Читать книгу Тюремные байки - Виталий Сергеевич Дюпон - Страница 1
Лариска
ОглавлениеВижу, нравятся тебе мои рассказы, дорогой читатель. Я с удовольствием буду с тобой делиться моими воспоминаниями.
Скажу тебе честно. Тюрьма – это самое ужасное место, которое я когда-либо видел. И если перед тобой или твоими близкими когда-нибудь замаячит клетка, советую даже не раздумывать и сделать все, что в твоих силах, чтобы никогда там не оказаться. Конечно, не теряя при этом достоинства и человеческого лица.
Ну а если уж придется тянуть лямку, то приготовься познать все круги ада и рая, которые тебе откроет это место.
Тюрьма – это место, где человеку просто жизненно необходимы вера в себя и чистое сердце. Пройдя ее, каждый понимает, чего он хочет от жизни и кто он в ней такой. Видно, Господь так дает нам шанс понять что-то, что сделает нас крепче и мудрее. Никто от тюрьмы не застрахован, там находятся люди самых разных взглядов и этнических принадлежностей.
Об этом можно долго говорить, но помни, читатель, если в твоем сердце есть ржавчина, то, пройдя это место, ты можешь либо от нее избавиться, либо выйти ржавым насквозь. А если ты честный и добрый человек, то в любом случае придется страдать, но сила твоя будет множиться в геометрической прогрессии.
Быть дерьмом очень просто. Для этого не надо ничего делать. Просто, пожирая слабых, идти вперед, пока на твоем пути не встретится более сильный и не сожрет тебя.
Быть сильным трудно. Придется отвечать и думать не только за себя, но и за людей, которые тебе верят. За людей, которые, видя твою силу, делятся с тобой своими навыками и мыслями, и ты, как человек сильный, собираешь их вместе и делаешь некое подобие коллектива, где каждый несет свою ответственность перед всем коллективом.
Но видя это, администрация пытается разбить заключенных и использует разные способы, от страха до искушения. И тут опять твое сердце подвергается закалке, ты приобретаешь мудрость и, отряхнувшись от пепла, идешь дальше с теми, кто остался рядом.
На воле, в повседневной жизни, уважаемый читатель, ты можешь годами знать человека, и когда наступит действительно трудная ситуация, наконец-то увидишь его настоящее лицо. А на зоне трудные ситуации каждый день, и все находятся вместе. Люди одновременно учатся жить вместе и вместе выживать. Когда человек проходит это, c него слетает шелуха. Он остается таким, какой он есть на самом деле.
Ближе к теме. Надеюсь, ты не заскучал, читая мои рассуждения. Рассказ, который я тебе хочу поведать, будет неожиданной темой для тебя, он учит многому и поможет тебе многое понять не только о тюрьме, но и о себе самом.
Хата 13, все тот же офис, в котором я жил год, пока не закрыл дело. Сидел я там один, как постоянный гость. А люди новые всегда приезжали и уезжали. Кто на месяц тормознул, а кто на пару. Я же безвылазно там.
Как-то начали раскидывать наверху арестантов по разным камерам, и ко мне заехал один необыкновенный персонаж. Звали его Расписной Андрюха. Такой веселый парень. Весь синий, буквально все тело в татуировках, и сам он кольщик. Делает в тюрьме людям тату.
Меня как специально с этим бешеным закрыли. Он как раз любил тот же репертуар песен, которые и я слушал на воле, рисовал прикольно. У меня тетрадка была со стихами, и он ее разрисовывал. Мы пели песни, пили чай, и Роспись меня всячески уговаривал сделать хоть одну татуировку, на что я всегда отвечал категорическим отказом. Сидел я уже второй срок, и не было ни одной точки на моем теле. Настроение у меня было всегда хорошее, я готовился скоро закрыть дело и поехать жить на верхние этажи, где есть окно, из которого видно кусочек неба, а не гадкую каменную дыру в потолке, в которую при жутком ливне может попасть всего лишь несколько капель. Конечно, есть прогулки, и там можно увидеть даже часть деревьев, которые растут рядом на улице. Но это все не то. В подвале свет только от лампочки, а там кайф, солнце приходит через окно.
Эх, размечтался я тогда. Короче, дуркуем мы с этой Бабулей Расписным. Почему Бабулей? Это отдельная тема.
