Читать книгу Как выжить и провести время с пользой в тюрьме. Часть 2 - Виталий Зегмантович Лозовский - Страница 1

Самые отработанные технологии в области связи между арестантами, которые мне пришлось видеть, были в Калининградской тюрьме. Ничего принципиально нового после я уже не встречал, хотя каждая тюрьма имеет, конечно, свои нюансы в этой области.

Одним из самых простых являются «ноги» – баландёр или даже иногда контроллер. Во время раздачи пищи, пока этот процесс идёт, с таким арестантом можно поговорить, передать какую-то информацию на словах или даже передать маляву или «груз». Как не трудно догадаться, этот способ не является самым оптимальным: скорее всего, все, что услышит баландёр, будет известно и куму (оперу). Поэтому в такой способ передаётся, как правило, только нейтральная информация – просьба помочь куревом или чаем, поиск определённых людей. Возле баландёра в момент раздачи пищи всегда находится контроллер и весь этот процесс происходит с его молчаливого согласия, на что ему соответственно дал разрешение кум. В Калининграде, кстати, таким способом практически не пользовались. Сигареты, да и прочие мелочи часто можно передать самим контроллером.

Способы связи зависят от устройства самой тюрьмы (один или несколько корпусов, куда выходят окна). При размещении в одном корпусе, да и ещё колодцем, с окнами, обращёнными внутрь, все несколько проще (Калининград, Черновцы). При размещении в нескольких корпусах, да ещё значительно друг от друга удалёнными, сложнее. В таком случае без помощи хозобслуги не обойтись.

Информация также может передаваться ещё несколькими каналами. Во-первых, людей из разных корпусов при вывозе на суды, следственные действия собирают на сборке, где и происходит обмен. Даже если нужные люди не попадают в один бокс, как правило, можно что-то прокричать через дверь. Могут наказать, но обычно проходит.

Здесь же в боксах можно оставлять какие-то записи карандашом на стенах. Обычно так сообщают о своём местонахождении (например, Вася Херсонский, х.140, 20.05.2001), приговорах, об уходе на этап на зону, ищут знакомых. Исписаны также и стены боксов в судах, где содержат подсудимых во время перерывов и даже стены автозаков.

Каждый порядочный арестант обязан интересоваться такими образцами настенной живописи, особенно свежими, и при возвращении в хату, сообщать все, что он смог запомнить.

Такой своеобразной «доской объявлений» служат обычно и стены бани, а также прогулочных двориков. Периодически их закрашивают, но за каждым ведь не уследишь. Часто стены в таких местах стараются сделать непригодными для письма с помощью так называемой «шубы» (грубой рельефной штукатурки). Но все равно пишут. Только приходится это делать очень мелко.

Такие записи – это пассивный способ передачи данных, более или менее рассчитанный на авось. Второй способ передачи информации, уже активный – это общение, которое происходит как голосом, так и письмом. Письма в арестантской лексике именуются «малявами», «мальками» (вероятно, из-за своих минимальных размеров).

Все общение можно также разделить на монологи и диалоги. Бывают и целые «чаты» (когда вопрос выносится на всю тюрьму или корпус или коридор, в зависимости от возможности, предоставляемой их устройством). Явление редкое и проводится только по особо важным вопросам, когда зачастую игнорируется вопрос опасности последующих репрессий: вопросы бунта, иных форм протеста (голодовка, массовые жалобы).

Монологи – это «объявы», т.е. объявления о каких-то событиях. О назначении или избрании смотрящего и его местонахождении, о поиске, о признании (объяве) кого-то сукой, крысой, курицей, петухом, балаболом. Это часто делается, когда кого-то за тяжёлый косяк «ломят» с хаты. После такой объявы на всю тюрьму его уже вряд ли примут в какую-либо хату, кроме «обиженки» или «ментовской» Такие объявы могут делаться и в виде «прогонов» – письменных сообщений, которые путешествуют из хаты в хату и читаются вслух. Таким же образом движутся воровские прогоны – своеобразные предписания и наставления по понятиям и их трактовке, воровской жизни. Такие прогоны пишутся коронованными законниками, подписываются ими (помню один: «Саня Север, Смоленский централ, дата») и путешествуют между зонами и тюрьмами. Подписываются и те, кто переписал – кто, когда, где. Правда, установить, кто их в действительности написал, и кто корректировал, простым смертным не представляется возможным – может и опер на досуге пографоманил.

