Читать книгу Завтра снова Сегодня - Виталий Леонидович Запека - Страница 1

Проснулся. Чуть помедлил и открыл глаза. Первое, что увидел, – висящую над моей кроватью рожу. Не просто рожу, а омерзительную рожу, да еще с подбитым глазом. Кто такой? Почему глаз подбит? Чего ему надо? Руки сами собой сжались в кулаки.

– Читай, Тихоня. Не дерись только. – Этот с рожей и подбитым глазом сует мне в руки тетрадку.

Привстаю с кровати, осматриваюсь. Комната белая, снизу зеленые панели. Шесть кроватей – вместе с той, на которой сижу. Окно с решеткой, причем рама далеко в глубине, до стекла не дотянешься. Напротив окна – железная дверь. Ручки с этой стороны нет. Моя кровать возле окна. Похоже, что самое лучшее место. Это мне нравится. Покончив с осмотром комнаты, принимаюсь за обитателей.

Тот, с фингалом, уже отбежал от меня. Стоит у самой дальней кровати и смотрит испуганно. Чего боится? Кто его обидел? Кто ему под глаз саданул? Ближе ко мне, на кровати сидит маленькое существо с большим горбатым носом и черными, почти сросшимися у переносицы бровями. Заметив мой взгляд, нервно дергает кадыком и заискивающе улыбается:

– Утро доброе, Тихоня.

Похоже, что «Тихоня» – это я. Почему не помню? Где я? Кто эти люди? Чувствую, как растет раздражение. На приветствие не отвечаю: мало ли кто такие, сначала разберусь. Взгляд падает еще на одного обитателя этой странной комнаты. Соседняя со мной кровать. Крепкий верзила. Бездумно смотрит перед собой и качается взад-вперед. Такого амбала одолеть – три раза вспотеешь. Посмотрел на себя. Тоже ничего, но амбал покруче будет. Монотонное качание амбала раздражает. Не просто раздражает – бесит. Но умный человек сначала думает, и только потом бьет. Тем более такого крепкого противника. Поживем – увидим.

Рассматриваю еще одного щуплика. Лет за пятьдесят. Что-то шепчет про себя. Вдохновенно так. Еще и пальцем время от времени в потолок тычет. На меня не смотрит. Занят. Странный такой. Лицо, как и у всех предыдущих, совершенно не знакомо.

– Почему не здороваешься? – грубо кричу, выплескивая накопившееся раздражение.

Безучастно качавшийся маятником амбал, внезапно оборачивается на мой окрик, отслеживает взгляд. Пружиной слетает с кровати и засандаливает своим огромным кулачишем щуплика в рожу.

– Почему не здороваешься? Почему не здороваешься? Почему не здороваешься?

– Утро доброе, Тихоня. Утро доброе, Тихоня. Утро доброе, Тихоня. – Запищал со своей кровати несчастный, прикрывая руками голову и ногами – живот. Грамотный: похоже, ему не впервой быть битому.

Так. Значит, амбал мне не опасен. Ишь, как он сиганул, едва мое недовольство проявилось! Это мне нравится. Киваю амбалу. Тот довольный садится на кровать и снова раскачивается маятником.

Слышу еще чье-то торопливое:

– Утро доброе, Тихоня!

Снова меня называют «Тихоней». Но это имя ничего мне не говорит! Никаких ощущений! Не нравится мне это… Смотрю на избитого. Высокий, тощий. Угрозы такому, как я, не представляет. Лицо незнакомое. Смотрит испуганно и настороженно.

Итак, в комнате шестеро, включая меня… Ага! Мелькнувшая мысль заставляет снова осмотреть присутствующих. Так и есть. Почему-то все в одинаковых пижамах. Разных размеров и разной степени износа. Странное место. Как меня сюда угораздило?

– Тихоня, прочти тетрадку, пожалуйста. – Фингалистый настойчив.

Ах да, в руке у меня по-прежнему потрепанная общая тетрадь. Чья? Почему этот, с фингалом, так хочет, чтобы я ее прочел? Похоже, он целую ночь надо мной дежурил. Странный. Неторопливо, словно нехотя, раскрываю тетрадь. Может, хоть что-то прояснится. Играю на публику: движения медленные, небрежные. Хотя на самом деле очень любопытно, что там написано. Вопросов больше, чем ответов.

«Сегодня.

Я – Тихоня. И ты, соответственно, тоже. Так меня и тебя зовут. Мы классные и все такое, но у нас с тобой есть беда: не помним, что было вчера. Вернее, забываем прошлое, после того, как заснем. Ты уже просек, что пишешь сам себе? Если не веришь, можешь сравнить почерк. Сравнил? Продолжаю. Но уже без этого «мы». К счастью, у нас никакого раздвоения нет.

Просыпаюсь с чистым листом в голове. Не вздумай не спать, чтобы ничего не забыть. Уже пробовал не спать трое суток. Стоит на несколько минут закрыть глаза – и все, что произошло раньше, забыто напрочь. Не метод. Не мучай себя. Из другого Мира принесли эту тетрадь и ручку. Поэтому есть возможность записать самое важное, и таким образом «вспомнить» все, что можно. Без необходимости заново социально адаптироваться, заново подчинять себе жителей этого Мира и прочее, прочее. Должен отметить: сильно облегчает жизнь.

Итак, ввожу тебя (то есть себя) в курс дела.

Это твой, то есть мой Мир. Он полностью принадлежит тебе (нам).

Существуют еще Миры. Не такие большие и не такие интересные. Самый маленький ты можешь увидеть в окно. Ветки дерева, иногда на них сидят птицы. Иногда на этих ветках есть листья, иногда нету. Иногда эти ветки обливает дождем, иногда на них снег. Скучища еще та. Моему (твоему) Миру в подметки не годится. Мир за окном убог и скучен. Иногда прикольно смотреть на капли дождя или снежинки, но недолго.

Есть еще один Мир, более интересный, – за железной дверью. Не знаю, как я (ты) подчинил его себе, но его обитатели приносят в Твой Мир еду и лекарства. Правда, полностью подчинить их не удалось. В свой Мир они не пускают. Несколько раз пытался организовать прорыв, подчинить их сильнее, больше. Но, гады, дерутся крепко. С нашим войском с ними никак не справиться. Пробовал несколько раз, и каждый раз были биты. Крепкие ребята, да еще и вооружены газовыми баллончиками и электрошокерами. Чмошников из этого Мира подбивать на штурм все тяжелее и тяжелее. Думающему человеку есть о чем поразмыслить. Если уж удалось обложить данью Другой Мир, то не подчинить его полностью – грех. Пока ничего не придумал, но силой лучше не пробуй. Твоя сила в уме, его и используй. Смотри, наблюдай, думай. Рано или поздно сможем понять, как подчинить Тот Мир полностью. Жрачкой и лекарствами не откупятся. Обложим их данью по полной. Что с них взять, тоже заранее подумай. К примеру, у них одежка получше нашей. Но, возможно, это мелко, не наш масштаб.

Старший в Том Мире профессор Лучко. Приходит всегда с охраной. Ведет себя вежливо, как и подобает представителю подчиненного Мира. Но все равно ему не верь. Умный человек (а мы с тобой умные) понимает, что в подчиненном Мире спят и видят, как бы отравить тех, кто их (пусть и не полностью) поработил. Лекарства – в унитаз. Но они упрямые, приносят и приносят. Будь хитрее и умнее. Не дай себя погубить. До сих пор каждый из нас справлялся с этой задачей. Сегодня твоя очередь. Еще раз повторяю: будь умницей. Это твой Мир, и твой долг сберечь его для того, кто проснется завтра после тебя.

3.Теперь о жителях твоего Мира. Какие уж есть, других нету. В любом случае, твой долг СЕГОДНЯ поддержать или улучшить установленные тобой правила. Этот Мир СЕГОДНЯ принадлежит тебе. И твой долг передать его в таком же (или улучшенном виде) себе любимому в ЗАВТРА.

