Читать книгу Измученные смутой времени - Виталий Михайлович Егоров - Страница 1

Если ты хочешь прожить безмятежно, безбурно,

Горечи жизни не зная, до старости поздней, –

Друга себе не ищи и ничьим не зови себя другом:

Меньше ты радостей вкусишь, меньше и горя!

Майков Аполлон Николаевич (1821 – 1897) – русский поэт

Часть первая

Танковое сватовство. Афган.

1

Валерия Седова можно считать коренным якутянином. Родился он в Приморье, но, когда мальчику исполнилось три года, родители переехали в Якутск, где он окончил среднюю школу и был призван в ряды Советской армии.

Шел восемьдесят четвертый год. Новобранец Седов попал в дивизион противовоздушной обороны, дислоцированный под Челябинском, где начались его армейские будни. Здесь он впервые познакомился с легендарной зенитно-самоходной установкой «Шилка», и через год службы солдат овладел ею если не в совершенстве, то на очень приличном уровне, за что от командования получил благодарственное письмо и с нетерпением ожидал приказа о предоставлении ему краткосрочного отпуска домой.

Казарма дивизиона располагалась в четырехэтажном каменном доме, самый верхний этаж которого занимали танкисты, где нес службу земляк Седова Вахрушев Дмитрий, с кем он ушел в армию с одного призывного пункта. Тогда в Челябинске вновь призванных разделили по разным частям и, как было сказано выше, Седов попал в подразделение противовоздушной обороны, а Вахрушев – механиком-водителем не менее легендарного танка Т-62.

Парки военной техники, где располагались танки и «Шилки», находились по соседству, да и столовая была одна и та же, так что друзья часто встречались, чтобы перекинуться парой слов, помечтать о предстоящей демобилизации, делиться планами в гражданской жизни.

Однажды перед вечерней прогулкой Вахрушев нашел Седова в курилке и предложил:

– Валера, составь компанию, чтобы съездить к моей девушке.

Седов слышал, что во время увольнения друг познакомился с местной девушкой, был от нее без ума и мечтал взять ее к себе на родину.

– Так у меня скоро отпуск, – неуверенно проговорил Седов, – в увольнение вряд ли отпустят, надо отработать…

– Да не переживай, – прервал его друг, – уйдем в самоволку, никто и не заметит.

– Как бы не загреметь на «губу»,* (гауптвахта – место, где содержатся задержанные солдаты) – упорствовал Седов, – так можно и вовсе лишиться отпуска.

– Я же говорю, что никто не заметит, – продолжал наседать Вахрушев. – Уйдем после отбоя, вернемся до подъема.

– Ладно, уговорил, – наконец сдался Седов. – Когда и куда?

– Послезавтра во время моего суточного наряда по парку. А поедем в деревеньку под Троицком, там живет моя Варя.

– Под Троицком?! – ужаснулся невольный соучастник будущего побега из части. – Это же, по-моему, километров за двести! На чем собираешься туда рвануть, на командирском уазике?!

– Не двести, а около ста, – мечтательно улыбнулся влюбленный солдат, мысленно уносясь к местам проживания своей милочки, где ему еще ни разу не приходилось бывать. – А поедем туда на моем танке.

– Ты что, офонарел?! – округлил глаза собеседник. – На танке двести километров туда и обратно?!

– А что тут такого? – пожал плечами Вахрушев. – Три часа туда, полчасика пообщаюсь с Варей, а потом три часа обратно. Аккурат перед подъемом будем на месте, никто даже не прочухает.

Седов, прищурив глаза, задумчиво покачал головой и поинтересовался со знанием дела:

– Каков запас хода танка?

– Четыреста километров. Баки полные, так что за глаза хватит.

– Не заблудимся?

– Я стырил у комвзвода карту местности – очень подробная, не заплутаем.

– А как будешь покидать парк? Заметят, поднимут тревогу…

– Да я все предусмотрел. Вечером отгоню танк в ремонтную мастерскую якобы для починки гусеницы. Там будет находиться мой человек, он откроет задние ворота, так что я, минуя центральный вход, окажусь на воле. Утром таким же образом поставлю машину в ремзоне.

– А не услышит ли рев двигателя дневальный на КПП? Все-таки ближе к ночи, кругом тишина.

– Не придаст большого значения. Ремонтники часто с мастерской выезжают прямо в поле через задние ворота, чтобы проверить на ходу отремонтированный танк, и это нередко происходит даже ночью. Накануне учений у них ненормированная работа.

– Вижу, что ты подготовился основательно, – восхитился Седов своим другом. – А теперь расскажи подробно, как познакомился с Варей и что собираешься с ней делать дальше.

– Познакомился я с ней месяц назад, – стал рассказывать Вахрушев все с той же мечтательной улыбкой. – Работает она продавщицей в местном магазине. Во время увольнения зашел в магазин за пряником со сгущенкой и вижу – за прилавком стоит симпатичная девушка. Народу в магазине нет, я и стал с ней разговаривать. В конце концов договорились, что я еще раз загляну к ней на работу. А через неделю сходили в кино, а потом еще раз гуляли по поселку. Сейчас у нее отпуск, она собирается поступать в училище, поэтому уехала к себе в деревню готовиться к экзаменам.

– Она каждый день приезжала за сто километров, чтобы работать продавщицей? – недоуменно спросил Седов. – Накладно получается.

– Нет, она жила здесь у тети, только в выходные уезжала домой. А насчет того, как я собираюсь с ней поступить: мы любим друг друга и решили пожениться. Короче, едем свататься.

– А не передумаешь? – засомневался собеседник. – Скоро дембель, вокруг много красивых девушек, впереди вольная жизнь с ее прелестями…

– Нет, я люблю только Варю, – упрямо помотал головой Вахрушев и переспросил: – Так ты составишь мне компанию?

– А куда я денусь, – улыбнулся Седов, – ради друга хоть на край света.

– Тогда вот что, – облегченно выдохнул солдат, – после отбоя ты потихоньку выйди из казармы, иди на трассу и дожидайся меня возле остановки, там я тебя и подберу.

