Читать книгу Возвращение колымского мамонта - Виталий Гадиятов - Страница 1

Метель в тундре

Северный ветер гнал по тундре позёмку. Снежные клубы, отрываясь от поверхности земли, белым облаком закрывали горизонт, и тогда казалось, что это опустился туман. К вечеру пошёл снег, настоящая метель. Не переставая, он сыпал двое суток, намёл огромные сугробы, плотным покрывалом закрыл мёрзлую землю.

В большом рубленом доме, стоявшем на самом видном месте далекой заполярной деревни, ждали Степана Горохова. По расчетам Насти, его жены, он должен был приехать ещё вчера, но его всё не было.

«Дел-то у него всего на день-другой, – глядя в окошко, думала Настя, – объехать свой участок и проверить капканы. Да разве это участок! Так себе – клочок тундры. Вот раньше был участок так участок; за пять дней его не обойдёшь. А теперь…»

Обида за мужа, за свою семью перекосила её круглое лицо, чёрные раскосые глаза загрустнели.

«Отрезали завистники у Стёпки приличный кусок, даже отец не помог. А Стёпка доволен, говорит: “Я даже от этого выиграл: участок стал меньше, зато весь зверь теперь на моей деляне, как будто кто-то его сюда переманил”».

«Песца в эту зиму совсем мало, – продолжала размышлять о муже, поглаживая пухлую щёку, Настя, – видать, за кормёжкой куда-то подался. Вот хитрец, всю обедню нам испортил. А такие планы были! О-ох-х».

Протяжный стон вырвался наружу. Груди волнами заходили под ворсистой кофтой.

«Ну уж ладно, куда теперь деваться? – она словно смирилась со случившимся. – Как-нибудь проживём, главное, чтобы у Степана всё ладилось, а мы уж при нём. Правда, Ксюшка останется без новых сапожек и Кольке не справим куртку. Парень стал уже совсем большой, в этом году ему поступать учиться».

Переделав все домашние дела, Настя снова подошла к окну. Напротив светились окна соседского дома. Через открытую отдушину было слышно, как хлопала калитка, лаяла собака. Кто-то громко включил музыку. До неё долетела знакомая мелодия. Со двора донеслись скрип снега и чей-то разговор.

Пришёл Колька с дровами. Проводив его взглядом, в мыслях опять вернулась к Степану.

«Песца мало, значит, и с капканами у Стёпки хлопот никаких: должен бы уже домой вернуться. Может, что случилось? Никак заблудился! Да вообще не должен бы: он у нас везучий, никогда ещё не блуждал. Дорогу найдёт даже в голой тундре. Уж сколько лет прошло, а я до сих помню, как мы с дороги сбились и чуть не пропали. А он, поди ж ты, вывел нас. Тогда ночью домой добрались. В этот раз всё гораздо хуже: снега больно много, в такую погоду далеко не уйдёшь. Метель вот откуда-то нежданно-негаданно налетела. К чему бы это? Сто лет, говорят, такой непогоды здесь не было…».

– Мам, ну отойди ты от окна, всё равно там ничего не увидишь, – сквозь плотную завесу своих мыслей услышала она голос сына. – Приедет отец, не переживай. У него нарта сломалась. Сидит он там один среди своих собак…

– А ты откуда знаешь? – уставилась на сына Настя. – Лучше не мели языком. Нечего мне душу травить и так тошно.

– Мам, ну не сердись, пожалуйста. Я же хотел как лучше, думал тебя успокоить…

Легкие нарты быстро неслись по тундре, рассекая бескрайнюю белую равнину.

«Поть, поть», – погонял своих собак Степан, время от времени, размахивая длинной палкой-остолом.

Впереди упряжки, как колобок, катился лохматый Кучум, которого Степан взял три года назад совсем маленьким ещё несмышлёнышем. Справа от него, в одной паре, бежал Толбук, а следом за ними – вся собачья свора: восемь таких же лохматых разномастных лаек. Среди них выделялись Аргыс и Моойто. Они были покрупней остальных и самыми красивыми в упряжке. Но он старался их не выделять, не баловать, однако время от времени им перепадало от вожака. Он их не миловал и при случае показывал, кто тут главный.

Смеркалось. Солнце быстро потонуло во мгле короткого зимнего дня, подул пронизывающий ветер. Он принёс снег, прямо на глазах разыгралась метель. Перемену погоды Степан ожидал к ночи, а до этого рассчитывал доехать до своего зимовья, стоявшего в одном дне пути от его деревни.

Пронзительно завывал встречный ветер. Он швырял в лицо колючие снежинки, и снег попадал в глаза, забивался под шапку. Степану приходилось постоянно щуриться и, отворачиваясь, наклонять голову ещё ниже. Неожиданно нарта на что-то налетела и резко остановилась. Хрустнули полозья. Степан кубарем скатился в снег. В сторону отлетел остол, собаки сбились в кучу.

«Вот тебе на! – не то удивляясь, не то ругаясь, произнёс Степан. – Сроду тут ничего не было. Голая тундра».

Он поднялся и, подхватив отлетевшую пушистую ушанку, подошёл к собакам. Они не пострадали, только оторвались постромки у Кучума, и, стряхнув с себя снег, он разгуливал вдоль упряжки. Под нартой Степан увидел бивень мамонта. Острая часть едва выступала из-под снега, но этого хватило, чтобы разворотить всю нарту. Такие бивни иногда встречались и раньше, да Бог миловал, проносило. Сломался один загнутый полоз, полетели все стойки – копылья, державшие площадку нарты. Степан попробовал всю «конструкцию» связать верёвкой, но нарта была так разворочена, что оставалось её только бросить.

С досады Степан пнул бивень. Постояв рядом, ногами разгрёб снег. Толстым концом рог уходил в мёрзлую землю, вытащить его оттуда было невозможно. Бивень был довольно большим и, главное, с хорошей костью, какую постоянно спрашивали косторезы и перекупщики.

«Вот зараза, никак его не взять. Может, топором обрубить? На морозе он пойдёт в два счёта, – подумал Степан, – а дома я его сдам в заготконтору. За такую кость мне прилично заплатят. Раз песца мало, возьмём костью».

Взяв в руки топор, он покрутил его перед глазами, примерился к бивню и почему-то положил назад.

– С этим ещё успеется. Сейчас главное – нарта.