Твоя правая рука – Амба. Это – амбал рядом с тобой. Не совсем адекватен. Но иногда лень самому наводить порядок. Амба предан, как собачка (заслуга тех нас, кто ВЧЕРА). Главное – выразить свое недовольство или сказать Амбе, что конкретно вот этот – «плохой». Сам все сделает, ты только останавливай его, когда сочтешь нужным. Народу – всего ничего, откуда еще взять, пока не ясно. Поэтому не перегни палку. Из другого Мира сюда не переходят (странные они какие-то: платят дань, а, тем не менее…). Твоя забота – каждый день снабжать Амбу лишней котлетой. Себя тоже не обижай. Ты и Амба каждый день должны получать по одной дополнительной котлете. Дополнительная котлета берется у остальных четверых. Они сами между собой разбираются, чья очередь отдавать котлету. Твой долг получить ее и проследить, чтобы досталось Амбе. Но (важно): обе дополнительные котлеты дают тебе – и только тогда ты даешь одну из них Амбе. Из своих рук. Он, после этого, особенно предан, и необходимо следить, чтобы не пришиб кого, доказывая свою полезность.

Теперь об остальных. Не знаю даже, стоит ли. Ближайший с другой стороны от Амбы – Коммуняка. Один из самых хлопотных. Из него периодически прет всякими бредовыми лозунгами, но твои подданные их слушают. Один из лозунгов (когда наступает его очередь отдавать свою котлету) – о социальной справедливости. Попробовали один раз сделать, как он говорил. В результате у нас с Амбой по одной котлете вместо законных двух, у этого Коммуняки две котлеты, а у Попа (того, что в дальнем углу) ни одной. И объяснил ведь, гад, так, что даже мы с Амбой поверили, будто это справедливо. Хорошо, что Поп заподозрил что-то неладное и возмутился. Запомни! Кто владеет котлетой, тот владеет этим Миром. Не выпускай власть из своих рук! Следи за котлетной очередью. Твой долг – соблюдать справедливость. Каждый отдает свою котлету через день. Но! Ты можешь виновного наказать мордобитием или отобрать у него котлету вне очереди. Первый вариант доставляет удовольствие. Но, поверь, гораздо большее удовольствие получаешь, манипулируя этими существами. Назначая одного виновным, ты делаешь другого счастливым: он получает внеплановую котлету, которую ты не отбираешь. В другой раз поступи наоборот. Если нету повода – придумай. Кто-то из нас ВЧЕРА даже придумал умную фразу: кнутом и пряником. Только у тебя вместо кнута, Амба и кулак, а вместо пряника – котлета. Мы вчера-позавчера умные. Создали этот Мир. Довели его до совершенства. И твоя задача – передать его завтра таким же или улучшенным. Но, кажется, повторяюсь. Нам с тобой, повторять дважды не надо.

В общем, держи с Коммунякой ухо востро.

Теперь о Попе, раз уж упомянул. Ни рыба, ни мясо. Серое существо. Талдычит о непротивлении злу. (Мне кажется, он имеет в виду тебя). Верит в Бога. По его словам, есть еще один Мир, в котором заправляет парень по имени Бог. Никаких доказательств, одни голословные утверждения. Поэтому очень сомневаюсь. Мир с деревом в окне и Мир за железной дверью, по крайней мере, реальны. Впрочем, его россказни о том Мире безобидны, а рассуждения иногда удается использовать. Серое, в общем, существо. Но зато идеальный кандидат демонстрировать другим свою власть. Ничтожные люди для этого и существуют.

Тот, который с горбатым носом, – Еврейц. Иногда мне кажется, что хитрющая личность. Хлюпик, носовым платком перешибешь. Но однажды, на отдельном листочке мы сегодня-вчера-позавчера и т.д. подсчитали, сколько времени он не отдавал свою котлету. Получилось 18 дней. Спасибо, кстати, Коммуняке, что надоумил завести такой листок. На том же отдельном листке передавали свои подозрения и мысли о происходящем. Заметили, что всегда перед своей очередью отдавать котлету, он с кем-нибудь перешептывается, после чего этот кто-то начинает вести себя неправильно, получает в морду и лишается котлеты вне очереди. А штрафная котлета достается Еврейцу – вернее, он пропускает очередь отдавать свою. Считаю это полным нарушением социальной справедливости (тьфу ты, наслушался Коммуняки!). Только, в отличие от социальной коммуняцкой справедливости, Правитель Мира обязан следить за реальной справедливостью. И не позволять никому манипулировать обществом. Кроме себя любимого.

Так что с Еврейцем держи ухо востро. Листок с его очередью на котлеты лежит отдельно в тетради.

Еще в твоем Мире есть Творческий Человек. Странный тип. Котлету не пытается защитить. Иногда рассказывает очень интересные вещи. Проследи, как его слушают – с открытыми ртами. Так тебя должны слушать. Поэтому, когда он говорит – контролируй. Его влияние не должно покушаться на твою власть. Творческий Человек – это опасно. Это – мысли. Он вполне может своими бреднями забаламутить даже Амбу. И ты, то есть Я, не сможем выстоять против пятерых. Тем более, если один из них – Амба. Будь начеку! Хоть Мир и ограничен – всего-то шесть человек – но, если твое верховенство становится ненадежным, – убивай. Убей этого Творческого Человека без колебаний. Он самый опасный. Но убивай, только если другого выбора не будет. Я, в одном из вчера, придумал метод, и он работает великолепно. Разделяй и властвуй. Пока они между собой разобщены – тебе ничто не угрожает. Разделяй, никаких союзов, кроме союза вокруг тебя. Еще раз напоминаю: это – твой долг Властелина Мира. Ты отвечаешь за этот Мир. Ты обязан передать его себе ЗАВТРА не худшим, а по возможности лучшим, чем сегодня. Но не переусердствуй: этот Мир и так доведен до СОВЕРШЕНСТВА.

Обнимаю себя завтрашнего, Тихоня».

Задумчиво закрыл тетрадку. Многое прояснилось, но нужно время разложить все в голове. Поднялся и, сладко потянувшись, подошел к окну. Все верно. Сквозь решетку в окне видно дерево. Вернее, ветки дерева. Ветки с листьями. Без дождя, без снега и без птиц. По крайней мере, я их не заметил. Значит, все написанное в тетради правда. Не стоит даже проверять почерк. Написано мною. Я-вчерашний писал я-сегодняшнему. Беда, конечно, с памятью. Но умному человеку и без памяти можно. Может, и лучше без памяти. Наверняка есть то, чего не хочешь помнить. Обычным – горе: захотят – не забудут. А мне достаточно не записать в тетрадь или вырвать листок, если записано. И всех делов. Поневоле загордился собой: умный человек всегда превратит минус в плюс.

Пора возвращаться к своим обязанностям. Надо же – Властелин Мира! Это я молодец. Интересно, как давно, и надолго ли. В тетради все записи датируются «сегодня». Не все прочитал, но беглое перелистывание показало только такую дату. «Сегодня» существует давно. Это точно. И будет существовать еще долго. Возможно, вечно. Вечное Сегодня. Получается, я вечен? Вполне может быть…

Неторопливо обернулся к своим подданным. Все, кроме Амбы, внимательно смотрят на меня. Поп с фингалом, Еврейц с носом, Коммуняка и этот Творческий. У Творческого взгляд другой. Еще раз посмотрел на первую троицу, чтобы понять, в чем разница. Они смотрят настороженно, со страхом. Подозреваю, что фингалы на их мордах не впервые, и фингалы эти распределяются со всей необратимой социальной справедливостью моего Мира. Творческий Человек смотрит по-другому. Без страха. Скорее с любопытством. Он что, меня изучает? С какой целью? Хочет забрать мой Мир себе? Ох, прав я-вчерашний, ох прав! Человек, который не боится власти, опасен. Присмотреться к нему повнимательнее. Не подавать виду, но глаз не спускать.

