунального хозяйства. Прочитал в трубку оставленный посетительницей адрес. После чего отодвинул от себя телефон и посмотрел на молчавшего Глотайло.

– Ну вот, ты квартиру выбиваешь для сына, а она сама к тебе в руки плывет. Пацан остался один. Чего ему маяться среди людей? Сделай так, чтобы попал в колонию, а его квартиру сделаю твоему сыну. Мы же кумовья.

Толстые губы Накопляева расплылись в самодовольной улыбке. Но неожиданно его лысина стала краснеть, и улыбка исчезла с лица, на котором появилась хитроватая задумчивость. «Моему шалопаю квартира, пожалуй, будет нужнее, – думал он. – Школу закончил, а там – глядишь и женится. Не покупать же мне ему жилье за свои деньги! Строительство в городе никакое не ведется. Здесь же такая прекрасная возможность – двухкомнатная и третий этаж».

– Черт возьми, – раздумывая, тихо произнес он, – в колонию можешь упечь его, но эта квартира останется за мной. – Ты получишь следующую, – заверил он начальника милиции. – Обещаю как куму. Как думаешь, найдется, за что привлечь этого сироту к уголовной ответственности?

– Он на учете в школе и давно состоит в службе по делам несовершеннолетних, – не моргнув глазом, лгал Глотайло.

– Ну, вот, – довольно потер руки Накопляев, – и договорились. Информируй меня по этому делу.

– Лады, – без большого удовольствия протянул руку Глотайло. – Должок, Володя, остается за тобой.

* * *

После похорон бабушки Руслан уже несколько дней жил у Жилавиных. Боялся один заходить в свою опустевшую квартиру. Все здесь напоминало о бабушке. Он не знал, что к двери его квартиры с особо важным и ответственным поручением полковника Глотайло повадился сержант Кузьмич, успешное выполнение которого сулило ему звездочки прапорщика. Но каждый раз сержант натыкался на запертую дверь. На его вопросы соседям по площадке о местонахождении квартиросъемщика Руслана Мирова они ничего сказать не могли, а, может, сознательно оберегали юношу от нежелательного мента.

Состояние Руслана было тревожным. Алеша не напоминал ему ни о шаре, что упал в море, ни о смерти бабушки. Часто усаживал на стул и делал наброски для будущего портрета друга.

Валентина Ивановна с утра готовила им обед и на целый день уходила на заработки. Память о Светлане и Михаиле Мировых заставила ее проникнуться чувством материнства к осиротевшему Руслану. Она помнила, как раньше семьями встречали праздники, отмечали дни рождений, ездили за город. Трагедия на шахте, унесшая жизни Ивана и Михаила, еще больше сблизила ее со Светланой. Вдовами воспитывали они своих ребятишек, чем могли, помогая одна другой.

После смерти тети Марии Валентина Ивановна твердо решила усыновить Руслана и помогать ему в его дальнейшей жизни. Об этом просил и Алеша.

Руслан все эти дни был в забытьи: кричал во сне, просыпался в холодном поту. Каждую ночь ему снилась бабушка. Она звала его к себе. Когда же он из последних сил добегал до нее, она почему-то укоризненно глядела на него, отдалялась и исчезала. Он не переставал винить себя в смерти бабушки, потому что не вовремя принес лекарства и с опозданием привел врача.

Алеша писал его портрет красками, когда в прихожей зазвонил звонок. Алексей вытер кисть о салфетку и, поставив ее в стакан, пошел к двери.

– Русик, – раздался его радостный голос из прихожей, – посмотри, кто к нам пришел!

В комнату зашла Лена. Она улыбалась Ригасу.

– Вот вы, оказывается, где спрятались! – в ее голосе слышалась радость. – Сколько дней вас ищу, и никак не могла найти. Что ни приду к квартире, звоню, стучу – никто не отзывается. Думала, уехал куда-то с бабушкой. Пару раз столкнулась у дверей с неприятным типом в милицейской форме, все допытывался, где ты. Я сказала, что не знаю. Не встреть я сегодня тетю Валю, тебя не нашла бы. – Лена подошла к мольберту. Оценивающе посмотрела на полотно, потом на Руслана.

– Очень похожий! – восхищение было на ее чистом, словно слеза лице.

При виде Лены внутреннее оцепенение, не отпускавшее Руслана несколько дней, стало как будто ослабевать. Глядел на девушку, словно вспоминая, кто она. Всегда оживленный и радостный, полный замыслов и надежд, сейчас он был ко всему безучастен, даже к приходу любимой девушки.