– Договорились.

Друзья крепко пожали друг другу руки и на этом расстались.

2

Сначала все шло по плану. В казарме туалеты давно уже не работали, поэтому все ходили в уличную уборную, причем в летнюю пору в ночное время солдатам по нужде предписывалось выходить с голым торсом, то есть по форме одежды номер два, чтобы предотвратить самовольное оставление части. За всем этим следил ночной дневальный, стоящий на тумбочке возле входной двери, который, в случае нарушения приказа, обязан был доложить об этом дежурному офицеру.

Седов заранее знал, что ночным дневальным заступает таджик по имени Шарипов Алишер, с которым у него были хорошие отношения, да к тому же выданная авансом пачка сигарет «Родопи» в качестве откупных решила свое дело – солдат мог покинуть казарму полностью одетым и спокойно отлучиться до утреннего построения. Алишер этот был добрейшей души человек, никогда и ни при каких обстоятельствах не унывал, его лицо всегда сияло счастьем одухотворенного блаженного. Улыбчивый, он всегда напевал под нос свои таджикские песни, почему-то постоянно скатываясь на индийский манер, обладал недюжинной силой, лучше него капониры для «Шилок» не мог откопать никто. Плохо говорил по-русски, докладывал командиру о текущем моменте как умел, чем вызывал гомерический смех у окружающих и, наверно, многие армейские байки и анекдоты, наподобие: «…сам дежурный, сам дневальный, рядовой Самед Мамедов!» – были придуманы благодаря таким солдатам. Тем более было удивительно, как он попал в части противовоздушной обороны, где необходимо было изучать техническую литературу на русском языке, ведь если ты механик-водитель, то тебя никто не освобождал от освоения смежных боевых профессий. Но, тем не менее, представитель солнечной республики служил довольно успешно и не вызывал больших нареканий со стороны командования.

Седов, конечно, рисковал, ведь подкуп дневального не давал гарантии не быть изобличенным в воинском проступке, но ради друга он пошел на этот авантюристический шаг, который мог изрядно подпортить его планы на будущее. Были случаи, и довольно частые, когда дежурный офицер, почувствовав неладное, мог поднять личный состав по тревоге и посчитать солдат по головам, тогда отсутствующим несдобровать, но это не останавливало беглецов, охочих до местных девушек, коих в поселке было в достатке, и прочих атрибутов гражданской жизни. Отсидев положенный срок на гауптвахте, заядлый побегушник, смирившись с тем, что отпуска ему уже не видать, вновь задумывался вкусить частичку свободы.

Ближе к одиннадцати вечера, махнув на прощание Алишеру рукой, Седов вышел из казармы и, перебравшись через хлипкое ограждение войсковой части, направился к автобусной остановке.

Гул мотора мощной техники он услышал издалека, вскоре показался и сам танк, который, гремя гусеницами и поднимая облако пыли, остановился как вкопанный перед самым носом солдата. Из люка механика-водителя выглядывал счастливо улыбающийся Вахрушев, который, силясь перекричать рев мотора, приказал, чтобы сообщник полез на башню, и, когда тот, юркнув в верхний люк, устроился на командирском кресле, рванул с места. Седов посмотрел на свои наручные часы, которые показывали одиннадцать часов пятнадцать минут – до подъема оставалось шесть часов сорок пять минут.

«Уложимся ли в этот срок, не подведет ли машина?» – с тревогой думал он, вспоминая отца, заядлого охотника и рыбака, который всегда говорил, что заранее угадывать время пути нельзя, ведь всякое может случиться при следовании: дорогу размоет, откажет техника…

«Тем более на танке, – вздохнул он, – легкой прогулки вряд ли получится».

Ехали преимущественно проселочными дорогами, иногда, пугая запоздалых водителей, выскакивали на трассу, чтобы пересечь ее и продолжить путешествие. В середине пути, когда прожектор высветил знак населенного пункта «Деревня Веселки», Вахрушев остановил танк, стал изучать карту и в сердцах кинул ее в сторону.

– Что случилось?! – крикнул ему Седов.

– Немного отклонились от маршрута, – ответил водитель. – Придется делать небольшой крюк.

– Насколько небольшой? – встревоженно спросил попутчик.

– Километров десять-двенадцать.

– Все, не успеем к подъему, черт побери! – выразил негодование солдат. – Дима, поворачивай назад, надо возвращаться в часть!

– Нет, я должен увидеть Варю! – упрямо мотнул головой Вахрушев. – Не беспокойся, я выжму из машины все, что можно, успеем к подъему.

«Начинаются злоключения, – с отчаянием думал Седов. – Отпуска мне не видать, гауптвахта обеспечена!»

Когда доехали до деревни, где живет ненаглядная Вахрушева, стрелки часов показывали три ночи. Поселение оказалось небольшим с тремя улочками и несколькими десятками дворов. Вахрушев проехал по середине деревни, от гула мотора и лязга гусениц стали просыпаться жители, в окнах загорелся свет.

Влюбленный солдат быстро нашел улицу Ленина, дом номер одиннадцать, где жила Варя и, остановившись возле ворот, заглушил мотор.

Выскочив из танка, Вахрушев направился к воротам, навстречу ему выбежала симпатичная девушка с белыми косами и повисла на шее.

«Хорошенькая, – подумал Седов, радуясь за друга, – не зря ехали в такую даль!»

О том, что его ждет гауптвахта, в эти минуты солдат и не думал.

Пообнимавшись и поцеловавшись, Вахрушев предложил девушке:

– Варя, мы опаздываем, проводи нас до края деревни.

– А что так? – удивленно хлопнула она ресницами. – В такую даль ехали и сразу обратно? Пойдем в дом, хоть попьем чаю.

– Нет, Варя, не можем, – отказался солдат. – Мы должны вернуться в часть до шести утра, иначе нас посадят.

– Тогда подождите, – крикнула она, забегая в дом, – я вынесу вам покушать!