– Поп, напомни мне, за что фингал получил. – Важно, как ты обращаешься. Я стою, они все сидят. Я над ними. Маленький нюансик, но на таких нюансиках и держится власть. Голос спокойный, уверенный. В интонации оттенок строгости и в тоже время отеческой заботы. Откуда так умею? Вспомнил свои недавние размышления, вечен ли я. Если позади вечное Сегодня, значит, было время научиться. Легкое сомнение в своих силах исчезло. До этой фразы сомневался, смогу ли достойно представлять себя Сегодня, не подведу ли себя Вчера и – самое главное – каким предстану перед собой Завтра. Но теперь уверен: могу, умею, совершенен.

После моего вопроса все повернули головы к Попу. Фингальная морда вскочил поспешно, покраснел взволновано, вылупился на меня обоими глазами – подбитым и нормальным.

– Не успел тетрадь пред очами твоими представить. Вчера ты ото сна отошел немного ранее обычного. Я, на беду, оказался ближе всех.

– Плохо, что не уследили. Впредь утром бдеть возле меня. Тетрадь не читать. Амба, будешь следить, чтобы тетрадку никто не читал.

Амба перестал раскачиваться маятником. Глаза застыли на моем лице. Долго воспринимал сказанное. Затем, видимо, слова разложились по нужным полочкам. Лицо Амбы расцвело.

– Тетрадь никому не читать, тетрадь никому не читать, тетрадь никому не читать.

Тело снова маятником туда-сюда. Должен отметить, что это раздражает. Но делать нечего. Такая уж у меня правая рука и опора власти. Другой нету.

– Не надо повторять, Амба.

Умолк. И хорошо. Только маятником, как и раньше.

– Позвольте заметить, – это Еврейц со своей кровати, – подобное распоряжение уже поступало. Но…

– Но не уследили, сволочи! – Обрываю Еврейца. Самое время сделать очередной шажок к укреплению моего Мира. Как там в тетради? Разделяй и властвуй. Я гениально придумал. Однозначно, я не только Вечен, но и Гений.

– Не уследили! И человек пострадал! Хороший человек! – Тыкаю пальцем в сторону фингальной морды Попа. Теперь немножко гнева. Дозировано, без перебора. Подскакиваю к Еврейцу и хватаю его за ворот пижамы. Легкий поворот кисти – и ему уже перекрыт доступ воздуха в легкие, его же пижамой. Чуть регулирую. Не надо мне сейчас его душить. Мне надо, чтобы воздуха ему хватало оправдываться. Если начнет оправдываться – значит, задача выполнена. Поп будет видеть виновника своего фингала. И это уже не я, а Еврейц. Еврейц во всем виноват, не уследил. Я же, после первых оправдательных слов, Еврейца милостиво отпущу. Поп увидит, что виновник его битой морды наказан слабо, и затаит обиду. Разделяй и властвуй. Разделяй и властвуй. Гениально!

– Я…я…нннее надо!

– Ты, ты! – Кричу и отшвыриваю его от себя. – Посмотри, что ты наделал!

Поп смотрит на меня и чуть не плачет, но на Еврейца смотрит с ненавистью. То, чего добивался. Молодец я.

– Посмотри, что ты наделал! Посмотри, что ты наделал! – Амба из-за меня пытается прорваться к Еврейцу. Амба – это перебор сейчас. Виновный должен быть недонаказан. Даже котлету у него сегодня не заберу, пусть хитрит. Ему это в минус не передо мной будет.

– Амба, сядь на место!

Еврейц напуган, дышит тяжело, но смотрит на меня с благодарностью. С ума сойти! Как легко ими управлять! Ничтожные серые люди… Незаметно отслеживаю реакцию других персонажей моего Мира. Коммуняка доволен. Улыбается, и видно, что произошедшее с Еврейцем доставило ему удовольствие. А что там Творческий Человек? Сидит на своей кровати и во взгляде то же любопытство. Ни страха, ни благодарности. Изучает меня? Ох, опасен! Ох, опасен… Неподконтрольные мысли очень опасны. С другими все просто. Поп ненавидит Еврейца. Еврейц боится. Коммуняка доволен. Амба… Амба, как Амба. Все под контролем. И только этот Творческий… Будь осторожен с ним, Тихоня. Ох, бди!

Звук от двери. Отвлекает от укрепления власти. Впрочем, все нужное, на сейчас, сделано. Оборачиваюсь. В двери, оказывается, есть оконце, и сейчас оно открыто. Как же я не обратил внимания? Через оконце вижу часть тела человека из другого Мира. Если судить по видимой части, одежда действительно лучше, чем у моих подданных и у меня. Из всех возможных вариантов поведения, выбираю присесть на свою кровать и наблюдать за происходящим.

– Завтрак, пожалте. – Голос человека из того Мира обычный, как и у нас. Раз они там такие же, значит, ими можно управлять по тем же законам. Простая дань меня не устраивает, необходимо подчинить их полностью.

Решение присесть оказалось правильным. Едва я присел, как Амба заметил открытое окошко и что есть сил рванул к нему.

– Завтрак, завтрак, завтрак. – Основные инстинкты у Амбы работают на славу. Пожрать, поспать, чтобы Повелитель (я то есть) был доволен, по морде кому-то периодически…

Воинство моего Мира выстроилось в очередь. Неторопливо мнутся на месте, пытаются заглянуть за спину Амбы и увидеть, какую дань принесли в этот раз. Только Творческий нетороплив. Смотрит, с насмешкой, на эту жадную очередь. Ловит мой взгляд, неспешно поднимается и встает в конец очереди. Видно, что человек себя уважает. Откровенно говоря, он мне даже нравится, хотя опасен для меня, для моего Мира. Видно, что подчиняется поневоле, но не подчинен. Ведет себя соответственно реалиям. Вопрос, не вздумает ли он эти реалии менять? Покуситься на самое святое, что есть на свете, – на Мир, на мой Мир и мое Владычество в нем.

Первым за Амбой получил еду Коммуняка. Принес тарелку мне, поставил аккуратно на кровать рядом. Вермишель, котлета, ломтик хлеба и ложка. Заискивающе улыбаясь, со своей тарелки сбросил в мою ложкой котлету. Молчу, словно не обращаю внимание. Пытается заглянуть в глаза – доволен ли я. Я непроницаем. Что мне – демонстрировать радость? Дебил ты, Коммуняка. Я – Вершитель этого Мира. Возможно, даже его Создатель (надо будет посмотреть, нет ли в тетрадке чего-нибудь об этом). Я – Закон и Справедливость этого Мира, в конце концов. И что, я должен радоваться, когда соблюдаются Законы, Правила и торжествует Справедливость? Я это воспринимаю, как должное. Легкого кивка вполне достаточно. Коммуняка лишился котлеты, но уходит от меня к своей кровати счастливым.

За Коммунякой – Поп. Несет осторожно свою тарелку и два стакана чая. Поставил две чашки на мою тумбочку, аккуратно выложил в мою тарелку котлету.

– Согласно очереди, – многозначительно говорит мне и оглядывается на Еврейца. Вижу, что Еврейц краем глаза заметил эту сцену, слышал фразу Попа и «многозначительность», с которой тот ее произнес. Киваю. Поп довольный уходит.

– Таблеточки ваши, – это уже Еврейц возле меня. Ссыпает горсть на тумбочку возле чая. – Прикажете выбросить, как всегда?

– Нет. Пусть лежат. – Голос у меня строгий, не разрешить ему хоть что-то – это основа основ управления. Пусть видит, что еще не прощен.

Подхалимская улыбочка у Еврейца на мгновенье исчезает. Верно поняв мой ответ, он оглядывается на Попа – и снова под его здоровенным горбатым носом появляется улыбочка.

– Конечно, не моя очередь, но в порядке огромного уважения… – Снова взгляд за спину, на Попа. С той же улыбочкой ложкой снимает котлету и кладет в мою тарелку. Движения медленные, торжественные. Умеет человек подать себя. Поневоле обращаешь внимание и запоминаешь, что он котлету свою отдал, да еще вне очереди. Загладить придуманную мной его вину и высказать уважение. Киваю ему:

– Ступай, кушай. Впредь чтоб! – Машу ему пальцем перед носом. Еврейц еще шире улыбается и задом-задом от меня.