Крики, разговоры между хатами – дело достаточно индивидуальное в зависимости от конструкции и порядков («постановы») в тюрьме. Где-то за один звук могут сразу в карцер отправить, а где-то это дело вполне привычное. Разговаривать можно через решку, или через тормоза (дверь).

Разговаривают и с помощью некоторых нехитрых приспособлений, которые уменьшают риск быть услышанным в коридоре. Это, в первую очередь, «тромбон», т.е. обычная металлическая кружка. Вы можете испытать ее действие даже дома (помнится, в детстве мы с братом так иногда слушали «концерты», которые происходили за стеной у наших соседей). Кружку или чашку (последнее хуже) приставляют открытой стороной к стене, а ухо прикладывают ко дну. Если повернуть инструмент наоборот и плотно приложить к губам, то можно «прокричать» даже метровую стену. Особенно легко таким образом говорить по трубам отопления – тогда можно общаться не только с соседней камерой. Тромбон прикладывают к батарее и вперёд (слышимость вполне терпимая). Для выхода на связь существуют условные сигналы: несколько ударов в стену или по трубе. Общение происходит по правилам одноканальной связи – по порядку, только при передаче «трубки» говорят обычно не «Прием», а «Говори» или что-то ещё.

Ещё один способ – разговор через «кабуры» (отверстия в стенах или перекрытиях). Их проковыривают подручными средствами: ручками от ложек или супинаторами из подошв, металлическими полосами от шконарей. Предварительно договариваются с соседями о координатах точки (например, десять спичечных коробков от окна, семнадцать от пола) и движутся одновременно с двух сторон. При очередном большом шмоне их заделывают, и все начинается сначала. Благо времени хватает. Через кабуры происходит и движение грузов. Иногда кабуры бывают достаточно большими, достаточными даже, чтобы пожать друг другу руки.

Также для коммуникации используются канализационные трубы. Стояк проходит сверху вниз через все этажи и к нему с двух сторон (двух соседних камер) сходятся сливы от унитазов и умывальников. Чтобы поговорить по такому «телефону» (именно так этот способ связи называется), надо удалить водную пробку из очка или унитаза. Для этого используют тряпку, которой воду вымачивают и затем выкручивают тряпку в какую-либо ёмкость или умывальник. Этот вид деятельности, кстати, не считается «в западло», не смотря на прямой контакт с табуированным предметом. Если в хате есть обиженный, то это поручается ему, если же нет, то не воспрещается и нормальным пацанам. Дело ведь общее. Когда воды нет, то, наклонившись почти вплотную к очку, можно спокойно вести диалог даже через несколько этажей.

«Труба» также интенсивно используется для передачи грузов. Для этого надо сначала «словиться» (именно так, от глагола ловить), т.е. установить дорогу – протянуть шнур через канализацию из камеры в камеру. В начале делают «ёжик», представляющий собой несколько связанных обломков ручек зубных щеток или пластмассовых корпусов авторучек, которые над огнём изгибают самым причудливым образом, образуя крючки и спирали. Если надо словиться с соседней камерой, то такие ёжики с привязанными к ним шнурами достаточной длины с обеих сторон бросают в очко и затем по условному сигналу – удар в стену – одновременно сливают большим количеством заранее заготовленной воды. Ёжики уходят в общую трубу и под действием потока воды зацепляются и закручиваются друг за друга. Остаётся только аккуратно вытащить их в одну из камер и дорога готова.

Если словиться надо на разных этажах, то верхние вначале опускают «ёжика» на нужную высоту, а нижние сливают воду. Затем к дороге (шнуру) привязывают плотно упакованный и запаянный в целлофан груз и переправляют по назначению. После использования оставляют контрольку – тоненький шнур, который закрепляют и оставляю до следующего раза. При необходимости к контрольке привязывают уже рабочий прочный «канатик» и гонят груз или малявы. Таким образом, чаще всего связывались с карцером и смертниками – других дорог, из-за повышенного контроля, туда не было. В Калининграде основным врагом такого способа передачи была не администрация (которая никак не могла ему противостоять), а … крысы. Они наложили свою лапу на транзит и снимали дань, нападая на грузы, моментально перегрызая канатики. Для них путешествия канализационными трубами не представляли труда и иногда они среди ночи «выныривали» в очке унитаза и могли потянуть беспечно оставленную пищу.