Снегопад усилился, и вскоре снегом завалило нарты и лежащих собак. Всё растворилось в белой пелене. В тундре наступила непроглядная ночь. Будто чувствуя что-то неладное, собаки громко завыли. Тон задавал Кучум, его поддерживал молодой Сартанг, подвывал Толбук. От собачьего воя у Степана побежали по телу мурашки, и, не выдержав, он закричал. Собаки замолчали, но хватило их ненадолго. Дикий вой перемежался с глухим рычанием Кучума, который крутился возле сломанной нарты и кусал острый конец бивня. Степан не мог понять, что внушало лайкам этот звериный страх. Собаки окружали его с детства, с ними всегда было спокойно. Он хорошо знал повадки и характер каждой из них, а вот такого не помнил.

«Собачий вой к покойнику», – чертыхнулся Степан, окриком успокаивая собак.

Идти в метель до зимовья Степан не решился: это было бессмысленно. Нарезав пластами слежавшийся снег, соорудил нехитрое убежище. Постелил себе оленью шкуру, вход закрыл куском старого брезента. Собаки остались на снегу.

Степан погрузился в раздумья. Не первый раз он попадал в такую переделку, но всегда выходил победителем, только с тундрой шутки плохи: от неё можно ждать чего угодно. Сколько придётся пережидать непогоду? День-два или, может, десять. Это никому не известно. Не знал этого и Степан.

Встреча с шаманом

Во сне Степан слышал завывание ветра, перекликавшегося с воем собак, хлопанье брезента. Ему привиделась Настя, которая, как всегда, поджидала его у окна. Она тихо напевала про надежду и удачу, а из радиоприёмника, стоявшего на холодильнике, доносился военный марш. Мурлыкая, пушистая Чернуха тёрлась о ноги хозяйки, завораживая её громадными жёлтыми глазами. Тесть отдавал Степану свой новый снегоход, а он вежливо отказывался.

– Мне не нравится, что этот «буран» оранжевого цвета, – говорил он ему, – а перекрашивать хлопотное занятие. Так что забирай его назад, заработаю – куплю себе «ямаху».

Увидел Степан и дочку – своего младшего ребёнка. В свадебном платье та важно разгуливала по украшенной сцене, изображавшей какой-то современный дворец нового русского. Ксения играла невесту в школьном спектакле и в этот момент собиралась выходить замуж за банкира. Тот был лет на двадцать старше, стелился возле её ног, заваливал цветами, а Ксения всё раздумывала, не зная, как ей поступить. Ксении хотелось чего-то большего, а чего именно, этого она пока не знала. Зал опустел, все зрители давно разошлись, а его дочь всё ходила и ходила по сцене. Сейчас она уже представляла себя на высоком подиуме в Париже.

Потом Степан куда-то проваливался, парил в воздухе и снова падал вниз. Кто-то барахтался прямо над ним, скулил над ухом. Запахло псиной. Собаки дышали прямо в лицо, раздирали острыми когтями одежду. Степан отвернулся, на лицо попал снег. Его обожгло, как кипятком, а вскоре стало морозить. Он почувствовал, как тысячи иголок пронизывают всё тело.

Неожиданно Степан увидел своих собак с высоты. Они предстали в таких ярких красках, каких до этого он никогда не видел. Даже его Кучум – лайка серой масти, сейчас был похож на разноцветного попугая. Глаза у него горели зеленым огнём, изо рта вывалился фиолетовый язык, а над головой светился яркий голубой нимб, переходящий к хвосту в более бледный ореол, повторяющий контуры тела. Так же выглядели и другие собаки. Они перегрызли сыромятные постромки упряжи и копали под ним снег, тормошили его зубами. Больше всех усердствовала Моойто. Она свирепо рычала, рвала на нём одежду, а Толбук яростно выгребал из-под него снег. Степан прогонял собак, но они будто не слышали. И только перевернув его лицом вверх, собаки сели рядом и дружно завыли.

Ни с того ни с сего Степан увидел шамана. На нём красовался потёртый кожаный халат, обвешанный блестящими железками. Длинные бусые волосы спадали на плечи, прикрывая часть лица, покрытого редкой щетиной. Шаман махнул рукой, и собаки куда-то исчезли. Они остались вдвоём.

– Дедушка шаман, неужели это ты? – с ужасом в голосе произнёс Степан. – Этого не может быть. Нет, это у меня жар. Я заболел. Галлюцинации, галю…

Его всего трясло, кидало в жар, капли пота бежали по раскрасневшемуся лицу.

– Твоя душа уже перешла в то состояние, когда тело находится между жизнью и смертью, – услышал он чей-то глухой голос. – Но в отличие от других она вернулась в своё тело. А если бы твоя душа достигла того света, то осталась бы там навсегда. Так что, внук мой, успокойся, самое страшное позади: ты уже побывал между двумя мирами. На тот свет ты ещё успеешь, я хочу, чтобы ты достойно завершил земные дела и помог мне.

Перед Степаном стоял увешанный железками и разноцветными ленточками пожилой мужчина с бубном в руке. Он говорил на обычном человеческом языке. От услышанного охотнику стало не по себе. Стон вырвался из груди.

– У меня жар, раскалывается голова. Мне пло-о-о-хо.

– Нет у тебя, Степан, никакого жара, уймись. Ты здоров, как ваш деревенский племенной бык Тантал. Просто ты напуган. А чего напугался, я не знаю. Перед тобой твой родной дед.

– Это не ты, не ты, – всё причитал Степан, даже не пытаясь разобраться в случившимся. – Это кто-то другой, другой…

– Да уймись же ты наконец.

Степан не мог собраться с мыслями, но, уставившись на шамана, стал медленно приходить в себя.

«Неужели это и правда, мой дед-шаман? – подумал он в минуты прозрения. – Нет, это просто бред, такого быть не может».

– А то кто же это, если не я? – дошёл до его слуха голос собеседника. – Это я и есть – Великий шаман Орочон Маак Таас, твой родной дедушка. Сын шамана Аргыс-Хая, внук шамана Айан Тангара, правнук шамана Улуу Аар.

Степан тряхнул головой, пытаясь освободиться от оцепенения. В голове ещё шумело, как огнём жгло затёкшую ногу. Он протёр глаза, но шаман, как и прежде, стоял перед ним.

– Ты же умер, – сказал Степан. – Тебя почти тридцать лет назад похоронили за оградой нашего деревенского кладбища. Я сам видел тебя в гробу.

На солнце заблестел снег. Он слепил Степану глаза, мешал сосредоточиться. От блестящих украшений шамана солнечные зайчики разбегались в разные стороны, прыгали на его лице.