– Как же, как же. Непременно, непременно. – За его спиной вижу довольного Попа. Поп видел, что у Еврейца нету теперь котлеты и что я ему грозил. Еврейц также доволен, что я НЕ ОТКАЗАЛ и изволил взять его котлету.

Учитесь. Сила грамотного управления во всей красе! Набил фингал одному, обвинил другого – от троих получил по котлете и заискивающей улыбке. Как легко управляемы люди! Манипулируй-не хочу.

Словно для того, чтобы я не расслаблялся, мимо со своей порцией прошел Творческий. Спокойно, с достоинством. Как я могу думать о полном захвате другого Мира, если у меня, в моем Мире, торчит это, это… (задумался, как его назвать). Ладно, с термином определюсь позже. Обязанности Владыки Мира с меня никто не снимал.

– Амба!

Амба мгновенно подбегает. Тарелка уже пуста. Тянет ее ко мне. Лицо счастливое. Кладу котлету медленно, с достоинством (как подсмотрел у Еврейца). Пусть своими мозгами куриными запоминает благодетеля.

Обязанности Властелина выполнены. Собой доволен. Кушаю. Взгляд упирается в горсть таблеток на тумбочке. Вот он – яд, о котором я себя предупреждал. Не успокоятся никак в другом Мире. Пытаются отравить. Глупые, ничтожные людишки. Душой их понимаю: кому хочется три раза в день приносить дань? Судя по всему, им не хватает мозгов еду отравить. Надеются, что я съем эти таблетки и умру. Коварные, но примитивные. Выбросить, уничтожить эти цветные кругляшки, чтоб и рядом со мной этого яда не было! Взглядом обвожу свой Мир. Все уже поели и сейчас глотают свои таблетки, запивая чаем. Не боятся. Видимо, знают, что я здесь Вершитель. Только я опасен другому Миру и только в моих таблетках яд. Пока я буду жив, они будут вынуждены поставлять сюда дань ежедневно и постоянно быть настороже. Знают, что я не успокоюсь и рано или поздно захвачу их Мир, подчиню себе. И тогда… Задумался, что тогда? Минимум, их одежда будет нашей!

– Творческий! Таблетки будешь?

– Таблетки! Таблетки! Таблетки! Дай мне! – Затарахтел Амба. Этому амбалу все равно, что жрать. Но он мне еще нужен. Не дам ему яду. Головы поворачиваются то в сторону моих таблеток, то на Творческого.

– Нет, – говорит этот опасный. – Не желаю.

И смотрит на меня так спокойно, изучающе. По глазам вижу, что знает: там – яд. Жить хочет. Сволочь. Ну да ладно. Так даже интересней. Убить его этими таблетками слишком просто для такого могучего разума, как у меня.

В Мире тем временем ажиотаж. У Амбы жалкая просящая улыбка. Жадно смотрит то на меня, то на таблетки. Поп, Еврейц и Коммуняка оживились. Похоже, в отличие от Творческого, не знают, что в таблетках яд. Но дать кому-то одному все сразу – это гарантировано лишиться моему Миру одного полезного и уже подчиненного идиота. Не так уж велик у меня Мир, чтобы подданными разбрасываться. Еврейц поднялся с кровати. Топает ко мне.

– Должен отметить благородство вашего поступка. – Издалека начинает. Умеет говорить носатый. – Исключительно из уважения к моему возрасту и к тому прискорбному факту, что я точно знаю: мне положенных таблеток недодают. Прошу пожертвовать моей персоне.

– Еще чего! – Взревел Коммуняка. – Вон Поп еще старше тебя, а Амба крупнее. Нам всем недодают. Нужно распределить эти таблетки по социальной справедливости! Не только тебе одному.

Поп еще дуется на Еврейца. Что Еврейцу плохо, то Попу хорошо. Разделяй и властвуй. Помним, помним. Поп тут же переходит на сторону Коммуняки.

– Социальная справедливость – очень богоугодное дело! – Чего он такое брякнул? Ничего не понял. Не важно. Будем пользоваться ситуацией. Полагаю, если таблетки не один человек съест, то не помрут.

– Как ты представляешь себе эту социальную справедливость? – Спрашиваю. Все успокоились. Даже Еврейц смотрит на Коммуняку вопросительно.

Коммуняка рад своей маленькой победе (еще посмотрим), рад, что даже Амба на него смотрит разинув рот:

– Коммунистическая наука гласит: каждому – по потребностям. Это высшая форма социальной справедливости. Сначала считаем таблетки. Раз, два… шесть. Теперь подсчитаем нуждающихся. Амба, Поп, я и Еврейц. Поп – человек в возрасте. Ему две таблеточки. Я очень больной, и мне еще больше не додают. Поэтому справедливо будет, если и мне достанется две. Амба у нас очень большой. Поэтому дадим ему эту большую длинную пилюлечку. А Еврейцу хватит и этой маленькой желтенькой!

– Амба! Нас с тобой этот Коммуняка хочет обмануть! – Взревел в праведном негодовании Еврейц. – Где это видано – так обманывать почтенных людей!

Амба соскочил со своей кровати и в два прыжка оказался возле Коммуняки. Я ждал этого и был готов остановить Амбу. Но зачем? Разделяй и властвуй. Взмах ручищи – и бедняга Коммуняка взлетел над своей кроватью, стукнулся спиной и головой о стену, свалился кулем на свою кровать и затих.

– Сядь на место, Амба. Никто тебя не посмеет обидеть и обделить!

Амба плюнул брезгливо на Коммуняку и торопливо присел на свою кровать.

– Кто еще желает распределить по-честному? Ты, Поп?

Поп боязливо смотрит на Коммуняку, с жадностью на таблетки, но машет отрицательно головой.

– Если позволят уважаемые. Я мог бы распределить эти нужные всем таблеточки в высшей степени справедливо.

– Ну-ну, Еврейц. Попробуй.

Еврейц сделал несколько шагов к моей тумбочке и повернулся так, чтобы видеть всех присутствующих.

– Уважаемые! Мы только что видели мерзко-наглый поступок нашего, не побоимся это выражения, бывшего товарища. Под видом социальной справедливости, прикрываясь светлыми идеями коммунизма и просто красивыми лозунгами, этот подлец нагло пытался нас всех обокрасть!

Поп и Амба слушали его, как зачарованные. Мне даже понравились эти лихо закрученные слова Еврейца. Даже позволил себе слегка кивнуть.

– Поэтому предлагаю исключить этого подлеца из светлого списка нуждающихся и распределить таблеточки в высшей степени справедливо! Две Амбе, две Попу и две мне. Таким образом, зло наказано, а справедливость, о которой так любит говорить наш бывший товарищ, торжествует. И все вместе скажем спасибо Тихоне за подобный подарок.

Вот это да! Поп даже прослезился. Еврейц взял с моей тумбочки две таблетки и передал Амбе. Амба был счастлив. Две таблеточки досталось и Попу. Тот тут же засунул их за обе щеки. С удовольствием заметил, что самая большая таблетка и единственная длинная пилюлька достались Еврейцу. Он заслужил.

Амба сжевал свои таблетки и снова закачался маятником. Поп с Еврейцем, обнявшись, побрели к своим кроватям. Посмотрел на Творческого Человека. Тот улыбался. Но не так, не счастливо, как улыбались Поп, Еврйц и Амба. Нет. Он смеялся над ними, и не просто смеялся, а ехидно насмехался. Его, как и меня, эта сценка откровенно позабавила. Что за человек? Что мне с ним делать?

Коммуняка пошевелился и застонал. Никто не подошел ему помочь. Еврейц и Поп демонстративно отвернулись.

– Поооп. – Застонал Коммуняка.

– Знать тебя не хочу, изыди, Сатана, и не поминай мое имя всуе, – оскалился Поп. Как лихо закрутил, однако!