От Лены не укрылась глубокая отрешенность Руслана. Пугало исхудалое лицо и темные круги под глазами. Лена не узнавала Руслана. Недоброе предчувствие овладевало ею. От волнения на щеках выступили красноватые пятна. Взглядом спрашивала у Алеши о причине такого состояния Руслана. Тревожные мысли посетили ее: не оскорбительное ли поведение отца послужили причиной нынешнего состояния Руслана? Она сама после того случая два дня не разговаривала с отцом.

Руслан неподвижно сидел на стуле, свесив голову на грудь, и только раз взглянул в ее сторону. С ним, несомненно, произошло что-то горестное и не поправимое. Но что? Лена еще раз вопросительно посмотрела на Алешу, моля взглядом рассказать ей о случившемся. На какое-то время она даже забыла, что пришла пригласить их посетить австралийский цирк, приехавший в город.

Алексей, уразумев, наконец, ее вопросительные взгляды, поведал о постигшем Руслана горе.

Лена она опустила руки, не зная, что сказать. В то же время понимала, что в этой ситуации ей необходимо отвлечь Руслана от гнетущих мыслей, а значит, вывести его из дому, чтобы прогуляться по городу. Цирк, как казалось ей, был как нельзя кстати.

– Ребята! – более оживленно, чем хотелось, воскликнула она. – К нам в город приехал на гастроли австралийский цирк-шапито с дикими животными. Пойдемте, посмотрим.

Руслан оставался недвижим.

Лена посмотрела на Алешу.

– А что, Русик, айда в цирк! – понимая замысел Лены, поддержал Алеша.

С полным безразличием Руслан поднялся со стула.

Цирк разместился в центре города, на площади невдалеке от рынка. Его высокие брезентовые купола были видны издалека.

Алеша шел впереди, вертел во все стороны чернявой головой, отыскивая красивые виды, чтобы потом вернуться сюда на этюды.

Лена держала Руслана за безвольную руку.

– Ты обиделся на слова папы? – спросила она его. – Понимаешь, тут такое дело вышло, – она с виноватым лицом заглядывала ему в глаза. – Я призналась маме, что мы целовались на выпускном, а она рассказала папе. Вот он и взбунтовался. Накричал на маму и меня. Рано, мол, мне этим заниматься. А маме, мол, следует больше внимания уделять моему воспитанию. Главное для меня, сказал он, – это учеба. Остальное придет после.

Она промолчала о том, как рассвирепевший отец выпалил ей в лицо до сих пор звеневшую в ушах фразу: «Этот голоштанник тебе не пара! Чтоб ноги его не было в мое доме! Доиграетесь, что в подоле принесешь!»

Руслан, ушедший в себя, словно во сне передвигал ноги. Все вокруг было безразличным и ничего не значащим. Жить не хотелось. Впереди, кроме черной пропасти, он ничего не видел.

Возле невысокого передвижного трубчатого ограждения цирка стояла группа ребят. Они о чем-то оживленно разговаривали, среди них был и Геннадий Глотайло.

Когда Руслан, Лена и Алексей поравнялись с ними, Глотайло-младший преградил им вход на территорию цирка.

– Я тебя предупреждал, – заносчиво обратился он к Руслану, – еще раз увижу тебя с Ленкой, горько пожалеешь. Не послушался. Получишь теперь по полной программе.

Руслан неосознанно смотрел на него. Лена попыталась что-то сказать, но ее тут же оттеснили от Руслана. Двое ребят схватили Алешу.

– Мочи его! – скомандовал Глотайло.

Первый удар рассек Руслану щеку. Второй прицельный, нанесенный в голову сбил с ног. Лежа на асфальте, он слышал пронзительный крик Лены: «Оставьте его! Что он вам сделал? У него бабушка умерла!»

– Так мы ж не бабушку лупим! – съязвил Глотайло.

Руслан услышал смех, затем последовал сильный удар в живот. До сознания Руслана дошло, что нужно подняться, иначе изобьют ногами до смерти.

Жесткие удары сыпались со всех сторон. Превозмогая головокружение и тошноту, пытался стать на колени, но сильный удар тут же обрушился на его голову.

«Падать нельзя!» – приказал себе.