Самым распространённым способом связи являются внешние дороги по наружным стенам тюрьмы и между корпусами с помощью т.н. коней – самодельных канатов и канатиков, технология изготовления которых представляет собой целое искусство. Сам процесс называется «гонять коней».

Самое сложное в этом деле – это «словиться» и установить дорогу. Проще всего это делать расположенным друг над другом камерам. Верхние опускают коня, нижние с помощью крючка (загнутой пластмассовой ручки на длинной палке, скрученной из газеты и проклеенной хлебным клейстером, которую называют удочкой) затягивают внутрь. Чтобы «словиться» с соседней хатой на одном этаже, надо уже больше изобретательности. Если сквозь решётку можно просунуть руку, то тогда на конец верёвки привязывают грузик и, раскручивая его, забрасывают на выставленную из соседнего окна удочку. Можно также, подвесив на удочке груз на канатике достаточной длины, начать постепенно раскачивать, пока его не поймают удочкой с окна камеры, расположенной внизу по диагонали. Затем только остаётся поднять коня на этаж вверх и боковая дорога установлена. Если хотя бы кто-то по вертикали установил такую боковую дорогу, то, передавая друг другу коней по вертикали, такие дороги может установить каждый этаж.

Днём оставляют контрольки – тоненькие шнуры, которые можно при угрозе шмона легко убрать. Контрольки все равно периодически отшманываются, но в тот же день изготовляются новые. Вообще слежение за дорогами, это святая обязанность правильных пацанов (братвы). Никого не интересует как: дороги должны быть установлены и быть готовыми в любой момент. Иначе камера «морозится» и исключается из «карты дорог», которую держат в голове «дорожники», а ее население попадает под подозрение. При попадании с замороженной хаты в нормальную, любому, претендующему на звание «нормального» пацана, придётся держать ответ: почему у них не было связи и что они сделали для ее установления.

То, что транспортируется по таким дорогам, зависит от пропускной способности решёток (размеров отверстий в них). Чтобы противостоять такому движению, администрация использует несколько способов. Один из них – установка снаружи на окна металлических жалюзи («ресничек», «баяна»), с просветом не более 2 см. Такие реснички закрывают также и обзор, придавая и без того угрюмым камерам мрачный вид.

Второй вариант – щиты (они же намордники). Они представляют собой цельнометаллические щиты, иногда с небольшим количеством маленьких, около 1 см, отверстий, превышающие по размерам окно и крепящиеся напротив окна на расстоянии 10-15 см, пропуская, таким образом, немного воздуха. В Харькове на окнах верхних этажей, которые выходят на городскую улицу, установлены щиты из оргстекла. По требованиям Совета Европы и правозащитных организаций, такие устройства в большинстве постсоветских стран признаны незаконными, но, насколько я знаю, никто не спешит с этим считаться. Такие штуковины действительно значительно ухудшают циркуляцию воздуха (при многократной переполненности камер это особенно чувствуется) и освещённость, делая содержание в СИЗО сродни круглосуточной пытке. Давят они и на психику, закрывая солнце и небо, превращая камеры в каменные мешки.

Ещё одним средством борьбы с такой тюремной системой связи являются жестяные козырьки над окнами, препятствующие установке дорог по вертикали. Края козырьков делаются зазубренными, таким образом, чтобы грузы застревали и канатики перетирались.

Также для этого применяются решётки с очень мелкими ячейками («фарш») или сетка-рабица – как правило, дополнительное средство к ресничкам.

Арестантский народ со своей стороны, конечно, изобрёл множество противоядий этим мерам. На козырьки бросают тряпки. Реснички разгибают полосами или трубами, отломанными от шконарей, отбивают края стен и подоконников, чтобы расширить проход, и вплоть до того, что распиливают фарш или реснички. В том же Калининграде это была обычная практика.

Там между арестантами и администрацией существовала некая договорённость: если отверстие не превышает диаметра пластиковой полуторалитровой бутылки, то его вроде бы и не замечают. Меня поразил эпизод, когда на зиму вставляли оконные рамы. Сержант зашёл, посмотрел: «Так, где вы тут коней гоняете?». И показал плотнику-зеку: «форточку ставь с той стороны». Так он и сделал – форточка оказалась там, где была пропилена дыра в сетке-фарше и разогнуты реснички. Учитывая ужасную переполненность камер, администрация была вынуждена идти на уступки, лишь бы арестанты не жаловались и не бунтовали. Арестанты также дорожили достигнутым компромиссом и старались больше не наглеть.