– Внук мой, ты забыл, что я шаман. Моя земная жизнь закончилась, а сам я живу, как жил всегда. Запомни, для меня смерти не существует. Я бы мог и на земле жить вечно, да не захотел уподобляться злобному Ареду. Каждому на этом свете отпущено своё, и не надобно менять сложившийся порядок. Никогда никому не мешай, если можешь, то сразу бери своё сполна. Там тебе уже ничего не понадобится, будешь обходиться только тем, с чем пришёл.

Степан потрогал шамана за потёртый рукав. Всё оказалось естественным. И если бы не одежда, длинные седые волосы и бубен с колотушкой, можно было бы не сомневаться, что перед ним стоит вполне земной, материальный человек.

– Тебе Высший Разум дал возможность увидеть меня воочию. Вот я, как видишь, стою перед тобой целый и невредимый: я – шаман Орочон Маак Таас, или просто Орочон.

Да уж, Степан это видел, чувствовал его запах и теперь почти не сомневался, что это действительно шаман.

– Ты мой внук – потомок великого, древнего рода шаманов, – указывая рукой вверх, продолжал Орочон. – Наш род живёт столько, сколько существуют люди на Земле. Шаманы нашего рода всегда были выше всех земных людей, они всё могли, мы повелевали, и нас слушались. Ты тоже совсем не простой человек, каких хватает на этой Земле. Ты – потомок самой развитой цивилизации, пришедшей с другой планеты – отпрыск рода шаманов.

Слушая его, Степан постепенно стал осознавать свои шаманские корни и как-то по-другому взглянул на самые удачливые моменты в своей жизни, когда ему здорово везло. Вот взять хотя бы жену Настю. Столько было у ней женихов, а вот, поди ж ты, вышла она за него, Степку, простого деревенского парня без образования, из обычной семьи охотника. А она-то из семьи большого местного тойона, наделённого в деревне немалой властью. Закончила в городе университет, потом снова где-то училась и прочее и прочее. Словом, богатая была невеста. Вначале её родители были против их свадьбы и все в округе были настроены против него – Стёпки Горохова, а потом вдруг всё переменилось. Ни с того ни с сего он стал очень уважаемым человеком: знатным охотником, делегатом юбилейного мунняха в Якутске. В его капканах не переводилась дичь, а карабин не давал промахов. А ещё…

– Все в нашем роду были шаманами, – неожиданно вошли в его сознание слова деда, – и ты также должен был стать шаманом, как я и твой отец. Да вся жизнь внезапно изменилась, всё пошло кувырком. Не успели мы тогда подготовиться. Высший Разум от нас отвернулся. Если бы не новые порядки, которые произошли в нашем стойбище, мы жили бы по-другому. Хорошо бы жили…

– Какие порядки? – не сразу понял Степан. – Ты, наверное, имеешь в виду Октябрьскую революцию. Или, как её теперь называют, – переворот. Благодаря этой революции большевики свергли царя.

Так его учили в школе, поэтому Степан не очень задумывался о смысле этих слов. Шаман потряс бубном, что, видно, означало – он полностью согласен с внуком. Зазвенели колокольчики, висевшие на его груди, разноцветные ленточки наполнились ветром.

– Сейчас ты был бы Великим всемогущим шаманом, какими были мы, – продолжал Орочон. – Великим шаманом. А ты всего-навсего простой охотник. Хорошим шаманом ты уже никогда не станешь, а плохим…

Раздался звук колокольчиков, рука шамана описала круг перед лицом Степана, и он почувствовал, как на голове поднялись волосы, по телу прошло тепло.

– Я всё время веду тебя по этой земной жизни, как поводырь ведёт слепого, – заглушив колокольчики, громко произнёс шаман. – Даже не ведая того, ты держишься за великую нить жизни, которая связывает всё живое на Земле. Она не даёт тебе сгинуть в этом суровом мире. Ты прямой наследник неземной цивилизации и должен продолжить нашу линию жизни на этой планете.

– А как ты узнал, что я в беде? – неожиданно спросил его Степан. – Как ты меня нашёл?

Громкий прерывистый смех потряс всю округу. На Степана посыпался снег. Где-то громко закаркал ворон.

– Шаман должен знать всё, а хранитель обязан ещё оберегать своего подопечного, которого ему доверили свыше.

Каждое слово, сказанное Орочоном, теперь воспринималось Степаном ярче, чем прежде, и чувствовалось острее. Казалось, что его слова откладываются на какой-то особой полочке в голове, на которую раньше не было доступа. Всё, что говорил Орочон, становилось главным в его жизни, закрывая каналы ко всему старому, о чём он сразу забыл.

С приходом Орочона наступил новый этап в жизни Степана: случилось то, о чём ему даже не снилось.

В прошлое за одинокой звездой

Багровое небо нависло над бескрайней равниной, а выше проплывали лилово-синие тучи. Вдали они собирались вместе и, закрыв полнеба, уходили за горизонт, где виднелись пологие горы. За ними острой гребёнкой стояли неприступные вершины.

«Кто бы мне сказал, как я тут оказался? Где это я?..»

Степан посмотрел по сторонам, оглянулся назад. Такие же горы окружали его со всех сторон.

«Какая-то впадина среди бескрайней равнины, а я посредине, – подумал он. – У нас таких мест нет. Колымская низменность – это тоже равнина, но заболоченная, а тут горы. Правда, я шибко далеко от дома никогда не уезжал: всё больше в тундре.

Там для меня всё родное и привычное. А большие горы я видел только по телевизору да в кино. Где же их в тундре увидишь?

Вообще эти места как будто бы похожи на Африку, – мелькнула у него отдалённая догадка, – не хватает только горы Килиманджаро. Есть тут, кстати, и предгорья и горные хребты. Таких гор, наверное, хватает и в других местах».

Не очень большие познания в географии не давали ему шансов определиться с местом нахождения. Хотя, возможно, тут его знания были и не нужны. Того места, где он оказался, могло уже не существовать на Земле. Среди горной цепи Степан увидел одиноко возвышавшуюся вершину. Решил идти на нее.

Смеркалось. Багровое небо сменилось свинцово-серым, а впереди остались только чёрные очертания гор. Ночь поглотила всё вокруг, и в густой синеве бездонного неба блеснула одинокая звезда прямо над вершиной той самой высокой горы. Следом за ней появились другие звёзды, занявшие вскоре весь небосклон. Но та звезда не потерялась – она была самой яркой, её мерцающий свет доходил до поверхности земли.