Отсидел уже Андрей в лагерях наших лет эдак семнадцать. Зубов нема, тело – кожа и кости, весь синий, сгорбленный. Волосы белые, на лицо лучше не смотреть, а глаза горят! Уважаю таких людей, с бесконечным внутренним миром, который сломать невозможно. Такие люди выживут везде, и знаете почему? У них в мыслях нет понимания «это конец» или «это невозможно», их мозг в то время, когда другие готовятся к падению, просто проигрывает какую-нибудь песню из репертуара «Депеш Мод». Или, отключаясь от действительности, после которой нормальному человеку не поможет никакой психиатр, просто вспомнит какой-нибудь красочный клип и красивую «телку», что в нем танцевала. Таких людей сломать невозможно, потому что, попадая не по своей воле в ситуации, происходящие внутри исправительного заведения, нормальный человек после того как сгрыз бы себе все ногти, просто сошел бы с ума. А эти люди умеют переключаться и уходить в другую реальность. Человек всей своей душой относится к другой галактике и находится далеко от той реальности, вникнув в которую нормальный трансформируется безвозвратно во что-то непонятное, и его уже трудно вернуть к обычной жизни.
Люди типа Андрея, напевая песню из репертуара «Депеш Мод», способны проходить через мясорубку жизни, просто ее не замечая. И когда они, улыбаясь и шамкая, говорят о каких-то вещах, которые ты знаешь с детства, но забываешь, глупо полагая, что они не работают, идешь по жизни в другую сторону. А тут, глядя на эту рожу, как в сказке, начинаешь верить в простоту и дружбу, не напрягаясь общаешься с человеком, в котором столько свободной энергии, что дни летят и тюрьмы вокруг уже не существует. Он просто ее не замечает, растворяясь в своих свободных мечтах и желаниях.
Там с Бабулей, сидя в вонючей камере, мы могли быть кем угодно, рассказывая друг другу прикольные случаи из жизни. Или, вспомнив какую-нибудь песню из репертуара «Металлики», мы могли, воспроизводя ее в камере, становиться не только свободными, но и членами этого коллектива, однозначно. Бабуля надевал бандану, разрисованную им же черепами, и становился сумасбродным рокером. Вместо гитары у него была лопасть вентилятора, а я играл деревянными палочками как на барабанах. У меня были хороший слух и отличная память, Роспись тоже не отставал в музыкальном развитии. Мы были клевой тюремной рок-группой, и даже мусора иногда открывали кормушку и смотрели на наше шоу. Нам, конечно же, было по хрену. Роспись подбегал к двери и пел в кормушку, а потом требовал у ментов чай и сигареты за просмотр. Иногда это прокатывало, и нам приходилось выходить «на бис».
В общем, сидим мы с Андрюхой в подвале, кайфуем, поем песни и пьем чай, и приходит срок закрытия моего дела. Когда я увидел, сколько статей в нем, я понял, что выйду отсюда нескоро. Настроение у меня, конечно же, стало не очень хорошее. Пришел обратно в камеру с каменным лицом и говорю Андрюхе:
– Ну все, братан, похоже, я надолго здесь застрял.
И эта беззубая скотина достает из сидора машинку для татуировок и таким сладким голосом мне говорит:
– Ну давай тогда сделаем хотя бы одну наколочку. С твоими статьями тебе все равно сидеть лет триста.
Так я и изрисовал себе обе руки. В общем, днем мы спим, а ночью, когда дверь в камеру не открывается, мы делаем мне тату.
И вот однажды, когда мы спали днем, я заметил, что на меня кто-то смотрит. Так охранники иногда баловались, пока мы спали. Открывали тихо-тихо дверь и заходили. Пытались что-нибудь найти или просто напугать. У них тоже есть свои приколы. А вот этот взгляд, я почувствовал, как будто что-то сверлит мне грудь, и, прищурившись немного, я приоткрыл глаза, но в камере никого не увидел. Я чувствовал этот взгляд и присмотрелся к веревке, которая в тюрьме называется «конь». Она была привязана к одной стене и отходила от отдушины через всю камеру до окна. На ней мы сушили свои вещи после стирки.
Присмотревшись, я увидел большую крысу, сидящую на веревке. Она смотрела на меня, и в ее глазах было столько интеллекта. Я не могу сейчас передать эту энергию, которую я почувствовал от ее взгляда, но он был абсолютно интеллектуальным, и я даже почувствовал, что человеку так многое не ясно, потому что Бог нас, скорее всего, создал, понимающими все на этой планете, и мы просто пошли другим путем развития и утеряли этот и еще многие дары, которыми нас наделила природа.