Вскоре Варя появилась вновь, держа в руках лубяное лукошко, доверху набитое продуктами: кринкой молока, яблочным пирогом, шматом соленого сала и домашней колбасой. Вахрушев усадил девушку на башню, сам сел рядом и приказал Седову:

– Садись за рычаги, езжай до развилки дорог, где кончается село.

– Так я же никогда не водил танк, – развел руками солдат. – Как бы чего не вышло…

– Не волнуйся, он мало чем отличается от твоей «Шилки», – махнул рукой Вахрушев, сильнее обняв свою любимую. – Вперед!

Разбуженные селяне, видя танк, на башне которого в обнимку сидели девушка и солдат, укоризненно качали головами.

При выезде из села Седов не смог справиться с управлением тяжелой машины, зад танка немного занесло в сторону, и он снес штакетник и полсарая одного из домов. Будучи механиком-водителем поневоле и не видя, что натворил, солдат продолжил движение.

Возле развилки дорог, остановив танк, Седов вышел наружу, и Вахрушев, смеясь, рассказал ему о случившемся:

– Ты представляешь, что наделал?! Снес оградку и полкурятника председателя сельсовета. Хозяин в одних трусах выскочил на улицу и вслед нам пригрозил кулаком, а кругом куры разбегаются.

– Ой, ой! – схватился за голову солдат. – Сейчас попадет Варе!

– Да не бери в голову, – беззаботно рассмеялся Вахрушев. – Он родной дядя Вари, я передал через нее извинения и пообещал, что после армии все починю.

– Да, да, не переживай, – подтвердила девушка. – Дядя меня не будет ругать, тем более Дима обещал все сладить.

– Откуда он сладит? – недоверчиво изрек Седов. – Через два дня председатель сельсовета поставит новый забор, а не будет ждать демобилизации Дмитрия.

– Самое главное обещать исправить ошибку, а там будет видно, –засмеялась Варя и повторила: – Не переживай, Валера, все будет в порядке.

– Тогда приступаем к еде и в путь? – вопросительно глянул он на влюбленную пару.

– Да, да, сейчас накрою, – с готовностью ответила девушка и, достав со дна лукошка скатерть, постелила на траву.

Основательно подкрепившись, друзья направились в обратный путь.

На прощание Варя напутствовала:

– Ребята, доброго пути! Не печальтесь, вся эта история закончится счастливым концом. Обещаете?

– Да, – кивнули солдаты в унисон.

До подъема оставалось два часа десять минут. Друзья понимали, что не успеют прибыть в часть вовремя и теперь готовились к самому наихудшему. Но никто из них не переживал так сильно, как бы переживал, если бы они съездили впустую, не встретив Варю. Незримый образ девушки и ее напутственные слова придавали обоим силу и уверенность, что они преодолеют все невзгоды и неприятности, которые сгустились над их головами.

Когда друзья устроили небольшой привал для того, чтобы размять затекшие конечности, Вахрушев поделился радостной вестью, что Варя согласна стать его женой и поедет с ним в далекую Якутию.

– Вот видишь, как мы удачно съездили, – приободрил его товарищ. – Ради этого стоило рисковать, теперь нам не страшны никакие наказания.

Вахрушев посмотрел на часы и, виновато улыбаясь, сообщил:

– Подъем через пятнадцать минут, нам осталось ехать минут сорок. Валера, извини, если что…

– Ладно извиняться, – нарочито нахмурил брови Седов. – Попробуй только не пригласить на свадьбу!

Прежде чем тронуться с места, Вахрушев предупредил:

– Командирам расскажи все начистоту, что я попросил тебя стать попутчиком. И про Варю расскажи, а я как-нибудь отбрешусь, командиры же тоже люди, должны войти в мое положение, понять меня…

3

А тем временем друзей уже искали. В час ночи дневальный по парку при прибытии дежурного офицера поделился своими подозрениями, что вечером с ремзоны выехал танк, это он услышал по звуку мотора, который, скорее всего, еще не вернулся обратно на место.

Дежурный проверил ремзону, а затем посчитал количество танков, после чего поднял личный состав батальона по тревоге, где выяснилось, что отсутствует механик-водитель Вахрушев, чей танк и пропал из парка. Командир батальона доложил о чрезвычайном происшествии командиру полка, и оттуда поступило грозное указание – если танк с беглецом не будет обнаружен в течение трех часов, об инциденте будет доложено командующему военным округом с вытекающими оттуда последствиями.

Дежурный по дивизиону «Шилок», услышав беготню в верхних этажах казармы, справился у дежурного танковой части, что случилось и, узнав о том, что совершен побег вместе с боевой техникой, для подстраховки объявил подъем в своем подразделении. Когда офицер узнал, что в казарме отсутствует рядовой Седов и, еще не догадываясь, что угон танка и пропажа солдата –звенья одной цепи, учинил собственное дознание. Осмотрев койку и содержимое тумбочки отсутствующего, он пришел к выводу, что солдат покинул казарму полностью одетым.

Допрошенный Алишер был непреклонен, мол, ничего не видел, ничего не знаю, как Седов мог выйти из казармы, подкрепив свои слова гулкими ударами кулаком по груди и словами: «Мамой клянусь!». «Деды»* (старослужащие, которым осталось служить менее полугода) на вопрос офицера только разводили руками, «черпаки»* (солдаты, прослужившие от года до полутора лет), к коим относился и Седов, ничего внятного не смогли объяснить, «духи»* (солдаты, отслужившие менее полугода) ни сном ни духом не ведали, куда исчез их старший товарищ.

Ближе к семи утра по приказу командующего военным округом была объявлена всеобщая тревога, и два вертолета вырулили на взлетную площадку для того, чтобы с воздуха вести поиски исчезнувшего танка, в это время поступила команда «отбой», поскольку «самоходчик»* (солдат, самовольно оставивший часть) с танком вернулся в расположение части.

Седов честно рассказал дежурному офицеру про свое путешествие на танке, но Алишера так и не сдал, объяснив, что казарму покинул в его отсутствие возле тумбы. Это не освобождало ночного дневального от ответственности, но тот, по крайней мере, избежал участи быть пособником побега.