«Одинокая в небе звезда, одиночества мира символ она, – вспомнил он слова, которые услышал во сне. – Одинокая в небе звезда, одинокая звезда, – глядя на её холодный свет, повторял он про себя. – Вот моя звезда, на встречу с которой я иду. Я её долго искал, нашёл и теперь не потеряю никогда. Она уже рядом – моя Одинокая звезда. Она меня ждёт. Нужно идти, пока звезда не погасла».

Однажды ему приснился сон. Он был одинокой звездой в ночном небе, а вокруг – бесконечное пространство, и только где-то далеко вдали сияла маленькая планета. Её яркое голубое свечение так его привлекло, настолько ему сильно захотелось туда попасть, что он сорвался с места. Забыв обо всём, он летел к этому яркому источнику света. Он не думал о том, что его там ждёт, он хотел только одного: быстрее там оказаться. Это была Земля. Он услышал голос, его там ждали…

Стало холодно. Степан чувствовал, как изо рта идёт пар. В темноте он почти ничего не видел, но останавливаться не стал. Под ногами шуршал песок, шелестела сухая трава. Вскоре её сменила болотистая почва, и наконец стали попадаться камни. В одном месте он споткнулся и, растянувшись во весь рост, приложился к валуну. В сторону отлетел висевший на плече карабин. Заболел ушибленный бок, на руке он почувствовал липкую кровь. После этого Степан шёл очень осторожно, ногой проверяя то место, куда собирался ступить. Пройдя каменный развал, он полез на какую-то гору. По-видимому, это был один из отрогов той высокой горы, к которой он держал путь.

Одинокая звезда снова мелькнула над головой и исчезла за каменистым склоном.

«Откуда же я тогда во сне прилетел? – медленно поднимаясь в гору, подумал Степан. – С какой-то другой планеты. А с какой? Там были горные хребты, гигантские кратеры, безводные пустыни и зелёные оазисы с чистой водой. Целые реки и озёра питьевой воды, а снега я совсем не видел. Значит, его там не было. Что же я должен был сделать? – терзаясь догадками, мучительно вспоминал Степан, – зачем же я покинул свою родную планету?»

На небе ярко горели звёзды, а на горизонте показались просветы, предвещавшие восход солнца. Густота ночного неба поблекла, вставала заря. С каждой минутой небо светлело, и, наконец, появился красный диск солнца. Воздух наполнился утренней свежестью.

С горы Степан увидел стадо каких-то серых животных, медленно передвигавшихся по голой степи. Судя по тому, что он смог рассмотреть издалека, животные были довольно большими. Неожиданно они разбрелись и, словно повинуясь чьей-то команде, снова собрались в стадо. Со стадом что-то происходило неладное. Огромное скопление животных закружило на месте, потом, поднимая пыль, все подались в сторону Степана, однако вскоре животные развернулись и быстро устремились к видневшемуся впереди озеру.

«Интересно, что же там случилось? – не отрывая взгляда, смотрел он вниз. – Кто- то их напугал, иначе они бы так себя не вели. Может, волки? Они достанут кого угодно и, если нашли жертву, непременно завалят. Нет, на волков это не похоже, у волков повадки совсем другие».

Степан спустился ниже. Здесь стало теплей, испарина выступила на лице. Он увидел, как от стада отбилось одно животное. Возле него замелькали серые комки. Их было так много, что они напоминали муравьев. Комки быстро расползлись по степи и плотным кольцом окружили животное. Послышался страшный рёв. Ничего подобного Степан ещё не слышал.

Уже приблизившись к подножью горы, Степан, рассмотрел, что у животных длинный хобот и изогнутые белые бивни. Увидел он даже тонкий короткий хвост. Тело животных покрывала густая шерсть, и, если бы не эта шерсть, он подумал бы, что это слоны. И тут Степан сообразил: животные – это мамонты, а серые комки – люди.

«Но мамонтов уже давно нет на Земле, – промелькнула у него мысль, – они вымерли тысячи лет назад. Тем не менее это мамонты. – Нет, здесь какая-то неувязка во времени. Такого не может быть, это бред какой-то».

Под горой события разворачивались стремительно: люди, окружившие мамонта, не давали ему вырваться из кольца, с громкими криками погнали его к обрыву. Далеко внизу блестела вода неведомой реки, тихо катившей свои воды прямо под скалами. В одном месте река исчезала, теряясь из вида, и появлялась уже далеко на горизонте, за пологой сопкой.

Степан понял, что наблюдает сцену охоты первобытного человека на мамонта. Он часто находил бивни, попадались в тундре и остатки скелетов, но о жизни этих гигантских животных никогда не задумывался. Теперь он был рядом с ними. Не отрываясь, Степан следил за охотой этих неизвестных людей, осмелившихся напасть на огромного мамонта, который в любую минуту мог их разбросать.

На охотниках были длинные кожаные рубахи, в руках у каждого он увидел палки. По тому, как они их держали и бросали в животного, Степан уже не сомневался, что это копья. Самые смелые подбегали к мамонту совсем близко, а один охотник, нагнувшись, резким броском короткого копья нанес ему удар в низ живота. И копья полетели плотной тучей. Боль, которую они причиняли, гнала мамонта вперёд, и он, не обращая ни на что внимания, бежал так, как не бегал никогда в жизни. Только раз он замедлил свой бег, когда схватил одного зазевавшегося охотника хоботом, а потом бросил его на землю. Больше тот не поднялся. Охотники бежали рядом с животным, направляя его к обрыву. Когда мамонт заметил пропасть, было уже поздно. Через мгновение мощное, полное сил животное билось в конвульсиях на берегу неизвестной реки.

Наблюдая за происходящим, Степан неожиданно понял:

«Такой сцены охоты никто из современных людей не видел. Значит, я здесь для того, чтобы найти мамонтов и узнать, как они живут в естественной среде обитания. Я должен рассказать всем, как охотились наши далёкие предки, которых так же, как и мамонтов, уже давно нет на свете».

Он словно нашёл недостающие звенья цепи, не позволявшие связать её в одно целое. И теперь был абсолютно уверен, что выполняет задание шамана Орочона.

Собравшись вокруг тела огромного животного, охотники что-то решали. Возможно, они проводили разбор успешной охоты или делили добычу. В какой-то момент Степан понял, что они спорят. Больше всех суетился охотник, стоявший возле самой воды. Он громче всех кричал и размахивал длинным копьем. «Видимо, это их вождь», – подумал Степан. Следуя указаниям вождя, охотники ловко отделили каменными и костяными резцами толстую шкуру, а потом принялись за тушу.