Коммуняка, не дождавшись помощи, кряхтя, приподнялся на кровати и сразу же бросил взгляд на мою тумбочку. Не увидев там таблеток, расстроился еще больше. Осторожно ощупал голову, поморщился, потрогал глаз. Фингал еще не сформировался во всей красе, но быть Коммуняке фингальным братом Попу, – жаль, что они больше не дружат.

Оконце в двери открылось:

– Посуду сдаем назад!

Лежачего добивают. Это закон. Тыкаю пальцем в сторону Коммуняки:

– Собрал у всех посуду и отнес к окошку!

– Шевелись, подлец! Слыхал, что тебе Тихоня приказал? – Еврейц молодец. И сам покомандовал, и мое главенство отметил. Надо будет его попустить немного погодя. Поменять с Коммунякой местами. Коммуняка, морщась и шатаясь, побрел по Миру собирать посуду. Трижды частями пришлось относить. Окошко закрылось, всеми презираемый Коммуняка лег на кровать и начал тихонько плакать. Никто на него не оглянулся.

Сегодня.

Решил не выбрасывать таблетки, а разделить между подданными Мира. Еще одно средство влияния. Никто не умер. Видимо, яд работает в комплексе, когда все таблетки вместе. Творческий Человек ЗНАЕТ о яде в таблетках. Откуда? Уж не подослан ли он из другого Мира, чтобы подорвать наши достижения?

Творческий Человек. Молчит. С утра ни одного слова, кроме «не желаю», когда я ему таблетки предложил. Наблюдает и думает. Думает и наблюдает. Неподконтрольно думать – опасно для Мира. Нужно его разговорить.

– Эй, Творческий! Расскажи, что-нибудь! Что ты все молчишь да молчишь? – Главное правильно задать вопрос. Не я определил, о чем он должен говорить. Он сам выберет и будет говорить о том, что его волнует и что ему интересно. А я обдумаю, сделаю выводы и приму решение.

– О чем ты хочешь, чтобы я рассказал? – Какой хитрец! Восхищаюсь!

– Сам выбери, что тебе интересно.

Люди Мира повернули головы в сторону Творческого. Даже Коммуняка перестал подвывать, приподнялся удобней. Амба – и тот смотрит на Творческого, но качаться не перестает. Маятник перед носом раздражает, но Амба – опора моей власти. Пусть.

– Знаю тебя! Начну рассказывать, а ты – ругаться или бить.

– Не буду бить. Рассказывай, не беси меня.

Творческий задумался. Я терпеливо жду. Мне необходимо его лучше узнать. Молчащего и думающего не познаешь.

– Хорошо. Тогда у меня ко всем вопрос. Скажите, кто в мире самый коварный и опасный?

Жители моего Мира, не сговариваясь, повернули головы в мою сторону. Амба, увидев общее движение, также повернулся ко мне и даже качаться перестал. Лихое начало. Сдается мне, что пора прекращать это общение. Все, что нужно, я узнал с первой же фразы.

– Тихоня! – Ответил за всех Поп. Взгляд у паскуды заискивающий. Светит на меня своим фингалом. А я-то ему две таблетки презентовал! Задумался: набить ему второй фингал или начать с Творческого. Эта задержка и дала ему возможность продолжить. Впрочем, не жалею, что замешкался с решением. Такое узнал – просто потрясающе!

– Нет. Я не имею в виду присутствующих. Я о тех, кто снаружи. Там, за дверью.

Это уже интересно. Недавно только думал, что Творческий специально заслан из другого, подчиненного Мира. И тут же тому подтверждение. Сам раскололся. Делаю заинтересованное лицо (а мне действительно интересно). Главное, чтобы он не догадался, что я его разоблачил. Пусть еще себя выдаст. Может, есть у него ценные сведения о Мире, который так и не удалось подчинить полностью. Очень бы пригодились. Такая удача: узнать своего самого опасного противника ТАМ! Ох, я молодец! Молодец, так молодец! Творческого, конечно, придется убить. Съест он все мои таблеточки в следующий раз, как миленький. Все до едной съест. Пусть выскажется перед смертью.

– Профессор Лучко? – это уже Еврейц пытается угадать. Творческий отрицательно машет головой. Все задумались, даже Амба снова перестал качаться и начал усердно ковырять в носу.

– Не тяни. Видишь: никто не знает самого опасного за той дверью.

– Самое опасное существо в наружном мире – женщина!

Я даже чуть привстал, но затем опомнился, взял себя в руки. Но остальные вытянули шеи и раскрыли, от удивления, рты. Даже Амба застыл с пальцем в носу.

– Истинно глаголешь, сын мой. Из-за женщин человечество было изгнано из Рая! – Поп высоко поднял руку с вытянутым указательным пальцем. И, возмущенно, потряс этим пальцем в воздухе.

Ничего себе! И Поп в курсе! Что такое «Рай»? Здесь надо молчать. Негоже владыке Мира показывать свое незнание. Слушать и думать. Что будет неясно, потом, осторожненько, выпытаем.

– Никакого Рая нет! – Подал голос Коммуналка. – Научно доказано!

– Но не будешь же ты спорить, смертный, что изгнали нас оттуда из-за женщин?

– Нет. С этим не буду спорить. Выгнали.

Поп, удовлетворенно, кивнул головой Коммуняке и снова повернулся к Творческому.

– Еще великий Шекспир отметил в одном из сонетов: «О, женщина! Имя тебе – коварство!». А уж он разбирался в людях!

Я, мгновенно, мысленно записал новое для себя имя. Достойного человека из другого Мира надо запомнить.

– Где он?

– Кто?

– Шекспир.

– Умер.

– Женщина погубила?

– Она. Кто же еще!

– Как же ты узнал, что он думал? Ты его знал?

– Нет. Он давно умер. Он записывал свои мысли.

– Как я?

– Как ты.

Судя по всему, Шекспир был достойным соперником мне. Интересно было бы с ним потягаться за владычество в Мире. Но что поделаешь – умер, так умер. Зато я теперь буду знать, чего остерегаться. Кто же такая эта «женщина»? Как она губит людей?

– Продолжай.

– Должен отметить, что женщины всегда вдохновляли великих людей, и они же их зачастую губили. К примеру: «Люблю обнаженную женщину. Беру её (женщину), обнажаю. И люблю. Люблю. Люблю. »¹ Вы чувствуете, как к ним: со всей душой. А эти коварные создания…

– Погоди. Так их много? Не одна?

– Их очень много! И они повсюду!

Амба испуганно поджал ноги и заглянул под кровать.

– Даже здесь? Среди нас!

– Нет, к счастью, здесь нету.

– Бог миловал. – Запел свое Поп. – Боже, Ты велик!

Амба успокоился. Я тоже. Незаметно для других, вздохнул с облегчением.

– Как же они, эти женщины, губят людей?

– О! – Творческий Человек нервно заметался по комнате. Затем, неожиданно остановился, оглянулся по сторонам и тихим голосом: – Они забирают у нас душу!

– Истинно говоришь! – Воскликнул Поп.

Все, ошарашено, молчали. Как страшен Мир, если в нем бродят женщины и забирают у людей души! Возможно, не стоит такой Мир захватывать? Берем с них дань – и хватит. Не пускают к себе – и ладненько. Зато и мы их женщин к себе не пустим.

Творческий еще немного, нервно походил по комнате. Затем кинулся к своей кровати, поджал ноги, обхватил их руками и замер. Оно и к лучшему, что перестал говорить. Весь Мир перепуган его россказнями о женщинах. Но не врет. Поп его слова подтверждает. И Коммуняка. Есть, есть эти женщины в том Другом Мире. Видимо, из-за этих женщин я и не стал его захватывать полностью. Платят дань каждый день продуктами – и достаточно. Мне уже даже одежду у них отбирать расхотелось. Хотя… почему бы и нет? Но больше ничего не надо! Здесь, за железной дверью спокойно. Надежно заперта, ни одна женщина не проберется. Я – молодец. Необходимо записать эти важные сведения. Я-завтрашний обязан это знать. Очень важно. Пока не придумаю метод борьбы с женщинами, о захвате и полном подчинении Другого Мира, придется забыть. Может, их таблетками? Но хватит ли таблеток? Амба, Поп и Еврейц съели – и хорошо себя чувствуют. Надо больше таблеток. В них яд. Другого оружия нету. Буду копить. Вдруг сюда женщины – а у нас против них таблеточки. Посмотрим, кто кого!