Перепиливание и разгибание проходило по принципу «не пойман – не вор», т.е., если умудрились проделать дорогу, молодцы, пользуйтесь, если попались, – карцер. Периодически администрация пыталась эти ходы заваривать, но зеки с упорством муравья грызли решётки снова и снова, отстаивая свой кусочек свободы. Кусок ножовочного полотна («акулу») можно было получить по тем же дорогам от коллег-арестантов.

Рассказывали и о других способах – самому мне их видеть не пришлось – с помощью соли. Кстати соль в больших количествах в тюрьме по этой причине до сих пор считается предметом запрещённым и даётся в камеру только с разрешения оперчасти. Один из способов помогает сжать достаточно толстые полосы металла ресничек, образовав в одном месте больший проход. Для этого делается очень насыщенный раствор соли и в нем мочится полотенце. Затем плотно обвязывают им реснички. По мере высыхания полотенце стягивается и этой силы бывает достаточно, чтобы прогнуть полосы металла. При необходимости процедуру повторяют.

Ещё один способ использования соли: в насыщенном растворе вымачивается тоненький прочный канатик. После высыхания кристаллы соли превращают этот канатик в неплохое гибкое ножовочное полотно («струну»), наподобие того, которым пользуются сантехники и спецназовцы. В медицине оно носит название пилы Джильи и служит для трепанации черепа. Основа такого полотна в арестантском варианте, конечно, менее прочная и их надо постоянно менять, для чего их изготавливают в избытке. Оно вполне пригодно для перепиливания нетолстых прутов решётки-фарша. Если же возле места перепиливания установить свечку так, чтобы она постоянно грела металл, то такой пилой вполне можно перепилить и более толстые пруты. Для этого, конечно, нужно немало времени, но это как раз то, что есть у арестанта в избытке. Чтобы не допустить такого, в тюрьмах каждый день или раз в несколько дней проводят «простукивание» – контроллер с деревянным молотком на длинной ручке стучит по решёткам и шконарям, по звуку определяя возможные непрочности в конструкциях.

Канатные дороги бывают короткими (с соседними камерами вдоль стен) и длинными – с соседними корпусами. Чтобы установить дальнюю дорогу (как правило, это делается ночью, естественно), тоненькую лёгкую контрольку, изготовленную обычно из нитки полусинтетических носков или женских колгот (последнее, разумеется, в тюрьме большой дефицит). Если используют носки, то, распуская их, аккуратно отделяют синтетическую нить (лайкра, полиэстер) от хлопчатобумажной, и сплетают по спецтехнологии шнур почти неограниченной длины.

Затем делают «ружье»: из газет сворачивают длинную трубку, которая проклеивается клейстером. Делается «пуля» – бумажная воронка типа бадминтонного волана, соответствующая диаметру «ружья», на конец которой крепится небольшой грузик из хлебного мякиша и конец контрольки. Затем «пуля» по принципу духового ружья силой выдоха выстреливается в нужном направлении. При небольшом расстоянии и гарантированной точности так даже иногда «застреливают» и сами малявы.

При попадании в реснички существует вероятность, что «пуля» там застрянет, но при больших расстояниях с противоположной стороны устраивают «карниз» – с двух соседних окон высовывают «удочки» и протягивают между ними канатик. Теперь достаточно попасть в промежуток между окнами выше «карниза», после чего «пуля» падает на него и остаётся ее втащить внутрь. При мне опытные арестанты «застреливали» с первого раза на расстояние до 70 метров, которое было между корпусами. Такие «ружья» делали также и с изгибом в 90 градусов – тогда ими легко можно установить связь с боковыми камерами. Вообще ружья должны быть достаточно длинными, и чтобы их удобно было прятать, их делали разборными (несколько коротких трубок-колен, которые при необходимости соединяются в длинное – прямое или изогнутое «ружье».

Для длинных дорог используются достаточно прочные канаты, которые изготавливаются в основном из свитеров. Для движения между корпусами на расстоянии 70 метров, нужен соответственно канат двойной длины (140 метров). Его прочность такова, что может спокойно выдержать вес человека. Рассказывали о случае, когда зеки, спасая дорогу, вытащили по стене на третий этаж вертухая, попытавшегося с земли оборвать ее, схватив и обмотав вокруг руки. А совсем незадолго до моего пребывания в Калининградской тюрьме с ее крыши с пятого этажа сбросили одного из охранников, попытавшегося зацепить дорогу кошкой. Тот разбился насмерть. Позже уже для обрывания дорог использовались кошки с заточенными внутренними краями крюков, чтобы канаты о них перерезались, и при выходе на крышу охрана теперь уже крепила себя страховочными тросами.