Первобытные охотники на мамонтов

Солнце поднялось выше, легкий ветерок разогнал сизую дымку, видневшуюся вдали, и принес прохладу. Вокруг слышалось пение незнакомых птиц, порхали яркие бабочки.

Охотники облепили мамонта, поэтому всего процесса его разделки Степан не увидел. Но, глядя на то, как они едят сырое мясо, он почувствовал страшный голод. Голод пересилил все остальные чувства, толкнул его вперед.

«Будь что будет, – подумал он, направляясь в сторону охотников. – Опасности я для них не представляю: их много, а я один. Если они нападут, я в любое минуту отобьюсь. Огнестрельное оружие в каменном веке – это очень сильный аргумент в мою пользу».

Он погладил свой карабин, долго служивший ему верой и правдой.

«Сколько же я не ел? День-два, а может, больше».

Степан посмотрел на часы, посчитал по календарю. Получалось, метель началась шесть дней назад.

«А если ещё учесть, что до метели у меня целый день во рту не было ни крошки, то прошла почти неделя, – удивился Степан. – Как же это я выжил без еды, без воды? А может, я что-то перепутал?»

Увидев подходившего Степана, охотники вскочили и схватились за копья. Весь их вид выражал агрессию. Степан до боли в руке сжал приклад своего карабина, висевшего на шее. В любую секунду он готов был выстрелить.

Навстречу ему выбежал бородач, который больше всех размахивал копьем. Степан его сразу узнал по длинным черным волосам, стянутым сзади плетёной кожаной веревкой. Спереди волосы были связаны рыжей замшевой ленточкой, образуя тугой хвостик, похожий на те, какие носят маленькие девочки. Охотник издал какой-то резкий звук, взмахнул копьём. Степана сразу окружили, острый каменный наконечник уперся ему в грудь. На лицах охотников можно было прочесть нескрываемое любопытство и даже полное недоумение: «Откуда, мол, такое пугало пришло на наш пир?»

Пятнистый камуфляжный костюм и высокие оленьи торбаса делали его ни на кого не похожим. Тут не было таких зверей, в обличье которых Степан мог предстать перед ними. Через силу улыбаясь, Степан махал ярким носовым платком, что, по его мнению, должно было сказать хозяевам: «Я пришел к вам с мирными намерениями. Никого обижать не собираюсь, хочу с вами дружить».

Бородач смотрел на него в упор. На шее у него висела подвеска из длинных загнутых когтей какого-то крупного зверя.

«Кому же из зверей могли принадлежать эти когти?» – промелькнуло у Степана в голове. Оставался только тигр или тигролев. О тигрольвах, сочетавших в себе признаки льва и тигра, он где-то читал.

«Правда, они давно вымерли, но мамонтов тоже уже нет. Если они жили в одно и то же время, значит, я прав, это когти пещерного льва – тигрольва».

На руках охотника были браслеты из тонких белоснежных пластин с замысловатым орнаментом. На груди, прямо возле сердца, красовалась разноцветная нашивка из мелкой гальки и клыков песца.

Неизвестно, так ли его поняли охотники, только один из них осторожно подкрался сзади. Так он всегда стелился по земле, выслеживая зверя. Приблизившись к Степану, охотник резким движением выхватил у него носовой платок и, отбежав в сторону, стал его рассматривать. Сполна удовлетворившись увиденным, он, не таясь, подошёл к Степану. Потрогал его цветную рубашку, видневшуюся под пятнистой курткой, подёргал карабин и, наконец, похлопал по груди.

«Ну и силища! Такой всю душу вытряхнет, и карабин не поможет!»

На заросшем лице охотника Степан увидел что-то наподобие улыбки. Изо рта выскочил какой-то гортанный звук, что, видно, значило: «Приветствую тебя, незнакомец, на моей земле!» Охотники подошли ближе, окружили его плотным кольцом. Улыбки появились на многих лицах. Это было хорошее предзнаменование, и Степан немного успокоился.

Он пальцем показал на огромную тушу мамонта, что, по его мнению, было понятно любому. Для убедительности стал жевать, изображая, будто рукой кладёт пишу в рот. Охотники сразу закивали головами, приглашая его к трапезе. А один из них, выделявшийся хищным оскалом больших зубов, каменным рубилом отрезал большой кусок мяса и бросил его Степану.

Зрелище, открывшееся перед охотником на месте трапезы, было не из приятных: повсюду валялись клоки окровавленной шерсти, большие кости, кровью был залит весь берег реки. Рядом с тушей горел костер, и на огне жарились большие куски мяса, нанизанные на толстые палки.

Из ножен, висевших на ремне, Степан вытащил якутский нож, нарезал мясо тонкими кусочками. Несколько кусков он сразу проглотил, даже не задумываясь, что это сырое мясо. И только утолив первый голод, Степан почувствовал во рту необычный сладковатый вкус. Впрочем, это, возможно, было даже оттого, что мясо было ещё парным и с сочащейся кровью, крупными каплями капавшей на землю. Ничего подобного он никогда ещё не ел, и медленно пережевывая сырое мясо, просто смаковал.

Охотники с нескрываемым любопытством рассматривали непрошеного гостя. За ним не надо было гнаться: он был рядом, его можно было даже потрогать руками. И всё же этот пришелец, не знавший их языка и повадок, представлял для них загадку.

«Кто он? Почему он так одет, откуда пришёл?»

Нож вызвал у охотников полное замешательство. Они показывали друг другу на блестящую игрушку, которая легко разрезала мясо. Это было выше их понимания, они хотели узнать побольше об этом чудесном предмете, какой никогда прежде не видели. Один охотник потянулся за ножом и, схватив его за лезвие, сильно порезал руку. Желания отобрать у Степана нож больше ни у кого не возникало.

Солнце быстро пригревало, резко потеплело. Охотники разделись до пояса. У многих из них Степан на шее увидел подвески из зубов разных животных, бивневых пластинок и цветных камней. Удовлетворив своё любопытство, охотники тоже принялись за еду. Резцами, сделанными из бивня мамонта, и каменными рубилами каждый отрезал себе кусок, который ему нравился, а потом прямо зубами отрывал кусочек поменьше. Вокруг слышалось чавканье, временами даже доносились звуки, напоминающие рычание дикого зверя.

Из-за одного куска мяса, который присмотрели оба охотника, те даже подрались. Схватившись в рукопашную, они упали на мокрый песок и стали бороться. Послышались стоны и громкие возгласы, временами заглушавшие крики болельщиков. Удача переходила от одного к другому, и, наконец, верх одержал охотник в серой набедренной повязке из заячьей шкуры. Подвеска из зубов волка и песца украшала его грудь. Кулаками и палкой он стал жестоко бить поверженного противника и, если бы не вмешательство вождя племени, убил бы его. Вождь племени раскидал драчунов в разные стороны, что-то крикнув им вдогонку. Больше никто не нарушал спокойного хода трапезы.