Едва раскрыл тетрадь, как скрипнуло со стороны двери. Все испуганно дернулись. До сих пор мой Мир под впечатлением рассказанного Творческим. Я сам испугался. Вдруг это женщина?

Открылось окошко. Уже знакомый голос из Другого Мира:

– Обед.

Только Амба кинулся к окошку. Железный парень. Все остальные приходили в себя от пережитого страха. Тем не менее, обед прошел без эксцессов. Я наказал Коммуняку, а Еврейц вне очереди оставил свою котлету себе.

До вечера я думал. Сказанное Творческим требовало осмысления. То, чем я жил, что было смыслом моей жизни, оказалось бредовой, более того, – неоправданной рискованной затеей. Зачем мне другой Мир, если там есть женщины, которые у меня высосут душу? Впору задуматься об укреплении собственного Мира. Получать дань едой – и никаких контактов.

Внезапная мысль взволновала – если женщины захватят тех, кто контактирует с Моим Миром, то они могут выпытать про нас. Такой замечательный Мир – лакомая добыча для этих коварных женщин. Беда, беда! Я, как Владыка этого Мира, обязан беспокоиться о его безопасности. Но пока не знаю, как. Эти люди: Амба, Еврейц, Поп, Коммуняка и даже Творческий Человек, – мне дороги. Мне не хочется их терять. Они не заслужили такой страшной участи, как встреча с женщиной. Со всеми недостатками – они хорошие люди. Я обязан их всех спасти, уберечь. Со всеми Правами Владыки Мира на меня ложатся Обязанности. Обратная сторона Власти.

Я не пожалел тетрадных страниц, чтобы записать новые сведения и свои раздумья о них. Но все же вечером волновался: засну – и всё СЕГОДНЯ канет в Лету. Останутся только записи. Меня это просто бесило. Жители Мира чувствовали мое состояние, лежали тихо на своих кроватях и старались не раздражать меня. Я долго ходил по комнате, изо всех сил боролся со сном. Но, затем вспомнил запись, что однажды трое суток не спал с тем же результатом. Сколько ни оттягивай, но заснуть придется. Никуда не денешься. Завтра снова будет Сегодня. Удел мой такой: жить только Сегодня. Без Вчера, без Позавчера и без Завтра. Забрался на свою кровать. Решительно выдохнул воздух из легких и заснул.

*****

– Тихоня, прочти тетрадь. Только не дерись. Там все написано. Ты там все написал, Тихоня.

Испуганно открываю глаза. Передо мной здоровенный нос, под носом – заискивающая улыбка, над носом – сросшиеся черные брови. Угрозы себе не чувствую. Кто он? Кто я? Где я? Ничего не понимаю. Я проснулся несколько мгновений назад, но глаза не открыл. Этот носатый, видимо, ловил момент моего пробуждения. Кто он такой? Зачем я должен читать эту тетрадку?

– Не дерись, Тихоня. Я – старый больной человек. Меня нельзя бить. Ты сам приказал, к твоему пробуждению, тебе тетрадку. Ты в ней пишешь. Никто не читает.

Он уже несколько раз называет меня «Тихоней». Видимо, это я. Почему не могу вспомнить?

– Ты кто? Не тарахти, только, так много.

– Я – Еврейц. Сегодня моя очередь давать тебе тетрадку. Сразу после пробуждения. Те (пальцем за спину) спихнули на меня эту миссию. Сказали, что у них фингалы есть, а у меня еще нету. Не дерись, пожалуйста, я – старый больной человек.

Сзади Еврейца вижу двоих сидящих на кроватях, у каждого, действительно, по синяку под глазами. Неподалеку одно тело качается вперед-назад, не обращает внимания на происходящее. Крупный детина. Из дальнего угла еще один смотрит на меня с интересом. Без угрозы. Просто с интересом.

– Тетрадь почитаешь – и все тебе ясно будет. Так каждое утро. – Голос Еврейца ласковый, тихий, успокаивающий. Но мне страшно и тревожно: проснуться в незнакомой комнате, с неизвестными людьми. Не помнить не только, где я и кто они, но и кто я. Сжимаюсь в пружину и внутренне готов ко всему. Всех перебью, один останусь. Еврейц от моего движения шустренько отскочил подальше, а еще пожилым себя называет. Лицо испуганное, рука с тетрадкой, по-прежнему, тянется ко мне, но издалека, с безопасного расстояния. Снова оцениваю обстановку. Крепкий молодой рядом, с таким повозишься, но качается взад-вперед и не обращает внимания на происходящее. Псих? Неважно. Сейчас главное, что, в данный момент, ничем мне не угрожает. Два хлюпика с фингалами сидят на кроватях. Взгляды испуганные, угрозы не чувствую. Тот, в углу, неподвижен. Не боится меня, но и опасностью от него не пахнет. Снова смотрю на носатого. Рука с тетрадкой протянута ко мне, но издалека. Боится. Похоже, меня здесь знают. И (важно) пока что чувствую себя в безопасности. Что там за тетрадь он мне сует? Как он меня назвал? «Тихоня»? Прислушался к себе – никаких ассоциаций с этим именем. Но ведь ко мне обращался…

– Неси сюда тетрадь. Или мне подойти? – Грозные нотки в голосе были выбраны правильно. Кто бы ни были эти люди, но я сразу даю им понять, что со мной шутки плохи.

– Я принесу, Тихоня. Только не дерись. Прошу тебя. Я – старый и больной человек. Мое лицо не предназначено для ударов. Я не переживу. Ох, за что мне такое! – Тот, который назвал себя Еврейцем, тарахтел не умолкая, но ни на шаг не приблизился. Неужели меня здесь так боятся?

– Я жду! Или подойти к тебе самому?

– Не надо! Не надо! Я старый человек, весь больной, но спешу, спешу, как могу. Вот уже, уже. Не бей меня только. Не будешь бить, Тихоня?

Загадочная тетрадь, наконец, в моей руке. Еврейц разжал пальцы и отдернул руку, едва я прикоснулся к тетрадке. Тут же отскочил в дальний конец комнаты и уже оттуда подбежал к кровати, плюхнулся на нее и с явным облегчением выдохнул из себя. Лоб мокрый, носатая морда красная от переживаний. Его соседи по кроватям, которые с фингалами, явно разочарованы.

– Будешь отдавать тетрадь, пока тоже фингал не получишь!

Второй согласно кивает. Тот, который Еврейц, испуганно смотрит на них и вжимает голову в плечи. Дурацкая компания. Как меня сюда угораздило? Смотрю на тетрадь. Если верить этим – там все ответы. Но почему я сам ничего не помню? Прислушался к себе, еще раз осмотрел комнату. Ничего. Совершенно ничего…

В любом случае, в моих интересах как можно быстрее прояснить ситуацию. Тетрадь. Невзрачная тетрадка в моей руке. Что она может рассказать обо мне? Скрытое под обложкой манит и пугает одновременно. Но пустота в голове пугает еще больше. Пора открыть и прочитать.

Первая же страница многое прояснила. Ого! Вот я какой! Властелин Мира! На середине страницы осторожно отложил тетрадь и подошел к окну. Так и есть, за решеткой видны ветви дерева. С листиками. Без дождя и снега. Без птичек. Ан нет! Одна промелькнула, но рассмотреть не успел. Не обращая внимания на присутствующих, вернулся к своей кровати и снова принялся за чтение. Мой Мир. Я твой Создатель, я твой Владетель. Я улучшу тебя и подчиню полностью тот, другой, платящий дань. Сознание собственного величия и значимости наполнило душу. Я им устрою! С ненавистью смотрю на железную дверь. Снова откладываю тетрадь и подхожу ближе. Прочная. Без инструментов никак с ней. Даже Амбой. Но ничего… Снова возвращаюсь к кровати. Дочитываю первую страницу. В самом низу дописано: «Важно. Прочти страницу 17». И куча жирных восклицательных знаков. Если я себе оставляю такую пометку, то кто я такой, чтобы себя не почитать? Раз пишу, что важно, – значит, ищем эту страницу и читаем.