Обычно все средства связи, описанные мной, используются согласно конкретных условий. Где-то груз идёт через «кабуры», где-то по «трубам», где-то по воздуху, где-то «ногами». Такая система позволяла доставить в том же Калининграде любую почту (я даже достаточно толстые книги переправлял, только твёрдый переплёт снимал, пересылали обувь, одежду) в любую камеру тюрьмы на протяжении максимум 20-25 минут. Такой отлаженной системы видеть больше не довелось.

Вечер, где-то после 20.00, начиналась самая активная деятельность. «Один четыре ноль! Один четыре ноль! Строимся!». Номера хат произносятся именно так, а не «Сто сорок». Такой способ более надёжный – при плохой слышимости легче различать. Да и просто традиция такая. Дорожники начинали движуху: строились или восстанавливались по контролькам боковые дороги, по ним с корпуса на корпус передавались концы длинных. Имелось несколько ключевых длинных дорог, к которым стекалась почта корпуса и затем уходила пачками на другой.

Нередко длинные дороги в процессе стройки накладывались друг на друга. В таких случаях нужно было перебрасывать их – менять местами. Конец дороги по коротким боковым дорогам пускался вокруг (например, две хаты наверх, две хаты вправо, три хаты вниз, две влево, вверх). Весь этот процесс координировался опытными дорожниками, часто с противоположного корпуса, которым было виднее, где происходит перехлест и как его обойти. В общем, в течение часа все дороги, как правило, были в полной боевой готовности и работали до утра – часов 7. Ночью, в свете прожекторов, картина была весьма интересная: паутина из полутора десятков дорог между четырьмя корпусами, по которым постоянно что-то движется.

Иногда ночью охрана устраивала облавы: внезапно выбегала с кошками на крышу или во двор. Первый заметивший их кричал: «Мусора!», затем этот крик подхватывали остальные и в течении меньше минуты все дороги, в первую очередь длинные, сворачивались. В одну из ключевых хат мог одновременно вломиться с шашками наголо, прорубая себе дорогу в массе тел к решкам, резерв. За секунды, что нужны для открытия двери и движения к окну, дорожники обычно успевали скинуть дорогу, а малявы, которые остались неотправленными, уничтожить. Работа дорожника, таким образом, была довольно жертвенной – легко было попасть под дубинал или угодить в карцер. За такую работу они получали сигареты и чай с общака, да и арестанты обычно уделяли им что-то с передач.

В любом случае, рассчитывать на надёжность системы не приходится и писать следует с осторожностью. Время от времени почта таки перехватывается – менты организовывают свои хаты на дороге, читая и ксерокопируя нужные малявы и отправляя затем дальше, чтобы не возникло подозрения или вербуют дорожников, которые читают малявы необходимых адресатов. Когда кому-то необходимо было писать о чём-либо серьёзном (договориться с подельником, например), то устанавливали прямую дорогу с камеры в камеру, если это было технически возможно, и общались без посредников.

Интересна система условных сигналов. Три удара в стену означало «прими коня» или «подай коня», т.е. либо прими груз, либо отпусти дорогу, чтобы мы могли отправить тебе груз. Два удара – «коня принял» (использовалось не всегда). Один удар – «забирай коня» – груз отцеплен или прикреплён, можешь тянуть. Несколько беспорядочных ударов в ответ на три удара – «расход», т.е. сейчас принять не могу («запал» или занят). Четыре удара – «выйди на решку» (поговорить через окно). Пять ударов – выйди на «телефон». Удары делаются размеренно, с оттяжкой. Несколько быстрых и часто больше пяти ударов – сродни крепкому мату, когда дорожники начинали пороть косяки. Чем ударов больше и их частота выше, тем возмущение сильнее. Благодарность соседям за помощь («грев») выражалась аналогично, только удары более равномерные. С небольшими вариациями и перестановками подобная система существует во всех тюрьмах. Удары могут делаться и по трубам, только это не совсем удобно, так как звук распространяется по ним на несколько камер, и не всегда понятно, кому именно адресовано послание.

Современная эпоха добавила к этому арсеналу и мобильные телефоны, но это уже другая тема: с мобилой любой справится, вопрос только, договориться ее пронести.