Утром на плацу командир дивизиона вывел Седова перед строем, отчитал его как следует и, объявив наказание в виде содержания на гауптвахте сроком на пять суток, в конце с ехидцей добавил:

– В «Жаворонка»* (фильм про советских солдат, совершивших побег из немецкого плена на танке Т-34) решили поиграть? Об отпуске можешь даже и не вспоминать.

Седова сразу не смогли отвезти на гауптвахту, поскольку она находилась в полусотне километров от части, а вечером его вызвал к себе заместитель командира дивизиона майор Скоробогатов. Когда солдат доложил ему о своем прибытии, офицер пригласил сесть на стул и начал издалека:

– Родители ждут, когда приедешь в отпуск?

– Наверное, ждут, – пожал плечами солдат. – Писал письмо, что могут дать отпуск.

– Сколько детей в семье кроме тебя?

– Брат и сестра, оба младше меня, учатся в школе.

– Значит, ты старший в семье?

– Да, я старший сын.

– Седов, ты понял, что тебе отпуска не видать?

– Да, это я знаю.

– Друга-танкиста как зовут?

– Вахрушев.

– Так вот, Седов, тобой и этим Вахрушевым заинтересовалась военная прокуратура. Проступок серьезный – угон военной техники.

– Что нам грозит? – внутренне холодея, спросил он.

– Дисбат* (дисциплинарный батальон).

– Это лишние год-два отслужить в армии? – озадаченно проговорил солдат. – За что, мы же ничего такого не совершили?..

Тут он вспомнил снесенную оградку и курятник председателя сельсовета, тело прошиб холодный пот:

«Лишь бы не заявил в милицию, а то не оберешься беды! Варя, на тебя только надежда!»

– Как это ничего не совершили? – удивленно вскинул голову майор. – А угон танка – это не серьезный проступок? Да во время войны вас сразу бы приставили к стенке!

– Понял, виноват, – понуро кивнул солдат и поинтересовался: – Товарищ майор, что мне делать? Готовиться к дисбату?

– Почему сразу в дисбат? – вкрадчивым голосом произнес Скоробогатов. – Ведь можно же искупить свою вину.

– Чем?! – поневоле воскликнул солдат.

– Поступил приказ об отправке из нашей части двух солдат для перегона техники в Афганистан.

– В Афганистан?! – обрадовался Седов. – Согласен! Какую технику будем перегонять?

– «Шилки». Ты же знаешь, что в войска стали поступать «Тунгуски»* (более современный зенитный комплекс, наследник «Шилки»), поэтому командование решило значительную часть «Шилок» перебросить в Афганистан.

– А кто второй со мной?

– Как кто? – усмехнулся офицер. – Конечно же, Шарипов. Там у него родные места, Таджикистан под боком.

– Он дал согласие?

– А куда он денется?

– Куда предстоит выехать?

– В городок под названием Кушка.

– А это где?

– Туркменская ССР. Оттуда до Афганистана рукой подать.

– В чем будет заключаться наша задача?

– Задачу поставят на месте. Значит, даешь добровольное согласие?

– Да, согласен.

– Тогда подпиши документик. Вы официально числитесь служащими в Советском Союзе, но часто будете нырять в горячие точки, такие, как Кабул, Кандагар, Хост, Файзабад… Короче, скучать не будете.

Прежде чем выйти из кабинета командира, Седов поинтересовался:

– Товарищ майор, а что будет с водителем танка Вахрушевым? Может быть, вместо Шарипова взять его?

– Во-первых, его судьбу решает военная прокуратура, – нахмурил брови Скоробогатов. – Во-вторых, там нужны специалисты по «Шилкам», а не танкисты, так что не забивай себе голову дурными мыслями, а готовься через три дня к выезду по месту назначения.

За те дни, которые оставались у Седова в запасе до того момента, когда он навсегда покинет свою войсковую часть, сослуживцы, узнав, что тот уезжает в Афганистан, стали уважительно обращаться к нему по прозвищу Жаворонок. Алишер же был безмерно рад, что уезжает поближе к Пянджу* (поселок в Таджикистане), откуда он был родом, и надеялся найти возможность встретиться там со своими многочисленными родственниками.

Перед отъездом Седов сходил к танкистам и узнал, что Вахрушев по приказу командующего округом помещен на десять суток на гауптвахту, и что его дело расследует военная прокуратура. С тяжелым сердцем он вернулся в казарму, а наутро с Алишером ехал на поезде до самого южного городка необъятной страны под названием Советский Союз.

В Кушке им объяснили, что в их задачу входит расконсервация и доставка своим ходом установок «Шилка» в районы Афганистана, где дислоцированы советские войска. Обратно же предписывалось возвращаться в Кушку на неисправной военной технике, которая была еще на ходу, для дальнейшего ремонта и восстановления.

За неполных три месяца Седов и Алишер в составе колонны сделали три ходки в Афганистан, но на четвертой не повезло.

В горной местности колонна попала в засаду, в «Шайтан-арбу»* (почетное прозвище «Шилок» у моджахедов) Седова попал снаряд. Он этого не помнил, поскольку сидел на башне, и его отбросило на несколько метров в сторону от машины. Позже, придя в сознание, он узнал, что колонна отбилась от моджахедов, но в бою заживо сгорел внутри «Шилки» Алишер.

С тяжелой контузией и раздробленным левым коленом его доставили в Кушку, а затем переправили в военный госпиталь, расположенный в городе Одинцово.

Часть вторая

Милиция. Карманник Француз.