В лагере древнего племени

Вдоволь попировав и разделав мамонта, охотники тронулись в путь. И как ни сокрушался вождь племени, а всё же большую часть туши пришлось им бросить. На копьях и прямо в руках они несли большие куски мяса. Степан взвалил на плечи кусок печени, завернутый в шкуру, которую вырезал из нижней части мамонта. Шкуру он рассчитывал использовать для подстилки, как обычно делал на охоте. Для этого ему обычно служила оленья шкура.

Поклажа оказалась непомерно тяжёлой, и только поднявшись на террасу реки, он уже взмок. Первая мысль, которая пришла ему в голову, была бросить шкуру, однако, глядя, как бодро идут охотники, решил во что бы то ни стало донести её до стоянки.

Днём стало ещё жарче. По небу плыли белые облака, ветер играл листьями незнакомого ему могучего дерева, забрался в крону длиннохвойной сосны, какой он нигде не встречал. Дуба Степан тоже никогда в жизни не видел, но почему-то ни секунды не сомневался, что это именно он. Таким могучим и громадным он представлял себе только его. От какого-то цветущего дерева разносился медовый запах. Возможно, это была липа, но тут Степан засомневался и, ничего не предложив себе взамен, остался в полном неведении. Как он ни старался, ни одного знакомого дерева больше не признал.

Вскоре Степан увидел другую растительность, совершенно непохожую на оставшуюся позади. Здесь был какой-то непонятный ему оазис: повсюду росли пальмы и незнакомые тропические растения. Под самыми кронами деревьев летали яркие птицы и такие же разноцветные бабочки. По ходу продвижения растительность снова стала меняться, и перед ним открылась бескрайняя степь с редкими островками невысоких деревьев.

Степан ломал себе голову, не зная, как объяснить увиденное.

«Только что были тропики, а теперь пошла лесостепь – и опять начинается смена климатической зоны. Кстати, здесь прохладней и дышится легче».

Он вздохнул полной грудью, радуясь перемене в окружающей среде, и попытался воспроизвести ход событий последней недели.

«Пустые капканы, Кучум, Аргыс, нарта, бивень мамонта…» – как ключевые слова наговаривал он при каждом шаге.

Как только он доходил до метели, в голове всё путалось, начиналась какая-то каша; Степан не знал, как к этому отнестись. Больным он себя не считал, а вот с памятью что-то случилось.

«Сломанная нарта, разноцветные собаки, вставший из гроба шаман Орочон и, наконец, мамонты и охотники, с которыми я сейчас иду на их стоянку», – перечислял Степан, пытаясь всё связать в одно целое. Однако никакой связи между всем этим он не нашёл. Каждый объект, всплывший в его памяти, существовал сам по себе.

Мамонтов он видел своими глазами и, судя по тому, что их давно уже нет на земле, он считал, что попал в доисторическое прошлое, где встретился с первобытными охотниками на этих гигантских животных.

«Но при чём тут тропические растения? – думал Степан. – Ведь мамонты жили совсем в других условиях. В то время наступило всеобщее похолодание, охватившее значительные площади, но никак не потепление. А я что вижу? Островок с тропической растительностью, рядом с которым гуляют стада мамонтов. Чудеса! Этого я объяснить не могу, а вот с охотниками на мамонтов тут всё нормально: это реальные люди, которые живут в своём времени, приспособившись к окружающей их среде. Им я обязан своим спасением: они меня накормили и предложили разделить с ними свой очаг. Но что ждёт меня впереди – этого я не знаю. Это одному Богу известно. Может, они людоеды или собираются принести меня в жертву?»

От этих мыслей ему стало не по себе.

«Вообще на людоедов они не похожи, да и мяса у них сейчас предостаточно, – успокаивал себя Степан. – Так что пока они обойдутся без меня. Куда же мы идём?»

Эти вопросы не покидали Степана во время всего пути, и только когда они дошли до стоянки древнего племени, он успокоился. Ещё издалека Степан услышал лай собак, крики детей и женские голоса. В каком-то ритуальном танце люди кружились вокруг костра. Как по команде они замедляли движение и поднимали руки и свои взоры вверх. Так, по-видимому, они обращались к Всевышнему и, возможно, просили его сохранить родных и близких, а может, благодарили его за удачную охоту, весть о которой они уже получили. Потом все побежали встречать добытчиков и победителей.

На большой поляне Степан увидел чумы, покрытые разными звериными шкурами. Чумы виднелись и под окружавшими поляну деревьями. Внешне они были почти такими же, какие ставили его современники на Севере: конусообразные шалаши из гладких жердей, сходящихся вверху. Никаких сомнений в подлинности увиденного у Степана не возникло: это было большое поселение древнего человека.

Посередине площадки горел огонь, вокруг валялись поджаренные и обглоданные кости. Было видно, что костёр служит людям не только для обрядов и посиделок, на нём готовят еду.

Охотники быстро разбрелись по стоянке, а Степан со шкурой остался возле костра. Его сразу же окружили женщины и дети. Вначале все молчали, разглядывая пришельца, а потом загалдели. В их возгласах слышались нотки удивления: ведь перед ними стоял какой-то загадочный человек. Больше всех кричали и показывали на него дети, а один мальчик с завязанной, как у вождя племени, косичкой, подергал его за куртку. Видно, убедившись в его материальности, все сразу подвинулись ближе. Каждому хотелось прикоснуться к нему, потрогать руками. Преуспели тут женщины, которые, ничего не стесняясь, дёргали его за одежду, трогали лицо.

На многих были только меховые набедренные повязки, а на некоторых он увидел короткие рубахи из тонкой кожи. Сзади у женщин, почти до пяток, спускался какой-то меховой хвост, заканчивавшийся кисточками из песцовых и соболиных лапок. У девушек набедренные повязки были сшиты из песцовых и собольих шкурок, у пожилых женщин – из заячьих. На шее у всех висели бусы, плетенные из каких-то разноцветных растений. Степан увидел даже подвеску из белоснежной кости мамонта. Тонкие кружочки разного размера и различные геометрические фигуры образовали на подвеске замысловатый узор. Он не давил, но и не придавал лёгкости. В волосах одной девочки были яркие цветы.