Холодный пот от чтения этой 17-й страницы. Ужас! В голове не успела разложиться по полочкам собственная значимость, как Властелина. Планы на Другой Мир строю, захватывать собираюсь, а тут такие ужасы о женщинах! Какой молодец, что пометочку поставил на первой странице! Захватил бы сдуру Другой Мир сейчас и погубил бы Свой Мир. Горе-горе… С нежностью смотрю на железную дверь. Не возьмут нас так просто! Не возьмут. Не высосут души наши. Я Властелин или нет? Властелин! Не позволю! Незаметно смотрю в угол, где Творческий Человек. Почему такое имя? Хорошо, что я не убил его во вчерашнем Сегодня. Еще может быть полезным. Я его опасался (и правильно опасался), но ведь он предупредил об угрозе. Еще может пригодиться. Убить всегда успею.

Чего только нет в голове! Мешанина. Знания о себе, мысли о Мире, беспокойство от возможной атаки женщин то раскладываются по полочкам, то путаются и перемешиваются между собой. Хожу нервно по комнате. Думаю. Ох, тяжело бремя Властелина Мира! Но ведь кому-то надо. Не Амбе же быть Владыкой…

– Творческий!

– Я здесь, Тихоня. – Сидит в углу, взгляд все такой же любопытный.

– Вчера ты важные вещи рассказал. Сегодня все мои котлеты тебе!

– Спасибо, Великий!

Показалось или действительно в его голосе насмешка, ирония? В любом случае уверен, что предложи я такую награду Еврейцу или Коммуняке, интонация была бы другой. Внимательно смотрю на Творческого. Нет, не смеется, взгляд серьёзный, даже не улыбается. Показалось? Нет. Нет! Ухо востро с ним, Тихоня. Опасен, очень опасен. Попробуем пока его пряником. Тьфу ты, котлетой. Кнут подождет.

Ну, ладно с ним, с Творческим. Есть вещи пострашнее. Мне, как Властелину Мира, необходимо о них думать. Женщины. Женщины, забирающие души. Но ведь должно же быть средство против женщин! У всех есть слабое место, я по своим вижу, что у каждого есть сильная и слабая сторона. Должна и у женщин быть слабинка. Не могут они быть настолько совершенными. Опасны, коварны, но средство против женщин должно быть. Таблетки? Сколько нужно таблеток, если в малых дозах моему «воинству» никакого вреда не причинили? Таблетки, как вариант, оставляем, но это слабо и ненадежно. Вдруг им известно, что в таблетках яд? Или они сначала высосут душу, а потом только возьмутся за таблетки? Приятно, что будем отомщены. Но нам-то, без душ, какой от этого толк?

Воинство мое мне не мешало. Видели, что хожу по Миру туда-сюда, думаю, и тихонько молчали. Сидели на своих кроватях и не путались под ногами. Не хочется даже наказывать кого-либо из них, но придется назначить виновного и наказать. Аксиома управления. Самому не хочется, но надо. Ежедневная обязанность на каждое Сегодня.

От неожиданной мысли остановился. А если встретиться с Владыкой Другого Мира? Уменьшить им дань? Им это понравится. Но зато договориться и действовать против общей угрозы сообща. Интересная мысль. Допустим, Творческого, Попа, Коммуняку и Еврейца через день кормить. Другому Миру – прямая выгода. С моей стороны шаг им навстречу, и от них помощь в совместной обороне против женщин.

Раздумывая, остановился и стал рассматривать своих подданных. Долго ли протянут с питанием через день? Еврейц первый сдохнет. Остальные тоже долго не протянут. Держим этот вариант при себе. Будет совсем худо – пойдем на переговоры. Пока ищем средство против женщин. Думай, думай, Тихоня.

Под моим взглядом троица: Поп, Еврейц и Коммуняка, – совсем сникли. Еврейц, как почувствовал, что смерть я ему голодную готовлю: втянул голову в плечи и так жалобно посмотрел на меня, что с уменьшением дани я решил не спешить до последней возможности.

Что же делать? Как быть? Чем и кем воевать? Нас с Амбой просто так не возьмешь. Но остальные – щуплики. Как с такими идти в бой против женщин? Высосут души сначала у них, а затем и у нас с Амбой. Слабое звено. Эх, беда! Не с кем на противника идти. Войска нету.

– Слушайте мое решение. – Я остановился так, чтобы видеть все свое воинство. – Перед общим врагом все должны быть крепкими и сильными. Поэтому постановляю: сегодня каждый оставляет свою котлету у себя. Никакой очереди. Ни мне, ни Амбе никто не оставляет. Себе. Творческий!

– Да?

– Я тебе обещал котлету? Свою отдаю. Но чтобы к вечеру все стали сильными! Не дадим женщинам высосать из нас души!

Аплодисменты. Хлопали все, даже Творческий посмотрел на троицу и пару раз хлопнул в ладоши. Что за человек? Ему Владыка Мира свою котлету отдает, а он вроде, как через силу радуется. Но сейчас он – дополнительная боевая единица. Мне он нужен. Зато остальные очень искренне радовались. Не скрою, приятно смотреть. Великий я человек и великое мое решение. Пусть радуются.

Только Амба отвернулся от меня и начал плакать.

– Амба, ты что?

– Тихоня плохой! Амбе без котлетки плохо.

– Амба! Посмотри на них! Хлюпики! Если ворвутся женщины, кто воевать будет? Мы с тобой? А если их много? Нам каждый нужен! Они к вечеру станут сильными, и мы сообща этих женщин одолеем. Или ты хочешь, чтобы женщины у тебя душу высосали?

– Не хочу, чтобы душу! – Амба ревел, уже не скрываясь. – Но я и котлету хочу!

– Амба! Я тебе три таблетки дам!

– Таблетки! Таблетки! Таблетки! – Амба подскочил ко мне и со всей дури стал обнимать. Крепкий все-таки, с удовольствием отметил. Еле от его благодарностей отбился.

Всеобщее ликование. На меня смотрели с любовью. На душе было радостно. Я был доволен собой. Праздник для народа – это важно, даже если ради этого праздника, один раз у народа не забрать котлету. Я велик, я Властелин Мира. Один день без народной котлеты мне – тьфу. Тяжело, но прорвемся.

– Позвольте старому мудрому человеку сказать слово! – Еврейц слез с кровати и умоляюще смотрит на меня. Не спеша сажусь на свою кровать, киваю. Как со стороны себя вижу: выглядит очень-очень. Величественно. Сесть на кровать, торжественно так кивнуть. Эффектно! Пусть говорит. В Мире тишина, после моего кивка все взгляды на Еврейца.

– Премного благодарны! От всего нашего коллектива и от себя лично благодарю Тихоню за его мудрое решение. – Еврейц поклонился. Остальные захлопали в ладоши. – Но! – Еврейц поднял указательный палец вверх. Все затихли. – Правильное, усиленное питание способствует укреплению организма. Это очевидно.

Еврейц внимательно посмотрел на меня. Указательным пальцем он все еще показывал вверх. Я не понимал, что он хочет сказать и куда клонит, поэтому кивнул. Еврейц, поощренный моим кивком, продолжил:

– Кроме правильного питания, для укрепления организма необходима зарядка. Необходимо делать специальные упражнения для того, чтобы стать сильнее. Зарядка – это сила! Зарядка поможет нам окрепнуть, а значит победить!