1

Находясь в госпитале, Седов получил письмо от Вахрушева. Судорожными движениями вскрыв конверт, он начал читать:

«Здравствуй, Валера! Случайно узнал, что тебя ранило и ты находишься в госпитале, поэтому сразу решил написать письмо. Во-первых, извини, что я вовлек тебя в эту авантюру с поездкой в танке, в результате чего пострадал только ты. Ты даже не знаешь, как я хочу оказаться на твоем месте, ведь я все это натворил, я и должен был ответить за содеянное! Обязательно искуплю перед тобой вину, самое главное, чтобы ты быстрее выздоровел и вернулся домой на радость своим родителям. А насчет меня все нормально – следователь немного помурыжил и закрыл дело. Так что скоро дембель, и мы встретимся с тобой в Якутске, чтобы за рюмочкой водки повспоминать наши армейские будни. После того случая Варя приезжала ко мне в часть, подтвердила, что поедет со мной, так что готовься к свадьбе. И, кстати, ты у меня будешь шафером, даже не думай отнекиваться. Ведь ты же у меня был однажды свидетелем, когда я поехал на танке женихаться к Варе, так что тебе не привыкать. Давай, Валера, скорой тебе выписки из госпиталя и счастливой жизни на гражданке! Твой преданный друг Дима.

Ах да, чуть не забыл. Председатель сельсовета не в обиде на нас, более того, через Варю отправил нам большой привет и добрый шмат соленого сала, который мы съели за ужином, вспоминая тебя самыми теплыми словами».

Облегченно вздохнув, Седов достал из тумбочки лист бумаги, вырванный из ученической тетради, взял ручку и стал быстро писать:

«Привет дорогой мой друг Дима! Очень рад, что у тебя все сложилось нормально, а то я, грешным делом, думал, что ты уже в дисбате отбываешь тяжелую службу. А насчет меня не беспокойся, контузия постепенно проходит, ногу собрали, хожу, правда, на костылях. Наверное, через месяца два выпишут и отправят домой, а там и ты подтянешься со своей невестой Варей. Жду не дождусь, когда сыграете свадьбу, согласен стать твоим свидетелем по второму разу. Ох и погуляем же тогда от души! Ладно, на этом заканчиваю, более подробно поговорим при встрече. До свидания, твой друг Валера».

В декабре восемьдесят пятого Седов уже был дома. Нога побаливала, но постепенно молодой организм стал брать свое; он стал разрабатывать больной сустав и вскоре забросил трость в дальний угол дома.

После нового года он поговорил с мамой:

– Хочу устроиться в милицию.

– Ты что Валера, какая милиция?! – ахнула мама. – Ты весь израненный, тебя не возьмут туда по состоянию здоровья.

– Нет, мама, я хочу в милицию, – упрямо повторил сын.

– А почему именно в милицию? – недоуменно развела руками она. – Есть же много гражданских специальностей, да и учиться надо бы тебе …

– Поговори с Юшковым, – поневоле прервал он маму. – Дядя Коля при желании поможет устроиться в милицию.

Полковник милиции Николай Васильевич Юшков был их дальним родственником. Он служил на ответственном посту в министерстве внутренних дел и, как справедливо рассудил демобилизованный солдат, для него не составило бы большого труда устроить его в милицию.

– Ну что с тобой поделаешь! – в сердцах воскликнула мама. – Так и быть, поговорю с Колей, но учти – если он откажет, то на этом успокойся и забудь про милицию!

Через три дня после этого разговора Юшков вызвал Седова. Полковник встретил его радушно, обнял и похлопал по спине, приговаривая:

– Сколько лет, сколько зим! В последний раз видел тебя еще школьником, а уже солдат, герой Афганистана!

– Да какой я герой? – засмущался тот. – Не успел толком повоевать, «духи»* (в данном случае душманы, те же моджахеды) в засаде подранили.

Усадив солдата на стул, Юшков стал расспрашивать:

– Какие раны получил?

– Тяжелая контузия, раздробленная левая нога.

– Как теперь чувствуешь себя? Голова не болит? Как с памятью? Не хромаешь?

– Постепенно прихожу в норму, голова немного побаливала, сейчас уже нет, не хромаю, на память не жалуюсь.

– Ранения занесены в военный билет?

– Да, о контузии есть отметка.

– Плохо…

Юшков походил по кабинету, о чем-то немного подумал и поинтересовался:

– Хочешь обязательно устроиться в милицию?

– Да, Николай Васильевич, только в милицию.

– А мать-то твоя не желает, чтобы ты работал в милиции, хочет тебя основательно подлечить.

– На то она и мама, – усмехнулся солдат. – Ей кажется, что я больной и хромой, но я чувствую в себе силы и смогу работать в милиции.

– Вижу, что ты твердо решился стать милиционером, – восхищенно покачал головой полковник. – Раз такое дело, будем помогать в исполнении твоей сокровенной мечты.

– Спасибо, товарищ полковник! – вскочил на ноги Седов. – Буду служить верой и правдой!

– Погоди, погоди, еще рано благодарить меня, – успокоил его Юшков. – Сначала тебе надо пройти медицинское освидетельствование, что самое сложное в твоем положении, но это я беру на себя, договорюсь, чтобы пропустили. Только учти одно – о контузии врачам ничего не говори, а военный билет спрячь, я в военкомате договорюсь, чтобы тебе выдали дубликат без отметки о ранении. В какой службе хотел бы работать?

– В уголовном розыске.

– Туда без высшего или средне-специального образования не возьмут. Пока устроим тебя во вневедомственную охрану, оттуда заочно поступишь в школу милиции, тогда и можно будет говорить о службе в уголовном розыске.

Весной восемьдесят шестого Седов уже служил в милиции. В его обязанности входила охрана объектов, работа ему понравилась, но он никогда не оставлял мечту стать сотрудником уголовного розыска, подав документы для поступления в заочное отделение Хабаровской высшей школы милиции. Ночами, когда он находился на посту, иногда контузия давала о себе знать пульсирующими болями в голове, ныла раненая нога, но молодой милиционер, стиснув зубы и зажмурив глаза, силой воли настраивал себя к службе, чтобы когда-нибудь исполнилась его мечта стать сотрудником уголовного розыска.

Вскоре приехал Вахрушев со своей невестой Варей, была сыграна небольшая свадьба на тридцать с лишним человек, где свидетелем со стороны жениха, как и обещал, стал его друг по танковому сватовству.