Его взгляд остановился на молодой женщине. Её чёрные глаза угольками горели на смуглом лице. Длинные тёмные волосы прикрывали плечи, тугие груди острыми холмиками выступали вперёд. Степан даже успел рассмотреть изгиб её талии, прикрытый какой-то шкурой. На длинных ногах женщины были надеты лёгкие мокасины, сшитые из рыжей шкуры. Они были украшены разноцветными камушками, походившими на бисер, какой нашивали его современницы на унты. Природа поработала над этой женщиной больше, чем над всеми остальными. По красивому овалу лица, тонкой шее и совершенной фигуре можно было подумать, что она здесь, так же, как он, совсем чужая.

«Просто невероятно, какая она красивая! – сразу позабыв, куда он попал, мысленно стал восхищаться Степан. – А какая фигура! Ай да красавица! Откуда же она здесь? – спрашивал он себя. – Возможно, она прибилась к этому племени, – мелькнула мысль, – но даже если она из другого племени, то всё равно из этого же времени. Нет, она не их, она совсем другая…»

Его восторженные взгляды прервал вождь племени, разогнавший всю толпу. Он молча пошёл в глубь поляны, Степан последовал за ним. Возле небольшого кособокого чума они остановились. Рядом с ним Степан увидел длинное бревно с нарезанными по краям зубцами. Они походили на зубцы обычной двуручной пилы, только были пореже и более пологими. Между ними по всей длине бревна была прорезана канавка. С одного конца на бревно крепилась толстая палка, которую, как на шарнире, можно было опускать и поднимать. В этом нехитром приспособлении Степан сразу признал кожемялку. Почти такие же «агрегаты» применяли в его деревне для выделки оленьих шкур.

Он нагнулся и поднял заточенный с одной стороны полукруглый камень. Внешне он напоминал скребок для чистки кожи от мездры. Если бы он был из металла, тогда бы Степан даже не стал сомневаться, что это тоже скребок, а тут ему пришлось поломать голову, прежде чем окончательно убедился, что это скребок.

– Эй-эй, – замахал вождь рукой из чума, приглашая его войти.

Привычно нагибаясь, Степан шагнул внутрь. Посередине он увидел очаг, в котором едва теплился огонь, сизый дымок поднимался вверх и уходил в оставленную там дырку. Возле очага на шкурах сидели две женщины в кожаных рубахах. Длинными костяными иглами они что-то шили. В руках женщины постарше игла мелькала, как челнок в швейной машинке, вторая женщина, приоткрыв от удивления рот, молча уставилась на Степана. Возле их ног лежали обрезки кожи и пучок жил. Степан не поверил своим глазам, смотрел на всё как завороженный.

«Вот тебе и первобытные люди! Так они, оказывается, умеют даже шить. И шкуры сами выделывают. Ну и дела!»

Вождь племени показал ему на место у входа и ушёл. Через минуту Cтепан уже держал в руках иглу, а женщины рассматривали его одежду.

«Надо же, костяная игла с прорезанным ушком, почти как современная».

Игла была вырезана из мамонтовой кости и притом довольно хорошо отполирована. Покрутив иглу в руках, он подумал, чем же прорезали ушко:

«Может быть, каким-то резцом или острым камнем? Инструментов и ножей у них нет. Значит, кремневым резцом, кость он берет без проблем, нужно только правильно расколоть кусок кремня и, конечно, набить руку».

За этим дело у них явно не стало. Камней здесь хватало, по-видимому, было и свободное время. А в качестве ниток они использовали жилы и тонкие полоски кожи. Вскоре ветер донес запах жареного мяса. В лагере снова началась суета.

С вождём племени Огого Степан быстро подружился. Этот охотник лет двадцати пяти – тридцати от роду, как он определил, был самым сообразительным и приветливым. Он помог Степану быстро влиться в своё племя и, как мог, оберегал его от всяких проблем, которых здесь тоже хватало. Огого с интересом рассматривал его вещи и даже разбирал карабин. Вождь племени быстро научился щёлкать затвором. Когда Степан дал ему выстрелить, он так напугался, что от страха бросил карабин и убежал. Целый день Огого не появлялся на глаза Степану, а после стал обходить его стороной.

Конец света

С охотниками Степан провёл несколько дней, а потом ушёл на поиски мамонтов и пищи. Он бродил по степи, поднимался в горы и, в конце концов, его поиски увенчались успехом: завалил дикую лошадь. Благодаря добытому мясу удалось продержаться неделю, а потом мясо стало портиться. Думая о еде, Степан постоянно вспоминал необычный сладковатый вкус мяса мамонта. По сравнению с ним любое другое было каким-то пресным. От парного куска мамонтового мяса он не отказался бы и сейчас.

Вскоре он увидел следы оленей и вначале не поверил своим глазам. Судя по отпечаткам копыт, сохранившихся на речном песке, оленей было немало. Стадо животных паслось в степи, а сейчас со всем молодняком ходом двигалось на север, где, по-видимому, было больше корма.

Воздух был наполнен зноем нескончаемого летнего дня, сильно парило. В горле совсем пересохло, хотелось пить, но воды нигде не было. Так, размышляя о своём, Степан шёл за стадом оленей. Небо быстро затянуло серыми тучами, низко нависшими над землёй. Намечался дождь. Об этом говорили и резкие порывы ветра с той стороны, куда он шёл. Степан только подумал, что надо бы спрятаться, как хлынул ливень. За несколько минут он стал мокрым с головы до ног, сплошным слоем воды закрыло землю. Однако скоро дождь кончился, и из-за края тёмной тучи выглянуло солнце. Стало быстро подсыхать, а о недавнем ненастье напоминали только весело журчавшие ручейки, то тут, то там прорезавшие широкую долину.

Неожиданно Степан увидел стадо мамонтов. Они медленно брели по жёлто-зелёной равнине, покрытой редкими деревьями. Так же, как слоны, мамонты хоботом рвали ветки деревьев и кустов, отправляя их в рот. Каждый мамонт занимал своё пространство степи, по которой двигался вперёд. Движения животных были размеренны и степенны.

«Как красивы эти мохнатые великаны! – увидев их ближе, подумал Степан. – Но они наводят на меня ужас. При таких огромных размерах эти мамонты не такие уж безобидные, как многие их теперь представляют. Если они погонятся за мной, то убежать, скорее всего, не удастся. И укрыться негде. Значит, если хочешь остаться живым, к ним лучше не приближаться. Своими мощными бивнями мамонты проткнут насквозь».

Он представил себе такую сцену, и от этого ему стало не по себе. Только теперь он по достоинству оценил смелых охотников на мамонтов.