Били с двух сторон. С каждым ударом сознание, как ни странно, прояснялось. Внутри закипала злость. Она придала силы. Неожиданно для всех Руслан вскочил на ноги. Прямо перед ним стоял Глотайло с кривой ухмылкой на лице. Он поднял руку, что бы ударить. Защищаясь, Руслан непроизвольно толкнул его в грудь. Глотайло упал на ограду. Послышался глухой удар. Руслан видел, как из уголка губ Геннадия стала сочиться кровь.

Озабоченные дружки Глотайло кинулись к распростертому телу.

Лена подбежала к Руслану, и пронзительно закричала:

– Ты убил его, Руслан, беги! Тебя посадят в тюрьму!

Неожиданно Руслан почувствовал, как его запястье сжала чья-то сильная рука. Обернулся. Рядом стоял сержант Кузьмич. Все происходило как с страшном сне.

– Опять хулиганишь, – недобро произнес Кузьмич. – Э-э-э, – протянул он, увидев безжизненное тело сына своего начальника, – тут уже тюрьмой пахнет, Миров. Сержант оставил Руслана и подскочил к Глотайло.

– Беги! – крикнула Лена.

«Убил… я убил человека! – металось в голове Руслана, – теперь суд и тюрьма… позор… я такого не переживу. Зачем мне такая жизнь?» Он сорвался с места и что было сил помчался улицей. Бежал долго, не выбирая дороги и не давая себе отчета, куда бежит. Набатом билась в голове мысль: «Я хочу к бабушке… забери меня, родная. Мне плохо без тебя». Ноги сами несли его к мрачному, роковому утесу Драгид Раиса. «Там многие кончали жизни», – вспомнились слова бабушки.

Как затравленный олень, взбежал на вершину рокового утеса.

Внизу блестело море.

«Прощайте, люди!» – уже в полете думал он.

Вода больно резанула лицо. Тупой удар головой о что-то твердое отключил сознание.

Глаза Руслана открылись уже на поверхности моря.

Первая мысль, пришедшая к нему, была о том, что здесь не должно быть близкого дна. Тогда обо что я ударился?

Светило солнце. Теплая волна хлестнула в лицо. Закашлялся. «Зачем я убиваю себя? Кому нужна моя смерть? Ах да… я убил человека, – вспомнил он о бездыханном теле Глотайло. «Будут судить, – метались в голове, – прощай, золотая медаль… прощайте, былые надежды… я убийца. Меня уже разыскивают, и мне нигде укрыться». Думая так, Руслан опустил ноги и неожиданно для себя стал на что-то твердое. Взглянул на нависший над ним утес Драгид Раиса, вспомнил, что именно здесь, где стоит сейчас, видел тот пугающе зловещий свет из морской пучины.

Мысль о самоубийстве отступила. Ее место занял интерес: что находится под ногами? Тут же, стоя на чем-то, снял с себя обувь и одежду. Подплыл к столу Драгид Раиса и кинул одежду, и обувь на каменистую площадку. Вернулся назад, ступил на непонятный предмет. Вода доходила до подбородка. Посмотрел вниз, но ничего не увидел, хотя вода была очень прозрачной. Набрал в легкие воздуха, нырнул с открытыми глазами. Его взору предстало огромное белое, сферической формы тело подводного корабля. «Как же это я не убился, если оно всего в полутора метрах под водой?» – подумал он. Вынырнул, набрал опять воздуха и продолжил обследование.

Разгадка того, что спасло его от смерти, оказалась простой. Около четырех метров от верха корабля по всему его периметру шел широкий пояс. О него он ударился головой, что и спасло его.

Солнечные лучи пронизывали толщу прозрачной морской воды, высвечивая подводный корабль.

Проплывая под водой по периметру корабля, Руслан обнаружил открытый люк. Вода была настолько прозрачной, что он отчетливо рассмотрел углубление, где могли разместиться несколько человек.

Интерес овладел им. Пронырнул в кабину. Прямо перед ним, на стене, имелись две кнопки: красная и зеленая. Рядом с красной кнопкой была красная стрелка. Она указывала на закрытый второй люк, что, видимо, вел в корабль. Зеленая стрелка устремлялась в его сторону, к открытому наружному люку. Чувствуя, что воздуха не хватает, всплыл наверх. Набрал в легкие воздуха и нырнул опять.

Попасть внутрь корабля, как он полагал, можно было, нажав на красную кнопку, что он, не раздумывая, и сделал. О смерти не думал.

Входной люк закрылся, и Руслан почувствовал, как вода из отсека мгновенно исчезла, а в кабине появился свет.