Осенью этого же года Седова вызвал к себе Юшков и сообщил радостную новость:

– В министерство набирают младших оперуполномоченных уголовного розыска для борьбы с карманными кражами. Я могу устроить тебя в это подразделение, там не требуется высшего и средне-специального образования. Согласен?

– Конечно, согласен! – обрадованно воскликнул милиционер. – Что мне сделать для этого?

Полковник подал ему чистый лист бумаги и приказал:

– Напиши рапорт о желании служить в уголовном розыске. Остальное – моя забота.

Итак, в начале восемьдесят седьмого года, когда молодому милиционеру не исполнилось и двадцати двух лет, он стал сотрудником уголовного розыска по борьбе с карманными кражами.

2

В министерстве внутренних дел всеми территориальными подразделениями по борьбе с карманными кражами руководил подполковник Сергей Владимирович Савчук, опытнейший милиционер, который назубок знал всех карманников, орудовавших в городе. Одно дело – знать, другое дело – поймать их с поличным. Вот на этом поприще Савчук поднаторел, однажды за год лично поймав добрую дюжину искусных карманных воров, за что получил благодарность лично от министра внутренних дел Советского Союза и продвижение по карьерной лестнице. Но постепенно его лицо примелькалось среди криминальных элементов, при его появлении срабатывало «сарафанное радио», и карманники ретировались с излюбленных мест совершения преступления, поэтому Савчук старался брать в свой отдел молодых милиционеров, которых преступники пока что не знали в лицо.

Когда документы о переводе Седова поступили в уголовный розыск, Савчук пригласил последнего на собеседование. Молодого сотрудника милиции встретил лохматый мужик в замызганной телогрейке, который сиплым голосом поинтересовался:

– Вам кого, молодой человек?

– Мне бы Сергея Владимировича, – ответил милиционер, недоумевая, почему в кабинете у руководителя милиции за столом сидит подозрительного вида человек и чувствует себя довольно-таки по-хозяйски.

– А нет его, я вместо него, – просипел мужик и приказал, нагло ухмыльнувшись: – Докладывай немедленно, зачем пришел!

– Я… я, явился по поводу… – неуверенно начал Седов, но, опомнившись, спросил: – Собственно, вы кто такой, чтобы вам докладывать? Где сейчас находится Сергей Владимирович, он вызвал меня на собеседование?

Тут мужик стягивает с себя парик, убирает накладной нос и брови, сбрасывает телогрейку, и перед изумленным Седовым предстает смеющийся Савчук:

– Что, будущего начальника своего не узнал?!

– Э–это вы?! – оторопел кандидат. – Честно сказать, не узнал.

– А это тебе урок. Карманники не должны знать нас в лицо, поэтому приходится преображаться. И тебе предстоит облачиться в маскарадный костюм, но это потом, а пока твоя физиономия незнакома ворам и прочей сволочи, можешь работать так, без перемены декораций. Но учти, через полгода тебя карманники срисуют* (узнают, запомнят), тогда придется ухищряться, чтобы не узнали. Готов к этому?

– Готов, – смущенно ответил новоиспеченный опер. – Только не знаю как.

– А этому мы научим, было бы желание…

– Желание работать имеется, – с готовностью ответил Седов, прервав руководителя, – буду стараться, не подведу!

Савчук одобрительно кивнул и продолжил:

…но учти – придется работать с самой квалифицированной и авторитетной частью преступного мира. Знаешь, кто такие карманные воры? Щипачи, ширмачи, писаки, трясуны?* (способы воровства у карманных воров).

– Представляю…

– Ага, тут представлять недостаточно, а надо точно знать, кто есть кто. Только в этом случае ты сможешь изобличить карманника и вывести его на чистую воду. Запомни: карманные воры – это элита преступного мира, и бороться с ними надо со всей серьезностью и решимостью, заранее подкрепившись необходимыми знаниями и умениями, иначе удачи не видать.

– Слышал, что карманники верхушка криминалитета, – нерешительно проговорил кандидат. – Буду учиться у старших товарищей, постигать азы…

– Постигать придется, – кивнул руководитель и поинтересовался: –Помнишь сцену, когда Жеглов и Шарапов поймали карманника Сапрыкина по кличке Кирпич? Правда, там закралась одна неточность – Кирпича называют «щипачем»* (преступник, который ворует исключительно при помощи ловкости пальцев рук), а на самом деле он – «писака»* (преступник, который ворует, разрезая острым предметом, таким, как скальпель, бритва, заточенная монета, карманы и сумки граждан).

– Как не помнить-то, – восхищенно покачал головой Седов, – бессмертные кадры.

– Вот с такой клиентурой придется работать. Правда, подсовывать кошельки в карман ворам не советую, попадешься на этом деле и самого посадят к чертовой матери.

– Буду стараться!

– Стараться в чем? – хохотнул руководитель. – Не подкидывать ворам кошельки?

– Нет, буду стараться постичь все секреты борьбы с карманными ворами! – отрапортовал кандидат и добавил: – Буду работать, буду работать…

Не найдя подходящего слова, закончил мысль нелитературным выражением:

…без мухлежа.

– Давай, дерзай! – рассмеялся Савчук и отпустил молодого сотрудника.

Знал бы тогда Седов, что пройдет всего несколько лет, и про карманников забудут – бандитизм захлестнет страну, и борьба с карманными кражами в министерстве внутренних дел станет неприоритетной.

Первое дело, которое поручили молодому оперу, он запомнил на всю жизнь. В милицию пришла заплаканная женщина и сообщила, что в автобусе у нее украли месячную зарплату в сумме двести рублей. Дежурный милиционер, узнав, что произошла карманная кража, направил потерпевшую к «карманникам»* (в милиции так называли подразделение по борьбе с карманными кражами). Начальник отделения Артур Артурович Щипачев (удивительное совпадение фамилии и профессии!) подвел женщину к Седову и приказал:

– Разберись и доложи.