Мир аплодировал. Я даже встал с кровати и обнял Еврейца. Молодец. Просто молодец. Сегодня я у них не заберу котлеты, они сделают зарядку и будут сильными. Наши шансы на победу растут! Держитесь, женщины! Главное до вечера продержаться. А к ночи после котлет и зарядки вы нам не страшны!

– Ты знаешь, Еврейц, что делают на зарядке?

– Конечно, Тихоня. Надо приседать, а затем, пока ноги отдыхают, отжиматься от пола. Затем руки отдыхают, а ноги снова приседают.

– Великолепно! Сейчас же все, кроме Амбы, и начинайте. Ребята! К вечеру вы должны быть сильными!

Все хлопали. Я был счастлив. Какое хорошее и продуктивное Сегодня!

– Амба! Помогай им счетом. Пусть приседают по десять раз и затем по десять раз отжимаются. По десять нормально? – Спрашиваю.       Кивают. Только у Творческого во взгляде ирония. Поэтому добавляю: – Кто будет пытаться меньше и не в счет приседать-отжиматься, – бей! К вечеру все должны быть сильными.

После моих слов Творческий побледнел. Я про себя ухмыльнулся.

Все хлюпики, включая Творческого, расположились между кроватями, чтобы друг другу не мешать.

– Раз, – сказал Амба – и все присели. – Два!

Я некоторое время любовался, как мое воинство крепчает с каждой минутой. Затем занялся своими записями.

Сегодня.

Опасность вовремя обнаружена, но до сих пор эффективного метода защиты от возможной агрессии женщин не выработано.

Как красиво написал! Залюбовался собственным текстом. Умею.

– Ты за эту пытку ответишь перед всем прогрессивным человечеством! – Возмущенный голос Коммуняки отвлек меня от размышлений. Воинство уже не отжималось, а приседало.

– Четыре, пять… – Вел счет Амба.

– Бог тебя накажет, христопродавец!

Злобные выкрики были адресованы Еврейцу. Только Творческий молча приседал и не тратил силы на разговоры.

– Семь, восемь…

– Я хотел, как лучше! Зато у нас будут котлеты! И мы спасемся от женщин! – С одышкой пропищал Евреиц.

Воинство раскраснелось, пот заливал глаза. Всех четверых шатало от усталости. Я хоть и отвлекался на записи, но был уверен, что они всего лишь по одному комплексу отжались от пола и сейчас заканчивают первый комплекс приседаний. Амба не обращал внимания на их бедственное положение, продолжал считать.

– Девять, десять. Теперь отжимаемся!

– Я должен отдохнуть, – застонал Еврейц, – я старый больной человек. Нельзя сразу так много!

– Сволочь ты! – Коммуняка еле дышал от напряжения.

– На пол! Отжиматься! – Амба безучастно пропускал мимо ушей болтовню. Его невозможно сбить с четко поставленной задачи.

– Тихоня! Тихоня! – Застонал Еврейц. – Скажи Амбе, что мне необходимо отдохнуть! Я старый…

– Вот тебе! – Воскликнул Поп и со всего маху врезал Еврейцу под левый глаз.

– Вот тебе! – Сорвался Коммуняка и со всего маху врезал Еврейцу под правый глаз.

Еврейц ойкнул и свалился на пол.

– Остальные тоже на пол и отжимаемся! – Амба четко знал, что после десяти приседаний дружная четверка должна отжиматься.

Я сделал вид, что раздумываю над записями. Поэтому «не видел» умоляющих взглядов Попа и Коммуняки. Те, взглянув на решительное лицо Амбы, нехотя повалились на пол.

– Раз, – открыл счет Амба. – Еврейц! Я сказал: «раз»!

Еврейц тихо застонал и с огромным усилием отжался.

– Два!

Еврейц сделал попытку еще хоть раз отжаться, но руки подломились, и он упал лицом в пол. Плечи его дрожали от плача. Остальные с большим трудом, но смогли еще раз оторваться от пола. Амба не продолжал счет, пока не отожмутся все. Поэтому оставшееся воинство, тяжело дыша, повалилось на пол.

– Еврейц, два!

– Воды! Воды! Умоляю! – Застонал Еврейц. – Я не доживу до вторжения женщин. Я умру! Не могу больше!

– Сволочь! Мы без тебя страдать будем? – Поп возмутился и попытался доползти к Еврейцу. С другой стороны, к нему полз Коммуняка:

– Сам придумал и отлыниваешь! Никакой социальной справедливости!

Я был в печали. Великолепный план по усилению моего воинства провалился, едва начав воплощаться. Какое там приседать-отжиматься до самого вечера! Еще и завтрака не было, а воинство уже сдохло … Расстроенный провалом такого чудесного плана, я позволил доползти доходягам до Еврейца. У них не было сил даже ударить его. Все, что могли, – поднять руку и позволить этой руке упасть на Еврейца. Они не симулировали. Они действительно так быстро выбились из сил. Даже Творческий лежал на полу раскрасневшийся, и только повернул голову в сторону битвы доходяг. Во взгляде не было обычного любопытства. Только усталое безучастие.

Амба сорвался и раздал каждому по пинку.

– Отжиматься! Отжиматься! Отжиматься!

Я терпеливо подождал, пока Амба отвесит каждому по удару. Приходилось признавать поражение. Хуже всего, что запасного плана не было.

– Амба, отставить! Амба, стоп, я сказал!

Амба нехотя повиновался. Внимательно посмотрел на меня. Я кивнул и указал ему на кровать. Амба сел и тут же безучастно закачался маятником.

– Поднялись! Быстро! – Я был вне себя от гнева. «Воинство», опираясь на кровати, с трудом, но поспешно поднялось. Печальное зрелище. Я брезгливо рассматривал их. Красные, потные, тяжело дышащие, обессиленные… У Попа и Коммуняки по фингалу. У Еврейца синяки только начинали наливаться, но зато под обоими глазами.

– Хлюпики! Тряпки! Как с вами отражать нападение женщин!? Нам с Амбой за вас всех воевать?! А вы будете на кроватках сидеть и любоваться: кто кого? Не бывать этого! Вас первых им отдадим! Может, они ваши души высосут и подавятся! И только тогда мы с Амбой примем бой!

Я сердито ходил по Миру взад-вперед. Сдохлики, потупившись, смотрели в пол.

– А я им еще котлеты хотел оставить! Все для вас! Все! Только делайте зарядку, кушайте котлеты и крепчайте. Так нет же! Слабаки! А если женщины нападут прямо сейчас!?

В этот момент со стороны железной двери скрипнуло. Все, кроме Амбы, подскочили, как ужаленные. Раздался чей-то испуганный крик. Воинство самовольно разорвало строй и разбежалось по кроватям. Еврейц и Коммуняка накрылись с головой одеялами.

– Завтрак! – раздалось из окошка.

Я выдохнул с облегчением. И не только я.

– Трусы! – Расстроенно махнув рукой, я пошел к своей кровати.

Даже говорить ничего не пришлось: опозоренное воинство, по собственной инициативе, отменило мой указ про котлеты. Из пяти котлет в моей тарелке две я отдал Амбе. Хоть кто-то в этом Мире должен быть сегодня счастлив.

До вечера я не мог найти себе места. Ходил взад-вперед. Думал. Сердито посматривал на свое незадачливое воинство. Снова ходил. И думал, думал, думал. Мой Мир был в опасности, и я не мог придумать, как его спасти.

За окном стало совсем темно. В раздумьях рассматривал ветки дерева. Другой Мир. Маленький, скучный, безлюдный.

– Творческий! Что это? Коммуняка, выключи свет!

Творческий Человек перепугано ринулся ко мне. Часть пути он проделал в темноте: Коммуняка выполнил приказ почти мгновенно. Все, кроме Амбы, сгрудились за моей спиной, хотя я звал только Творческого.

– Что там? Женщина? – Спросил Еврейц шепотом.

– Храни Господь, не накликай беду, – сердито огрызнулся на него Поп.

– Где? Что ты увидел? – Спросил у меня Творческий Человек. Я показал пальцем.

– Видишь, наверху точка светится?