Крыса смотрела на меня, я смотрел на нее. Глаза мои были чуть прищурены, но она понимала, что я ее вижу. Она была настолько огромная, что я даже и не понял, откуда появилась эта гостья, но потом увидел, что она пролезла в отдушину вентиляционной трубы.
Лариска, как мы потом ее назвали, посмотрела на меня, потом посмотрела на стол, и тут я понял, куда она стремилась. На столе лежала еда, и я аккуратно повернулся. Она продолжала сидеть на «коне».
Я взял кусочек сыра и начал подносить к ней, Лариска развернулась и убежала. Но теперь я знал, откуда она появляется. Мы вспомнили, что иногда, просыпаясь, обнаруживали, что на столе не хватает продуктов, но теперь было понятно, куда они деваются. Уходя на прогулку, мы оставляли в решетке кусочки сала, хлеба и колбасы, в ход шли и сухарики, все съедобное, что было у нас на тот момент. А когда приходили обратно, еды, которую мы оставляли Лариске, уже не было. Я решил ее приручить и начал от решетки на «коня» привязывать сыр, сало и сухарики.
Должен вам сказать, дорогие друзья, что по понятным причинам, если бы наша встреча с Лариской произошла на воле, а не в тюрьме, мы бы, конечно, постарались ее убить. Во всяком случае, открыли бы на нее охоту, и она бы это понимала и чувствовала. Так же как она в тот момент чувствовала наше доброе отношение к ней и еще то, что мы ей, безусловно, рады, как дети, которые играют с кошкой или собакой.
Но это было не совсем так, потому что в тот момент она для нас значила намного больше, чем для ребенка домашнее животное. Мы стали переживать за нее, когда Лариска иногда запаздывала.
Мы понимали, что телепатически она разговаривает с нами, и иногда она приходила не за едой, а побыть с нами.
В тюрьме, когда человек лишен по большей степени неправильной суеты, которая ему абсолютно не нужна, у него начинают вырабатываться те качества, которыми его наделила природа. И когда сердце человека готово принять этот дар от вселенной, в потоках его энергий существуют разные миры, позволяющие ему понять нечто большее, чем он привык видеть в той жизни, которая глушит этот голос всякими соблазнами.
Это животное, этот грызун был нашим сообщником, нашим братом и сестрой. Частичкой того далекого тепла, которое всегда присутствует в нас и всегда отодвигается нами на задний план.
Через месяц у меня получилось кормить ее с руки, но не больше. Она просто сползала, брала у меня еду и уходила. Так, чтобы кормить и гладить, как показывают по телевизору, у нас не получалось. Наверное, тюремная крыса для этого не создана, потому что она никому не доверяет. Так выражались наши отношения два месяца, а через два месяца Лариска исчезла.
Мы с Бабулей-Расписным чуть с ума не сошли. Ее не было уже дня четыре, и еда в решетке оставалась нетронутой. Начали переживать, что ее могли убить или отравить, потому что в тюрьме есть свои опасности, и самая большая из них – это люди. Мы уже начали сильно нервничать, и когда у нас проходила проверка и заходил корпусной, мы у сотрудников спрашивали, не видели ли они крысу или, может, слышали что о ней. Расписной еще начинал объяснять, какой у нее красивый и длинный хвост, и если бы кто ее хоть раз увидел, конечно, не забыл бы, потому что она одна такая.
Понятно, что сотрудники, просто думая, что он сошел с ума, смеясь, закрывали дверь.
Мы уже начали терять надежду, как днем, когда я спал, послышался шорох в решетке, которая была утыкана сухарями, колбасой, салом и всем остальным, чем мы кормили Лариску. Она показалась и начала забирать еду. Мы обрадовались, что она жива, и пошли на прогулку.
После прогулки, когда мы выспались, она подошла к решетки и высунула свою морду. Мы с Андрюхой лежали не шевелясь, затаив дыхание, просто смотрели на нее и звали, чтобы она подошла к нам. Но она вылезла по веревке, потом на полдороги развернулась и забежала обратно. Через некоторое время она повторила этот маневр, и мы поняли, что она хотела, чтобы мы подошли к решетке. Мы были удивлены, пока не услышали писк.