Из сумбурного рассказа потерпевшей оперативник понял следующее: женщина после рабочего дня села в автобус номер четыре и следовала домой до микрорайона Авиапорт. Народу в автобусе было полно, она ехала стоя и вдруг почувствовала, что к ней липнет какой-то невзрачный мужчина небольшого роста, водя рукой по бедру. Думая, что тот сексуально озабоченный тип, она локтями отпихнула его от себя и пригрозила, что вызовет милицию. Быстро извинившись словами: «Пардон, мадам», мужчина, под смешки пассажиров, мол, нашел место для любовных утех, стал пробираться к выходу. Уже дома она обнаружила разрезанный внутренний карман шубы и пропажу денег, после чего сразу поехала в милицию.

– Вы в лицо его запомнили? – спросил опер потерпевшую.

– Да, запомнила, – понуро кивнула та.

– Значит, опознать сможете?

– Наверное, да.

– Что вы крикнули ему? Дословно повторите.

– Дословно, дословно… – призадумалась женщина. – Крикнула так:

«Убери руки, кобелина, а то вызову милицию!»

– Тогда еще вопрос: были ли в автобусе знакомые, которые видели этого мужчину?

– Был сосед из тридцать третьей квартиры. Мы часто одним автобусом возвращаемся домой.

– Как его фамилия?

– Красноштанов Иван.

– Он видел того мужчину?

– Да, он стоял впереди меня и, когда я крикнула, он оглянулся и укорил его.

– Как укорил?

– Точно не помню, но что-то вроде: «Почему лапаешь чужих жен?!» Еще в автобусе некоторые пассажиры рассмеялись.

– А теперь покажите ваш карман.

Женщина распахнула овчинную шубу и показала разрезанную подкладку из саржи. Седов сунул руку в карман, и рука вышла наружу через подкладку.

– Да он же порезал не только карман, но и подкладочный материал, – озадаченно протянул оперативник. – Как вы этого могли не заметить? В автобусе шуба не была распахнута?

– В том-то и дело, что нет, – всхлипнула женщина. – Ума не приложу, как он полез ко мне под шубу!

Седов, попросив женщину посидеть в кабинете, зашел к Щипачеву и доложил:

– Действовал «писака», потерпевшая сможет опознать преступника. Также, возможно, опознает его еще один гражданин по фамилии Красноштанов.

– Так, так, значит, может опознать, – призадумался руководитель и, взяв в руки увесистый фотоальбом, приказал: – Покажи ей фотографии известных нам карманных воров, а если он гастролер, то задача усложняется.

Прежде чем выйти из кабинета, оперативник сообщил, на его взгляд, об интересной повадке преступника.

– Он еще сказал: «Пардон мадам».

– Пардон мадам?! – удивленно вскинул голову Щипачев. – Небольшого роста, худощавый?

– Да, маленького роста.

– Пятидесяти лет?

– Да, немолодой.

– Так это же Француз! А ну-ка, дай мне альбом, сейчас найду его.

Француз, он же Поликарпов Кузьма, был известным карманником. Указанная кличка прилипла к нему в колонии еще на первых ходках* (судимость), а их у него было целых шесть, за что его признали особо опасным рецидивистом. Он налево и направо разбрасывался французскими словами с характерным прононсом: на непонятные явления задавался вопросом «кес ке се?», при разборках – «мсье, я требую удовлетворения», при извинении перед слабым полом – «пардон, мадам», при просьбе – «сильвупле», а также баловался прочей иностранщиной. От этой привычки он не мог избавиться даже во время совершения преступления, что его часто подводило.

Быстро обнаружив в альбоме фотографию Француза, Щипачев приказал:

– А ну-ка, приведи сюда гражданочку, покажем ей обидчика.

Женщина сразу же узнала преступника по фотографии и взволнованно поинтересовалась:

– А мне он деньги вернет? А вдруг все потратил? Он кто такой, где работает? Если потратил, пусть с зарплаты отдает мне деньги.

– Его зарплата – ваши деньги, а работает он в автобусах и на вокзалах, – усмехнулся Щипачев и распорядился, обращаясь к Седову:

– Найти и притащить его в милицию, закрыть в камеру. Вечером побеседуем с ним по душам.

Если карманника не поймать с поличным, доказать, что он совершил преступление, практически невозможно. Хорошо, если подозреваемого запомнили в лицо. В этом случае его приводят в милицию, сажают в камеру и мурыжат сутки-двое. Некоторые карманники, чтобы не иметь дело с милицией, так и не признавшись в краже, возвращали деньги потерпевшему со словами: «Пришлось оторвать от семейного бюджета», или «Одолжил у друга» и так далее. В этом случае у потерпевшего брали заявление о том, что он случайно в доме обнаружил пропажу, поэтому претензии ни к кому не имеет, в итоге все остаются при своих интересах: опера не повесили на себя лишний «глухарь»* (неочевидное преступление), потерпевший – из-за нежелания участвовать в долгой судебной тяжбе, преступник – избежав уголовной ответственности. Но если карманный вор оказывался крепким орешком и ни в какую не признавался в совершении преступления, опера, скрежеща зубами, отпускали его на волю, чтобы в следующий раз поймать наверняка и отправить в колонию.

Проводив женщину до дежурной части и пообещав ей вернуть хотя бы часть денег, Седов пешком направился по адресу проживания Француза. Дверь открыла разбитная на вид женщина сорока пяти лет, которая, позевывая, поинтересовалась:

– Тебе кого?

– Мне бы Поликарпова. Он здесь живет?

– А кто ты такой, чтобы спрашивать про него? – ухмыльнулась женщина.

– Я из милиции, – представился опер, предъявив удостоверение. – Фамилия моя Седов.

– Что от него хотите?! – вдруг взвизгнула хозяйка. – Не даете человеку нормально пожить – все ходите и ходите, треплете нервы! Хватит вынюхивать, он давно уже завязал со старым!

– Он здесь живет? – повторил опер, повысив свой голос. – Мне надо с ним побеседовать.

– О чем беседовать? Не о чем тебе с ним беседовать!

– Гражданка, дайте мне самому определиться, с кем мне беседовать! – жестко бросил оперативник и, поняв, что разговора не получится, потянулся к выходу, где нос к носу столкнулся с подозреваемым.