Открылся люк, ведущий в корабль. Приятно пахнущий воздух окружил его. Глубоко вздохнул.

Взору предстало освещенное матовым светом помещение. Оно не было похоже на тесную каюту: серебристое, просторное, с высоким потолком, оно выглядело дивным раем. Возле стен стояли шикарные кресла, обтянутые неяркой желтым материалом. Руслан потрогал одно из них: оно оказалось удивительно мягким. Пол был светло-коричневым. На нем отчетливо виднелись следы его мокрых ног. На стенах висели картины с невообразимым оттенком цветовых гамм. Казалось, глаза без устали могли смотреть на них. Но кроме каких-то загадочных вихрей и приятного фейерверка огней, Руслан ничего различить на них не смог.

Из этого помещения в разные стороны вели двери. Почему-то все они были распахнуты настежь. Казалось, будто кто-то наспех открывал их.

Прежде чем пройти в одну из них, Руслан прислушался к себе: не боязно ли ему? Страха не было. «Я только что хотел убить себя, так чего же мне бояться смерти, – ободряюще думал он. – С нормальной жизнью все покончено. Умереть здесь или в другом месте – имеет ли значение? Если не умру, то посадят в тюрьму. Полковник Глотайло и сержант Кузьмич только этого и ждут».

Смело прошел через несколько дверей, пока не очутился в залитом матовым светом большом полукруглом помещении с тремя огромными иллюминаторами: от пола до потолка. Сквозь них далеко просматривалась, пронизанная лучами, голубая вода. Отчетливо были видны проплывающие рыбы. Руслан безошибочно определял: осетровые рыбы, ставриду, скумбрию, пеламиду, бычков и кефаль. Зачарованно, смотрел на подводную жизнь, никогда ранее не виденную им так близко.

Посреди помещения стояло три больших пульта со множеством кнопок, мигавших лампочек и экранов. Слышались щелчки приборов. Было, похоже, что он находится в командном отсеке подводного корабля. У каждого пульта стояли кресла. Руслан сел в одно, перед самым большим пультом. Кресло было настолько удобным, что, казалось, будто тело утопало в его объятиях. Стало тепло и уютно. Вставать не хотелось. «Куда мне спешить? – с печалью подумал он, – здесь я в полной безопасности. Никто не найдет меня». Склонил голову на грудь, закрыл глаза. Теплая волна сна обволокла его.

Когда открыл глаза и взглянул в иллюминаторы, ничего не увидел сквозь кромешную тьму. Понял, что на поверхности наступила ночь. Захотелось есть. Поднялся. Прошелся по мягкому ворсистому покрытию с множеством разноцветных узоров. Отметил, что в орнаменте ковра преобладали желтые, голубые и красные цвета. Они гармонично сочетались с интерьером помещения.

Подошел к главному пульту. Внимательно осмотрел его. Рядом с большинством кнопок и клавиш были какие-то обозначения и непонятные надписи. Наугад нажал одну из кнопок. К его удивлению, помещение погрузилось в полумрак, а темную воду пронизал яркий луч. Нажал кнопку рядом – в салоне вновь появился свет, неведомо откуда льющийся, а луч света в иллюминаторах погас. «Жаль, нет здесь Алеши, – с грустью подумал Руслан. – Вместе мы обязательно изучили бы все эти кнопки».

Нешироким коридором прошел в следующее помещение.

В нем вдоль стен, в нишах стояли шкафы из прозрачного материала, похожего на стекло или пластик. В специальных ячейках размещались прозрачные ящики с круглыми цветными драже, напоминающими витамины. В других ячейках были тюбики различных размеров. На каждом шкафу и ящике были какие-то обозначения. Открыл шкаф с драже. Взял в руки красный шарик, раздумывая, помедлил, потом лизнул его. Шарик на вкус был сладковат. «Будь что будет», – решился Руслан и положил драже в рот.

Замер в ожидании худшего. К его удивлению, чувство голода исчезло, и появились новые силы. Облегченно вздохнул. Оказалось, что продукты питания здесь были, как у космонавтов. С таким провиантом он мог продержаться долго. «Пусть теперь Глотайло и Кузьмич поищут! – повеселел он. – А если вернутся хозяева?» – охладила его тревожная мысль. И сам себе ответил: «Нет, им уже не вернуться. Они убили себя… тогда, на берегу. В противном случае этого корабля давно бы уже не было здесь».

По-хозяйски, не спеша, прошел еще в одно помещение.