«Какие отчаянные и смелые люди! С примитивными копьями идут бороться с такими чудовищами. А может, тут дело совсем в другом – на эту охоту нужно смотреть с практической стороны: мамонт – это же не только огромная груда мяса, которую ждут их дети и жёны, но и бивни, шкуры, кости и многое другое, без чего просто не обойтись».

После дождя в воздухе пахло свежестью, небо очистилось от серых туч, голубизна заполнила всё свободное пространство. На горизонте появились белые облака. Степан всё не мог нарадоваться такой смене погоды. Скоро он подошёл к живописному месту; прямо на перевале увидел два больших озера, расположенных друг за другом. Черным окном блестело ещё одно озеро поменьше, которое лежало у подножия высокой горы. Возле него Степан остановился.

После заката солнца он услышал грохот, доносившийся из-за горного хребта, полукольцом окружавшего степь. Что гремело, Степан определить не смог. Вначале он подумал, что в горах произошли подвижки. Спустя короткий промежуток времени грохот повторился. Теперь он был более протяжённым, содрогнулась земля, пришла в движение вода горного озера, высокой волной накатившая на песчаный берег. Степан почувствовал, как заходила земля прямо под его ногами. Сомнений теперь не было: началось землетрясение.

В происходящем вырисовывалась определенная закономерность: после толчка следовал грохот, приходивший к нему с запозданием, а потом наступало затишье, дававшее природе короткую передышку. И снова всё повторялось. Постепенно грохот перерос в нарастающий гул, которым заполнилось окружающее пространство. Вдали появились яркие всполохи – жёлтые, оранжевые, красные цвета наполнили восточную часть неба. Вскоре всё это стало одним мазком желто-оранжевого цвета, размазанным по всему небосводу. Иногда его покрывали более яркие краски, появлявшиеся после очередной вспышки, разрывавшей зарево горящего неба.

В той стороне, где гремело, Степан увидел клубы чёрного дыма. Дым или пепел летел вверх, постепенно заволакивая всё пространство, и вскоре небо наполнилось чёрными и серыми красками, перекрывшими оранжевое свечение. Степан сразу догадался, что началось извержение вулкана – одно из самых грозных стихийных бедствий, какие бывают на земле. Извержение вулкана он до этого видел только по телевизору, и оно всегда потрясало его своей мощью. А теперь волею случая он сам столкнулся с разбушевавшейся стихией. Там, где шло извержение вулкана, искры и пламя летели вверх, виднелись желто-оранжевые всполохи, закрывшие всё пространство. А скоро ветром принесло и серый пепел. Он, как снег, мелкими частицами и крупными хлопьями покрывал зеленую степь и горы. Ветер подул сильней, и серая туча сразу же накрыла всё, что только недавно радовало глаза и вызывало восхищение. Это было похоже на недавнюю метель, в которую он попал. Только этот «снег» не таял от тепла его тела и неприятно хрустел на зубах.

Степану стало не по себе: страшно было подумать, что он может навсегда остаться под слоем пепла. Спотыкаясь и падая на камнях, он побежал вперёд. Он потерял счёт времени и совсем не ориентировался в пространстве, но упрямо шёл вперёд, думая о том, что стоит ему только остановиться, как пепел его накроет и поглотит навсегда.

Ветер стих, и пепельная метель так же быстро закончилась, как и началась. Едва отдышавшись, Степан осмотрелся по сторонам. Увиденное его поразило: там, где совсем недавно цвели цветы, пели птицы и порхали бабочки, теперь лежала мёртвая серая пустыня. Это безжизненное пространство больше напоминало поверхность луны или какой-нибудь безжизненной планеты, чем райский уголок земли, которым была эта долина всего несколько часов назад. Можно было подумать, что жизнь здесь остановилась навсегда. Но не успел он сдвинуться с места, как из-под камней вылезла толстая рыжая мышь. Он признал в ней пищуху. Недовольно пискнув, она убежала, оставив на пепле отпечатки своих следов. Вдали кормились серые от пыли мамонты.

Вдруг Степан увидел, как по степи прошла извилистая полоса. Это было похоже на треснувший лёд, когда едва заметная трещинка прямо на глазах расширяется и мгновенно продвигается вперед. Остановить её движение невозможно: она, как пуля, вылетевшая из ствола винтовки, должна дойти до конца. Потеряв энергию, пуля остановится сама.

Извилистая полоса раздалась в ширину, превратившись в зияющую трещину. Она разделила стадо мамонтов. От трещины тут же пошли более мелкие зигзагообразные и прямолинейные ответвления. Вмиг серая степь разорвалась на куски неправильной формы. От этого она стала похожей на разбитую тарелку. Было видно, как дрожат края этой «тарелки» и проглядывает сбросившая пепел зелень растительности.

Сквозь грохот разыгравшейся стихии до Степана донёсся рёв обезумевших животных. Мамонты метались по расчлененным островкам некогда единой поверхности земли. Кому-то удавалось перепрыгнуть через возникшее препятствие, и он оказывался на другом таком же маленьком островке. Это его не спасало. Уже не было пути ни назад, ни вперед: тут был тупик – последнее пристанище на этой земле. В любую секунду островок мог снова расколоться и поглотить всех, кто на нём находился.

Острова на глазах Степана стали сжиматься, и теперь они напоминали гигантские льдины, тронувшиеся с места во время ледохода. «Льдины» раскачивало как на волнах, двигаясь, они ударялись друг о друга, уменьшаясь в размере.

За короткий промежуток времени всё вокруг Степана снова переменилось, и из огромного стада мамонтов Степан увидел всего одного. Обезумевший от страха, он метался по клочку земли и наконец, перепрыгнув через сжимавшуюся трещину, понесся в его сторону. Здесь были спасительные горы, которые ещё не трясло. Осталось совсем немного: нужно было только проскочить через открытое пространство, покрытое серой грязью с лопающимися пузырями.

В следующий момент Степан увидел, как мамонт угодил прямо в болото. В другое время он бы его обошёл, но когда разум нарушен и всё существо нацелено только на спасение, совершаются роковые ошибки: мамонт побежал по прямой. Мутная жижа под ним разошлась, послышался дикий рёв. Огромное животное пыталось выбраться из трясины, в разные стороны полетела грязь. В следующее мгновение поверхность болота сомкнулась, и в том месте, где ещё недавно барахтался мамонт, снова стали лопаться большие серые пузыри.

Это был тот самый мамонт, о бивень которого Степан сломал свою нарту.