Схватив тщедушного карманника за ворот куртки, Седов потащил его на остановку автобуса. Сзади, выглядывая из-за двери, вслед им ниспосылала проклятья разъяренная то ли жена, то ли сожительница Поликарпова.

В автобусе оперативник, порыскав по карманам задержанного и ничего не обнаружив, пригрозил:

– Это тебя не спасет, сделаем опознание, и как миленький вернешься в свою колонию.

– Вы о чем? – сделал удивленное лицо Француз. – Если насчет какой-либо карманки, то не по адресу – я давно уже завязал. Хватит, сыт по горло шестью ходками, так что на тычок* (карманная кража) меня проверять бесполезно.

– Это мы еще поглядим, как запоешь в отделе милиции, – зловеще усмехнулся Седов. – Там тебя ждет небольшой сюрпризик.

Озадаченный карманник, прокручивая в голове разные версии, на каком же тычке, а за день у него было их несколько, он высветился, по привычке оценивающе бросал косые взгляды на сумки и ридикюли пассажирок автобуса.

Определив задержанного в камеру, Седов доложил об этом Щипачеву. Тот, довольно ухмыльнувшись, распорядился:

– Пусть посидит, подумает, вечером проведем с ним беседу. К этому времени приведи сюда потерпевшую и свидетеля, чтобы они опознали его.

Как и ожидалось, Поликарпов вину свою не признал, как говорится в их среде, пошел в отказ, но, когда его опознали два человека, то задумался. В конце концов он предложил:

– Ребята, я ничего не совершал, но готов уладить проблему и вернуть этой гражданке деньги. Сколько у нее украли?

– Это ты у нас спрашиваешь?! – расхохотался Щипачев. – Сколько взял, столько и верни!

– А как же мне это сделать? – развел руками карманник. – Вы же меня не отпустите…

– Отпустим, только нужны гарантии, – ответил ему руководитель. – Вас, демонов, только отпусти, а потом ищи-свищи.

– Какие гарантии? – непонимающе глянул Поликарпов на оперативника. – Даю честное слово, что верну деньги.

– Нам твое честное слово тьфу и выброси, – помотал головой Щипачев. – Сдай кого-нибудь из своего окружения, тогда и поверим.

– А мне некого сдавать! – испуганно замахал руками задержанный. – Я сам по себе, ничего про других не знаю.

– Не ври. Ты постоянно бываешь на сходках* (сбор преступных элементов) и в курсе криминальных событий, – огорошил его оперативник. – Ты думаешь, что мы тут сидим и ни о чем не ведаем? Вот получишь семь лет за кражу и больше не выйдешь на свободу. Ты же туберкулезник? На зоне и умрешь.

– Да за что, начальник? – судорожно выдохнул Поликарпов. – Я же беспределом не занимаюсь, стараюсь, чтобы прокормить семью. Зачем так жестоко, ведь я работать не могу, здоровье уже не то…

– Воровать можешь, а работать – нет? – усмехнулся Щипачев. – Ловко ты устроился в этой жизни.

– Ладно, начальник, домушники* (квартирные воры) вас интересуют? – наконец сдался задержанный.

– Еще как, – насторожился опер. – Кто такие?

– Два грузина-гастролера, одного зовут Шота. Они тут начали «бомбить»* (воровать) хаты, братва прочухала это, зацепила их, теперь они работают под крылом Семака.

Георгий Семаков был уголовным авторитетом и, конечно же, возмутился, когда узнал, что на его территории работают гастролеры, которые ни копейки не отстегивают в «общак»* (воровская касса).

– А откуда они залетели к нам?

– Ростовские они.

– Они работали без «крыши»?* (покровительство) – недоуменно спросил Щипачев.

– Да сейчас кто на что горазд, – махнул рукой карманник. – Если раньше грузинские воры* (вор в законе, уголовный авторитет) в нашем регионе решали кое-какие вопросы, то сейчас полная анархия. Эти домушники вздумали под шумок нажиться, да не тут-то было. Семак отобрал у них паспорта и велел работать на «общак».

Щипачев достал чистый лист бумаги и положил перед Поликарповым.

– Напиши все, что нам рассказал.

– Вы что, начальник, серьезно?! – боязно помотал головой карманник. – Хотите, чтобы меня убили?!

– Никто твое письмо не увидит, – успокоил его оперативник. – Для нас это гарантия, что не обманешь и вернешь деньги потерпевшей.

Глубоко вздохнув, Поликарпов склонился над бумагой.

Когда карманник закончил писать, Щипачев принял от него бумагу, изучил и протянул Седову:

– Валера, вот тебе гарантия, что он не обманет нас. Отпусти его и, когда принесет деньги, верни потерпевшей.

Седов сделал, как указал руководитель: Поликарпов принес двести рублей, которые опер вручил под радостные вздохи потерпевшей и взял от нее объяснение, что деньги, оказывается, через дырявый карман упали за подкладку пальто, где и были позже обнаружены.

Вечером, когда он доложил об этом Щипачеву, тот поручил:

– Информацию о гастролерах-грузинах передай в имущественный отдел* (по-другому «имущественники», отдел по борьбе с кражами, преимущественно из квартир), а бумагу от карманника держи при себе. Потихоньку этого Француза надо подтянуть к себе, он окажет тебе неоценимую услугу в борьбе с карманниками, но объясни, что если попадется не к нашим операм, то пощады не будет.

– А если попадется к нам? – спросил оперативник. – Как быть в таком случае?

– Так же, как и сегодня. Деньги вернем потерпевшему и пригрозим ему пальчиком. Иначе как работать с негласным аппаратом* (осведомители милиции)?

Так карманный вор Поликарпов, он же Француз, стал доверенным лицом* (осведомитель уголовного розыска) младшего оперуполномоченного по борьбе с карманными кражами старшины милиции Валерия Седова. Позже, как и предсказал опытный Щипачев, карманник окажет оперативнику неоценимую услугу в раскрытии не только каких-то краженок и грабежей, но и самого страшного преступления, которое касалось лично самого опера.